Аннотация: Ему - под пятьдесят, и он боится ветра перемен. Она - вчерашняя школьница с черными мыслями под ангельской внешностью. Что это, "Лолита" на русской почве?.. Шел 1989 год, и мы еще только учились кричать на всех углах о самом сокровенном.
В Центре Н.С.Говорова закончилось очередное занятие. Из лекционного зала стали выходить люди. Двое из них поспешили отойти в сторону - пухлая юная особа с красным расстроенным лицом и болезненно бледный, тщедушный мужчина без возраста. Он что-то отрывисто бросил своей спутнице, и она, отшатнувшись, точно от удара, с плачем побежала вниз по лестнице. Мужчина проводил ее равнодушным взглядом.
- Простите, а что это такое - Центр Говорова? - спросил его кто-то из новоприбывших.
- Это синтез театра, философской школы, медицинского учреждения и политической организации, - ответил бледный мужчина. - Пойдемте, я отведу Вас к самому Николаю Сергеевичу, он объяснит лучше.
Они ушли, один - не зная, а другой - нимало не заботясь о разбитом сердце Лены Ельцовой.
А Лена, плача на ходу, искала, куда бы спрятаться от сочувственных взглядов прохожих - они были ей невыносимы. В отчаянии она забилась между кирпичной стеной помойки и баком, в котором горел мусор, села на корточки и уткнулась лицом в колени...
Выплакавшись, Лена вытащила из своего портфеля пачку сшитых ниткой листов клетчатой бумаги и ручку и стала размашисто писать на последнем листе. Она поставила точку с такой яростью, что проткнула бумагу, и слезы снова затуманили ей глаза. Но вдруг она вскочила, шмыгнув носом, со злостью швырнула листы в дымящийся бак и решительно зашагала прочь.
Огонь обрадовался новой пище и стал жадно лизать бумагу. Из пачки листов выпала фотография. На ней кудрявый остроносый мужчина, бледнее своей белой рубашки, вопросительно подняв брови, смотрел в объектив. Красной ручкой по карточке прямо поверх рукава его пиджака были начертаны инициалы - Н.А.Р.
А огонь уже торопливо поглощал тайны чужой души, запечатленные на желтоватой бумаге крупным, по-детски неровным почерком...
* * *
"...28 мая, воскресенье
Сижу на семинаре в ДК им. Газа. Что-то со сцены читает ассистентка Говорова по орг. работе... что-то про анархистов-синдикалистов: идеологическая борьба, схватка или, если хотите, война с ними предстоит нашему Центру во вторник. Я сегодня какая-то вся не такая. Не пойму, отчего побаливает живот - от голода ли, от туговатого ремня брюк или... от предполагаемой беременности. В голове - туман, взялась читать "Петра I" вместо того, чтобы слушать ассистентку, сначала было интересно, потом перестала воспринимать текст. Что-то будет дальше?.. На втором ряду, почти у самого раскрытого окна, сидит и заинтересованно слушает лекцию смертельно бледный Никуся Розов, цветом лица едва ли не сливаясь со своей светло-коричневой, почти бежевой курткой. Его кудрявая каштановая голова так и притягивает мой взгляд. Я даже специально очки надела, хотя писать я и без очков прекрасно могу. А вот Никусю я со своего... сейчас сосчитаю... седьмого ряда без очков вижу плоховато. Черт возьми, семнадцать лет (почти восемнадцать), а зрение уже, можно сказать, никуда не годится! Формально минус два - два с половиной, а фактически, наверное, больше. Все, кончаю писать, Говоров подводит итоги, а Никуся уже полез зачем-то в "дипломат". Ассистентка Говорова по медицинской работе делает объявление: в воде Финского залива обнаружен возбудитель холеры. Никуся - я вижу отсюда - смотрит напряженно, покусывая ручку. Пока я писала, он уже поменял позу - сунул ручку в "дипломат" и откинулся на спинку стула. Милый, хороший, несчастный мой!.. Все, нет времени писать.
В тот же день
В промежутке между орг. работой выбралась еще раз. Скоро прервут. Никуся после лекции, проходя мимо меня, осведомился: "Как твое самочувствие?" Что я могла ему ответить? Буркнула уклончиво: "Сложно сказать..." Мы вышли в коридор, и он стоял, озираясь, будто кого-то искал. А я швырнула портфель на стул (пришлось перешвыривать несколько раз, с первого раза он упал на пол) и начала суетиться: подлетела к столу регистрации посещений, спрашиваю: "Это новый явочный лист или старый?" Отвечают: "Старый". Потом я решила помочь в подготовке чая, но оттуда меня выгнали - и без меня, мол, голова идет кругом - и, пока я бегала, Никусю "запрягли" раскладывать карточки с данными посетителей по алфавиту. Я опять сунулась к столу, еще раз спросила, старый лист или новый - не для того, чтобы услышать ответ, а для того, чтобы рукой или боком коснуться Никусиной куртки. Тут и меня тоже поймали и заставила отмечать плюсиками посещения в страшно путаной картотеке. Несколько раз я подходила к двери и видела в щелочку Никусю - он все еще не ушел в столовую, стоял у стола с карточками и с кем-то разговаривал. Совсем меня замотала проклятая картотека. Когда я еще раз подошла к двери, слева я Никусю не увидела. Он стоял уже справа от двери и ждал очереди на запись в наконец-то появившемся новом явочном листе. Тут меня опять "осадили" с карточками, а потом позвали обедать. Я вышла и стала записываться в лист. Никусю я из виду потеряла - он каким-то образом за моей спиной проскользнул в зал. Я подумала, что он уже ушел. И когда я, бросив портфель в обеденной комнате, выглянула из двери, то увидела, как Никуся стремительно вышел из зала и, проведя рукой по колонне, свернул на лестницу и побежал вниз, в столовую. Он успел как раз вовремя: еще немного - и Говоров, сразу вслед за тем вышедший из обеденной комнаты, поймал бы его и отправил с нами пить чай. За чаем я съела бутерброд с позеленевшей колбасой, и теперь жду дурных последствий.
