Косец, то есть Санёк Альфеев, несмотря на дождь, отправился на улицу. Дома торчать не хотелось, дома вторую неделю гостила папина сестра тетя Лера из Укоротова, и в честь этого Саньку приходилось спать на раскладушке и слушать бесконечные тетины разговоры с мамой про всякие дурацкие домашнехозяйские дела. То рецепты какие-то обсуждаются, то цены магазинские, то женские моды-комоды, а то и вовсе как начнут обсуждать современных невозможных детей и их бесполезное воспитание... хоть из дома беги.
Вот он и убежал.
И представления теперь не имел, чем заняться.
Во дворе никого из пацанов, понятное дело, не было. Кому охота мокнуть? В беседке на углу детской площадки расположились с пивом четверо незнакомых парней, туда соваться не следовало. А больше и негде от дождя спрятаться.
Съежившись в своей тонкой моментально промокшей куртке, Косец отправился через дорогу, - в супермаркет.
В магазине было душно и противно пахло мокрой одеждой. Но это только у входа, а в глубине зала дышалось вполне себе нормально. Санёк сбросил облепивший голову капюшон, взъерошил волосы и стал бродить, рассматривая прилавки и витрины. А что еще делать, если нет денег что-нибудь купить? Вот смотреть и остается.
Настроение от этакого занятия испортилось совсем: во-первых, захотелось есть, потому что здорово пахло приготавливаемой здесь же курицей-гриль, во-вторых, то и дело попадались на глаза вещи, которые он, Санёк, с удовольствием бы приобрел. Например, фонарик с галогеновой лампочкой. Или ножик с кучей выдвигающихся приспособлений. Или футболка с надписью "Хачу выпить йаду!" на груди, - во прикол!
И ведь денег нет нисколько. То есть даже на самые распоследние семечки не наберется, не то что на фонарик. Впрочем нет, как раз на семечки-то мелочи по карманам и набралось. Косец высыпал себе пакетик в карман и принялся грызть да поплевывать.
Тут и нарисовалась эта бабуся в розовом плаще. С ума сойти: ей сто лет в обед, а она в розовом! С правнучки, наверное, сняла, не иначе! И вот, раздев правнучку, она не успокоилась, а взялась воспитывать его, Санька, - мол, как это можно плевать на пол, тут люди убирают, а он... свинство... позор... куда смотрит школа... родители...
Нужно было, конечно, развернуться да уйти, не связываться, но Саньку стало донельзя досадно: и так кругом все погано, даже погода - и та хуже некуда, а тут еще выслушивай каждую старуху с моралями! И он объяснил ей, что не её это старушечье дело, и нечего тут вязаться к людям. И предложил ей... в общем, объяснил, куда ей, бабусе, надо сейчас идти и с какой примерно скоростью.
И тут началось.
Бабуля заверещала, словно ее прищемили, и тут же к ней на помощь ринулись какие-то случившиеся поблизости тетки, а самое неприятное заключалось в том, что его тут же цепко взял за плечо здоровенный мужчина, - откуда-то из-за спины появился! - и удрать с места событий уже не было никакой возможности. Косец дернулся было пару раз, но тщетно. Плечо было словно в клещи зажато.
И хор вокруг звучит.
"Ах ты, паршивец какой, малолетка совсем, а хамить уже выучился!" - это бабка.
"Да что ж это творится-то, куда все катится, что они себе позволяют!" - это одна тетка.
"Вы подумайте только, да как же это язык поворачивается пожилому человеку такое говорить!" - это вторая.
"Чего там он у вас, стащил чего? Держите крепче, много их нынче шастает, паршивцев!" - это продавщица из-за прилавка.
"Ты что ж это, щенок, думаешь, тебе все позволено?" - это дядька с клещами. И так тряхнул Санька, что у того последние семечки на пол высыпались. Ну, и кто сорит, спрашивается?!
А продавщица эта ненормальная, не разобравшись, что к чему, уже давай звать охранника. Тут у Санька совсем сердце в пятки ушло. Дядька его встряхнул еще раз, как Полкан кутенка, и скомандовал:
- Извиняйся перед бабушкой, паршивец, а то делать мне нечего, из-за какого-то мелкого поганца тут время терять!
Как будто он свое время для крупных поганцев бережет...
Пришлось Саньку пробормотать что-то невразумительное, что он не хотел... и виноват... и больше никогда...
Клещи ослабли, он выдернулся из рук своего мучителя и припустил к выходу. Вылетел под дождь и дунул за угол, на всякий случай. Ему казалось, что за ним по пятам бухает сапогами целая рота охранников в черном. Или в чем они там ходят.
