Есть свет нет света. Есть дыхание нет дыхания. Я сижу один в своей комнате единственный на земле насквозь продуваемый ветром насквозь засвечиваемый. По моей гнутой спине будто вместо хребта у меня проволока ползет флуоресцентная моль. Мне щекотно. Она заползает под мои проволочные ребра и садится на сердце. Она вгрызается в него и умирает и погасает. И я остаюсь совсем один в ночи. Небо мглистое и чернильное загнать бы под кожу тьму. Мягкий свет огней экскаватора за моим окном тонет в тумане. Я проверяю, есть ли у меня все еще дыхание. Не уверен. Что это за стукающие звуки? Clouds. Похожи на простыни или машин. Все похоже на машин. Мне хочется блевать до тех пор, пока меня не останется. Дюралайтовый смог. Жесткий туман пережевывается жесткими зубами с механическим бездушным хрустом. БЕЗ СДАЧИ ПОЖАЛУЙСТА. Есть ли свет. Все дороги ведут к смерти. Легко заплутать в заброшенных высоких до самого неба многоэтажках петляющих ржавых огромных трубах цветущей и пахнущей зелени пронзающем все до самого последнего атома солнце заплутать до самого начала времен? Я хочу немного электричества хочу попробовать электричества на язык пожалуйста? 10.000 сладких вольт и я стану сверхновой звездой. Ничего больше. Другое - белое - небо над головой сопливое и скользкое. Небоскребы врастают в него и непонятно где пол. Clouds japanoise. Моя шея удлиняется так что совсем легко стукнуться о бетонные облака. Плачущие облака. Совсем легко обнять все одинокие многоэтажки. Совсем легко немного сойти с ума. Провода уходят в небо. Бог питается проводами. Сверхпроводящий и чистый. Мы плывем на лодке луна плавает в волнах отчего вода похожа на нефть. Дальний свет маяка - белый, как будто только что умер - застывает насилуемыми атомами в смоге черных рек смерти. Тысяча рук и тысяча глаз. Тебя как будто и не было. Вежливый исход. Зубы сыпятся сквозь и умирают животные. Много животных складывают их копыта перед солнечным знамением. Много животных блестя смоляной шерстью и острыми рогами засыпают навеки. Они будут знать первыми. Мир пронзает конвульсия. Из него вытекает оранжевый сок. И ты становишься солнечным лучом, мчащимся сквозь космическую пустоту самую черную и самую свободную. Мчишься так быстро что все существующее мелькает успевает зародиться и умереть. Мчишься так быстро вспарывая пустоту ты проделываешь огромный путь от того места, где родился, где атомы визжали и плакали купаясь в магматическом ядре ослепляющем обжигающем. И потом родился ты и пустился в этот бесконечный космический путь.
Люди становятся животными. Руки их превращаются в лапы с острыми когтями они все становятся каким-то одним метонимическим животным которого нет смысла подразделять на лапы или копыта. Это животное рычит в первородной агрессии. Рычит низко так что вибрирует далеко вниз касаясь ядра земли и там утопает в горячей вязкой мякоти. Electric. Funeral. Животное становится крепче выше сильней за ним уже можно углядеть только маленький кусочек красного восходящего солнца оно висит везде и нигде, удерживаемое потусторонними прозрачными и искрящимися нитями всемирного притяжения. Я бы его откусил. Животное делается mad. Солнечный свет режет ему глаза. Солнце во всех точках одновременно и не во всех тоже. Все на свете и есть и нет оно находится в бесконечности разных состояний. Меня нет сэр. Я грущу о погибших громадных бетонных сооружениях на маленьком острове в Японии. Я хожу и трогаю их, юных и стоящих на земле крепко освещаемых солнцем так трогательно что это застилает мне глаза ток пронзает все пронзает воздух и море и растения и живность и постройки и меня всего полностью так сильно так чисто и гармонично. Момент когда все замирает момент ПОЛНОЙ ТИШИНЫ. Момент невозможности сделать вдох.
Мир погрязший в энтропии и хаосе. Я дышу следовательно. Кажется, я могу пересчитать свои вдохи с самого рождения. Того рождения когда я представлял из себя ничего и был везде и состоял из всего был соткан из сияющего тока тепла