Just The Marionettenspieler. Метелица

Ватикан уже почти заснул. Толп туристов и паломников уже не видать, залы и коридоры затихают один за другим, и лишь холодный ветерок да редкие стражники гуляют во тьме. По правде говоря, даже слишком холодный - или это ему так кажется, потому что он нервничает, как неизвестно кто?

Точного ответа кандидат в экзекуторы Кирик Брунилио не знал. Знал он лишь то, что там, куда он идет, лучше бы ему обойтись без лишних нервов - они совершенно точно приведут к лишним же подозрениям.

Библиотека Святого Престола, что содержит более полутора миллиона одних только печатных текстов, богатейшее собрание средневековых рукописей, весьма ограничена для доступа обычной публики, что бы там кто ни болтал о "сокровищах науки и культуры для ученых, ищущих истину". Для работы с документами не обойтись без специальных запросов и точных объяснений причин своего интереса, что уж говорить о закрытых фондах, частном архиве Папы в восемьдесят пять километров стеллажей, из которых чуть меньше половины, по слухам, занимает оккультная литература. Само собой, туда могут попасть лишь тщательно отобранные специалисты, те, кого сочтут достаточно благонадежными, чтобы работать с такими уникальными материалами.

Вот только целью его сейчас является вовсе не Bibliotheca Apostolica Vaticana, и даже не Archivum Secretum Apostolicum Vaticanum. Все еще хуже. И ему несколько не по себе, что теперь у него есть, пусть и временный, но доступ в то место...

Слухи и легенды о всяких там "черных библиотеках" пусть остаются в головах и на устах дураков и туристов. У этой названия нет и не будет: те, кому нужно - а их очень немного - знают все, что им нужно. И всегда поймут, о каком именно хранилище идет речь.

Кирик проходит по очередному холодному и темному коридору, спускается по винтовой лестнице, а затем, миновав еще целый лабиринт проходов, коридоров и коридорчиков, выходит к крохотной лифтовой кабине на одного человека. Останавливается у ее дверей.

Сейчас еще можно повернуть назад. Сейчас еще можно одуматься. Вернуться назад, снова проехать через ночной город и отдать ключ тому, кому он принадлежит - единственному из всей группы, кто имеет право сюда заходить. Признаться ему и себе, что ему страшно даже думать о том, что с ним будет, если он как-нибудь оплошает, находясь там. По сути, выкрикнуть ему в лицо - "я вам не мальчик на побегушках, сами ищите свои книги! Особенно в таких местах!". Вот только Кирик знает, что не повернет назад. Не поедет. И уж точно не выкрикнет. Большая часть его духа ушла на то, чтобы доползти сюда, так что его уж точно не хватит на возвращение ни с чем и такие вот смелые выкрики. Пусть уж лучше его схватят прямо тут, на подступах, вырвут из рук ключ и увидят, что там оттиснуто вовсе не его имя...

Лифт катится вниз ужасающе медленно, со скрипами и тресками на все лады. Кирик боится даже думать о том, как скоро найдут тут его хладный труп, если он застрянет - хорошо если через неделю.

Первый кордон охраны, хмурые усталые гвардейцы, которые никогда не зайдут дальше вон той решетки и никогда не узнают, зачем все это нужно. Не их дело. Их дело - мурыжить на этом посту до последнего любого посетителя. К счастью, они не смотрят на ключи - это тоже не их дело. Ключ могут проверить потом.

И вот тогда ему конец.

Когда бумажная волокита заканчивается, Кирик очень осторожно вздыхает, и следует дальше, буквально каждой клеточкой ощущая, как вокруг него сжимается тьма. И как его скручивает холод и страх.

Две здоровенные каменные статуи, спрятанные по обе стороны коридора в своих глубоких нишах, кажется, провожают его взглядами. Показалось ему или нет, Кирик знать не хочет - он и так не может отделаться от ощущения, что его ощупывает кто-то невидимый, стремясь залезть в саму душу и вывернуть наизнанку. Судя по онемению, которое начинает растекаться по телу и тупой боли в висках, он только что по горло ухнул в настоящую трясину из сторожевой магии. Как хорошо, что он не знает точно, сколько защитных линий спрятано в этих рисунках на полу, сколько тут незримых оград и ловушек, сколько барьеров и других гадостей - беспокоиться насчет каждой неприятности не приходится, вляпается так уж вляпается во все разом. Трясина не должна засосать его целиком - хотела бы, но не может, покуда при нем ключ. Что с ним было бы без него, думать как-то не хочется.

А вот и мощные, несокрушимые на вид двери - здоровенная серая громада, рядом с которой стоит простой деревянный столик с лампой. Помимо лампы там есть кружка, какая-то книжка и дремлющий человек. Человек слышит его шаги и моментально вскакивает.

Помни, это проверочная дверь. Просто здоровенная глыба мрамора, которой придали форму. К настоящей они проводят сами.

Священник, сидящий за столом, выглядит довольно неказисто и совсем не страшно для стража. Среднего роста и возраста, костлявый, заросший щетиной, со спутанными сальными волосами темного цвета и несуразными квадратными очками, еле держащимися на носу. Страж замотан в теплый шарф и простужен донельзя: говорит в нос, то и дело сморкается и кашляет. Стараясь не выдавать волнения и держаться уверенно, так, словно он приходит сюда работать с материалами каждый день, Кирик называет все пароли - неторопливо, как ему и сказали сделать. Тут не торопятся. Тут не ускоряют шага.

Страж кивает, и, оглушительно чихая и утираясь шарфом, гасит свет на столе и машет рукой куда-то в сторону. Быстро шагает по гладкой разукрашенной плитке, шагает во тьму и тишину. Кирик идет за ним, молясь про себя, чтобы тот не решил в последний момент все-таки проверить ключ.

Пока он идет за стражем, пытаясь разглядеть во тьме хоть что-то и не потерять звук его шагов, за которым он и сам потеряется, оставшись навсегда в этом темном лабиринте, в голове его проносятся ехидные слова отца Ката.

Я проверял на той неделе, в этом месяце дежурит старый знакомец. В начале восьмидесятых он крупно облажался - впервые за последнюю сотню лет сюда удалось проникнуть. Кто? Так, один британский мерзавец. Упер всего одну книжечку, но если бы об этом узнали, стража пустили бы на переплеты самого. А мне как раз захотелось завести тут абонемент, понимаешь...вот и помог человеку организовать небольшой погром, чтобы пропажу заметили разве что в следующем веке. Учись заводить знакомства, Кирик. И жить будет чуть полегче...

Надо было ему тогда ответить, что такие знакомства ему вовсе не нужны. Что лучше держаться подальше от таких мест, таких людей, такой дикой сторожевой магии, которая терзает тело, даже когда ты уже миновал сотканное из нее полотно. Как страж видит во тьме - непонятно, очевидно, ему зачаровали глаза. Ориентироваться приходится только на его шаги и звон ключей на его поясе. Сколько они уже идут по лабиринту? Десять минут, двадцать, час? Что тут вообще находится? Есть ли в лабиринте еще комнаты и проходы в другие места? Зажигается ли тут хоть когда-нибудь свет? Как далеко стены? Есть ли стены тут вообще или они идут - что за глупости в голову лезут! - по какому-нибудь узкому мостику над пропастью?

В лицо бьет могильным холодом, и они выныривают из тьмы в царство тусклого света - короткий коридорчик и тяжелая дубовая дверь в его конце.

-Пришли, - снова шумно сморкаясь, говорит страж, проводя ладонью по гладкой поверхности дверей - медленно, со знанием дела. - Ключ у вас?

Ну вот и все. Он попался, окончательно и бесповоротно.

-Да, конечно, - деревянным голосом отвечает Кирик, прокручивая в голове зазубренные утром ответы, пока не растерял их все окончательно. - Мне выдали на той неделе, сразу после экзамена.

Отец Кат уверял, что проблем не будет никаких, достаточно представиться этому олуху, этой ходячей дыре в безопасности как новый библиотекарь, едва закончивший свое обучение.

-Имя еще не успели вывести, - язык его еле шевелится, когда он говорит это. - Вам п...

Протирая более чистым концом шарфа слезящиеся глаза, страж лишь отрицательно кивает. И отпирает, наконец, дверь.

-Первый обход? - сочувственно спрашивает он.

-Да.

-Правила знаете. С нашими ключами только до второй черты, успеть должны в час, - бормочет страж. - Закончите - вызовите меня. Первый раз выйдете со мной, потом...потом вас научат. Удачи.

Он заходит внутрь, переступая деревянный порог с вырезанными на нем, равно как и на дверном косяке, странными символами. Страж захлопывает за ним дверь, проворачивая свои ключи в замке.

Вот и все.

Он внутри.

Столько нервов, столько страхов, а все из-за чего? Из-за того, что одному старому пропойце лень самому сюда тащиться и заниматься всеми бюрократическими проволочками, связанными с тем, что его восстановили в статусе лишь три месяца назад, когда они вели дело Альберта Блаха. Лень заполнять заново тонны бумаг и поэтому он толкает на преступление уже его, зная, что Кирик не откажется. В конце концов, если бы не отец Кат, оставаться бы ему одноруким калекой...

Его встречает запах пыли и пергамента, темнота и холод. Сколько тут километров стеллажей, потайных проходов, залов и комнатушек, он, конечно, не знает, но вскоре явно придется это выяснить, если он хочет быстро найти то, о чем его просили. Книга вроде и не особо страшная, если сравнивать с тем, что можно найти тут за второй чертой. К счастью, ему даже за первую заходить, наверное, не придется: нужный отцу Кату труд должен быть где-то до нее, в зоне, которая официально признана безопасной.

Здесь еще книги не помещают в клетки, словно диких зверей.

Кирик медленно идет меж столов огромного читального зала. Страж сказал, что сейчас у них есть еще один полуночный посетитель, собирающийся работать тут до утра - и предупредил, чтобы он ни в коем случае с ним не заговаривал.

Сколько же здесь всего, просто дух захватывает. Материалы множества операций, как провальных, так и победоносных, протоколы бесчисленных допросов, ученые труды, чьего существования никогда не признавали...в отличие от своих авторов, многие книги не сжигались. Читальный зал похож на музей, тут у каждой стены выставлены под стеклом самые настоящие реликвии. Вот, например, тут можно увидеть полуистлевший кусок пергамента с несколькими размашистыми росписями внизу и почти нечитаемым текстом - бронзовая табличка на витрине поясняет, что лежит здесь сохранившийся кусочек древнего соглашения, которым был учрежден Похоронный Класс - с подписью самого...

Господи. Он тут точно потеряется, если не прекратит глазеть по сторонам и бегать рассматривать каждый экспонат. Однако, удержаться почти невозможно - когда еще будет такой шанс? Даже страх оказывается задавлен любопытством.

Каждая цепочка отзывается отупляющей болью, реагируя на охранные заклятья, большей частью взятые из тех же книг, что тут собраны. Но эти труды ему не нужны. Отцу Кату нужна копия старой работы Ладислава Сохора - того самого мага, о котором он так часто вспоминал в последнее время. Озаглавленная довольно просто - "Проводник" - работа эта, по словам Асколя, была частично автобиографией, а частично изложением идей и мотивов всей сохоровской организации, включая планы по переустройству Ассоциации. Последняя в свое время подняла труд на смех и потрудилась, чтобы его толком так и не напечатали, но сейчас, когда это окутанное жуткими слухами Трио, о котором Кирик не знал толком ничего кроме того, что их стоило бояться, снова стало предметом большого количества разговоров...

Асколь был готов искать ответы везде, даже в таких вещах. Любые намеки на то, чем сейчас могло бы заняться Трио, если бы хоть кто-то из них выжил, были ему интересны, он готов был вцепиться в любую ниточку, ведущую, как Кирику пояснил Факел, к той твари, что когда-то чуть не запытала отца Ката до смерти. К той твари, что ничего не оставила от Альберта Блаха, выполнявшего за нее грязную работу.

Завернув за очередной стеллаж, он замечает вдалеке человеческую фигуру, нагруженную книгами. Высокий старый священник со спокойным лицом...и...погодите, с крысой на каждом плече? А его глаза под очками только что сверкнули красным, когда он...

Забыв обо всем, Кирик быстрым шагом уходит в сторону и проскакивает меж пыльных шкафов куда-то совсем не туда, куда ему было бы нужно, лишь бы его только не заметил этот странный тип - если он сочтет его новым библиотекарем, ему определенно придется ему помогать. А он понятия не имеет что тут и где, и его сразу же...

Кирик сам не понимает, как так получилось, но он выбрел туда, куда выбредать вовсе не собирался. К массивным дверям, к первой черте. Он слышал от отца Ката истории, что бывало с теми, кто посягал на то, что за второй. За второй чертой сходили с ума от ужаса, обрывали свои жизни прямо на месте, в этих темных холодных залах. Там, среди трудов, переплетенных в кожу их собственных авторов, содранную дознавателями и материалов, способных дать немыслимую власть так же легко, как и заставить радостно прыгнуть в пасть безумия, там он не смел бы коснуться ни одной рукописи...

Зайдет ли он хотя бы за первую черту, чтобы скрыться от того типа? Хотя его, вроде бы, никто и не преследует, тому человеку просто наплевать, а он, чертов трус, снова бросился бежать, не разбирая дороги, едва увидел что-то странное.

Лихорадочно оглядываясь по сторонам, он, наконец, замечает свое спасение - узкий проход и дверку, ведущую к каким-то дополнительным архивам. То, что нужно. Быстро нырнув в этот самый проход, Кирик буквально добегает до дверки и рвет на себя. Открыто. Слава Господу.

Заскочив внутрь и быстро закрыв дверь за собой, он осматривается. Тут даже целая лампочка горит - похоже, тот тип с крысами отсюда что-то брал, да так за собой и не запер. А что это вообще за место? Походив мимо шкафов и почитав таблички на полках, Кирик облегченно выдыхает - всего лишь еще одни архивы по старым проектам и операциям, которые теперь рассекретили до того уровня, когда можно уже поместить в безопасную зону, а не прятать за первой чертой.

Пожалуй, он выйдет отсюда, минут через десять. Вот только переждет чуток, пусть уж тот тип уйдет подальше...да, точно, пока можно и тут поторчать. Может, даже что-нибудь интересное найдет.

Глаза его бегают по бумажкам, приклеенным к многочисленным коробкам и ящикам, по ничего не говорящим ему названиям. "Несокрушимый", "Песок", "Третья тропа", "Арес-9, венецианские протоколы", "Метелица"...

Последнее название заставило его вздрогнуть. Неужели...то самое...

Еще раз проверив, что плотно затворил дверь, Кирик приблизился к полке, чтобы рассмотреть огромный ящик поближе. Да, никакой ошибки. Даже даты стоят...

Он не должен этого делать. У него нет на это времени и он сам прекрасно это понимает.

Но когда еще...когда еще будет шанс? Правильно, уже никогда. Он никогда так и не узнает, что же происходило в конце восьмидесятых, после чего отец Кат стал таким...да и не только он один. Он так никогда и не поймет никого из "Догмы"...

У него нет времени, да. Но он должен это прочесть. Хотя бы посмотреть верхом. Ведь если он полчасика полистает архивные материалы, а потом сложит все на место и смоется отсюда...отцу Кату можно будет сказать, что его книга была перенесена за черту, а то, что за чертой, выносить нельзя...

Господи, куда он катится, что он делает? Но ему уже не устоять. Вот он вытягивает тяжелый ящик с полки и ставит на пол, вот сдвигает крышку. Сколько же тут всего! Целые папки старых карт и фотографий, огромные стопки рукописного текста, бобины с кинопленкой...

Одну папку до него кто-то явно уже хорошо обчистил - там осталась только приклеенная к обложке изнутри бумажка, да и то кусочек. То был, похоже, обрывок какого-то доклада. Присмотревшись - в полутьме видно было отвратительно - Кирик смог прочесть уцелевшие строчки.

"...еще с 1969 года поступала обрывочная информация, что некая русская магическая организация смогла обнаружить место захоронения номера Двадцать Два и провести операцию по освобождению Прародителя...".

1. Курган.

The seven is my number

Temptation is my game

I came from six feet under

And Satan...Satan is my name...

(Powerwolf - Saturday Satan).

1967 год, Сибирь.

Вечер выдался ужасно душным. Пролившийся в первой половине дождичек, смывший грязь с трех БТР-60, двух крытых брезентом грузовиков и пассажирского автобуса, положения дел не исправил - к вечеру духота вернулась, похоже, в двойном объеме. В кустах перекликались птицы, устраиваясь на ночлег, где-то недалеко журчала крохотная речка...

Колонна прибыла к месту назначения на три часа позже срока, но в этом не было ровным счетом ничего удивительного: координатор уже успел предупредить, что тут можно плутать и дольше. Место считалось "нехорошим", гиблым, уже много веков, кажется, прямо с того момента, как тут впервые поселились люди - которые, стоит заметить, частенько пропадали без вести.

Их путь занял две недели. За эти две недели они потеряли шестерых - четыре трупа и два сошедших с ума от страха. Последние получили по пуле в затылок и были закопаны вместе с остальными, после обстоятельного допроса, само собой.

Первым были Филов и Найдин. Одного нашли на той чертовой полянке - какая неведомая сила вытащила Филова из спального мешка в три часа ночи и направила в полнейшей темноте через непролазные заросли, оставалось только гадать. Нашли его утром - лица на Филове не было, причем в самом что ни на есть буквальном смысле. Ранним утром следующего дня рядовой Найдин, посланный на поиски указанной в старой карте короткой тропы к одной из трех нужных им деревень, вернулся из чащи - белый, как мел, тихо смеющийся и стучащий зубами, со стекающей по подбородку слюной. Хуже было только то, что в каждой его руке было зажато по ручной гранате, которыми он воспользовался, выскочив на свою группу и положив вместе с собой еще двоих. Больше коротких троп они не искали.

Четыре дня тишины, и вот она, остановка в населенном пункте с патриотичным названием Глухое - именно там сержант Михаил Бариев услышал вещи, от которых волосы вставали дыбом. Именно там он понял, что все, что он пережил в прошлые два года, когда только оказался в легендарной 133-ей армии - еще цветочки по сравнению с тем, что могло ждать их впереди. Скажи ему кто тогда, два года назад, чем он скоро будет заниматься, он бы посоветовал сказавшему проспаться и в следующий раз закусывать, да посмеялся бы от души. Но вот уже второй год ему было отнюдь не до смеха...

Общевойсковых армий у Союза много, это факт. Но спроси про таковую за номером 133 и собеседник - любой - только недоуменно посмотрит да плечами пожмет - нет такой. Кто-то рассмеется - э, куда хватанул, какая еще 133-ая? Кто-то переспросит - может, не армия, может, дивизия или бригада какая? Кто-то посоветует проспаться и будет прав, но увы, и это не поможет, ибо то не сон. 133-ей армии нет - спрашивай кого хочешь, ищи где хочешь - ни одного документа не найдешь, ни одной строчки. Армии нет, а они есть, в ней самой служат, и хоть ты тресни, но проснуться не выходит, а кошмар тянется уже второй год, с каждым днем в котором тайн вокруг становится все больше, а понимают они все меньше.

Попадали сюда - в этот ходячий миф - самыми разными путями, чего только Бариев не наслушался за эту пару лет, какой только жути. Но лично для него вся эта поганая история дала старт на одной базе недалеко от Свердловска-45. Базу, которую раньше Бариев люто ненавидел, сейчас он вспоминал буквально с нежностью - любое место было раем по сравнению со 133-ей, чтоб ей пусто было. База была, конечно, полный фарш: истребители, очень некислое ПВО, все под наблюдением, патрули на каждом шагу...за нарушение режима меньше пяти не давали точно, а если постараешься, и к стенке поставить могли, как говорят. Бариев все еще помнил, как прибыл туда весьма странный конвой с весьма странной охраной: два каких-то бледных молчаливых типа, не просто выбритые, а с полным отсутствием всякой растительности на головах, похожие, как братья-близнецы и одетые в одинаковые прорезиненные черные костюмы. Типы не курили, не смеялись, и даже не разговаривали друг с другом, лишь медленно ходили туда-сюда целый день и вот так, молча, осматривали базу, а их пропускали везде, ни разу на его памяти не остановив и ничего не спросив. Помнил Бариев и то, как следующей ночью заглохло несколько секторов и как бойцов сорвали в ружье и кинули туда...

Помнил он и вернувшихся - их было всего трое. Трое крепких молодых парней, за один вечер поседевшие от ужаса, в крови с ног до головы и растерявшие все оружие. Бариев тогда чуть кое-что не потерял сам - а именно, рассудок, когда услышал, что сейчас пошлют вторую группу, в которую записали и его.

И тут, словно и без них проблем было мало, появились эти "двое из ларца", вооруженные чем угодно, только не стволами советского производства. И молча ушли в заглохший сектор. База сидела, как на иголках: весь объект был разогнан по боксам, наспех собранная вторая группа умирала от страха в полном составе, клацая зубами и автоматами, а из блока, который камеры более не показывали, время от времени доносились выстрелы.

Из двух "братьев" вернулся только один, вернулся через два часа. О чем он говорил с офицерами, не знал никто, но уже через пять минут шестерых несчастных, в числе которых был и он, Бариев, послали забрать тела. Сержант до сих пор считал, что ему повезло - нервы у него сдали уже тогда, когда он увидел что осталось от второго "черного костюмчика" - и это был лишь сам костюмчик. Ни мяса, ни крови, ни даже костей. Только эта прорезиненная униформа в луже какой-то пузырящейся серой жижи. Бариев был уверен, что ему повезло - он не видел, как остальные, что убило этого бойца.

Через сутки всем, кто помогал убирать тела, было объявлено: либо они идут туда, куда скажет второй "костюмчик", либо в могилу. Теперь, спустя два года службы в 133-ей, Бариев начал задумываться о том, что, возможно, выбор тогда был не так уж и очевиден...

За прошедшее время Бариев многого наслушался, и, среди прочего, очень часто слышал словечко, означавшее, похоже, нечто, стоящее за всем их формированием. Словечко было "Атропа". Бариев не особо увлекался в детстве чтением, поэтому о смысле словечка пришлось спрашивать других, и бывший в их отделении самым образованным Илья Шаров наговорил Бариеву про какую-то там древнегреческую хренотень и какие-то там перерезанные нити. Яснее не стало, увы, ни на йоту - только время зря потратил.

133-ая армия официально не существовала, но тем не менее, когда ее части нужно было погонять по всей территории Союза, это делалось без каких-либо проблем. Создавалось впечатление, что о ней на самом деле знали все, просто притворялись - и Бариев вместе с тысячами других несчастных оказались в центре некоего заговора, масштабы которого его несчастный маленький мозг попросту не был в состоянии обрисовать. 133-ая армия не существовала, но активно действовала, правда с кем она воевала, что куда перевозила и что охраняла, никто, кроме ее офицерского состава - да и то, похоже, не всех его членов - не знал и не мог ответить. Хуже всего, само собой, было рядовым - каждый ни бельмеса не смыслящий в том, чем они вообще занимаются солдатик давал такие лютые присяги и подписки, что, по сути, продавался этой самой "Атропе" в рабство, не услышав ни разу даже самого этого слова. За два года Бариев с товарищами успели побывать во множестве чудных уголков: где-то конвоировали каких-то ученых, где-то перевозили нечто, судя по секретности, пострашнее ядерных хлопушек, которыми любили грозить друг другу власть имущие, где-то им просто приказывали оставаться в охране и они снова видели уходящих на какие-то свои дела людей в масках и черных прорезиненных костюмах - Бариев не сомневался, что под этими масками у них всех были одинаковые лица.

Это было страшно. Это было невыносимо. Этот кошмар длиною в два года никак не желал кончаться, и вот он, наконец, привел их сюда, в эту дремучую глушь. И тут они начали нести потери убитыми и двинувшимся - прямо как тогда, на той чертовой базе, с которой все началось. Было, правда, одно крохотное исключение касательно этой операции: после нее всем обещали непродолжительные увольнения. После этой безумной двухлетней каторги, в которой они неизвестно чем вообще занимались, такая новость была настоящим глотком свежего воздуха - на дело даже записалось порядочное число добровольцев. Как объяснил всем прибывший непонятно откуда майор - раньше его Бариев никогда в глаза не видел - эти самые два года были своего рода проверкой: тех, кто не сломался и не проявил себя с худшей стороны за это время теперь могли и отпустить на волю...правда, конечно, не навсегда.

Всем им еще давно дали понять одну вещь: из 133-ей просто так не уйти. Тут свои сроки службы, свои испытательные, свои проверки...все свое. Как заговаривали зубы тем, кто их всех искал, даже думать было противно - Бариев как-то занялся расспросами, да узнал, что многих вообще записывали в пропавших без вести. О тех же, у кого все-таки были - и главное, ждали их - семьи - говорили вещи совсем разные - от "погиб во время того-то и того-то" до старого доброго совета не лезть не в свое дело, с намеком на то, что конкретный несчастный оказался среди некоей военной элиты и этому надо радоваться от души. В некоторых бумажках, которые иногда попадались служащим в 133-ей на глаза, говорилось о разведке специального назначения, но каждый прекрасно понимал, что они ее членами вовсе не являются. Они не изучали вероятных противников своей родины, зато обычные учения были настолько жесткими, что на них калечились или надрывались иным образом десятки, если не больше. На старые звания всем было плевать - согласно приходившим от все той же таинственной "Атропы" приказам люди и целые подразделения, вырванные из своих старых формирований и втиснутые сюда, формировались заново и так, как этого хотела "Атропа". Кто-то, говорят, лет за пять взлетал на несколько званий, а кто-то наоборот, попав сюда, кубарем катился вниз по карьерной лестнице. Политической подготовки в 133-ей не было вовсе, а та, что была, многих порядком пугала: несколько раз в месяц с бойцами велись весьма странные беседы, в ходе которых им туманно намекали на некие невероятные по своим масштабам цели этой армии и - уже открыто - говорили, что данное секретное формирование значит для будущего страны куда больше, чем любая другая армия или какое иное тайное подразделение. Годами их пичкали обещаниями через пару месяцев раскрыть всем, до последнего рядового, то, чем они на самом деле тут занимаются, но этого не происходило ни через пару месяцев, ни через пару лет, а офицерский состав здесь был лишь двух видов: умеющий держать рты на замке и таинственно исчезающий неизвестно куда. У 133-ей армии несомненно, было свое предназначение, но таким людям, как сержант Бариев тайну эту доверить пока что не могли...

Глухое свое название оправдывало на все сто: с десяток хаотично разбросанных хлипких домиков и сараюшек, широкое поле, речка с хлипким мостиком, церковь...

Церковь привлекла внимание сразу. Пышная, богатая громада с раздутыми куполами, она возвышалась над всей остальной деревенькой на своем холмике, и была она единственным чистым и нетронутым временем зданием среди всех. Она подавляла одним своим видом - именно такое ощущение почему-то создавалось у всех бойцов - она словно высосала все соки из этой древней деревушки, раздавшись и забрав себе всю красоту у остальных домов. Жалкие хибары у подножия холма обречены были на медленную смерть, а разжиревший гигант с куполами продолжал давить, продолжал показывать, кто тут главный...

Как вообще в такой глуши могло быть выстроено нечто настолько красивое, никто не понимал. Впрочем, никто и не хотел, чтобы они понимали, от них требовалось лишь делать то, что говорят.

А сейчас им говорили оцепить деревушку. И проверить каждый вшивый дом.

Разворачивались они быстро и четко, любо-дорого смотреть. Один бронетранспортер проехал дальше, остановившись у последнего домика, еще один, подняв в воздух тучу грязи, дотащился до центра деревеньки. Последний, из которого сейчас вываливался Бариев и его отделение, перегородил своей грязной бронированной тушей въезд в деревню: вставшие чуть позади грузовики уже избавлялись от "балласта" - бойцы сыпались в грязь, словно муравьи.

По мнению Бариева, даже если бы не те смерти, от которых его до сих пор трясло холодными ночами, эта операция все равно была чем-то крайне поганым. Во-первых, они забрались в такую глушь, в какой не были еще ни разу, а во-вторых, с ними не было в этот раз уже давно привычных глазам многих солдат "черных костюмчиков" - и это значить могло лишь одно: в этот раз работа - а еще неизвестно, какой она в итоге окажется - будет поручена им. Но помочь тут могло лишь одно: своевременное и правильное выполнение приказов...все одно бежать-то некуда.

Рассыпавшись по деревеньке, бойцы быстро организовались в маленькие группки и занялись домами. Народу было порядочно - Бариев даже считал, что в этот раз их даже слишком много пригнали - по 12 человек на каждый БТР, не считая экипажа, и еще по десятку в грузовиках, опять-таки, не считая водителей.

И, конечно же, этот чертов автобус и его единственный пассажир.

Бариев понятия не имел, кто вообще этот человек, но вот только оба лейтенанта, которые вели их группу, чуть ли не на цыпочках пред ним ходили, а он сам почти ни с кем более не разговаривал и даже из своего передвижного домика почти не выбирался. Человеку этому было совершенно плевать на все звания и порядки - когда он к кому-то обращался, то делал это исключительно по фамилии, с презрительными нотками. Человек был весьма хиленьким - такой, как Бариев однозначно мог переломить его пополам и не вспотеть - да и одет был весьма странно: дорогой заграничный костюм, руки в перчатках, на голове несуразный мягкий берет, под который упрятаны непослушные темные волосы, на плечи накинуто серое пальто с железными пуговицами...

