Летели писать и садились на стулья,
  снимали фетровые шляпы;
  а совесть, кусая, пыталась играть
  со мною в нечестные фанты

  Лежали в бессонницах трезвые тени,
  глядели тривожно и тонко;
  а вязкие слюни излюбленной лени
  в конспектах рыдали та-а-ак громко...

  Смиренностью пели глаза пустые,
  чернилами пахнули ручки;
  и мысли гнусные бросались, нежно-злые,
  в последний звук подтекста из озвучки.