В тот же день
Войдя в зал перед лекцией, я села не в общие ряды кресел, а сбоку от них, на один из отдельно стоявших стульев. Ко мне подсела знакомая, мы разговорились - и тут, заметно повеселевший, но все еще бледный, привычно сутулясь, вошел Никуся. Он кивнул мне, и я отозвалась: "Здравствуйте еще раз!" Он прошел на середину третьего ряда и сел. С ним тут же завели разговор. Я смотрела на него изредка, не прерывая письма. И уже ближе к концу перерыва он оглянулся и пригласил кого-то сесть через одно место от себя. Пока я думала, мне это адресовано или не мне, этим предложением уже воспользовались. Сейчас лекция идет вовсю, на третьем ряду сидит много народа, и я не вижу Никусю. А вот теперь, во время упражнения на релаксацию, я видела Никусины руки! Ладно, все, буду слушать лекцию. И надену очки!
P.S. Ого, какое интересное зрелище! У всего ряда лежат на коленях тетрадки, и видны только руки с ручками. И я вижу руку Никуси!
В тот же день
Говоров на сцене творит такое, что даже Никуся заулыбался. А то он сегодня какой-то мрачный. С начала лекции что-то писал, потом несколько раз с силой провел руками по лицу - наверное, прогоняя головную боль. То ли мне показалось, то ли действительно на его скуле на короткое время появилось слабое пятнышко румянца. Оно очень скоро пропало, Никуся сидел все такой же бледный и в задумчивости водил ручкой по губам. А сейчас, когда лекция кончилась и начались ответы на вопросы, он оглянулся, потом встал и вышел. Теперь он вернулся и постоял в нерешительности: куда бы сесть? Рядом со мной был свободный стул (на нем только футляр от очков лежал), но Никуся сел на другое свободное место - в середине четвертого ряда. Если я откинусь на спинку стула, я очень хорошо буду его видеть. Он вздыхает и опускает голову. Я все больше убеждаюсь, что Никуся - классический тип несчастного человека: у него было трудное детство, сейчас у него из-за вынужденно неправильного питания и нехорошей домашней обстановки почти нет здоровья, и, если бы у него не было любимой работы, он действительно был бы несчастен во всех отношениях. И его несчастья могут уменьшиться только с изменением режима. Ему уже почти сорок, и, если честно, он не особо симпатичен. И, хоть я боюсь переоценить себя, мне все-таки кажется, что я - его единственный шанс. Но он не любит меня и переламывает себя, соглашаясь гулять со мной. Я не знаю, как я смогу перевести свою отрицательную любовь (безответную, портящую настроение) в положительную (такую, от которой, по чьим-то словам, "светлеет ум и укрепляются руки"). Тем более, что Никуся решил на неделю от меня отдохнуть. Что ж, это его право. Не знаю, что из этого выйдет. Все, отбой.
В тот же день
Проигрывание диалогов на темы конфликтных ситуаций... Ситуация, которая проигрывается сейчас, была бы похожа на мою, если бы не некоторые отклонения. И потом, я не знаю точно, беременна ли я. Сейчас я засомневалась, хорошо ли получится, будет ли лучше, если я действительно окажусь "в положении". Никуся не любит меня - и не знаю, полюбит ли. Он такой человек, что на него очень легко давить. Он переломит себя и согласится. Но будет по-прежнему несчастен. И мне некуда увести его от его свирепой матери: у нас самих в квартире живут две семьи - моя (я и мама) и сестры (она и ее муж). А сосуществовать с его родительницей, судя по его рассказам, невозможно. И моя мама, по моей милости, настроена против Никуси. Я сама не ведала, что натворила. Нет, я не о беременности, а о том, как я себя повела с мамой. И мне будет очень трудно разрушить ее представления о нем. Но я еще не все ей сказала. Не все в защиту Никуси и не все против него. Ах... с ней советоваться бесполезно! Она столького от меня ожидает, как будто я - не я, а ее последняя надежда. А я - действительно не я, только не надежда, а сто рублей убытку. Мы с Никусей вчера серьезно об этом разговаривали. А сегодня он, уходя, издалека кивнул мне и сказал что-то невнятное - то ли: "Ну, всего...", то ли: "Счастливо оставаться!" - и быстро побежал по лестнице. Я не знаю, имею ли я право на то, о чем думаю. Мне, повторяю, некуда вытаскивать Никусю. Я не очень-то хорошо умею вести хозяйство... допишу потом.