Лицо у человека из автобуса было обычно скучающее, сонное, на солдат же он смотрел, проходя иногда мимо во время ночных стоянок, словно на комаров, благодаря чему уже заработал себе определенную репутацию - разбить этому непонятно что тут делающему нахальному щеголю морду хотел каждый второй. А каждый третий хотел забить этот дурацкий синюшный беретик ему в глотку.

Само собой, все думали, что сейчас, когда они получили приказ обыскать выглядевшую брошенной деревеньку, уж этот-то точно не вылезет наружу. Но нет, все было с точностью до наоборот - человек в берете, имя-отчество которого знали лишь командиры взводов, к которым он обращался (для остальных он был лишь "координатором"), выскочил из своего автобуса с неожиданной прытью, плюхнулся прямо в грязь своими тяжелыми сапогами. Откинул с лица волосы, взглянул на занятых делом бойцов. На церковь. Ухмыльнулся - шедший мимо Бариев нашел эту ухмылочку невероятно паскудной - и сорвал с пояса рацию.

Бариев нарочно сбавил ход, чтобы послушать, что же выдаст эта заносчивая "беретка".

-Тихий, Тихий, я Капкан, прием, - бодро - этот-то мерзавец отсыпался, пока они в карауле стояли! - произнес человек в берете. - Что? Хорошо. Передайте, что первое поселение обнаружено. Да, блокировали, проводим осмотр. Пока все чисто, очевидно, они бросили дома еще вчера, если не раньше. Да, осевой храм вижу четко. Как закончим, выставим охранение и начинаем минирование.

Если что Бариев и любил в своей работе, так это те короткие, но оттого еще более ценные моменты, когда можно было выдохнуть и заняться чем-то своим. Вот и сейчас...

Деревню два взвода перетряхнули от и до, только что половицы не выдирали и крыши с домов не пытались снести. В одном сходились все: люди тут совершенно точно были, причем давно и прочно - несмотря на весьма бедно выглядящие снаружи дома, судя по всему, хозяйство тут все же было достаточно крепким. А коллектив - отлично организованным: покинуто поселение было, по прикидкам, дня два-три назад, но то было не хаотичное бегство, причиной которого стало то, что кто-то доложил односельчанам о том, что к ним прется целая военная колонна, а четко спланированное и проведенное не менее четко отступление. Вынесено было все до последней спички: во всех обыскиваемых домах картина была одна и та же, и весьма печальная. В народе такие картины называют "хоть шаром покати". Ни еды, ни воды, ни какой-либо утвари, ни книг, ни оружия...в одной избенке была обнаружена старая икона, но ее, судя по всему, просто обронили во время ухода, в остальном же все дома были равны по степени своей опустошенности - до голых шершавых досок. Лейтенант Цветков, получив доклад, только подивился, да сказал, что если бы в начале войны да все так отходили, как эти селяне, то никакого бардака бы не было, лейтенант Лапин же времени на лишние размышления не терял и принялся расквартировывать бойцов по свежезахваченной недвижимости. Не прошло и пары часов, а деревеньку было уже не узнать: там пулемет развернули, там два шатра поставили и ящики с неким секретным грузом под них навалили, а вон тот домик, что в центре - там уже вовсю командный пункт сооружают. Дело шло быстро и без помех, и пребывавшие до того в крайне напряженном состоянии бойцы - шутка ли, столько времени по лесам да болотам, да шесть трупов - начали понемногу "оттаивать". Еще успело толком и вечереть, а в хижинах уже кипела жизнь, кипела и вода в огромных электрических чайниках - конечно, много кто хотел бы чего покрепче, но протащить это самое "покрепче" на операцию было в принципе невозможно, равно как и достать по пути, так что оставалось плюнуть да радоваться тому, что есть. А было у них всего в достатке - уж кто бы ни стоял за 133-ей армией, но снабжали ее всегда исправно. Даже на пару бензиновых генераторов расщедрились в этот раз, чтобы не при свечах народ сидел.

Отделение Бариева заняло два домика на окраине - шесть человек туда, еще шесть, включая самого сержанта - сюда, да и всего дел. Рядовой Рябов, примостившись у окна, настраивал по заказу Цветкова громоздкую рацию, еще трое бойцов, забившись в угол, активно резались в карты. До пьющего свой горький - вот чего-чего, а сахарку им почему-то в этот раз не досталось - чай Бариева то и дело долетали из этого самого угла отчаянные крики играющих:

-А мы вот так! - азартно хрипел Кошелев.

-А вот хрен тебе! - и по помещению разносился хохот Муравьева.

-Эх, прибил бы тебя, да возиться лень... - бормотал после очередного проигрыша сквозь зубы Тереньтев.

Температура к вечеру нисколько не упала - духота была та еще - и Бариев почти всерьез сочувствовал оставшемуся в охране рядовому Мухину - надо бы проведать его будет, словил там тепловой удар или нет еще...

Не было ничего удивительного в том, что теперь, когда после двухнедельных мытарств они смогли наконец посидеть в теплых и крепких - пусть и чужих - домах, а не спать на траве да по машинам с палатками, многих отпустило даже через край, а затем и порядком разморило. Бариев в их число не попал - отдохнув, он поперся наружу, на духоту, сам не зная зачем. Дурная голова явно не давала покоя ногам, но кто же виноват, что голова до сих пор не услышала дальнейших приказов? Уж точно не она сама.

Проверив, все ли на постах (и порадовавшись тому, что на них поставили в этот раз не его ребят), Бариев зачем-то поплелся через всю деревню - уж очень ему хотелось посмотреть на ту церковку вблизи, даром что ее, как он недавно понял, скоро подрывать будут. Причины подрыва Бариева волновали слабо, надо - значит надо, а какого-либо сочувствия ко всей этой религиозной мути он отродясь не испытывал. Пусть хоть под склад перестраивают, хоть сносят, ему-то какое дело? Сколько уже таких снесли, и что, наказал их бог кого-нибудь? Ага, как же. Сержант и сам был порядком удивлен, что этот храм его заинтересовал. Было в нем что-то такое...вроде магнита.

Ноги вынесли Бариева к центру деревни, а затем и дальше, он уже приближался к подножию холма, когда услышал голос Лапина - тот отчаянно с кем-то переругивался. Осторожно, идя вдоль стеночки, Бариев выглянул из-за домика.

Ага, так и есть. Лейтенант и "беретка". И ругаются-то как - впервые он их такими видит.

Какая-то часть его подсказывала Бариеву, что делать этого не стоит, а стоит сейчас вернуться на прежний маршрут или вовсе развернуться и уйти, но не слушать эту парочку. Мало ли что, иногда и за пару лишних слов, влетевших в ухо, до стены пройтись можно. Делать этого не стоило, конечно же. Но как тут удержишься?

Спрятавшийся за стеной Бариев весь обратился в слух, время от времени позволяя себе чуть выглядывать из-за угла.

-Слушайте, вы... - лейтенант аж красными пятнами пошел от злости. - Вы вообще знаете о чем говорите? Чтобы я...

-Так надо, - пожал плечами человек в берете. - Вы никому ничего не скажете. Поймите же, они должны выглядеть расслаблено, они не должны ожидать нападения. Все должно быть правдиво.

-Да их же положат всех к херам!

-Никого, как вы выразились, не "положат", - хмыкнула "беретка". - Я же вам уже все сто раз объяснил, практически на пальцах. Я получаю весьма четкие разведданные от "глушителей". Они следят за каждым вашим шагом, лейтенант. И за каждым их движением. Я, конечно, понимаю, что вам не особо приятно оказаться сыром в нашей маленькой мышеловке, но...

-Я сейчас же...они...

-Вы ничего не расскажете, - повторил человек в берете. - Мы готовились к этой операции несколько лет, лейтенант. Я не позволю одному трусливому человечку все испортить.

-А я не позволю вам использовать моих людей в качестве наживки, мать вашу!

-Повторяю раз сто первый, - вздохнула "беретка". - Никакой угрозы нет. Полукровки в настоящий момент отвели все небоеспособное население во вторую деревню, и, соединившись со своими товарищами оттуда, на всех парах мчатся к нам. Считают нас легкой мишенью.

-Мы и есть херовы мишени! - взорвался Лапин. - Я читал про этих мразей, там танки пригонять надо было! А вы...нас...

-Они видят в вас легкое мясо, как мы и хотели. Едва они нападут, "глушители" тут же начнут операцию, - невозмутимо продолжал собеседник лейтенанта. - Возьмут их в клещи и зачистят, до последней...кхм...до последнего отродья. Поймите, иначе было нельзя. Вы ведь помните тех несчастных, которые...

-Еще бы мне не помнить!

-Так вот, это они нас попросту прощупывали. А сегодня к ночи нападут всем скопом. Они прекрасно знают, зачем мы здесь, я более чем уверен в этом. А еще они прекрасно знают, что все осевые храмы должны быть уничтожены одновременно, с задержкой не более чем в три-пять секунд, в противном случае активная защита выкосит все живое в радиусе...кхм...нам хватит, в общем. Поймите вы, они не тупые звери, они мыслят как мы, лейтенант, они ведь тоже люди...отчасти. Своих...чудовищ они сами убирают, когда надо. План прост и логичен: женщин, детей и стариков подальше, часть бойцов собирается и вырезает наглых чужаков. Если даже чужаки каким-то чудесным образом побеждают, им все равно надо захватить все три храма, чтобы отключить Замкнутое Поле правильным образом. А значит, они, уже порядком израненные, потерявшие кучу народа, ломятся во вторую деревню, и там-то их и добивают оставшиеся бойцы...те же женщины и детишки, если придется. Все просто, лейтенант, не так ли?

-Почему тогда надо подвергать риску моих людей? Почему сразу не вывести этих ваших цирковых уродов и не покрошить выродков в капусту?

-Потому что, болван вы несчастный, если бы они увидели за нами реальную силу, то в этих лесах началась бы такая партизанщина, что нас с вами давно уже бы выпотрошили и кишки по веткам развесили, - зло зашипел человек в берете. - А так они расслабились и ждут легкой победы. Они придут сюда, мы их сомнем и двинемся дальше, уже под полноценным прикрытием. Добьем защитников второго поселения и...кхм...сможем заполнить, наконец, наш автобус.

Цвет лица лейтенанта Лапина вновь сменился - теперь кровь отлила от лица и он стоял белый, словно мел.

-Вы...ведь...не...не о том, что я подумал?

-Именно о том. Когда он освободится, то будет очень сильно хотеть пить.

Сержант Бариев почувствовал, что сейчас все же хлопнется в обморок от ужаса. Несмотря на свой внушительный внешний вид, человеком он был достаточно трусоватым, но тут...мать их, кто бы тут не испугался? Покажите ему такого! Покажите! Вот сейчас же!

Из этого жуткого разговора он понял чуть меньше половины, но уже и ее было достаточно, чтобы сердце заколотилось так, словно захотело вырываться наружу и смыться подальше от обреченного хозяина.

Их привели в ловушку. Всех. Как скотину на бойню!

Бежать. Бежать. Но куда? Куда тут денешься, когда кругом тайга? Как тут проживешь, когда кругом...кто-то...

Кто-то, кто спокойно может вывести человека в лес мимо часовых и содрать с него лицо. Кто-то, кто способен превратить крепкого мужика в пускающего слюни идиота.

Кто? Кто это такие, черти их дери?

Нет, бежать не выход. Вот если взять ствол да припереть этого подонка к стене, да заставить все выложить...всем, конечно же, всем до последнего бойца...

Бариев уже было дернулся действовать в соответствии с последним импульсом, но разум подсказал, что стоит все же дослушать страшный разговор. Как-никак, там обсуждается их судьба.

-Вы, конечно, можете предложить ему своих людей, - усмехнулся человек в берете. - Но я думаю, этот скот подойдет ему больше.

-Но...

-Лейтенант, вы читали хоть что-то об Апостолах?

-Только краткую сводку для офицерского состава.

-Значит, не читали ничего. Так вот, я вам кое-что расскажу. Тот автобус, пусть мы его даже битком набьем, это для него так, засуху перебить. На его уровне развития...кхм...или деградации, тут как уж посмотреть...в общем, на его уровне нужно весьма регулярно питаться, если не хочешь обратиться в прах. А когда на место прибудет его клан...

-Что?

-А как, вы думали, мы будем справляться с этими отродьями? Нам это дорого обошлось, но мы все же смогли выйти на его учеников. И заключили договор.

-Что еще за...

-Мы покажем им свою силу, сегодня ночью. Как они увидят, на что мы способны, то вступят в бой и помогут "глушителям" дожать полукровок. А мы отдадим им третью деревню на растерзание. Там несколько иной...контингент, вот пусть его они для нас и зачистят.

-А потом что?

-А потом нас ждет курган. Кстати говоря, нас подслушивают уже минут пять. Один из ваших.

Бариев почувствовал, что сейчас не просто отключится - умрет от ужаса.

-Что? - вскричал лейтенант, то ли потянувшись к кобуре, то ли просто хлопнув себя рукой.

-Можете больше не прятаться, - человек в берете говорил медленно и спокойно, со все тем же презрительным оттенком. - Выходите.

Он хотел убежать. Он правда хотел.

Вот только не мог. Страх того, что будет, если он попытается был даже сильнее страха пред тварью в этом смешном беретике. Ноги словно сами вынесли Бариева из его укрытия и он медленно заковылял к Лапину и "беретке".

-Вам следует лучше следить за своими людьми, - бросил последний, рассматривая Бариева так, как смотрят на раздавленного таракана. - Один раз я подчищу за вами следы, но только один. Уяснили?

Побагровевший лейтенант застыл точно так же, как и Бариев, не в силах понять, на кого же сейчас нужно злиться и орать в первую очередь - на сержанта или наглую "беретку". Но последняя вновь перехватила инициативу и продолжила вещать, смотря Бариеву в глаза.

-Не тратьте понапрасну время, лейтенант. Я сам все улажу.

Еще не сорвалось с его губ последнее слово, а Бариев увидел, что творится что-то не то. Что-то, что он не мог понять и чего уж точно никогда в жизни не видел. Глаза "беретки" изменили цвет - нет, они, кажется, светились, мерцали голубым светом, в то время как зрачок сжался в крохотную черную точечку внутри ослепительно-белого ребристого солнца...

Солнца, которое прожгло глаза несчастного Бариева насквозь, просветив его до мозга, до каждого нерва, до каждой клеточки, до самой его сути - и лишило всякого контроля над его собственным телом.

Что. Что. Что это? Как такое возможно?

Бариев пытался сражаться с этой новой, необоримой силой, что вторглась в его мир, в его разум. Но это было все равно что пытаться остановить уже почти наехавший на тебя танк голыми руками. Так страшно ему не было еще никогда - даже там, на базе, где...

Какого хрена? Он выше этого сморчка в берете раз в пять, он здоров как бык, он выходил победителем из стольких драк...

Вот он резко шагает вперед, хватает хмыренка за воротник и бьет о стену дома так, что трескается облепленный жирными черными волосами череп.

Нет.

Он все еще стоит как истукан, а хмыренок только ухмыляется и подходит ближе.

-Валерьян Воронцов, научный корпус "Аврора", - человечек в берете протягивает свою тощую ручонку, пожимает безвольно висящую вдоль тела лапищу Бариева - продолжая при этом ухмыляться. - Может, пройдемся немного, сержант? Поговорим по душам, так сказать...

"Беретка" моргает и Бариев словно чувствует несильный удар током - а вместе с этой болью к телу его возвращается подвижность.

-Что...что... - выдыхает он, полными ужаса глазами глядя на "беретку". - Как...

-Вы все равно не поймете, - усмехнулся Валерьян. - Не стоит.

-Но... - когда язык, наконец, начинает шевелиться как надо, Бариев с жаром озвучивает то, что с него так и рвется. - Как вы это сделали?

Он лихорадочно озирается по сторонам. Бежать уже точно поздно, да и лейтенант куда-то пропал - поддержки никакой. А этот...если он одним взглядом его удержать может...

-Мистические Глаза Сковывания, - с вздохом выдает Валерьян. - Простейший тип из тех, которые можно изготовить для себя...именно поэтому на выходе мы получаем кучу ослепших идиотов, которые хотели заиметь себе признак мага первого класса, но руки росли явно не из того места, которое предназначила природа. Лично я сделал эти в семнадцать лет.

Каждое новое слово было для Бариева словно ударом молотка по черепу. С каждой новой фразой он понимал все меньше и меньше.

-Н-но...вы сказали...маг? Глаза...чего? Вы чего вообще...

-Я же сказал, вы не поймете, - кисло улыбнулся Валерьян. - Имеет смысл ребенку, скажем, в возрасте трех-четырех месяцев преподавать ядерную физику? Вот. Именно по этой причине мы вам не рассказываем ничего сверх необходимого. Играйтесь в свои кубики и не вылезайте из кроваток, а то не дай Бог расшибетесь.

-Да кто вы вообще такой? - выкрикнул окончательно запутавшийся Бариев, который сейчас не мог даже толком определить, чего в нем было больше - страха или любопытства.

-Пройдемся, - повторил человек в берете. - Только не пытайтесь ничего выкинуть, хорошо? Терпение в обширный список моих добродетелей вовсе не входит, а уж прощение и подавно.

Закат этим вечером был необычно красив, и если бы не жуткая духота, комары да прочая мошкара, можно было бы смело говорить, что вечер удался...для тех, кто сейчас сидел по захваченным домам, конечно же. Еле живой от ужаса Бариев, до которого лишь через пять минут начало доходить, как глубоко он умудрился вляпаться, плелся, едва переставляя ноги, следом за Валерьяном. Конечно, искушение свернуть хлюпику шею никуда не делось, но теперь, после того, как тот остановил его одним лишь взглядом, продержав так почти минуту и подарив боль во всем теле, к этому желанию добавилась солидная порция липкого, мерзкого страха. На что он еще способен? Кто он вообще такой? Что, в конце концов, его теперь ждет?

-Значит вы...это...волшебник?

Слово, которое раньше встречалось ему лишь в детских сказках, давно и прочно забытых, было весьма сложно произнести - сложнее только было поверить в то, что это и правда не сон.

-Маг, - с кислой миной поправил Валерьян. - Часовая Башня, отдел современной магической теории. К сожалению, мои оказались слишком уж современными, да еще я имел наглость активно возражать против их грабительских поборов за проживание...пришлось возвращаться домой, пока было на чем.

Бариев понял лишь пару слов из этой длинной фразы, что было отчетливо видно по его лицу, но он так боялся прервать тираду "беретки", что ничего в итоге не спросил.

-Ленинградский Клуб предложил мне весьма выгодный контракт. За пять лет работы на них я добился большего, чем за все время в Лондоне. Мне показали несколько новых интересных направлений, мало того, никто меня тут не лупит по рукам...

-Простите...Ленинградский Клуб?

-133-ая армия создана в качестве его боевого крыла, - спокойно ответил Валерьян. - Они начинали почти с нуля, горстка военных с украденными у одного взбалмошного мага разрозненными данными. И посмотрите, что мы имеем теперь. Клуб опутал весь Союз, да будет вам известно. С конца войны мы поглощаем все местные магические учреждения. Говорят, лет через пять сможем протянуть щупальца к соседям...

-Но...чем мы тут занимаемся?

-Сейчас? Ну, в настоящий момент проводится операция "Кащей", целью которого является...кхм, как бы вам попроще сказать...видите вон ту церковь?

-Да, конечно, - быстро ответил Бариев.

-Так вот, есть еще две таких, - Валерьян помолчал, видимо, думая о чем-то своем. - Тут, рядышком. А еще есть гора, которую мы и ищем, гора, про которую ходили раньше весьма интересные легенды. Будто погребен в горе сам дьявол, святой старец его туда загнал, замкнул нерушимый круг да молитвой спать заставил...скукота, да и только. Образованные люди скажут несколько иное. То, что веке, кажется, в шестнадцатом, одной команде весьма смелых людей...кхм...и нелюдей тоже...удалось заманить в ловушку и запечатать Прародителя за номером двадцать два. А сторожить его остался весьма странный союз.

-Простите, я...я не понимаю...

-Вампир. Так проще? - вздохнул Валерьян, но, встретившись с тупым взглядом Бариева понял, что и это не помогло. - Ох, как же с вами всеми сложно...ладно, сержант, это уже все не очень важно, так как мы уже пришли.

-Куда? - встрепенулся Бариев и обомлел, увидев, что они уже совсем не в деревне, а вышли аккурат на ту грязную дорогу, по которой ехали утром. - Вы...

-Вы ведь понимаете, что все, что я вам рассказал только что, явно противоречит тем подпискам, что мы все давали, правда?

-Э...да, наверное, - промолвил Бариев.

-А еще вы нагло подслушали наш с лейтенантом разговор и можете сорвать всю операцию, если расскажете своим бойцам, какова ваша в ней роль.

-Я не...

-Ну вот и не обессудьте.

До Бариева, наконец, дошло, что сейчас будет. Но раньше чем он успел не то, что ударить - поднять руку - в глазах "беретки" вновь вспыхнули белые солнца. А потом рука - когда он только успел сорвать перчатку? - коснулась его груди, а хозяин этой самой руки сказал несколько каких-то слов на незнакомом ему языке.

Эти слова стали последними в жизни Михаила Бариева.

Палящее солнце давно скрылось, духота уже не давила так, как вечером. Дело шло к ночи, но древний лес даже и не думал засыпать. Идущие через чащу - о некоторых из них даже можно было, если не приглядываться, сказать "люди" - не давали успокоиться.

Сложно сказать, когда же здесь, в этих негостеприимных краях, появились немногочисленные, укрытые от посторонних глаз поселения. Возможно, в середине века эдак восемнадцатого, когда солдаты Сибирского корпуса вели сюда под конвоем, одну за другой, партии старообрядцев. В этом был практический смысл - рост промышленности требовал наличия крестьян-земледельцев рядом, требовал хлеба для регулярных войск. В Забайкалье, куда их везли большими семьями, называть их стали семейскими, на Алтае и в Восточном Казахстане - поляками, в Западной Сибири кержаками, на Урале - двоеданами...но кого привезли сюда? И когда это случилось? На эти вопросы ответов было уже не найти, как не найти было и ни одного источника, из которого следовало бы, что поселения эти были основаны именно тогда. Не было даже известно их названий, кроме этого самого Глухого, да и то считалось просто шуточным - настоящее отыскать не мог никто. Да никто и не пытался. Сюда не ходили. Сюда не забирались. А все попытки сделать это заканчивались неизменно: череда несчастных случаев, позже обраставших все более жуткими подробностями, хаос и беспорядочное бегство очередных горе-завоевателей. Этот тихий край не покорялся никому, и так было уже долгие века.

Впрочем, кое-какой документ все-таки существовал, пусть и не мог он в должной мере пролить свет на дела, творившиеся уже много веков в этой глуши. Вернее даже огрызок, кусочек документа - но именно сия бумажка дала старт крупномасштабному расследованию. Речь в документе шла, переводя на современный язык, о некоем отряде, посланным в ту самую сибирскую глушь, о загадочном "Приказе второй охоты" и шли одно за другим строгие распоряжения...

Попала бумажка в нужные руки, раскрутились шестеренки огромного механизма. Заработал механизм, много уже всего на своем веку перемоловший, и вот, спустя четыре года - четыре года утомительных поисков, работы с источниками, как своими, так и зарубежными, четыре года допросов, похищений и добывания другими способами, всеми, какие только есть - на столе у нужных людей лежал портфель с детальными планами операции. Операции, имя которой дали "Кащей" - в том самом древнем значении раба, пленника, которое мало кто уже помнил.

Обо всем этом продиравшиеся через чащу существа, конечно, знать не могли, не могли, да и не хотели. Для них все было куда проще. Сколько раз уже сюда наведывались чужаки? Сколько раз уже пытались истребить их, сломить их, подчинить их? Тут определенно можно было бы сбиться со счета. А сколько раз удача им была в их страшном деле? Ни разу. Ни разу на памяти живущих. Так и сейчас будет.

Забредший сейчас в лес человек, увидев следовавшую к деревне процессию, определенно тронулся бы умом. Ну, или если бы оказался то человек более смелый, подумал бы, что пить надо меньше, чтобы всякое не мерещилось. То, что продиралось через чащу, словно сошло со страниц старых сказочных книжек, вот только детям такие сказки определенно не стоило показывать...

Впереди всех, превосходно ориентируясь во тьме, бежали, лихо перепрыгивая через коряги и пни, несколько скрюченных до земли человечков с ручками и ножками, тоненькими, как соломинки - одеты они были в рваные лохмотья, за простенькими поясами их понатыканы превосходно наточенные ножи, а у кого-то длинные острые спицы да ножницы. Два высоких типа с допотопными ружьями и заткнутыми за пояса топориками - серая кожа, узкие глаза словно бы вообще без век, то и дело вспыхивающие в ночной темное синими огоньками. Следовавший за ними человек имел кожу и вовсе красную, что кирпич, смоляные волосы и непропорционально длинные руки - каждый палец заканчивался изогнутым когтем. Похожий на раздувшийся труп безобразный старик, то и дело сверявший дорогу с чем-то, похожим на компас с тремя стрелками - двигался он, как ни странно, едва ли не быстрее своих сопровождающих. За стариком, почти след в след, шествовали три высокие бледные женщины, с ног до головы перепачканные в болотной грязи, их длинные, почти до земли, распущенные волосы цвета гнилой листвы то и дело цеплялись за ветви, оставаясь там целыми клоками. Одна женщина несла за стариком старый меч в ножнах, две других сжимали старинные ручные пищали в своих покрытых свежими язвами длинных руках. Маленький пузатый человечек в дорогом наряде волочит за собой по земле огромный мешок, набитый оружием, опасливо озираясь на идущих следом за ним на почтительном расстоянии жутких существ, окутанных медно-ржавого цвета туманом: их вытянутые тела имеют лишь одну ногу, и передвигаются они медленно, подтягивая себя одной же рукой за ближайшие деревья. Одноногие существа кашляют кровью и желчью, сгибаясь при каждом движении так, будто хотят сложиться пополам, и с кашлем своим выдыхают все больше и больше ржавого дыма. Последний десяток закутан с головы до ног, несмотря на жару, и двигается страшно медленно, а злые их опухшие глаза только и бегают взглядом по остальным, а пересохшие тонкие губы под слоем тряпья шевелятся да бормочут что-то...

-Остальные?

-На местах, на местах. Ждут только нас.

Замотанный в темные тряпки человек шумно кашляет, останавливается, смотрит, как несется к нему один из скрюченных людишек, да чуть кубарем не катится, оказавшись рядом с ним.

-Дальше, - сухой усталый голос, приглушенный тканью.

-Как сонные мухи, право слово, - скрипит человечек, поигрывая ножами. - Мы их окружили, а хоть бы что, даже не чешутся. Часовых немного, остальные по домам сидят...

Закутанный в тряпки человек чувствует, как в нем поднимается, вызревает ярость.

По домам.

По их домам.

Поднимает голову, вглядывается в ночное небо с первыми звездочками. Медленно стягивает с лица повязку, чтобы отдышаться получше, обнажая чудовищно деформированную челюсть с выпирающими наружу зубами.

-Начинайте, - скрипя этими зубищами с таким звуком, словно на них попал песок, шипит человек. - Вырезать всех. До единого.

Глухое спит. Недавние захватчики сидят по избам, лишь несколько человек снаружи, у огромных грязных машин, да еще человек шесть в центре, у раздутого высокого шатра, под которым навалены здоровенные ящики. Рядом с шатром, подключенное сразу к двум генераторам, возвышается нечто, похожее на антенну - башенка из странного металла, верхушка ее укрыта брезентом. Мало кто знает, что здесь за аппарат, впрочем, большинству и вовсе плевать. Расслаблены солдаты, обрадованы легкой победой - даже без боя. Отдыхают...

Глухое окружено. Тихо идут, растекаясь в четкие цепи, его настоящие хозяева. Они не торопились, они ждали темноты, готовили свое старое, допотопное оружие. Щелкают затворы в тишине, ноги заплетаются за коряги, утопают в грязи.

Передается по цепям команда - где шепотком, где просто жестом...

Первые выстрелы треснули из зарослей, собирая кровавый урожай. Проходит несколько мгновений, и, даже раньше, чем начинается крик, испуганно и гулко начинают стучать в ответ целые очереди.

Уже поздно. Слишком поздно.

Они приходят, кажется, отовсюду, в считанные секунды замыкая кольцо: выпрыгивают из воды, выбегают с жутким воем из леса, сваливаются на перепуганных солдат с крыш домов, по которым скачут так, как никаким акробатам не снилось. Крики, вой, мат многоэтажный. Вываливаются перепуганные бойцы наружу, кто-то успевает собраться, залечь, начать огрызаться, дать ответный огонь по пляшущим во тьме теням. Но сколько же их! Чей-то снаряд разносит в клочья избу, мечутся в страхе бойцы, спасаются прочь от огня. Без единого звука из леса выходят последние резервы, замотанные в тряпье высокие люди кидаются в атаку, на ходу сдирая с себя толстые грязные повязки. Под ними морды страшнее звериных, под ними острые когти, опухшие злые глаза...

Точно ветер они налетают на перепуганных солдат, и начинается резня. Одного, выронившего автомат, полоснули по груди - схватился он за рану, согнулся до земли, захлебываясь кровавой пеной, другого рвут за бок, до страшной зияющей дыры, чью-то голову вместе со шлемом сдавило до хруста, до красной массы...кровь в песок, кровь в траву, блестят во тьме злые глаза, хрустят кости, лопаются жилы. Кто-то столкнул с криком с себя убитого, хромая, но добежал до машины. Вот и другая оживает, просыпаются пулеметы, и, пока бронированная туша еще ворочается в грязи, а под яркий свет фар попадаются жуткие гости - начинают хлестать, часто, сильно, задевая своих и чужих - все вокруг стало давно одной сплошной целью. Хозяева деревни на всю катушку воспользовались своим преимуществом, но теперь уже неожиданность свое отыграла, слабые погибли, а остальные проснулись. Перечеркивает пулеметная очередь одного за другим, валит в грязь. Рвутся гранаты, сцепившиеся противники превращают друг дружку в мертвые кучи костей да мяса.

