В теории это действительно выглядит как будто совсем неплохо, преимущества видны невооруженным глазом. К огромному удивлению обнаруживается что на кампанию кадровой перестройки вдохновенно отреагировал никто иной как Лев Давидович Ландау, главный советский теорфизик, передняя часть знаменитого Ландавшица. В ноябре 35-го года в "Известиях" публикуется его статья "Буржуазия и современная физика"[31] живописующая фунадментальные преимущества социалистического строя в области организации науки. Лет ему тогда было всего 27, и обычно эта публикация интерпретируется как нормальный марксистский закидон и без того экстравагантной личности. Однако в контексте кадровой кампании статья отнюдь не выглядит спонтанной игрой разума на абстрактную тему. Напротив, высказываемые идеи очень разумны и естественны, и очень точно выражают линию партии на тот момент. Это была хорошо продуманая и подготовленная работа, Ландау даже ездил в Москву и обсуждал ее с Бухариным (уже низведенном до редактора Известий). В ту пору Ландау носился с проектом создания в Харькове "лучшего в мире физического вуза" и очевидно обязан был общаться с властями, так что написание "правильной" статьи кажется необходимостью. Но текст производит впечатления скорее искреннего энтузиазма чем заказной демагогии. Главная кадровая идея о том что ученые теперь будут назначаться государством передана абсолютно четко:
На полноту описания ракетной эпопеи данная работа не претендует, очевидно здесь меня больше интересует деятельность Маленкова, чем история ракетострения. Стоит наверно здесь упомянуть и не слишком ясное утверждение[45] что постановление 13-го мая фактически готовил Николай Вознесенский - также фигура старательно затираемая советской историей, и вероятно игравшая ненамного менее важную роль в экономических успехах СССР чем тандем Берия-Маленков.
Вознесенский фигура наверно несколько менее значительная чем Берия с Маленковым но по части загадочности им совсем не уступает. Формально, он был реабилитирован, в Ленинграде есть институт его имени, на доме где он жил висит мемориальная доска. В книжке с его биографией опубликованной политиздатом в 1974-м году[46] по понятным причинам имена Берии и Маленкова напрочь отсутствуют, однако вряд ли кто будет возражать что Вознесенский в результате оказался куда менее на слуху чем его опальные товарищи.
Я помню где я впервые заметил эту фамилию - это была знаменитая еще и при советской власти жалоба Капицы Сталину на то что Берия, Маленков и Вознесенский "ведут себя в атомном спецкомитете как сверхчеловеки". Берия всегда был личностью популярной, о Маленкове советскому студенту тоже полагалось знать что "на самом деле" это он а не Хрущев был первым наследником власти после Сталина. Кто такой Вознесенский мне напрочь было неизвестно - ну мало ли был наверно какой-то, по контексту конечно легко понять что тоже наверно большой начальник.
Интересные личностные характеристики всей этой троице дает Д.Г.Жимерин[47] . (Вполне согласующиеся с отзывами другх источников но здесь сразу все в одном флаконе)
Маленков. Несомненно, одаренный человек. Несмотря на его тучность, был энергичный и взрывной. Понимал все с полуслова и работал буквально за двоих. Много раз, особенно когда я находился в непосредственном подчинении Маленкова) мне приходилось наблюдать за его реакцией, быстрой и в основном правильной. Думаю, что Сталин держал его на таком высоком посту не случайно и не зря. Он знал, что если он Маленкову что-то поручает, то тот обязательно это выполнит.
Приведу один небольшой, но характерный пример. Сталиногорская станция. Работала на подмосковном угле. Ночью мне звонят и говорят, что станция накануне остановки, потому что запасов угля нет. Железнодорожники эшелоны угля, который шел на Сталиногорскую станцию, бросили на пути, отцепили паровоз. Через 3-4 часа станция должна остановиться.