В тот же день
Продолжаю. Я не очень хорошо умею вести хозяйство, я несколько ленива - а ведь я беру на себя задачу более трудную, чем просто молодой жены - я буду должна кормить Никусю вкусно, полноценно и качественно, а главное - вовремя, ведь именно ради этого, ради (наконец-то) достижения нормального образа жизни и питания, я хочу увести его от матери. Куда?? Куда я уведу его? Что такое я несу? Я еще не выучилась, не поступила в институт - на какие шиши я буду жить с ребенком и с мужем? А хотя - это не так страшно. Я могу учиться и на вечернем, а работать машинисткой - в крайнем случае, надомницей. Правда, тоже немного можно наскрести - однако же наша с мамой семья, никогда не отличаясь богатством, все-таки никогда и не жила впроголодь: мама всех нас кормила и кормит полноценно. Учиться надо у мамы, учиться быть главой семьи, пока не поздно. Никуся в четверг сказал мне, что он скоро умрет. Я не знаю. Сестра (она у меня врач) говорит, что все дело только в образе жизни - хоть она и не вполне уверена в том, что говорит. Я знаю одно: что бы ни случилось - я должна жить. Я боюсь писать об этом, но я почти наверняка переживу Никусю. Как-никак, 20 лет разницы... Я ему в дочери гожусь. Но ведь именно ему, моему первому и единственному, я отдала свою девственность, именно его целовала в губы и гладила по волосам. Он - мой первенький, и я так не хочу, чтобы после него еще кто-то был... Но если он так и не захочет терпеть меня около себя, я уйду. Уйду совсем - мне есть, куда уходить. И кому какое дело, что потом станется со мной? Ах, Никуся, Никуся! Он сказал в субботу: "Мне бы не хотелось, чтобы ты уходила из-за меня". Он очень часто говорит в условном наклонении, а не в изъявительном, как все. Ой, Никуся!.. Ему бы не хотелось - значит, я никогда не сделаю того, чего ему не хочется. Но если вместо меня уйдет он?? Ему некуда идти, у него мало друзей, он ненавидит свою мать. Я не знаю, что мне с собой делать. Я мучаю и его, и себя. Можно, конечно, можно перемочься. Человек - существо живучее, он может привыкнуть ко всему - но как же я, женщина, жен-щи-на!, могу жить и быть счастливой, зная, что где-то там, в Красносельском районе, живет никем не любимый, несчастный мужчина!!! А ведь жила я раньше и ничего не знала о нем. Но свела нас судьба, столкнула - и, хоть это и идеализм, но мне кажется, не зря - для чего-то нужно было, чтобы в ясный февральский день я вдруг увидела это странное, неопределенного возраста, даже чем-то неприятное в своей неистребимой грусти лицо, для чего-то глянули на меня с фотографии эти глубоко посаженные, несчастные светлые глаза. Да, тогда Никуся мне "не показался" - мне, взбалмошной, жизнерадостной, тогда с лихвой хватало недавних собственных печалей. Тогда у меня в душе еще только перегорела, отпылала губительная и рвущая страсть к далекому, недоступному, сладкоголосому и неотразимо обаятельному Николаеву. А уже где-то в сердце было пусто, оно только и ждало кого-то в этот светлый уголок... и вот очередным "Кем-то" стал Николай Дулов. Недолго он пробыл в красном уголке моей души, недолго я таскалась за ним на Балтийский вокзал: он дважды демонстративно привел с собой в Центр хрупкую темноволосую симпатягу Донщикову. Да, я меркла и бледнела перед ней - я, белобрысая и пока еще стройная "пышка". Не берусь судить, кто из нас более привлекателен - просто мы принадлежим к совершенно разным женским типам. Целый вечер, не отрываясь, до слез в глазах смотрела я на Дулова. И, не испытав ничего, кроме боли в усталых веках и легкого чувства досады, я поняла: это не любовь, а увлечение. Снова затосковало, защемило сердце. Пусто, глухо, неуютно. Тону! И тут всплыла в памяти спасительная соломинка: литературный пересказ... нервно поглядывающая на часы партнерша-слушательница... дрожь в руках и сердце... а вот и ОН, совсем рядом - тихая, медленная речь, застенчивый печальный взгляд... и голос: "У меня - как Говоров сказал - в голове хаос...", и слова пересказа: "Собака... ой, волчица... что-то я их путаю..." Бешено толкнулось сердце. Вспомнила его тогда - и поняла: теперь мне нужен он, и только он - тогда еще не Никуся, а Николай Александ... - простите, Алексеевич - Розов. Я не хочу вспоминать дальше, не хочу помнить свою безобразную истерику, устроенную, чтобы привлечь его внимание, и это жуткое слово "гад", брошенное мной в непонимающее, бледное и несчастное Никусино лицо. Как же ему было не пойти мне навстречу! Теперь он жалеет о сделанном. Он не хочет любить меня и не может. А вдруг может? Не знаю. Время покажет. Грядет 1 июня - а вдруг я и в самом деле беременна???
30 мая, вторник
Я не беременна. Душе стало легче, а телу - тяжелее: от "физ. причины" нудно и тягуче болит низ живота. Сестра очень обрадовалась, узнав, что у меня все в порядке, и занялась со мной "ликбезом" по части опасных и неопасных для зачатия дней. И она (она тоже! "И ты, Брут...") посоветовала мне не связываться с Никусей. Сегодня я его увижу. Нужно будет сказать ему про летние отпуска. И самое сложное - удержаться от соблазна соврать. Он же сам первый уличит меня во лжи. Ведь кому, как не ему, знать, должна была я забеременеть или нет. Так что вот. Вот такие, как говорит моя подруга - ученица кулинарного техникума - пироги с котятами.
В тот же день
Оказывается, сегодня - 175 лет со дня рождения Бакунина! Вот почему мы воюем с анархистами именно сегодня. Но это не суть. Суть в том, что Никуся сидит рядом со мной! И он сам - сам, взмахом головы - пригласил меня сесть рядом с собой. Он не видит, чтО я пишу - он сидит, положив ногу на ногу, и постукивает ручкой по колену. Я не знаю, внимательно ли он слушает. Лично я ни мур-мур не понимаю из того, что вещают со сцены анархисты. Я не слушаю, потому и не понимаю. А слушать, если честно, надо бы. Но все мое внимание и сознание направлены на Никусю. Сегодня он пришел "впритык" к назначенному времени, и я вся издергалась: а вдруг он не придет?? Но он пришел, сильнее обычного бледный (или мне так показалось?), и кивнул собравшимся, тихо сказав: "Здрасьте". Я тоже кивнула ему в ответ. Он сел сзади меня, и я могла его видеть только краем глаза. Но когда мы выходили из комнаты, он попросил меня положить его книгу в мой портфель: ему не в чем было ее нести. Я была очень рада его предложению и от волнения запуталась в замках. Теперь нужно не забыть отдать ему книгу, а то еще унесу с собой. Не знаю, прилично или неприлично посмотреть, что это за книжка. Я не знаю, была ли какая-нибудь задняя мысль у Никуси, когда он обратился ко мне за помощью: может, просто я была ближайшей из наиболее знакомых ему людей, у которых имелся портфель. Но в том, что он позвал меня за собой, пробираясь к свободному месту, явно что-то есть! Но вот что?? Не знаю, не могу даже предположить, что им двигало. Может, он опять поступает так, как МНЕ приятнее, и никакие другие чувства, кроме желания мне угодить, не руководили им. А может, он наконец-то почувствовал ко мне симпатию. А кто его знает!! В душу не залезешь. Мысли переполняют, не успеваю за ними ручкой. Поэтому писать кончаю до лучших времен.