Но бухало, оказывается, только его собственное сердце, - прямо в ушах грохотало, так он улепетывал!
Отдышался Косец, успокоился понемножку, и тут обида в нем начала расти со страшной силой. И за испуг свой, и за выдавленное силой неискреннее извинение, и даже за рассыпанные семечки. Ему казалось, что все вокруг были свидетелями его унижения и позора!
Дождь припустил вовсю, и мальчишка торопливо нырнул в первый попавшийся открытый подъезд.
Здесь было довольно темно и неуютно, к тому же отчетливо пахло кошками. Санёк обтер ладонями мокрое лицо, поднялся по ступенькам и уселся на подоконник. Стекло не мыли, наверное, лет сто, - сквозь него еле-еле проходил мутный серый свет. Между рамами лежали мушиные мумии, им тоже было по столетию, не меньше. Как той старушенции в розовом плаще, раздраженно подумал Косец. И зудела она, как та же муха!
Он стукнул по подоконнику кулаком. Обида требовала выхода!
В это время внизу хлопнула дверь: кто-то вошел в подъезд. Санёк быстро спрыгнул на пол, - не хватало еще выслушать нравоучение от какого-нибудь местного жильца! - и сделал вид, что возится с замком куртки. Ну вот, заклинило молнию, например, может же он тут с ней разбираться?
Вошедший затопал по ступенькам, и стало ясно, что ничего изображать не надо: мальчишка лет восьми, щуплый, как мокрый воробей, с хозяйственной сумкой. В магазин, значит, гонял. Хлеб, молоко, печенье. Макароны какие-нибудь. Помощничек мамочкин. Бабушкина радость.
Косец сделал шаг и перегородил пацану дорогу. Тот не понял, попробовал обойти, но уперся в Альфеевскую мокрую куртку.
- Куда торопишься, цыпленок? - поинтересовался Санёк, засовывая руки в карманы.
Цыпленок испугался сразу. Ему, наверное, приходилось уже встречаться с крутыми ребятами на узкой дорожке, потому что первая реакция у него была - повернуться и бежать. Но бежать было некуда, потому что, во-первых, в руке была сумка с продуктами, а во-вторых, Косец уже схватил его за плечо, как еще совсем недавно держал его самого суровый дядька в магазине.
- Ты не спеши, не спеши, - ласково посоветовал пацаненку Санёк. - Куда бежать? Успеешь...
Он подтянул его к подоконнику, и тот покорно подчинился.
- За хлебушком бегал? В магазинчик?
Мальчишка торопливо закивал. Он готов был делать и говорить, что угодно, лишь бы его скорей отпустили. Совсем как Санёк десять минут назад...
Он залепил цыпленку подзатыльник. Со всей силы, так, что у того мотнулась голова на тонкой шейке. Пацан от неожиданности вскрикнул и выпустил сумку. Она ахнула об пол с характерным звуком: внутри что-то разбилось.
- За что?! - плачущим голосом начал мальчишка, но Косец упер ему прямо в нос крепко сжатый кулак.
- Заткнись, - прошипел он сквозь зубы, - заткнись, мелкий поганец, а то сейчас я тебя так разукрашу...
Этот гадкий звук разбитого стекла словно включил в нем какую-то разрушительную программу...
Он толкнул мальчишку в угол с такой неожиданной ненавистью, что тот ощутимо приложился о стену головой и громко всхлипнул. Косец сгреб его за куртку на груди и еще раз двинул о стенку.
- Бабушкин помощничек... - бормотал он, - сопля розовая, поганец...
Пнул ногой сумку, под которой уже расползлось по полу мокрое пятно.
- Деньги давай, - всё так же сквозь зубы потребовал Косец. - Сдачу давай... Ну!
Пацан дергающейся рукой вытащил из кармана мятую десятку и горсть мелочи. Несколько монеток упало на пол.
- Как даешь, зараза! - крикнул Косец и, не целясь, ткнул его кулаком в лицо. Почувствовал боль в костяшках и отшатнулся.
Мальчишка, выронив теперь уже все деньги, скорчившись, сползал по стене, прижав к лицу обе руки. Из-под ладошки вниз просочилась тонкая красная струйка.
- Поганец... - пробормотал Косец, у которого как-то резко закончился весь запал. - Мелкая дрянь... попадись еще...
Он снова толкнул ногой сумку и, наступая на раскатившиеся по ступеням монеты, выбежал из подьезда.
ГЛАВА 18,
в которой приближаются контрольные работы и родительское собрание
Валентина Леонидовна объявила, что настало время годовых контрольных.
