Аннотация: Ну очень понравилось в свое время Олдям
ВСЕ РАВНО ТЫ ВЕРНЕШЬСЯ СЮДА...
Свобода невольника измеряется длиной
цепи, на которую он посажен...
Польское изречение.
* * *
Когда излагаешь мысли на бумаге, они становятся яснее.
Наверное, это потому, что ты вынужден писать их одну за другой, по очереди, а в голове они обычно вьются таким густым роем, что ты еле успеваешь заметить их, не говоря уже о том, чтобы как следует рассмотреть. Ну или наоборот — какая-нибудь из них так навязчива, что отделаться от нее просто невозможно...
Итак, отделаться или рассмотреть? Что ж... И то и другое — достаточно серьезный повод, чтобы начать эти записи. Но и то, что впервые за последние четыре года у меня оказалось свободное время, — тоже можно считать поводом.
Свобода, впрочем, вынужденная. Свобода сидеть взаперти. Но в город вошла чума, и никто не выйдет за ворота, пока она не соберет достойную жатву и не покинет нас. И я рад этому. Иначе я снова мчался бы вперед, подгоняемый своей проклятой памятью, которая соглашалась молчать, только когда я загонял ее — как загоняют норовистую лошадь — в этой скачке по городам и замкам. От графа к маркизу, от кронпринца к герцогу...
Походы и набеги, драки и конвои. Простой наемник, но я открыл, что очень дорого стою. А главное — память почти замолкала. Ах, это почти!..
Сейчас я сижу напротив окна в своей комнате на втором этаже трактира, где провел уже несколько дней. Выходить на улицы опасно, да и бессмысленно, тем более, что у хозяина есть запас вина и еды. За окном только огни факелов освещают мрачную осеннюю ночь, да кое-где еще светятся одинокие окна, вроде моего.
Все живое убралось с улиц, и горожане накрепко запирают окна и ставни. Чума пугает их до дрожи в коленках, пугает всю их туманную столицу. Она пугает всех, кроме меня.
Если бы я еще мог чего-то бояться. Я охотник, я слишком хорошо знаю, когда пропадает страх. Тогда же, когда иссякают последние силы, и жертва понимает, что это конец. Но, не смотря ни на что, я еще охотник...
Ну что ж... Если уж я взялся за воспоминания, то первое по праву принадлежит тому дню в середине апреля, когда начавшаяся наконец весна обещала быть бесконечной, когда ветер был слаще вина, а солнце золотило шерсть коней, так что на нее больно было смотреть. Этот день четыре года назад, когда все началось... и все рухнуло в пропасть.
* * *
Я иду по коридору. Я давно могу ходить здесь с закрытыми глазами, но сегодня я внимательно смотрю по сторонам, чтобы хоть чем-то занять свою — сейчас непривычно пустую — голову.
Знакомые повороты, разбегающиеся анфилады залов, высокие стрельчатые окна и узкие лезвия лучей закатного солнца, лежащие у моих ног. Легко, еле слышно, звенят шпоры на сапогах, задевая каменные ступени, и голова моя — легкая, будто пьяная, от усталости.
Я толкнул дверь в свою комнату и вошел.
Тихо, только шмель, запутавшись в занавеси, жужжит на подоконнике.
Я выпустил его, лениво стянул с головы обруч и улегся на кровать. Я слишком устал сегодня. Вот так бы лежать и лежать, и ни о чем не думать...
Конечно, долго отдыхать мне не дали. Раздался тихий стук в дверь, и на пороге возникла служанка.
— Ричард, вас желает видеть господин.
Я слегка приподнялся:
— Передай, что я буду через десять минут.
Нет, не позволят мне лежать и не думать, а заставят отвечать, но что я могу ответить! Нет покоя, нигде нет покоя.
Я встал, снял порванную рубашку, и только сейчас вспомнил, что ранен. Ерунда, конечно, царапина — клык вспорол мякоть плеча, не задев кости, но побаливало серьезно.
Я смыл кровь, выбросил испорченную рубашку и надел свою любимую — цвета дамасской стали. Господин шутил, что когда я злюсь, мои глаза становятся такого же цвета. "Или это рубашка так привязалась к хозяину, что стала цвета его рассерженных глаз, а Дик?"
Не знаю, не знаю... Я подошел к зеркалу. Нет — глаза были обычными — синими, почти черными. "Колдовские озера" — сказала недавно Лайя. Хо!