Победитель очевиден, очевиден с самого начала. Да и могло ли быть иначе? Что может человек против них? Солдаты в панике палят во все стороны, жмутся к своим уродливым машинам, один пулемет уже не стреляет - то, что осталось от оператора, разбросано по салону, сделавшая это тварь сейчас подбирается ко второй машине, намереваясь точно так же вскрыть и ее, словно консервную банку. Тех, кто засел по домам да бьет из окон, добьют позже - сейчас же охотятся на тех, кто еще остался на виду.

Два окровавленных, ошалевших от ужаса бойца сдирают брезент с "антенны", один успевает дернуть какой-то рычажок. И башенка из странного металла отвечает, отвечает диким, разрывающим барабанные перепонки звуком - каждому сейчас кажется, что хуже этого звука во всем мире нет ничего. Описать звук, подобрать нужные слова, которые в полной мере отразили бы всю боль, что он приносит с собой, попросту нет никакой возможности. Нет ни у кого на это слов. Такого звука вообще не должно существовать, просто не должно и все...

Но звук продолжает изливаться. Звук острыми спицами пролезает в уши, доставая до мозга, люди и нелюди валятся, словно снопы, суча ногами и пуская пену, глаза их закатываются, зубы стучат, откусывая языки. Ночь тонет в криках - животных воплях, в которых не осталось ничего человеческого, не осталось вообще ничего кроме желания, чтобы звук прекратился. Но нет, он лишь становится сильнее, и - откуда? Как? Кто может еще стрелять? - к нему прибиваются знакомые трещотки автоматных очередей...

Они выходят из тьмы, сжимая кольцо вокруг деревни, точно так же, как до того поступили истинные ее хозяева. Но они не кричат в ярости, не завывают, они лишь бегут к своим целям, стреляя на ходу. И адский звук их не берет.

Хозяева деревни двигались, словно ветер, но эти - быстрее ветра. Высокие - со стороны кажется, что вообще одинакового роста и комплекции - в черных прорезиненных костюмах, закрывающих все тело, в черных уродливых шлемах, сплавленных с дыхательными масками. Дышат они тяжело и шумно, но кроме этого дыхания и топота десятков ног нет ни единого звука с их стороны. Они замыкают кольцо, они врываются на крохотные улочки крохотной деревеньки, и - все так же молча, без страха и сомнений - начинают убивать. Падает на колени изорванная очередью женщина с распущенными волосами, разлетается осколками череп убившего уже четверых солдат существа с деформированной челюстью...похожий на труп старик ревет глубоким голосом какие-то старые и страшные слова, кличет бурю - та приходит, рождаясь в его руках, сминая близстоящую избенку, словно спичечный домик. Люди в масках двигаются быстро, скачут из стороны в сторону, петляют и прыгают, продолжая вести огонь из своих легких компактных стволов. Движения их не похожи на человеческие, совсем не похожи - словно в эти костюмы запихнули каких-то бешеных обезьян, научив их стрелять в любой обстановке, вырезав страх, боль, вообще все, что может помешать.

Люди в масках окружают старика, добивают экономными очередями встающих на его защиту - тех немногих, кто может двигаться, кого еще не сломал исходящий от башни звук. Тварь в ужасе замирает, глядя, как одно из существ в черной дыхательной маске, уходя от ее заклятий, несколько секунд бежит по стене...

Их веками считали чудовищами, и, надо сказать, они к этому привыкли. Но если они чудовища, то кто тогда это?

Старика закидывают гранатами, не давая опомниться, поливают корчащееся тело свинцом с четырех сторон, разносят голову, и кидают на изуродованное тело шипящие синие диски - словно гигантские таблетки, спрессованные из какого-то странного материала, от которого течет в воздух сизый дымок. Кожа старика начинает шипеть и скворчать, вздувается пузырями, лопается - тело твари начинает растворяться, но людей в масках рядом уже нет, они уже отжимают выстрелами к ближайшей избе оставшихся в живых уродливых одноногих существ. Те, выгибаясь под невозможными углами, харкают в нападавших ядовитой слюной, окутывают облаками ржавого газа, падают замертво, но успевают забрать с собой пару этих...этих...кто же они такие?

Уже трое людей в масках погибло. Но даже умереть как люди они не могут. Один, с распоротой выстрелами грудью, с отсеченной мечом рукой, падает на колени и начинает визжать, и от визга этого, искаженного шлемом, стынет кровь в жилах. Тварь в маске дергается в конвульсиях, сжимается, словно высыхает, обрубок руки брызжет не кровью, но густой серой пеной, эта же пена льется из каждой его раны, комьями лезет наружу из разорванной маски. И минуты не проходит, а остается от мертвой твари только костюм в луже густой серой жижи, да вонючий дым...

Одна из тварей в маске в несколько чудовищных прыжков добирается до башенки, дергает рычаг на себя, прекращая, наконец, царство адского звука. Оставшиеся в живых хозяева деревни - израненные, окровавленные, сломленные подчистую этим чудовищным напором, какого не видели еще никогда - в ужасе застывают, не понимая, что происходит. Люди в масках окружают уцелевших, а те видят, как со стороны дороги к деревне несутся новые тени. Когда они выходят под тусклый свет уцелевших фар, когда скидывают свои капюшоны, кто-то начинает кричать.

Одиннадцать гостей - шесть мужчин, пять женщин - бледные вытянутые лица, глаза, полыхающие то красноватым, то желтым светом - в глазах этих читается многовековая усталость и смертельная скука пополам с презрением ко всему живущему - перехлестывающие тела ремни, набитые патронами, массивные револьверы, короткие клинки, длинные когтистые лапы, плетущие целые невидимые сети, в то время как пересохшие, шелушащиеся губы шепчут свои заклятья...

Люди в масках расступаются, все так же беззвучно отступают - они свое дело сделали - проносятся через пылающую деревню, чьи улочки завалены телами и залиты кровью, мчатся к реке, стремясь как можно быстрее оказаться за спасительной водной преградой.

Договор договором, а что могут устроить одуревшие от приготовленного им обильного ужина одиннадцать Апостолов, выяснять никто не горит желанием.

Трое существ в масках останавливаются у одного дальнего домика, врываются внутрь. Спешат в подвал, где укрылись три человека. Нет, не так - два человека и маг.

Последний встречает их радостной улыбкой, вытаскивая из ушей специальные затычки с выгравированными на них защитными символами.

-Все кончено, - медленно, почти по слогам, произносит один из людей в масках - человеческая речь для него очень трудна.

С улицы слышны крики убиваемых. Стихают они быстро - новые гости изголодались с дороги.

-Конечно? О, нет, нет, нет... - улыбка Валерьяна Воронцова становится еще шире. - Сегодня мы только начали...

Курган не был особо страшным - только что старым да заброшенным. Многие сотни лет назад тут, судя по многочисленным обломкам, рассеянным вокруг, был целый комплекс - не мемориальный, конечно же, защитный. Но природа постаралась на славу, и теперь весь ландшафт был буквально "проеден" и разрушен до своего первоначального состояния. Тут, в широком поле за жутким лесом, правили бал разруха да тишина. Сухой скрученный кустарник похоронил под собой древние охранные сооружения из камней и давно сгнивших и рассыпавшихся трухой бревен, и никогда уже никто не узнает, как они выглядели в былые дни, с какими заклятьями на устах их воздвигали, что чертили на этих досках, кому молились, чтобы все это стояло вечно...

В очередной раз сверившись с разложенной на раскладном столике картой, Валерьян повернулся к ожидающим приказаний существам в черных масках.

-Так, проход должен быть вот здесь, - ткнул он пальцем в карту, чуть не порвав ветхую бумагу. - Замуровывали они на совесть, так что взрывчатки отсыпьте побольше. Будет ему будильничек...

-Долго мы еще будем копаться? - холодный голос заставил Валерьяна обернуться, встретившись взглядом с высокой бледной женщиной в потертом дорожном плаще.

Из всех учеников Двадцать Второго она ему понравилась больше всего - своей холодной, застывшей навечно красотой, своим не терпящим возражений голосом, своей манерой убивать...

Он видел ее в бою, о да. Когда они брали третью деревню, добивали последний осколок древнего союза - служителей давно сгинувшего "Приказа второй охоты" - она показала себя лучше всех. Кто напал на них в Глухом? Цвет, отборные, если можно так было сказать об этих выродках, войска, те, в ком чертова кровь была сильна как никогда. Те, кто должен был стоять на страже до скончания времен...кто выродился, обнищал, забыл свое призвание и был ими раздавлен. Кого они встретили во второй деревне? Валерьян до сих пор помнил это жалкое, хнычущее стадо, выродков среди выродков, уродливых и слабых, одинаково убогих по всем параметрам. Слишком слабы, слишком...не люди и не демоны, просто...просто какие-то мерзостные отбросы. Сколько этих отбросов они затолкали в автобус и освободившиеся грузовики, сколько привезли сюда? Достаточно, как ему хотелось надеяться. А сколько он сам кончил там, когда ходил меж рядов сложенных в пыли, как деревянные колоды, людей, пуская по пуле в затылок каждому, для кого мест не нашлось? Он давно уже сбился со счета. Не то, чтобы ему было особо приятно этим заниматься, вовсе нет - но во время казни на него обратила внимание эта наглая вампирская сука. А учитывая то, что она у всей их шайки-лейки пока что ходила за главную - как-никак, она всех собрала, с ней договор и заключали - он не зря старался. Демонстрация силы и характера, наглая и жестокая, не его лично, конечно, а всего того, что стоит за ним. Эта мертвечина была впечатлена уже когда увидела работу "глушителей", лучших творений Клуба еще с войны. И это самое впечатление нельзя было ни в коем случае портить. Пусть видят, с кем связались. Пусть не забывают, кто помогает им освободить их хозяина. Пусть знают свое место.

Впервые они смогли поговорить по душам после бойни в третьей деревне, когда ученики Двадцать Второго сделали свой ход. Показали им, на что способны, пусть и против выродившихся за прошедшие века горе-охотничков. Те, несомненно, когда-то были сильны. Веке так в шестнадцатом. Профессионалы тогда, с трудом помнящие свое призвание ремесленники сейчас. Предки этих людей, несомненно, были не слабее католических экзекуторов, являясь своего рода жуткой древней пародией на сию чудовищную контору, но время было к ним неумолимо. В конце концов, время неумолимо ко всему: выродились стражи, распался древний союз, как распались и эти охранные сооружения...сгнило, все сгнило...

Эти картины, эти размышления, эта погода, в конце концов - холодный ветер с дождем - все нагоняло на Валерьяна лишнюю меланхолию, напоминая - словно он в том нуждался - о недолговечности всего сущего, включая его самого. Смотря на этих суровых воинов и магов, чьи тела останутся такими навсегда, он чувствовал, как начинает его колоть и грызть черная зависть. Как хотелось бы испросить у одного из одиннадцати свою частичку вечности...удерживало от этого лишь знание, что с ним будет после. Даже если он выживет. Даже если он, потратив долгие годы, станет одним из них.

Его все равно уничтожат. Одиннадцать - лишь инструмент "Атропы", а та, в свою очередь, лишь одна из многих ниточек, за которые дергает великий и ужасный Директорат. Они лишь инструмент, и хозяин их лишь инструмент. И как только они выполнят свое предназначение, Директорат дернет ниточкой - "Атропой", а та принесет Апостолам забвение - для кого-то, быть может, даже долгожданное. И если он окажется столь слаб, что выставит напоказ свое желание стать одним из них...в чем точно не приходилось сомневаться, так это в том, что одна из ниточек в таком случае затянется вокруг его горла.

Сейчас же...а что сейчас? Сейчас он должен был и дальше ломать комедию.

-Все уже готово... - он преспокойно выдержал ее взгляд, самым наглым образом рассматривая лицо вампирши. - Все готово...Елена.

Паузу маг сделал намеренно: он запомнил имена всех одиннадцати, но зачем им было о том знать? Больше высокомерия, больше силы во взгляде и в слове, больше твердости. Они должны видеть, с кем играют теперь, и понимать, что они тут лишь на подхвате. А конкретно она должна видеть, что он никого из них не боится, никогда не уступит, и, если понадобится, всегда готов взять свое силой. Чудовища? Что они об этом знают, они, не ведавшие, где живет истинное зло? Уж он-то знает об этом побольше, он проторчал в логовище этого самого зла не один и не два года - и до сих пор Часовая Башня у него неизбежно ассоциировалась с запахом гнили, разложения, упадка. Кем он был там, в коридорах лондонских подземных комплексов? Один из многих, лишь один из многих, жалкая букашка, отчаянно пытающаяся что-то кому-то доказать. Кто он здесь, кем его сделал Клуб? О, здесь он царь и бог, здесь он может карать и миловать, здесь у него развязаны руки, здесь ему позволено такое, о чем Ассоциация не могла представить себе и в горячечном бреду. Здесь он, наконец, по праву возвышен, занимает свое место - и, наконец, чувствует себя именно магом, а не просто знающим пару интересных трюков винтиком из старого, давно проржавевшего механизма...

Валерьян уже давно знал, что именно таким вот образом Клуб и вербовал, заманивал к себе новых и новых магов. Всех тех, кто не мог почувствовать себя выше людей, будучи лишь очередной козявкой, серым ничтожеством в рядах Ассоциации - и кто здесь становился властелином жизней, потому что здесь он был действительно редким экземпляром. Грамотная, хорошая тактика. Он не мог это не признать, посмеиваясь иногда над собой - ведь и он не смог не зацепиться за этот заманчивый крючочек...

-Если готово, так что же вы тогда ждете? - вампирша прищурилась, разглядывая нахального мага так, словно решала, куда всадить нож - Валерьян усмехнулся, думая, что так, возможно, и было. - Рассвет через два часа. Ваши люди все здесь уже оцепили в два кольца, и все, что вы хотели, установили. Автобус тоже на месте. Когда вы уже дадите сигнал?

-Вот прямо сейчас... - протянул маг, закончив ощупывать собеседницу взглядом. - Скажите, неужели вы не чувствуете этого? Волнение, напряжение, страх, в конце концов...сколько всего висит сейчас в воздухе...

-Тут висят разве что комары, - отрубила Апостол. - Мы не собираемся просто сидеть и смотреть, как вы бездельничаете. Делайте, что должны.

-Никакой романтики, - хмыкнул Валерьян. - Никакого азарта. Скажите, а вас ведь он обратил незадолго до своего пленения, так?

-Плохо помню, - буркнула тварь. - Сорок с лишним лет я провела в лесах. Пока разум не вернулся.

-Вам помогали?

-Нет. Он никогда никого за ручку не водил, особенно когда дело касалось охоты. Выплывешь - молодец, нет - на твое место всегда есть еще один кандидат...

-Я погляжу, особой любви вы к нему не питаете, так?

-Без него я бы не увидела всего этого, - вампирша неопределенно махнула рукой в сторону застрявшего в грязи бронетранспортера. - Но...

-Что?

-Это сложно объяснить. Проживете хотя бы лет сто пятьдесят, поговорим с вами еще разок, идет?

-Ловлю на слове, - усмехнулся маг и, еще раз взглянув на огромный курган, у которого суетились похожие с его холма на черных букашек бойцы, поднял рацию, прикладывая попутно палец к губам.

-Осевые храмы один, два, три, доложиться. Прием.

-Первый, все готово. Прием.

-Второй, все готово. Прием.

-Третий, все готово...

Еще один взгляд на курган. Курган велик, огромен - больше тех, что Валерьян когда-то видел в Скандинавии - курган незыблем и тих.

Пока что тих.

-Взрывчатка установлена, - шипит, поравнявшись с магом, тварь в черной маске - один из жутких "глушителей". - Прошу вас.

На губах Валерьяна пляшет безумная ухмылка. Видели бы его сейчас бывшие однокурсники и бывшие коллеги из Башни, видели бы его все эти тупые старики, вся эта живая ветошь, что там преподавала. Видели бы они, каких он высот достиг у себя на родине, пока они гниют в своих кабинетах над пыльными книгами...

Ох, знали бы они, что он начинает этим самым взрывом, какие силы приводит в движение. Они бы сошли с ума от ужаса, задохнулись бы от гнева, умерли бы от зависти - ведь они, пусть хоть тысячу раз маги, всего лишь одни из многих и не суждено им добиться ничего стоящего, не смогут они оставить свой след в истории.

В отличие от него, ведь сейчас Валерьян отдаст приказ и столкнет первый камушек - а пред глазами его уже катится будущая лавина...

Он все еще медлит, не в силах поверить, что именно с него все начнется. Что именно он даст старт генеральному плану Ленинградского Клуба.

Плану Кая. Его большой игре.

Валерьян смотрит на величественный курган. На вампиршу. Поднимает было опущенную рацию.

-Осевые храмы, внимание. Выполняйте подрыв на счет ноль. Пять, четыре, три...

Слышно, как вампирша скрипит от напряжения зубами.

-...два...

Звенят комары над ухом, шумит лес.

-...один, ноль, пошел!

Грохот такой, что взрыв, как ему кажется, должен поднять на Луну весь курган, разметав по кусочкам. Но нет, доза рассчитана точно - взрывчатка пробивает для них проход. Проход внутрь страшной горы, замурованный многие века назад.

Хрипит рация, сыплются один за другим доклады. Слышны радостные крики в этих помехах.

Секунда в секунду. Поразительно, но - они смогли!

Валерьян улыбается. Он, конечно, не может этого видеть, но он знает, что прямо сейчас оседают на землю три величественные церкви - или же падают с грохотом в пыль и песок их обломки. Представляет, как смяло, как искорежило раздутые купола, как вывернуло и разнесло на куски массивные кресты, как выбило окна, в щепки разворотило алтари, расколотило витражи.

Как мощнейшее Замкнутое Поле, державшее Двадцать Второго в заточении одно столетие за другим, лопнуло, словно мыльный пузырь.

-Автобус, - бросает Валерьян, но в этом нет нужды - машину уже давно гонят на полной скорости к развороченному проходу в курган.

Машина битком набита людьми - нет, не людьми, выродками - остается надеяться, что их дрянная кровь сгодится, что Двадцать Второй не будет очень уж придирчив в первые минуты своего пробуждения. И что это поможет ему не впасть в безумие. Автобус гонят к кургану, накачанные транквилизаторами и связанные тела катаются там сейчас, наверное, по полу, ломая себе шеи. О них Валерьян не думает. Думает он о том, что вот, сейчас...

Да. Вот оно.

-Воронцов, переключитесь на шифрованный канал. С вами будет говорить Кай.

Его рука дрожит. Он медленно отходит подальше от вампирши и остальных, ступая по сырой траве. И, сделав то, что ему сказали, слышит голос, который слышал лишь два раза в своей жизни.

Пусть даже ни разу владельца этого самого голоса он и не видел живьем - и вряд ли когда-нибудь увидит.

-Как все прошло? - голос сух и лишен эмоций, голос этот холоднее льда.

-Мы...мы справились, - выдыхает Валерьян, утирая пот со лба. - Защита пала, пробой успешен. Думаю, он пробудится с минуты на минуту. На всякий случай я приказал...ему уже везут кровь.

-Вы отлично сработали, - скупая благодарность, но значит для мага она больше, чем любые награды, которые могла бы дать ему Ассоциация. - Позвольте начать переговоры его Апостолам. Как только они объяснят ему основное, вступайте в дело. Свою роль вы знаете.

-Я не подведу. Порфирий Печальный будет нашим.

-Он уже наш. Просто об этом еще не знает, - голос становится чуть теплее. - Вы много сделали, Валерьян. Этот день войдет в историю, и вы вместе с ним, не сомневайтесь.

-Я...

-Ничего не бойтесь. Я знаю, в этот момент можно начать сомневаться...так вот, не сомневайтесь. Без этого было не обойтись.

Правда? Без всей этой крови, без закопанных в лесу в наспех вырытые ямы бойцов, без криков раненых и убиваемых, без выстрелов в затылок, одиннадцати чудовищ и их отца, которого он сейчас освободил от многовекового сна?

-Чтобы победить то зло, против которого мы выступаем, нужно не меньшее. Чтобы приковать зверя, нужен другой зверь, Валерьян. И вы нам его достали.

Валерьян Воронцов смотрит на развороченный вход в курган.

Он сделал это. Он толкнул свой камушек и дал дорогу лавине. Он должен чувствовать гордость. Радость. Восторг.

Но почему-то сейчас в душе его шевелится лишь предательский, ледяной ужас...

Интерлюдия 1. Последствия.

1975 год.

Просторный, чистый кабинет. Ослепительный свет из новеньких ламп невыносимо резал глаза - забравшийся в огромное кожаное кресло с ногами мальчишка то и дело трет их рукой - по золотому перстню на каждом пальце. Он заспан и раздражен, он встревожен, пусть по нему и не скажешь. Пред ним - внушительных размеров деревянный стол, заваленный бумагами, и, прямо напротив - еще одно кресло с высокой спинкой, повернутое к стене - хозяин кабинета сейчас в настолько плохом настроении, что даже видеть его лицо не хочет, предпочитая пялиться на старинные гобелены.

-Давненько не приходилось вставать в шесть утра, - мальчишка пытается добавить в голос веселых ноток, но усталость все равно чувствуется. - Нет, не так. Давненько меня никто не выдергивал в шесть утра. Знаешь, оно могло бы и подождать...

-Не могло, - сухой голос из повернутого к стене кресла, сухая морщинистая ручонка скребет пальцами по подлокотнику. - Не могло. Данные получены час назад. Знаешь, почему так оперативно? Потому что это началось везде. Ассоциация на ушах. Никто ничего не понимает, но они уже бегают по потолку и орут белугой. А вслед за ними и у нас...

-Я ничего не чувствовал.

-Еще бы. Ты же просто ходячий труп. А вот некоторые наши другие...агенты... - человек в кресле заходится кашлем, сухонькая рука, до того шлепавшая по подлокотнику, скрывается в кармане и выдергивает платок. - Четыре утра. Три подконтрольные семьи полукровок - знаешь, совсем выродившиеся, со следующего поколения думали вовсе снимать с учета - все до одного просыпаются и впадают в бешенство. Спустя пять минут еще звонок, теперь уже несколько наших ESP. Всем снилось одно и то же, но они не могут вспомнить, что. Все проснулись на грани истерики, помешательства. Все говорили, что ощущение было такое, словно их окатило ледяной водой.

-Два случая - совпадение, три - повод вытаскивать нас из кроватей, да?

-С четырех часов утра в госпитали стали поступать дети, как правило, до трех-пяти лет. Необъяснимые припадки, нервные срывы. Тех, кого успели уже проверить...черт, столько потенциальных психиков и скрытых гибридов мы еще никогда не вылавливали за раз.

-Это все?

-Нет, не все, и не смей меня перебивать, пока я не закончу. Десять минут назад пришли факсы, рассвет в Средиземном море. Тебе бы стоило посмотреть...

-Есть на что?

-На берег. На берег, на который невозможно ступить, чтобы не вляпаться в дохлую рыбу. Уже пять звонков из разных стран, а везде одно и то же. Птицы. Они камнями падают вниз.

-Что-нибудь еще?

-Звонки и телеграммы продолжают поступать, как к нам, так и в Башню. Мы держим связь, но...пока никто ничего не понимает.

-Есть ли что-то...что-то вроде эпицентра?

-Ищем. Лично мне на глаза уже кое-что попалось...за полчаса до начала этого бардака - шторм в двенадцать баллов в Баренцевом море. Мы бы не узнали, если бы в той области не был по случайности наш человек с рутинным расследованием - он уже должен был сегодня собираться домой, но непогода его задержала. Говорит, что никогда еще не видел, чтобы природа так сходила с ума...

-И теперь ты хочешь услышать мое мнение, - мальчишка развел руками. - Думаешь, что я отвечу тебе на все вопросы и все решу за пять минут, да?

-Думаю, что ты попытаешься, чтобы хоть как-то оправдать свое присутствие здесь, - рука с зажатым в ней платком вновь опустилась на подлокотник - на платке застыло несколько красных капелек. - В противном случае рекомендации на твой счет, полученные тем, кто будет после меня...будут не столь приятны, как тебе того бы хотелось.

-После тебя. А кто будет после тебя?

-Нарбарек.

-Всегда Нарбарек, - мальчишка зло ухмыляется. - Ни на грамм у вас фантазии.

-Традиции, - человек в кресле снова заходится кашлем. - Итак, я жду ответа, ибо данные к задаче тебе уже были озвучены. Что происходит?

-Боюсь, я тут не помощник, - с трудом сдерживаемый смешок. - Вот спросили бы вы меня на пару тысяч лет раньше...а сейчас я, как уже было замечено, просто ходячий труп. Меня давным-давно забрали из-под ее крылышка, так что может кричать сколько угодно - все равно не услышу.

-Не паясничай. Я прекрасно знаю твои текущие возможности, равно как и утерянные. Предположи. Ты ведь знаешь ее лучше кого бы то ни было из нас. Должен и знать, почему она может так...злиться.

-Начнем с того, что не надо приписывать ей ваши примитивные эмоции. Это просто часть защитной реакции, как у вас...ладно, как у нас...как у нас боль, если уж на то пошло. Да, боль штука паршивая, но что бы мы без нее делали, скажи мне? Как бы узнавали о патологии? Впрочем, я думаю, тебе и так это все понятно. Вопрос в другом - какая именно боль перед нами? Уж точно не хроническая...

-Почему?

-Потому что та никогда и не кончалась. А пошла с того момента, как человечество начало ее резать по живому.

-Тогда, речь идет, наверное, о боли острой, так? Где-то - мы пока не знаем, где и как именно - была нанесена травма достаточной силы, чтобы она отреагировала на это вот таким образом...

-Возможно. Боль стойкая, острая, сильная. Мы сейчас видим, как она проявляется, но, уверяю, закончится это так же быстро, как и началось. Но есть еще один вариант, тоже не самый приятный...

-Продолжай.

-Добрые люди...

-Что? - хозяин кабинета встрепенулся.

-Добрые люди отрезали мне ноги, чтобы я не оставлял их. Отрубили руки, чтобы я не мог защититься...

-Переходи к сути. Твои старые сказки мне сейчас весьма слабо интересны.

-А без этого ты не поймешь. Я говорю о боли, которую ты чувствуешь там, где уже ничего нет. Которую ты уже в принципе не можешь чувствовать, но она все равно тебя не оставляет. Которая останется, даже если твой протез будет живым... - шутливый тон окончательно исчез, растворившись в бесконечной холодной тоске. - Когда я выпал из-под ее крылышка, реакция была такой же. Фантомная боль. Попытка дотянуться до того, чего уже нет, что пропало неизвестно куда...что уже никогда не вернется. Ты просто не можешь поверить, что лишен этого, ты будешь пытаться почесать отрезанный палец, ты будешь чувствовать, что потянул левую ногу, даже когда она ушла по своим делам...

Хозяин кабинета воспользовался паузой, чтобы снова откашляться в платок. Но речь своего собеседника прерывать не стал.

-Она что-то потеряла. Не знаю, что, не знаю, как. То, что мы сейчас видим, скоро прекратится, но если я прав, то эта боль останется с ней уже навсегда...

Дождь лил с самого утра - холодный и мерзкий, поначалу даже с градом. Дождь никак не думал кончаться, черные грозовые тучи не только не светлели, но становились, кажется, все больше и больше. Где-то там, вдалеке, то и дело сверкали молнии.

Мокрый асфальт пустынного шоссе остался позади. Они уже вышли в поле, перемахнув через смехотворную защитную оградку. Огромное поле, простиравшееся, кажется, до самого горизонта, океан мокрой травы под черным небом, под стеной ледяной воды, под вспышками молний, в раскатах грома и бешеном вое ветра.

Семь пар ног мнут траву, семь высоких фигур в потертых дождевых плащах идут через этот океан, и только капли стучат по капюшонам, только молнии пляшут в небе и в их глазах...

-Здесь?

-Здесь.

Это и правда сложно не услышать. Это перекрывает все - гром, ветер, треск ломаемых деревьев, вопящие сирены где-то вдали...

Отчаянный, безумный, полный боли вой, грозящий, кажется, расколоть небо и землю. Вот он на мгновение затихает, и остается лишь ветер, гром и небесный огонь, а вот снова все меркнет пред этим чудовищным криком - криком души, несомненно, вопрос только, чьей?

К сожалению, они знают ответ.

Сорвала совещание Прародителей. Уничтожила половину замка, чуть не растерзала свою хозяйку. Восемнадцать убитых из числа стражи - и это только полноценных Апостолов. Вырвалась наружу - и счет сразу идет на сотни. Девятнадцатый вместе со всем кланом...хорошо же пошла, ничего не скажешь...

-Может дойти до города.

-Нет.

В голосах их нет злости, нет страха, нет вообще ничего, кроме бесконечной усталости, равно как и на лицах - у многих покойников они более радостные и приятные.

-Если дойдет, подождем. Зачистим остатки.

Решение абсолютно правильное и абсолютно безжалостное: эмоций им не положено, но он уже взвесил все "за" и "против" - со стороны целесообразности, затрат сил на самостоятельное избавление от свидетелей и количества времени, которое на это уйдет, придя к выводу, что тварь, за которой они идут, справится куда быстрее их.

-Не дойдет.

