Аннотация: А вот и началась Главная История. (Ее части здесь пронумерованы в скобках.)
... У Рийка закружилась голова, и он отшатнулся от края Обрыва. У самых его ног, прямо перед рантом массивных походных ботинок, начиналась пустота, бесконечная, голубоватая, слабо флюоресцирующая, заполненная мутной дымкой.
Резко развернувшись, он сразу встретил жесткий, в упор, взгляд Торвина. Опустив глаза, словно тщательно выбирая место для следующего шага, Рийк медленно прошел мимо него к брошенным на землю рюкзакам, присел на корточки и завозился с застежкой одного из наружных карманов, стараясь выиграть время для преодоления резкого приступа тошноты. "Вот это да", - крутилось у него в голове. "Неужели я все же не смогу? Черт, как неудачно все складывается. Слабак, я всего лишь самый заурядный слабак..."
Он вытащил совершенно ненужную ему сейчас упаковку карготекса, пошуршал оберткой и снова старательно застегнул клапан кармана. Торвин за спиной молчал. Тянуть дальше паузу было невозможно, и Рийк медленно выпрямился. Демонстративно, с хрустом потянувшись, он повернулся к своему спутнику и с натянутой улыбкой, болезненно чувствуя ее явную натянутость, сказал:
- Ну что, прибыли, наконец. Впечатляет, однако! Я, пожалуй, даже не ожидал... Очень впечатляет. И что дальше? Скоро будет темнеть...
Торвин все тем же своим немигающим взглядом цепко ощупывал лицо Рийка. Молчал. Рийк сделал над собой усилие и, стараясь держаться как можно более непринужденно, снова подошел к Обрыву. Ему показалось, что заполняющая пространство внизу дымка стала плотнее, явно заметной стала ее неоднородность, причем более и менее концентрированные участки ее постоянно перетекали друг в друга. Движение это завораживало. Рийк с удовольствием отметил, что приступа головокружения и тошноты он на этот раз избежал. Не поворачиваясь к Торвину, он громко повторил:
- Так что будем делать? Очень быстро темнеет здесь. И вообще... Я бы, между прочим, не отказался перекусить. Ты как насчет перекусить?
Словно не слыша обращенного к нему вопроса, Торвин тоже подошел к краю Обрыва (к краю света, подумал Рийк), присел на корточки и сосредоточенно уставился куда-то вниз. По обыкновению он стал покусывать нижнюю губу, и Рийк понял, что начинается период глубокого раздумья, когда Торвина лучше не беспокоить. Возможны неадекватные реакции.
Рийк очень не любил неадекватные реакции, поэтому повторять свой вопрос не стал. Он снова направился к рюкзаку и неторопливо стал извлекать из него немудреный провиант: хлеб, вареную прямо в кожуре стицу, пару ядреных луковиц кин-чеса, несколько банок с яркими наклейками. Помедлив немного, он оставил одну их них, забросив остальные обратно в недра рюкзака. Посмотрев в безнадежно неподвижную спину Торвина, он вздохнул и начал резать хлеб, постелив чистое полотенце прямо на колючую, до блеклой желтизны выгоревшую на солнце траву...
... Ночь была удивительно тихой и теплой. Пожалуй, она была даже душной, эта длинная ночь с лениво пробегающими по окраинам неба голубоватыми зарницами, влажными всхлипами горячих гейзеров, подвывающими перекличками гриччей в далеких каменистых сопках.
Проклятая трава чувствительно кололась сквозь грубое полотно куртки даже после того, как Рийк целый час ворочался на ней, безуспешно пытаясь хоть ненадолго забыться сном. После долгого перехода ныли натруженные в неловкой обуви ступни, ощутимо ломило и плечи. "Все-таки надо было взять рюкзак Закройщика", подумал он в который уже раз. "Какая ему теперь разница? Да и какая им всем теперь уже разница? Постеснялся, идиот. Дурацкая никчемная щепетильность"
Торвин лежал, как всегда, на спине, и лицо его смутно белело в темноте. Кажется, он даже ни разу не пошевельнулся после того, как улегся. Рийк подтянул колени к груди. Как ни вертись, чертовски неудобно. Острым краем впился в бедро мелкий камушек, а по голени, царапаясь, поползло что-то жестко-колючее. Чертыхнувшись, Рийк резко сел и захлопал рукой по штанине. Колючее замерло, но, как только он принялся спешно распускать завязку над ботинком, резво припустило вверх по ноге. Пришлось вскакивать, расстегивать ремень и скидывать штаны. Виновник беспокойства за это время куда-то бесследно исчез; впрочем, искать его никто и не собирался.
- Тебе что, приспичило?
Голос Торвина звучал спокойно, без насмешки, но Рийк все равно, как всегда, смутился, торопливо поддернул штаны, теряя пальцами пуговицы и петли.
- Да залезла дрянь какая-то... ладно, хоть не кусачая...
"Да что я будто оправдываюсь", подумал он, "и вечно-то я оправдываюсь, сколько можно?"
- Я, наверное, разбудил тебя, - извини, не хотел, - Рийк, наконец, застегнулся и затянул ремень. - Бегает тут, понимаешь, по ноге...
Торвин медленно заложил руки под голову, длинно зевнул.
- Утром, если проснешься раньше меня - разбуди... - равнодушно произнес он. И, видимо, снова закрыл глаза.
Рийк смотрел сверху вниз на неподвижную фигуру, едва сдерживая вспыхнувшую в нем волну раздражения. "Какого черта", задыхаясь, подумал он, "разговаривает со мной, как... я не знаю с кем... кто я ему, наконец?.."
Но кто он ему, он и действительно не знал. Правдой было и то, что Рийк Торвину был нужен, - куда бы он пошел один, этот железный Торвин, даже и со всеми своими выдающимися качествами и способностями; и правдой было то, что совсем не такой нужен был спутник Торвину, но просто так уж сложились обстоятельства, что идти ему просто-напросто больше было не с кем.
Рийк постоял еще некоторое время, кусая губы и молча глядя на темнеющую на земле лежащую навзничь фигуру, затем снова улегся на расстеленную куртку. Удобнее лежать не стало, однако на этот раз сон сморил его почти моментально...
... - Поднимайся. Уже давно пора.
