Из-за плотно закрытой двери бытовки дорожных рабочих, слышался равномерный стук, наводящий на мысль, что человек, находящийся за ней, занят каким-то трудом, требующим от него сосредоточенности. Николай, постояв немного перед ней, и услышав наконец, раздавшийся возглас, - Рыба! - решительно толкнул дверь вагончика. Непривычного человека сбило бы с ног, вырвавшимися наружу клубами папиросного дыма, но он с шестнадцати лет был закалён такими вот вагончиками, бытовками, и заводскими курилками, и поэтому даже не пошатнулся. И потом - он же с вечера прошлого дня, договорился о встрече с товарищем, работающим здесь.

- Приходи завтра к нам, - сказал накануне ему Петька, - Устрою тебя на работу, - выслушав жалобу друга Кольки о том, что карманы штанов и особенно желудок того, требуют срочного пополнения, а так же, что кредит доверия ближайшего винного магазина к нему, давно исчерпан, - даже пива под запись больше не дают. В доказательство своих слов, он вывернул перед Петькой карманы, из которых на пол комнаты Петра посыпались табачные крошки.

- Ну-ну, ты не очень-то. Я каждый день прибираю.

- Щас, подберу, - встал на карачки Николай, и начал ладонью сметать высыпавшийся мусор, подставив вместо совка другую ладонь.

Из-под стола он слышал голос друга,

- Маркыч, конечно у нас зверь - еврей же, - пояснил он специально для Николая, подразумевая под столь кратким объяснением, как само собой разумеющееся, что от евреев, ждать хорошего не приходиться, - Но ко мне прислушивается. Уважает.

В это время Колька, голова которого была всё ещё под столом - если он начинал что-то делать, то делал тщательно, увидел валявшиеся там две изжёванные папиросные гильзы и фильтр от какой-то сигареты. Вот же урод, - подумал он, - ползать заставил. Каждый день он прибирается. Подумать подумал, но ничего не сказал - мало ли, обидится, и откажет в работе Петька, всё-таки, влияние на начальника имеет. Он молча высыпал обратно на пол собранные было в ладонь ковшиком крошки, и выполз на свет.

- Ну что, - спросил Петька вновь обретённого друга, обрадовавшись его появлению так, будто уже и не наделся увидеть того, и, кивнув при этом на опустевшую бутылку, - Ещё одну возьмём? Ты как?

- Я-то не прочь, только сам знаешь..., у меня только дырка в кармане.

- Знаю, знаю, - снисходительно и пьяно ухмыльнулся Петька, порывшись в своём кармане и выудив из него скомканный полтинник, - Через месяц зарплату получишь, тогда ты меня угостишь, да и дырку заранее в кармане зашьёшь - будет чего туда ложить.

Появление Николая осталось незамеченным - внимание присутствующих было поглощено предстоящим матчем-реваншем. Тишину нарушал только шелест вновь перемешиваемого домино по пластику стола, и лишь один из двоих ожидавших своей очереди, убрал со стола пустую бутылку, и сунул её под робу, лежавшую рядом с ним на скамейке.

Самое обидное - и друг Петька даже не посмотрел в его строну.

Ну, погоди же, - подумал Николай, - Припомню.... Вот не проставлюсь с зарплаты - будешь знать.

Он покашлял, - Вот..., пришёл. Как договаривались.

Услышав знакомый голос, дружбан Петька непонимающе уставился на него. И видимо вспомнив вчерашний вечер, звонко хлопнул себя по лбу,

- Тьфу, чёрт, забыл совсем.

Теперь все выжидающе посмотрели на Петьку, взглядами требуя от него ответа на немой вопрос, застывший в них.

- Друган вот, на работу к нам хочет устроиться, - пояснил он для участников "козла".

Те понимающе кинули, - Ты прям к Гольдштейну иди, к Маркычу - как раз сам приехал наш участок проверить, у него ж до хрена их, то там, то сям мотается, да ещё Управлением надо управлять, так что ты случайно угадал, когда прийти. Нас же он не упреждает, когда наведается, и лежало б твоё заявление у нашего прораба с неделю, да после в управе ещё чёрт знает сколько.

Ну и Петька, в душе ахнул возмущённо Николай, приходи, через месяц зарплату получишь, угостишь. Хрен тебе, а не угощение.

- Так что иди скорее в его вагончик, а то может и умотать, я выйду, покажу где, - сказал лет пятидесяти мужик, поднимаясь из-за стола.

- А как он? - спросил мужика Николай на улице.

- Да еврей, как еврей. За водку гоняет, ну ему и положено - начальство.

То-то боитесь его - уже зацепили по сто, снова подумал Николай.

- Статьи есть?

- Как у всех. Но прикрыты - последний раз "по собственному"

- Это хорощо. И ещё, - напутствовал мужик, - Ты только не говори, что Петька подсказал насчёт работы - тогда точно не возьмёт. Скажи на щите или в газете увидел - требуются...

Колька зашагал мимо дорожной техники к вагоннику, указанному мужиком.

В тамбуре вагончика было две двери, на одной висела бирка - прораб Кузоватов Геннадий Робертович, на другой - Гольдштейн.

Николай толкнул дверь.

- Стучаться надо, - поднял голову на его появление толстый, маленький, с лысой, похожей на шар головой, человек в очках, оторвавшись от бумаг перед ним.

- Простите..., - оробел Колька, - Можно?

- Можно.

Николай молчал.

- На работу?

Колька кивнул.

- На строительство новой дороги пойдёшь? Работа вахтовая - двадцать дней в лесу, двадцать дома. Зато кормят.

- Двадцать?

- Двадцать.

- А на всю жизнь можно?

Тело Гольдштейна затряслось от смеха, задрожав всеми своими складками, - Там посмотрим. На участках сухой закон.

- Как раз то, что нужно.

- Садись за тот стол, пиши заявление. Возьми вот ручку.

Николай сел за свободный стол, взял из стопки листов один, и вопросительно посмотрел на похоже уже состоявшегося своего начальника.

- Пиши посередине - заявление.

Николай сразу взопрел от напряжения, и вывел коряво слово.

- Ниже, с новой строки - начальнику..., написал?

Колька кивнул.

- Начальнику главного автотранспортного дорожного управления, - но, увидев, что новый работник не привык труду подьячего, переменил решение, - Пиши аббревиатуру, сокращённо значит, - Г, А...

- Дописал?

Колька кинул и вытер со лба пот.

- Давай сюда.

Пробежав взглядом первые троки, Борис Маркович побелел, лицо его окаменело, и Колька забеспокоился - такие лица бывают у не на шутку разозлившихся людей. Но немного погодя оно снова оплыло, затем стало пунцовым - хохот затряс стены вагончика. Гольдштейн снял очки, и Колька увидел, как из глаз его брызнули слёзы. Колькин начальник задыхался от смеха.

Наконец, всё ещё всхлипывая, он сказал Кольке, - Перепиши. А на этом, после "начальнику", запятую поставь - сохраню на память. И лучше уж полностью, каждое с заглавной буквы пиши название управления, а не только Гольдштейну. Завтра утром к воротам придёшь - автобус наш будет. Захвати, что там тебе нужно - щётку зубную, если есть, бритву.

Когда Колька вышел, Борис Маркович снова перечитал первое его заявление, - Начальнику, гаду Гольдштейну Борису Марковичу от...