Я стянул пояс, повыше подтянул голенища сапог (час валялся на кровати, и даже не снял обуви — хорош!) и провел рукой по волосам, хоть и осознавал всю бесполезность этого символического жеста. Моя длинная жесткая шевелюра никогда не понимала, что становиться дыбом ровно через две минуты после причесывания, примачивания, приглаживания и.т.д. — не лучший способ обеспечить хозяину приличный и респектабельный вид.
Я взял обруч и задумчиво покрутил его в руках. Это как раз могло помочь, но с другой стороны, это ведь не официальный прием, на которых я всегда умираю со скуки. Начищенная до блеска пряжка плаща сияет на левом плече, правая рука на эфесе, серебряный обруч стягивает тщательно приглаженные волосы. Господин о чем-то беседует с гостями, покровительственно им улыбаясь, те старательно переводят довольно таки средненькие вина из наших подвалов, и просто раздуваются от гордости — ведь их принимают в Замке! — а потом еще долго будут хвастать перед соседями, как обходителен был господин, и каким прекрасным пойлом их угощали.
А ты стоишь — дурак дураком. Рожа каменная, скулы сводит от зевоты, ни шевельнуться, ни головы повернуть. Этикет, черт его возьми! Смешно вспомнить — лет до четырнадцати мне даже нравилось бывать в карауле на таких приемах...
Я бросил обруч обратно в ящик стола и прицепил шпагу.
Последний взгляд в зеркало — что ж, довольно изящный молодой человек. Черные как смоль волосы эффектно оттеняют синие глаза под слегка трагическим изломом широких, почти сросшихся бровей. Растрепан, правда, но так даже лучше. В обрамлении такой копны черты лица кажутся... рельефнее, что ли. В общем, неплохо для волчонка.
Это прозвище дал мне господин, хотя в лицо он не назвал меня так ни разу. Я случайно услышал его. Однажды я задержался в Зале для Упражнений после заката. Тогда я часто это делал. Я расставлял по всему залу поленья, которые таскал из полениц на заднем дворе, а потом в полной темноте проходил по залу, стараясь не задевать их и не опрокидывать, потому что однажды услышал от господина, что человеку, умеющему сливаться, растворяться с окружающим его миром, ничто и никто не сможет причинить вред. Как я радовался, когда у меня начало получаться с этими поленьями! Я действительно чувствовал их.
Шел по залу, повинуясь не зрению, а какому-то внутреннему чувству, которое никогда не подводило. Позже я точно так же стал тренироваться в лесу, на всех буреломах, которые только смог найти. А как-то поразил своих приятелей, когда, завязав глаза, отбил атаку сразу четверых, и даже двоих обезоружил.
Когда, уже гораздо позже, я рассказал об этом господину, он рассмеялся и ответил, что слова эти вовсе не его, а какого-то восточного мудреца, жившего две тысячи лет назад...
Так вот, я задержался в Зале, а дверь была приоткрыта, и я услышал голоса. По коридору шли господин и Лео — тогда он должен был выйти на охоту.
— Может быть, Дик? — спросил Лео.
— Волчонок? — господин с сомнением прищелкнул языком. — Он и так слишком увлекается охотой, в ущерб всему остальному.
— Что вы, хозяин! Он прекрасно справляется всюду. Но он же прирожденный охотник!
— Ты думаешь? — быстро переспросил господин.
Судя по тихому шелесту ткани, Лео пожал плечами.
— Дик — способный малый, даже очень, но тем не менее, он просто создан для охоты.
— Да, но охота...— господин на секунду замялся, — всего лишь охота, — неопределенно закончил он.
— Вам, конечно, лучше знать, господин, но по-моему, Дик может сделать Охоту, а не "всего лишь", — парировал Лео.
— Ты так веришь в волчонка?
— А вы? — тут же последовал контрвыпад.
Господин весело рассмеялся:
— Лео, да у тебя задатки и замашки мэтра. Ясновидец, тоже мне. "А вы", — передразнил он несколько подрастерявшегося Лео.
— Мэтра? Ну не сейчас же! — бурно запротестовал тот.
— Нет, конечно, — успокоил его господин. — Сейчас для тебя найдутся другие дела, но со временем...
— Ах со временем...— по-видимому, все, лежащее далее сегодняшнего ужина, нашего Лео интересовало мало.— Так как все же насчет Дика? Я знаю, он хотел бы.
— Точнее, он просил тебя,— поправил господин.
В кромешной тьме зала я презрительно тряхнул головой, но Лео и в этом случае отвечал за меня:
— Он никогда ни о чем не просит, вы же знаете.