Голос Торвина буквально распорол сон Рийк, сладкий предутренний сон с неопределенно-плавным сюжетом, из числа тех, что не запоминаются, но какое-то время еще тревожат душу ощущением чего-то несбыточно-чудесного. Но тут уже было не до чудес.
Не открывая глаз, Рийк глубоко вздохнул и с силой потер ладонями виски. Ладони были неприятно сухими и холодными. После теплой душной ночи утро выдалось неожиданно свежим и прозрачным. Однако темно-красный диск уже повис над сопками, обещая очередной знойный день.
Поднявшись, Рийк обнаружил, что Торвин уже почти приготовил завтрак: в походной печурке голубоватым огоньком догорала таблетка горючего, а на земле стояли две дымящиеся кружки с разведенным в них питательным бульоном. Внутренне поморщившись, - он терпеть не мог эту пахучую маслянистую жидкость, - Рийк вынул из кармана нож и принялся открывать лежащую здесь же, рядом с кружками, консервную банку. Хлеб Торвин порезал сам, - отделил от начатой буханки четыре тонких, чуть ли не просвечивающих кусочка, остальное сразу же убрал в рюкзак. В свой рюкзак, отметил Рийк. А ведь до этого весь провиант нес он. Почему-то стало неприятно, но он промолчал и принялся прихлебывать бульон, откусывая крохотные кусочки хлеба и подцепляя из банки ножом плоские ломтики копченого грейчеса.
Торвин ел медленно, тщательно пережевывая пищу, иногда и вовсе замирал, словно прислушиваясь к чему-то внутри себя, затем снова принимался жевать. Завтрак проходил в полном молчании.
Рийк не выдержал:
- Как ты думаешь, нас уже ищут?
Торвин неторопливо прожевал последний кусочек грейчеса, запил глотком бульона.
- Конечно.
Считая, видимо, тему исчерпанной, он открутил пробку от фляжки, сделал пару глотков и протянул Рийку. Тот тоже приложился, после чего фляга исчезла в недрах рюкзака. Конечно же, торвиновского. "Ну и ладно", подумал Рийк, "неси сам, какая мне разница". Само собой, печурку и кружки ему пришлось уложить к себе. Пришлось повозиться, пристроив железяку таким образом, чтобы она не слишком впивалась под ребра.
Наконец, все было готово.
Дальше идти предстояло вдоль Обрыва.
Они шли все в том же порядке: Торвин впереди, Рийк за ним. Спина моментально взмокла. Ноги в этих проклятых ботинках прямо-таки корчились. Это даже представить себе было невозможно, - шагать в них час за часом в железном ритме Торвина. Но так же невозможно было представить себе другое, - отстать, например, или пожаловаться на усталость и боль в ногах. И Рийк зашагал за Торвином, как заведенный, переставляя ноги, и боль как-то притупилась, стала привычной, а потому терпимой.
Под подошвами шуршала, скорее, даже хрустела, невысокая проволочно-жесткая трава. Несколько раз приходилось удаляться от Обрыва, огибая неизвестно откуда взявшиеся нагромождения здоровенных камней. Нагромождения эти явно были давнишние: поросшие разноцветным лишайником, с редкими кустиками травы, торчащими из трещин, куда ветрами занесло достаточное количество частичек почвы.
Обойдя очередную такую каменную кучу, они упорно возвращались к Обрыву и шли вдоль его края.
Внезапно налетел ветер. Сначала он подталкивал идущих в спину, и они невольно прибавили шаг, лишь слегка втянув головы в плечи, но потом ветер вдруг резко изменил направление и принялся кидать им в лицо песок и мелкий неопределенный мусор. Рийк прикрыл ладонью глаза и смотрел уже только себе под ноги, поэтому с размаху врезался лбом в рюкзак остановившегося Торвина. Тот молча указал ему на виднеющуюся впереди на некотором удалении от края Обрыва очередную каменную гору: мол, идем туда. Рийк молча кивнул.
Резко наклоняясь вперед, с трудом преодолевая сопротивление все усиливающегося ветра, они торопливо направились под защиту горы. Ветер успел набрать такую силу, что сыпанул по ногам дробью мелких камешков. Это становилось уже не только неприятным, но и опасным. Последние десятки метров Торвин с Рийком передвигались спиной вперед. К счастью, здесь каменный завал уже заметно защищал их от разгулявшейся стихии.
Сбросив рюкзаки, они привалились спинами к камням и перевели дух. Рийк уткнулся лицом в согнутые колени, - он так устал, что не хотелось даже разговаривать. Вот только пить хотелось отчаянно: на зубах скрипел песок, и не хватало слюны, чтобы его сплюнуть. Рийк закашлялся и ему показалось, что горло выстлано внутри наждаком, даже слезы выступили на глазах.
- ... Фляжку... - еле прохрипел он, повернувшись к Торвину. Тот как раз распускал шнур на своем рюкзаке. Получив вожделенный сосуд, Рийк кое-как справился с туго закрученной крышкой и не успел прильнуть к горлышку, как услышал голос Торвина:
- По три глотка. Воды мало.
Три глотка едва-едва смочили глотку. Даже песок на зубах продолжал скрипеть. Приняв из рук Рийка фляжку, Торвин поднес ее к губам, однако в последний момент передумал и даже не отхлебнул, а принялся завинчивать крышечку. Аккуратно положив флягу в рюкзак, он коротко бросил:
- Жди здесь!
И, пригибаясь, быстро пошел вдоль завала.
"Давай, шагай, железный человек", - устало подумал Рийк. "Даже воды тебе не надо. Зачем тебе вода, железному. Ржавчины боишься, наверное."
Торвин появился минут через двадцать, когда Рийк уже слегка забеспокоился. Не присев, он поднял с земли рюкзак, молча приладил его к себе на плечи, и лишь после этого скомандовал:
- Пошли.
Отчаянно про себя чертыхаясь, Рийк подхватил свой рюкзак и поплелся за напарником. Тот уверенно шел впереди, ни разу не оглянувшись. Наконец он остановился, аккуратно расправил лямки рюкзака и, махнув рукой отставшему Рийку, принялся карабкаться на камни. Лез он ловко, попадая носками ботинок точно в трещины и легко подтягиваясь на руках.
