Не было худшего места для смерти - а тем более самоубийства - чем дождевой котлован у подножья Моста Голодранцев. Зловонное, омерзительное место. В лучах заката оно казалось каньоном смерти. Местом, куда сбегается зверье, чтобы подохнуть.
В жару из-под моста поднималась удушающая вонь. Домишки Района Нищих, морща бойницы и затянутые шторами пороги, изо всех сил косились назад, лишь бы не дышать гнусными парами. Да все без толку. Как всепроникающие лучи Кровоточины, зловоние просачивалось сквозь стены, отравляя посуду, простыни, уставших людей на дырявых кроватях. В котлован сбегались помойные трубы всей Заробы. Лет тридцать назад никто не думал, что город разрастется и поймает сточный канал в свои щербатые стены.
Да, ужасное, тоскливое место, чтобы умереть.
Мост был излюбленной точкой для лишенных крова попрошаек, сомнительных торговок, пережеванных жизнью и покрытых струпьями солдат, застывших у парапета подобно лохматым сталагмитам. Никто, кроме детей и нищих, в здравом уме не ступал на мост. С тем же успехом можно было сжечь одежду, а мулоны выбросить в канаву. Ночью эта полоса жести и несчастных комков плоти застывала. Сукровь превращала ругань в храп и сдавленные стоны.
Этим утром было иначе. Хирое солнце стекало вниз по узким печным трубам, а по периметру котлована колыхалась толпа. В алой заре зрелище казалось жутким. Лица людей как застывшие маски глазели на дно котлована. Там с монотонным глухим стуком билась об обод сточной трубы босоножка.
Пятый случай за месяц. На первых два внимания не обратили. Да что там, дескать, рассусоливать: девушки-подростки, наивные и глупые, как новорожденные котята. Кто разберет, что было там в головах, когда они сбросились с Западной Башни, сломав шеи на радость Падали в канаве. Сбросились, как по часам, через неделю друг от друга. Всяко бывает. Такое к сожалению тоже. Мир жесток и голоден, и не каждый хочет дожидаться десерта. Сговорились - и порвали узы жизни. А может, и назло друг другу. Ревности и любовных склок никто не отменял.
Так говорили старики и те, кто хотел побыстрее во всем разобраться, дабы нырнуть обратно в скучную, понятную, ничтожную рутину. Слухи о том, что девушки жили в разных частях Заробы и, судя по всему, друг друга не знали, по мнению стариков, "вообще ничего не значили".
Прошла неделя, страсти утихли, мнения и теории истощились, сплетни выдохлись. Даже старухам на Мясном Рынке надоело перемывать кости погибшим. Заговорили о Князе Артере и тех жутких ритуалах, которым властитель, по слухам бледных как мел дворцовых служанок, предавался в банях Столицы. И когда жизнь была готова увлечь Заробу в свой вечный, усталый водоворот - случившееся на Скотобойне повергло жителей в шок.
В этот раз теорий никто не строил. Версий не обсуждал. Ни один человек, как бы сильно не разочаровавшийся в жизни, не сделал бы с собой такое. Попытка пересказать произошедшее вызывало в людях приступ рвоты. Говорили, что это была женщина средних лет, и многие ее знали.
Западный Район, а именно там находилась Скотобойня, был не на шутку травмирован. Через неделю еще одну женщину нашли у стирального ручья под Западной стеной. Она была еще жива, когда вахтенные Управы вышли на утренний обход. Заслышав чеканный шаг, в стороны прыснули перемазанные кровью крысы.
Примерно в те дни в Заробе впервые заметили мужчину с застывшим лицом, точно слепленным из каолина. Из-под белого плаща ногой кузнечика топорщились исцарапанные, затертые до матового блеска ножны.
* * *
Солнечные блики на трубах растворялись, сменяясь унылой серостью. По небу растекались тучи. Пахло сыростью. Облака ворчали, но дождь всё никак не начинался. Нечем было смыть кровавый след, протянувшийся из-под моста до трубы, где трепыхалась босоножка. Из черного провала доносилось чавканье и сдавленные, нечеловеческие хрипы.
