Я не терял веры в свои силы, исходя из твердого убеждения, что как к неудачам,
так и к успехам надо относиться философски.
В. Смыслов.
Я тот, кто бросил шарики планет
В огромную рулетку Зодиака.
М. Волошин.
Глава первая,
в которой происходит не только внешнее преображение, а будущее, как водится, покупается слишком дорого
Я рвусь из тела - выше, выше, выше...
Прости меня...
Эрхат.
Шагина Арлет
Ирма не обманула. Пробудившись, Арлетта обнаружила на кресле короткую тунику, широкие штаны и славные мягкие сапожки, в которых, вероятно, очень удобно прогуливаться по карнизам. И через некоторое время принцесса уже вовсю вертелась перед зеркалом, пытаясь определиться, нравится она сама себе или нет.
Увидевшая девушку Ирма одобрительно прицокнула языком и помогла заплести волосы в традиционную степняцкую косу, пожертвовав в качестве застежки одну из золотых змеек. Промедлив лишь мгновение, Арлетта нацепила на пояс любимый кинжал, чем вызвала еще одну скрытую, но дружелюбную улыбку Ирмы.
Пора!
Шагина распахнула двери и замерла на пороге, с трудом сдерживаясь, чтобы не рассмеяться. Верный Ротас сперва безразлично мазанул по ней взглядом, не узнавая, и лишь потом, с опозданием сообразив, вытаращил глаза от изумления. Будто принцесса не просто-напросто переоделась в степнячку, а каким-то волшебным образом умудрилась отрастить обещанный хвост с кисточкой.
Демоны к преображению Арлетты отнеслись спокойно, с легким оттенком равнодушия. Армит, если и был ошарашен, то где-то глубоко внутри: внешне на невозмутимом лице демона не отразилось никаких эмоций. Крийон же, похоже, вообще не обращал внимания на одежду и любовался бы принцессой и в рубище нищего, захоти она напялить подобное убожество.
"Ну что ж, вперед, нас ждут вершины гор. - Процитировала про себя слова одной песни принцесса и тотчас же поправилась. - Точнее, карнизы".
Спрашивается, зачем лезть в покои Шагина при свете солнца, когда по правилам воровского искусства проникать в закрытые залы полагалось при неверном свете луны? Все очень просто. Если Арлетта пожелает уединиться в библиотеке днем, мало кто станет проверять ее наличие каждые пять минут. А вот если ночью... Впрочем, после наступления темноты неуступчивые стражи вряд ли выпустят принцессу из покоев, сославшись на детей Всевышнего и прочую ерунду. Кроме того, шансов наткнуться на Шагина в полдень существенно меньше, чем в полночь, а исследовать крыло хотелось бы в полном одиночестве, не рискуя получить когтистой лапой по голове.
О том, что Шагин может, не разбираясь, прикончить влезшего в окно незваного гостя, Арлетта даже не задумывалась.
Ирма, привалившись спиной к косяку, глядела ей вслед со странным выражением на лице. Так смотрят на призраков прошлого, внезапно облекшихся плотью и вернувшихся в мир живых. Так смотрят на то, от чего стремятся избавиться, надеясь запереть царапающие сердце воспоминания за дверями памяти. И снова убеждаясь, что милость забвения не будет им дарована никогда...
Так воины на поле битвы провожают миновавшую их смерть. С тоской и ожиданием.
Эрхат.
Ирма
Как же сильно мы зависим от нашей памяти, от сложной мешанины образов и лиц, запечатленных в душе. Казалось бы, разве отыщется хоть что-нибудь общее у принцессы из зеленых земель и степнячки? Но стоило лишь подобрать девочке соответствующую одежду, как растворились в тумане различия, и будто бы проступило сквозь лицо Арлетты другое, знакомое по ярким росписям в покоях Шагина. По собственным сумрачным снам, пропитанным отголосками чужой боли и памятью родственной души.
Лицо Алхат, ханши Кагула...
- Атакуем? - Хан Барга, не скрывая нетерпения, обернулся на сестру, ожидая согласного кивка. Но правительница Кагула бесстрастной статуей застыла в седле, полузакрыв глаза, внимая чему-то, доступному только ей одной.
- Ждем. - Крылатый бог Ад-дар мертв. Она видела тело, лежащее на помосте, жадно облизываемом голодными языками пламени. Сегодня утром слуги и ученики убитого клялись на священном огне, грозясь дать решающий бой вторгшимся в Кагул богам. Алхат не отговаривала их. Даже не пыталась. Зачем? Она просто ушла, бросив все и вся, ушла к брату. Степняки издавна отдавали лучших из своих детей в Шан-Хет-Ка, чтобы те служением и преданностью отблагодарили Крылатого покровителя за защиту Кагула. Но для выросших в стенах города семьей становилась община, а правителями - сам Ад-дар и его ближайшие сподвижники, к которым когда-то принадлежала и Алхат.