31 мая, среда
Очень быстро - за каких-нибудь полчаса - небо из серого стало темно-синим, едва ли не фиолетовым. А я-то думала, что уже настали белые ночи. Хотя чего ж это я обрадовалась, глупенькая - мне ведь не гулять по ночам. Никуся меня не любит. Я это знаю - но, судя по его поведению во вторник, начинаю сомневаться. Никусенька, хороший мой! Уж очень сильно мои домашние в нем сомневаются. А я, как всегда, легковерна. Права была моя московская подруга, приславшая сегодня письмо: все бабы - дуры. И я не исключение. Никого не слушаю, ни с кем не считаюсь - видно, пока сама не хлебну горя, ничего не пойму. Но так уж я устроена. Сегодня я долго стояла у окна, смотрела на величаво плывущие по небу пухлые тучи. Думала о том, что завтра я увижу Никусю. Такое было хорошее настроение - а мама опять все испортила. Зачем, говорит, тебе ребенок в восемнадцать лет - жизни, мол, не видела, людей не знаешь, засядешь в четыре стены кастрюлями греметь. Ну и засяду, а ей-то что? Уж и пострадать нельзя! Я тоже хочу страдать, не все же Никусе мучиться. Я не люблю, когда со мной так говорят, когда я в возвышенном настроении, а меня "приземляют". Не надо меня приземлять, слышите, не надо!! Нужно будет, я сама приземлюсь. Сегодня я без напоминания выполнила свои обязанности по хозяйству. Видите - когда я сама настроена приземленно, мне дважды повторять не надо. Только не нужно меня силой приземлять - я и сама все понимаю, не маленькая. Слава богу, на Востоке в этом возрасте уже не одного ребенка имеют. Правда, нужно сделать скидку на то, что южные женщины созревают быстрее. Но меня отец наградил своей сексуальностью. Хотя и не в ней дело. А отчасти и в ней тоже. Вот, вроде, и все. Разрядилась. Выпустила пар. До свидания.
1 июня, четверг
Здравствуйте. Вот и я. Настроение хуже некуда. Сегодня на лекции я заметила, что Никуся очень сильно бледен, сильнее, чем в прошлые разы, причем бледен не с синевой, а с желтизной. Во время литературного пересказа мы оказались в разных группах и почти не видели друг друга. А в метро он сказал мне, что ему сегодня было очень плохо. Он даже подумал, не вернуться ли ему домой. Ему стало плохо в троллейбусе, причем настолько, что он сегодня даже не смог поесть. А от отсутствия еды его состояние обычно ухудшается. Сегодня в метро он стоял у стены и держался за сердце. Сестра сказала, что ему нужно сделать ЭКГ. Надо будет спросить у него в субботу, делал ли он ее раньше. Он говорит, что врачи ничего у него не находят. Он уже им не верит. Ну правильно, потому что нашей советской медицине нет дела до конкретного человека, и в этом Никуся прав. Но что-то же надо делать! Я не хочу, чтобы он умер!!! Но почему-то я все чаще вспоминаю фильм "Время желаний". Неужели я окажусь в роли его героини? Нет, не может быть. Не может быть, чтобы для человека в сорок лет все уже было потеряно и ничего не могло помочь. Я в это не верю. Ах, Никуся! Никусенька! Любовь моя, боль моя, что же мне для Вас сделать??.........
3 июня, суббота
Я вчера весь день думала о Никусе: как он там, что с ним? Я чувствую странное внутреннее напряжение, оно ищет выхода и не находит. Это состояние знакомо мне - я точно так же мучилась, когда узнала, что Николаев в больнице. Я даже смогла описать это состояние стихами. Вот отрывок из моего "опуса":
"Хочется крикнуть: "Слышу! Бегу!"
С места вскочила я,
чуть не плачу от бессилия -
слышу, а помочь не могу!!!"
И тут - знаю, что Никуся болен, а помочь ему ничем не могу. В данный момент. Но и завтра вряд ли, и сегодня вряд ли. Сегодня я увижу его - если он приедет. А в четверг он сказал мне: "Приеду, если останусь жив". Господи, да что ж с ним такое? Чем он болен? Я не знаю. Я начинаю вместе с ним ненавидеть его мать. Я не хочу этого чувства, но все равно оно ходит где-то на дне души темными, тяжелыми волнами: что она с Никусей сделала!! Ненавижу ее! Ни разу не увидев, только слыша о ней, я уже ее ненавижу! Она, и только она - источник и первопричина всех Никусиных бед! Но, с другой стороны, не будь ее - не было бы на свете и Никуси. Парадокс: с одной стороны, я благодарна ей за то, что она подарила миру - а, значит, и мне тоже - такого человека, как Никуся, а с другой - я готова вцепиться ей в морду - это из-за нее, из-за нее у Никуси так сильно подорвано здоровье! Я не знаю, как я себя сегодня поведу и как буду вести себя дальше. Время покажет. Для начала, я думаю, надо лечь спать, так как день 3 июня начался уже 1 час и 32 минуты назад, а я еще не ложилась. Спокойной ночи!
В тот же день
Ничего я сегодня не сделала. Так уж вышло. Я приперлась сегодня в Центр так рано, что долгое время была один на один с Говоровым. Но я ни о чем ему не сказала - он был занят работой, да и боюсь я его. А потом меня "запрягли" следить за новоприбывающими. С одной стороны, это хорошо - я нашла Никусину карточку посещений и, поскольку она кончилась, заменила ее. А с другой стороны - я была привязана к месту, и мне только удалось переброситься с Никусей ничего не значащими фразами. А потом нас позвали в зал делать актерскую гимнастику для лица. Ассистентка по орг. работе, как и в прошлый раз, не удержалась и указала всем на меня: мол, у Ленки очень хорошо получается. И все на меня обернулись. А Никуся даже "бросанул" идею: чтобы я показывала упражнения со сцены. Его поддержал один товарищ "в-каждой-бочке-затычка" - ему, как всегда, больше всех надо! А ассистентка полушутя-полусерьезно сказала, что, если уж кем-то жертвовать, то лучше ею, чем молодежью (то есть, мной). А я задумалась над Никусиным предложением. В самом деле, раз уж у меня так здорово получается (не зря же мы в театральной студии целый год этим занимались) - то почему бы мне не перебороть смущение и не напроситься вести разминку? Завтра же спрошу у ассистентки, как она на это смотрит. Но это уже мелочи. Мы с Никусей снова оказались в разных группах, и наша компашка так затянула пересказы, что Никуся уже успел уйти. Вот так все и вышло. Я была вынуждена остаться на методику Демидова и не жалею об этом, хотя спроси меня - вряд ли объясню, что это такое. Я попала в импровизацию и оставила творческую заявку на следующее занятие, чтобы снова сделать эту же импровизацию с другим сценическим партнером. Театральная жизнь бурлит и кипит! А личная... Я сегодня даже не успела заметить, сильно ли Никуся бледен. На людях... допишу потом.
