Внимательно он посматривал на меня издалека, слушал, что говорю, - прежде, чем познакомиться. Слишком много вокруг него неинтересных крутилось.
В первый раз заговорил со мной на "вы", чем удивил в малокультурном городе. Не просто разговор получился, а взаимное узнавание друг друга. Удивляла его моя независимость взглядов, мнений, всегда самостоятельных. Он и сам вёл себя так же, на мякину не клевал.
Среди горбачёвщины я дописывал свой первый большой роман "Реликтовый сад", находился полностью в текстах, с безразличием к происходящему в стране и в мире. Услышал по радио - в Румынии расстреляли Чаушеску. Понял, начинается сдача всей коммунистической системы. Но - политика политикой, а литература литературой. И понимал, при власти КПСС мой роман не будет напечатан. Не потому что антисоветский, - слишком много правды, написан не по инструкциям КПСС.
Александр Львович откуда-то узнал о моём романе и попросил читать, рукопись. После прочтения сказал коротко: "даааа..." И стал первым, кто попробовал его издать книгой в первом московском кооперативном издательстве, сказав мне, "я от своего кооператива заплачу за издание твоей книги". Поразительно было... Он издаст потому, что решил - "да, настоящая художественная литература, до тебя на Вятке подобное не писали".
Мне врали: Рашковский скупой, жадный. Я верил фактам. Чтобы человек решил заплатить за издание моей книги? Без моих просьб?
Поразительно...
Рашковский оказался верным для начатого развития литературного дела совершенно в ином направлении. По личному желанию. В московском издательстве книгу подготовили, передали в типографию, я вернулся из столицы со счётом к оплате. Сразу пришёл к моему первому издателю.
- Пока ты ездил, случился дефолт. Юра, у меня нет таких денег, заплатить надо в десять раз больше.
- Понятно, не переживай. Спасибо, что хотел сделать хорошее.
Такого тоскливого лица Львовича больше не видел, никогда. Позже, когда выходили все мои новые книги, говорил ему: Львович, ты мой самый первый издатель, всегда помню.
Благодарности он улыбался... Меня называл по имени, я его - по отчеству: Львович. Так слышать от меня ему нравилось.
Не раз в беседах со мной вспоминал, как в детстве с мамой плыл на теплоходе по Днепру, где Украина, а рядом плыли баржи с арбузами. Арбузы с барж продавались совсем не дорого. "И какими вкусными оказались - вспоминал Львович, - больше, взрослым, подобных по вкусу не пробовал". Мама и те арбузы в воспоминаниях его часто повторялись, при улыбке глазами, при улыбке на лице...
Львович закончил политехнический институт, работал инженером, а настоящим делом для его жизни с полнейшей отдачей стало краеведение. Любил писателя-краеведа Евгения Петряева, признавался с удовольствием, - успел во многих беседах с Петряевым научиться у него многому, необходимому для краеведения. Обо всех остальных писателях, местных, времени 60-70 годов просто молчал.
Много мне рассказывал, с гордостью, где и как жили и работали в Кирове во время Отечественной войны эвакуированные сюда академик Тарле, писатель Шварц. Краеведческих материалов на тему работы в Кирове, в те года, военно-медицинской Академии, эвакуиро-ванных заводов, жизни людей в районах у Львовича со временем оказалось очень много. И все - со ссылками на использованные документы, все точнейшие по фактической стороне изложенного. Без всякой ерунды "я думаю", а с "как мне стало известно из документа такого-то".
Откуда-то он узнавал о районных конференциях местных краеведов, приезжал на них в любой район области. Поэтому краеведы знали его все. Общались с ним - как с учителем редкого дела, краеведения.
Постепенно он стал лучшим, известнейшим и на Вятке писателем-краеведом, и в самых разных странах мира. С появлением интернета го материалы начали публиковаться в интернет-журналах Америки, Канады, Германии, Франции, Израиля, ну и далее, по всему миру. Львович поражался открывшимся новым возможностям общаться с краеведами любой страны, много переписывался. С ним краеведы из других стран общались как со специалистом, у нас дома он начал бывать с иностранными писателями, приезжавшими изучать фактическую историю нашей страны не по учебникам, ранее изданным под присмотром ЦК КПСС. Время началось иное, и запрещённое прежде начало появляться, становится "дозволенным" для изучения, - имею ввиду документы.
Как председатель Союза российских писателей я не раз предлагал Львовичу издать две его книги, необходимые по Уставу для вступления в наш Союз. И вступить в Союз российских писателей. Улыбался, благодарил за предложения, отмечал: - "Да зачем? Меня и так знают..."
Мы подружились плотно, перезванивались, переписывались по электронке. Что не знаю - спрашиваю у него и есть толковый ответ, так же работал и он, спрашивая, уточняя у меня. И каждую неделю он присылал мне подборку интереснейших материалов по истории, по художественной литературе, краеведческие статьи, с целью поделиться интересными знаниями. Я ему тоже перебрасывал интересное, пустого он просто не читал.
Звонит - "можно к тебе"?
Выхожу, встречаю на автобусной остановке, приходим ко мне. Сидим на кухне. Чай, всё, что есть из холодильника. Раз я нарезал колбасы полную тарелку, поставил на стол. Львович ест, нахваливает вкус колбасы, и беседуем. Тарелка опустела. Он спросил с надеждой, как-то осторожно: "а можно ещё"? Чего-то не переставая рассказывать ему, нарезал заново полную тарелку, поставил - "бери сколько хочешь".
Беседовали мы подолгу и часто. Начинали на кухне, выходили на улицу, походить по городу. Часто ему нравилось идти на рынок, "там вкусные беляши, пошли, купим?" Идём, разговариваем, я ему задал очень серьёзный вопрос. Львович помолчал, начал мне расска-зывать, какие яблоки недавно купил на рынке. Я думаю, он не расслышал мой вопрос? Не обратил внимание? Вдруг Львович оборвал "про яблоки" и точно, кратко ответил на мой вопрос. Далее - про яблоки, продолжил. И я понял, ему всегда нужно время: обдумать, решить в своём разуме, тогда и ответить, чётко и разумно. Но - в окончательном варианте.
Вот ведь с глупым человеком долго разговаривать не будешь, а с Александром Львовичем получалось три, четыре часа - запросто. О литературе, о писателях, о жизни людей в прежние времена, с точными фактами.
С человеком точнейших знаний, сильнейшей разумности.
- Львович, понимаешь ли, ты - известнейший в мире писатель-краевед? Идёт, молчит, отвечает: - Знающие люди решат, самому напрашиваться нет смысла.
Вежливый, культурный, спокойно презирающий пошлость - никогда не матерился.
В отличии от справа и слева, на улицах города. Понимающих мат обычным разговорным языком, без стеснения, громко говорящих матом на тротуарах.
Для Вятки Александр Рашковский - выдающийся писатель-краевед. Подтверждается известностью в самых разных странах мира.
...18 августа 2017 года в возрасте 70 лет прямо в центральной областной библиотеке рухнул без сознания и скончался друг, краевед-исследователь Александр Львович Рашковский.