Кровавый след был V-образный. Острие указывало на череду железных скоб, протянувшихся по стене котлована ко дну. Сверху над скобами сбились железной кучкой солдаты Управы. Едва шевеля губами, они перешептывались, кивая то на трубу с босоножкой, то на кровавый след с выражением растерянной злобы. По виду было ясно - спускаться вниз никто не собирался.
Люди пялились то на след, то на солдат. Головы поднимались к тучам с мольбой и немой ненавистью.
Мужчина в белом плаще стоял среди них, нелепый, как цветок черемухи в зарослях крапивы. Широко раскрытые глаза неотрывно следили за босоножкой. Казалось, оттопыренный сзади плащ вот-вот дернется, обнажив парящий из стороны в сторону кошачий хвост.
- Я понял! - вскрикнул голосок, только начавший ломаться. - Она была еще жива, когда... ну ты понял...
- Молчи, дурак! Услышит же! - зашипели на него в ответ.
В окружении сжатых губ и уткнувшихся в ботинки зрачков, неподалеку скрючился плешивый старик. Худое тело покачивалось на табуретке, принесенной кем-то из хибар. То ли стул, то ли старик издавал тихий протяжный звук. Солдаты из Управы, казалось, были готовы смотреть куда угодно, только не в его сторону.
- Она пыталась уползти, - продолжал конопатый мальчуган, прилипший к парапету. И без того распахнутые веки расширялись все сильнее: - Видишь, след тянется к лестнице! А потом... потом эти твари из труб...
- Да завали ты наконец! - рявкнул напарник. На засаленную макушку обрушилась газета. Юноша охнул и втянул голову в плечи. Треск от удара разнесся по котловану раскатом грома.
Женщина в мучном фартуке, сжимавшая доселе плечо старика на стуле, коршуном нависла над мальчишками. Газета отбрасывала цилиндрическую тень на веснушчатые лица.
- Клянусь богом, я сейчас сброшу вас двоих туда же.
Мальчишки испарились, будто их не было вовсе.
Женщина повернулась, столкнулась взглядом с незнакомцем в плаще, будто готовая пронзить его насквозь. Ты еще откуда вылез, спросила она, собрав брови над переносицей. Рука мужчины всплыла в воздух. Одним пальцем, будто на рыбку в аквариуме, указал он на скомканного старика позади женщины. Этот нелепый и возмутительно-неуместный в данной ситуации жест привел бы ее в ярость, если бы не...
- Это дедушка? - спросил незнакомец тихим, исполненным почтения голосом.
- Это дядя Маришки, - ответила она словно бы против воли. Ее тянуло обратно к безутешному старику, но тело не слушалось. Как будто он еще не отпустил ее. - Она с ним живет... Жила. У нее больше нет родни.
- Они ладили?
- Ладили? - это простое слово, произнесенное на выдохе, вдруг сломало женщину. Она закрыла дрожащими руками покрасневший нос. - Маришка - всё для него. Она была... всем, - выдохнула женщина с силой. - И теперь... из-за какого-то жирного идиота в той сраной таверне...
Наконец не выдержав, она вцепилась в руку одного из солдат Управы. Тот вытаращил на женщину лишенную мысли физиономию.
- Когда вы уже уберете ее, тупые вы недоноски?! - зарычала она. В глазах женщины в мучном фартуке кипели слезы. - Спускайтесь туда, черти проклятые! Сколько еще... вы собираетесь... его мучить...
Ноги подкосились, силы окончательно оставили ее. Она повисла на локте недоумевающего солдата, вцепившись в покрытое железом запястье. Солдат под смешки товарищей начал отдирать пальцы несчастной. Он уже поднял было ногу, чтобы пнуть ее в живот - но тут на корточки перед женщиной опустился мужчина в белом плаще. Нога солдата тактично зависла.
- Прости, что спрашиваю, - произнес он тихо, чтобы только женщина расслышала. - Я вижу твою боль. Но мне нужно знать. Могла ли она решиться на такое? Говорила когда-нибудь, что не хочет продолжать? Не может жить в таком аду?