"Какого дьявола!.. куда еще тебя несет?" - Рийк поднял голову и понял, куда. Метрах в трех от поверхности земли среди камней виднелось небольшое углубление, что-то вроде пещерки. С огромным трудом, все время скользя подошвами по камням, больно ударившись коленом об острый выступ и в кровь прикусив губу, Рийк добрался до места, где Торвин уже невозмутимо расшнуровывал ботинки.
Втиснувшись в пещерку рядом с ним, Рийк, сидя, неловко принялся стаскивать с себя рюкзак. Посмотрев, как он мучается, Торвин помог ему освободиться от лямок и, взглянув на часы, заметил:
- Часа два у нас есть. Отдыхай.
- Почему именно два?
- Ветер кончится, и мы пойдем дальше. Не собираешься же ты здесь жить?
Жить в этих камнях Рийк, само собой, не собирался, но уверенность Торвина в том, что через два часа они смогут продолжить путь, не разделял. Вон как ураган разгулялся!
В пещерке было довольно уютно, и Рийк пристроил поудобнее рюкзак под голову (печурку пришлось, конечно, вытащить) и вытянул ноющие ноги. Хотел было по примеру Торвина снять ботинки, но не стал, - показалось, что потом не удастся засунуть обратно распухшие ступни...
... Издали жилища выглядели как огромные неопрятные мусорные кучи. Впрочем, мусорные кучи и не могут выглядеть опрятными.
Возле некоторых домов участки с чахлой порослью кустарника были обнесены низкой изгородью, - из воткнутых в землю сухих веток, оплетенных сухой же травой, - а местами не были огорожены вовсе. Граница поселения была отмечена уже вполне настоящими мусорными кучами, на одной из которых копошились два мелких аборигена. Они остолбенело замерли, завидев приближающиеся фигуры.
- Эй, пацаны, староста есть в поселке?
Торвину пришлось основательно прокашляться, прежде чем произнести первое слово, и Рийк втайне порадовался, - не такой уж он железный, этот Торвин, тоже наглотался песочку по самые потроха!
При первых звуках голоса младший из аборигенов опрометью метнулся к ближайшему жилищу. Зато второй, оказавшийся при ближайшем рассмотрении отнюдь не пацаном, а на редкость замурзанной пацанкой лет семи-восьми, - остался на месте. Вернее, осталась. Распахнув до предела глаза и то и дело проводя тыльной стороной ладони по расцарапанному подбородку, она с каким-то восторженным любопытством таращилась на пришельцев, ни малейшего внимания не обращая на заданный вопрос.
Торвин повысил голос и еще раз спросил про старосту.
Пацанка облизнула губы, с чувством ковырнула в носу и невнятно произнесла что-то вроде "так вон же", при этом за щекой у нее явственно обозначилось нечто круглое. Юная аборигенка ловко перегнала этот шар за другую щеку и, повернувшись в сторону селения, махнула рукой в сторону скопления домов.
- Проводи, - скомандовал Торвин и, не глядя на замарашку, зашагал в указанном направлении.
Та моментально сорвалась с места и припустила вперед, то и дело оглядываясь на идущих за ней незнакомцев...
... Староста был тощ и угрюм, но вид имел относительно ухоженный и даже щеголеватый: почти не заплатанные штаны держались на ярко-красных широких подтяжках, на ногах красовались вполне приличные башмаки, а голову прикрывала шляпа с высокой тульей и широкими обвисающими книзу полями. В помещении шляпа выглядела совершенно неуместной.
И еще какая-то медная бляшка виднелась на нагрудном кармане выцветшей добела рубахи.
Дом старосты относился, видимо, к числу зажиточных: пол в комнате, куда вошли путешественники, был не земляной, а выложенный плохо пригнанными друг к другу деревянными плахами, и аж четыре наливные лампы выстроились в ряд на устроенной возле двери полке, а вдоль стен стояли разного калибра коробки и ящики, некоторые из которых играли роль сидений и лежанок. Кроме того, в углу комнаты находился еще и монументальный стол, устеленный неопределимого цвета запятнанной тряпицей, на которой стояла кое-какая посуда, по-видимому, только что опустошенная. Во всяком случае, рот у старосты еще лоснился.
Не дожидаясь приглашения, Торвин сбросил на пол свой рюкзак и сел на ближайший ящик. Помедлив, Рийк сделал то же самое. Староста продолжал стоять столбом посреди комнаты, перескакивая взглядом с одного пришельца на другого. Из-под шляпы выбилась и побежала по щеке струйка пота, и он машинально мазнул по лицу ладонью.
Молчание затягивалось. Рийк взглянул на Торвина. Тот невозмутимо осматривал комнату, менее всего обращая внимание на застывшего перед ним хозяина, поводил натруженными плечами, со вкусом почесывал шею, а потом и вовсе принялся расшнуровывать ботинки.
Неожиданно для самого себя Рийк широко зевнул, и у него так запершило в горле, что он надсадно, до выступивших на глазах едких слез, закашлялся. Видимо, резкий звук вывел наконец старосту из столбняка, и он неожиданно резким и пронзительным голосом крикнул куда-то себе за спину:
- Гайя!
Моментально, словно материализовавшись из душного тяжелого воздуха, за плечом старосты обнаружился маленький очень смуглый - или загоревший до черноты - человечек в длинной, по самые колени, грязной голубой рубахе, из-под которой торчали обтрепанные до состояния бахромы штаны. Ноги были, конечно же, босы, хотя и относительно - видимо, из уважения к старостиным хоромам - чисты. Возраст человечка с первого взгляда не определялся: при том, что лицо его было все изрезано глубокими морщинами, ни единой сединки не виднелось в густых черных волосах, а глаза, с интересом взглянувшие на нежданных гостей, выглядели совсем молодыми, - широко распахнутые, ярко-голубые, они вполне могли принадлежать если не мальчишке, то уж подростку-то точно.
- Гайя, - повторил староста, и человечек выдвинулся вперед.
Староста положил ему на плечо свою клешневатую ладонь и явно почувствовал себя увереннее. Он сдвинул шляпу на затылок, открыв дорогу еще нескольким струйкам пота, пошире расставил ноги и решительно произнес:
- Хотелось бы знать, кто вы есть!
Человечек одобрительно кивнул.
К этому моменту Торвин освободился от ботинок и с наслаждением шевелил в носках затекшими пальцами ног (сидящий рядом Рийк предпочел бы, чтобы эту процедуру его товарищ производил на открытом воздухе). Он поднял глаза на старосту, затем перевел взгляд на стол и вполголоса, неизвестно к кому адресуясь, заметил:
- Пожрать бы!..
