Как ни пытался прятать лицо от дождя в высоком воротнике болоньевого плаща - это не спасало. Назойливые капли, падая на непокрытую голову, стекали по щекам, забирались под воротник. Любая попытка ускорить шаг лишь усиливала боль в колене и заставляла вновь замедлиться. Приходилось нерасторопно идти вдоль разбитой пригородной дороги, припадая на одну ногу, стараясь разглядеть в рано сгустившейся темноте едва видимые окрестности.
Хляби небесные разверзлись как всегда не вовремя, очевидно, не выдержав затянувшейся летней жары.
Впрочем, дождь хоть и досаждал, зато шелестел уютно, оттесняя тяжёлый гул постепенно удалявшейся автострады. Лужи на асфальте звонко дребезжали под шинами изредка проезжавших мимо "Жигулей" и прочих "драндулетов".
В притуманенной дали внезапно засияли, перемигиваясь, два красных огонька. Раздался пронзительный звон - от дремоты очнулся железнодорожный переезд.
Пробивая дальним светом фар белый тоннель в ливневой ночи, мимо пронеслась, сверкая окнами, перекрывая на короткое время видимую часть горизонта, длинная электричка.
Ещё немного приблизившись к вновь притихшему и уже открывшемуся переезду, заметил, наконец, двойной ряд строений - одноэтажный пригород, напоминавший обыкновенное село.
Крупный продуктовый магазин немного в стороне, давно заколоченный. Остов истерзанной автобусной остановки... по-видимому некогда служившей конечной станцией.
На обочине дороги, слегка прикрытый остатками остановки, сиротливо притаился ларёк с потонувшей в темноте дощатой пристройкой.
Местный гендель. Светящаяся над входом тусклая лампочка и доносившийся изнутри приглушенный низкочастотный гул подсказывали, что заведение работает. Есть шанс перекусить, немного выпить, переждать стихию. Возможно оттуда получится вызвать такси и зарыться на ночёвку в каком-нибудь мотеле. Отдохнуть, наконец, в спокойной, безмятежной обстановке. Либо, на крайний случай, выяснить - нет ли сердобольной бабки поблизости, которая согласится приютить в прогнившем бараке, за небольшую мзду, на пару ночей.
Внутри кафешки оказалось тепло, накурено и по-своему уютно. Магнитола разносила по помещению "бородатые" хиты. Небольшая компания, сдвинув два продолговатых стола, устроила, будто находясь у себя дома, пьяную вечерю.
На чужака вначале поглядели с некоторым удивлением, но, кажется, сразу о нём забыли. Мол, как пришёл, так и уйдёт. Мало ли всяких безродных псов тут пробегало?
Не обратив на пьянствующих ни малейшего внимания, занял свободный столик в уголочке заведения. Заказал маленький графин водки. Попросил хозяюшку разогреть борщ, упомянутый в пришпиленном на стенке у прилавка листике меню, и подготовить для закуски охапку горячих бутербродов. А ещё поручил подать, немного позднее, холодную бутылку пива с солёными орешками.
Борщ, как ни странно, несмотря на позднее время, действительно в наливайке нашёлся.
Дожидаясь горяченького, помалу разомлевая в тепле, выпил чуток "Пшеничной". Затем, неуверенно разглядывая поданную в супнице красную кашицу, украшенную веткой петрушки и каплей сметаны посреди, прибавил, для смелости, к первой маленькой рюмке вторую, наполненную.
Поболтал ложкой в тарелке, распуская сметану в бордовой жидкости. Осторожно отправил кушанье в рот.
Борщ оказался неожиданно отменным, только лишь самую малость подкисшим. На вкус гораздо лучше, чем на вид. Похлёбку похоже приготовили с душой, а может просто настолько оголодал.
Неспешно выпивая и закусывая, невнимательно рассматривал сидевших напротив застольщиков - всю эту деревенскую, криворожую сволочь.
Как следует разглядев одну физиономию, на миг обомлел. Будто увидел цель своих долгих скитаний; сразу опознал её, взявшуюся словно из ниоткуда.
Единственная среди пьяной компании женщина сидела с краю, практически на углу стола. Чернявая, миловидная, тихо-улыбчивая. Казавшаяся инородной, выпадавшая из окружавшего её мужского ансамбля, хоть и старалась обстановке соответствовать.