До тех пор пока не привела убийцу в Шан-Хет-Ка.
С Хаттис обошлись иначе: ее не забирали из семьи, - сам Ад-дар запретил - степнячка могла вернуться. Запершимся в Шан-Хет-Ка возвращаться было некуда. Да они бы и сами не захотели. А Шагин не имел права отпустить их.
Алхат присоединилась к брату, чтобы не дать порывистому Барге ввязаться в защиту обреченных, уничтожив в порыве благородства будущее Кагула. Хан не вмешается в битву. Она поклялась, и она сдержит слово.
Боги действовали красиво, слаженно, поневоле засмотришься. Только вот любоваться чужими армиями лучше со стороны. Как сейчас наблюдали Алхат и Барга, оставив позади объединенное войско степных кланов, собранное на подмогу оборонявшим Шан-Хет-Ка.
- Ждем! - коротко бросила ханша, и Барга не выдержал:
- Что ты говоришь? Разве мы поступим, как трусы и предатели? - Брат намеревался погибнуть с честью. Забрав с собой в небесные степи всех воинов Кагула.
- Так нужно. - Видящая мертвого бога резко дернула поводья. - Выполняй, если хочешь, чтобы твои дети жили.
Барга покорился. Он никогда не спорил с сестрой, даже голос не повышал. Никогда.
Кое-где послышались отдельные выкрики недовольных, но дальше них дело не пошло: никто не осмелился нарушить приказ Первого хана. Степняки не вмешивались. Злились, осаживая коней, но выжидали.
Первые крылатые тени, ощерившиеся зубами железа, заняли позиции у стен Шан-Хет-Ка, не особо обращая внимание на стрелы и копья защитников. Ад-дар мертв, обычным людям тягаться с богами не дано.
Алхат, не отводя взгляда, следила за действиями атакующих, силясь угадать, что же они замыслили. Кузнец, выковавший тела богов и закаливший их в подземном огне, даровав тем самым защиту от любого оружия, наградил свои создания и другим ценным даром - крыльями. С неба Шан-Хет-Ка открыт и доступен, почему бы пришельцам не обрушиться на него яростью падающих звезд?
Но пути богов неведомы людям - у Шагина были другие планы.
Наконец, затянувшееся бездействие закончилось: ряды воинов раздались в стороны, выпуская вперед высокую фигуру, облаченную в черные чешуйчатые доспехи.
Шагин. Один, без шлема. Поднявшийся ветер взъерошил темные пряди, солнечные лучи, разлетевшись брызгами, отразились от полированной поверхности маски, закрывавшей его лицо. На произнесенное звучным голосом предложение сдаться со стен ответили смехом: "Приди и возьми!". И вонзившимся у ног бога копьем.
Шагин даже не дернулся. Просто застыл в странном оцепенении, чуть склонив голову. Ждал? Вслушивался?
Алхат внезапно стало нестерпимо холодно, словно бы ей в спину тяжестью смерзшихся за тысячелетия снегов дышала горная лавина, грозя похоронить под собой дерзкую. Воображение тотчас вырисовало картину надвигающегося ужаса, воссоздав ее до мельчайших подробностей, до слабой дрожи земли под ногами...
Дрожи земли под ногами? Нет, не чудится, не мерещится... Нотой отчаяния резанул по ушам нарастающий в такт колебаниям почвы гул. Испуганно заржали, заметались кони, сбрасывая растерявшихся всадников, закричали от ужаса и боли люди. Глубокие трещины рассекли упругую плоть степной равнины, устремляясь навстречу друг другу, чтобы, слившись воедино, прорваться черным гноем ослепительного пламени.
Пламени бездны.
Выхлестываясь, били из земли огненные плети, ласково, почти нежно, облизывая стены обреченного города-храма. Плавился и тек, подобно воде, прочный камень, превращаясь в пар, в серый пережженный пепел. От защитников же не оставалось ничего.
В ноздри рванулся кисловатый запах размягченного камня, в который слабой, но ощутимой на основании языка примесью вплетался запах горелого мяса.
И, заглушая грохот рушившихся стен и вопли ужаса сгоравших заживо людей, звучной музыкой, дополнявшей видение обреченного на переплавку мира, ревела торжествующая песнь темного Пламени.
Алхат не выдержала и отвернулась. Барга, широко раскрыв глаза, следил за последними мгновениями жизни Шан-Хет-Ка. По его щеке хрусталиком одинокой звезды катилась слеза. Ханша Кагула уткнулась лицом в конскую гриву, зажимая уши ладонями.
