Аннотация: Новые байки о личности одиозной и неповторимой
Ван Костич
Вывеска "Пошли к хоббиту в... нору" еще не успела смениться на "Заходите, что ли...", как приглашением тут же поспешили воспользоваться. Я в это время упорно пытался подвесить вконец разленившегося паука на мной же! сплетенную паутину. Но скотина попалась упрямая. Разжирев на торжественно подносимых ему мухах, он даже ползать самостоятельно отказывался, а теперь вот и сидеть соглашался только на стойке, с возмутительным упорством игнорируя естественную среду обитания.
- Дай что ли "Пьяного экзорциста", - раздался хриплый чуть растягивающий слова голос. Печально знакомый, надо сказать. Резко обернувшись, я размашисто покачнулся, и едва сам не запутался в приснопамятной паутине.
- Руки на стойку! - гаркнул я, спускаясь.
- Не успел, - разочарованно сказала колоритная личность, обосновавшаяся на стуле.
- И не успеешь! - воинственно заявил я, подсовывая корзину для мусора. Личность поглядела на оную с видимым отвращением, но комок жвачки полетел-таки в цель.
- Так будет мне коктейль? - недовольно поинтересовался Ван Костич - пожалуй, самая одиозная личность в нашем городе (за исключением босса, конечно). История Костича темна, непонятна и запутана, как то, что осталось от моей паутины. Паук, кстати, поглядывал на неё с непередаваемым злорадством.
Откуда Ван Костич появился в нашем городе - не знал никто. Он словно бы таким и родился на свет: примерно сорокалетний, с недельной щетиной, в карикатурной ушанке, которую не снимал ни зимой, ни летом, и вечно жующий жвачку, кою с маниакальным упорством приклеивал ко всем вертикальным поверхностям.
Имя у него если когда и было, то полностью затерялось в анналах истории. Когда он появился у нас впервые - назвался Константиновичем. Из-за длины и труднопроизносимости отчество было переделано в Костич. Но самому владельцу оно не понравилось. Пропав на неделю, он явился опухший, разящий перегаром, но удивительно просветленный. Тогда-то и появилась приставка Ван.
Совершенно отдельной историей было то, как он появился в нашем клубе. Как сейчас помню этот день. Точнее оный отмечен стилизованной ушанкой на старом календарном листе, по сей день висящем на видном месте.
Итак, была пятница.
Нечисти в зале было не то чтобы много, а как раз ровно столько, сколько нужно для интересного общества. Я лениво протирал стакан, рассеянно наблюдая за тем, как один молодой и драчливый черт пытается спровоцировать на пятачкобитие своего товарища.
Жалобно заскрипела дверь, со всего маху открытая ногой. Со скоростью катапульты она просвистела, ударилась о стену, оставив на полу крошево штукатурки, и так же пронеслась обратно. Общество прекратило заниматься своими делами, и с интересом уставилось на дверь, ожидая продолжения. Во второй раз неведомый открывальщик попытался обуздать буйную силушку. В итоге раздался лишь легкий стук. Створка приоткрылась ровно на волос. В третий раз компромисс был найден. Проскрипев что-то явно неодобрительное, дверь, наконец, открылась. Публика замерла, не в силах отвести глаз от дивного явления. На пороге стоял невысокий мужичок, лет сорока, в старой потрепанной шапке-ушанке, нахально чавкающий жвачкой, и держащий ржавую берданку на плече. Печатая шаг, он зашел внутрь, и хрипло, значимо сказал, чуть растягивая буквы:
- Я Константиныч. Просто Константиныч, придурки, - после чего радостно продемонстрировал всем неприличный жест, выдвинул барный стул на середину, и уверенно вскарабкался на оный. Берданка покинула плечо, и хищно уставилась в зал. Из дула тонкой печальной струйкой сыпалась соль.
Неполных две минуты стояла такая тишина, какая и в гробу не всякому покойнику приснится.
- Эй, Марио, ты пригласил клоуна? - вскочил тот самый наглый черт. Я благоразумно не стал отвечать, ибо казалось мне, что соль не так уж и проста. Дуло берданки заинтересованно уставилось на крикливого черта. - Ха, какой-то солью напугать меня хочешь, да? - нечисть выскочила из-за стола, и начала неторопливо приближаться к мужичку. Тот сохранял на лице эстонскую невозмутимость. Грянул выстрел. Помещение заволокло дымом. Когда все прочихались и протерли слезящиеся глаза, то увидели на месте недавнего забияки лишь сиротливо дымящуюся кучку пепла.