Я вижу, что мне уже не удастся сдвинуть этот поезд, тем более что паровоз уже отцепили. В отчаянии звоню Маленкову. (Напомню, что было ночью.) Говорю ему, что вот такое создалось положение.
Маленков слегка меня обругал (я говорю 'слегка', потому что это был человек исключительно вежливый, тактичный) и, естественно, тут же принял меры, этот эшелон угля был доставлен вовремя, и станцию не отключили. Таких примеров было очень много. Это был динамичный, и, я бы сказал, доброжелательный человек.
Берия.| Я был продолжительное время после Маленкова в подчинении у Берии. Нужно сказать, что каждый из них при первой беседе со мной заявил, правда, по-разному: 'Ты отвечаешь за энергетику, отвечаешь головой. Ни на кого не ссылайся, а приучись за все отвечать. Тебе нужна помощь, своевременно обращайся'. Маленков это сказал очень вежливо, очень мягко, я бы сказал, приятно.
Берия ту же мысль выразил по-другому: 'Ты (мать твою и т. д.) думаешь, что ты теперь нарком? Ты сегодня нарком, а завтра тебя ногами вперед на кладбище'. (Вот такое 'ободряющее' вступление.) А потом он примерно сказал то, что и Маленков. Берия заявил: 'Я (т. е. Берия) ничего не понимаю в энергетике, ты несешь полную ответственность, ты принимаешь решения и будешь отвечать за них соответственно. Ты это учти'.
Но я должен заметить, что с точки зрения авторитета во всякого рода учреждениях и тот, и другой имели, я бы сказал, очень высокий рейтинг, перемешанный, правда, со страхом. И скажу откровенно - я этим пользовался. Когда я говорил, что выполняю поручение Берии, то все это принимали во внимание и мои просьбы выполняли. Потому что знали - это не моя прихоть, а тех, кто стоит за мной.
Поэтому, если говорить о сути, технике дела, то и Маленков и Берия, действительно в этой технике, электроэнергетике практически мало что понимали. Но они, я считаю, исходили из правильного принципа: или держи человека, если ты ему доверяешь, или, если ты ему не доверяешь, и он не соответствует своему назначению, сними его. Я думаю, что в этом отношении их тактика была абсолютно правильная. /.../
Вознесенский. Человек он был сложный, умный, систематизированный. Я наблюдал всегда за его действиями, поведением, особенно на заседаниях Политбюро или правительства.
Чем Вознесенский 'забивал' всех остальных? Единственной книжицей, которая всегда была у него в кармане. Небольшая такая книжечка. Какой бы вопрос Сталин не задал, Вознесенский, взяв свою книжицу, давал четкий и ясный ответ.
Никто, ни Маленков, ни Каганович, ни Берия, ни Молотов этого не имели. И он перед Сталиным, который не терпел словоблудия, пустословия, выглядел хорошо и своей аккуратностью, конечно, повышал собственный рейтинг (как сейчас говорят). И с этой точки зрения Вознесенский, по моему мнению, сам являлся системой, именно продуманной системой. Словом, это был человек очень способный, пожалуй, даже незаурядный.
Но наряду с этим у Вознесенского постепенно, в связи с тем, что Сталин ему как молодому и как человеку, который все знает, отдавал предпочтение, закружилась голова. Я думаю, что его гибель (не понимаю, как Сталин мог пойти на это) тоже в какой-то степени определялась его амбициозностью.
Я присутствовал на многих заседаниях правительства, Политбюро ЦК, ГКО и видел, что Вознесенский теряет самообладание, какую-то выдержку. Он твердо был убежден, что позиции его очень прочны, что при Сталине он недосягаем. Думаю, что в этом заключалась его роковая ошибка. И, возможно, Вознесенский с его (употреблю непарламентское выражение) сволочным характером, видимо, переоценил свое положение. /.../
Итак, Вознесенский являлся сплавом очень знающего, систематизированного человека, безусловно, логически мыслящего. Он мог дать справку по многим вопросам, но имел вот такой склочный характер.