- Алхат? - брат робко коснулся ее локтя. Первый хан Кагула был непривычно задумчив и тих. Правительница невольно перевела взгляд на то место, где еще утром возвышались неприступные стены.
Мощь Шагина впечатляла: города бога больше не существовало, лишь уродливо пятнала девственный лик земли выжженная проплешина, в точности повторяющая контуры павшего Шан-Хет-Ка. Рассыпались прахом изящные белоколонные храмы, гостеприимно открытые всем стихиям; обрушились с постаментов великолепные мраморные статуи, восхвалявшие величие Крылатого бога; в серую золу превратились роскошные террасы знаменитых садов. Остались лишь в памяти видевших их людей...
Где ты, Шан-Хет-Ка, город Ад-дара, связь между богами и людьми? Где твои просторные площади и широкие лестницы? Где яркие росписи твоих храмов и полные чаши фонтанов? Где твои обширные библиотеки и богатые сокровищницы?
Степнячка неуклюже, мешком свалилась с лошади и, бессильно обхватив себя руками, разрыдалась прямо на глазах у воинов. Гордая Алхат, ханша Кагула.
Если бы Ад-дар был жив!
- Ну что ты, что ты... - Неуклюже утешал ее Барга. - Они погибли, этого не изменишь, но ты нас спасла. Меня, Фарху, прочих. Они бы раздавили нас, как мышей копытами...
Брат не понимал. Да разве он мог понять, что именно она сотворила?
"Но Кагул спасен, - билась в виске упрямая мысль. - Потому что Кагул - это люди, уцелевшие в играх богов, а храмы - всего лишь камни, чуждые сердцу истинного степняка..."
Кагул пал и родился заново, очистившись от наследия Крылатого бога в губительном огне темного Пламени. Приверженцы Ад-дара дали бой и уступили. Право создать новый Кагул теперь принадлежало победителю. Требовательно ржала, натягивая поводья, и нетерпеливо звала вперед, за собой начавшаяся эпоха.
Эпоха Шагина.
Ирма провела ладонью по глазам, как бы возвращая на место отдернувшуюся на мгновение завесь. Видения казались настолько реальными, что становилось страшно до безумия. Она словно бы находилась там, наблюдая, как на ее глазах превращался в пепел древний город, обнаженной душой ощущая слепящую ярость Пламени.
Шагин был прав: последователей Агидариса не следовало выпускать в мир. Но разве жизнь покупается смертью, благородство наследует позору, справедливость оплачивается ужасом и ненавистью?
Алхат превратилась в изгоя в землях Кагула. Нет, ее не осуждали, не шептали вслед тяжелые, подсердечные проклятия, не призывали кару небес на голову предательницы - все вышло намного хуже. Ее жалели. Жалели, как несмышленыша, по собственной дурости заплутавшего в горах, как жеребенка, отбившегося от табуна... Нельзя было сильнее унизить гордую дочь Кагула, плоть от плоти надменных Черных гор и беспредельных пространств степи. Уж лучше сдерживаемое с трудом бешенство, холодная, свернувшаяся приготовившейся к прыжку змеей злоба или откровенное презрение. Кипящую, искреннюю ненависть встречают с гордо поднятой головой и осознанием правильности сделанного выбора, но как ответить на жалость?
Для помешанных на кодексе чести степняков гибель в бою была предпочтительнее жизни, выкупленной подобной ценой. Слуги бога Ад-дара вознеслись в Небесную степь вместе с Шан-Хет-Ка, а Алхат осталась. Осталась бродить мертвой среди живых, призраком прошлого, серой тенью смерти, напоминавшей о грядущем закате молодому миру. Для кагульцев бывшая Видящая являлась воплощением их позора, олицетворением собственной трусости. Бесчестья, о котором степняки хотели бы забыть навсегда, выдрать с корнем из книги дней написанную кровью страницу. Но память отказывалась разжимать когтистую лапу, пока была жива Алхат.
Хатбар, Первая из орлиц, родилась в полнолуние, спустя ровно шесть месяцев со дня гибели хана Барги. Старший брат отправился на ночь глядя в степи, конь вернулся один, без ездока. Тело хана искали долго, но так и не нашли. Без Барги Алхат пришлось еще труднее. Погиб единственный, кто понимал ханшу и был ей искренне благодарен, восхищаясь силой воли и мужеством сестры. Потому что сам никогда бы не дерзнул выкупить будущее Кагула, выдав врагам Крылатого бога.
Сочувственные взгляды Фархи огненными всполохами обжигали и без того изувеченную душу Алхат. Уж лучше бы он отрекся от жены, забрал сына и выгнал лживую обманщицу в степь, не промолвив ни слова на прощание. Намного лучше...
