Аннотация: Завершающая байка о похождениях бравого экзорциста
Любовь экзорциста
В тот вечер у меня была депрессия. Я мрачно сидел за стойкой, уставившись в потолок, и, видимо, пытался найти там некий высший смысл. Смысла не было. Это удручало меня еще больше, и в депрессию я ввинчивался с новой силой. Собственно причина моего паршивого состояния - милая зомбочка Изабель - торжествующе косясь на меня, флиртовала с молоденьким ведьмаком, совершенно разомлевшим от такого повышенного внимания со стороны нашей звезды. Я снова сердито перевел взгляд на потолок. Там, по крайней мере, меня ничего особо не раздражало. Надо мной нависло омерзительно благодушное лицо с трехдневной щетиной на впалых щеках. Скособоченная ушанка, где-то на макушке субъекта, бодро помахивала задранными ушами. Я мрачно покосился на экзорциста, но медитацию прерывать не стал. Оскорбленный возмутительным невниманием к своей персоне, Ван Костич вскарабкался на стул и принялся сверлить меня недобрым взглядом.
- Щас я тебе душ из святой воды устрою, - мрачно буркнул он.
- Ну почему ты не женщина! - вырвался у меня скорбный вопль. Ван Костич озадачился и, видимо, задумался: а и вправду, что это он?
- А надо? - непривычно робко поинтересовался экзорцист.
- Позарез! - прочувствованно взвыл я. - Вот если б ты не был каким-то там мужиком, а был молоденькой хорошенькой девушкой - я б с тобой закрутил! Эх... - я безнадежно махнул рукой.
- Что закрутил-то? - поинтересовался быстро приобретающий былую уверенность Ван Костич. - Огурцы на зиму?
- И ничего-то ты, Костич, в любви не смыслишь... - я уныло покосился на собеседника.
- Знаешь, Марио... А наливай! И себе тоже, - вышеупомянутый изъявил горячую готовность переквалифицироваться в собутыльники.
- А что, неужели у тебя была эт-та, - я неопределенно повел рукой.
- Ага, - мотнул головой экзорцист, отчего ушанка едва не пустилась в бреющий полет. Прихлопнув самостоятельный головной убор, Ван Костич задумчиво свел глаза в одну точку.
- И как? - осведомился я, заинтересованно наблюдая за собутыльником.
- Х... хорошо! - мечтательно протянул экзорцист. - Не, Марио, ты еще не знаешь, как это...
Пятнадцать лет назад Ван Костич был молодым, но подающим надежды экзорцистом. Он всегда тщательно брился, одевался с иголочки, и (о, ужас-ужас!) не носил ушанки. Работал он отнюдь не в провинциальных городках, а со всем комфортом устроился в столице. Ибо там, как говорится, и пиво послаще, и нечисть покруче. Работа была организованна хорошо и приятно: все странные дела, имеющие место быть в человеческом мире, стекались в головной офис экзорцистов, находящийся под патронажем Церкви. Это у нас тут экзорцисты вынуждены сами бегать по городу в поисках хоть самого завалящего заказчика. А в столице - они уважаемые специалисты, которые вступают в дело тогда, когда ведьмаки оказываются бессильны. Вот и случился однажды в нашей любимой столице престраннейший случай. К Ван Костичу пришло начальство. Явление это было примерно сходно с явлением в нашем клубе босса, о котором все знают, но в материальном обличие нигде не встречал. Нет, конечно, все мы знаем, что начальство есть, что оно где-то обитает, и что его надо бояться. Но, так как оное никто и никогда не видел, то страх этот примерно как людской перед различной нечистью: я тебя никогда не видел, но на всякий случай попугаюсь, поору и поубегаю. Нечисть, кстати, от всех этих действий никакого восторга не испытывает.
Начальство Ван Костича повело себя по всем канонам: царственно (безо всякого пошлого стука!) вошло в дверь, порыскало налитыми кровью глазами по сторонам, порычало по поводу разбросанных бумаг, на что Ван Костич (коий вырабатывал свою непробиваемую наглость с рождения) не соизволил не то что отреагировать, но даже встать. Начальство разъярилось еще больше, но было сражено замечательным по своей сути вопросом:
- А вы вообще кто? - лениво поинтересовался экзорцист. Начальство потрясенно подвигало челюстью, не находя не то что слов, но даже междометий. - Приемные часы кончились, - любезно проинформировал Ван Костич. Начальство задохнулось. - Но если вам так уж невтерпеж: не грех было бы и постучаться, - наставительно заметил экзорцист, и добил вошедшего окончательно. Начальство смутилось, застенчиво шаркнуло ножкой, и собралось было выйти из кабинета этого занятого и вежливого человека. Лишь очевидная неправильность ситуации заставила его задержаться и подумать.
- Я начальство! - наконец нашло оно правильный ответ и тон.