На плечи накинута синяя зимняя куртка, явно с чужого плеча. Иногда чуть посмеивается грубым шуточкам, слегка обнажая ровные белые зубы. А вообще сидит чинно, тихо, к алкоголю едва притрагивается... явно пытаясь остаться незаметной. Будто прикидываясь тенью самой себя.
Но не заметить её всё-таки невозможно.
Чем дольше наблюдал эту неброско-красивую, никак в сознании не сроднявшуюся с окружавшими её фейсами, женщину, тем больше она привлекала. Мимолётная смешинка на устах, лёгкий жест рукой, изящный поворот головы... всякие такие мелочи. И, конечно, глаза - густые, карие, чуть косящие.
Чужое внимание недолго оставалось ею незамеченным. Поначалу она метнула в ответ пару рассеянных, будто укоряющих за назойливость, взоров... Но затем до женщины кое-что вдруг дошло, и она отозвалась прямым, немного даже оценивающим взглядом.
Хотя какое мог оказать на неё впечатление? Давно небритый, с огрубевшим от пыли и солнца лицом, в чёрт-те что одетый... Но определённое впечатление создать всё-таки удалось.
В тот самый момент, когда получилось установить прочный зрительный контакт, входная дверь резко распахнулась и в помещение ввалился, стряхивая с себя дождевые капли, ещё один посетитель.
Выглядел он диковато - чуть ли не в галошах на голую ногу да застиранном светло-сером подряснике. Тучная борода давно не знала ухода. Напоминал пришедший кого-то не от мира сего. Разве что бандуры не хватало для полноты образа.
- Вадимыч? - удивлённо воскликнула хозяйка, - Давно тебя видно не было! - но тут же перешла в наступление. - Чего припёрся-то вообще? Забылся, видать? Ты это брось сюда шастать. В долг больше не наливаю, ни к кому теперь доверия нет!
Нелепый мужичок сразу засуетился.
- Так не надо, не надо в долг, - отмахнулся он. - Есть тут у меня. Вот!
И высыпал на прилавок ворох мятых мелких купюр.
- Ты смотри, - ещё более удивлённо протянула женщина, собирая со стола и машинально разглаживая банкноты в руках, - целковые! Налить что ли... так у тебя ж там своя?
- Да, есть своя, - важно и обходительно, помалу возвращаясь к привычной роли, проблеял пришедший, - Но хочется иногда и казёнки выпить. Вкусовые ощущения возродить, так сказать!
- Может тогда и бутерброд?
- А, давай! - отчаянно махнул он рукой. - С сыром, и с этим, как его... сервелатом. Сто лет колбаски не едал.
Ожидая заказанную порцию, странник принялся близоруко осматривать помещение. Задержал ненадолго взгляд на незнакомце в углу, перевёл глаза на застольщиков. Разглядел среди них миловидную женщину. Чуть не кланяясь, обрадованно ей улыбнулся:
- Здравствуй голубушка, здравствуй милая! Рад видеть. Как жизнь, как там малец? Запропал где-то, давно не видать!
- Ничего, дедушка, - приветливо ответила женщина, - всё хорошо у него. Вечно дома сейчас торчит. Мастерит там что-то... Не получается - переделывает постоянно.
- Молодец, затейник. А сама-то как?
Женщина отвела глаза:
- Да, как обычно.
Хозяюшка, шумно дунув в пустую стопку, наполнила её спиртным до самых краёв. Поневоле отвлёкшись на выпивку, старик понимающе покивал головой:
- Ну, Господи, помоги нам... всем!
И одним глотком прихлопнул рюмку водки. Вдумчиво закусил бутербродом. Первая, видимо, хорошо пошла, потому как недолго спустя воскликнул:
- Наливай ещё, Валентина. Запустим соколика!
- О! - сразу загоготали за столом, отвлёкшись от бесконечных споров, - Сейчас батяня накидается и как приступит... Валь, прибавь там звуку что ли!
Продавщица кивнула с улыбкой. Музыка зазвучала немного громче, но и шум затрапезного разговора соответственно усилился.
Со стороны, конечно, происходящее выглядело потешно. Очень забавно вот так, случайно, вклиниться в кусочек чужой, дикой, не налаженной жизни... точнее, было бы забавно, если бы не женщина... которая вызывала совсем другие эмоции.