Ханша могла бы укрыться в горной крепости Шагина. Бог ад-Дор сумел бы отблагодарить за оказанные услуги. Особенно за такой бесценный подарок, как жизнь предшественника. Стоило лишь напомнить. Но унижаться, просить? Никогда! У Алхат еще оставалась гордость. И постоянным наваждением преследовало ханшу видение обугленных камней Шан-Хет-Ка и устремленного к небесам столба темного Пламени.
Ветер, заинтересовавшийся вплетенными в волосы Алхат орлиными перьями, намерился отобрать новую игрушку, раз за разом повторяя попытки. Камень приятно согревал босые ступни, щедро делясь накопленным за день теплом. Прямо перед ней лежал Кагул: великая степь, раскинувшаяся от зеленых земель до соленого моря. Где-то позади, затерянным островком жизни среди холода и вечности Черных гор, возвышалась цитадель нового Крылатого бога, словно бы в насмешку над потомственной гордостью ханов прозванная Эрхат, Орлиное гнездо. И потешалось темное Пламя, голосом Агидариса повторяя на разные лады: "Был Ад-дар, станет ад-Дор!"
Древний не ошибся: ничего не изменилось. Уже скоро выберет свою судьбу юная орлица, и снова Кагул, как и во времена Агидариса, возглавит осененная милостью бога тройка: старший хан-правитель, младший хан-страж и Видящая бога ад-Дора - ханша Хатбар, дочь Шагина и Хаттис. И с горделивым удовольствием станет наблюдать за торжественными церемониями высокая фигура в черном. Нет, не сам Шагин, всего лишь его посланец, могучий бог Эр-ран.
Так и будет.
Только ни одна из жриц-правительниц по молчаливому согласию больше никогда не назовется Алхат, и прежний титул, Говорящую с орлами, признают проклятым.
Однако Хирмас, внучка Хатбар, отвергнет родовую честь, вместо службы Кагулу выбрав Шагина, и переселится в Эрхат, навсегда распрощавшись с родными степями. Может, именно поэтому столь сильна в жилах Ирмы кровь Хаттис?
Но все это случится много позже, а пока у ног Алхат расстилался великий Кагул. Ханша давно простилась с миром и с домом, оставив Хатбар на попечение Фархи. И с расчетливым интересом присматривался к дочери Шагина бог Эр-ран, подыскивая маленькой орлице определенное место в играх богов.
Вместе с предвкушением долгожданной свободы на Алхат ледяной водой горного потока обрушилось понимание. И Агидарис, и Шагин - оба - использовали ее в личных целях, словно игроки, передвигающие по расчерченной поверхности доски каменные кругляши. Словно повелители, выставляющие на бой поединщиков и уходящие после праздновать в дружеской компании, в то время как на земле, корчась в муках, выплевывает сгустки крови и остатки жизни проигравший.
Зрители. Боги. Будьте вы прокляты...
Небо на закате начало окрашиваться яркими сполохами пламени: там с упрямством обреченного набирал силу огненный пожар, знаменующий окончание дня. Пора!
Нож с легкостью перерезал тонкую косичку волос, связывавшую слугу и хозяина, традиционную птицу-символ и Говорящую с орлами, жизнь и небытие. Но прирученный хищник не торопился возвращаться в родную стихию. Зачем? Здесь тепло и хорошо. Скоро владелица прекратит заниматься глупостями и отправится туда, где много перевернутых гнезд и где вкусно кормят. А летать? Пусть сами летают, если им неймется.
Алхат подбросила орла в воздух, тот громко выругался на птичьем языке и, опустившись вниз, отковылял недалеко, чтобы, усевшись на камнях, будто пойманную дичь, смаковать незаслуженную обиду.
Ханша Кагула отвернулась. Время вышло, эра бога Ад-дара закончилась, и ее пережиткам не место среди уцелевших. Сегодня страницы книги истории Кагула очистятся, омытые жертвенной кровью. Добровольной кровью.
Шаг вперед.
Ветер с радостью вцепился в желанную игрушку, все же умудрившись выдрать на память пестрое перышко. Еще есть время распахнуть крылья, превращаясь в хищную птицу. Поймать восходящий поток, возносясь к вершинам. Еще не...
Небо, с ужасом следившее за последним полетом своей дочери, не выдержало, разом заслонив лицо траурным покрывалом ночи.
А перед самым рассветом на ту же скалу опустилась огромная летучая мышь, если только мыши дорастают до подобных размеров, и, обнаружив брошенный нож, тенью ринулась в пропасть.
Говорят, потом в горах, наводя ужас на суеверных кагульцев, долго громыхали обвалы...