- Как мило! - восхитился экзорцист. - То есть, я хотел сказать: что, правда? - вторая попытка тоже не оказалась удачной: начальство как-то нехорошо побагровело и надулось. - Добро пожаловать! - наконец-то определился с эмоциями экзорцист. Что характерно, с кресла он так и не встал. - У вас какие-то проблемы? - участливо спросил Костич. Начальство высказалось примерно в том тоне, что проблемы немедленно возникнут у самого экзорциста. Ван Костич позволил себе усомниться в этом, выдав еще один замечательный вопрос:
- А за что?
Но начальство не позволило сбить себя с толку, бросив на стол какую-то папку, и прорычав, что через неделю тщательнейшим образом проверит, как экзорцист справился с делом.
Ван Костич учтивейше заверил начальство, что не преминет разобраться с делом буквально сиюминутно. Начальство выразительно подняло бровь, и, рыкнув еще что-то грозное, скрылось за дверью.
Ван Костич открыл папку, вчитался, и горестно застонал.
Тремя днями позже
Ван Костич не любил море. Море отвечало ему полной взаимностью. Экзорцист еще раз тоскливо посмотрел за борт. Ныряющая там акула приветливо оскалилась, приглашая поплавать наперегонки. Ван Костич тоскливо показал ей фигу, и снова горестно согнулся над бортом, по ощущениям, расставаясь не только с сегодняшним завтраком, но и со вчерашним обедом и ужином. Акула пролившегося на неё изобилия не оценила, и, сердито булькнув, ушла на дно. Экзорцист облегченно выпрямился - кажется, коварная болезнь немного отступила. Костич извлек из-за пазухи сложенный вчетверо лист (единственный, бывший в папке, принесенной начальством), и еще раз вчитался, пытаясь выудить из минимума информации что-то, не замеченное ранее. По правде говоря, проще было выудить из-за борта обиженную акулу. Суть дела сводилось к тому, что в нескольких городах, стоящих на берегу вышеозначенного моря некоторые люди, не связанные между собой ничем, внезапно повреждались в уме и начинали творить всякие непотребства. Так, например, в многострадальном городе Н. один почтенный горожанин выбежал на улицу с мешком кукурузы, и попытался весьма нетривиально ею воспользоваться. По-крайней мере, подвернувшиеся под руку сумасшедшего люди, были весьма недовольны этим обстоятельством, и дружно (после усмирения горожанина и попытки пострадавших ответить ему взаимностью) заняли очередь к проктологу. В городе Х. добропорядочная прежде женщина - мать семейства, вытащила своего мужа на улицу и попыталась обстричь оного при помощи топора. Не сказать, чтобы муж этому обстоятельству обрадовался, ведь если бы не подоспевшие вовремя зеваки, оказался бы подстрижен на голову. В городе У. завелся некий маньяк, который повадился отрубать у своих жертв левые руки, наполовину закапывать их в землю, и делать из оного безобразия импровизированный сад. И это были только цветочки. Со следующих строчек Ниагарским водопадом хлестали кровь, слезы и прочие неудобоваримые жидкости. Последнее предложение кокетливо сообщало, что между происшествиями ничего общего не найдено, а в серию они записаны лишь благодаря своей необычности и эпизодичности. В правом нижнем углу стояла грозная резолюция начальства: "Разобраться и доложить!". Создавалось впечатление, что сейчас буквы сложатся в карикатурное лицо и грозно зарычат на бездействующего подчиненного. От греха подальше Ван Костич сложил листик и снова грустно глянул за борт - моря там меньше не стало. На палубу выплыл капитан судна. Личность эта была со всех сторон примечательная, по-крайней мере, на непритязательный взгляд экзорциста. Начать хотя бы с того, что трезвым его не видела даже самая мелкая и облезлая корабельная крыса. Нет, капитан не носил при себе фляжек - это было бы слишком банально для него. Вообще никто и никогда не видел, чтобы он что-то пил, но тем не менее, при разговоре с капитаном алкоголенеустойчивым собеседникам приходилось весьма сложно: косели на раз. Следующей примечательной деталью были весьма внушительные габариты вышеупомянутого субъекта. С той только поправкой, что внушали они смех, а не уважение. Ростом и телосложением капитан не удался однозначно, но зато удачно компенсировал этот прискорбный недостаток зычным голосом, от которого на берегу уже было два выкидыша, три инфаркта, а заикания и вовсе не поддавались подсчету. Сухопутных капитан не любил, а потому высказывался о них в глубоко презрительной и нецензурной форме. Примерно в таком же тоне он и поздоровался с Костичем. Тот, хмуро окинул моряка далеким от братской любви взглядом, и подробно описал, где и в какой позе он его видел вместе с пеньковым тросом и корабельной мачтой. Обижаться капитан не стал, лишь заржал как жеребец.
- Ну что, крыса сухопутная, - звучно осведомился он. - Как тебе море, а? - корабль злорадно качнуло.
