Юнак Алла : другие произведения.

Скука

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Молодой охранник, обворожительная аспирантка, шустрый электрик, строгая репетиторша, обаятельный доктор, прилежная служанка - какое отношение к семье Моргуновых имеют все эти люди и какое влияние оказывают на членов семьи? Об этом можно узнать из рассказанной в книге истории с неожиданными поворотами сюжета, оригинальной развязкой и обилием эротических сцен.

  
  
   А. Юнак.
  
  
   СКУКА.
  
  
  
   Серьезный не по годам охранник, обворожительная аспирантка,шустрый электрик,
строгая репетиторша, обаятельный доктор, прилежная служанка -
какое отношение к семье Моргуновых имеют все эти люди
и какое влияние оказывают на судьбы членов семьи?
   Об этом вы узнаете из этой увлекательной истории
с неожиданной развязкой,сложной интригой и обилием эротических сцен.
  
  
  
   Эпизоды первый и второй.
  
   "Не могу поступаться принципами!"
   или "Нашла коса на камень",
   а также
   "Седина -- в бороду, бес -- в ребро"
   или "Вашу медкарту, уважаемый!".
  
  
   Магазин открывался поздно - в одиннадцать часов, раньше начинать торговлю было делом бессмысленным, ибо порядком обнищавшее за годы перестройки население микрорайона не очень-то жаловало присутствием просторный торговый зал, и лишь после полудня здесь начинали появляться первые покупатели. Ввиду этого обстоятельства коммерческий директор "Латекса" Светлана Петровна Моргунова приходила на работу только в начале двенадцатого, по обыкновению энергично шествуя в свой кабинет мимо почтительно здоровающихся продавщиц и разнорабочих, чтобы для начала выслушать подробный доклад ночного дежурного, а затем с присущей ей энергией взяться за решение текущих дел. Охрана сменялась с открытием магазина, и новая смена заступала на суточное дежурство без четверти одиннадцать, тогда как отдежуривший охранник по заведённому Светланой Петровной порядку не сразу уходил домой, а являлся примерно через полчаса на доклад, подробно информируя начальницу о происшедшем за сутки. Моргунова встречала служащего, уже сидя за столом, привычно деловитая и подтянутая, успев выпить обязательную чашку кофе, и такой приём с некоторых пор стал для неё незыблемым правилом; ныне же из-за досадного опоздания оставалось всего несколько минут, чтобы только успеть оглядеть себя в зеркале и закурить первую за сегодняшний день сигарету, и такое положение вещей не могло не раздражать и так выведенную из равновесия Светлану Петровну.
   Повседневный порядок был нарушен и нарушен кардинально, не говоря уже о том, что ко всему прочему очень аккуратная и опрятная по жизни дама была определенно недовольна в данный момент своим внешним видом, хотя элегантный строгий костюм как всегда отлично сидел на ней, блузка сверкала белизной, а макияж был наложен вполне профессионально - по крайней мере, без видимых изъянов. Зато прическа, на приведение которой в полный порядок утром не хватило времени, являлась конкретной причиной недовольства, подкрепленного к тому же едва заметными кругами вокруг глаз и легкой бледностью щек, проступавшей даже сквозь тональный крем, и пусть наличие всех этих мелких недостатков определялось вовсе не возрастом Светланы Петровны (ведь тридцать пять для коммуникабельной, живущей в ногу со временем женщины - пора настоящего расцвета!), а всего лишь банальными семейными неурядицами, Моргуновой неприятно было даже думать о том, что кто-то из персонала может заметить изъяны в облике руководительницы.
   Проклятые семейные проблемы! Светлана Петровна могла бы многое рассказать о них! Но, простите, кому интересно слушать скучную историю о безработном муже, который по вполне объективным обстоятельствам оказался за воротами обанкротившегося предприятия и который вместо того, чтобы приложить все усилия для скорейшего устройства на работу, предпочитал проводить время в размышлениях о судьбах страны и трудового народа, философствовать на тему последствий перестройки и клеймить президента и правительство за "антинародную" политику? И при этом, заметьте, на все предложения преуспевающей на ниве коммерции супруги поступить рабочим или охранником (для начала, конечно!) в пресловутый "Латекс" отвечал категорическим отказом, считая ниже своего достоинства находиться в подчинении собственной жены.
   -Но это же временно! На короткий срок, - увещевала упрямца Светлана. -Или тебя, хм... интеллектуала, не устраивает роль простого работяги? Ты сразу претендуешь на руководящую должность?
   --Вот типичные последствия демократических преобразований, -- патетически восклицал в ответ Валентин, картинно воздевая руки к потолку, -- муж с дипломом инженера таскает мешки со стиральным порошком в лавке, где командует предприимчивая супруга!
   --Во-первых, не в лавке, а в солидном магазине! Во-вторых, не забывай, что супруга закончила в свое время университет, получила диплом и имеет теперь полное право, как ты выражаешься, командовать в этом самом магазине!
   --Правильно, милая моя! Университетский, заметь, диплом, а не диплом торгового института...
   --А что это меняет, объясни?! Может быть, ты попросту ненавидишь "торгашей"!?
   --Я этого не говорил!
   --Но думал! А между тем, эти "торгаши", которые чем-то не угодили тебе, приносят домой деньги! Живые деньги, дорогой мой инженер!
   На этом месте ставших привычными споров Валентин обычно замолкал, обидчиво надувался и уходил в гостиную, где с независимым видом ложился на диван, понимая, что на стороне жены -- такая вот "сермяжная правда". Материально, между нами говоря, этот упёртый противник реформ с непомерными амбициями был обеспечен куда как неплохо, благодаря все той же Светлане, и, чем длиннее становилось бесцельное времяпрепровождение, тем быстрее муженек превращался в настоящего паразита, без зазрения совести сидящего у неё на шее. Последнее время такой его паразитический образ жизни стал выводить Светлану из себя, а что касалось шестнадцатилетней дочери, то та с некоторых пор попросту презирала папашу, считая его никчемным человеком и, даже больше, вовсе пустым местом на фоне матери, живущей полнокровной современной жизнью.
   Лентяй по жизни? Без всяких сомнений! Но, как выяснилось, не только на трудовом фронте! И если, с увлечением окунувшись в деловой мир, Светлана Петровна еще могла бы закрыть глаза на праздную болтовню и затянувшееся безделье рохли-мужа, то с невыполнением им супружеских обязанностей никак смириться не хотела, а ведь сексуальные отношения между супругами в последнее время стали носить не просто разовый, но и, ко всему прочему, довольно-таки напряжённый характер. Проще говоря, Валентин теперь откровенно игнорировал Светлану в постели, хотя по существу и раньше не проявлял особой горячности в любовных играх, а так как Света, по большому счёту, вышла за него замуж по любви, то нынешнее невнимание со стороны супруга больно ранило её. Зачастую после напряженного рабочего дня ей хотелось в домашних условиях получить положенную долю ласки, расслабиться в горячих объятиях мужчины, снять моральный стресс физической близостью и затем в спальне поделиться с родным человеком своими проблемами, на деле же в большинстве случаев засыпать ей приходилось одной, ибо Валентин допоздна смотрел в гостиной телевизор или видеомагнитофон, едва ли не намеренно не замечая вернувшуюся с работы супругу.
   Как любая здоровая женщина, Светлана одно время даже пыталась флиртовать на стороне, но кратковременный адюльтер не принес ей удовлетворения, и постепенно её ненависть к муженьку стала приобретать в повседневной жизни открытый характер. Причем не только безразличие Валентина к ее несомненным женским прелестям бесило супругу -- с недавних пор к этому самому безразличию прибавились еще и кое-какие подозрения, основанные на вполне реальных фактах. Но если вы думаете, что в семье Моргуновых с некоторых пор поселилась ревность, то глубоко ошибаетесь! Оболтус, которого с большой натяжкой можно было назвать не только мужем, но и мужчиной вообще, скорее всего попросту не способен был на банальную измену и не помышлял об интимной связи с другой женщиной, ибо, кажется, удовлетворял свои сексуальные потребности совершенно иным способом. Каким? Об этом Светлана Петровна могла только догадываться, обнаружив в очередной раз странный беспорядок среди собственных личных вещей в комоде -- особенно нижнего дамского белья!
   Похоже было, что от случая к случаю, если не постоянно, сидящий дома в полном одиночестве Валентин тайно занимался фетишизмом или чем-то в этом роде, и, если учитывать, что происходила эта безалаберщина при наличии живой и здоровой супруги, то с онанистом и извращенцем, у которого поистине "поехала крыша", Света не желала больше делить кров. Пока она не могла доказать наличие сексуального порока у муженька да и, занятая сверх головы на работе, не собиралась устраивать дурацких засад и слежек, однако, даже понимая, что проблему пригретого на груди тунеядца, у которого еще и не в порядке было с головой, надо было решать самым кардинальным образом, все равно тянула с окончательным объяснением до последнего -- благо, что работа в магазине на руководящей должности отвлекала от семейной неразберихи.
   Долго так продолжаться, понятное дело, не могло, рано или поздно срыв неминуемо должен был произойти, и не далее, как вчера, Светлана таки не сдержалась, в порыве охватившего ее гнева потеряла голову и поздним вечером в спальне жестоко отхлестала Валентина по щекам. И не в том дело, что катализатором такой некрасивой выходки послужил вчерашний банкет в офисе компании, на котором Светлана Петровна не могла не присутствовать в интересах дела, и не в том, что возвратилась оттуда разгорячённая шампанским и желавшая, как никогда, близости с мужчиной, а в том, что, едва ли не с порога натолкнувшись на равнодушие и холод со стороны супруга, она словно разом окунулась в прорубь и, ошеломленная ледяной купелью, испытала вдруг невероятное бешенство, какового никогда не ожидала сама от себя.
   --Ты, кажется, забыл, что у тебя есть молодая и интересная жена, дорогой! -- ехидно спросила она развалившегося на недавно купленном ею роскошном диване Валентина, с величайшим трудом сдерживая рвущиеся наружу отрицательные эмоции.
   --Интересная для кого? Для коммерсантов и бизнесменов, обирающих народ, как липку? -- отпарировал наверняка заготовленной заранее фразой муж, демонстративно прибавляя пультом громкость телевизора.
   --Да, и для бизнесменов тоже! И уж поверь, среди них трудно сыскать такого безразличного к дамам бедолагу, как ты!
   --Шутишь? В этом-то сборище извращенцев, педиков и импотентов, окружающих тебя с некоторых пор!?
   --Ошибаешься, милый! Есть в моем окружении, между нами говоря, и настоящие мужчины, а не рохли вроде моего законного супруга! Что касается импотентов, то, подозреваю, что как раз ты и есть, извини уж за грубость, самый настоящий импотент, не желающий замечать ничего вокруг!
   --Что ж! Разденься и покрути передо мной задом, покажи соблазнительные ножки в чулках, потряси обнаженной грудью... Может быть, это привлечет мое внимание!
   --Зачем, если у тебя есть возможность видеть все это на экране телевизора? Разве идет в какое-либо сравнение с киношными красотками эта "старая проститутка" -- твоя жена, которая кормит и одевает тебя! Смотреть порнографию и нюхать дамское белье -- больше ни на что ты не способен! -- Света чувствовала, что срывается на крик, но остановиться уже не могла.
   --Ты попрекаешь меня куском хлеба? Хорошо же! Однако и за подачку я не собираюсь обслуживать тебя в постели, -- тон Валентина становился наоборот все более спокойным, и, похоже, "обвиняемый" вовсе не заметил злобного выпада жены или попросту игнорировал его. --Пусть этим займутся твои "настоящие мужчины", для которых ты более соблазнительна голяком, а не в дамском белье!
   Упоминание этим мозгляком вслед за нею дамского белья странным образом воздействовало на взбешенную Светлану, и она вдруг представила полусидевшего на диване Валентина не в домашних трениках и футболке, а в бабском неглиже и ажурных чулках с роскошными подвязками на тощих ляжках, после чего разом сорвалась с цепи и ударилась в самую настоящую истерику, в какую не впадала ни разу в жизни. Причем, не стала орать на всю квартиру, оскорблять наглеца, брызгать слюной и размахивать руками, а для начала со всего размаху заехала ему по морде ладонью, а потом вообще принялась ритмично (с оттяжкой!) молотить обеими руками по щекам -- левой, правой -- левой, правой -- получи, гад -- еще раз -- вот так! И этот слизняк, никак не предполагавший такого развития событий, разом скис, потерял лицо, превратился в тряпку и, покорно принимая хлёсткие удары по физиономии, подобно растерянной барышне пытался что-то бормотать в своё оправдание, а разъярённая Светлана, ничего не захотев слушать, с позором выгнала его, в конце концов, из гостиной на кухню, выкрикивая вслед колкие оскорбления. Она с гомерическим хохотом предлагала ему поменяться с ней одеждой, угрожала надрать задницу, даже смачно плюнула ему под ноги, но так и не услышала адекватного мужского ответа, а между тем, в ту минуту ей в тайне даже хотелось, чтобы Валентин постоял за себя, перехватил бы ее ладонь, вывернул бы занесенную для удара руку, толкнул бы, наконец, обидчицу что было сил в грудь -- короче, повел себя в критический момент так, как повел бы себя оскорбленный до глубины души мужик, но и здесь её поджидало разочарование. Судя по всему, унижаемый ею Валентин испытывал едва ли не удовольствие от позорного избиения, возможно готов был валяться у разъяренной жены в ногах, целовать ей туфли и с извращенной радостью внимать её грязным ругательствам, так и рвущимся изо рта, то есть на проверку действительно оказался тайным мазохистом в душе, что ещё больше взбесило обычно уравновешенную супругу.
   Между прочим, в тот драматический момент Света, гоняя по квартире ошеломленного Валентина, отнюдь не получала никакого, даже мизерного удовольствия, как это зачастую бывает у представительниц "слабого пола" при подобных экзекуциях, и, более того, на протяжении всей некрасивой склоки ее буквально преследовал стыд за так несвойственное ей поведение, однако сознание того, что ныне и безо всяких сомнений именно она является главой семьи, в некоторой степени как бы оправдывал жестокость по отношению с проштрафившемуся мужу и вызывал нечто похожее на высокомерие по отношению к нему -- высокомерие, с которым женщина бороться отнюдь не собиралась. Надо сказать, что Светлана Моргунова по жизни представляла собой обычную русскую бабу, уважающую мужскую силу и надёжность, была сторонницей прочной семьи с крепким мужиком во главе и придерживалась до сей поры теории патриархата, так что испытанное удивительное чувство превосходства было ей внове, учитывая еще и тот факт, что в магазине под ее руководством находились в основном женщины, которых строгой и требовательной Светлане Петровне никогда не приходило в голову унижать, как, впрочем, и тех немногочисленных мужчин, которые подвизались там на второстепенных должностях. Вместе с тем, она на дух не переносила всяческих извращенцев и женоподобных ублюдков, во множестве расплодившихся вокруг благодаря перестройке и, к несчастью, преобладавших нынче в её деловом окружении, что, кстати говоря, небезосновательно подчеркивал Валентин в недавней словесной перепалке, и мысль о стремительном вырождении мужского населения страны частенько приходила ей на ум. Смешно сказать, но даже завести настоящего любовника со всеми мужскими достоинствами и недостатками являлось, по крайней мере для неё, делом, как ни странно при отменных внешних данных и природной женственности, не таким уж и простым. Да и за каким чертом нужен был ей тайный или даже явный поклонник, если ее вполне устраивали нормальные семейные взаимоотношения?
   Короче говоря, в общем и целом нынешний день начался для Светланы Петровны не лучшим образом и явно не задался с самого утра, и она мрачно докуривала сигарету, восседая за служебным столом под гнетом мрачных мыслей, когда в дверь постучали, и в кабинет с каждодневным докладом вошёл сдавший смену охранник -- молодой человек, принятый в магазин месяца два назад на временную работу вместо пострадавшего в драке с не в меру воинственным покупателем задиристого Вити Новака. Понятное дело, нудное изложение заурядных магазинных событий вряд могло поднять настроение директора, и все же появление Максима Инина доставило Моргуновой (и она не пыталась скрывать этого обстоятельства!) немалое удовольствие, ибо, что ни говори, а в сию тоскливую минуту ей приятно было видеть перед собой именно этого симпатичного, что ни говори, юношу, который уже одним своим подтянутым видом действовал на неё более чем благотворно. Среди прочих "сторожей", как иронически называла про себя "секьюрити" Светлана Петровна, Максим выгодно выделялся аккуратностью, невозмутимостью и приличным интеллектуальным уровнем, что немаловажно было для морально уставшей в окружении подобных Валентину ублюдков Моргуновой, умел сразу расположить человека к себе, не прилагая практически никаких усилий, легко находил общий язык с сослуживцами и не имел привычки лебезить перед кем бы то ни было, включая и саму Светлану Петровну, у которой, кстати говоря, практически не возникало нареканий к исполнительному и прилежному работнику. При этом его личная жизнь оставалось для всех в магазине, в том числе и для любопытной чисто по-женски начальницы, тайной за семью печатями, и на любые вопросы относительно своей биографии молодой человек обычно отвечал вежливо уклончиво, обезоруживая собеседника открытым взглядом и чуть смущенной улыбкой. Понятно было, что нынешняя его профессия, если так можно выразиться о несении охраны, имела для него лишь временный или вынужденный характер, и вряд ли, учитывая скорую поправку здоровья Вити Новака, Максим собирался надолго задерживаться в "Латексе", что вызывало у Моргуновой искреннее сожаление.
   Слушая вполуха складную речь Инина, которому она кивком головы благосклонно разрешила сесть на стул у двери, Светлана Петровна, невольно нарушая свои принципы, откровенно рассматривала молодого человека и даже намеренно пыталась смутить его взглядом, что вообще было случаем из ряда вон выходящим и чего ей, прямо скажем, практически сделать не удавалось. При этом удивлявшаяся собственному поведению женщина отчетливо понимала, что ведет себя недостойно положению, просто дискредитирует руководящую должность и все же не могла удержаться от попытки вывести парня из равновесия, словно пыталась закрепить за собой вчерашний успех в истории с мужем. Она прекрасно понимала, что, находясь до сих пор под впечатлением вчерашнего скандала, видит сейчас в сидящем напротив подчиненном некий обобщенный образ мужчины, подспудно желает подчинить его своей женской воле, произвести на него незабываемое впечатление, и, не в силах справиться с внутренним конфликтом, с холодком в груди ожидала от себя самых неожиданных поступков. Светлана Петровна не узнавала себя, злилась на так не вовремя охватившее её упрямство, винила мысленно за неадекватное свое поведение дурака-мужа, а сама продолжала сверлить ни в чем не повинного охранника взглядом, добиваясь от того нужной ей реакции. С другой стороны, она благодарна была молодому человеку за то, что он не тушуется под "царственным взором", чувствует себя достаточно комфортно на жестком стуле напротив стола директора и не старается судорожно выяснить причины интереса начальницы к своей скромной персоне. Мальчик, что там скрывать, нравился ей уже только тем, что на фоне опустившегося Моргунова выглядел "бравым солдатом", и вот ему-то, несмотря на молодость, уж никак нельзя было предложить немедленно обрядиться в женские тряпки! ... А впрочем...
   Светлане Петровне прекрасно было известно, что охранники, страдая от вынужденного безделья, частенько точили лясы с молоденькими продавщицами и даже флиртовали с ними, однако Инин ни разу не был замечен в таком времяпрепровождении, на удивление добросовестно относясь к своим обязанностям, и наблюдательная начальница почти уверена была, что объясняется это влечением скрытного парня к дамам постарше -- таким, какой как раз и являлась она сама. Между тем, Максим не обращал внимания не только на глупеньких в большинстве своем здешних девчонок, но также и на госпожу Моргунову, привлекательность которой давно не оспаривалась никем из персонала, подкрепленная обширным кругозором и остротой ума Светланы Петровны ? ведь университетский диплом с отличием был получен ею в своё время вовсе не за красивые глазки. Но, как говорится, диплом дипломом, а отлично сложенная фигура, высокая, вовсе не испорченная ранними родами грудь, почти идеальные ноги, более чем соблазнительные в тугом эластике фирменных колготок и обутые в изящные туфельки вполне приемлемого для женщины размера, лелеемые изо дня в день ладони рук с белой кожей и качественным маникюром должны были по мысли владелицы всего этого богатства неотразимо действовать на молодого охранника-интеллектуала, который мысленно наверняка считал себя ровней элегантной директрисе, хотя не носил деловых костюмов и галстуков.
   Итак, временно позабыв о семейных проблемах, Светлана Петровна рассеянно слушала охранника, бросив, наконец, попытки сбить того с толку неотразимым взглядом пронзительных глаз и переключившись на самолюбование, действовавшее целебным бальзамом на нервную систему, и подмечала по ходу дела, что доклад этого малого мог бы быть и не таким монотонным, если юноша претендует на некое уважение с ее стороны. Но вскоре насущные проблемы взяли-таки верх над чисто женскими штучками, и когда Максим без всякой спешки перешёл от рассказа о мелких вчерашних инцидентах с покупателями к обязательному докладу о состоянии охранной сигнализации, директор остановила его знаком пальцев и, не спеша закурив ещё одну сигарету (дорогую дамскую сигарету!), вышла из-за стола, как бы походя давая молодому секьюрити понять, что пришел её черед говорить и задавать вопросы.
   --С сигнализацией, насколько я знаю, дело у нас обстоит не столь радужно, как кажется на первый взгляд, -- Моргунова кивком головы разрешила воспитанному молодому человеку сидеть в её присутствии. -- Однако же, вы, Максим Леонидович, и ваши напарники продолжаете упорно покрывать нашего электрика, который с каждым днём работает всё хуже и хуже -- я бы сказала, спустя рукава. Переубедите, пожалуйста, меня, если что-то в моих словах не так...
   --Вы сами прекрасно отдаёте себе отчёт, Светлана Петровна, что этого, с позволения сказать, электрика давно уже надо гнать в шею, отпустить, что называется на все четыре стороны. А поскольку лично вы этого не делаете, я прихожу к выводу, что он является или вашим или чьим-то ещё родственником, -- Максим абсолютно не смутился, когда Светлана Петровна приблизилась к нему почти вплотную, а, более того, даже окинул оценивающим взглядом фигуру директора, чего Моргунова, собственно говоря, и добивалась, покинув своё кресло.
   Сегодня она надела костюм, в котором ни разу не появлялась на работе и который стоил ей изрядных денег, и по глазам собеседника поняла, что тот вполне оценил её нынешний наряд. Правда, у "малыша" хватило такта не опускать глаза прямо на директорские ноги -- а жаль! -- вблизи они произвели бы на него еще большее впечатление... Что касалось электрика, то дотошный парень попал в самую точку, чем действительно изрядно позабавил начальницу.
   Довольная его сообразительностью и своим собственным обаянием, Светлана Петровна непроизвольно улыбнулась, после чего величаво опустилась на стул рядом с Максимом и расчетливым и продуманным до мелочей движением закинула ногу на ногу, чтобы в наиболее выгодном свете продемонстрировать неотразимые с её точки зрения колени, туго затянутые в плотный эластик колготок, причём острый носок изящной кожаной туфельки при этом почти коснулся ботинка собеседника. Красотой своих ног эта молодая женщина не без оснований гордилась и, подчёркивая их стройность, всегда тщательно подбирала колготки и туфли, отдавая предпочтение самым оригинальным и дорогим. Между прочим, при взгляде на свои ноги на ум ей часто приходила мысль, что в области всяческих приятных дамских мелочей вроде чулок и обуви перестройка дала неоспоримый эффект, и, вспоминая то убожество, которое приходилось натягивать на ноги в период советской уравниловки, Света Моргунова вздрагивала от брезгливости и непроизвольно потирала пальцами соблазнительное колено, закованное в идеально гладкую, без единой морщинки "броню" колготок от "Wolford" или "Si-Si", отливающую на свету специфическим блеском.
   --Кстати, насчёт электрика, -- Светлана Петровна откинулась на спинку стула и перевела взгляд со своей изящной туфельки, которую только что с удовольствием рассматривала, на не менее приятного собеседника. --Хочу оборудовать дачу чем-то вроде автомобильной сигнализации. Ну, вы понимаете меня?.. Последнее время какие-то бомжи рядом с домом появляются, на веранде стекло разбили и в заборе дыра -- откуда ни возьмись...
   --Заведите собаку, -- немедленно вставил Максим, ловко воспользовавшись короткой паузой, чем вызвал покровительственную улыбку начальницы.
   --Рада бы, но там, знаете ли, постоянно никто не живёт. Отец бывает наездами, муж только иногда, а я, вообще, редко выбираюсь на природу, -- откровенничала Светлана Петровна, невольно стараясь еще больше расположить к себе молодого человека, как бы приобщая его к своим личным проблемам. --Дело не в собаке... Вы не могли бы посоветовать мне какого-нибудь специалиста, умеющего выполнять работу на совесть? Только, конечно, не нашего, хм, электрика!
   --Я? -- слегка удивился Максим, но тут же согласно, даже с некоторой готовностью кивнул головой. --Хотя...
   --Оплата будет достойной, особенно учитывая скорость и качество, в этом можете не сомневаться, -- Моргунова подразумевала, что Инин с превеликим удовольствием немедленно предложит свои услуги, будучи мастером на все руки, и ждала от него этого.
   --Вам очень идёт этот костюм, -- неожиданно отступил от темы Максим, -- особенно в сочетании с туфельками и этой брошью. Вы ведь надели его на работу впервые?
   Светлана на мгновение пришла в замешательство и порозовела лицом, чего с ней давно не случалось. Приходилось признать, что парень добился того, чего она добивалась битых полчаса, без всяких усилий за две минуты!
   --Мне приятно, что вы это заметили, а также приятно, что хоть кто-то в этом заведении разбирается в моде... Тем более в дамской моде, -- немного суховато отозвалась она, хотя комплимент пришёлся ей по вкусу. --Но я не получила ответа на вопрос...
   --Один мой знакомый, пожалуй, согласится заняться такой работой, -- пожал плечами молодой человек, нисколько не сбитый с толку официальным тоном начальницы.
   --Тогда поговорите с ним. Желательно сегодня же, -- отчеканила Светлана Петровна, подумав вдруг ни к месту, что вряд ли служебный роман с подчинённым пойдет ей на пользу, даже учитывая создавшееся положение в семье, и, забыв на минуту о том, что сама с самого начала провоцировала парня на комплимент.
   --Чего там говорить!? Назначьте время, место -- и дело с концом.
   --Хорошо, -- довольная расторопностью охранника Светлана Петровна кивнула головой и на листочке бумаги черкнула несколько слов. -Жду послезавтра утром вот по этому адресу. Посёлок небольшой, так что найти будет легко. Я с утра пошлю туда мужа, он всё объяснит.
   --Дома вы такая же строгая, как на работе? -- усмехнулся в ответ собеседник и поднялся со стула.
   --А вот это, между прочим, не ваше дело, -- вспыхнула Светлана Петровна, тоже поднимаясь и держа в вытянутой руке листочек с координатами дачи. Ей положительно нравился этот невозмутимый парень, но дать ему это почувствовать она не собиралась. Во всяком случае, пока!
   Ночь в магазине наложила отпечаток на внешность Максима: взлохмаченные светлые волосы, неподдающиеся расчёске, слегка покрасневшие серые глаза, с вызовом смотревшие на начальницу и придававшие лицу Инина непокорное выражение, сухие губы, сложенные в лёгкую усмешку. Защитного цвета комбинезон отлично сидел на в меру худощавой, но крепко сбитой фигуре, туго перетянутой офицерским ремнём с подвешенной к нему укороченной резиновой дубинкой, а тяжёлые ботинки на толстой рифлёной подошве твёрдо стояли на полу. И все же выглядел Максим, несмотря на достаточно серьёзный вид, молодо и, между прочим, заметно было, что бреется он в силу возраста не каждый день, зато Светлана Петровна сама однажды видела, как этот юноша сурово утихомиривал пьяного покупателя, а в другой раз с легкостью вышвыривал из магазина двух распоясавшихся кавказцев.
   "Боже мой, чем я занимаюсь!? Что делаю?-- подумала она вдруг с едва заметным со стороны вздохом, чувствуя, как её охватывает горячее желание обнять молодого человека, притянуть к себе или как минимум прижать его лицо к своей груди или погладить ладонью по волосам. --Ведь он совсем ещё мальчик по сравнению со мной".
   Если бы не вчерашний скандал с мужем, а также не слишком приятное общение перед этим на банкете со всякой "шушерой", которая, кроме предложения завалиться вместе в постель и заняться там нетрадиционным сексом, не могла вымолвить в присутствии дамы разумного слова, Света никогда первой не позволила бы себе никаких намёков и вольностей в разговоре даже с понравившимся ей человеком, не говоря уже о своих подчинённых, но сегодня словно бес вселился в неё, и, не отводя глаз от лица Максима, она продолжала стоять напротив, ожидая безусловного скорого отступления потенциального любовника под прямым откровенным взглядом. С тайной надеждой она искала в облике молодого человека следы сомнений и даже испуга, подобно утопающему хватаясь за соломинку, однако взор Максима был твёрд и упрям, и сердце женщины под воздействием этого взгляда разом ухнуло куда-то вниз в ожидании чего-то сладостно непоправимого.
   Охранник протянул руку, чтобы взять листочек с адресом, однако в ладони его почему-то оказалась не только бумага, но вместе с ней и подрагивающие холодные пальцы Светланы Петровны, которые он медленно поднёс к своему лицу и, легонько прикоснувшись к ним губами, согрел своим дыханием, причем сделал это так нежно, что женщине не пришло и в голову воспротивиться столь красивому жесту. Между тем, Максим некоторое время держал подрагивающую ладонь Светланы на весу, как бы разглядывая в задумчивости безупречные линии дамской руки, её гладкую в меру загорелую кожу, длинные ухоженные ногти с идеальным маникюром, изящно изогнутое запястье с тонким ремешком часов, словно наслаждаясь всей этой благосклонно подаренной ему прелестью, и заметно было, что останавливаться на полпути пылкий поклонник отнюдь не собирается. Начало, приходилось признать, было многообещающим и, без всякого сомнения, произвело глубокое впечатление на затаившую дыхание Светлану Петровну, ожидавшую далее самой что ни на есть душещипательной сцены с пылкими объяснениями в вечной любви, жадным целованием рук, сентиментальными взаимными вздохами и тому подобными аксессуарами, но, как оказалась, у молодого самолюбивого "режиссера" имелось собственное, более приближенное к реалиям повседневной жизни понимание сложившейся в служебном кабинете директора мизансцены. Он и не подумал опускаться на колени или падать ниц перед "царственной особой", благоговейно припадать губами к ее туфельке и вообще не держал в мыслях заниматься подобной чепухой, а, то ли по мужской своей наивности, то ли из чувства простого противоречия идя наперекор ожиданиям много возомнившей о себе "бабы", сделал нечто обратное радужным ожиданиям Моргуновой -- примерно то, что на самом деле должна была желать, по его мнению, да, скорее всего, и действительно в глубине души желала истосковавшаяся по сильной мужской руке зрелая женщина, то есть несколько резко и даже грубовато притянул начальницу к себе и, не давая опомниться, крепко поцеловал в губы -- по-настоящему, взасос, с силой втянув их себе в рот.
   Нельзя сказать, что от продолжительного поцелуя у Светланы Петровны перехватило дыхание -- ведь не молоденькую студентку целовал нахальный секьюрити, и все равно у ошеломленной женщины, надежды которой оправдались не в полной мере, напрочь пропало мимолётное намерение воспротивиться нахальному натиску. А, тем временем, поцелуй этот продолжался долго -- можно сказать, даже непомерно долго -- настолько долго, что остатки холодного разума успели-таки возобладать над инстинктивными порывами и заставили Моргунову в какой-то момент со всей твердостью опомнившейся начальницы упереться руками в торс не в меру ретивого обожателя, чтобы решительно оттолкнуть того прочь, но оттолкнуть отнюдь не возмущенно, а наоборот, с потаенным намерением вновь в ближайшем будущем обнять где-нибудь в другом, более приспособленном для интимных ласк месте и, конечно, в другое -- желательно неслужебное -- время. По ее разумению молодой обожатель просто обязан был немедленно принять навязываемые ею условия игры, должен был безропотно смириться с их данностью, согласиться на предлагаемый компромисс, однако на деле тот опять повёл себя вразрез с намерениями женщины, частенько, кстати говоря, во сне испытывавшей нечто похожее на то, что происходило с ней сейчас наяву, подчинить его своей воле, и вновь проявил упорство в достижении поставленной цели. Между еще даже не вступившими толком в интимную связь любовниками сразу возникло негласное соперничество, и такое положение вещей не слишком понравилось Светлане Петровне, хотя до философских ли рассуждений было ей в те волнующие сладкие минуты.
   Впрочем, не такими уж сладкими эти минуты показались сбитой с толку неуступчивостью поклонника руководительнице, когда она, не успевшая ничего толком сообразить и тем паче адаптироваться к новому своему положению, была круто развёрнута к словно сорвавшемуся с цепи охраннику спиной, неким ловким приемом лишена возможности активного сопротивления, после чего руки её в одно мгновение оказались скованы на запястьях теми самыми симпатичными никелированными наручниками, которые она видела однажды у несносного Максима и которые тогда показались ей всего лишь забавной игрушкой. Надо сказать, в первые мгновения после выходки молоденького наглеца Светлана Петровна почувствовала себя не слишком уютно с заломленным за спину руками и запрокинутой назад головой, зато потом, чуть позже испытала прилив мощной сексуальной энергии от осознания того факта, что именно она, облеченная определенными полномочиями -- да что там говорить, властью! -- здесь на территории магазина, неожиданно для себя оказалась в беспомощном, если не сказать в униженном положении. Конечно, она могла бы одним словом, одним кивком головы, одной недовольной гримасой поставить охранника на место, но страстное желание в полной мере испытать низвержение с заоблачных высот, пасть как можно ниже, быть запросто взятой вот этим простым сторожем где-нибудь на столе или на полу, сдерживало её и не давало вырваться наружу вспышке праведного гнева. Что касалось Инина, то тот вполне оправдал ожидания госпожи, чем даже малость разочаровал ее, то есть сильным, но аккуратным толчком бросил закованную в наручники начальницу грудью на рабочий стол прямо на какие-то черновики служебных бумаг и хваткими руками одним лишь отработанным движением чуть ли не услужливо задрал ей элегантную юбку едва ли не до талии. Как ни банально выглядела эта его выходка, Светлана Петровна, выпяченные ягодицы которой, обтянутые упругими скользкими колготками, были сильно сжаты безжалостными ладонями, с трепетом и одновременно ликованием почувствовала, что если сейчас этот безалаберный хулиган не овладеет ею с торопливостью измученного долгим воздержанием самца, то, пожалуй, она -- нет, не сойдет с ума! -- попросту убьет или на худой случай изувечит этого распустившегося от дарованной вседозволенности мальчишку.
   --Дверь! Быстро закрой дверь, -- вымолвила сведёнными судорогой губами с размазанной помадой коммерческий директор, носом едва ли не упираясь в настольный календарь, неуклюже елозя животом по легко катавшемуся по полированной поверхности стола ежедневнику и носками модельных туфелек с большим трудом стараясь упереться в линолеум пола, и собственная фривольная поза уже не казалась ей унизительной, а наоборот, как понимала сейчас Светлана Петровна, соответствовала давним её помыслам стать хотя бы на время беззащитной слабой женщиной, как это и было изначально заложено в ней природой, и необходимость с головой, жадно и торопливо окунуться в достаточно новое, а вернее, уже хорошо подзабытое старое состояние являлась для нее ныне безотлагательной задачей.
   Казалось, Максим полностью проникся настроением хозяйки, готов был потакать любой ее прихоти и не собирался заставлять госпожу повторять приказ дважды. Во всяком случае, в наступившей тишине, нарушаемой лишь громким дыханием женщины, стало слышно, как повернулся ключ в замке, затем после небольшой паузы раздался звук неторопливых шагов и знакомые уже ладони с силой принялись оглаживать и ласкать сжавшиеся Светланины бёдра и напряжённые ягодицы, тогда как не менее знакомые губы, упивавшиеся недавно Светланиным ртом, одновременно уткнулись ей в шею и ласкали нежную её кожу.
   --Да скорее же! Скорей! -- торопила любовника буквально ополоумевшая от касаний его губ женщина, судорожно сгибая и разгибая в локтях скованные за спиной руки и мотая свесившейся за край стола головой, почти сбившей календарь со столешницы.
   Она даже и в этой ситуации не просто пыталась командовать своим подчинённым, оставаясь-таки верной себе, но старалась, чтобы последнее слово непременно осталось за ней и парень не по собственной воле, а именно по ее указанию вступил бы с ней в интимную связь, овладел ею не по личной инициативе, а по ее приказу. Да, она была стреножена, закована в наручники, вроде бы являлась беспомощной наложницей, с которой мужчина собирался запросто спустить трусы, и все равно должна была держать бразды правления в своих руках. Между тем, "подчинённый" в свою очередь решил проявить непокорность, показать начальнице, что в данный момент она является для него просто женщиной, и неожиданно для нее чувствительно вытянул Светлану Петровну открытой ладонью тяжёлой руки по заднице, заставив вскрикнуть от боли и обиды. Правда, после этой выходки он, тем не менее, в русле Светланиного требования без задержки рывком спустил ей чуть ли не до лодыжек колготки месте с панталонами, обнажив две белые, покрытые светлым пушком ягодицы, и раздвинул коленом н?ги, насколько позволял натянувшийся эластик приспущенных колготок, и всё равно тянул время, опасаясь, видимо, навлечь на себя гнев хозяйки. И напрасно! Страсть к тому моменту так обуяла Светлану Петровну, что, если бы не беспомощное положение, она, наверно, сама оседлала бы партнёра, скрутив в бараний рог, о чём тот, к чести его надо сказать, догадался сразу -- ведь не даром в голову ему предусмотрительно пришла неплохая идея заранее обезопасить себя с помощью наручников.
   -Давай же ты, наконец, давай! - кусая губы и чувствуя, как обильно влажнеет лоно, стонала женщина, ещё сильнее задирая голову и пытаясь оглянуться назад в ожидании, что мужской инструмент вот-вот с силой войдёт в неё, высоко вздёрнет зад и немедленно заставит всем телом задергаться в бешеном темпе так, что живот и грудь её заскользят по всей гладкой поверхности полированного стола. Она буквально в красочных деталях представляла себе эту невероятно сладостную картину, нисколько не удивляясь нахлынувшему сексуальному помешательству, которое давно, очень давно -- можно сказать целую вечность -- не посещало ее, которого она с некоторых пор едва ли не ежедневно с трепетом ждала и которого боялась.
   Парень по непонятной причине медлил, то ли не решаясь переступить роковую черту, то ли нарочно стараясь еще больше возбудить нежданную любовницу, и своей медлительностью добился лишь обратного результата, показав себя на этот раз плохим психологом и недалеким стратегом. Раздраженная затянувшимся ожиданием и уже начинавшая остывать Светлана Петровна вдруг вспомнила, где и зачем находится, отчётливо осознала, кем является здесь сама и кто, собственно говоря, такой на самом деле тот тип, который самым пошлым образом бросил ее, Светлану Моргунову, в служебном директорском кабинете магазина "Латекс" на стол лицом вниз и который разглядывает теперь ее обнаженные формы, размышляя неторопливо, воспользоваться предоставленной возможностью овладеть ими или оставить это благое дело на потом. Ей стало невыносимо стыдно за себя -- взрослую интеллигентную женщину, мать взрослой дочери, облеченную властью серьезную даму, поддавшуюся было мимолетной страсти, потерявшую контроль над собой, связавшуюся с посторонним для нее человеком, случайно подвернувшимся под руку в не самый лучший момент ее жизни, и предельно ясно, что прервать дурацкую интермедию, у истоков которой она сама и стояла, желательно и просто необходимо именно сейчас, пока есть еще призрачная возможность выйти из положения, не теряя достоинства.
   И надо же так случиться, что как раз в момент Моргуновского озарения безжалостные руки странного партнера по сексу сжали ей плечи, легко оторвали её от стола и посадили голой задницей на кожаный диван да так, что растерянная женщина невольно задрала ноги вверх, неуклюже откинулась спиной на подлокотник и чувствительно придавила свои скованные наручниками руки. При этом одна, еле державшаяся на ноге туфелька, сорвалась с пальцев, описала в воздухе великолепную дугу и со звонким стуком упала на журнальный столик в углу кабинета, сбив в довершение всего на пол металлическую пепельницу.
   --В чём дело? Ты с ума сошёл, урод! -- гневно выкрикнула окончательно сбитая с толку и выведенная из равновесия случившимся конфузом Моргунова в лицо охраннику, стоявшему перед ней с расставленными на ширину плеч ногами и сложенными на груди руками.
   Она абсолютно ничего не понимала, злясь на всё на свете и на себя самою в том числе, и лишь яростно вращала глазами и бессильно багровела лицом под спокойным взглядом этого ненормального юнца.
   --Да, собственно, лишь в том, что у меня закончилась смена и я собираюсь идти домой, -- тихо произнёс Максим без тени улыбки. -- Надеюсь, вы не собираетесь меня задерживать?
   Это было круто! Очень круто! Почти минуту оглушённая начальница сидела с открытым ртом, часто хлопая ресницами и морща нос, словно собиралась чихнуть, потом медленно перевела взгляд на свои голые ляжки, задранную до пояса узкую юбку, скатанные ниже колен колготки с полосой белых панталон и, наконец, одинокую туфлю на ноге, некоторое время удивленно смотрела на всю эту "прелесть", после чего как-то разом сникла и, едва сдерживая слёзы, ответила хрипловатым голосом на риторический вопрос починенного:
   --Конечно-конечно! Вы свободны, Инин. Идите, пожалуйста, отдыхать. Только освободите мне руки от ваших этих... э-э... браслетов, если вас это не затруднит.
   Максим согласно кивнул и, наклонившись над сжавшейся на диване полураздетой Светлане Петровне, ловким движением открыл и несколько картинно убрал никелированные наручники в карман широких брюк. Немедленно рука женщины резко взметнулась вверх, дабы отвесить полновесную пощёчину зарвавшемуся наглецу, но охранник будто только и ждал подобного демарша от пленницы, профессионально перехватил её запястье и небрежно отбросил мстительную длань в сторону.
   --Мы встретимся тогда, когда этого захочу я или не встретимся вовсе! - опять же негромко произнёс Максим, легонько и даже как-то покровительственно потрепал Светлану по щеке, развернулся на месте, будто находился в строю, и направился к выходу, неестественно выпрямив спину.
   --Не забудь прислать мастера на дачу! -- не нашла ничего лучшего, чтобы бросить ему в спину первую пришедшую на ум фразу, уже пришедшая в себя женщина, суетливо поднялась с дивана, натягивая на бёдра панталоны, а вслед за ними и колготки, смешно запрыгала на одной обутой ноге, разыскивая потерянную обувь, и потом уже упрямо тряхнула головой на звук закрывшейся двери, как бы утверждая, что не все еще потеряно.
   Самообладание быстро возвратилось к ней, и вскоре с приведённой в порядок юбкой она уже сидела за столом, обувая на ногу мягкую кожаную туфельку, и криво улыбалась сжатыми губами. Надо сказать, что, когда хлопнула, закрываясь за необычным посетителем, дверь, первым порывом хозяйки кабинета было немедленно уволить парня с работы, однако позже, поправляя макияж на лице и с неким плотоядным удовлетворением разглядывая своё отражение в зеркале, она подумала, что этот шаг с её стороны будет лишь проявлением обычной женской слабости, и быстро отказалась от необдуманного поступка.
   "Надо же, как он меня осадил! -- размышляла Светлана Петровна, развалясь в удобном кресле и заново переживая происшедшее. -- А я-то, я-то расслабилась! Думала -- паренёк спёкся, ан нет! Ну, да ладно уж, ты у меня ещё на коленях стоять будешь, милый мой, и туфли мне целовать, уверяю тебя... А увольнение?! Увольнение - сущий пустяк, это чувствуется по твоему поведению. Что ж, посмотрим же, чей верх дальше будет! И на тебя, дружок, найдётся управа!"
   Она вытянула далеко вперёд и погладила стройную ножку ладонью, любуясь каждой правильной линией, потом неожиданно для самой себя положила пятку на стол, отчётливо представляя, как Максим жадно и подобострастно целует через колготки щиколотку и подъём соблазнительной ноги и нежно прикладывается к матовой коже туфельки влажными жаждущими губами.
   --Между прочим, вСт кого неплохо было бы обрядить в колготки и дамское белье, -- вслух размышляла Светлана Петровна, вспоминая недотёпу мужа, но имея в виду вовсе не его, и чувствовала, как злое веселье охватывает ее, -- Максиму - вот кому подошел бы дамский наряд!
   Голый охранник в ажурных сиреневых чулочках на мускулистых ногах и нелепом лифчике на обнаженном торсе так и стоял у нее перед глазами, и размечтавшаяся Моргунова уже мысленно примеряла на него сорочку и туфли и прикидывала, насколько подойдут пудра и губная помада к его женственному в принципе лицу, когда непорядок в собственной одежде, а именно толком не натянутые в спешке на бедра эластичные колготки, сбившиеся теперь и доставлявшие определенный дискомфорт, отвлекли её от дурацких мыслей и вернули на грешную землю, то есть в директорское кресло за служебный стол, на котором еще предстояло разложить смещенные возней предметы.
   --Тебе от меня всё равно не уйти, мальчик, -- тихо и задумчиво прозвучал в наступившей тишине уверенный голос Светланы Петровны, ибо теперь, когда парень имел наглость попытаться диктовать ей свои собственные условия, делом принципа для неё стало скорое укрощение молодого нахала.
   Через полчаса, как обычно строгая и элегантная, директор уже обходила свои владения, деловито давая указания персоналу и кое-кого из нерадивых работников отчитывая на ходу. Особенно строгий нагоняй получил заступивший на смену охранник, который после совершенно неожиданной и не слишком мотивированной прилюдной выволочки просто вынужден был укрыться от властной хозяйки в подсобке, где, почёсывая затылок, пожаловался грузчикам, что "мама" сегодня беспричинно сурова, и лучше ей вообще не попадаться на глаза.
   Во второй половине дня, когда Светлана Петровна почти позабыла о глупых неурядицах и собралась отправиться на обед, в кабинет без стука вошёл не кто иной, как Пётр Сергеевич Кузнецов собственной персоной, являющийся для строгой бизнес-дамы родным папашей.
   --Привет, дочь! Я как всегда не вовремя? Ты куда-то собралась?
   --Здравствуй, пап! Хочу на часок отлучиться. -- Дочь совсем забыла, что отец сегодня днём обещал заглянуть к ней в магазин. -- Садись, я вообще-то не очень тороплюсь.
   --Я ведь на минутку, Светик. -- Пётр Сергеевич опустился на стул, выжидательно глядя на дочку.
   Только тут Света отвлеклась от своих забот и заметила, что отец при параде: в любимом выходном костюме с жилеткой и галстуком, новом плаще и начищенных до блеска ботинках.
   --Ты сегодня просто неотразим, па! -- Светлана нисколько не льстила отцу, ибо в свои пятьдесят шесть Пётр Сергеевич действительно выглядел моложаво и подтянуто, и при взгляде на него сразу становилось ясно, в кого пошла привлекательностью дочь.
   Мать давно не жила с ними, оставив семью, выйдя вторично замуж и уехав на жительство в Крым, и оттуда лишь изредка позванивала Светлане по межгороду, не особенно утруждаясь материнскими чувствами. Причём надо сказать, что и дочь не слишком часто поминала мамашу добрым словом, да и брошенный муж не испытывал никаких мучений при разводе и не страдал от одиночества сейчас, тем более, что жена была на несколько лет старше его и всегда относилась к нему свысока, а проще говоря, обычно не ставила "главу семьи" ни во что.
   --У меня сегодня ответственный день, Света. -- Пётр Сергеевич был явно взволнован и определенно находился в приподнятом настроении.
   --Что-нибудь на работе? Но ведь сегодня у тебя выходной.
   --Дело в том, дочка... Как бы тебе это сказать? В общем, я, похоже, женюсь! -- Папаша виновато улыбнулся и в полном смущении развёл руками.
   --Погоди, погоди! Объясни толком, папка, -- рассмеялась Светлана, глядя на порозовевшего отца. --Кто она? Откуда? Почему я ничего не знаю?
   --Я тебе о ней говорил... Помнишь? Профессор Новак взял её недавно к себе ассистенткой. Она ведёт практические занятия по его курсу...
   --Постой, ты ведь знаком с ней всего месяца два! Это так? Ох, ты и ловелас! -- Светлана захлопала в ладоши, продолжая от души веселиться и с восторгом смотреть на отца.
   --Даже меньше. Но ты не представляешь, какая это обаятельная дама! Сегодня я бесповоротно решил сделать ей предложение.
   --Ты теряешь голову, папа! -- Светлана встала и, подойдя к Петру Сергеевичу, обняла за шею. --Как её хоть зовут? Сколько ей лет? У тебя что-нибудь было с ней?
   --Слушай, кто из нас родитель, я или ты, нахалка этакая? -- отец шутливо шлёпнул дочь по щеке. -Инга не на много старше тебя, замужем не была, очень серьёзная женщина, между прочим. По национальности эстонка, но живёт постоянно здесь, в однокомнатной квартире...
   -Только "чухны" нам не хватало! Но если с квартирой... Ну, шучу, шучу! А если честно, то я горжусь своим отцом и буду с нетерпением ждать, когда он соизволит познакомить меня с невестой. Удачи тебе, папка!
   -Спасибо, Светик! Собственно, для этого я и заехал к тебе, деловая ты моя женщина! Как, кстати, Валентин?
   -Лучше не спрашивай. Ты на чём приехал? Тебя подвезти?
   -Нет, что ты. Меня Финкель привёз, ждёт в машине. Хочу и его познакомить с невестой. Да при нём и чувствовать себя увереннее буду.
   -Ох уж мне этот Финкель! - недовольно сморщилась Светлана. -Затычка во всех бочках...
   Пётр Сергеевич с укоризной посмотрел на дочку, ибо прекрасно помнил и ценил тот факт, что именно по протекции Иосифа Соломоновича Светлана успешно начала свою карьеру в коммерции, и считал, что дочь полностью обязана своим нынешним положением именно старому другу семьи. Сама же Светлана помнила иное и тщательно скрывала от отца ту цену, которую вынуждена была заплатить Финкелю за оказанную "любезную" услугу. Тогда несколько лет назад она ещё была женой любимого мужа и матерью малолетней дочки и ни сном, ни духом не помышляла об измене Валентину, но такие объективные обстоятельства, как тотальная нищета, вызванная перестройкой в стране, и, конечно, невероятная пассивность растерянного изменениями в обществе Валентина, поистине опустившего руки перед возникшими трудностями, заставили её пойти навстречу наглым притязаниям Финкеля, клятвенно пообещавшего дочери приятеля скорое материальное благополучие. Правда, в тот памятный вечер Светлана была сильно пьяна, чем до сих пор оправдывала свой некрасивый поступок, зато помнила прекрасно, что заголяла бедра и становилась в ванной комнате на карачки сама - исключительно по собственной воле, и вот это было действительно унизительно для неё в отличие от участия в сегодняшней интимной сцене, которое по её разумению, было гораздо более приемлемым, нежели даже кратковременная связь с Иосифом. Папа, конечно, ничего о происшедшем между дочерью и другом детства не знал, а вот Валя, похоже, сразу догадался о случившемся, однако смолчал, понимая, что даром звёзды с неба не падают, и возможно, как теперь догадывалась Светлана, с тех самых пор напрочь потерял интерес к семейной жизни.
   -Пожелай мне удачи, Светка! - Пётр Сергеевич приобнял дочь за плечи и хотел было поцеловать в щёку, но не тут-то было.
   -Крем-пудру размажешь, жених. Я всё же на работе, не забывай. - Светлана кокетливо увернулась от объятий и тут же примирительно тронула отца за рукав. -Ни пуха тебе, ни пера!
   -К чёрту, милая моя, к чёрту! Как думаешь, неужели откажет?
   -Тебе?! Да ни в жизнь! - Светлана проводила отца до двери, вернулась к столу, где, опустившись в кресло, закурила длинную тонкую сигарету и иронически произнесла вполголоса: -Час от часу не легче! Ну, дай-то бог, дай бог!
   Тем временем, Иосиф с женой Беллой сидели в новенькой голубой "девятке", терпеливо ожидая возвращения Петра Сергеевича.
   -Что, Петя, благословила дочура? А? - хихикнул Финкель, когда Кузнецов уселся рядом и принялся возиться с ремнём безопасности.
   -Но Иосиф, - обиделся тот, - я же должен был предупредить Свету. Всё-таки, сам понимаешь, единственный родной человек.
   -Мы тебе, Петруша, тоже почти что родственники, а если выдашь за нашего Шурика внучку, то и это "почти" можешь смело отбросить, - расхохоталась на заднем сидении Белла, трясясь от смеха всем своим сдобным телом.
   -Да уж, сколько вы добра сделали для моей семьи, не перечесть, - кивнул Пётр. -Я и сам породниться с вами рад. Будь Ольга моей дочерью, тотчас обручил бы её с вашим отпрыском.
   -У тебя, как у новоиспечённого жениха, сейчас только и мысли, что о свадьбах! - подковырнул его Финкель, сосредоточенно управляя машиной. -Невеста хоть предупреждена?
   -Вот увидишь, она вам сразу понравится. Очаровательная интеллигентная женщина! А порядок уважает просто по-европейски.
   -Новак о ней неплохо отзывается. Она ведь почти немка?
   -Отец - эстонец, а мать - из поволжских немцев. Кстати, у Новака с сыном, кажется, что-то случилось? Я и забыл у Светки спросить.
   -Травмирован при наведении порядка на вверенной территории.
   -Тоже еще, - вставила ехидно Белла, - папаша - профессор, а сын - охранник! Смешно сказать...
   -Ну, почему же, Беллочка? - Кузнецов укоризненно обернулся к ней. -У меня, вон, зять - почти безработный, и ничего!
   -То-то, что ничего! Гоните его в шею, Петя, мой вам совет, - Финкель лихо подрулил к подъезду высотного дома. -Здесь что ли, а Петро?
   -Белла, подай букет, пожалуйста, - Пётр Сергеевич взял из рук женщины букет роз и принялся выбираться из машины. -Ну, ребята, надеюсь на вашу поддержку.
   Пётр Сергеевич действительно был не на шутку взволнован, но начало "судьбоносного" визита прошло довольно гладко, и через некоторое время гости уже с комфортом расположились в уютной однокомнатной квартире, содержавшейся хозяйкой в идеальном порядке. Буквально везде чувствовалась трудолюбивая женская рука, и ироничный Иосиф сразу же подумал про себя, что такой порядок бывает только в обиталищах старых дев, хотя сама хозяйка, справедливости ради надо сказать, вовсе не производила подобного негативного впечатления. Гостеприимная, вежливая, по-прибалтийски медлительная и чуть чопорная в присутствии гостей Инга не была красавицей в полном смысле этого слова, но некие особые притягательность и обаяние, действующие обычно мощным магнитом на мужчин пожилого возраста, явно имели место, и Финкель, в принципе, оценил вкус приятеля, исподтишка внимательно оглядев Кузнецовскую пассию. Лет сорока, с крепко сбитой фигурой она была одета - несколько легкомысленно для своего возраста - в свободную полупрозрачную рубашку, туго перетянутую подчёркивающим талию и грудь кожаным поясом и своими полами ниспадавшую на узкую, вызывающе короткую юбку, которая плотно облегала бёдра и выгодно открывала округлые колени стройных спортивных ног в тонких чёрных колготках в клеточку, обутых ко всему прочему в нарочито грубоватые туфли на толстой подошве и очень высоких широких каблуках, усугублявших рост хозяйки. А вот чем эта симпатичная женщина могла по-настоящему гордиться, так это густыми до плеч волосами цвета соломы, почти скрывавшими лоб и щёки и как бы демонстрирующими её "арийское" происхождение. С роскошной причёской идеально гармонировали пухлые чувственные губы, подведённые неяркой перламутровой помадой, а вот глаза были скрыты очками с затемнёнными стеклами, намекавшими на то, что их обладательница, как и многие научные работники, страдает, очевидно, каким-то дефектом зрения. Зато слабый прибалтийский акцент очень шёл аспирантке и, видимо, сыграл не последнюю роль в обольщении стареющего интеллигента да и на Финкеля, по жизни любившего всё оригинальное, подействовал более чем благотворно.
   Хозяйка по достоинству оценила подаренный букет, с удовольствием вдохнула запах живых цветов и затем, ничуть не смущаясь, позволила мужчинам поцеловать себе руку с немного крупноватой для женщины ладонью. "Торс Венеры, ноги спортсменки, руки прачки", - сразу же отметил про себя с пафосом склонный к театральности Иосиф и, довольный собственными наблюдениями, удовлетворённо кивнул головой. Что касалось Беллы, обладающей невероятной коммуникабельностью, то с ней эстонка сразу почувствовала себя на равной ноге и обменялась почти воздушным дружеским поцелуем, после чего без проволочек пригласила гостей за скромно, но с шиком накрытый столик, сама разместившись в удобном кресле поближе к выходу. Пётр Сергеевич, между тем, по понятным причинам был сегодня в ударе, беспрерывно острил, отпускал комплименты дамам, рассказывал веселые истории - короче говоря, претендовал на роль души компании, в то время как Финкель на удивление был скромен, занимался в основном тем, что, сидя напротив хозяйки, незаметно рассматривал её сильные, можно сказать мускулистые, ноги со ступнями, которые трудно было назвать миниатюрными, хотя приличный их размер и скрашивался высокими каблуками туфель, и чувствовал, как внутри у него зарождается неуемное похотливое желание незамедлительно разложить эту дебелую "тёлку" где-нибудь здесь же - прямо на ковре или, например, на подоконнике и со вкусом натянуть на уже давно и прочно вставший член самым что ни на есть грубым образом. Глубинная суть этого тайного желания состояла в том, что Иосиф Соломонович по жизни не признавал обыденных сексуальных развлечений в заранее разобранной постели, когда женщина ложилась к нему уже обнаженной или облачённой в ночную сорочку, а любил совокупляться в самых необычных и неприспособленных для подобного рода дел местах - непременно с активной помощью партнёрше в раздевании, чем, кстати говоря, объяснялось и то обстоятельство, что женился он очень поздно (гораздо позже Кузнецова) - только тогда, когда убедился в полном соответствии Беллы его сексуальным фантазиям. Так что стыдно ему в данную конкретную минуту перед Петенькой нисколько не было - да и правда, ведь не виноват же был Иосиф в том, что именно на избранницу друга неожиданным образом отреагировала его мужская сущность, порывам которой этот большой оригинал в части любовных приключений сопротивляться не просто не хотел, не имел возможности.
   Здесь надо упомянуть, что с Петром, несмотря на разницу в возрасте (сейчас Финкелю не было и пятидесяти), Иосиф был знаком с незапамятных времен, поскольку ещё в юности оба длительное время проживали в одном подъезде, правда на разных этажах, и дружба их всегда считалась основательной и крепкой и никогда не подвергалась сомнению ни одного из них. Друзья жили душа в душу, были поистине неразлучны, и поэтому, когда Петя решил жениться на лаборантке медицинского училища Верочке Постниковой, Иосиф воспринял этот шаг как личное оскорбление и долго препятствовал благому намерению друга, зато, когда свадьба наперекор его желанию всё-таки состоялась, почему-то сразу уверился в неизбежности скорого распада молодой семьи. Если поначалу подобная уверенность казалась ему странной, то годика примерно через два ему вполне ясны стали ее истоки, и случилось это непосредственно после того, как он, можно сказать ненароком, неожиданно для самого себя, на скорую руку оттрахал замотанную и задёрганную бытовыми проблемами молодую мать годовалой Светочки прямо в совмещенном санузле Кузнецовской квартиры, в то время как Петя нянчил орущую благим матом дочку в детской. В том, что случившийся казус является отнюдь не случайным эпизодом, и Финкель, и сама согрешившая с другом семьи Вера убедились очень быстро, очутившись во время одной из вечеринок на балконе в состоянии алкогольного опьянения, Иосиф - на полусогнутых ногах, вцепившись пальцами в заголенные Верочкины ягодицы, а Вера - в достаточно пикантной стойке, задницей вверх со спущенными до колен трусами и упором на вытянутые руки, озабоченная только тем, чтобы сдержать собственные стоны страсти и с головой не выдать себя и своего страстного любовника мужу и гостям. Причём щекочущая нервы опасность быть застигнутыми на месте преступления придавала их ставшим вскоре постоянными развлечениям особую окраску и прелесть, но со временем стала утомлять Веру - ведь где только неугомонный Йоська не ухитрялся натянуть её, да ещё в самых экзотичных, практически неестественных позах!
   Самое диковинное заключалось в том, что все эти напряженные любовные игры продолжались на удивление долго - в течение полутора десятка лет, причём Финкель в те благословленные времена даже и не помышлял о женитьбе, имея безотказную, потакающую любым его прихотям любовницу, а Пётр, как ни странно это звучит, так ни о чём и не догадался за весь период сих тайных случек. Зато почти сразу по достижении подросткового возраста заподозрила свою мать в адюльтере Светлана, которая достигла своего совершеннолетия к моменту, когда доведённая до ручки бесконечными преследованиями Финкеля Вера стала избегать похотливого партнёра по сексу и, в конце концов, вынуждена была развестись с мужем и уехать прочь из города. Приятели каждый по своему переживали это событие, а вот дочь с её девичьим максимализмом осталась практически равнодушной к поступку матери, которую с некоторых пор попросту презирала.
   Иосиф, к чести его сказать, после спешного отъезда Веры сначала затосковал и временно остепенился, не в силах сразу заняться поисками новой любовницы, но вскоре снова принялся распутничать напропалую с различными замужними дамами, пока один из обманутых мужей чуть было не сделал его инвалидом, заставив тем самым всерьез задуматься о создании нормальной семьи. К тому же, чувствуя свою вину перед старым приятелем, в порыве короткого раскаяния Финкель решил хоть как-то реабилитировать себя и едва ли не с радостью согласился продвинуть Светлану в коммерческие круги, в которых сам к тому времени давно уже являлся своим человеком. Правда, ему так и не удалось удержаться, чтобы не поиметь Верочкину дочку хотя бы пару раз - сначала в качестве платы за помощь, а затем (в период увлечения новоиспечённой коммерсантки банкетами и презентациями) просто так, из принципа не пропускать мимо себя ни одной пьяной бабы, улучив момент, когда та однажды упилась в офисе коньяком, хрюкала, как свинья и, стоя на карачках, блевала в туалете в унитаз. Почти случайно обнаружив её в таком беспардонном виде, шустрый благодетель, ни минуты не раздумывая, немедленно пристроился сзади и, воспользовавшись удобным случаем, скоренько стянул с пикантно выпяченной Светланиной попки трусы, после чего безжалостно оттрахал беспомощную барышню в такой оригинальной позе. Между прочим, ничего не соображавшая спьяну молодайка, похоже, так и не поняла тогда, кто же вставил ей, обнимавшейся со стульчаком, член между ягодицами и отдраил по всем правилам экстремального секса, пользуясь её временной слабостью, зато у Финкеля остались самые приятные воспоминания о баловстве, будто вернувшем его в раннюю молодость, когда он, ещё шестнадцатилетний пацан, нагло отодрал в кладовке Верочку Кузнецову в такой же именно позе только над ящиком с картошкой. Кстати говоря, после женитьбы на Белле Иосифу Соломоновичу показалось, что он, наконец, нашёл свой идеал женщины, несмотря на то, что из-за тьмы коммерческих дел у него оставалось всё меньше времени на любовные утехи, и может спокойно прекратить бесчисленные похождения, и вот сегодня в этой уютной и по-европейски отделанной квартире бес похоти внезапно снова проснулся в нём, дав Финкелю отчётливо понять - если эстонка в ближайшее время добром или под принуждением не подставит ему свою ядрёную задницу, то буквально всё будет валиться у него из рук.
   Когда вынашивающий такие безобразные, но вполне естественные планы относительно хозяйки, которая ко всему прочему являлась потенциальной невестой друга, гость, наконец, стряхнул с себя изрядным усилием воли проклятое наваждение, Пётр Сергеевич что-то увлечённо рассказывал женщинам, и речь, как стало ясно размечтавшемуся Финкелю, шла о Петиной внучке, так как в повествовании несколько раз со значением употреблялось слово "университет".
   --Нет, в её способностях я ни капельки не сомневаюсь! Уж Олька-то вступительные сдаст, конечно, -- болтал не в меру возбуждённый предстоявшим объяснением в любви Кузнецов. --Да и Новак поможет -- не откажет же он мне. Но я-то хочу, чтобы девчонка человеком стала, чтобы сама осознала, что вся жизнь у неё впереди, что ей самостоятельно придется судьбу строить. Вот и боюсь, ей богу, что расслабится, английский запустит! Позаниматься бы ей с репетитором, да больно характер неусидчивый -- вся в мою бывшую супругу. Уже двое отказались с ней заниматься, просто беда!
   --Это бывает в её возрасте. Но ничего страшного не случилось, -- вполголоса с обаятельным акцентом утешала его Ингеборга. -Я думаю, просто такие репетиторы были, вот и всё. Сейчас, знаете ли, столько проходимцев развелось.
   --И не говори, Инга, дорогая, -- умилился Кузнецов, невзначай кладя ладонь на запястье её руки, где красовался обтянутый чёрной матовой кожей металлический браслет. --Правда, меня этими словами вряд ли успокоишь!
   --Тогда предложу конкретно! У меня есть хорошая знакомая, которая бегло говорит по-английски, так как два года провела заграницей, в Англии. Я могу попросить... Мне она не откажет.
   --А справится ли? Оля иногда -- сущий сорванец!
   --О, это очень строгая дама, -- сделала серьёзную мину Инга. --Я сама временами побаиваюсь её! Между нами -- бывший комсомольский работник...
   --Ого! Соглашайся, Петруша, -- громко рассмеялась Белла, которая после пары коктейлей чувствовала себя почти как дома. --У этих комсомолят бывших опыт работы с молодёжью большой, чёрт их дери!
   --Она созвонится со Светланой Петровной, да? -- почти утвердительно спросила хозяйка, и Пётр Сергеевич только развёл руками, влюблённо глядя на деловую невесту. --А я пойду, пожалуй, приготовлю чай.
   Финкелю вдруг показалось, что аспирантка многозначительно взглянула в его сторону сквозь затемнённые очки, и пока она медленно поднималась с кресла, Иосиф уже положительно мог дать голову на отсечение, что эстонка подала ему некий знак, хотя это и было поистине невероятно.
   --Я помогу вам, -- услышал он свой голос как бы со стороны и, с усилием поднявшись, на негнущихся ногах двинулся за Ингой, глупо подмигнув на ходу Петру. --Научу заваривать чай по старинному фамильному рецепту!
   --Ох, ты и хвастун, Иосиф! Дома-то чай хоть раз заваривал? -- захохотала Белла. --Идите, идите, а мы с Петей покурим. Можно, Инга?
   --Конечно, курите, -- бархатный голос с тем же волнующим акцентом вызвал дрожь в теле Финкеля, ведь с чухонками он в своей любовной практике ещё ни разу (на удивление!) не имел дела.
   --Представляешь, Петя, а мы недавно взяли себе прислугу, -- услышал он за спиной голос жены, находясь уже в дверях. --Вот она-то и заваривает ему чай. Каково, а?!
   Хозяйка стояла уже у симпатичного кухонного стола в слишком просторной для однокомнатной квартиры кухне, где включала в розетку электрический (конечно же, импортный) чайник, и вошедший вслед за ней Иосиф сначала упёрся взглядом в её крепкую спину, а потом машинально опустил глаза на задницу, туго обтянутую короткой юбкой, и ляжки в развратном с его точки зрения ажурном капроне. Добропорядочная аспирантка почему-то теперь без всяких на то оснований представлялась ему самой настоящей шлюхой и всем своим видом словно подталкивала гостя на решительный шаг.
   --Ну же, рассказывайте ваш фамильный рецепт, -- голос хозяйки заставил Финкеля вздрогнуть и по-лошадиному вскинуть голову.
   --Я пошутил, каюсь, -- признался он, остановившись в дверном проёме и опираясь плечом о косяк.
   --Нехорошо обманывать доверчивых женщин, -- погрозила ему пальцем Инга и принялась расставлять чашки на подносе.
   --Не такая уж вы и доверчивая, а тем более беззащитная. Спортом занимались?
   --Это комплимент? Почему "занимались"? И сейчас занимаюсь!
   --Извините, -- Иосиф понял, что теряется в присутствии этой непростой дамочки, и мысленно отругал себя самыми последними словами. --Уютная квартира у вас... Но как вам удаётся при институтской зарплате...
   --Вы, случайно, не в налоговой полиции работаете? -- усмехнулась Инга, и, слава богу, что Финкель разучился краснеть ещё в далёком детстве. -Ну-ну, вы правы. Делаю курсовые и дипломные работы за дополнительную оплату. Хотите, вашему сыну тоже... Ведь он, кажется, студент?
   --Первокурсник! Но, собственно, Саша - не мой сын. Мы женаты с Беллой не так давно.
   --О! Теперь я в свою очередь вам задам нетактичный вопрос. Почему?
   --А мне всегда нравились блондинки, -- вдруг сказал Финкель хриплым от волнения голосом и сделал шаг в сторону Инги. --Особенно прибалтийские...
   --Однако это пристрастие не помешало вам жениться на брюнетке родом из Средней полосы, -- эстонка произнесла двусмысленную фразу, стоя спиной к гостю и лишь слегка повернув голову в его сторону.
   --И теперь жалею об этом, -- Иосиф, которого страшно утомляла словесная пикировка, осторожно положил вспотевшие ладони на Ингины ягодицы, прикрытые юбкой, с замирающим сердцем ожидая всплеска эмоций и даже гнева. Иногда в его практике случалось и такое!
   --Да жалеть-то уже поздно, -- спокойно, но с усилившимся почему-то акцентом ответила Ингеборга, так и не повернувшись к нему. --Ведь эстонским блондинкам сегодня, судя по всему, будут делать предложение?
   --И его, к сожалению, озвучу не я. - Рывком задрать юбку Финкель не решился, а лишь взял женщину за плечи и, развернув к себе, решительно и со вкусом поцеловал прямо в губы с остатками перламутровой помады.
   На поцелуй женщина не ответила, но и не постаралась оттолкнуть нахального гостя, что значительно ободрило того. В принципе Финкель обычно нравился женщинам со всей своей внешней представительностью, густой жёсткой шевелюрой, благородной сединой, орлиным носом, глазами навыкате и широким, что называется чувственным, ртом, да и что, скажите, такого страшного содержалось в том, что он часто бывал небрит и имел несвежую сорочку -- это даже придавало ему некоторую оригинальность в глазах дам, -- однако сегодня, как нарочно, отношения с эстонкой явно не вытанцовывались. Если хозяйка покорно приняла его поцелуй, то, когда, возомнив слишком многое о своей хвалёной неотразимости, Иосиф потянул руки к её заманчивому бюсту, довольно грубо отвела их в сторону, и записному ловеласу ничего не оставалось, как из упрямства опустить широкие влажные ладони вниз и припечатать их у самого края юбчонки к тёплым женским ляжкам в тонкой сеточке колготок.
   --Нас уже ждут, -- тихо произнесла аспирантка своими пухлыми губами, и невозможно было понять, улыбка играет на них или гримаса отвращения.
   Шумно дыша, гость снова потянулся губами к её рту, хотя обычно не любил всяческих лобзаний, и в этот момент в тишине кухни громко щёлкнул автоматический выключатель электрочайника да так, что Финкель сильно вздрогнул и как-то по-юношески смутился.
   --Вы считаете, что мне удобно в таком положении заваривать чай? -- теперь голос Инги звучал издевательски, и эта издевка только усиливалась дурацким акцентом, и совсем смешавшийся Иосиф счёл необходимым оторваться от упругого тела невозмутимой тёлки и отодвинуться назад -- на исходные позиции.
   Вид выпрямленной спины и расправленных плеч хозяйки недвусмысленно показывал ему, что сегодня ничего интересного лично для него больше здесь не произойдёт, так что после возвращения в комнату Иосиф Соломонович, быстро выпив чашку чаю за общим столом, незаметно подмигнул жене, и, несмотря на умоляющий взгляд Пети, поспешил вместе с Беллой откланяться, без особой искренности поблагодарив хозяйку за угощение. Провожать их в прихожую Ингеборга не пошла, что вызвало у обломавшегося гостя только вздох облегчения, а дверь за ними закрывал взволнованный Кузнецов, которому друзья выразительно делали на прощание подбадривающие знаки.
   Итак, оставшийся в одиночестве, без тыловых укреплений, Пётр Сергеевич, немного растерянный неожиданной ретирадой Финкелей, с замирающим сердцем возвратился в комнату, где расслабившаяся после ухода гостей Инга сидела на диване в несколько вульгарной позе, закинув ногу на ногу, причём ворот узковатой для её бюста рубашки был расстёгнут больше обычного, демонстрируя как бы невзначай краешек лямки ажурного бюстгальтера. Стоило Петру Сергеевичу остаться с ней наедине, как все заранее заготовленные фразы моментально улетучились из головы, и этот взрослый, умудрённый жизнью мужчина стушевался словно нерадивый школьник у доски.
   Собственно говоря, Петя Кузнецов был стеснительным мальчиком ещё в детстве, и эта досадная черта характера доставляла ему множество неудобств на протяжении всей последующей жизни. Возможно или даже наверняка, по этой-то причине он и сошёлся в школе с шустрым и пронырливым Йоськой, всегда оставляя тому первенство инициативы в общих делах, и, надо сказать, парни, по сути, дополняли друг друга, хотя многие окружающие считали, и не без оснований, что именно Финкель крутит приятелем по своему собственному усмотрению. Да и, правда, Пётр практически никогда не перечил тому и проявил характер лишь однажды, скоропалительно женившись на Постниковой, и то в основном только лишь из обычного чувства противоречия, так как после его хвастливого заявления о своей сердечной победе над Верочкой Иосиф вдруг начал яростно отговаривать друга от идеи бракосочетания и без преувеличения готов был лечь костьми на пути молодожёнов. Кузнецов тогда чуть ли не единственный раз в жизни (из принципа!) пошёл наперекор ему и, как показало будущее, совершенно напрасно, ибо горячей любви к Вере совсем не испытывал и в данном случае подсознательно старался хоть в чём-то опередить Финкеля. Как такового, предложения руки и сердца, а тем более любовного признания невеста от жениха так и не дождалась -- всё получилось как-то само собой, и вот теперь, дожив почти до пенсии, новоиспечённый жених не знал, как ловчее объясниться с Ингой, хотя эмоции буквально переполняли его грудь. Здесь уже никто, даже Финкель, не мог быть хорошей подмогой для влюблённого кавалера, так что, хочешь не хочешь, а приходилось отдуваться в щекотливой ситуации в одиночку.
   --Похоже, что сегодня вы хотите сказать мне нечто важное? Не правда ли, Пётр Сергеевич? -- выручила немало смущённого гостя Ингеборга, улыбаясь одними губами, причем выражения глаз её за стёклами очков было абсолютно не видно, и этот факт не только сейчас, а и много раньше изрядно раздражал Кузнецова.
   --Ты очень проницательна, Инга, -- промямлил он в ответ на откровенный (откровеннее некуда!) вопрос. --Действительно, я хотел, я думал...
   --Как же вы, русские, всё-таки медлительны и нерасторопны в этой жизни. -- Эстонка положила руки на спинку дивана, раскинув их в стороны. --Простые слова являются для вас чуть ли не проблемой мирового масштаба...
   --Но, дорогая, я уже не молод, и любые изменения в жизни -- тем более, кардинальные -- требуют основательных размышлений!
   --Так всегда -- один думает, другой делает, -- туманно выразилась Ингеборга и продолжила после паузы: --Однако, к делу! Я готова внимательно вас выслушать.
   --Да, так вот, -- Пётр Сергеевич никак не мог сосредоточиться. --Я немолод, но, что называется, полон сил, у меня есть работа, на которой меня ценят, я занимаю определённое положение в обществе, имею хорошую квартиру...
   --Всё это без сомнения прелестно и заслуживает внимания, дорогой Петер, но является только лишь материальной стороной дела, -- нетерпеливо перебила его женщина. --А, как я догадываюсь, вы хотите предложить мне стать вашей женой, основываясь на более возвышенных материях?
   --Поверьте, я влюблён по-настоящему впервые в жизни и искренне хочу, чтобы вы всегда находились рядом со мной! Хочу ежедневно видеть вас, Инга, слушать ваш голос, говорить с вами и наслаждаться вашим обществом.
   --Не скрою, я отношусь к вам с большим уважением, Петер, и поэтому буду сегодня предельно откровенна с вами, - Инга на мгновение задумалась. -Понимаете, мне часто приходит на ум мысль о том, какие странные люди -- эти мужчины! Зачастую они сами, по собственной воле торопятся отказаться от простых приятных вещей: прелести свиданий с возлюбленной, радости дарить ей цветы, возможности невзначай коснуться её руки или плеча и испытать при этом глубокое душевное томление! Спешат избавиться от содержательных возвышенных бесед с любимой, волнующих душу ухаживаний за ней, постоянных раздумий о предмете своих вздыханий, от сладостного счастья оказывать даме сердца самые изысканные знаки внимания, жадно целовать милую ладонь или ещё более милую ножку и, наконец, от права бесконечно боготворить свою избранницу в любой час суток! Да-да, спешат! Очень спешат отказаться от всего этого по непонятной мне причине и что получают взамен? Всего лишь ежедневную, быстро надоедающую повинность с утра до ночи видеть свою законную, хм, жену, так и мелькающую перед глазами в тесной квартире, постоянное, изо дня в день общение с ней на низшем бытовом уровне, бессмысленное времяпрепровождение рядом с благоверной в домашних тапочках и засаленном халате перед телевизором, почасовое совместное принятие пищи непременно на кухне у еще не остывшей плиты, взаимные проблемы и разную другую белиберду. Согласитесь, не смешно ли подобное желание смотрится со стороны?
   Ошарашенный и сбитый с толку глубокомысленной тирадой Инги Пётр Сергеевич не знал, по правде говоря, что и сказать в ответ, а женщина, между тем, продолжала гвоздить его неумолимой логикой.
   --Я уже не говорю об ужасной по своей сути сексуальной повинности, о еженощной встрече в постели, да ещё после напряжённого рабочего дня. Где ж здесь романтика, чёрт возьми?!
   --Право, не думал, что вы -- настолько эмансипированная особа, Инга, -- нашёлся, наконец, что сказать, Кузнецов. --Неужели для вас вовсе не существует понятия нормальной семьи?
   --Я, видите ли, наполовину немка, дорогой Петер, и поэтому привыкла к практичному восприятию бытия, а также к полной самостоятельности в волнах житейского моря. Привыкла сама определять, чем мне заниматься, с кем и где встречаться, куда пойти и как проводить свободное время. Скажу честно, вы мне не безразличны, иначе я не стала бы даже разговаривать с вами. Более того, не собираюсь скрывать этого, в вашем присутствии я чувствую себя вполне комфортно и абсолютно свободно, в чём вы можете убедиться в любую минуту, -- тут, как бы подтверждая свои слова, Инга медленно и грациозно сбросила с ног туфли и, оставив их на полу, аккуратным и не лишенным грации движением положила ноги на колени Петру Сергеевичу. --Но подумайте сами, разве могла возникнуть между нами такая незабываемая атмосфера доверия, будь мы мужем и женой? Ведь нет?!
   Пётр Сергеевич растерянно и несколько удивлённо оглядел соблазнительные женские ноги в чёрных колготках с дразнящим узором, от которых шёл особый волнующий запах синтетики, смешанный с лёгким запахом духов и женского пота, и после некоторого усилия воли нерешительно положил руку на плотно сдвинутые упругим эластиком пальцы великоватой, но неплохо изваянной ступни.
   --Смелее, смелее, Петер! Прошу без всякого стеснения погладить мои пальчики и непременно приласкать мои пяточки -- ведь именно этого вы хотите сейчас, да и я с нетерпением жду от вас!
   При свете торшера женщина имела необычно обворожительный и таинственный вид, и очарованный искусно созданной интимной атмосферой Пётр Сергеевич невольно подчинился приказу и подрагивающей ладонью погладил подъём Ингиной ноги, а потом и провёл пальцами по мягкой тёплой пятке. Необычность обстановки сильно волновала его, непривычного к подобным сценам, и всё же он счёл нужным задать сакраментальный вопрос, продолжавший мучить его:
   --Значит, вы отказываете мне?
   --Опять вы, упорный Петер, о своём! -- с игривостью, совсем несвойственной серьёзной аспирантке, Инга медленно подняла ногу, как бы давая кавалеру возможность насладиться пикантным зрелищем, и вдруг стопой ловко прикрыла рот собеседнику, мягко прижав основание пальцев к его губам. --Признайтесь, что больше всего на свете сейчас вам хочется покрыть поцелуями эту прелестную дамскую ножку? Разве стали бы вы делать это, будь я вашей женой?
   Пётр Сергеевич мог бы, конечно, веско и аргументировано возразить Инге и постараться доказать обратное, попробовать убедить любимую, что всё у них будет по-другому -- не так, как у всех, что он готов и после свадьбы ежедневно дарить супруге цветы, целовать ей ноги, боготворить её, но вместо этого жадно прильнул губами к облачённой в шершавый капрон колготок милой пяточке, на самом деле покрывая её поцелуями и даже трогая кончиком языка. А Инга, подняв и вторую ногу, накрыла теперь уже сразу двумя стопами его лицо, и тогда он, судорожно прижимаясь к ним щеками и носом, принялся целовать их без разбора, не сразу заметив в упоении от такого действительно прелестного занятия, как пальцы одной из ног как-то ненавязчиво оказались у него во рту. И это было еще только начало!
   Надавив подушечкой этой самой ступни на его нижнюю челюсть, а пальцами другой зацепив Петра Сергеевича за шею, женщина почти силой заставила теряющего голову немолодого влюблённого неуклюже сползти со стула и встать на колени перед собой, и, пока он так и стоял у дивана, согнув спину и старательно поддерживая руками щиколотку её ноги, которую баловница отнюдь не торопилась вынимать у него изо рта, вполне серьёзно говорила ему:
   --А впрочем, я подумаю над вашим предложением, господин Кузнецов, и постараюсь дать ответ в ближайшее время. Но перед этим хочу разрешить одно своё небольшое сомнение... Признайтесь, что если бы я сейчас решилась отдаться вам, то вряд ли бы у вас получилось что-либо путное?
   Удар был нанесён, что называется, не в бровь, а прямо в глаз, и буквально сразил и так поверженного ниц гостя! Как последний идиот стоя на коленях с пальцами женской ножки во рту, Пётр Сергеевич как раз только что перед этим с ужасом осознал, что его пенис практически никак не реагирует на заигрывания шаловливой эстонки, и виной этому служит то ли необычность обстановки, то ли неподготовленность неудавшегося жениха к предстоящей постельной сцене, то ли всё тот же проклятый возраст. А что касалось возможности хоть как-то оправдаться перед столь проницательной обольстительницей, то таковая была моментально пресечена большим пальцем непреклонной ножки, сразу надавившим на его язык.
   --Не надо слов! Я и так вижу, что угадала, и теперь вам остаётся только обуть мне на ноги туфли и распрощаться со мной до лучших, что называется, времен. Могу предполагать, правда, ненадолго!
   Совершенно раздавленный аргументами Ингеборги с одной стороны и довольный своей пассивной ролью с другой, Пётр Сергеевич, сглатывая горьковатую слюну и облизывая украдкой сухие губы, с благоговением, тем не менее, обул чародейке на ноги подобранные с пола туфли и, когда дама величественно поднялась с дивана, порывисто обнял её колени, ещё более глубоко обожая свою невероятно очаровательную пассию. В ответ та милостиво потрепала его по волосам и успокаивающе пообещала:
   --На днях, Петер, я пришлю вам доктора, хорошего, поверьте, специалиста. Мой двоюродный брат Вальтер -- опытный сексопатолог, практикующий уже не один год в вашем городе. Только прошу, не выражайте, ради всего святого, никаких там обид и не проявляйте глупого жеманства! Вам придётся безоговорочно принять эту мою услугу или нам больше не о чем будет говорить! Осмотр вам никак не повредит -- ведь я должна быть уверена в отменном здоровье моего будущего мужа. Надеюсь, вы поймёте меня правильно, дорогой друг! Да?
   Страшно взбудораженный происшедшим, ничуть не разочарованный первой неудачей и непомерно осчастливленный дарованной надеждой Пётр Сергеевич плохо помнил, как покинул гостеприимную квартиру Инги и как добрался домой. Всю дорогу он находился под впечатлением оригинально поставленной странноватой особой, искушенной, похоже, в подобных мистификациях, заключительной сцены сватовства, и первое, что сделал у себя в комнате, это торопливо набрал номер телефона дочери.
   --Светка! Ты не представляешь, какое чудо моя невеста! Я просто потрясён, сражён и еще больше очарован! ... Что? ... Конечно! Она почти согласна! Ещё раз пожелай мне удачи...
   У него не хватало слов, чтобы выразить свои истинные чувства, и, не в состоянии вести продолжительный разговор, Кузнецов бросил трубку, не предполагая, вполне естественно, что Инга сегодня легко заставила его сделать примерно то, чего Светлана утром безуспешно пыталась добиться от своего Максима.
  