- Мужики, наших бьют! - вскочил его товарищ. Константиныч невозмутимо обозрел вышедшую из строя берданку, бережно повесил её на плечо, и достал из-за пазухи два детских, ядовитой расцветки, водных пистолетика. Не знаю, что в них там было, но у мужичка были вполне реальные шансы уморить нечисть смехом. Некоторые особо ретивые мстители не выдержали, и, хрюкая, упали на пол, пытаясь доползти до Константиныча на карачках. Тот же сохранял абсолютное спокойствие. Как я и ожидал, пистолетики оказались не так уж и просты. Даже случайно попавшие капельки оставляли на шкуре нежити маленькие дымящиеся ранки. Наступление захлебнулось в паре шагов от стула и венчавшего его Константиныча. Именно в этот момент святая вода в пистолетиках кончилась. Мстители злорадно переглянулись. Лишь мужичок сохранял все тот же спокойный, слегка презрительный вид. Первая мысль о его невероятном самообладании сменилась второй - о том, что в детстве его, видимо, так и не научили пользоваться лицевыми мышцами. Как бы то ни было, пистолетики нырнули обратно за пазуху, и оттуда же, как пресловутые кролики из шляпы, были извлечены два серебряных кастета. Я ожидал увидеть там все: от банальных крестов до полного иконостаса, включая всех мучеников и даже их собак. Но реальность превзошла и это. На кастетах были выгравированы, что называется, все три этажа с чердачком. Тихо хихикая, я начал оседать под стойку. Мало того, что больно будет, но какие синяки обидные потом проявятся! Константиныч, тем временем, не торопясь, надел кастеты, снова показал два неприличных жеста, и царственно сошел со стула. Кровожадно завывая, нежить понеслась бить обидчика. Прошло пять минут. Я потрясенно оглядывал поле боя. То тут, то там виднелись скорбно лежащие тела. Некоторые из них обвисли на перевернутых столах и стульях. Жалобно воющий садовый гном висел на вращающейся цветомузыке, добавляя интерьеру нотку потусторонней жути. Мужичок торжествующе огляделся, показал пятым точкам противника средний палец, приветливо кивнул мне, и вышел вон. На следующей неделе визит повторился. Итог, впрочем, тоже. И на следующей, и на следующей за следующей... Потом, правда, слух о нем разнесся по всему ночному миру, и дураков, навязывающихся на драку больше не было. Наоборот, при появлении в зале Константиныча, нечисть испуганно замирала, и оживала лишь тогда, когда он выпивал первый заказанный коктейль, клал рядом с собой ушанку, и хрипло заводил:
- А вот был на той неделе у меня случай...
Рассказывал он свои байки замечательно: сочно, с матерком, без труда вызывая интерес слушателей. Собственно, из них мы и узнали, что по профессии он - экзорцист, а по утрам работает дворником - просто для души.
- Ну и? - на меня посмотрели глазами голодной кобры. Я, спохватившись, поджег коктейль. Вообще, нормальная нечисть дожидается, когда он потухнет, и потом лишь употребляет внутрь. Костич же пил его только горящим, в три мощных глотка, занюхивая верной ушанкой.
Прошли томительные мгновения.
- Уф... - облегченно выдохнул Костич, брякнув стакан на стойку. Нечисть в зале заинтересованно насторожила ушки. Костич же, не торопясь, достал из кармана мятой клетчатой рубашки жвачку, и с наслаждением её зажевал (в глубине души, видимо, надеясь, что однажды я отвлекусь, и он ка-ак прилепит её к стойке). - А ты знаешь, Марио, - неторопливо начал он. - Что такое, мать его тудыть-растудыть, полтергей? Сиди ты, - грозно цыкнул он, хотя я и не собирался ничего говорить. - Полтергей, это, зомби ты недогадливая, срамотища редкая и редкостная...
Ван Костич против полтергея
Был теплый июньский вечер. Одуряющее пахли цветы, тяжело жужжали перегруженные нектаром пчелы и, чего уж там греха таить, Костич страстно мечтал последовать их примеру: то бишь, нагрузиться сорокаградусным нектаром и счастливо благоухать перегаром наутро. Но блаженным мечтам не суждено было сбыться. Вкрадчивый стук в дверь жилой каморки для дворников нарушил просветленное уединение нашего героя. Оный затаился, надеясь, что неурочный посетитель устыдится своего нехорошего намерения оторвать человека от духовного постижения нирваны, и отвалит самостоятельно. Посетитель оказался упорным. Стук повторился, причем тональность стала куда более нетерпеливой и настойчивой. "Сортир ему тут, что ли..." - раздраженно подумал Костич. Словно в ответ на эти мысли в дверь забарабанили с частотой пресловутого зайчика-Дюрассел. Посетителю явно было невмоготу.