— Разве?— удивился господин.— Нет, Лео. Он, да кстати и все вы, и так довольно скачете по полям. Пусть лучше останется завтра в библиотеке, я найду время с ним позаниматься.
— Хорошо,— несколько огорчился Лео.
Шаги господина стали удаляться, но вдруг стихли.
— Лео!— донеслось из противоположного конца коридора.— Волчонок действительно очень хотел выйти на эту охоту?
— Да!— соврал Лео, не моргнув глазом, и эхо раскатисто повторило под высокими сводами эту наглую ложь.— И наверное, он будет расстроен.— Господин нерешительно кашлянул.— Ну да бог с ним, не маленький, переживет. Разве что походит пару дней мрачный, да и из книжек завтра вряд ли что-то запомнит, все будет к охотничьим рогам прислушиваться,— продолжал наседать Лео, стараясь придать голосу побольше правдоподобной покорности судьбе. Я аж заслушался такими речами о себе.
Господин не выдержал и сдался:
— Ай, черт с вами!— махнул он рукой.— Езжайте!
— Ага! Так я скажу Дику, что вы позволили, хоть и не хотели сначала!
Они все еще перекликались через весь коридор.
— Я тебе скажу!— тут же повысил голос господин, хотя казалось— куда уж...— Я тебе!..
— Понял. Понял, хозяин!— и я услышал, как Лео фыркнул и быстренько ретировался.
Лео, чертяка, ты всегда догадывался о большем, чем говорил вслух...
Они ушли, а я запомнил "волчонка" и порадовался, что завтра выйду на Охоту, хоть и не должен был. Чего-то (уж и не помню — чего) я снова не поделил со своим мэтром, и он на неделю запретил мне покидать Замок. Что ж, Лео, я твой должник...
Тут я заметил, что все еще стою у зеркала. Я невесело усмехнулся. Тяни, тяни время, но идти все равно надо. Поправив воротник, я вышел.
Поворот направо, так было длиннее, но я не хотел сегодня идти Коридором Вечности. "Самая стоящая вещь в этом мире, Дик — сила. Там, за стенами, все еще думают, что она в их пушках и копьях. Глупости! Смотри— она за этими дверьми. Сколько ты насчитал их в этом коридоре? Знания, Дик. Они дают нам власть... и силу. Не на пушки нужно ставить, на головы. А они еще не поняли этого. Потому-то Замок и стоит над ними." — "Но они ведь поймут?" — "Конечно... Но — позже. И тогда появятся другие замки, может, и пострашнее нашего. Но нас это уже не будет волновать. Мы пройдем свой коридор до конца, и откроем все двери. Ты понял меня?" — "Да, господин".
Я миновал Зал Боли и Зал Смеха. Я даже не остановился, как обычно, в комнате Моря, где стены обиты голубым бархатом, а стекла — бледно-зеленого цвета, чтобы солнечный свет казался прошедшим через толщу воды. Эта комната всегда меня успокаивала, но сегодня я даже не замедлил шага. Во-первых, меня ждал господин, а во-вторых... Хотя первого тогда было вполне достаточно.
Проход впереди сузился до нескольких футов, ножны ударились о стену. Я осторожно подтянул эфес к себе, и прижал шпагу к ноге. Когда же я последний раз шел к господину этой дорогой?.. Что? Ты не помнишь, когда в последний раз обошел стороной Коридор Вечности?..
* * *
— Вот, Дик, — господин снял с полки большую книгу в темном переплете.— Прочтешь внимательно первые четыре главы. Остальное — потом.
— Ага... А зачем это? — я взвесил ее на руке.— Ух, тяжелая какая!
— Видишь ли...— господин слегка прищелкнул пальцами, затрудняясь с ответом.— В общем, Дик, поверь мне на слово — это тебе пригодится, и не только сегодня. Я хочу, чтобы ты прочитал. Договорились?
— Конечно!
— Тогда выйдешь после полудня. И — ты уж извини — но я тебя запру здесь часа на три.
Я оторвался от изучения обложки и с удивлением, снизу вверх, взглянул на господина.
— Зачем это?
— А чтобы ты не отвлекался,— он улыбнулся и взъерошил мои и без того растрепанные волосы.— Ну-у... Не дуйся, Дик! И кстати, когда ты начнешь причесываться?
— Да я причесался десять минут назад! Даже расческу сломал,— я действительно слегка обиделся. Отвлекался! Как бы не так! Я так давно этого ждал. Сегодня я уже не буду подручным, я сам поведу охоту. Что я, мальчишка — отвлекаться?
