Люди не выносят тишину. В тишине - частица вечности, а это ужасает. Поэтому, люди постоянно убивают тишину попсовой музыкой, телевизором и разговорами о политике. Кажется, что и сказать- то нечего, но проще говорить ни о чём, чем заглядывать в бездну тишины.
Какое счастье, что у меня есть собеседник, с которым можно часами молчать. Это большой талант - умение молчать. Для этого интеллекта недостаточно. Для этого нужна отвага.
Вот поэтому и встречаемся мы с Михал Михалычем. Помолчать пару часов с хорошим человеком - это большое дело.
Сегодня прохладно. Бриз несёт с океана солоноватый запах гнили. Мы сидим с Михал Михалычем, покуриваем, и глубокомысленно смотрим на дорожку, тянущуюся вдоль бульвара, по которой движется, укрепляя здоровье, разномастная публика. Кто на роликах, а кто и на своих двоих. Вот два гея, взявшись за руки, несутся на роликах. Прокатились туда- обратно, потом встали у канадского клёна и целуются взасос. И так это у них выходит страстно и обнажённо, что стайка молодых хасидок в чёрных юбках по щиколотку возмущённо переглянулись на бегу. Затем, как по команде, развернулись и побежали в другую сторону.
- Любовь... Загадка... Вечная тайна... - заметил Михал Михалыч. - Никогда не
поймёшь, чем она закончится, и закончится ли когда- нибудь.
Я молчал. Не хотелось словами разрушать эту банальную конструкцию, что выстроил Михал Михалыч.
А он вынул из пачки сигарету и, понюхав её, аккуратно уложил обратно. Это потому что Михал Михалыч старается растянуть пачку на три дня. Не из опасений за здоровье. Нет. Просто в Нью- Йорке сигареты подорожали так, что поневоле приходится экономить.
Я терпеливо ожидал конца этих манипуляций, зная, что после них, Михал Михалыч нет, нет да и вспомнит что- нибудь интересное. И ждать мне пришлось недолго.
- Я, Боря, вспомнил сейчас потрясающую историю. Её можно озаглавить так же,
как Грин заканчивал многие свои рассказы о любви : "Они жили долго и умерли в один день ". Если Вы наберётесь терпения минут на пятнадцать, то я Вам её расскажу.
Я сказал, что терпения у меня хватит, и угостил Михал Михалыча сигаретой. И он, прикурив, начал:
--
Как- то много лет тому назад довелось мне нарвать грыжу. Пошлейшая штука, я
Вам скажу. Но какая бы ни была, а оперировать надо. Вот, я и пристроился по блату в Онкологический диспансер. Там и почище было, и хирурги поопытнее, и, главное, главрачом там служил мой однокласник Валерий Сергеевич. В первый же день я пожалел, что позарился на блат. Это была первая больница из всех, что я видел, где пациенты не играли в карты и не рассказывали анекдоты. В операционные дни больные периодически поглядывали на часы. Считалось, что операция должна занимать четыре, пять часов. А если кого- то привозили из операционной раньше, то значит он уже не жилец. Вскрыли, обнаружили множественные метастазы и зашили, не оперируя. Моя плёвая, по здешним меркам, операция длилась минут сорок. И когда меня везли в палату, я встречал сочуственные взгляды болящих, праздно бродящих по коридору.
Палату мне отвели отдельную: блат он и в Африке блат. Телевизор, свежие газеты... все дела. Болей - не хочу. Я приноровился курить в приоткрытое окно. К вечеру приходили друзья и можно было выпить рюмашку втихаря. Чем не жизнь?
Дня через три пришёл главврач Валерий Сергеич и спросил не буду ли я против, если он ко мне подселит соседа, сослуживца отца, полковника Лисичкина. Конечно, я был только рад соседу с такой шикарной фамилией.
Полковник Иван Павлович Лисичкин, вопреки ожиданиям, оказался похож не лисичку, а на лося. Баскетбольный рост, рельефные мышцы и беззащитная улыбка. Мы познакомились и уже к обеду подружились.