- Какого... - начал было Ван Костич, решивший таки, что избавиться от маньяка-стукача вручную будет безопаснее для нервов, но перед дверью никого не оказалось. Запечатанная бутылка "нектара", легкий ветерок, и замеченный боковым зрением темный промельк не давали усомниться в собственном душевном здоровье. Мужичок неторопливо обернулся, и увидел сиротливо сжавшуюся на колченогой табуретке личность неопределенного пола и возраста. Личность взирала на знаменитого экзорциста с ужасом и недоверием. Ван Костич невозмутимо почесал ушанку. Посмотрел на личность. Перевел взгляд на угол, в котором гордо стояла берданка. Снова посмотрел на посетителя. И, видимо, приняв какое-то решение, сделал шаг к углу и берданке.
- Не надо, - тоненько пискнула личность. Экзорцист слегка нахмурился. Личность выставила вперед ладошки. Критически изучив выставленное, Костич подобрал с пола пакет с давно не выносимым мусором, и впихнул его в потные ладошки. Личность недоуменно обозрела впихнутое, и вопросительно посмотрела на мужичка. Причем ужаса во взгляде становилось все больше и больше. Похоже, паренек (при ближайшем рассмотрении личность оказалась именно им) решил, что сейчас его будут расчленять с особой жестокостью, в пакете находится инструмент собственно для расчленения, ну а в самом полиэтилене скорбные останки будут вынесены на ближайшую помойку. Ван Костич выразительно посмотрел на дверь. Паренек затрясся. Пакет издевательски зашуршал.
- Помойка там, - наконец не выдержал бездействия предполагаемой жертвы матерый расчленитель, и выразительно указал на дверь. Ужас во взгляде парня стал почти суеверным. Видимо, посетитель твердо уверился, что суровый экзорцист предлагает ему самому по-быстрому расчлениться, и самовынестись на помойку.
- А м-может, все-таки не надо? - умоляюще спросила жертва.
- Мне - очень надо, - значительно сказал экзорцист.
- З-зачем?!
- А что мне, по-твоему, мусором зарастать? - праведно возмутился Костич.
- Я не мусор! - оскорблено заявил парень. - Я вас, может, нанять хотел! А вы меня - расчленять сразу...
- Что? - мягко говоря, Ван Костич удивился. - Зачем мне тебя расчленять? - живо заинтересовался он. - Я пока не вижу острой необходимости, но мало ли, вдруг тебе удастся меня переубедить?
- А это что тогда? - обличительно потряс пакетом посетитель. Вещдок компрометирующее зашуршал и забряцал чем-то находящимся внутри. Запахло чем-то очень несвежим.
- Мусор, - терпеливо сказал экзорцист. - На помойку выкинь и попробуй... меня нанять, - в скептическое хмыканье он вложил все свое недоверие в благополучный финал этой затеи. Парень ненадолго задумался, залился краской и, пробормотав что-то извиняющееся, скрылся в ночи со злосчастным пакетом. Ван Костич понадеялся было, что больше его не увидит, но, как оказалось, радоваться было рано. Через несколько мгновений горе-наниматель снова материализовался на пороге. Деликатно постучал по косяку.
- Ну? - мрачно спросил Ван Костич.
- Здравствуйте! - выпалил парень. - Какой прекрасный вечер! - экзорцист брутально поднял левую бровь, выражая живейший скептицизм по поводу данного заявления.
- Был, - многозначительно сказал он.
- Э... А я вас нанять хотел, - сник парень. - Можно?
- А нужно? - наниматель быстро-быстро закивал. - Ну проходи, - Костич нехотя посторонился, пропуская парня в каморку.
- Меня зовут Федя, и у меня дома завелась чертовщина, - в лучших традициях общества анонимных алкоголиков грустно начал он.
- Она так и представилась? - невозмутимо поинтересовался Ван Костич.
- Кто? - удивился парень.
- Чертовщина. Пришла, поздоровалась, сказала: "Я чертовщина и собираюсь у вас завестись" и осуществила задуманное? - растягивая слова насмешливо спросил экзорцист.
- Нет, - озадачился парень. - А должна? - Ван Костич, несмотря на свой богатый опыт, столь законопослушной чертовщины пока еще не встречал.
- Нет.
- Так вот, оно странное что-то! Вот бывает вечером: сидим в комнате, а мамины духи сами по себе туда влетают, брызгают в воздух, и вздохи раздаются из ниоткуда. А то вот, переодеваюсь я, - рассказывая свои злоключения, парень заметно оживился. - И ветерок такой прохладный, ну прям всего так и окутает. Будто щупает кто, честное слово! И вздохи опять прямо из воздуха, да сладострастно так! А еще сижу по ночам я за компьютером на порн... ээээ, духовно просвещаюсь, а блокнот сам по себе открывается, клавиши стучат, и пишется там такое... - Федя драматично округлил глаза. - Признания всякие... В любви и прочем... Все бы ничего, но они от мужского лица написаны! - возопил он отчаянно. И вздохи, вздохи, постоянно эти вздохи! А маму вообще чуть до инфаркта не довели: заходит она в комнату, а её бигуди, будто на голову чью-то накручены, так в воздухе и висят. Так мало того, они еще и удирали от неё потом! - парень сокрушенно вздохнул и покачал головой, жалея не то маму, не то неведомого удиральщика с бигудями. - А тут знакомая наша, как раз, не так давно нанимала вас, кажется домового утихомирить. Мы в её россказни сначала не верили, а потом, когда и у нас началось... Вы же нам поможете, да? - жалобно закончил он. Ван Костич задумался. Вечер однозначно переставал быть томным и медитативным. Только гонорар мог примирить экзорциста с несбывшимися надеждами.
