Аннотация: Дальше прозвучали те слова, которые родители меньше всего ожидали, но очень боялись услышать: - Папа-Мама, мы хотим знать РОДНОЙ язык!
2003 г. Чужой среди чужих, чужой среди своих...
В институте довелось мне учиться в одной группе с неким Мишей Лурье. Неплохой был парень, хотя, звезд с неба не хватал, но отличался завидным упорством и настырностью и мог бы учиться значительно лучше, если бы та ерунда, которой нас обучали, действительно была бы интересна. Я помню, что он даже целый год занимался на кафедре дорожных машин научной работой, но, не выдержав двойной нагрузки, бросил ее, потому... потому что была у него особая страсть - мотоцикл.
Не знаю, именно ли мотоцикл увлекал его или же ему просто нравилась скорость и любая езда, из которой в те унылые советские годы молодой человек мог выбрать только мотоцикл, поскольку и стоил он значительно дешевле, да и очереди на мотоциклы были намного короче, чем на автомобили . Но, вообще-то, он вел себя как заправский байкер, всем своим видом подчеркивая общеизвестный факт, что мотоцикл - не транспорт, а образ жизни. Каким-то образом, я представляю с какой переплатой, он находил себе мотоциклетные костюмы, модные шлемы и даже сапоги. К своему мотоциклу и своей униформе он относился с превеликим трепетом, не бросив его, даже когда, пробив ограждение на Варшавском шоссе, рухнул в котлован с шестиметровой высоты. Что кончилось для него весьма сносно, поскольку шлепнулся на рыхлый песок и, отлежав две недели с сотрясением мозга, вновь возвратился к учебе и, соответственно, езде на мотоцикле . Хотя многие завистники утверждали, что у мотоциклистов сотрясения мозга быть не может, поскольку мозги у подобных индивидуумов начисто отсутствуют.
Отмечу, что мотоцикл был его единственной любовью - ни в институте, ни после его распределения, Миша так и не женился. Я даже не помню были ли у него какие-нибудь романы в институте. Вернее всего, что не было.
В конце 1980-х годов, поняв, что в этой стране больше нечего ловить, он, вместе с сестрой и ее мужем, эмигрировал в Израиль. Несмотря на свои почти уж тридцать лет, Миша по-прежнему оста-вался холостым, что на первых порах ему было только в пользу, поскольку одна голова не бедна, а бедна - так одна.
Так, купив по приезду в Тель-авив, квартиру без окон, он, собст-венными руками, по примеру небезызвестного графа Монте-Кристо, за несколько месяцев, стамеской и молотком пробил в стене дыру (а надо заметить, что стена была из монолитного бетона), установил оконные переплеты, вставил стекла... И, в результате, получил квартиру с окном, которую продал уже по более высокой цене.
В общем, своей оборотистостью, он заработал в течение пары лет небольшой капитал, после чего решил обзавестись семьей.
У эмигрантов всегда проблемы - жилищные, материальные, языковые и многие другие, в том числе незнание традиций и непо-нимание уклада жизни, поэтому женился он, на нашей же горской красавице-еврейке, только что эмигрировавшей из Пятигорска. Но свое потомство они решили превратить в истинных евреев. Поэтому приняли за правило - в присутствии детей о своей бывшей родине не вспоминать, о эмиграции не говорить, и, что самое важное и трудное, поначалу, для обоих - на русском языке не произносить ни единого слова и не вспоминать о нем так, будто бы его никогда не существовало в их жизни.
Это было для Михаила самым трудным! Он осознал насколько тягостно было светским Штирлицам в немецком тылу, когда родной, родной с детства, язык, надо было засунуть в такую глубь своей памяти, чтобы даже экстраординарное событие (типа, молотком по пальцу) не вытащило его оттуда. Зато на работе, а работал Моше тогда инженером-электроником, со своими коллегами, такими же эмигрантами (правда разных волн) из СССР, он давал себе волю всласть наговорится.
Годы шли, дети росли, и русский язык, постепенно уходил на задний план настолько, что сам Моше стал понемногу забывать как его, так и тот факт, что он "вырожденный из СССР". Приходилось менять работы, все чаще сталкиваться с "настоящими" евреями, общаться с арабами, а это происходило чаще всего на идиш. И скоро Моше сам настолько привык к этому языку, что хоть и говорил на нем с дьявольским русским акцентом, но он стал для него языком первого плана. Можно было уже не вздрагивать и не цепенеть от страха произнести случайно какое-нибудь русское слово.
Его дети, погодки, мальчик и девочка росли в счастливом неве-дении откуда в эту страну приехали их родители и считали себя евреями, поскольку говорили по-еврейски. Родительское косноязычие их, видимо, тоже не смущало, поскольку эмигрантов вокруг них было много, национальностей тоже и каждый разговаривал так или иначе с определенным акцентом.