- Что...
Сзади, гремя железом, подошел другой солдат, с толстыми ляжками и убойным запахом пота. Пухлая перчатка легла на плечо незнакомца. Мужчина не сдвинулся ни на миллиметр. Солдат охнул, схватился уже обеими руками. Незнакомец с мечом остался неподвижен.
- Я знаю Маришку с пеленок, - помолчав, сказала женщина. Из глаз, блестящих за сухими прядями, узкими полосками текли слезы. - Ей было тяжело. Нам всем бывает. Работа в таверне выматывала. Да и та вонючая свинья не давала ей продохнуть... Но она ни за что бы так не поступила с дядей. Просто... ни за что. Я отказываюсь в это верить.
- Ясно. - Незнакомец провел большим пальцем сперва под одним, потом другим глазом женщины. Палец был прохладен, словно камушек со дна реки: - Спасибо.
- Эй, да помогите наконец! - заорал солдат. - Оттащите в сторону этого...
Он заканчивал фразу, когда его закованное в кирасу тело, налегающее всем весом на незнакомца, взлетело ввысь, будто его сорвала гейзерная струя. Рядом с ним в воздухе развевался белоснежный плащ. Отбрасывая тени на заплаканное лицо женщины, он казался диковинным цветком, парящим на ветру.
Толстяк влетел в толпу солдат Управы, разметав их по сторонам с нещадным металлическим треском. Белый плащ, скользнув по стене котлована, подобно ласточке влетел в черный зев трубы, где трепыхалась женская ножка в заляпанной кровью босоножке. Подскочив к парапету, женщина в фартуке могла поклясться, что видела в глубине трубы узкие багровые вспышки - но тут разом вздохнувшая толпа прильнула к ней сзади, и она закричала, изо всех сил упираясь в перила. Казалось, ее вот-вот разрубит пополам.
Когда люди сзади отхлынули, и она вновь взглянула на трубу, ни женской ноги, ни белого плаща там уже не было.
* * *
Танш бесшумно порхал между пропитанными хмелем столешницами, как облезлый мотылек, затерявшийся в сизом потолочном дыме. Несмотря на раннее утро, в таверне стоял привычный, бормотально-сморкальный, харкально-покашливающий гомон, сдобренный крупицей оживленности. Обсуждали очередную девушку, прыгнувшую с моста в Районе Нищих. Как будто, подумал Танш, затирая пятно под пристальными взглядами трех бородатых мужчин, в Заробе были другие районы.
Маришка опаздывала, и Танш ей завидовал. Конечно, Хозяин снимет с нее шкуру, стоит бедной девушке появиться на пороге - но по крайней мере ей не придется видеть, как выпивохи бросают монетки на дно кубков, с издевательски нарастающим свистом, который, обрываясь, сменяется взрывами хохота. Танш закрывал глаза и украдкой произносил молитву по усопшей, стараясь не шевелить губами, чтобы не засек Хозяин. Но скоро бросил эту затею, тревожась, что погибшая взбесится из-за шквала литаний и задушит его во сне.
Шурша затертой черной мантией, он подметал мусор в глубине обеденной залы, когда увидел таракана. Жучок сучил усиками у пузырящегося следа от плевка. Танш вытянул палец и погладил хитиновую спинку. Он не мог взять в толк, почему люди так несправедливы к тараканам. В отличие от собак и кошек, чьи разверзшиеся тушки носятся по городским каналам с леденящим кровь звукообразованием, насекомые не болеют Поветрием. Может быть, оттого, что в насекомых нет души. Но слыша хохот очередной метко приземлившейся шутки, Танш со вздохом подумал, что ее вообще-то много у кого нет.
- Смотрю, наконец-то завел себе друга? - от шепота Танш подпрыгнул, лохмы на голове встали дыбом, как у дикобраза. Вцепившись в тряпку, он наотрез отказывался обернуться к багровой физиономии Хозяина "Черного Зуба".