- Сколько? - поинтересовался он. Федя назвал сумму. Ван Костич позволил себе несколько хриплых звуков, кои при должном воображении можно было принять как за издевательский смех, так и за недовольное рычание. Парень подумал, и чуть-чуть увеличил. Ван Костич выразительно посмотрел на него. Примерно так, как смотрит некромант на свежевыкопавшегося упыря. Упырь потупился. Некромант утроил гонорар. Упырь, то есть Федя, праведно возмутился, и сбавил вдвое. Костич твердо стоял на своем. Федя горячился и изображал из Кинг-Конга, переболевшего чумкой, упорно колотя себя кулаком в грудь. Звук выходил на редкость не обнадеживающим.
Наконец, после часа взаимных упреков и заверений, спорщики, ко взаимному удовольствию, сошлись на оговоренной сумме. Не откладывая в долгий ящик, решили, что Ван Костич прямо сейчас пойдет с нанимателем и будет иметь сомнительное удовольствие лицезреть томно вздыхающую аномалию. Ван Костич с куда большим воодушевлением соглашался лицезреть гонорар. Но тут уже отпирался сам заказчик, уверяя, что вот разберутся с чертовщиной, и экзорцист сможет не только всесторонне осмотреть, но даже пощупать и потратить обещанную сумму.
Весь путь до "нехорошей" квартиры был проделан под непрерывные живописания козней загадочного воздыхальщика.
Федя оказался достойным отпрыском своих родителей. Мама его, женщина еще вполне молодая, рассмотрев хорошенько экзорциста, издала восхищенный вздох и начала повальный артобстрел глазками. Папа - личность задумчивая и мрачная, буркнул что-то приветственное, кивнул и потопал на балкон, немедленно начав громыхать какими-то железяками.
- Чаю? - вкрадчиво спросила мама, недвусмысленно пытаясь вытеснить Ван Костича на кухню посредством пышной груди. Экзорцист стоял несгибаемым утесом.
- Ну? - поинтересовался он у Феди. Тот быстро спрятал телефон, в котором что-то ожесточенно набирал и изобразил полную готовность к отлову аномалии.
- Кофе? - еще более елейно пропела мама. - Может, поужинаете? - и выразительно подмигнула. Федя снова уткнулся в телефон. Ван Костич, монументом невозмутимости, прошествовал в зал.
- Спасибо, - хрипло сказал он, позволив себе небольшую усмешку. - На работе не пью. И не ем.
Мама восхищенно округлила глаза, и попыталась занять гостя светской беседой. По лицу гостя было заметно, что оная его совершенно не занимает, но говорить об этом - ниже его достоинства. Федя незаметно шмыгнул в свою комнату, и, словно дятел, застучал по клавишам.
- Скажите, а ваша работа очень опасна? - с придыханием спросила мама. Ван Костич философски пожал плечами.
- Когда как, - ответил он, шаря глазами по квартире.
- А наша знакомая так много рассказывала о вас, о том, как вы мужественно выставили ее домового за шкирку...
Экзорцист неопределенно хмыкнул, вспоминая, что у знакомой он пробыл всего пять минут, а домовой и сам мечтал сбежать из квартиры той неряхи, но без помощи извне возможности такой не имел. К тому же, он совершенно не знал, о чем рассказывать этой женщине. В самом деле, ну не рассказывать же ей шесть отличий упыря от зомби, и почему со вторыми желательно договариваться мирно, а вторых - уничтожать без раздумий.
Вечер плавно перетекал в ночь. От щебетаний гостеприимной мамы у Ван Костича уже откровенно звенело в ушах, и потому он пытался незаметно поворачивать к ней оные попеременно. Федя продолжал отчаянно стучать по клавиатуре. Папа на балконе громыхал железом.
Наконец, бросив взгляд на часы, мама принялась выстукивать домочадцев, и сообщать им, что пора бы уже и спать. Ван Костичу, так и не дождавшемуся явления коварной аномалии, радушно постелили на диване в гостиной. Мама с радостью положила бы его рядом с собой, но место уже было занято старательно похрапывающим папой.