Они делали это уже не единожды, более того, они успели отработать свои действия в такой ситуации почти до автоматизма. Иногда все было быстро, иногда не очень. Иногда проливалось много крови, а иногда они успевали почти вовремя...

Но уже давно, очень давно, они не видели ее в такой ярости. И не слышали такого воя - в нем было столько боли, что на нее не смогли не отозваться даже их казалось бы давно и накрепко зачерствевшие сердца.

Оно там, впереди, оно за лесом. А там, где оно проходит, леса уже не остается - в бешенстве своем оно ломает деревья, вырывая их с корнем, крушит вековых исполинов, с такой же легкостью, с какой человек может сломать спичку, выбивает из земли целые пласты, рвется вперед, уничтожая все на своем пути. Воет, запрокинув голову, хрипит, пуская пену, ревет от ярости...плачет от бессилия.

Уже близко. Они замедляют свой шаг, останавливаются тут, посреди мокрой травы - семеро усталых существ, когда-то давно на собственной шкуре узнавших, что значит быть героем. И что это вовсе не то, чего каждый из них когда-то хотел.

Уже близко. Они перешептываются, обмениваются мрачными шутками и печальными предсказаниями. А потом замолкают, вглядываясь в лес.

Уже близко. Белое нечто - быстрее ветра, быстрее молнии, быстрее, наверное, звука...разглядеть его вовсе нельзя, ведь оно не останавливается ни на секунду, уходя все дальше и дальше в своем безумии.

Пересохшие губы одного из семи выгибаются в вымученной пародии на улыбку.

-Идем.

Белая смерть совсем рядом. Белая смерть хочет, чтобы ушла боль, чтобы ушел страх, хочет найти выход своей бессильной ярости и злобе. Напоследок переглянувшись усталыми, потухшими глазами, все семь шагают навстречу белой смерти - чтобы в очередной раз облегчить ее муки...

На дверях кофейни еще с самого утра появилась табличка, сообщающая всем и каждому о том, что сегодня, увы, сие заведение не работает в связи с переучетом. Кофейня эта была одной из старейших в Петербурге, и в отличие от города никогда не меняла названия: как была "Амарант", так им и осталась. Окна были завешены тяжелыми бархатными шторами, а большой свет внутри не горел - собравшимся сейчас в большом темном зале людям он был попросту не нужен, им с лихвой хватало и старой лампы, что поместили на один из трех больших столов, укрытых белоснежными скатертями. На столе, что был ближе всего к стене, оставили старинные сервизы, по которым уже вот-вот должны были разлить обжигающий чай, блюда с легкими закусками и стопки бумажных салфеток. Два других стола - их вытащили сейчас в центр зала, сдвинув всю остальную мебель по углам - были заняты: там семь человек, а там всего лишь пять. Кто-то курил, аккуратно стряхивая пепел в большую пепельницу, кто-то делал пометки в черной записной книжке, двое перешептывались о чем-то своем, еще один тихо похрапывал, уронив голову на грудь...

На большинстве собравшихся возраст уже оставил свой след, но помимо откровенных стариков тут можно встретить и еще не искалеченные безжалостным временем лица: один достаточно молодой человек развлекался, вырисовывая на салфетке портреты остальных собравшихся, сидящая рядом с ним женщина средних лет, в шляпе с темной вуалью, полностью закрывающей лицо, тихо улыбалась, наблюдая за ним - его художества отвлекали ее от желания закурить, грузный мужчина в военной форме, рассевшийся рядом, уткнулся взглядом в толстую потрепанную книжку...

Тихие, шаркающие шаги заставили всех собравшихся оторваться от своих занятий - все взгляды устремились на спустившегося в зал сухонького старичка в старом сером пиджаке.

-Дамы и господа... - вновь прибывший закашлялся от волнения, но весьма быстро справился с собой. - Мы только что получили сообщение от Кая. Операция "Снежная слепота" успешно завершена. Планетарный терминал наш.

Зал взорвался аплодисментами.

2. Черные стрелы.

Деклассированных элементов в первый ряд,
Им по первому по классу надо выдать все.
Первым классом школы жизни будет им тюрьма,
А к восьмому их посмертно примут в комсомол...

(Янка Дягилева - Деклассированным элементам).

1984 год.

Многие знания рождают многие скорби. Он не знал этого изречения, но еще в раннем детстве сформировал для себя удивительно похожее - и у него был для того веский повод: все то новое, что он узнавал, приносило лишь дополнительную боль.

Сложно сказать, когда это точно началось - лекарства протерли в полотне его разума множество дыр, которые уже нельзя было залатать, но одно он помнил точно - оно началось раньше, чем прорезалось то, другое.

Много позже, уже когда он оказался в цепких лапах "Авроры", ему был поставлен тот мудреный диагноз - они говорили, что это тяжелейшее обсессивно-компульсивное расстройство. Слова эти мало что ему сказали, лишь разрыхлили почву для новых приступов паники и психозов, а то, что с ним происходило все время, он продолжал называть так, как называл и раньше - вещами от боли.

Если он напрягался, то мог вспомнить, как, еще совсем ребенком, шел, считая ступеньки одну за другой, или бормоча под нос какую-нибудь особенно сильно привязавшуюся песенку. Вот только когда этот навязчивый счет начал распространяться уже на любые вещи, что оказывались пред его глазами, когда в голове вместо прилипчивых четверостиший стали роиться столь же неотвязно следующие за ним мысли - страшные мысли? Когда это подчинило его себе целиком? Не было ответа на этот вопрос, как и на многие другие. Когда он смотрел на другого ребенка, то не мог, просто не мог не думать о том, что сейчас его ударит - что он должен это сделать, чтобы не случилось что-то еще хуже, когда он оказывался у открытого окна, то точно понимал, что ему необходимо немедленно дотронуться до его ручки - в противном случае с ним непременно случится...что-то. Что-то неизмеримо страшнее. Однажды около месяца ему успешно удавалось прятать от матери свои руки - чтобы она не заметила кровоточащие ссадины и содранную кожу - он мог тереть их часами, изводя по куску мыла в день, с равным успехом он мог не ложиться спать, стоя у входа в комнату и щелкая выключателем - три раза по шесть, потом три по девять - тогда можно было лечь и закрыть глаза, не опасаясь, что ночью он умрет. После третьей перегоревшей лампочки заставший его за выполнением ритуала отец избил его так, что он еще четыре дня ходил с трудом - но даже когда на него обрушивался один удар за другим, он мог думать лишь о том, что отец бьет неравномерно, что это неправильно, что в правый бок он получил три удара, по лицу - пять, лишь один в живот и два по поджатым к нему ногам. Нужно было начать заново. Нужно было переделать. К тому же отец не считал.

В школе было хуже, намного хуже. Та девочка просто не понимала, что он должен был похлопать ее по плечу три раза левой рукой - ведь в противном случае она бы умерла вечером, попав под машину. Тот учитель тоже не понимал, что он не мог не искрошить весь мел, за которым его послали, стоя на лестнице - он делал это правильно, отщипывая ровно столько, сколько было нужно - три по шесть да три по девять - если бы он не поступил иначе, то задохнулся бы и умер спустя три часа и пять минут, вне всяких сомнений.

Он был плохим человеком, определенно. Плохим и сумасшедшим - у кого еще могли появиться такие страшные мысли? Только у самого настоящего психа, у которого все не так работает, которого нужно забрать от нормальных людей, запереть и заставить жрать горстями таблетки, а еще лучше - убить. Он был плохим человеком - разве может хороший человек думать о том, чтобы кого-то ударить, кого-то толкнуть, подойти к чьей-нибудь кровати и ткнуть ножом? Ничего из этого он не делал, но мысли же были, мысли же не уходили, значит, он совершенно точно был плохим человеком...

В тот темный дождливый вечер, когда отец напился пуще обычного, он понял, что он еще хуже. В тот вечер в нем прорезалось это - и он помнил все, словно оно было вчера. Помнил пьяные вопли с кухни, помнил крики матери. Помнил, как она лежала, сжавшись в углу, как уже не могла кричать после очередного сеанса побоев. Помнил ослепительный, молочно-белый свет - так это пришло в первый раз - помнил, как отцу стало больно. Как он закричал, как опрокинулся на спину, колыхая своим огромным животом, как завыл, засучил ногами и руками, как схватился за голову, начав выдирать себе волосы и глаза...

Отец делал все неправильно. Он выдрал только левый глаз и ничем не уравновесил свое действие - умер раньше. К сожалению, исправлять его ошибки не было времени - на шум и крики выскочили остальные обитатели их старенькой коммуналки. Им тоже стало больно. Они тоже упали - и снова все делали неправильно - один, например, ударил по полу правой рукой три раза, а левой только два, и умер, не придя к равновесию. Но он тогда уже не думал даже о равновесии, нет. Тогда он мог думать только о боли - он понял, что сам стал болью, а еще он понял, что пока больно другим, ему - нет. Тогда он выбежал, захлебываясь слезами, вначале на лестничную площадку, потом - вниз по грязным ступенькам, в вонючий подъезд, а затем и вовсе прочь от дома, в который он больше никак не мог вернуться, пусть даже мать еще шевелилась. Ведь он понял. Он понял, что действительно был плохим человеком. Даже хуже.

То, что было дальше, он помнил уже куда хуже, спасибо лекарствам. Грязная, холодная, безразличная ко всему улица, жестокие драки, прятки от оголодавших собак в мусорном баке, очередной побег от милиции - они так ничего и не поняли, когда его глаза вспыхнули белым, а их тела провалились в царство боли - черная машина, жестокие люди в форме, "Аврора"...

Его новый дом, где ему дали новое имя.

Свое настоящее имя он все же помнил хорошо - Юрий - но вот насчет фамилии - Лин - он не был до конца уверен, пусть она и стояла во всех документах. Быть может, она и правда была его, а может, ее дал кто-то из врачей, заполняя бумажки...кто ж уже вспомнит? Когда его только-только привезли, ему был присвоен номер Гр-73\8, но потом, уже после обследований и тестов, где его снова заставляли делать это, чтобы такое же не сделали с ним самим, новое имя было выбрано самим Полковником - Долор, боль.

Ведь он и правда был болью, пусть даже в документах то, что он умел, и называли страшными словами "сенсорный а(нта)гонизм". Чужая нервная система была его полем для игр, там не было ничего невозможного, он мог сделать с другим живым существом все, что бы только захотел...узнав это, он понял, что не просто был плохим человеком, о нет. Он был хуже всех, но именно таких и искала "Аврора". Именно таких она жадно хватала, проглатывала и, если не удавалось переварить до конца, выплевывала назад.

Лин совершенно точно помнил, что ему сейчас шестнадцать лет - хотя иногда, все-таки, начинал сомневаться и в этом, когда начинался очередной курс препаратов: успокаивающих разум, укрепляющих тело, подавляющих волю...

В свои шестнадцать лет он помнил, как можно отравить колодец или вражеские запасы продовольствия, но не знал, как можно достать еды в странном месте под названием "магазин". Не знал, зачем люди на улицах носят эти непрактичные и неудобные костюмы - все разные, подумать только! - зато мог надеть противогаз за две секунды и имел пошитую на заказ шинельку. Он не знал, как пахнет и выглядит какой цветок, зато знал, как можно различать по виду и запаху адамсит и фосген, иприт и зоман, и уж точно никогда не перепутал бы "сирень" и хлорацетофенон. Он бы сильно удивился, узнав, что в то время, пока он запоминал "поражающие факторы", "свойства", "начальную скорость" и "прицельную дальность", другие дети - хорошие, те, которые не интересуют "Аврору" - учили стихи в своих школах, что они решали какие-то смешные задачки про овощи и фрукты вместо того, чтобы думать, как нужно разместить пулеметы на крыше дома, чтобы простреливался весь квартал. Лин бы сильно удивился, узнав, что есть люди, которых не заставляют бегать в полной выкладке, сливая из-под маски хлюпающий пот, и уж точно не пускают по следу собак. Пришел бы в ужас, узнав, что кто-то не умеет стрелять, бросать гранаты и не знает, где на шее надо надавить и куда метить ножом, чтобы убить наверняка. Мир за пределами "Авроры" был неправильным и пребывал в пугающем до дрожи хаосе, но мир Лина был прост и понятен, и подчинялся, как и сам Лин, легко усваиваемым законам, а все, что отказывалось им следовать, быстро из этого мира исчезало, быстро и навсегда.

Удивительно, но его болезнь, пусть и продолжая его мучить, стала приносить свою пользу, невероятно быстро доводя до автоматизма все нужные ему действия, превращая их в точно такие же ритуалы, как включение и выключение света или необходимость выпивать воду из стакана за три глотка, ровно за три. Когда у других пухли головы от новых знаний, он мог повторять материал снова и снова, зазубривая за считанные дни просто потому, что не был в состоянии вытряхнуть его из головы, когда другие уходили со стрельбища, он продолжал палить по мишеням, только успевай патроны подносить - снова и снова, снова и снова, в жару, когда ствол раскалялся и в холод, когда тот грозил примерзнуть к рукам. Ведь нужно же было компенсировать каждый выстрел по мишени другим, точно таким же, правильным и аккуратным!

Убивать для Ленинградского Клуба он начал в тринадцать лет. Кто был первым, Долор уже не помнил, а те, что были после, уже ничего не значили - еще одно доказательство того, каким чудовищем он был и как сильно должен был себя ненавидеть. Полковник как-то говорил, что у них есть даже вампиры, но что он все равно хуже - хуже последнего из них, гаже и дряннее чем самая опустившаяся тварь, убивающая ради пропитания, что такие как он живут лишь милостью руководства, дающего им шанс хотя бы попытаться встать вровень с настоящими людьми - пусть даже они и опасная аномалия, выродки, "психики" или, как их называли на Западе, эсперы. За те годы, что он делал работу для Клуба, Долор успел крепко это усвоить: они и правда худшие из худших, неприкасаемые, бешеные псы на длинной цепи. Но уж никак не люди, пусть и родились по какой-то случайной прихоти судьбы от людей...

Арендованная квартира имела три комнаты - Юрий выбрал для себя самую дальнюю от входа, где сейчас и сидел на кровати в полной темноте, забившись в угол и замотав лицо всеми своими шарфами. Шарфов было шесть, иногда он использовал еще и бинты, но чаще всего на нем можно было увидеть громоздкую дыхательную маску серого цвета - она была сделана таким образом, что нижнюю ее часть можно было отсоединить и спокойно принять пищу и воду. Новеньких санитаров и охранников в спецклинике "Авроры" всегда предупреждали о том, чтобы они не касались этой темы при вынужденных контактах с Долором - в идеале они должны были воспринимать маску точно так же, как и сам Лин - как его лицо. Ведь от своего настоящего он давным-давно отказался...

Вещей в комнате было немного: как-никак, подготовка к операции занимала довольно мало времени, а после они должны были быстро свернуться и исчезнуть, словно их никогда и не было, поэтому - только самое необходимое. Портфель с оружием у кровати, мощная рация, новенький пистолет ПСС на тумбочке рядом, кое-какие лекарства в пакете, сухпайки да немного консервов в холодильнике, один комплект сменной одежды - вот все личные вещи, которыми мог похвастаться Юрий - впрочем, он сам был личной вещью: вначале для "Авроры", а после, когда Полковник перевел его в свою личную группу, уже для Площадки Два - ее также называли "Атропа".

Ленинградский Клуб существовал уже очень долго, а когда точно эта страшная организация родилась, Лин толком не знал - ему это знать было не обязательно. Знал он то, что делилась она на две большие ветви, которые также называли Площадками, на "Аврору" и "Атропу". Первая Площадка отвечала за сбор и подготовку к использованию таких, как он, "одаренных", по всей необъятной территории Советского Союза, а также захват и тщательное исследование "потусторонней угрозы". А угроза была и еще какая...

Ленинградский Клуб знал страшную правду о мире, в котором они жили, знал, что мир был смертельно болен, что он прогнил от кроны до корней. Рядом с ними существовали чудовища, которые не привиделись бы нормальному человеку и в страшном сне: вампиры и духи, одержимые демонами и кошмарные "гибриды", твари из старых мифов и страшных сказок, которым не было числа...и, конечно же, маги. Маги были опаснее всего, ведь их было довольно-таки сложно отличить от человека, и одно это приводило в ужас: можно было годами общаться с кем-то, считая его добрейшей души человеком - не зная, что в свободное время он использует людей в качестве топлива для своих кошмарных проектов и извращенных забав. Можно было считать кого-то равным себе, даже не догадываясь, что в его глазах ты просто клоп, жалкая тля, и что у него и правда есть основание так считать. Десятки, сотни невинных становились их жертвами по всему миру - от случайных свидетелей до случайно же выбранных целей - ведь они были для этих самопровозглашенных сверхлюдей просто расходным материалом, скотом на забой, ступеньками, по которым они шли к своим страшным, извращенным целям. Была и Церковь - на словах клявшиеся истреблять заразу, она нередко ее покрывала и держала в своих рядах, если то помогло помочь обрести силу и власть. Их эскадроны смерти, состоявшие из больных на всю голову отморозков и фанатиков наводили ужас и точно так же ни во что не ставили простых людей - ради сохранения тайны, сохранения власти убить можно было любого, мало того - трижды лживые католики наплевали на собственные догмы и заветы, убивая и истязая во славу своего бога с поистине средневековой жестокостью.

Эта опухоль расползлась по миру уже очень, очень давно, и Ленинградский Клуб, сколько существовал, сражался с ее метастазами. "Аврора" была его длинной рукой, хватавшей все мало-мальски ценное для организации, и не было для нее лучшей добычи, чем очередное чудовище. Площадка Один изучала, исследовала, собирала знания и копила опыт, не останавливаясь ни перед чем, учила вышибать клин клином, ставя чудовищ на службу человеку, и обеспечивала Клуб всем необходимым для продолжения его войны против корчащегося в агонии мира - от нового оружия и бойцов до прикрытия на всех уровнях власти. Площадка Два была именно тем каленым железом, которым Клуб жег без устали все очаги заразы - "Атропа" также была его рукой, но уже крепко сжатой в кулак и всегда готовой к удару. А он, Юрий Лин, был Первым из "Черных стрел" - группы, неподотчетной никому, кроме главы "Атропы", острием ее копья. Худшие из худших, родившиеся чудовищами и оставленные жить, чтобы искупить вину и заслужить свое место среди людей - вот кем они были. Неприкасаемые во всех смыслах - их вполне заслуженно боялись и ненавидели, но не могли чинить им помех, едва они попадали в личный отряд Полковника - с этого момента пред ними были открыты почти все двери, кроме одной - той, что вела к свободе...

Лин слышал, что до него номером Первым был какой-то кровосос, на вид совсем ребенок - выкупили в Японии у одной загибающейся конторы. Несмотря на свои весьма впечатляющие способности, он оказался тварью ужасно трусливой - и года не продержался, прежде чем был отправлен в "Аврору" на вивисекцию. Повторять его судьбу никто не хотел.

В комнате было чертовски холодно - вместо батарей какие-то негодяи вварили здесь бесполезный лом, а кое-где даже паркет вынести успели. Кровать, где сидел Лин была старой и скрипучей, с высокой железной спинкой - всю прошлую ночь он тут проворочался, сомкнув глаза лишь к утру. В его палате по крайней мере была подушка, а тут, по крайней мере, не было мягких стен, надежно блокирующих любые звуки из соседних комнат и коридора с часовыми...

Думать сейчас не выходило ни о чем - принятые утром лекарства окутали мозг туманом как раз к вечеру, и, пусть они и отрезали его от обычных навязчивых мыслей, вместо спокойствия принесли экспериментальные "колеса" лишь чудовищную слабость. Завтра утром на дело, завтра утром их ждет работа. Пока солнце не встало...

Шершавая деревянная дверь с облупившейся краской резко открылась, хлопнув о стену - Лин рефлекторно дернулся к тумбочке с пистолетом, но на пороге никого не было. А раз никого - значит это Притворщик.

-Нервишки шалят, Юра? - ехидно спросила пустота, снова хлопая дверью и зашаркав - нарочно, чтобы он слышал, где она - по коряво уложенным, ободранным паркетинам.

Лин ничего не ответил, лишь поплотнее укутался в свои шарфы, сопровождая затравленным взглядом постепенно материализующуюся посреди комнаты высокую фигуру.

Появлялась она неровно, кусками - костюм, очевидно, снова барахлил: вначале на пол ступила одна нога, затем из воздуха выплыла кисть руки, и лишь потом в снопах крохотных искорок родилась темно-зеленая маска с черными прожилками-проводками и узкими щелочками для глаз и рта. Полминуты спустя номер Второй, Анна Крестова, была в комнате уже полностью "во плоти". И в крайне дурном настроении.

Лин, несмотря на все тренировки и курсы специальных препаратов, не обладал особо внушительным внешним видом - без маски и шинели, без тяжелой обуви, что делала его выше, без оружия, в конце концов - он выглядел со стороны довольно жалко, жалко и странно, учитывая вечно скрываемое лицо. Волосы его были вьющиеся и непослушные, крайне быстро растущие - и потому стригли его обычно под ноль, остервенело и грубо, ибо эта процедура, повторявшаяся каждые несколько месяцев, успела надоесть всем хуже горькой редьки. Номер Второй была не только старше его на три года - она была и выше ростом, что не могло не задевать Лина в первые годы их совместной работы: Притворщик была до того стройной, проворной и гибкой, что рядом с ней он ощущал себя во всех отношениях бесполезным тюфяком.

-...от сука... - нечленораздельно прошипела она, сдирая с вспотевшего лица маску. - Снова контакты разошлись.

Снова наградив напарницу молчанием, Лин взглянул ей в лицо. Коротко стриженные волосы светло-серого - очередная жертва прописанных "Авророй" препаратов - цвета, чистая бледная кожа, злые и усталые серые глаза, чуть припухлые губы...Лин видел несколько ее старых фотографий, в детстве она была очень похожа на мальчика, сейчас же этому мешали, в основном, те детали, которые ее обтягивающий темный костюм скрыть не мог, а наоборот, лишь подчеркивал. Весь прошитый сложнейшей системой проводочков, металлических ниточек, с мудреными клапанами, трубочками и застежечками, созданный специально для нее маскировочный комплект был настоящим произведением искусства - ученые "Авроры" свой хлеб ели не зря. Впрочем, без своей хозяйки он оставался ровно тем, чем и выглядел - мешковатым серым нечто, в котором разве что по стадиону утром бегать, когда никто не смотрит, да и то неудобно, наверное. Когда же комплект соединялся с ней, сливался с нервной системой владельца, когда та задействовала свой собственный дар, а по трубочкам в вены текли отключающие боль и повышающие агрессивность препараты...горе было тем, кто оказывался рядом.

Впрочем, сейчас Притворщик пребывала в тихом бешенстве и без всяких лекарственных добавок. Кинув на кровать к Лину несколько черных коробочек - то были видеокассеты - Анна, шумно выдохнув, присела спиной к напарнику, в чьем разуме в настоящий момент навязчивые мысли вновь брали приступом последние бастионы здравомыслия.

...посмотри на меня, посмотри на меня, посмотри на меня. Так близко, надо, надо, надо...нет, нет. Дотронься схвати за шею и сюда а потом нет нет нет почему сейчас хочется уже видеть нарочно нарочно нарочно все нарочно просто очередная провокация но как же она красива сейчас и все равно она страшно страшно я ничего не могу...

-Еле успела, - протянула Вторая, растирая затекшие ноги, совершенно не заботясь о том, как выглядело это для забившегося в свой угол Лина и на какие мысли наводило. - Опять все разошлось, думала, сдохну.

Хочется хотя бы дотронуться. Может до плеча может до руки может она же все равно все равно с ней наверняка делали столько плохих вещей санитары нет нет я не должен думать так я никогда не должен...

Заведя руку за спину, Анна усталым движением отщелкнула несколько трубочек - чуть посвистев и пошипев, они безвольно повисли вдоль ее спины. Провозившись еще с полминуты с очередным заевшим креплением, она снова устало выдохнула.

-Расстегни?

Никакой совести никакой вообще.

Протянув руку, Лин быстро справился с оставшимися защелками. От Второй пахло потом и дождем, а еще, кажется, бензином - видеосалон, который она только что ограбила, находился рядом с заправкой.

Я не хочу это говорить посмотри на меня смотри на меня не хочу об этом думать

смотри на меня съешь меня убей меня дотронься до меня шесть раз левой рукой иначе я умру...

Сегодня он определенно не будет спать спокойно. Определенно.

-Спасибо, - буркнула Вторая, вставая - костюм начал сползать с нее на пол, и Лин поплотнее натянул шарф на глаза - сердце колотилось, как бешеное. - Хренова парилка. Побегаешь час - скидываешь килограмма три. Им надо было на поток поставить.

Лин молчал - сейчас главное было успокоить, унять все эти жуткие, плохие мысли, вызванные стрессом - но продолжавшая говорить Вторая - теперь она, сидя на полу, возилась с креплениями на ногах - не давала ему выйти из этого нервного ритма.

-Тебя завернут в эту хрень, как кусок мяса в пакет, пережмут во всех местах, ни дохнуть, ни крикнуть, навесят датчиков...им бы в задницы эти датчики затолкать...

Ученые "Авроры" пришли бы в ужас, услышав, как Вторая отзывается об их творении, и заработали бы инфаркт, увидев, как неаккуратно она его снимает, с какой яростью выдергивает из рук и ног тонкие иголочки контактов, как небрежно бросает все прямо на грязный пол. Погладив свежие ранки на ногах - поверх вытатуированных черных точек, показывающих, куда нужно было вводить иглы, была видна кровь - Анна раздраженно сплюнула на пол.

-Я ополоснуться, пока саму не вывернуло. Поставь там что-нибудь...

Не закончив своей фразы, Вторая зашлепала босыми ногами по полу в сторону ванной комнаты. Справившись, наконец, с собой - одним из методов борьбы с навязчивыми мыслями было предложить самому себе отложить тот ритуал, который требовал разум, на несколько минут - а там уже оно и само забудется - Лин, все еще чувствуя нервную дрожь, позволил себе опустить шарф и увидеть скрывшуюся в дверном проеме голую спину Второй, исчерченную черными схемами, всю в следах от уколов.

На самом деле, бояться было совершенно нечего, в конце концов, она всегда была такой, да и жили они все вместе уже давно, можно было бы привыкнуть. Можно было, но он так и не смог, пусть даже она была "стрелой", как и он сам. В бою он доверял ей без колебаний, но вот коротать время между операциями было для Юрия самым тяжелым занятием из всех, что он знал. На операции все было просто и понятно: иди куда скажут, стреляй, куда скажут, спасай, убивай, захватывай...командование позаботится о том, чтобы ты знал, что делать, а лекарства - чтобы ничего не помешало этим делом заниматься. Однако, когда дело касалось так называемого свободного времени, Лин попросту зависал в пустоте: как именно тратить это самое время, он попросту не понимал. Хуже было лишь то, что когда мозг его получал передышку, то тут же ею пользовался, чтобы вновь помучить хозяина навязчивыми мыслями одна другой страшнее, а уж когда рядом была Вторая - датчики стресса, если бы он их носил, как и она, наверное, все бы попросту сходили с ума.

Он знал, что был ужасным человеком - если его вообще можно было назвать таким словом (а Полковник и прочие всегда утверждали строго обратное), но, похоже, даже для таких существ, как он, было естественно ощущать...что-то, оказываясь в непосредственной близости от такой, как Вторая. Удивительно, но иногда это ему даже нравилось, пусть он и не мог толком объяснить, что это вообще такое: он любил смотреть на ее тренировки, а иногда и за тем, как она спит, пусть этому не было никаких логических причин. Очевидно, то было тоже одним из симптомов его болезни, ведь, как он узнал у одного из докторов в "Авроре", такие чувства также можно классифицировать как навязчивые состояния. Возможно, так и было, он не мог знать...но они почему-то были чуть приятнее обычных чудовищных, глупых или ужасающих своей "неправильностью" мыслей.

Притворщик вернулась спустя двадцать минут - все это время Лин задумчиво крутил в руках украденные ей кассеты, пытаясь справиться с очередным приступом (текущая навязчивая мысль уверяла Лина, что если он не покрутит каждую кассету в руках девять раз, то через три минуты захлебнется собственной кровью), так и не встав с кровати. Чего дергаться, телевизор все равно в той комнате, что оккупировала Вторая, значит, она уйдет и не будет ему мешать...мешать заниматься все тем же тоскливым ничем.

Лин ошибся. Притворщик - в потертых брюках и накинутой на плечи рубашке, застегнутой очень частично - не взяла кассеты и не ушла, а рухнула рядом с ним, заставив отодвинуться еще дальше к стене. Через минуту она уже растянулась на кровати, закинув босые ноги на стенку, да смотрела в потолок - настроение ее, судя по лицу, немного улучшилось после того, как "стрела" смогла принять душ.

-Что молчишь? - она легонько ткнула его в бок. - Опять стряслось чего?

-Нет, - впервые с момента ее прибытия открыл рот Лин. - Все в порядке.

-Ты и "все в порядке" паршиво сочетаются, - Притворщик прикрыла усталые глаза. - Что, все еще колотит?

-Н-немного, - пробормотал Юрий. - Мало данных в этот раз. Сложно работать...

-Расслабься. С того, что я слышала, работа будет чертовски простой. Вошли, взяли что нужно, всех замочили и по домам, - вновь открыв глаза, Вторая повернулась к Лину. - Ну чего ты опять дергаешься?

-Не знаю, - Лин смотрел в пол. - Я...

Я сейчас наброшусь на тебя и буду стрелять я не наброшусь и не буду стрелять я наброшусь и буду стрелять я не наброшусь и не буду стрелять...