   Эпизоды третий и четвертый.
  
   "Охота пуще неволи"
   или "Разрешите ручку поцеловать!",
   а также
   "Конфликт поколений"
   или "Я научу тебя смеяться!"
  
   Валентин Моргунов сквозь сон слышал, как Света, затратив на сборы привычные свои полтора часа, ушла, наконец, на работу. Его с некоторых пор не просто раздражала, а по-настоящему бесила проводимая каждое утро женой длительная процедура подготовки "выхода в свет", и даже тот факт, что ночевать последние двое суток по воле совершенно озверевшей супруги ему приходилось не в спальне, а в гостиной на диване, куда всего лишь едва доносилась Светкина возня на кухне и ванной, никак не уменьшал злость, после недавнего грязного семейного скандала обратившуюся в настоящую ненависть. Причём, причина ненависти основывалась вовсе не на том, что истеричка-жена, пару дней назад явившись подшофе с очередного банкета, без всякой видимой причины хамски отхлестала мужа по щекам, сопровождая удары пошлыми словесными оскорблениями, а в том, что физиономия её выражала при этом некое глубокое садистское наслаждение, буквально покоробившее избиваемого супруга. Этой окончательно сорвавшейся с тормозов жлобке, кажется, нравилось бить морду мужчине, находящемуся по воле случая на низшей ступени общественной лестницы, нежели она, нравилось унижать "смерда и холопа", годившегося по ее мнению только на роль грузчика в хозяйственной лавке, где женушка являлась безраздельной владычицей, нравилось демонстрировать собственную крутость перед безработным лохом, не имевшим в собственном доме права голоса, и подобная извращенная вседозволенность словно подпитывала ее, придавая силу и уверенность в своем превосходстве.
   Конечно, в тот момент, когда разошедшаяся баба остервенело, как истинная сумасшедшая, лупила его по роже, Валентин, в принципе, мог запросто прервать несправедливые побои, уложить скандалистку одним хорошим ударом кулака на пол, но ему не захотелось этого делать, ибо супруга с некоторых пор, а именно ещё со времён расцвета её коммерческой деятельности, практически перестала существовать для него как женщина и, вообще, близкий человек и не вызывала у него ровным счетом никаких чувств, кроме разве что полного и окончательного безразличия. Если же говорить точнее, то зародился процесс отчуждения в семье Моргуновых гораздо раньше -- еще на заре перестройки -- с постоянного и вроде бы ничем не примечательного бабского Светланиного занудства, надоедливого и досадного каждодневного напоминания Валентину о том, что живёт бедненькая Светочка в полной нищете и что муж не пытается делать абсолютно ничего, чтобы исправить ее бедственное положение, будто исключительно все рядовые граждане вокруг процветали и купались в роскоши. Да, спору нет, в тот период имелись определенные финансовые трудности в семье, как и во многих других семьях, находившихся под гнетом скороспелых непродуманных реформ, и Моргунов по мере сил пытался подрабатывать кое-где, старался урвать лишний рубль на стороне, чтобы отдать его требовательной жене, но так и не дождался благодарности за свой труд и очень быстро понял, что его способности и интеллектуальный потенциал ровным счётом никого не интересуют. Он -- специалист высокого класса -- мог бы, конечно, "переквалифицироваться в управдомы", заняться торгашеством, совершать с огромной торбой за плечами челночные рейсы куда-нибудь в Польшу или Турцию, стоять за прилавком наконец, однако профессиональная гордость не позволяла ему так низко пасть, и в результате, не найдя применения своим знаниям и опыту, Валентин попросту опустил руки, окончательно надломленный непрерывной чередой неудач, а женушка, вместо того, чтобы проникнуться его трудностями и оказать моральную помощь и поддержку, плюнула на его трудности и самостоятельно решила выплывать из болота искусственно созданных "реформаторами" проблем. Вернее, не самостоятельно, а при самой активной поддержке вездесущего Финкеля, который стал поистине злым гением семьи Моргуновых, проявив инициативу по "воспитанию" Светланы, которую не в пример Валентину он вовсе не считал рядовым "совком".
   Света, естественно, с энтузиазмом ушла в новое дело и очень скоро даже добилась заметных успехов на коммерческой ниве, заплатив, правда, как небезосновательно догадывался муж, этому пройдохе Иосифу "натуральный оброк", и ошеломлённый Валентин, глядя на столь изменившуюся вдруг жену, тщетно пытался понять лишь одно, куда же подевалась хвалёная Светкина принципиальность и недавнее пренебрежительное отношение к давнему папашиному дружку, имевшему в обществе репутацию ловеласа и наглеца? Моргунов же, ещё с "застойных" времён недолюбливавший и даже презиравший торгашей любых рангов и знавший к тому же почти доподлинно, какую цену заплатила жена за нынешнее материальное благополучие, постепенно совсем охладел к этой бизнес-леди, крайне редко вспоминая о былой своей романтической любви к милой скромной студентке Светочке Кузнецовой. Между тем, пока деловая супруга буквально процветала на глазах, превратив дом в полную чашу, к которой дозволено было прикладываться и потенциальному "главе семьи", на работе у Моргунова дела шли всё более отвратительно, и вскоре он практически перестал появляться на рабочем месте, не видя смысла в бесцельном протирании штанов за пустым канцелярским столом, и даже не соизволил забрать свою трудовую книжку из отдела кадров предприятия, которое окончательно было разворовано и растащено такими вот досужими финкелями.
   Надо сказать, тот факт, что мало-помалу он превращается в настоящего тунеядца, мало волновал Валентина, а становившиеся всё более резкими упрёки жены, раздраженной бездельем супруга, абсолютно не трогали его, тем паче что никто пока не указывал ему на дверь и не гнал молчаливого безобидного "паразита" из семьи. С дочерью -- вполне современной американизированной девчонкой, заканчивающей десятый или, как считалось по-новому, одиннадцатый класс -- у отца тоже не оставалось ничего общего, и за последние пару лет оба настолько отдалились друг от друга, что временами чувствовали себя посторонними людьми. Так что никто не мешал Моргунову вести праздный образ жизни, и, если поначалу бывший инженер ещё делал вид, что ходит ежедневно на работу, на самом деле при этом слоняясь по улицам города, то потом просто стал заполнять дневные часы чтением книг, просмотром телевизионных программ и видеофильмов или длительным бесцельным валянием на диване, но, правда, выпивать, как многие в его положении, всё же не стал -- сказалось врождённое отрицательное отношение к алкоголю. Светлана, кстати, в отличие от него, одно время сильно злоупотребляла спиртным, чем ещё больше оттолкнула от себя мужа, однако, дослужившись до директора магазина, постепенно остепенилась, благодаря своей ответственной должности, и прекратила едва ли не ежедневные возлияния в компании себе подобных.
   Почти целый день Валентин находился один в пустой квартире и при этом одиночество нисколько не тяготило его, ведь с некоторых пор в тайне от домашних у него неожиданно появилось новое занятие, к которому потерявший интерес к интимной жизни молодой в принципе мужчина рано или поздно должен был прийти и которое занимало едва ли не все его принадлежавшие лично ему дневные часы. Здесь надо непременно упомянуть, что жена, с тех пор как стала зарабатывать большие деньги, принялась словно одержимая покупать себе в невероятных количествах костюмы, платья, нижнее бельё, колготки и обувь, как бы компенсируя времена, когда ей приходилось перешивать латанные-перелатанные вещи и довольствоваться всего лишь одной парой сапог и туфель, и этим, сама того не подозревая, толкнула мужа на скользкую тропу тайных пристрастий, столь модных в наши смутные времена. К чести его сказать, Валентин, будучи равнодушным к мещанским Светкиным замашкам, поначалу никоим образом не концентрировал внимание на забитых доверху полках платяного шкафа, находившегося почти в безраздельном владении супруги, но постепенно как-то сам собой взгляд стал все дольше и дольше задерживаться на предметах дамского туалета, порой небрежно разбросанных по комнате -- в особенности нижнем белье, многие экземпляры которого ему раньше приходилось видеть только в рекламных каталогах или на страницах порнографических журналов, и он всё чаще принимался перебирать многочисленное Светланино неглиже, наслаждаясь таким на первый взгляд невинным занятием и попутно признавая, что в интимной области быта перестройка дала определённый эффект. Теперь уже трудно было вспомнить, как впервые Валентину пришла в голову мысль облачиться в белье жены, во всяком случае, со временем он быстро вошёл во вкус примерки трусиков, колготок и кокетливых дамских сорочек, испытывая от прикосновения к коже нежного их материала сильное сексуальное возбуждение, а потом перешёл на дамские платья и обувь, благо был со Светланой практически одного роста и комплекции. Черт возьми, ему никогда раньше в голову не приходило, что так приятно и волнительно натягивать на ноги почти невесомые колготки или чулки, а потом любоваться своими коленями, затянутыми в прочный эластик сАмого соблазнительного цвета, наблюдать, как покачивается обутая на ногу туфелька на высоком каблуке, ощущать, как сдавливает грудь ажурный бюстгальтер и врезается в кожу резинка упругих панталон, чувствовать трение узеньких лямочек скользкой синтетической сорочки на плечах и подолгу рассматривать собственные ладони в тонкой коже длинных дамских перчаток! А с каким удовольствием довольный экспериментатор самостоятельно овладевал искусством макияжа, пользуясь без всякого ограничения обширным ассортиментом Светланиной косметики за исключением разве что дезодорантов и духов!
   Заводить на стороне любовные романы в связи с тем, что постельные встречи со Светланой становились всё реже и реже и теперь практически сошли на нет? Нет уж, увольте! Ведь хорошую разрядку и достаточное удовлетворение сексуальных потребностей как раз и давало ему отработанное в мелочах переодевание в женские тряпки, не требовавшее от него никаких затрат физической энергии, не говоря уже о том, что на деньги жены заниматься адюльтером Моргунов вполне искренне считал подлостью. Да и, честно сказать, тонкостям флирта "отличный семьянин" давно уже разучился, и можно было только себе представить, как неуклюже ему пришлось бы обхаживать неких дам -- потенциальных, ха-ха, любовниц. Приглашать их, что ли, в кино или в театр!? Смех да и только! Проблему секса он решал совсем иным способом.
   Между прочим, касательно Светкиных денег надо отметить, что Валентин, находясь, по сути, на полном пансионе жены с точки зрения утоления голода, воспользовался ими лишь однажды, прикупив недавно на позаимствованную тайком у "генерала в юбке" сумму роскошный парик и кое-что из обуви, так как туфли жены были ему маловаты и изрядно натирали ноги даже с учетом того, что до перемещения в них на большие расстояния дело пока не доходило. При этом Светлана либо не заметила исчезновения незначительной по её меркам суммы, либо попросту сделала вид, что не обнаружила пропажи, а для Валентина же сиё приобретение явилось чуть ли не праздником, ибо без парика игра носила определенно незаконченный характер. С тех пор увлечение переодеванием приняло масштаб неискоренимой привычки, причём Валентин ухитрился достичь в этой забаве изрядного мастерства, пользовался многочисленными дамскими вещами, гримом и бижутерией, которых в доме, где проживали две женщины, имелось в избытке, как своими собственными, при этом фотографировал сам себя и подолгу придирчиво разглядывал собственное изображение в различных ракурсах, млея от восторга.
   Светлана, считай, весь день находилась на работе, а Оля после школы имела привычку до позднего вечера "тусоваться" где-то в компании подруг и, если собиралась провести некоторое время дома, то непременно предупреждала папашу об этом редком событии, чтобы тот не вздумал мешать ей заниматься своими делами, а лучше всего свалил бы куда-нибудь ненадолго, до назначенного неблагодарной дочерью часа. Так что обстановка в семье благоприятствовала Валентину в его увлечении и всё же не снимала опасности быть застигнутым за неприглядным по меркам обывателей для мужчины занятием, тем более Света на дух не переносила извращенцев любых сортов и реально могла посчитать мужа за откровенного гомосексуалиста или, как модно теперь называть, гея со всеми вытекающими отсюда последствиями, хотя сам он определённо считал свою слабость всего лишь невинным развлечением и никоим образом не собирался ни сейчас, ни в будущем вступать в сексуальную связь с себе подобными индивидуумами. Случалось всё-таки иногда, что супруга или дочь внезапно возвращались домой в неурочное время, и тогда под страхом разоблачения, дабы кроме не слишком-то обидной клички "паразит" не удостоиться более уничижительного определения, Валентину пришлось срочно скрываться в ванной комнате и там с неудовольствием трясущимися руками снимать с себя всю привычную прелесть и залезать с тихими проклятиями под душ. Короче говоря, надо было неким образом решать сию назревшую проблему, и Моргунов после недолгих раздумий частично перенес свой маскарад на дачу, удачно купленную Светланой в разгар перестройки чуть ли не за бесценок и отделанную ныне в соответствии с европейскими стандартами. Вещи супруги были успешно перевезены за город, а так как выбраны были, естественно, те, которыми Света почти не пользовалась, то некоторое облегчение ее гардероба осталось незамеченным хозяйкой, Валентин же еще более успешно скрывал свои проказы, тем паче, что семья не противилась его загородным поездкам, а даже поощряла их.
   Дошло до того, что на даче Моргунов вообще не носил мужской одежды, за исключением случаев, когда туда приезжал кто-либо из родственников, и настолько в самые сжатые сроки привык к новому своему образу, что почувствовал непреодолимое желание показаться на людях в женском обличии, ибо, как известно, не может существовать талантливого актёра без благодарных зрителей. Он не собирался прозябать в неизвестности, статус непризнанного таланта не устраивал его, и здравая с его точки зрения мысль переодеваться в женские тряпки загодя, ещё перед приездом на дачу, которая находилась вблизи городской черты и представляла собой кирпичный двухэтажный дом без особых выкрутасов, но с внушительным гаражом, баней и новеньким кирпичным сараем, просто не могла не посетить его светлую голову, увенчанную роскошным париком. И если сначала поездки в городском транспорте и пригородном автобусе в образе дамы вызывали у него изнурительный страх, то постепенно подавить это некрасивое чувство ему всё же удалось, ведь наслаждение от подобных путешествий было просто невероятным! Сам Валентин, конечно, не мог судить со стороны, насколько похож на женщину, но пусть даже кто-то из прохожих или попутчиков мог изобличить его -- плевать он хотел на мнение этих заскорузлых обывателей, совершенно незнакомых ему, ведь на дворе давно царили новые времена, позволявшие человеку самому решать, в каком виде выйти на улицу.
   До сих пор маскарад сходил с рук ведущему двойную жизнь Моргунову, и лишь два случая едва не поставили трансвестита-любителя на грань разоблачения, зато невольно придали ему уверенности в нелегком деле и заставили убедиться в собственном таланте перевоплощения. Первый раз он, будучи при полном параде и боевой раскраске, нос к носу столкнулся в парадной у лифта на первом этаже с дочерью, забежавшей на минуту домой, и если сердце несусветного папаши буквально разом ушло в пятки, то Оля вовсе не обратила внимания на незнакомую дамочку, лишь скользнув рассеянным взглядом по её сильно накрашенному лицу. После этой памятной встречи Моргунов хотел было утроить осторожность, но реально, наоборот, чуть ли не нарочно стал стараться попасться на глаза кому-либо из знакомых или даже родственников. Например, он с удовольствием разыграл бы Светкиного папочку, пофлиртовал бы со старым ловеласом Финкелем или запросто зашел бы к супруге в магазин, однако следующий случай малость охладил его пыл, хотя и вспоминался потом с юмором. На этот раз Валентина угораздило встретиться прямо у ворот дачи с выходившим из калитки Сашей Прокофьевым, сыном Беллы Финкель от первого брака, причем молодой человек крутил на пальце ключи от входных дверей, и этот факт, собственно говоря, и вызвал у Моргунова глубокую растерянность. Потенциальному хозяину дачи непонятно было, какого черта делал здесь этот "студент прохладной жизни", и можно было только догадываться, что тот либо успешно ухлёстывает за Ольгой и пользуется ее полным доверием, либо втихомолку договаривается с ней насчёт использования загородного строения для неких своих нужд. Такая версия имела право на существование и, надо сказать, никак не устраивала Валентина, чувствовавшего себя единственно в стенах дачи вполне спокойно, так что желание отбить у Шурика всякое желание ошиваться на чужой территории быстро затмило у Олиного родителя страх возможной дискредитации.
   Пока не на шутку растерянный Моргунов судорожно перебирал в уме варианты развития событий, уже с утра подвыпивший Сашок взял инициативу в свои руки и с присущей ему по жизни развязностью сам обратился к незнакомой женщине в длинном перетянутом поясом плаще и модных джинсах (тогда Моргунов еще не был готов демонстрировать окружающим свои ноги!), заправленных в высокие шнурованные ботинки на каблуках. Неизвестно, за кого там студент принял сию даму, но суть его нетрезвой тирады сводилась к приглашению посетить гостеприимный дом, и совсем сбитому с толку Валентину не оставалось ничего лучшего, как принять наглое предложение, чтобы для начала попросту выиграть время, чего ему, прямо скажем, не удалось. Любвеобильный, как и отчим, и обычно неразборчивый в интимных связях Саша, воодушевленный неожиданной сговорчивостью незнакомки, еще во дворе попытался приобнять Валентина за талию, а, когда тот вздрогнул и воспротивился объятиям, развязно предложил "гостье" переспать с ним за деньги, после чего получил оглушительную пощечину и едва не потерял равновесия. Жаль было, что кожаная дамская перчатка смягчила удар, и довольный Валентин подумывал уже, как бы носком ботинка отвесить наглецу полновесный пинок под задницу, но, к его большому сожалению, подвергшийся обструкции студент не стал согласно заповеди подставлять обидчице вторую щеку, не принес ей свои извинения и не бросился наутек, а нанес ей оскорбление уже не морального плана, то есть сначала сунул ей под ребра жесткий свой кулак, чтобы потом без всякого уважения к противоположному полу за ворот плаща вышвырнуть строптивую бабу, тщетно пытавшуюся вздохнуть полной грудью, за ворота дачи. Ошеломленный насилием Валентин летел головой вперед, пока не растянулся в траве у обочины дорожки в полный рост, и счел необходимым притвориться оглушенным падением, что в конечном итоге стоило ему вывернутых и опустошенных карманов плаща, безвозвратной потери дамской сумочки с косметичкой и другими мелочами и сдернутых с ног новеньких шнурованных ботинок. Таким образом, отпрыск Беллы Финкель оказался банальным воришкой, зато, во-первых, своим подпадающим под действие Уголовного кодекса поступком заказал, что называется, себе дорогу на Моргуновскую дачу, а во-вторых, польстившись на имущество "оборзевшей проститутки", как он в процессе экспроприации материальных ценностей называл затаившего дыхание Моргунова, не решился лишить ее чести со всеми вытекающими отсюда последствиями, так что Валентин только порадовался такому исходу незапланированной встречи. В грязном плаще, без обуви и с испорченным макияжем он, отлежавшись до Сашиного бегства с места преступления, попал-таки в дом, зная, где спрятан запасной ключ, и уже там, сняв стресс рюмкой коньяка, произвел "разбор полетов", оставшись доволен сыгранной ролью женщины легкого поведения. А за кого еще, по вашему, мог принять переодетого мужика молодой человек? Ведь не за светскую же, ха-ха, красавицу!
   Воспоминания о курьёзном случае привели Моргунова в хорошее расположение духа, тем более, что Света, сама не подозревая, какую услугу оказывает мужу, вчера вечером приказала ему тоном, не терпящим возражений, срочно ехать на дачу, куда днём должен будет явиться какой-то нанятый ею электрик для проводки охранной сигнализации. Жена, видимо, уже сожалела о недавней грубой выходке, готова была идти на попятную, хорошо поразмыслив над доводами Валентина, но приказного тона, тем не менее, не оставила, ибо давно уже обращалась с мужем, как с собственным дворецким или, того хуже, дворником или кучером. По большому счёту Валентину было наплевать на её "аристократические" амбиции -- при любом раскладе он всё равно так или иначе выполнял бы мелкие распоряжения благоверной, хотя бы только потому, что кормился за её счёт да временами ещё и получал от жёнушки немного карманных денег, поэтому интонации Светланиного голоса мало трогали его. Теперь же, руководствуясь указаниями домоправительницы нужно было, между прочим, вставать, несмотря на то, что по меркам безработного было очень рано, однако приходилось учитывать время, необходимое на то, чтобы в спокойной обстановке, без всякой спешки навести обязательный внешний лоск, ведь ожидалась столь приятная для Валентина поездка "на фазенду" пусть и для встречи с неким работягой. А догадается ли сей труженик, или как его там еще величать, кто предстанет перед ним в образе хозяйки, пусть останется его личным делом! С другой стороны, Моргунову очень хотелось произвести соответствующее впечатление на незнакомого мужика, с которым придется общаться едва ли не весь день, и проверить на нем свое "женское" обаяние являлось для Валентина делом принципа, так что к сегодняшнему маскараду следовало отнестись с особым вниманием.
   Приняв душ, Валентин нагишом прошествовал в спальню, куда ему в присутствии супруги вход был заказан и где теперь он по-хозяйски залез в шкаф на Светкину полку, с тщательностью кокетки, идущей на свидание, выбрал там и надел на себя эластичные белые панталоны, приятно сжавшие ягодицы и еще более приятно надавившие на член, затем почти благоговейно натянул на ноги самые лучшие с его точки зрения колготки оригинального цвета, нарочно производя в процессе одевания характерные для женщин движения бёдрами, и наконец нацепил на грудь широкий бюстгальтер, в который вложил постоянно используемые для этой цели набитые ватой обрезки старых чулок, извлечённые им из потайного места, где хранились также шикарный парик и дорогие модельные сапоги соответствующего размера. Облачившись затем в коротенькую синтетическую сорочку с широкими лямками, Моргунов привычно посетил кухню, неторопливо позавтракал перед маленьким японским телевизором, картинно закинув ногу на ногу и любуясь своим коленом, и опять вернулся в спальню, где, усевшись перед зеркалом, занялся одним из любимейших своих занятий. Сегодня на грим ушло времени больше, чем обычно, хотя у Валентина и накопился уже достаточный опыт в этом кропотливом деле -- ведь именно перед "большой проверкой" ему хотелось очень тщательно отточить детали макияжа. Накладные ресницы, с которыми больше всего было возни, изрядное количество туши, тени для век, тональный крем цвета загара, немного румян, неброская качественная помада и так далее, и тому подобное -- после применения такого широкого ассортимента Валентину осталось только затянуть зачёсанные на затылок и тщательно прилизанные волосы тончайшей воздушной сеточкой, водрузить на голову пышный парик и дополнить общую картину бижутерией. Теперь внешний вид вызвал у "мастера камуфляжа" заметное удовлетворение, и после длительного самолюбования перед зеркалом, довольный качеством выполненной работы совершенно преобразившийся Моргунов неторопливо облачился в белую блузку с воротничком, натянул на бедра серые с отблеском лосины, и сунул ноги в высокие мягкие сапоги без каблуков. Дело довершили модная кожаная курточка до пояса, позолоченные дамские часики и тонкой кожи перчатки, стоившие в универмаге по меркам рядового обывателя неимоверных денег.
   Совершивший волшебное превращение, всегда страшно волновавшее его и вызывающее в нем невероятное сексуальное возбуждение, в миловидную, по своему собственному разумению, женщину средних лет, которая по всем канонам должна была непременно иметь должное воздействие на всяких там электриков, Валентин, который для полноты картины не прочь был, чтобы его называли Валентиной Васильевной, выбрал одну из многочисленных сумочек жены, бросил в неё кроме платочка, губной помады и запасных колготок ключи от дачи, кошелёк с деньгами, выделенными Светланой и предназначенными мастеру, пачку сигарет и уверенно направился на улицу. Взгляды мужчин его не очень смущали, походка была раскованной и даже кокетливой, фигура неплохой -- ведь недаром жена после свадьбы постоянно подсмеивалась над женственной внешностью мужа и его в меру смазливой физиономией, -- а голос, хотя и был довольно низким, по признаниям многих знакомых скорее напоминал женский, а не мужской, так что Валентина Васильевна чувствовала себя вполне в своей тарелке и, поверьте, комплексовать из-за физиологических особенностей организма отнюдь не собиралась. Между прочим, как-то раз на новогодние праздники в одной весёлой компании Светка уговорила Валю изобразить перед гостями Снегурочку, и роль так удалась ему, что суеверная супруга больше не повторяла своих шутливых экспериментов.
   В дачном посёлке, куда народ стекался пока в основном только на выходные дни, царила тишина и спокойствие, и добравшийся сюда без особых приключений Валентин, пройдя от остановки автобуса по тропинке через рощицу, быстро достиг своего, если так можно сказать, участка, открыл дверь, снял в прихожей курточку и перчатки и уютно расположился в холле, так как ещё оставалось достаточно времени до прихода электрика. Чтобы не терять времени даром, он решил заняться маникюром, принявшись осторожно наклеивать на пальцы длинные пластиковые ногти и ровным слоем наносить на них лак, так что ожидание нисколько не утомляло его и прошло поистине плодотворно.
   Работяга-электрик оказался молодым человеком на удивление интеллигентного вида, приехавшем на небольшом импортном автомобиле белого цвета, который был ловко загнан через ворота во двор и оставлен под вместительным навесом в ожидании хозяина. Парень представился хозяйке Вадимом, шутливо осведомился, требуется ли от него показать рекомендательные письма, после чего наскоро облачился в джинсовый комбинезон, без лишних разговоров достал из багажника чемоданчик-кейс с инструментом, моток провода, какие-то коробки с импортными наклейками и тут же, без всякого перекура занялся делом, облазив для начала снаружи весь дом и прикинув начерно фронт работ. Валентин по ходу осмотра дал ему кое-какие пояснения, исподволь разглядывая шустрого специалиста и походя стараясь определить, какое впечатление произвёл на того сам. Его неимоверно злили все эти преуспевающие мастера на все руки, деловые и коммуникабельные парни, быстро освоившие незатейливые по сути своей западные стандарты ремонтных работ и благоустройства жилья и теперь зарабатывающие неплохие деньги на этом, бесила их самоуверенность и апломб. "И откуда вы, шустрые такие, берётесь? -- мрачно думал Валентин, вспоминая своё наивное желание хоть куда-нибудь устроиться на работу в то время, когда ему, умевшему заниматься одним единственным любимым делом, освоенным в институте и на производстве, везде давали от ворот поворот. --И где вы только всему успели научиться, деловые мои? Вот уж недаром про таких говорят, что за рубль они и в церкви не прочь громко воздух испортить!"
   Внешне Вадим выглядел молодым человеком среднего роста, не особенно крепкого телосложения, с излучавшей добродушие физиономией, обрамлённой довольно длинными рыжеватыми волосами, выбивавшимися из-под тесно сидящей на затылке синей бейсболки, а небольшие рыжие усики-щёточки придавали ему несколько наивный вид. Бейсболка, кстати, тоже вызывала у Валентина чувство неприязни, но, постепенно видя, как парень ловко и аккуратно прокладывает проводку, "работодатель" немного смягчился и, заметив изредка бросаемые в свою сторону косые взгляды электрика, вынужден был приветливо улыбнуться и отправиться согласно законам гостеприимства на кухню, чтобы приготовить мастеру скромное угощение.
   В доме было прохладно, и Валентин, не снимая мягких удобных сапог, затопил для начала камин в холле и только потом принялся на кухне нарезать небольшие бутерброды, немного расстроенный воспоминаниями о недавнем прошлом. Между тем, Вадим постепенно переместился в дом и занялся окнами первого этажа, а когда добрался до просторной кухни, Валентин уже сидел здесь в кресле-качалке, небрежно закинув ногу на ногу, и потягивал из бокала красное сухое вино. Небольшая доза спиртного располагала к беседе, и "хозяйка", чтобы начать ни к чему не обязывающий, легкомысленный разговор, предложила электрику сигареты.
   --Спасибо, я не курю, -- дружелюбно улыбнулся Вадим, зачищая конец толстого провода ножом. --А то ведь с перекурами какая это работа? Да?
   --Боишься, что всех денег не успеешь заработать? -- ехидно подковырнул его Валентин.
   --Всех -- не всех, а сачковать не люблю, так как благополучие моё напрямую зависит только от меня самого, от моего трудолюбия и от моих рук!
   --Ты женат? Семья у тебя есть? -- не особенно разводя церемонии, прямо спросил Валентин, закуривая дамскую сигарету и с неким патологическим удовольствием оставляя на фильтре следы помады.
   --Да нет, не сподобился! Мороки много с ними, с женщинами то есть.
   --А что, с мужиками проще?
   --Ещё как, -- почесал затылок Вадик и спросил без перехода, --а меня здесь вроде бы хозяин должен был встретить? Муж ваш, то есть, Светлана Петровна... Так вы, по крайней мере, мне по телефону сказали.
   --Занят он, работы много. Такой же трудоголик, как и ты, -- рассмеялся Валентин, которого парень принял за Светлану. --Что ж, тебе с ним проще было бы? А? Кстати, можешь меня просто Светой называть.
   --С хозяином всегда проще дело иметь. У женщин капризов слишком много, но, правда, с вами, Света, этого пока нет! -- Вадим обернулся к "хозяйке" и как-то по-особому хитровато блеснул глазами.
   --Ладно, не льсти, шалопай! -- буркнул Валентин, злясь сам на себя, так как парень явно нравился ему, в чем признаваться определенно не хотелось ни себе, ни гостю.
   Пока Вадим возился у входной двери, Валентин с женской тщательностью накрыл стол, поправил перед зеркалом причёску и чуть брызнул на себя дезодорантом. Ему хотелось по полной программе разыграть гостя, пофлиртовать с ним для виду, чтобы немного поиздеваться над самоуверенным парнем и поставить того в неудобное положение, доказать, что не всегда всё гладко бывает в жизни у этих неплохо устроившихся прохиндеев, и он с нетерпением ждал, пока электрик наконец освободиться и "поступит" в его полное распоряжение. Так что, когда Вадим закончил работу и появился в холле, Валентин, стоя у камина, нетерпеливо кивнул ему на кресло рядом со столиком, на котором красовалась закуска, небольшой кофейник и бутылка вина. Электрик, не ломаясь, уселся на указанное место и без стеснения потянулся к чашке.
   --Сиди, я тебя обслужу, -- Валентин налил ему кофе. --Вина выпьешь?
   --За рулём, -- помотал головой Вадим. --Да и не люблю я этого.
   --И всем-то ты хорош, Вадик! Ну, прямо идеальный жених, что тут скажешь! Наверно, от невест отбою нет?
   --Представьте, Светлана, отнюдь! Льнут в основном замужние женщины и вовсе не с намерением создать новую семью, -- наивными глазами глядя на "хозяйку", быстро ответил парень и откусил хороший кусок бутерброда.
   --Ну, ты и нахал! -- махнул наклеенными ресницами Валентин, чувствуя, что задуманная интермедия никак не вытанцовывается стараниями острого на язык Вадима. --Небось, у тебя и высшее образование есть?
   --А как же! Лесотехническая академия за плечами. Закончил, без похвальбы скажу, с отличием!
   --Сколько я тебе за работу должна, лесотехник?
   --Ну что вы, об оплате позже. Деньги беру только после обкатки и приемки в эксплуатацию. В принципе, как набирать код, написано в инструкции, справитесь сами, а повидаться так или иначе нам с вами еще придется, уважаемая Светлана Петровна. Тогда и поговорим о деньгах. А вот кофейку мне ещё налейте, будьте ласковы!
   Неопределённо хмыкнув в ответ, Валентин потянулся к кофейнику, не зная толком, как реагировать на двусмысленную фразу, в то время как Вадим вдруг ловко поймал запястье его руки и сильно потянул, вернее почти рванул на себя. Моргунов от неожиданности потерял равновесие, качнулся вперед, едва не опрокинув столик и диковинным образом в один миг очутился прямо на коленях у ловкого гостя, смешно дрыгнув в воздухе ногами в модных сапожках. Не имея при этом никакой опоры, напрасно пытался он, смешно пыхтя от усилий, возмущённо дёргаться в крепких объятиях, всё бесполезно -- рука его была словно тисками сжата цепкими пальцами и почти завёрнута за спину. Практически сразу губы Вадима, пахнувшие кофе с молоком, накрыли Валентину рот и запечатлели на нём чувственный продолжительный поцелуй, и всё это произошло настолько внезапно, что Валентин не сразу сообразил, что же происходит с ним на самом деле. Да и после какая-то странная томная слабость овладела всем его телом, затуманила мозг, и первое порывистое желание любым способом вырваться на свободу быстро улетучилось прочь. Он никогда не предполагал, что мужской поцелуй может быть таким чувственным, в отличие от смазливых женских лобзаний, а может быть, в таком восприятии событий было виновато то обстоятельство, что практически никогда раньше инициатива поцелуя исходила не от него, касалось ли это интимных отношений с женой, которая вообще не слишком любила целоваться по жизни, или любовниц, как правило обладавших достаточной скромностью и интеллигентностью. Светлане, как уже говорилось, Валентин изменял крайне редко (и никогда с мужчиной!!!), не находя в случайных скороспелых случках никакого смысла и особенного удовольствия, теперь же в конкретной неестественной ситуации в противоположной по смыслу роли испытал целую гамму совершенно новых чувств, мимолетно заметив с вящим удивлением, как в тугих его дамских панталонах зашевелился инертных до сих пор член, медленно, но верно наливаясь силой. На мгновение Моргунов отчетливо представил себя слабой беззащитной женщиной, томной дамой, расслабившейся кокеткой и с трудом подавил в себе желание прижаться всем телом к торсу этого уверенного в себе и давно утвердившегося в жизни молодого человека, однако позорная кратковременная слабость в результате стоила ему довольно дорого.
   Пока вихрь сменявших друг друга со скоростью света мыслей проносился в голове переодетого женщиной хозяина, ушлый работник, не теряя времени, действовал напористо и нагло. В процессе поцелуя его пальцы грубо оттянули лосины на животе Валентина, безапелляционно протиснулись в них, пСходя преодолели тугую резинку панталон и углубились в самый низ, неизбежно наткнувшись на предмет, физиологически отличающий сильный пол от слабого. Можно было, конечно, предполагать, что нахальный электрик стремился найти там вовсе не то, что обнаружил, однако дальнейшие его действия, которые просто сразили Валентина как морально, так и физически, не оставляли никакой надежды на заблуждение "ловко разыгранного" с помощью маскарада наглеца. Шершавая безжалостная ладонь -- ладонь истинно рабочего человека, а не белоручки -- безо всякой нежности облапила и сжала только-только привставший член, которому уже становилось тесно в эластике панталон, да так, что "Светлана Петровна" с воем подскочил на месте, едва не свалившись с гостеприимных колен. Впрочем парень, прекратив, естественно, жаркий поцелуй, сам сдёрнул "даму" прямо за член на пол, отчего Валентин заорал не своим голосом и в дикой ярости, обусловленной невероятной болью, попытался даже ударить обидчика.
   --Но-но, Светочка, не стоит драться! -- Вадим так крутанул ладонью, что Валентин, снова заорав благим матом, поспешил вздёрнуть руки вверх и в отчаянии растопырил пальцы с длинными накрашенными ногтями в стороны, как бы признавая свое поражение. --Вот видишь, я ведь говорил, что с мужиками гораздо проще. Разве можно было бы договориться с тобой так быстро, будь ты той, за кого себя выдаешь?
   Вадим отработанным приемом подсёк Валентину ноги, и тот грохнулся на колени, отчаянно дрожа всем телом и часто тряся головой. Парень же, не отпуская члена и держа пленника за шею, запросто вдавил его в кресло лицом, а когда убедился, что тот и не помышляет о сопротивлении, разом сдёрнул с его задницы лосины вместе с панталонами и колготками.
   --С ума сошел, дурак? Что же ты, гадёныш, делаешь?! - только и сумел прохрипеть неудавшийся актёришка, боясь делать резкие движения и ощущая, как безжалостные пальцы всё сильнее сжимают ему мошонку. --Прекрати свои дурацкие шутки!
   --Шутки?! Да уж какие тут шутки, милый! -- тотчас отозвался Вадим и без промедления принялся коленями раздвигать ему ягодицы.
   Обалдевший Валентин всё ещё не хотел верить в происшедшее, всё еще тешился мыслью выйти сухим из воды, всё еще надеялся на чудо, а в задний проход его уже неуклонно втискивалось нечто упругое и, кажется, длинное, причем согнутому в бараний рог с явно определенной целью беспомощному мужчине не приходилось сомневаться в идентификации этого "нечто". В ужасе Моргунов попытался ещё дёргаться, насколько это возможно было в его положении, совершал некие беспомощные телодвижения, но неловкость попыток привёла лишь к тому, что бедняга едва вовсе не лишился своего пениса, и, сознавая бесперспективность сопротивления, вынужден был подчиниться притязаниям насильника.
   Просмотрев за время вынужденного безделья множество американских боевиков с обилием гомосексуальных сцен, Моргунов всегда воспринимал скоротечность развития таковых более чем скептически и всегда считал, что вставить член в чью-то задницу не так уж и просто, если не сказать, достаточно трудно или даже практически невозможно, учитывая размеры прохода и отнюдь не железную твердость прибора, но по странному стечению обстоятельств сам-то и был насажен на внушительный (так уж ему казалось!) фаллос едва ли не стремительно -- во всяком случае без проблем и теперь только кряхтел, чувствуя, как распирает жопу посторонняя "вставка". Электрик же, следуя своим жизненным принципам, не терял времени и сначала медленно, а потом всё увеличивая темп, принялся буквально натягивать на такую вот вставку скрипящего зубами и глухо охавшего хозяина, который головой со сбившимся набок париком при каждом поступательном движении "партнёра" неуклюже тыкался головой в спинку кресла и елозил коленями по полу. Синхронно с колебательными движениями бёдер Вадима двигалась и ладонь, сжимавшая Валентину мошонку, возбуждая и без того надроченный член, и одновременно с болью в заднице ошеломлённый Моргунов испытывал и совершенно неуместную сейчас, просто-таки навязчивую тягучую истому в паху. При этом перемещавшийся в его заднем проходе и интенсивно шуровавший там "поршень" уже казался ему не просто внушительным, а поистине огромным -- таким огромным, что размеры позволяли ему проникать в Моргуновские внутренности едва ли не до самого желудка.
   Бешеная скачка продолжалась для попавшего в переплет по собственной глупости Валентина бесконечно долго, и с течением времени он уже плохо воспринимал окружающую действительность, оглашая пространство холла громкими (бабскими!?) вздохами и стонами пока его собственный член, не выдержав терзаний грубой руки, внезапно с силой не разрядился струёй спермы прямо в пол. Тогда, взвизгнув тонким голосом, Моргунов непроизвольно вцепился пальцами в обивку кресла, ломая наклеенные накануне ногти, колени его словно по льду разъехались в стороны, а из отполированной стараниями мастера задницы с громким издевательским чмоканьем выскочила наконец надёжная и прочная "затычка", при этом с губ на подбородок оттраханного извращённым способом неудачника поверх размазанного грима обильно текли смешанные со слезами злости слюни, а всё тело его сотрясалось от конвульсивных судорог.
   Между тем, во власти своих глубоких переживаний нравственного характера, а также под воздействием физического дискомфорта в заднем проходе Валентин даже не заметил, что его больше никто не удерживает в нелепой скрюченной позе, и, только окончательно съехав с кресла на пол в лужицу собственной спермы, осознал этот оптимистичный факт, после чего суетливо подтянул колени со спущенными на них лосинами к животу и уткнулся в них лбом, закрыв глаза от стыда и унижения. В тот же миг на улице послышался слабый звук отъезжающей машины, и вокруг воцарилась тишина, нарушаемая только треском догорающих в камине дров, -- это по-английски, не прощаясь, покинул гостеприимный дом неожиданный любовник хозяина, не только выполнивший, но и перевыполнивший план производства работ на сегодняшний день.
   Сама мысль о том, что сейчас здесь, в дачном холле он совокуплялся с мужчиной, причем в роли пассивной стороны, вызвала у Моргунова неимоверное отвращение, и его тотчас едва не стошнило прямо на пол. И если он до сегодняшнего дня никоим образом не числил себя банальным извращенцем, то ныне сознавать себя самым что ни на есть полноценным педерастом было не очень-то приятно даже при том, что в процессе потери невинности им было, кажется, испытано некоторое постыдное наслаждение, в чём бедняге страшно было признаться самому себе. Надо ли повторять, что общее впечатление от происшедшего являлось негативным и омерзительным и повергало Моргунова в шок, правда, уже чуть позже ему, стоявшему в душе под струями горячей воды, пришла в голову мысль, что, может быть, случившийся с ним нынче неприятный конфуз на самом деле есть кара за тупое и бессмысленное прожигание жизни, за каждодневное пустое времяпрепровождение и, если разобраться, глупое и никчемное увлечение женскими тряпками, называемое в приличном обществе фетишизмом, так что причины и следствия сей кары ему еще необходимо было осмыслить на свежую голову.
   Короче, возвращался Валентин домой в подавленном настроении, переодевшись, понятное дело, в мужскую одежду, а женскую уложив в спортивную сумку, и до самого порога квартиры его так и преследовал стыд за участие в противоестественном половом акте. Ко всему прочему сникшему буквально на глазах неудачнику казалось, что все вокруг обращают на него внимание, будто на нем вообще нет никакой одежды, и от этого он чувствовал себя на людях ещё более неуютно, чем тогда, когда впервые выбрался на улицу в дамском костюме и парике. В довершение же сегодняшних похождений его, собиравшегося в тиши квартиры вволю потосковать и поплакаться себе самому в жилетку, поджидало еще одно крупное разочарование, ибо к его сильнейшему неудовольствию и раздражению дома находилась дочь, которая, кстати говоря, тоже не возликовала при появлении папаши, и воистину обоюдная встреча не добавила обоим бодрости и оптимизма.
   --Тебе же мать велела на даче быть? -- буркнула Оля вместо приветствия, увидев отца в прихожей.
   --Там мне делать больше нечего, -- виновато ответил Валентин, стараясь не смотреть дочери в глаза, и потащился на кухню, где достал из холодильника запотевшую бутылку водки и налил себе до краёв большую гранёную рюмку прозрачной жидкости, которой давненько не брал в рот.
   Однако, когда он поднёс ёмкость с успокоительным ко рту, то, ненароком подняв глаза, заметил стоявшую в двери Олю в спортивном импортном костюме, кроссовках и залихватской бейсболке, в вырезе которой на затылке торчал толстый пучок волос, и вызывающий вид американизированной дочурки заставил его поперхнуться еще до принятия дозы.
   --Ты чего, а? -- осведомился отец с кислой миной, и от ответного взгляда Ольги ему окончательно расхотелось пить.
   --Слушай, дорогой папаша, -- в голосе дочки отчётливо звучали презрительные нотки, -- ты бы трансформировался на вечерок куда-нибудь отсюда, а? Большая просьба к тебе... Не сочти уж за труд!
   --Это ещё почему? -- в другое время Валентин не стал бы препираться ввиду полной бессмысленности любых споров с "молодым поколением", но сегодня тон дочери и её молодёжный жаргон неприятно задели его.
   Только сейчас он заметил, что перед ним стоит вылитая не столько по внешности, сколько по характеру жена, хотя упрямые узкие губы, большие выразительные глаза и гладко зачёсанные под шапочкой волосы очень напоминали ему Светку Кузнецову в молодости. Также понятно было, что воспитание Ольги Валентин давно и основательно прошляпил, и теперь ему оставалась лишь привилегия молчать и выслушивать ехидную дочкину тираду.
   --Видишь ли, уважаемый "батоно", дело в том, что дедуля подыскал мне репетитора -- я ведь в "универ" поступать собираюсь... Ты в курсе? -- в её голосе сквозила прямая издёвка, ибо отец практически не интересовался делами дочери. --Так вот, сегодня у нас первое, так сказать, занятие...
   --Очередной преподаватель, что ли? А предыдущие куда испарились? -- По глазам Ольги Валентин определил немереное удивление его осведомлённостью.
   --Не проявили себя на ниве воспитания. Так ты уйдёшь?
   --А что, я мешаю?
   --Ну подумай сам, зачем тебе здесь тусоваться? Я буду себя стеснительно чувствовать, вот и всё... Сходи, посиди в кафе, что ли? Я тебе денег дам.
   От такого цинизма Валентин опешил, но, всё ещё находясь под впечатлением дачных похождений, смолчал в очередной раз, не желая устраивать скандала. Сейчас ему по-настоящему захотелось выпить, только обязательно не здесь, в этом насквозь пропитанном фальшью доме, а где-нибудь на приличном расстоянии отсюда -- в кафе, забегаловке или в пивной -- среди нормальных простых людей. К тому же дурацкая бейсболка на голове у дочери вызывала у него неприятные воспоминания о чертовом электрике, и уже из прихожей он с иронией крикнул дочери, только для того, чтобы последнее слово осталось за ним:
   --Хоть оденься приличней, американка ты наша!
   --А вот это, между прочим, не твоё дело! -- донеслось из кухни ему вслед. --На себя-то посмотри!
   --Умники, мать вашу так! - зло обозвал неизвестно кого не нашедший, что более сказать, Валентин и хотел было хлопнуть входной дверью изо всех сил, но в последний момент передумал, тихо прикрыл её и понуро побрёл по лестнице вниз, забыв про существование лифта.
   Как уже упоминалось, несусветный папаша да и мать тоже, мало интересовались школьными успехами дочери, и, с одной стороны, понятно почему. Училась Ольга Моргунова почти что отлично, хотя и демонстративно отвергала советскую систему образования по причине преклонения буквально во всём перед Соединёнными Штатами Америки, обожания американского образа жизни и желания вести себя в стенах школы по-американски раскованно и свободно, что служило постоянным катализатором конфликта с "замшелыми" учителями, которые, благодаря Олиной успеваемости, вынуждены были смотреть сквозь пальцы на её открытые демарши и подростковое (тинейджерское!) фрондёрство. Своё будущее шестнадцатилетняя девица собиралась устраивать исключительно заграницей и первой ступенью в карьере там считала получение высшего образования на родине, испытывая, правда некоторые сравнительно малые трудности с английским, что было, в принципе, делом наживным ? ведь мать не жалела для обучения дочери никаких денег. Репетиторы же попадались все как на подбор один тупее другого, и Оля не очень-то церемонилась с ними, доводя до белого каления и забивая, в конце концов, что называется, интеллектом. Вообще, девчонка считала всех взрослых глупцами и "тормозами" и не собиралась ни на грош следовать их дурацким наставлениям.
   Мать во многом баловала единственную дочурку, и у Ольги не было недостатка в прикидах и карманных деньгах, но дело состояло в том, что дочь любила одеваться просто и демократично и таким же образом вела себя с молодыми людьми. У неё было несколько приятелей-интеллектуалов среди молодёжи, с которыми она водила закадычную дружбу, однако с кем попало, как это бывало со многими её подружками, Ольга Моргунова не спала и старалась не очень-то подпускать к себе всяческих донжуанов, ожидающих от девицы лишь одного. Не так давно, кстати, за ней ухаживал Шурик Прокофьев, которого она называла на западный манер Алексом и который был одним из немногих допущенных ею к телу поклонников, собственно говоря, и лишивший её девственности, правда вёл он себя в постели по обыкновению так неумело и грубо, что в интимных делах быстро получил от ворот поворот. Приятельские отношения, тем не менее, между ними сохранились, и Оля даже иногда по его слёзной просьбе тайком от родителей давала ему ключи от дачи, куда тот, по слухам, возил знакомых ткачих из рабочей общаги. После Шурика Ольга имела ещё пару кратковременных романов, оставивших у неё не самые приятные воспоминания о сексе, и, в конце концов, девчонка, начитавшись дамских романов и насмотревшись американских фильмов, решила про себя, что полностью фригидна, и отложила любовные страсти до будущих времён, когда какой-нибудь настоящий мужчина, лучше всего пожилой и умудрённый жизненным опытом, сумеет разбудить её временно "усыплённую" плоть. Часто она ловила на себе похотливые взгляды Сашиного отчима и дедовского приятеля Иосифа Финкеля, но этот неопрятный пожилой еврей не тянул на роль благородного героя-любовника, так что, исходя из всех этих соображений, будущая "королева" российской эмиграции решила сосредоточиться на учёбе и надеялась, что найденный дедом очередной репетитор окажется, наконец, приемлемым для неё типом.
   Увы, ожиданиям Оленьки Моргуновой не суждено было сбыться, ибо новая классная дама оказалась абсолютно такой, какой её больше всего боялась увидеть без пяти минут абитуриентка университета! К её вящему ужасу Нонна Эдуардовна оказалась угловатой и плоской, как доска, женщиной неопределённых лет, по виду настоящей старой девой в чёрном старомодном пиджаке, длинной широкой юбке, дешёвых капроновых чулках телесного цвета и жутких остроносых ботинках без каблуков на ногах. Её крашеные в радикальный чёрный цвет волосы имели стрижку "каре", под носом этой уродины чернели хорошо заметные со стороны усики, а на щеке разместилась подчернённая тушью крупная родинка, так что единственным, чем могла гордиться сия "красотка", были густые длиннющие, истинно кукольные ресницы, а также тщательно ухоженные ногти, покрытые опять же чёрным лаком. Тётка, видимо, пыталась изображать из себя роковую женщину, и об этом так и кричали её глаза, чрезмерно подведенные чёрной тушью по моде семидесятых годов. Особенно же убила Ольгу пошлая косынка у той на шее, да ещё идиотская серебряная цепочка, нацепленная на щиколотку правой ноги поверх чулка, которая едва не вызвала у девчонки гомерический смех.
   Нонна Эдуардовна, в отличие от ученицы, не проявила к личности той ровным счётом никакого интереса и даже не дала себе труда сделать замечание по поводу спортивного стиля Олиной одежды, а ведь хитрая девица рассчитывала на обратный эффект, особенно стараясь досадить "классной даме" своей так и не снятой с головы за столом бейсболкой. В общем, пока Ольга размышляла, каким ещё изощрённым способом подколоть эту мымру, репетиторша спокойно расположилась на новом рабочем месте в гостиной, положив на стол свою потёртую, видавшую виды сумочку, из которой сразу извлекла толстую тетрадь, ручку и какие-то засаленные брошюры. Ольга с вызывающим видом уселась напротив, решив для начала блеснуть недюжинными знаниями в иностранном языке, но, когда Нонна с пристрастием взялась за проверку способностей своей подопечной, той пришлось довольно туго, хотя она была высокого мнения о своём уровне английского. Как оказалось, у воспитанной в основном на отвратительно дублированных американских боевиках Ольги оставляло желать лучшего произношение, по сути далёкое от классического, на что и указала ей репетиторша с таким высокомерным видом, что немедленно вызвала у девчонки приступ бешенства. Олю сильно задело то обстоятельство, что эта старая дева в чём-то имеет превосходство над ней, и, не долго думая, вздорная капризная девица начала потихоньку саботировать щедро оплаченное матерью занятие. Однако, Нонну Эдуардовну саботаж нисколько не смутил, и она как ни в чём не бывало продолжала вести урок, только на губах её всё чаще стала появляться ехидная улыбочка, страшно выводившая из себя ученицу. Ольга и не заметила, как вместо того, чтобы всласть посмеяться над этой сушёной селёдкой и серией изощрённых ходов довести её до белого каления, сама попалась на ту же самую удочку, что приготовила для гостьи, и вскоре терпение её лопнуло, после чего тетрадь для домашних заданий, куда только что записывались диктуемые менторским тоном фразы, птицей полетела в сторону.
   --Ну, ладно, хватит! -- Оля откинулась на спинку стула и вызывающе сплела руки на груди.
   --Я ещё не закончила занятие, -- ледяным тоном ответила женщина и продолжила диктовку, как будто тетрадь лежала на столе, а не в углу на ковре.
   --Мне надоело! Я устала!
   --От усталости хорошо помогают поливитамины и свежие фрукты. Хотя в твоём возрасте должно хватать силёнок на двухчасовой урок. Имей в виду, у меня жёсткая почасовая оплата, и своё время я намерена отработать полностью.
   --Можете не волноваться, вам заплатят сполна! -- дёрнула плечом Оля, презрительно глядя на репетиторшу. --А вот меня не нужно считать слабенькой девочкой.
   --Ты сама хочешь казаться такой, -- Нонна с прямой спиной сидела перед девчонкой, скучным взглядом глядя на неё.
   --Вот как? А какой хотите казаться вы? Сказать вам?! -- Ольга всё больше выходила из себя, поистине "срываясь с тормозов".
   --Ну-ну! С удовольствием послушаю, только закурю с твоего позволения, -- Нонна Эдуардовна достала из сумочки пачку дешёвых болгарских сигарет, встала и, подойдя к окну, приоткрыла балконную дверь.
   --Вы, конечно, считаете себя самой образованной, умной и интеллигентной дамой, не так ли? Но сами не замечаете или не хотите замечать того, что кроме своего английского не знаете и не умеете больше ничего! Но вам нравиться учить кого-нибудь не только иностранному языку, но и жизни вообще. Это доставляет вам глубокое удовлетворение. Разве не так?
   --Интересно, -- огромные ресницы преподавательницы взметнулись вверх, ? очень интересно. Ну, а ты? Ты сама-то умеешь что-нибудь делать в жизни, прежде чем поучать взрослых и обвинять всех нас скопом в ретроградстве и слабости?
   --Я?! -- оторопела Ольга, невольно поднимаясь со стула. -Умею ли что-либо я?! Да я-то умею многое, уважаемая Нонна Эдуардовна, хотя в два с лишним раза младше вас. Это не я, а вы ничего не хотите знать и уметь!
   Девчонка перешла почти на крик, сверкая большими глазами и лихо сдвинув бейсболку на затылок, потом сорвалась с места, кинулась к пианино, резко откинула крышку и с ходу принялась наигрывать достаточно сложные популярные мелодии.
   --Вот это вы умеете? -- гневно вопрошала она. --Это вам доступно?
   Поскольку мымра молчала, девчонка тут же оставила инструмент в покое, бросилась на середину комнаты и сделала несколько сложных гимнастических упражнений, демонстрируя свою действительно отличную гибкость.
   --Как вам нравится это? А это?
   Подсев к компьютеру, она принялась с молниеносной быстротой нажимать пальцами на клавиатуру, совершенно свободно ориентируясь в появляющихся на экране окнах.
   --Ну, а это? - уже вовсе не обращая внимания на женщину, Оля выхватила из секретера планшет с листами бумаги и карандашом быстро набросала ехидный и очень точный шарж на свою репетиторшу.
   --А сможете ли вы постоять за себя в экстремальной ситуации? - прозвучал громкий победный вопрос, и, опять оказавшись на середине комнаты, покрасневшая от гнева энтузиазма девица быстро продемонстрировала несколько приёмов карате, под конец эффектно сбив ногой стул. -Или, если хотите, я могу обыграть вас в шахматы! А умеете ли вы танцевать? Одеваться со вкусом? Любить!? Посмотрите же, наконец, на себя со стороны трезвым взглядом! Что вам остаётся в жизни? Только нудно болтать по-английски, пусть с прекрасным произношением и без ошибок!?
   Выдав эту тираду, запыхавшаяся Ольга, уперев руки в бока, иронически смотрела на Нонну Эдуардовну. А та как раз затушила докуренную сигарету в большой хрустальной пепельнице и отнюдь не была ни капли смущена обвинениями, как будто каждый день выслушивала подобные высказывания помногу раз и уже страшно устала от них, и только кривая усмешка затаилась в уголках её слегка подкрашенных ехидных губ.
   --Значит, такие как я неумёхи не имеют права на жизнь? Не должны своим видом портить вам настроение? -- раздельно тихим голосом произнесла она.
   --Да живите вы, чёрт вас возьми, живите! Только не лезьте к другим со своими плоскими, никому не нужными наставлениями и своим долбаным знанием жизни! -- патетически бросила ей в лицо старшеклассница, считавшая, что уже навзничь опрокинула и смешала противницу с землёй.
   Нонна Эдуардовна, опустив голову, некоторое время молчала, потом, по-старушечьи приволакивая ноги в старомодных ботинках, отошла от балконных дверей, и Ольга, остывая, подумала, что слёз этой мрачной реликтовой тётки здесь только и не хватало и что, может быть, зря была затеяна вся эта цирковая программа с целью поставить бабу на место.
   Но выяснилось, что аттракцион только ещё начинается, ибо Нонна Эдуардовна вдруг гордо вскинула голову, быстро приблизилась к пианино и, изящным жестом откинув крышку, принялась профессионально играть что-то из классики, да с таким упоением, что у девчонки глаза полезли на лоб от удивления. Приходилось признать, что играла тётка не просто хорошо, а классно, совсем не глядя на клавиатуру, и Оля заворожено смотрела на её пальцы до тех пор, пока музыка не оборвалась.
   --А инструмент неплохо было бы настроить, если, конечно, тебе он будет нужен в будущем, -- раздался вдруг в наступившей тишине насмешливый голос репетиторши, которая уже подходила к компьютеру, на котором моментально без всякой подготовки просмотрела несколько файлов, проделала какие-то сложные манипуляции с ними и после этого всем корпусом обернулась к его владелице.
   --Программное обеспечение почаще обновлять надо, девочка, да и комп твой давно устарел морально. Скажи маме, пусть заменит.
   Ольга, во все глаза смотревшая на женщину, только молча открыла и закрыла рот, больно прикусив зубами нижнюю губу. А Нонна Эдуардовна, двумя пальцами брезгливо подняв листок с на скорую руку, кое-как набросанным шаржем, который уже не казался девчонке удачным, отложила его в сторону и сама принялась рисовать на чистой бумаге, бросив предварительно короткий взгляд на собеседницу, и вскоре та из-за плеча репетиторши увидела на рисунке саму себя в голом виде с соской во рту и бейсболкой на голове.
   --Я тебе принесу нормальные карандаши, а это барахло выкини или малышам отдай в ясли, -- "мымра", посмотрев Оленьке прямо в глаза, вышла на середину комнаты и повернулась к ней лицом, подтянувшаяся и даже как-то постройневшая на глазах.
   Ну, а то, что она проделала уже через мгновение, без преувеличения повергло девицу в шок и окончательно сбило с толку. Моргая ресницами, Оля в оцепенении наблюдала, как Нонна Эдуардовна, расстегнула свою длинную юбку, которая тут же упала на пол, грациозно переступила через неё и вдруг сделала несколько махов ногами, поочерёдно задирая их вертикально вверх, чуть ли не за голову. Причём, под снятой её юбкой обнаружились крепкая задница, туго затянутая в широкие эластичные панталоны, сильные бёдра и неплохие мускулистые икры в чулках, пристёгнутых к узкому поясу, так что не приходилось спорить ? у репетиторши отличная спортивная фигура, за которой та явно внимательно следит и которой не без оснований гордится.
   Между тем, пока обалдевшая школьница во все глаза разглядывала свою обидчицу с ног до головы, та сбросила с себя пиджак, оставшись в трикотажной футболке, сняла с ног ботинки и, легко сделав продольный и поперечный шпагаты, вновь упруго вскочила на ноги, причём дыхание у неё оставалось абсолютно ровным и спокойным.
   --В шахматы я с тобой, пожалуй, играть не буду, а вот как ты держишь удар, проверить могу!
   Оля не успела и глазом моргнуть, как грозно сузившая глаза женщина приняла боевую стойку и без промедления бросилась на неё. Нападение было столь неожиданным, что только тогда, когда пятка в уплотнённом капроне чулка мелькнула возле самого лица девчонки, та поняла - это вовсе не шутка, а прямой и недвусмысленный вызов. Ярость овладела ею, и она, сорвав с головы дурацкую бейсболку, тоже приняла боевую стойку и, очертя голову, начала схватку. Обе отнюдь не играли, а старались нанести противнице чувствительный ущерб каждым ударом, и кроссовки Ольги тоже опасно резали воздух на уровне лица репетиторши, но та отлично владела техникой блоков, и практически ни один удар не был ею пропущен и не достиг цели, зато девчонка не в меру увлеклась наступлением и получила пару режущих тычков краем стопы в корпус, едва удержавшись после них на ногах. Она быстро выдохлась и тяжело дышала, обливаясь потом, чего не сказать было о Нонне Эдуардовне, которая выглядела вполне бодро на фоне партнёрши по серьёзной игре. Так что, видя её очевидное превосходство и каждой клеточкой тела чувствуя, как силы тают, Ольга, чтобы совсем не потерять лицо, вынуждена была перейти к ударам руками. Как раз в этот момент женщина ловко и незаметно для Ольгиного глаза ухитрилась применить иной стиль борьбы и, легко перехватив занесённую тонкую руку девочки за запястье, перебросила зазевавшуюся противницу через бедро. Ковёр смягчил падение, но всё равно ученица позорно растянулась животом на полу, и наставнице оставалось только без труда завернуть ей руку за спину и, поймав за хвост волос, оттянуть голову назад. Оленька с багровым лицом, до предела задранным вверх подбородком и выкаченными из орбит глазами только хрипела, не помышляя ни о каком сопротивлении, и плохо понимала, как очутилась в таком беспомощном положении, да и что, вообще, произошло с ней в последние минуты схватки.
   Тем временем, почувствовав, что тело девчушки обмякло, одержавшая чистую победу Нонна Эдуардовна сгребла поверженную партнёршу по раунду в охапку, бросила спиной на диван и сама без всякого почтения и скидки на возраст побеждённой уселась ей на живот, безжалостно потянув за ладони Оленькины руки и прижав их к мягкому подлокотнику у той над головой. Не на шутку испуганная ученица снизу вверх взирала на странную преподавательницу, облизывая сухие губы, и чуть не плакала от обиды и страха.
   --А что касается любви, то я, извини, далеко не уверена, смыслишь ли ты в ней что-нибудь, бедный цыплёночек! - глухо прозвучал в тишине бархатный низкий голос, и серьёзное лицо Нонны с отчётливо выделявшимися на нём пушистыми длинными ресницами огромных глаз, тёмными усиками на верхней губе и большой подкрашенной родинкой на щеке медленно стало приближаться к испуганной мордочке беспомощной Оли, и та даже не успела заскулить от страха, как ощутила своим приоткрытым ртом поцелуй сжатых губ так легко одержавшей победу "старой девы". Ситуация была столь необычна, что девчонка абсолютно не представляла, как себя вести, ? ведь её стреножил и оседлал не кто-нибудь иной, а нанятая матерью "англичанка"-репетиторша, полураздетая ныне и нежно, но властно целовавшая её в губы и, в принципе, не делавшая ей ничего плохого, ? так что кричать и звать на помощь положительно не имело никакого смысла. Страх постепенно отступал, и Оля с волнением ожидала последующих событий, втайне надеясь, что Нонна Эдуардовна продолжит поцелуй, та же, умело лаская губы девчонки своими губами и ненавязчиво раздвигая их языком, не просто отозвалась на молчаливое желание девочки, а и очень быстро превратила поцелуй в сумасшедшие чувственные лобзания со втягиванием податливых девичьих губ себе в рот и тесными прикосновением языка к языку. Сама мысль о том, что целуются две женщины, совсем как в американском кино, забавляла Олю, глубоко волновала её, и для пущей остроты ощущений она с готовностью отвечала на поцелуй, вдыхая аромат незнакомых ей дамских духов, исходивший от наставницы и придававший ещё большую оригинальность нескончаемому поцелую. Теперь они, женщина и девушка, целовались -- так же, как недавно дрались -- всерьёз, плотно соприкасаясь щеками, причём Оля -- неумело, а Нонна -- вкладывая в поцелуй особую взрослую страсть. Она давно уже отпустила руки девчонки, но они так и остались бессильно лежать на подлокотнике дивана, а проворные и умелые пальцы Нонны Эдуардовны, наоборот, не дремали, а успели расстегнуть на Ольге спортивную курточку и медленно пробраться под футболку, касаясь неожиданно мягкими подушечками пальцев сосков маленьких аккуратных грудей, теребя и лаская их, и чуточку царапая длинными ногтями, в то время как губы постепенно отпускали уставший Оленькин рот и перемещались на подбородок и дальше на нежную лебединую шейку. Язык помогал им ласкать её, оставляя влажные следы на натянувшейся белой коже, и Оленька ёжилась и в экстазе ещё больше запрокидывала голову от щекотных его прикосновений.
   Все без исключения Ольгины приятели, в том числе пресловутый Санечка Прокофьев, при самой малой интимной близости с ней сразу суетливо старались спустить с неё штаны вместе с трусиками и поскорее залезть в то самое заветное место, которое так привлекало их; ныне же осторожно, с уважением и предупредительностью ласкавшая Олю женщина вкладывала в каждое движение губ и рук столько нежности и любви, что лежавшая на спине ещё недавно грубая и своевольная, а теперь расслабленная и покорная девчонка испытала целую гамму чувств, ранее неведомую ей, и всё тело её пронизывало неизведанное доселе томление, сопровождаемое аккомпанементом невольных приглушённых стонов и глубоких, с придыханием вздохов. И тогда под воздействием этого томления, желая хоть чем-нибудь отплатить опытной своей наставнице за испытанное неземное наслаждение, ученица нащупала своими вспотевшими ладонями согнутые колени женщины, сжимавшие её бока, и торопливо принялась поглаживать внутренние их стороны прямо поверх чулок, не решаясь, да и не имея возможности отстегнуть досадный капрон и сдвинуть его прочь. В ответ Нона, оценив догадливость и усилия подопечной по заслугам, принялась ещё более нежно целовать и облизывать сосочки маленьких соблазнительных грудей девчонки, плотоядно ворча и изгибая спину дугой, а руками легонько мять и щекотать упругий живот совсем разнежившегося "цыплёночка", и теперь между неожиданными любовницами установилось поистине полное, достойное похвал взаимопонимание.
   Время словно остановилось для обеих, замерло на месте, а вся реальная окружающая действительность перестала существовать, уступив место виртуальной, ограниченной пространством дивана. Нонна Эдуардовна лежала на Оленьке всем телом, покрывая поцелуями её грудь и живот, и, странно, но девчонке, жадно обхватившей и с силой сжимавшей ногами в спортивных брючках и не зашнурованных фирменных кроссовках талию женщины, было нисколько не тяжело, тем более что такие мелочи не могли интересовать её, исступлённо тискавшую крупные Нонночкины ладони и готовую громко, навзрыд расплакаться от переполнявших душу самых противоречивых чувств. И, как ни жаль было обеим оторваться от столь сладостного занятия, прервана эта идиллия была отчётливым звуком неуклонно открывающейся в прихожей входной двери!
   --Олюшка, ты дома? - раздался голос приехавшей так некстати с работы матери, и незадачливые любовницы в мгновение ока подпрыгнули с дивана, отчаянно суетясь и не зная, за что хвататься и куда бежать.
   Ольге-то достаточно было всего лишь заправить футболку в брюки и застегнуть курточку, и, более сообразительная и расторопная, она первой метнулась к столу, на ходу стирая с губ и щёк следы чужой помады. Замешкавшаяся же и моментально запутавшаяся в складках широченной юбки Нонна Эдуардовна принялась неуклюже надевать этот смешной и старомодный предмет туалета через голову, спотыкаясь на ровном месте и натыкаясь на стулья, и едва успела накинуть пиджак, уже кое-как разместившись за столом. Юбку она так и не застегнула, но ещё хуже было то, что снятые ею перед демонстрацией "акробатического этюда" ботинки демонстративно остались стоять прямо посереди комнаты, забытые впопыхах хозяйкой, которая теперь опять же суетливо прятала ноги в одних чулках под скрипящим от ёрзаний стулом. Единственное, что смогла сделать Оля в тот критический момент и чем помочь подруге ? это одним прыжком пересечь расстояние от стола до ботинок, точным пинком отправить их под диван и моментально вновь занять своё рабочее место.
   Нарочно вернувшаяся домой пораньше, дабы расспросить дочь о впечатлениях от первого урока с новым репетитором, Светлана Петровна с удивлением застала обеих увлечёнными с головой учёбой, хотя по даже скромным подсчётам время занятия давно уже вышло.
   --Познакомься, мама! Это Нонна Эдуардовна -- новый мой репетитор, -- представила женщину Оля, скромно потупив глаза и несколько нервно теребя пальчиками шариковую ручку.
   --Очень приятно. Мы знакомы заочно, по телефону, -- дружелюбно кивнула мать головой, пожимая руку привставшей лишь чуть-чуть, чтобы не потерять юбку, со стула классной даме. --Но я думала, что вы уже закончили урок?
   Переглянувшись, проказницы одновременно посмотрели на часы и убедились, что перекрыли оплаченную норму почти в два раза, "прозанимавшись от и до" четыре академических часа.
   --Нонна Эдуардовна любезно согласилась поработать со мной подольше, -- Оля представляла сейчас из себя саму скромность, чем немало удивила мать, которая, вопросительно взглянув на Нонну, получила утвердительный ответ.
   --У девочки явные способности к языкам, и я подумываю, а не начать ли с ней параллельно уроки французского, -- чуть улыбаясь краешками губ, "суровая" наставница ласково смотрела на ученицу.
   --Можете не сомневаться -- все дополнительные часы будут оплачены в полной мере! -- Светлана Петровна опустилась на диван и устало вытянула свои красивые ноги в качественных дорогих колготках и симпатичных мягких тапочках. Туфли на высоких каблуках она только что сняла в прихожей и оставила под вешалкой, и ей сейчас очень хотелось пошевелить затёкшими пальцами и скатать с ног упругий эластик, чего, естественно, делать в присутствии посторонней дамы было бы неприлично.
   Тем временем, Нонна Эдуардовна, сообразив, наконец, что кое-кто является здесь лишним, с обычным своим (восстановленным!) спокойствием собрала учебный инвентарь в сумку и церемонно откланялась, направившись к дверям нетвёрдой походкой, ибо по дороге вынуждена была придерживать падавшую юбку прижатыми к талии локтями. Глядя на её неуклюжую фигуру в бесформенной юбке и помятом пиджаке, Светлана Петровна покачала головой, подумав уныло, что вот таких недотёп природа тоже являет на свет и что среди женщин тоже хватает ещё по жизни всяческих нерях и неумёх в вопросах быта. Тут только она заметила шествующие по ковру ноги репетиторши в одних чулках без обуви и сморщилась от неудовольствия, ибо, во-первых, сама никогда не имела привычки снимать туфели в гостях, а во-вторых, мысленно укорила Ольку, которая могла бы догадаться хотя бы предложить репетиторше гостевые тапочки. Оля же со странной готовностью отправилась проводить гостью до выхода, чем, вообще, повергла мать в изумление и вызвала у той едва ли не шок своей нынешней покладистостью и такой не характерной для неё предупредительностью к малознакомому человеку.
   Пока Светлана Петровна приходила в себя, внутренне переваривая массу неожиданных впечатлений, свежеиспечённые любовницы взасос целовались в прихожей, причём девчонка, исчезнув из зоны видимости мамаши, просто-напросто повисла на шее у Нонны, и та, сильными ладонями удерживая её на весу за попку, на этот раз немедленно уронила-таки юбку на пол. Поцелуй получился достаточно продолжительным, и после него наставнице невольно пришлось поторопиться, заново облачаясь в свой балахон под озорным взглядом младшей Моргуновой. Пока гостья занималась этим неотложным делом, Ольга, вспомнив, что милая подружка осталась без обуви, молча хлопнула себя ладонью по лбу, но тут же нашлась и, присев на корточки, принялась с настойчивостью, достойной иного применения, обувать на ноги Нонне Эдуардовне скинутые только что матерью модные кожаные туфли, хранившие ещё тепло и влагу Светланиных ног. Обувь сия оказалась, конечно, узковатой для отнюдь не миниатюрной Нонниной стопы и, видимо, сильно жала ей, но репетиторша, беззвучно смеясь и поднимая глаза к потолку, всё же с помощью девушки справилась с непосильной на первый взгляд задачей, переборола боль и, погладив помощницу по волосам, поковыляла на высоких тонких каблуках из квартиры на лестницу, похожая на небезызвестное животное на льду. Во всяком случае, Оля едва не надорвала животик, проследив за ней взглядом, и с нарочитым грохотом весело захлопнула вослед ей дверь.
   --Неужели на этот раз удалось угодить тебе, дочура? -- Светлана Петровна, улыбаясь, смотрела на явно довольную дочку. --Понравилось с этой преподавательницей заниматься, а?
   --Ещё как, мамуся! - Олька звучно поцеловала мать и, помахав ей рукой, скрылась в своей комнате.
   --Ну и ну! Придётся деду поставить бутылку, -- Светлана Петровна только удивлённо пожала плечами. --Хоть эта гора с плеч-- и то хлеб!
   Она скинула с ног тапки, подтянула вверх по бёдрам юбку и, привстав, спустила с ног колготки, давая отдых ногам. "А все-таки, какое чучело -- эта Нонна, -- подумалось ей. --Но если чучело одарённое, то я с готовностью отдам ей дочь на воспитание."
   --Мамуль!? - выглянула из комнаты Оля. --Я завтра надену твои туфли, ладно? Те, в которых ты сегодня на работе была! Да? Ну, мамуль...
   Эпизоды пятый и шестой.
  