Щелкнул замок, я уставился на книгу. Значит, это может пригодиться охотнику? Пхе! Вчера я целых десять минут сдерживал Лео и Мерля в том коридорчике, а им по восемнадцать и фехтуют они мастерски. Час могу стоять, не шелохнусь даже — никто не заметит в лесу, ни человек, ни зверь. А как я бегаю! Недавно служанка гнала меня тряпкой по всем этажам Замка и только на последнем... Ну, это я отвлекся.
Я открыл книгу. Она была не слишком занимательна, и тогда, признаться, я и не понял толком, зачем мне читать ее перед охотой (точнее, перед первой самостоятельной охотой). Сейчас — догадываюсь. В первых главах очень часто упоминалось странное слово "психология" (уже гораздо позже я нашел его толкование в других книгах господина, хотя так до конца в этом и не разобрался). Об этой самой психологии охотника и жертвы в основном и говорилось. "Охотник, — прочел я в самом начале, — должен одновременно быть и жертвой, чувствовать себя в ее шкуре. Только тогда он безошибочно пойдет за ней. Фактически, они станут одним ментальным целым".
Бр-р-р... Я тряхнул головой. Новое дело. Азарт, опьянение погони заменить книжными премудростями? Вместо семи обостренных звериных чувств, никогда не теряющих след, "охотник должен..."? Что же это будет?
Позднее, гораздо позднее, я трижды внимательно прочел эту книгу, которую для себя (название было уж больно мудреным) называл Книгой Для Настоящих Охотников. Повзрослев и поумнев, я хотел быть Настоящим и обязательно — лучшим. Но тогда мне было просто скучно.
Через полчаса я, с трудом добравшись до середины первой главы, решил сделать перерыв и, жуя яблоко (на столе стояла целая ваза — из нашего сада), подошел к окну.
Я находился в комнате, полной стеллажей — что-то среднее между библиотекой и кабинетом. На крайнем от окна одна книга на пол-ладони выступала из общего ряда. Наверное служанка, когда вытирала пыль, сдвинула ее. Но мы в Замке привыкли к порядку. Я подошел к полкам, намереваясь поправить книгу. Корешок ее был бархатным и ласкал мои пальцы. Я взял книгу в руки и перевернул первую страницу...
Мне было двенадцать лет, а от этого романа невозможно было оторваться.
"Еще чуть-чуть, — уговаривал я себя, — только еще немного. Сейчас, вот прямо сейчас, поставлю ее на место. Только еще страничку..."
Крестоносец наконец выбрался из тюрьмы неверных и перерезал подпруги на лошадях охраны...
Поворот ключа в замке прозвучал громом среди ясного неба.
— Ну что, Дик, готов? — весело спросил господин, входя.
Онемевший, я сполз с подоконника. Господин увидел злополучный роман, который я продолжал сжимать в руках, и пригнулся, читая название на обложке. Его светлые глаза слегка потемнели. Я похолодел.
— А-а... — только и сказал он. — Понятно. К сожалению, ты не сможешь пойти сегодня, Дик.
— Но!..
Я ведь так ждал!
— Иди, — он будто и не слышал меня. — Книгу можешь взять, дочитаешь у себя.
— Господин! — это был почти крик.
— В чем дело, Ричард? — он круто обернулся, явно раздосадованный.— Я же сказал — можешь взять книгу. Я рассчитывал, что сегодня... Впрочем, ладно. Иди.
Волоча ноги, я вышел. Роман перестал меня интересовать. "Я рассчитывал..." Он рассчитывал на меня, а я... До своей комнаты я не дошел. Я поплелся к его апартаментам.
Три долгих часа я шатался под дверью, не смея даже постучать. Я знал, что господин там — изредка из-за двери доносился кашель или звук шагов. "Я на тебя рассчитывал..." А я подвел его. Из-за какой-то глупой книжки. Неужели мне ничего нельзя поручить? Неужели я ни на что не способен?! Я был беспощаден к себе, мне не пришло в голову, что все это не стоит даже выеденного яйца...
Я ждал. Но дверь не открылась. И тогда во мне стала закипать ярость. Я испугался, я не знал, что это такое. То есть, знал, конечно, что значит боевая злость или раздражение (скажем из-за того, что тебя выгоняют из-за стола только за то, что ты подложил яичницу на стул мэтру), но то все — другое. А это была ярость на господина.
И если еще минуту назад я готов был взвыть от раскаяния, то сейчас я весь кипел. Как он смеет?! Почему я сижу здесь, словно щенок? Да черт побери... Я сам себе хозяин!