Одним из самых раздражающих типов внутреннего диалога был именно этот, когда разум снова и снова подкидывал пугающую, абсолютно неприемлемую мысль, заставляя снова и снова отвечать на нее в отрицательном ключе. Шесть раз, три раза по шесть повторить эту цепочку "стрелять - не стрелять" и она отойдет, растворится, исчезнет, заменится какой-то другой, такой же абсурдной и пугающей, начисто лишенной смысла и не способной принести реальный вред, но тем не менее заставляющей выполнять ритуал. В такие моменты ему казалось, что мозг готов вскипеть в черепе.

-Может, кино посмотрим уже? Тебе надо отвлечься.

Лин не ответил. Она и сама знала, что он очень редко соглашался на такие вещи, ибо знал, что способен испортить любой просмотр. Когда дело доходило до книг, то его болезнь заставляла подолгу застревать на одной странице, снова и снова перечитывая текст, а когда он оказывался среди тех, кто смотрел телевизор...иногда ему хотелось просто взять пульт и начать переключать каналы - три по шесть и все спокойно - или же, например, убавлять и прибавлять громкость...как это раздражало окружающих, он прекрасно понимал, и потому предпочитал никогда не мешать ничьему досугу.

-А что ты принесла?

Он не хотел говорить, что даже не прочел аннотации на коробках, что все, что он делал - крутил их в руках.

-А, хватала, что было. Эта пакость же сбойнула, - Вторая кивнула на валявшийся на полу костюм. - Если бы вовремя не смылась, проявилась бы посреди улицы. Та еще потеха. Так, что тут у нас... "Зловещие мертвецы", "Механическая пила из Техаса", "Фантазм"...

-Фантазм? Это что-то о магах?

-С чего ты взял?

-Не знаю. Видел слово в каких-то документах, - Лин покрутил коробочку в руках, рассматривая изображенную там серебристую сферу со сверлами и лезвиями. - Правда не знаю, что значит...

-Может, наши уже пустили ту программу по информированию населения? - пожала плечами Вторая. - Ну что, это? Тут еще "Птицы" какие-то есть...

-Не люблю черно-белое, - Лин вгляделся в кадры на обложке. - Напоминает наши учебные материалы.

-Значит это, - легко согласилась Вторая. - Сетку позовем?

-А стоит? - при упоминании о третьем обитателе квартирки Лина чуть передернуло. - Она же спит, наверное...да и видит плохо, если только...

-Не боись, "надевать" тебя она не будет. Пусть своими глазками смотрит. Ну или послушает хоть...

-Привести ее?

-Ага, - Вторая лениво зевнула. - Если не засну тут, пока ты там копаешься, может даже посмотрим чего...

Медленно распрямившись, Юрий буквально свалился с кровати и, оправив шарфы, последовал вон из комнаты. Уж лучше отдать ей свою кровать, чем сидеть рядом и терзаться лишними мыслями. Уж лучше поговорить с Третьей, чем торчать со Второй. Самым чудовищным из них всех, конечно же, был Четвертый, но он редко покидал остров - слишком опасен, слишком непредсказуем, слишком сложен в обращении. Уже одно то, что их собрали вместе, означало, что либо ситуация серьезнее, чем им сказали, либо начальство по какой-то причине хочет перед кем-то покрасоваться. И то и другое не сулило ровным счетом ничего хорошего...

Третья "стрела" - для кого-то Ловчая Сеть, для кого-то Ольга Щепкина - заняла комнату, что была ближе всего к дверям, комнату, в которой не было ни единого источника света. И тем не менее Лин быстро определил, где она сейчас прячется, уловив скрип ее коляски из дальнего угла.

-Сетка? - осторожно позвал он. - Я могу подойти?

Можешь.

Лин попятился. Плохо дело - если ей сейчас сняли блокировку, значит, уже прощупывает район. А раз она снова разведывает территорию, значит, операция может начаться раньше чем...

Я не занимаюсь сейчас этим. В настоящий момент Сеть не расширяется дальше этого здания.

-М-можешь...это...

-Давать тебе закончить? - слабый голосок из дальнего угла. - Прости. Конечно. Ты что-то хотел?

Всегда вежливая и спокойная. Всегда готовая рассыпаться в извинениях, если не смогла в очередной раз справиться с собой и высказала ваши мысли раньше вас самих. В этом вся Сетка. С ней обошлись хуже всего - Лин не сомневался, что начальники ее боялись до сих пор, боялись до дрожи - да что там, он сам ее боялся - но она смирилась со своей судьбой еще до того, как они встретились. По крайней мере, он застал ее уже такой - сломленной и усталой, готовой делать все, что скажет Полковник. Что было причиной ее покорности, помимо той, о которой никто из "стрел" не хотел упоминать лишь раз - никто не знал. И узнать не мог никак - свой разум Сетка защищала так же хорошо, как проникала в чужие.

-Там Вторая фильмы принесла. Мне...

Тебе не очень интересно и тебе не очень хочется оставаться наедине со Второй. Я, конечно, тоже не лучший выбор, но из вежливости ты пошел меня пригласить.

И тут же, не давая ему опомниться:

-Ой. Снова...

-Ничего, - Лин сделал шаг вперед. - Так ты с нами?

-Я плохо вижу, ты знаешь. К тому же она вечно берет что-то страшное или глупое.

-Значит, нет.

-А теперь ты расслабился, что тебе не придется везти меня в соседнюю комнату и думать о том, какой рукой взяться за ручки.

-Я...

-Ладно, побуду с вами. Если позволишь, я могу тебе помочь...

-В смысле? - Юрий нервно дернулся. - "Надеть", что ли?

-Нет, нет, не бойся. Поверхностный контроль, ты даже не почувствуешь. Сниму те мысли, что мешают, станет легче концентрироваться. Помнишь, мы же так часто делали.

-А. Это...

-Да. Если захочешь. Но ты не хочешь, потому что боишься каждый раз, что твоя голова взорвется. Сейчас тоже. Ладно, как хочешь, заставлять я тебя не имею права. Пошли?

-Пошли, - вздохнул Лин, ныряя во тьму и нащупывая там холодные железные ручки.

Коляска Сетки, сделанная на заказ, была больше своего владельца в несколько раз - та попросту утопала в огромном кресле, которое было напичкано таким количеством аппаратуры, что хватило бы оснастить больничное крыло. Но все эти хитрые приборы были заняты лишь одним-единственным человеком - бежали по экранчикам сложные кривые линии, моргали лампочки, попискивали десятки датчиков, нервно дрожали стрелки. Каждый вдох Сетки регистрировался и анализировался электроникой, а сама Ольга - хрупкое, как былинка, существо в простой серой одежде, похожей на больничный халат - всегда сидела, откинувшись чуть назад: огромный шлем, надетый на нее, был настолько тяжел, что она все равно не смогла бы нормально держать голову или вертеть ею. Сейчас передняя часть шлема была отсоединена - можно было разглядеть ее бледное от постоянной нехватки света лицо, поймать усталый, уже почти что невидящий взгляд искалеченных катарактой глаз. Светлые волосы, заострившиеся черты, наводящие на мысли о проблемах с питанием, тощие, как паучьи лапки, слабые ручки с тонкими пальцами - словно в насмешку над ними, в кресло Сетки было вмонтировано помимо всего прочего выдвижное отделение с табельным пистолетом - но представить себе ситуацию, когда она смогла бы воспользоваться оружием, не мог никто.

Ты вытолкнешь ее в окно вытолкнешь в окно не вытолкнешь вытолкнешь не вытолк...

Это было похоже на обжигающе-ледяное прикосновение, доставшее до мозга а затем - словно в лицо плеснули холодной водой. Но почти сразу же навязчивые мысли отступили, и Лин почувствовал, что вновь полностью себя контролирует, что может думать о чем хочет...

-Прости. Просто оно начинало лезть и ко мне, когда ты подошел. А невроз навязчивых состояний - болезнь из числа заразных. Иногда достаточно только о ней прочитать или услышать, чтобы стать таким же...не хочу рисковать.

Юрий ничего не ответил - ведь она уже отпечатала в его мозгу свое "пожалуйста" раньше чем он догадался сказать "спасибо". Лишь кивнул и, взявшись за ручки - теперь ему было уже совершенно все равно, какой рукой и сколько раз - осторожно покатил коляску с Сеткой в соседнюю комнату...

Фильм Лину показался весьма странным. Ночи на кладбище, похоронное бюро с какими-то психованными карликами, бесконечный металлический гул, желтая кровь и высверливающая дыры в головах металлическая сфера...насколько он знал, это все должно было развлекать зрителя каким-то образом, но он, привыкший в основном смотреть лишь учебные ленты в "Авроре", не мог должным образом реагировать на то, что видел тут - в основном потому, что просто не понимал, как. Странно и глупо это все. Зачем другие люди это смотрят? Оно не дает новой информации, да и как могут все эти выдумки их дать? Нет, все же он никогда не поймет...

Поздний вечер наступил довольно-таки быстро - Сетка ушла спать первой, попросив отвезти ее в ее комнату. Проверив в очередной раз старенькую рацию - но на связь никто так и не собирался выходить - очевидно, контролер сделает это под утро, когда все будут уже готовы - ушла и Анна, оставив его в спасительном одиночестве. Так, по правде говоря, проходила большая часть дней Лина, в которые он не был задействован в какой-либо операции: он либо спал, либо тренировался, либо читал принесенные ему материалы - и весьма удивился бы, узнав, что можно было бы делать что-то еще. Все эти развлечения, которых он не понимал, были для других - для нормальных, для хороших людей - только они, наверное, и могли найти смысл в книжках и фильмах, содержащих один лишь вымысел. Раздумывая о том, как же завтра все пройдет, он и сам не заметил, как провалился в сон.

А вот пробуждение было не настолько мягким и спокойным - Лин очнулся от прикосновения к своему лицу - кто-то зажал ему рот.

-Тихо, - голос Второй, раздавшийся прямо над ухом, избавил его лишь от части страхов. - Лежи и не шебуршись, разговор есть.

Резко дернувшись, он вывернулся, отполз в темноте к стене, лихорадочно начал собирать упавшие во время сна шарфы.

-Ч-что...

Голос Второй был совсем рядом.

-Я что, проспал?

-Нет, нет. Не суетись, еще часа три до сеанса связи, - он почувствовал, как она придвинулась ближе. - Дело есть, говорю же. И охрененно серьезное.

-Какое? - нервно спросил Лин.

-Сегодня я выходила не только за кассетами. Я нашла, где сидит контролер.

Лина прошиб холодный пот. Нельзя о таком говорить, черт, об этом думать-то нельзя! Контролер - лидер группы, человек - всегда лишь человек, ибо только он мог вести чудовищ вроде них - был темой запретной, по крайней мере, не особо поощрявшейся. В операциях "стрел" он участвовал лишь одним-единственным образом - сидел где-то в безопасности и считывал показания их контрольных схем, следя за тем, чтобы "стрелы" не выбрались за заранее установленную им зону операции. Лишь два человека во всей "Атропе" имели возможность отслеживать перемещения "стрел" - их текущий офицер-контролер и лично Полковник. Лишь они имели право их убивать - одним нажатием кнопки, одной командой по рации, что приведет схему в действие. Со стороны казалось, что сбежать при их-то способностях не было никакого труда, но Лин прекрасно знал правду: из "Атропы" не уходил еще никто, по крайней мере, не вперед ногами. Контролер всегда был в тени, незримый и страшный, мало того - маги из "Авроры" позаботились о том, чтобы его не могла найти даже Сетка - она не просто не могла пролезть в его разум, она вообще не могла его обнаружить, сколько бы не искала...

Конечно, попытки никогда не прекращались - Лин знал, что кому-то из прежних "стрел" удавалось найти и расправиться со своим надсмотрщиком - вот только никто не мог поручиться за то, что таковой действительно был один и что второй, потеряв сигнал товарища, немедленно не включил бы их контрольные схемы.

Страх, паранойя, чудовищное напряжение и понимание абсолютной бессмысленности любых попыток сопротивляться - вот то, в чем они жили, в чем варились столько лет, сколько себя помнили. Кто-то ломался раньше, кто-то позже, Юрий же смирился давно: по крайней мере, это место давало ему четкие цели, ограждало от хаоса и потока бессмысленной информации, который немедленно погубил бы его измученный разум. Здесь было проще. А другого - ничего другого - не было.

-Ты... - в голосе его чувствовался страх. - Ты не хочешь ведь...

-Хочу, - а ее голос сейчас так и сочился ненавистью. - Сразу после операции эта мразь спустит чуть поводок. Тут я его и пришью. Он тут совсем недалеко зарылся, через две улицы, в гостинице.

-Не надо, - слабым голосом пробормотал Лин. - Прошу тебя, не надо. Нас же уничтожат. Не надо...

-А что "не надо"? Ты когда-нибудь думал, что будут делать с нами, когда мы убьем всех, кто им мешает? По головке погладят, угадал. Разрывными. И пепел по ветру.

-Пожалуйста, не надо, - пробормотал Лин. - Давай в следующий раз попытаемся. Не сейчас. Не сейчас.

-Следующий у нас может через год наступить, дубинушка.

-Ты каждый раз так говоришь. Каждый раз. И каждый раз нас возвращают домой, и все в порядке, - это было его единственным аргументом и цеплялся он за него, как утопающий за проплывающую мимо дощечку. - Если все делать, как говорит Полковник, то все будет хорошо. Я...

-Что? - прорычала Вторая.

-Я не хочу, чтобы тебя уничтожили, - на одном дыхании произнес он то, что зрело в нем уже не первый год. - Я не хочу, чтобы тебя уничтожили. Пожалуйста.

Вторая молчит. А в его голове проносятся, сменяя друг друга, целые полки безумных мыслей, вступают в жестокий бой и грозят разорвать череп, разнести на осколки.

-Дурак ты, Юра, - тяжелый вздох. - Я, по-твоему, чего ради со всем этим долблюсь? С чего каждый раз, как нас в чисто поле вывозят, этих гадов вынюхиваю? От скуки, да? Да хрена с два...

-Подожди, послушай...

-Вы с Олей лопнули да сдулись, про Неудачника я вообще молчу. А я не сдамся, слышишь? Пусть убивают, пусть ломают. Не прогнусь я под них. Ни за что. И вас разогну, если получится.

-Разве мы можем что-то сделать?

Этот разговор они начинали не раз. Лин каждый раз отвечал почти что одними и теми же словами - других слов и других доводов он попросту не мог выдумать.

-Он человека у нас взглядом наизнанку выворачивает - нет, ну конечно, он ничего не может! У тебя от колес башка совсем протухла. Завязывай.

-Мы даже не знаем, сколько их на самом деле! - с жаром отвечает он напарнице. - Одного ты убьешь, а дальше? Да даже если всех убьешь - куда мы пойдем? Они везде...везде...

-Ага, и дальше по рифме. Слушай, ты шестеренками хоть немного пошевели - почему при выходе из зоны операции нас сразу отключают? Подскажу для особо одуренных - ручки у них коротки, понял, нет? Выйдем за зону контроля и все, пишите письма. С расстояния в километров так шесть никто нас не поджарит.

-Шесть километров еще нужно преодолеть, - вздохнул Лин. - К тому же, Сетка...она же не может ходить.

-Зато может взять для нас машину. Да какую, нахрен, машину - она самолет может нам взять! А если эти гниды в мундирах снова в...

-Не получится, - Юрий отвернулся. - Ты сама знаешь, что ничего не получится. До операции осталось слишком мало времени, а после...там повсюду "глушители". Кто-то может быть защищен и от контроля. Кто-то может найти даже тебя, по датчикам. У нас нет сейчас шансов...

-Заткнись, - зарычала Вторая. - Просто заткнись уже!

-Я...

-Захлопни пасть, я сказала! Сидишь себе в углу, словно тебе меньше всех надо, а чуть тронь - одно херово нытье! Думаешь, харю себе порезал, сразу особенным с...

Вторая забывается. Она делает то, чего делать не стоило. В своей бессильной ярости на его правоту она касается той темы, которой касаться нельзя - такая есть у каждого человека, но человек не может ответить так, как может "стрела".

Юрий дергается, словно от удара. С его лица падают шарфы, являя взору Второй паутину, сплетенную из чудовищных шрамов, что делает его, несомненно, самым страшным лицом на всем белом свете.

Каждый разрез он сделал сам. Он не мог их не делать. Он не мог тогда остановиться - кромсал и кромсал, пока санитары его не скрутили, потеряв при этом троих.

Он не мог иначе.

Ведь его лицо было неправильным.

Глаза Лина вспыхивают молочно-белым светом и тут же гаснут. Издав сдавленный стон, он валится с кровати, падает на пол...

Грозящий вырваться наружу импульс был в последний момент подавлен хозяином, не желавшим причинять боль Анне. Но боль уже родилась, ей уже надо куда-то уйти. Он дает ей уйти в себя - целиком.

Кажется, огнем вспыхивает каждый нерв. И огонь этот готов пожрать его целиком, он бы с удовольствием это сделал, если бы Лин, сжав зубы и прикрыв глаза, не обрел вновь столь нужную концентрацию. Пламя агонии, грозящее спалить его тело дотла, исчезает так же быстро, как и разгорается - в конце концов, нет такой боли, которую он не мог бы снять или призвать...

На его глазах выступают слезы, он заходится рвущим горло кашлем. Корчится на полу, судорожно пытаясь продышаться. Притворщик уже рядом. Матерясь так, что покраснел бы портовый грузчик, она рывком поднимает его с пола, встряхивает, грозя оторвать голову и таким же рывком прижимает к себе, бормоча своим хриплым, усталым голосом неумелые извинения. Замолкает, встретившись с ним взглядом - в том нет ни злости, ни обиды. Ему не надо объяснять, что она хотела сказать, а что нет - в конце концов, "стрелы" всегда понимают друг друга даже не с полуслова, а с одного жеста, с одного взгляда...

Ей просто тяжело. Она просто сорвалась, как срывался иногда и он сам. Им не нужно друг перед другом извиняться. Обидно, конечно, что твои мечты о свободе никто не поддержал, но перед работой на такие вещи не должно быть времени.

-Отпусти...меня...

Не проходит и минуты, а он уже сидит, остервенело наматывая на себя шарфы. Больше, больше. Плотнее, плотнее. Никто не должен видеть. Никто.

Это не его лицо. Его лицо - серая дыхательная маска с прочными стеклами. А это - что это, он не знает. Этого нет.

Нет, нет, нет...

Вскоре она сидит уже вместе с ним, приткнувшись рядом. Он не сопротивляется. Он, кажется, вообще забыл, как двигаться - но почему-то еще помнит как дышать - какая досада...

Вторая старше них всех - кроме, разве что, Четвертого. Она грубый и жестокий человек, который редко когда извиняется за свои поступки. Сейчас она снова делает это, пусть и не говоря ни слова. Он знает, что она сожалеет - ему достаточно. В отличие от слов многих других людей, ее молчание не фальшиво.

Они сидят в темной, холодной квартире, на грязном ободранном полу. Сидят неловко обнявшись и вытянув вперед затекшие ноги. Сидят и ничего не говорят - они давно понимают все и так, ведь они "стрелы", а у "стрел" никого нет, кроме друг друга - и до самой смерти не будет. Для "Атропы" они инструмент, не более, а для других "стрел"...слова "семья" или "друзья" ничего им не скажут, но слова и не нужны - их узы и так крепче, чем у сицилийской мафии. Они единый организм, пусть даже больной и уродливый, ненавидящий кого прикажут, убивающий, что прикажут. Одиночки тут не выживают, но свою долю одиночества получит каждый - хочет он того или нет.

Сеанс связи уже совсем скоро - и они знают, что все равно не заснут уже в эту ночь. Знают, что завтра - после дозы препаратов, после сигнала по рации, после серии сухих, безжалостных команд - каждый из них снова будет убивать.

"Атропа", наверное, думает, что убивают они за нее.

Но они это делают лишь друг за друга.

Лин сидит, повесив голову - усталость берет свое. Шарфы размотались и Вторая может снова видеть его изуродованное лицо - но у нее оно не вызывает страха, оно куда приятнее тех холеных морд из штаба, перед которыми их водят, бывает, как редких животных, только что не на цепях. Лин пытается уснуть, и, вспоминая, что скоро бой, бормочет их старый стишок, слова, которые знает каждая "стрела". Кто-то говорит, что его взяли из книги некоего Стивенсона самые первые члены их отряда, переделав под себя, кто-то утверждает, что сочинил его сам Полковник, ведь названию своему они обязаны именно этой книге...

Четыре я стрелы пущу,

И четверым я отомщу,

Злодеям гнусным четверым,

Старинным недругам моим...

Они всегда говорят это перед боем - они, конечно, не верят ни в каких богов, но это их молитва. Это единственная традиция, что у них есть - и она нерушима.

Вторая своим хрипловатым, чуть простуженным голосом, продолжает за Лином:

Первая метит в грозный Рим,

Молитвы не помогут им,

Стрела вторая ждет Атлас,

Ты мир разрушил, но не спас,

Третьей стреле мила Могила

Что столько жизней загубила

В Башне живет исчадье зла,

Ему четвертая стрела...

Заканчивают они уже вместе. И каждый слышит посторонний голос в своей голове - проснувшаяся от криков Сетка присоединяется к общей "молитве". Помогает договорить слова, которые "стрела" будет говорить, когда другой "стреле" плохо.

Они черны и до конца

Вонзятся в черные сердца,

Они без промаха летят

И никого не пощадят...

Треск оживающей рации подсказывает, что молитва была начата весьма кстати. Их время пришло.

Стрелка на старинных часах медленно, но неутомимо ползла к своей цели - уже совсем чуть-чуть оставалось до шести утра. Впрочем, для хозяина кабинета, в котором эти самые часы стояли у дверей, это означало лишь возвращение очередного приступа головной боли. Леонид Фиалковский бросил очередной усталый взгляд на циферблат, после чего вернулся к прерванному занятию - помешиванию ложечкой своего горячего кофе в старой фарфоровой чашке. Сделав пару ленивых глотков, он потянулся к стоявшему на столе телефону и, сорвав трубку, проговорил, не набирая номера:

-Мухомор, зайди.

Кинув трубку на рычаг, скромный глава более чем скромной организации - а достоинства его как мага были еще скромнее всего вышеперечисленного - подарил кабинету очередной вздох и в четыре глотка выдул оставшийся в чашке напиток. Господи, как же он устал от всего этого...

Организация - сам маг ее за глаза называл больше "конторой", нередко "шарашкиной", ибо заслуживала - главой которой уже десятый год числился Фиалковский, носила гордое название "Маяк", но уже давно утратила всякую связь с собой прежней по многим причинам. Во-первых, сооружение, которому она была обязана своим именем - внушительных размеров башня на одном пустынном островке - было разрушено (что еще обиднее, случайно) во время войны, что вылилось в потерю большинства архивов и лабораторий, вылилось в спешную, истерическую эвакуацию, во время которой добрую половину того, что успели вывезти, умудрились отправить на дно. Во-вторых, "Маяк", ныне занимавший огромное, похожее на старый заброшенный завод здание на окраине города, своего названия попросту не оправдывал - ничей путь он не освещал и помогать никому не думал. Да и не мог, если уж начистоту говорить - тут самим бы продержаться...

Прежний директор - старый сморчок с манией величия, бывшей причиной не одного скандала - умер десять лет назад, и, по результатам скромного голосования, проведенного скромных размеров компанией, ему была выбрана замена. К вящему неудовольствию Фиалковского, этой самой заменой оказался он, получив в наследство такие прекрасные вещи, как разваливающееся на глазах здание, наполовину затопленный подземный комплекс под последним, где иногда даже умудрялись кое-как работать, спасенное из старого логова содержимое двух библиотек, которое до сих пор не подверглось ревизии, штат из пятнадцати сотрудников и кучу долгов. Последние отличались самым большим разнообразием из всего наследства - "Маяк" был должен Пражской Ассоциации, Морю Бродяг, Часовой Башне и даже одной организации с Ближнего Востока. Вступив в должность, Фиалковский, преисполнившись энтузиазма, принялся за дело: он возвращал долги всем и чем только мог - редкой литературой, передачей патентов и прав на оставшиеся в ведении организации духовные земли, дойдя, в конце концов, до того, что обчистил собственные хранилища, переслав в Лондон за полгода уникальную коллекцию Тайных Знаков, собиравшуюся аж с семнадцатого века и материалы по трем многообещающим проектам, которые развивать своими силами не было никакой возможности. Леонид действовал по хитроумному - сам ведь придумал, как же иначе! - плану, пытаясь доказать заморским коллегам, что с ними - а точнее, с ним - можно и даже нужно вести дела, что на них - точнее, на него - стоит обратить внимание - и пригласить работать...ну, от местечка в Башне он бы точно не отказался, на что не раз и не два намекал в своих письмах. К сожалению, через три года, когда он понял, что вернул все - а где-то однозначно и маху дал - понята Фиалковским была и еще одна невероятно обидная вещь: Ассоциация приняла все как должное, да и только, вытаскивать его из этой трясины в лучшую жизнь никто не собирался. Еще через несколько лет Леонид ясно видел, какими будут эпитафии на могиле его и его несчастной конторы: "Заплатил налоги" и "Раздали долги". Наступили серые будни и тянулись они год за годом, смазывая всю полную несчастий жизнь скромного мага с нескромными планами в одно противное выцветшее пятно.

Спустя десять лет с момента вступления Фиалковского в должность в графе расходов можно было бы отметить, что из действующих сотрудников осталось лишь десять - не особо внушительные маги от второго до четвертого поколения - количество студентов сократилось до критической отметки, составляя на текущий момент лишь двенадцать человек, подземный комплекс под зданием почти полностью пришел в негодность и работать нормально можно было только в трех лабораториях из восьми - еще две были затоплены с концами - патентов организация более не предоставляла, да и не получала - за десять лет правления Фиалковского "Маяк" не сделал ни одной серьезной разработки. В графе доходов, если, конечно, это действие, учитывая его последствия, все еще можно было отнести к положительным - была бы всего одна строка - и уведомляла бы она об уплате долгов. Леониду, по правде говоря, было уже все равно: в этом году он проворачивал свой очередной наполеоновский план - сдать с потрохами всю организацию первому покупателю из Восточной Европы, после чего перебраться на вырученные средства в местечко потеплее - и сделать это нужно было до весны. И, может быть, ему бы даже это удалось, если бы не тот недавний звонок...

Скрипнула плохо смазанная дверь и в кабинет вошел Петр Вревский, второй человек в "Маяке", имевший обидное прозвище Мухомор - и обязан он был ему старому замечанию Фиалковского - "с тобой не только ничего рядом не растет, ты и то, что выросло, загубишь в два счета". С преподавательским составом в "Маяке" всегда было тяжело, но Вревский поставил настоящий рекорд: молодые маги боялись этого плешивого любителя пропустить пару стаканчиков, как огня. Бояться было за что - в Мухоморе органично сочетались совершенно скотский характер, который иногда чуть сглаживался относительно количества выпитого, абсолютное неумение вести занятия и недоразвитые Цепи - даже простейшие действия могли отправить Вревского в продолжительный обморок. Разжиревший за годы сидения на одном месте, низенький, со сплюснутым отечным лицом и множеством залысин, он внушал коллегам лишь отвращение. Вот и сейчас, стоило ему войти в кабинет, как Фиалковский внутренне весь скривился, и лишь справившись с собой - на это ушло с минуту - предложил товарищу сесть.

-Ну что, он звонил? - без лишних предисловий начал Вревский. - Звонил или нет?

-Обещал утром, - глава "Маяка" позволил себе улыбнуться. - Он в наших руках, не сомневайся даже. И он и вся его шарашка.

-Подумать только...Ленинградский Клуб. Я думал, они еще в тридцатых того, - Мухомор оскалил гнилые зубы. - Ты вообще про них что-нибудь знаешь?

-Не-а. Только то, что они существуют. Но думаю, у них положение еще хреновее нашего, - Фиалковский налил себе еще кофе. - Вот на этом и сыграем. Как только позвонит, я назову цену - и посмотрим, как он себя поведет.

-Думаешь, согласится?

-Куда денется-то? - хохотнул Леонид. - Это ему нужны те бумажки, вот он и заплатит, сколько скажем...и никуда не...

Когда его речь прервал зазвонивший телефон, Фиалковский ничуть не расстроился - лишь ухмыльнулся еще шире.

-А вот и наш клиент, - все еще ухмыляясь, он жестом призвал Мухомора к молчанию, после чего снял трубку. - Слушаю.

-Господин Фиалковский, я полагаю, - от этого холодного, сухого голоса Леонида невольно передернуло. - Это Кай. Как я и обещал, звоню вам ровно через неделю. Итак, что вы решили? Вы передадите нам означенные ранее рукописи за установленную сумму?

-Планы чутка поменялись, - вальяжно растянувшись в кресле, выдал глава "Маяка". - Мы тут покумекали и решили, что у вас, ребятки, должно было кое-что остаться...ну ты меня понимаешь, с начала века.

-Боюсь, что не понимаю. Что вы имеете в виду?

-Золото, - оскалившись, выдохнул в трубку Леонид. - Одна тонна, в немаркированных слитках. Где доставать будешь, меня не колышет, хочешь копай, хочешь рожай, хочешь воруй. В случае вашего отказа я сегодня же сжигаю эти бумажки к херам. Уяснил?

-Тонна золота, значит, - голос на том конце провода до сих пор не проявил никаких эмоций. - И КамАЗ на сдачу, я так полагаю?

-Шутки шутить вздумал? - прорычал Фиалковский. - Ты меня слышал!

-Слышал, - на том конце провода закашлялись. - Я думаю, я смогу вам ответить уже сегодня.