   "Кто здесь доктор, я или вы?!"
   или "Закройте глаза, откройте рот!",
   а также
   "Стоять, Зорька!"
   или "Чего изволите?"
  
   Пётр Сергеевич никогда не страдал избытком страсти по отношению к слабому полу, не числился в записных ловеласах и по жизни не был озабочен в отличие от Иосифа сексуальным вопросом, тем более что с младых лет считал женщин особами недалёкими и даже с некоторой точки зрения глуповатыми. С другой стороны, не будучи убежденным женоненавистником и объясняя собственную инертность тем, что, скорее всего, ему попросту не встретилась ещё на перекрестках судьбы и, быть может, не встретиться никогда та самая "единственная и неповторимая", о которой втайне мечтает любой, даже самый крутой мужик, Кузнецов полагал, что любой нормальный индивидуум мужского пола просто обязан создать крепкую семью и непременно вырастить детей, и, следуя таким принципам, женился очень рано, о чём никогда не сожалел.
   Между тем, Вера, несмотря на Петино хвастовство перед приятелями, была у него первой женщиной, с которой он вступил в интимные отношения, лишившись таким образом невинности законным порядком, и виной тому являлась природная его скромность и отчаянная боязнь оказаться несостоятельным в постели, что вызвало бы, по его разумению, насмешки не только со стороны потенциальной партнёрши, а и приятелей вроде Финкеля в том числе, узнай они о Петенькином позорном фиаско. Тихая же в быту и не требовательная в постели молчаливая Верочка вполне устраивала его как жена и любовница, и первый сексуальный опыт, далеко не всегда полноценный, молодой Кузнецов получал в основном в семье, а если учесть, что жена родила ребёнка через положенные девять месяцев после свадьбы, то с самого начала опыт этот был крайне скуден по вполне банальным житейским причинам. Не было ничего удивительного в том, что в процессе беременности, начиная где-то примерно с третьего месяца, неопытный муж искренне боялся трогать супругу, чтобы не причинить неосторожным движением вред ещё не родившемуся ребёнку, потом после выписки из роддома у молодой матери наступил длительный реабилитационный период, предусматривавший взаимное воздержание супругов, да, собственно говоря, восторженный молодой отец отдавал в те месяцы всё своё внимание маленькой дочурке и не помышлял о всяких там глупостях, каковыми являлось постельное баловство. Ну а далее, почти в течение целого года маленькая и неугомонная, громко орущая по ночам Света не давала отцу ни минуты покоя, ни часа отдыха, отбирала практически все его силы, тем более что он зверски уставал ещё и на работе, и о возобновлении любовных отношений с Верочкой пришлось на этот период практически позабыть. Когда же дочь немного подросла и наконец успокоилась, то, сверх меры окруженная папиным вниманием, очень полюбила отходить ко сну в родительской постели, частенько засыпая уже после того, как кто-нибудь из "предков" тихо и незаметно тоже погружался в сон, так что опять интимные ласки пришлось отложить на неопределенный срок, по прошествии которого Вера, и раньше не очень-то активная в любовных утехах, по некой причине вообще перестала проявлять к таковым интерес и отвечала на притязания Пети всего лишь весьма покорно, без всяких видимых эмоций, и тот, быстро удовлетворив мужские потребности на неподвижно лежавшей жене, спокойно дремал у неё под бочком до самого утра. Так продолжалось практически до совершеннолетия Светланы, но к тому времени Вера перестала даже ночевать с мужем в одной постели, перебравшись на диван, сделалась какой-то нервной и издёрганной и, в конце концов, неожиданно попросила у мужа развод без внятного объяснения причин, на который Петя с облегчением согласился, понимая, что у них с Верой не осталось после взросления дочери абсолютно никаких общих интересов.
   Прожив солидный отрезок времени в одиночестве - как сказали бы раньше, бирюком - Пётр Сергеевич убедился, что вполне может обходиться вовсе без женщины, тем более что секс всегда стоял у него в ряду разнообразных жизненных увлечений далеко не на первом месте. Кузнецов имел, правда, в своей джентльменской копилке несколько краткосрочных романов, в процессе которых проявил себя, надо признать, далеко не идеальным любовником, но в память о той поре у него остался лишь не очень приятный, даже горький осадок, причём, что характерно, во всех оных случаях происходило так, что не сам Пётр Сергеевич выбирал себе подруг, а наоборот, они, что называется, зорким глазом выделяли его из "серой массы мужчин" и делали всё, чтобы привести положительного холостяка в лоно новой семьи. Эти наивные потенциальные невесты видели в нём идеального мужа, не подозревая о его внутренних проблемах интимного плана, и именно так, между прочим, относилась к нему в первые месяцы знакомства и постоянно скучавшая от безделья Белла Прокофьева, ещё не знавшая тогда Финкеля и положившая на "правильного" Кузнецова глаз.
   Осада велась по всем правилам военного искусства, и если Белла поначалу просто окружила Петю своим неусыпным вниманием, то затем, видя при всех своих ухищрениях полную инертность намеченного ею на роль будущего супруга мужика, принялась откровенно и настойчиво зажимать его по углам, причем неважно, происходило это на какой-нибудь вечеринке или к примеру в театре. Она всегда была довольно любвеобильной женщиной, какие обычно нравятся мужчинам среднего возраста, но дальше поцелуев и объятий у них с "Петрушей" к её досаде дело не шло, какие бы усилия не были ею потрачены. При этом Белла, в принципе, нравилась Кузнецову, хотя он малость побаивался её, но дело, меж тем, заключалось всего лишь в том, что неожиданно для себя Пётр Сергеевич осознал, что оказался не состоятелен в качестве сексуального партнёра не только для знойной Беллы, но и для любой женщины вообще, и, сбитый с толку этим постыдным открытием, принялся старательно избегать общества не в меру коммуникабельной дамочки. Сначала собственное бессилие озадачило и немного испугало его, но, поразмыслив, бедняга списал половую слабость на возраст и на то обстоятельство, что ему отнюдь не хочется соблазнять мать уже взрослого сына (хотя соблазняли как раз именно его самогС!) и принимать на старости лет на свои плечи обязанности отчима, и никак не желал признаться себе, что вряд ли в данном случае играли роль некие мифические нравственные соображения. Белла же, видя странную холодность Кузнецова, вскоре оставила того в покое, нисколько, впрочем, не обидевшись на него, и активно переключилась на Иосифа, удачно выскочив вскорости за давнего Петиного приятеля замуж, так что тёплые приятельские отношения между ней и Кузнецовым сохранились до сих пор.
   Познакомившись через профессора Новака с Ингеборгой, Пётр Сергеевич пережил, что называется, приход второй молодости, не на шутку влюбившись в обаятельную и серьёзную ассистентку, но очень быстро понял, что любовь с его стороны носит, скорее, платонический характер, и, случись ему оказаться в интимной обстановке наедине с предметом своей любви, исход дела будет находиться под большим вопросом. Правда, Кузнецов очень надеялся, что Ингеборга способна в конечном итоге зажечь в нём огонь желания - этим в основном объяснялось скоропалительное в некотором смысле предложение руки и сердца, и не его вина, что проницательная эстонка легко раскусила жениха, догадалась о тщательно скрываемой его тайне и сделала из своего открытия соответствующие выводы. В этом свете последняя встреча с ней носила показательный характер, ибо, хотя Кузнецов и испытал целую гамму восхитительных чувств от такого раскованного и такого завораживающего поведения Инги, мужской силы чувства эти ему никак не добавили. О том обстоятельстве, что семейная жизнь - это не только взаимная дружба и общие интересы, стареющий мужчина как-то не подумал, однако, после того, как загадочная особа по-европейски откровенно заговорила с ним о его сексуальном здоровье, всерьёз озаботился половой проблемой, и обещание Инги прислать специалиста-сексопатолога пришлось очень кстати, хотя в первый момент и не очень понравилось жениху.
   Тем временем, размышления на щекотливую тему и беспорядочные моральные метания так утомили Петра Сергеевича, что вынудили его взять на работе недельный отпуск за свой счёт. Он два дня почти не выходил из дома, восстанавливая душевное равновесие, а сегодня с утра с трепетом ожидал появления рекомендованного Ингой доктора, который позвонил вчера вечером, ненавязчиво предложил свои услуги и самым деликатным образом договорился с "пациентом" о визите на дом. После разговора с ним Кузнецов тут же вновь схватил телефонную трубку, чтобы срочно посоветоваться с Финкелем, и тот, к чести его сказать, не стал поднимать Петю на смех, вполне одобрил затею с медосмотром и обнадёжил друга своей твёрдой уверенностью, что свадьба непременно состоится в самое ближайшее время. Причем Иосиф безапелляционно пообещал в случае чего лично уломать Ингу на брак и с весёлой угрозой заверил жениха, что чуть ли не силой приведёт невесту под венец, какое бы сопротивление она не оказывала.
   -Я уже заказал для неё в лучшем бутике свадебный костюм, Петя! Можешь считать это моим подарком к вашему бракосочетанию, - огорошил он Кузнецова, и в голосе его угадывалось такое волнение, как будто жениться на Инге собирался именно он, а не друг детства.
   В ожидании врача Пётр Сергеевич принял душ и, облачившись в домашний халат, нервно расхаживал по квартире, уговаривая себя, что диагноз будет положительным или, во всяком случае, обнадёживающим. От мрачных пораженческих мыслей его отвлёк ненадолго телефонный звонок Светы, которая с восторгом поведала ему о новом Олином репетиторе, найденном всё той же очаровательной Ингой, и дед ещё раз от души мысленно похвалил невесту за её практичность и деловитость. Из Оли, как он предполагал, несмотря на вздорный характер, должен был выйти толк в жизни, и в этом Пётр Сергеевич не сомневался ни минуты, считая, кстати, что матери уже сейчас, заранее надо было бы подумать о достойной партии для дочки, чтобы та ни в коем случае не повторяла ошибок деда и родителей. Финкели, кстати говоря, настойчиво прочили Оленьке в мужья своего великовозрастного обалдуя, но тот не очень нравился Кузнецову ни внешне, ни внутренне, тем более что Пётр Сергеевич слишком многое знал о его не слишком солидной родословной.
   Надо сказать, что звучная русская фамилия Прокофьев, унаследованная Сашиком от матери, вовсе не являлась девичьей фамилией Беллы, а принадлежала её первому мужу - простому советскому парню, русскому работяге Севе Прокофьеву, которому цеховой технолог Белла Бриль - дочь некоего местечкового еврея с Украины - еще до перестройки с относительной лёгкостью задурила голову своими "интеллектуальными" разговорами, умением играть на пианино и знанием Камасутры и за которого без проблем вышла замуж, с удовольствием убрав из паспорта свою не слишком благозвучную фамилию. Молодая семья, правда, просуществовала недолго - чуть более года, оказавшись нежизнеспособной по причине национальных разногласий, и после развода, ясен перец, Белла оставила себе фамилию мужа, чтобы вскорости наградить ею и своего родившегося неизвестно от кого ребёночка, который внешне выглядел чистокровным евреем, если не сказать жидом. Пётр Сергеевич всегда спокойно относился к "малому народу", сам когда-то находился в шаге от женитьбы на Белле, очень уважал своего друга Финкеля, но приёмный сын того, пьяница и ловелас Саша Прокофьев, отнюдь не вызывал у него никаких положительных эмоций и, соответственно, не годился на роль зятя Моргуновых. Оля поддерживала с Сашиком в товарищеские отношения, и дед, учитывая свою дружбу с Финкелями, сквозь пальцы смотрел на это, а вот Светлана однажды доверительно намекнула отцу со стыдом и возмущением, будто бы этот молодой наглец пытался её, Олину мать, беспардонно "склонить к сожительству". Пётр, конечно, не стал уведомлять об этом некрасивом случае своих близких друзей, но сам отчётливо понял, что ни дочь, ни сам он никогда не потерпят в зятьях этакого беспардонного подлеца.
   Итак, точно в назначенное время позвонивший в дверь родственник Ингеборги оказался моложавым вполне современным мужчиной с рыжеватой шкиперской бородкой и прилизанными волосами, стянутыми на затылке по западной моде в небольшой аккуратный хвостик. Одет он был в просторный модный плащ поверх белого медицинского халата и в руке держал кроме зонтика старомодный докторский саквояж коричневого цвета.
   -Я прямо с работы, - объяснил хозяину с порога Вальтер Густавович, а Пётр Сергеевич из деликатности не стал расспрашивать, в каком учреждении гость зарабатывает себе на жизнь.
   Однако этот обрусевший немец, говоривший, кстати, в отличие от двоюродной сестры совсем без акцента, тут же сам безо всякого стеснения поведал хозяину о роде своих занятий.
   -Аборт только что делал одной своей знакомой. Приходится подрабатывать в нескольких местах: кооперативах, акционерных обществах и всяких там порождениях нынешнего времени, так сказать! Но платят, признаюсь, в этих организациях неплохо. - Лицо доктора выражало свойственное обычно медицинским работникам добродушие и располагало к откровенности.
   -Кофе, чай? - счёл нужным предложить хозяин, на что Вальтер покачал отрицательно головой.
   -У меня ещё несколько консультаций запланировано на сегодня, так что перейдём сразу к делу. Инга рассказала мне в общих чертах, в чём суть вашего недомогания, и, я думаю, мы начнём с глобального, так сказать, осмотра.
   Он деловито расположился за столом, раскрыв саквояж и достав оттуда нехитрое медицинское оборудование, а также бумагу и шариковую ручку, и Кузнецов при этом отметил про себя, что доктор чувствовал себя в чужой квартире как дома, чем сильно напоминал свою кузину, которая практически везде и всюду вела себя максимально раскованно и свободно.
   Несколько минут ушло на рядовые процедуры, знакомые всем пациентам - прослушивание сердца, лёгких, осмотр горла, ушей и носа, а также на некоторые своеобразные тесты из курса невропатологии. В принципе, Пётр Сергеевич с пониманием отнёсся к этим манипуляциям гостя, но его при этом никак не хотело оставлять чувство, что здесь совершается тщательный предварительный отбор участников какого-то конкурса, и лёгкое раздражение от таких ассоциаций почему-то направлено было не на слишком, пожалуй, практичную аспирантку, стоявшую у истоков подобного отбора, а на ни в чём неповинного, выполняющего всего лишь свои прямые обязанности "дока".
   -В основном всё находится в норме! Здоровье у вас, уважаемый Пётр Сергеевич, дай бог каждому. Если хотите, могу выписать направление на анализы.
   -Это, по-моему, излишне, - Петра Сергеевича немного покоробило от мысли о баночке с мочой, и он энергично замотал головой.
   -Тогда самое время перейти к более интимным проблемам, - Вальтер почесал затылок карандашом. -Насколько я понимаю, дело заключается в слабой эрекции, не так ли?
   -Примерно, - смутился Кузнецов, ни разу не имевший дела со специалистами такого профиля. -Быть может, это возрастное?
   -Но ведь, как таковое, влечение к противоположному полу, хм-м, присутствует?
   -Да вы же, наверно, в курсе того, что я сделал предложение вашей двоюродной сестре и собираюсь создать совместно с ней нормальную семью?
   -Ну, это вовсе не показатель определённой сексуальной ориентации, - огорошил вдруг Петра Сергеевича доктор. -Бывают случаи и, поверьте, очень часто, когда люди с природным влечением к особям именно своего пола, создают, тем не менее, обычную с виду семью, чтобы скрыть свои нетрадиционные наклонности, которые, как известно, осуждаются обществом, и даже ухитряются иметь детей.
   -Вы это серьёзно?
   -Что именно?
   -Вы подозреваете меня в склонности к гомосексуализму!?
   -Ну что вы, дорогой Пётр Сергеевич! Это пришлось на язык так, к слову. Однако мне придётся задать вам некоторые профессиональные вопросы интимного характера. Вы, надеюсь, не против?
   -Гм, если вы считаете нужным, то я постараюсь ответить на них, - Кузнецову уже положительно не нравилась вся эта затея с медосмотром, и поистине чёрт бы побрал этот эстонский или немецкий педантизм.
   -Если говорить откровенно, это считает нужным сделать ваша, м-м, невеста, - ухмыльнулся доктор, и на этот раз его улыбочка не показалась Петру Сергеевичу добродушной, а выглядела, скорее, какой-то мефистофельской. -Я со своей стороны, конечно, гарантирую неразглашение ваших личных секретов. Всё сказанное здесь, уверяю вас, останется между нами - мужчинами.
   Пётр Сергеевич в ответ только кивнул головой и далее в течение часа, что называется, то краснел, то бледнел под градом обрушившихся на него в бешеном темпе вопросов молодого человека, который, например, мог сначала долго и нудно расспрашивать "экзаменуемого" об отношениях с первой женой, а потом без всякого перехода с наивным видом поинтересоваться, нет ли у него какого-либо закадычного друга, с которым их связывают очень близкие или даже похожие на любовь чувства. Въедливого докторишку очень интересовало, к примеру, как пациент относиться к порнографии или садизму, к половым извращениям или психологическому онанизму, хотя, надо было признать, что Вальтер успел-таки показать себя за время доверительной беседы неплохим специалистом, хорошо понимающим переживания "больного", и это вот обстоятельство снова расположило Кузнецова к нему.
   -Раздевайтесь, теперь я должен осмотреть ваши гениталии, - доктор достал из саквояжа и принялся натягивать на руки резиновые медицинские перчатки, а, заметив, что хозяин медлит, исподлобья строго взглянул на него и добавил: -Смелее, смелее!
   Смущённый его укоризненным тоном Пётр Сергеевич снял с себя халат и остался стоять перед доктором в одних трусах. Он отлично понимал, что раздевается перед мужчиной, но почему-то испытывал стыд и стеснение под взглядом молодого человека - в особенности после вместительной обоймы его каверзных вопросов, и потому вёл себя, как "красная девица", осознавая при этом очевидную глупость своих сомнений. Вальтер продолжал смотреть на пациента, ободряя того взглядом, а потом поднял руки, как бы для того, чтобы помочь ему, и только тогда Пётр Сергеевич, стряхнув с себя оцепенение, быстрым движением стянул с себя трусы.
   Теперь он, полностью обнажённый, вытянулся перед врачом, словно перед командиром, демонстрируя неплохую по его годам, но чрезмерно сухощавую фигуру, и чувствовал себя как допризывник на медкомиссии. Вальтер одобрительно оглядел голое его тело, задержав глаза на висящем между ног пенисе в обрамлении седоватых волос, потом предложил Кузнецову повернуться спиной и наклониться вперёд. Тот выполнил указание и выставил задницу в сторону доктора, вновь покраснев от смущения.
   -Раздвиньте, пожалуйста, ягодицы руками.
   -Простите, не понял?
   -Раздвиньте руками ягодицы и держите так некоторое время! Что ж здесь непонятного? Вот так, всё правильно!
   Пётр Сергеевич, подгоняемый строгими указаниями, сделал, как ему было предложено, хотя при этом в голову ему лезли самые нелепые и смехотворные мысли. Он, конечно, мог спросить, для чего делается сия процедура, но по опыту знал, что ответ будет примерно таким: "Кто здесь доктор, вы или я?" А Вальтер тем временем, подержав Кузнецова в нелепой и некрасивой позе ещё некоторое время, разрешил повернуться к себе лицом, быстро пощупал Кузнецовскую мошонку и каким-то неуловимым движением тронул пенис подушечками пальцев, после чего наблюдавший с понятным интересом за манипуляциями "дока" Пётр Сергеевич неожиданно для себя с искренним удивлением почувствовал, что член, который доселе спокойно висел в своём обычном "коматозном" состоянии, начал медленно наливаться силой, набухать и шевелиться, словно самостоятельно существующая живая субстанция. Доктор в это время снова присел не корточки и тёплой рукой в тонкой резине неким особым образом провёл по животу пациента, а потом по внутренним сторонам раздвинутых бёдер, тогда как не знавшему, куда деться от стыда за своё так несвоевременно проявившее себя мужское достоинство, Пётру Сергеевичу оставалось только с мистическим страхом смотреть, как его уже отнюдь не вялый член твердеет буквально на глазах и вытягивается в сторону врача, а точнее, нацеливается головкой тому прямо в лицо.
   -Ну вот, а говорили - слабое реагирование! - удовлетворённо хмыкнул доктор и снизу вверх лукаво посмотрел на Кузнецова, по-мальчишечьи подмигнув хитрым глазом.
   -Прошу прощения, но.., - стушевался было тот и тут же замолчал, шумно втянув воздух в лёгкие, потому что Вальтер ладонью в медицинской перчатке преспокойно взял вставший горизонтально пенис и аккуратно оголил побагровевшую на глазах головку, отчего Пётр Сергеевич ощутил мощный прилив сексуального возбуждения и как следствие сладкую тяжесть в паху.
   -Вальтер Густавович, я, конечно, не специалист, и вам лучше знать...
   -Помолчите вы, ради бога, милейший! - резко оборвал его док и принялся интенсивно массировать продолжавший неуклонно увеличиваться в размерах член, то сдвигая кожицу, то вновь натягивая её на головку, да ещё одновременно пальцем другой руки ловко щекотал Кузнецову мошонку. -Да у вас отличная эрекция, уважаемый, чёрт вас возьми!
   Неуклюже переступавший с ноги на ногу Кузнецов не знал, что и думать о поведении гостя, и старался не делать резких движений, как бы боясь спугнуть давно уже подзабытое эротическое возбуждение.
   -Приятные ощущения, не правда ли, господин Кузнецов? А сейчас, уж поверьте мне авансом, будут ещё приятнее! Это я говорю вам с полной ответственностью!
   То, что сделал дальше досужий доктор, совершенно выбило из равновесия бедного пациента, который не знал теперь, что и думать о странном специалисте, взявшем вдруг да и поцеловавшем ни с того, ни с сего вытянутыми губами головку надроченного члена, а потом смачно лизнувшем её языком. Во всяком случае, первым порывом Петра Сергеевича после этой экстравагантной выходки "дока" было желание поскорее вырваться из рук этого сумасшедшего, но пикантность обстановки и необычность ощущений заставили его против воли замереть на месте в ожидании дальнейших событий, а вернее, очередных "нежностей". И действительно, не заставивший себя ждать Вальтер, не выпуская одеревеневшего члена из ладони, несколько раз облизнул его, а потом попросту вставил себе в рот, пока, правда, не слишком глубоко, зато плотно охватил глянцевую головку губами. Пётр Сергеевич только глухо охнул и задрожал всем телом, чуть ли не ломая в отчаянии от своей бездеятельности руки на манер кисейной барышни и одновременно испытывая глубокое наслаждение от решительного прикосновения губ и настойчивых касаний языка врачевателя-оригинала, который уже втянул член поглубже в рот и принялся обсасывать его и даже слегка покусывать зубами. Сии, можно с долей юмора сказать, профессиональные манипуляции заставили Кузнецова, впервые в жизни обласканного подобным способом, не говоря уже о том, что ублажением занимался мужчина, испытать столь сильное душевное потрясение на фоне мощного сексуального взлёта, что, сам того не понимая, он принялся сначала медленно, а потом всё быстрее и быстрее двигать торсом взад-вперёд, как бы пользуя сидевшего на корточках доктора в рот. А тот, для устойчивости окончательно опустившись на колени, освободил уже вовсе не нуждавшийся в поддержке Кузнецовский член от цепкой хватки своих пальцев и взялся ладонями за голые ягодицы партнёра, умело направляя энергию того в нужное русло - то немного сдерживая излишнюю прыть, то, наоборот, активно стимулируя движение. Шарообразная головка пениса практически полностью заняла собою вместительный рот дока, и Пётр Сергеевич чувствовал, как влажная горячая среда неуклонно обволакивает восприимчивую к любому, даже самому слабому касанию губ и языка разбухшую плоть и доставляет ему такое невероятное удовольствие, что, кажется, ещё немного и из горла его вырвется дикий животный крик. Он и не заметил, как Вальтер, прижавшийся лбом к его животу, ухитрился втиснуть свою ладонь между сжатыми ягодицами и ловко вставил два сдвинутых вместе пальца в скользкой резине перчаток прямо в задний проход, ещё более усугубив и так достаточно острые сексуальные ощущения. В ответ на такой жест сдавленно стонавший и мокрый от пота с ног до головы Пётр Сергеевич, не выдержав напряжения, протяжно и тонко заскулил, и тут же изнывающий от мощного внутреннего давления член его враз разрядился тугой струёй спермы не куда-нибудь в воздушное пространство, а прямо доктору в рот.
   Испытав, говоря медицинским языком, оргазм самого высокого уровня, совсем озверевший, едва ли не потерявший на мгновение человеческий облик пациент судорожно вцепился в плечи доктора и завертелся на месте, выделывая ногами изощрённые кренделя и вовсе не взирая на то, что при такой совершенно не контролируемой прыти вполне может иметь место реальный риск травмы либо пениса, прикушенного партнёром, либо анального отверстия, куда практически без зазора были глубоко вставлены два отнюдь не хрупких пальца. Понятно, что такая "пляска Святого Витта" попросту обязана была вызвать полную потерю равновесия участников процесса исцеления, что на деле и получилось, и, сцепившись в клубок, оба "экспериментатора" - хозяин и гость - разом повалились на пол, где Кузнецов, для которого происшедшее, с учётом преклонных лет и неопытности в проведении подобных "лечебных" сеансов, явилось слишком большой эмоциональной нагрузкой, почти потерял сознание опять же на манер впечатлительной институтки, суча отнюдь не эстетично, совсем не аристократическим образом ногами по полу и словно конь дёргая запрокинутой головой. Во всяком случае, даже очень скоро очнувшись, он вынужден был сделать вид, что находится в состоянии обморока и никак не может прийти в себя, ибо понимал, что всё случившееся с ним выглядело не только противоестественно, но и по общепринятым нравственным нормам аморально, и не знал, сможет ли открыто смотреть теперь в глаза своему, как это ни странно звучало, партнёру (любовнику!?) по странной сцене. Вообще, приходилось с прискорбием признать, что сам чёрт попутал его с нелепой докторской прихотью, но при этом удовольствие к его вящему стыду было получено самое, что ни на есть, значительное, и Пётр Сергеевич, по жизни не очень-то разбиравшийся в различных сексуальных изысках, не мог даже и предполагать до сего момента, что минИт может доставить человеку подобное наслаждение, будь он произведён - без разницы - женщиной или мужчиной.
   Между тем, в квартире воцарилась полная, вроде бы даже гнетущая тишина, пугавшая прикинувшегося беспомощным хозяина, который только и ожидал с трепетом, что согласно профессиональному кодексу удивительный гость безоглядно бросится на помощь "потерпевшему". Однако, когда потихоньку обретавший уверенность в себе Пётр Сергеевич решил наконец приоткрыть глаза, то с искренним удивлением обнаружил, что находиться в комнате совершенно один. Доктор как-то слишком уж тихо и незаметно исчез, словно и не приходил сюда вовсе, а был всего лишь плодом фантазии взбудораженного последними событиями пациента, и о его недавнем присутствии здесь напоминала лишь пара небрежно брошенных в корзину для бумаг резиновых медицинских перчаток. Их вид вызывал у Кузнецова подсознательный страх и дрожь в конечностях и, чтобы поскорее избавиться от наваждения, Петр Сергеевич резво поднялся с пола и поплёлся в ванную, охая и стеная на ходу, где под струями воды тупо простоял несколько минут, не зная, право, что и думать о дикой истории своего падения, тем паче, что инициатором совращения добропорядочного солидного гражданина являлся всё же ни кто иной, как родственник Инги, и у Кузнецова в какой-то момент даже мелькнула шальная мысль - не нарочно ли эстонка с некими тайными намерениями подсунула ему этого, прости господи, извращенца.
   Увлёкшись своими размышлениями, Пётр Сергеевич сквозь шум воды с трудом расслышал звонок в квартиру и, набросив на мокрое тело халат и тихо чертыхаясь, вышел в прихожую, где с недовольным кряканьем сразу же повернул ручку замка, будто только и ждал возвращения удалившегося по-английски сексопатолога. На пороге квартиры, однако, он увидел Беллу в расстёгнутом длинном пальто приятного сиреневого цвета, под которым красовались неимоверно короткая для её достаточно пышной фигуры модная юбочка и туго обтягивающий шары грудей джемпер.
   -Петя, дорогой, да ты оглох совсем или спишь в такое время как убитый, что ли? Звоню уже минут десять наверно!
   -Беллочка, извини, что заставил ждать, - Пётр Сергеевич почтительно поцеловал ей пухлую руку в белоснежной сетчатой перчатке и почтительно проводил в комнату. -Принимал душ. Извини ещё раз!
   -А я уж подумала, может тебе поплохело в одиночестве? - со свойственной ей бесцеремонностью Финкель уже в комнате хлопнула его по плечу. -Видела, как из подъезда выходил приятной наружности медицинский работник в белом халате... Случайно не от тебя?
   -Ну, что ты, Белла!? Скажешь тоже! Я ведь здоров, как бык, - Кузнецов расслаблено опустился на диван и вдруг зябко передёрнул плечами.
   -Вот это мы сейчас и проверим! - Не обратившая внимания на его общее состояние женщина, игриво мигнув глазами, быстро взгромоздилась к нему на колени, обняв пухлыми руками за шею и манерно дрыгая ногами в изящных сапожках в воздухе. -Поцелуй-ка меня, Петруша, как раньше бывало. Помнишь, в бенуаре на боковых местах?
   -Беллочка, побойся бога! Ты же знаешь, как я уважаю Иосифа! - Пётр Сергеевич укоризненно погрозил ей пальцем, переходя на просительный тон. -И потом, я только и думаю о создании собственной семьи, а ты стараешься играть со мной, как с ребёнком.
   -Ах, Петруша, одно другому не мешает. Ладно, не обижайся! Шучу я, шучу! - она поднялась на ноги и окинула оценивающим взглядом комнату записного холостяка. -Ты смотри, какой у тебя порядок дома - не скажешь, что холост! А мои два обалдуя и пальцем не соизволят пошевелить...
   -Вы же домработницу взяли!
   -Взяли, Петенька, взяли! Между нами говоря, деревня-деревней, но порядок в доме поддерживает идеальный. Правда, мы и платим ей неплохо... И как это раньше Иосиф не догадался прислугу нанять? У меня, поверь, прямо гора с плеч долой.
   -Королевой теперь живёшь?
   -Сущей принцессой! Правда, принцессой Несмеяной, - Белла, не спрашивая разрешения, закурила и уселась на стул, закинув ногу на ногу и демонстрируя свои бёдра едва ли не до трусов.
   Надо сказать, что хвалиться ей было чем: округлые колени в белых поблескивающих отдельными нитями колготках выглядели очень аппетитно, причём Кузнецов отметил про себя, что с некоторых пор Белла начала брить свои немного коротковатые ноги.
   -Скучно мне, Петруша, скучно... А чего это я заехала к тебе? Да! Послезавтра Иосиф устраивает приём для своих сотоварищей чисто в домашней обстановке. Будет весело. Приходите с Ингой, а?
   -Не обещаю, Белла! Поговорю с ней, но она, я знаю, не очень любит шумные компании.
   -Боишься, что отобьют!? И правильно! А то и Олю с собой взяли бы - Саше будет веселей? - хихикнула гостья.
   Кузнецов в ответ пожал плечами, подумав про себя, что как раз Ольгиной-то ноги у Финкелей в ближайшее время не будет. Во всяком случае по его личной инициативе - совершенно точно.
   -Чего-то ты, Петенька, сегодня не в своей тарелке? - Белла причмокнула ярко накрашенными губами и, вздохнув, поплелась к выходу. -Никто меня не любит, никто развлекать не хочет!
   -Перестань, Беллочка, ты же знаешь, как я тебя обожаю, - Пётр Сергеевич склонился в галантном поклоне и вновь поцеловал ей руку.
   В ответ Финкель приложилась пухлыми губами к его лбу, оставив на коже пятно от помады. Уже на улице она мысленно спросила себя, какого, действительно, дьявола ей нужно было от этого глупого старикашки, не способного не только на настоящую страсть, но даже на обычный душевный разговор, и сама не смогла ответить на риторический этот вопрос. А причина, по которой Белла Финкель бесцельно болталась по городу на своём личном авто, была очень и очень прозаична: ей и в правду было откровенно скучно, и, как развеять проклятую скуку, подсказать этой деятельной даме не мог пока никто.
   С того момента, когда Белла, выйдя замуж за Иосифа и поменяв фамилию Прокофьева на Финкель, так как с некоторых пор в стране престижно стало числиться евреем, окончательно перестала ходить на работу, прошёл уже достаточный срок, чтобы она могла спросить себя, чем, собственно говоря, заполнить свободное время, которого у неё теперь было поистине навалом. Поначалу, сразу после регистрации брака эта проблема нисколько не заботила её, так как кроме основательного обустройства семейного жилья и решения других возникавших по ходу дела бытовых проблем, они с мужем только и делали, что с максимальной отдачей занимались сексуальными развлечениями, можно сказать, с утра до вечера "вступая в интимную связь" не только дома в супружеской постели или любой другой пригодной для баловства части квартиры по несколько раз кряду, а и в самых неожиданных местах, в том числе общественных: в кинотеатре, в туалете кафе или ресторана, на светских тусовках, в гостях, прямо на природе. Однако так не могло продолжаться вечно, и вскоре коммерция стала отбирать у Иосифа Соломоновича львиную долю суток, да и, ко всему прочему, он с головой увлёкся политикой, так что частенько стал оставлять жену в полном и тягостном одиночестве. Подруг у неё почти не осталось ещё с тех времён, когда она, прозябая в относительной нищете, люто завидовала процветавшим или просто довольным жизнью знакомым и посредством этой зависти оттолкнула их всех от себя, сынок уже совсем вырос и неуклонно отдалялся от матери, озабоченный собственными проблемами, всякие же презентации и пьянки быстро надоели Белле хуже горькой редьки своим очевидным однообразием и не приносили ей никакого морального удовлетворения. Читать книги, ходить в театр, посещать концерты или заниматься иной светской дребеденью Белла не любила, а что касалось любовного флирта, то, как оказалось, найти хорошего любовника в кругу издёрганных жизнью и постоянными проблемами коммерсантов было делом очень и очень нелегким, а среди творческой интеллигенции - практически невозможным, ибо обитатели богемы, в основном имели склонность к гомосексуализму и подбирали в своё окружение соответственный контингент. Неплохим, по мнению Беллы, мужиком являлся доверчивый и безотказный Петя Кузнецов, но, как любовник, к большому Беллиному сожалению, он абсолютно не котировался, хотя и мечтал ныне жениться на крепкой духом и телом эстонской тёлке, которую, наверное, не смогли бы удовлетворить и трое таких вот Кузнецовых разом. Так что с точки зрения полноценного досуга скучающей даме оставались лишь так нелюбимые ею хозяйственные заботы, но и они словно по мановению волшебной палочки свалились с её плеч долой сразу после того, как младший Новак порекомендовал Финкелям прислугу, и теперь, как ни странно, временами хозяйка даже злилась на домработницу за то, что та невольно напрочь лишила её самой мелкой работы по дому. В русле этого удивительного недовольства Белла нарочно, иногда без всякой видимой причины всячески понукала безотказной служанкой, и сиё занятие постепенно вошло у неё в привычку, принимая самые изощрённые формы, и даже служило для неё способом времяпрепровождения, так что бывало Белла не находила себе места, когда у прислуги случался законный выходной.
   Дальняя родственница двоюродной сестры Вити Новака, незамужняя провинциалка, возраст которой уже перевалил за сорок, перебралась в город из какой-то глухой, пришедшей в полный упадок деревни, где для одинокой тихой женщины не имелось никакой возможности найти работу и где царили воинствующие нищета и серость, повальные пьянство и разврат. Сорванная с места жительства безжалостным ураганом реформ и беспомощно закрутившаяся в их водовороте Елизавета Чулкова, после долгих и тягостных раздумий на последние свои жалкие сбережения купившая билет на поезд, решилась приехать за тридевять земель к практически незнакомым ей родственникам, перед которыми бухнулась на колени со слёзной просьбой найти ей хоть какое-нибудь рабочее место, способное даже при самой мизерной зарплате обеспечить ей мало-мальски сносное существование. А поскольку почти все городские предприятия к тому времени находились на грани краха, Новаки сначала устроили Лизу то ли уборщицей, то ли дворником в некое сомнительное акционерное общество, а потом определили к Финкелям - с их, конечно, согласия - прислугой, наводить порядок в просторной многокомнатной квартире, причём семья коммерсантов явилась для Лизы поистине счастливой находкой, и настрадавшаяся сверх меры бедняга с первых дней буквально вцепилась и далее продолжала судорожно держаться за с таким трудом полученную вакансию.
   Когда Белла познакомилась с домработницей впервые, то едва не умерла со смеху при виде этого карикатурного персонажа и успокоилась с большим трудом - слишком уж нелепый вид имела эта в общем-то не старая ещё деревенская тётка, на которой вешалкой висело некое бесформенное, с позволения сказать, платье, больше похожее на балахон, поверх которого красовалась ещё и шерстяная кофта грубой вязки с вытянутыми до предела рукавами, и на ноги которой обуто было некое подобие страшно стоптанных туфель в сочетании с простыми хлопчатобумажными чулками. А если учесть, что весь этот "маскарад" дополнялся бледным невыразительным лицом без всякого следа даже самой дешёвой косметики и взлохмаченными волосами неопределённого цвета без самого малого намека на прическу, то картина вырисовывалась не просто комичная, но по воздействию на зрителей поистине убойная. Поэтому под воздействием первого впечатления, чтобы ежедневно не лицезреть у себя в доме огородное пугало, Белла сразу сочла нужным подарить служанке кое-что из бывшей в употреблении одежды и обуви, и тогда Елизавета стала выглядеть более или менее прилично, хотя до сих пор и продолжала упорно игнорировать настоятельные советы хозяйки посетить парикмахерскую.
   Растерянная при виде полного достатка новых хозяев Лизавета поначалу на все вопросы Беллы отвечала гробовым молчанием, часто моргала рыбьими глазами и страдальчески морщила нос, что не помешало ей, впрочем, относиться к порученным обязанностям прилежно и временами даже ретиво, так что квартира Финкелей очень скоро засверкала чистотой в полном смысле этого слова. Кстати говоря, при "заключении контракта" с наёмной работницей речь шла только о трёхразовой (через день, не считая воскресенья) уборке квартиры с непременным вытиранием пыли, мытьём полов и выколачиванием ковров, но постепенно нахальная Белла всё больше и больше загружала безотказную женщину различными обязанностями, заставив ту сначала ходить в магазины и на рынок за продуктами, потом готовить ужин, а следом как из рога изобилия на плечи покладистой прислуги посыпались многочисленные задания вроде чистки обуви, стирки белья и устранения других - по словам Беллы бытовых - мелочей. Безответная деревенская баба тянула на себе внушительный груз забот, ни словом не пытаясь возражать сварливой и своенравной хозяйке, которая, словно в поучительной сказке, всячески досаждала прислуге нескончаемыми придирками, старалась обидеть беднягу на каждом шагу, помыкала той словно своей собственностью вплоть до того, что безапелляционно указывала, как той одеваться, ходить по квартире и с каким видом выслушивать нравоучения. К слову сказать, фигура у Лизаветы оказалась на удивление неплохой и ко всему прочему крепко сбитой, как у любой познавшей вкус физического труда женщины, и при желании деревенщина могла бы, без всякого сомнения, физически постоять за себя и даже ответить должным образом на рукоприкладство, если бы таковое имело место, но врождённый страх по всей видимости забивал в ней чувство собственного достоинства, и Белла Финкель очень поразилась бы, расскажи ей кто, будто разобиженная Лизка смогла надавать кому-то по мордасам. О том же, чтобы, не приведи господь, поднять руку на госпожу или даже просто сказать той слово поперёк, не шло и речи, зато однажды, когда бедная Лиза, недопоняв указание привередливой хозяйки, сделала что-то вразрез с её желанием, Белла, пребывавшая с самого утра в отвратительном расположении духа и по этому случаю устроившая прислуге настоящий разнос с истерическими выкриками, оскорблениями и угрозами, была немало удивлена, когда бедняга вдруг грохнулась на колени и испуганно принялась целовать ей руки, дрожащим голосом прося не выгонять из дому. В свете такого занятного события, выявившего абсолютно нецивилизованное и поистине дикое раболепие тупой бабы, Белла немедленно задалась вопросом, как наилучшим образом использовать Лизкино подобострастие не только в быту, но и в иных сферах человеческой деятельности, и, находясь с того дня в постоянном творческом поиске, начала методичные и откровенные издевательства над домработницей с целью обнаружить возможные границы воплощения в жизнь своих самых смелых фантазий.
   Не прошло и двух дней после памятного разноса, как, явившись с очередного благотворительного мероприятия в тот самый момент, когда Лиза мыла в прихожей пол, Белла, походя оттолкнув ползавшую с тряпкой дуру коленом в сторону, с высокомерным видом прошла мимо и, усевшись на стул, приказным тоном велела той снять со своих ног сапоги. Надо отметить, что требование выражалось в самой грубой форме, и немало смущённая окриком и испуганная боевым видом Беллы Лиза, так и не поднявшись с колен, сочла нужным покорно разуть хозяйку, нежели вступать с ней в бесполезные пререкания, и без лишних слов подать той тапочки, после чего ещё и протёрла высокие хозяйские сапожки от пыли, низко склонив при этом в знак повиновения голову. Жест принудительной добродетели обошёлся ей в результате дорого, с этой секунды служанке, если она, конечно, находилась на работе, постоянно пришлось проделывать сию операцию, а также принимать на руки плащ или жакет госпожи, её зонтик или перчатки и, если Белла, наоборот, уходила из дома, проделывать все эти манипуляции в обратной последовательности.
   Вот и сегодня, когда недовольная всем на свете хозяйка появилась на пороге, прислуга, только что вернувшаяся из магазина, тут же, не ожидая понукания, сама услужливо присела на корточки, аккуратно стащила с ног госпожи малость забрызганные грязью полусапожки и по обыкновению принялась вытирать их бархоткой, тогда как Белла продолжала стоять рядом и сверху вниз с ленивым презрением не столько наблюдала за процессом чистки обуви, сколько оценивала внешний вид Лизаветы, всё ещё вызывавший у неё иронию и стойкое раздражение. На тётке был надет сегодня старый хозяйкин джемпер, явно маловатый ей, из рукавов которого нелепо торчали голые запястья и крупные ладони рук, сравнительно короткая шерстяная юбка чёрного цвета, ещё более нелепо обнажавшая мускулистые ляжки, а на ногах красовались чёрные дешёвые колготки с небольшой дыркой на одном колене и мокасины с потёртыми носами и вдетыми в отверстия старыми шнурками сплошь в узлах на местах разрывов. При всём при этом, несмотря на то, что домработница выглядела в данном прикиде довольно глупо, задницу и другие женские прелести имела недурственные, и по этой причине у Беллы с первого дня знакомства с Лизаветой часто возникали опасения, не возжелает ли "благоверный" муж, наклонности которого жена знала более чем хорошо, вкусить плодов первобытной сексуальной экзотики в паре с бессловесной в прямом смысле тварью, однако время показало, что Лизка слишком боится хозяйки и цепко держится за место, чтобы улечься под Иосифа вот так просто - за здорово живёшь. Правда, по некоторым косвенным фактам Белла всё же догадывалась об имевших место подобных попытках со стороны Финкеля, но быстро пришла к утешительному выводу, что в конечном итоге бравый Иосиф потерпел сокрушительное поражение, натолкнувшись на убойное бабское упорство. Что касалось "девичьей чести" вообще и сексуального опыта тоже, то по причине того, что в нынешний период жизни Лиза проживала то ли в какой-то рабочей общаге, то ли снимала угол в коммуналке, вполне можно было предположить наличие у неё сожителя из числа лимиты - кого-нибудь вроде неразборчивого в половых связях, любившего крепко выпить и находившего прелесть в сношениях с этой мужиковатой особой с типичной рожей набитой дуры работяги.
   Тем временем, видя, что хозяйка находится никак не в лучшем настроении, Лиза, подав ей комнатные туфли, поспешила удалиться от греха подальше куда-нибудь в сторону "людской". Белла же, гордо прошествовав в гостиную, налила себе там сухого вина, громко крикнула прислуге, чтобы та приготовила ванну, и, пока тётка копошилась в просторной купальной комнате, успела выкурить сигарету и осушить бокал.
   -Помоги раздеться, - прозвучало отпущенное небрежным тоном очередное указание, когда ванна наполнилась водой, и, пока служанка в спальне снимала с расслабленной госпожи одежду, та томно, с ленцой поднимала поочерёдно руки и ноги и размышляла о том, что, оказывается, можно получать определённое удовольствие не только тогда, когда тебя раздевает мужчина, но также и когда это проделывает женщина, пусть даже и подобная этой ломовой лошади.
   Немного полежав в ароматизированной тёплой воде с толстым слоем пышной пены, Белла снова позвала Лизавету, оторвав ту от дел на кухне, и капризно велела потереть себе спину, а потом и ноги, мягкой рукавицей-мочалкой и, умиляясь собственному всемогуществу, с довольным видом наблюдала, как та, придерживая на весу пухлую белую ножку одной ладонью, нежно водит по ней другой, облачённой в шершавую рукавицу, приятно щекотавшую густыми ворсинками чувствительную кожу ступни.
   "Что ни говори, а с этой деревенщиной мне повезло, - думала, возвращаясь обратно в спальню, обёрнутая огромным махровым полотенцем хозяйка, порозовевшая после водных процедур и настроенная на философский ход мыслей. -В наше время в этой стране найти прилежную и преданную прислугу - дело почти невозможное, ведь наша российская действительность - это не сюжет латиноамериканского сериала!"
   Неспешно размышляя на эту приятную тему, она некоторое время валялась на кровати, в то время как Лиза готовила обильный ужин для семьи, обыденно гремя на кухне посудой. Когда же неугомонной Белле снова стало скучно, то домработница вновь была вызвана "на ковер", и на громкий хозяйский зов (Финкели ещё не завели колокольчика для прислуги) явилась в спальню незамедлительно - едва ли не бегом, где, почтительно заглянув в дверь, увидела, что хозяйка по-турецки восседает в чём мать родила на кровати с очередным бокалом вина в руке.
   -Не хочется пить одной, - добродушно объяснила Финкель прислуге, разыгрывая из себя записную поборницу демократии. -Выпьешь немного? Чего же тебе тогда налить, Лизавета? Вино ты, конечно, не пьёшь, аперитив тоже? В деревне, небось, самогончик хлестала, а? Стаканами!
   Не ожидая ответа, Белла налила в объёмистый тонкостенный бокал грамм сто пятьдесят импортной водки и протянула эту солидную порцию прислуге, выжидательно глядя на молчавшую по обыкновению бедолагу. Лиза, не смея перечить благодетельнице, торопливо вытерла руки о фартук, с подобием полупоклона приняла подношение и, зажмурив глаза, влила в себя крепчайшее спиртное, на удивление небольшими глотками отпивая из бокала.
   -Благодарствую, - только и вымолвила она, с трудом отдышавшись и обтерев губы ладонью, чём привела Беллу в бурный восторг, и хотела немедленно уйти, однако развеселившаяся хозяйка знаком велела ей остаться на месте, после чего, выпив своё вино, перевернулась на живот, вытянув ноги в сторону прислуги.
   -Почеши мне пятки, моя милая. Пожалуйста! - промолвила она томно, с интересом ожидая, выполнит ли просьбу Лиза, и, когда захмелевшая женщина, польщённая к тому же просительным хозяйкиным тоном, присев на корточки, с энтузиазмом принялась за дело, почёсывая ногтями подставленные чуть ли не под нос розовые пяточки, только диву давалась, думая, каким же бессловесным животным надо быть, чтобы выполнять любые требования госпожи, а таковой Белла без всякого зазрения совести воображала самою себя - хотя бы даже и только по отношению к этой тётке.
   Правда, при всём том ей хотелось в эти приятные минуты находиться не в дурацкой совковой стране среди всякого российского обывательского сброда, а где-нибудь на роскошном ранчо в Южной Америке в окружении собственных многочисленных слуг - обязательно негров или на худой случай мулатов, поэтому, с неожиданной неприязнью глянув через плечо на заметно опьяневшую Елизавету, Финкель, в конце концов, небрежно оттолкнула её ногой и приняла сидячее положение.
   -Ты когда-нибудь видела негров, милочка? Ах да, они ведь ни разу не заезжали к вам в село! А по телевизору? И что? Как ты к ним относишься?! - Вид бледно-белой даже после выпивки физиономии деревенщины никак не гармонировал с мечтами о темнокожих слугах и по этой причине раздражал Беллу, находившуюся во власти своих фантазий, и она с удовольствием накинула бы на голову этой дурехи какую-нибудь тряпку, чтобы избавиться от лицезрения типично российской физиономии с кислым выражением лица. Как было бы прекрасно, если на месте мрачной русской бабенки сидела бы сейчас развеселая негритяночка, с которой можно было и похохмить, и перекинуться парой шуточек, и даже попеть на два голоса зажигательные латиноамериканские песенки!
   Мечты! Только, увы, мечты! Белла неприязненно бросила взгляд на темя покорно опушенной Лизкиной головы, тяжело вздохнула и только тут обратила внимание на свои руки, которые под впечатлением нарисованной мысленно картины непроизвольно теребили в руках подхваченный со спинки стула черный чулок, то скатывая его пальцами, то вновь раскатывая. "С этой тварью пожалуй попоёшь!"-- едва слышно пробормотала Финкель, добавила к ехидной фразе короткое ругательство и вдруг - неожиданно не только для Лизки, а в некоторой степени и для самой себя, привстав на колени, довольно беспардонно, даже зло принялась натягивать скатанный чулок на голову не на шутку растерявшейся, а потом совершенно обалдевшей женщины, которая никак не могла взять в толк, что же хочет от неё взбалмошная "хозяюшка".
   Как и каким образом такая экстравагантная идея пришла Белле в голову, та, пожалуй, и сама сказать бы не смогла, однако чулок по сути являлся прекрасным заменителем виртуальной тряпки и как бы позволял злой шалунье убить сразу двух зайцев: убрать с глаз долой кислую Лизкину мину и придать бледной коже соответствующий сегодняшнему Беллиному настроению цвет; когда же упругий и плотный эластик чулка туго облепил голову прислуги, придав ей смешную яйцевидную форму, хозяйка, немало потрясенная не только своим внезапным экспромтом вообще, но и полученным в результате такого экспромта потрясающим эффектом, суетливо вскочила на ноги и решительно подтолкнула выпрямившуюся в смущении женщину к зеркалу, а сама, полностью обнажённая, намеренно встала у неё за спиной. Белизна её чисто вымытого тела резко оттеняла облачённую по случайному стечению обстоятельств в чёрный джемпер, чёрную юбку и почти непрозрачные чёрные колготки фигуру Лизаветы, единственными белыми пятнами на которой оставались кисти опущенных рук и маленький пятачок кожи, проглядывавший на колене сквозь дырочку в чёрном капроне, и вздрогнувшая Белла, немало распаленная удачностью созданного ею же самой жутковатого творения, с приоткрытым ртом примерно с минуту рассматривала отражение столь преобразившейся и неузнаваемой теперь Лизы в зеркале, чтобы потом под воздействием неких тайных порочных страстей сначала грубым рывком сдёрнуть с вздрогнувшей женщины юбку и затем суетливо взяться натягивать ей на руки длинные шёлковые перчатки чёрного цвета, чтобы окончательно завершить "портрет".
   Слегка покачивающаяся на негнущихся ногах Елизавета покорно позволила проделать с собой все эти чудные манипуляции, шумно дыша сквозь синтетическую ткань чулка на голове, и невероятное смирение её можно было списать разве что на воздействие "принятого на грудь" алкоголя. Видимо, пьяная тётка посчитала вполне нормальными причуды скучающей от безделья госпожи и решила потворствовать им по мере возможности, в то время как издевавшаяся над ней Белла, восторженно наблюдая за её неестественно выпрямленной чёрной фигурой со стороны, внезапно испытала столь сильное эротическое возбуждение, что остановить себя, хотя и догадывалась подспудно, что слишком перебирает в своих отнюдь не детских шалостях, уже не могла и, с неожиданной силой вцепившись в плечи Елизаветы и заставив ту встать на колени (буквально швырнув её на пол!), принялась с жестокостью, достойной насильника или палача, ни с того, ни с сего выкручивать ей руки.
   Неизвестно, какие мысли теснились в голове ошалевшей от хозяйской разнузданности Лизы, но, пока обнаженная Финкель, периодически бросавшая быстрые взгляды в зеркало, с суетливой торопливостью одним концом парного чулка вязала коленопреклоненной женщине запястья скрещённых за спиной рук, а второй конец этих эластичных, растянувшихся на всю изрядную длину пут петлёй затягивала на шее покорной жертвы, та лишь шумно сопела носом и чуть слышно бормотала что-то вроде молитвы сквозь натянутый на голову повлажневший от слюны капрон. Вид беспомощной жертвы садистского эксперимента с согбенной спиной и связанными за спиной руками в перчатках действовал на Беллу до такой степени возбуждающе, что она тут же, успевая подрагивающими ладонями жадно оглаживать округлые служанкины ягодицы, пристроилась к стоявшей раком тётке сзади наподобие любовника-мужчины на полусогнутых ногах, заставила ту ещё сильнее наклониться вперёд и принялась артистично изображать, что интенсивно трахает её, причём снова и снова не забывала косить глазами на большое зеркало, в котором отражалась фантасмагорическая, остро щекочущая нервы картина. И если об ощущениях связанной и поставленной в позу Елизаветы, которая даже не имела возможности опираться ладонями в пол и по этой причине сильно покачивалась при каждом движении "насильника", как бы кивая в знак согласия головой, можно было только догадываться, то хозяйка положения испытала в эти сладостные для неё самой минуты такое блаженство и такое неудержимое, буквально переполнявшее душу желание любым способом овладеть пленённой жертвой и продолжать сколь угодно долго необычную игру, что поспешила спустить с задницы своей наложницы колготки, под которыми, кстати, даже не оказалось трусов, и запустила свою ладонь между сдвинутыми Лизкиными ляжками, настойчиво раздвигая пальцами складки кожи, покрытые кучерявыми волосиками, и упорно нащупывая вход в лоно. Безобидная забава уже не могла удовлетворить её, не будучи доведена до логического конца, наложница непременно должна была быть изнасилована воинственной госпожой, немедленно лишена невинности, причем взята силой, что называется опущена и опущена как можно более натурально, и наступил момент, когда Белла даже пожалела, что родилась женщиной и что между ног у неё не болтается та самая штука, которая по раскладу вещей должна была красоваться в мокрой щели стреноженного животного вместо банального, ни на что путное негодного пальца. Да какого там пальца! Уже не один, а целая щепоть из трёх сложенных вместе пальцев протискивалась туда - на место, предназначенное по правилам игры толстенному налившемуся кровью мужскому фаллосу, и трясущаяся к тому моменту словно в падучей Елизавета, проявив-таки отнюдь не целомудренную свою сущность, издала в ответ на наглую агрессию нечленораздельный горловой звук, громкий и трубный, вызвавший страх и восторг в груди ополоумевшей Финкель, и принялась, несмотря на своё абсолютно неприспособленное для подобных упражнений положение, порывисто и даже как-то слишком развратно двигать задом -- вращать им и временами вскидывать его вверх, как бы поглубже насаживаясь на свернутую трубочкой ладонь Беллы, в то время как та активно шевелила импровизированным массажным приспособлением, всё глубже погружала его внутрь набухавшей соком вульвы и с силой совершала им ритмичные движения - в общем действовала как искусственным фаллосом, не слишком, правда, идеальной формы. Придуманная потеха, максимально приближенная к реальному половому акту, немало забавляла её и для усиления впечатлений ей пришло в голову большим пальцем всё той же ладони постараться проникнуть в соседнее -- более маленькое -- отверстие, то есть попросту втолкнуть полусогнутый большой палец Лизке в задний проход, что оказалось делом непростым и далось сначала с некоторым трудом, зато потом пошло как по маслу, пусть стреноженная жертва и противилась такому откровенному покушению на свою "честь".
   Ощутив, что ей в задницу упорно протискивается хозяйкин палец с широким ногтем, Лизка странно хрюкнула свиньёй, ухнула филином, пискнула зайцем, после чего выпрямила спину и мотнула было облепленной эластиком чулка головой подобно стреноженной кобыле, не имевшей возможности заржать во весь голос, но растянутая между шеей и скрещёнными руками уздечка-удавка сразу натянулась, заставляя женщину с передавленным горлом, захрипевшую от нехватки воздуха, снова принять навязанную позу и смиренно застыть на месте, стараясь сохранить по мере сил равновесие и одновременно прислушиваясь к необычным ощущениям в самых интимных местах своего организма. Между тем, издаваемые тёткой животные звуки только подхлестывали Беллу, и её палец теперь уже без всяких предосторожностей с силой ввинтился в завоёванную задницу и там, в тесном узком отверстии через тоненькую упругую стеночку немедленно постарался подушечкой нащупать трех своих собратьев, скопом хозяйничавших в соседней полости, причём растянутая стеночка эта оказалась защемлённой этими шаловливыми пальчиками, которые терлись друг о друга через неё, и непрерывное их трение, похоже, доставляло выставившей навстречу хозяйской руке зад домработнице определенное удовольствие, ибо она, покряхтывая и всхлипывая, вновь взялась совершать ягодицами характерные круговые движения, чтобы усугубить неординарные впечатления от извращенного полового акта, а губы её разбухшей вульвы, обволакивающие собой пальцы хозяйки, в мгновение ока обильно повлажнели.
   Белла, чувствуя, что распалила-таки меланхоличную деревенщину, не познавшую в жизни по вполне объективным причинам всей прелести настоящего секса, трудилась на совесть, прямо от души, потеряв всякое ощущение времени и погрузившись с головой в некий виртуальный эротический мир, где сама являлась царём и богом, пока окончательно не отмотала руку и не перестала чувствовать ладонь, и достаточно утомительный, трудоёмкий процесс лишения целомудренной деревенской простушки невинности вызвал на её раскрасневшемся, даже побагровевшем лице выделение крупных капель пота, которые, сливаясь сначала в многочисленные тонкие струйки, превращались далее в широкие ручьи, стекавшие на блестевшие от влаги шею и плечи и собиравшиеся во впадинах ключиц в маленькие горячие озера. Она сама с большим трудом сдерживала стоны, не желая показывать "воспитаннице" своего глубокого экстаза, только отчаянно кусала себе губы и с силой жмурила глаза, зная наверняка, что подопечная никак не сможет увидеть эту хозяйскую слабость, и всё сильнее сжимала коленями Лизины ляжки, ходившие под ней ходуном, пока, наконец, изнасилованная рукой хозяйки служанка под аккомпанемент громкого шуршания собственных ступней, часто елозивших по ковру, не издала умоляющий о снисхождении протяжный стон, больше похожий на визг, и не растянулась животом на полу, не в силах больше устоять на коленях, отчего чулок на шее едва окончательно не придушил её. С пСшло откинутым голым задом и раскоряченными в разные стороны ногами, между которыми струной натянулись надорванные по шву колготки, она бесформенной грудой валялась на ковре, хрипя и всхлипывая от неистовой звериной страсти, разбуженной госпожою, и чёрный капрон на её лице был насквозь пропитан слюной и потом, а также слезами истинного сексуального экстаза. Когда же уставшая до потери сознания и целиком умиротворённая Белла, которая поистине могла гордиться собственными достижениями на ниве практической эротики, сочтя игру законченной, с томным великодушием освободила руки и голову пленницы, та едва ли не кинулась целовать благосклонно подставленную ногу, из последних сил ползла вслед за госпожой, величественно удалявшейся в ванную комнату, и слёзно неразборчиво благодарила благодетельницу за оказанную милость. Финкель, вполне имевшая право на триумф, сверху вниз презрительно смотрела на пресмыкающееся перед ней жалкое создание, не стоившая и кончика её мизинца, но оказавшееся на проверку выносливым и, как выяснилось, похотливым животным, и думала про себя, что непременно продолжит эксперименты, но уже с применением последних достижений цивилизации в области секса, задействовав наконец всю свою ничем более не ограниченную изощрённую фантазию.
   Эпизоды седьмой и восьмой.
  