Была полночь. Обычные люди не могут так тонко чувствовать время, но Ван Костич все же был ближе к ночному миру, чем к человеческому. Спать экзорцист, конечно же, не собирался, но находился в состоянии чуткой полудремы. По комнате мягко прошлепали чьи-то шаги. Костич насторожился, продолжая дышать глубоко и ровно, дабы у придирчивой аномалии не возникло и тени сомнений, что специалист по её отлову предается возмутительно глубокому сну. Раздался трепещущий проникновенный вздох. Честное слово, если бы в мире проводился чемпионат по вздохам, то этот непременно занял бы первое место и приз зрительских симпатий разом. На балконе что-то громыхнуло. Следующий вздох вышел еще более высокохудожественным. Ван Костич бесшумно поднялся, и таким же неслышным шагом пошел к балкону.
- Ах... - (мечтательно-сладострастно) - Бум-бам-плюх-звяк (на редкость немелодично) - Ой! (очень удивленно) - БАМ!!! (громко и сердито) - А-а-а-а-а! (почти на пределе ультразвука)
Против такой озвучки домочадцы были решительно против, а потому, с тараканьей скоростью вбежали в гостиную. Их глазам открылась поистине небывалая картина, достойная кисти великого абстракциониста. На полу балкона лежали детали чего-то большого и железного, в коем еще можно было вычленить руку, ногу и, кажется, нос. Над этим кладбищем металлолома троллем, накурившимся мухоморов, скакал папа, держась за ногу и оглашая квартиру незатухающим "А-а-а!". Ван Костич, коему изменила его обычная невозмутимость, в удивлении взирал на вышеописанное. Если где-то здесь и присутствовала злокозненная аномалия, то она предпочла не высовываться, видимо, боясь схлопотать по самую эктоплазму.
Когда через несколько минут всеобщее волнение несколько улеглось, а Федя сумел, наконец, разжать папины руки и убедиться, что демонстрация его вокальных способностей была спровоцирована синяком на мизинце, все смогли перейти к конструктивной беседе. Начал её Ван Костич, предварительно порывшись в карманах, достав помятую пачку жвачки, критически изучив нашедшееся, и зажевав-таки извлеченную оттуда подушечку.
- Ну и? - мрачно поинтересовался он у папы. Тот еще больше покраснел, что было весьма проблематично, ибо цветом он и так напоминал перезрелый помидор.
- А что я? - буркнул он. - Нечего было гляделками светящимися на меня пялиться.
- Угу, - кивнул Костич. - Нечего было вздыхать над этим металлоломом.
- Мой дом - хочу и вздыхаю! - воинственно вскинулся папа. - И это не металлолом, а моя мечта!
- Помнится, меня наняли как раз для того, чтобы я устранил некую вздыхающую аномалию, - задумчиво проговорил экзорцист, выразительно разминая пальцы. Папа заметно взгрустнул.
- Ну собирал я на балконе женщину своей мечты, да... - неохотно пробормотал он.
- Эту жуткую бабищу с носом, как у аиста клюв? - удивился Ван Костич.
- Да что бы ты понимал! - взвился папа. - Ты вообще её убил! - и, горько махнув рукой, ушел в комнату. Экзорцист перевел взгляд на остальных домочадцев, самоустранившихся от познавательной беседы. Мама три раза стрельнула глазками, и послала контрольную многообещающую улыбку. Федя, похоже, не расстающийся с телефоном, что-то старательно там выстукивал. Скорбно вздохнув, Ван Костич незаметно прилепил комок жвачки к внутренней стороне стола, и отправился обратно в постель. В квартире захлопали двери, и снова воцарилась тишина. Ночь еще только начиналась.
Следующая побудка произошла через пару часов.
Ван Костич глубоко сомневался, что аномалия соизволит появиться в эту дикую ночь. Глядя на это, мягко говоря, странное семейство, он удивлялся скорее тому, что неопознанное вздыхающее явление у них только одно. Впрочем, остальные домочадцы весьма успешно справлялись с незанятыми вакансиями. Услышав проникновенный короткий вздох из комнаты Феди, экзорцист даже не стал торопиться, справедливо полагая, что аномалией тут и не пахнет. Тем временем, вздохи набирали оборот, становясь размеренными и откровенно сладострастными. Ван Костич вспомнил оговорку работодателя, когда оный пришел к нему в дворницкую. Примерно представляя, на каких сайтах может сидеть Федя, он осторожно и бесшумно поднялся, мягко подходя к косяку и приоткрывая дверь ровно настолько, чтобы был виден компьютер и парень, вдохновенно пялящийся в монитор. Действо на оном набирало обороты. Ван Костич хмыкнул, и решил устроить домочадцам еще одну экстренную побудку. Количество вздыхающих личностей на одну отдельно взятую квартиру начинало откровенно его раздражать. Действуя в лучших традициях голливудских боевиков, экзорцист ногой распахнул дверь с воплем, коий издает индеец племени апачей, нашедший чужой схрон со скальпами. Не ожидавший столь оригинальных посетителей Федя, согласно завопил, и навернулся со стула (причем герои Матрицы, обзавидовавшиеся по самые электроды, должны были рыдать и просить у него автограф: за эти несколько секунд он успел закрыть окошко компрометирующего сайта и перескочить на вполне пристойное видео с демонстрацией боевых искусств Джеки-Чана). Ван Костич же, перекатившись, мгновенно взвился на ноги, и застыл в углу, обличающее направив пудовое распятие на распластанного парня. Тот издал непередаваемый горловой звук и меленько завибрировал.
