Помехи на радио перекликались с потрескиванием бревен в небольшой банной печи. Периодически их заглушало урчание холодильника, еле справляющегося с бутылками кваса и пива. Скоро к этому хору присоединится электрический самовар, вот-вот готовый закипеть. Но я этого не услышу - осталось снять серьги, забрать волосы под шерстяную шапку, и тогда я отправлюсь в тесноту парилки.
Протискиваюсь между дверью и печькой, ради интересу переворачиваю песочные часы - сколько, интересно, выдержу? -- , на градуснике еще 70, ну ничего, скоро будет больше.
Забираюсь наверх - парилка дачная, рассчитана максимум на четыре человека, а лечь могут вообще только двое. Водиночку же это - особое удовольствие, никаких ненужных разговоров, можно расслабиться и ни о чем не думать.
В период нагревания сидеть тяжелее - жар от печи жжет ноги, чем дальше, тем жарче, и у меня не получается как следует пропотеть, на четвертой минуте я вылетаю в душевую - надо сказать, что стрелка термометра уже перевалила за 80 -- и пару минут злюсь под холодными струями. Велик соблазн зайти обратно еще мокрой, но я вытираюсь и выхожу к горячему чаю.
Тут господствует прохлада, я заворачиваюсь в простыню, достаю кваску - пиво еще недостаточно охладилось - , завариваю чай - пусть остывает - и некоторое время вслушиваюсь в радио. Там вспоминают лебединое озеро и танки, 19ое сегодня, август, потом ставят третьесортную музычку и я отвлекаюсь на свои мысли.
Успокоившиеся и вконец обленившиеся за лето они пытаются придать смысл этим коллективным воспоминаниям, прочувствовать важность тех событий, немало повлиявших-таки на наше поколение, но в желтых пузыриках индустриализированого традиционного напитка я не вижу ничего, кроме безразличной предопределенности. Все хитросплетения прошлого кажутся единственно допутимыми теперь, единственно возможными в бесконечности настоящего; я пытаюсь ухватиться за момент, пытаюсь законсервировать время, чтоб разобраться в настоящем сполна, но оно ускользает и никак не хочет останавливаться...
Я залпом допиваю квас и снова иду в парилку. Теперь тут все 90, но я не слишком много положила дров, и выше уже не поднимится. Деревянные стены местами исходят смолой, воздух наполнился полынными испарениями - по стенам висят высушенные заблаговременно ветки. Не думаю, чтоб они давали что-либо кроме запаха; впрочем таким воздухом легче дышать, хотя носом вдыхать все равно невозможно. Я ложусь, с согнутыми ногами, наверху - теперь я дождусь должной кондиции.
Приходится приложить некоторые усилия, чтоб не закрыть глаза - было бы глупо заснуть в таком неподходящем месте. Сначала ничего не меняется, только губы пересыхают от дышания ртом. Потом я чувствую, как струйка пота соскальзывает по правой ноге. Это первое прикосновение освобождения пугает меня своей стремительностью. Они возобновляются с исключительным рвением. Процесс пошел.
Пока я нахожусь в парилке, я могу думать о чем угодно, мое сознание завороженно следит за калейдоскопом лукавых истин, но я не могу донести их узор до комнаты с радио, память о них напрочь вымывается необходимым душем. Я никогда не могу сказать, что приходило на смену испарявшейся из меня жидкости...
Теперь можно себе позволить открыть пиво; я с удивлением замечаю, что чай так и остался нетронутым, ну, он уже слишком крепкий, да и остыл... Пустота тихо смеется над теснотой, в которой ютились высвободившиеся мои мысли. Они не удостоили меня даже улыбкой, когда направились к выходу. На их место тут же пришли другие, но еще не такие свободолюбивые и оптимистичные. Их тени казалось вторят пивной пене, а глаза все больше прячутся и смотрят в пол. Несмомненно, их сравнительная молодость приятно будоражит ум, но в них уже чувствуются противоречивость и ограниченность предшевственниц. Их всех неуклонно гнетет зацикленность, свойственная черезчур гуманным принципам, и если порой среди них образуется группа бунтарей, - а они тоже своего рода необходимые регуляторы равновесия, -- то на них всегда находится группа морализаторов. Пиво разливается по организму умиротворяющим зельем, я медленно выцеживаю бутылку и отправляюсь в последний раз в парилку.
Период остывания печи - самый мой любимый. Температура упала до 80, наиприятнейший уровень для этой парилки, воздух изрядно пропитался испарениями трав и досок, можно поддать пару, брызнув водой из чайника на специальные камни, но я это делать не люблю, пар не для такой жары. Я вспоминаю, как этой зимой была в банях в славном городе Ивердоне, там самые разные типы - несколько саун, и две турецкие. Больше всего мне как раз понравилось в той, где влажность якобы под сто процентов, а воздух около 50и. Ступней вообще не видно, чтоб выседеть сколько надо приходится периодически пить от фонтанчика в центре зала. Вот это пар! А наша дачная парилка - нечто среднее между сухой сауной и русской баней.
После всего этого действа неплохо бы поиграть в картишки, бездумно путаясь в первых взятках, постепенно вспоминая азы этой упоительной деятельности, азартно вести торги, скрупулезно записывать очки, может даже напомнить соперникам правила. Играть в покер если на деньги, или в кинга или в тысячу если просто. Играть всю ночь, весело переругиваясь и шипя открывашками.