Аннотация: Одинокий странник по космическим просторам вот уже десять лет оплакивает гибель возлюбленной. Знал бы он, где и как доведется ему встретиться с ней снова!..
"Только скажи, где мне искать тебя, и я обязательно приду!" - любила говорить Валентину Маша. - "Меня к тебе тянет магнитиком..."
Звездный волк-одиночка Валентин Тагин помнил много Машиных фразочек, но именно эта все чаще звучала у него в ушах. Шел уже десятый год с тех пор, как он ее потерял, но время не притупляло боль. Валентин не мог позволить ей утихнуть, не переставал корить себя за то, что не ценил сокровище, которое - совершенно, как он считал, незаслуженно - подарила ему судьба. Иначе как подарком судьбы он свою встречу с Машей не называл - ведь эта встреча и те недолгие полгода, что они прожили вместе, круто изменили всю его жизнь.
Валентин любил полушутя-полусерьезно называть себя жертвой прогресса. В какой-то степени это было правдой. Валентин Тагин был одним из первых людей, рожденных за пределами Земли, в межпланетном полете. Он был землянином не по рождению, а только лишь по происхождению родителей. Оба астробиологи, Анисим и Ариадна Тагины так любили свою профессию, что пошли на риск и нарушение инструкций. Их сын заплатил за это здоровьем, и никогда бы не видать ему космоса, если бы не Маша, не ее жертва.
Машенька... Ее имя всегда отзывалось в сердце болью, вот и теперь Валентин сморщился и прикусил губу. Несколько минут бездумно наблюдал, как пульсирует на экране обзора незнакомая голубоватая звезда, но неосторожно разбуженные воспоминания уже не желали оставлять его в покое, и он снова, закрыв глаза, погрузился в прошлое...
...То ли на космического младенца еще в утробе матери повлияло чередование невесомости и перегрузок, то ли пища космолетчиков не обеспечивала всех потребностей растущего организма - но Валя родился раньше срока и с ярко-лиловой сыпью по всему телу. Через некоторое время она сошла, и мать уже было вздохнула с облегчением... но радость оказалась преждевременной. Когда мальчику исполнился месяц, он чуть не умер от жестокой лихорадки, а когда пошел на поправку, его кожа вновь сделалась пятнистой. Семью Тагиных срочным рейсом вернули на Землю, но и там врачи ничего не смогли поделать. Таблетки и мази приносили лишь временное облегчение. С годами приступы стали реже, они уже не бросали больного на грань жизни и смерти, но по-прежнему подкрадывались совершенно непредсказуемо. Внезапно Валентин терял голос, заходился хриплым булькающим кашлем, и если не мог вовремя принять лекарство - его мучительно тошнило. После приступа еще несколько дней держались лиловые пятна на коже, с трудом поддаваясь действию отшелушивающих мазей. Ни диагноза, ни тем более радикального лечения земная медицина предложить не смогла. Тагин-отец переквалифицировался в контактера с инопланетными цивилизациями, в надежде отыскать лекарство для сына у них, а его супруга распрощалась с космическими просторами навсегда.
По вполне понятным причинам Валентин невзлюбил космос и ничуть не сожалел, что нездоровье приковало его к Земле. Он избрал себе специальность, максимально далекую от острия технического прогресса: стал цветоводом. Он выращивал розы в садике перед своим домом старинным дедовским способом, не гнался за количеством роз на кусте, не подхлестывал их рост никакими химическими добавками. Из городского зоопарка Валентину регулярно поставляли свежий навоз, и этого ему хватало, чтобы растить самые натуральные розы в стране. Целыми днями Тагин возился в саду, редко выходил на улицу, а телевизор смотрел только тогда, когда его включал кто-нибудь из родителей.
Он ведать не ведал, что в том же городе, всего за несколько кварталов от его розового сада, училась в Институте Астронавигации и мечтала по ночам о звездных странствиях студентка-отличница Мария Асафьева. Линии ее и Валентина жизней текли, как параллельные прямые - и они так никогда бы и не пересеклись, кабы не Его Величество Случай.