Староста судорожно сглотнул, и его острый кадык отчетливо передернулся под нечистой кожей шеи.
- И воды, - невозмутимо добавил Торвин. - Песочка наглотались - по самое не хочу...
Так как староста и удерживаемый им за плечо Гайя все еще не двигались с места, Торвин слегка наклонился вперед, пристально глянул хозяину в глаза - прищурился даже от особой внимательности! - и с каким-то ласковым изумлением поинтересовался:
- Проблемы?..
И все как-то сразу образовалось...
... Похрустывая долькой кин-чеса, Рийк поднес к губам кружку, на дне которой плескалось немного солоноватой воды из местной скважины.
- И, в-третьих, этого никогда вам не позволят. И я так полагаю, что мы оба прекрасно понимаем, кто и почему...
Торвин небрежным движением отодвинул наполовину опустошенную миску и, пожалуй, должен был бы теперь откинуться на спинку стула, да вот не было, к сожалению, спинки у придвинутого к столу ящика. Пришлось ему просто облокотиться на стол левым локтем и упереть подбородок в сжатый кулак. Получилось тоже достаточно высокомерно на фоне совсем не по-хозяйски пристроившегося наискосок от Торвина старосты и Гайи, который и вовсе к столу приглашен не был, а отирался за тощей старостиной спиной.
В конце каждой фразы Торвина староста угрюмо кивал головой, а Гайя только молча перебегал глазами с Торвина на Рийка и обратно, иногда задерживаясь тоскливым взглядом на исчезающей из мисок еде. Голоса его гости так до сих пор и не услышали. Зато староста разразился целой речью, приблизительный смысл которой заключался в том, как трудно ему, умному и достойному во всех отношениях, управлять толпой местного сброда. При этом он трагически помавал руками и нервным движением выпячивал вперед костлявый подбородок.
Торвин слушал внимательно, но особенно не кивал, а только периодически со скептическим прищуром вскидывал глаза на говорящего, и тот сразу сбивался и утухал. В конце концов Торвин сам неожиданно принялся разглагольствовать, причем смысла в его речи Рийк уловить не смог абсолютно никакого, при том, что слова все были серьезные, веские и вполне согласовались друг с другом в падежах и прочих необходимых позициях. Было совершенно очевидно, что староста также не в состоянии извлечь хоть какой-нибудь смысл из сказанного гостем, однако уважение к нему явно возрастало с каждой минутой.
К моменту, когда Торвин закончил есть и - одновременно - говорить, староста был уже совершенно готов. Он бормотнул что-то на ухо почтительно склонившемуся перед ним Гайе, и тот моментально исчез, а через несколько минут появился с аккуратным мешочком из некрашенного полотна. Рийк понял, что в нем собрана какая-то провизия. Тот же Гайя наполнил водой фляжки путников, и сверх того принесена была еще маленькая наполненная до краев баклажка из выдолбленного плода челембета.
- Это настойка, - вздернув для пущей выразительности брови и в очередной раз выпятив до предела подбородок, объявил староста. Гайя часто закивал головой, - да. мол, именно так, и не иначе.
- Это настойка кор-коя!
Сделав паузу и, видимо, не дождавшись ожидаемой реакции, он повторил:
- Из кор-коя, полтора года выдержки! Есть у нас тут умелец один... дед, между прочим, этого...
И он кивнул в сторону снова часто-часто закивавшего Гайи.
Торвин взял баклажку в руку и начал было вытаскивать туго забитую пробку, но Гайя тут же кинулся к нему с явным намерением выхватить посудину. Под удивленным взглядом Торвина он резко затормозил, но выглядел весьма возбужденным. Тут впервые прозвучал его голос, полная противоположность старостиному - низкий и глуховатый, чуть надтреснутый.
- Не надо открывать! Просто так - не надо! Сила уходит... В воздух уходит!
Он даже показал, как: произвел несколько энергичных круговых движений руками, поднимая их все выше с каждым витком.
- Да-да, - тут же перебил его староста. - Это уж если очень надо, - болезнь, рана... ну, плохо совсем, - тогда глоток, два. Сейчас открывать не надо. Его дед (опять кивок в сторону Гайи) такой кор-кой делает... никто так не может! Очень старый дед, очень! А секрет никому не говорит! Может, ему передаст, как помирать решит... Я так думаю, должен передать, обязательно должен! Он один внук у него, один-единственный!
И Гайя - в который уже раз! - опять изо всех сил закивал, подтверждая свою уникальную родственную связь.
Торвин уважительно покачал, словно взвешивая, баклажку на ладони (Гайя глядел на эти манипуляции страдающим взором, готовый в любой момент подхватить драгоценную посудинку) и отправил ее в недра своего рюкзака. Туда же отправился и мешок с едой, который Торвин развязывать не стал.
- Так скажи-ка нам еще раз, - лениво позевывая, попросил старосту Торвин, - как пройти до Жестяных Колосьев...
Рийк готов был поклясться, что ни о какой дороге ни к каким Жестяным Колосьям не было до этого сказано ни единого слова. Однако староста с готовностью начал объяснять что-то про тропу в горах, ущелья, распадки и каменные завалы. Даже слушать про это было утомительно. Торвин прервал старосту на полуслове.
- Дай проводника, пожалуй. Чего нам разбираться... Дай кого пошустрее. И понадежнее, да чтоб не болтал потом где не надо!
Рийк взглянул на Гайю. Тот даже попятился на несколько шагов и умоляюще взглянул на хозяина. Но тот, видимо, и сам не собирался рисковать столь ценным потенциальным владельцем секрета изготовления волшебного зелья. Сняв наконец-то со своей оказавшейся абсолютно лишенной растительности головы свою дурацкую шляпу, староста обтер засаленным рукавом рубахи облитое потом лицо и лысину, поднялся со своего ящика и молча вышел из комнаты. На пороге он обернулся и кивнул Гайе, который тут же торопливо последовал вслед за ним.
Там, в соседней комнате, невнятно забубнили голоса.
Торвин похрустел пальцами и снова зевнул.
- Выспаться бы здесь, под крышей, - неуверенно предложил Рийк. - Настрой у этого... волосатика... вроде бы гостеприимный. Ишь как угощает... Утром бы и ушли.