Захлебнувшись злостью, я вскочил и разразился проклятиями. Все, что я успел услышать к своим двенадцати годам в окрестных селениях и в близлежащем городке (в Замке брань не употреблялась и не поощрялась. Не приведи бог услышит кто-то из мэтров, и будешь ты три дня ходить со вспухшими губами и слушать смешки за спиной), я выложил сейчас, перед дверьми господина. Я орал, и мне становилось легче.
И тут дверь открылась. Я умолк на полуслове.
— Рич-чард! — голос господина больше походил на рык. Видно один из моих последних пассажей достиг его ушей.
И я не выдержал. Хотя мне было уже двенадцать, я разревелся как маленький, уткнувшись в его камзол.
— Дик, ты... что?! — слова прозвучали почти испуганно. — Перестань немедленно. Да что с тобой, в конце концов? — Тут он увидел валявшуюся на полу злополучную книгу. — Ты не пошел читать?
— Не-ет! — всхлипывал я. — И не пойду-у... Все из-за нее! Вы рассердились?
— Да нет же!
— Рассердились! Вы же просили меня, а я... Я так хотел сегодня... сам...
— Ну не сегодня, так через неделю, Дик. Прекрати, малыш, ты ведь уже взрослый, — окончательно растерялся он.
Я наконец выпрямился, не поднимая головы.
— Я... Господин, я обещаю, обещаю...— ком в горле мешал мне говорить, но он понял.
Взяв меня за подбородок, господин поднял мое заплаканное, но решительное лицо.
— О боже, Дик, иногда ты меня пугаешь.
* * *
Я так и не прочитал этот роман. Ни тогда, ни потом. Так я наказал себя за бунт, которого сам же и испугался, и пообещал стать тенью господина. Но... "Сам себе хозяин..." Это обожгло мне глотку незнакомым до той поры вкусом. И я снова обошел Коридор Вечности, тень нарушила свое слово, потому что такие обещания и вправду могут связать только тени, а не живых людей с горячей кровью. Тот бунт был первым, но не последним. Так может, ты и сейчас наказываешь себя? И эти четыре года...
Нет! Нет...
* * *
— Дик!
Я поднял голову и раскинул руки.
— Лайя, малышка!
Она обняла меня за плечи.
— Дик, говорят...— Лайя потупилась. Я криво усмехнулся. Слухи ползут быстро. — Это... правда? — она нерешительно взглянула на меня. Я только кивнул. Ее брови поползли вверх.— О-ой... Что же ты наделал...
"А что?!" — хотелось крикнуть мне, но я сдержался:
— А что? — вышло даже чуть небрежно.
Лайя отступила на шаг и склонила голову к плечу, разглядывая меня, будто увидела впервые. Я невольно залюбовался.
Как только не гнется тонкая фигурка под весом такой копны волос. И желтая туника, крест на крест перехваченная портупеей, так идет к ее карим глазам. Амазонка — даже в Замке любимый короткий меч за плечами. Лайя всего лишь на год младше меня, ей пятнадцать, а на ножнах кинжала у нее уже три бронзовые насечки.
— Господин...
— Он ждет меня, — поспешно перебил я.
— Дик, — она поправила застежку туники на левом плече. — Ты опять рассвирепел, да? Не помнил, что творил и так глупо запорол охоту? — она с надеждой заглянула мне в лицо.
Вот сейчас я рассвирепею, это точно!
— Нет, — отрезал я.— Я был в здравом уме и трезвой памяти!
— Ах так!— взмах рыжих волос, и Лайя скрылась в боковом коридоре.
Я только фыркнул. Не сверкай глазками, я не боюсь. Хотя... Последний раз, когда эти глаза метали молнии, мне пришлось отсиживаться на верхушке самого высокого дерева в саду.
Ты догадалась, что я нарочно отвел арбалет в сторону от мишени — поддался тебе. Но иначе ты бы просто не смогла выиграть.
Я погладил серебряную змейку на ножнах. Даже у Лео, даже у Мерля были только насечки.
Перед дверью в комнаты господина я остановился. Итак, Дик, в здравом уме и трезвой памяти? Так почему же ты медлишь? О боже, как я устал за сегодня...
Я толкнул дверь.
— Дик? — донеслось откуда-то из дальних комнат.
— Да, господин.
— Проходи сюда.
Я миновал кабинет и вошел в следующую комнату. В ней почти не было мебели, только рояль и пара кресел возле низкого кофейного столика. Балконная дверь была распахнута настежь.