Хозяин дал ему затрещину. Танш охнул и тут же вытянулся по струнке лицом к мужчине закатных лет, чей угрожающе выдвинутый подбородок, казалось, вот-вот напрочь проглотит верхнюю губу.
- Знаешь, чего я не недолюбливаю больше, чем ни на что не годных, вконец неблагодарных, окончательно оборзевших, опаздывающих-на-работу-в-разгар-недели недоразумений в платьях? - он наполз на Танша, как лавина, и юноша сдавленно пискнул, что не знает, но про себя подумал, что в общем-то догадывается: - Тебя. Тебя, олух ты еловый. А ну колись давай - где эта дура Маришка?!
- Не знаю. Она передо мной не отчитывается, - он убирал голову все дальше от хозяина, рискуя оторвать ее от шеи.
- Вы у меня оба допрыгаетесь, - Хозяин задувал юношу табачным дымом, как огнедышащий дракон - хотя ростом был даже ниже мальчика. - Я вас, сирот, взял под крыло по доброте душевной, от чистого, так сказать, доброго сердца и без всякого умысла, а в итоге что? Одна - безмозглая курица, до десяти не досчитает, хоть ты ей свои пальцы одолжи, а второй...
Он остановился, видя по блеску в глазах Танша, что воспитательный эффект достигнут. Еще раз треснул по затылку, для профилактики, хоть и мягче, чем до этого.
- Ну чего встал, как истукан? Прибей его, пока постояльцы не увидели.
Танш залепил замотанной в тряпку ладонью по столешнице, заставив пускающего пузыри из носа работягу за стойкой подпрыгнуть и свалиться со стула. Хозяин фыркнул и прошел мимо, оставляя за собой шлейф пота и сигаретного дыма. В полутьме казалось, это катится по проходу каменная глыба.
Танш смел остатки грязи со стола и, опустив голову, побрел к выходу мимо втыкающих в него взгляды завсегдатаев таверны.
Дверь приоткрылась. Порывом ветра в лицо плеснуло прохладной моросью. Даже погода плюет ему в лицо.
Танш опустился на колени и медленно разжал ладонь. Черное пятнышко выскользнуло наружу и, махнув Таншу напоследок усиками, словно в благодарность, понеслось мимо зловонных луж и гроздьев мусора в задымленную подворотню.
Губы юноши тронула блеклая улыбка. Даже здесь он вынужден воображать, что ему за что-то благодарны.
Он собирался с духом, чтобы нырнуть в прокуренную полутьму, когда прямо перед ним, будто соткавшись из чистого воздуха, возник мужчина. Он был укутан в плащ с головы до ног, вылитая сова, прикрывшаяся крыльями от непогоды. В отличие от рваной черной мантии Танша, в которой он напоминал пожеванного псом вороненка, плащ был блистательно белым, хоть и тоже изрядно поношенным.
На Танша смотрели широкие, безоблачные глаза, горящие светом тысячи солнц.
- Это - Гнилой Зуб? - спросил мужчина неуместно звонким, неестественно чистым голосом. Танш сощурился, его будто испепеляло присутствие незнакомца. С кислой миной подумал, что таким голосом нужно звать друзей купаться в речке, а не ошиваться ни свет ни заря по сомнительным заведениям Заробы.
- Черный Зуб, - поправил юноша незнакомца и шепотом добавил, словно кому-нибудь хватит глупости ошиваться у сквозящего прохода: - Вы бы шли отсюда, господин. Вы даже до стойки дойти не успеете, кто-нибудь обязательно плюнет на ваш великолепный плащ. А плевки у наших гостей такие, что потом не отмоете, как бы сильно ваша госпожа его не драила.
Незнакомец взрорвался хохотом, чем окончительно сбил Танша с толку. Вконец сконфуженный, ошарашенный бессистемными реакциями незнакомца, он почувствовал, как на плечо легла ладонь. Твердая, как наковальня.
- Ты добрый! Но не бойся. Я не из тех, кто попадает в беду. Я - больше наоборот.