Фиалковский похолодел. Он ожидал всего, но...неужели?

Нет, нет, бред собачий. Это же байки, просто старые сказки, что был такой Ленинградский Клуб и...

-Ты согласен? - кусая губы, выдавил из себя глава "Маяка".

-Я сказал, что дам вам ответ уже сегодня, - повторил холодный голос. - Если вы хотите увидеть его, подойдите, пожалуйста, к окну.

-Минутку, - уронив трубку на стол, изрядно вспотевший от напряжения Фиалковский прорычал товарищу. - Посмотри-ка в окошко. Что там у нас делается?

-Момент.

Вревский ничуть не удивился абсурдности просьбы - мало ли, вдруг этот странный представитель вроде бы давно уже отдавшей концы конторы пришел лично. В таком случае стоило бы его встретить, ибо здание "Маяка" стояло на пустыре и было огорожено со всех сторон весьма и весьма высоким забором, маскируясь под старенький военный завод - самому тут не пройти.

С кряхтением встав со своего места, Мухомор поплелся к дальнему окну и развесил шторы - в это самое время Леонид вновь схватил трубку.

-Нет, слушай. Погоди. Я не понял, вы правда в состоянии заплатить? Да что такого в этих бумажках? Всего лишь старый труд об аномалиях в Цепях...

-Для меня он представляет огромный интерес, - произнесли на том конце провода. - Отвечая на ваш первый вопрос - да, я действительно могу вам заплатить. Тем, что вы заслуживаете.

-Что? - рявкнул Леонид.

Оконное стекло рассыпалось осколками, мгновение спустя его примеру последовал и череп Вревского. Практически обезглавленное тело повалилось на пол, пачкая дорогой ковер.

-А...а...а...

Едва не задохнувшийся от ужаса Фиалковский даже не понимал, что все еще держат трубку в руках.

-Мои коллеги скоро прибудут, чтобы ознакомить вас с новыми условиями договора, - произнес голос. - Всего наилучшего.

Голос утонул в коротких гудках. Они били по уху Фиалковского не очень долго - несколько секунд спустя где-то снаружи загрохотало, да так, что выпустив трубку, маг прыгнул под стол.

Что...что...да как они...

Они не могли! Это же всего лишь Ленинградский Клуб! Никому толком не известная контора, сгинувшая в начале века! Что они...

Еще два взрыва - кажется, они разносили ограду на куски. А теперь - рев движков?

Когда по окнам здания замолотил пулемет, Фиалковский понял - надо было брать деньги.

Вот только было уже поздно.

Полную картину - во всех деталях - они получили за десять минут до начала штурма. Они имели дело пусть и с паршивыми, но все же с магами, и рисковать никто не собирался, поэтому потянуться своим сознанием к зданию и сосчитать, хотя бы приблизительно, количество противников, Сетке разрешили только за десять минут до звонка в "Маяк". И лишь на полминуты - даже так был риск, что кто-то почувствует ее присутствие. Короткий, отрывистый доклад - около двадцати с небольшим людей непосредственно в здании, еще несколько внизу, выискивать фамильяров и прочую гадость времени не было. Особой угрозы эта группировка не должна была представлять - всего лишь старый и беззубый магический аналог научно-исследовательского института, вот только даже самый слабый маг, если он не полный олух, всегда имел хоть одно средство на крайний случай - а уж коллектив магов...

Одним словом, недооценивать противника никто не собирался. И как только поступил сигнал из двух слов - "переговоры провалены" - стянутая вокруг "Маяка" группировка вступила в дело.

Как и всегда в охоте на магов противник сам упрощал задачу по многим пунктам: они забрались в эту глушь - и здесь, на окраине города, никто не услышит, даже если стрелять по ним будут из танка, они озаботились лишь самой поверхностной защитой, причем только от таких же, как они сами - пусть теперь кушают заряды из гранатометов и пулеметные очереди. Так ли на самом деле рассуждало командование операцией или все-таки нет, Юрий не знал, но ему сейчас, по правде говоря, было уже все равно, сейчас его волновало только то, чтобы их черную машину, несущуюся к зданию в числе прочих, не накрыли какой-нибудь дрянью проснувшиеся от внезапного нападения обитатели "завода".

А просыпались маги весьма быстро. В воздухе над окруженным зданием начали появляться странные символы, прочерчивая небо грязно-серыми царапинами. Уже после первых выстрелов выяснилось, что обычные средства обороны не были забыты - не прошло и нескольких секунд, как некий хитрый механизм опустил на все окна стальные листы. Оперативники "Атропы" ответили немедленно. Загрохотало, задрожала земля, дали единый залп гранатометчики. Закрывшие окна листы вынесло внутрь вместе с кирпичами и кусками стен, мгновение спустя за этими окнами уже полыхало вовсю. Дождавшись команды, к зданию, вокруг которого уже смыкали кольцо молчаливые люди в черных прорезиненных костюмах, устремились несколько машин - в одной из них сейчас и трясся на кочках Лин.

Маги ответили быстро и жестоко, в два счета разметав вырвавшихся вперед бойцов. Кого-то подбросило в воздух и разорвало на клочки, кого-то скрутило и вдавило в землю невидимым прессом, несколько "глушителей" превратились в живые факелы, сгоревшие за считанные мгновения и осевшие на землю кучками золы. Второй залп обрушил внушительный кусок стены и разнес в клочья двери. Еще через полминуты машины добрались до организованного пролома - бойцы "Атропы" выпрыгивали на ходу и мчались в дым, в огонь. К своей цели.

Воздух внутри был забит дымом, запахом гари, треском оружия и криками умирающих. Убийцы врывались в новые и новые проломы, распахивая двери и выбивая окна. Несколько несчастных, оказавшихся на первом этаже, стали легкой добычей - сонные, оглушенные и напуганные, без оружия при себе - им хватило нескольких пуль. "Глушители" возникали из дыма, укладывая противника меткими выстрелами, ломали двери и хлипкие стенки, коридоры и лестницы уже усеивали изувеченные очередями тела. Скулящие пули выбивали куски из стен и людей, ошалевшие защитники "Маяка" валились на пол, на ступени, друг на друга...

Не менее ошалевший, чем они, Лин мчался сквозь дым, а в голове его грохотали старые наставления Полковника.

Важно запомнить одну простую вещь, когда имеешь дело с магами - они сами всегда осложняют себе жизнь. Чтобы научить человека хоть как-то стрелять, нужно, ну, в самом паршивом случае, несколько месяцев, но это доступно почти всем. Чтобы разучить некое заклятье, какую-то методику воздействия на окружающий мир или людей, может понадобиться пара-тройка лет - и мы еще сейчас говорим о самых простых вещах. Ты будешь годами, день за днем, терзать себя, доводя некие действия до автоматизма, чтобы в итоге получить вещь, которую в быту и применить-то негде как правило. Это первый довод в пользу их слабости - сложность освоения.

Дверь впереди распахнулась и прямо на него выскочил до смерти перепуганный молодой человек, одетый в помятую ночную рубашку. Это было все, что он успел сделать - две пули ударили его в грудь и откинули назад, в спальню, заставив тело стукнуться затылком о порог.

Довод второй, время. Чтобы выстрелить, требуется обычно всего ничего - меньше секунды. Чтобы правильно сотворить нужную магию, нередко нужна сложная, весьма сложная последовательность действий - от чтения многострочных арий в состоянии предельной концентрации до использования разных мудреных предметов, так называемых Тайных Знаков. Иногда все это идет в комплексе. Именно поэтому маги долго готовятся перед своими поединками. Их дуэли - это не дрожащие руки и хаотичная пальба куда придется, а четко спланированные заранее действия, продуманные наперед удары и ответы на них. Как правило, в таких поединках победитель бывает очевиден задолго до начала боя - тот, кто лучше подготовился. Отсюда вывод, который вам нужно усвоить - брать мага врасплох - победить в большей части ситуаций. Если, конечно, вы не имеете дело с боевиком, который всегда готов или наемником, который плюет и подтирается их кодексами чести, принимая магию лишь как инструмент, а не как образ жизни.

Трое магов окопались на лестнице. Один держит вражеские пули - те взрываются в воздухе, разбиваются о невидимую преграду, второй возится с каким-то хитрым приборчиком, еще один выписывает в воздухе хитрые руны: первая заставляет стволы замолчать, вторая пробивает пол под ногами у стрелков и оттуда бьет, подбрасывая их к потолку, водяной столб, третья прожигает в одном из бойцов дыру аккурат на месте сердца.

Довод третий, правила. Маги нередко ставят себя выше людей, считая, что аномалия в развитии, известная как Цепи, дает им на то право. Самые могущественные их семьи частенько представляют собой закостенелых консерваторов с дикими феодальными порядками. Презрение к людям, презрение к технологиям, презрение к развитию как таковому - все это приносит свои плоды: нередко особь из цвета магического сообщества, зная десяток древних языков, не знает, как надо общаться с простыми людьми на улице, чтобы у них не возникало желания разбить ей ее благородную морду, нередко такое существо с презрением относится, скажем, к огнестрельному оружию, считая его уделом черни - пока не получит пару пуль в брюхо. Вывод из третьего довода прост и лишь закрепляет выводы из прежних - никогда не принимайте чужих ограничений. Маг устанавливает правила поведения для себя, пусть же он от них и страдает, равно как и от собственной недоразвитости. Никогда не играйте по их правилам.

Успешные действия руниста не остаются незамеченными - Лин из своего укрытия слышит, как рявкают два пистолета Второй, видит, как расцветают на одежде мага алые цветы смертельных ран - маг умирает, до конца сохраняя на лице удивленное выражение - как, откуда? Кто мог так близко подобраться к ним? Кто забрался за щит? Почему они не видят стрелка?

Невидимка продолжает собирать кровавый урожай. Державший барьер маг получает пулю в лицо, последний, не выдержав, бросается бежать - ловит нож между лопаток и сползает по лестнице, считая мордой ступени. Прямо из воздуха вылетает в дальний угол разряженный пистолет - судя по звукам, Вторая достала свои чудовищные ножи.

Лина прошибает холодный пот, сердце стучит, как бешеное. Костюм, вероятно, уже накачал Вторую до бровей - а значит, ей теперь лучше на пути не попадаться: теперь кончился в ней человек и началось что-то страшное, первобытное, то, что лучше никогда и ни в ком не будить. Хрипло рыча, как дикий зверь, под своей маской, невидимка рвется наверх и отмечает свой путь выпотрошенными телами, редкие ответные заклятья бьют куда угодно, только не по ней. Один защитник валится на колени, судорожно хватая вываливающиеся внутренности, второй визжит, зажимая разрез на том месте, где когда-то были глаза...

Лин бежит за ней, видит, как Вторая вышибает дверь в очередную комнату. Видит высокую женщину с посеревшим от ужаса лицом, за ней жмется к стене человечек еще моложе его самого, совсем ребенок. Женщина еще только падает на пол, глупо, отчаянно пытаясь схватиться за воздух и заливая все кровью, а мальчишка уже пришпилен к стене вошедшим в предплечье ножом. Невидимая тварь кидается к нему, заливаясь истерическим смехом, Лин слышит ее хриплый голос:

-Покричи для меня! Покричи!

А то, что будет там дальше, он видеть не хочет - и бежит дальше, подгоняемый треском рации, выстрелами и предсмертными криками. У него своя цель.

Один за углом.

Выскочившего на него окровавленного типа он убивает раньше, чем тот успевает понять, как же его заметили. Пуля в лицо, тело на пол...

Один слева, Первый.

Нет больше страха, нет сомнений, нет навязчивых мыслей. Контролер спустил Третью с поводка, здание накрыла Ловчая Сеть - и от нее нет спасения никому. Прятавшийся за перевернутым шкафом хмырь с криком роняет свое чудное оружие, визжит, как свинья, схватившись за голову, из глаз и ушей его льется кровь. Теперь точно кончено со всеми - сопротивляться Третьей, когда она действует в полную силу, почти невозможно. Все, оставшиеся в живых, уже скоро станут ее безвольными марионетками и покорно выйдут из своих укрытий прямо под пули...

Дверь впереди разносит на куски с оглушительным грохотом. В коридор вываливается высокий маг, одетый чуть поприличнее остальных - и, похоже, под контроль его взять пока что не получается. Он что-то орет, размахивая руками - плевать. Сейчас, когда его разум очищен от всего постороннего - спасибо Сетке - Лин видит перед собой только цель.

Это не страшно. Это не страшно и не сложно. Не было тут людей - это были неуклюжие манекены, не было тут людей - это были маги, и не было тут выбора - потому что у "стрелы" его никогда не бывает. Не было того мальчишки в дальней комнате, не слышал он его криков...

Маг шагает вперед, а он смотрит ему в глаза. Чувствует, как это снова начинает проситься наружу. Как оно прорезается вновь.

У магов есть свои особые формулы, в которые запечатана нужная последовательность действий, то, чего они пытаются добиться, творя эту магию. У него тоже есть свое заклинание, он тоже вынужден обращаться к себе, чтобы это прорезалось. Чтобы это проснулось.

-Раздели боль!

Вспыхивают глаза под маской молочно-белым огнем, все вокруг него обращается в непроглядную черноту - нет ничего в ней больше, кроме его и его цели. Цели, которую он теперь знает так же хорошо, как и себя. До каждой клеточки, до каждого нерва. Каждого нерва, который он рвет, выжигает и стирает в труху.

Кричащий кусок мяса катается по полу в агонии. Он тупо смотрит на это адское действо, не совсем понимая, что же только что случилось. Кажется, он...

Прекратить сопротивление. Прекратить сопротивление. Сдавайтесь, вам не причинят вреда.

Сдавайтесь.

Засните.

Пожалуйста.

Единичные выжившие больше не прячутся. Они выходят из укрытий и падают на пол, как подрубленные деревья. Но Сетка перестаралась сейчас, она накрывает не только цели. Он сейчас слишком слаб, чтобы справиться с этим - он только что был болью, ему нужно...

Нужно...

Ему нужно отдохнуть.

Выпустив пистолет, он успевает добраться до ближайшей стены, опереться об нее рукой, прежде чем сползает по ней, закрывая глаза...

В черной машине, загнанной в грязную подворотню, тепло - успели нагреть и надышать. В черной машине накурено, но дым постепенно уходит через чуть приоткрытое окошко. В черной машине помимо водителя сидят сейчас лишь два человека - один осторожно переворачивает странички в лежащей у него на коленях книге.

-Я все же не понимаю...зачем нужно было стягивать сюда столько оперативников, включая ваших...

-Им нужен был пример, - человек захлопнул книгу, отложив рядом. - К тому же, решение принимал не я, а Кай.

-Такая бойня ради вот этого вот...ради одной старой книжечки? Что в ней такого особенного?

-Здесь? О, тут есть, что почитать. Автор сего труда был отважным человеком, он посмел затронуть в программе своих исследований одну весьма и весьма могущественную семью. Ту, которая поднялась к вершинам во времена основания Часовой Башни и остается там до сих пор. В то время еще был шанс раскопать кое-какие их тайны, что он с успехом и сделал...однако, он копнул все-таки слишком глубоко. Голубая кровь не любит, когда суют нос в их дела, особенно когда дела касаются их драгоценных Цепочек.

-Позвольте уточнить, Константин Александрович, вы ведь о...о той семье?

-О ком же еще? Автор не прожил и года после того, как закончил свой труд. Все копии были уничтожены. Ну...почти все. Та, что теперь у нас, проделала весьма долгий путь, изрядно поплутав по миру, а нам придется проделать с ней весьма долгую работу. Староанглийский текст, как можете видеть...тот еще кошмар для переводчиков.

-Но что это нам в итоге даст? Я не совсем понимаю...

-Это понимает только Кай, которому я и передам книгу, как только мы снимем копии и займемся переводом. У него родилась одна весьма занятная комбинация. Нет, не знаю, о чем идет, пока что не знаю. Но я помню, что он сказал в последний раз, когда выходил на связь.

-И что же?

-Помни, что твоя смерть внутри тебя. Всегда внутри.

Интерлюдия 2. Дверь.

1984 год.

В парке было тихо и свежо, пусть, вместе с тем, и холодно. Вздымающий ковер гнилых листьев ветер и не думал успокаиваться. Народу, пусть было уже и позднее утро, сегодня почему-то было мало - обычно в это время тут часто гуляли, что с детьми, что с собаками, но сегодня начинающиеся холода, по всей видимости, отвадили многих от визита на улицу.

Многих, но не всех, конечно же: редкие прохожие все же встречались, и Сергей с матерью были в их числе. Последняя, пребывавшая в крайне паршивом настроении, шла так быстро, что он еле поспевал за ней, а ведь поспевать он не очень и хотел, учитывая, что тащили его сегодня к зубному врачу - через этот холод, по ковру из гнилых листьев. Впрочем, когда они были на середине парка, удача улыбнулась мальчику, пусть и ненадолго - увидев вдали старую телефонную будку, мать оставила его на такой же старой и холодной скамье, вспомнив, что ей в очередной раз нужно срочно куда-то позвонить...

Он не протестовал. Он давно уже привык. И знал он, что говорить она будет, пока автомат не проест целую кучу денег. Сидя на шершавой скамеечке, Сергей следил за падающими листьями, за редкими прохожими, что пересекали мостик через бурлящую холодную речушку - там, впереди - и, конечно, ежился от холода, выше и выше натягивая постоянно сползающий воротник. Одним словом, дел у него было много, так что не было ничего удивительного в том, что он и не заметил толком, как на скамеечку подсел другой человек - в старом штопаном пальтишке и с торчащей из кармана книгой.

-Нет возражений, если я здесь почитаю? - поинтересовался он - голос человека был холодным и сухим.

Сергей ничего не ответил - человек, пусть и выглядел совершенно безобидно, чем-то пугал. Это невозможно было объяснить никакими словами - в нем просто было...что-то. Что-то неправильное. Что-то...холодное и страшное. Не в силах вглядываться в его лицо, он отвернулся, продолжая следить за падающими листьями.

Мать все не возвращалась. Молчание длилось еще несколько минут, и вот, человек с книгой вновь заговорил - все таким же холодом веяло от каждого его слова.

-Я понимаю. Разговаривать с незнакомыми людьми в таком месте это не самая лучшая идея, - человек захлопнул книгу, и, убрав ее в карман, уставился в землю. - Могу с этим помочь. Мое имя....

Человек назвался - и слово, что он произнес, все же пробудило у его невольного соседа по скамеечке интерес. Пусть он даже и слышал это самое слово, когда был совсем-совсем ребенком, когда не умел даже читать, и когда читала ему мать, еще не бывшая такой холодной, нервной и злой, как сейчас.

-Как в "Снежной королеве"? - почти что против своей воли спросил мальчишка, повернувшись к странному человеку.

-Да. Как в "Снежной королеве", - человек попытался улыбнуться, но получилось у него что-то совсем жуткое - словно лицо его скрутила судорога. - Ты ведь хорошо знаешь эту сказку?

-Мать читала. Давно.

Он не понимал, что происходит. Он еще никогда не использовал это слово. Никогда еще не называл ее этим холодным, взрослым и отстраненным "мать". Но, глядя в усталые глаза человека с книгой, ему почему-то хотелось сказать именно так, что он и сделал. Пусть он даже до сих пор не мог понять, почему вообще с ним говорит, с этим странным незнакомцем посреди почти что безлюдного парка.

-А где твоя мать? Дома?

-Нет... - Сергей неопределенно махнул рукой в сторону, куда та ушла, где она все торчала в своей телефонной будке. - По телефону говорит.

-Понятно, - вздохнул человек. - А тебя оставила ждать, пока не наговорится вволю.

-Как вы угадали?

-Я хорошо знаю людей. К сожалению, - очередная улыбка-судорога. - Знаешь, они все врут.

-Кто?

-В сказке, о которой мы с тобой говорили. Хочешь, расскажу тебе, как было на самом деле?

-Мама скоро вернется... - сейчас, когда он догадался отвести взгляд, стало снова возможно говорить, как он говорил всегда.

-Я думаю, я успею, - произнес человек. - Скажи мне вот что. Как ты думаешь, разве могут простые слезы вымыть из глаза осколок? Как ты думаешь, разве можно вытащить его из сердца, чтобы то не остановилось, потому что уже к нему привыкло? Если оно уже стало с ним одним целым?

Каждое слово человек выговаривал медленно и четко, с нажимом, с такой невероятной усталостью и болью, что Сергей даже испугался - и ничего так толком и не ответил.

-Мы с тобой знаем ответ, - продолжил человек. - Нельзя. Зря они обманывают.

-Вы кто?

Простой, простой и понятный вопрос. Почему он догадался задать его именно сейчас? И где же его мать?

-Я уже сказал свое имя, разве нет? Я складывал свою вечность из осколков, и, в конце концов, сложил, - грустно ответил человек. - И мне не очень понравилось то, что я увидел, когда завершил работу.

Он...он явно какой-то странный. Как там...сумасшедший, точно. Надо уходить. Надо немедленно уходить, позвать мать...

-Я ничего тебе не сделаю, - словно прочтя его мысли, вздохнул человек. - Только расскажу свою сказку. Она короткая. Знаешь, о чем?

-Н-нет.

-Каждый человек всю свою жизнь сидит на двери. Эта дверь есть у всех, но очень мало кто ее открывает.

-Почему?

-Потому что открывать ее вовсе не стоит.

-Но...что за дверью?

-Ты не сможешь этого увидеть, пока не научишься видеть, как я.

Он не мог точно сказать, что изменилось в человеке, но страшным он больше не был, по крайней мере - для него. Его лицо внушало доверие, его голос был приятным и успокаивающим, он говорил этим голосом очень интересные вещи...таких не рассказывала даже мать.

-А чему я должен...

-Видеть людей, как вижу их я, - стянув с руки перчатку, человек потер правый глаз, словно туда попала какая-то соринка.

И верно, на пальце его, когда он убрал руку от лица, осталась некая блестящая крошечка - почти незаметная.

-Что это такое?

-Частичка вечности. Хочешь посмотреть?

Он не должен. Он определенно не должен.

Но почему он тогда радостно протягивает руку?

-Поднеси к своему глазу и брось туда.

-А...

-Больно не будет.

Действительно, больно не было.

Усталая женщина средних лет - заспанная, с растрепанными ветром волосами - шлепала по листьям, удаляясь от телефонной будки. Вывернув за высокую живую изгородь и, зацепившись взглядом за пустующую скамью, недовольно поморщилась. Неужели домой сбежал?

Остановив шедшего мимо человека в ветхом пальто, из кармана которого торчала книга, она поинтересовалась:

-Простите...вы не видели тут мальчика лет...

-Он открыл свою дверь. Ему не понравилось, что он за ней увидел, - не сбавляя шага, ответил человек, и, легонько толкнув ее плечом, скрылся за высоким кустарником, растворился в тишине парка, оставив ее стоять и недоумевать. Недоумение меньше чем через полминуты сменилось страхом, а тот - дикой, неконтролируемой паникой.

На крики никто не отозвался, хотя кричала она, бегая по парку, добрых минут десять, пока не сорвала голос. Но когда она забежала на мостик через речку, когда взглянула - совершенно случайно - вниз, когда разглядела тот предмет, что лежал там, на камнях, в окрасившейся алым холодной воде - то закричала так, как не кричала еще никогда.

Человек в старом пальто, с книгой, торчащей из кармана, вышел из парка, поднимая повыше воротник.

-Внутри. Всегда внутри, - печально пробормотал он, и поплелся к остановке.

Не прошло и нескольких минут, как автобус уже унес его прочь.

3. Товарищ Гергбу.

And when your time is over

And we come down to take you away

You better pray to Jesus

May the serpents of God lead your way...

(Powerwolf - Mother Mary Is a Bird of Prey).

1987 год, Польша, Ольштын.

Утро выдалось довольно-таки пасмурным - небо над Старым Мястом словно затянуло какой-то унылой серой пленкой, которая, к счастью, еще не думала прорываться дождем. Ранние прохожие спешили по своим делам, и никто не обращал особого внимания на крохотную человеческую фигурку, которая выбралась из старого, тарахтящего автобуса. Фигурка отряхнула манжеты старого темно-синего камзола от какой-то явно вымышленной пыли, и, смешно семеня ногами в стоптанных остроносых туфлях, поспешила перейти улицу.

Автобус до того протащил эту самую фигурку через довольно-таки красивые и древние места, но этого пассажира слабо волновали местные достопримечательности. Не было ему дела до старого сокафедрального собора, музея на улице Замкова и прочего - его ждало другое сооружение, выстроенное лишь пару лет назад - массивное складское здание на окраине квартала, мрачный серый четырехэтажный куб, отъевший себе также весьма внушительную территорию - все было огорожено высоким забором с колючей проволокой и грозными надписями на нескольких языках, таблички с которыми чередовались через каждые добрые пять-десять метров.

Не дойдя до склада приблизительно половину улицы, фигурка остановилась у крохотного кондитерского магазина, принявшись пожирать глазами витрину, периодически воровато оглядываясь по сторонам. Неизвестно, что было бы дальше, если бы проходившая в то время мимо женщина средних лет не заметила фигурку - хотя, скорее всего, многие люди в ближайших домах не проснулись бы раньше времени. Но фигурку женщина заметила, мало того, решила к ней подойти: ростом она была с маленького ребенка, да и никого, кроме ребенка, и не напоминала, по крайней мере, со спины. Приблизившись, женщина сделала свою главную в этот день ошибку - поинтересовалась у ребенка, не потерялся ли он, спокойным и, как ей самой казалось, достаточно располагающим тоном.

Фигурка в чудном камзоле застыла, как вкопанная. Лишь теперь прохожая могла разглядеть ее вблизи, и понять, что первое впечатление явно было обманчивым. Крохотные ручки "ребенка" были все в старых ожогах и морщинах, небольшая голова, непонятно как державшаяся на тоненькой цыплячьей шее, имела спутанные седые волосы, забранные сзади в уходящий за высокий воротник хвост, а уж когда фигурка, скрипя каблуками, повернулась, женщина аж охнула от удивления.

Стоявший пред ней коротышка был и правда похож на ребенка - ужасно постаревшего, с пятнами и глубокими морщинами по всему искаженному совсем не детской злобой лицу. Глаза карлика - покрасневшие, распухшие - смотрели на нее, как на комара, который уже успел больно укусить и сейчас определенно получит свое. Пересохшие губы маленького человечка зашевелились и он заговорил - нет, закричал жутким скрипучим голосом, который с каждым словом становился все выше и выше, до истерического визга:

-Ты, грязная посудомойка, закрой свой поганый, нечистый, прогнивший насквозь, как дыхание Цербера, съевшего нечистот из останков душ продажных предателей из самых проклятых отстойников подземного мира, рот! Как твой мерзкий, еще не усохший от гнили проклятых речей язык, посмел повернуться и назвать МЕНЯ, уважаемого человека, юным отроком, пускающим слюни и гадящим под себя? Беги же со всех своих кривых ног, сучье отродье, подлое евово племя, покуда я не уничтожил тебя, ничтожную мразь, не стер, как дерьмо с сапог, не разбил, как великий Луг - бесчисленное множество подданных Балору фоморов! Ты, ничтожная из ничтожнейших, не достойна даже была бы упоминаться в легендах, будь ты воином войска балорова, вонючая дочь пропойцы-олигофрена и сифилитичной полковой шлюхи! Проваливай, безмозглая дура, или ты познаешь на своей шелудивой шкуре весь гнев Фруаларда Теаиллы Гергбу, и ничто! Тебя! Не! Спасет!

На счастье бедной прохожей, английского, на котором визжал оскорбленный до глубины души коротышка, она не знала - но одних лишь интонаций, дерганых жестов маленьких ручек и искаженного злобой, брызжущего слюной лица ей было достаточно, чтобы кинуться наутек. Удовлетворенно хмыкнув, карлик вновь стряхнул невидимую пыль с рукавов и поспешил к воротам. Его совершенно не волновало, что эта несчастная не поняла, похоже, ни слова из его бурной речи, равно как не поняли ее и высунувшиеся из некоторых окон разбуженные воплями люди - он дал выход своему раздражению и был более чем доволен.

Впрочем, одно существо - назвать его человеком означало бы сильно поторопиться - из бывших поблизости речь карлика все же поняло, и провело несколько следующих минут за безудержным смехом. Существо, сидевшее за рулем припаркованной неподалеку старенькой машины, тоже было не особо высокого роста, но, конечно, не до такой степени - вдобавок ему хватало ума компенсировать это с помощью обуви, благодаря чему от среднего человека здесь оно не отличалось. Не отличалось существо, по крайней мере сильно, и в остальных деталях: со стороны оно выглядело как темноволосый, сероглазый молодой человек в несколько потертом темно-зеленом жилете поверх черной, в серую полоску, рубашки. Лицо его выделялось разве что практически не сходящим с него насмешливым выражением да несколько резковатыми чертами. Схватив валявшуюся на приборной панели размытую черно-белую фотографию, тип присмотрелся к изображенной на ней морщинистой морде, усмехнулся и откинул карточку в сторонку. Стащил валявшийся на задних сиденьях помятый цилиндр, и, дождавшись, пока коротышка-истерик достигнет ворот, покинул свою машину. Надевая шляпу, он воровато озирался, стараясь не упустить бесноватого карлика из виду, но тот вовсе не спешил исчезать за воротами: причиной было то, что несчастный никак не мог дотянуться ни до переговорного устройства на стене, ни до замка. Его безнадежные прыжки, сопряженные с тяжелым сопением и бормотанием под нос ругани на разных языках вызвали у человека в цилиндре очередной приступ смеха, но он быстро справился с собой и медленно проследовал на противоположную сторону улицы, завернув в пустую темную подворотню. Теперь оставалось лишь ждать.