Уже почти стемнело, и прохладный вечерний воздух разливался по комнате, наполняя ее особым ароматом — ароматом весенней ночи.
Господин стоял на балконе. Тонкие пальцы с силой сжимали перила.
— Садись, — тихо сказал он не оборачиваясь.— Хочешь выпить?
— Нет, спасибо, — я сел. Между его плечом и косяком балконной двери оставалась небольшая щель. Было забавно наблюдать, как в ней — словно в прицеле арбалета — мелькают силуэты гуляющих в саду и черные быстрые тени пролетающих мимо птиц.
Минута прошла в молчании. Наконец господин обернулся, его светло-серые глаза чуть потемнели.
— Ну, Дик?
Я с трудом заставил себя оторваться от игры теней за окном и перевел взгляд на господина. В сумерках его лицо казалось неясным светлым пятном, на темных волосах мерцали последние багровые блики уходящего солнца.
Я промолчал. И я не опустил глаз.
Он нахмурился.
— Я же говорил, Лорд нужен мне живым!
Да, вы говорили, господин...
* * *
— Быстрее, быстрее Джон! — я уже не мог спокойно устоять на месте, а подручный все возился с упряжью. — Дай сюда!
— Пожалуйста.
Я привык к нервному и капризному Черту, а потому шарахнулся, когда Кузнец — один из смирнейших меринов нашей конюшни — дернул задней ногой, отгоняя мух. Седло съехало набок. Джон не удержался и фыркнул, глядя как я пританцовываю вокруг этой клячи. Минуту назад плясал он, а орал я. Я усмехнулся ему в ответ. Сегодня Черт нам без надобности — бешеных скачек не будет.
Во дворе Замка, где мы с Джоном и потешали публику этим утром, собралось непривычно много народу, наверное, по случаю первого по-настоящему весеннего дня. Обычно, каждый занят своим делом, и не в наших привычках бездельничать и глазеть на остальных, как это делают те, за стенами.
— Готов, Джон?
— Давно, Дик.
Я проверил, легко ли вынимаются из ножен шпага и кинжал, и уже готов был вскочить в седло, когда увидел господина. Тут я не удержался и улыбнулся про себя. Мгновенно забыв про ласковое солнышко, все исчезли, словно их ветром сдуло, хоть господин даже головы не повернул в их сторону.
— Ты быстро собрался, Дик.
— Мы сейчас выезжаем.
— Ну смотри, Лорд не простая птичка.
— Я тоже не из последних птицеловов.
Он рассмеялся:
— В скромности тебе не откажешь.
Я чуть приподнял брови:
— Зачем же себе в чем-то отказывать? Но... вы думаете иначе?
— Нет, — успокоил он меня. — Я тебя просто дразню. Ты ведь как испанский бык — бросаешься на любую красную тряпку, хоть это дамский платочек, хоть королевский плащ. Впрочем, если тебя это обижает, если ты считаешь себя слишком взрослым для шуток...— он развел руками.
Испанский бык. Мило! Тем не менее, я расплываюсь в совершенно дурацкой улыбке:
— Не-а!...
— Ну, давай, — кивнул господин.
Я прыгнул в седло и в воображении своем уже пролетел подъемный мост, когда вспомнил, что подо мной не Черт, а копуша Кузнец. Пришлось умерить свой пыл и чинно покинуть Замок. Но за воротами я применил все свое умение, и мой одр понесся вскачь.
— Стой! — Джон нагнал меня с трудом. Его серая кобыла свернула с пыльной набитой дороги, и теперь мы ехали топча свежую, недавно пробившуюся траву заливного луга. — Стой, черт тебя дери! Они никогда не выезжают раньше полудня. Взгляни на солнце, парень!
Я взглянул и даже застонал сквозь сжатые зубы. Хоть оно и стояло уже высоко, но полдень... Он казался мне таким же далеким, как и следующая зима.
— Что ж мы так гнали-то, Джон?
— Это ты горячку порешь с самого утра, — проворчал Джон.— Теперь вот таскайся тут по рощам, жди. Шалый ты какой-то, Дик.
— Ладно, — примирительно сказал я, — подождем, — и перевел возрадовавшегося Кузнеца на шаг. — Хоть на солнце пока погреемся.
Я стащил куртку и остался в одной белой рубашке, тут же вздувшейся на спине пузырем. Скоро плечи стало ощутимо припекать. Жаркий будет сегодня день. Плохо для охоты...