- Ага, - Танша отвели в сторону, будто он был дверью на петлях. Мужчина вошел внутрь. Он действительно напоминал сову - чего стоили эти пронзительные, немигающие, лишенные выражения глаза - только вместо белых перьев голову укрывали по-женскому длинные светлые локоны. Острый подбородок был гладким настолько, что им можно было стричь газон или другие подбродки.
Только вот за это, подумал Танш с тяжестью на сердце, будто предвосхищая неизбежный, но предсказуемый финал, за этот плащ, эти волосы, этот безупречно-гладкий подбородок его распнут и съедят с потрохами, без соли и хлеба. А не тут - так в следующем же переулке. Но окончательное изумление сверзлось на Танша, когда он увидел, как дремучие бородатые мужики отводят взгляды. Глаза становились стеклянными, точно у слепых, когда незнакомец, будто белое пятно в нефтяной луже, проплывал мимо столиков. Вот уж чего юноша никак не ожидал, так это чувство такта от своих клиентов.
А потом он заметил. Взгляды, словно магнит обратного действия, отваживала рукоятка меча с багровым, цвета ссохшейся крови, плетением. Она торчала из-под плаща как голова змеи, следящей в зарослях травы за кроликом.
Атмосфера в "Черном Зубе" накалилась мгновенно, будто ударил луч из-под лупы. Смех и гогот засохли и скукожились. Чуя, что дело нечисто, в проходе кухни возник Хозяин. Колючие глаза быстро пробежались и по лицу, и по плащу, и по волосам незнакомца. Основательно прощупали горбинку на левом боку, где обычно висит кошель, и, заметно неудовлетворенные, полностью проигнорировали змеиную голову. Чувствуя себя пылинкой, тенью от тени, Танш подполз к столу и выпучил глаза из-за потного плеча одного из пьяньчуг.
- Чего тебе? - Хозяин, подбоченясь, смерял незнакомца тяжелым взглядом. - Благотворительными обедами не промышляем.
- Вот как, - мужчина приветливо улыбнулся. - Это ведь таверна?
- Все платное, - меж зубов Хозяина заструилось облачко серого дыма. - В том числе и вода.
От тяжелого взгляда Хозяина у Танша похолодело в желудке. Мужчина в плаще был определен неплатежеспособным, а значит цацкаться с ним не собирались.
- Меня зовут Магнус, - на фоне мрачнеющей морды Хозяина мужчина казался громоотводом, вросшим в землю. - Я пришел поговорить о девушке по имени Маришка. Вы ее начальник?
- Что? Маришка? - Кустистые брови Хозяина сомкнулись на переносице. - Пока да, но еще полчаса - и я отправлю соплячку по миру в ее драных бабушкиных туфельках. Мало того, что считать разучилась - так теперь еще и дрыхнет до полудня. У меня такие кадры не задерживаются.
Танш старательно заскреб тряпкой черную как грех столешницу. Он отказывался встречаться с Хозяином глазами, но чувствовал на плечах тяжесть его прищуренного взгляда.
- Маришка больше не выйдет на работу, - тон Магнуса не изменился. Лишь голос стал чуточку тише. - Девушки больше нет в живых.
Тряпка Танша прилипла к столешнице. Над крышей заворчали раскаты грома. В таверне, несмотря на обилие народа, стало тихо. До пьянчуг медленно доходил смысл сказанного. Пропитанные брагой мозги складывали единицы в двойку.
Некоторые полезли за монетками на дно пузырящихся от пива кубков.
Хозяина новость пробила, как молния. Это было мимолетное явление - сигарета повисла в уголке губ, как безвольно упавшая рука.
- Что случилось? - спросил он не своим голосом. - Истерия?
- Покончила с собой.
- Идиотка... - Хозяин закрыл лицо руками. Ладонь растерла скулы так, что кожа вмиг стала пунцовой. - Я знал, что она слабачка, но не настолько...
Пальцы Танша вцепились в набухшую от пива тряпку. Он распрямился и посмотрел на Хозяина издалека, боясь и надеясь встретить его взгляд. Но Хозяин не замечал Танша. Глаза старика были пусты. Взгляд блуждал где-то внутри, там, где бродят люди, ушедшие вдаль от Животракта.