- Бэ-е, - вежливо ответствовал Ван Костич, резво сгибаясь над бортом. И тут экзорциста осенило. Правда, расставаться с желудком (по ощущениям Ван Костича вся еда, употребленная в течение недели, его уже покинула, и вслед за ней решил выйти полюбоваться морем и сам пищеварительный орган) и развивать бурную умственную деятельность было несколько трудновато. Капитан же, хлопнув Ван Костича по плечу так, что тот чуть не отправился наслаждаться морем в непосредственной близости, принялся изображать бурную деятельность. Оная заключалась в том, что несчастная морская посудина (с одного бока подозрительно кривоватая) натурально дрожала от зычного ора. То ли от напутственного хлопка, то ли действительно выплюнув желудок, но Ван Костичу однозначно полегчало, и он смог, наконец, привести себя в более достойное положение. Мимо лениво сновали сонные матросы. От капитанского рева они нервно подергивались, но ускоряться непонятно чего ради не собирались. Заспанный юнга, разящий перегаром так, будто он искупался в бочке с ромом, поплевывал на пол с таким видом, будто делает всем одолжение, и высокомерно тер в том месте растрепанной щеткой. Не сказать, чтобы становилось чище, но разводы грязи оказывались однозначно живописнее.
- Капитан! - Ван Костич, хватаясь за канаты, поспешил догнать бодро расхаживающего по палубе кэпа. Вышеназванный недовольно взглянул на экзорциста, но прекратить раздавать в большинстве своем бесполезные команды и не подумал. Юнга неодобрительно пробурчал вслед Костичу:
- Ходют тут, ходют - только грязь разносют... и какого хрена морского ходют? - уныло вопросил он палубу. Та безмолвствовала. Юнга критически оглядел получившийся результат, вяло потер пол еще пару раз, и вразвалочку удалился.
Капитан продолжал щедро раздавать своей команде матерные эпитеты. Те, прислушиваясь на самых драматичных моментах, одобрительно кивали.
- Кэп! - еще раз воззвал экзорцист.
- Ну чего тебе? - неприязненно буркнул капитан.
- Дело есть, - заговорщически прошептал Костич, провоцирующее булькая чем-то за пазухой.
- О! - обрадовался капитан. - А сколько в том деле градусов? - дотошно осведомился он. Ван Костич сделал за пазухой вращательное движение, будто откупоривая что-то. - Молодец, - восхитился кэп, втянув воздух ноздрями. - Сухопутный, а дело смыслишь! - панибратски обняв экзорциста за талию (и не потому, что был подозрительной ориентации, а просто выше не дотягивался!), капитан потянул Костича в свою каюту.
Каюта экзорциста впечатлила. Первым, что он увидел - было кутающееся в одеяло непонятное существо, по внешнему виду напоминающее человека. В том смысле, что у него было две руки и две ноги, а вот голова была заросшая настолько, что где у существа, пардон, зад, а где - перед, определялось с большим трудом.
- Корабельный маг, - походя бросил кэп, усаживаясь за стол. Маг икнул что-то матерное, и скрылся под одеялом. - Ну и моя любовница, - как нечто еще более незначительное, добавил капитан. Ван Костич, видом и так напоминающий скорее хорошо отбеленную простынь, изменил оттенок на нежно-салатовый, и подозрительно уставился на капитана. - Да ты не гляди, что страховидло, - отмахнулся тот, поймав взгляд экзорциста. - Вчера погуляли чуток... Щас в норму придет.
И действительно, та, что откинула одеяло, весьма отдаленно напоминала то человекообразное, виденное ранее. На вид девушке оказалось лет 25, и была она, прямо сказать, на любителя. Раскосые глаза, крупный, чуть загнутый нос, и большой рот. Повышенная лохматость каким-то чудом уместилась в толстой косе песочного цвета. Но, судя по тому, как смотрел на мага капитан, он тем самым любителем и являлся.
- Так я спросить хотел... - только и успел сказать Ван Костич, вернувший нормальный цвет лица.
- Цыц! - грозно шикнул на него капитан. - Сразу видно - крыса ни разу не морская... Кто ж о делах-то сразу говорит?
Утро встретило Ван Костича прямым ударом под дых. Вернее, ему так показалось, когда он продрал заплывшие с вечера глаза, и обнаружил себя, как составляющее оригинальной кучки из капитана и корабельного мага. Собственно последняя как раз и засадила ему острым локотком между ребер. Экзорцист попытался тактично отделиться от весьма теплой компании, но проще было новоявленному покойнику сдвинуть свою надгробную плиту. Тогда Костич попытался восстановить события прошедшего вечера. Оные кокетливо прятались в дымке алкогольного дурмана. Неожиданно выпуклыми оказывались отдельные малоприглядные фрагменты: Например, как кэп в порыве дружеских чувств, вызванных совсем уж неудобоваримой смесью рома, коньяка и мартини, предлагал принять Костича в юнги, а тот, пылая (в прямом смысле, ибо корабельный маг, окосевшая уже с третьей кружки, попала в него горящим файерболом) негодованием доказывал, что пойдет только в капитаны. На что пока еще действующий капитан внезапно возмутился, и вызвал экзорциста на дуэль. Если учесть то, что у сей буйной троицы алкоголь плескался уже где-то на уровне ушей, Ван Костич немедленно согласился. Стали думать на каком оружии сражаться. Ничего подобающего найдено не было. Маг подняла чугунную голову со стола, икнула, подожгла стол и предложила выпить. Идея была принята, что называется на ура, и дуэль решили устроить алкогольную. В итоге почему-то споили всю команду, корабельный маг устроила сеанс стриптиза прямо на главной мачте, но всем было на неё плевать, ибо в тот животрепещущий момент разыгрывалась последняя на корабле бочка рома, кою, как и все прочие, выпитые, везли исключительно на продажу.