Джон, уже успокоившись, ехал рядом и болтал без умолку:
— Она мне: "ах, оставьте вы ваши басни...", а я ей... Да ты не слушаешь, что ли?
— Слушаю, слушаю, — успокоил я его.
— Дик, а с чего это господин сегодня тебя проводить вышел?
— Лорд — не простая птичка, — рассеянно процитировал я. Лорд...
Он был хозяином ближайшей к Замку деревушки и, еще нескольких по соседству. Пару месяцев назад я слышал, что он присоединил к своим владениям еще три дальних села. В общем, Лорд потихоньку сколачивал себе королевство и, похоже, всерьез точил зубы на господина. Это было просто смешно, и рано или поздно он бы их сломал. Кажется, именно по его вине нас последние годы так люто ненавидели местные крестьяне. Правда, и раньше-то особой любви к людям Замка не наблюдалось. Бог мой, чтобы это когда-нибудь нас волновало!
Но не поэтому он понадобился господину, отнюдь. Я догадывался, почему, но... Сейчас меня интересовала предстоящая охота, и только она.
— Дик! — Джон натянул поводья. Я очнулся и резко вскинул голову. — Время, Дик. Они начинают.
Я посмотрел в сторону леса. В полумиле от него, на холме, гарцевало около дюжины всадников, раздавалось конское ржание и лай возбужденной своры, взревывали охотничьи рога.
— Без нас не начнут, — я соскочил с коня. — Жди, где договорились, — и помчался напрямик к опушке, пригибаясь как можно ниже.
Очутившись среди деревьев, я разрезал левое предплечье и дал крови стечь на землю. Этого должно было хватить. Потом отошел в лес шагов на сто и остановился под раскидистым дубом.
Через четверть часа на опушке раздался захлебывающийся лай, собаки взяли след. Я прислонился к стволу. Ну-с, сиятельнейшие господа, дичь заждалась.
— Э-э... Да это мальчишка!
Я медленно повернул голову, чтобы массивный серебряный обруч в моих волосах поярче сверкнул на солнце.
— Это щенок из Замка!
Узнали? Вот и славно!
Я вздрогнул, так, чтобы это было заметно, и метнулся за дерево.
— Он ранен, спускайте собак!
С каким, однако, торжеством ты вопишь.
Я побежал, стараясь не слишком отрываться от собак, и отчаянно петляя. Ну давайте, давайте же! Не отставать! Нужно увести остальных от Лорда.
Смотри, впереди бурелом, а за спиной трое вырвались вперед. Но Лорда там нет. И хорошо, что нет. Так интереснее. Подпусти их ближе... Еще ближе... Прыжок!
"Отлично, Дик!" — мысленно похвалил я сам себя. Только одна лошадь прыгнула следом. Другие две заартачились и сбросили своих седоков.
Кавалькада обогнула валежник, несколько собак покалечили лапы и, скуля, отстали, а я побежал к обрыву. Но этот маневр разгадали и перерезали мне дорогу.
Оставалось еще озеро. Я задержался на долю секунды, выбирая кратчайший путь к нему, и тут же что-то щелкнуло возле пятки. Не зевай, Дик. Я наугад пнул ногой назад и, судя по визгу, не промахнулся.
Впереди замаячило открытое пространство — поле мили в две. Значит, я все же чуть просчитался и вышел западнее. Ладно, вперед.
Я припустил во весь дух. Мне вовсе не улыбалось мчаться по полю наперегонки с великолепными скакунами. Иное дело — в лесу.
Я пробежал уже половину, когда мои охотнички вылетели на опушку. Ну, белая рубаха, надетая специально по такому случаю, должна быть хорошо заметна.
Свист, улюлюканье... Ты догони сначала, потом свистеть будешь.
Я добежал до деревьев, окаймлявших озеро, и остановился.
Жаль, не вижу себя со стороны. Я должен эффектно сейчас смотреться — взъерошенные волосы, горящие синие глаза, рукав белой рубашки окровавлен... И все это — на фоне яркого безоблачного неба. Ай, картинка! Лайе бы понравилась.
Еще пара тяжелых вздохов... Я загнан, обессилен... Короче, почти мертв. Вперед, смельчаки!
Всадники — теперь их осталось только пять — остановились. Собаки жались к ногам лошадей и тяжело поводили лохматыми боками. Что такое? Что с бесстрашным Лордом и его свитой? Неужели испугались? Кого? Одинокого, раненого мальчишку? А ведь так славно веселились, охотясь на него. Правда, мальчишка-то — из Замка, и им это известно. Но им неизвестно, что это не их, а моя охота.