В тот же день
На людях он не показывает своего плохого самочувствия - отчасти потому, что на удивление, по-староленинградски, воспитан, отчасти оттого, что привык к постоянным болезненным ощущениям. А я не такой тонкий психолог, чтобы издалека, без очков и не при разговоре определить, плохо ему или нет. Я не знаю, держался ли он сегодня в метро за сердце. Я не видела его даже со спины, хотя и бросилась вниз по лестнице со страшной скоростью. Ассистентка шепнула мне, что Никуся ушел только-только; но, видно, такова моя планида - я его не догнала. А жаль... А может, и к лучшему. Не знаю. Подожду до завтра. Завтра я так или иначе увижу его, но поговорить, скорее всего, не смогу. Я совершенно не хочу спать, хотя уже четвертый час ночи. Наверное, надо вымыться, и тогда придет сон. Почему-то чешется шрам на правом плече. К дождю, наверное. Этот шрам мне остался в память о Николаеве - когда меня особо сильно "достали" одноклассницы, я пыталась покончить с собой. Когда Никуся увидел этот шрам, он слегка вздрогнул и тихо сказал: "Ах ты, господи..." Вот поди и пойми, что он почувствовал - страх, жалость или омерзение. Не знаю. Да и он уже не помнит сейчас, что почувствовал тогда. Мы с Никусей первый раз поехали вместе гулять на Невский. Сейчас мне кажется, что это было чуть ли не год назад. Тогда мне было очень трудно предполагать, что будет дальше, но тогда у меня в голове был сумбур, а сейчас я начинаю что-то понимать. Но тоже не до конца. А что будет дальше - я не знаю до сих пор. Время покажет. Все, отбой.
4 июня, воскресенье
Я сегодня так вся перетряслась, что до сих пор отойти не могу. Я вчера ночь не спала - вернее, спала, но только с пяти до восьми. Видела страшный сон... Я прокусила себе верхнюю губу. У меня немного дрожат руки. Я была очень сильно встревожена. Сегодня Никуся мощно - на полчаса - опоздал. Я думала, он вообще не придет - но нет, он все-таки появился. Не знаю, почему он опоздал - может, ему снова было плохо. А хотя в четверг, когда ему было очень нехорошо, он приехал даже раньше меня, что меня очень удивило. Я не знаю, что и предположить, и никак не могу унять дрожь. Все, отбой.
В тот же день
Я не справляюсь с собой. Я хожу вокруг Никуси, как кот вокруг горячего молока. Все никак не решаюсь спросить его прямо, как его самочувствие, не решаюсь сказать о необходимости сделать ЭКГ. Я подошла к нему, когда он выходил с семинара, но ничего не сказала. В обед товарищ "в-каждой-бочке-затычка" утащил из зала Никусин мешок и положил в обеденную комнату. Когда Никуся вернулся из столовой и не нашел мешка, он спросил у меня, не знаю ли я, где он. Я "заложила" товарища и указала Никусе место, где лежит его мешок. И он сказал мне, что подумал сначала, будто мешок украли - а потом решил, что на лекции ходят в основном люди порядочные, значит, мешок просто перенесен в другое место. Положив мешок на сиденье, он вышел в коридор и сел там, но я так и не решилась подойти к нему - ведь между нами все еще действует договор о непреследовании, заключенный в прошлую субботу. Я ужасно маялась и даже обрадовалась, когда Никусю поставили у двери собирать у входящих карточки. Тогда я подошла к нему и ни с того ни с сего спросила, что такое "право первой ночи". Примерно я догадываюсь, что это такое, но мне хотелось узнать получше, а главное - послушать Никусю. Он отвечал мне, а я разглядывала его. Он все так же бледен, и только сильнее, чем раньше, обозначились синие "тени" под глазами. Я так и не поняла, очень ему плохо сегодня или не очень. Но продолжить свою политику я не смогла: я, к несчастью, стояла на проходе, а тут как раз Говоров дал сигнал заходить в зал. Никуся сказал: "Проходите, проходите", - имея в виду и меня тоже. Мне ничего не оставалось делать, как зайти, но я успела спросить Никусю, работают ли у него часы. Он ответил: "Работают". Значит, он опоздал не из-за них, а из-за того, что ему было плохо. Если это так - это уже серьезно! Нужно, обязательно нужно поговорить с Никусей сегодня. Вот смотрю я на него и никак не могу понять, как он себя чувствует в данный, конкретный момент. У него грустное лицо - но у него просто такой типаж. Свой отпечаток на него наложило тяжелое детство. Он вздыхает... Ой! Мы встретились глазами, и меня словно током пробило, от головы до пяток. Наверное, человек чувствует, когда на него смотрят. Ой, какой был взгляд! Я словно наэлектризовалась. Кажется, тронь меня сейчас рукой или палкой - и я затрещу и вспыхну голубыми искрами. Голубыми, как Никусины глаза и как Никусина рубашка... Ладно. Продолжаю. Он вздохнул - но мало ли почему человек может вздыхать! Тем более, что Никуся постоянно чувствует какое-то недомогание. Сейчас кто-то вошел, и Никуся покосился на дверь. Как мне нравится, когда он так искоса выглядывает! А сейчас Говоров рассуждает о качестве товаров, и вспомнил, как было раньше: редко у кого было два костюма (один - для праздников, другой - рабочий). Никуся слушал-слушал и слегка улыбнулся. Наверное, у него так же. А сейчас одна женщина пересела на второй ряд, и Никуся, глядя на нее, краешком глаза взглянул на меня. Но взгляд был адресован не мне, и на этот раз меня не дернуло током. А когда Говоров читал чье-то обращение к москвичкам - "Милые советские