Ван Костич понял, что его не больше не укачивает, и нашел в себе сил восхититься хотя бы одной хорошей новостью.
- Ых? - поднял голову сонный капитан. От запаха его перегара экзорцист сразу почувствовал себя опохмелившимся.
- Уууу... - махнул он рукой.
- Ааа... - глубокомысленно заметил кэп, и сразу отключился. Экзорцист, подумав, решил последовать его примеру.
Следующее пробуждение было еще более оригинальным. Мало того, что нежданные со-постельники отлежали себе все, что только можно, но и команда на палубе проявляла какое-то совсем уж несдержанное беспокойство. Ван Костич философски посмотрел на потолок. Там болталось прикрученное к цепи тележное колесо, с неровно налепленными огарками свечей. Зацепившись за один из них, настоящим парусом свободы и символом разгульного образа жизни, развевались широченные красные трусы в голубую ромашечку. Зрелище было до того любопытным, что экзорцист пролежал так еще некоторое время, пытаясь, видимо, постичь глубинный философский смысл голубых цветочков. Большая вытертая дырка в середине вышеупомянутой детали туалета непрозрачно намекала на бренность бытия.
Волнение за пределами капитанской каюты достигло своего апогея, и вылилось на несчастную дверь, коя натурально выгибалась парусом под натиском нетерпеливых матросов.
- Капитан! - заголосил кто-то, отчаянно стуча. Дверь протестующее скрипела, но позиций не сдавала. Под Ван Костичем кто-то зашевелился и хрипло заворчал. Экзорцист догадался, что это как раз искомый кэп. Недолго думая, Костич скатился с него, и тут же под ним кто-то придушенно пискнул. Корабельный маг оказалась менее экзорцистоустойчива, а потому живо напоминала распластанную жабу.
- Капитан!!! - не унимались за дверью.
- А что вас... в... на... и...к...с...и за....! - прохрипел кэп, страдая жесточайшей головной болью.
- Проснулся! - еще громче заорали снаружи. Капитан в ответ выдал нечто еще более матерное и совершенно неисполнимое. Корабельный маг, тем временем, деловито телепортировала откуда-то небольшой бочонок рома. Все бы ничего, но она, как и вся компания, страдала похмельем - глубоким и неумолимым - а потому, тара с живительной влагой взорвалась точно над кроватью. О том, как наши герои выжимали простыни в надежде похмелиться - мы скромно умолчим, предоставив читателю самому вообразить данный процесс.
Наконец, хмурый и все еще помятый кэп открыл дверь. Взволнованный юнга вбежал в каюту, и застыл, как и экзорцист, пораженный не иначе как философским смыслом все тех же трусов в ромашечку.
- А нас там это... - постарался объяснить юнга, напуганный не предвещающим ничего хорошего капитанским оскалом. - Занесло вчерась кудай-то...
- Куда? - обманчиво ласково спросил кэп.
- А кракен его знаеть... Боцман как прочухался - тыкнулся - а звезды незнакомые чегой-то... - это было сказано с такой обидой, что оные звезды незамедлительно должны были устыдиться и выстроиться хотя бы в какую-нибудь, известную боцману, комбинацию.
Капитан изволил высказаться примерно в духе того, что недалекий боцман не сможет распознать знакомые звезды, даже если они все скопом упадут на его травмированную в детстве голову. Облегчив таким образом душу, он все-таки вышел из каюты. За ним, живым воплощением вселенской скорби и жуткого похмелья, потянулись вчерашние собутыльники. Ван Костича свежий морской не то чтобы приободрил, но хотя бы позволил разлепить, заплывшие после вчерашнего, глаза, и начать более-менее активную мыслительную деятельность. Корабельный маг взирала на творящуюся суету с отрешенным видом библейских святых, коим давно уже не было дела до мирской тщеты. Посмотрев в её мутные глаза, и увидев там лишь свое отражение, Ван Костич решил, наконец, познакомиться с местностью, куда жестокая алкогольная прихоть занесла несчастный кораблик.
Закончив оглядываться по сторонам, он понял, что их взаимная с морем неприязнь лишь усилилась. Слегка потрепанное судно, жалко накренившись, похоже, прочно засело на рифах. Вокруг, куда ни взгляни - голубое небо да ехидно шелестящее волнами море. И громогласно матерящийся кэп, пинками подгоняющий матросов. Ван Костич тяжко вздохнул, прикидывая, что лучше - утопиться сейчас, или подождать, пока кораблик сам не распадется на отдельные составляющие благодаря усилиям капитана и команды.