Пребывая в состоянии сытой рассеянности, потягивая пиво, всё наблюдал за чернявой. Лениво забрасывая орешки в рот, обегал лицо женщины неприкрытым взглядом. Прекрасно понимая, что от такого внимания отмахнуться уже невозможно.
Выпивка понемногу изменила сознание: грани восприятия сузились, полностью сосредоточившись на привлекательном объекте, музыка зазвучала обострённо - отзываясь в теле волнующими пульсациями.
Из колонок внезапно раздалась медленная, как разворачивающийся дым, мелодия. Необычная, барочная даже, незнакомая. Очередной шлягер, слышать который вроде бы пока не доводилось.
Местные от первых тактов мелодии странно оживились и даже выражение глаз женщины стало более чутким, приветливым.
"Дым сигарет с ментолом, - принялся выводить, слабо пробиваясь сквозь шум дождя и перестук электрички, чистый высокий голос, как бы старавшийся передать тусклое зимнее настроение, - Пьяный угар качает..."
Дальше медлить стало невозможно. Ведомый потеплевшим взглядом женщины, поднялся и спокойно, совершенно не ощущая боли в колене, подошёл к углу столика, приглашая темнокудрую на танец.
Среди сотрапезников произошёл небольшой переполох. Такой наглости от чужака видимо не ожидали, но и возразить сходу ничего не посмели. Только вот спор, тихо тлевший у них весь вечер, внезапно вспыхнул с особенной силой.
Женщина по-видимому всё-таки не рассчитывала всерьёз на такой решительный шаг и выглядела несколько удивлённой. На миг она явно растерялась - приглашения на танец точно не ожидала. Беспомощным взглядом попросила у пирушников содействия, но не уловив с их стороны ни малейшей поддержки, решительно согласилась.
Быстро взяв себя в руки, поднялась с места - в конце концов, чужое внимание не было для неё чем-то особенным. Подчиняться желаниями уверенных в себе мужчин давно стало делом привычным.
Осторожно закружил незнакомку, чуть подволакивая ногу, не совсем попадая в ритм мелодии, что, впрочем, не имело особого значения. Главное - начало положено.
Застольщики, внезапно лишившись женщины, на которую вроде бы и внимания доселе не обращали, словно потеряли некий важный ориентир, и принялись скандалить ещё пуще.
Оживление в зале неожиданно достигло пика - то Игорь Тальков принялся исполнять "Летний дождь". Вероятно, израненные души блатной пригородной публики оказались слишком уж глубоко песней задеты. Один из собутыльников начал вдруг излишне бузить, чуть не рвать на себе рубаху. Остальные пытались дурака утихомирить, но он всё никак не хотел успокаиваться.
В конце концов кто-то, не выдержав излишнего гвалта, резко и неожиданно тусонул беспредельщика по морде. Тот, болезненно перекривив лопнувшие губы, сходу ответил.
Одни тут же вступились за первого, другие - за второго. Так, удар за ударом, завязался нелепый мордобой. Пьяные мужички, доходившие по росту танцующей паре разве что до плеч, принялись валтузить друг друга, во хмеле не вполне понимая - кто, кого и зачем всё-таки бьёт.
Вадимыч, не покидавший святого места у барной стойки, приговорил очередную рюмку и, удивлённо наблюдая происходящее, внезапно разверз свои длани, аки утихомиривающий стихию библейский святой.
- Что же вы это делаете, сволочи?! - громогласно провозгласил он. - Христос ведь вам, козлам, заповедовал: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас, да будете сынами Отца вашего Небесного, ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных...
- Ты не кричи зря, Вадимыч, - вполголоса посоветовала хозяйка, выкручивая звук магнитолы на максимум, - а то сам сейчас по физиономии отхватишь.
Но взбудораженный чудак уже не мог так легко сдаться. Голос его, привычный к амвону, зазвучал ещё крепче, ясно возвысившись над буянившими:
- Примиритесь, молю вас, простите друг друга, - оседлал он привычного конька. - Прощайте и прощены будете! Возлюбим же друг друга и будем возлюблены Богом. Будем долготерпеливы друг к другу, и Он будет долготерпелив к грехам нашим...