- И? - Сигарета дрогнула, вновь поднялась к затянутому дымкой потолку. - Теперь что? Ты-то зачем приперся?
- Ищу причину смерти, - ответил мужчина в плаще. Он стоял прямо перед Хозяином, не спуская с него глаз.
- Наглости у тебя не занимать... - на протяжный скрип стульев Хозяин зыркнул за спину Магнуса, с раздражением отмахнулся. Несколько сомнительных личностей, от темных зрачков и вечно сжатых губ которых у Танша бегал озноб по коже, вновь растворились в спинках стульев. Магнус на их шевеление не повел и бровью. Несмотря на численный перевес, Таншу казалось, будто все они, как мухи, запутались в парящей нити, протянувшейся от багровой рукоятки.
- Люди не уходят просто так, - произнес Магнус отчетливо, будто зачитывая проповедь. Лица выпивох стали совсем уж кислыми. - Маришка должна была выказать хоть каплю душевных метаний.
- Эта твоя Маришка неделю тому обсчиталась на рынке на сорок два мулона, - пропыхтел Хозяин, подливая пива засохшему рабочему, похожему на огородное пугало. - Я бы обвинил чертовку в воровстве и выгнал на улицу, но она скорее отрезала бы себе руку, чем залезла в мой карман.
- Это ее расстроило?
- Расстроило? Да на нее будто луна упала! - Хозяин влепил пенящимся стаканом в молебно протянутые ладони. - Но не потому, что я ее обругал. Что я, разумеется, и сделал. Не-ет, тут другое было, - волосатые ручищи Хозяина уперлись в барную стойку. - К нам наведалась няня из приюта. Оказалось, что из-за этой идиотки одному из детишек не хватило на ночь сукрови. Сам понимаешь, что это значит.
У Танша болезненно екнуло в груди. Он помнил, как сползла Маришка по стене, когда работница приюта влетела в проходную "Черного зуба", как шаровая молния в цветочном фартуке.
- Сопляк увидел во сне такое, от чего даже прожженные на войнах солдаты становятся моими постоянными клиентами.
- Где я могу найти этот приют? - спросил Магнус.
- Не знаю. Попробуй идти по запаху детского дерьма.
Укрытый сумраком зал взорвался хохотом. Хозяин сам улыбнулся шутке - сквозь кривую улыбку было видно, как щербатые зубы сплющили кончик сигареты.
Танша кто-то задиристо толкнул в плечо, приглашая присоединиться к веселью, но юноша лишь неотрывно смотрел на Магнуса. Сердце бухало все сильнее. Он до последнего не верил, что разинет рот и искаженным от волнения голосом проблеет:
- Я могу... показать вам, где он.
Магнус повернул голову. В уголках глаз проступили черточки, губы едва заметно дрогнули. Танш слабо улыбнулся в ответ - но улыбка тут же скисла, едва он перехватил испепеляющий взгляд Хозяина. Сосед Танша, пихавший его доселе в плечо, поспешно заскрипел стулом, уползая в сторону.
Магнус поднял вверх руку с расслабленными пальцами. Простой на первый взгляд жест был переполнел властью. Шумный гомон стих, будто прибитый к полу свирепым ливнем.
- Благодарю, но я не могу лишить опоры господина за стойкой. Ведь по тому, как он управляет этой дырой, без тебя все развалится, как трухлявый пень под его задом.
Если в таверне и раньше было тихо - сейчас тишина установилась ледяная. Раздался скрип и отчетливое "Бульк!" - это сигарета, обезглавленная гильотиной зубов Хозяина, спикировала вниз и нырнула в кубок с пивом работяги.
- Забирай, - процедил Хозяин в лицо осклабившемуся Магнусу так, будто имел в виду душу побелевшего как призрак Танша.
![Hysterium Chapter 1 [Max Yugo]](/img/j/jugo_m/hysterium1/ch1.jpg)