Прошло два часа. Корабль не то чтобы не сдвинулся с места, а скорее засел в рифах еще прочнее. Скучающий экзорцист, опасно перевесившись за борт, разглядывал проплывающих мимо рыбешек. Уже не обращая внимания на царящую на палубе суету, он живо представлял себе, как вот выплывет из таинственных глубин русалка... И глаза у неё будут огромные и зеленые... И...кхм, грудь объемная... И талия тонкая... А хвост - всем селедкам на зависть! На этом месте переменчивые мысли Костича перескочили на пиво, а к нему бы рыбки копченой... И хвостиком бы закусить... Окончательно запутавшись в своих мечтах, где лежащая на блюде русалка с ужасом взирала на ведерную кружку пива, и лежащие поодаль рыбью чешую и кости, экзорцист решил посмотреть, как обстоят дела на палубе. И подоспел к самому началу интересного зрелища. Дело в том, что кэп, отчаявшись вернуть корабль в привычную среду традиционными способами, решил попросить корабельного мага чуток поколдовать. Вышеозначенная кокетливо отмахивалась от начальства, как от надоедливого комара. Начальство ярилось, и разъяренной моськой прыгало вокруг капризной возлюбленной.
- Меня тошнит, - заявляла она, будучи и впрямь какого-то подозрительно зеленоватого цвета.
- А я тебя прошу подтолкнуть корабль, а не лягушек жрать! - распалялся капитан.
- Вы профессионалы? Вот вы и снимайте корабль с рифов! - непреклонно скрестив руки на груди, отвечала дамочка.
- Я капитан! И я приказываю тебе колдовать! - подпрыгнув от гнева, прорычал кэп.
- Ах вот как? - ядовито прошипела маг. - Ну тогда я увольняюсь! И ищи себе другого мага где хочешь! Хоть из скумбрий набирай!
Капитан, смекнув, что если капризная любовница и вправду сейчас уволится, то ничто тем более не сможет заставить её помочь снять эту проклятую посудину с рифов.
- Милая, хорошая, любимая, заинька, кисонька, солнышко, рыбонька!!! - проникновенно начал он. - Столкнешь корабль с рифов - сделаю, что пожелаешь!
- Женишься? - сварливо уточнила маг. Теперь настала очередь капитана зеленеть и хватать ртом воздух.
- А может, мы потом это обсудим? - робко осведомился он.
- Ишь чего захотел! Нет уж, давай сразу при свидетелях! Обещаешь? - припертому к стенке капитану оставалось лишь обреченно кивнуть. Впрочем, Костич по его взгляду понял, что мужчина еще планирует побороться за свою свободу. Победно вскинув голову, маг вскинула руки, и совершила несколько вдохновенных пассов. Корабль накренился и протрещал нечто угрожающее. Ван Костич с тоской подумал, что ему стоило топиться тогда, когда было соответствующее настроение, а сейчас, похоже, он дождался того черного момента, когда судно развалится на отдельные составляющие. Но, вопреки мрачным прогнозам, ни корабль, ни маг сдаваться так скоро не собирались. Противоборство их затянулось минут на пятнадцать, и закончилось разгромной победой корабельного мага. Скорбно проскрипев что-то совсем уж неприличное, корабль принял-таки свое естественное положение. Не успела команда вдоволь нарадоваться сему знаменательному событию и отплыть подальше от негостеприимного места, как на горизонте нарисовалась подозрительно быстро увеличивающаяся черная точка. Первым её заметил вахтенный матрос.
- Пираты! - закричал он, подпрыгивая в своем корыте так, что мачта натурально вздрагивала. Причем, что удивительно, в голосе матроса слышалась исключительная радость по поводу встречи с этими не слишком достойными людьми. Команда корабля заговорщицки переглянулась.
Когда пиратский кораблик - небольшая маневренная посудинка, украшенная стандартным черным черепастым флагом и угрожающе завывающей командой, подошло к нашим героям, кэп неожиданно заорал:
- Меняй флаги!
Команда сия была выполнена быстро и с энтузиазмом. Вместо привычного трехцветного флага, на мачту вполз не менее черный, но куда более зловещий флаг. На оном было изображено некое костлявое страховидло, улыбающееся исключительно клыками, которые были натканы по периметру всей пасти и, казалось, произрастали даже в глотке. Глаза у страховидла были... выразительные. В том смысле, что выражали они исключительно гастрономические намерения. На макушке его, среди мешанины ушей, рогов и пучков шерсти, покоилась небольшая треуголка (больше её помешали сделать лишь размеры флага), на которой был изображен повесившийся Веселый Роджер.
Команда пиратского суденышка продолжала издавать завывающие звуки. Только теперь они несколько поменяли тональность, став из угрожающих - устрашенными. Неприятельский боцман начал торопливо поворачивать корабль.
