Сентябрьским вечером на вокзале было людно. На первом пути стоял скорый "Владивосток-Москва", ко второму подходила электричка. Пассажиры торопились занять свои места в вагонах.
По перрону пробежала группа подростков с пакетами и рюкзаками. Они спешили на подходив-шую электричку.
Пропищало радио, передавая точное время. Две старушки с пирожками на лотках переглянулись и стали быстро собираться. Прибежал оборванный цыганенок, и старушка с вздохом сунула ему пи-рожок. Вторая сердито заворчала. Цыганенка как ветром сдуло.
Быстро прошла под ручку пара: белокурая женщина в строгом костюме и лысеющий шатен в бе-лом пиджаке. Двое оборванцев тащили за ними большие сумки. Возле вагона оборванцы постави-ли сумки на платформу и, сжимая в кулаках по хрустящему полтиннику, зашагали по направле-нию к привокзальному бару.
Пара быстро прошла в купейный вагон.
Из-за лестницы надземного перехода выглянул Ромка. Его старые кроссовки и спортивные штаны покрылись грязью, темно-зеленые глаза были мокрые и злые. Он шмыгнул носом и посмотрел на поезд.
Щелкнул динамик и раздался усталый голос диспетчера:
- Уважаемые пассажиры, будьте осторожны! С первого пути высокой платформы отправляется скорый поезд "Владивосток-Москва"... Повторяю... Уважаемые пассажиры...
Ромка метнулся вперед и прыгнул на подножку. Ему повезло, проводницы еще не было. Он быст-ро проскочил через вагон в тамбур. Поезд тронулся.
Ромка заглянул в вагон и тут же дернулся назад. По проходу медленно двигался серо-синий кос-тюм проводницы.
Дверь в туалет оказалась заперта. Ромка снова выскочил в тамбур. У окна стоял небритый дядька и курил, выпуская дым через нос. Он покосился на Ромку и тут же отвел равнодушный взгляд.
Ромка присел, опираясь спиной на дверь, ведущую из вагона. Но тут же снова вскочил: дверь от-крылась, и в тамбур ввалились трое парней с четырьмя бутылками пива "Балтика".
- ...а я ему говорю: "Прыгай, если что, в любой вагон, свой найдешь потом", а он: "Я лучше в ва-гоне посижу", - на ходу рассказывал один. - Да тормоз!
Остальные заржали.
- А я вчера анекдот слышал: встает Леонид Ильич на заседании... - дверь за ними захлопнулась.
Ромка присел в углу.
Дядька докурил, повернулся. В его глазах мелькнул интерес.
- Ты чего тут сидишь? - хриплый голос обращался к мальчику. - Один едешь, что ли? "Заяц"?
Ромка мотнул головой: отцепись, не приставай.
Дядька "отцепился".
Поезд набирал ход.
Ромка всхлипнул, потер глаза и нос рукавом. Вспомнил, как нервничал отец, как курил одну за другой сигареты, всю ночь шагая по однокомнатной квартире. Ерошил волосы и тяжело кашлял в кулак. Ромка лежал на диване, накрытый с головой одеялом, и слушал скрип пола под ногами от-ца. Он притворялся, что спит. Он ничего не мог справить. Уже тогда не мог. Когда мама первый раз не пришла ночевать домой. Но это было лишь начало.
Снова с треском открылась дверь, и в тамбур вышли парень в спортивном костюме и девушка в джинсах и "мастерке". Они открыли окно и высунулись наружу. Послышалась реплика из нехо-роших слов.
Ромка поднял голову. Парень был знакомый - он только что проходил с пивом.
Парочка молча курила, высунувшись из окна, перемежая затяжки поцелуями. На мальчишку они не обращали никакого внимания.
Ромка тоже на них не смотрел. Он вспоминал, как кричал отец на вернувшуюся поздно утром мать, как мама, спокойно улыбаясь, гремела посудой на кухне. Отец завтракать не стал - обулся и ушел, хлопнув дверью. А он, Ромка, тоже ничего не мог взять в рот, как это случалось с ним в гос-тях, когда он не мог заставить себя прикоснуться к пище, приготовленной чужими руками. Мама долго смотрела на него, а он смотрел в тарелку. А когда поднял на нее глаза, она резко крикнула: "Ешь!" и ударила его по лицу. Он тогда вскочил из-за стола и убежал...
Ромка снова громко, с подвыванием, всхлипнул. Парочка у окна оглянулась на него. У девушки в глазах мелькнуло сочувствие. Она, казалось, что-то хотела спросить...
Ромка, не дожидаясь ненавистных расспросов, открыл дверь и шагнул в пространство между ваго-нами. Он оказался на металлической гармошке, которая шевелилась как живая в такт стуку колес. Внизу под ней мелькали шпалы. Ромка прислонился спиной к двери, раскинул руки и стиснул зу-бы.
Сейчас он сделает так, что поезд разгонится до сумасшедшей скорости. Скорости света, а может еще и больше. Он будет лететь так быстро, что не нужны ему станут рельсы. Перед ним будут в панике расступаться облака, будет с треском рваться воздух и рушиться весь мир...
По щекам Ромки побежали две злые слезинки. Он зажмурился и потряс головой.
...Ромка впервые видел, как плакал отец. Мама собирала вещи, а он стоял, прислонившись лбом к шкафу, и рыдал, судорожно вздрагивая плечами. Ромка сидел в своем углу, смотрел на худые ссу-туленные плечи отца и плакал от жалости и непонятной бессильной злости. Ему хотелось вытрях-нуть вещи из сумки и топтать их до тех пор, пока они не превратятся пыль. Потому что он никогда не видел отца таким жалким. И он никогда до этого не испытывал такого чувства ненависти к ма-ме. Она забыла даже про Ромку. Она уходила к новому мужу...
Ромка еще сильнее сжал зубы. Глаза щурились от ветра. Ветер все яростнее рвал его медно-рыжие волосы. Поезд шел все быстрее и быстрее, Ромка гнал его вперед незнакомой силой, проснувшей-ся в нем исподволь. Внизу все быстрее и быстрее мелькали шпалы. Поезд со свистом рассекал воздух. А в поезде ехала мама с незнакомым, чужим человеком в белом пиджаке. Ехала прочь от отца и Ромки, от старой жизни, в Москву...
Поезд летел, как вихрь. Ярость Ромки, его ненависть и боль сливались с яростью ветра и болью летящего времени. Он толкал поезд, пытаясь обогнать это время, вернуть все назад, исправить... Он гнал поезд силой отчаяния, и поезд слушался его. Ему стали не нужны рельсы. Пассажиры в ужасе застыли на своих местах...
Ромка сделал последний рывок, последнее усилие воли... Громко-громко застучали по стыкам ко-леса и мелькающие шпалы рванулись вбок и вверх...