Однажды в кабинете командира орловского полка появился запыхавшийся капитан С.
- Товарищ командир!.. Товарищ командир!.. - с порога заблажил он и, с трудом переведя дух, продолжил: - Там Ан-12-й у нас приземлился!..
- Знаю, - спокойно отреагировал командир. - И что?
- Он на Читу сейчас идёт! - продолжал волноваться вошедший. - А потом сразу - через Канск на Горький! А у меня отпуск! И семья - в Ядрине! Это - там, под Горьким... Мне как раз!.. Разрешите?!..
Командир понял, что капитан С. просит его разрешения на убытие в очередной отпуск попутным транспортным "бортом".
- У тебя отпуск с какого? - на всякий случай уточнил он.
- С понедельника, - доложил капитан С. и тут же поспешно добавил: - Но комэска согласен отпустить с сегодняшнего дня!
- Ну, если комэска согласен... - пожал плечами командир.
В общем, летать транспортными самолётами для офицеров ВВС всегда было делом привычным. Но обычно это касалось перелётов в пределах своего военного округа. Редко выпадал случай вот такого попутного маршрута. Командир это понимал. Но он понимал и другое. Он был старым и мудрым воином и уже давно служил на Дальнем Востоке. Он имел большой личный и профессиональный опыт по взаимодействию с военно-транспортной авиацией, и теперь его терзали смутные сомнения.
- Может, всё-таки как обычно? - попытался отговорить он капитана С. - Может, всё-таки "Аэрофлотом"? Мягкое кресло, стюардессы там, то-сё, опять же курочка на завтрак. Сейчас не сезон - билеты будут...
- Товарищ командир! - взмолился капитан С. - Так ведь это сначала надо поездом до Хабаровска, потом уже только - на Москву, а потом ещё и от Москвы до Горького добираться! А тут - раз! - два! - и на месте!..
- Ладно, - согласился командир. - Давай. Диспетчеру скажешь, что я разрешил... А ты успеешь? Ну, это... отпускной оформить, вещи собрать?..
- Успею!.. - донеслось до него уже из коридора...
Спустя три недели в Орловке приземлился тот же самый Ан-12. Из самолёта, хромая и пошатываясь, выбрался человек. Человек был помят, человек был сильно небрит, от человека пахло. Он был весь какого-то неопрятно-мышиного цвета. Лицо его было измождено, углы губ скорбно опущены, под провалившимися глазами залегли глубокие вечерние тени. С огромным трудом сослуживцы узнали в печальном страннике капитана С.
Два дня капитан С. пил. Потом, слегка протрезвев и отмывшись, он поведал друзьям подробности своей эпопеи.
До Читы, а точнее, до авиационного гарнизона Домна, что расположен в двадцати километрах от столицы Забайкалья, он действительно долетел. В тот же день. Но на следующее утро командир экипажа сообщил, что получил предписание забрать попутный груз. В Джиде. Было ещё не поздно отказаться. Было ещё не поздно, плюнув на журавля, схватить за хвост синицу и, перебравшись в читинский аэропорт, улететь рейсом "Аэрофлота" на Москву. Пусть даже за свои деньги, а не по воинскому требованию. Но улететь. Капитан С. остался на борту Ан-12. Кто его знает, может, сыграло свою роль то, что командир экипажа клятвенно заверял, что ходка в Джиду не займёт много времени: максимум час туда и час там. Может, ему, в смысле капитану С., было сильно лень добираться с тяжеленным чемоданом из Домны до Читы и дальше - до читинского аэропорта "Кадала". Может, все доводы перевесило сладкое слово "халява". Может быть. Не знаю. Нас там не было, а капитан С. потом никак не комментировал своё роковое решение. Он просто полетел в Джиду.
Из Джиды самолёт отправили в Укурей. Из Укурея - в Степь. Из Степи - в Магдагачи. Таким образом, к концу второго дня пути капитан С. оказался гораздо ближе к Орловке, чем был в конце первого. Но на плане на следующий день самолёту всё-таки был запланирован маршрут: Магдагачи - Канск - Горький. Надежда оставалась.