- Догнать! - возмущенный таким коварством со стороны нечистоплотного противника, кэп упускать его не собирался. Равно как и пираты не собирались сдаваться. Экзорцист с тоской подумал о том, что теперь не сможет нормально смотреть даже на безобидный кувшин с водой.
Поддавшаяся всеобщему азарту, корабельный маг добавила ветра в паруса, да так, что оные натужно затрещали, а вахтенного и вовсе едва не снесло за борт. Впрочем, такие мелочи сейчас мало кого волновали. Нет, ну удирающую сторону они волновали, да еще как, но, в общем-то, исход этой гонки был предрешен.
Когда на борт пиратского корабля веером посыпались абордажные крюки, его команде оставалось лишь жалобно сгрудиться в центре, с тоской наблюдая за тем, как радостно скалящиеся личности, зажимающие в кривых зубах всевозможное колюще-режущее оружие, выстраивались на захваченном судне. Последним на борт важно ступил капитан.
- Большой Джо... - затрепетали пираты. Костич едва удержался от неприличного хрюканья. Вышепоименованный капитан, наоборот, раздулся от гордости, что с его габаритами выглядело весьма забавно: этакий круглый шарик на толстых ножках.
- Короче, медузы прибрежные, якорь вам в глотку, угря в зад! Вы меня знаете... - далеким от дружелюбия голосом начал Джо. - Посудина ваша теперь моя, а вы - пленники. Тоже мои. Кто не согласен - милости просим на корм акулам. Кто рыпнется, - он выразительно чиркнул ребром ладони у горла. - Все поняли? - дождавшись дрожащих кивков, больше похожих на эпилептические припадки, капитан соизволил улыбнуться. У парочки слабонервных приключилась медвежья болезнь. - Уведите, - буркнул он своим матросам, потеряв всяческий интерес к пиратам.
- Кэп, - осторожно тронул его за рукав Костич. Большой Джо, пребывающий в невиданно благодушном настроении, обернулся. - Мне бы тут проверить кое-что...
- Ну, так проверяй, - буркнул капитан. - Мне-то что.
Чуть позже весь корабль имел удовольствие наблюдать дивное зрелище: Ван Костич с непробиваемо серьезным лицом, держал в руках весьма кривенькую деревянную рогулину, наподобие тех, что помогали далеким предкам столетия назад искать воду. За пару часов экзорцист успел побывать на всех мачтах и проверить палубу. Причем рогулину он держал с таким видом, будто собирается посвящать всех присутствующих в рыцари. Ну, или намекая на нетривиальное использование деревянного изделия на доморощенных остряках. Оные угрозу оценили в полной мере, и только сбивались в ехидно перешептывающиеся кучки. Тем не менее, один решил-таки высказаться громко:
- Эй, Костич, никак воду ищешь?
Экзорцист посмотрел на него примерно как на недавно найденного в простынях клопа. То есть с одинаковой долей омерзения и недоумения. Матрос, однако, видя, что вот прямо сейчас с ним ничего не происходит, осмелел:
- Так ты за борт-то глянь, может, найдешь!
Ван Костич сосредоточенно о чем-то поразмышлял, потом, очевидно найдя некое решение, просиял и подошел к "шутнику". Тот слегка попятился, но скалиться не перестал. Экзорцист тщательно и осторожно засунул рогулину за пояс брюк. Матрос набычился и сжал кулаки. Костич же, не обращая на это ровно никакого внимания, нагнулся, чтобы завязать шнурок на щегольских ботинках. Потом резко распрямился, и прыснул остряку прямо в глаза из какого-то маленького флакончика. Чертыхаясь, и призывая всевозможные кары на голову коварного противника, матрос пытался протереть глаза. Когда затея не удалась, он решил, что и вслепую сможет скрутить сухопутную крысу в бараний рог. Костич же скручиваться не пожелал, а, совсем не по-рыцарски, отступил в сторону и подставил моряку подножку. Тот упал, но ничего жизненно-важного себе не отбил, поскольку отбившие так не выражаются. Экзорцист наклонился, взял его за шиворот и ремень брюк, и наставительно сказал:
- Думаю, у тебя лучше получится найти воду, - после чего хладнокровно сбросил матроса за борт. Оставив команду суетиться и играть в рыбаков, вылавливая жертву чувства юмора, Костич спустился в трюм.
Там, среди опустошенных недавно бочек из-под рома, бочек с солониной, бочек с водой, бочек и тюков просто непонятного назначения, сидели связанные пленные. То, с какой алчностью косились они на висящие под потолком копчености, говорило о том, что появление экзорциста отвлекло их от составления стратегически-важного плана по добычи еды. Десять пар глаз уставились на Костича с настороженным ожиданием. Тот, снова вооруженный рогулиной, принялся обходить пиратов по кругу. На предпоследнем приспособление экзорциста повело себя весьма необычно. Рогулина задрожала, словно в предвкушении, несколько раз согнулась и разогнулась, едва не воткнувшись пирату глаз, а потом, будто отчаявшись донести то, что хочет, треснула его же по лбу.