Однако мордобой продолжался. Вошедшие в раж осоловелые собутыльники, не ощущая боли, лишь утирая иногда кровавые подтёки, торопились нанести друг-другу как можно больше увечий.
- Нет, - тяжело вздохнул старик, обращаясь в пространство, будто поясняя невидимому собеседнику; опрокидывая очередную чекушку в рот и поглаживая кончики губ, обмаслив неряшливую седую бороду. - Не хотят слушать святую правду, подлецы.
Пока на заднем плане происходил весь этот балаган, невозмутимо продолжали танцевать, ощущая растущее взаимопонимание и неприятие происходящего вокруг. Когда женщина положила голову на плечо, принялся осторожно ощупывать приятно играющие под пальцами ямки и выпуклости её тела, все увереннее прижимая красотку к себе. А она и не противилась.
"Не хватает теперь, для полного ажура, только плаксы Булановой", - подумал вскользь.
И тут же, словно по заказу, резко оборвав Талькова, на весь зал мощно разнеслось: "Не плачь, ещё одна осталась ночь у нас с тобой!"
В следующий миг один из драчунов пробкой вылетел из бурлящей сутолоки и, нечаянно толкнув женщину в плечо, повалился практически под ноги...
Это уже было слишком. Неохотно разорвав объятия, дёрнул упавшего за шкирку и, кое-как поставив его на ноги, лёгким пинком отправил назад, в самую гущу драки.
Заглянул женщине в глаза:
- Тебя как зовут? - спросил тихо.
- Лида.
- Может, пойдём отсюда, Лида?
- Пойдём, - очарованно согласилась она.
Взявшись за руки, улизнули из генделя. Ненадолго задержались под навесом, слушая как Пугачёва, сменив Буланову, начинает глубоким голосом поминать старинные, торжественно-печальные, но всё ещё идущие, часы...
С облегчением покинув дурдом, поглядывая то на дробное мерцание луж, то на женщину, спросил:
- Так, а куда пойдём, Лида?
- Ко мне пойдём.
- Далеко это?
- Нет, тут рукой подать.
- Два локтя по карте что ли?
- Ближе, - усмехнулась она, - гораздо ближе.
Проскользнули мимо нескольких дворов. Неожиданно женщина отворила какую-то случайную, неотличимую от соседской, калитку, и впустила во двор.
Покосившийся забор, прогнившее крыльцо... - всё в общем-то знакомая обстановка.
- Ты только тише, пожалуйста, - открывая незапертую дверь, попросила на входе.
- Чего это? - прошептал, поневоле сбавляя тон.
- Сынок спит.
- Ясно, - ничего перед собой не видя, просто следуя за ней практически на ощупь в полной темноте коридора. - А муж-то где?
- Так нету мужа, - словно забыв про конспирацию, нормальным голосом ответила она. - Да и не было никогда...
- А что так?
Женщина промолчала.
Хотя, действительно, кому какая разница? Так ведь оно даже лучше.
Провела через коридор и невидимые комнаты в дальнее помещение, оказавшееся маленькой спальней. Дёрнув за болтавшуюся на стене верёвочку, включила ночник, искусно имитировавший свечное пламя.
Прижались друг к другу. Какое-то время просто держал её в объятиях, ощущая, как нарастает в душе приятное волнение.
Понемногу, вероятно благодаря намокшей одежде, по комнате, заглушая затхлый душок плесени, начал распространялся сильный пьянящий аромат, причиной которого являлись то ли мускусные духи, то ли месячные, то ли затаённые девичьи страхи... а то ли всё вместе взятое. Причём, стоило чуть отклониться назад - дурманящий запах сразу исчезал, ощутить его было невозможно. Но как только вновь привлекал женщину к себе - тут же начинало кружить голову.
Вероятно, она тоже ощущала нечто подобное, на грани сексуальности, только по-своему, ибо, внезапно разорвав объятия, поспешно скинула с плеч легчайшую кофточку и, отступив на шаг, уперевшись икрами в кровать, одним ловким движение задрала задрипанное платье, намереваясь снять его через голову, оголяя на миг бёдра, лобок, волнистый живот и наливную грудь... нижнего белья на ней не оказалось.
- Не торопись, - попросил, сдерживая её ладонями, ощущая волнительную одышку, - не так сразу!