К вечеру пришла жена Ивана Павловича, Марта Феликсовна. Тоже росту выше среднего, красивая той особой красотой, которая появляется у женщин с возрастом, и, так же как муж, брызжущая обаянием.
- Я тебе, полковник, помереть не дам. - заявила она с порога, - Ты и не надейся
даже. Ишь что выдумал! Запомни - уйдём только вместе.
Потом она рассказала, что Ивану Павловичу дианостировали рак желудка. Готовят к операции. Но пусть полковник Лисичкин и не надеется - помереть ему она не позволит.
А Иван Павлович рассказал как в сорок четвёртом Марта Феликсовна вынесла его с поля боя. Как валялся он по госпиталям, как нашла его там Марта, как забрала домой и буквально поставила на ноги. Вот с той поры и живут вместе.
- Правда, мы не расписаны. - уточнила Марта Феликсовна. - Эти условности не
для нас.
- Марта! Ты не права. - одёргивал Иван Павлович. - Вот как только выйду из больницы, так сразу и оформим все формальности.
Через день его увезли на операцию, но не прошло и часу как вернули в палату. Когда Ивана Павловича перекладывали с каталки на кровать я всё смотрел на его ноги, иссечённые голубоватыми от времени шрамами. И мне было жаль этого сильного мужика, которого пожирала болезнь.
На следующий день меня выписали и быт, хлопоты и заботы заставили меня забыть о полковнике с такой ласковой фамилией.
А года через три я случайно встретил его с женой на трамвайной остановке. Я ждал трамвай, а они шли мимо, взявшись за руки. Точно, как эти пацаны.
Михал Михалыч кивнул головой в сторону, где миловались мальчишки на роликах. И только он это сделал как один из влюблённых оттолкнул от себя партнёра, перескочил через ограждение из металлических труб и выехал на дорогу. Он пересёк шестирядное шоссе, маневрируя между несущихся мащин,оставшись цел и невредим. Потом присел на нашу скамью и снял ролики. По его лицу катились какие- то голливудские слёзы. Не верилось, что человек может плакать такими крупными слезами. Но это были уже наши с Михал Михалычем проблемы. А пацан связал ролики шнурками, закинул на плечо и ушёл гордо вскидывая голову.
- Жизнь. - попытался объяснить происшедшее Михал Михалыч. - Тут тебе и
горе, тут тебе и радость.
Помолчали. И я спросил:
- Так что там дальше с Лисичкиными было?
- Да! - спохватился Михал Михалыч. - На чём я остановился? Да! Трамвайная
остановка. Когда супруги подошли поближе, я поздоровался и спросил о здоровье.
- Опять не дала мне Марта помереть. - засмеялся Иван Павлович. - Не знаю
точно какому она Богу молилась, только рак мой исчез, как и не был.
Я хотел было распросить его подробней, но подошёл мой трамвай и мы расстались.
И вот, как- то в дружеской компании я рассказал о чудесном исцелении полковника Лисичкина. О том, что любовь творит чудеса. А мне друзья в ответ - так и так. Не больше Лисичкиных. Дескать, обнаружили у Марты рак прямой кишки. Собрались оперировать - выводить кишку на бок. Супруги сходили в церковь, обвенчались. Потом поужинали в ресторане. А когда пришли домой, Иван Павлович выстрелил из наградного пистолета Марте Феликсовне в затылок, а потом себе в рот. Так что умерли они так, как мечтали, в один день.
- Да... - протянул я. - История... Жалко стариков.
- Эх, Боря! - сказал Михал Михалыч. - Это ещё не финал. Через несколько лет я
Встретил Валерия Сергеича. Ну, того моего однокласника, который когда- то был главврачом онкологии. Так он мне рассказал, что на вскрытии у Марты никакого рака не обнаружили. Обычный геморой.
Мы с Михал Михалычем закурили по последней, помолчали ещё часик и разошлись. Он к себе в nursing home на ужин, а я в бар, чтобы помянуть как следует всех влюблённых.