- Ага! - глубокомысленно заметил Костич. Нагнувшись, экзорцист начал профессиональный обыск.
- Я буду жаловаться, - неуверенно вякнул пират, пытаясь оглянуться в поисках поддержки от собратьев. Те проявили решительное равнодушие.
- Ага, - задумчиво пробормотал экзорцист, даже не прислушиваясь, и вытягивая откуда-то из носка обыскиваемого амулет.
Вечером экзорцист воспользовался тем, что кэп и его команда пируют на палубе, отмечая неожиданный и оттого еще более приятный абордаж, и заперся в каюте Джо. Причина на это у него была одна и довольно весомая - найденный у "плохих" пиратов амулет. Вообще, экзорцист мало задумывался на тему пиратства, решив, что для него все просто - те пираты, с которыми он был - хорошие. Тех, которых они ограбили - плохие. Подобному заключению так же способствовала вещица, находящаяся у Костича в руках - ну разве "хороший" человек станет таскать на себе это? Вышеозначенный амулет был круглой формы, очень холодный и на удивление безвкусный - на листе расплющенного серебра рубинами была выложена октограмма. Надо сказать, седлано это было весьма небрежно и даже кое-где кривовато. Экзорцист подумал, что будь он демоном, запертым в подобной, с позволения сказать, поделке - то непременно бы оскорбился до глубины своей сущности.
Ван Костич колупнул ногтем один драгоценный камень. Тот, не выдержав подобного бесцеремонного обращения - выпал.
- Пригодится, - пробормотал экзорцист, поднимая рубин с пола и кладя в карман. - Вместо командировочных будет.
Словно возмутившись такой меркантильностью, камень начал вибрировать и нагреваться. Костич не стал делать того, что обычно положено в подобных случаях: оглашать окрестности испуганным воплем, бегать кругами по запертой каюте, и пытаться выбросить амулет в отсутствующий иллюминатор. Вместо этого экзорцист спокойно положил поделку на колченогий стул, стоящий посередине начерченной куда как более бережно октограммы, и принялся ждать. Сказать, что амулет плющило и корежило - значит, не сказать ничего. Он сворачивался в рулончик, вытягивался в длинную колбаску, покрывался инеем, и со свистом летал по помещению, рикошетя от стен. Костич же являл собой монумент истинной невозмутимости, сидя в капитанском гамаке, и наблюдая за метаморфозами амулета.
Наконец, тот упал на пол, и, с непродолжительными дымовыми спецэффектами, из него появилась шикарная рыжеволосая женщина. Костич даже мельком подумал, что вот-вот привычная невозмутимость ему изменит. Однако, обошлось.
- А понежнее нельзя было? - хрипло возмутилась незнакомка. Экзорцист пожал плечами. - Ты меня не видел, - женщина наклонилась вперед, требовательно глядя на экзорциста. Тот старательно изобразил на лице удивление. Судя по непонимающему лицу незнакомки - перестарался. Но женщина не желала сдаваться. Отрастив внушительные когти и клыки, она кинулась на Костича. Эффект был... громким. В том смысле, что, не долетев до экзорциста какого-то метра, женщина лбом наткнулась на невидимую стену, и с грохотом приложилась об пол. Невозмутимо поднявшись, отряхнувшись, сказав два непечатных слова, и додумав третье, она посмотрела на Ван Костича:
- Умный экзорцист, - после чего села на табурет, достала из кармана трубку, кисет, и сосредоточила все внимание на них. Вышеназванный продолжал бесстрастно её изучать. - Огонька не будет? - вполне мирно поинтересовалась женщина. В её трубке тут же вспыхнула и погасла искорка. Женщина кивнула вместо благодарности.
- Мирис - демон ярости, - словно бы для самого себя проговорил Костич.
- Демоница, - женщина недовольно поджала губы. - Прямо сейчас изгонять начнешь, или я докурю? - поинтересовалась она. Костич притворился глухим, продолжая рассматривать демоницу. Та пожала плечами, и сосредоточилась на выпускаемых дымовых кольцах. Выпустит одно колечко - и оно послушно зависает в воздухе. Второе - и оно успешно проходит сквозь первое.
- В городах - твоя работа? - негромко спросил Костич.
- Какая разница? - откликнулась Мирис. - Все равно развоплотишь.