   "На том же месте, в тот же час"
   или "Уроки языкознания",
   а также "Мой милый мальчик"
   или "Укротительница тигров".
  
   Иосиф с самого утра был по горло завален делами, но к полудню ему удалось-таки выкроить время и заехать к Петру, который, оформив на работе отпуск за свой счёт, уже третий день безвылазно сидел дома и, судя по всему, основательно размышлял о смысле жизни вообще и о своих непростых отношениях с невестой в частности. С точки зрения Финкеля у старика просто "поехала крыша" на почве любви к этой многовато мнившей о себе чухонке; что же касалось Иосифа, то ещё с момента зарождения Петиного любовного романа он сильно сомневался, сможет ли Петя справиться в постели да, впрочем, и в быту тоже с этакой своенравной и в придачу брыкливой кобылкой. Вот сам Финкель, без сомнения, умело стреножил и очень скоро объездил бы эту самолюбивую дамочку, тем более что Ингеборга, как ему казалось теперь, всё же дала ему повод надеяться, что никакое противодействие - по крайней мере, упорное - в возможных посягательствах со стороны Финкеля на её "девичью" честь иметь места не будет. При этом Иосиф никак не хотел признаться себе, что аспирантка произвела не него неизгладимое впечатление в первые же минуты знакомства и что свадьба этих двоих, Петруши и Инги, так необходима ему только для того, чтобы в недалёкой перспективе у него вновь появилась возможность иметь под рукой такую же надёжную и безотказную любовницу, как незабвенная Верочка, к отсутствию которой он с таким трудом привык. Что ни говори, а Иосиф всегда с большим удовольствием вспоминал экстремальные, основательно щекотавшие ему нервы развлечения с Кузнецовской женой, когда постоянный риск быть застигнутыми при любовных совокуплениях только подкреплял их глубокую обоюдную страсть, и самые приятные воспоминания его были связаны с тем самым случаем, когда однажды досужие любовники затеяли разнузданную любовную игру прямо на супружеской постели под боком храпевшего после изрядной порции спиртного Петеньки.
   И вот теперь, по прошествии многих лет Финкель чувствовал прямо-таки настоятельную необходимость вновь возвратиться (и отнюдь не мысленно!) во времена своей молодости -- только теперь уже в компании с новой, более современной и достаточно эмансипированной партнёршей по сексу, которая, понятное дело, во многом могла бы дать так и не достигшей вершин эротического искусства Веруньке немалую фору. Так что дело оставалось за малым -- постараться как можно скорее устроить брак приятеля с эстонкой, ну и далее приложить все усилия, чтобы виртуозно склонить свежеиспечённую супругу к занятиям изощрённым сексом с лучшим другом семьи, благо потенциальная невеста, похоже, не имела ничего против тайной связи с опытным любовником. Можно было, конечно, отказаться от первого условия, но Иосиф не сомневался, что любовные отношения со свободной женщиной очень быстро придут в упадок да и наверняка будут налагать на него определённые обязательства вроде постоянных знаков внимания к любовнице, покупки для неё дорогих подарков и, вообще, всякой прочей тягостной для занятого мужчины романтической ерунды. По искреннему убеждению Финкеля женский пол в больших дозах мог приносить только утомление, и с этой точки зрения даже понятливая Белла, стоявшая особняком в целом сонме привередливых баб, побывавших в его объятиях, иногда надоедала ему своими бесконечными приставаниями.
   Короче, куда ни кинь, а ожидавшееся бракосочетание Петрухи во всех отношениях шло Финкелю только на пользу, тем более что Кузнецов давно стал "доставать" его своими частыми бесцельными визитами и постоянными напоминаниями о старой дружбе. Так что Иосиф бесповоротно решил не жалеть сил и денег для устройства "счастья" друга!
   Между тем, Петя открыл старому другу дверь, будучи облачённым в свежую белую сорочку и модные брюки, чем немного удивил неожиданного гостя и навёл того на определённые размышления.
   --Что это ты сегодня при параде? - бесцеремонно спросил Иосиф вместо приветствия, проходя прямо в гостиную, где положил принесённую с собой большую картонную коробку на журнальный столик. --Меня, что ли, ждал?
   --Всё шутишь, Иосиф? - Пётр был серьёзен, хотя и находился вроде бы в приподнятом настроении. --А это что у тебя такое?
   --А это, Петя, подарок тебе, а вернее твоей невесте! Ты уж извини, но мы с Беллой на свой страх и риск заказали ей костюм к свадьбе да ещё прикупили кое-что по мелочам. Безвозмездно, как ты сам понимаешь. Надеюсь, возражений у тебя не будет?
   --Ну, ты даёшь, Финкель! - Кузнецов был просто сражён бесцеремонным поступком приятеля. --Я ещё и согласия не получил, а ты уже в ЗАГС нас под белы ручки ведёшь!
   --Не получил -- так получишь! Я, дорогой ты мой, костьми лягу за благополучие лучшего друга и рукЗ любой красотки для него добьюсь. Звони невесте сейчас же и скажи, что сам в качестве свадебного подарка заказал ей костюм! Чего ждёшь?!
   --Зачем звонить? Можешь сам лично ей сообщить приятную новость, - вдруг рассмеялся, правда, несколько нервно Пётр. --Иди-иди! Она здесь, на кухне.
   --И ты до сих пор молчал об этом, старый балбес? - Иосиф только сейчас унюхал доносившиеся из кухни приятные запахи и отчётливо услышал шум льющейся из кухонного крана воды. --Невеста готовит ему обед, а он ещё сомневается в её согласии на брак!
   Финкель, полностью полагаясь на свою природную наблюдательность, мог поклясться, что не видел в прихожей верхней женской одежды -- уж на неё он бы отреагировал сразу и должным образом, и если сапожки гостья могла попросту не снять, войдя в квартиру, то отсутствие плаща ясно говорило о том, что дама приехала к "суженому" на автомобиле. Тут же Иосиф вспомнил, что парковал свою "тачку" рядом с небольшой аккуратной иномаркой, мельком обратив на неё внимание, и теперь удовлетворённо кивнул головой, довольный собственными молниеносными выкладками. "А эстоночка-то наша непроста! Ох, непроста! -- подумалось ему. -И за каким, скажите на милость, дьяволом ей надобен сей стареющий мухомор?"
   --Пойду поздороваюсь, -- тем не менее произнёс он вслух странным деревянным голосом, ощущая отчётливую дрожь во всём теле. --Засвидетельствую, так сказать, почтение невесте!
   Пётр хотел было проводить дорогого гостя, но прозвучавший в прихожей телефонный звонок предотвратил его вежливое намерение, и, подняв трубку, Кузнецов принялся говорить, видимо, с кем-то из сослуживцев, махнув рукой приятелю, чтобы тот не ждал его и шёл выполнять своё похвальное намерение. Зная поистине маниакальное отношение Кузнецова к работе, Финкель уже и сам понял, что болтовня затянется надолго, и решительно прошёл в кухню, предусмотрительно плотно притворив за собой дверь.
   Инга, как и в прошлый раз, стояла у кухонного стола спиной к гостю и сосредоточенно нарезала овощи для салата, причём, как сразу отметил Иосиф, ноги её в тонких колготках сиреневого оттенка действительно были обуты не в сапоги, а в туфли на модных квадратных каблуках, и это окончательно убедило его, что приехала гостья сюда не иначе как на своём новеньком авто. На этот раз женщина оделась попроще -- в облегающее фигуру трикотажное платье скромной расцветки, поверх которого надет был завязанный на талии большим бантом кокетливый передник, скорее всего предусмотрительно привезённый вместе с продуктами для стола, и, пожалуй, наряд этот ещё больше шёл этой удивительной женщине, нежели какой-нибудь вечерний туалет.
   --Здравствуйте, Иосиф Соломонович. -- Инга тотчас обернулась, и Финкель увидел уже знакомые ему до мелочей затемнённые очки, густую чёлку роскошных волос и столь чувственные губы, вызвавшие у него сухость во рту.
   --Отчего же так официально? Здравствуйте, Инга. Вы сегодня выглядите просто чудесно, если не сказать ослепительно.
   --Звучит банально, но всё равно, чёрт возьми, очень и очень недурно! - Ингеборга разговаривала, не отрываясь от своего занятия. -Интересно у нас получается -- гости в полном составе находятся на кухне, а хозяин расположился в гостиной!
   --Болтает по телефону, -- Финкель с внутренним трепетом вплотную подошёл к женщине, с жадностью вдыхая аромат духов -- немного грубоватый, но чрезвычайно волнующий.
   --Вы опять пришли помочь мне? Или помешать? -- иронический тон вновь, как и в прошлый раз, остро кольнул Иосифа.
   --И то и другое! - Финкель вдруг, махнув на приличия рукой и каждую секунду ожидая самого наихудшего из всех возможных вариантов развития событий, взялся за подол доходящего до колен крепких Ингиных ног платья и медленно задрал его вверх почти до самого пояса, открывая собственному обозрению края дамских чулок без подвязок (ах, какая прелесть!), а вовсе не колготок, как ему представлялось ранее, и узенькую ленточку трусиков, пикантно исчезавшую между выпуклыми мускулистыми ягодицами.
   "Она готовилась к этому! Ждала от меня подобной вольности!" - тут же мелькнуло в его голове, и ладони чуть ли не самопроизвольно легли на упругие бёдра женщины, жадно поглаживая их и судорожно сжимая пальцами. Инга же, как ни в чём не бывало, с досадной для Иосифа невозмутимостью продолжала свою кухонную возню, абсолютно ничем не выдавая ни своего неудовольствия, ни своей благожелательности, что придало до сих пор побаивавшемуся гнева "амазонки" бесстыднику смелости и нахальства, после чего пенис его, как у истинного самца, мгновенно налился силой и тут же упёрся в ширинку брюк, тщетно пытаясь вырваться наружу.
   "Вот это самообладание, чёрт её дери!" -- не переставал поражаться индифферентности эстонки Финкель, пальцем, между тем, подцепляя тонкую резинку символических дамских трусиков, в одно движение стягивая их вниз и окончательно оголяя то, что практически и так едва ли не полностью было оголено. Ладонь его тут же протиснулась в тесное пространство между плотно сдвинутыми ляжками соблазнительных Ингиных ног и поспешно нащупала там влажную тёплую щель в обрамлении кудряшек жестковатых волосиков, в ответ на что женщина неторопливо отложила кухонный нож и неожиданно покладисто раздвинула ноги, а руками поудобнее упёрлась в стол, принимая таким образом более устойчивое положение. Трусики сразу упругой кручёной верёвочкой натянулись между колен, чуточку мешая Иосифу, который, чертыхаясь про себя и отмечая походя, что раньше у него всегда хватало выдержки и сил вести себя в таких ситуациях гораздо спокойнее, чем ныне, суетливо расстёгивал ширинку брюк.
   Между тем, на всякого рода сомнения и размышления по понятным причинам не оставалось больше ровным счётом ни секунды, и едва сдерживавший рычание Финкель хотел было, что называется, с ходу, без всяких проволочек натянуть аспирантку на член, но негромкий твёрдый голос этой хладнокровной бабы тотчас бесстрастно, но очень настойчиво напомнил ему о такой банальной вещи, как презерватив. И тут трясущемуся Иосифу ничего не оставалось, как шёпотом выругаться, поспешно достать из кармана пиджака небольшую упаковку и поскорее напялить на свой раздувшийся от невероятной похоти инструмент тонкую цветную резинку. Тотчас словно по мановению волшебной палочки спина Инги, убедившейся в беспрекословном выполнении справедливого в общем-то требования, услужливо прогнулась, и аппетитная белая задница развратно приподнялась вверх, как бы приглашая желанного гостя туда, куда он так стремился вломиться, наплевав сгоряча на всяческие законы приличия.
   Напор был по-настоящему бешеным, но крепкая и, похоже, видавшая виды тёлка, прочно обосновавшаяся в выгодной позе и твёрдо упиравшаяся ладонями в массивный стол, отразила мощный прессинг едва ли не шутя, приняла его во всеоружии, чем вызвала у партнёра подлинное уважение. Даже голова её не дёрнулась от толчка, только опустилась ниже, и тишина кухни, нарушаемая лишь негромкой музыкой, звучавшей из радиоприёмника, не была потревожена ни единым шорохом, не говоря уже о невольном вскрике или страстном стоне той, которая так легко отдавалась здесь мужчине. И хоть Финкель и старался от всей души, всеми силами желая устроить чопорной эстонке нешуточное испытание, от которого в результате у него самого с непривычки заболели ноги и поясница, "неприступный бастион" стоял насмерть, с честью отражая неимоверной мощи атаки. К тому времени основательно натруженный за самый короткий срок член Иосифа принял уже самые угрожающие размеры и, казалось, готов был лопнуть от частого и непрерывного трения о стенки влажной тесной полости как воздушный шарик, разорваться как прохудившаяся автомобильная камера, чего, конечно, реально не случилось, зато в позорном страхе за своё здоровье потерявший голову Финкель не выдержал-таки напряжения, издал некое сдавленное жалостливое ворчание, и в один момент разрядился струёй обжигающей пенис спермы, которая не рассосалась внутри похожей на гиблое болото субстанции, а с силой ударила в оболочку прочного резинового "скафандра", заставляя Финкеля ватными ногами исполнить подобие зажигательного танца на месте и мокрыми ладонями неистово сжать обнажённые формы эстонки, как бы в желании причинить той боль и вырвать из её горла хоть какой-нибудь признак страсти. Но нет! Женщина лишь глубоко вздохнула, таким вот сдержанным образом отреагировав на окончание бурного совокупления, чуть заметно пошевелила ягодицами и расслабленно повела плечами, упорно не желая выказывать своих истинных чувств, хотя Иосиф лелеял в душе тусклую надежду, что сумел удовлетворить её.
   Пётр Сергеевич всё ещё объяснял по телефону невидимому собеседнику только им двоим понятные технические тонкости некой новой разработки, когда немело ошеломлённый происшедшим Иосиф вернулся в комнату, бессильно опустился в кресло, тщетно пытаясь унять противную дрожь в коленях, и тотчас погрузился в подобие ступора, благо приятель не обратил на его состояние ни малейшего внимания. Вскоре вслед за Иосифом появилась невозмутимая по обыкновению и на удивление бодрая Инга и торжественно объявила, что обед наконец готов.
   --Вы с нами отобедаете, Иосиф Соломонович? - с неизменным прибалтийским акцентом, так шедшим ей, спросила она, сопровождая вопрос обворожительной улыбкой.
   --Пожалуй нет, хотя мне очень хотелось бы попробовать ваших яств, -- Финкель торопливо поднялся, показывая Петру глазами на подарочную коробку, лежащую на журнальном столике.
   --Инга, дорогая! - сразу замялся Кузнецов. --Иосиф привёз кое-что для тебя по моей... э-э... просьбе. Видишь ли... Как бы тебе это объяснить? Я попросил его заказать для тебя костюм... Взял, так сказать, смелость... для торжества...
   --Для торжества? - нарочито удивлённо блеснула стёклами очков Инга.
   --Если, конечно, ты согласишься принять наш... мой скромный... э-э... подарок?! - Пётр безуспешно искал взглядом поддержки приятеля и не находил его, так что в комнате на мгновение воцарилась напряжённая тишина.
   --Да что здесь такого, ей-богу, Петя? - нехотя вмешался всё-таки Иосиф, чтобы разрядить обстановку, созданную неуклюжим Петрухой. -- Мой друг хочет подарить женщине, которую безмерно уважает и чтит, костюм! К свадьбе ли, нет ли -- какая разница? Мы вдвоём, дорогая Инга, просто попросим тебя примерить его сейчас, вот и весь сказ! Очень настойчиво, между прочим, попросим!
   Инга нахмурилась, сжав губы, но Иосиф сделал вид, что не замечает этого откровенного недовольства.
   --Белла, кстати, тоже очень просит тебя принять подарок!
   --Правда, Инга! Пожалуйста, примерь! - малость взбодрился после такой мощной поддержки Кузнецов.
   --Что с вами поделаешь, негодяи вы эдакие, - Ингеборга вполголоса добавила несколько слов на эстонском и, не желая ломаться перед мужчинами, с коробкой в руках неторопливо удалилась в кабинет хозяина.
   Финкель весело подмигнул приятелю и многозначительно поднял большой палец вверх, на что Кузнецов воздел руки и глаза к потолку и облегчённо вытер пот со лба.
   --Подставил ты меня, Иосиф! - прошипел он, показав затем гостю кулак. --Ох, подставил!
   --Она будет твоей, Петя, - едва слышно ответил ему Иосиф, -- непременно будет твоей. Можешь поверить мне -- старому ловеласу, твоё дело - в шляпе.
   Между тем, вернувшаяся вскоре Инга, которой на переодевание понадобилось всего несколько минут, была просто ослепительна в новом белом костюме, состоявшем из приталенного жакета с высоким воротничком и множеством оригинальных декоративных деталей, включая не менее оригинальные пуговицы, и прямой, самую малость зауженной внизу юбки, не скрывавшей округлых коленей ног в белоснежных непрозрачных чулках с очень пикантным блеском и остроносых модельных туфлях на высоких тонких каблуках. Дополняли костюм и придавали даме ещё большее очарование белые сетчатые перчатки, элегантно собранные на запястьях рук в складочки, и маленькая круглая шапочка с воздушной едва заметной вуалеткой, вид которых заставил Пётра Сергеевича восхищённо вздохнуть и поспешно подняться на ноги, чтобы с благоговением поцеловать Инге руку. Финкель же с огромным удовлетворением мысленно отметил, что роскошный и зверски дорогой костюм придал грубоватой и не очень-то, по правде сказать, женственной эстонке невероятный шарм, и отчётливо почувствовал, как пенис вновь зашевелился в штанах, напоминая хозяину о своём существовании. Тем не менее, немало взбудораженный Иосиф, на скорую руку отпустив в адрес дамы серию банальных комплиментов, по вполне понятным причинам вынужден был с сожалением откланяться.
   --Инга, будь добра, проводи нашего друга до двери, а я, пожалуй, займусь сервировкой обеда, - смущённо попросил, умильно глядя на даму своего сердца и в душе считая её полноправной хозяйкой своего дома, Пётр Сергеевич, чувствовавший себя обязанным Финкелю по гроб жизни и по этой причине стеснявшийся остаться с ним с глазу на глаз. --Не могу же я, сама подумай, допустить тебя на кухню в этом изумительном наряде.
   --Ну вот меня и лишили даже самой простой женской работы, - понимающе улыбнулась Инга и, церемонно взяв Иосифа под руку, прошла с ним в прихожую, в то время как за их спинами насвистывающий марш Мендельсона Кузнецов принялся греметь извлекаемой из серванта посудой, накрывая на стол со свойственным ему прилежанием.
   Оказавшись за пределами зоны видимости обрадованного Пети, не сумевший никакими усилиями воли сдержать рвущуюся наружу страсть Финкель немедленно прижал аспирантку спиной к стене и привычным уже жестом вздёрнул ей юбку нового костюма высоко на бёдра, с удовлетворением обнаружив, что под ней, как он смутно догадывался с самого начала "демонстрации мод", напрочь отсутствуют трусики, от которых ушлая баба быстренько избавилась при облачении в свадебный наряд, намереваясь очевидно вступить в безотлагательную интимную связь либо, хе-хе, с хозяином, либо, чёрт побери, с гостем, и принялся лихорадочно расстёгивать ширинку, с большим трудом сдерживая прерывистое сиплое дыхание. Инга, тоже шумно дыша точнёхонько ему в ухо, ловко обхватила ладонями в тонких перчатках багровую его шею и принялась неистово целовать Финкеля в рот и подбородок, упираясь крупным бюстом ему в грудь, да с такой силой, что ошеломлённый Иосиф еле-еле удержался на ногах. Он буквально сходил с ума от вожделения, находился во власти лишь одной мысли и, ничего не слыша кроме громкого Ингиного сопения и доносившегося из гостиной Петиного весёлого насвистывания, безоглядно стремился как можно скорее исполнить свою прихоть. Руки его спешно извлекали из тесного пространства трусов и брюк изнывающий от притока крови член, машинально заученно облачали его в упругую плёнку презерватива, и даже появление в прихожей в самый неподходящий момент жениха собственной персоной вряд ли могло теперь помешать ему.
   На этот раз спокойствие и внешний лоск слетели с эстонки, словно нежный пух с одуванчика, и, моментально превратившись в обезумевшую плотоядную самку, она, одним сильным движением подпрыгнув на месте с опорой рук на плечи дрожавшего от напряжения партнёра, сильными ногами оплела его талию и повисла на нём всем своим отнюдь не легковесным телом. При этом озверевшая баба ухитрилась ловко насадиться истекающей соком и едва ли не хлюпавшей от обилия смазки похотливой щелью на взметнувшийся вверх член, и, если бы не спасительная стена, Иосиф наверняка рухнул бы ниц и был бы запросто раздавлен упавшей сверху любовницей. С видимым усилием удерживая на весу женщину, больше похожую сейчас на мускулистую обезьяну, Финкель руками пытался приподнимать её за ляжки, чтобы создать видимость своей активности, тогда как Инга, плотно усаженная на одеревеневший и напоминавший сейчас гладко отёсанный кол фаллос, прижималась к Финкелю всем телом, ритмично покачивала внушительным задом из стороны в сторону, так что потные ладони Иосифа скользили по гладкому эластику чулок, срывались с них, и благо, что ополоумевшая Инга не требовала от натужно пыхтевшего любовника никакой помощи.
   На счастье потерявших стыд любовников планировка коридора не давала возможности гостеприимному хозяину видеть происходившую у него под носом наглую оргию и позволяла им бессовестно развлекаться подле вешалки, прикрываясь её боковой стенкой и находившейся на крючках верхней одеждой, которая частично гасила сдавленные животные звуки, бесстыдно издаваемые обоими любовниками при скоротечном совокуплении. Надо сказать, что случка продолжалась недолго, и, кое-как натянув всего лишь несколько раз разошедшуюся партнёршу на и так достаточно натёртый член, Иосиф разрядился с неимоверной силой фонтаном спермы и едва не съехал по стене на пол, положительно не чуя под собой ног. Он едва не лишился чувств и хорошо запомнил только стук металлических набоек каблуков о половую плитку, когда Инга соскакивала с его колен, цепляя их задниками изящных, подаренных, между прочим, им же туфель, после чего, нежно вытолкнутый из квартиры, долго стоял на лестничной площадке с расстёгнутыми брюками и свисающим из ширинки вялым членом, на котором едва держался полный белесой жидкости сморщенный презерватив, не в силах привести себя хотя бы в относительный порядок и восстановить работу лёгких в полном объёме. Уже потом, сидя в машине и тупо уставившись в приборную доску осоловевшими глазами, он вспомнил не к месту, что должен был пригласить "молодожёнов" на вечеринку, которую организовывала деятельная Белла, и громкий истерический смех при этой дурацкой мысли неожиданно разобрал его.
   --Чёрт бы побрал все эти банкеты в дружеской, так сказать, домашней обстановке! - вырвалась сквозь зубы невольная фраза, и утешительная мысль, что покупками и приготовлением закусок в доме занимается прислуга, тем не менее не оказала никакого благотворного воздействия на него, чувствовавшего себя донельзя разбитым и вымотанным до предела.
   При воспоминании о Лизе у Финкеля окончательно испортилось настроение, ибо на ум сразу пришла некрасивая история, связанная со спонтанным желанием новоиспечённого "барина" чуть ли не в один из первых дней работы этой простой деревенской тётки в качестве служанки попытаться (тоже, кстати, в прихожей!) грубо овладеть дурой-бабой в тот момент, когда та в нелепой позе сидела на корточках у входной двери и неуклюже снимала с ноги стоптанный туфель. Иосифу тогда всего лишь захотелось чего-то экзотичного -- только и всего, но, едва с глупым смешком задрав коленопреклонённой бабе юбку-балахон на голову, он незамедлительно получил подошвой той самой туфли по морде, а, попытавшись возмутиться и "качнуть права", заработал ещё один чувствительный трескучий хлопок опять-таки всё той же туфлёй только на сей раз по носу, после чего, в полной мере испытав на практике тяжесть руки крепкой деревенщины, вынужден был на время отступиться от своего намерения. Скандал поднимать ему не хотелось, тем более что Лизка нравилась своей покладистостью и молчаливостью Белле, с которой ссориться пока что никоим образом не входило в планы Финкеля, да и вообще, обширная теткина жопа с самого начала вызывала у него вполне объяснимый трепет и пощупать её в ближайшем будущем было являлось для него насущной необходимостью.
   В то время как усталый Иосиф сидел в машине, размышляя о превратностях судьбы, в квартире Кузнецова, равно как и в мыслях Петиного свободного от предрассудков приятеля, вовсе не царила идиллия, и, более того, в атмосфере явственно пахло грозой.
   --Вы с другом явно поторопились, одаривая меня подарками, - укоризненно внушала подавленному неожиданной строгостью элегантной дамы хозяину всё ещё облачённая в белоснежный (свадебный!) костюм Инга, сидя на краешке кресла в одной из своих сногсшибательных поз с переплетёнными ногами. --Ведь я ещё не давала никакого определённого согласия на наш с вами брак.
   --Но, Инга, ты сама позволила мне надеяться на положительное решение вопроса, - смущённо бормотал влюблённый по уши Пётр Сергеевич. --Твою просьбу я выполнил: доктор был здесь, произвёл осмотр и остался доволен моим физическим состоянием, а ты продолжаешь смеяться над моими чувствами и непрерывно мучаешь меня.
   --Странная вы нация, русские, - пожала (нет, прелестно повела!) плечами в ответ эстонка. -Только посмотрите, столько вокруг очаровательных русских женщин и девушек тоже! Просто настоящих красавиц и умниц! Но нет! Вам, русакам, не хочется брать их замуж! Конечно! Зачем!? ... Ведь в таком браке не будет ничего необычного. А вам, русским мужикам, позарез нужно выделиться в серой толпе соплеменников, обязательно доказать, что вы не такие, как все, похвастаться своей неординарностью! ... Вам совсем неинтересно связать свою судьбу с какой-нибудь банальной соседкой по лестничной площадке, которая родилась где-нибудь в российской глубинке, или вступить в брак с сослуживицей, недавней обитательницей русского села, а ныне инженером-конструктором или технологом в заводском цехе! ... Правда ведь, Пётр Сергеевич? Зато жительница Прибалтики, немка или, скажем, даже кореянка -- пусть и с интеллектом ниже среднего -- вас всех вполне устроит как супруга и спутница жизни... Пусть все видят, какой вы оригинальный человек и какую оригинальную даму выбрали себе в жёны! Здесь, сознайтесь, есть, чем похвастаться перед рядовым обывателем!
   --Ты судишь очень строго и слишком поспешно, Инга, - проворчал Пётр Сергеевич, не зная толком, что можно возразить этой "жительнице Прибалтики" в ответ на предъявленные претензии к "русским мужикам". --Что плохого в том, что мне нравиться приезжая эстонка, а не русская соседка по парадной? Разве можно ставить это мне в вину?
   --Совсем нет! Но я, с вашего позволения, хотела бы продолжить свою мысль! ... Неужели вы, русские, не замечаете того очевидного факта, что своими великодержавными амбициями уже длительное время подавляете практически все малочисленные народы вокруг себя, просто не даёте им дышать, думать по-своему! Да что там "думать"! Скажу больше! Вы попросту навязываете нам свою культуру, свои обычаи, хотите ассимилировать других, сделать нас подобными вам - русским... Да! Мечтаете, чтобы все были такими, как вы! Хотите служить для всех эталоном, образцом и в этом желании доходите до крайности! - Инга, распаляясь, говорила всё громче и громче, а её акцент становился всё более резким и отчётливым. -И при всём этом сами не хотите видеть своего всеобъемлющего русского чванства, самовлюблённости, убожества, наконец!
   --Что ты говоришь, Инга?! -- поражённый неожиданной и немотивированной вспышкой эмоций и крутой переменой темы с бытовой на более масштабную - национальную Пётр Сергеевич положительно не знал, как себя вести, всё больше и больше терялся в присутствии Ингеборги, от которой сейчас веяло ледяным холодом, и с большим трудом пытался привести в порядок собственные мысли.
   --До вас не доходит, что ваше зазнайство ненавидят уже не только в ближнем зарубежье, а и во всём мире, над вами смеются, издеваются, открыто унижают, а вы продолжаете лезть со своей дружбой, со своими советами и наставлениями, претендуя на мифическую роль старшего брата! Лезете, не замечая, что на самом же деле обожаете да и, собственно говоря, имеете право лишь смиренно целовать другим ноги и подобострастно лизать чужую обувь!
   Эстонка окончательно перешла на крик и на гневной обличительной ноте даже вздёрнула вверх аппетитную ножку в белом чулке и такой же белой туфле. В "праведной" ярости разгорячённая женщина была ещё более привлекательна, чем обычно, и похожа на решительную и безапелляционную феминистку, на подлинную амазонку или же на офицера ударного женского батальона, а вскинутая чуть ли не выше головы, как показалось на секунду Петру Сергеевичу, нога, туго затянутая в поблёскивающий искорками ослепительно белый эластик и обутая в изящную остроносую туфельку с длиннющим и опасно тонким каблуком с маленькой никелированной набойкой, напомнила ему эсэсовский жест приветствия и вызвала у Кузнецова холодок в груди. Однако, как ни силился Пётр Сергеевич, всё равно никак не мог понять истоков Ингиной эскапады, был слегка напуган неестественной злостью потенциальной невесты -- интеллигентной образованной особы, научного работника, обаятельной и милой дамы, показавшей себя вдруг с совершенно незнакомой ему стороны, и желал любым способом погасить возникший на пустом месте конфликт.
   --Я не понимаю, Инга...
   --Замолчите, вы, там! И, по крайней мере, извольте выслушать то, что я говорю, до конца, -- резко, чуть ли не хамски оборвала его эстонка и поднялась с кресла во весь рост, красуясь перед втянувшим голову в плечи мужчиной, втянувшим голову в плечи. --Мы, уж извините нас, собираемся играть в этой жизни по своим правилам и по такой тривиальный причине не нуждаемся в вашем обществе, в ваших подачках и советах, имейте это в виду! И, бога ради, дайте нам свободно жить, дышать, наслаждаться своей индивидуальностью и бережно хранить завоёванную кровью и пСтом свободу! Свободу! Слышите, вы!? Свободу с большой буквы! ... Если, конечно, вам, русским, понятна суть этого сладкого слова! И запомните навсегда -- нам от вас ничего и никогда не надобно!
   Сбитый с толку фанатичностью её резких фраз Пётр Сергеевич почти что со священным страхом смотрел, как Инга, словно в подтверждение своих резких слов, ни с того, ни с сего вдруг принялась срывать с себя новый костюм и с силой швырять подаренные женихом сотоварищи вещи на пол. В сторону полетел жакет, за ним юбка и маленькая шапочка, а вся багровая от негодования женщина, оставшаяся в кокетливой коротенькой сорочке и длинных чулках и, тем не менее не собиравшаяся останавливаться на достигнутом, немедленно скинула с ног белые туфельки и в состоянии явного аффекта с силой швырнула их в Кузнецова, ни в чём, по его собственному мнению, не повинного ни перед ней, ни перед "малыми нациями" тем более. Когда свадебная обувь просвистела в опасной близости от его головы, обалдевший и потерявший наконец терпение Пётр Сергеевич кинулся было к Инге с намерением обнять и успокоить её, убедить в том, что никто не собирается покушаться на свободу и независимость "младших братьев", но почему-то совершенно неожиданно для себя грубо схватил разошедшуюся националистку за плечи, притянул к себе и затем, как бы в приступе нешуточной обиды за русский народ, сильно оттолкнул прочь, отчего не в меру распалённая длинной тирадой дама навзничь повалилась спиной на диван, взмахнув в воздухе руками в перчатках и смешно задрыгав разутыми ногами, причём стало видно, что под задравшейся на бедрах сорочкой напрочь отсутствуют трусики.
   Никак не ожидавшая такой выходки от обычно уступчивого и обходительного поклонника эстонка несколько мгновений после толчка приходила в себя, не в силах вымолвить в ответ на "российский демарш" ни единого внятного слова, и только шумно выпускала воздух из раздувавшихся ноздрей, а поскольку ей в голову никак не приходила недурственная в принципе идея немедленно привести себя в порядок, вид обнажённых ягодиц и треугольника тёмных волосиков на лобке подействовали на немолодого мужчину словно красная тряпка на быка. Совершенно не помня себя от волнения и абсолютно не стараясь оценить моральной стороны собственного поступка, Кузнецов грузно навалился всем телом на почти беспомощную женщину, легко преодолевая сопротивление её рук, и принялся беспардонно раздвигать трясущимся коленом сдвинутые вместе Ингины ноги, не задаваясь, как ни странно, вопросом, что же делать дальше, если подмятая им дама вдруг решит покориться внезапному принуждению. Однако беспомощность гостьи скоро испарилась без следа, и аспирантка вроде бы принялась отчаянно бороться с оскорблённым ею женихом, но постепенно слабела или делала вид, что слабеет и почти побеждена, при этом голова её запрокинулась далеко назад, тёмные очки съехали и свалились с носа, и вот тогда Пётр Сергеевич впервые в упор увидел глаза возлюбленной, в которых читалась вовсе не покорность судьбе и даже не злость, а наоборот -- неприкрытая ирония. Инга лежала, почти демонстративно раскинув руки в стороны и выжидательно раздвинув более чем соблазнительные, затянутые в белый эластик чулок колени, и не иначе как с вызовом смотрела прямо в лицо Петру Сергеевичу, который, застыв над ней форменным изваянием, отчётливо понял вдруг, что ничего путного сделать в этой щекотливой и достаточно недвусмысленной ситуации не сможет, и что, как это ни смешно звучит, зря он вообще разложил сгоряча эту полусумасшедшую бабу на своём диване. И теперь от бессилия и стыда Кузнецов, до которого дошло, что Ингеборга нарочно дразнила его, проверяя на "вшивость", не знал, куда девать глаза, мысленно проклинал свой не подающий признаков жизни пенис и далее, чтобы разрядить неловкую паузу, совершил очередную глупость -- взял да и принялся, сам в душе ужасаясь своему поведению, чувствительно хлестать Ингу по щекам ладонями, якобы желая поскорее привести в чувство.
   На секунду в глазах Ингеборги мелькнули растерянность и удивление, потом возмущение и гнев, и она, каким-то нечеловеческим неимоверным движением выгнув тело, ухитрилась обвить талию Кузнецова своими сильными мускулистыми ногами и в мгновение ока сбросила неудачливого кавалера, с треском провалившего затею показать характер, прямо на пол, а когда тот попытался неуклюже подняться хотя бы на колени, неуловимо и легко, словно выполняла гимнастическое упражнение, махнула в воздухе ступнёй, и сокрушительный удар пяткой в грудь заставил горе-любовника в свою очередь опрокинуться на спину -- только уже на твёрдом паркете.
   --Что и требовалось доказать! -- раздался в наступившей тишине насмешливый голос одержавшей лёгкую победу в стихийной потасовке дамы, прозвучавший практически без всякого прибалтийского акцента. --Как там у вас, русских, говорят? Каждый сверчок знай свой шесток!? Так?
   В ответ поверженный в прах влюблённый, до сих пор не веривший в происшедшее, только лишь замотал головой, чтобы поскорее прийти в себя, и ни единым словом, ни единым жестом не попытался возразить победительнице, не говоря уже о том, чтобы принять сидячее положение, тогда как Инга, неторопливо приблизившись к нему, небрежно опустила ступню прямо на его подрагивающий подбородок, будто ставя последнюю точку в их непростых отношениях.
   Преодолевая сумбур в голове, Пётр Сергеевич тупо блуждал взглядом прямо между двумя широко расставленными крепкими ногами женщины, смотрел туда, куда ни разу за весь период необычного знакомства с этой потрясающей особой не имел случая да и не очень, честно говоря, желал, удовлетворяясь своими платоническими чувствами, не только добраться, но и просто заглянуть, и куда сегодня, обуреваемый целой гаммой самых противоречивых чувств, не смог проникнуть из-за собственной позорной слабости. Но странно, слабость эта как раз и вызывала у него неестественно глубокое удовлетворение, и он не просто был не в силах или страшился столкнуть сейчас с лица прохладную, невероятно волнующе пахнувшую дамскую ступню в умопомрачительной красоты белоснежном чулке, легонько давившую на нос его и губы, а, наверно, в сей кульминационный момент романтической истории не дал бы этого сделать даже и самСй сумасбродной обладательнице отнюдь не маленькой, но страшно очаровательной ножки, и жаждал как можно дольше оставаться в её власти, трепеща от восторга.
   --Я вынуждена на время лишить вас свободы передвижения, мой милый друг, как бы это не задевало вашего мужского самолюбия. Простите уж меня покорно, Пётр Сергеевич, но после вашей выходки с пощёчинами, я не собираюсь больше подвергать себя незаслуженным оскорблениям, и такой не слишком достойный для вас выход из положения видится мне ныне наиболее актуальным! -- извиняющимся тоном обратилась между тем к нему Инга и, ловко перевернув своего поклонника словно бревно со спины на живот, без лишних слов умело и даже с неким изяществом связала ему запястья рук за спиной длинным проводом электрического удлинителя.
   Лёжа лицом вниз в эдаком беспомощном и унизительном положении, Пётр Сергеевич ровным счётом ничего не понимал в мотивах поведения бесцеремонной гостьи, перед которой он и сейчас продолжал преклоняться, и, поздновато возбуждаясь, лишь кусал себе губы -- только теперь не от стыда, а от невероятного удовольствия, которое мощной волной охватывало его затуманенный мозг и настраивало на жгучее желание испытать ещё пущее унижение именно от оригинальной эстонки. Нет, не банальным проводом в белой пластиковой изоляции хотел бы он быть связанным по рукам и ногам, а непременно упругими белыми чулками, принадлежащими категоричной в своих немыслимых поступках дамы, и врИзавшийся в кожу растянутый в прочный шнур эластик чулка погрузил бы его в то сладостное состояние, которого он не мог самостоятельно вызвать у себя, даже сжимая в объятиях очаровательную эстонку. Ещё лучше, если бы имевшая право безраздельно распоряжаться своей добычей госпожа грубо натянула бы прочный чулок ему на голову, и Пётр Сергеевич уже наяву чувствовал губами шершавую поверхность тугой маски, ноздрями вдыхал её божественный аромат и с благоговением трогал кончиком языка тонкую сеточку этого атрибута укрощения любого мало-мальски чувственного мужчины. Он буквально изнывал от сексуального трепета, пошевеливая связанными кистями рук, и готов был слезно умолять возвышавшуюся над ним полуобнаженную красотку тотчас подвергнуть его такой сладкой пытке, если бы, кося прищуренными глазами, не заметил с телячьим восторгом, что Инга, как бы отзываясь на безмолвное требование пленника, как раз и стаскивает со своих ног роскошные чулки.
   Самая смелая мечта, так молниеносно овладевшая всё ещё робевшим перед своей властительницей мужчин, волшебным образом воплощалась в жизнь, и затаивший дыхание Кузнецов задрожал всем наэлектризованным телом, когда одним чулком женщина быстро завязала ему глаза, а другим аккуратно -- с истинно западной педантичностью -- перетянула рот, вдавливая щёки и язык немножечко растерянного и одновременно ликующего пленника между зубов и не обращая никакого внимания на нарочито протестующие звуки, которые тот решился издать. Между тем, весь этот театральный фарс, разыгрываемый Ингой с непонятными для отторгнутого жениха целями, сбивал его с толку и непомерно волновал своей таинственностью, и Кузнецову, пусть и достаточно перевозбужденному, было тем не менее ясно, что списывать поставленный спектакль всего лишь на сумасбродство и эксцентричность эстонки никоим образом нельзя. Неизвестность выбивала его из колеи, и хотя, с одной стороны, он согласен был -- обездвиженный, ослеплённый и лишённый возможности говорить -- находиться сколь угодно долго в своём нынешнем пикантном положении, в которое попал впервые в жизни, с другой, рад был бы, если в импровизированной повязке имелась бы маленькая щелочка, чтобы существовала возможность наблюдать за тем, чем занимается сейчас невероятная Ингеборга, только мысль о которой вызывала истому в Кузнецовском теле. Происходящее, так похожее на сюжет откровенно эротического, любовного литературного романа, вызывало у него шок, но, если бы несостоявшийся жених на самом деле увидел, что проделывает в тот момент его таинственная гостья, вовсе не упивавшаяся, как он предполагал, властью над поверженным мужчиной, то, наверное, поразился бы ещё больше, а то и испытал бы сильнейший психологический стресс, слишком вредный для здоровья в его преклонном возрасте -- ведь не случайно эксцентричная дама завязала ему глаза и для верности едва ли не профессионально связала за спиной руки!
   Итак, расправившись в мгновение ока с хозяином квартиры, Инга теперь уже неторопливо подошла к большому зеркалу на стене у двери и, чуть помедлив, с серьёзным выражением лица пальцами тронула свои роскошные густые локоны соломенного цвета, после чего, как бы решившись на некий нешуточный шаг, одним уверенным движением рук сняла с головы и отложила в сторону парик, под которым находились тщательно прилизанные и покрытые тонкой сеточкой природные волосы. С загадочной улыбкой на губах она некоторое время рассматривала отражение своей крепкой полуобнажённой фигуры, потом ловко стащила через голову таинственно зашуршавшую сорочку, оттянула пальцами за лямки туго облегающий грудь бюстгальтер, из которого тут же вывалились и беззвучно упали на пол упругие синтетические вкладыши порядочного размера, и тут же освободилась от этого смешно сморщившегося предмета женского туалета, скрывавшего до поры до времени небольшие аккуратные груди с крупными коричневыми сосками. Закончив этакую трансформацию, Инга двумя пальцами деловито подхватила со стула привезённую с собой сумку и уверенной походкой удалилась в ванную, совсем не обращая внимания на затихшего на полу и обратившегося в слух Петра Сергеевича, который наверняка дорого бы дал, чтобы быть полноценным свидетелем удивительного перевоплощения дамы сердца, и который ни сном, ни духом не подозревал о том, что странная женщина до сих пор искусно вводила его в заблуждение относительно своей эффектной внешности. Когда же она, на этот раз с лицом, лишённым любого признака косметики и от этого как-то сразу погрубевшим да ещё дополненным беспорядочно торчавшими во все стороны волосами некого неопределённого цвета, вернулась вскоре обратно в гостиную, одетая в старый коротковатый джемпер, мешковатую темно-коричневую юбку, чёрные колготки с кое-как зашитой (зелёными почему-то нитками!) дыркой на одном колене и обутая в потёртые мокасины без каблуков с оборванными шнурками, то Кузнецов вообще вряд ли узнал бы неотразимую Ингу и подумал бы, что в дом его проникла неопрятная попрошайка с вокзала или профессиональная сборщица порожней стеклотары. А между тем, собрав по квартире отнюдь не бутылки, а свои немногочисленные личные вещи и аккуратно уложив их в сумку, где по какой-то причине она прятала нынешние лохмотья, эта чуднАя особа, с нарочитым кряхтением наклонившись к связанному хозяину квартиры, максимально навострившему слух, ослабила узел на запястьях его рук и тоже нарочито неуклюжей походкой покинула гостеприимное обиталище старого холостяка, умышленно громко хлопнув на выходе дверью.
   На крыльце подъезда загадочная гостья ещё раз бросила прощальный взгляд на окна ставшей за последние недели досконально знакомой ей квартиры, в которой, будь на то её желание, она могла бы строить новое семейное счастье, и, открыв дверцу небольшого чистенького автомобиля, ранее замеченного глазастым Финкелем у кромки тротуара, уселась за руль, уверенно завела мотор и тронула машину с места. И если бы только бедняга Пётр Сергеевич узнал, куда едет его бывшая пассия, то был бы немало огорошен и ещё ох как не скоро пришёл бы в себя!
   Финкели жили в пятнадцати минутах езды от дома своего давнего приятеля на третьем этаже новенькой кирпичной многоэтажки, причём отделанные по последней европейской моде хоромы их, состоявшие из двух соседних квартир немалого метража, соединённых между собой посредством пробитого в стене прохода, включали спальню, огромную гостиную, кабинет, просторную кухню, пару комнат для гостей, ну и, естественно, два туалета и две ванные комнаты. Для пасынка Саши Иосиф по настоянию жены ещё в прошлом году купил двухкомнатную квартиру в спальном районе города, что, в принципе, устраивало всех членов семьи, так что Белла являлась единоличной хозяйкой роскошных апартаментов и в основном находилась дома одна, зачастую бесцельно слоняясь по своим владениям и придумывая себе разного рода развлечения, дабы любым способом развеять перманентную скуку. Вот и сейчас, в полупрозрачном халате развалившись в удобном кресле перед суперсовременным телевизором, она даже обрадовалась приходу Лизы, нагружённой двумя неподъёмными сумками, и была бы подобно Кузнецову страшно удивлена, если бы видела пятью минутами раньше, как прислуга достаёт этот груз из багажника симпатичной иномарки.
   --Я уж думала, что ты позабыла про сегодняшний приём! Тоже мне ещё, гулёна нашлась! Болтаешься неизвестно где, а, между прочим, скоро должны прийти гости, -- сварливо пробурчала Белла, как всегда необъективная по отношению к прислуге, ибо до появления даже самых ранних гостей оставалось ещё уйма времени.
   Домработница же, как это происходило всегда, смиренно промолчала в ответ на упрёки хозяйки и с пыхтением поволокла сумки на кухню, где и занялась без промедления со свойственным ей трудолюбием приготовлением закусок, и благо, что Финкель, иногда устраивая такие вечеринки у себя дома для особо близких либо попросту нужных ему деловых людей, старался ограничиваться чем-то типа "шведского стола", на котором большей частью наличествовала выпивка с приложением разумного и соразмерного числу гостей количества бутербродов, так что служанка в рекордно короткий срок набила руку на приготовлении такого нехитрого угощения, даже несколько преуспев в этом деле и удостоившись похвалы скупого на одобрения хозяина. И правда, кто бы мог подумать, что эта деревенская тётка, привыкшая в своей хате варить борщи да жарить картоху, сумеет удовлетворить взыскательный вкус светской публики!
   Между тем, Белла, досмотрев по одному из многочисленных каналов очередную слезливую латиноамериканскую мелодраму с элементами боевика и высосав пару банок импортного пива, вскоре сочла нужным притащиться вслед за Лизаветой на кухню, где остановилась в дверях и принялась давать "ценные" указания молчаливой кухарке.
   --Сегодня задержишься у нас допоздна, -- тоном, не терпящим возражений, приказала она. --Будешь, ха-ха, прислуживать гостям, а потом наведёшь в квартире порядок. В крайнем случае, если не успеешь на последний троллейбус, переночуешь здесь у нас. Только, конечно, в таком виде тебя в гостиную и близко невозможно подпустить, так что идём-ка, милая моя, быстренько со мной!
   Служанка, едва заметно пожав плечами и наскоро вытерев руки о передник, двинулась за хозяйкой, которая привела её в свой "будуар" и велела тотчас раздеваться, будто привела поступившую только что больную в приёмный покой районной больнички.
   --Сейчас соображу, какой тебе имидж подобрать. Может, ты, Лиз, что-нибудь подскажешь? А впрочем, от твоих советов проку... что от козла молока! ТАк вот всегда -- вечно всякую ерунду на себя брать приходится. Но не беспокойся -- всё будет, как в лучших домах... э-э... Шепетовки или Кологрива! Ха-ха-ха! Ну-ну, мы из тебя настоящую куколку сделаем, можешь мне поверить! Давно, кстати, пора было это сделать - всё же в приличном доме работаешь! Только сразу хочу предупредить, чтобы никаких вольностей с гостями не было, а то, сама знаешь, накажу по полной программе... В пояс верности закую!
   Пока Лиза, которой и в голову не пришло перечить хозяйке, стеснительно снимала с себя одежду, Белла, порывшись в куче своих вышедших из моды вещей, отобрала кое-что наиболее приемлемое для горничной, вновь обернулась к ней, заметив попутно, что на той (какой прогресс!) надеты модные дамские трусики и отсутствует лифчик, и принялась с интересом разглядывала Лизкину фигуру, сделав вывод, что вряд ли той есть чего стесняться перед мужчинами. "Хоть баба и сущая лошадь, но, надо признать, отнюдь не ломовая!" -- без зависти и всё же с некоторым раздражением подумала Финкель и облегчённо вздохнула, вспомнив, с каким аппетитом обычно смотрел на пухленькое тело жены Иосиф. Между тем, процесс переодевания служанки доставлял госпоже большое удовольствие, которое она вовсе не собиралась скрывать перед корявой деревенской неумёхой, и поистине Белла чувствовала себя в те минуты едва ли не "широко известным в узких кругах" кутюрье. Под её неусыпным руководством Лиза облачилась в тонкие чёрные колготки в дурацкий белый горошек (и как только Белла могла надевать раньше эдакую пошлость!), кожаную юбочку (ах, молодость-молодость!), едва прикрывшую зад и натянувшуюся на бёдрах до предела, футболку с короткими рукавами (это ещё куда ни шло!), облегавшую лишь грудь и плечи женщины и оставлявшую голым пупок, пышный кружевной фартучек с карманчиком (подумайте, как мило -- надо будет примерить самСй!) и узкие туфли без каблуков и с длинными узкими носами (явно не Лизкиного размера!). Короче говоря, если не считать тесную обувь, то всё это хозяйство в общем и целом смотрелось на тётке очень и очень неплохо и даже в некотором смысле пикантно, и Белла мысленно похвалила себя за смекалку и изобретательность и решила не останавливаться на достигнутом. Удивить гостей -- в этом заключалась её идея, а приглашать на банкет банальных официанток из соседнего кабака -- не её, извините, стиль!