девушки! Сохраните свое лицо! Вы даже не представляете, как с вами приятно разговаривать, общаться!" - Никуся как-то странно ухмыльнулся. Что бы это могло значить? Не знаю. Уй-ти, пусеньки, Никусю зевота одолела! Мой миленький, кислорода ему нехватает. Мне тоже. Сейчас мы всем залом, дружно зевнули - по команде Говорова (это называется упражнением на релаксацию). Во время упражнения мы зеваем, не закрываясь, а сейчас Никуся, зевнув, закрыл рот кулаком. Вернее, не совсем кулаком, а полусогнутыми пальцами, как бы собирая зевок в ладонь, словно комок снега. Мне показалось, что он держится за сердце. Нет, он просто положил кисть одной руки на локоть другой. А сейчас - полез в мешок. Тут, я смотрю, у меня уже получается фотозапись Никусиных действий. Значит, надо прекращать. А за окном заметно потемнело, того гляди хлынет дождь. Как Никуся сказал перед лекцией: "Того и жди - пойдут в Италии дожди". А, нет, опять солнце появилось. Дай-то бог, чтобы не полило! У меня зонтика нет. А у Никуси? Не знаю. Я так засмотрелась на него, что едва избежала электроудара. Вовремя успела отвести глаза. Никуся что-то пишет. Какие-то свои или говоровские мысли. А я почти никогда конспектов не делаю. Сначала взялась, потом бросила. Надоело. Ладно, это меня уже несет по кочкам. Все. Ан нет, не все! Говоров вспомнил, что в 60-е годы была популярна антимодистская (то есть, против моды) песенка со словами:
"Ты его, подруга, не ругай -
может, он залетный попугай..."
Никуся снова заулыбался. А когда Говоров сказал, что к ним в коллектив как-то зашел один стиляга, Никуся почему-то нахмурился. Его лицо - как ленинградское небо: почти все время хмурое, и лишь изредка проглядывает солнышко. И сейчас оно выглянуло: Никуся улыбнулся словам Говорова о том, что приставание к девушкам в подворотне - признак экстремизма. Я вспомнила, что он как-то сказал мне, что в их районе часто происходят разбойные нападения...
Господи, боже мой! Никуся сидит с закрытыми глазами! Значит, ему точно плохо! Какой кошмар. Я обязательно должна с ним поговорить! Когда вошла опоздавшая, он открыл глаза, а потом опять закрыл и тихонько провел рукой по тому месту, где сердце. А теперь он поменял позу и сидит, наклонившись вперед. Господи, что с ним делается? Не знаю. И помочь ему не могу. А хотела бы! Никуся как-то грустно посмотрел не то на меня, не то на дверь. У меня по телу прошла легкая дрожь, я поспешила опустить глаза. А потом Никуся кому-то из своих соседей что-то сказал и улыбнулся - солнышко выглянуло! А настоящее солнце светит уже не так ярко. И ветер усилился. В мультфильме одна бабка сказала: "Не быть бы дожжу - вся дрожу!" И я тоже дрожу. А Никусина "компания" (те, кто сидит рядом с ним) рассматривает и шепотом обсуждает какую-то синюю ручку. И опять косой Никусин взгляд попал на меня. Я снова ощутила легкую дрожь, а Никуся улыбнулся. А, поняла! Это была вовсе не ручка, а обложка для транспортных талонов - это я 22 мая подарила ее Никусе! Вот почему он улыбнулся, глядя на меня! А сейчас я не пойму, почему Никуся улыбается - из-за обложки или из-за говоровских слов: "нахлёпка на заде" (вместо: "наклейка на заду" - у брюк). Наверное, из-за Говорова. Обложка не способна радовать так долго. А сейчас, обернувшись на дверь, Никуся чем-то напомнил мне Абдулова. Хотя в них почти ничего общего нет. Только печальные глаза.
В тот же день
Я еще раз "осадила" Никусю - и на этот раз успешно. Он мне сказал, что давление у него пониженное, и разрешил посчитать пульс. Меня всю трясло, когда я держала его за прохладное и слегка влажное запястье. Пульс у него был неравномерный и очень медленный. Оказалось 78 ударов в минуту. Я не знаю, нормально ли это - я ведь привыкла, что у меня пульс вечно под 100. Никуся заметил, что это очень много, нужно поменьше. Я сказала ему, что не спала ночь, и пояснила, что это - оттого, что я вчера не догнала его на лестнице. Он сказал, что я не должна придавать этому такое большое значение: не в этот раз - так в следующий, невелика беда. А я сказала: "Так уж у меня получается". И так мы распрощались. Не могла же я сказать ему, что дорожу каждой встречей с ним еще и потому, что боюсь: боюсь потерять его, боюсь, что следующей встречи может не быть. Я же не знаю, как далеко зашла его болезнь. Но теперь я смогу сказать сестре что-то более конкретное, чем в прошлые разы. И она, может, найдет, чем можно конкретно помочь ему. А для верности я еще напишу подруге в Москву. Она же тоже врач. На днях должно прийти от нее письмо. Правда, я не знаю, что она мне ответит.
5 июня, понедельник
Что-то опять Никуся запаздывает. Даже подозрительно. Может, он вообще не придет? Сегодня вроде как день траура в связи с железнодорожной катастрофой. Но спектакль не отменили. В прошлый раз Никуся не пришел на спектакль, потому что был в командировке, а в позапрошлый раз он был. И не один, а с другом детства. А в этот раз что-то нет ни друга, ни его. Я пишу и то и дело оглядываюсь на дверь: не идет ли он? Вот уже и дверь закрыли. Я так не играю, тем более что сегодня Никуся должен прекратить срок действия договора о непреследовании или же продлить его. А его нет. Вот уже и Говоров вещать начал. Наверное, Никуся так и не придет. Не знаю, буду ждать.