- Вот теперь и будет ясно-понятно, кто как поработал в течение учебного года, - объявила она. - Прямо как на ладони будет видно.
По классу прошел шумок. Это был такой массовый тоскливый вздох.
- Я-то, конечно, знаю, кто какой оценки заслуживает, - продолжала учительница. - Но мне интересно, насколько вы сможете оправдать мои надежды. И свои тоже.
- И родителей... - пробормотал кто-то с задних парт.
- Да-да, и родителей тоже! Они ждут от вас хороших отметок, так не подводите же их!
Эти призывы были привычны, Матильда регулярно взывала к совести своих учеников перед важными контрольными и проверочными работами, как будто это могло заполнить бреши в их знаниях.
- От меня не ждут! - объявил во всеуслышанье Барский. - Мне отец сказал: "Получи свой законный трояк, но только без пересдачи, и я доволен!"
Класс радостно зашумел.
- А мне тоже папаня говорит, что "удовлетворительно" - это нормальная оценка! - это уже Артем Плошкин выступил. - Три из пяти - это больше половины!
- Тебя послушать, Плошкин, так двойка - это почти половина из пяти, и тоже нормальная оценка! - немедленно отреагировала Матильда.
Тут уже, конечно, никак не могло обойтись без шума, гама и веселья. Учительница благодушно позволила народу немного порезвиться, а затем, как обычно, постучала ручкой по столу, прекращая обсуждение.
Ко всеобщему удовольствию, на дом задания не было: предложено было повторять всё подряд с особым упором на слабые места. То есть, понятно было, что никто ничего повторять не будет. Ну, разве что Шумилова?
А Терлеевым с Плошкиным предстояло идти к Тоне Рябчиковой.
- А чё там делать-то? - высказался Терлеев Олег.
И Терлеев Игорь добавил:
- Домашку не задали. Контрольные ей Матильда проведет. А мы зачем?
Артем пожал плечами, но предложил не рисковать: еще влетит за срыв посещения!
Решили не рисковать и пошли. Но Тонина мама, открыв пришедшим дверь, сказала, что сегодня общение отменяется, потому что Тоня плохо себя чувствует. К ней только что приходил врач из областной больницы и прописал обязательный постельный режим на три дня и никаких занятий.
Ребята кубарем скатились вниз по лестнице, довольные, что их освободили от необходимости гостить по графику. Это девчонки всегда найдут, о чем поболтать друг с дружкой, а им-то чего Тоне рассказывать? Про футбол с четвертым "б"? Или про новую мобилку у Матросова? Да о чем вообще можно с любой девчонкой разговаривать?..
- Не, с этой, Зойкой, в принципе, можно дело иметь! - заявил вдруг Олег. - Хотя и девчонка, но такая... ну, не, знаю... нормальная, короче. Как она Супер-Алика тогда! А? Вот вам и девчонка!
- Да... - согласился и Игорь. - На физре тогда шоу получилось - мама дорогая! Кто бы ожидал? Малявка-то, метр в этой... как её...
- В каске, - с готовностью подсказал Олег.
Артём фыркнул. Тут же начались предложения по поводу различных головных уборов, начиная с банданы и кончая кокошником, который только что проходили по теме "Сказки и фольклор". Когда список иссяк, тема возобновилась.
- Не, а серьезно, - Алика-то она реально победила! - Олег даже кулаком потряс, словно показывая, как Зоя одержала эту удивительную победу. - Он и не сказал ведь даже никому, ни завучу, ни Матильде... даже родителей не вызвал! И Матроса перестал трогать, вот что круто!
А между прочим, говорят, у неё родителей вовсе нет, - объявил Артём. - Бабушка одна, что ли...
- Бывает, - со знанием дела подтвердил Игорь. - Например, в заграничной командировке. Работают где-нибудь в Африке, а ребенка туда нельзя.
- Это здорово, если в Африке, - позавидовал Олег. - Приедут, понавезут оттуда всякого... Опять же не нудят, не воспитывают. Хотя бывают такие бабки, что построже любых родителей...
- А если погибли? Авария там автомобильная, или самолет... Раз - и нету! Сирота! Безо всякой Африки...
Мальчики, конечно, понимали, что такое вполне даже может быть, но как-то очень уж страшно было предполагать такое о знакомой девчонке. Поэтому сошлись на загранкомандировке как самом вероятном варианте. Действительно, почему бы и нет? Очень даже хорошо: работают папа с мамой в заграничных краях, шлют бабушке на воспитание любимой дочери заграничные деньги. Подарки шлют. Хотя бы вот эту сумку, - странная же сумка, из какой-то холстины непонятной, да при том на кожаном ремне. Ясное дело, иностранная!
