А "завтра" гудел весь пригород. Слух распространился по округе похлеще степного костра.
- Нашли! Убийцу нашли.
- Психопата этого ненормального! Которого по всей стране ищут.
- Здесь, представляете?! У нас!
- Кто?
- Милиции понаехало. Вяжут.
- Ох, и народу собралось. Все там.
- Да кто же?!
- Священник наш, полоумный этот...
- Шутите?
- Чистая правда!
- Ой, что-то не верится. Ой, как бы ошибки не вышло. Грех страшный невинного человека обвинять...
Мужчина, толком не отдохнувший после долгих переездов, немного ожил.
- Твоего знакомого там забирают, похоже. Сходим поглядим что ли?
- Можно...
Пошли к старому кладбищу.
У заброшенной часовни, позади которой виднелись перекошенные, над заросшими могилками, кресты, припарковалось пяток милицейских "бобиков". Во дворе караулило с десяток автоматчиков.
Кучка сердобольных тёток расположилась немного в сторонке. Меж ними околачивалось несколько квёлых мужичков.
Собравшиеся в основном молча наблюдали непривычный тут, слегка напоминавший ТВ-сериалы про "ментов", не озвученный спектакль.
Некоторые, впрочем, ощущая себя, вероятно, как на поминках, вдруг словно не выдерживали излишней подавленности, и начинали что-то пояснять, что-то окружающим поведывать.
- А ещё говорят, - присвистывая, шептала одна старушка, - вещи убитых у него по всей хате разбросаны. Магнитофоны там, видики всякие. Много всего!
- Своровать - своровал, - важно согласилась другая, - а пристроить толком не сумел. Теперь, вот - вещественные доказательства!
- Ужас!
- Божьего человека забирают... - скорбно бормотала под нос отрешённая третья, - грех-то какой!
- Говорила я вам, что он сумасшедший! - вдруг воскликнула четвёртая, с виду тоже не особенно чтобы сильно душевно здоровая.
- А ещё, - осторожно продолжала пояснять первая, прожившая, верно, неподалёку, - постоянно пропадал куда-то. На день, на два. Бывало и на неделю.
- Знаю я куда, - внезапно прервал шумный рой малец, удивлённый досужей болтовнёй, - он в лес ходил, грибы с ягодами собирал, припасы на зиму заготавливал...
- Людей убивал, - в рифму добавила стоявшая рядом, сохранявшая доселе молчание, матрона.
- Бывал в последнее время часто, - в свою очередь, делилась с окружающими хозяйка "генделя", тоже оказавшаяся тут, среди толпы, - деньгами разбрасывался. Натуральным барином захаживал: то ему водочки налей, то колбаски подай, то ещё чего эдакого!
- Выводят, выводят! - зашумела вдруг толпа.
Отец Василий неловко спускался по крылечку, поводя вокруг мутным, явно с перепоя, взглядом. Всклокоченная борода смотрела в сторону, распахнутая риза обнажала впалую грудь, украшенную крупным деревянным крестом на почерневшем шнурке.
Руки были сцеплены сзади, в наручниках.
Оказавшись во дворе, он на миг остановился, с удивлением окинул взглядом столь многочисленное собрание "прихожан". Распрямившись, попытался было что-то вымолвить, верно собираясь встряхнуть, по-старинке, "паству" ободряющим божьим словом.
Но следовавшие по пятам соглядатаи, тут же грубо пихнули проповедника в спину, побуждая продолжить движение.
Склонив голову, он покорно побрёл к машине. Выглядя натуральным Гулливером посреди окруживших его воинственных карликов.
Милиционеры, вероятно во избежание лишних провокаций, поскорее затолкали старика в "бобик", поспешно захлопнув за ним двери.
Вслед за угрюмой процессией, из дома вышел чем-то довольный аккуратный человечек в гражданском костюме, осторожно нёсший в руках нечто продолговатое, скрупулёзно запакованное. Вероятно - крайне важное вещественное доказательство.
- Вот и всё, - произнёс мужчина, когда старика посадили в "будку". - Финита ля комедия. Пойдём что ли? И ничего тут особенно интересного... У нас ещё, кстати, куча дел сегодня. Надо по хозяйству пошурудить. Заодно обсудим кое-чего. Есть мыслишка одна - думаю, вот, на кабана теперь выдвинуться. Ты как на это смотришь? Салом-мясом на зиму запасёмся. Кровянки мамка наделает, колбасок домашних...
- Здорово! - тут же забывая о задержании старца, воскликнул малец.
Он совершенно не воспринял происходящее всерьёз, лишь внутренне удивляясь досужим сплетням. Тут ведь явная ошибка. Ну, довезут дядьку, максимум, до ближайшего участка, и, быстро осознав с кем имеют дело, отпустят восвояси.
Совсем не то было на душе отца Василия.
Пока представители власти чинно рассаживались по кабинам, нещадно хлопая дверцами, а шофёры со второго-третьего раза заводили дряхлые моторы, и вёзший его унылый "бобик", цвета хаки, с заляпанными номерными знаками, кое-как стартовав с места, осторожно выруливал на дорогу, страх медленно заполнял сердце.
Глядя на окружившие его довольные рожи в погонах, видимо ожидавшие удачной прибавки к жалованию, он всем нутром предчувствовал и смрад тюремных камер, и тяжёлые удушья от надетых на голову полиэтиленовых пакетов. Наперёд ощущал удары дубинок по самым болезненным частям тела; нестерпимую боль отбитых внутренних органов.
Отчётливо понимал, что ждут его теперь лишь бесконечные пытки да изматывающие допросы, долженствующие выбить показания против самого себя, но лишь выбьющие по итогу остатки божьего духа.
Старику стало жутко. Ещё даже не успели выехать со двора, а он уже прекрасно осознавал, каким станет единственно возможное избавление от всех этих болей и ужасов.
Если, правда, повезёт ему воспользоваться тем крайним методом. С последующей записью в специфической приходской книге: "Тихомиров Василий Вадимович. Смерть в Сизо. Самоубийство. Тело не востребовано. Изготовление гроба - столько-то. Летний комплект одежды установленного образца - столько-то. За копку могилы - столько-то".
Яма, крест, табличка с номером.
Вечное забвение.
Ну, или нечто в этом роде.
Но он, конечно, не мог позволить кризису веры захватить себя, ведь в жизни случилось то самое, последнее, "иововское" испытание. Разве не этого он жаждал столь долгие годы?
Не время бояться! И как бы ни пришлось уйти из земного мира, пусть даже с верёвкой на шее, сделает он это настежь открыв Богу сердце. А там, кто знает, может, глядишь, и вознесётся...
Уазик, спотыкаясь на ухабах, покидал родную деревню.
Последнее, что увидел на ходу сивеющий старец, припав к мутному зарешёченному окошку, была идущая по перепутью двоица - неизвестный взрослый и хорошо знакомый юнец.
Василию отчего-то показалось с надеждой, что мальчишка вот сейчас обернётся, глянет приветливо, взмахнёт на прощание рукой. Приободрит, осенит благодатью... Но тот даже внимания не обратил на промелькнувший мимо "Уазик", занятый тем, что старательно копировал нестройную походку новообретённого отца.