Ждать пришлось довольно-таки долго. К воротам больше никто не подходил, прохожих на улице почти не наблюдалось - все-таки этот район был самым тихим из всех - и карлик в темно-синем камзоле, изобретающий все новые и новые попытки открыть дверь на территорию склада, зверел, кажется, не по часам, а по минутам. Наблюдавший за ним из своей прохладной темной подворотни тип в цилиндре к двадцатой минуте ожидания не мог уже даже смеяться - лишь сдавленно хрипел в ладонь. Когда же прошло чуть больше получаса, он напрягся, заметив, как к воротам приближается еще одна фигура - молодая женщина в потертом дорожном плаще, с перекинутой через плечо тяжелой черной сумкой. Блестящие темные волосы - растрепанные и неухоженные, усталое бледное лицо с желто-зелеными глазами, огромные старые очки, постоянно сползающие с носа - очки были перемотаны изолентой и скреплены несколькими большими булавками.

Человек в цилиндре уже не смеялся и даже не улыбался. Вперившись взглядом в противоположную часть улицы, в стену, в ворота, в дверь, до которой никак не мог дотянуться бесноватый карлик, он несколько раз моргнул - на третий глаза его налились краснотой - дожидаясь, пока картинка перед ним не начнет расплываться, "ехать" и изгибаться под невозможными углами, пока мир не окрасится для него в унылый серый цвет.

Теперь предстояло кое-что посложнее. Не отрывая взгляда от пляшущей, качающейся пред глазами улицы, человек в цилиндре - волосы под шляпой медленно белели, начиная с кончиков - вытянул вперед руку - точнее, что-то серое и полупрозрачное - и, протянув ее через всю улицу, ухватился за точно такую же полупрозрачную стену, колыхавшуюся, будто желе. А затем одним рывком подтянул себя к воротам, перемахнув через проезжую часть - в то же самое время оставаясь на месте, в своем темном и холодном укрытии.

Сейчас главным было не смотреть на себя, и уж ни в коем случае не закрывать глаз - но он делал это уже такое количество раз, что сейчас точно бы не сбился с ритма. Он стоял, привалившись к стене, в той подворотне, недвижимый, словно статуя - но он был сейчас и здесь, рядом с воротами. И мог наблюдать, как карлик, заметив темноволосую женщину, прекратил свои попытки открыть дверь самостоятельно. Шумно выдохнув и оправив одежду, он дождался, пока женщина поравняется с ним, после чего, скрипнув зубами, заговорил, постепенно набирая обороты:

- Госпожа Сойфер. Вы знаете, чем человек отличается от животного? - проскрипел коротышка в камзоле.

-Фруалард, я... - начала было та, но это было все, что она успела сказать, прежде чем была сметена лавиной ругани.

-Наличием абстрактного мышления и пунктуальностью, раздери тебя пес Куланна, безмозглая дрянь! - завизжал коротышка, в ярости топая своими маленькими ногами. - Где тебя носило? Какого черта я должен ждать, как полный идиот, и прыгать около этой треклятой двери? Или ты возомнила себя великой волшебницей из Эпохи Богов, которой позволено свысока смотреть на нынешних адептов магического искусства? Черта с два! Ты, заблудшая овца, чтоб Бартомелои в своей Часовой Башне всем скопом после обязательного пятичасового чая тыкали в твою наглую, хитрую жидовскую морду своими провонявшими насквозь хлыстами! Чтоб тебе ватиканские выблядки показали истинную веру в своих застенках, некомпетентная дрянь, и поверь, это будет не "Pater Noster" с мямлящим проповедником в исповедальной, чаем и елеем! Что молчишь? Сказать нечего? Правильно, чтобы хоть что-то сказать, нужно иметь хотя бы зачатки ума, а твое же место - на кухне у плиты, готовить своему толстозадому мужу-имбецилу еду, изредка поплевывая из мести в суп! Вот твой уровень, никчемная дура! Даже у цыпленка больше мозгов и меньше наглости, чем у тебя, чтоб тебя чихвостили во все щели десять криворуких инвалидов-импотентов из Могилы, чтоб она на айсберг напоролась! И это еще будет для тебя слишком милосердным наказанием за всю твою глупость, бездарность и наглость, бессовестная ты профурсетка! Открывай уже эту чертову дверь, порочное дитя современного века!

Для человека в цилиндре это было уже слишком. Концентрация пропала в момент, по глазам ударила короткая вспышка и он снова очутился в своем оставленном в подворотне теле, задыхающийся от хохота. Отсмеявшись - и с неудовлетворением заметив, что карлик и женщина в очках уже скрылись за высокой стеной - он похлопал по карманам, вытаскивая рацию. По мере того, как его чудовищно искаженное сейчас лицо возвращало себе человеческие черты и цвет кожи, речь его становилась членораздельней, так что он мог рассчитывать, что там, на другом конце, его таки поймут:

-Догма, Догма, это Морольф. Я нашел нашего кузнеца...

Разбудил его стук в дверь - настойчивый и сильный. Распахнув глаза, Асколь потратил несколько секунд на то, чтобы в полной мере осознать, где он сейчас находится, да порадоваться, что больше не в том кошмаре.

-Открыто, - голос у палача как обычно был хриплым и усталым.

-Есть новости, Филин, - Шепот, не любившая долгих предисловий, заговорила уже с порога. - Смешная Шляпа только что был на связи.

-Нашел? - коротко поинтересовался экзекутор.

-Нашел. Ведет наблюдение за объектом, скоро доложится о путях проникновения и охране, - пригнувшись, чтобы не стукнуться головой, Шепот вошла в комнату, пробегаясь взглядом по царящему там разгрому. - Ну и бардак ты развел.

-Стараюсь, - поднявшись со скрипучей раскладушки, Асколь сморгнул остатки дурного сна, с хрустом размял руки и тут же потянул их за сигаретами. - Все уже собраны?

-Конечно. Ждем только тебя.

Только вы меня и ждете...

-Что ж, тогда пошли. Почитаю вам пару лекций... - привычно задымив сигареткой, экзекутор поплелся вслед за своим заместителем.

Изначально планировалось, что им достанется гостиничный номер. Вот только планироваться может много чего, а на деле...что ж, несколько комнатушек в сыром, грязном, заброшенном и давно предназначенном под снос здании тоже хлеб - если сравнивать с улицей, конечно. Бывали укрытия и еще "приятнее", так что грех жаловаться на несчастную развалюху с протекающей крышей. Проходя по захламленному коридору, он бросил взгляд в висящее на стене зеркало - удивительно, но его отсюда почему-то еще не успели утащить - и увидел там все то же, что и обычно: немолодого высокого человека с мрачным взглядом темных глаз и растрепавшимися волосами, с все теми же старыми, уже слабо заметными рубцами на лице и уставших руках. Громиле Шепот, человеку с большой буквы - причем с очень большой - не везло и тут: этот дом оказался очередным в списке тех, где она вынуждена была ходить, постоянно пригибаясь и открывая хлипкие двери осторожно, просто чтобы не доломать их окончательно. Асколь предпочитал не думать, как ежедневная порция ударов головой об очередную притолку влияет на ее настроение - лично он бы на ее месте давно уже озверел.

-Чего ты так на меня смотришь? - выпуская едкий дым, поинтересовался палач.

-Ты какой-то...помятый сегодня, Кат, - хмыкнула Шепот. - Приснилось чего?

-Да, - помолчав какое-то время, протянул он. - Та же хрень, что и раньше. Ее не было несколько месяцев, а теперь снова вернулась.

-Снова тот сон? Все белое, холодное и кто-то...

-Кто-то зовет, - процедил Асколь. - Слушай, не пытай меня, я сам почти ничего не понимаю. Если б понимал, давно бы тебе рассказал. Но там все...сложнее.

-Ты о чем? - лицо Шепот приняло удивленное выражение.

-Кто-то зовет, да, - задумчиво произнес Кат. - Я вижу чудовищную снежную бурю, обычно так. И этот...зов. Это не голос, он не говорит слов. Это что-то вроде магнита, не знаю, как тебе еще объяснить. Он тянет туда, в бурю.

-Хочет тебя убить?

-Не знаю я, чего он...

Чтобы это остановилось.

Прошившая разум ледяной иглой мысль, напомнившая о последнем кошмаре, не дала закончить фразу.

Остановилось остановилось остановилось.

-Если тебя это так беспокоит, почему ты не...

-Потому что я не дам никому копаться в моей черепушке, - огрызнулся Асколь. - Тяжкое нарушение личного пространства и тому подобное.

-Ну тогда и не жалуйся, - пожала плечами Лено. - Когда это у тебя началось, в том году?

-Раньше. Года два назад. Минимум раз в месяц снится. Ладно, не бери в голову. Сегодня все было как обычно, - кинув окурок на пол и раздавив его сапогом, экзекутор толкнул дверь. - Время работать.

Зачем врать-то было? Ведь сегодня...

Сегодня ты видел кое-что еще.

Эти глаза.

Когда-то эта комната, была, наверное, чьей-то гостиной. И, наверное, ее хозяева пришли бы в полный ужас, увидев, как ей теперь распоряжались. У грязных стен с ободранными обоями стояли несколько увесистых железных ящиков, к самой стене была прибита большая карта города, вся исчерченная черным и красным карандашом - в некоторых местах были воткнуты цветные булавки. На хлипком деревянном столе разбросаны заготовки для Черных Ключей, на вешалку рядом заброшен старый бронежилет. Запах сигарет, пыли и оружейной смазки. Несколько пар тяжелой обуви у дверей, завешенные найденным на верхних этажах тряпьем и закрытые дырявыми матрасами окна.

-Филин, - сидящий в кресле у дверей человек кивнул, заметив Асколя. - Мы почти готовы.

Человек был высокий, мрачный и нескладный, с неровно подстриженными темными волосами, короткой бородкой и несколькими весьма заметными шрамами - под обоими глазами и от виска, через всю левую щеку - последний был уже довольно-таки старым. Само лицо его имело болезненно-желтушный цвет, на который, впрочем, никто уже давно не обращал внимания, включая его самого: все знали, что этим замечательным оттенком кожи Оскар Вайс, он же Хлыст, обязан либо неправильно сработавшему заклинанию, автором которого, возможно, был он сам, либо экспериментальным укрепляющим препаратам, без которых он, имевший сомнительное счастье уродиться с крохотным количеством откровенно недоразвитых Цепей, вообще бы не мог нормально использовать немногие свои трюки по магической части. Впрочем, даже после нескольких курсов редких лекарств и изнурительных тренировок для активации Цепей ему все еще было недостаточно ментального импульса - помочь могла только острая боль, ради вызова которой он всегда носил с собой несколько ремешков с шипами внутри, сделанные по такой же схеме перчатки без пальцев и острые иголочки - иногда их действительно приходилось загонять под ногти, а иногда, когда было время, он просто держал руку над пламенем свечи...

-Какие-то вы мрачные сегодня все, - выдал Хлыст, запустив в рот зубочистку. - Ох, чую я, кровушки будет...

-Как повезет, - Асколь подошел к столу, встречаясь взглядом с еще одним обитателем комнаты. - Ренье...

-Я готов, - Ренье Гардестон - как обычно, бледный, чуть сонный, с полуприкрытыми глазами и замотанной мягкой тканью правой рукой - склонился над столом, сортируя разные типы Ключей по небольшим клеймам на рукоятках. - Если ты ищешь Криста, он сейчас вернется. Заправляет машину.

Томас Крист, последний из временных обитателей разгромленной квартиры, был в том числе и последним, присоединившимся к ним: прибывший сутки назад молодой экзекутор (этот чин он получил лишь в прошлом году) определенно страдал от недостатка опыта, но, как остальные уже успели заметить, компенсировал это - иногда удачно, иногда нет - стойкостью и все еще почему-то не потухшим энтузиазмом (в речах и мыслях Асколя слово это звучало иначе - "идиотизм"). Среднего роста, с приятным, еще не успевшим помрачнеть лицом, короткими рыжими волосами, вечно бегающим взглядом и языком без костей, этот молодой человек, совершенно не походящий на сложившиеся за столетия стереотипный образ церковного палача, тем не менее, уже успел доказать, что это самое звание присвоить ему не поторопились - работать он умел, пусть серьезных дел на нем пока и было всего ничего. Глядя, как он входит в комнату, Асколь недовольно поморщился, в очередной раз задумываясь, правильным ли было его решение взять недавно зачисленного в группу парня на эту операцию, вспомнил многочисленные препирательства с Шепот, вспомнил еще много чего, к делу не особо относящегося, но в конце концов, прогнал неприятные мысли и постучал по столу, привлекая всеобщее внимание.

-Что ж, поехали, - зажигая очередную сигарету, произнес он, дождавшись, пока все соберутся. - Вы это уже все слышали, поэтому повторяю все кратко и в основном для присоединившихся к нам в последний момент из резерва, - задержав усталый взгляд на Кристе - тот его выдержал - экзекутор медленно обошел стол, попыхивая сигареткой, кинул на него пару старых фотографий. - Знакомьтесь - Фруалард Теаилла Гергбу, он же Гергбу Тихий Ужас, если вы спросите кого-то из Могилы. Если спросите кого-то из Башни...ну, в ответ определенно будет много ругани, они вообще о нем вспоминать не хотят лишний раз.

-Ну и рожа, - усмехнулся Хлыст, кидая карточку Шепот. - Ты осторожнее, когда выйдем, ладно? А то наступишь на козявку и не заметишь...

-Хиханьки свои засуньте подальше, - устало произнес Асколь. - Так, кто меня внимательно слушал в прошлый раз и скажет мне, когда этот заморыш родился? Никто? Хорошо, повторю еще разок, вредным не будет - в 1776 году.

-Что? - Крист тихо охнул. - Так ему сейчас...сколько же...

-Двести одиннадцать лет, - кивнул Кат, выпуская дым. - И кто думает, что он все это время плевал в потолок, пусть лучше подумает еще. Один из лучших рунных мастеров нашего времени, и, что самое главное, умудряющийся при этом не только не состоять в Ассоциации, но и гадить ей всеми возможными способами.

-И даже оставаться при этом в живых, - протянула Шепот, подключаясь к разговору. - У нас на него уже очень толстая папочка собралась.

-В чем состоят его...разногласия с Ассоциацией? - своим тихим, спокойным голосом произнес Ренье. - Нам это известно?

-Известно любому, кто имел сомнительное удовольствие видеть этого уродца, - криво улыбнулся Асколь. - Типичное дитя типичной же загнившей династии. Когда поколение за поколением сидит в своей чертовой глуши, а братья трахают сестер, потому что больше-то и некого...надо ли мне говорить, что природа таких забав не прощает? Мелкий выродок перестал расти с шестнадцати лет, а потом ему еще и криво пересадили Метку. Так криво, что в процессе умудрился издохнуть его лопух-папаша, а мать тихо померла несколько лет спустя, лишь бы не видеть больше свое убогое отродье...

-Отродье, я так понимаю, сдаваться не собиралось, - задумчиво пробормотал Ренье. - Где он обучался?

-Шут его знает. В личном деле есть только места, из которых его выгоняли. 1806-ой год - пинок под зад от Башни, в 1812-ом наш коротышка устроил драку с посланником Атласа, отказавшим ему в зачислении, три года спустя его подняла на смех Пражская Ассоциация...

-И он пошел на вольные хлеба.

-Вот уж пошел так пошел, - кивнул Асколь. - Я думаю, они потом не раз и не два жалели, что не взяли эту бесноватую мелочь к себе, особенно когда подсчитывали убытки от его художеств. Башня, как обычно, погорела на собственной гордости. Как же, разве можем мы взять уродца, который выглядит как двенадцатилетний мальчишка с рожей старика? Он же нам весь пейзаж попортит...да еще и рунами, нахал такой, интересуется...в общем, накушались они потом от него знатно. С конца девятнадцатого века продает свои услуги тем, кто может нанести, по его мнению, наибольший ущерб Ассоциации, ну и сам пакостит, когда силы есть.

-Странно, что все еще жив, - коротко проговорил Хлыст.

-Быстро удочки сматывает. К тому же выродок выродком, но от Цепей это ирландское недоразумение просто-напросто пухнет. Ржал-то над ним много кто, это да. Но не все смогли повторить. Если дать такому, как он, время на подготовку, может без напряга смолоть в пыль городской квартал...именно поэтому работать нам придется в темпе. В бешеном темпе. Вопросы?

-Я не понимаю, зачем ему все это, - осторожно произнес Крист. - Я имею в виду, одно дело - срыв операций Ассоциации, но то, что нас на него вывело...все это оружие...

-Читал "Сто лет одиночества"? - резко спросил Асколь. - А этот мог бы написать "Двести лет с шилом в заднице". Обычно к такому возрасту либо начинаешь тихонько ехать крышей, либо тебя уже мало что интересует. В случае же нашего мелкого друга...ну, он определенно помешался, и в данном случае объект помешательства - Ассоциация. Не думаю, что он хотел бы ее разрушить, даже если бы мог...чем он тогда будет заниматься, кому пакостить? На кого злиться за загубленную молодость?

-Короче говоря, он держится на одном своем бешенстве, - подытожила Шепот.

-Точно так. В конце шестидесятых он пропал со всех радаров, а теперь вот этот цирк с конями...Венгрия, Румыния, Чехословакия, наконец, Польша. На черном рынке всплывает зачарованное оружие - причем такого качества, что если добавить к нему солдат, то можно смело начинать Третью мировую. Ассоциация, конечно же, быстро локализует утечки, вот только отследить каналы им, как всегда, недосуг, и эта грязь валится прямиком на наши головы.

-Судя по количеству перехваченных грузов, наш коротышка, наконец, обзавелся по-настоящему могущественными друзьями, - добавила Шепот.

-Свинья грязь найдет, что ж тут удивительного, - пожал плечами Асколь. - В общем, кто-то наверху, посмотрев на все эти стволы с рунами, похоже, обделался от страха, и именно поэтому мы сейчас с вами торчим на этой помойке. И именно поэтому до вечера мы должны будем взять коротышку за шкирку и вытрясти из него, откуда у него такое охренительное количество русского оружия и кто его поставщик. Все, увеселительные беседы закончены, три минуты на сбор, ждем сигнала агента и выходим работать.

-Можно я еще спрошу? - вновь подал голос Крист. - Я хотел узнать насчет...

-Насчет агента, так? - мрачно поинтересовался Асколь. - Пошли-ка выйдем...

-А что...

-Пошли, пошли, - первым выбравшись в коридор, экзекутор вытащил недоумевающего молодого коллегу за собой и закрыл дверь. - В общем, слушай сюда. Ты с таким будешь работать в первый раз, поэтому должен знать. Во-первых, это не человек. Во-вторых, он не особо нас жалует.

-Что? - как и ожидал Кат, ничего, кроме очередного всплеска безумного интереса, его слова не вызвали. - Он что, из Бюро, да? Серьезно?

-Нет, не из Бюро, - вздохнул Асколь. - Его зовут Клаус Морольф. Полукровка, причем очень и очень сильный. Работает на нас за весьма приличную плату...

Точнее, служит нашим мальчиком на побегушках, чтобы оставалось, на чем бегать.

-Гибрид? Настоящий? - воскликнул Крист. - Ха, не думал, что скоро увижу...

-Лучше надейся, что этот будет последним, которого ты видишь.

И прекрати уже улыбаться, восторженный лопух. Мы тут не в игрушки играем.

-А как нам удалось его заполучить?

Как? Очень просто. Пришли да вырезали его семью.

-У Церкви был небольшой конфликт с его родом. В общем, по результатам конфликта с их стороны в живых остался он один, и, как новый глава, пошел на определенные уступки.

-А что за конфликт...

А ничего, Крист, ничего. Все очень просто. Святой Престол ни хрена не всепрощающ, он жесток и беспощаден. А еще жаден до чужого добра, конечно же. Всем плевать, что это древний род полукровок. Всем плевать, что по легендам основателем его был сам Асмодей. Это все никого не волнует, это не повод для нападения. А вот коллекция магического хлама, некогда самая огромная в мире...о, конечно же, в нее просто нельзя не хотеть запустить свои окровавленные лапы...

-Меньше знаешь, крепче спишь, - отмахнулся Асколь. - Все, иди готовься. Мы скоро выходим. Смотри, если умудришься мне сдохнуть на первой серьезной операции, я буду на тебя очень зол.

-Хорошо, хорошо, - несколько погрустневшим голосом ответил Крист. - Вы не волнуйтесь. Все будет в лучшем виде.

В лучшем виде, ага. Гроб твой будет в лучшем виде, если ты не прекратишь веселиться.

Он не мог сказать, откуда бралась эта злость на Криста. Возможно, стоило отказать ему в зачислении с самого начала - да, такой вариант им рассматривался: потенциал у парня был, с последними проверками справлялся он блестяще, а у них как раз было одно место, но...черт. Слишком добрый, слишком самоуверенный. Даже растянувшееся на годы пребывание в чистилище экзекуторской подготовки не вытравило из него смертельно опасные мысли молодости - что ты и правда что-то можешь изменить, что море тебе по колено и к горлу вода уж точно никогда не подступит...

Кому, как не ему знать, как такие кончают в Доме Резни? И что лучше - быстрая смерть из-за переоценки своих сил или постепенная, невыносимо мучительная ломка, после которой ты становишься именно той шестеренкой в старой ржавой машине, которую в тебе и хотели видеть - тоже не было вопросом из числа простых. Что ж, пусть он и спорил с Шепот, говоря, что Крист еще зелен, как трава, он все же сделал свой выбор - чистилище его переварило, пора ему попробовать на вкус ад. Вряд ли было что-то хуже этого - кидать доверившихся тебе в водоворот, и смотреть, кто выплывет, а с кем ты действительно ошибся.

Затрещавшая рация прервала досадные мысли. Впрочем, не сказать, чтобы голос полукровки был сколько-то приятнее:

-Я на территории. Насчитал десять единиц снаружи, загружают фуры.

-Кузнец?

-Внутри, в сопровождении еще один маг. Ее не знаю. Иду за ними.

-Стоять, - зашипел экзекутор. - Тебе поручили только наблюдение, вот им и занимайся.

-Я быстрее сработаю. И тише, - немедленно парировал гибрид. - Вы как всегда вломитесь по нахалке с главного входа и всех поднимете на Ключи, а с трупами у нас никто не говорит.

-Ты один.

-И что? Их там не больше трех десятков, думаю.

-И сам ирландец. Его ты тоже думаешь вот так просто взять?

-С карликом я договорюсь, не волнуйтесь. Возьму и принесу вам тепленьким. Господи, вам же проще будет - сидите себе и ждите, пока...

Ага, пока ты там все обчистишь.

-Ты все слышал. Сиди на месте и не рыпайся, мы выходим.

-Что ж...значит, мне нужно выйти раньше вас, - наградив напоследок экзекутора ехидным смехом, полукровка прервал связь.

Вовремя - вся забористая ругань, полетевшая ему вслед, ушла в никуда - из рации теперь доносился лишь треск да шипение.

Чтоб тебя черти взяли, Морольф.

Хотя, наверное, назад вернули бы...

Все уже были готовы, давно. Поэтому, когда он вернулся и нашел Шепот, она спросила только одну вещь.

-Сейчас?

-Да. Смешная Шляпа решил поиграть в одиночку, а ты знаешь, насколько он увлекающаяся...личность.

Увлекающаяся, о да. Однажды, изображая иудаиста, он дал Апостолу прикончить несколько десятков человек только потому, что была суббота.

-Выходим, - смяв пальцами новую, так и не зажженную сигаретку, Асколь оглядел всех в последний раз. - Пора прикрыть их лавочку.

Пробраться на склад оказалось делом даже вполовину не таким сложным, как Клаус думал изначально. Кем бы ни были его хозяева, они по какой-то причине не стали тратить время на внешнюю магическую защиту, и уже одно это вело за собой два варианта: либо место это и не особо ими-то и ценится, либо в скором времени оно будет покинуто, а все ценное - вывезено. Что ж, вне зависимости от того, какой из вариантов был правильным, ему только проще работать...

Для того, чтобы должным образом "настроиться" на территорию и заставить размазаться по пространству, а потом и сдвинуться в нужную сторону не только разум, но и свое тело, у полукровки ушло добрых три минуты. Ошибка тут почти всегда была фатальна: кое-кто из его двоюродных братьев, не освоив должным образом их дар, переносился куда-нибудь внутрь стены - с понятным исходом, вываливался из воздуха под колеса машины или вообще исчезал навсегда. А ведь нужно было еще и торопиться - с минуты на минуту недотепы в рясах придут устраивать свои отнюдь не целебные кровопускания и тогда о каком-либо шансе пошарить в местных закромах или решить вопрос мирно можно будет уже и не мечтать.

Нельзя сказать, чтобы он ненавидел Церковь - просто никаких заблуждений на их счет у него давно не осталось. Нельзя сказать и того, что в нынешней своей ситуации он не пытался ничего исправить, вовсе нет: просто недотепам в рясах имя было легион и прореживать эти легионы лично не было вовсе никакого резона. Зачем, когда можно просто пару раз в год, когда настроение совсем уж резко спикирует к плинтусу, перепутать кому-нибудь все приказы, помочь сбежать какому-нибудь чудовищу или еще каким способом усложнить жизнь его текущим работодателям, от которых он в свое время с таким трудом откупился...

Оказавшись на балкончике ближайшего к ограде здания, полукровка позволил себе минутку передохнуть, попутно связавшись с главой посланного топтать с таким трудом проложенную им дорогу отряда церковных недоумков - мрачным типом, которого подельники называли Филином. Работать с его группой Клаусу приходилось уже второй или третий раз, и, надо сказать, именно недоумков там, как ни странно, было чуть поменьше, чем обычно - зато вот отморозков до черта. И, как и ожидалось, главному отморозку, этому прокуренному насквозь Филину, план, в котором он все сделает сам не особо понравился. Палачи вступили в дело, а значит, следовало шевелиться, если он хотел урвать хоть что-то для себя.

Шатавшиеся по складской территории люди определенно не походили на местных, куда им. Хмурые, злые и сонные, закутанные в серые шинели и кожаные куртки, они патрулировали свои сектора с каким-то злобным остервенением - по всей видимости, эта монотонная работа успела им уже надоесть хуже горькой редьки. Прислушавшись к пропитым и прокуренным голосам, полукровка довольно быстро узнал язык - русский. Надо бы доложить Филину, конечно, но после недавнего диалога он вряд ли будет настроен так же доброжелательно, да и время тратить нельзя. Так что докладывать Клаус не стал, а лишь вновь часто-часто заморгал, концентрируя все внимание на участке за стеной - там, за уже разгруженной фурой, в темноте...

"Прыжок" отнял довольно много сил, но расслабляться было рано, нужен был как минимум еще один. Восстановив дыхание, полукровка поискал подходящую точку: гладкая стена склада приводила его в настоящее уныние, но вот эти восхитительные толстые трубы, что шли мимо окон третьего этажа...

Подойдет.

Изображение размазалось и посерело. Острые когти боли впились в мышцы и в не успевшее отойти от перегрузок сердце, грозя его раздавить. Неважно. Отдохнуть можно будет потом. Еще несколько мгновений титанических усилий по сохранению концентрации, представление себя, размазанного в пространстве, сжавшегося до точки и снова становящегося самим собой...

Клаус тяжело выдохнул и распластался по трубе. Да, на такие расстояния без повода определенно скакать не стоит, так и рехнуться недолго. Или сдохнуть, что еще вернее. Что ж, ладно, сдохнуть всегда успеется, а вот подтянуться к этому окошку, пока он не свалился, пожалуй, все-таки, стоит.

На его счастье, вверх никто из бродивших около грузовиков людей и не думал смотреть: кто-то курил у входа, кто-то материл на все лады уронивших какой-то ящик людей в замызганных робах, еще один выглянул из дверей - на спине у этого висел автомат...

Э, как дела-то идут...

На его счастье подоконник был ржавым, грязным, но все же довольно-таки широким - прижавшись к стене, вполне можно было стоять там какое-то время, отыскивая следующую точку для перехода. Впрочем, эти самые поиски были прекращены довольно-таки быстро: осторожно заглянув в окно и убедившись, что с другой стороны, кроме пустого коридора с выкрашенными в белый цвет стенами, ничего (а главное - никого) нет, Клаус, скрипя зубами, приготовился переместиться за стекло - в глубине души надеясь, что его в оконную раму при этом не впечатает.

Не впечатало. Но, оказавшись внутри - мордой прямо в давно не чищенный, пыльный зеленый ковер. Сдержав рвущуюся наружу ругань по этому, несомненно, вескому поводу, полукровка поднялся на ноги, и, не особо разгибаясь - в том не было нужды - заскользил вдоль стены.

На третьем этаже, похоже, было нечто вроде административного крыла - несколько коридоров с такими же пыльными зелеными ковровыми дорожками, искусственные растения в кадках, завешенные тяжелыми шторами окна, да одинаково унылые деревянные дверки с именными табличками, которые ровным счетом ничего ему не говорили. Разве что...

Людей тут, похоже, было куда меньше, чем на улице и на нижних этажах, откуда слышались крики, грохот, мат на русском и корявом до неприличия английском, а также невыносимо отравительная музыка. Чем бы там ни занимались - а это он совсем скоро узнает - здесь, на третьем этаже, привыкли к тишине. Пробегаясь взглядом по дверям, он искал и искал нужное ему имя, но, когда позади осталась уже половина второго коридора, а везде было одно и то же - закрытые на замок двери и тишина, когда он уже почти сдался...

В этот самый миг ушей полукровки достиг знакомый скрипучий, визгливый голосок. И он постарался его не упустить.