- Где оно? - прорычал Ван Костич, подозрительно оглядываясь по сторонам и поводя распятием.
- К-кто? - запинаясь, проблеял Федя, неосторожно пытаясь встать, и ударяясь об компьютерный столик. Джеки Чан наносил очередной удар противнику. Монитор весьма натурально вздрогнул.
- То, что вздыхало, - категорично ответил экзорцист. Федя залился смущенным румянцем.
- Ну... - пробормотал он, смущенно ковыряя большим пальцем ноги ковер. - Я...
- Ты? - Ван Костич повернулся к нему на манер тарана, точно так же не выказывая никаких человеколюбивых намерений. Федя опасливо попятился, споткнулся об клубок переплетенных проводов и снова рухнул, теперь уже на кровать. Ван Костич неторопливо надвигался. Федя, словно перевернутый на спину жук, слабо трепыхал конечностями. И именно в этот эпохальный момент в комнату влетела Федина мама. Три секунды длилась пауза. Потом мама с трудом смогла выдавить:
- Ой, а вы что... ИЗ ЭТИХ? - и в ужасе округлила глаза. Ван Костич временно впал в ступор. Федя раскинул руки-ноги и обессилено уставился в потолок.
- Федя, немедленно отвечай матери: ты тоже?! - мама сорвалась на истерические нотки. Ван Костич невозмутимо жевал жвачку. - Фёдор! - гремела мама. Экзорцист надул большой пузырь, лопнувший с неожиданно громким хлопком. Мама от неожиданности прикусила язык, подавившись очередным сыновним воззванием. Федор подскочил (испуг пошел ему только на пользу, и позволил придать сидячее положение). Экзорцист выразительно хмыкнул, и вышел из комнаты. В оной же некоторое время слышалось приглушенное шипение, тональностью схожее с гадючьим, после чего с видом довольной гюрзы, проглотившей, по меньшей мере, кабана, в дверях показалась мама. Немного подумав, она направилась к Ван Костичу, коий лежал на диване, беззастенчиво закинув ноги на его спинку, и громко чавкая жвачкой. Мама примостилась рядом. Экзорцист не удостоил её и взглядом. Женщина сдаваться не собиралась. Громко вздохнув, она придвинулась ближе. Ван Костич тактично отстранился.
- Скажите, - интимным шепотом поинтересовалась мама. - А вы всегда такой мрачный?
- Угу, - буркнул мужчина, почесывая живот.
- А почему? Вы не верите женщинам, у вас была несчастная любовь, да? - шептала мама, пытаясь улечься рядом.
- А я мизантроп, - пояснил экзорцист, не делая попытки подвинуться.
- Как интересно, - женщина стрункой вытянулась рядом, заинтересованная не словами собеседника (точнее, содиванника), а тем, чтобы сохранить равновесие и не грохнуться бесславно на пол.
- Да ничего интересного, - равнодушно сказал Ван Костич, делая вид, что не замечает сосредоточенного пыхтения. - Мне люди вообще давно не интересны.
- А-ах, поэтому вы стали ЭТИМ, да? - томно прошептала мама ему в самое ухо. Ван Костич поморщился, и отвернулся - ушанка и горячее дыхание женщины отнюдь не добавляли приятности времяпрепровождению.
- Экзорцистом?
- Нет, ну этим... - мужчина почувствовал, как собеседница активно задвигала бровями и лицевыми мышцами. Ван Костич терялся в догадках. - Но я уверена, что женское тепло и ласка помогут вам... Отогреют... - она старательно пыталась найти его губы, всякий раз натыкаясь на слежавшуюся шерсть ушанки и втихомолку отплевываясь. - И вы больше никогда не посмотрите на мужчину...
От оригинальности сего заявления Ван Костич дернулся, и мама, с придушенным воплем, слетела-таки на пол.
- Ну знаете ли! - возмущенно заявила она, вставая, и обиженно потирая копчик. - Такой мужчина, а на бабу не реагирует даже! - сквозь слезы сказала она, и выбежала из комнаты. Ван Костич полежал немного, подумал... и улыбнулся. Он успел прилепить ей на халат жвачку.