Маша с компанией одногруппников отмечала окончание сессии после третьего курса. Гуляли шумно, набрали много выпивки и закуски и отправились бродить по городу, распугивая прохожих. Сессия выдалась тяжелой, почти треть группы по ее результатам была отчислена или лишилась стипендии, и те, кто успешно преодолел суровое испытание, были уже пьяны победой - еще не начав праздновать по-настоящему. Маша была в ударе - танцевала канкан прямо на улице, высоко задирая крепкие стройные ноги, извлекала из глубин памяти почерпнутые во Всемирной Информационной Сети истории, одна другой занимательнее и смешнее, пила все, что наливали, и закусывала всем, что подносили. Безумный коктейль напитков, смешанных без всяких правил, поначалу приятно кружил ей голову, но потом круговерть переместилась в живот, и Маше стало не до смеха. Она еле сумела выговорить непослушным языком: "Ребятки, я вас ненадолго покину!" - и бросилась во всю прыть заплетающихся ног в спасительные заросли у ограды невысокого одноэтажного дома. Это был дом Валентина. Он решил, пользуясь хорошей погодой, подстричь свои розы - и был сражен приступом как раз тогда, когда вышел за "уличную" сторону ограды. Как ни старался, добраться до дома вовремя он не смог. Задыхаясь от кашля, еле успел сунуться головой в ближайший куст... Тот же самый, куда за секунду до этого вломилась Маша, но с другой стороны. Несчастные довольно крепко стукнулись лбами и от неожиданного толчка окатили друг друга содержимым своих желудков.
Маше сразу же полегчало, из головы вылетел весь хмель, только саднило место удара. Она поднялась на ноги и тут же была вынуждена снова присесть в гущу колючих веток: чулки ее оказались порваны, а одежда безнадежно испорчена. Она пригорюнилась над своим досадным положением, и вдруг громкий хрип откуда-то чуть ли не из-под ног заставил ее в ужасе отпрыгнуть. Валентин отходил от приступа. Кровь отхлынула у него от лица, на побледневшей коже проступили яркие пятна.
- Не бойтесь... Скорая не нужна, да и не поможет, это у меня с детства... Сейчас пройдет... Космическая хворь, черт бы ее драл.
- Космическая??? - любопытство пересилило в Маше все остальные чувства. - Вы летали в космос!?
- Я там родился...
Маша выкатила глаза от изумления, а Валентин наконец собрался с силами настолько, чтобы поймать ее взгляд. И покраснел:
- Девушка... простите великодушно! Кажется, я вас здорово испачкал... Мне очень неловко...
Теперь настал Машин черед залиться краской:
- Это вы меня простите... Я выпила лишнего и...
- Один-один, - хмыкнул Валентин. - Бывает же такое!.. Вот что, пойдемте-ка ко мне, нам обоим нужно переодеться, да и душ принять не помешало бы!
- А далеко вы живете?
- Да вот, в двух шагах.
- Так это ваш дом? Красивый... А розы какие!..
Так Маша оказалась у Валентина в гостях. Пока одежда крутилась в стиральной машине, новые знакомые слово за слово рассказали друг другу все о себе. Маша загорелась желанием познакомиться с родителями Валентина, настоящими космическими странниками - по счастью, в день конфуза их обоих не оказалось дома. А Тагину запала в душу дерзкая юморная девчонка. Они начали встречаться, и частенько Валентин задерживался у Маши до утра.
Ариадна Стефановна Тагина посвятила жизнь уходу за больным сыном - но держала его в строгости, заставляла соблюдать четкий режим питания и сна, не разрешала слишком много курить, а спиртное запрещала вовсе. И Валентин был рад вырваться из-под ее опеки в нежные объятия Маши, которая смотрела на его маленькие слабости сквозь пальцы, потому что считала: имеет же человек право хоть на эти небольшие удовольствия - хорошие душистые сигары, дорогое вино - раз уж он волею судеб лишен главного богатства, здоровья! Ариадна Тагина была другого мнения. Не раз и не два пыталась она внушить подруге сына, что та ошибается, но словно бы наталкивалась на стену из ваты: Маша кивала, поддакивала, соглашалась, а потом Валентин опять возвращался от нее в облаке сигарного дыма и навеселе.
Наконец, терпение Ариадны Стефановны лопнуло. Она отозвала Машу на кухню, пока Валентин был в душе, и сказала без обиняков:
- Маша, прости, но ты дура! Я не отдам тебе сына... Ты растлишь его и погубишь своим преступным всепрощенченством.
С минуту Маша молча боролась с подступившими слезами, потом вскинула на Тагину влажный взгляд и сдавленным голосом отчеканила:
- Ваши слова не имеют силы закона. Валя уже не маленький мальчик, а взрослый мужчина. А если мужчина что-то хочет, он все равно это сделает, и та женщина, что попытается ему помешать - скорее его потеряет.
Ариадна Стефановна выпрямилась во всю вышину благородной осанки потомка древнего дворянского рода, наставила на дверь указующий перст и изрекла, как в классической пьесе:
- Вон из моего дома!..
Маша молча выполнила приказ. Но Валентин ушел из дому вслед за ней.