Она послушно отпустила подол - влажное платьице с облегчением упало на место, прилипая к телу; не столько прикрывая наготу, сколько подчёркивая её.
Жадно запустил руки внутрь декольте, извлекая на волю маленькую податливую грудь.
"А хороша бабёнка", - решил про себя, жадно прилипая губами поочерёдно к обоим продрогшим соскам; стараясь приятно оттянуть момент проникновения.
Но долго прелюдия не продолжалась. Охваченный слишком сильными ощущениями, больше уже не сдерживаясь, поскорее впрессовал женщину в продавленные пружины дивана, торопливо задирая платье и закидывая её ноги себе на плечи. Так изголодался по действительно желанному, насыщенному свежими жизненными токами, телу.
Глава 2
День за днём проносились в пьяном угаре. Утро начиналось с обнаруженной в подтекавшем холодильнике недопитой бутылки водки. После обеда, снабдив женщину деньгами, отправлял её за следующим "снарядом". А затем... короче говоря, первое время вёл себя совершенно как моряк, вернувшийся из долгого рейса: жрал, бухал, трахался. Разве что не буянил, не позволяя себе окончательно отпустить вожжи.
Обживался помаленьку в новом доме, привыкал к обстановке. А место казалось хорошим, место нравилось. Богом забытый пригород, холодноватый, но просторный дом, ладная "супруга"... есть где развернуться. Можно и похозяйничать немного, заодно - подлечить колено.
Как-то ночью, не успев вполне протрезветь, проснулся от стука в окно. Поначалу едва различимого, затем всё более громкого и настойчивого.
- Я сейчас, - когда невозможно стало игнорировать уличный зов, испуганным шёпотом сказала она, приподнимаясь с кровати.
Но уже, хоть и с тяжёлой головой, вполне очухался, проникнувшись, по мере пробуждения, к голосившему ненавистью.
- Лежи, - приказал холодно. - Я сам.
- Но...
- Ле-жи!
Вышел из дома как был - совершенно голый. Прошкандыбал босиком по влажной траве за угол дома. Натянуто-ласково поинтересовался у стенавшего под окнами пьянчужки:
- Ты чего тут шумишь, дружок?
- Так это... - пробормотал тот, разглядев в темноте матёрого обнажённого мужчину. - Лидка же...
- Забудь. Она больше не выйдет. И другим передай. Понял?
- А если ещё кто ночью припрётся, - добавил устало. - Так я из винтовки начну по вам шмалять. Ясно?
Парень только загривок почесал:
- Куда уж яснее...
- Молодец. Вот и иди себе. И больше не шуми тут, - воздел палец к небу, - ребёнок, понимаешь, спит.
Спугнув пришельца, поспешил, уже не справляясь с ознобом, в домашнее тепло. А в комнате ждала "картина маслом".
Лида, озарённая изменчивой свечной лампой, возлежала на перине. Правая рука, просунутая под наволочку, слегка приподнимала край подушки, поворачивая голову женщины в направлении дверного проёма, помогая лучше разглядеть вход. Ни дать, ни взять - царица Савская на ложе, бросающая загадочный взор в темноту.
- Всё хорошо, - пояснил коротко, отвечая на её безмолвный вопрос. - Больше не придёт.
Она встревожилась ещё заметнее, хотя в голосе прозвучало облегчение:
- Правда?
- Абсолютно.
- Ну, и слава Богу!
Когда прилёг рядом с Лидой, поглубже закапываясь в тёплое одеяло, поневоле наталкиваясь на нежные участки её тела, ощутил в моменты случайных соприкосновений мимолётные покалывания по коже, напоминавшие воздействие статического электричества, только ещё более дерзкие, возбуждающие.
Тлевшие втуне угольки раздражения, разворошённые ответным трепетом женского тела, с новой силой полыхнули в груди.
- Только ты вот что... - произнёс резко, ослеплённый яркой вспышкой внутреннего пламени.
- Что? - затрепыхалась она.
"А вот что!" - хотел было выкрикнуть, но пресеклось дыхание. Невыраженное восклицание повисло над кроватью угрожающим отголоском.
Вместо всяких слов просто перекинул через Лиду ногу и грубо подмял женщину под себя.