На лице Ван Костича отразилась усиленная работа мысли. Впрочем, постороннему наблюдателю могло бы показаться, что у экзорциста просто прихватило живот и ему срочно нужно в гальюн. Как-будто не веря, что он и вправду это делает, Костич поднялся, и стер ногой одну из линий октограммы. На какое-то мгновение демоница опешила не меньше, видимо здорово усомнившись в психическом здоровье экзорциста, но потом подобралась и прыгнула на мужчину, желая, видимо, добить, чтоб не мучился. Стыковка экзорциста с полом прошла жестко. Стыковка демоницы с экзорцистом произошла прямо даже как-то неприлично, ибо Костич нахально обнял её за талию, перевернулся и оказался сверху. Зарычав, Мирис взбрыкнула, но как-то совсем несильно и неубедительно... А Костич продолжал смотреть на её лицо. Зарычав, но уже по другой причине, Мирис схватила его за грудки, и сама притянула к своим губам. А дальше... Наверное, это была самая необыкновенная ночь в их жизни. В каюте витал дым от вишневого табака, который так любила Мирис. В промежутках, когда они, наконец, находили силы оторваться друг от друга, она курила трубку, и пила найденный в сундуке ром, рассказывая странные и интересные истории из своей жизни, перемежая их крепкими портовыми словечками. Когда демоница уж слишком увлекалась, Костич отбирал у неё бутылку с ромом и прикладывался к ней сам. А потом опять были поцелуи до боли, нечеловечески-крепкие объятия... Интимности ночи придавали пьяные вопли капитана, который ни в какую не мог попасть в свою же каюту. Когда ночь перевалила за середину и уже приближалась к рассвету, кэп наконец-то угомонился, и экзорцист с демоницей могли наслаждаться выводимыми им замысловатыми руладами. Впрочем, им было совсем не до того.
Уснули они только тогда, когда последние ночные звезды сменялись робким розовым сиянием восходящего солнца.
Ван Костич вздрогнул и открыл глаза. Мирис рядом не было. Рядом с ним лежал надвое сломанный медальон и деревянная трубка, все еще пахнущая вишневым табаком.
Экзорцист смутно припомнил, что ночью, кажется, слишком разошелся, доказывая, что сможет освободить Мирис от власти медальона. И, похоже, действительно-таки освободил, хотя совершенно не помнил, как.
Когда Костич вернулся в столицу, довольное начальство тут же вломилось к нему в кабинет, дабы выразить устную благодарность. Однако, экзорцист был совершенно не в том благодушном настроении, дабы выслушивать начальственное словоблудие. Прервав оное на середине, экзорцист невежливо показал кукиш и другой, не шибок приличный жест, обхамил начальство с помощью выученных в порту слов, сунул боссу заявление об уходе, и, гордо развернувшись, хлопнул дверью, и таки действительно ушел.
После чего, работая по городам и весям, обзавелся ушанкой, берданкой, и прочим ворохом неудобоваримых привычек.
- Брат, - шумно возрыдал я, утыкаясь в плечо Костича. - Какие же они все с...тервы!
Экзорцист недоуменно на меня покосился, взял двумя пальцами за шиворот, и осторожно переложил мою голову на стойку.
- Выпьем? - предложил он сурово.
- Выпьем, - мотнул головой я.
Проснулся я в каком-то странном темном и тесном месте. Выпитый накануне алкоголь непостижимым образом трансформировался в клаустрофобию.
- Где я? - паника пробивалась наружу.
- Хватит орать, - недовольно прошипел рядом голосок Изабель. - Ты в моем гробу. Мало того, что пихаешься, так еще и перегаром мне тут все провонял!
- Изабель, - умиленно всхлипнул я, пытаясь нашарить какую-нибудь часть возлюбленной и чувственно её облобызать.
- Положи на место мою ногу, попортишь, - пыхтела любимая, сосредоточенно от меня отпинываясь. Мои же горящие чувства буквально кипели, и требовали выхода. - Пьянь несчастная, - шипела Изабель.
- Дорогая, а что вчера было? - наконец более-менее пришел в себя я от её особо удачного удара.
- Ты еще спрашиваешь? - на ультразвуке завопила возлюбленная. - Да ты вчера в скелет напился! И соображал не лучше, чем ушанка Ван Костича!
- Кстати, а где он? - осторожно спросил я, ожидая, что где-то рядом откликнется ворчливый басок экзорциста.
- Да там за столиком в углу весь вечер женщина какая-то просидела, - озадаченно отозвалась Изабель. - Трубку курила, ром пила... Ноги на стол закинула! А потом как увидела, что вы уже... в недвижимость, встала, подхватила экзорциста, закинула себе на плечо и ушла. А мне пришлось тебя уволакивать! И в своем гробу спать укладывать, между прочим!
- Дорогая, - умилился я, вновь пытаясь облобызать ножку зомбочки.
- Губы прочь! - нежно рыкнула она. - Скоро закат, а ты мне и так поспать не дал, -чувствительно пнув меня в нижнюю челюсть, Изабель демонстративно отвернулась.
А ко мне внезапно пришли сла-абенькие воспоминания о том, как Ван Костич в криво нахлобученной ушанке, и почему-то висящий вниз головой, неспешно от меня отдаляется...
P.S. А экзорциста с тех пор действительно больше никто не видел. Ни днем у себя в дворницкой, ни ночью у нас. Впрочем, если мои воспоминания хоть вполовину правдивы, приобрел он куда как больше, чем потерял.
А вы говорите - брутальные экзорцисты с каменным сердцем... На них еще просто своей рыжей демоницы не нашлось!
P.P.S. Одно плохо - клуб наш остался без своей, так сказать, достопримечательности. Однако, проклято место одиозной личности пустым не бывает, но это уже совсем другая история...