7 июня, среда
Он действительно так и не пришел. Не знаю, почему. Теряюсь в догадках. Интересно - завтра он придет или нет? Если нет - значит, заболел. Значит, надо узнавать его телефон и спрашивать, чем я могу помочь. А может, и не надо ничего делать. Не знаю. Ничего не знаю - как в песне Мирей Матье. Буду ждать - это единственное, что мне осталось. Сестра считает, что из нашего с Никусей союза ничего не получится. Так тоже бывает. Наверное, он так и не полюбит меня. Ему это непривычно и трудновато, ведь его еще никто не любил. Он любил, а его не любили. Никто еще - я уверена - не звал его, как я: Никуся. Никуся! Он только один... - нет, два раза - слышал от меня такой вариант своего имени. Это было в метро. Он усмехнулся и повторил так, как повторяют иностранное слово: "Ни-куся". Тогда я пояснила, как получилось такое имя: "Из имени Николай можно сделать два уменьшительных: можно - Коля, а можно - Ника. А еще нежнее - Никуся". У меня это как-то само собой получилось. А сестра сказала, что он уже вышел из того возраста, когда так зовут. А его и в том возрасте никто так не звал, я в этом просто уверена! Интересно будет послушать мнение моей московской подруги. Не сегодня-завтра должно прийти от нее письмо, и его я тоже жду. "Вся жизнь впереди - надейся и жди", как в песне поется. Вот и я - надеюсь и жду.
11 июня, воскресенье
Вчера мы с Никусей снова были в поле. И я отдалась ему, а он сделал свой подарок, но не мне, а в траву. Но вчера у меня был опасный день с точки зрения возможности забеременеть. Так что я опять повисла между небом и землей. Но если я и "залечу" - непременно буду рожать! Я хочу ребенка именно от Никуси. Но у ребенка должен быть отец. Этот ребенок должен жить и развиваться нормально. А Никуся не хочет жениться. Не именно на мне, а вообще не хочет. Я удивляюсь! У него появляется возможность нормально питаться (я приложу все силы, чтобы обеспечить ему это!), вылечить свое сердце (у меня же сестра - врач!) и получить отдушину, где можно расслабиться после контактов с матерью. А он не хочет! Он так давно устал, он так давно несчастен, что привык к этому и не представляет себе, как можно все изменить, как можно зажить по-другому. Более того: я обещала ему почти невыполнимое - но все-таки выполнимое при условии моей к нему любви - что он не будет менять своих привычек, а я буду под него подстраиваться, подлаживаться. Нет, он не согласен даже на это. Да, правильно Цой поет:
"...так замыкается круг,
и нам вдруг становится страшно
что-то менять".
И это - при том, что:
"Перемен
требуют наши сердца!
Перемен
требуют наши глаза!
В нашем смехе, и в наших слезах,
и в пульсации вен:
- Перемен! Мы ждем перемен!"
Никуся понимает, что живет ненормально, что он уже болен от этой ненормальности - но лишь только он подумает, что можно все изменить, переделать - его бросает в дрожь от страха. Я пытаюсь его понять, я не оставляю надежды, что смогу до него достучаться!
18 июня, воскресенье
Нет, не достучаться мне до него. Он не хочет ничего менять, он не любит меня и не сделает ни одного шага мне навстречу. Вчера я разузнала его телефон и позвонила ему, чтобы позвать его к нам: пусть сестра его обследует. Он отказался. Я так и знала, что он откажется. Ну что он за человек? - жениться не хочет, лечиться не хочет! Не понимаю его - а так хочу понять! Сегодня я смотрела на него в зеркальце, но он все равно чувствовал мой взгляд. Он два раза оборачивался так, что я видела его глаза, и оба раза меня пробивало током. А потом я решила, что выдержу электроудар и не опущу зеркало. Вскоре Никуся повернулся, посмотрел через зеркало на меня и отрицательно покачал головой: "Не надо". Я убрала зеркальце и очки сняла тоже. А Никуся пришел сегодня подстриженный. Я не знаю, лучше ему или хуже так (в смысле, идет ему эта стрижка или не идет), потому что мне очень непривычно видеть его таким. Но от этого я не стала меньше любить его. А вчера, как я уже писала, мы разговаривали с ним по телефону. И теперь, только теперь я поняла: если я беременна - горе мне! Никуся станет скрываться от меня, я, возможно, потеряю его навсегда. А если так - мне не нужен этот ребенок, я не хочу, чтобы какое-то существо, пусть даже очень дорогое мне, разлучало меня с Никусей! Я "выгоню" этого ребенка и буду права. Сейчас не время и не место для деторождения. Я должна поступить в институт и не прерывать связи с Никусей! У меня есть долгосрочная программа, и ребенок только помешает ей.
19 июня, понедельник
Я заболела. Может, гриппом, а может, ОРЗ. Больно двигать глазами. И "известное место" стало чувствительнее. А может, это и не из-за гриппа. Но все равно, я даже немного рада, что заболела: болезнь поможет мне разделаться с ребенком. Но, с другой стороны, я должна 27-го участвовать в спектакле. А как же я смогу участвовать, если я болею? Я бы рада, да, боюсь, родные меня не пустят. Мы не то чтобы в ссоре, но муж сестры собрался было побить Нику... Нет, я не могу больше так его звать. Чудесное, нежное, необычное имя испорчено, залито грязью: сестра вчера прибавила к нему слово: "сволочь". Она сама такое слово - но мне от этого не легче. Теперь я могу звать моего любимого только Николаем, потому что, если разобраться, имя "Ника" - женское. А имя "Никуся" - опозорено. Я хочу плакать. Вчера я плакала от слов сестры. Ну что они все на него ополчились! Ладно, я жизни не знаю, я могу допустить мысль, что Николай безнравственен. Но, в таком случае, я безнравственна еще больше, чем он - ведь это я настояла на том, чтобы он сделал меня женщиной. А раз два поганца встретились - то уж друг для друга они чистые (как сказал Молла Насреддин)!