   Немало повеселевшая в предвкушении какого-никакого развлечения хозяйка лично занялась дальнейшими манипуляциями по превращению золушки в ... "актрису мюзик-холла или театра оперетты": расчесала и стянула в пучок на затылке Лизкины волосы, приколола к ним хранившуюся ещё со времён своей молодости бутафорскую косу, не слишком подходившую по цвету к Лизкиным волосам, что нисколько не смутило Беллу, и сразу напялила на голову тётке белый ночной чепец с симпатичными оборками. В косу закусившая от усердия губу "визажист" вплела огромный бант, потратив на такое занятие уймищу времени, и лишь после этого взялась за грим, буквально нарисовав Лизавете огромные глаза, изобразив губы бантиком и изрядно нарумянив щёки. При этом, надо сказать, выглядеть женщина стала ещё более глупо, чем раньше, напоминая собой какую-нибудь Гретхен из довоенного фильма или просто несуразный манекен, однако досужая Белла и рассчитывала на подобный эффект, желая изумить гостей своей изобретательностью, тем более что ляжки бабы, затянутые в почти прозрачный капрон, крепенькие груди под футболкой и выпиравшая из юбки задница должны были выглядеть вполне соблазнительно для коллег и приятелей Иосифа. То-то эта публика будет сглатывать слюнки при виде всех этих бабских прелестей и стараться пощупать в укромном уголке смешную служанку -- подобная карусель внесет, надо надеяться, разнообразие в скучную вечеринку! Короче, так или примерно так по соображению страдавшей от скуки Беллы должна была бы выглядеть типичная прислуга богатой хозяйки ранчо, и сопевшая от удовольствия Белла не преминула даже шлёпнуть Лизу по заду ладонью и помять, пока что только лишь для куражу, на удивление упругие Лизкины груди.
   --Смотри у меня, милашка! Чтобы всё было, как говорится, в норме! -- напоследок она показала служанке кулак и ещё раз окинула взглядом удалявшуюся на кухню фигуру неузнаваемо изменившейся Лизаветы, удовлетворённо кивнув головой. --Учти, я с тебя глаз не спущу!
   Гостей было шестеро, не считая Саши Прокофьева, -- четыре мужика и две дамы, Кузнецов же с чухонской кобылой прийти не соизволил, не говоря уже о его самолюбивой и вздорной по характеру внучке, причём Финкели вовсе не расстроились от такого невнимания к себе, так как Белле, по большому счёту, было глубоко плевать -- здесь Петя со своей невестой или нет, а Иосиф вовсе выглядел сегодня слишком усталым и пребывал по некой причине в самом что ни на есть меланхоличном настроении. В итоге гости поначалу бессмысленно слонялись по гостиной, накачивались спиртным, жевали бутерброды и лениво переговаривались между собой, как обычно бывает на подобных сборищах, и только периодическое появление в зале горничной с сервировочным столиком или подносом с закусками вызывало у них к вящему Беллиному удовольствию явное оживление. Дамы завистливо мотали себе на ус, глядя на отношения хозяйки и прислуги, а мужчины бросали откровенно циничные взгляды на не особо молодую, зато ядрёную "Гретхен", так что можно было считать -- желаемое хозяйкой достигнуто и кульминация вечера ещё впереди. Правда, душа компании Иосиф определённо находился не в форме, зато Белла собиралась ныне с блеском показать себя в качестве профессиональной дрессировщицы и представление должно было иметь полный аншлаг!
   Когда количество выпивки на подносах заметно уменьшилось, в гостиной стало гораздо шумнее и оживлённее, и вскоре женщины уже громко смеялись над двусмысленными шуточками подвыпивших кавалеров, болтали, никого не стесняясь, об интимных женских делах, а мужчины решали между делом какие-то коммерческие проблемы, успевая отпускать эти самые скользкие шуточки и походя щупать дам за причинные места, и лишь Саша откровенно скучал, без толку болтаясь среди гостей по просторной родительской жилплощади. Он мог бы сегодня и не приезжать сюда, но просьба матери означала для него чуть ли не приказ, тем паче ожидалось присутствие на банкете Оли Моргуновой, с которой в своё время Саша вступил в кратковременную интимную связь и с которой вновь подумывал восстановить тесные половые отношения. Так уж получилось, что в данное время у него напрочь отсутствовали партнёрши по сексу и возможность для начала потискать, а потом и трахнуть симпатичную несовершеннолетнюю девчонку, тем более что мать всячески поощряла их дружбу, вполне устраивала его, хотя, в принципе, сам он ныне предпочёл бы поиметь женщину в возрасте от тридцати до сорока лет -- опытную и не предъявлявшую в отличие от молоденьких амбициозных козочек никаких претензий по части душевной близости. Такие -- в большинстве своём замужние -- дамочки, по правде сказать, попадались молодому повесе не так уж часто, как ему хотелось, но обычно производили на него неизгладимое впечатление, и особенно отложилась в его памяти пикантная дачная история, происшедшая с ним при самых волнующих и щекочущих нервы обстоятельствах, главным действующим лицом которой являлась Оленькина мамаша, издавна своим недоступным видом вызывавшая у Саши различного рода сексуальные фантазии и несбыточные измышления. Он давно мечтал со смаком натянуть эту видную женщину, оттрахать её, что называется, во все дыры, скрутить её, обнаженную и беспомощную, в бараний рог, и после своего неожиданного триумфа очень гордился, что осуществить ему подобную мечту в конечном итоге таки удалось, и полюбил с тех пор неоднократно излагать подробности своей сногсшибательной победы многочисленным приятелям и просто знакомым, не называя, естественно, в эмоциональном повествовании никаких имён.
   Между прочим, в число женщин, соответствовавших представлениям молодого человека о самой аппетитной любовнице, входила и домработница Лиза, на которую Сашок положил глаз чуть ли не в первую неделю её пребывания в доме родителей. И если поначалу деревенская баба вызывала у него только чувство аристократической брезгливости, то, однажды подсмотрев, как она переодевается в кухне, парень моментально изменил мнение о женских её прелестях и, не теряя времени, уже через десять минут грубо зажал тётку прямо в просторной хозяйственной кладовке, облапив со спины и повалив, кажется, на многочисленные картонные коробки с обувью. По-видимому, привычная к такому обращению с собой мужиков да ещё польщенная вниманием к своей особе молодого интеллигентного человека Лизуха приняла выходку хозяйского сынка как должное, и тот, ожидавший сопротивления и несколько удивлённый покладистостью кухарки, без всякого труда смог сразу стащить с неё здоровенные, доходившие до колен сатиновые трусы и, зажав крепкие тёткины ноги у себя подмышками, немедленно, без всякой предварительной подготовки натянул меланхоличную бабу на член. Мать, кстати, была в тот сладостный момент дома, поэтому немножечко трусивший студент закончил случайное совокупление очень быстро и удовольствие испытал в тот раз не слишком глубокое, однако вскоре сцена повторилась, и, теперь уже намеренно оставшись в квартире наедине с домработницей, Саша завалил ту прямо на ковре в гостиной и уж тут, как ему казалось, отодрал тётку от души, обойдясь, разумеется, без всяких там поцелуев и нежностей, то есть вёл себя, как завзятый барчук. Некоторое время он гордился своими "графскими" похождениями, прямо раздувался от гордости за свою лихость, пока не увлёкся и не начал волочиться за молоденькой лаборанткой с кафедры физики, влюбившись в девчонку, как ему тогда представлялось, по уши и прочно позабыв о сельской "подстилке", которая, если разобраться, не проявляла особых эмоций при половом акте и этим раздражала молодого человека, считавшего себя ни более, ни менее как опытным донжуаном.
   Сегодня, увидев вкатившую в гостиную сервировочный столик прислугу, Саша без преувеличения не сразу признал её, приняв за наёмную работницу, и затем, идентифицировав "красотку", едва ли не сел на месте при виде мускулистых ног в сеточке колготок, туго обтянутой кожей юбки задницы, обнажённой полоски подтянутого живота и неимоверно размалеванной физиономии Елизаветы, не говоря уже о болтавшейся за спиной косе, которая вообще ввергла его в глубокий ступор. Понятно было, что мать придумала весь этот маскарад, чтобы позабавить и поразвлечь гостей, похвастать перед ними своей изобретательностью, показать свою оригинальность по части всяких затей, и, без всякого сомнения, добилась желаемого результата, во всяком случае не кто иной, как сынуля, первым оценил "постановку" и с момента встречи с преобразившейся горничной больше не мог думать ни о чём, как только о предстоящей кратковременной интрижке. Не сводя глаз с толстой косы со вплетённой в неё лентой и пышным бантом, а также со смешного белого чепчика на голове служанки, он моментально решил про себя во что бы то ни стало устроить сегодня с Лизкой хорошие скачки, как бы ни посмотрели на его поступок родители, причём пасынок мог только догадываться, что отчим с большим удовольствием составил бы ему в этом пикантном шоу конкуренцию, если бы не находился нынешним вечером в странно минорном настроении.
   И правда, занимался Иосиф, испытывающий глубокую усталость после буйных развлечений с Кузнецовской невестой, в отличие от приемного сына вовсе не пожиранием глазами "прелестной" служанки, а, наскоро обговорив с компаньонами необходимые деловые проблемы, капитально налегал на спиртное с целью немного расслабить нервы и хотя бы частично восстановить физические силы и посему, по достоинству оценив невероятно притягательный и откровенно развратный вид Лизаветы и, конечно, в очередной раз изумившись изобретательности жены, отложил укрощение прислуги на самое ближайшее будущее, посчитав, что всё равно полностью зависимая от него баба никуда деться не сможет и рано или поздно подставит ему свой крепкий зад, а заодно подумал попутно, что в выборе супруги не ошибся, с чем и поздравил себя, порадовавшись своей врожденной проницательности.
   Саша, тем временем, находясь не в пример Иосифу в здравом уме и полной физической форме, тихо покинул залу, притаился, набравшись терпения, в длинном коридоре за тяжелой портьерой и очень скоро не замедлил поймать Лизавету у дверей столовой, где тётка остановилась на минуту и наклонилась, чтобы потереть уставшую от нещадно жавшей хозяйской туфли ступню. При этом юбчонка, и так абсолютно ничего не скрывавшая кроме трусов, сильно задралась на бёдрах, и парень отчётливо увидел эти просвечивающие сквозь чёрный капрон колготок узкие белые трусики -- именно трусики, которые применительно к преобразившейся стараниями хозяйки женщине, ещё недавно носившей на заднице "парашют", никак нельзя было грубо назвать трусами и которые не постеснялась бы носить и Олина мать, по жизни трепетно относившаяся, как сумел в своё время убедиться Сашок, не только к выбору костюмов, колготок и обуви, но и нижнего дамского белья, значительно преуспев в этой интимной области дамского туалета. Вид Лизкиной соблазнительной задницы не просто подстегнул любвеобильного студента, а ни больше, ни меньше, как вызвал зуд у него в руках, и Саша, недолго думая, поспешил положить ладонь на крутое Лизкино бедро, после чего, не удовлетворившись таким тривиальным заигрыванием, сноровисто вставил пальцы между сжатыми ляжками женщины, по мере возможности щупая промежность и замирая при этом в предвкушении полноценного сексуального развлечения. Однако служанка имела иное мнение по поводу дальнейшего совместного времяпрепровождения, в мгновение ока резко выпрямилась, и тяжёлая рука её опасно мелькнула в воздухе, едва не отвесив оплеуху хозяйкиному сынку, который, к его чести сказать, хоть и не ожидал отпора и был изрядно ошарашен таким приёмом, быстро среагировал на удар, уклонился от него и, цепко схватив забывшуюся прислугу за плечи, резко притянул к себе.
   --Ты что, дрянь, делаешь? Страх потеряла что ли? -- и далее в относительной тишине коридора отчетливо прозвучало хлесткое определение, которым студент, не собиравшийся церемонился с кухаркой с точки зрения матерных фраз, наградил возмущенную женщину. Перед ним стояла никак не утонченная особа вроде Оли Моргуновой или её матери, поэтому церемонии тут разводить не приходилось; что касалось применения физической силы для успокоения взбрыкнувшей кухарки, то хоть Саша и был крепким парнем, тем не менее при удержании дёргавшейся Лизки чувствовал, что напал отнюдь не на эфирное создание и, более того, что тётка, пожалуй, вполне могла померяться с ним силами.
   Заметно было, что с того самого дня, когда хозяйский сын "склонил к сожительству" мамашину прислугу, Лизавета явно изменилась не только внешне, но и внутренне, и уже не являлась той бессловесной деревенщиной, каковой казалась недавно, и всё же Саша настойчиво не отпускал её плеч, глядя ей прямо в глаза, ибо понимал -- сдай он сейчас позиции и с надеждами периодически, между делом, только лишь для утоления сексуального голода натягивать ядреную бабёнку придется расстаться навсегда.
   Так они стояли несколько мгновений друг против друга, лицом к лицу, глаза в глаза, и в результате безмолвного напряженного противостояния вторично вскинутая -- правда, уже не так решительно -- тяжелая рука Лизаветы так и осталась висеть в воздухе.
   --Руку опусти, -- с угрозой прошипел малость растерянный неуступчивостью недавней любовницы и всё равно не потерявший лица Саша. --Я вижу, ты меня уже не любишь? Или просто у тебя на ближайшие полчаса имеются свои личные планы?
   Он вложил в тон как можно больший сарказм и злую иронию, и выбранная тактика на удивление быстро принесла свои плоды. Прислуга в конце концов неожиданно, словно раздавленная короткими ехидными фразами молодого человека, как-то разом сдалась под прямым взглядом Беллиного отпрыска, уронила приготовленную для оплеухи руку и торопливо потупила глаза.
   --Так-то лучше, красавица... Ты же понимаешь, что я всё равно добьюсь своего. Лучше поздно, чем никогда, правда ведь, куколка?! -- Саша нисколько не кривил душой, называя Лизку куклой, ибо сейчас она представлялась ему некой игрушкой, предназначенной для забавы, и он, распалённый и раздосадованный проявленной этим неодушевленным предметом непокорностью, знал, что теперь будет делать с сей раскрашенной великовозрастной куклой едва ли не всё, что захочет. --Поцелуй меня... Если, конечно, захочешь!
   Сбитая с толку нарочитой мягкостью Сашиной вкрадчивой речи и не знавшая, что теперь, собственно говоря, делать и как дальше себя вести, Лизавета подняла голову и, обманутая поведением студента, очарованная открытой его лестью, стеснительно вытянула губы в сторону его лица, полагая, что мальчик действительно хочет её поцеловать. И как же смешна она была в своем наивном порыве!
   Между тем, Саша думал сейчас вовсе не о пылких лобзаниях и жарких объятиях с этой тупоголовой барышней, имевшей ценного всего лишь тугую задницу и крепенькие ноги, а о том, как бы покруче обойтись со своевременно вспомнившей об отведенном ей судьбой месте кухаркой. Он хотел было сгоряча заехать Лизке кулаком в морду или треснуть тыльной стороной ладони по вытянутым губищам, однако убоялся возможного гнева матери со всеми вытекающими отсюда последствиями, поумерил свой пыл и решил пока ограничиться тем, что нащупал за спиной расслабившейся дуры конец длинной косы и постарался одним махом обернуть толстый жгут волос вокруг Лизкиной шеи, с целью чуточку придушить обнаглевшую бабу и тем самым показать ей, кто в доме хозяин. Вступать с ней в интимную связь, трахать её в неприспособленных для полового сношения условиях, ставить раком и натягивать в неудобной позе где ни попадя ему вдруг положительно расхотелось, а вот поиздеваться, покуражиться над придурковатой Гретхен он был бы, пожалуй, не прочь.
   Неловкое движение руки или незаметный для глаза поворот Лизкиной головы не дали ему, однако, осуществить в полном объеме задуманное удушение, и коса, всего лишь скользнув по подбородку, перехлестнулась через челюсть женщины и попала ей прямо между зубов, вдавив язык и края губ в рот, причём пышный бант, вплетенный в косу, распустился, и конец широкой ленты остался в Сашиных руках. Лизавета глухо ойкнула, откинула голову назад и затравленным взглядом глядела на мучителя, заметными усилиями воли освобождаясь от жалких виртуальных иллюзий, что, в принципе тоже устраивало Сашу, который не собирался больше ни словами, ни делами вводить глупышку в заблуждение. Для себя он решил уже, что либо за обернутую вокруг головы искусственную косу, либо прямо за натуральные волосы отволочит посмевшую бунтовать кухарку куда-нибудь на пустовавшую сейчас половину родительской квартиры, швырнет мордой на линолеум или лучше на кафель пола и, натягивая косу на манер уздечки, отхлещет по заднице поясом или ещё чем-нибудь первым попавшимся под руку, а уже дальше, если при виде отлупцованной твари у него встанет-таки член, возможно трахнет её в жопу или, того хуже, попросту даст ей на отсос. И такой расклад сил будет, безо всякого сомнения, более чем справедлив!
   Весь во власти нарисованных в голове завлекательных сцен Саша даже хищно облизнулся, плотоядно клацнул зубами и, не желая даром терять времени, поскорее взялся пальцами за оттопыренное косой Лизкино ухо, именно за него собираясь доставить к месту экзекуции приговоренную к порке бабоньку, а пока с торжеством наблюдая, как меняется выражение лица попавшей в переплёт Лизы.. Чепец смешно съехал ей на глаза, часто-часто моргавшие и, кажется, начинавшие наполняться слезами, нос еще более смешно сморщился и покраснел, а зубы неприятно оскалились, непроизвольно сжимая жгут волос во рту -- короче, вид смирившейся с уготованной участью дворовой девки вызывал у барчука глубокую брезгливость, которая натолкнула его на мысль еще больше унизить прислугу -- например, провести её по квартире в согнутом положении голой задницей вверх или протащить на карачках оголёнными сиськами вниз.
   --Колготки спусти, будь другом! Не понимаешь? Спусти, говорю, колготки с этой... ну... и трусы тоже! Сделай милость, очень тебя прошу! -- голос Саши звучал ласково-убедительно, и настойчивая просьба, больше всё же похожая на приказ, ни в коем разе не могла быть не выполнена.
   С кислой миной Александр Иванович Прокофьев наблюдал, как присевшая перед ним в подобии книксена Лизка, неловко поддернув юбку на талию, приспускает с бедер колготки вместе с трусиками и стягивает их ниже колен, уже представлял себе в красках, как будет в таком виде тащить упирающуюся бабу за ухо по коридору и подумывал, не вывалить ли ему прямо сейчас из ширинки член и не заставить ли для начала полураздетую дуреху с присущим ей прилежанием основательно подрочить его. В принципе, если та с успехом выполнит задание, думал он, то можно будет прямо здесь, не сходя с места, вставить раздувшуюся глянцевую головку готового к употреблению пениса в тёплую липкую щель и с риском попасть на глаза кому-либо из любознательных гостей в несколько мощных толчковых движений наскоро отдрюкать разомлевшую кухарку, а уже потом (да хоть в туалете!) лениво вытянуть её несколько раз с оттяжкой ремнем по толстой жопе.
   Словно читавшая хозяйские мысли и отчетливо понимавшая, что её неспроста "попросили снять шатаны", Лизавета благоразумно не брыкалась, стойко снося унижение, и всё же в какой-то момент начала потихоньку подвывать, несмотря на застрявшую между зубами косу, выражая таким образом то ли несогласие с предстоявшим испытанием, то ли наоборот полную покорность судьбе. Эти тягучие звуки раздражали Сашу, выводили из себя, чем-то сбивали с толку, и парень, с внутренней дрожью слушавший тихий бабский скулёж, понял вдруг, что поскуливающая женщина вызывает у него странный интерес, чем-то страшно притягивает к себе, привлекает всё его внимание, заставляет путаться в мыслях и желаниях, и что, если кто-то спросит сейчас, как всё-таки он намерен поступить с ней, то внятного ответа не данный момент у него по сути не найдется.
   "Надо что-то в конце концов решать! А то ещё подумает, что я испугался", -- подумал и вправду малость напуганный слишком уж странной сговорчивостью тётки, а также своими внутренними нестандартными ощущениями студент и принялся свободной рукой неуверенно нащупывать ширинку, хотя всё ещё сомневался, стоит ли дрючить это одноклеточное животное в антисанитарных условиях. Он почему-то и сам не рад уже был, что связался с ней, взглядом искал, как это ни смешно выглядело, у неё поддержки, старался зачем-то заглянуть ей в глаза, но Лиза упорно не поднимала голову, и ему видна была лишь часть ее мокрого от пота лица, искаженного страдальческой и, как Саше вдруг показалось, одновременно сладострастной гримасой, а в особенности подбородок с ощеренными зубами, на который из уголков рта медленно стекала тонкая струйка слюны, редкими каплями падавшей на пол.
   "Черт! Или дать этому быдлу по харе, или ... А что, собственно говоря, "или"? -- от жутковатой, действующей на нервы картины дрожь пробрала студента по коже, и в этот миг Елизавета Чулкова оторвала наконец от пола и подняла вверх глаза, отнюдь не подернутые пеленой страдания, а горевшие недобрым решительным огнём -- огнём, никак не сочетавшимся с услужливо оттопыренной задницей, полусогнутыми ногами со спущенными едва ли не до лодыжек колготками, толстой косой в зубах и мокрым от слюны подбородком. И если противоестественный блеск этих глаз всего лишь удивил и чуточку напугал зарвавшегося в своих сексуально-садистских фантазиях молодого человека, то жестокий тычок коленом в пах запросто лишил его и дара речи, и способности здраво мыслить, и возможности шевелить конечностями, и устойчивости в том числе, так что ноги мгновенно потерявшего многие человеческие признаки Сашика подломились, и сам того не понимая, тот принял позу, которую всего лишь минуту назад прочил "беспомощной жертве сексуального насилия", то есть утвердился на четырех точках с упором на ладонях и коленях в пол. Вообще-то ему очень хотелось упасть набок, поджать ноги к животу и руками стиснуть мошонку, чтобы хоть малость утихомирить без преувеличения зверскую боль, но сильная безжалостная рука "быдла", глубоко запущенная в буйную его шевелюру, не давала мальчику полноценно заняться собственным здоровьем и заставляла "стойко" терпеть невыносимые страдания, тем более что при падении модный Сашин ботинок с длиннющим носком зацепился за сервировочный столик -- будь он неладен! -- и застрял в сложной его конструкции, мешая травмированному хлопцу вволю посучить ногами.
   --Больно? -- тихо прозвучал участливый голос над скукожившимся "Александром Ивановичем". --Ничего, сейчас пройдет! А сейчас иди ко мне, мальчуган, я тебя пожалею.
   Жесткие курчавые Сашины волосы натянулись, вызывая боль в корнях и судорогу в мышцах шеи, и "мальчуган" понужден был вскинуть кружившуюся голову, чтобы немедленно увидеть сквозь туман в глазах прямо перед своим носом раздвинутые женские ляжки, невероятно бесстыжие в своей наготе, и между ними выпуклый бугорок лобка, покрытого ровной растительностью, с прямой расщелиной, начинавшейся внизу живота и терявшейся в зарослях волос где-то со стороны ягодиц. Вид этих прелестей показался изнывавшему от тупой боли в паху Саше слишком циничным и вызывающим, чтобы не породить праведного возмущения в душе, однако всё тот же тихий голос, который бедняга никак не мог соотнести с внешностью прислуги, сразу напомнил ему, что именно с ними - бесстыжими бабскими прелестями - он и хотел позабавиться, возомнив себя кем-то вроде Калигулы или Нерона.
   --Это ты хотел увидеть, милёнок? Так смотри же, смотри и наслаждайся! ... Что? Тебе больно? Погоди, сейчас я попробую излечить тебя. Высуни-ка язык! ... Ну что ж ты? Очень тебя прошу.
   Саша многое бы сейчас дал, чтобы увидеть Лизкино лицо -- ведь женские гениталии в отличие от него не могли иметь выражения, точно также как половые губы не умели ухмыляться или складываться в кривую презрительную усмешку, не говоря уже о том, чтобы показать язык, зато они неуклонно перемещались к Саше и ему пришлось волей-неволей откликнуться на более чем прозрачный намек и приложиться к ним языком, то есть, попросту говоря, лизнуть их.
   --Всё понял, любезный?! Вот и отлично! Ты не представляешь, как прекрасен будет этот поцелуй! Смелее же, смелей, мой маленький друг! Целуй, пока у нас ещё есть время.
   --Су-у-ка! Ты уволена!
   --Как страшно!
   --Убью!
   --Сначала поцелуй! -- Физиономия студента, перекошенная от ненависти и страха, ткнулась в Елизаветин лобок, проехала по нему носом сверху вниз, попала прямо во влажную полость, которая, кажется, готова была засосать не только нос и подбородок, но и Сашину "буйную" голову целиком, одобуквально погрузилась туда с громким хлюпаньем, и, боясь задохнуться в теплой вязкой субстанции, "миленок" широко распахнул рот и, сам того не ожидая, всосался в неё губами, издавая утробные чавкающие звуки, вряд ли напоминавшие возгласы возбуждения. Нижняя челюсть, тонувшая в вязкой трясине, характИрный запах которой сводил Сашу с ума, зажмуренные глаза, вдавленные глазницами в округлый холмик, поросль которого щекотала надбровные дуги и переносицу, потный лоб, упиравшийся в натянутую горячую кожу живота, под которой перекатывались упругие мышцы, одеревеневший язык, словно втянутый неведомой силой в длинный тоннель, которому не было конца, -- всё это принадлежало теперь не Саше, но и не глупой провинциальной бабе, а развратной светской львице, бесстыдной путане, страхолюдному оборотню, скрывавшему до сих пор под личиной скромной служанки свою истинную алчную сущность, и трясущийся от страха перед этой фурией малыш готов выполнить любой её самый непристойный приказ, только бы не навлечь на себя гнев сей темной особы. Он сам не заметил, как полностью попал под её влияние, разом превратился в дрожащего невольника, скрючившегося под пятой госпожи, уподобился пугливому дрессированному животному, страшившемуся плети укротительницы, и, мало того, под воздействием своего унизительного положения испытал вдруг мощный сексуальный шок, вызвавший ещё более сильную боль в мошонке и тяжесть внизу живота. Причем пенис укрощенного в мгновение ока лоботряса - тот самый, который всего лишь некоторое время назад владелец собирался вставить туда, где сейчас находились его нос и язык, буквально рвал нижнее бельё в стремлении освободиться, растягивал тонкую ткань трусов в попытках пропороть в ней дыру и готов был немедля разрядиться тугой хлёсткой струёй или, хуже того, лопнуть с громким хлопком и веером разлетевшихся шипящих от высокой температуры брызг.
   Похотливый стон так и рвался из клокочущей глотки совсем потерявшего голову студента, но о каком издании звуков могла идти речь, когда голова его была плотно сжата и даже сплющена беспощадными мускулистыми ляжками, скользкими от пота, ноздри закупорены колыхавшейся сырой плотью, разбухавшей на глазах, а рот заполнен кисловатой липкой влагой так, что не только стонать или просто кряхтеть, но и дышать было совершенно невозможно, и Саша с содроганием осознал внезапно, что больше не выдержит подобной пытки, захлебнется обильными половыми выделениями, лишится жизни и бездыханный будет неподвижно лежать в родительской квартире со слипшимися волосами и бровями, со склеившимися губами, с покрытым ссохшейся слизью носом и вываленным наружу багровым языком. Только при одной мысли об этом судорога молнией пронзила его тело от макушки трясущейся головы до конвульсивно дергающихся пяток, принудила корчиться самым невероятным образом, и неизвестно, какой была бы дальнейшая участь удрученного бедняги, если бы нога его под воздействием сокращавшихся мышц не толкнула сервировочный столик каблуком ботинка, заставив это хлипкое сооружение на обрезиненных колесиках почти бесшумно сдвинуться с места, покатиться по просторному коридору и с силой удариться о дверь, сопровождая столкновение звоном и грохотом посуды.
   Сильно вздрогнувший от вселенского шума, на который отреагировали его сплющенные давлением бёдер уши, даром что были словно заложены ватой, Саша мог поклясться, что при произведенном столиком громыхании вздрогнула со странным хлюпаньем и проклятущая вульва, тут же отозвавшаяся на посторонний шум тем, что сначала ещё сильнее всосала в себя Сашино многострадальное лицо, потом выплюнула с неприятным чавканьем наружу, как бы отторгая не прижившийся орган прочь, и с почти человеческим вздохом заволоклась, с разочарованием расставаясь с завоеванной собственностью. Саша же, с трудом удерживающий равновесие на елозивших точно по льду коленях, и рад, и не рад был дарованной свободе: разевал в попытках втянуть побольше воздуха в легкие рот, трогал распухшим языком ставшие чужими зубы, тянулся резиновыми губами обратно к столь привлекательному и одновременно пугающему лону и тщетно старался разлепить слипнувшиеся веки, чтобы хоть одним глазком глянуть на преобразившуюся в одночасье ведьму, столь свирепо проучившую его. Однако такой возможности ему предоставлено не было, и после того, как сильная рука за ворот затрещавшей рубахи оторвала его рыхлое тело от пола и придала ему мощный поступательный импульс, все устремления студента были направлены лишь на то, чтобы для сначала постараться приземлиться где-нибудь там - далеко - с максимальной осторожностью и не получить при падении досадную травму, которая никак, что ни говори, не вписывалась в его жизненные планы, а потом с учетом условий приземления поскорее решить вопрос с изнывавшим от невероятного возбуждения членом, требующим немедленной разрядки.
   В то время, когда обалдевший Шурик вышиб головой входную дверь, шлёпнулся оглушённый на холодный бетонный пол лестничной клетки и почувствовал, как горячая струя то ли спермы, то ли мочи бьёт ему прямо в штаны, в гостиной Финкелей продолжалось веселье, и конечно никто из нетрезвых гостей не обратил внимания на отсутствие в зале откровенно скучавшего в великовозрастной компании молодого оболтуса, как не заметил и временного исчезновения прислуги, уже ставшей для всех привычным предметом интерьера или, как можно было предполагать, предметом возможной сексуальной связи. Также никто, наверно, не мог сказать с точностью, когда и в какие рекордные сроки успел накушаться до положения риз сам хлебосольный хозяин, мирно отключившийся в полусидящем положении на кожаном диване и ко времени полной дискредитации пасынка, как записного ловеласа, громковато посапывавшего носом и готового издать обычный для нетрезвого человека храп. Хорошо ещё, что нашёлся-таки среди гостей сердобольный человек, и по его предложению и стараниями едва ли не всего коллектива Сашиного отчима быстренько водворили в спальню, где Белла нарочито ласково уложила бесчувственного супруга как есть прямо в костюме на широченную кровать и ехидно пожелала ему спокойной ночи. Как опытная и внимательная к слабостям мужа жена, она знала, что Финкель по жизни напивается достаточно редко, но зато находилась в курсе того, что, если делает это, то чересчур круто -- в особенности последнее время, и со вздохом констатировала, что напряжённая коммерческая деятельность, а также совершенно никчемное с её точки зрения занятие Иосифа политикой отразились на общем состоянии его здоровья далеко не лучшим образом и никак не шли ему на пользу.
   Оттого, что благоверный стремительно "сошёл с дистанции", Белла ни мало не расстроилась, долго ещё с удовольствием развлекалась с гостями, оттягиваясь по полной программе, и успела за данный срок втихомолку крепко облобызаться и потискаться по крайней мере с двумя мужчинами из четверых. Практически всё это время она ни на минуту не забывала о Лизавете, памятуя о том, что тётка сегодня ночью будет единственной её забавой и посему должна находиться в прекрасной физической форме, находилась в предвкушении неординарных приключений, и по такой, наверно, причине вечеринка показалась ей на удивление интересной и отнюдь не тягомотной. К Беллиному вящему удовлетворению вела себя прислуга вполне пристойно, произвела должное впечатление на гостей и всего-то раз задержалась где-то в глубине квартиры непозволительно долго, причём её отсутствие совпало с отсутствием "на подиуме" Сашика, но Белла не стала утруждать себя заключениями по поводу подобного случайного совпадения и решила про себя, что сынуля вряд ли позариться на бабу вдвое старше себя, ведь у него и так хватало вполне миленьких подруг и среди ровесниц. С другой стороны, она не видела ничего плохого, если парень зажмёт служаночку в тёмном углу, чуточку пощупает за ляжки и залезет ей в бюстгальтер или под юбку -- поистине в такой шалости барчука не было бы ничего предосудительного - подобное поведение господских детей по отношению к обслуге всегда считалось для высшего общества в порядке вещей, что касалось физиологической стороны вопроса, то уж кто-кто, а Лизка забеременеть от барского сына никак не имела возможности, так что проблемы внебрачного ребёнка по разумению мамаши из мимолетной связи возникнуть было не должно.
   Когда подгулявшие гости, наконец, убрались восвояси, а Лиза, несмотря на поздний час, занялась своими непосредственными обязанностями, то есть уборкой, Белла неторопливо и томно, с чувством собственного совершенства, будто находилась на сцене ночного клуба перед сотнями зрителей, разделась прямо в коридоре по дороге в ванную комнату, небрежно побросав одежду на пол в живописном беспорядке, с удовольствием приняла контрастный душ, освежилась после водных процедур баночкой любимого пива и отправилась в спальню, где без задних ног дрыхнул практически бесчувственный на данный момент Иосиф, не служивший помехой грандиозным планам жены. Там она, перед огромным зеркалом любуясь своей пышной фигурой, с толком и расстановкой, получая кайф в буквальном смысле слова от каждого жеста и движения, натянула на ноги извлечённые из шкафа-купе, доверху набитого множеством разнообразных дамских вещей, тугие красные чулки с широкими ажурными манжетами, обула высокие лакированные сапоги чёрного цвета на тонких, словно остро отточенных каблуках, облачилась в чёрную кожаную безрукавку без пуговиц, зато со множеством никелированных заклёпок и миниатюрных карманов, надела на руки блестящие чёрные перчатки до плеч, а на голову нацепила оригинальный головной убор, чем-то похожий на шлем, только не металлический, а кожаный, с прорезями для рта и глаз, и, наконец, затянула на талии прочный пояс с пристёгнутыми к нему различными приспособлениями садистского характера. Все эти цацки были намедни тщательно отобраны и закуплены ею в специализированном магазине, где она просто-таки достала весь персонал своей привередливостью, и новоиспечённой садистке не терпелось теперь испытать оригинальные игрушки в деле - в предвкушении ощущений самого что ни на есть эротического характера. Именно в таком виде сумасбродная хозяйка собиралась предстать перед трудившейся в поте лица кухаркой, постепенно привыкавшей к выходкам госпожи, но до сих пор пугавшейся каждой очередной эскапады той, и жадная сладострастная усмешка так и играла на губах Беллы сквозь отверстие в маске при мысли о том, какое впечатление произведет маскарад на глупую бабу. Выпиравшие из безрукавки шарообразные груди с крупными сосками и вызывающе глубокий пупок на обнаженном животе своеобразно контрастировали с цветом чулок и черной маской, а оголенные гениталии, намеренно выставленные напоказ и словно приготовленные для чувственных лобызаний, выглядели столь развратно, что с точки зрения неотесанной деревенщины сегодняшняя фантазия "светской дамы" переходила, пожалуй, все дозволенные границы и могла чрезвычайным образом воздействовать на психику подопытной "крольчихи", хотя моральное здоровье прислуги нисколько не волновало подвыпившую и охваченную жаждой экспериментирования Беллу.
   Елизавета меланхолично вытирала кухонный стол, тихо напевая при этом себе под нос некую заунывную песню, и Белла едва удержалась, чтобы с ходу не вцепиться рукой в чёрной перчатке ей в волосы и с силой рвануть голову назад, чтобы заставить вздрогнувшую женщину запрокинуть лицо к потолку, чудно дёрнуться всем телом из стороны в сторону, а потом с перепугу рухнуть на колени, сопровождая падение гулким грудным оханьем, однако совсем не гуманные соображения позволили новоявленной садистке лишь потереть в предвкушении развлечения ладони в гладкой коже перчаток. Ей страстно хотелось, чтобы тётка увидела её "при полном параде", оценила по достоинству выдумку хозяйки, прониклась своей ролью в задуманной постановке и для начала почувствовала бы трепет и страх перед решительно настроенной госпожой вместе с желанием поскорее отдаться ей, погрузиться с головой в унизительное положение жертвы насилия и тем самым придать игре еще большую остроту. Лизка должна была понять, что не мягкая и добрая Белла Финкель, которую прислуга должна была боготворить за снисхождение в быту, а экстравагантная особа, способная на изощрённую выдумку и не собиравшаяся давать поблажку партнерше по сексуальному представлению, нечистая сила, будто сошедшая с обложки порнографического журнала в фантастическом красно-чёрном одеянии, находится перед ней и ожидает от неё полной покорности и следования любой своей блажи.
   Не утруждая себя лишними разговорами и с вожделением разглядывая беззащитную сутулую спину прислуги, Белла на ощупь отцепила от пояса кожаную плетку, звонко хлопнула ею по ладони, нарочно предупреждая Лизку о своём появлении, и, когда тётка вместо того, чтобы повернуть втянутую в плечи голову на звук, развернулась всем телом к хозяйке и застыла на месте в немом удивлении, нарочито неторопливо приблизилась к ней, раскачиваясь на высоких каблуках, помедлила мгновение, наслаждаясь эффектом, а затем грубо сорвала с Лизиной головы чепец вместе с дурацкой косой. Жутковатая маска на лице хозяйки, приближенном вплотную к физиономии служанки, должна была произвести на тётку надлежащее впечатление и по меньшей мере повергнуть ту в страх, тем не менее бледное лицо её оставалось неподвижным, а во взгляде читалось, кажется, только любопытство, что неприятно поразило Финкель, рассчитывавшую на иную реакцию "подопытной мыши". В её планы не входила разъяснительная беседа - Лизка сама должна была правильно разобраться в ситуации, проявить смекалку в свете недавней интимной связи со снизошедшей до неё госпожой и усердно без понуканий сыграть роль беспомощной жертвы.
   "Только попробуй ерепениться! - подумала Белла, чертыхаясь про себя и чувствуя, как в душе растет раздражение на тупую деревенскую скотину. -Тогда былые штучки покажутся тебе цветочками в сравнении с тем, что ожидает тебя нынешней ночью!"
   Она в красках представила себе, как плетка со свистом опускается на голую спину Лизаветы, оставляя на коже багровую полосу, и даже облизнулась от удовольствия, решив, что строптивость дурочки может пойти только на пользу "общего" дела.
   -Мне раздеться? - тихо спросила Лиза, заводя руку за спину, чтобы распустить узел фартучка, и, когда малость подрастерявшаяся Финкель, только сейчас заметившая, что на той нет ни юбки, ни трусов, а на заднице и разутых ногах красуются только колготки, машинально кивнула головой, принялась стягивать через голову футболку, под которой не было ничего из нижнего белья.
   Кухарке, судя по всему, не надо было прикидываться актрисой и вживаться в доверенный образ, и всё равно Белле хотелось, чтобы та задрожала от испуга, многократно осенила бы себя крестом и онемевшими губами скороговоркой зашептала слова какой-нибудь знакомой с детства молитвы, но вместо того, чтобы попробовать напугать нахалку, сбитая с толку хозяйка, уперев руки в бока, спросила совсем не к месту, стараясь скрыть собственную оторопь: -Ты почему без туфель, Лизок?
   Она хотела вложить в вопрос как можно больше свойственного ей по жизни ехидства, однако тон в результате вышел чуть ли не подобострастным, а идиотское обращение "Лизок" вообще прозвучало доверительно панибратски, так что Белле было от чего смутиться и сквозь прорези в маске глуповато уставиться на крепкую Лизкину фигуру, облаченную в не самые худшие Беллины колготки.
   -Ноги устали, Белла Моисеевна. Туфли жмут...
   -Матвеевна, а не Моисеевна! Ты же знаешь... А трусы тоже жмут?
   -Извините, бога ради... Колготки переодевала. Те - в горошек - Саша ваш попортил, значит. Ну и подумала, зачем трусы... это... надевать...
   -Саша порвал? Какой Саша!? То есть... понятно какой... Что-то ты сегодня разговорчива у нас! А!?
   -Ещё раз извините, Белла Моисеевна, если что не так! Снимать колготки мне или...
   -Рот закрой! Ой, наоборот, открой... это... пошире, - Финкель была сбита с толку необычным поведением Лизаветы, а то, что та упорно величала её истинным паспортным отчеством вообще выводило "Матвеевну" из себя. Прервать Лизкину болтовню являлось для неё сейчас делом чести, и, как только тётка послушно разинула рот, от усердия даже высунув язык, хозяйка поспешила сорвать с универсального пояса резиновый кляп, напоминавший собой теннисный мячик с ремешками, и устрашающе подняла его на уровень Лизкиного подбородка.
   -Язык убери, дура! Кто тебя просил его-то вываливать?
   Кляп плотно вошел в разинутый рот, смешно надув Лизке щеки и растянув губёшки, а вот тонкие кожаные ремешки никак не хотели сходиться на затылке дурищи, как Белла ни старалась натянуть их. Перчатки на руках мешали ей, и она уже подумывала, как бы избавиться от них, но тут Лизка, промычав что-то нечленораздельное сквозь вбитый между зубами кляп, пришла Белле на помощь и сама ловко справилась с застежкой - даром, что ей пришлось закидывать руки за голову и действовать на ощупь. Мячик при этом еще сильнее вдавился в рот, а ремешки сильно врезались в края губ и щеки, однако такая малость нисколько не стесняла услужливую бабу, всем своим видом доказывавшую готовность непременно услужить любимой госпоже. Финкель же без дела стояла рядом с бесполезной плеткой в руке и казалась самой себе лишним персонажем разыгрываемого по её собственной инициативе фарса.
   "Какого дьявола я здесь делаю в компании с этой тупоголовой идиоткой? - думала она, безо всякого интереса разглядывая наивную физиономию Елизаветы, искаженную вставленным в пасть кляпом. -Это же надо так всю "малину" испортить!"
   Кураж давно прошел, и от желания поразвлечься от души остались лишь рожки да ножки. Белла вдруг страшно захотела спать и даже зевнула, едва механически не прикрыв рот ладонью. От лицезрения согнувшейся в полупоклоне домработницы ей становилось тошно и хотелось уйти к себе в спальню и попробовать разбудить пьяного Иосифа, чтобы наскоро потрахаться с ним, пусть это и не будет идти ни в какое сравнение с ранее задуманным представлением. Какое разочарование, думала она, хотела как лучше, а получилось как всегда, чёрт бы побрал всех этих услужливых идиоток!!!
   Между тем, Лизавета, удивленная меланхоличностью хозяйки, промычала нечто нечленораздельное сквозь плотный кляп и приложила ладони к обнаженным грудям, словно требуя, чтобы мучительница крепко помяла их, ущипнула за соски и даже возможно, ха-ха, завязала бы их узлом на спине, и Белле стало неприятно от подобного мазохизма деревенской бабы.
   "Нет, милая моя, эротический массаж я тебе делать не собираюсь - многовато чести да и запал, увы, не тот. Но так просто ты от меня всё равно не отделаешься!!" - Белла, встрепенувшись точно почуявшая добычу хищница, быстро окинула взглядом кухню и к великому своему удовлетворению сразу обнаружила то, что подсознательно и хотела найти. Финкели давно хотели завести собаку, тем более что ныне было кому выгуливать животное, и, торопя события, Иосиф заранее приобрел соответствующие причиндалы: намордник, ошейник и поводок, так что всё необходимое для воплощения в жизнь только что пришедшей в голову идеи имелось в наличии, включая и желание покуражиться над так неуклюже обломавшей хозяйке кайф дуре.
   -Ну ты, тварь! Быстро встала на колени и мухой ко мне! - распорядилась Белла, стараясь добавить в голос как можно больше металла. -Я кому сказала?! Вприпрыжку!
   Она уже мысленно представляла себе Лизку с намордником на роже, с передавившим горло ошейником и с коротким поводком, свободный конец которого охватывал лодыжки сдвинутых вместе Лизкиных ног, завернутых за спину и притороченных самым жестоким образом почти что к самой шее - так, что тело пленницы было выгнуто дугой, а пятки касались затылка запрокинутой головы, и нарисованная в мозгу красочная картинка немедленно вызвала у воспрянувшей духом Беллы прилив эротической страсти, которая, казалось, была безвозвратно потеряна стараниями предупредительной остолопки.
   Парадокс, но проявившая себя полной кретинкой прислуга на этот раз с полуслова - вернее, с полувзгляда - поняла намерения госпожи и, вместо того, чтобы сразу выполнить недвусмысленный приказ, сначала мелко засеменила ногами туда, где дожидались использования собачьи аксессуары, и с энергией, достойной лучшего применения. Принялась торопливо напяливать себе на голову новенький, скрипящий кожей ремешков намордник, ввергнув своим поведением в оторопь видавшую виды хозяйку.
   "Ты посмотри-ка, да это быдло готово на всё! Даже собакой стать... Хорошо ещё, что гавкать по понятной причине не может", - непроизвольно вздрогнула Белла, чуть ли не с мистическим страхом наблюдая, как уверенно Лизка пристраивает на положенное место ошейник. Игра принимала слишком уж серьезный оборот, и творящееся здесь положительно начинало приходиться чем-то не по душе Финкель, вызывало у неё смутную тревогу, и всё же туманные предчувствия не могли уже остановить зарвавшуюся в своих замыслах даму, во что бы то ни стало решившую стреножить совсем обезумевшую кухарку самым жестоким образом, буквально растерзать её податливое тело плёткой и, наконец, изнасиловать пленницу в самой унизительной позе, причем сделать это обязательно на просторной супружеской кровати прямо под боком храпевшего Иосифа.
   С головой окунувшись в виртуальные фантазии Белла даже не заметила, что сама себя упаковавшая в намордник и ошейник с поводком Лизка на карачках подползла к её ногам и, артистично изображая из себя преданную псину, принялась тереться головой и плечами о сапоги строгой хозяйки, наверняка жалея, что не имеет возможности лизнуть блестящую кожу языком и обслюнявить высокие голенища. Тогда Финкель с нетерпением подхватила конец поводка, потянула его на себя, заставив животное потянуться вверх, для начала легонько вытянула "собачку" плеткой по спине, а потом потащила за собой в спальню, чувствуя, как в ожидании безумной оргии неудержимо влажнеет собственная промежность. Она уже не могла ни о чем больше думать, как только о широкой Лизкиной заднице с двумя округлыми половинками ягодиц и тёмной впадиной между ними, и с замиранием сердца предвкушала, как вставит туда - в готовую к употреблению мокрую щель - длинный и толстый фаллос-вибратор, который с самого начала болтался на поясе и который она сейчас нежно поглаживала ладонью в умопомрачительной перчатке. Внушительная головка, очень похожая на настоящую, неровная холмистая поверхность чуть изогнутого ствола, рельефные мышцы с синевшими прожилками сосудов, "тщательно выбритые" сморщенные яички, плавно переходящие в удобную рукоятку и маленькая кнопка-пипка выключателя попросту вызывали зуд в руках Финкель, и та с трудом сдерживала себя, чтобы не заняться ползущей на коленях "рабыней" прямо в коридоре или же на пороге спальни, как бы не хотелось строго придерживаться задуманного сценария.
   Несомненно, думала она, что связанная по рукам и ногам в самой неестественной позе, потерявшая человеческий облик сучка будет извиваться всем телом, насколько позволят прочные путы, и издавать сквозь кляп нечленораздельные сладострастные возгласы при каждом движении вибрирующего инструмента, испытает мощный оргазм от подобного противоестественного совокупления и мутным восторженным взглядом будет благодарить госпожу за доставленное удовольствие, находясь в полном неведении о том, что ещё ожидает её впереди. И если сегодня нет технической возможности заковать податливое тело в наручники или цепи, подвесить вниз головой на крюк к потолку или привязать по стойке смирно к металлическому столбу, а потом с оттяжкой отхлестать его плетью, чтобы сделать совсем уже шелковым и послушным, то момент жестокой экзекуции находится отнюдь не за горами, и бедная Лиза ещё будет иметь возможность пожалеть о своей готовности подстилкой лечь под ноги требовательной хозяйке.
  
  
   Эпизоды девятый и десятый.
  
   "Не хочу учиться, хочу..."
   или "Младенец в люльке",
   а также
   "Возвращение на круги своя"
   или "Последнее средство".
  