В девять утра вылетели. После бессонной ночи (в лётной гостинице места оказались только для членов экипажа, и ночевать пришлось на борту совершенно выстывшего к утру самолёта) капитан С. пристроился на каких-то сложенных под иллюминатором чехлах и, пригревшись, сладко заснул. Проснулся он часа через четыре. Самолёт летел. Поглазев на проплывающий внизу, размытый дымкой пейзаж, капитан С. хотел было продолжить "давить на массу", но что-то его насторожило. Ещё через десять минут он понял что. Дело было к обеду, а солнца, которое должно было в это время висеть слева по борту, не было видно. Солнце было сзади. Самолёт летел на север. Капитан С. вскочил и заскрёбся в кабину экипажа.
- На Тикси идём, - сообщил ему второй пилот. - Утром поменяли маршрут.
- Как на Тикси?.. - присел на ослабевших ногах капитан С. - Зачем на Тикси?..
- Комиссию какую-то оттуда забрать, - пояснил пилот. - Московская комиссия. Сплошь полковники. Свой "борт" у них там, понимаешь, сломался, вот нас и подвернули. Заберём их и пойдём на Канск.
- Господи... - прошептал капитан С., хотя в Бога никогда не верил. У него появилось нехорошее предчувствие.
И это предчувствие его не обмануло.
В Тикси они застряли на неделю. По погоде. Не выдержав пытки затяжной северной пургой, капитан С. запил. Пил он тяжело - со скандалами и драками и к концу недели стал заклятым врагом всего экипажа Ан-12. Командир экипажа даже пригрозил оставить его в Тикси. Навсегда. Капитан С. испугался.
Утром в день вылета С., находясь в полувменяемом состоянии, пробрался на борт Ан-12 и спрятался в грузовом отсеке среди каких-то тюков. Вылет задерживался. Незаметно для себя С. уснул. Проснулся он от холода. Самолёт шёл на высоте семь километров, и в грузовом отсеке было не на много теплее, чем за бортом. А за бортом было минус 60. Капитан С. мгновенно протрезвел. Какое-то время он пытался согреться методом "дрыгоножества и рукомашества", но при такой температуре это было бесполезно. К тому же при каждом резком движении у него от гипоксии плыло перед глазами. Через полчаса С., не выдержав, забарабанил в дверь гермоотсека. Когда, аварийно разгерметизировав кабину, его наконец впустили в тепло, он первым делом задал вопрос: "Куда летим?"
- В Анадырь, - недовольно морщась от перепадов давления, ответил ему один из летевших в гермокабине полковников.
Капитан С. тихо застонал.
В Анадыре выяснилось, что он обморозил ноги. Но это были ещё не все неприятности. Оказалось, что экипаж, будучи абсолютно уверенным, что хлопотного пассажира нет на борту, выгрузил в Тикси его чемодан. В чемодане были почти все деньги. Теперь С. был намертво "привязан" к своему самолёту. "Аэрофлот", как альтернатива военно-транспортной авиации, стал ему недоступен. Впрочем, как и все другие виды гражданского транспорта.
Из Анадыря полетели в Елизово, на Камчатку, оттуда - в Дзёмги, что под Комсомольском-на-Амуре.
Потом был сахалинский аэродром Смирных, потом курильский Буревестник, приморские Галёнки и Черниговка, Воздвиженка и Варфоломеевка, потом "10-й участок" и Бирофельд.
Может быть, были ещё какие-то аэродромы, которые капитан С. не запомнил. Он отупел. Ему уже было всё равно. Он спал где попало и питался чем придётся. Он стал агрессивен и кидался на людей. Он не мылся уже больше двух недель. От него начало попахивать, и командир экипажа запретил ему летать в гермокабине. От сквозняков, что гуляют в грузовом отсеке, у С. открылся хронический насморк. От постоянного грохота авиадвигателей он почти оглох. Когда ему сказали, что самолёт летит в Орловку, он сначала не понял о чём идёт речь. Ему повторили. Тогда он заплакал...
Капитан С. с трудом спустился по стремянке на родную орловскую бетонку и долго стоял, не зная, что ему делать и куда идти. Тёплый весенний ветерок шевелил его давно не чёсаные волосы. Пока он путешествовал, в Орловке наступила весна...
Потом его узнали сослуживцы.
У капитана С. оставалось ещё три недели отпуска. В далёком Ядрине его ждала семья. Но он никуда не полетел. Он отбил в Ядрин телеграмму и стал терпеливо ждать. А через месяц поехал встречать свою семью. В Хабаровск. Поездом.