Она дёрнулась было в сторону, пытаясь выбраться из-под навалившейся ноши, вызвавшей в сознании мысль о тяжести могильной плиты, но безрезультатно. Ощутив бесполезность спасительных усилий - замерла, хватая воздух раззявленным ртом, будто выкинутая на берег рыба. Крупицы кислорода хоть и не проникали глубоко в лёгкие, но всё-таки позволяли дышать, пусть даже едва-едва.
Настойчивыми толчками бёдер раздвинул ослабевшие ноги женщины и бесцеремонно вошёл в неё: распластанную, обездвиженную, почти раздавленную. Опершись на локоть, откинулся немного назад, продолжая, сцепив зубы, настойчиво биться лобком о лобок. Рассчитывая, что однообразное трение вскоре приведёт к желаемому результату.
Но тщетно. Распоясавшаяся ярость требовала приложить чуть больше усилий для достижения удовольствия.
Немного ослабил напор. Потянулся губами к однообразно покачивающемуся перед глазами фалангообразному соску. Придавил пальцами немного пониже широкой ареолы, делая на субтильной коже такие углубления, будто пытался добраться до самой основы груди. Лишь наткнувшись на рёбра, оставил "наливную" в покое и повёл руку выше, к выпиравшей ключице.
Слегка коснулся хрупкой, совершенно белой на вид, шеи. Осторожно провёл вверх и вниз вдоль трахеи, мягко прощупывая каждую неровность, каждую впадинку горла. Неторопливо поглаживая и массируя всю его поверхность: ощущая и скованность подзатылочных мышц, и тёплую пульсацию сонной артерии.
Жёстко зажав ладонью гортань, припал к стиснутым губам Лиды столь жадно, словно пытался высосать из сжавшихся складок всю составляющую их мясистую слизистость.
Ощущение прихода усилилось. Приятная волна стала накатывать за волной, но для достижения каждой последующей требовалось всё крепче сжимать женщине горло.
Лида неистово забилась в руках.
В тот самый миг, когда она, практически потеряв сознание, затихла, словно смирившись с неизбежным, ощутил мощную оттяжку - будто пуля вошла в сердцевину лба, мгновенно разреживая мозг, вынося вместе с собой остатки сознания.
Тело моментально ослабло - охваченный конвульсиями рухнул на Лиду. Попытавшись последним усилием воли вернуть контроль, поспешил было опереться на подворачивающиеся руки-ноги-крылья, но только окончательно потерял равновесие и повалился на бок, вызволяя женщину из полона.
Лида тут же, ощутив облегчение, судорожно вскинулась на постели и надсадно задышала полной грудью. Немного восстановив дыхание, сбросила с себя остальную массу изнурённого мужского тела, и облегчённо распростёрлась на постели, продолжая размеренно вдыхать и выдыхать, понемногу приходя в себя, впитывая каждое сладкое мгновение заново обретённой жизни.
После вспышки озверения, преодолев короткий период слабости, сразу стал мягким и ласковым. Тёплым. Целовал хрупкое плечико, шептал несуразные нежности, ластился, а затем и вовсе уснул по-младенчески, оставляя в помалу успокаивающейся женщине полнейший разброд мыслей...
Однажды утром выбрался на веранду с раскалывающейся от многодневного запоя головой. Зачерпнул из наполненного ведра ледяной колодезной водицы. Первую кружку вылакал залпом, а вторую - спустившись с крыльца под яркое солнце, вылил себе на голову, чтобы хоть немного освежиться.
Малёха оклемавшись, окинул двор тяжёлым похмельным взглядом.
Гора поленьев, выгруженных посреди двора. Трава по пояс. Покосившийся, а кое-где и вовсе повалившийся забор. Прогнившее крыльцо.
Значится: крыша прохудилась, дрова не рублены... работы предстояло много. Что ж, погулял, да и хватит. Пора за дело. Только вот не сейчас, а немного позднее...
Поспешил в нужник.
Облегчённо застёгивая на обратном пути штаны, поскорее возвращаясь к кровати, заметил, внезапно, шевеление у летней кухни.
Некий мальчонка, которого ранее почему-то не заметил, преспокойно сидел себе на лавке под навесом и, вовсе кажется не обращая внимания на происходящее вокруг, вольно перекинув ногу на ногу, обрабатывал обрывком наждачки рогатую палку.