   Финкель не любил и боялся утреннего похмелья, которое по существу выбивало его из жизненной колеи на целый день. Разного рода импортные антипохмельные средства обычно мало помогали ему, и практически всегда лечился он многократно проверенным народным способом, хотя и старался употреблять алкоголь в качестве лекарства как можно ближе к обеду или даже ужину - никак не раньше, стойко перенося самые тяжёлые утренние страдания. Что касалось вчерашнего вечера, то, скорее, моральная и физическая усталость, а вовсе не количество принятого на грудь спиртного, как думали гости, свалили его непривычно рано - в неурочный, так сказать, час, и сей прискорбный факт явился причиной того, что пробуждение "утомлённого" Финкеля наступило где-то на рубеже ночи и утра, когда за окнами только чуть начинало светать.
   Безгласная квартира была пуста, и только под боком Иосифа Соломоновича, укрывшись с головой краем широкого лёгкого одеяла, громко сопела верная жена да откуда-то то ли из-за стены, то ли из-под пола раздавалось едва слышное жужжание, похожее на звуки работающей зубной щётки с электрическим приводом, тогда как сам глава семьи, раздетый до трусов и майки, тихо лежал на боку почти поперёк кровати и тщетно пытался вспомнить, самостоятельно ли он снял с себя костюм и ботинки или кто-то из человекоподобных особей старательно разоблачил его бесчувственное тело. Между тем, вставать прямо сейчас - в такую рань, когда даже деревенские петухи предпочитают спать в курятнике среди сонных кур, не имело абсолютно никакого смысла, но так как помочь "ранней пташке" заснуть, как ему было доподлинно известно, могло только одно единственное средство, то для того, чтобы воспользоваться им, пришлось-таки с кряхтением и проклятиями подняться с постели и, шатаясь из стороны в сторону, выйти в гостиную, где в огромном баре стройными рядами располагались несколько бутылок отличного шампанского.
   Налив и опорожнив полный бокал шипучего, ударяющего газами в нос напитка, Иосиф вздрогнул всем телом, помотал тяжёлой пока головой из стороны в сторону, прислушался к бурлению благородного напитка в желудке и очень скоро, если не сказать практически моментально, почувствовал лёгкий приятный шум в висках и некоторый прилив бодрости в организме, после чего хотел было вернуться в постель под бочок к тёплой супруге, но был остановлен мыслью об одном важном незавершённом деле.
   В гостиной царила идеальная чистота, а это означало, что прислуга оперативно уничтожила следы пребывания гостей уже ночью и, вероятно, сейчас спала где-то в дальней комнате, как и раньше бывало в таких случаях. Под влиянием этого вывода, предварительно не забыв опрокинуть во вновь пересохший рот вторую солидную порцию шампанского, Иосиф, как охотничья ищейка, втянул носом воздух и без промедления отправился в сторону кухни, где, действительно, в одной из комнат обнаружил спящую на узкой тахте под белоснежной простынёй, хранившей до сих пор складки от утюга, Елизавету. Она лежала на спине, повернув добродушное грубоватое лицо к стенке, и ровно и глубоко дышала, находясь с устатку во власти блаженного утреннего сна и не подозревая, что её скромная персона может кого-либо заинтересовать в столь ранний час. Финкель же, стараясь не шлёпать босыми ногами по линолеуму, осторожно приблизился к ней, остановился рядом и с минуту рассматривал очертания крепкого бабского тела со всеми его прелестями под тонкой материей простыни, пытаясь из спортивного интереса угадать, в чём из нижнего белья почивает трудолюбивая женщина. Впрочем, чтобы не мучиться долго этим насущным вопросом, он осторожно взялся за край простыни и медленно стащил тонкую материю на пол, тут же убедившись к своему полному удовлетворению, что прислуга возлежит на тахте совершенно нагая без всяких признаков одежды, и даже при первом ознакомительном взгляде приходилось справедливо признать, что под неимоверно крикливыми и безвкусными применительно к прислуге тряпками, в которые одевала Лизу Белла, скрывалась неплохая, если не сказать круче, фигура с небольшими крепенькими грудями, талией без всяких там складок жира и достаточно соблазнительными широкими бёдрами, между которыми темнел треугольник кучерявых волос, вызывая определённого характера ассоциации, а то и намерения у замершего в восхищении от увиденного благодарного зрителя.
   Надо сказать, что Финкель ожидал немедленного пробуждения чуткой на возможную опасность тётки, приученной отзываться на любой зов хозяев, будь то едва слышная в просторной квартире фраза, тихий хлопок в ладоши или просто недвусмысленный кашель, однако то ли Лизка слишком крепко спала, то ли нарочно не подавала виду, что уже проснулась, но, во всяком случае, поза её оставалась прежней, а дыхание таким же ровным, как и минуту назад. Вспомнив полученную от неё смачную и хлёсткую оплеуху подошвой старой туфли, Иосиф плотоядно ухмыльнулся, скорчил уморительную гримасу и, немало возбуждённый лицезрением обнажённых Лизкиных форм, которые оправдали самые его радужные надежды, и подбодренный недвусмысленной неподвижностью домработницы, взялся за её босые тёплые ступни и с лёгкостью развёл ей ноги широко по сторонам, на всякий случай почти непроизвольно покосившись на мирно вытянутые вдоль тела руки, тяжесть которых была ему хорошо известна. Те, однако, по-прежнему продолжали безвольно лежать на постели, что придало Финкелю ещё большее чувство уверенности в себе, и он быстренько - можно сказать одним прыжком - сначала занял собой свободное пространство между раздвинутыми женскими ляжками, а затем подрагивающими от нетерпения пальцами тишком принялся нащупывать вход в "заветный лабиринт", ощутив одновременно вполне адекватную реакцию собственного члена в просторных "семейных" трусах. Тётка, тем временем, никак не реагировала на чересчур беспардонное поведение хозяина, хотя, дураку понятно было, что сон больше не имеет над ней недавней власти, и Иосиф, который вовсе не числил себя этим самым дураком, не отягощая голову лишними раздумьями, привычно спустил с себя трусы и, аккуратно, словно доктор-гинеколог, растянув складки покрытой волосиками кожи на тёткином лобке, протиснул между ними налившуюся кровью головку пениса, окончательно наплевав на всяческие предосторожности. Если уж до сих пор - даже со вставленным в промежность членом - Лизка изображала из себя уставшую и крепко спавшую после праведных трудов невинность, то вряд ли ей, уже ощутившей внутри себя мужской инструмент и терпеливо ожидавшей начала его перемещений, пришло бы в голову демонстрировать свой норов и пытаться нанести влезшему на неё баловнику лёгкие телесные повреждения. Возможно также, думал Финкель, устраиваясь поудобнее на расслабленном мягком теле и сжимая ладонями запястья недвижных рук, недавно ещё представлявших для него нешуточную угрозу, мыслями она находилась далеко отсюда - в той глухой родной деревеньке, где её, вымотанную работой в поле, расслабившуюся ненадолго и мечтавшую только о полноценном отдыхе, буквально пользовал на "девичьей" кроватке пьяненький уже с утра сожитель, а она не решалась перечить ему, либо опасаясь получить кулаком по морде, либо попросту страшась на всю жизнь остаться в полном одиночестве. Странно, но сейчас Финкелю хотелось походить на такого вот никчемного деревенского бедолагу, не знавшего в жизни никаких удовольствий кроме выпивки и совокупления с податливой полюбовницей, готовой принять его в любом виде и согласной в любое время суток опрокинуться перед ним на спину, и под воздействием возникших в мозгу диковинных ассоциаций, издав похотливое горловое рычание, Иосиф с силой потянул на себя за руки безвольное бабское тело и в буквальном смысле слова натащил его на член, не теряя времени на неуместные и даже смешные в данном случае ласки, после чего Лизавета слегка пошевелила наконец головой, ресницы её дрогнули, а с губ слетел едва слышный стон.
   Окрылённый успехом Финкель, подогретый к тому же хорошей порцией спиртного и, вообще, пикантностью обстановки, с достойным похвалы самозабвением методично подтягивал вялое, но не становившееся от этого менее соблазнительным тело женщины к себе и мощными толчками торса отсылал обратно на исходные позиции, благо тахта была застелена свежей накрахмаленной простынёй, по которой спина Лизки легко скользила, не встречая никаких помех, и в предутренней тишине раздавалось лишь характерное шуршание постельного белья, тихое поскрипывание неустойчивого ложа, хриплое сбивчивое дыхание похотливого самца и слабенькие, какие-то слишком уж стеснительные вздохи женщины, так и не соизволившей открыть глаза и взглянуть на своего "разбитного сожителя" до самого окончания полового акта и лишь крепкими белыми зубами кусавшей себе губы при каждом резком толчке, доставлявшем ей отнюдь не неудобства, а, напротив, глубокое удовлетворение, так и отражавшееся на искажённом гримаской лице. Чувствовалось, что ей стыдно было за свою унизительную покладистость, за желание безраздельно принадлежать мужчине, за тягучее томление в груди при прикосновении его грубых рук, и всеми силами она старалась скрыть эту внутреннюю борьбу и делала вид, что происходящее на раскачивающейся из стороны в сторону тахте никоим образом не относится к ней - целомудренной праведнице, уступавшей волею судьбы грубой силе. Что касалось Финкеля, то он вдруг глубоко проникся состоянием партнёрши, сам намеренно уподобился вплоть до мелочей тому самому деревенскому пьяненькому мужичку, бездельнику и раздолбаю, видевшему в раскинувшей под ним свои телеса бабе лишь предмет для удовлетворения своей природной похоти, и взялся ещё более дерзко и торопливо драть её, чуть ли не раздуваясь от гордости за себя, имевшего безграничную власть над такой справной и такой работящей бабой. Он готов был пользоваться ею каждодневно по нескольку раз, несмотря на собственное состояние с точки зрения количества употреблённого алкоголя, имел право взобраться на неё в любой удобный для него момент в отличие от вшивых интеллигентов, коммерсантов, торгашей и всяческих брокеров-шмокеров, отягощённых неотложными делами и заботами, и в этом смысле мог дать им сто очков вперёд, плюя с высокой колокольни на тот факт, что постоянные совокупления слишком кратковременны и не столь красочно смотрятся со стороны, как хотелось бы всем этим зажравшимся дуракам.
   Вот и сейчас животная, скотоподобная случка заняла по продолжительности не более трёх минут, и, быстро исторгнув скопившийся за ночь заряд спермы, Финкель обмяк и всем своим тяжёлым потным телом расслабленно растянулся прямо на использованной бабёнке, с кривой ухмылкой вспомнив, наконец, кто здесь есть он и кто есть она. Теперь ему уже хотелось, чтобы домработница громко возмущалась содеянному, отчаянно сопротивлялась, стараясь восстановить справедливость, пыталась словесно или физически оскорбить насильника, даже укусить его, залепить ему звонкую пощёчину или влепить пресловутой тапкой по морде и, вообще, хотя бы проявить какую-никакую внешнюю активность, чтобы этим невольно угодить хозяину, преподнести ему нечто вроде комплимента. Но, увы, слишком многого ожидать от глупой непритязательной деревенщины было попросту глупо и, уже испытывая теперь к ней нечто очень похожее на брезгливость, Иосиф моментально потерял к меланхоличной дуре всякий интерес. Тогда, чувствуя настоятельное желание лечь в собственную постель и снова забыться глубоким многочасовым сном, он торопливо поднялся, стараясь не глядеть на предмет своих недавних притязаний, демонстративно повернулся спиной к тахте, послужившей ему станком для удовлетворения сексуальных потребностей, вышел из комнаты и уже с ленцой, вновь проинспектировав по дороге содержимое бара, вернулся в спальню, где разом рухнул на кровать и мгновенно уснул с сознанием выполненного долга, позабыв даже укрыться одеялом.
   А в ту минуту, когда хозяин всё под то же самое тихое жужжание неведомого характера только-только проваливался в тяжёлую дремоту без всякого намёка на сновидения, в противоположном конце квартиры прислуга, выглядевшая гораздо более бодро и свежо нежели вымотанный последними событиями Иосиф Соломонович Финкель, как раз выходила из ванной комнаты после принятия кратковременного освежающего душа, чтобы затем, облачившись в чёрный бюстгальтер без лямок с продольным проволочным каркасом, чёрные прозрачные на ягодицах панталоны, простенькие капроновые колготки телесного цвета и свежую белую рубашку, усесться за стол подле той самой тахты, которая несколькими минутами ранее с честью выдержала возню двух отнюдь не лёгких тел, и перед маленьким складным зеркальцем заняться чисто женским занятием, о котором, по мнению Финкелей эта деревенская тётка не должна была иметь и малейшего представления.
   Скрупулезно выполненный макияж занял ровным счётом столько времени, сколько понадобилось для того, чтобы привести в полный порядок лицо, имевшее после бессонной ночи бледноватую кожу и чуть заметные круги под глазами, и, более того, неузнаваемо изменить его с помощью аккуратно приклеенных на краешки век нарочито длиннющих накладных ресниц, обильного количества чёрной туши, теней и пудры, а также посаженной поближе к носу крупной мушки-родинки. Всё это вместе - изогнутые дугой густые ресницы, напудренные без излишней экономии щеки и нос, пушок на верхней губе, чуточку подкрашенный щёточкой для туши в чёрный цвет - вызвало удовлетворенную улыбку на лице той, которую семейство Финкелей называло презрительно Лизкой, и, ещё с мгновение полюбовавшись результатом собственных манипуляций, она сосредоточенно зачесала просохшие к тому времени волосы на затылок и затянула их прочной тончайшей сеточкой, поверх которой немедленно занял место цвета вороньего крыла парик. В погружённой в сон квартире ей никто не мешал да и не мог помешать в подобном перевоплощении, и преобразившаяся из домработницы в репетитора английского языка странная женщина подвела губы тёмной помадой, наклеила на пальцы пластмассовые ногти с заранее нанесённым чёрным лаком и, только спокойно закончив эту трудоёмкую работу, натянула на бёдра отглаженную ещё ночью длинную юбку и накинула на плечи строгий пиджак. Сунув ноги в лакированные туфли с металлическими пряжками, Нонна Эдуардовна бросила мимолётный взгляд на прилежно сложенные на табуретке нехитрые вещички Лизки-Елизаветы и поступью деловой женщины, не привыкшей попусту терять время, направилась к выходу, стараясь на ходу не стучать низкими широкими каблуками по паркетному полу.
   Иосиф сквозь сон слышал звук захлопнувшейся двери, но, догадываясь, что это прислуга с утра пораньше отправилась в магазин, только перевернулся на другой бок и опять спокойно задремал, чтобы проснуться часом позже и, потянувшись всем телом, сесть на постели в приличном, в общем и целом, самочувствии, что вызвало у него неподдельную радость и спровоцировало неуёмную жизненную активность. Ему непременно хотелось на почве радужного настроения выкинуть какое-нибудь забавное коленце, сотворить некую невинную шалость, а так как супруга до сих пор лежала под одеялом, не меняя позы, словно не двигалась с места на протяжении нескольких часов сна, что навело мужа, знавшего привычку жены перемещаться на протяжении ночи по всему пространству огромной кровати, на некоторые размышления, то он и выбрал объектом своей забавы именно Беллу. Надо было непременно напугать её, заставить подскочить на месте и таким образом взбодрить, чтобы потом вдосталь покувыркаться с ней вдвоём на простынях, и в предвкушении всеобщего веселья, предварительно хмыкнув и почесав затылок, Финкель резко отдёрнул одеяло, прикрывавшее дрыхнувшую супругу, в сторону и приготовился заключить Беллочку, ничего не понимающую спросонья, в жаркие тесные объятия.
   Меж тем, то, что увидел перед собой ещё не совсем пришедший в себя после вчерашнего банкета Иосиф Соломонович, вовсе не укладывалось в набросанную им на скорую руку схему, и сказать, что он едва не свалился с кровати, значит не сказать ничего - во всяком случае бесспорно столбняк на длительное время овладел им. Тот факт, что перед ним находилась именно Белла, не вызывал никакого сомнения - уж не Финкелю ли было знать каждую черточку пухленького жёнушкиного тела! - но лица её никак невозможно было разглядеть, и это сбивало Финкеля с толку, по той простой причине, что на голове Беллы почему-то красовался красный синтетический чулок, натянутый на затылке до самой пятки, а на шее подвернутый в несколько слоёв, поверх которого - что больше всего поразило Финкеля - в рот бедняжки был помещен круглый упругий кляп, застёгнутый ремешками на затылке, который смотрелся поверх обтягивающего лицо красного эластика достаточно жутковато, чтобы мороз продрал Иосифа по коже. Сама Белла возлежала на боку в самом что ни на есть беспомощном состоянии, натуральным образом скрученная, что называется, в бараний рог, а её скованные на запястьях металлическими наручниками руки находились под коленями согнутых и прочно притянутых друг к другу красным витым шнуром ног, и со стороны создавалось впечатление, что бедняжка зачем-то крепко обнимает свои ляжки, подтянув их как можно ближе к себе, но делает это не сидя, как все нормальные люди, а в боковом горизонтальном положении. Но и это ещё не всё! Чтобы упакованная таким замысловатым образом женщина не смогла освободить колени от своих же объятий, на шею ей был надет чем-то смутно знакомый Финкелю широкий собачий ошейник, от которого кожаный поводок тянулся по спине между лопатками и далее через впадину промеж ягодиц к пяткам и прочной петлёй дополнительно охватывал щиколотки связанных ног. Так что Белла практически полностью лишена была возможности шевелиться, и не удивительно было, что однообразная неудобная поза её, от которой мышцы тела сильно затекли, оставалась неизменной в длительный промежуток времени - от первого пробуждения Иосифа до второго. Но, что больше всего добило Иосифа Соломоновича в неожиданно открывшемся зрелище, так это на удивление длинный пластиковый член-массажер - вернее, судя по чуть слышному гудению моторчика с основательно разрядившимися батарейками, вибратор - с очень натурально выполненными сморщенными яичками и эргономичной рукояткой, наполовину торчавший из растянутого такой внушительной затычкой заднего прохода его благоверной супруги и, видимо, доставлявший ей серьёзные, если не сказать капитальные, неудобства, которые пялившийся во все глаза на задницу жены муж чуть ли не физически ощутил и сам.
   Таковым вот, если описать вкратце, в это нынешнее позднее утро было состояние супругов Финкель, особа же, таким садистским образом обошедшаяся с Беллой с малопонятными Иосифу мотивами, давно и прочно уже забыла о незадачливой семейке и примерно в те же минуты, когда Иосиф судорожно размышлял, как бы сподручнее освободить от пут чуть живую Беллу "Матвеевну", звонила в квартиру Моргуновых, где её с нетерпением поджидала прелестная молоденькая ученица.
   Сегодняшнее занятие было назначено на половину одиннадцатого утра по той причине, что так захотелось руководствовавшейся, понятное дело, своими личными корыстными побуждениями Оленьке Моргуновой. После памятной первой встречи с удивительной дамой девчонка ожидала, конечно, продолжения захватывающего любовного приключения, но неожиданно в ход пикантной интрижки вмешалась мать, которая, дабы взглянуть на методы работы новой репетиторши, специально приехала на следующий урок с работы и нарушила личным присутствием уединение заговорщиц. Ольга хотя и пришла в бешенство от такой назойливой опеки, тем не менее, с дальним прицелом вела себя в тот день более чем примерно, и смотрины прошли к всеобщему удовлетворению на самом высочайшем уровне. Нонна Эдуардовна профессионально вела урок, не вызвав у матери подопечной никаких нареканий, и старшая Моргунова осталась более чем довольна классной дамой. Они распрощались с дружеской теплотой, а Оля, провожая Нонну, в прихожей незаметно от Светланы Петровны с тихим смехом сунула в руки наставнице кокетливо перевязанный красной ленточкой с бантиком на манер подарка свёрток с ботинками той, тут же получив взамен пакет с туфлями матери. Тогда они даже не успели поцеловаться на прощание, и позже Ольга по телефону поставила Нонночке непререкаемое условие, чтобы следующий урок состоялся в субботу с утра - в то время, когда мать как раз уйдёт на работу, а папаша, скорее всего, уберётся по обыкновению на дачу. С ним, кстати, в последнее время происходило нечто совсем необычное - "глава семьи" взялся вдруг за интенсивные поиски работы и даже заявил накануне, что уже нашёл для себя небольшую, но прибыльную халтурку, после чего, ложась спать, поставил будильник на шесть утра, чего не случалось с ним с незапамятных времен.
   Страшно волновавшаяся перед новой интимной встречей Оленька проворочалась с боку на бок всю ночь и при всем том утром встала пораньше, чтобы подготовиться к занятиям, а вернее, к встрече с опытной и страстной любовницей, открывшей перед девочкой полный чудесных ощущений мир эротических грёз. Помывшись под душем и обильно полив себя чуть ли не с ног до головы дезодорантом, младшая Моргунова тщательно продумала собственный имидж, сразу решив для себя, что сегодня сыграет роль благовоспитанной и одновременно озорной девицы, так что наряд её на нынешний день составили миленькая рубашка с короткими рукавами, коротенькая юбчонка, белые гольфы до колен и симпатичные туфельки без каблуков, не говоря уже о белых девичьих трусиках и кокетливой хлопчатобумажной маечке, до поры до времени скрывавшимися под верхней одеждой. Вся эта прелесть дополнялась забранными в два хвостика волосами, на которых красовались большие белые банты, и, критически оглядев себя в зеркале, Оля буквально умилилась собственной выдумке.
   С замиранием сердца открыв репетиторше дверь, она прямо в прихожей на пороге квартиры хотела броситься на шею любимому человеку, но Нонна Эдуардовна довольно холодно и даже строго взглянула на ученицу широко раскрытыми глазами, заставив повременить с объятиями, и неторопливо проследовала в гостиную, где за столом с места в карьер начала доставать и раскладывать перед собой никчемные с точки зрения Оленьки в данный конкретный момент учебные принадлежности. Немало развеселившаяся от внешней (конечно напускной!) чопорности классной дамы Оля, по-девчоночьи прыснув в кулак, прикинулась, что готова подчиниться правилам учебного процесса, и уселась напротив на стул, прилежно сложив руки перед собой, как это делают школьники младших классов, и Нонна Эдуардовна, якобы не замечая игривого её настроения, с минуту настраивалась на урок, а потом заговорила с девчонкой по-английски, спрашивая для начала, сделала ли та домашнее задание. Поджимая губки, Оленька тоже на хорошем английском ответила, что задание, ясен перец, выполнено, и сразу без остановки протараторила выученные наизусть фразы, получив благосклонный кивок репетиторши, которая откинулась на спинку стула и для порядка заглянула в конспект. Тогда девчонка, как прилежная школьница, подняла руку и, получив разрешение, сказала опять-таки по-английски, что в квартире они, ученица и преподаватель, находятся сейчас одни и могут не стесняться постороннего присутствия, и спросила далее, нельзя ли ей подойти и наградить милую женщину чувственным поцелуем отнюдь не в щёку, а прямо в чувственные губы. В ответ Нонна Эдуардовна, у которой ни один мускул не дрогнул на лице, с невозмутимостью, достойной подражания, отрицательно покачала головой и опустила свои огромные ресницы вниз, прикрыв ненадолго глаза, когда же она вновь взглянула на собеседницу, то к своему удивлению не обнаружила той на положенном месте. Оказывается, озорная школьница, нырнув под стол, притаилась там возле самых ног женщины и, с трудом выдержав короткую паузу, обняла и принялась целовать через тонкий капрон колготок её круглые колени. Тогда возмущённая безалаберностью молодой воспитанницы Нонна Эдуардовна заёрзала было на стуле и даже сунула под стол ладонь, стараясь поймать озорницу за шиворот рубашечки, но сразу же наткнулась пальцами на тёплые мягкие Оленькины губы.
   -Ах ты, дрянная девчонка! Ты долго ещё будешь здесь проказничать!? - репетиторша решительно хотела подняться со стула, но Оленька повисла у неё на ногах, успев сдвинуть ей юбку вверх по бёдрам, и принялась торопливо покрывать поцелуями плотно сдвинутые бёдра Нонны, причём тихо смеялась и нежно мурлыкала при этом, похожая на ласкового милого котёнка.
   -Ты собираешься заниматься английским, нахалка ты этакая? - После короткой шутливой борьбы женщине, наконец, удалось выволочь непослушную игривую ученицу из-под стола.
   -Собираюсь-собираюсь, но только не английским и только не сейчас! - Оля подпрыгнула на месте и словно маленькая вёрткая обезьянка обхватила ногами талию Нонны Эдуардовны, одновременно руками уцепившись той за шею, так что озорная мордочка обаятельного "зверька" оказалась прямо близ лица наставницы, почти касаясь носом её губ.
   -Не хочешь? Ну, берегись тогда и не жалей потом ни о чём! - серьёзно глядя ей в глаза, вроде бы на полном серьёзе припугнула Нонна девчонку и, поддерживая на весу лёгкое тело, взглядом спросила, куда же в таком разе нести столь приятную ношу.
   Оля без раздумий кивнула головой в сторону родительской спальни и невесомой пушинкой была немедленно со всеми положенными по статусу почестями доставлена по указанному адресу. Здесь женщина с лёгкостью оторвала от себя девчонку и, подержав секунду на весу прямо перед собой, как любимую куклу, бросила спиной на мягкую постель, упав на которую, Олька картинно раскинула в стороны руки и ноги, постаралась предельно расслабиться и томно изогнулась всем телом в ожидании упоительных ласк. Нонна Эдуардовна не заставила себя долго ждать и подобно ненасытному мужчине, увидавшему перед собой свеженькую молоденькую красотку, готовую с восторгом отдаться ему, навалилась на девчонку всем своим весом и принялась довольно бесцеремонно тискать и щупать хрупкое и нежное её тело сильными ладонями, вызывая у той своим грубоватым поведением ещё большие ассоциации относительно принадлежности любовницы к сильному полу. Немного озадаченная напором, втайне ожидавшая утонченной любовной игры Оля, тем не менее, моментально потонула в жарких объятиях, сгорая от захватившей её страсти, и очертя голову безраздельно отдалась на потеху возлюбленной, успевая лишь громко повизгивать и произносить в адрес той какие-то путанные бессмысленные по содержанию фразы. Уверенные движения требовательных рук женщины приводили её в трепет и не шли ни в какое сравнение с хватательными порывами "сучковатых" лапок молодых людей, знакомых ей по постельному баловству, и, в более широком смысле, "корявых" дланей мужиков вообще. Она полностью доверяла им, этим дерзким пылким ладоням, чувствовала себя в их тисках комфортно, и, находясь в приятной прострации, без преувеличения, даже не заметила, как была освобождена от деталей так тщательно продуманного костюма и осталась раздетой почти донага, если не считать гольфиков на ногах и едва державшихся на кончиках пальцев туфель. Обнажённые её грудь, живот, спина, попка и плечи подверглись каскаду сводящих с ума прикосновений рук и губ превратившейся в мгновение ока из строгой дамы в ненасытную хищницу Нонны, которая управлялась с девчонкой, как с тряпичной игрушкой, вертела ею, как хотела, и та, оказываясь попеременно в самых невероятных, поистине неестественных, просто человеческому уму непостижимых позах, видела прищуренными глазами то ритмично качавшийся пол комнаты, то с бешеной скоростью падавший на неё потолок, то больше похожее на зловещую маску лицо Нонны, то её прочно упиравшиеся в паркет туфли, то вздымавшуюся от глубокого дыхания грудь, от сменявшегося калейдоскопа которых у бедной девочки скоро закружилась голова, а дыхание в отличие от той же Нонны сделалось прерывистым, как у загнанной лошади. Она уже не мурлыкала, а стонала и всхлипывала во весь голос, хлюпала и причмокивала губами, клацала и скрипела зубами, и временами ей казалось, что терпеть этот неистовый круговорот не хватит больше никаких сил, и сознание непременно покинет её, погрузив на неопределённый срок в бездну обморока.
   Однако, через какой-то -- кажется, строго отмеренный старшей любовницей -- промежуток времени наступила небольшая пауза в умопомрачительной эквилибристике, и обливавшаяся потом, трясущаяся каждой клеточкой помятого тела Оленька с трудом смогла определить, что лежит лицом вниз всё на той же кровати, бессильно вытянув руки вперёд и уткнувшись головой в смятое и развороченное постельное бельё.
   --Я больше не могу! Простите меня, ради бога, Нонна... Э-э-дуардовна... Дайте же хоть капельку отдохнуть! -- взмолилась она, ощущая биение сердечка не в левой стороне груди, а где-то в горле в районе миндалин. --Пожалуйста...
   --Да что ты, девочка?! Что ты такое говоришь? Ведь всё только ещё начинается! Всё ещё, поверь, у нас впереди! -- громким ободряющим шёпотом ответила ей Нонна Эдуардовна, по-матерински сидевшая рядом на краю кровати и неторопливо снимавшая с ног туфли. --Да мы с тобой ещё вволю повеселимся -- это я тебе, девочка, клятвенно обещаю!
   Только по характерному шуршанию синтетики Оля определила дальше, что та стаскивает с себя вслед за туфлями колготки, но не для того, чтобы, как полагала девчонка, касание обнаженных тел стало более чувственным, а совсем для иной цели, и не успела ученица опомниться, как вдруг поняла, что шероховатый, чуточку влажный и отчётливо пахнувший женщиной капрон вместо ног Нонны Эдуардовны теперь почему-то облепляет её, Оленькины волосы и мокрое от пота лицо, и с трепетом уразумела, что подруга зачем-то натягивает свои колготки ей на голову. Сопротивляться этому безумию у ошеломлённой девчонки практически не оставалось сил, да и желание такое, надо сказать, было слишком слабым, не успевшим ещё выкристаллизоваться в затуманенном сознании, и измочаленная интенсивным массажем вкупе с "гимнастическими упражнениями на гибкость" Оля с покорностью приняла странную прихоть любовницы, полагаясь на безграничную изобретательность чудной дамы, оказавшейся на деле гораздо изобретательнее, чем могла предполагать наивный подросток. Натянув без всякой жалости и почтения одну половину колготок ей на голову, так что только маленький кончик их остался красоваться на макушке подобно хохолку, Нонна, немедленно соединив вместе безвольные Олины ладошки, пальцами вперёд затолкала их во вторую половину тонкой синтетической оболочки, с силой натянув капрон до локтей рук, и вслед за тем надела широкую" часть универсальных" колготок, предназначенную для ягодиц, на плечи и маленькую грудь своей послушной ученицы, и теперь плотно упакованная в эластичный прочный капрон до талии, ещё не отошедшая от безумной любовной игры Оля только испуганно сопела, лёжа на боку в нелепой и некрасивой позе, и послушно ждала, пока Нонна неспешно скатывала с её ног гольфы и одним из них вязала поверх пресловутых колготок запястья её же рук.
   Сквозь паутиной затянувшую лицо тонкую синтетическую плёнку телесного цвета Оленька видела, как репетиторша уже без юбки и пиджака, одетая только в рубашку и чёрные трусы зачем-то удалилась из спальни, и, только когда спина её скрылась за дверью, попыталась кое-как принять сидячее положение и освободиться от облепивших тело не снизу, как положено, а сверху дурацких колготок, но это оказалось делом практически невозможным, и приходилось отдать должное опыту Нонны Эдуардовны, доподлинно знавшей, как при помощи простых подручных средств, без применения широко распространенных на рынке сексуальных услуг "достижений цивилизации" лишить подругу свободы. Стараниями наставницы ученица так и осталась сидеть в карикатурной позе со сложенными вместе, всунутыми в узкий чулок колготок руками, нелепо вытянутыми вперёд и вверх, яйцевидной головой на вытянутой цыплячьей шее и подогнутыми под попку голенькими лодыжками, пока Нонна не вернулась обратно, и, хотя сквозь мелкую сеточку капрона, за которую к тому же постоянно цеплялись кончики ресниц, было не слишком удобно наблюдать за происходящим в комнате, ей удалось с мистическим страхом разглядеть длинный белый фаллос, пристёгнутый, кажется, узкими ремешками к лобку этой ужасной женщины поверх трусов. Жутковатая картина глубоко поразила попавшую в переделку девицу и заставила перепуганным щенком заскулить при приближении воспитательницы, на лице которой были написаны все её недвусмысленные намерения по отношению к стреноженной милашке и которая безо всякого промедления одним рывком рук поставила её в соответствующую позу прямо на смятой постели так, что ошеломленная Оленька только и успела, что опереться обтянутыми капроном локтями о поверхность кровати да выпятить вверх покрывшееся пупырышками озноба мягкое место будто бы специально для того, чтобы упругий длинный красавец безошибочно воткнулся во влажную щелку между раскоряченными ножками и пронзил трясущееся тело чуть ли не насквозь.
   И правда, огромный фаллос, шарообразная головка которого до сих пор издевательски стояла в Олиных глазах, не замедлил проникнуть внутрь её, без проблем вставленный в истекавшую соком щель по самую мошонку, и принялся вытворять там такое, что у досужей молоденькой соплячки, которой никогда ещё не приходилось испытывать такой неистовой порки и вдоволь вкушать её плодов, глаза полезли на лоб, а из горла вырвались нечеловеческие звуки, напоминавшие сосущее бульканье воды, исчезающей в сливном отверстии раковины умывальника. Попка бедненькой Оленьки методично взлетала высоко вверх с каждым движением пластикового хулигана, и оставалось только удивляться, как изнеженной владелице этой аккуратной беленькой попки удавалось сохранять равновесие и по меньшей мере не сверзиться с кровати на пол. Нонна работала без устали, придерживая партнёршу за талию, и благодаря её предупредительности, а также мощной поддержке литого фаллоса та не рухнула на пол, хотя и моталась маятником из стороны в сторону, потеряв ощущение пространства, но мало-помалу, окончательно ополоумевшая и одуревшая от ритмичной качки, уже не могла ни стонать, ни кричать, ни булькать, а только прерывисто икала и невразумительно крякала, пуская обильные слюни через насквозь промокший капрон на лице. Она ещё пыталась просить пощады, умолять ненасытную лесбиянку остановиться, прервать совокупление, но с её губ раз за разом в такт с движениями торса Нонны слетали лишь звуки, похожие на тихое чавканье, которые никак не могли воздействовать и не воздействовали на увлекшуюся скачкой наездницу.
   Когда бурный напор, наконец, малость ослаб, обессиленная длительным совокуплением молодка растянулась на кровати с протяжным щенячьим визгом, подрыгивая и суча голыми ножками по постели, но неутомимая наставница не собиралась останавливаться на достигнутом, считая лишь разминкой ритмичные упражнения, и с усердием продолжила воспитательную работу. Безжалостные ладони немедленно раздвинули Оленькины ягодицы как можно шире, и девица с ужасом почувствовала, как скользкий тёплый член медленно, но настойчиво втискивается ей в задний проход, проникая туда с каждым мгновением всё глубже и глубже -- на всю свою изрядную длину. При этом сладкая боль и одновременно извращённое удовольствие неотвратимо захватывали выжатую, как лимон, отупевшую от продолжительных упражнений Олю, не давали ей прийти в себя, трезво разобраться во внутренних ощущениях, вновь бросали её в пучину томительной страсти, и вот она уже опять марионеткой дёргалась в тисках любовницы, на этот раз в более медленном ритме -- можно сказать плавно -- насаживаемая задницей на толстую пластиковую палку.
   --Ой, мамочка! Ой-ой-ой! Да что же это такое!? Ой, я больше не могу... Мамочки мои! Не надо! Пустите меня, очень прошу! Я больше не... больше не бу... не бу-у-у-ду-у! -- сипела и подвывала очумевшая девчонка, чувствуя, что больше не вынесет трения, ответом же ей служило лишь учащённое дыхание неистовой Нонны Эдуардовны, которая, словно нарочно, только ещё больше увеличила прессинг, протыкая девчонку ужасной игрушкой, как той казалось, до самого желудка.
   Неудивительно, что пользуемая эдаким извращённым способом мокрая с головы до ног ученица постепенно, несмотря на поддержку наставницы, съехала-таки на край кровати и свесила голову и руки к полу, больше похожая ныне на половую тряпку, брошенную на просушку, и только тогда, как будто сжалившись над ней, пластиковое чудовище с издевательским чмоканьем выскочило, наконец, из натруженной задницы, дав неимоверно напряжённым мышцам ягодиц немного расслабиться после интенсивных судорожных сокращений. И как только задыхавшаяся в липких от пота, слёз и соплей колготках, значительно стеснявших дыхание, Оленька раскрыла рот, чтобы в очередной раз взмолиться о пощаде, округлая головка проклятого инструмента, казавшаяся теперь ей просто-таки огромной, надавив на плёнку капрона, была немедленно вставлена ей между зубами, прижала язык к нижней челюсти и вошла глубоко в рот, вызывая у бедняжки своим резким движением неприятный рвотный рефлекс. Оля в ужасе попыталась стиснуть зубы, чтобы не дать свершиться вопиющему безобразию, но недвусмысленный удар кулаком по затылку дал ей понять, что возражения здесь неуместны, после чего член, сильно растягивая эластичный капрон, по-хозяйски задвигался в её ротике, словно это была соблазнительная щелка развратной девчонки.
   Между тем, увлёкшаяся воспитательным процессом Нонна Эдуардовна даже не услышала, а прилежная ученица при всём своём желании и не смогла бы услышать, звук открываемой входной двери, впустившей в квартиру бывшего главу семьи Моргуновых, а ныне, почитай, временного квартиранта, тихо явившегося на постой в этот неурочный час. Вчерашний прозрачный дочкин намек был принят папашей к сведению, и Валентин, доподлинно знавший, что Ольга будет сегодня заниматься с репетитором, и не желавший создавать для себя лишних проблем, с утра пораньше предусмотрительно убрался из дому, чтобы вернуться ближе к вечеру, но, бесцельно проболтавшись на улице некоторое время и вдоволь насидевшись на скамейке в скверике, где мимо него то и дело дефилировали модно одетые дамочки, наряды которых он мог оценить по достоинству как, без преувеличения сказать, специалист, понял вдруг, что навязчивая прихоть вновь облачиться в дамский наряд потихоньку овладевает им и настойчиво подталкивает его на не слишком-то разумный в его положении поступок. Надо сказать, что Моргунов действительно в последние дни взялся было за поиски работы, однако пыл его быстро угас, и сникший неудачник счёл нужным оставить бесполезные с его точки зрения попытки трудоустройства и невольно стал задумываться над тем, как бы сызнова вернуться к порочному развлечению, которое оставалось чуть ли не единственной отрадой в его непростой жизни и с которым, казалось, было покончено раз и навсегда после некрасивого инцидента на даче, нанёсшего Валентину сильный психологический удар.
   На этот раз тяга ощутить кожей прикосновение нижнего дамского белья была так сильна и неуёмна, что, вдоволь налюбовавшись мелькавшими перед глазами женскими коленями в колготках различных цветов и оттенков, различной формы и длины каблучками туфелек и сапожек, а также отшлифованным до мелочей жеманством и профессиональным кокетством слабой половины человечества, обильно увешенной бижутерией и тщательно скрывавшей посредством изощренного макияжа истинное свое лицо, взволнованный Моргунов, утомленный психологическим онанизмом, буквально вскочил со скамейки и чуть ли не бегом отправился домой, махнув рукой на присутствие там дочери. Ольга и так не ставила ни во что своего несусветного папашу, и, если ей станет известно ещё об одной его "позорной" слабости, думал он, торопливо поднимаясь по лестнице и осторожно открывая ключом двери квартиры, вряд ли это открытие что-либо изменит в и так более чем прохладных отношениях отца и дочери. С другой стороны, ему надоело постоянно скрывать свой "порок" от домашних и страшиться возможного разоблачения, и он рад был бы каким-либо образом узаконить собственное право на ношение женской одежды в присутствии членов семьи, если бы не досадный ярлык "паразита и бездельника", приклеенный к нему Светкиными стараниями. Так что вероятность быть пойманным за неблаговидным с женской точки зрения занятием всё меньше и меньше пугала Валентина, и теперь на ходу он даже мысленно подбирал веские аргументы в свою защиту, которые готов был применить при лобовом столкновении с дочуркой или женушкой - тоже, надо сказать, особами не без греха и не без "камня за пазухой".
   Парик и обувь были надёжно спрятаны на антресолях - там, куда хозяйке не пришло бы в голову заглянуть ни в жизнь, зато сам владелец этого "сокровища" мог в любой момент достать их безо всякого труда, а вот чтобы добраться до одежды супруги, ему пришлось бы пробираться мимо гостиной, где занималась с репетитором Ольга, и, так как дверь туда была приоткрыта, Моргунов решил не рисковать и воспользоваться на этот Раз вещами дочери, комната которой находилась рядом с прихожей. Ему показалось, правда, что как раз из спальни -- не из гостиной -- доносятся некая возня и неясные отзвуки голосов, однако подсматривать и подслушивать под дверями Валентин не собирался, на цыпочках прошёл в детскую, где минуту стоял неподвижно со сдерживаемым дыханием, нетерпеливо открыл платяной шкаф и наскоро отобрал кое-что из Олиных нарядов, с трепетом предвкушая скорое перевоплощение в женщину -- в молодую, заметьте, женщину. Ему уже приходилось раньше пользоваться из чисто спортивного интереса Оленькиными тряпками, но на улице в них ещё появляться не довелось, и с этой точки зрения намеченное предприятие с очередной поездкой на дачу выглядело достаточно привлекательно, ведь ему хотелось выглядеть в глазах окружающих не какой-нибудь старой вешалкой, а моложавой приятной во всех отношениях дамой, одетой по последней молодёжной моде.
   Закрывшись в ванной, Валентин быстро разделся, избавившись, наконец, от грубых мужских предметов туалета, к которым сейчас испытывал едва ли не отвращение, поскорее напялил на себя миниатюрные панталончики и тесноватый ему в лопатках бюстгальтер дочери, облачился в синтетическую маечку с легкомысленным рисунком, натянул на ноги оригинального бежевого цвета колготки с широкой резинкой на бедрах и надел через голову, как заправская девица, короткое туго обтягивающее тело трикотажное платье, вложив предварительно в бюстгальтер любовно изготовленные в период длительного безделья собственными руками из подручных материалов специальные вставки, а потом со сладким замиранием сердца обулся в свои высокие шнурованные ботинки на устойчивых полиуретановых каблуках - те самые ботинки, вокруг которых в обувном магазине он кружил не один день, всё не решаясь совершить соблазнительную покупку. Там, под подозрительными взглядами многочисленных продавщиц Валентин, естественно, не решился примерить на себя дамскую обувь, и потом, когда впервые с душевным трепетом сунул в них охваченные синтетикой колготок ноги и с силой затянул длинные шнурки, несказанно рад был, что не ошибся в выборе размера на глазок. Чего там говорить, ботиночки сидели словно влитые, точно также, как и парик с длинными (пусть и искусственными) локонами - на голове, так что Валентину оставалось только густо припудрить лицо, наложить на скулы чуточку румян и подмазать яркой помадой губы, благо, предчувствуя нынешнее преображение, он тщательно выбрился, чуть ли не срезав с лица тонкий слой кожи, ещё с раннего утра, и жиденькая щетина пока что не успела пробиться на поверхность щёк и подбородка с подлой целью испортить макияж. С глазами Валентин возиться не стал, попросту нацепив на нос дочкины зеркальные очки, а подвесить на уши крупные пластмассовые клипсы, поместить на шею витую серебряную цепочку и "заковать" в браслеты-кольца запястья рук было делом одной минуты. Короче говоря, в самый короткий срок всё было готово к "парадному выходу", и глубоким внутренним волнением, немало бодрившим его, Моргунов не удержался, чтобы перед тем, как в прихожей облачиться в модную кожаную курточку дочери, с максимальной силой перетянув её на талии широким поясом с металлической пряжкой, не натянуть напоследок с определенным шиком на ладони рук тонкие кожаные перчатки жены. Вот таким упакованным по полной программе в прелестные дамские вещи и наскоро устранявшим перед зеркалом мелкие огрехи своего кропотливого труда и застала его крашеная брюнетка средних лет в строгом костюме, твёрдой поступью вышедшая в прихожую с сумкой в руке!
   Оба застыли на месте, разглядывая друг друга, и Валентин сразу догадался, что перед ним находится дочкина репетиторша, натаскивающая Ольгу на вступительный экзамен по английскому языку, а вот Нонна Эдуардовна с удивлением взирала на явно не по возрасту молодящуюся и слишком вызывающе одетую особу, сильно напоминавшую внешним видом женщину лёгкого поведения, ибо, как надо честно признать, именно так и выглядел сейчас со стороны переодетый в женское платье Олин отец.
   -Добрый день, - только и нашёлся что сказать Валентин и, видя, что репетиторша молча кивнула в ответ головой, счёл нужным с деланно томным видом добавить. -Уже закончили заниматься? Ну, как успехи племянницы?
   -Неплохо! Очень даже неплохо, доложу я вам без всякого преувеличения, - чуть-чуть, краешками губ улыбнулась Нонна Эдуардовна и сделала неопределённый жест в сторону гостиной. -Можете сами, если хотите, убедиться в наших успехах.
   -К большому сожалению, я совсем не имею на это времени. Забежала, знаете ли, к сестре на минутку. Желаю вам всего самого наилучшего! - Валентин повернулся к тётке спиной, пСшло вильнув задом, открыл замок и вышел на лестницу, наслаждаясь произведённым эффектом и раздуваясь от гордости за собственную непринужденность.
   А вот если бы он последовал совету репетиторши и прошёл в гостиную, где должен был проходить урок, то дочери бы там не обнаружил, так как находилась Оля в тот двусмысленный по всем параметрам момент в родительской спальне, где валялась на краю широкой кровати неподвижно и беспомощно, ибо тело её на манер кокона было туго обёрнуто простынёй, а сверху ещё и закатано в одеяло точно таким способом, каким пеленают младенцев молодые матери. Абсолютно так же этот аккуратный конверт "с дитём" был перевязан широкой атласной лентой, а уголок одеяла кокетливо прикрывал верхнюю половину Оленькиного лица, оставляя открытым только подбородок, правда, при этом вместо соски в рот девочке, нарушая общую идиллию, была плотно вставлена её же собственная свёрнутая в тубу юбчонка, не позволявшая ей ни гукать, ни ворчать.
   Тем временем, папа, находившийся в неведении относительно нынешнего состояния дочурки и занятый решением своих личных проблем, уже направлялся по знакомому маршруту в дачный посёлок, на ходу привлекая внимание мужчин своими худощавыми коленями, затянутыми в бежевый капрон, ярко накрашенными губами, сложенными бантиком и намеренно чуть вытянутыми вперёд, и демонстративно фривольной походкой дамы, знающей себе истинную цену. Причём, чувствуя, что им интересуются, Валентин испытывал ни с чем не сравнимые эмоции и, уже непринужденно расположившись на сидении пригородного автобуса, не переставал сквозь затемнённые очки с любопытством наблюдать за реакцией пассажиров на свой внешний вид и своё поведение. Между прочим, ещё на автовокзале на него "положили глаз" двое подвыпивших парней более или менее приличного вида, и Моргунов, хотя и не очень-то стремился вступать с ними в разговор, всё же на расстоянии кокетничал напропалую, забавляясь тем обстоятельством, что в данный момент артистично играет роль компанейской особы приятной наружности - без дурацких моральных комплексов и замшелых принципов, готовой завести ни чем не обязывающее знакомство с этими наверняка хорошими ребятами, и не подозревал в беспрестанном самолюбовании, что "мальчики" принимают его вовсе не за обаятельную юную дамочку, а за вульгарную проститутку не первой молодости. Те же, поднявшись вслед за ним в автобус, уселись позади на соседние места, периодически восхищённо причмокивая губами, и вскоре принялись выдавать в пространство незатейливые, отнюдь не утончённые комплименты, которые изрядно насмешили не только объект флирта, а и сидевшую рядом с Валентином молодую девицу в демисезонном пальто и резиновых сапогах, и Моргунов, находясь в самом хорошем расположении духа, заговорщицки переглядывался с соседкой и приятельски улыбался ей, давая понять, что разделяет её веселье.
   В посёлке с автобуса сошли многие пассажиры, которые, правда, как-то быстро рассосались по сторонам, и на тропинке через рощицу Валентин остался практически один, если не считать тех самых развязных парней, увязавшихся за ним и уже не казавшихся ему такими безобидными и милыми, которые быстро нагнали "старую знакомую", пристроились рядом и взялись отпускать в её адрес теперь уже отнюдь не невинные, а откровенно скабрёзные, дурно попахивавшие шуточки. Валентин вначале терпеливо сносил их гнусный юмор, потом, не сдержавшись, ответил на очередной выпад грубостью, и тогда оба неуклюжих с виду ловеласа вдруг сжали "грубиянку" с двух сторон своими крепкими плечами, и затем один из них нагло попытался поцеловать "незнакомку", другой же запросто полез ей под юбку, на что изрядно обеспокоенный создавшейся ситуацией Валентин немедленно решил дать достойный отпор. В принципе он не очень боялся зарвавшихся наглецов, ведь им в конечном итоге пришлось бы иметь дело не с кисейной барышней, а с переодетым мужиком, и единственное, что смущало его, это сложность сопротивления охальникам с учётом таких элементов дамской одежды, как короткая юбка, колготки и обувь на каблуках. Так что в контексте таких справедливых сомнений неожиданно пришедшая на помощь случайно влипшему в некрасивую историю трансвеститу та самая девушка, с которой в автобусе у него наладилась виртуальная духовная связь, появилась как нельзя кстати в этот щекотливый и чреватый непредсказуемыми последствиями момент, смело налетев откуда-то из кустов на распоясавшихся хулиганов. Первого она без раздумий огрела сумкой по спине, второго с силой оттолкнула в сторону, и пока оба приходили в себя от лихого бабского наскока, спасительница схватила за руку немного растерянного Валентина, положительно не знавшего какую роль - то ли самоотверженного мужчины, то ли напуганной и беспомощной женщины - играть ему теперь, и безапелляционно потащила за собой в сторону посёлка.
   -Быстрее! Убежим от них! - на бегу кричала она, и на пАру беглянки неслись во весь опор между деревьями, не оглядываясь назад и тяжело дыша на бегу. -Где твоя дача? Спрячемся у тебя!
   Девица беспрестанно тормошила и дёргала за рукав курточки взбудораженного Валентина, которого это небольшое приключение стало немало занимать, и он уже чуть ли не с радостью воображал про себя, как уже в доме, оставшись с ней наедине под прикрытием надёжных стен, невзначай потискает находившуюся в неведении относительно его половой принадлежности девчонку, прикинувшись милой подружкой и слегка подпоив гостью вином. Вообще, нынешний его внешний вид давал широкий простор для разыгравшейся фантазии, и можно было только представить себе, на какие изощрённые вольности имелась неплохая возможность пойти в деле совращения наивной сельской простушки!
   Кирпичная дача Моргуновых стояла несколько на отшибе, в стороне от посёлка за грядой берёз, обнесённая основательным деревянным забором, и "подруги по несчастью" быстро достигли её, миновали калитку, торопливо отпертую "хозяйкой", и взбежали на крыльцо, где Валентин отключил проведённую намедни шустрым электриком сигнализацию и открыл дверь, намереваясь пропустить случайную гостью вперёд. Однако, то, что произошло дальше, совершенно не вписывалось в продуманную переодетым авантюристом схему и совершенно спутало его наполеоновские планы, так как девица, стоявшая в полушаге за его спиной, внезапно сзади обхватила Валентина цепкими руками за грудь и с недюжинной силой сжала в своих объятиях, плотно придавив ему локти к бокам, тогда как от калитки уже стремглав неслись сосредоточенные, а вовсе не расхлябанные парни, перегоняя друг друга и мрачно ухмыляясь на ходу. Один из них походя ткнул Валентина кулаком в живот, после чего тому небо показалось с овчинку, и все вместе, целой компанией, можно сказать толпой, ввалились на веранду дачи, где запыхавшаяся девица отпустила, наконец, сразу обмякшего от удара актёра-неудачника, и он с широко распахнутым ртом и багровой физиономией рухнул на колени, прижимая руки к животу. "Грабить будут! -- промелькнуло у него в мозгу. --Вот идиот-то!"
   Троица тем временем по-хозяйски огляделась вокруг, и только потом уже обратила внимание на беспомощную и скукожившуюся на полу хозяйку. Девица, деловито достав из сумки какую-то не слишком чистую тряпку, скомкала её и безжалостно принялась вталкивать Валентину в открытый рот, грубо растягивая щёки пальцами, пахнувшими дешёвыми духами, а один из парней - тот, что помоложе - немедленно стащил с него кожаную курточку и, умело завернув ему руки за спину, туго связал обрывком верёвки на запястьях. Он было, пребывая до сих пор в неосведомленности о том, с кем на самом деле имеет дело, задрал Валентину подол коротенького платья и "ласково" положил ладонь на задницу, но сообщник недовольно прикрикнул на него в том смысле, что баловство можно оставить на потом, а сейчас надо заниматься делом, и открыл дверь собственно в залу. Девка за это время успела расшнуровать и снять с ног стоявшей на коленях с кляпом во рту жертвы ботиночки и, тщательно смахнув с них пыль, убрала в сумку, после чего, мгновение поразмыслив, стащила со связанных рук и перчатки. Когда же Валентин попытался промычать нечто возмущённое в ответ на обидную экспроприацию, то запросто получил пинок резиновым сапогом по ягодицам и предпочёл до поры до времени заткнуться, злобно зыркая снизу вверх на воровку. При мысли о том, чем может закончиться эта дурацкая история лично для него, ему значительно поплохело, и он готов был буквально на всё, чтобы разрулить ситуацию с минимальным для себя ущербом - правда, не знал пока, как это сделать, будучи в беспомощном положении.
   Девка и её деловитый партнёр, тем временем, скрылись в глубине дома, и в конечном итоге обстоятельство это благотворно сказалось на общем состоянии попавшего по собственной доверчивости в глупую историю Моргунова, который рад был уже и тому, что в ближайшие минуты не будет награжден пинком под зад или ударом в челюсть. Теперь всё его внимание сосредоточилось на оставшемся рядом налетчике, до сих пор не имевшем представления, что перед ним стоит на коленях вовсе не женщина, связанная и разутая, с заткнутым ртом, которую он не прочь был бы пощупать и даже, возможно, поцеловать, а совсем наоборот - мужчина, у которого оставалась реальная надежда уговорить - тем или иным способом - определенно заинтересовавшегося женскими прелестями стреноженной пленницы молодого человека. Привлечь к собственной персоне ещё большее внимание этого простачка - вот какая насущная задача стояла сейчас перед взбодрившимся Валентином, не желавшим становиться лёгкой добычей компании воришек!
   Парень усиленно делал вид, что осматривает помещение, а сам так и ошивался подле Моргунова, то и дело кося взглядом на его колени и согбенную спину, и заметно было, что у него так и чешутся руки, готовые либо залезть хозяйке дачи под юбку, либо пощупать грудь - то есть проделать строго-настрого запрещенные подельником манипуляции. В принципе Валентин понимал его, догадывался, какие чувства вызывала у того беспомощная дама с кляпом во рту, в чём-то даже сочувствовал введённому в заблуждение дурачку, тщился всеми силами дать ему понять, что не против некоторых вольностей в обмен на выполнение определённых условий, и старался недвусмысленным мычанием и красноречивыми взглядами подвигнуть его на решительный поступок.
   -Ты чего расшумелась? Неймётся что ли? Тихо сиди у меня! - цыкнул на "тётку" не вытерпевший наконец парень и даже тронул Валентина за плечо чуть дрогнувшими пальцами, в ответ на что тот радостно закрутил головой, кося глазами на рот с намёком на то, чтобы "благодетель" вытащил втиснутый между зубами кляп.
   Надо сказать, что к тому моменту Моргунов и сам мог бы выплюнуть дурацкую тряпку, которую девица не так уж и туго вставила ему в рот, но не решался этого сделать, нарочно сжимал кляп зубами, не давая вывалиться наружу, и непременно хотел, чтобы сам парень -- именно по собственной инициативе -- дал возможность пленнице говорить. Смутно припоминая советы телеведущих о необходимости переговоров с террористами, Валентин понимал, что должен разговорить молодого человека, который по сравнению со своим приятелем вовсе не казался ему монстром, по мере сил даже постараться очаровать его и таким образом вымолить любой ценой свободу. Не исключено также было, что молодой телок захочет поцеловать плененную хозяйку в губы или в шею, и, учитывая то обстоятельство, что такое развитие событий пойдет только на пользу дела, Моргунов согласился бы стерпеть поцелуй и при определенных условиях даже ответил бы на него, лишь бы получить гарантии на освобождение.
   -Ну, тише, тише! Ладно тебе! Кричать не будешь? Нет? Ну и ладненько! Подыши немного.
   Шершавая мужская ладонь грубовато погладила Моргунова по щеке, а затем неуверенно взялась за вставленную между зубов тряпку и потянула на себя, и, когда пересохший рот был освобожден от досадной затычки, Валентин радостно зашлёпал непослушными пока губами, спеша принести благодарность за доброту, и лбом преданно потёрся о руку потенциального спасителя.
   --Что, испугалась? Не бойся! Не такие мы страшные...
   --Пожалуйста, берите всё, что вам надо... Я не против...
   --Ещё бы ты была против!
   --Да-да! Только отпустите, прошу вас, меня... Я никому ничего не скажу! Правда!
   --Отпустить? Хм... Хорошо! Только вот... знаешь... сначала ротик открой... это... пошире.
   --Зачем?
   --Как зачем? Только не прикидывайся дурочкой! Давай-давай, а то времени совсем нет!
   "Зачем он хочет, чтобы я открыл рот? Не понимаю! -- судорожно соображал Валентин, трясясь в неприятном мандраже и ожидая, что с минуты на минуту вернутся его главные мучители. --Ах, да! Ведь он же принимает меня за женщину, намеревается поцеловать и наверно хочет, чтобы поцелуй получился как можно чувственнее! Надо соглашаться! А что ещё делать!?"
   Мелко закивав головой, Моргунов распахнул рот настолько, насколько позволяла боль в уголках растянутых ещё грубой девкой губ, и предупредительно запрокинул голову и зажмурил глаза, ожидая, когда парень наклониться к нему и прильнет жаждущим ртом к сохранившим остатки яркой помады губам, причем предстоящий поцелуй в понимании воспрянувшего духом пленника должен был выглядеть как можно более натурально, поэтому вошедший в роль невинной жертвы Валентин всеми силами старался убедить себя, что целоваться будет с женщиной, а не с мужчиной, хотя запах, исходивший от "партнера" и раздражавший обострившийся Валин нюх, отчетливо говорил об обратном. Уж лучше бы на месте этого глупенького обормота, неспособного разобраться, кто стоит перед ним на коленях, был бы обаятельный электрик, вдруг подумал Моргунов едва ли не с теплотой, и чуть было не вздохнул огорчённо -- вот кто нашел бы самый разумный выход из сложившейся ситуации!
   Между тем, нечто мягкое и теплое, пахнувшее простым одеколоном типа "Саша" и ещё чем-то смутно знакомым, слегка коснулось верхней губы вежливо открытого рта, и замерший на секунду Валентин решил, что паренек стесняется открыто лобызаться с незнакомой женщиной и, насмотревшийся импортных фильмов, для начала хочет пустить в ход кончик языка. Такая скованность и неуверенность молодого жулика была совершенно не к месту, если учесть полнейший и безоговорочный цейтнот, и чувствовавший себя рядом с этим неумёхой, хорохорившимся только для виду, поистине опытной в подобных делах женщиной, Валентин просто вынужден был взять инициативу в свои руки, качнулся вперед и постарался ртом поймать губы и язык растерявшегося кавалера, что ему, надо сказать, практически сразу и удалось -- правда, язык этот оказался странно толстоватым и округлым и больше напоминал мужской член, каковым на деле и оказался, так что, учитывая размеры этого инструмента, Моргунов едва не подавился новым "кляпом" и от неожиданности сомкнул губы, успев подумать с вящим удивлением, что лучше бы тряпка продолжала играть роль такового.
   --Только не вздумай укусить, сразу предупреждаю, а не то глаз выбью! -- предупредил парень срывающимся голосом и действительно поднес большой палец руки к зажмуренному глазу Валентина и чувствительно надавил на веко. --Чего резину тянешь?! Соси давай, ну! Кому сказал!
   Оказаться стоящим на коленях со связанными рукам и с членом во рту -- это было уже из ряда вон выходящим событием, и обалдевший Моргунов так и застыл с чужой плотью в губах, не в состоянии больше противиться судьбе. Ему вдруг стало абсолютно по барабану, что будет делать с ним грабитель, пусть даже и лишит жизни, однако тот пока не вынашивал никаких таких зверских планов, а собирался всего лишь наскоро попользовать маленько странную бабу в рот, заняться с ней, что называется, оральным сексом и торопливо принялся совершать ритмичные движения торсом, имитируя половой акт и выражая при этом недовольство пассивностью вроде бы только что на всё согласной дуры, больше похожей сейчас на каменное изваяние. При этом он часто оглядывался на дверь, за которой пять минут назад скрылись его напарники, а, между тем, ему надо было бы смотреть совершенно в другую сторону.
   --Ого! Я, кажется, прибыл вовремя?! Не иначе, как народ к разврату готов!? -- На веранду с порога уверенно шагнул некий молодой человек, и Валентин, с большим трудом скосив глаза, по щегольским усикам и густой шевелюре, торчавшей из-под надвинутой на глаза бейсболки, сразу узнал незабвенного Вадима.
   С одной стороны, Моргунов должен бы был обрадоваться появлению шустрого электрика, которого он только что вспоминал добрым словом, для которого по жизни не существовало никаких неразрешимых проблем и который в этом смысле являлся для хозяина дачи сущим спасителем, с другой, этот "жук" застал "Светлану Петровну" за некрасивым занятием и должен был теперь несомненно составить некоторое не самое лестное мнение о своей недавней "любовнице", так что на самом деле Валентин, сам того не ожидая оказался как бы между двух огней в достаточно плачевном положении всего лишь в роли пассивного наблюдателя и мог полагаться лишь на стихийное развитие дальнейших событий. Он даже не мог самостоятельно освободить рот от вставленного туда инструмента, тщательно облизанного и обсосанного им только что, и благо, что балдевший от прикосновений языка и губ "красотки" молодой человек не стал дожидаться очередной саркастической реплики нежданного гостя, оперативно выхватил член из услужливого рта и даже сделал попытку замахнуться в гневе на помешавшего ему получить удовольствие в полном объеме наглеца, который, впрочем, не обратил внимания на такую малость, как вздёрнутый вверх кулак.
   --Ай-я-яй, Светлана Петровна! Не ожидал от вас такой откровенной измены! А как же наши устоявшиеся отношения? Так сказать, побоку?! Я предельно возмущен и требую немедленных объяснений! -- Вадим строил из себя дурачка, а может, действительно не сразу смог разобраться в ситуации, во что верилось очень слабо, и поэтому не спешил реагировать на несуразное поведение растерянного парня, который с расстегнутой ширинкой и вываленным наружу мужским достоинством, лоснившимся от обильной слюны, топтался на месте, явно ожидая подмоги со стороны хозяйничавших где-то в глубине дома кунаков.
   Тем временем, под воздействием возмущенных слов нового действующего лица позорной сцены Моргунов, всё так же продолжавший стоять на коленях и только вертевший по сторонам головой, бросая взгляды то на одного, то на второго "любовников", испытал глубокий стыд за себя и своё недостойное приличной женщины поведение и готов был не просто немедленно привести в своё оправдание множество аргументов, а поскорее постараться убедить Вадима, что был силой склонён к интимным отношениям с этим молодым недоумком да и вообще отнюдь не довёл до конца постыдный акт, то есть отнюдь не принял в себя порцию жидкости, которую обычно сам выдавал наружу, а не имел привычки употреблять внутрь. Он даже открыл пошире рот, чтобы привести доказательства этого факта, но электрик даже не смотрел в его сторону, поскольку внимательно наблюдал за не таким уж и безобидным пареньком. А тот, наконец, справился с растерянностью, неуклюже подтянул штаны и сделал шаг в сторону ироничного гостя -- только и всего, что ему удалось! -- зато потом после крепкой зуботычины странно вертанулся всем телом вокруг собственной оси и как-то разом, во весь рост рухнул на пол, издав при падении горловой ухающий звук, от которого мороз продрал Валентина по коже.
   Заглянувшая в этот момент на веранду девица взвизгнула от неожиданности, но, к чести её сказать, быстро сориентировалась в обстановке в отличие от своего неловкого товарища, что ей, правда, ничуть не помогло, так как цепкие пальцы нового персонажа авантюрной трагикомедии ухватили её за челку, выдернули из дверного проёма, а чувствительный пинок коленом под зад придал ей поступательное движение в сторону выхода, после чего, сбив на лету кресло-качалку, та попала прямёхонько в широкую дверь, благо та была открыта, вылетела на крыльцо и там грохнулась на живот, комично вздёрнув ноги в резиновых сапогах значительно выше головы.
   --Где третий? -- спокойно спросил у "Светланы Петровны" электрик, дыхание которого оставалось таким же ровным, как и несколько мгновений назад, и, следуя машинальному кивку головы со съехавшим набок париком, скрылся в зале, откуда тотчас донесся грохот, потом раздался отборный мат, вслед за которым наступила короткая тишина.
   Налётчик, по всей видимости сцепившийся там с Вадимом, не без оснований казался Валентину самым опасным, и правда, когда он вывалился на веранду, прижимая левую руку к животу, в правой у него был зажат узкий длинный нож, так что появившемуся вслед за ним Вадиму пришлось покружить в странном танце на некотором расстоянии от противника, вводя того в заблуждение относительно последующего развития событий, прежде чем уголовник взмахами ног был быстренько загнан в угол и, оставшись без лезвия, ловко выбитого профессиональным движением из ладони, после страшного удара подошвой обуви в лицо лишился чувств и съехал спиной по стене на пол.
   --Однако, вы неосторожны, Светлана Петровна! Очень неосторожны! -- выдохнул из себя бравый электрик после ювелирно проведённой трудоёмкой операции, и осторожно стёр со лба капельки пота. --Разве можно пускать в дом незнакомых людей, какими бы обаятельными они не были на самом деле.
   --Прекрати паясничать! -- взвизгнул в ответ малость пришедший в себя Валентин, отчасти даже восхищенный смелостью электрика, но при этом с ехидством подумавший, что и тот теперь выглядит не таким железным, каким очень хочет казаться со стороны. --Никакая я тебе не Светлана Петровна, и ты об этом прекрасно осведомлен!
   --Ещё как "прекрасно"! И всё же позвольте называть вас так, как это захочется мне, тем более что наши отношения располагают к определённой фамильярности.
   --Какие к чёрту "отношения"?! Что ты несёшь! Немедленно развяжи меня, а не занимайся пустой болтовнёй! -- Валентин всё больше раздражался и никак не мог сдержать себя, хотя и чувствовал, что глубоко неправ, тем не менее продолжал "наезжать" на электрика, боясь, что тому в голову может снова прийти идея получить "благодарность хозяйки" в неком натуральном исчислении.
   --Не так быстро, не так быстро, уважаемая Светлана! Надо бы ещё освободить территорию вот от этого мусора. -- Вадим имел ввиду обезвреженную компанию и, не теряя времени, принялся с некоторой натугой выволакивать на улицу бесчувственное тело одного из незадачливых грабителей.
   --Не называй меня Светой! -- снова истерически выкрикнул Валентин, чувствуя, что сегодня электрик настроен более "лирично" нежели в прошлый раз, и стараясь максимально использовать свой шанс.
   --Но ведь ты сам хотел этого в душе! Старался походить на женщину, соответствующим образом вёл себя... Желал, чтобы окружающие принимали тебя за даму, и прилагал для этого все усилия... Теперь же, когда я следую в русле твоих тайных страстей, ты идёшь на попятную и требуешь считать тебя, хе-хе, мужчиной!
   Последней была небрежно скинута с крыльца толчком ноги очухавшаяся к этому времени от падения девка, которая кубарем скатилась на дорожку, потеряв в невероятном кувырке через голову один сапог, и вскачь кинулась прочь от дачи, позабыв о своих кое-как копошившихся на земле приятелях, напоминавших сейчас изрядно перебравших спиртного забулдыг, после чего "чистильщик" отряхнул колени, потёр ладонью о ладонь, и вернулся на веранду к хлопающему глазами Валентину, тщетно подбиравшему аргументы в свою защиту, не находившему их и собиравшемуся обрушить на голову спасителя каскад площадной брани, несмотря на то, что, как ни крути, дача была спасена от разграбления именно им.
   --Да... Считать тебя мужчиной... Но, прости, как я могу делать это, если вижу перед собой человека в платье, колготках и дамских трусах и соответственно идентифицирую сию личность? Ответь же мне, Светик! Как?! -- Вадим навис над втянувшим голову в плечи Моргуновым и действительно ждал ответа на свой риторический по сути вопрос.
   --Только попробуй тронь меня, извращенец! Ты глубоко пожалеешь об этом!
   --Я -- извращенец?! Однако, это мило! Простите, а кто это говорит? Тот самый "праведник", который только что в извращенной форме вступил в сношения с неизвестным молодым человеком и который был застукан мною на месте преступления? Прости, но мне даже противно после этого прикоснуться к тебе пальцем, и поступить в данной ситуации я должен буду, как нагло обманутый "любимой" и жаждущий мести кавалер! И ещё учти, в моём лице в роли праведного мстителя будут выступать все обманутые кем-либо и когда-либо мужчины -- настоящие, заметь, мужчины! ... Кстати, не стоит кричать на всю округу-- мой тебе совет. Поверь, так лучше будет для нас для всех!
   Вздрогнувший от нехороших предчувствий Моргунов попытался было отползти на коленях подальше от странного электрика, опять задумавшего какую-то очередную подлость, однако был немедленно пойман за ногу, подтянут на исходную позицию и поставлен раком, причем безо всякого уважения и пиетета.
   --Только не это! -- вскричал в ужасе он, не желая в очередной раз быть использованным в качестве "дамы", но немного взвинченный схваткой, но сохранивший внешнее спокойствие Вадим не собирался насиловать его, а, постояв некоторое время перед стоявшим на коленях в нелепой позе Моргуновым и с улыбкой оглядев его разутые ноги в бежевых колготках, трикотажное молодёжное платьице со сбившимся подолом, выпиравшие из него искусственные груди и уже знакомый ему дамский парик, вдруг со всего размаху вытянул Валентина широким кожаным поясом, похожим на офицерский ремень, по заднице, да с такой силой, что у бедняги едва не выскочили из орбит глаза.
   Моргунов, настроившийся, честно говоря, всего лишь на очередное "лишение чести", подкреплённое назидательной тирадой, которое по большому счёту не так уж, как он старался показать распоясавшемуся бесстыднику, и страшило его, был немало ошеломлен постыдной и к тому же болезненной экзекуцией и, когда ягодицы ожгло сквозь колготки и трусики хлестким ударом ремня, едва не лишился чувств от подобной несправедливости. Его никогда в жизни не пороли ремнём родители, ни разу за весь период детства и юности не били ровесники, не трогала пальцем жена, он никогда в жизни ни от кого полноценно не получал по морде, не удостаивался пощёчины или пинка, и, хотя беспардонный электрик никоим образом не мог находиться в курсе этих подробностей Моргуновского жизненного пути, всё равно попал, что называется, в точку, проявив завидную проницательность деле "восстановления справедливости".
   --Ты что же творишь такое, подлец!? Что себе позволяешь, гадёныш? И главное, за что бьёшь!? -- просипел бедняга, чувствуя, как слезы наворачиваются на глаза.
   --Что позволяю?! И ты ещё спрашиваешь!? Всего лишь наказываю любовницу за измену -- вот и всё!
   Очередной удар заставил Валентина застонать сквозь зубы и прикусить язык. Кричать, как справедливо заметил электрик, не имело смысла, а вот сдержать этот самый крик стоило "наказываемой любовнице" больших усилий. Ясно было, что пощады ждать не приходилось, и оставалось только жалеть, что не нашлось сил вовремя -- ещё после той недавней грязной истории с изнасилованием -- благоразумно завязать с порочным занятием, и теперь Валентин запоздало корил себя за безволие и позорную слабость к женским тряпкам. Ему было по-настоящему стыдно, и единственное, чего ему сейчас хотелось, это чтобы возомнивший себя мстителем пройдоха не видел его искаженного болью лица. И странно, вновь, как уже бывало не раз, Вадим словно прочитал мысли Моргунова, не знавшего, что и думать по поводу удивительной прозорливости своего злого гения, и незамедлительно напялил на голову беспомощного Валентина холщовый мешок, подвернувшийся очень кстати под руку, погрузив беднягу в полную темноту и лишив возможности лицезрения обстановки своего вселенского позора, и хорошо ещё, что экзекутору не пришло в голову вернуть на место тряпку, использованную налётчиками в качестве кляпа.
   Оказалось, что пара жгучих ударов поясом являлась всего лишь прелюдией к основной расправе, которая теперь уже не казалась Валентину столь несправедливой, как поначалу, и на этот раз "Светлана Петровна" была кулем брошена животом на кухонный стол, тогда как её "соблазнительные" ножки беспомощно свесились вниз, касаясь пальцами холодного пола, и в данном случае не помогли да и не могли помочь ни возмущённое рычание, сквозь которое нет-нет да и пробивались просительные нотки, ни слабенькие попытки сопротивляться сдиранию колготок и трусиков до колен, ни смешное дрыганье ногами в воздухе. Сложенный вдвое пояс ритмично опускался на голые ягодицы трансвестита-любителя, у которого из крепко зажмуренных глаз от срама и боли фонтаном брызгали слёзы и которому только и оставалось, что при каждом ударе вскидывать голову до боли в шейных позвонках и кусать себе губы, дабы окончательно не опозориться перед безжалостным, но по большому счёту справедливым "исполнителем приговора".
   Какие только мысли не теснились в голове у отлупцованного по полной программе Валентина, и, дёргаясь всем дрожащим телом, покорно принимавшим побои преуспевающего во всём - даже в таком вот неприглядном деле - практичного пройдохи, он отчётливо понял, до чего докатился в стремлении устраниться от решения жизненных проблем и каким ничтожеством стал не столько волей объективных обстоятельств, а более всего из-за своей бесхарактерности и слабодушия. Под звонкие хлопки рассекавшего воздух пояса, охаживавшего его многострадальную задницу, ему вдруг ни к месту вспомнились все те девчонки, с которыми он "имел связи" до знакомства со Светой, ещё будучи самоуверенным и самовлюблённым молодым человеком "без комплексов", не знавшим себе равных в любовных похождениях и менявшим подруг чуть ли не каждый месяц или, во всяком случае, квартал. Ему припомнилось, как со многими из них он, бессовестный шалопай, обращался попросту грубо, по-хамски и в стремлении добиться удовлетворения своих похотливых желаний обходился с ними далеко не по-джентельменски, и теперь сам на практике представлял, какие чувства могли испытывать девицы, склоняемые им едва ли не силой к сожительству и отдававшиеся ему под действием уговоров и дерзкого нажима, в том числе и лёжа животом на столе. И пусть Вадим ныне не "лишал чести" - в буквальном смысле этого слова - незадачливого любителя перевоплощений, всё равно порка была для того сродни насильственному половому акту и являлась не менее унизительной, чем недавняя пошлая вздрючка.
   Между тем, пока столь безрадостные мысли одолевали лишённого последних остатков чести Моргунова, пришло время, когда кожаный пояс последний раз опустился на натруженную задницу, после чего хлопком ладонью по оголённой пояснице электрик дал бедолаге понять, что "сеанс" закончен, и этим жестом как бы выразил своё презрительное отношение к выпоротому трансвеститу, в ответ на что упакованный в плотный мешок Валентин только глухо хрюкнул, якобы недовольный подобной фамильярностью. Он готов был провалиться сквозь землю от унижения и дорого бы дал, чтобы вообще не встречаться взглядом с насильником, считавшим его по большому счёту обычным смазливым педерастом и, кстати говоря, вовсе не собиравшемся, похоже, определять по физиономии Моргунова состояние его души.
   -Будем считать, что мы с вами в расчёте, дорогая Светлана Петровна. Теперь вы расплатились со мной сполна и за установку сигнализации, и за избавление от жуликов, и за мои скромные попытки вести с вами душеспасительные беседы и проводить профилактические мероприятия. В свою очередь тешу себя надеждой, что труды мои не пропали даром, и мы с вами ещё встретимся когда-нибудь в обозримом будущем, чтобы я мог увидеть вас в несколько ином качестве. А сейчас вынужден распрощаться и хочу лишь сказать напоследок, что, хоть вам и идёт дамский костюм, всё же не рекомендую сверх меры увлекаться его ношением.
   Со жгучей ненавистью, смешанной с мистическим ужасом, Валентин, неподвижно валяясь на столе, слушал ехидную речь электрика - этого посланного ему судьбой бессердечного воспитателя, внимал каждой его фразе, а сам ожидал удобного момента, чтобы хоть как-то отомстить ему, оставить последнее слово за собой, и, когда почувствовал, что самодовольный наглец готов повернуться и уйти, собрал все силы и вслепую ударил ногой назад - в то место, где, по его разумению, должен был стоять бесстыжий извращенец. Пятка, однако, разрезала лишь воздух, и Моргунов, потеряв равновесие и неуклюже сверзившись со стола, очутился на полу, суча по половицам полуголыми ногами и ёрзая заголённым задом, нещадно горевшим после порки. Ответом же на глупую выходку Валентина послужил громкий издевательский смех, постепенно удалявшийся в сторону двери, быстро переместившийся на улицу и вскоре окончательно затихший где-то за пределами участка.
   Некоторое время оглушённый падением Валентин тихо лежал на полу, прислушиваясь к ощущениям в помятом и отлупцованном теле, потом попытался принять устойчивое полусидящее положение, учитывая последствия воздействия ремня, а также постарался освободить затекшие руки, что ему очень скоро и удалось, поскольку"добросердечный" электрик перед уходом, скорее всего, ослабил путы. Что касалось мешка на голове, то с ним Валентин решился расстаться только после того, как в руках постепенно прошёл зуд от застоявшейся в сосудах крови, и некоторое время сидел в полной темноте, чутко прислушиваясь к звукам и стараясь угадать, не подстроил ли напоследок странно быстро покинувший дом "жучила" какую-нибудь гадость. Все остальные действия прошедшего курс перевоспитания Моргунова совершались, можно сказать, практически неосознанно, и если бы кто-нибудь посторонний сейчас наблюдал за ним, то лицезрел бы перед собой явно ненормальную или, во всяком случае, определённо заторможенную бабу, с отсутствующим выражением лица машинально натягивавшую на худощавые ляжки запылённые колготки, поправлявшую на голове взлохмаченный парик и одёргивавшую подол жёваного трикотажного платья.
   "Хорошо ещё, что никого постороннего здесь нет и в помине," - думал скорбно кряхтевший в процессе приведения себя в порядок Моргунов, не подозревая, что через пару-тройку минут кое-кто "посторонний" под занавес всё-таки станет зрителем спектакля "театра одного актёра" -- только чуть позже, когда вконец расстроенный и обессилевший Валентин, потирая на ходу растревоженную задницу, направится к буфету, чтобы налить себе стакан чего-нибудь горячительного, дабы снять сильнейший моральный стресс. С другой стороны, с большой натяжкой можно было бы назвать посторонними его законную супругу Светлану, сопровождаемую ни более, ни менее как "законным" же его тестем Петром Сергеевичем Кузнецовым, но от сего факта бедолага-зять, давнее желание которого в дамском обличии предстать перед глазами родственников наконец-то исполнилось, вряд ли мог почувствовать вящее облегчение. Да и, вообще, наливая себе спиртное из первой попавшейся фигурной бутылки и стоя при этом спиной к незапертой после победного ухода Вадима входной двери, расстроенный как никогда неудачник никак не мог видеть появившихся родичей и тем самым дал им отличную возможность оглядеть живописное после посещения многочисленными людьми место действия. И только когда он уже поднёс наполненный алкоголем стакан к губам, что-то -- возможно, взгляд жены или некие исходящие от неё биотоки -- вдруг заставило его резко повернуться к дверям и явственно -- во всей красе! -- увидеть перед собой Светлану и выглядывавшего из-за её плеча удивлённого Петра Сергеевича. При этом первое, о чём почему-то подумал формальный хозяин дачи, было то, что здесь давно не собиралось столько членов семьи вместе и что для полного комплекта сейчас не хватает только Ольги.
   Если Валентин Моргунов видел перед собой собственно жену и тестя, то эти двое -- наоборот -- вели наблюдение отнюдь не за мужем и зятем, а за вполне по-хозяйски расположившейся в холле чужой дачи абсолютно незнакомой им тёткой неопределённого возраста и довольно-таки разбитного вида, которая, мало того, что шарила в их буфете, так ещё с удивлением и вроде бы недовольством косилась в сторону мешавших ей оттянуться качественным джином неизвестных посетителей. Так что некоторое короткое время родственники Валентина находились во вполне понятном бездействии, переваривая увиденное безобразие, включая откровенный беспорядок, если не сказать разгром в помещении, пока совершенно огорошенный каскадом совпадений Моргунов с застывшим каменным лицом машинально не опрокинул стакан с прозрачной жидкостью -- нет, не на пол! -- прямо в широко открытый рот, не отдавая себе отчёта в непроизвольном своём поступке и глотая горячительный напиток, как простую воду. Причём этот непритязательный при обычных обстоятельствах жест произвёл на Петра Сергеевича такое глубокое впечатление, что тот громко сглотнул слюну и едва не выдохнул с шумом воздух, словно самолично употребил внушительную дозу крепкого алкоголя, на самом деле, конечно, мгновенно исчезнувшего в глотке незнакомки.
   В отличие от изрядно сбитого с толку отца, на которого весьма воздействовала неожиданная встреча с чужим человеком сомнительной наружности, Светлана, по крайней мере внешне, оставалась совершенно спокойной и только упорно продолжала буравить взглядом стоявшую напротив расхристанную бесстыдницу, ибо данная ситуация была ей вовсе не в новинку и красноречиво подтверждала тот факт, что дочка, несмотря на запрет, продолжает давать ключи от дачи этому наглецу и пройдохе Саше Прокофьеву, притащившему на этот раз сюда великовозрастную шлюху в коротком не по возрасту и к тому же мятом платье, по-домашнему стоявшую на полу ногами без обуви -- в одних лишь модных колготках, да ещё с физиономией, отмеченной печатью недавней оргии, о чём красноречиво говорили размазанные румяна и остатки губной помады на подбородке. СамогС Саши между тем нигде не было видно, и обстоятельство это вызвало волну гнева в душе у Светланы, сразу догадавшейся, что парень намеренно скрылся из виду, испугавшись присутствия Петра Сергеевича, ведь появление одной хозяйки, как это было однажды, вряд ли подействовало бы должным образом на беспардонного наглеца. Досадно было вспоминать, но некоторое время назад здесь же на даче имела место одна неприглядная, если не сказать круче, история с непосредственным участием Светланы Петровны, до сих пор с омерзением вздрагивавшей при одной мысли о происшедшем, - история, о которой знали кроме неё только два человека, два прямых активных участника: тот же пресловутый Саша и одна из его многочисленных молоденьких шлюшек, липнувших к нему по обыкновению подобно навозным мухам.
   Стыдно признаться, но приехала тем памятным вечером Светлана на дачу для тайной встречи с мужчиной, в принципе небезразличным ей, но только, к несчастью, как и она, уже состоявшим в браке с неимоверно, ко всему прочему, ревнивой особой, роман с которым продолжался у Светы очень недолго, причиной чему, в конечном итоге, и послужило неожиданное столкновение в собственном доме с этим несносным Сашей. Здесь надо сказать, что тогда ещё Светлана Петровна не имела понятия о том, что отпрыск Беллы пользуется с помощью Ольги дачей Моргуновых для свиданий с девицами лёгкого поведения, и была просто поражена, столкнувшись нос к носу в гостиной со "сладкой парочкой", только что закончившей сексуальные игрища и потягивавшей в удобных креслах пиво из жестяных банок. Причём ни парень, ни его "мочалка" не испытали ни тени смущения при виде Олиной матери и ухом не повели на предложение немедленно убираться вон. С минуты на минуту должен был приехать Светланин знакомый, и не желавшая, чтобы его видели посторонние люди, Моргунова сразу же указала Саше на дверь и со свойственной ей решительностью потребовала отдать ключи, но в ответ услышала только пьяное наглое хихиканье лоботряса, на которого абсолютно не воздействовал суровый вид хозяйки загородного дома. Когда же та, сорвавшись с тормозов, сразу перешла на крик, пьяненький и умиротворённый после совокупления с развратной девкой Сашок выразился примерно в том смысле, что как раз в гневе Ольгина матушка и выглядит очень привлекательно и даже более чем обворожительно, и он просто просит её гневаться и дальше, что только сильнее возбуждает его. Светлана Петровна в ответ готовилась съездить мальчишку ладонью по лицу, но разгоравшийся скандал, между тем, был прекращён самым бессовестным образом ни кем иным, как той самой девкой, не иначе как обкуренной и до определённого момента безучастно наблюдавшей за развитием событий из своего мягкого кресла, которой по всей видимости, надоели истерические крики появившейся абсолютно ни к месту форсистой тётки. Эта полуголая молоденькая тварь с длинными ногами и крепкой высокой грудью имела наглость небрежно приблизиться к возмутительнице спокойствия и, не говоря ни слова, ткнуть небольшим, но очень жёстким кулачком прямо той в солнечное сплетение, после чего весь лоск выглядевшей сегодня и вправду очень эффектно Моргуновой моментально слетел с неё, как опавшие листья, и через секунду она уже некрасиво корчилась на полу, поджимая круглые колени к телу и по-рыбьи разевая рот.
   О том, что было дальше, Светлана Петровна до сих пор вспоминала с нервной дрожью и гадливым чувством, и, конечно, тщательно скрывала по сей день гнусный инцидент буквально от всех, невероятным усилием воли преодолев сиюминутное желание предать гласности переходящий все мыслимые границы приличий поступок молодого негодяя и его временной подружки. А в тот горестный момент ей было не до размышлений вовсе, и, когда она, наконец, продышалась и прокашлялась после подлого тычка, то с тупым удивлением поняла, что отчего-то без плаща и жакета уже стоит на коленях рядом с диваном, причём юбка её бесцеремонно задрана на талию, открывая чужому взору изящные тоненькие панталончики и полоски кожи над краями дорогих ажурных чулок, надетых сегодня специально для любовника, а блузка на груди расстёгнута, выставляя на показ кружева бюстгальтера, тогда как продолжавший противно хихикать Саша суетится за её спиной, стаскивая со Светланиных ног полусапожки с острыми каблучками, мешавшими ему в его торопливых бесстыдных манипуляциях, и успевает периодически оглаживать безо всякого почтения Светланины полуобнажённые формы. Между прочим, несмотря на сильное ошеломление и даже испуг, Светлана Петровна имела ещё силы и желание постоять за свою честь и немедленно приняла бы необходимые меры, чтобы поставить на место распоясавшегося не в меру срамника, если бы оборотистая деваха - эта продувная бестия, посмевшая поднять руку на женщину вдвое старшую её, вовремя не уселась голой задницей прямо ей на шею, вдавливая лицом в диван, чем привела женщину в подлинный ужас. Неравная борьба с растерянной и беспомощной теперь хозяйкой очевидно пришлась по нраву бесстыжей парочке, и если бесстыжесть девицы можно было объяснить алкогольным опьянением и особенностями разгульного образа жизни, то Сашину беспардонность Моргунова напрямую связывала с его полной осведомлённостью о былых отношениях Ольгиной матери с отчимом, а также о нынешних её любовных, пусть и эпизодических, похождениях втайне от семьи. Правда, такие мысли пришли в голову женщине значительно позже - отнюдь не в ту пору, когда ловкие руки Прокофьевской шлюхи ловко вязали ей локти стянутым с её же собственной ноги эластичным чулком, а ладони молодого человека с силой, достойной лучшего применения, мяли голые ляжки и покрытые "гусиной" кожей ягодицы, так как в те мгновения Светлана Петровна вряд ли имела способность вообще мыслить разумно, окончательно потеряв остатки рассудка под воздействием не только форменных физических издевательств, а и нелепости и дикости создавшейся ситуации вообще.
   Она, кажется, пыталась взывать к совести насильников, и тут ей просто и без затей предложили заткнуть "пасть" или в противном случае пообещали засунуть туда её же собственные панталоны, а затем для верности, дабы скандалистка не вздумала кусаться, напялили, сопровождая свои действия идиотским смехом, на голову второй чулок, полностью уничтожив сооружённую по случаю предстоящего романтического свидания причёску, на которую было потрачена масса времени и денег, да ещё завернули манжету чулка на подбородок. Затем четыре цепкие ладони так оттискали задницу, сиськи и живот пленницы, что той пришлось после такого интенсивного массажа отлёживаться чуть ли не весь следующий день. Однако и это было ещё не всё, на что способны оказались нетрезвые извращенцы, и глухо охавшую полураздетую Светлану Петровну со связанными руками и туго затянутой в эластик чулка головой разложили на диване лицом вниз с тем, чтобы сильно заведённый эротико-садистской сценой Сашок, раздвинув ей ноги, по-хозяйски расположился между ними и со смаком протолкнул предварительно надроченный девахой член в Светланину промежность, сопровождая безобразие пошлыми шуточками и воистину животным рычанием. Как выяснилось чуточку позже, по выносливости с точки зрения потенции парень мог вполне соперничать с отчимом, и бедная Светлана Петровна, в бешеном темпе задергавшаяся под ним, вскоре почувствовала, что сама всё больше и больше звереет с каждой минутой и - о ужас! - невольно превращается в результате неистовой скачки в тупое и похотливое животное, которое не имеет представления о человеческих эмоциях и может вместо нормальной речи издавать лишь ужасный, леденящий душу вой, обильно орошая паутину чулка на лице вязкой слюной, солёным потом и жидкими соплями. При этом усугублял такое плачевное состояние подвергшейся сексуальному принуждению дамы тот факт, что, ко всему прочему, усевшаяся ей на плечи девка, не желавшая оставаться всего лишь сторонним наблюдателем или добровольным болельщиком, решила по мере сил прийти на помощь своему досужему приятелю, без особых предосторожностей впихнула два сложенных вместе обслюнявленных пальца в Светланин задний проход, тут же нащупала через тоненькую стеночку работавший без устали в соседней полости Сашин инструмент и как бы принялась массировать его подушечками пальцев, да ещё ухитрялась одновременно, судя по громким чмокающим звукам, сладко лобызаться с неутомимым любовничком.
   Групповая оргия, принимавшая всё более и более экзотические формы, длилась - так, во всяком случае, показалось обезумевшей Светлане Петровне - долго, даже очень долго, и, надо сказать, так казалось вовсе не одной позабывшей обо всём на свете Моргуновой, ибо даже тот самый "отличный семьянин", которому было назначено свидание в уютном загородном доме и который, безуспешно потолкавшись в запертую дверь и потоптавшись у занавешенного окна, некоторое время прислушивался к доносившимся изнутри странным звукам, потерял всякое терпение да и убрался восвояси от греха подальше и поближе к семье и более уже никогда не делал попыток сойтись с элегантной заведующей магазином "Латекс", старательно избегая даже случайных встреч с ней. А сама многократно оттраханная различными извращёнными способами и измочаленная до потери пульса стараниями молодых любителей оригинального секса Светлана Петровна, брошенная "партнёрами" на диване в самом что ни на есть непотребном виде, пришла в себя и восстановила относительное душевное равновесие только после ухода незваных гостей, и, кое-как негнущимися пальцами стащив с головы влажный чулок и отерев им распухшее лицо, долго ещё неподвижно лежала, свесив к полу голову и руки, и тупо разглядывала лежавшие прямо перед её носом рядом с любимыми полусапожками использованные презервативы различных цветов - два розового, один синего и один чёрного цвета, словно в издёвку покрытые многочисленными мелкими пупырышками. Именно тогда, в минуты тяжких и непростых раздумий она, как уже говорилось ранее, твёрдо решила не поднимать скандала, опасаясь всенародной огласки грязной истории, которая могла основательно повредить её деловой репутации, да и, что там говорить, мысль о том, что Финкель, защищая пасынка, готов будет пойти на любую пакость, изрядно охлаждала справедливое стремление постоять за себя.
   В общем, поступила в таких щекотливых обстоятельствах Моргунова по принципу - не тронь дерьмо, вонять не будет, хотя этакая позиция далась ей с превеликим трудом, учитывая черты её властного по жизни характера, и единственной предпринятой мерой защиты от возможных последствий явилась немедленная и безоговорочная реквизиция у дочери ключей от дачи, а также строгий словесный запрет для Оли на любые отношения с Сашей, вряд ли, впрочем, имевший какой-нибудь реальный результат. В коротком же разговоре тет-а-тет с самим недоделанным шалопаем Светлана холодно предупредила того о необходимости держать язык за зубами, если учёба в институте больше устраивает студента, нежели отсидка на зоне, и надо было надеяться, что, несмотря на неопределённое хмыканье Саши и короткий смущённый смешок, скрытая угроза достигла цели. Не исключено, что парень и сам не рад был своей спонтанной выходке, зато по его косым взглядам и многозначительным улыбочкам при редких случайных встречах Светлана Петровна с замиранием сердца понимала, что парню отлично известно о пережитом ею в той оргии мощном оргазме, и факт этот вызывал у неё слепую, но беспомощную ярость, подогреваемую ещё и тайным желанием испытать такой же сексуальный взлёт вновь, только, естественно, не в компании с безалаберным отпрыском Беллы.
   Итак, какой же хитростью Сашику вновь удалось раздобыть ключи от дома, оставалось пока для хозяйки тайной, но то, что молодой развратник опять взялся за старое с помощью, возможно, всё той же Ольги или, не приведи господь, Валентина, являлось настолько очевидным для замершей в дверях холла Светланы Петровны, что не нуждалось ни в каких пояснениях, тем паче что вид немолодой по сравнению со студентом и какой-то неприятно мужиковатой по повадкам потаскухи мог служить яркой иллюстрацией к его извращённым пристрастиям. Понятное дело, Моргунова не просто возмутилась, а была просто-таки поражена тем хладнокровием, с которым записная шлюха опрокидывала в рот спиртное на глазах у хозяев дачи, и неожиданно даже для самой себя на некоторое время словно потеряла рассудок и перестала контролировать свои действия, после чего обнаружила вдруг с немереным удивлением, что с упоением лупит тщетно прикрывавшуюся руками тётку складным зонтиком по плечам и спине. Со стороны, по видимому, избиение выглядело более чем неприглядно, так как не ожидавший от дочери подобной вспышки гнева Пётр Сергеевич, прежде чем вмешаться в схватку, с открытым ртом и круглыми глазами несколько мгновений пассивно наблюдал, как дочь с исказившимся и заметно побагровевшим, несмотря на достаточный слой тонального крема, лицом лупцует перепуганную бабу зонтом, гоняется за ней по помещению гостиной и наносит той молниеносные удары также сумочкой и просто кулаками. И только то обстоятельство, что на ногах у хозяйки находились новенькие, не приспособленные к драке туфли с высокими каблуками, позволило босой "гостье" быстро оторваться от погони и, прошмыгнув мимо Кузнецова, метеором вылететь на веранду и дальше на улицу, а поскольку опомнившийся в конце концов отец стеной встал на пути разъярённой дочери, то вслед беглянке полетела такая брань, которой папаша никак не предполагал услышать от обычно уравновешенной и умевшей держать себя в руках Светланы и которую сам он употреблял крайне редко, только в по-настоящему экстремальных ситуациях. Некоторая растерянность не помешала, тем не менее, Петру Сергеевичу сноровисто поймать в объятия рванувшуюся было в погоню Свету и, поскольку та принялась яростно вырываться из его рук, наградить её лёгкой отеческой пощёчиной, которая сразу привела "дочурку" в чувство и заставила с удивлением взглянуть на отца.
   -Извини, дочь, но ты была совершенно невменяема, - смущённо ответил на её укоризненный взгляд Пётр Сергеевич. -Вот это и называется у нас, русских, сорваться с цепи...
   -Нет, это ты, папа, извини меня, - Светлана сама корила себя за несвойственный ей срыв и теперь не знала, куда девать от стыда глаза.
   -С тобой, несомненно, что-то происходит в последнее время, Света? У тебя неприятности на работе?
   -Да нет, пап! Это сложно объяснить... Может быть, просто переломный возраст наступил? Давай не будем об этом говорить, по крайней мере, сейчас?! Ладно?
   -Понимаю, что ты не можешь в полной мере делиться с отцом своими переживаниями и что именно я в определённой степени виноват в том, что мама оставила нас, но, ты же знаешь, я всегда желал тебе только добра и был предельно откровенен с тобой!
   -Вот за это я и люблю тебя, милый мой папашка! - Светлана прислонилась к отцовскому плечу головой, окончательно успокаиваясь, и с нежностью взяла в руку ладонь Петра Сергеевича. -А у женщин, понимаешь ли, иногда имеются свои маленькие сокровенные тайны, которые не могут быть доверены даже близкому человеку... И ещё... Я тебе клятвенно обещаю, что больше со мной не случится таких нехороших истерик.
   -И всё же, Света, расскажи мне, что за "даму" ты отлупила у меня на глазах, и как она, собственно говоря, попала сюда?
   -Ну, об этом-то я тебе, наверное, когда-нибудь и расскажу, а сейчас давай лучше займёмся делами. Надо навести здесь хотя бы относительный порядок. Верно, пап?
  