Может быть они так бы и до глубокой старости не узнали правды, если бы в одном классе с сыном Моше не учился здоровый мордастый араб - силач-задира. Сам Мишка, желая подчеркнуть его физическое превосходство над одноклассниками, называл его второгодником, хотя в израильских школах на второй год не оставляют. Бывали случаи когда от него мишкиному сыну доставалось на орехи. Справится с арабом он не мог и старался уступать ему во всем.
Так и осталось неизвестным, что же заинтересовало этого здо-ровяка в русской газете, которыми пестрят улицы Тель-Авива и по-чему он обратился именно к мишкиному сыны. Хотя второе легче понять - тот просто оказался рядом.
А дальше произошло следующее: (литобработка)
- Ну-ка, умник, прочитай-ка мне тут - громогласно сказал араб, небрежно швырнув газету на стол и тыча пальцем в какую-то строчку на листе.
Мишкин сын виновато посмотрел на вопрошающего и ответил:
- Я не знаю этого языка. Мы не учили его.
- Ну, да - с нагловатой улыбкой ответил тот - не знаю! - и во весь голос засмеялся.
Такой разговор и, тем более, дикий хохот, не сулил ничего хорошего. Мальчик, почувствовав возможность получить по шее, уже подумывал о том как бы смыться, но заметив еще трех друзей здоровяка-араба, которые, видимо, тоже хотели узнать, что написано в газете, понял, что убежать не удастся и начал оправдываться:
- Я... правда... не знаю этого языка - еще раз повторил мишкин сын - правда... правда (как сказал сам Миша, сюда очень просилось "честное пионерское")...
Громкий хохот стал ему ответом!
- Ну почему вы все мне не верите - вертя головой вправо и вле-во, заканючил мальчишка, пытаясь заплакать, чтобы разжалобить притеснявших его ребят.
- Да потому... что это... РУССКИЙ язык - размеренно с сильным акцентом на слове "русский" проговорил араб.
- Но мы не учили русский!
После этих слов все арабы громко заржали, причем один даже протер глаза от выступивших слез.
- Посмотрите! Он его не учил! - завопил один из друзей здоровяка - Он его совсем не знает! Врать не надо! Гад!
Поднесенный к носу мальчишки кулак был очень весомым аргу-ментом, но тот продолжал:
- Я не знаю никакого русского языка, откуда мне его знать? - уже хныча, не сказал, а просто выкрикнул, от обиды и досады, мишкин сын.
- Откуда?.. Ну ты гад! Ты же - русский! И это - твой язык!
Видимо на лице мальчика было написано такое недоумение и такое непонимание, что все арабы замолчали и как-то стушевались.
Молчание длилось не так долго, после чего здоровяк продолжил:
- Ты, что не знаешь, что твои родители - русские и приехали из СССР?
- Нет, не знаю!
- И ты не врешь?
- Не вру! (тут к месту снова просилось "честное пионерское")
- Ну и дела - сказал араб, поковырял в носу и, со словами "пой-дем других русских искать", взял газету со стола.
Вечером в мишкином доме произошло нечто подобное описан-ному Львом Кассилем в его знаменитой "Швамбрании", только на-оборот.
Начал сын:
- Папа, а кто такие русские?
От этого вопроса у отца похолодело внутри, но он, делано со-храняя самообладание, спокойно произнес:
- Народ такой, на севере живет. А что?
В ответ дети хором спросили:
- Папа-Мама, а вы - русские?
Да, подумал Миша - пришло время платить по счетам. Игра в разведчиков окончена. Штирлиц сбросил свою маску и стал русским шпионом Исаевым. Настало время рассказать правду.
Тем более, что последовал еще более коварный вопрос:
- Папа-Мама, а мы, что - тоже русские?
Миша и его жена долго рассказывали детям свою непростую ис-торию. И, что удивительно, те, совершенно спокойно воспринимали ее. Их не убил наповал тот факт, что папа и мама приехали сюда из какой-то далекой страшной страны, где больше полугода лежит снег, где всего три программы телевизора, а мыло продают по карточкам и простая жвачка ценится на вес золота.
Хорошо, что у них не было ни кошки, ни собачки, а то бы кто-нибудь из детей обязательно бы спросил
- А наша (кошка, собака) тоже русская?
Дальше прозвучали те слова, которые родители меньше всего ожидали, но очень боялись услышать:
- Папа-Мама, мы хотим знать РОДНОЙ язык!
На этом месте, Мишка, сделал глубокий вдох и вымолвил на чисто русском языке: "Ох!...Бля!"