- Нет, - как бы лениво, но совершенно не предполагающим обсуждения тоном ответил Торвин.- Ночевать здесь мы ни в коем случае не будем. И даже постараемся уйти как можно дальше. И спать этой ночью мы вряд ли будем, я так думаю.
- Но какой смысл идти всю ночь, если дорогу они нам сами...
Но он не успел договорить, потому что в этот момент в комнату вернулись староста и Гайя.
- Я дам вам проводника, - торжественно объявил староста.
Гайя традиционно закивал, подтверждая его слова.
- Он... она хорошо знает дорогу, - продолжил староста. - очень хорошо. Она вообще прекрасно знает горы...
Торвин, выжидательно смотревший на говорившего, прервал его нетерпеливым движением руки.
- Женщина... ты собираешься дать нам женщину? Нет, староста, нам не нужна женщина! Нам нужен мужчина, сильный и выносливый, настоящий проводник! Ты ведь не можешь не понимать...
Но тут настала очередь хозяина прерывать гостя.
- Она не задержит вас, и не помешает. Она не женщина... вернее, не совсем женщина... пока еще, как я полагаю...
Староста скабрезно хохотнул, и Гайя с готовностью осклабился вслед за ним. Рийк с Торвином переглянулись, и Рийк впервые увидел на лице своего спутника что-то, напоминающее растерянность.
-Я что-то не очень хорошо понял тебя, староста, - поднявшись со своего сидения, тоном, не предвещающим ничего хорошего, протянул Торвин. Он шагнул в сторону вошедших, и староста машинально попятился, а улыбочка моментально исчезла с его хрящеватой физиономии.
- В твоем селении нет мужчин? Ты хочешь отправить со мной - девку?!
"Со мной, а не с нами", тут же отметил Рийк.
- Не надо сердиться, - торопливо забормотал староста. - Я не предложу плохого! Мужчины, конечно, есть, почему же... Но эта девчонка, - она скачет по горам, как гриччи! Она целыми днями пропадает в горах, эта Шэхх! Она проведет вас туда, куда вам надо, и вам ее даже почти не придется кормить!
Он снова положил руку на плечо оказавшегося после его отступления рядом Гайи, и тот, словно включенный, забубнил:
- Да это ж самый лучший проводник в селении! Староста говорит истинную правду, - девчонка в горах как дома! Она сирота, и выросла дикаркой... кормили ее тут понемногу... она с малолетства убегала из селения, по нескольку дней пропадала... все уже привыкли... Ее и гриччи не трогают! Мой дед говорит, она Знак знает... И все говорят... Когда Альняй и Кривой Чин сорвались в скалах, Шэхх их нашла и позвала людей... Альняй-то убился, а Кривой Чин с тех пор кормит эту девчонку... ну, не каждый день, конечно...
- Позови ее, - остановил Гайю староста, и тот послушно исчез.
- Ну, не знаю, - усаживаясь на свое место, пробормотал Торвин. - Какая-то дикарка... И где она сейчас?
- Я нынче утром видал ее. Здесь она, в селении. У нее тут младший брат, сухорукий... Живет вот, хоть и урод... Да она сама его кормит, - словно оправдываясь, сообщил староста. - Кривой Чин пускает их в свой сарайчик, - у него там раньше боровок жил, в сарайчике, а как съели боровка, он их и пустил туда, Шэхх с Жаком, это после того, как она его, то есть Чина-то, в горах нашла... Доброе у него сердце, у Чина, это есть, что да - то да...
- Доброе, говоришь? Куда уж добрее, - сарайчик из-под борова... Спасительнице-то своей, - не удержался Рийк.
У него пропало всякое желание смотреть на резко опротивевшую ему физиономию старосты; он встал и подошел к окну.
За окном была выжженная зноем улица, по которой пылил во все лопатки Гайя. Длинная рубаха мешала ему, и он поддернул ее до пояса и ухватил одной рукой, а другой размахивал изо всех сил, помогая отчаянно молотящим ногам. Через несколько секунд он скрылся из глаз. "Все-таки молодой", - сделал вывод Рийк. "Хоть и в морщинах. Ишь как чешет!"
Ждать пришлось недолго: Рийк все еще стоял у окна, когда по той же улице в обратном направлении пропылил, уже сбавив скорость и отпустив рубаху, Гайя. Метрах в трех позади него такой же трусцой передвигалась невысокая коренастая и, кажется, даже кривоногая фигурка. А еще дальше за ними показалась еще одна фигурка, совсем маленькая и щуплая, немножко как бы перекошенная набок.
Стукнула входная дверь, и на пороге появился запыхавшийся Гайя. Размазывая по своим морщинам пот вперемежку с пылью, он громко доложил:
- Привел, здесь она!
И шагнул в сторону, пропуская в комнату свою спутницу...
... Ночь, как это бывает в горах, наступила резко. Скрылось солнце за соседней вершиной - и раз! уже темно, и мрачно, и невидимая опасность подступает со всех сторон.
Шэхх ожидающе оглянулась на шагающих за ней мужчин. Рийк сделал еще несколько шагов и остановился, тут же уперевшись ладонями в колени и с трудом переводя дух. Торвин, на этот раз шедший замыкающим, обогнул его и подошел вплотную к девчонке.
- В чем дело?
- Этот (она показала грязным пальцем на Рийка) здорово устал. Я слышу, как он дышит... Нужен отдых. Ты командуешь - решай.
Она стояла перед двумя взрослыми мужчинами, измотанными трудным горным переходом, - маленькая, кривоногая, с непропорционально длинными руками и костлявым, чем-то напоминающим старосту, личиком, одетая в какое-то несусветное рванье явно с чужого плеча (не иначе, и тут проявил щедрость Кривой Чин), - и была она бодрой и даже не запыхавшейся, словно всего минут пять, как выбралась из своего сарайчика после хорошего отдыха... и даже соломинки от оставленной боровком подстилки еще торчали в ее спутанных волосах.
- Ему нужен отдых, - повторила Шэхх, потому что Торвин ничего не сказал. - Я знаю, я вижу. Ты сильнее, - словно Торвин мог не понять, о ком речь, она ткнула пальцем теперь уже ему в грудь. - Ты можешь еще идти... долго можешь. Он - нет.