   Эпизоды одиннадцатый и двенадцатый.
  
   "Пациенты прибыли,
   пора начинать приём!"
   или "Окончательный диагноз",
   а также
   "Снимай штаны,
   знакомиться будем!"
   или "Окончен бал, погасли свечи".
  
   Белая иномарка Вадима расположилась в придорожных кустах неподалёку от загородного дома Моргуновых, скрытая от посторонних глаз таким образом, что, как со стороны дачи, так и со стороны дороги, разглядеть в жёлто-зелёном массиве листьев её было очень непросто. Сам электрик стоял рядом, опираясь локтём на открытую дверцу, и меланхолично жевал солёные орешки, доставая их из надорванного пакетика и по одному ловко кидая в рот. Он прекрасно видел, как появившееся со стороны шоссе такси остановилось у ворот Моргуновских владений, и из него высадились на гравийную дорожку отец и дочь, сразу направившиеся к крыльцу. При этом слабая улыбка мелькнула на его губах, но поза ожидания не изменилась, и единственной реакцией на прибытие хозяев, выдававшей определённую заинтересованность наблюдателя, явился поворот головы для мимолётного взгляда на циферблат извлечённых из кармана часов. Со стороны могло показаться, что любое событие, совершавшееся здесь, мало интересует молодого человека, ведь, даже когда через некоторое время в доме послышались невнятный шум и приглушённые выкрики, а затем отчётливый топот ног, и на крыльцо выскочила ошарашенная женщина в коротком не по возрасту платье и без обуви и большими скачками устремилась в сторону сарая, где в заборе находилась небольшая калитка, за которой начиналась тропинка к лесу, Вадим оставался совершенно спокоен и даже не соизволил проводить хорошо знакомую ему беглянку взглядом. Через несколько секунд та уже окончательно исчезла из виду, побив, кажется, даже по скромным прикидкам если не мировой, то уж европейский рекорд по бегу на короткие дистанции, и всё равно уморительная сценка не вызвала веселья у единственного зрителя, который прилежно доел орешки, после чего смял пакетик, убрал его в автомобильную пепельницу и достал из багажника объёмистую дорожную сумку.
   Забравшись в салон на заднее сидение и для удобства откинув спинку переднего к лобовому стеклу, Вадим стянул с себя спортивный костюм, снял кроссовки и сбросил с головы синюю бейсболку с длинным козырьком, после чего сосредоточенно облачился в широкие шерстяные брюки и серый клетчатый пиджак, обул ботинки на толстой рифлёной подошве и нацепил на шею модный галстук с готовым широким узлом. И если бы за его дальнейшими манипуляциями наблюдал, к примеру, улепетнувший только что от гнева супруги Валентин, то был бы немало удивлён той лёгкостью, с которой электрик отлепил от верхней губы узкие щегольские усики и, наоборот, принялся аккуратно прилаживать к подбородку и скулам окладистую шкиперскую бородку, которая в небольшом полиэтиленовом пакетике хранилась в сумке вместе одеждой. Получалось, надо сказать, сие необычное перевоплощение у него достаточно ловко, и вскоре шустрого мастера на все руки очень сложно было признать в новом облике, тем более что густые длинные волосы, оказавшиеся на деле качественным париком, он запросто стащил с головы, а подлинные зачесал расчёской на затылок и там стянул резинкой в короткий хвостик, окончательно превративший его из работяги-электрика в доктора-сексопатолога. Только тогда, ещё раз внимательно оглядев свою хитроватую и не очень-то внушавшую доверие физиономию в автомобильном зеркальце, наскоро подправив мелкие огрехи грима и нацепив на нос модные очки, Вальтер Густавович выбрался из салона и прошелся по траве, разминая затёкшие ноги и периодически поглядывая в сторону Моргуновского особняка.
   -Пациенты заждались! Кажется, пришло время начинать приём, - с вполне серьёзным видом пробормотал себе под нос "док", убедившись, что в доме царит полное спокойствие, снова бросил взгляд на часы и, удовлетворённо кивнув головой, уверенно направился к той самой калитке за сараем, через которую только что покинул место действия номинальный хозяин дачи.
   Светлана Петровна хлопотала в холле, сервируя стол лёгкими закусками, тогда как Пётр Сергеевич восседал в кресле с газетой в руках, не обращая внимания на чисто женскую суету дочери. Кузнецов и раньше любил полистать на досуге номер "Аргументов и фактов", хотя и считал газетёнку бульварной, специализирующейся на всякого рода досужих сплетнях, которые подчас вызывали у него иронический смех, притом, что на почтовый ящик он выписывал только стопроцентно демократические "Известия", а "АиФ" покупал в киоске от случая к случаю вместе с "Калейдоскопом" и "СпидИнфо", стесняясь своего интереса к такого рода прессе перед коллегами по работе, на людях, кстати говоря, мнившими себя солидными интеллигентами, но дома, наверняка, тоже прочитывавшими от корки до корки такие же "жёлтые" листки, покупаемые исключительно жёнами или детьми на уличных лотках. Между прочим, пожилого жениха после знакомства со странноватым родственником несравненной Ингеборги особенно интересовали публикации (в большинстве своём, без сомнения, выдуманные) на тему всевозможных сексуальных отклонений у мужчин, а также разного рода эротические рассказы и пространные интервью с сексопатологами. Кроме этого он нарочно подобрал в видеопрокате, смущаясь при этом понятливого взгляда молоденькой продавщицы и нещадно краснея под ним, кое-какие западные фильмы на определённую тему, чего до сего дня не делал ни разу в жизни, и внимательно просмотрел их дома, тщетно пытаясь найти в киносюжете ответы на неожиданно возникшие в свете последних событий вопросы.
   Что ни говори, а столкновение с Ингеборгой во время последнего рандеву окончательно деморализовало Петра Сергеевича, и весь вечер после размолвки он провёл в тягостных раздумьях, абсолютно не представляя себе, каким образом далее строить отношения с не в меру эмансипированной эстонкой, и, в конце концов, пришёл к трудному для себя решению ещё раз попросить аудиенции у Вальтера, плохо, правда, представляя при этом, о чём будет беседовать с ним, на что жаловаться и зачем вообще нужна ему встреча с не менее, чем кузина, коммуникабельным и, чего там греха таить, странноватым доктором. При этом утренний звонок телефона не застал сексопатолога дома, и приглашение для встречи было надиктовано взволнованным и даже начавшим заикаться Петром Сергеевичем на автоответчик в виде убедительной просьбы срочно приехать на Моргуновскую дачу для не терпящей отсрочки консультации. У себя квартире Кузнецов решил приём не устраивать, а перенести его в более уютный, располагавший к доверию интерьер загородного дома, тем более что потенциальный пациент слабо представлял, на какой предмет консультироваться с врачом: то ли по поводу своего здоровья, то ли по поводу отдельных черт характера и принципов поведения Инги, то ли на тему состояния психики самого доктора в связи с его новаторским методом лечения мужской импотенции. Но больше всего тревожило немолодого мужчину собственное желание непременно увидеть нового знакомого в некой интимной обстановке, и, страшась своего тайного и постыдного с точки зрения общественной морали чувства, Кузнецов специально пригласил с собой на дачу Светлану, с большим трудом уломав дочь на эту поездку. Когда он частично раскрыл ей причину встречи с врачом, дочь сначала была неописуемо удивлена сомнениями папаши, зато потом, зная о намерении его создать полноценную семью совместно с почти что Светланиной ровесницей, прониклась внутренним состоянием великовозрастного жениха, ибо пока что находилась в неведении относительно того, как невеста обошлась с ним совсем недавно, и не подозревала о полном расстройстве ожидаемых свадебных торжеств.
   Короче, Светлана готова была помочь отцу в решении его любовных проблем и, услышав предложение съездить за город, ломалась больше для виду, так как и сама ощущала изрядную психологическую усталость и чувствовала потребность немного развеяться на лоне природы. Заодно ей хотелось бы проверить работу электрика, нанятого этим несносным Максимом, о котором она постоянно думала и к поступку которого возвращалась в мыслях уже не раз, тем более что взволнованная не на шутку сценой в директорском кабинете, хотя и побаивалась обуревавших всё её существо чувств, очень похожих на влюблённость, подспудно искала любой повод для сближения с этим интересным и отнюдь не простым молодым человеком. Более того, узнав, какого рода специалист должен приехать к папе на беседу, преуспевающая коммерсантка, не слишком удачливая в личной жизни, подумывала, не проконсультироваться ли ей самой у хвалёного доктора по некотором щекотливым вопросам интимного характера, и собиралась непременно приглядеться к гостю поближе и по возможности оценить его способности, полагаясь на женскую интуицию.
   Надо сказать, первое впечатление, произведённое Вальтером Густавовичем на Светлану Моргунову, было довольно приятным и по сути оправдавшим все её ожидания, так как именно таким и представляла она себе специалиста по частным половым проблемам. Своими вполне светскими манерами, умением поддержать разговор, относительной простотой и полной непринуждённостью в общении, а также приятным внешним видом доктор сразу понравился ей, и женщина с первых минут поняла, что приобретает в лице папиного консультанта интеллигентного, высокообразованного и, что немаловажно, нужного ей знакомого.
   -Мне кажется, мы однажды уже встречались с вами? - улыбнулась Светлана, подавая доктору руку для поцелуя. -И это было не так давно! Дайте-ка вспомнить... Ваше лицо мне определённо знакомо.
   -Очень возможно, - Вальтер на мгновение задержал её тёплую ладонь в своих пальцах и сдержанно улыбнулся в ответ. -У меня широкая клиентура, и наверняка у нас с вами есть общие знакомые. Во всяком случае, уверен, что они обязательно обнаружатся в самом ближайшем будущем, и смею надеяться, знакомство наше будет действительно длительным и обоюдно приятным.
   Пётр Сергеевич дружески пожал Вальтеру руку, слегка волнуясь при рукопожатии и внимательно следя за выражением лица гостя, которое, к чести того сказать, не являло ни малейшего намёка на прошлую встречу и оставалось абсолютно бесстрастным и невозмутимым. Вообще, от гостя просто-таки веяло спокойствием и уверенностью в себе, так что волнение постепенно оставило Кузнецова, уступая место умиротворению и даже радости от осознания того, что причина волнения заключалась всего лишь в боязни срыва по какой-нибудь самой банальной причине - вроде занятости доктора или неисправности его автоответчика - так необходимого ему по жизни визита. Правда, пока всё же оставалось неясно, с чего начинать беседу на щекотливую тему, но здесь Пётр Сергеевич возлагал надежды на профессионализм доктора и его умение вести диалог с пациентом. Каким бы смешным это не казалось со стороны, но только сейчас выяснилось, что на старости лет у Петра Сергеевича не имеется ни одного по-настоящему близкого человека, с которым можно было бы поделиться душевными сомнениями и обсудить безусловно приватные проблемы, ведь даже друг детства Финкель всё больше и больше отдалялся от старого приятеля, вечно занятый своими неотложными делами.
   Между тем, в то время, как шквал противоречивых и по большей части сумбурных мыслей бушевал в голове Кузнецова старшего, Светлана тщетно пыталась припомнить, где и когда могла видеть столь обходительного гостя, но вскоре, втянутая в лёгкую, ни к чему не обязывающую беседу, оставила свои тщетные попытки, незаметно попав под ненавязчивое обаяние приятного во всех отношениях мужчины. О том, что Вальтер Густавович, собственно говоря, явился сюда для беседы с глазу на глаз с отцом и только по его приглашению, она быстро позабыла и, усадив доктора за накрытый не без шика стол, неожиданно для себя начала вдруг кокетничать напропалую, неосознанно стараясь понравиться гостю и обязательно произвести на него неотразимое впечатление, а тот, казалось, тоже запамятовал о цели своего приезда и поистине блистал салонными манерами, с удовольствием потягивая из фарфоровой чашечки кофе с ликёром. Создавшееся положение, однако, никак не устраивало разместившегося чуть в сторонке Петра Сергеевича, который поначалу был мысленно благодарен дочери за столь радушный приём своего знакомого, буквально сведший на нет неловкость первых минут встречи, а потом стал тяготиться активностью Светланы и едва ли не в открытую выражал недовольство полным перехватом ею инициативы разговора. Сгоряча даже обидевшись на Свету, он перестал делать попытки вставить в беседу хоть слово, зато вскоре понял, что ему попросту приятно наблюдать за сидевшим к нему в профиль Вальтером, за его плавными неторопливыми движениями, лёгкой загадочной улыбкой и блеском выразительных умных глаз, а также вслушиваться в интонации вкрадчивого негромкого его голоса. В памяти невольно всплыла сцена первой встречи с Вальтером, и взгляд Петра Сергеевича тут же нечаянно остановился на губах доктора, влажных от выпитого кофе, да так и застыл, словно приклеенный к ним. Доктор увлечённо говорил о чём-то со Светланой, полностью игнорируя своего "протеже", а тот уже отчётливо вспоминал в мельчайших подробностях и даже как бы ощущал мягкое касание этих самых губ к своему интимному органу, который теперь, реагируя на созданный в мозгу эротический образ, незамедлительно давал знать о своём существовании.
   Немного ошеломлённый такой скорой и довольно бурной реакцией только что вялого и безразличного к окружающему миру пениса не на кого-либо иного, а на хоть и приятного во всех отношениях, но всё-таки именно мужчину, Пётр Сергеевич почувствовал, как начинает стремительно краснеть и тушеваться, и сделал было попытку одной лишь силой воли обуздать неожиданные поползновения непредсказуемого органа, благо, что увлечённые друг другом собеседники не обращали на занятого внутренними переживаниями "основного" участника рандеву внимания, однако это оказалось не так-то просто, и непослушный член всё стремительнее наливался силой, заметно приподнимая залупившейся головкой брючину в районе левого кармана. Тогда смущенный обладатель проявившего свой нрав "неслуха" вынужден был закинуть ногу на ногу, дабы скрыть появление неприличного бугорка, но зажатый коленом член ещё сильнее напрягся, чем вызвал глубокое томление и тягучую сладость не только в паху, а и во всём теле совсем сбитого с толку мужчины. Совсем некстати Кузнецову пришла в голову совершенно идиотская мысль, что лучше бы проклятый пенис активизировался таким вот образом во время приснопамятной потасовки хозяина с Ингой, и взбудораженный подобными дурацкими размышлениями Пётр Сергеевич сразу поймал себя на мысли, что почему-то считает свой половой орган неким живым существом - созданием, независимым в поступках от владельца. Было отчего почувствовать себя полным идиотом, но факт оставался фактом: незадачливого жениха как магнитом тянуло к родственнику невесты, и только теперь Пётр Сергеевич начинал понимать подоплеку плохо скрываемой иронии Ингеборги и не знал, что и думать о своём внезапном влечении.
   Светлана, случайно глянув на отца, сумела острым своим глазом заметить его волнение и понятную, в принципе, ей одеревенелость, тут же связала такое отцовское состояние непосредственно с приходом медика, вспомнила, наконец, истинную цель визита Вальтера и, решительно стряхнув с себя наваждение, накатившее на неё ни с того, ни с сего с появлением гостя, обратилась к тому, настороженно косясь на папу:
   -Я совсем заболтала вас, Вальтер Густавович, а ведь вы приехали к нам по делу. Так что оставляю вас с папой наедине, или, если сочтёте нужным, можете подняться вдвоём на второй этаж. Да, папа?
   -Мне, наоборот, показалось, что вы, Светлана Петровна, в основном молчите, а это я надоедаю вам пустыми светскими разговорами! Посему готов принести извинения за свою досадную многословность, и тем не менее... Я сегодня свободен до позднего вечера, так что, если милейший Пётр Сергеевич имеет время, мы побеседуем с ним чуть позже. Видите ли, Светлана, меня как специалиста интересует не только личность пациента, как таковая, но и та атмосфера, в которой сам он обитает вообще, отношения его с родственниками в частности и связи, наконец, не только интимного, но и бытового характера...
   Оба, Света и "док", вели беседу в таком тоне, словно Пётр Сергеевич являлся для них предметом исследования, объектом эксперимента или в лучшем случае неразумным ребёнком, и в другой ситуации такое положение сильно задело бы "пациента", но стоило Вальтеру посмотреть ему в глаза с особым, им двоим понятным намёком, как Кузнецов с некоторым страхом почувствовал воздействие на себя неких мощных импульсов и ощутил их пронизывающее влияние во всем теле - от воспалённого мозга до страшно отвердевшего и упорно рвавшегося на волю пениса. Под воздействием этих безудержных импульсов, находясь в странно взвешенном состоянии и найдя в себе силы лишь машинально кивнуть головой в ответ, он попытался в очередной раз разобраться в истоках своих переживаний, пользуясь тем, что доктор снова вернулся к оживлённой беседе с дочерью, вновь игнорируя - судя по всему, теперь намеренно - отца, но так и не смог прийти к ни к одному разумному выводу.
   Во внешности Вальтера, возможно, и имелось нечто женственное, если учитывать его манеры и природное обаяние, которого ему было не занимать, но этот факт не мог иметь определяющего влияния на Петю Кузнецова, который, как ни крути, никогда раньше не замечал у себя гомосексуальных наклонностей и который теперь мог объяснить своё ужасное состояние разве что драматической развязкой глупой истории со сватовством к своеобразной эстонке и не менее своеобразной схемой лечения полового бессилия жениха её досужим родственником. Эти чёртовы "арийцы", прах их всех побери, совершенно выбили без пяти минут пенсионера из привычной колеи, и знакомство с ними стоило ему множества нервных раздумий и переживаний!
   Между тем, окончательно вышедший из повиновения Кузнецовский член, ко всему прочему ещё и дополнительно сжатый коленями, просто-таки изнывал от "нечеловеческого" напряжения в тесноте брюк и вскоре начал производить пока ещё слабые, зато очень подозрительные конвульсии, изрядно пугавшие моментально взмокшего от бессилия обуздать их Пётра Сергеевича, который вдруг со всей очевидностью понял, что сил, сдерживать позывы негодного пениса, у него больше нет. Это уже действительно было чересчур, и не знавший смеяться ему или плакать, совершенно обалдевший Кузнецов вынужден был резко подняться и, пробормотав извинения, почти бегом покинул зал, на бегу едва успев прикрыть за собой дверь. И хорошо, что ему хватило ума не тянуть время, а убраться восвояси, прежде чем не произошла позорная разрядка, которая, несмотря на спешку, настигла беглеца где-то на середине лестницы, ведущей на второй этаж, и сперма сильными толчками хлынула растерянному Петруше прямо в трусы, заставив его остановиться, резко присесть на корточки и вцепиться пальцами обеих рук в деревянные перила. Со стороны поза выглядела наверняка очень экзотично, но сиё соображение мало занимало новоиспечённого эротомана, так как все усилия его были направлены в тот момент на удержание сладострастного стона, который, вырвись наружу сквозь стиснутые зубы, очень напоминал бы звук, воспроизведённый несусветным пациентом в прошлый раз при выполнении сексопатологом, мнимым или настоящим, орально-сексуального, как его назвали бы в газетке типа "СпидИнфо", действия.
   Кстати говоря, нынешняя незадача случилась с Кузнецовым впервые в жизни, если не считать случая, когда, будучи молоденьким студентом, Петя, тиская по окончании весёлой вечеринки подвыпившую сокурсницу в укромном уголке одной из комнат студенческого общежития и готовясь раздеть разомлевшую девчонку и завалить в постель, вдруг от чрезмерного желания, психологического перенапряжения и неудобной сидячей позы на продавленной койке неожиданно спустил прямо в штаны, после чего неимоверно растерялся перед доведённой им же самим до нужной кондиции подругой и, принялся прикидываться дурачком, уверяя её, что сегодня ему не хочется близости по причине плохого настроения и сильной усталости. Правда, через несколько минут, к его вящему удивлению, мужская способность вновь восстановилась, и парень с новыми силами принялся за дело, опровергнув свои стыдливые недавние уверения и показав себя, как ему казалось, неплохим любовником, а заметила ли студентка влажное от первой порции спермы пятно на трусах, так навсегда и осталось для него тайной. При всём при этом параллель с нынешней ситуацией в части восстановления потенции вряд ли можно было провести, ибо, что ни говори, а Пётр Сергеевич, во-первых, давно уже вышел из того счастливого возраста, во-вторых, дело имел нынче вовсе не со смазливой симпатичной студенточкой, которая пусть и не очень нравилась тогда молодому человеку, и не со зрелой сочной женщиной, отказавшей намедни в своей руке великовозрастному жениху, а с индивидуумом прямо противоположного им пола. Так что предчувствие какого-то необычного и щекочущего нервы события никак не хотело оставлять разволновавшегося, как школьник, солидного мужчину, совершавшего с недавнего времени слишком несвойственные возрасту мальчишеские поступки, и он понимал подспудно, что главное событие ждёт его ещё впереди.
   Между тем, создавшаяся обстановка никак не способствовала размышлениям на щекотливую тему и делала их попросту несвоевременными, и Пётр Сергеевич, ощущая досадный дискомфорт в паху, спешно направился на второй этаж и вошёл в дочкину спальню, плотно прикрыв за собой дверь. Перед ним в полный рост возникла настоятельная необходимость сменить трусы, но препятствие этому благому намерению заключалось в том, что он практически никогда не хранил на даче своих вещей, кроме рабочей одежды, а нижнее бельё привозил с собой только на летний сезон, когда обретался за городом весь отпускной период, и теперь проблема переодевания могла показаться на первый взгляд поистине неразрешимой. Как назло, в шкафу, где по понятной причине преобладали дамские тряпки, не удалось обнаружить ничего подходящего из мужского гардероба, то есть, попросту говоря, зять тоже не держал в загородном доме трусов, по крайней мере, в спальне, которая с некоторых пор единолично принадлежала Светлане, так что сильно нервничавший Пётр Сергеевич решил уже было надеть штаны прямо на голую задницу, если бы случайно не обнаружил на стуле нечто похожее на мужские плавки. Суетясь и путаясь в штанинах, он поскорее снял брюки, затем трусы, которыми наспех вытер залитую спермой мошонку и которые, тщетно покрутив по сторонам головой, запихал, в конце концов, в карман пиджака, а вот плавки на проверку оказались синтетическими дамскими панталонами, что, впрочем, ничуть не смутило окончательно растерянного папашу, который, хоть и казался самому себе со стороны круглым дураком и стареющим клоуном, тем не менее, воспользовался ими без промедления.
   Зная, что дочь всегда хранит в шкафчике на стене кое-что из спиртного, он, уже успокаиваясь, налил себе полный стакан сухого вина и залпом выпил кисловатую жидкость, вспомнив очень кстати, что именно сухое вино по утверждению медиков способствует повышению потенции у мужчин. Тут же в мозгу всплыл давний рассказ одного из сокурсников, в своё время потерпевшего в первую брачную ночь полное фиаско и воспользовавшегося к своему счастью как раз "спасительным эликсиром" - полным стаканом ординарного "Алиготе", привезённого молодожёнами домой со свадебного ужина. Сам же Пётр Сергеевич испытал свойства якобы придающего силы напитка лишь однажды, и, честно говоря, сам был удивлён его активным воздействием на свой организм. Дело заключалось в том, что Кузнецову практически никогда в жизни не удавалось за ночь несколько раз подряд удовлетворить партнёршу по постельным развлечениям - да что там говорить, не только несколько, а за редчайшим исключением даже дважды! - и его всегда удивляли и раздражали хвастливые рассказы приятелей, по сюжету которых они на протяжении короткого промежутка времени не единожды ублажали своих подруг, каждый раз быстро восстанавливая мужские способности. Может быть, Пете по жизни попадались попросту пассивные и неопытные женщины - только и всего, но повторить подвиг друзей ему так ни разу и не удалось, если не считать случая, запечатлевшегося в памяти ярким пятном на фоне серых, ничем не примечательных любовных историй. В тот памятный вечер Кузнецов после месячной разлуки встретил на вокзале будущую жену, а тогда ещё невесту, вернувшуюся из поездки на юг, сразу привёз к себе домой, щедро угостил конфетами и сухим вином и, сильно соскучившийся по ней, поспешил уложить Верочку в постель, где после недолгих объятий, ласк и короткого соития, она и заснула на плече суженого, уставшая с дороги. А так как время было ещё детское (около десяти вечера), сам Петя, довольный собой и собственной галантностью, заснуть никак не мог, полежал немного рядом с посапывавшей тёплой во сне Верочкой, предаваясь философским рассуждениям на вечные темы любви и дружбы, потом тихонько поднялся, отправился на балкон, там в спокойной обстановке выкурил сигарету и снова вернулся в комнату, где, с понятным удовольствием допив остатки вина, вдруг вновь с немалым удивлением почувствовал прилив сексуального желания. Тогда несколько обескураженный этим неординарным обстоятельством Петя быстренько забрался обратно в постель к сладко спавшей Веруньке, грубовато разбудил её и вторично показал себя неплохим любовником, чем ещё долго гордился, на некоторое время уверовав во всесилие столового виноградного вина. Однако, похожего случая в его сексуальной практике больше не повторялось, и вера эта незаметно испарилась вместе со смешной по своей сути кратковременной гордыней.
   Небольшая доза алкоголя после непредвиденного казуса возвратила Петру Сергеевичу относительное спокойствие, и он, убрав бутылку и стакан обратно в шкафчик, встряхнул головой, пригладил ладонью волосы и, мельком бросив взгляд на своё отражение в зеркале, отправился в гостиную, пытаясь сдержать так и не оставлявшее его волнение от приближения намеченной встречи с необычным доктором. Сам Пётр Сергеевич по жизни являлся пусть образованным и интеллигентным, но всё же рядовым обывателем, и посему любые неординарные люди вызывали у него определённый пиетет, чем, собственно, он сейчас и пытался объяснить своё тяготение к родственнику Ингеборги, как, впрочем, и к ней самой, и, пожалуй, права была эмансипированная эстонка, утверждая, что буквально всё, что не укладывается в норму жизни или поведения, будь то какие-то необычные поступки, слишком эффектная внешность человека, нестандартные манеры или даже лёгкий акцент, вызывает у русских повышенный интерес и неосознанное преклонение.
   Вприпрыжку спустившись по лестнице на первый этаж, Пётр Сергеевич хотел было бодро, с высоко поднятой головой войти в зал, но что-то необъяснимое заставило его замедлить шаг перед дверью и в нерешительности остановиться у порога. Возможно причиной тому являлась подозрительная тишина за стеной, а может, просто его собственные смутные предчувствия, во всяком случае, вместо лихого "выхода на сцену" он осторожно заглянул в замочную скважину и тотчас уверился, что поступил правильно и обдуманно, ибо оставленные ненадолго наедине хозяйка и гость, расположившись у камина, жарко целовались друг с другом, причём Светлана неподвижно стояла почти по стойке смирно, сдвинув пятки вместе и опустив руки по швам, а Вальтер, прижавшись к ней во весь рост, от коленей до груди, цепко сжимал её локти ладонями, не давая замершей женщине ни отстраниться, ни качнуться вперёд. Сражённый на месте увиденным, в особенности податливостью Светы, Пётр Сергеевич тотчас отшатнулся назад, не желая быть пойманным за столь неблаговидным занятием, как подсматривание исподтишка, и непроизвольно прижался спиной к стене у самой двери, судорожно сплетя пальцы рук и манерно поднеся их к груди. Он никак не ожидал от дочери такой откровенной вольности с посторонним по сути мужчиной, учитывая даже её нынешние более чем прохладные отношения с супругом, хотя с самого начала мог бы сообразить, что и дочь тоже должна была попасть под обаяние "Мефистофеля в белом халате", и теперь уже присутствие Светы здесь на даче показалось ему неуместным и даже излишним. Ещё не хватало, думал с раздражением, сильно похожим на ревность, Кузнецов, чтобы этот "ариец" принялся "лечить" неудовлетворённую семейной жизнью молодую женщину или, того хуже, взялся "курировать здоровье" всей семьи!
   Так рассуждал возмущённый Пётр Сергеевич, уже вновь удалившись в ту же спальню на втором этаже и усевшись прямо на белое покрывало Светланиной постели с ощущением волной накатившей всеобъемлющей слабости в теле. Самая натуральная ревность жгла его душу - и ревность не к кому-нибудь постороннему, а к родной дочери, ибо по непонятной пока причине, без всяких на то оснований, он уже без зазрения совести заявлял права на молодого врача, давшего, конечно, ему все основания для подобных чувств, но вовсе не искавшего по собственной инициативе сближения со своим пациентом. Так что, понимая разумом, что мнит о себе чёрте что, Пётр Сергеевич, всё равно не усидев на месте, вскочил на ноги и забегал по комнате, пытаясь зло иронизировать по поводу своих претензий и стараясь поскорее взять себя в руки, чтобы не выглядеть в своих глазах какой-нибудь там молоденькой, не в меру увлекшейся романтичной любовной историей институткой. Для действенной помощи в борьбе с самим собой был немедленно наполнен ещё один стакан сухого марочного вина, нивелировавшего бурное проявление чувств, но всё равно Пётр Сергеевич продолжал страшиться творящегося с ним недоразумения, и, плюнув на поиски первопричин кризиса, подогретый спиртным, хотел было снова вернуться вниз, чтобы высказать увлёкшейся молодёжи всё, что о них думает, как вдруг дверь спальни распахнулась, и в комнату вошёл Вальтер с совершенно невозмутимым видом, засунув руки в карманы и вполне дружелюбно глядя на Кузнецова.
   -Куда же вы пропали, милейший Пётр Сергеевич? Или запамятовали о прямой цели моего визита? Между тем, вы сами назначили мне свидание в этом уютном доме, куда я сразу по получению голосового сообщения и прибыл, и несёте полную ответственность за эффективность визита, - фраза прозвучала для взбудораженного "пациента" двусмысленно и ещё больше подогрела бушевавшие в его душе страсти.
   -А мне показалось, что это вы, уважаемый Вальтер Густавович, манкируете своими непосредственными обязанностями, - ответ был наполнен неприкрытым сарказмом, и "док", оценив его, добродушно рассмеялся на эти язвительные слова.
   -Обязанностями? Что означают, вообще, для человека в жизни некие обязанности? Поймите, всё относительно в нашем мире, и для вас, друг мой, это не является секретом. И ещё... Не забывайте, что мы находимся не в клинике, а в домашней, располагающей к откровенности обстановке...
   -В которой вы не теряете времени даром!
   -Тонкий намёк! Но, как говорил один общеизвестный литературный персонаж: "Что поделать, если у меня большое сердце, почти как у телёнка"? - Вальтер блеснул глазами, и Петру Сергеевичу вдруг очень захотелось, чтобы мягкая тёплая рука доктора снова забралась ему в брюки и сжала ожидавший крепкого пожатия в плену тугих дамских панталон пенис.
   Теряя голову и весь дрожа, Кузнецов подошёл вплотную к доктору и повлажневшими ладонями смело взял того за плечи.
   -Вы дразните меня? Признайтесь!
   -К чему эта патетика? Мы с вами - достаточно цивилизованные люди и отлично понимаем, чего хотим друг от друга. Не правда ли, Пётр Сергеевич? Так смелее же, друг мой! Отбросьте условности! Смелее!
   Прямота гостя покоробила Кузнецова, но невероятной силы желание взяло верх над оскорблёнными чувствами, и Пётр Сергеевич, плохо контролируя свои действия, прижался к Вальтеру грудью, положив ему на плечо голову и прикрыв глаза. В этот же момент желанная ладонь умело расстегнула расслабившемуся "пациенту" брюки и протиснулась в обтягивавшие бёдра панталоны, сразу нащупав буквально изнывавший в ограниченном пространстве пенис. Пётр Сергеевич больше не пытался разобраться в своих чувствах и покорно подчинился умелому совратителю, который свободной рукой с ловкостью фокусника вовсе освободил его от брюк, упавших вниз к ботинкам, и рывком спустил вслед за ними к голеням и упругие панталоны.
   -Теперь ваша очередь, мой дорогой! Покажите-ка себя настоящим, хе-хе, мужчиной, - в голосе доктора звучала ирония, и сначала Кузнецов подумал, что тот всё же издевается над ним, зато потом быстро разубедился в своих предположениях, с трепетом почувствовав необыкновенно лёгкое, какое-то особенное прикосновение к набухшей головке пениса, и сообразил, что пальцы специалиста-сексопатолога надевают на твердеющий "инструмент" тонкий скользкий от смазки презерватив, от которого исходил лёгкий фруктовый запах.
   Прочная оболочка туго обтянула разбухавшую на глазах головку, а резиновое кольцо сжало плоть у самого основания, вызвав у Кузнецова прилив целой волны неповторимых чувств, связанных с воспоминаниями молодости, ведь пользовался он подобными средствами предохранения в последний раз очень и очень давно и сейчас был благодарен своему наперснику за проявленные инициативу и предусмотрительность. Всё дальнейшее произошло слишком стремительно и в сумраке неожиданно наступившего вечера напоминало собой мелькавшие один за другим с бешеной скоростью кадры киноленты, запечатлевшиеся в мозгу Петра Сергеевича отдельными фрагментами: сначала склонившаяся спина Вальтера в модном пиджаке, затем собственные ладони, лежавшие на мускулистых ягодицах доктора, немного приспущенные его брюки с широким кожаным поясом, отчётливо белевшую в полутьме кожу тазовых округлостей с тёмной расщелиной между ними, и пальцы Петра Сергеевича, несмело раздвигавшие их примерно так же, как это проделывал сам "пациент" на прошлом осмотре по требованию врача.
   Пикой вытянутый вперёд, закованный в эластичный панцирь презерватива Кузнецовский пенис плавно вошёл в тесное отверстие и, равномерно сжатый со всех сторон, передавал через нервные окончания телу и мозгу хозяина целую серию сладостно возбуждающих биотоков, и под их мощным воздействием тот сначала медленно и крайне осторожно, словно нащупывая во тьме путь, потом ускоряя темп, начал размеренные движения торсом туда и обратно, будто бы пытаясь поколебать или вообще сдвинуть с места крепко стоявшего на расставленных в стороны ногах Вальтера, для прочности положения упиравшегося в стену ладонями рук. И всё же доктор был неподвижен, почти не шевелился под напором партнёра и, пожалуй, не испытывал такой страсти, как позабывший обо всём на свете Пётр Сергеевич, у которого темнело в глазах не столько от сгущавшихся за окном сумерек, сколько от охвативших его всепоглощающих чувств. Сейчас недавний неудачник и почти импотент чувствовал себя истинным мужчиной - сильным, не знавшим поражения и гордившимся своими способностями, - и никак не испытывал той скованности и того смущения, что одолевали его в интимной обстановке наедине с женщиной, и теперь на задний план сразу отодвинулись все душевные метания и страхи, которые обуревали его с утра в ожидании встречи с доктором. Ему казалось, что кроткий и неактивный по обыкновению член теперь превратился в настоящего монстра, принял колоссальные размеры, с силой растягивая узкое пространство ануса, и через какое-то мгновение может лопнуть от внутреннего давления и разлететься на кровавые ошмётки под напором скопившейся в нем спермы, но Пётр Сергеевич больше не боялся такого состояния, желал продлить его как можно дольше, купался, нежился в нём, и накатившее вскоре валом предвкушение сладостного момента заставило его плотно зажмурить вылезавшие из орбит глаза и сжать зубы, сквозь которые рвался на волю горловой звериный рык.
   Мощная тугая струя густой жидкости устремилась наружу и тут же столкнулась с тонкой резиновой преградой презерватива, доставив Петру Сергеевичу такое наслаждение, какое он, похоже, не испытывал никогда в жизни, и заставила немедленно вознестись к наивысшей точке эротического блаженства. Дрожавшие колени его выписывали невообразимые вензеля, а руки мёртвой хваткой вцепились в полы докторского пиджака, с силой натягивая их на себя - всё это продолжалось короткий миг, затем все мышцы тела начали понемногу расслабляться, и во власти приятной слабости и тягучей истомы, довольный собой Кузнецов начал медленно оседать на пол, оказавшись, в конце концов, сидящим по-турецки на полу с широко раскинутыми голыми ляжками и свесившимся вниз, постепенно терявшим былую упругость, мокрым "полураздетым" пенисом. Самые невероятные мысли и впечатления хаотично теснились у него в голове и, только обретя способность адекватно воспринимать окружающее, неумеренно возгордившийся собой "сексуальный гигант" услышал где-то вверху над собой спокойный и как всегда немного ироничный голос сексопатолога:
   -Итак, милейший Пётр Сергеевич, я могу с достаточной долей уверенности констатировать, что курс лечения дал неплохие результаты, и этот факт радует меня, как специалиста. Пациент здоров и более не нуждается в моих услугах - таков мой окончательный вывод.
   -Но, Вальтер, я могу надеяться... - ошалевший после случившегося и малость оскорблённый деловым тоном доктора пациент глупо хлопал глазами, снизу вверх глядя на своего благодетеля, мучительно подбирал слова благодарности и никак не мог сформулировать вертевшуюся на языке просьбу.
   -Не надо слов, уважаемый! Они излишни! Надеюсь, вы не станете делать мне предложение, подобное тому, каковое вы сделали моей кузине? Не требуйте от меня невозможного, очень вас прошу, Пётр Сергеевич, - Вальтер искренне рассмеялся и засунул руки в карманы. -Я всего лишь выполнил святой долг врача, если можно так выразиться, и на этом прощаюсь с вами и желаю вам оглушительных побед на сексуальном фронте!
   Не успел расслабленный после чрезвычайной растраты сил и нервов Пётр Сергеевич переварить сказанные ему слова, а "док" уже покидал комнату, и последним, что запомнил Кузнецов в его облике, был стянутый резинкой легкомысленный хвостик волос на затылке. Можно было бы, конечно, кинуться вслед за гостем, но Кузнецов быстро отказался от мальчишеской затеи, решив про себя, во что бы то ни стало, тем или иным способом обязательно разыскать родственничка Инги в самом ближайшем будущем и сделать всё возможное, чтобы тот не оставался так холоден к нему. А сейчас "исцелённому больному" хотелось лишь покоя, тишины и одиночества, и желание это было столь велико, что он забыл даже о реально существовавшей и привезённой им же самим сюда дочери, которая теперь ожидала где-то внизу на первом этаже результатов сеанса психотерапии.
   Зато о симпатичной и общительной хозяйке загородного дома ни на минуту не забывал сам "психотерапевт", хотя его интерес заключался лишь в том, чтобы обязательно постараться избежать встречи с ней и получить возможность спокойно и по возможности незаметно удалиться с чужой территории. Так что, отлично осведомлённый о планировке дачи, он, спустившись на первый этаж, повернул в сторону, противоположную парадному входу, и вышел на улицу через заднюю дверь, запиравшуюся изнутри на засов. Вальтер не предполагал, правда, что эта мера предосторожности с его стороны была совершенно излишней, ибо Светлана уже некоторое время как отсутствовала не только в гостиной, а и в доме вообще, причиной чему явилось обычное женское любопытство, приведшее хозяйку в разгар "сеанса" на второй этаж с намерением заглянуть через щелку двери в спальню, где совершалось таинство излечения. Но то, что увидела там к своему ужасу Кузнецовская дочь, поразило её до такой степени, что Света, словно ошпаренная, немедленно скатилась по деревянной лестнице вниз, в полном смятении покинула дачу и чуточку успокоилась, лишь погрузившись в остановленную на шоссе попутку, в салоне которой закурила без всякого разрешения водителя и мелко трясущимися губами крепко сжала фильтр сигареты.
   О пережитом потрясении Светланы Петровны Вальтер, естественно, ничего не знал и, с некоторыми предосторожностями добравшись до своего автомобиля, торопливо сел за руль и уже через пару минут выехал на шоссе. До города было рукой подать, но по дороге "док" сделал короткую остановку у рощицы на развилке дорог, да ещё некоторое время понадобилось ему, чтобы пересечь самую оживлённую часть города, дабы добраться до нужного места, так что только примерно через час, когда уже начинало окончательно темнеть, его машина с зажженными фарами подъехала к магазину "Латекс" и припарковалась на углу здания. Заглушив мотор и затем мгновение помедлив, молодой мужчина, в котором теперь практически невозможно было узнать Ингиного кузена, так как с момента отъезда с дачи Моргуновых с ним произошла кое-какая метаморфоза и сейчас на нём красовался отнюдь не модный костюм, а полувоенный комбинезон защитного цвета с нашивкой "Охрана", перепоясанный офицерским ремнём и дополненный шнурованными армейскими ботинками на толстой подошве, выбрался наружу, вдохнул полной грудью прохладный вечерний воздух и повесил на плечо спортивную сумку. Отсутствие бороды, с нарочитым шиком взлохмаченные волосы и вынутые из глаз цветные контактные линзы самым кардинальным образом изменили черты его лица, превратив врача-психотерапевта в простого магазинного секьюрити, который деловито запер машину и вразвалочку направился во двор - прямо к чёрному ходу магазина.
   В ответ на короткий звонок в помещении с зарешёченным окном и низким подоконником загорелся тусклый свет, и вскоре железная дверь медленно приоткрылась, впустив вновь прибывшего охранника внутрь. Встретил его крепкий кряжистый мужчина в такой же точно форме, который, пожав сослуживцу руку, приветливо поздоровался с ним и дружески подтолкнул в сторону "караулки".
   -Я уж тебя заждался, Макс! Думал, что и ночевать здесь придётся, уже и тахту приготовил... Собирался домой звонить.
   -Извини, Валера, пришлось немного задержаться, - Инин поставил снятую с плеча сумку на стул. - Спасибо, что подменил меня.
   -Халтурил, что ли где-то? Говорят, ты на трёх работах успеваешь крутиться?
   -Вроде того. Жить-то надо, - Максим извлёк из сумки литровую бутылку водки и подал Валере. -Это тебе за труды. Не люблю оставаться в долгу.
   -Если ещё понадобится подмена, можешь на меня рассчитывать, - Валера ловким отработанным движением свернул винтовую пробку и налил себе полный стакан. -Сам-то выпьешь?
   -Нет! Давай без меня.
   -Дело хозяйское, а то, смотри, спаться лучше будет, - содержимое стакана волшебным образом исчезло в горле охранника.
   -На сон не жалуюсь, - Максим с уважением поглядел на мокрые губы напарника. -Счастливо отдохнуть!
   Валера, сдерживая гримасу, кивнул головой, убрал бутыль в пакет и, пожав руку сменщику, удалился восвояси. Максим же, заперев за ним дверь, привычно обошёл помещения магазина и неторопливо вернулся в комнату охраны.
   На топчане лежали старое ватное одеяло и подушка без наволочки, которые днём обычно хранились в ящике шкафа подальше от глаз начальства, а сейчас были извлечены оттуда Валерой для обеспечения более или менее полноценного отдыха. Максим почти не спал в прошедшую ночь и сейчас мог вполне вздремнуть два-три часа, но ощущение того, что на сегодня приключения ещё не закончены, почему-то не оставляло его, и он не стал ложиться во весь рост, а просто опустился на импровизированную постель и прислонился спиной к стене, задумчиво оглядывая ставший таким знакомым за несколько недель интерьер. Непонятно было, что же такое проектировщики этого дома планировали разместить здесь - новые времена смешали и свели на нет все былые планы застройки, и ныне в нижних этажах новых зданий, предназначенных вроде бы для универмагов, почтамтов, аптек, комбинатов бытового обслуживания, возникало множество мелких лавчонок, складов, различного рода увеселительных заведений и, в лучшем случае, магазинов типа "Латекса". И если комната, где ютилась охрана, была, скорее всего, изначально запланирована для размещения какого-то оборудования, то теперь использовалась под бытовку, хотя до сих пор кое-где вдоль стен торчали остатки железной арматуры, некие металлические профили, а под потолком подвешена была длинная двутавровая балка на кронштейнах, к которой кто-то из охраны удачно приспособил выцветшую портьеру, скрывавшую лёжку сторожей от посторонних глаз. Кроме топчана или, как его громко называли, тахты сюда по распоряжению администрации приволокли тяжеленный шкаф, собранный из листов ламинированного ДСП, далеко не новый письменный стол, пару прикроватных тумбочек и даже металлическую гардеробную вешалку, а остальную мелочь, типа пепельницы, настольной лампы, заварочного чайника и других бытовых вещей, самой ценной из которых, наверно, являлся старый кассетный магнитофон, собирали уже сами работники-сторожа. Вообще, обстановку этой каморки можно было с натяжкой назвать уютной, тем более что обитала здесь дежурная смена в основном вечером и ночью, а днём заходила только перекусить - ведь директор самолично сочинила жёсткую инструкцию для охраны в самых лучших традициях ещё советской бюрократии и требовала у персонала неукоснительного её исполнения.
   Вечерний осмотр Максим, как уже говорилось, успел бегло произвести и раньше утра из берлоги выбираться вроде бы не собирался, и всё-таки предчувствие не обмануло его: примерно около полуночи раздался короткий, но определённо требовательный звонок у парадного входа в магазин. Хотя Максим к тому времени успел задремать, полусидя на тахте, сонное состояние сразу слетело с него, и парень упруго поднялся на ноги, собранный и готовый к любой неожиданности, вышел в коридор, поигрывая на ходу резиновой дубинкой, и направился вдоль длинных прилавков торгового зала к двустворчатой стеклянной двери, закрытой на перекладину. Крыльцо перед входом было освещено расположенным под козырьком небольшим ярким фонарём, который давал возможность хорошо разглядеть любого ночного посетителя, каковым в данный момент и являлась Светлана Петровна Моргунова, ёжившаяся от ночного холода в своём лёгком модном плаще, так что никаких сомнений в том, что именно директор явилась сюда во столь неурочный час, у охранника возникнуть не могло.
   В принципе, Максим осведомлён был из рассказов сослуживцев, что дотошная директриса с давних пор имела дурную привычку, возвращаясь в состоянии подпития с какого-либо приёма или банкета, навещать магазин с целью проверки "нерадивой" охраны, а точнее, - по убеждению персонала - попросту старалась продемонстрировать "быдлу" свою власть и даже вволю покуражиться над подчинёнными ей мужчинами, однако со временем отказалась от такого эпатажа, и по этой причине появление её здесь нынешней ночью было не слишком мотивированным, хотя руководитель предприятия, конечно, всегда имел возможность найти более или менее приемлемое объяснение любому своему поступку или демаршу, так что чуть заметная улыбка при виде Моргуновой тронула губы Инина, и он, нарочито широко расставив ноги и уперев руки в бока, остановился перед стеклом двери и спокойно принялся разглядывать ночную посетительницу.
   Светлана Петровна, глубоко засунув руки в карманы плаща, молча смотрела на Инина с улицы, и понять, что у неё на уме, а также разобраться, несмотря на достаточно яркий свет единственной уличной лампочки, в выражении её глаз было довольно сложно. Между тем, женщина сама сейчас мысленно спрашивала себя, зачем оказалась здесь в поздний ночной час и с раздражением понимала, что Максим, видимо, нисколько не удивился её появлению и, более того, не исключено, что ожидал его и даже предусмотрительно приготовился с вечера к визиту своей начальницы, которая ещё днём не могла и предполагать, что заявиться сюда ночью, и никогда бы не решилась на такой опрометчивый шаг, если бы не целый каскад потрясений, свалившихся на неё в течение всего лишь одного дня. Чёрт дёрнул её поехать с папашей на дачу, думала со злостью она, где на короткое время расслабившуюся и отвлёкшуюся от бытовых и деловых проблем её легко обаял приглашённый якобы для консультации странный доктор, оказавшийся на проверку, будь он неладен, самым обыкновенным педиком и извращенцем! Что касалось неожиданно выявленных дочерью гомосексуальных пристрастий столь любимого ею отца, то те поистине убивали Светлану, наносили ей такой глубины моральную травму, что, наблюдая через щель приоткрытой двери мужскую оргию в своей спальне, она едва не лишилась чувств, немедленно выскочила, не помня себя, во двор и очухалась лишь на шоссе далеко от дома. Хорошо ещё, что её с готовностью подобрала чья-то новенькая "волга", и на мягком сидении салона Света долго ещё - с тупостью дауна во взгляде - пялилась прямо перед собой, не замечая ничего вокруг и будучи не в силах переварить грязные впечатления, полученные полчаса назад.
   Ужас и отвращение владели ею, весь окружающий мир представлялся ей в самом отвратительном чёрном цвете, без единого светлого и чистого луча, и женщина с содроганием вспоминала поцелуй доктора и беспрерывно задавала себе вопрос, как она могла оказаться в объятиях этого гнусного педераста, и как родной папа мог позволить себе в её присутствии флиртовать и, страшно подумать, совокупляться с ним же да ещё проявлять при этом откровенную страсть. Тяжкие мысли вызывали у шокированной Светланы Петровны тошноту и слабость, и по приезде домой ей захотелось лишь упасть на кровать и разрыдаться во весь голос так, как она не рыдала с самого раннего детства. Однако заняться этим чисто бабским делом у себя в квартире ей не удалось, то есть рыдания-то как раз и имели место да только исходили вовсе не от неё, а от дочки, которая на появление матери отреагировала самым неожиданным образом, выскочив в прихожую с опухшим от слёз лицом и кинувшись той прямо на шею. Ничего не понимавшая Светлана даже испугалась в первый момент за Олю и, прижимая к себе девочку, попыталась выяснить причины так несвойственной обычно циничной и практичной дочурке истерики. Истоки нервного срыва, однако, так и остались неясны для матери, зато Оля, когда они уселись вдвоём на диване, обнимая друг друга, чего только не наговорила матери сквозь всхлипывания и слёзы, обещая той очень любить её, слушаться во всём, помогать, чем может, отлично окончить школу и поступить в университет, а также никогда не бросать свою мамусю и всегда и везде находиться рядом с ней. Светлана Петровна всеми силами успокаивала Оленьку, гладила по волосам и целовала в мокрые щёки, оставив расспросы на потом и списывая поведение дочки на переходный возраст, а сама думала о том, что неплохо было бы, чтобы нашёлся близкий человек, который таким же образом по-матерински успокоил и приголубил бы и её, Светлану Моргунову, ещё некогда вполне уверенную в себе взрослую женщину и ныне тоже нуждавшуюся в поддержке.
   Вскоре Оля успокоилась, и мать отвела её к себе в спальню, уложила на свою кровать, напоила тёплым молоком и, включив лёгкую музыку, оставила в полудрёме при свете ночника, а сама отправилась на кухню, чтобы привести мысли в порядок и хотя бы немного восстановить душевное равновесие. Какая чушь только не лезла ей в голову, пока она выкурила подряд две сигареты и выпила чашку кофе, неподвижно сидя у окна, - от различных жизненных эпизодов прошедших лет до размышлений на тему смысла жизни, - пока в прихожей не раздался звонок, какой-то слишком неуверенный и скромный. Время было позднее, и никаких гостей в этой квартире не ожидали, так что удивлённая Светлана направилась открывать дверь с откровенным неудовольствием, только по дороге вспомнив о существовании мужа, который в такой час обычно валялся на диване перед видеосистемой, а ныне почему-то отсутствовал дома. Смешно сказать, но звонил действительно Валентин, и, боже правый, в каком виде он пребывал и какое имел выражение лица! Взлохмаченный и грязный, с "фонарём" под глазом да ещё облачённый в несусветно измятый рабочий комбинезон и разбитые стоптанные ботинки на босу ногу Моргунов глупо и виновато улыбался и ломал пальцы на руках, глядя на супругу глазами побитой собаки, а когда, открыв рот от изумления, Света впустила его в квартиру, этот неудачник и болван рухнул перед ней на колени и принялся просить прощения не за свой внешний вид и позднее возвращение, а за весь стиль своей жизни в последние годы и за всю попорченную супруге кровь за период так называемой перестройки. Обещания и клятвы лились как из рога изобилия, и застывшая каменным изваянием Светлана уже не знала, что и думать о своих близких и о себе самой, и явственно чувствовала, как постепенно и бесповоротно у неё "Идет крыша". Когда же муженёк в порыве раскаяния взялся целовать ей ноги, она с криком: "Идите вы все к чёртовой бабушке!" сорвала с вешалки плащ и опрометью выскочила на лестничную клетку, громко хлопнув дверью. Хорошо ещё, что по забывчивости сапожки до сих пор не были сняты с ног, иначе женщина, совершенно не контролируя своих поступков, наверняка вылетела бы из подъезда в домашних тапочках.
   На улице было холодно и промозгло, зато сырой воздух сразу охладил разгорячённую Светлану Петровну, помогая ей обрести так и не найденное до сих пор душевное равновесие. Женщина шагала по безлюдному слабоосвещенному проспекту, не обращая внимания на проезжавшие мимо машины, и постепенно брала себя в руки, к своей радости начиная трезво и взвешенно мыслить. Ей, видимо, и не хватало как раз подобной прогулки в одиночестве по ночному городу, и в голове сразу начал выстраиваться перспективный план мероприятий на ближайшее будущее. Во-первых, дочь незамедлительно надо будет отправить на одно- или двухнедельный отдых по путёвке - желательно в хорошей интеллигентной компании, строила планы Светлана Петровна. Во-вторых, мужа безо всяких возражений надо немедленно водворить на работу в "Латекс" - для начала охранником вместо Максима Инина, а что касается отца, то либо ему придётся завязать со своими погаными штучками и повиниться перед дочерью, либо у него не будет более ни дочки, ни внучки, и пусть несусветный папаша и дед доживает свой век в полной изоляции от них.
   Размышления об устройстве мужа на работу вдруг навели Светлану Петровну на мысль о том, что именно сегодня в магазине по графику должен дежурить до завтрашнего утра как раз пресловутый Инин, и ей вдруг захотелось немедленно увидеть парня и немедля поставить его в известность об увольнении, не откладывая этого насущного дела в долгий ящик, дабы показать шустрому пареньку, кто из них двоих истинный господин, а кто покорный "слуга", и тем самым выместить на самоуверенном молодом человеке всю накопившуюся за короткий срок злобу и недовольство жизнью. Причем идея настолько понравилась ей, что Моргунова тут же принялась ловить такси, встав у обочины тротуара, тем более что хулиганов и налётчиков она никогда не боялась и ночная прогулка не вызывала у неё ровным счётом никакого чувства страха, не говоря уже о том, что в кармане Светланиного плаща покоился до поры до времени небольшой отнюдь не газовый револьвер.