Так мы стояли и смотрели друг на друга около минуты. Потом над моей головой свистнула стрела, но уже на излете, так что я просто поднял руку и поймал ее.
С уст Лорда сорвалась непристойная забористая ругань. Я поморщился и провел рукой по губам — не люблю брани. Вторую стрелу я проводил взглядом. Наконец громадный черно-рыжий пес — вожак своры — решился и бросился вперед. Лорд тронул поводья, и его конь легко сорвался следом. Я подождал, пока они приблизятся, и бросился в воду. Озеро здесь было узким, так что я рассчитывал быть на другом берегу гораздо раньше погони, уходившей на обход.
Проплыв около двух третей, я обернулся и удивился несказанно. То, что пес поплывет за мной, я знал, но что за ним последует и Лорд, было для меня неожиданным. Лорд не захотел бросить гордость своей псарни? Что ж...
Он сидел почти на самой холке, уравновешивая своей грузной фигурой запрокинувшегося коня. Впервые я имел возможность так близко рассмотреть его лицо — суровое, жестко очерченное и очень морщинистое. Ему, пожалуй, лет сорок.
Выходя на берег, я поскользнулся, но вскочил почти сразу же и обернулся, глядя на Лорда. Ты сам отдался в мои руки. Стоп, а где пес? Я закрутил головой, но его нигде не было видно. Ты упустил его? Трава передо мной внезапно раздвинулась, и туша, размером с теленка, прыгнула мне на грудь, разевая достойную акулы пасть. Я не устоял на ногах и упал. Плохо, Дик, очень плохо!
Пес вцепился в плечо, и я с трудом оторвал его от себя. С его клыков стекала моя кровь. Я начал злиться. Мы покатились по земле, и каждый пытался добраться до горла врага, только я тянул руки, а он — зубы. Широкая тень накрыла нас, и тихий голос отчетливо произнес: "Так его, так, малыш!" А-а... Ты решил помочь любимцу? Я догадывался, что Лорд не станет топтать меня лошадью из боязни задеть собаку, и еще сильнее вцепился в черно-рыжую длинную шерсть. Конь Лорда заржал коротко и зло, и в нескольких дюймах от моего лица и оскаленной собачьей морды мелькнуло копыто. Лорд чертыхнулся и натянул повод. На шкуру пса с изгрызенного мундштука полетели хлопья пены. Наконец, мои пальцы добрались, минуя громадные клыки, до мягких уголков собачьей пасти и с силой нажали на них. Пес дернулся, едва не отбросив меня. Ну все, пора кончать.
Я вскочил на ноги, придерживая собаку за верхнюю челюсть, и ногой наступил ей на основание хребта. Он снова дернулся, с хрипом, почти стоном. Я сильно рванул руку вверх...
Похоже, что слишком сильно. Из разорванных жил хлестнула кровь. Отшатнуться я не успел. На секунду мои глаза встретились с глазами Лорда, а потом я подрезал сухожилия его лошади. Он вскочил мгновенно и выхватил шпагу.
— Ах ты... сучонок!
Я улыбнулся и достал свою. Терпеть не могу брани...
— Что случилось, Дик? — Джон уже стоял наготове, держа коней в поводу.
— Все в порядке.
— Но... ты весь в крови!
— Это кровь собаки.
— Где Лорд?!
— Я убил его.
— Что-о?!
— Убил, говорю, — я сел в седло. "Дик, он нужен мне живым". Я мог это сделать, мне ничего не стоило привести его, только подавить то секундное желание разорвать, убить... Я должен был это сделать. И я этого не сделал.
Я тронул Кузнеца пятками. Обратно ты небось быстро побежишь. Позади молча ехал растерянный Джон.
* * *
— Да, господин,— я поднял голову,— вы говорили.— Если он ожидал продолжения, то напрасно. Странно себя чувствуешь, когда на губах, кажется, повис амбарный замок.
— Жаль,— господин задумчиво забарабанил пальцами по подлокотнику,— очень жаль...
— Если хотите, я завтра пригоню вам стадо этих зверюшек,— сказал я, просто чтобы хоть что-то сказать.
— Мне нужен был Лорд! — резко бросил господин, но тут же смягчил тон.— Боюсь, ты не понимаешь, Дик. Сам по себе, Лорд гораздо интереснее всех этих, как ты говоришь, зверюшек. Сильная личность... Интересная, я бы даже сказал — необычная, модель психики для владетеля этого времени... Ах да, ты же не знаешь, что это такое.