С этим все и согласились.
Впрочем, о том, где находятся родители Зои, не знал даже Женя Сурик, который достаточно близко познакомился с её бабушкой, а уж в их гостиничном номере и вовсе чувствовал себя как дома.
Ему больше не казалось странным такое вот жилье, а удивительные кручимки стали абсолютно привычными. Он уже сам засовывал руку в заветную коробку и осторожно шевелил там пальцами в поисках теплой ящерки, настроенной посвистеть для честной компании. Очень уж уютно было слышать эти мелодичные трели! Женька даже размечтался, что как-нибудь выпросит парочку ящерок и поселит у себя в комнате, но пока не решался высказать такую просьбу.
А дома у него всё было по-прежнему.
Георгий Георгиевич совсем обжился: расставил в шкафу свои книги, разложил и развесил в гардеробе одежду. В коридоре появилась тумбочка-верстачок с инструментами, винтиками-болтиками и прочими железками. Оно бы и неплохо, какой мальчишка откажется от такого хозяйства? Но Женька даже не прикасался к тому, что появилось в доме с новым жильцом.
А мама стала какой-то другой: то смеялась некстати, то ходила незнакомо-задумчивая, то вовсе не выходила из их с Георгием Георгиевичем комнаты. И даже про школу спрашивала не каждый день, как раньше, а раз в неделю, подписывая дневник. В другой ситуации Женька, может быть, и рад бы был такой перемене, но сейчас это казалось неправильным и обидным.
А самое неприятное случилось, когда Матильда назначила очередное родительское собрание.
- Нет, в четверг я никак не смогу! - сказала озабоченно мама. - В конце недели мы допоздна будем работать, там у нас по договорам проблемы повылезали - не дай бог! Всем отделом вечеровать придется, а то и субботу прихватить... Нет, ничего не получится.
Женька пожал плечами. Подумаешь, не получится так не получится. Можно маме к Матильде и потом подойти пообщаться, не в первый раз. Но мама вдруг объявила:
- Значит, Жора... Георгий и сходит. У него вечера свободные, так что никаких проблем. Вот как удачно! Какой там у вас номер кабинета? Сейчас мы всё порешаем...
Женька просто обомлел.
Это совершенно немыслимо было: чужой дядька заявится к нему в класс на родительское собрание! Родительское! Какое он право имеет туда ходить и что-то обсуждать с учительницей по поводу его, Женькиного, поведения и учебы!
Он так и заявил маме, чувствуя, как где-то изнутри к горлу подступает комок обиды. И даже в носу защипало.
- Вот что, - сказала мама, и голос у нее заледенел, - Георгий Георгиевич тебе не чужой дядька. И не смей так выражаться. Никогда. Он теперь член нашей семьи, и для тебя он, можно сказать... В общем, он тоже взял на себя ответственность за твоё воспитание, и очень даже кстати, если именно он сходит на это твое собрание.
- Какое воспитание? - выкрикнул Женька, и противный комок в горле тут же перекрыл ему воздух. Пришлось кашлянуть, чтобы глубоко вздохнуть и произнести еще хоть слово. - Этот... будет меня - воспитывать?!
Главное было - не разреветься. Но обидно было очень, и совершенно непонятно было, что делать. Мама уже была не с ним, она была со своим Жорой, и они вместе с этим Жорой совершенно явно были против него, Женьки.
- Не "этот", а Георгий Георгиевич, - медленно, чуть ли не по складам, произнесла мама. - Или - дядя Жора. Я же не прошу тебя называть его папой...
Женька развернулся и влетел к себе в комнату, хлопнув дверью так, что под обоями зашуршала осыпающаяся штукатурка.
Но никакого крючка или задвижки на его двери не было, так что мама зашла за ним вслед.
Женька встал к ней спиной, лицом к окну, но ничего он в этом окне не видел, потому что всё заслонили слезы, и надо было изо всех сил сдерживаться, чтобы не начать шмыгать носом. Вот еще, плакать из-за какого-то пузатого Жоры!
И он тут же судорожно всхлипнул и закашлялся.
Он услышал сзади шаги, и мамины руки легли на Женькины вздрагивающие плечи. Он дернулся, вырываясь, но мама крепко обхватила его и прижала к себе. Женька почувствовал, как она, наклонившись, уткнулась носом в его свежестриженный "ёжик".
- Жень, - прошептала она почти неслышно. - Ну что ты, Женька...
И замолчала. Просто стояла и дышала ему в затылок.
Тоненько пахло любимыми мамиными духами.
И теплые мамины руки были скрещены у него на груди.
И это была та самая, прежняя, его мама. И была она - с ним.