   Усталый пожилой таксист подбросил Светлану прямо к подъезду магазина и, получив щедрую оплату и буркнув неразборчивые слова благодарности, укатил в ночь, оставив пассажирку на безлюдной улице, и до его отъезда ещё можно было бы отыграть всю "постановку" назад и вернуться домой, если бы привыкшая к полной самостоятельности женщина не придерживалась принципа доводить задуманное до логического конца, чего бы это ей не стоило. Теперь же отступать было поздно, да такое малодушное решение даже и не пришло Моргуновой в голову. Сейчас ей хотелось расставить все точки над "i" в отношениях с непокорным и одновременно так привораживавшим её молодым человеком, и остановить Светлану в таком решительном намерении не смог бы сейчас никто кроме её самой.
   Инин ничего не спросил у начальницы, без лишних слов после короткой паузы впустил в помещение магазина и в полном молчании терпеливо глядел на неё в упор, словно пытался проникнуть взглядом в чужую душу.
   -Может, поздороваешься со мной хотя бы из приличия? - первой не выдержала гнетущей паузы Светлана Петровна.
   -О каких приличиях может говорить женщина, по собственной инициативе приехавшая глубокой ночью к мужчине и оставшаяся с ним наедине? А ведь я, кажется, ясно сказал вам, что мы встретимся только тогда, когда мне этого захочется?
   -Наглость - не всегда лучший способ общения с дамой, которая ко всему ещё является непосредственной начальницей наглеца! - Светлана Петровна пыталась справиться с поднимавшимся внутри раздражением, понимая женским чутьём, что Инин специально дразнит её. -И уж не возомнил ли рядовой сторож, что она приехала в магазин для чего-либо другого, кроме как для проверки своего нерадивого или даже недобросовестного работника?
   -Для проверки? Интересно, на какой предмет? Разве что на наличие на вверенной территории особ женского пола? И эту малость вы называете недобросовестностью? Ведь, насколько мне известно, претензий с точки зрения выполнения служебных обязанностей к низкопородному сторожу у вас нет?
   -Нет - так будут! И очень надеюсь, что посторонних в комнате охраны действительно не окажется, иначе... - не спрашивая разрешения, Моргунова по-хозяйски двинулась через полутёмный торговый зал в сторону служебных помещений, не сомневаясь, что Максим беспрекословно отправится вслед за ней, и по этой причине не оглядываясь назад и даже не прислушиваясь к звукам шагов за спиной, и по дороге в голову ей пришла мысль, что и вправду в комнате отдыха может находиться сейчас какая-нибудь размалёванная краля, периодически тайно навещавшая обаятельного охранника по ночам.
   Каморка, однако, была пуста, и все собственные треволнения вдруг показались Светлане довольно глупыми и смешными, в то время как желание оказаться в объятиях Максима отчаянно соперничало в её душе с желанием любым способом унизить молодого человека или всего лишь парой фраз поставить того на место.
   -Женщин здесь, я вижу, нет, - только и нашлась она, что ответить на едва заметную многозначительную улыбку подчинённого, - тут надо отдать сторожу должное.
   -Как раз женщины, - вернее, одна женщина - здесь есть! Обаятельная и прекрасная в стремлении показать свою власть... Правда, при этом она не знает толком, чего, собственно, ей на самом деле хочется! И это, увы, является непреложным фактом! - Максим шагнул к Светлане Петровне, и та, не отдавая себе отчёта в своём странном поступке, зачем-то выхватила из кармана револьвер и направила ствол на язвительного собеседника.
   -Стоять на месте, проницательный ты наш! "Женщина эта", к твоему сведению, как раз знает, чего ей хочется, как бы ты не старался иронизировать! А хочется ей - этой "обаятельной и прекрасной" даме - только одного, чтобы кое-кто беспрекословно выполнил любой её приказ и, желательно, без излишнего промедления!
   -Приказ? Хм! Интересно, какой?
   -Например, немедленно раздеться догола и встать перед ней на колени! - Светлана Петровна сама понимала, что несёт несусветную чушь, но остановиться уже не могла, войдя, что называется, в раж и откровенно провоцируя Инина на конфликт.
   -И только-то всего? - Максим вдруг заразительно расхохотался и весело посмотрел на Моргунову. -Как банально! Да будет вам известно, Светлана Петровна, что обычно я сам раздеваю женщин и с особенным удовольствием - строптивых красоток, какое бы положение в обществе они не занимали, а затем ставлю их на колени.
   Короткая резиновая дубинка, которой доселе беззаботно поигрывал парень, совершила вдруг неуловимое движение, и дамский револьверчик описал в воздухе круг и со стуком упал куда-то под стол. Кисть руки Светланы Петровны моментально онемела и плетью свесилась вниз, после чего молниеносный тычок всё той же дубинки куда-то в район живота привёл женщину в состояние полной прострации. Светланины колени непроизвольно подогнулись, и ставшее каким-то чужим и страшно тяжёлым тело мешком опустилось на пол прямо под ноги стоявшего во всё той же расслабленной позе охранника, причём, придя в состояние полной невесомости, Светлана на удивление не потеряла способности соображать, вполне осмысленно разглядывала грубые мужские ботинки перед своим носом и краем глаза видела, как умелые и проворные -- опять же мужские -- руки зачем-то освобождают её от плаща. С какой-то сонной отстранённостью она наблюдала за странными с её точки зрения манипуляциями Максима, который с лёгкостью переворачивал принадлежавшее не кому-нибудь, а именно ей, практически безвольное тело с тем, чтобы последовательно, начиная с жакета и блузки и заканчивая сапожками, раздеть начальницу донага, тогда как слова протеста и негодования застревали у той в горле, и уложить спиной на жёсткую тахту.
   Когда состояние, вызванное предательским тычком дубинки, стало понемногу оставлять Светлану Петровну, она была уже крепко-накрепко связана длинными вафельными полотенцами и, что более всего ужасало её, подвешена за руки и ноги на этих полотенцах к металлической балке под потолком, напоминая собой пойманную и привязанную к шесту охотниками беспомощную лань. Откинутая назад голова болталась на весу, так как держать её приподнятой требовалось изрядного напряжения шейных мышц, и, оставив такие бесплодные попытки, Светлана видела окружающую обстановку вверх тормашками, испуганно и одновременно гневно вращая белками выпученных глаз. Ей хотелось выкрикивать какие-то злые фразы, оскорбления в адрес зарвавшегося нахала, возомнившего себя властелином над ней, но делать этого не имелось никакой возможности по той простой причине, что у себя во рту немало ошеломлённая таким открытием начальница обнаружила туго сидящий кляп из собственной плотно скатанной юбки. Между прочим, наличие такового средства женщина тут же посчитала излишним, признаваясь мысленно себе, что вряд ли стала бы истошно звать на помощь и брызгать в ярости слюной, считая подобное поведение постыдным, и странно, в глубине души она, кажется, с самого начала рассчитывала на грубое обращение с собой со стороны охранника и много раньше испытывала насущную необходимость покорно отдаться Максиму - ещё по дороге в столь поздний час на незапланированную встречу с ним. Пребывание в униженном и беспомощном положении придавало особую, усиленную интенсивными попытками к освобождению окраску эмоциональным эротическим переживаниям женщины с твёрдым характером, и вместо того, чтобы постараться выплюнуть изо рта кляп, Светлана Петровна сильнее сжимала его зубами и издавала сквозь него нарочито протестующие звуки, млея от собственного бессилия и полной зависимости от мужчины, отнюдь не хлюпика и размазни.
   Максим, судя по всему, нюхом распознал непростое состояние директорши, потому что немедленно придвинулся вплотную к своей пленнице, запустил пальцы в её густую причёску и безо всякого почтения приподнял Светланину голову вверх, дав возможность взволнованной женщине взглянуть ему в лицо. Горевшая в глазах стреноженной самки страсть никак не могла укрыться от него, и Светлана Петровна увидела, как напряглось лицо Инина, как сузились его суровые глаза и сжались волевые губы. Странно, но она совсем не боялась этого молодого мужчины, шестым чувством определив, что ничего плохого и опасного для неё он сделать не посмеет да и не захочет, и в ожидании проявления первых признаков мужской половой страсти с его стороны тело её напряглось и приготовилось принять в себя жаждавший близости инструмент совокупления.
   Когда глаза пленницы зажмурились, не выдержав прямого твёрдого взгляда мужчины, Максим ловким движением завязал их Светланиными колготками, стянув концы узлом на затылке, и та приняла этот поступок, как должное, ощутив ещё большее увлажнение промежности, и снова издала глухой звук - теперь отнюдь не просительный, а более чем требовательный. Усталости в конечностях и спине от неудобного положения она абсолютно не чувствовала и даже понемногу дёргалась в путах, давая понять медлившему по какой-то причине Максиму, что изнывает от желания вступить с ним в связь и больше не может ждать, и тут, наконец, твёрдое и налитое неудержимой силой "жало" разом вошло в её тело, как бы насаживая его на себя с помощью сильных и грубых ладоней, улёгшихся на сведённые судорогой ягодицы. Только тогда, гукавшая сквозь кляп нечто совершенно невообразимое, Светлана Петровна позволила телу чуточку расслабиться и с готовностью, достойной наложницы, с восторгом отдалась на молодому любовнику, который, раскачивая её тело в воздухе, размеренно принялся натягивать на свой атрибут мужской силы, с лёгкостью глубоко проникавший в скользкое влажное лоно.
   Частые маятниковые движения доставляли женщине ни с чем не сравнимое наслаждение и невероятное блаженство, и по мере увеличения темпа движений непроизвольные мощные конвульсии всё ещё необузданной страсти начали пронизывать всё её существо, туманя сознание и лишая возможности воспринимать окружающую действительность, в которой теперь не имелось ничего кроме цепкой хватки мужских рук и бросавшего её в дрожь трения невидимого ею "инструмента любви" о набухшую соком плоть. В эти сладостные минуты Светлана страшилась лишь прекращения безудержных движений или реальной возможности под их воздействием самой в сексуальном экстазе лишиться чувств, сразу отнявшей бы у неё вероятность получения целого каскада огромного удовольствия, без которого она теперь не могла существовать и мгновения. Изжёванная зубами и насквозь мокрая от слюны юбка почти вывалилась у неё изо рта, капроновая повязка из колготок на глазах насквозь пропиталась потом, а жгуты полотенец больно резали запястья рук и щиколотки ног, но такие мелочи уже не волновали вошедшую в высшую стадию эротического экстаза, с воем извивавшуюся что есть мочи Светлану Петровну, а как раз усиливали глубину впечатлений, и вскоре протяжный визгливый крик вырвался из освободившегося от кляпа широко открытого рта, больше, наверно, похожего теперь на пасть волчицы, взлохмаченная голова на покрасневшей от натуги шее ещё сильнее запрокинулась назад, и на несколько мгновений совершенно обессилевшая женщина вдруг действительно потеряла сознание, которое, покинув измождённое тело, взмыло куда-то в заоблачную высь, в бескрайний неизведанный космос.
   Сколько времени прошло с того момента, когда она перешагнула порог магазина, Света не знала, да и не хотела знать, наслаждаясь наступившими после безумного взлёта эмоций и умопомрачительного физического наслаждения тишиной и покоем. Ей казалось, что возвращение из полного чудес виртуального мира эротической услады может длиться целую вечность, и поторапливать его у неё не имелось ни тени желания. Похоже было, что она снова лежала на уже не казавшейся такой жёсткой тахте, причём путы теперь не сдавливали руки и ноги, и лишь высохшая от жара тела синтетическая повязка на глазах напоминала о недавней любовной оргии. Совершать какие-либо движения, а тем более вставать или принимать сидячее положение совершенно не хотелось, и сделавшееся невероятно лёгким, почти невесомым тело требовало лишь одного - нежной ласки столь знакомых ему мужских рук. Однако долгожданных прикосновений ставшая эластичной и упругой, как бы обновленная кожа так и не ощутила, и окончательно успокоившаяся женщина, осторожно приподняв руку, сочла необходимым сдвинуть, наконец, повязку на лоб, некоторое время подержала глаза закрытыми и затем после короткой паузы, не в силах оттягивать больше минуту возвращения в реальный мир, медленно подняла веки.
   Мало что изменилось вокруг: также тускло горели светильники под потолком, также торчала между стенами ржавая металлическая балка, также убог был интерьер маленькой каморки, и в душе Светлана уже благодарила Максима, имя которого теперь мысленно произносила с особой нежностью, за лишение её возможности лицезреть всю эту обстановку во время безумной любовной игры. Она ни капли не сомневалась, что увидит перед собой усталое и как всегда невозмутимое лицо любовника с капельками пота на носу и верхней губе, но уверенность эта без следа улетучивалась по мере того, как глаза обводили ограниченное грязными стенами пространство, и тогда как-то одним махом озарённая смутной догадкой Светлана Петровна резко выпрямилась и в отчаянии завертела головой по сторонам. Приходилось, к большому сожалению, смириться с тем, что она находилась в комнате отдыха охраны одна, совсем одна, хотя вовсе не это обстоятельство столь поразило терявшуюся в догадках взволнованную женщину - ведь любовник мог просто выйти на минутку, чтобы привести себя в порядок, застегнуть комбинезон, пригладить волосы, брызнуть в разгорячённое лицо водой или попросту подмыться, наконец. Но вот предмет, который возник перед её взором - можно сказать, нарисовался в сумраке, когда она опустила глаза к полу, - вызвал своими очертаниями, своим контуром холодок в груди не ожидавшей увидеть подобную штуку женщины и настолько ужаснул её, что ей с трудом удалось убедить себя в его материальности, закрыть и вновь открыть перекошенный рот и далее снова и снова беспомощно разевать его в тщетных попытках втянуть застывшими губами воздух!
   Сия оригинальная штуковина, в другое время показавшаяся бы не только любому человеку, но и самой Светочке Моргуновой забавной игрушкой, скромно лежала на низкой деревянной скамеечке и идентифицировалась огорошенной Светланой, как длинный и толстый искусственный член с очень натурально выполненной шаровидной головкой крупного размера, ребристым стволом и сморщенной, какой-то даже сиротливой мошонкой, и если бы не белый цвет и спутанные, переплетённые между собой кожаные ремешки с застёжками, посредством которых этот предмет сексуальных игрищ, вероятно, должен был крепиться к человеческому торсу, то вполне можно было принять его за отделённое посредством режущего инструмента от соответствующего места живое мужское достоинство. Светлана наяву видела такую штуку впервые и по этой причине долго сидела в одной позе, со стороны напоминавшей позу столкнувшегося с необычной игрушкой малолетнего ребёнка, и с глупым видом рассматривала самые мелкие детали необычного инструмента. Правда, ребёнок, быстро привыкнув к новой забаве, непременно взял бы её в руки, дабы насладиться подробным исследованием незнакомого предмета, Моргунова же поступила иначе - в бешенстве резво соскочила со старой тахты и выбежала из каморки сначала в пустынный мрачный коридор, а потом и в торговый зал в поисках человека, только что ухитрившегося доставить ей незабываемое удовольствие с помощью всего лишь холодного механического приспособления.
   Просторное длинное помещение с прилавками встретило влетевшую сюда голяком хозяйку тишиной, и в слабом свете аварийных светильников взбудораженной происшедшим бедняжке стало очевидно, что в магазине кроме неё никого нет. Ей всё ещё не хотелось верить в полное своё одиночество, но остатки иллюзий очень быстро испарились, а понимание того, что любой поздний прохожий сквозь забранную решёткой витрину может лицезреть с улицы метавшуюся по торговому залу нагую бабскую фигуру, заставило Светлану, мелко перебирая босыми ногами по полу, вновь укрыться в подсобных помещениях с целью принятия более или менее приличного в соответствии со статусом руководителя вида. И вот тут-то страшно нервничавшую и тщетно пытавшуюся разобраться в истинной подоплеке дурацкой истории директоршу ждало ещё одно серьёзное разочарование, ибо в комнате, где недавно развернулась сумасшедшая оргия, не обнаружилось никаких следов снятой Ининым с осатаневшей партнёрши женской одежды, которая исчезла вместе со странным, если не сказать весомее, владельцем пластикового красавца, возлежавшего на скамейке с издевательски направленной и посейчас прямо на Светлану Петровну залупленной головкой. Между тем, ещё недавно гладкая и молочно-белая кожа Светланиного тела от холода и нараставшего в душе не на шутку обеспокоенной досадным открытием женщины беспокойства покрылась мелкими шершавыми на ощупь пупырышками и приняла бледный, почти синюшный вид, в то время как Светланины глаза сами собой стали наполняться слезами обиды и бессилия. Однако, если бы иная другая дамочка на её месте разрыдалась бы в голос и закатила истерику от бессилия и страха, то не такова была битая жизнью Светлана Моргунова, усилием воли быстро взявшая себя в руки и буквально подавившая и затолкавшая растерянность так глубоко, как только можно было, внутрь. Дальнейшими усилиями достаточно быстро возвратилась к ней и способность логически мыслить, так что, оставив на потом нелицеприятные соображения о личности того, кто длительное время скрывался под видом охранника, энергичная дама срочно предприняла меры по выходу из кризиса, в который загнала сама себя по собственной дурости и мягкотелости.
   Основательно обследовав для начала комнату охраны и не обнаружив ничего подходящего из одежды кроме мужских шлёпанцев и старого ватника, обманутая начальница кинулась к себе в кабинет, где тут же наткнулась на запертую дверь, открыть которую не смогла по причине исчезновения вместе с вещами также и находившейся в кармане плаща личной связки ключей. Магазин же, к её запоздалому огорчению, торговал только хозяйственными товарами и канцелярией, и единственной пригодившейся ей вещью явились находившиеся на прилавке маленького отдела галантереи и парфюмерии колготки литовского производства, пользующиеся спросом у престарелых покупательниц лишь ввиду их дешевизны на фоне заполонившего город дорогого итальянского товара. И всё равно это был всё же маленький успех, и через несколько минут ночная обитательница магазина была облачена в чёрный неравномерно окрашенный капрон, длинноватый тёплый ватник с оборванными пуговицами и огромного размера "клоунские" тапки, так что дело оставалось за малым - добраться поскорее домой, хотя ещё существовала проблема проникновения в собственную квартиру, требовавшая неприятных объяснений с кем-либо из членов семьи после появления перед их глазами элегантной обычно хозяйки в таком слишком уж экзотическом виде. Перспектива объяснений, правда, в данную конкретную минуту мало волновала Свету, плевать хотевшую на приличия в ночной час и жаждавшую полной свободы любой ценой, однако мысль о том, что надо будет пешком преодолеть определённое расстояние до семейного гнезда, сдержала её сиюминутный порыв тотчас покинуть место почти мистического происшествия, а когда выявилась пропажа вместе со сторожем ещё и дежурной связки магазинных ключей, весь пыл, охвативший незадачливую полонянку, окончательно иссяк.
   Вынужденная ночёвка здесь вместо охранника и непременная в нынешней ситуации утренняя встреча со своими сотрудниками никак не устраивали Светлану Петровну, и, следуя принципу, гласившему, что всегда есть выход из любого безвыходного положения, она отправилась в сторону небольшого склада со стройматериалами, где, уж ей ли не знать, находилась дверь для принятия товара, которая на ночь закрывалась снаружи железной решёткой с висячим замком, и по этой причине казалась недоступной изнутри. А вот если ключик от замочка, как сейчас ласково называла про себя эти простенькие, но столь необходимые предметы Моргунова, висел на обычном месте, появлялся реальный шанс выбраться на волю, хотя и не без посторонней помощи.
   Надетый на голое тело ватник быстро согрел необычную узницу, а вид извлечённого из шкафчика ключа окончательно привёл её в бодрое расположение духа, и Светлана почти бегом вернулась обратно на исходную позицию и, окрылённая успехом, опустилась в каморке на стул перед телефоном. О звонке домой после вечерних семейных потрясений не могло быть и речи, да и заставить ночью ехать сюда Оленьку мать никак не могла, а принять помощь от каявшегося и ползавшего совсем недавно перед ней на коленях муженька не представлялось ей возможным, ибо такая просьба как бы ставила Светлану вровень с этим паразитом и слюнтяем, хотя и вставшим нынче вроде бы на путь перевоспитания. Существовал ещё несусветный папаша, но слишком уж свежи были впечатления о грязной сцене на даче, а мысль о том, что, если вдуматься, и сама дочь не далее как час назад, тоже поучаствовала в не менее грязной истории, о которой красноречиво напоминал продолжавший издевательски лезть в глаза искусственный фаллос, то и этот вариант был оставлен на самый крайний случай. Только сейчас Света поняла, перебирая в уме фамилии знакомых, что у неё к нынешнему времени практически не осталось близких друзей, к которым можно было бы обратиться за помощью в щекотливой ситуации, да многие номера телефонов просто-напросто не отложились в памяти и ввиду отсутствия записной книжки не могли быть восстановлены, так что, по-чёрному уставшая от нервотрёпки и сумбурных размышлений, она, отбросив сомнения, подрагивающим пальцем набрала номер сотовой трубки Финкеля, лихорадочно соображая, что сказать ему и как понятнее описать обстановку.
   На её счастье, Иосиф, если судить по бодрому голосу, почему-то не спал и немедля отозвался на вызов, не сразу, правда, вникнув в смысл невнятных Светкиных фраз, а, сообразив, что Петина дочь просит его безотлагательно приехать к "Латексу", причем, прихватив с собой плащ или пальто Беллы и какую-нибудь её обувь, не стал задавать лишних вопросов, встревожено справившись только, всё ли с ней в порядке и не нужно ли прихватить с собой кого-нибудь ещё. Светлана, как могла, постаралась успокоить его, потом опять же сбивчиво объяснила, как и с какой стороны удобнее заехать во двор прямо к железной решётке, и повесила трубку, начиная уже вновь сомневаться в правильности своего решения и испытывая при этом чувствительный мандраж. Между тем, до приезда Иосифа оставалось не так много времени, и, когда машина Финкеля въехала во двор, следы порочной оргии, в том числе пластмассовая игрушечка, были тщательно прибраны, а сама участница пикантных похождений тихонько притаилась на складе, виновато поглядывая в темноту сквозь стекло небольшого оконца.
   Помахав рукой поёживавшемуся от ночного холода спасителю, Светлана через форточку выбросила ему ключ от замка и как можно более тихим, но внятным шёпотом объяснила, что нужно делать дальше, а так как система сигнализации была ею заблаговременно отключена, то Финкель, быстро справившись с замком, вскоре распахнул решётку, после чего освобождённой из заточения узнице оставалось лишь отодвинуть засов, чтобы впустить Иосифа внутрь. Всего лишь через пару минут он стоял уже в тесном, заставленном коробками со стиральным порошком и тому подобным товаром помещении склада, засунув руки в карманы, и с интересом рассматривал фигуру Моргуновой, облачённую в поношенный ватник, дешёвые чёрные колготки и какие-то убойного вида шлёпанцы. Если невольный ночной визитёр и был удивлён столь затрапезным видом директора "Латекса", то тщательно скрывал своё изумление, и Светлана, довольная, в принципе, удачным исходом дела, всё же неуютно чувствовала себя под его открыто насмешливым взглядом и с неприятным ощущением досадного дискомфорта в душе размышляла о том, какие планы относительно неё вынашивает в данную минуту этот пронырливый тип. Достаточно зная характер и наклонности Финкеля, она не строила иллюзий насчёт его порядочности и с тоской понимала, что вновь попадает к нему в кабалу, однако такой поворот судьбы казался ей, как ни странно, заслуженным наказанием свыше, и постепенно ею овладело состояние очень близкое к моральному мазохизму, так несвойственное чертам её сильного характера.
   Пауза, тем временем, неприлично (хотя какой тут мог идти разговор о приличиях!) затянулась, и, чтобы срочно прервать её, Светлана открыла было рот, дабы попытаться немного прояснить положение вещей и пробормотать жалкие слова благодарности в адрес давнего знакомого, однако сделать этого ей не удалось, поскольку Иосиф опередил её, одним широким шагом приблизившись к женщине вплотную, и грубовато и безапелляционно распахнул на ней не застёгнутый ввиду полного отсутствия пуговиц и придерживаемый до сих пор руками за отвороты ватник. Такой жест в Светланиных глазах выглядел даже для благодетеля, достойного награды, слишком хамским, но откуда было Свете знать, что не только она подверглась ныне испытаниям, но и сам Иосиф тоже пережил солидный шок, который наложил отпечаток на последующее его настроение. А если учесть, что совершенно выбитый из колеи Финкель потратил целый день на тягомотные, выматывающие душу разборки с попавшей в переплёт супругой, и просто жаждал теперь снять стресс любым доступным способом, то ночной Светкин звонок пришёлся для него как нельзя кстати, и в этом контексте церемониться с бабой, которая сама при самых странных, если не сказать пикантных, обстоятельствах вызвала его поздней ночью прямо в пустой магазин и предстала перед ним в более чем диковинном виде, Иосиф отнюдь не собирался.
   В своих несбыточных мечтах уже отвезённая "благородным спасителем" домой, Света до последней минуты надеялась, несмотря на все свои томительные сомнения, что неприятности разрешатся самым наилучшим образом, так что некрасивая и пошлая по своей сути выходка Финкеля заставила её возмущённо отшатнуться от хама и брезгливо оттолкнуть его руки прочь. Но было слишком поздно показывать зубки и высокомерно кобениться, ибо Иосиф, к своему полному восторгу обнаруживший под ватником голые Светкины сиськи и живот, контрастно белевшие над чернотой колготок, уже окончательно сорвался с тормозов, которые до сего момента худо-бедно удерживали его в рамках приличия, и с возгласом "Ах, ты, шлюха!", почти не размахиваясь, с силой ударил женщину кулаком в челюсть, будто строго наказывал за тяжёлый проступок свою законную жену. От точного боксёрского удара Света, чудесным образом оторвавшись от пола, отлетела к штабелю коробок и плашмя ударилась о них спиной, ничего не понимая в происшедшем и ощущая лишь, как ставшее тяжёлым и неповоротливым тело медленно сползает на пол, скользя ватником по упаковочному картону. В глазах её стоял густой туман, голова отчаянно кружилась, уши словно заложило ватой, а одеревеневшая отвисшая челюсть никак не хотела закрываться, некрасиво демонстрируя тёмный провал рта, и, более того, пространство склада вдруг сузилось для Светки до размеров смуглого небритого лица, принадлежавшего мужчине, очень похожему на Финкеля, и с толстых мокрых губ этой плотоядной физиономии вместе с брызгами слюны слетали самые дикие и гнусные ругательства и оскорбления.
   -Ах ты, проститутка вокзальная! Мразь подзаборная! Ещё выделываться будешь у меня, мать твою за ногу!? Характер показывать? Почтения к себе требовать? Я тебе, дрянь такая, покажу почтение! - Иосиф сгрёб обалдевшую Светлану широкой ладонью за щёки, потянул за кожу лица на себя, оторвал от пола и небрежным толчком вновь отшвырнул в дальний угол склада, где та совершенно озверевшая и отупевшая от боли, на лету опрокинула табуретку и с размаху завалилась на спину, уродливо дрыгая в воздухе ногами.
   При падении способность к разумному мышлению совсем уже покинула бедолагу, и она только глупо вращала глазами и громко хлюпала носом, пока Финкель задирал ей ватник на голову и ставил её саму на карачки жопой вверх. Конечно, она ещё пыталась слабо возражать, взывать к милосердию, сюсюкать нечто на тему человеколюбия, но пинок по ягодицам тяжёлым ботинком заставил Светочку пробежать несколько метров на четырёх точках, ткнуться со всего разбегу головой в стену, благо, заброшенный на лицо край ватника значительно смягчил столкновение лба с кирпичной кладкой, да так и притихнуть в унизительной и пошлой позе с опорой на колени и локти и вскинутым "на изготовку" задом, с которого лапы Иосифа через мгновение уже спускали новенькие, заимствованные на магазинном прилавке колготки.
   "Всё правильно! Всё так и должно быть! Наказание не замедлило свершиться! Пришло время платить по счетам!" - только и успела в отчаянии подумать трясущаяся всем телом Света, до боли в дёснах сжимавшая зубами полу ватника, в то время как безжалостный член Финкеля с заметным усилием протискивался между её ягодицами прямо в промежность, заставляя задницу неуклонно подниматься вверх, а колени отрываться от пола. И тогда, туго насаженная на этот огромный и толстый инструмент беспомощная Светка Моргунова на мгновение представила себя не живым здравомыслящим существом, а всего лишь бездушной резиновой дурилкой из ассортимента салона интимных товаров, купленной не слишком состоятельным покупателем со скидкой, торопливо извлечённой едва ли не у прилавка из картонной упаковочной коробки или полиэтиленового пакета и "не отходя от кассы" используемой по прямому назначению. Не подозревая о её способности мыслить, довольный покупкой счастливчик, облапив забавную игрушку за вполне натуральные с виду ягодицы и зная, что не услышит ровным счётом никаких возражений с её стороны, раз за разом с понятной бравадой равномерно натягивал её на свой настоящий в отличие от того - предыдущего, спрятанного Светланой подальше, - член, сопровождая каждое движение коротким отзывавшимся в каждом углу просторного помещения кряканьем, и всем своим видом старался показать, что единолично имеет право на использование приобретённой законным порядком собственности. Он как бы мстил каждым очередным рывком за былую несговорчивость Светки Моргуновой или других подобных ей баб, но, несмотря на все его старания и тяжёлый труд, ему так и не удалось добиться от манекена ни единого звука до того момента, пока в специально предназначенную для этого скользкую от смазки щель не устремилась мощная струя застоявшейся спермы, разбудившая таки это скрывавшее до поры до времени свою истинную сущность чучело. Только тогда, наречённое при покупке "Светиком" и вдруг ожившее прямо на глазах удовлетворённого хозяина, оно, выплюнув, наконец, изо рта изжёванную зубами материю ватника и ощущая, как тёплая липкая жидкость стекает по внутренним сторонам бёдер к стёртым о пол коленям, издало отчётливый стон, полный покорности и согласия, который заставил мужчину шумно засопеть носом и негромко похвалить вернувшуюся к жизни и смирившуюся со своим унизительным положением "игрушку".
   -Вставай! Хватит уже. Пора ехать! - Снисходительный шлепок потной ладонью по голым затисканным формам сопроводил сказанные небрежным покровительственным тоном слова. -Продолжим завтра у тебя в кабинете... на столе или в шкафу, как тебе больше понравится. Если ты, ха-ха, конечно, не против нашей зарождающейся дружбы!
   Видя, что использованная должным образом "складская шлюха" продолжает стоять на коленях, как бы ожидая "продолжения банкета", Финкель, взявшись за ворот ватника рукой, рывком поднял её и поставил на негнущиеся ноги в спущенных рваных колготках перед собой, с вожделением наградив парой увесистых пощёчин по бледным щекам тыльной стороной ладони.
   Саднящая боль в ушибленной скуле сразу привела "Светика" в чувство, она вдруг отчётливо ощутила, как вес найденного ею в дальнем углу комнаты отдыха охраны и убранного в карман перед приездом Финкеля револьвера оттягивает полу ватника, и, когда Иосиф, с ироническим вздохом присевший на корточки, чтобы подтянуть ей съехавшие до колен колготки на бёдра, поднял голову, готовясь сказать очередную гадость, в лицо ему смотрел ствол хоть и маленького, но отнюдь не игрушечного оружия.
   -Что за шутки, Светик? В войну захотела поиграть? - спокойно и даже с некой обидой спросил Финкель, снизу вверх глядя на женщину. -Надеюсь, ты больше не собираешься сегодня делать глупостей?
   -Вставай, Иосиф! Вставай и гони сюда ключи от машины! - ледяным тоном ответила ему Светлана и недвусмысленно (как в кино!) ткнула револьвером в его небритую щёку.
   -Вот такой ты нравишься мне ещё больше! - Финкель медленно выпрямился и внимательно посмотрел женщине в глаза. -Только удивительно мне, тупоголовому, как это у такого рохли-отца могла вырасти крутая и самоуверенная дочь...
   -Заткнись и живо давай ключи, жидовская морда! Ясно тебе или нет?! - Ярость туманила Светлане мозг, мешая видеть иронический блеск в глазах папашиного приятеля.
   -А вот это уже называется разжиганием расовой розни и строго карается по российским законам, как, впрочем, и нелегальное хранение оружия. Да-да, того самого оружия, которое, кстати, никак не может стрелять без таких маленьких штучек, называемых обычно патронами или пульками. Я всё-таки служил в Советской армии, детка, и разбираюсь в подобных вещах много лучше тебя! - Финкель, не обращая больше внимания на разряженное, видимо, ещё проклятым охранником оружие, как-то нарочито нехотя, даже с ленцой ударил Светочку снизу-вверх кулаком в подбородок, так что в наступившей тишине раздалось громкое клацанье зубов, а голова откинулась далеко назад до хруста шейных позвонков, после чего женщина с большим трудом смогла удержать равновесие.
   Револьверчик щёлкнул курком вхолостую, мягко выскользнул второй раз за нынешнюю страшно длинную ночь из Светланиной руки и со стуком упал под ноги Финкелю, не удосужившемуся даже опустить глаза на бесполезную игрушку. Последовавший затем тычок кулака был направлен строптивице в живот и буквально переломил возомнившую себя безо всяких на то оснований какой-нибудь там Деми Мур русскую бабу пополам, а классический удар ребром ладони сверху вниз по шее бросил её на колени и погрузил в сомнамбулическое, хорошо уже знакомое ей состояние. Финкель, между тем, пока что бил Светку вполсилы, хотя мог запросто сделать из неё отбивную котлету -- возможно даже ногами, однако вид жалкой скукоженной в ногах фигуры немедленно вызвал у него совершенно иные чувства, нежели банальный садизм, и он вдруг с глубоким удовлетворением понял, что, благодаря невероятно удачному стечению обстоятельств, им найдена наконец-то после продолжительных и до сих пор безрезультатных поисков достойная замена незабвенной Верочке Кузнецовой, и что теперь можно будет вновь вернуться без риска для здоровья к щекочущим нервы и самолюбие сексуальным развлечениям, столь притягательным для него, и этим восстановить на ближайшее время душевное равновесие и относительный покой. Преемственность же традиций от матери к дочери придавала особый блеск задуманной комбинации, а уж выдрессировать дочурку не хуже матери, тем паче что слюнтяя и бездельника-мужа вовсе не приходилось принимать в расчёт, Финкелю казалось делом не слишком трудным и даже приятным, не говоря о том, что ему виделась реальная перспектива прибрать в будущем к рукам и внучку, если природа и далее не обделит его самого мужской силой и крепким здоровьем. Вот такие благостные мысли теснились в голове ушлого ловеласа-бизнесмена, удерживавшего цепкой пятернёй прямо за взлохмаченную густую шевелюру в согбенной позе почти висевшую на собственных волосах Светочку, бить которую не имело теперь никакого смысла, ибо какому дураку могло прийти на ум портить внешний вид своей личной собственности.
   А тем временем, столь сладостная для мужчины беспомощность и униженное положение одуревшей бабёнки вновь волшебным образом в самый короткий срок восстановили его сексуальное способности, и потерявший было свою упругость и не так давно убранный в брючину пенис снова настойчиво заявил о себе, давая хозяину повод по заслугам оценить скрытые возможности своего безотказного инструмента. И подстрекаемый ненасытным членом Иосиф не стал терзаться сомнениями этического характера, а, не теряя времени даром, грубовато и требовательно надавил толстыми пальцами на щёки полубесчувственной Светки, аккуратно вставил и тщательно заправил ей в рот раздувшуюся на глазах шаровидную головку, сразу плотно заполнившую собой вместительную ротовую полость той, влажную и тёплую, с шершавым язычком и гладким нёбом, и постарался просунуть залупу как можно глубже в развратную Светкину пасть, не принимая при этом ровным счётом никаких мер, чтобы обезопасить нежную плоть от острых дамских зубок. Да и правда, постыдная с его точки зрения предосторожность была совершенно излишней, поскольку и так достаточно крепко проученная "господином Финкелем" Светлана Петровна Моргунова или теперь просто "Светунчик" даже не помышляла больше о сопротивлении, понуро стоя на коленях перед своим "благодетелем" с бессильно опущенными к полу руками, стянутым с плеч на пояс ватником, отвисшими голыми сиськами, слезившимися зажмуренными глазками и плотно забитым живой и деятельной субстанцией ртом.
  
   Эпизод заключительный, но не последний.
  
   "И это всё о ней"
   или "Я так люблю тебя, дорогой!"
  
   Максим проснулся словно по виртуальному звонку внутреннего будильника, сразу стряхнув остатки сна и быстро придя в себя даже после столь непродолжительного отдыха. Неполных четырёх часов вполне хватило для восстановления сил и бодрости духа, и теперь, не открывая глаз и полностью расслабив мышцы тренированного тела, молодой человек перебирал в памяти отнюдь не события прошедших суток, а намеченные на новый день неотложные дела, планируя наиболее рациональное использование катастрофически не хватавшего времени. В свете этой нехватки, кстати, тратить поздней ночью на снятие верхней одежды драгоценные минуты, скупо выделенные для сна, ему казалось излишним, и поэтому на не разобранном диване он лежал сейчас прямо в своём камуфляжном служебном комбинезоне, и только высокие ботинки стояли неподалёку у порога опрятной и чистой комнаты, порядок в которой был наведён привычной к труду явно женской рукой. Надо заметить, что однокомнатная квартира, в которой Инин провёл остаток ночи, принадлежала небезызвестной Ингеборге, так что, обнаружив здесь по-хозяйски расположившегося мужчину, Пётр Сергеевич Кузнецов наверняка немало удивился бы такому странному обстоятельству и, скорее всего, позволил бы себе сделать по поводу морального облика обаятельной эстонки определённые выводы, особенно в свете несостоявшегося своего жениховства. Однако незадачливый жених по понятным причинам отсутствовал, и некому было осудить экстравагантную особу, тогда как Максим, имевший к ней, без сомнения, непосредственное отношение, легко поднялся с дивана и, мельком взглянув на часы, взял со стола мобильный телефон и уверенно набрал нужный номер.
   -Татьяна Евгеньевна? Доброе утро! Как у вас дела? ... Всё готово? ... Нет, я поеду сразу в аэропорт, так что ждите нас часа через три... Волнуетесь? А что тогда обо мне говорить!? ... Ещё как! В общем, до встречи. Я на вас очень надеюсь!
   Довольная улыбка скользнула по ещё заспанному лицу молодого человека, который, сладко и даже как-то слишком уж по-женски потянувшись, наскоро сделал пару гимнастических упражнений и с решительным видом принялся стаскивать с себя комбинезон. Когда вслед за униформой последовали тельняшка и свободного покроя "семейные" трусы, под ними обнаружилось крепкое спортивное тело, которое, если судить по несомненному наличию пары небольших дамских грудей и, наоборот, по полному отсутствию мужского пениса в положенном месте, принадлежало отнюдь не мужчине, а средних лет особе женского пола, внешне наиболее похожей сейчас на сосредоточенную Лизу Чулкову, но, тем не менее, имевшей некоторые черты и серьёзной Нонны Эдуардовны, и обворожительной Инги. Освободившаяся от остатков мужского костюма, она, эта удивительная многоликая женщина, не теряя времени на лицезрение в зеркале столь знакомой себе до мельчайших подробностей гибкой фигуры, немного тяжеловатой для утончённой красотки, но достаточно привлекательной для обаятельной женщины, отправилась в ванную комнату и спустя полчаса появилась оттуда облачённая в изысканное дамское бельё, на ходу подсушивая феном влажные волосы, волшебным образом изменившие цвет, которые тут же принялась укладывать в причёску, с удобством расположившись на оригинальной банкетке у маленького столика, обильно заставленного косметикой.
   Неторопливо и с толком наложенный макияж поистине облагородил её чуточку грубоватое и простоватое лицо, придав его чертам бесспорную выразительность и неуловимый шарм, а небольшие золотые клипсы и кулон на тоненькой невесомой цепочке придали ещё большую привлекательность их обладательнице, не оставляя ровным счётом никакого намёка на мужскую внешность. Короче говоря, молодой парень-охранник исчез без следа, уступив место симпатичной зрелой женщине - вовсе не красавице, но вполне очаровательной, обладавшей всем спектром манер и оттенков поведения, свойственным слабому полу, которую модный костюм в сочетании с изящными модельными туфлями и нежного оттенка колготками и вовсе превратили в светскую даму, не имевшую, между прочим, заметного сходства с аспиранткой, репетиторшей и, конечно, прислугой.
   И вот уже оставшиеся от работника охраны вещи перекочевали в объёмистый полиэтиленовый пакет с ручками, из которого выглядывали наружу среди прочего тряпья пиджак доктора, бейсболка электрика, мятый костюм наставницы, роскошный парик эстонки и поношенные мокасины домработницы, оставлявшие только воспоминания о существовании этих гротескных персонажей комедии-фарса, а их, без преувеличения, прелестная создательница накинула на себя длинное лёгкое пальто, повесила на плечо модную дамскую сумочку, натянула на ладони тонкие кожаные перчатки и, подхватив на ходу такую необычную хозяйственную ношу, направилась в прихожую, окинув напоследок взглядом уютную "светёлку". Вскоре белый автомобиль уже катил по улицам города, направляемый сосредоточенной на управлении водительницей, которая позабыла пока о небрежно брошенном на заднее сидение, отслужившем свой срок маскарадном барахле, упакованном в неброского цвета полиэтилен, и вспомнила о нём только по выезде из города, на шоссе в аэропорт, притормозив машину и без сожаления выбросив пакет в придорожные кусты, где он завалился в канаву, да так и остался лежать там, напрочь вычеркнутый из памяти своей недавней хозяйкой. Возможно, что кто-либо из владельцев проезжавших мимо автомашин мельком видел "барский" этот жест притормозившего на обочине коллеги-автомобилиста, но вряд ли кого-то заинтересовал такой поступок, тем более что за рощицей невдалеке виднелось здание международного аэропорта, и водители машинально прибавляли скорость, торопясь встретить прилетавших или проводить отъезжавших родственников или знакомых.
   В просторном зале аэропорта на вновь прибывшую элегантную даму обращали внимание многие мужчины, хотя она вовсе не выглядела писаной красоткой - такой, фотографии которых помещают на обложках модных журналов. Простота и природная маловыразительность лица вполне скрадывались скрупулезно подобранным макияжем, а тяжеловатость спортивной фигуры нивелировалась элегантным костюмом, отработанной лёгкой походкой, стройностью ног в туфлях на каблуках и гордым, истинно аристократическим подъёмом головы. Впрочем, женщину эту не волновали красноречивые взгляды представителей противоположного пола, ибо, торопясь, она сразу прошла прямиком к залу прибытия, где уже теснилась суетливая толпа встречающих.
   Рейс из Берлина только что совершил посадку, и удовлетворение своевременным, рассчитанным с точностью до минуты приездом сюда вызвало на спокойном и невозмутимом лице прелестной дамы довольную улыбку, а по выражению глаз можно было догадаться, что при всём внешнем спокойствии её тоже не миновало свойственное практически всем ожидавшим здесь прибытия лайнера людям волнение, возраставшее ежеминутно накануне желанной встречи. Может быть и даже наверняка, кое у кого из мужчин возник вопрос, какого такого счастливчика встречает эта интересная особа, и очень скоро их любопытство было удовлетворено: через стойку таможенного контроля к взволнованной женщине уже спешил молодой человек лет семнадцати-восемнадцати, а вслед за ним уверенными торопливыми шагами двигался солидный моложавый мужчина с кейсом в руке. И вот, ещё мгновение, и дама оказалась в их объятиях, причём паре счастливых лиц мог позавидовать кто угодно из находившихся поблизости.
   -Ну, наконец-то, дорогие мои, вы рядом! Как же я соскучилась по своим кавалерам! Дайте-ка, я вас получше рассмотрю, - тормошила обоих женщина, не обращая ни малейшего внимания на любопытные взгляды посторонних. -Не похудели там без меня?
   -А уж как мы скучали, ты не представляешь, мамуль! Каждый день тебя вспоминали, только и гадали, чем ты без нас занимаешься. Столько подарков тебе привезли - просто ахнешь! - Юноша прижимался щекой к плечу матери, хотя был чуть ли не на голову выше её.
   -Да, ты, похоже, ещё и подрасти успел, - смеялась та, обнимая его за талию. -Скоро папашу обгонишь!? Слышишь, Макс!?
   -И не сомневайся, - ответил на шутливый выпад в свой адрес отец, более сдержанный в чувствах, нежели сын, хотя заметно было со стороны, что и ему хочется скинуть с себя соответствующий возрасту и положению имидж и тоже немного порезвиться. -Кушал наш отпрыск за троих, спал за четверых, так что резерв для роста Вадик поднакопил изрядный!
   -Вот ещё! - сделал обиженное лицо Вадим. -Ты, мама, не подумай, что я только отдыхал там да на диване валялся!
   -Не только, не только! - успокоил его отец. -Он и поработать плодотворно под руководством Вальтера успел. Будет толк из нашего мальчика - теперь я в этом уверен! Следующий раз снова возьму с собой, без всяких сомнений.
   -Значит, опять я в одиночестве останусь! - шутливо погрозила ему пальцем жена. -Доберусь я до вас когда-нибудь, светила вы мои научные!
   -На полноценный месяц в нашей компании ты вполне можешь рассчитывать, - сощурил глаза Максим. -Окружим тебя заботой и вниманием... Ещё успеем надоесть тебе! А теперь не пора ли двигаться поближе к дому и разместиться за праздничным столом, дабы отметить очередное воссоединение семьи после долгой мучительной разлуки! Такси будем брать, или ты на своей "букашке"?
   -На своей! Куда же я без неё? Ведь единственная любимая подруга, можно сказать, осталась. Посчитали за честь с ней вдвоём встретить моих мальчишек. В этом-то удовольствии ты мне не откажешь, надеюсь?
   Максим с укоризненным видом поцеловал жену в щёку, и все втроём отправились к выходу из аэровокзала, представляя собой счастливую беззаботную компанию.
   -Мам, а можно я поведу? - Вадим, не дожидаясь разрешения, уселся за руль и решительно забрал у матери ключи от машины.
   -Ну, вот и последнего удовольствия лишают, ничего самой делать не дают. Только правил не нарушай, очень тебя прошу, - ласково потрепала его по волосам та и устроилась на заднем сидении, весело оглядываясь на закрывавшего багажник мужа.
   Через пару минут её рука покоилась в ладони супруга, а колено касалось его ноги.
   -Как я всё-таки по вам соскучилась, просто жуть!
   -Ничего, разлука только на пользу идёт, как ни крути? Чем занималась здесь без нас? Вела светский образ жизни, признайся? Выставки, вернисажи, приёмы, театры, концерты? Встречи с интересными людьми, наконец? - подтрунивал над ней Максим, ласково поглаживая ей пальцы. -Ты должна будешь нам обо всём подробно рассказать, Ирина. Всё, как есть!
   -Удивительная проницательность! Можно подумать, что ты постоянно находился рядом со мной, Макс! Настоящие родственные души! Смешно сказать, но всё происходило примерно так, как ты говоришь. И выставки, и театры... Впечатлений тьма-тьмущая, - вполне серьёзно отвечала ему Ирина, ещё теснее прижимаясь к мужу. -Вот, правда, насчёт интересных людей слабовато вышло! Абсолютно никого, заслуживающего внимания на глаза не попадалось. Как говорит наш дражайший Вадик, сплошная серость вокруг. Мелкие люди, мелкие дела, мелкие помыслы...
   Сын рассмеялся, а отец, наоборот, с тревогой посмотрел на задумчивую супругу, ещё минуту назад казавшуюся вполне легкомысленной и праздной.
   -А может, всё-таки, ты слишком категорично судишь о людях, Ирина? Опять, наверно, учила всех подряд жизни, как это обычно с тобой происходит, стоит только мне уехать? Да и сын, я вижу, часто поёт с твоего голоса, не в обиду вам двоим будет сказано.
   -Категорично? Не знаю. Наверно, я просто очень скучала без вас...
   -Я же велел Витьке развлекать тебя любыми способами, - снова перешёл на шутливый тон Максим. -Ох, и влетит ему от меня!
   -Бедный Новак с переломом конечности поправляет здоровье. Что называется, травма на производстве! Приходиться в гипсе ходить бедняге. Это с его-то характером! Да уж, ситуация - нарочно не придумаешь! - Какие-то тайные мысли вызвали у женщины улыбку, и она тут же поспешила успокоить мужа: -Не волнуйся, ничего серьёзного с твоим приятелем не случилось. Уже почти здоров и бодр.
   -Непременно ему позвоню! Для него тоже подарки имеются, все его заказы выполнены. А вот ты заказывать не любишь, странная ты женщина.
   -По твоей милости у меня, смело можно сказать, есть практически всё, о чём может мечтать любая русская баба. Право, не знаю, о чём ещё просить свою "золотую рыбку", а вернее сказать, кита фундаментальной науки.
   Оба ненадолго замолчали, обменявшись нежными взглядами, а машина, тем временем, уже катила по улицам города. На широком проспекте Вадим сбавил скорость и перестроился в крайний правый ряд.
   -Я тормозну здесь ненадолго, ладно, пап?
   -Это ещё зачем? - отец вопросительно наклонился к нему.
   -Да у него дама сердца здесь проживает, неужели не знаешь? - понимающе улыбнулась мать и кивнула сыну. -Забежать хочешь? Только учти, одна нога там - другая здесь! А то папа нас с тобой сейчас скушает!
   -Это уж не та ли высокая блондиночка с огромными глазами? - покачал головой папаша. -Мариной, кажется, звать?
   -Не угадал! Шатенка среднего роста по имени Аня, - теперь уже жена откровенно посмеивалась над мужем, а ничуть не смущённый Вадим, тем временем, выбрался из салона и быстрыми шагами направился во двор многоэтажного здания, стараясь на ходу, как самый настоящий мужчина, не размахивать руками.
   -Ох, и заработаете вы у меня оба! - погрозил пальцем Максим и полез в карман за сигаретами.
   -Пусть сбегает! Соскучился парень, что поделаешь, - Ирина вздохнула и, согнав улыбку с лица, решительно обернулась к мужу. -Знаешь, Макс, я давно хотела поговорить с тобой...
   -Догадываюсь, на какую тему, - Максим сосредоточенно курил, и по виду его было ясно, что подобный разговор возникает между супругами далеко не впервые. -Ты всё ещё горишь желанием подыскать себе работу?
   -Зачем её искать? Ты же прекрасно знаешь, что у меня два высших образования, я неплохо знаю языки, посещала уйму разных курсов! Да что там говорить... Мне до сих пор абсолютно непонятно твоё домостроевское упорство.
   -Ириша, дорогая! Я зарабатываю больше, чем достаточно, чтобы моя жена не пропадала с утра до вечера на работе. И я стоял и продолжаю стоять на позиции - в семье работать должен только муж. Вспомни, наконец, как ты моталась в своё время на работу в институт, когда мы только познакомились с тобой, да ещё подрабатывала вечерами бог знает где!
   -Я занималась этим вовсе не из-за денег!
   -Неважно! Мне отлично знаком твой деятельный, неусидчивый характер, и раньше я всегда уделял тебе очень много времени - ты же помнишь наши многочисленные совместные путешествия и поездки по стране и миру. Но те годы безвозвратно ушли, изменилась ситуация, изменился ритм жизни, изменились люди, наконец!
   Ира промолчала в ответ на эту тираду, разглядывая проходящих мимо по тротуару озабоченных бытовыми проблемами прохожих, и по непроницаемому лицу трудно было понять, какие чувства обуревают её.
   -Посмотри, сколько вокруг интересных событий, увлечений и тому подобного! Только руку протяни! Какое широкое поле для полнокровной светской жизни, которую ты почему-то недолюбливаешь... Ведь можно поставить дело так, что день у тебя будет расписан по минутам, и я сам готов помочь тебе в этом... Помочь даже в ущерб своей работе! Никогда не поверю, что ты в наше отсутствие просто валялась на диване перед телевизором или читала книги!
   Ирина не отвечала, и Максиму на мгновение показалось, что в мыслях она находится очень далеко отсюда, а такое состояние жены всегда вызывало у него чувство неосознанной тревоги.
   -Ну, ладно! Уговорила! Если хочешь, в следующий раз я постараюсь взять тебя с собой?
   -Меня не привлекает заграница, и ты это прекрасно знаешь. Я достаточно попутешествовала в своё время, так что не стоит беспокоиться ради меня, - Ирина словно стряхнула с себя наваждение и повернулась к мужу. -А впрочем, действительно! Зря я затеяла весь этот никчемный разговор. Пусть всё остаётся так, как хочется тебе, мой милый Макс! Пожалуй, ты опять прав, а я и так доставляю тебе столько забот... Извини. Давай больше не будем говорить о подобных пустяках!
   -Вот и чудно! - Максим притянул жену к себе и с чувством поцеловал в губы. -Какое счастье, что у меня такая умная и покладистая жёнушка! Я просто сгораю от юношеской любви к ней!
   Они крепко обнялись и принялись целоваться, не обращая внимания на то, что кто-либо может смотреть в эти минуты на них.
   -Я с нетерпением буду ждать сегодняшнего вечера, - нацеловавшись, шепнул довольный, раскрасневшийся Максим ей на ухо, и Ирина ощутила прикосновение его ладони к своему колену. -И уж тогда посмотрю, как моя девочка скучала без меня.
   -Готовьтесь к бессонной ночи, мой кавалер! Вам понадобится очень и очень много сил до утра, и посему не советую увлекаться алкоголем за домашним столом! - в глазах Ирины читалось неподдельная страсть, и Максим не удержался от ещё одного чувственного поцелуя, хотя к машине уже направлялся сиявший Вадим в сопровождении симпатичной молоденькой девушки.
   Когда проявивший галантность глава семьи вышел навстречу молодёжи для знакомства с очередной дамой сердца любимого сына, Ирина, всё ещё находясь под впечатлением его объятий, несколько мгновений счастливо улыбалась, потом аккуратно подправила на губах смазанную поцелуем помаду и едва заметно кивнула головой в пространство.
   -Что ж, так тому и быть... Пусть всё остаётся по-старому. Конечно же, мужчинам всегда виднее, мой дорогой, чем должна заниматься в жизни женщина! - тихо, слыша только саму себя, прошептала она, словно продолжая прерванный разговор. -Слишком сильно я люблю тебя, чтобы перечить тебе по столь мелкому поводу. Так что пусть всё будет по-твоему, и закончим этот никчемный разговор. Ведь я так люблю тебя, Максим...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   10
  
  
   114
  
  
  
  
  
  
  
  
   А. Юнак. СКУКА.
   Camarado 2005 ?
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"