24 июня, суббота
Я уже считаюсь практически здоровой: вчера меня выписали. И я (правда, сама того не ведая) сделала еще один шаг по пути убийства ребенка: я прошла флюорографию. Мне это нужно для института. Я до сих пор не знаю, лежит ли у меня в животе тот, кого я хочу уничтожить, или "там" все в порядке. Сейчас я меряю температуру, меня слегка подташнивает - но это может быть и результатом самовнушения. "Гости из Краснодара" приедут не раньше 30-го, а грудь уже стала чувствительной. Не знаю, все может быть. В четверг я все-таки поехала на литературный пересказ, прямо от врача, но Николая не застала. Выяснилось, что он так и не приехал. Я еле досидела до конца занятия и из первого попавшегося телефона-автомата позвонила ему. Оказывается, ничего особо страшного с ним не случилось: просто он, приехав домой с работы, расслабился (читай: почувствовал себя плохо) и решил: "Дай-ка я сегодня в Центр не поеду". Но в воскресенье он обещал быть, и я теперь считаю часы. Температура у меня тридцать семь и два, пульс... сейчас посчитаю... Не получается. Никак не сосчитать. Почему-то вдруг пульс стал неравномерным, как у Николая. Сейчас попробую еще раз. Итак, пульс у меня - 97 уд/мин. Как ни странно, нормальный. Для меня. Ладно, лягу наконец спать, а то, как-никак, третий час ночи. Два часа семнадцать минут назад началась суббота, а я еще за пятницу не отоспалась. Все, отбой.
10 июля, понедельник
Скоро будет месяц, как я разлучена с Николаем. Почему-то вчера я вдруг начала думать о Николаеве: чего мне, собственно, нехватало - фанатствовала и фанатствовала бы себе, так нет - обязательно был нужен живой мужчина! Получила мужскую ласку, стала женщиной - так и этого мало: хочу настоящей, не отрицательной, а положительной любви! А не много ли я хочу, а? Хотеть не вредно. Вредно не хотеть. Я не умею любить. Я не умею разговаривать по телефону. Я и здесь, и в этом новом для меня чувстве, не обошлась без вранья!!! Я 19-го июня по телефону сказала Николаю, что врач подтвердил мою беременность. А моя участковая про мое "положение" слыхом не слыхивала. Я только зря напугала Николая. Он почувствовал себя виноватым. Я сделала ему хуже!! Раньше он только был несчастным, теперь же он еще и носит в себе вину! Я - подлая тварь. Мало того - я продолжала этот обман! (хотя у меня, если честно, были основания самой в него поверить). 26-го июня (вместо ожидаемого 30-го) ко мне "приехали гости из Краснодара" - и у меня ужасно, нестерпимо, дико заболел живот. Со мной еще никогда так не было. Это была не прежняя нудная и тягучая боль, а какая-то новая, скорее даже давящая. Я весь день жутко промучилась, и весь день я звонила Николаю: мне казалось, что, услышав его голос, я наконец избавлюсь от боли хоть на время. Но его весь день не было дома. Я два раза налетела на его мать и, отвечая на ее настойчивые расспросы, представилась по-взрослому - Еленой Владимировной, соклубницей Николая, а наши с ним отношения назвала чисто официальными. Я вторично навредила Николаю!!! Когда я во вторник утром все-таки дозвонилась до него, я узнала, что его мать учинила ему допрос. И я продолжила свою ложь, сказав, что в понедельник выгнала плод. А потом я сказала ему правду: что мне было так плохо, что я думала - умру, и я очень хотела услышать его голос, чтобы унять боль. Это прозвучало, как жалкие оправдания. Я не думаю, что Николай простил меня. Уезжая в отпуск, он посоветовал мне выкинуть из головы "всякие глупости" (имея в виду наши отношения). А они не выкидываются. Мало того, что я не могу себе представить, как это я совсем останусь без Николая, - так я еще на что-то надеюсь!.. Я на днях купила у кооператоров латунное обручальное кольцо. Зачем я это сделала? Кольцо не пригодится мне! Но вот что-то меня толкнуло на такой поступок. Не знаю. Сейчас надо забыть об уехавшем Николае: впереди экзамены в институт. А что будет дальше - не знаю. Время покажет!
P.S. Я не договорила. Возможно, я была права, и то, что произошло (слишком раннее начало "физ. причины" и жуткие боли в животе) - действительно выкидыш. Но это все было давно, и доказать ничего нельзя. Ведь и сестра тоже склонялась к этому мнению, сказав мне: "Ты и флюшку [флюорографию] сделала, и болела - так что, если что и было - то вышло". Я говорю это к тому, что, может быть, я и не наврала Николаю. А это значило бы, что я навредила ему только единожды, и это сняло бы с меня часть вины перед ним.
27 июля, четверг
Николай вернулся!!! Я его встретила, но толком еще не поговорила. Но встретила все ж таки!! Я сегодня шла к Центру, и вдруг шедший впереди меня мужчина обернулся. И я узнала Николая! Меня пробило током, прервалось дыхание. Я приоткрыла рот и прижала руку к груди. Но не замедлила шаг. Я вошла в здание, а Николай приостановился и подождал меня. Он сказал мне: "Здрасьте!" - и я ответила ему. А потом нас закружила орг. работа, затем сначала его, потом меня (меня - дважды) выгнали на сцену, и вот до сих пор нам не удается поговорить. Я краем глаза вижу сквозь щель между сидениями бледную руку Николая. А теперь не вижу - он поменял позу. Опять фотозапись получается! В таком случае - все. Отбой.
7 августа, понедельник
Все мои надежды и мечты полетели в тартарары: Николай меня прогнал. Прогнал раз и навсегда, окончательно и бесповоротно. Я больше не хочу думать и писать о нем.
Отбой".
* * *
Дневник догорел. Фотография того, кто не захотел, чтобы его звали "Никусей", скрутилась в трубочку и почернела.
Еще одна первая любовь рассыпалась пеплом... Еще одно нежное сердце познало горечь первого разочарования.