"Что ещё за?!.. - удивился поначалу, но сразу вспомнил. - Ах, чёрт! Сынок же..."
Хм... старательный вроде. Пожалуй, можно и его к делу приладить.
Притормозив у двери, окликнул пацанёнка.
- А ты чего это не в школе вообще?
Мальчик глянул было волчонком, но сразу отвёл глаза, будто не к нему обращались. Колкий этот взгляд, всё разом разъясняющий, понравился; полоснул душу.
- Ах, да! - тотчас вспомнил, признавая собственную неправоту. - Не сезон ведь...
Поскорее зачерпнул из живительного ведра.
- А мать-то где вообще? - поинтересовался, хлебнув воды.
- На рынке, - нехотя ответил мальчик, сосредоточенный на работе.
Поставил кружку на место, подытожил, притворяя за собой дверь:
- Ясно. Ну, гуляй пока.
Блаженно завалился на кровать и мгновенно отрубился. Проснулся вдруг от давящей духоты, не вполне понимая - это ещё прежний день или уже следующий?
Заново выбрался на улицу.
Солнце стояло необычайно высоко - изнурительный август всё никак не желал заканчиваться. Мальчишка по-прежнему сидел на лавке, в тени. Осторожно пропитывая казеином, тщательно обматывал обработанную ранее "шкуркой" рукоять кожаным шнурком.
Рогатка выглядела практически готовой к использованию.
Выходит, несмотря на внутренние ощущения, не так-то много времени с предыдущего пробуждения прошло.
Понаблюдав издали за окончанием работы, подозвал мальчишку к себе.
- Эй, ты! Как тебя там... иди-ка сюда.
Малец встал и, глядя куда-то в бок, нерасторопно подошёл.
Резко на него замахнулся, будто собираясь отвесить оплеуху, но, в последний миг изменив движение руки, просто почесал себе за ухом. Мальчишка сразу отшатнулся в сторону, бросив в ответ опасливый взгляд.
- Не сцы, пацан. Солдат ребёнка не обидит! - ухмыльнулся, протягивая руку, - А ну, покажи работу. Что там у тебя получилось?
Малец неохотно, лишь по привычке подчиняясь велению старшего, подал рогатку. Вряд ли рассчитывая на чужую похвалу, в крайнем случае - на самую поверхностную, какой взрослые обычно оценивают детские занятия, кажущиеся им слишком примитивными.
Покрутил рогатку в руках, осторожно натянул резинку, прикинул к глазу. Сдержанно похвалил девайс:
- Молодец, хорошо сделал. А скобы есть?
Пацан выгреб из кармана горсть металлических загогулин.
Выбрал из них одну, рассчитывая сразу скрутить её в пальцах, будто мягкую пивную крышечку. Но, не тут-то было - скоба поддалась с трудом.
- Ого, закалённые? Добротная работа! - удивился даже, поглядывая на мальца с новым интересом. - Небось, на охоту собрался?
Тот промолчал.
- Ну-ка, давай опробуем.
Быстро оглянулся, высматривая подходящий ориентир. Сходу подметил ласточек, то и дело выскальзывавших из-под шифера пристройки; порхающих над участком.
- А вот и цель, - воскликнул радостно, - смотри сюда!
Быстро пальнул из рогатки. Мимо!
- Давай, ещё давай! - охваченный азартом, закричал мальцу.
Тот, в свою очередь проникнувшись странным волнением, поспешно высыпал на протянутую ладонь всю самодельную обойму.
Рассыпая лишние, поспешно запустил в небо несколько скоб подряд, пытаясь таки угнаться за ласточкой.
- Вот оно! - воскликнул радостно.
"Пулька" прошибла краешек крыла, отстрельнув кончик оперенья. Птичка, впрочем, тут же сумела выровнять полёт и умчала в небеса с удвоенной скоростью.
Малец принял обратный дар чуть не с благоговением. Разглядывая теперь собственную подделку с особым интересом.
Взбудоражено потрепал пацанёнку волосы, окончательно разрывая зародившуюся было натянутость в отношениях.
- Ну, красава! Хорошую штуку соорудил. Попозже ещё малость поразвлекаемся. А пока... как насчёт того, чтобы немного мне помочь? Надо прибраться тут, - окинул двор сосредоточенным взглядом. - Что скажешь?
