Я смотрю на сегодняшний дождь, но не так, как тогда - он больше не привлекает меня своим течением, потому что я думаю о том, что годы уходят в точности, как эта вода. Быстро и незаметно. И не за горами тот дождь, который прольется на эту землю без меня.
"Я и под Марксом лежала, и под Энгельсом лежала[4], и все без толку - ничего не помогло!" Ее товарка начала бурчать что-то себе под нос, пытаясь высказать свое может сочувствие, а может уже и соболезнование. А я не смог удержаться и на весь троллейбус рявкнул:
Сейчас мне почти 54 года. То есть, я как раз нахожусь в возрасте того "старичка" и сам не верю, что это было со мной. Неужели я отделался всего лишь протертыми на заднице брюками и разодранной рубашкой. Может, конечно, моя память и подзабыла некоторые неприятные моменты, но у я совершенно не помню, что мазал раны йодом, что у меня болели синяки и ушибы, что я хромал или кряхтел после этого. Ничего не помню!
Время, которое, как принято считать, многое лечит, не стерла горечь обиды от полученного много лет назад оскорбления, виновником, которого, как она считала, явился, собственного говоря, ни в чем не повинный, зеленый цвет.
... результат потряс нас до глубины души. Во-первых, костюм сел, причем значительно. Хорошо, что в длину, а не в ширину, поэтому хоть надеть его я и мог, но торчащие из него руки и ноги выглядели анекдотично. Во-вторых, побелели только брюки. Куртка упорно отказывалась белеть, ни при повторном, ни при третьем, ни при четвертом простирывании, когда Ирина, со злобы, замочила ее на целую ночь в биопорошке. Куртка, насмехаясь над брюками, непреклонно сохраняла свой первоначальный кремоватый оттенок.
... О, мой Бог! Теперь я понял почему все мои мысли крутились вокруг кухни и почему бак, висящий в ванной турковского дома мне что-то напоминал. Конечно! Точно такой же, крашеный зеленой военной краской, бак висел, под потолком, в армейской столовой. Но не это, как током, поразило меня - я вспомнил для чего нужны были те толстенные болты, торчавшие из него! К ним подводилось электричество для подогрева воды!!!
Время шло. Мы понемногу отвыкали друг от друга, от привычки быть вместе, расходясь на все большее и большее душевное расстояние и ничего, казалось, уже не могло нам помочь. Оставались только тонюсенькие ниточки, которые связывали наши души... (Которые до сих пор заставляют меня с трепетом вспоминать о той, которую я столько лет назад потерял. Выросли наши дети, растут внуки, а ниточки все держат меня, не давая забыть о прошедшей любви.)
Наконец водитель прервал тишину. "Вот из-за этой..." - он зап-нулся, кашлянул, сплюнул и продолжил - "хренотени... и остался. Загляденье!" Мы сели в машину и доехали до Речного вокзала молча, а когда расставались, то сказали друг другу: "Ну! Еще встретимся..." то ли вопросительно, то ли утвердительно, а вернее всего - с надеждой.
И он намек понял правильно... вскочил с табуретки... пригнулся как половой в трактире... рукавом рубашки быстро протер сидение табуретки... и промямлил: "Садитесь, тетенька!" О! Боже! Вечер был испорчен окончательно.