Рийк, не разгибаясь, молча смотрел на носки своих покрытых пылью ботинок со свежеисцарапанными носками. Он столько раз спотыкался о камни, что теперь удивлялся, как выдержала кожа. "Хорошие ботинки", думал он, "какие хорошие крепкие ботинки". Он старательно думал только о ботинках, потому что нужно было не слушать слова этой чертовой замурзанной пацанки, обидные и абсолютно справедливые слова. Сил у него оставалось совсем мало: сбросить с плеч рюкзак и повалиться на землю, вот на что у него еще остались сил. Ну, и может быть, еще скинуть с ног эти ставшие невыносимо тяжелыми ботинки.
"Хорошие ботинки... только очень уж тяжелые... но все равно хорошие", тупо повторял он про себя, потому что девчонка опять заговорила:
- Сейчас будет очень круто вверх, - и она рукой показала, как круто. - Это если надо быстро. Можно вокруг склона, - она снова махнула рукой, - это не круто, но долго. Все наши ходят там, а я здесь. Гриччи тоже ходят здесь, - добавила она, и Рийк вздрогнул, вспомнив внешний вид этих милых животных. - Но сейчас их здесь нет. Стая ушла далеко, я знаю.
"Все-то ты знаешь", тоскливо подумал Рийк. "И какой-то Знак ты знаешь. И про меня знаешь, и про Торвина, гричч его задери, ты тоже знаешь, и кто может идти, а кто нет. Дитя гор. Или старосты?.. Уж больно ты смахиваешь на него обличьем, принцесса из сарая... Сирота, говоришь?.."
Но девчонка уже ничего не говорила, потому что заговорил Торвин. А говорить железный Торвин мог только одно: надо идти, и идти коротким путем. То есть, понял Рийк, карабкаться на четвереньках в кромешной тьме, оскальзываясь на свежем гриччевом помете. Или что там сказала эта соплячка?.. ушли гриччи?.. значит - распинывая старый засохший гриччевый помет. Существенная разница.
Он попытался распрямиться, чтобы не стоять в поклоне перед этими двумя суперчеловеками, и чуть не вскрикнул от внезапно пронзившей его измученное тело боли. Ему показалось, что позвоночник оглушительно хрустнул... или это были связки?.. мышцы?.. Но никто не заметил его героического усилия. Девчонка смотрела на Торвина, а Торвин смотрел на девчонку.
И кривоногая пигалица, нимало не тушуясь под тяжелым торвиновским немигающим взглядом, упрямо заявила:
- Он не дойдет. Он упадет от усталости и не сможет подняться. А утром будет кричать от боли и тоже не сможет подняться. Ты готов, а он не готов. Зачем ты взял его, если он не готов? Или иди медленно, или иди без него. Но в горах человека бросать нельзя, это закон. Если я повела вас двоих, тебя и его, я буду вести вас двоих. Ты слышал, что сказал староста, и я слышала тоже.
- Так, - сказал Торвин и повернулся к Рийку. Лицо его осунулось и было в причудливых разводах от смеси пота и грязи. "Представляю, каким красавчиком выгляжу я", подумал Рийк, вспомнив, что не раз смахивал рукой натекавший на глаза пот после того, как в очередной раз споткнулся и буквально прошелся по земле на четвереньках.
- Ты слышишь, что говорит девчонка?
Рийк кивнул головой, слышу, мол.
- И что скажешь?
Рийк пожал плечами.
- Убедительно.
Сарказм Торвина показался Рийку оскорбительным, да тут еще эта пигалица уставилась на него с явным пренебрежением! Он скрипнул зубами и, старательно выговаривая слова, ответил:
- Идти - так идти. Какого черта тут болтать? Отдохнуть, конечно, не мешало бы... я, похоже, ногу здорово стер. Да и ты не выглядишь бодрячком...
- Обо мне речи нет, - оборвал его Торвин. - Проблема в тебе. Девчонка права.
Он еще раз окинул взглядом измученную фигуру спутника и решительно подытожил:
- Придется отдыхать. Хотя, конечно... Так, ладно.
Приняв окончательное решение, он повернулся к Шэхх:
- Покажи удобное место. Сделаем привал часа на два... или три.
Девчонка молча крутанулась на одной ноге и так же, ни слова не говоря, направилась вперед по круто поднимающейся в гору тропе. Торвин пропустил мимо себя тяжело двинувшегося вслед за Шэхх Рийка, внимательно оглядел угрюмый окружающий пейзаж и зашагал следом...
... Торвин казался довольным.
- Два с половиной дня... это лучше, чем я ожидал. Девчонка оказалась классным проводником. И я ведь не доверял этому пройдохе старосте. А гляди ж ты - и девчонка, и зелье оказались что надо.
Он смахнул со лба очередную привлеченную запахом пота мошку и длинно, со вкусом зевнул.
- Сегодня ночью нам нужно поспать как следует.
Рийк отвлекся от массажа зашибленного колена и спросил, кивнув в сторону скрючившейся неподалеку фигурки:
- А что с ней?
- А что с ней такого? - удивился Торвин. - Отправим обратно. К братцу и этому, как его... Кривому. Жестяные Колосья - вот они, рукой подать. Дальше проводник нам не нужен... к тому же она, как я понял, животное горное. Здесь не ее стихия... Эй, Шэхх!
Девочка поднялась и медленно приблизилась к нему, в упор глядя золотисто-желтыми глазами. Рийк в который уже раз поежился, глядя на ее изодранную одежонку: дневной зной - куда ни шло, но ночи в горах - это ночи в горах. Его, Рийка, пробирало даже у костра.
- Ну что же... Ты молодец, Шэхх. Можешь сказать старосте, что ты действительно хороший проводник. Перекуси с нами... и беги домой.
Торвин протянул девочке банку недоеденного грейчеса. Так как она не пошевелилась, он поставил банку на землю, положил на нее сверху небольшой ломоть хлеба.
- Ешь. Я тебе дам еще на обратный путь... если хочешь. Мы сейчас пойдем дальше, а ты возвращайся. Назад, в селение. Скажешь там, что все сделала, как надо... и пусть тебя как-нибудь наградят, что ли. Этот ваш староста - он, похоже, не очень-то щедрый, а?
Девчонка снова промолчала и стояла, не шелохнувшись.
- Ну, и чего ты молчишь?