Было четыре часа утра. Рассвет робко вступал в свои права, слабо, но упорно вытесняя ночь. Ван Костич не спал. Исходя из постигнутого на собственном опыте закона подлости, выходило, что уж в заключение веселенькой ночи точно случится что-нибудь эдакое. В комнате стало на пару градусов холоднее. Ван Костич открыл глаза. Над ним висела серебристая полупрозрачная субстанция с большими зелеными глазами и кокетливо подкрашенными длиннющими ресницами. Встреча экзорциста и призрака состоялась на более чем неофициальном диванном уровне. Причем, от сего знаменательного мероприятия ни одна из сторон должного удовольствия не получила. Ван Костич дернулся, и на свет тут же были извлечены давешнее пудовое распятие и маленький засаленный молитвенник. Аномалия впечатлилась. Словно половичок, вытряхнутый ретивой хозяйкой, призрак всколыхнулся, и, еще больше вытаращив глаза, понесся к стене, разделяющей зал и комнату Федора. Преисполненный решимости, экзорцист побежал к выходу, намереваясь перехватить наглое привидение в комнате и провести с ним душеспасительную беседу. Завывая, будто советский пылесос "Буран", аномалия пронеслась сквозь стены Фединой спальни, и оказалась в спальне родителей. Не останавливаясь, привидение снова прошло сквозь стены, коридор и снова вылетело в гостиную.
- Стоять, - сурово приказал Ван Костич, и подкрепил свое пожелание парочкой заковыристых выражений на латыни. Привидение судорожно икнуло и подчинилось. К тому же оно почувствовало, что сдвинуться с места не может при всем желании. Опустив вниз глаза (в прямом смысле, ибо оные сползли вдоль светящейся субстанции, и возмущенно уставились на пол), призрак увидел, что завис ровно над небольшой пентаграммой, вычерченной не слишком щепетильным экзорцистом прямо на дорогом паркете.
- Поговорим? - вкрадчиво предложил экзорцист. Аномалия согласно заколыхалась. - Развеять тебя, что ли? - задумчиво вопросил пустоту Ван Костич. От негодования, призрак как-то сдулся и обрел, наконец, свою предсмертную форму - щуплый худой паренек с непослушными вихрами, завернутый почему-то в банное полотенце.
- Но-но! - возмутился он. - Я, между прочим, редкий исчезающий вид - полтергей!
- И чем же ты ценен для окружающей среды? - откровенно ухмыляясь, спросил Костич.
- Ну... Я редкая посмертная субстанция, подлежащая бережному расселению, а не жестокому рассеиванию! И вообще, - эктоплазма засеребрилась и внезапно разразилась бурными и неумолимыми, как Ниагарский водопад, рыданиями. - Меня при жизни никто не любил - все только пальцами показывали и смеялись, и после смерти покою не даю-ут!
Ван Костич опешил. Развеивать полтергея было совсем уж как-то неприлично, но и гонорар отработать хотелось. Дело даже не в том, что экзорцист был таким уж алчным (в этом, конечно, тоже - но кто ж признается?), а в том, что хорошая репутация стоила еще дороже.
Призрак же никак не желал успокаиваться.
- Ну да, мне всегда мальчики больше нравились, и что-о?! А они надо мной смея-ались! А Федя - он оди-ин со мной дружил, и на похоронах всплакнул даже! А я ж из-за него вены вскры-ыл! Я ему в любви признался, а он пальцем у виска покрути-ил...
- А пугал ты их семью зачем? - ухитрился-таки вставить слово Ван Костич.
- Я-а?! - так искренне возмутился полтергей, что стало понятно - не пугал. Призрак сердито шмыгнул, и начал ябедничать: - Да они сами кого хочешь напугают! Отец какую-то жуткую металлическую тетку на балконе мастерит и вздыхает по ней, маман у них страдает без мужского внимания и бросается всем на шею, а Федя... - призрак тяжко вздохнул. - А Федя на баб голых по ночам смотрит! - произнес он это с таким надрывом, что стало ясно - нежная душевная организация полтергея едва перенесла этот удар.
Ван Костич задумчиво почесал ушанку, привычно нашарил в кармане жвачку и положил подушечку в рот, надеясь, что привычное занятие простимулирует мыслительный процесс.
- Все, - торжественно сказал Ван Костич, когда заспанное семейство собралось за завтраком.
- Что все? - хмуро буркнул папа.
- Аномалия - все, - веско, с авторитетом истинного профессионала заявил экзорцист. Впрочем, эффект несколько смазался из-за богатырского укуса огромного бутерброда с копченой колбасой, но семейство все равно впечатлилось. Даже Федя оторвался от сотового и заинтересованно вопросил:
- А что с ней?