Они сняли комнату на двоих у здания Центральной библиотеки, на последнем этаже высотного дома. Выше были только небо и голуби. И в ночь после новоселья как раз и произошло то, что на короткие мучительные полгода связало влюбленных телом, но навсегда разлучило душой. С Валентином, уставшим от хлопот переезда, на пике любовной страсти случился приступ - и, чувствуя, как сотни иголок впиваются в горло и неумолимо подкатывает тошнота, он, не помня себя, впился зубами в Машино плечо. Так сильно, что она закричала, а его рот наполнился солоноватым привкусом ее крови. И... болезнь отступила! Приступ закончился, практически не начавшись. Простая человеческая кровь - правда, редкой, не такой, как у Валентина, группы: четвертая резус-отрицательная - оказалась действеннее любых лекарств. Но и она не заставила космическую хворь исчезнуть навсегда: стоило Валентину перестать пить Машину кровь, как приступы возвращались.
Руки и плечи, а потом и грудь Маши быстро покрылись сеткой мелких порезов, но она была счастлива, что теперь в ее силах было облегчить любимому жизнь. А душу Валентина переполняло смятение. У него сердце исходило слезами при виде израненной кожи возлюбленной, и каждый раз он ненавидел себя за то, что позволял ей заставлять себя припадать губами к свежей ранке. А потом как-то незаметно эта ненависть перетекла на Машу и погасила собою любовь.
Отныне расставание было только вопросом времени. Валентин собирался и все не мог собраться с духом, чтобы объявить бывшей возлюбленной о разрыве. Он собирался слишком долго - Маша обо всем догадалась сама. И сама поставила в истории их любви страшную кровавую точку. В один из дождливых сентябрьских вечеров, пока Валентина не было дома, она вмешалась в программу управления микроволновой печью и отключила систему защиты, а потом сунула в печь голову.
Валентин был в шоке, на похоронах Маши он не смел взглянуть в глаза ее родителям. Когда родственники начали расходиться, он хотел уйти незамеченным, но высокая седая женщина, Машина мать, догнала его и схватила за плечо. Он обернулся и непослушными губами выговорил:
- Простите меня... если я имею право умолять о прощении...
Асафьева-старшая подняла пальцем его подбородок:
- Не прячьте от меня глаза, молодой человек!
Ее глаза, без единой слезинки, неестественно-светлые, почти белые на потемневшем от горя морщинистом лице, заглянули Валентину в самую глубину смятенной души, скользнули по пунцовым от стыда щекам, задержались на лиловых пятнах от недавнего приступа на его шее и руках. Потом растрескавшиеся до крови губы шевельнулись:
- Моя дочь оставила завещание. Вы, Тагин Валентин Анисимович, - единственный, кто упомянут в нем.
- Что же мне завещано?
Женщина пошатнулась, крепко и больно вцепилась Валентину в руку, на секунду закрыла глаза, собралась с духом и заговорила снова:
- Маша завещала вам свою кровь и костный мозг. Она почему-то уверена... была уверена... что это заставит отступить вашу болезнь, потому что вторым пунктом она завещала вам исполнить ее мечту полететь к звездам.
У Валентина екнуло сердце.
- Простите, я верно вас расслышал?
Асафьева медленно кивнула.
- Но как же...
- Все необходимое было сделано еще в морге.
- А врачи... Что говорят они?
- Советоваться с медиками - ваша забота. Возможно, Маша была не права и ее кровь не вылечит вас, а убьет или сделает совсем инвалидом. Я не специалист, откуда мне знать! Но если вы откажетесь принять ее жертву - вы подлец и убийца. Я прокляну вас.
- Но позвольте...
- Разговор окончен.
Асафьева резко отбросила руку Валентина и зашагала прочь.
На следующий день состоялись врачебный консилиум и семейный совет. Риск был очень велик, вплоть даже до смерти от гемолитического шока: ведь группы крови у Валентина и Маши были несовместимыми. Ариадна Стефановна пыталась удержать сына от безрассудства, но Анисим Петрович неожиданно принял сторону Машиной матери:
- Если ты струсишь, Валька, и не ляжешь на операцию, ты на всю жизнь у меня запомнишь, какую девчонку загубил!..
Отца Валентин побаивался и спорить не решился. Операция состоялась. От гемолитического шока Тагин едва не впал в кому и чуть не потерял одну почку, но в конце концов организм перемогся и пошел на поправку. Космическая хворь отступила и больше не возвращалась. Когда Валентин окреп настолько, чтобы не бояться медкомиссий, он поступил в Институт Астронавигации и выучился на пилота-звездолетчика. Он до сих пор хорошо помнил день отлета с Земли. Всю предыдущую ночь ему не спалось от волнения, и утренняя дорога до космопорта показалась изощренной пыткой. Яркое солнце плясало бликами на автомобилях, витринах, стеклянных осколках в траве, в зеркальцах луж. Тысячи раскаленных добела иголок впивались Валентину в раненные бессонной ночью глаза. Темные очки он взять не позаботился, и для защиты от веселой ярости солнца ему оставалось только часто моргать - но тогда окружающий мир затягивался кроваво-красной пеленой: стрелы лучей без труда пронизывали насквозь тонкую кожу век. На получение полетного задания он прибыл весь в слезах. Начальник космопорта принял их за слезы горечи расставания с Землей и уже хотел было отсрочить вылет, но Валентин твердым голосом пояснил, что просто не выспался. Медицинскую комиссию он все же прошел - и получил добро на вылет, хотя врач, подписывавший разрешение, не мог удержаться от неодобрительного покачивания головой. Старт прошел гладко, а пока звездолет набирал расчетную скорость, Тагин ненадолго отключился, и этого мимолетного провала в сон хватило, чтобы прояснить голову и успокоить раздраженные глаза. Такой ему и запомнилась Земля - залитой жалящим солнечным светом, неласковой, как истая мачеха.