Мальчишка, удовлетворённо пряча рогатку в задний карман, улыбчиво кивнул и послушно поплёлся вслед за старшим.
- Тогда давай, - провозгласил, останавливаясь возле козлов и забрасывая на приспособу валявшееся под ногами толстое бревно. - Зима на носу, а дровишек нету. Умеешь, надеюсь, с ножовкой обращаться?
Пацан с некоторой гордостью ответил:
- Так... с мамкой пилили.
- Вот и отлично. Теперь со мной попилишь.
Быстро наметил место разреза.
- Подхватывай!
Работа заспорилась. После пары-тройки поспешных, неслаженных отметин на бревне, "Дружба" твёрдо вгрызлась в дерево. Наземь посыпалась крупная стружка.
Понемногу распилили одно, два, три...
- Погодь. Перекурим.
Присели рядом на пеньки. Вытянул из кармана сдавленную пачку сигарет. Протянул младшому. Тот отрицательно замахал головой.
- Не куришь, значит. Разумный вариант. Я и сам было бросил... но теперь - надо.
Почему надо - пояснять не стал, а тот и не поинтересовался. Может - понял?
Продолжил наблюдать юнца искоса: интересно, сколько таких "папашек" у него уже было? Задумчиво затянулся.
А мальчишка так и сидел себе рядом, просто разглядывая землю под ногами, непонятно чего ожидая. Наверняка, хотел сдрыснуть поскорее. Или?.. Странный всё-таки он какой-то.
- Ты вообще, чем занимаешься? - поинтересовался, выпуская дым в блеклое предосеннее небо.
Малец неуверенно пожал плечами.
- Так, ничем особенным.
- В школу хоть ходишь вообще?
- Вообще-то хожу.
- Ну, это ясно. А в свободное, скажем, время?
Пожал плечами:
- Просто играю.
Такая неопределённость ответов несколько раздражала:
- Сам играешь, что ли? А друзья твои где?
- Нет у меня друзей, - грубо отрезал мальчик, вновь бросая в ответ тот самый взгляд, что прежде привлёк внимание.
Посмотрел на паренька с возросшим любопытством.
- Ясно.
Отщёлкнул окурок вдаль.
- Так что, продолжим? Силы есть ещё?
- Можно и продолжить, - слишком уж степенно, явно приглушая внутреннее волнение, согласился тот. - А силы найдутся.
Наверняка от взрослых понабрался...
- Вот и лады!
Продолжили пилить. На мгновение притормозил, кое-что вдруг осознав.
Пацан бросил в ответ сомневающийся взгляд. Ответил слегка недоверчиво, но вполне убеждённо:
- Хочу.
Удовлетворённо кивнул.
- Сходим, значит. Обязательно сходим! - от мыслей об охоте сам взбудоражился, так что в данное ребёнку обещание поневоле проникло нечто искреннее, настоящее, сразу вызвавшее ответное доверие мальца.
- А пока, - отбросил флёр приятных фантазий, - давай дальше пилить.
Когда после часа тяжёлой работы, наконец, закончили, отпустил паренька совсем по-отечески ласково:
- Ну, беги уже, отдыхай. Ты большой молодец... заставил старика повкалывать! Вот даже не ожидал, что так много сделаем, - окинул взглядом свежую поленницу. - Мамка будет довольна.
Малец только быстро кивнул в ответ: молча и вроде как рассеянно. Однако что-то новое засветилось в его глазах, будто не слишком-то хотелось ему теперь вот так запросто уходить.
Глава 3
Сколько уже бродит по лесу, Андрей не знал. Неделю, две, может, больше? Не ясно.
Магазинные припасы давно закончились.
Хотя он частенько перекусывал собранными ягодами да наполнял флягу оживляющей водой из заячьих ручейков, изредка попадавшихся на пути, его постоянно преследовали голод и жажда. Слабость и головокружение давно стали неизменными спутниками.
Иногда ловил себя на мысли, что ему вроде как слышатся голоса. В такие мгновения останавливался, опускался на четвереньки, наклонялся к земле, прислушивался к дремучей тишине... Иной раз и ухо к грунту прикладывал, желая распознать вероятную опасность. Немного успокаивался лишь после продолжительного напряжения всех органов чувств.