- Дематериализовалось, - прохрипел экзорцист, пытаясь справиться и прожевать-таки откушенное. Физиология (выплюнуть кусок) боролась с приличиями. Последние победили, и с аистиным усилием экзорцист проглотил бутерброд. Домочадцы с умным видом закивали. Папа, набрав еды с собой, улизнул на балкон. Оттуда послышался мерзкий визг распиливаемого пенопласта. Ван Костич понадеялся, что теперь мечта будет изваяна из более легкого и менее травмоопасного материала.
- Спасибо вам, - Федя с чувством пожал экзорцисту руку, причем неподдельное уважение в его взгляде боролось с надеждой, что пути их больше никогда не пересекутся. Посчитав на этом долг гостеотправства выполненным, парень скрылся в недрах своей комнаты.
Мама была более многословна.
- Ох, если бы не вы, я прямо не знаю, что бы мы делали, - негромко сказала она, не торопясь отпускать протянутую для пожатия мужественную руку. - А муж завтра на работе, - как бы ни на что не намекая протянула она. Видя, что экзорцист не реагирует, женщина продолжила: - Заглянули бы ко мне, я б накормила вас...
Ван Костич вежливо пообещал, что постарается воспользоваться гостеприимным предложением. Сунутый напоследок гонорар (несколько увеличенный) существенно поднял ему настроение.
Ван Костич допивал третий коктейль. Я осторожно кивнул на ушанку:
- А...?
- После третьей не закусываю, - мужественно ответил он.
- Так что там с полтергеем?
- А! - хлопнул себя по лбу экзорцист. - Во! - на стойке передо мной оказалась плотно закрученная баночка, исчерченная рунами, латинскими выражениями и просто непонятными закорючками. Внутри мутного стекла серебрилась некая подозрительная субстанция.
- На кой он нам? - не понял я, рассматривая баночку на свет. Краем глаза уловив смазанное движение, я рявкнул: - Руки!
Экзорцист покорно положил комок жвачки в стоявшую рядом пепельницу, скривившись при этом так, будто там лежал не пепел четырех вонючих "Беломорин", а, по меньшей мере, прах его дорогой матушки.
- Ну выделите ему какой уголок - пусть сидит, выслушивает чужие проблемы и сочувственно поддакивает, - отмахнулся Костич, коему уже не было никакого дела до сбытого с рук полтергея. Я задумался.
- Бинго! Посажу его в раздевалку для девочек, - я кивнул на лихо отплясывающих зомбочек. - Пусть вещи сторожит, а то вечно у них то одно пропадет, то другое...
Экзорцист меланхолично кивнул.
Полтергей у нас замечательно прижился. Девочки, сначала настороженно отнесшиеся к полупрозрачному сторожу, вскоре были от него без ума, считая чем-то вроде закадычного друга и жилетки для возрыданий. Полтергей наконец-то был счастлив.
Что бы вы думали? Ван Костич все-таки воспользовался любезным предложением Фединой мамы, и зашел к ней на обед! Съел три тарелки борща, две - жаркого, запил невероятным количеством сока и собрался было откланяться. Мама возмутилась. Ну в самом деле, каждой женщине с детства вдалбливали, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок оного, а тут то ли с сердцем что-то не то, то ли желудок оказался автономной зоной и путь из оного лежал только один, всем известный, заканчивающийся в сортире. Ван Костич хладнокровно поблагодарил женщину за вкусный обед и невозмутимо откланялся, своеобразным автографом оставив на косяке комок жвачки . Позже, мама пыталась навести на него порчу, посредством некой черной ведьмы, но та, узнав, кто будет объектом наведения, напрочь отказалась от сего неблагого деяния.
- А что она от меня хотела? - возмущался он днем позже, сидя передо мной, потягивая шестой коктейль и поглаживая разомлевшего паука, перепутав того с ушанкой. Тварюшка была на вершине блаженства.
- А тебе что, сложно было? - удивился я, внимательно следя за его руками.
- Да, - отрезал экзорцист, и попытался было надеть паука на голову. Тот, раскоряченный в невообразимой позе, гневно защелкал челюстями. Ван Костич брезгливо рассмотрел насекомое, положил его обратно, и надел более приспособленную для этого ушанку.
- Почему? - удивился я.
- Потому что не все в этом мире подчиняются инстинктам, - сказал уходящий мужчина. Пока я обдумывал его ответ, уже до двери до меня долетел возмущенный голос: - И вообще, я не сплю с нанимателями, да еще такими страшными! - зал весьма одобрительно воспринял это заявление и поспешил обмыть его несколькими тостами. Дверь захлопнулась, и только перед самым закрытием клуба я заметил, что подлый экзорцист, удивив меня своим заявлением, наигнуснейшим образом прилепил к сидению стула комок жвачки!
А вы говорите: брутальные экзорцисты с недельной щетиною... Тараканы у всех свои, а у них и вовсе какие-то мутировавшие.
P.S. А паук вскоре помер. От обжорства.