Почти сразу после возвращения из первого полета и торжеств выпускного вечера Валентин устроился в межпланетную грузовую компанию и стал выбирать рейсы так, чтобы они как можно дальше уводили его от Земли. До сих пор это ему успешно удавалось. И в своем стремлении не подлетать к голубой планете ближе, чем на пять световых лет, он однажды переусердствовал так, что сбился с курса. Бортовой компьютер завис, а те кусочки звездного неба, что Валентину удавалось охватить глазом через обзорные экраны, не укладывались в картину ни одной из знакомых ему навигационных карт. Звездолетчик отключил двигатели и перезагрузил компьютер, но это помогло мало - на все попытки сориентироваться электронный навигатор выдавал сообщение: "Не удается идентифицировать данный участок пространства ни с одной из имеющихся в памяти карт".
Среди множества звезд, что причудливым узором усеивали обзорные экраны, выделялась одна, яркая и пульсирующая. Она постоянно меняла цвет. Валентин смотрел на нее, как завороженный, фотографировал в различных диапазонах, и каждая последующая фотография отличалась от предыдущей так, словно это были снимки разных звезд. Такое изменчивое небесное тело Тагин встречал впервые. Он принялся облетать разноцветное чудо по спиральной орбите - и сужал круги до тех пор, пока бортовой компьютер не предупредил об опасном повышении радиационного фона. Валентин чуть увеличил радиус орбиты и продолжал кружиться около своей сверкающей находки.
Она играла с ним, как живое существо: то надолго угасала, пока звездолетчик не начинал тревожиться и обшаривать пространство зоркими глазами многодиапазонных видеокамер, то вспыхивала так слепяще ярко, что он, чертыхаясь, включал дюжину светофильтров, то манила изумрудной зеленью давно забытого цвета травы, то разливалась безмятежной голубизной на пол-экрана. А то внезапно начинала мигать сердитыми красно-оранжевыми сполохами...
Валентин так увлекся наблюдениями за лучистой красавицей, что потерял счет времени, лишился сна и аппетита и даже забыл про Машу. Он несколько раз пытался сбросить на звезду зонды, но она сжигала их почти сразу же после выпуска из корабля. Валентин беспомощно следил за гибелью своих зондов и не мог отделаться от видения: пьяненький гусар пристает к барышне, а она хихикает, уворачивается от его похотливых рук - и вдруг точно рассчитанным ударом между ног отправляет наглеца в нокаут...
- Кто же ты такая и откуда взялась тут?.. - вслух обращался Тагин к звезде, будто бы она могла ответить...
...А потом один за другим начали отказывать приборы. Корабль Валентина медленно слепнул и глохнул, и двигатели уже не в силах были сопротивляться мощному притяжению радужного пульсара.
- Ах, вот оно что! Значит, ты - ловушка! - вскричал Валентин и погрозил коварной звезде кулаком.
Но приступ обиды и ярости быстро прошел. Звезда становилась с каждой минутой все ближе, играла всеми оттенками голубого - под цвет глаз Машеньки Асафьевой. Бледный, с примесью серого, почти стальной... Ясный, безмятежный васильковый... Пронзительный, омытый слезами лазурный... Темный, почти синий в нечастые минуты гнева... Не было больше ни зеленых, ни красных лучей - только незамутненная голубизна, как в погожий день на небе мачехи-Земли.
На восьмой день скольжения по орбите пульсара Валентину стало плохо. Он сдерживал тошноту, сколько мог, но в конце концов был вынужден, крепко зажав рот рукой, бежать со всех ног в санузел. Когда мучительные спазмы наконец прекратились и он смог разогнуться, сквозь пелену слез Валентин всмотрелся в свое отражение в зеркале над умывальником... Вздрогнул, протер глаза и стекло, пригляделся внимательнее - и похолодел.
"Меня к тебе тянет магнитиком..." - зазвенел в ушах нежный Машин голос.
- Так вот где ты нашла меня... - помертвевшими губами прошептал звездолетчик.
На лбу его, на щеках, на шее, на судорожно сжатых кулаках сквозь багровую красноту натуги медленно, но неотвратимо проступали лиловые пятна.