Она наклонилась, аккуратно взяла хлеб и банку, круто повернулась и отошла на свое прежнее место. Там она уселась на землю спиной к Торвину с Рийком, и принялась есть. Между по-детски торчащими лопатками сквозь драные лохмотья виднелись остро выпирающие позвонки. Правая рука чуть ниже локтя была ободрана, и свежая ссадина еще сочилась кровью. Словно почувствовав взгляд Рийка, Шэхх, не поднимаясь с места, протянула руку, сорвала какой-то листок, плюнула на него и, не глядя, прилепила на содранную кожу.
Потеряв всякий интерес к девочке, Торвин стал собирать рюкзак. Уже завязав его, встряхнул, нахмурил брови, снова распустил завязки и принялся что-то внутри перекладывать. Рийк продолжал, морщась, растирать колено, поглядывая то на Торвина, то на старательно вычищающую указательным пальцем остатки грейчеса Шэхх.
Наконец Торвин удовлетворился укладкой рюкзака и, посмотрев на Рийка, недовольно поинтересовался, собирается ли он идти дальше.
Рийк неторопливо завязал свой рюкзак, затем, словно взяв пример с напарника, снова открыл. Выдернув оттуда запасную рубаху, желтую в черную клетку, он подошел к Шэхх. Заслышав его шаги, она резко повернулась, прижав к груди свое новообретенное сокровище - консервную банку. Рийк протянул ей рубаху. Девочка непонимающе глядела на него снизу вверх, и вся ее напряженная фигурка демонстрировала готовность в одно мгновение вскочить, отпрыгнуть, убежать...
- Возьми. Это тебе.
Глаза Шэхх расширились в непомерном удивлении; она приоткрыла было рот, чтобы что-то сказать, но только шумно сглотнула слюну.
- Ходишь почти голая... а ты девушка все-таки. Ну, бери же. Она длинная, будет тебе вроде платья.
Он подошел к девочке и набросил рубашку ей на плечи. Грубая ткань соскользнула с худеньких плеч, но Шэхх неуловимым ловким движением изогнулась и подхватила ее свободной рукой.
- Ну вот, теперь другое дело. Смотри, не отдавай никому! Специально приду проверю, носишь или нет! - без тени улыбки предупредил Рийк, наклоняясь за рюкзаком. Девочка неуверенно кивнула.
- Тут тебе еда, - Торвин показал пальцем на плоский камень, только что служивший им столом. На нем осталось немного хлеба и мешочек с жалкими остатками той провизии, что презентовал им в дорогу староста. - Беги домой... счастливого пути.
Он закинул рюкзак на плечи и, не глядя ни на потрясенную царским подарком Шэхх, ни на замешкавшегося Рийка, широко зашагал по сбегающей вниз тропе. Рийк вскинул на плечи свою поклажу, улыбнулся смотрящей на него во все глаза девочке, подмигнул ей и, дождавшись на губах ее робкой неуверенной ответной улыбки, прощально взмахнул рукой и торопливо захромал вслед за товарищем.
- Дурак, - не поворачиваясь, сказал Торвин, когда Рийк догнал его и привычно пристроился сзади - след в след. - Где ж ты теперь... Сентиментальный дурак.
Рийк промолчал. Он знал, что поступил неразумно, и при том был уверен, что поступил правильно...
* * *
- Я же говорила! Ведь говорила же, а?
Алина подошла к сидящему за компьютером Матвею, положила ему руки на плечи, и он запрокинул голову назад, потерся затылком о пуговицу на ее блузке.
- И что, теперь - только это?
- Нет, не только. Твоего любимца Соггеса приказано не оставлять вниманием. А остальное пока - в долгий ящик. В долгий-долгий...
Дальше говорить было совершенно невозможно, потому что Алина склонилась и потерлась носом о его нос... все-таки эскимосы кое-что соображали, успел подумать Матвей, прежде чем вскочить и обнять девушку так, как следовало, по его мнению...
- Ну все, Матвей, все... у меня губы распухнут!..
- А мне нравятся женщины с припухшими губами...
- Дело вкуса, конечно... но я предпочитаю свой обычный размер... в смысле, объем... ну, хватит же, наконец!..
После еще нескольких минут такого же рода сопротивления, призванного, что очевидно, отнюдь не прекратить занятие, о котором шла речь, Алина все же вырвалась из объятий своего друга. Поправив прическу и некоторые другие элементы своего внешнего вида, она принялась собирать разлетевшиеся по полу листки рукописи. Матвей бросился ей помогать. Потом некоторое время ушло на сортировку страничек.
- И что, они еще встретятся с этой... дикой девочкой? - поинтересовалась между делом Алина.
- Да откуда я знаю... ни малейшего понятия не имею, - как всегда, ответил автор. - Но вообще - вряд ли. Обратно наверх... вряд ли.
- Куда наверх? - не поняла Алина. - В горы?
- Да нет, на Обрыв. То есть, из-под Обрыва, или как там будет правильнее.
- Так они спустились?
Матвей неохотно кивнул.
- И не даешь мне почитать? Зажилил продолжение?
Автор получил необидный подзатыльник, а с ним и моральное право на ответное нападение, что и было им исполнено со вкусом и явным удовольствием для обеих сторон.
- Так все же зажилил? Скрыл?
- Да не скрыл, просто не распечатал еще. Остальное пока еще там, - он махнул рукой, - в ящике.
- Так давай, печатай! Зачем принтер покупал? Давай-давай, я хочу дальше!
- Да я еще не совсем уверен...
Но кого бы интересовала его неуверенность? Пришлось выводить на принтер свеженаписанное продолжение.
... - Похоже, у нас возникли серьезные проблемы.
Торвин чуть приподнялся со ствола поваленного дерева, на котором они с Рийком присели пообедать, и снова опустился на него. Рийк с трудом подавил инстинктивное желание - вскочить и бежать! - и тоже остался сидеть, но неловким движением сбил на землю кружку, Драгоценная вода моментально впиталась в пересохшую землю, но оба не обратили на это никакого внимания. Глаза их напряженно следили за приближающими фигурами двух всадников.
Добберы были хороши: откормленные, ухоженные, с рельефными мышцами, так и перекатывающимися под блестящей кожей. И упряжь была добротная, - безо всяких дурацких украшений, которыми так увлекается молодежь из числа знати, но крепкая, ладная, и с первого взгляда было видно, как любовно и со знанием дела ее подогнали.
А вот седоки выглядели похуже: усталые, пропыленные, с темными пятнами пота на задубелых форменных рубахах, перехваченных не по уставу распущенными ремнями. Первый был постарше, заметно шире в плечах, с темным от загара лицом и контрастно белой в вырезе распахнутой рубахи шеей. Правой рукой он небрежно придерживал узду своего доббера, а левую демонстративно положил на расстегнутую кобуру.
Второй был еще молод и выглядел совсем непредставительно: щуплый, невысокий, да еще и сидящий в седле как-то неловко, - ссутулившись и слегка перекосившись на бок. Но выглядел он несколько бодрее, может, из-за того, что глядел на Торвина с Рийком с неприкрытым юношеским любопытством. Подъезжая, он даже шею вытянул вперед, вглядываясь в незнакомцев, но сидел все так же по-дурацки мешковато.
Тот, что постарше, направил своего доббера вплотную к сидящим. Только когда зверь оказался совсем рядом, и горячее дыхание из его ноздрей Рийк явственно ощутил на своей щеке, Торвин медленно поднялся. Рийк тоже выпрямился, морщась от боли в ноге.
Доббер переступил мосластыми лапами и слегка попятился. Всадник сильно стиснул его бока ногами, - зверь натужно всхрапнул и больше с места не сдвинулся. Угадав в Торвине главного, альмерк уставился на него своими слегка выкаченными глазами, производя нижней челюстью какие-то неопределенные жующие движения. Не дождавшись ни приветствия, ни каких-либо других слов, он хрипло откашлялся и прокаркал что-то вроде "кто такие?".
Рийк ожидал, что Торвин поведет себя таким же образом, как у старосты: небрежно и уверенно. Но тот заговорил вдруг голосом торопливым и заискивающим:
- Да кто мы... Идем вот с Сухих Болотин... В горах проплутали немного, это было, как же... А и как не заплутать? Туда тропа, сюда... По равнинке-то идешь да идешь себе за удовольствие, тут что и переживать, вон - впереди все видать, и думать нечего! А там, в горах этих проклятых...
Пожилой откашлялся еще раз, да так внушительно, что доббер слегка присел на задние лапы и помотал головой.
- Что ты мне тут про горы, гриччев хвост! Я спрашиваю, кто и куда!
Торвин пожал плечами и продолжил в том же стиле:
- Так кто? - это ясно кто... У нас все в порядке. А то куда же? Вот, глядите, все как положено, никаких тут тайн нету, прописано по всем статьям, само собой...
И вытянул из какого-то потайного кармана две синие пластинки.
Рийк внутренне сжался. Карточки СП-7 изготовил Закройщик по единственному имевшемуся в его распоряжении образцу. Он, конечно, редкий умелец, этот Закройщик, но ведь у него даже не было уверенности, что заветные "семерки" как-нибудь не изменили в последнее время.
Пожилой повертел в руке карточки, невнимательно взглянул на них и протянул через плечо молодому:
- Это по твоей части, Дьюк!
Сам же продолжал цепко оглядывать стоящих перед ним путешественников.
Рийк изо всех сил старался выглядеть непринужденно, но у него даже кулаки судорожно сжимались от нервного напряжения. Он не мог глаз оторвать от того, которого назвали Дьюком: тот вертел синие "семерки" так и эдак, только что на зуб еще не пробовал.
Торвин стоял, глуповато ухмыляясь и переминаясь с ноги на ногу, и даже поглядывал на разложенные на стволе дерева припасы, словно не терпелось ему вернуться к немудрящей трапезе. Он даже сделал неуверенно-приглашающий жест альмеркам: мол, не хотите ли присоединиться? Младший, поглощенный своей экспертизой, ничего не заметил, а старший презрительно мотнул головой.
Торвин пожал плечами, шмыгнул носом и с хрустом почесал себе лопатку. Изогнулся весь, перекривился, но достал свербящее место и с наслаждением поскреб. И всякому ясно должно было стать, что ничто его сейчас больше в жизни не беспокоит, кроме зудящейся спины, а что там высматривает этот недоросль Дьюк - не волнует его ни в малейшей степени.
Старший альмерк, наскучив ожиданием, рыкнул молодому:
- Ну, что там у них?
Тот поднял на него глаза и с силой потер потный лоб правой рукой, в которой были зажата узда. Доббер под ним глухо всхрапнул и принялся разворачиваться на месте. Очевидно, ему надоело стоять и он обрадовался, что наездник решил тронуться дальше. Дьюк неловко принялся натягивать узду, разворачивать доббера в первоначальную позицию, и при этом выронил на землю "семерки". Гарцующий доббер тут же впечатал их в грунт своей тяжелой лапой.
Рийк дернулся было - поднять, но побоялся соседства возбужденного зверя, с которым никак не мог справиться молодой альмерк.
Наконец, тот сумел усмирить взбунтовавшегося доббера.
- Ну?.. - повторил старший, неодобрительно наблюдавший за действиями своего напарника.
- Что ну, - раздраженно ответил Дьюк, и голос у него оказался совсем по-мальчишески звонким. - Что - ну? Нормально все. Я бы сразу сказал, если что... Чертова скотина, совсем уже от рук отбился! Будь я проклят, если хоть раз еще позволю этому идиоту Нахагесу подойти к моему Свипсу ближе, чем на пятьсот шагов!
Старший скривил скептическую мину, но понять, относится ли она к намерению молодого удержать на таком почтительном расстоянии от своего доббера некоего дурно влияющего на его дисциплину Нахагеса, или к его оценке достоверности валяющихся на земле СП-7, было невозможно.
- А что? - продолжал видимо наболевшую тему Дьюк, задетый молчаливым сомнением старшего альмерка. - Если надо, я поговорю с Ямгой, он мне кое-что должен... А Ямга, между прочим, из клана Ар-Хеев! Ему Нахагес - тьфу, мелочь! Он таких, как Нахагес, в свой дом уборщиком нижних пределов не возьмет...
- Насчет уборщика - не знаю, - веско начал старший, трогая с места своего доббера, - а вот что я точно знаю, так это то, что Нахагес близко знается с Нарией, а та, между прочим, из Пой-Жембов... И еще неизвестно, кто в итоге будет обходить стойло Свипса за пятьсот шагов...