Дверь, из-за которой слышались знакомые крики, никаких табличек не имела вовсе, зато там было кое-что посерьезнее - вырезанные на ручке и вокруг руны заставили его насторожиться и повременить с проникновением внутрь. Магия определенно ощущалась, пусть уже и порядком выдохшаяся, но попытки взяться за ручку, выломать дверь, повредив символы, или же переместиться за нее определенно были билетом в один конец. Что ж, Клаус вовсе и не собирался ничего ломать. Осторожно, чтобы не коснуться двери, он присел рядом, и сделал самое простое, что только мог придумать - заглянул в замочную скважину.

Уже знакомый ему коротышка восседал за стареньким деревянным столиком, болтая ногами. Сидевшая напротив женщина в старых очках медленно читала по бумажке, время от времени вычеркивая что-то на лежавшем рядом листке. Весь обратившись в слух, Клаус смог уловить обрывки разговора - похоже, настроение у карлика нисколько не улучшилось - орал и бесновался он по-прежнему, по совершенно любому поводу.

-Так, с заказом для этого идиота Щербанки все, - бормотал коротышка. - Что еще там просил этот олух, не способный прямую линию начертить своими культяпками, но все равно лезущий в наше благородное искусство?

-Шла речь также и о взрывчатке, - протянула женщина, сверяясь со своими записями. - Рекомендую написать вежливый отказ - здесь ее не так много, чтобы мы могли незаметно...

-Сам знаю! - взвизгнул карлик, подскакивая на месте. - Думаешь, я без тебя не в состоянии разобраться, как нужно работать, чтобы этот толстозадый увалень в погонах, раздутый, как бочка со скисшим вином, ничего не понял? Да если бы управляла ты, глупая, нас бы уже давно вычислили и отправили, хи-хи, на их к-конвейер! Прямо в "Аврору", чтоб этим живодерам там икалось до второго пришествия. Тьфу, шайка бездарей, зачем я только с вами вообще связался...следующий адрес давай.

-Хорошо, - женщина в очках коварно улыбнулась и медленно, но без запинки, произнесла. - Это здесь, в Польше. Готовы записывать? Мшчоновишице, гмина Гжмишчославице, повят Тжчиногжехотниково.

-Мш...миш...мшеч... - с каждой следующей попыткой справиться с названием карлик багровел все сильнее, а мелкие ручки его тряслись все больше. -Мше...че...ше...

Взвизгнув, он сломал карандаш с характерным хрустом, в ярости швырнув его о стенку. И завопил, брызжа слюной и стуча кулачками по столу:

-Черт побери этих гнусных подлецов и их варварское наречие, гори они синим пламенем и все их предки до тридцатого колена! Пше, пше, пше, за тысячу с лишним лет не смогли придумать нормальный язык, проклятые неудачники, которые не могут даже удержать свои земли целыми! Государство - одеяло из кучи лоскутов, которое рвут и сшивают заново все кому не лень! Нет чтобы перенять лучшее - нет, мы не такие, мы особенные, мы пуп земли с козлиной бородой и обломанными распоследним полудохлым фамильяром распоследнего мага первого поколения, пускающего слюни на пиджак, рогами! Конченые дегенераты! Русские захватили - бери нормальный язык, нет, не хочу, хочу, Брюнстад вас разорви на куски, пережуй, перевари и выблюй на бороду Зелретчу, пшекать! Пше-пше-пше! Немцы захватили - бери немецкий, язык Гете - нет, хочу плеваться в лицо и пшекать, недоразвитые дети-идиоты своих недоразвитых матерей и деградантов-отцов! Французы - говорите хоть на французском, даже он лучше вашего невнятного блеяния, свиньи в навозе из собственного дерьма! Все идиоты в этой стране, все! Даже когда я родился, идиоты были! Когда я своими руками постигал магию, идиоты тут были! И когда я умру, они и не будут даже собираться переводиться! Как зовут этого недоумка, живущего во всех этих "пше"?

-Шчепан Бженчишчевский, - явно наслаждаясь эффектом, произнесла женщина в очках.

-Бже...Бжо...Бжи... - окончательно рассвирепев, коротышка схватил со стола и принялся рвать на куски только что исписанные им листы. - К черту! Этого! Олуха! К черту! Если я его увижу, я плюну ему в лицо, этому недоношенному в утробе матери-алкоголички кретину, да перевернется в гробу вся его сгнившая родня! Стефан, почему не Стефан, а какое-то недоразумение, кривая пародия на благородное имя! Чтоб его в Ватикане за это сгноили, больного недоумка больной страны! Чтоб всю его семью охотники Башни под семитонную печать загнали и рядом с Газами посадили! Чтоб его в Атласе за это песком кормили вместо эликсиров, сукиного сына сукиной дочери! Сама пиши эти прогнившие до самой Эпохи Богов слова, пошли они к черту, племя неотесанных дикарей!

Вскочив из-за стола, карлик в ярости пнул его ногой - и тут же запрыгал, с воем схватившись за ушибленную конечность.

-А, как же вы меня все...иди вниз, к этим баранам, посмотри, чтобы ничего не расколотили! Я хочу отдохнуть!

-Хорошо, - стараясь не особо заметно улыбаться, собеседница Гергбу встала, медленно направившись к выходу.

Встрепенулся и Морольф: пора было уходить. Нет, конечно, можно было бы попытаться вломиться сейчас и взять обоих, но полукровка был твердо уверен в одном - тот, кто может позволить себе так на всех орать, либо никому толком не нужен, причем настолько, что на него вообще не обращают внимания, либо...

Либо он так силен, что проще воспринять все эти вопли как должное, чем нарываться на настоящую драку. А судя по той информации, что он не так давно выбивал из лопухов, пытавшихся толкать на черном рынке зачарованные стволы, толком даже не понимая, что это вообще такое и как такое возможно - коротышка занимал тут явно не последнее место. Что ж, значит, остается девка. Скрывшись в ближайшем темном углу, он наблюдал за тем, как собеседница Гергбу открыла дверь, выбралась в коридор, устало вздыхая - хлопнула дверью и...

Полукровка был честен с самим собой - он никогда не был особо терпеливым существом и весьма быстро вспыхивал, когда на то была стоящая причина. Сейчас она, к сожалению, нашлась: там, во дворе, затрещали выстрелы и раздались чьи-то крики.

Палачи все-таки приперлись, и явно торопились украсть у него шоу.

Матерясь сквозь зубы, Клаус наблюдал, как намеченная было цель уносится прочь от него по коридору...однако, бесноватый коротышка за ней почему-то не последовал, не выскочил следом. И либо он был туговат на ухо, либо, что было куда как лучше, выстрелы в этом здании были делом привычным и уже перестали привлекать его внимание. Впрочем, об истинных причинах можно будет подумать и на ходу, а пока...

А пока он кинулся бежать следом, кляня на все лады нетерпеливых палачей - ругался он в алфавитном порядке, чтобы случайно чего-нибудь не пропустить.

Ну вот чего им стоило подождать?

Планы Хлыста Асколь, по правде сказать, в какой-то момент начал уже тихо ненавидеть. Возможно, потому, что они были чрезмерно безрассудными, возможно, потому, что такие понятия, как "оборона" или, о ужас, "отступление", Хлыст считал настолько ничтожными, что, видимо, вообще предпочел удалить их из своей картины мира за ненадобностью. Зато когда нужна была идея самой безумной атаки - вопроса, к кому за ней идти, даже не стояло. Вот и сейчас...

На крышу ближайшего к складу - вернее, к его ограде - здания большого труда попасть не составило. Уютно устроившись там с новеньким M79 - лица под маской было не видать, но Асколь был уверен, что желтушная морда Хлыста сейчас растянута в улыбке - Оскар дождался, пока остальные приготовят карабины для спуска и, выбрав самую большую из толкавшихся во дворе склада кучку людей, отправил к ним первый гостинец. Парой мгновений спустя туда же летел второй, третий, четвертый - перезаряжал свой гранатомет он довольно-таки быстро, благо конструкция была простейшей.

Действия находящихся внизу людей Асколя, признаться, даже несколько разочаровали - когда им на головы начали падать, лопаясь и сочась одинаково омерзительным на запах и цвет газом, серые цилиндрики зарядов, сориентироваться должным образом не успел почти никто. А потом было уже несколько поздно, даже для тех, кто в удушливые облака не угодил и не сползал сейчас на асфальт, захлебываясь пеной и суча ногами.

Проклиная Хлыста и его любовь к лихим кавалерийским наскокам, и еще больше - Морольфа, из-за которого действовать по куда более вменяемому плану самого Ката у них не было никакой возможности, экзекутор скользнул вниз, прямо следом за Шепот - рядом спускались Крист и отстрелявшийся Оскар. Ренье шел последним - как-никак, ему нужно было больше всего времени на подготовку.

Подошвы тяжелых сапог Криста едва коснулись асфальта, а он уже одним резким, коротким движением отцепился от спустившего его на землю ремня. Пару секунд спустя в его руках уже было два пистолета, нацеленные на вываливающихся из дыма, судорожно кашляющих людей. Когда Асколь опустился рядом, рыжеволосый палач уже начал по ним работать. Шепот, как и следовало ожидать, также не теряла времени - преодолев уже большую часть двора и быстро избавившись от всех, несомненно, лишних патронов, зашвырнула смотревшийся в ее руках детской игрушкой пистолет-пулемет подальше, переходя на Ключи. Когда вниз спустился и Хлыст, настала пора действовать и ему.

Внешняя охрана склада, наконец, опомнилась - вот только к тому времени в строю осталось лишь четверо.

Как всегда. Вначале они удивляются - этих берешь первым.

Из дверей, вопя что-то нечленораздельное и вряд ли цензурное, выскочил ошалевший бородатый тип с автоматом. Короткий кинжал нашел тень стрелка, и тот застыл с перекошенным от гнева и ужаса лицом - пока прилетевший прямо туда следующий Ключ не пробил ему череп насквозь, выйдя из затылка. Тело страшно выгнулось, силясь упасть назад, да так и застыло.

Потом они оттаивают. И вот этим-то всыпаешь уже по полной программе.

Шепот к тому времени прикончила еще одного, открыл свой счет и Оскар. Крист, без особого труда ушедший от нескольких неуверенных выстрелов последнего, перепуганного до смерти бойца, открыл ответный огонь - две в корпус, две по ногам, одна в горло...

Только бы повыпендриваться...

Во дворе повисла мертвая тишина: все, кого не свалил газ, свалили они. Кем были эти люди? Что привело их на службу к опальному магу и знали ли они о его природе, а если да - то сколько? Трупы, изувеченные Ключами и пулями, уже не спросишь. Возможно, среди этих тел даже был какой-нибудь порядочный человек, кто знает. Они все были в списке смерти с того момента, как был составлен план операции - лишняя пальба с утра пораньше никому не была нужна, поэтому затыкать всех следовало быстро...

Думать обо всем этом было особенно и некогда, надо было работать дальше - и быстро, пока здание не опомнилось, не ожило и не начало плеваться новыми бойцами из всех своих дверей и окон. Стуча сапогами, палачи, скрывающие лица сейчас не только за капюшонами, но и за дыхательными масками, собирались у главного входа, добивая по пути тех, кто еще шевелился.

Спустившийся последним Ренье, очевидно, был полон решимости оправдать свое ожидание: упакованный в свой стеклянный доспех, с все продолжающими расти жуткими когтями, он спешит догнать остальных у дверей.

-Шепот, Ренье, мы сразу вниз. Томас, Хлыст - первый этаж ваш, потом за нами. В темпе, - прорычал Асколь, вышибая дверь.

Шепот и не думала спрашивать, почему именно вниз, да и вообще, откуда он был уверен, что под зданием что-то будет: то ли ее привычка доверять его чутью, то ли сама вспомнила обыкновение таких типов, как искомый ими коротышка, зарываться вглубь, а не уходить наверх...это уже не особо и важно. Важно то, что они уже внутри.

Пол - потертая кафельная плитка в шахматных цветах. Несколько узких коридоров, ни в одном из которых практически негде укрываться от выстрелов. Караульное помещение, два турникета, за ними - широкая лестница...

А по лестнице бегут, что-то крича, еще четыре стрелка, вооруженных уже посолиднее, чем те, что были на улице - автоматами - да и выглядят они далеко не так мирно, как те. Все логично - здесь было их место, и маскировка уже не нужна. Одеты они в серые потертые шинели без каких-либо знаков отличия, разве что у одного на плече какая-то черная повязка. Он-то и получил пулю первым, смешно кувырнувшись вниз и считая мордой ступеньки. Оставшихся словно ветром разбросало в стороны: заняв более-менее приличные позиции за лестницей, они открыли шквальный огонь, превращая в кашу из битого стекла и раскрошенных стен несчастную караулку.

-Ваши, - прошипел Асколь, рывком вернувшись в свое укрытие. - Даю две минуты.

-Обычно ты давал четыре! - крикнул Хлыст, прижимая одного из солдат к полу целой серией выстрелов.

-Дайте мне одну! - азартно произнес Крист, всаживая несколько пуль в зазевавшегося противника - тот упал, но все еще пытался подняться - похоже, хоть кому-то хватило времени надеть бронежилет.

За исход схватки Асколь не волновался: даже если новичок сваляет дурака, Хлыст все исправит - в конце концов, потому он и оставил его за ним приглядывать. А сам он уже следует по узкому коридорчику - Ренье, как всегда, впереди, готовый закрыть их от пуль.

Из-за угла выскакивает очередной кусок мяса в шинели. Поливает Стекольщика свинцом, пока автомат не начинает лишь сухо клацать. Проросшее из пальца Ренье копье пробивает стрелка насквозь, пригвождая к стене. Несколько секунд на то, чтобы откинуть воющее тело прочь.

-Эй, Филин, - оживает рация, и по коридору разносится встревоженный голос полукровки. - Я уже внизу и тут такое...черт, не знаю, кто эти парни, но они готовы убивать. Настоящие профессионалы.

-На мой взгляд, любители, - коротко отвечает экзекутор, стараясь не думать о том, что же могло привести Смешную Шляпу в такое восхищение - ведь скоро ему самому придется это увидеть.

Лесенка вниз, еще три единицы по пути. Кричат, стреляют. Умирают. По ушам больно стучат автоматные очереди с верхнего этажа - Томас и Хлыст, похоже, встречают новых гостей. Шепот что-то ехидно говорит Ренье, но нет времени вслушиваться, да за всей этой пальбой этого и не сделать-то толком. Знай себе беги да вовремя пускай кровь. А думать - а думать тут только во вред...

Внушающая уважение дверь, что ведет вниз - громоздкий железный монолит, который каким-то образом преодолел Морольф, и который теперь преодолеть нужно и им. По-хорошему, конечно, стоило бы дождаться Хлыста, у него была с собой пара зарядов на такой вот случай...только он не хочет сейчас ждать. Коротко кивает Ренье.

-Попробую, - перешагнув через одного из мертвых защитников двери, Стекольщик останавливается перед монолитом, словно изучая его. - Вам лучше отойти.

Жуткие когти Ренье снова начинают менять форму - и как только они становятся достаточно тонкими, он быстро просовывает их в узенькую щель. Снова звенят невидимые колокольчики - десятки, сотни колокольчиков - снова бежит, растекаясь от правой руки Ренье по всему его доспеху молочно-белый свет. В последний момент Асколь прикрывает рукавом глаза - а когда ему удается, наконец, проморгаться, то дверь уже выворочена, вскрыта, словно консервная банка.

-Можем идти, - глухой голос из-под мутной стеклянной корки, увеличивающиеся в размерах когти стряхивают оставшийся на них кусок раскуроченного железа, оплавленный по краям. - Давайте поторопимся.

Сопротивление продолжает усиливаться. Внизу стены уже никто не красил белой краской: здесь только голый бетон и скользкий, холодный железный пол, который они мажут соленым красным соком и заваливают измочаленными выстрелами и выпотрошенными телами. Асколь недоверчиво ворчит, узнав, наконец, язык, на котором орут их жертвы - русский. То плохое предчувствие, что было с ним с самого начала этой поганой операции, только что было подкормлено и начало стремительно расти в своих размерах.

Коротышка определенно не мог собрать все это в одиночку, будь он хоть десять раз невероятно сильный маг. Не его стиль работы, если верить личному делу. Он лишь чья-то фигура - и представлять, кто способен нанимать магов уровня Гергбу, держать такое количество солдат и оружия, да еще действовать без особых проблем по всей Восточной Европе...

Кажется, они прошляпили какого-то крупного игрока. И, что еще паршивее, сделали это уже давно: за год такую сеть не раскинешь, да и за два...

Еще одна лестница, еще один коридор, уже куда более широкий. Железные двери по обе стороны, ни одну не обошел здоровенный порядковый номер, выписанный белой краской. Одна дверь приоткрыта, и можно, пробегая мимо, заметить, что ящиков там навалено почти до потолка. Ящиков, которые им уже встречались - и из-за которых, собственно, и начался весь этот цирк в свое время.

Тут определенно хватит на Третью мировую...

И не просто начать, но и выиграть хватит.

Остановившись у очередного поворота, Асколь тяжело выдохнул, сбрасывая на пол липкий от пота противогаз - Шепот последовала его примеру.

-Стареешь, Кат. Чуть побегал, чуть порубил, а уже спекся, - ухмыльнулась Лено.

-Сама-то... - он не закончил, бросив взгляд в сторону Ренье - тот вскрывал очередную оказавшуюся на пути дверь. - Смотри, чтобы нас тут не завалило, слышишь?

-Постараюсь, - глухо произнес Стекольщик. - Мне одному кажется, что наверху сейчас уже не стреляют?

-Некому, - пожала плечами Шепот. - Не удивлюсь, если Хлыст уже всех...

Или его. Или его.

К счастью, в этот раз эти паршивые, гнилые мысли не оправдываются: не проходит и двух минут, как в конце коридора появляются две стремительно приближающиеся фигуры, на ходу срывающие тяжелые маски.

-Ну что там? - рычит Асколь, едва Хлыст оказывается в пределах досягаемости его усталого хриплого голоса.

-У меня пять, у него трое, - оскалился Оскар. - С верхних этажей поперли еще, пришлось валить за вами.

-Найти несложно было, - Крист кивнул на очередной труп. - С такими-то вывесками.

Подавив рвущийся наружу язвительный комментарий, Асколь быстро собрался с мыслями. Первая часть плана выполнена успешно - внутрь они прорвались, на улице сильного шума не подняв. Теперь следовало лишь, по пути переводя дух, переть вглубь, в самое сердце этого огромного склада, туда, где засел сейчас нахальный полукровка. Найти его, окопаться и выкосить все, что хозяева на них кинут. Перейти в наступление при первой же возможности и размазать этих самых хозяев по стенам. Взять распроклятого коротышку.

Пройдя быстрым шагом от стены до стены, экзекутор прикинул, справится ли Хлыст с той задачей, которую он сейчас ему преподнесет - вроде как должен.

-С тебя защита, - прохрипел он. - Побыстрее.

-Ну вот, снова все кровью пачкать, - проворчал Хлыст, вытаскивая из кармана несколько острых иголок. - Все равно любой стоящий маг сломает мою игрушку за пару минут.

-Сломает, - кивнул Асколь. - Вот пусть солдатня эта его и ищет, пока мы уйдем вниз. Работай.

-Ладно-ладно, - отогнав всех подальше, Оскар прислонился к стене, и, стянув с левой руки перчатку, вонзил иглу в палец, затем в другой, в третий...

Лицо его при этом почти не менялось - он уже привык. Не менялось оно и когда он, выдавливая кровь из ранок, принялся мазать ею по стене, коряво, но быстро вычерчивая сложные линии и вплетенные в них круги, когда перешел со стены уже на пол...

Наблюдая за работой Хлыста, Асколь вновь задался старым вопросом - сколько бы современных магов умерло со смеху, увидев это зрелище. Когда еще удастся поглядеть на существо с настолько слабыми Цепями, что ему пришлось годами грызть гранит того, что сейчас язвительно называют "тауматургией для чайников". Когда еще можно будет посмотреть на того, кому приходится в попытках обрести свое сомнительное преимущество полагаться на формалику (1) с ее сложными ритуалами и жертвой, которая всегда была обязательным элементом, что ему приходится себя резать, лишь бы поднять простейшее Замкнутое Поле, которое не продержится, скорее всего, и часа.

Тем временем Хлыст уже закончил чертить необходимые узоры. И, приготовившись к очередной вспышке боли, засадил иглу куда глубже, чем в прошлый раз, после чего быстро окунул пальцы в размазанную по полу кровь, прошептав короткую формулу. Вычерченные на полу и стенах линии полыхнули красным светом, а Оскар, стряхивая последние капли с раненой руки, сделал несколько быстрых шагов назад.

-Держит? - мрачно поинтересовалась Шепот.

Вытащив из кармана пачку сигарет и вытряхнув оттуда самую помятую, Асколь, осторожно подойдя к выписанной кровью черте, ткнул сигареткой в воздух - и тут же отдернул руку: вспыхнувшая красным невидимая стена срезала начисто не только кусок сигареты, но и чуть не отхватила половину его указательного пальца.

-Пойдет, - хмыкнул экзекутор, кинув несчастный обрубок сигареты в барьер и наблюдая за тем, как тот осыпается пеплом. - Все, ходу.

Чем ниже они спускались, тем поганее становилось у него на душе. Морольф был совершенно прав: в этом местечке действительно затевалось что-то крупное. Помимо помещений, загруженных оружием и боеприпасами, здесь были просторные тренировочные залы, небольшие тиры на десять человек и два широких стрельбища. Тут же - столовые, казармы, душевые...

В голове продолжала крутиться одна и та же назойливая мысль, сотканная из тусклой надежды. Пусть на этом доме все кончится. Пусть коротышка окажется здесь главным. Пусть...

-Вас только за смертью посылать, знаете ли, - ехидный голос заставил всех схватиться за оружие, и когда из-за угла осторожно высунулась нахальная морда с нахлобученным сверху черным цилиндром, пробитым в трех местах пулями, никто даже и не подумал расслабляться.

-Клаус, - прошипел Асколь.

-Филин, - полукровка вырулил из-за стены уже полностью - в одной руке его оказалась бутылка с чем-то прозрачным, опустошенная уже до половины, в другой - чья-то окровавленная меховая шапка. - Что вы на меня так пялитесь-то? На мне узоров нет.

-Что впереди? - стараясь не замечать бутылку, произнес экзекутор. - Ты говорил, что...

-Там-то? Много крови, много трупов, - пожал плечами гибрид, отхлебнув из бутылки. - А, ну и узел связи. Увы, они умудрились почти все расколотить, когда я заглянул к ним в гости.

-Мы тебе похлопать за это должны? - поинтересовалась Шепот.

-Лучше деньгами, вы ж знаете, - зашвырнув опустошенную бутылку в дальний угол, Клаус уставился на Хлыста. - А чего это ты такой желтый?

-Сейчас я буду спрашивать, чего это ты такой красный, - огрызнулся палач. - Окажется, что от крови.

-Ладно-ладно, у всех свои проблемы. Я хочу побыстрее свалить из этой дыры, а ты похож на поляну лютиков в рясе, бывает, - переведя взгляд на Ренье, гибрид только присвистнул. - А тебе не жарко?

-Там больше никого? - резко оборвал назревающий обмен любезностями Асколь.

-Живых нет, если вы об этом. Но наверху народу еще много. Думаю, у них сегодня там было какое-то совещание, вот припрись мы ночью, то вся эта орда была бы аккурат здесь, по койкам. И выломилась бы на нас разом.

-Сколько еще этажей?

-Подземных-то? Один, этот. Там, дальше, только комната связи, но там, я говорю, все уже по кускам. Парни любили играть с гранатами. И еще один зал, уж не знаю, что там хотели устраивать, но сейчас там никого.

-Пойдет, - кивнул Асколь. - Если прижмет, туда и отойдем.

-А сейчас что? - подал голос Крист.

-Сейчас разворачиваемся тут и ждем гостей с подарками, - раздраженно ответил палач. - И если у них при себе нет проходческой машины и бригады рабочих, то переть им придется через этот коридор.

-Мне уже их жаль, - усмехнулась Шепот.

-А мне вот нисколько, - Хлыст оглянулся назад. - Что ж, посмотрим, сколько у них уйдет на мою стеночку...

Проводимые в ожидании минуты тянулись будто часы. Снявший с одного из убитых автомат Хлыст и вооруженный двумя своими верными пистолетами Томас были готовы изрешетить любого, кто появится в противоположном конце коридора, вот только никто так и не думал появляться. Шепот нервно скребла Ключом по стене, Ренье, усилием воли убравший шлем со своих стеклянных доспехов, часто-часто дышал холодным сухим воздухом. Облокотившись на железный поручень, Асколь мрачно смотрел на полукровку, успевшего после учиненной им бойни тут же упиться в хлам, продолжая засыпать его вопросами. Клаус отвечал коротко и невнятно, то путая слова, то срываясь на немецкий.

-Сколько, говоришь, внизу было?

-Почти два десятка. Пришлось побегать и немного поиграть со взрывчаткой. Им так понравилось, что они аж умерли от восторга, Филин. Кстати, почему Филин? Потому что ты такой мрачный?

-Давай не будем отходить от темы, - оборвал его Асколь. - Что мы пока знаем? Перевалочные базы по всей Восточной Европе. Целая армия солдат и зачарованное оружие в таких количествах, что хватит на две таких армии. Маги уровня Гергбу в числе наемных работников. Мне одному кажется, что мы только что ткнули палкой в какой-то очень гадкий улей?

-Может и так, - подумав, ответил Клаус. - Впрочем, я не думаю, что есть такой улей, который вы не сожжете, если понадобится. И да, я имел возможность послушать пару разговоров, пока шарился наверху. И порыться в уцелевших бумажках здесь.

-И что же?

-Похоже, наш коротышка решил открыть свой бизнес. Это оружие предназначается вовсе не тем, кому он его толкает. Думаю, если бы мы не пришли снимать с него голову сегодня, то уже совсем скоро это сделали бы его хозяева.

-Но мы пришли раньше. И... - Асколь замолчал.

-Ага. Понял, наконец?

-Да, - задумчиво произнес палач. - Эта организация явно метит высоко, и если она увидит, что кто-то влез в ее дела...

-Тут два выхода, Филин. Либо куснуть в ответ, либо затаиться. Как разберемся здесь, увидим, что они выбер...

-Идут! - рявкнул Хлыст, убравшись за угол.

Резко замолчавший экзекутор весь обратился в слух, уловив несколько исполненных боли криков, долетевших до него из-за дальнего поворота. Кто-то напоролся на барьер.

-По местам, - в команде, впрочем, не было необходимости - все уже убрались за стены, готовясь встречать хозяев склада.

Там, вдалеке, за углом, протрещала автоматная очередь. И, пару мгновений спустя, разорвалось две гранаты после какого-то сердитого вопля на русском.

-Вот же упертые люди, - хохотнул Хлыст. - Головой постучи!

Еще один взрыв.

-А теперь - задницей!

Заговорило еще два автомата.

-А теперь снова головой!

Оглушительный хлопок, сменившийся не менее громким треском заставили Оскара разочарованно вздохнуть.

-Сломали-таки. И либо у кого-то из них чугунная голова, либо...

-Они привели мага, - мрачно продолжил Асколь. - Клаус, ты сказал, что там была еще какая-то девка?

-Да. Смылась раньше, чем я успел ее взять, а потом...потом уже вы тут все на уши поставили, ребятки.

-Ладно. Они сейчас в...

Договорить Кат не успел - его прервал оглушительный писк, вырвавшийся из висящих на стене динамиков. И, сразу за скрежещущим звуком настраиваемого микрофона оттуда полились, растекаясь по коридорам подземелья, истерические вопли:

-Да каните вы в небытие, нелюди! Хватит орать, как будто вас там режут! Ваши выстрелы мешают мне работать, идиоты! Разве это так сложно - проводить свои стрельбы чуть потише?

-Какого... - начал было Хлыст, но оставшаяся часть его фразы без следа утонула в потоке ругани.

-Я не могу сосредоточиться на ваших заказах, когда, черти вас дери, взрывают гранаты прямо под моей мастерской! Если это продолжится, я ничего не смогу сделать! Понятно вам? Я! Требую! Тишины! Вы, некомпетентные болваны! Я буду жаловаться, если такое будет ПРОДОЛЖАТЬСЯ!

-Гергбу, - оскалился полукровка. - Кажется, он до сих пор не понял, что на них напали.

-Тем лучше, - бросил Асколь. - Потому как если поймет, то вдавит нас в землю до ядра вместе со всей этой хибарой.

Причем сделает это одним мизинцем.

В дальнем конце коридора закричали, заметались, вываливаясь из-за угла, силуэты в серых шинелях.

-Понеслась! - завопил Крист, открывая огонь.

Поначалу им сопутствовала удача: одного из солдат удалось сбить на пол почти сразу же, второго, раненого в ногу, оттащили за угол вовремя подоспевшие товарищи. Остальные, уже не тратя времени на крики, открыли огонь, разнося в клочья стены и заставляя пули рикошетить от пола по совершенно бешеным траекториям. Несколько коротких Ключей развалили плюющиеся свинцом стволы и пришпилили стрелков к стенам - оставшиеся солдаты, вытаскивая раненых из-под огня, бросились назад. Первая атака захлебнулась.

-Все целы? - скривившись от текущей по руке боли - зажатая меж пальцев рукоять прорастала клинком - прохрипел Асколь.

-Зацепило чутка, - Хлыст скосил глаза на расплывающееся по плечу кровавое пятно. - И не больно совсем...

-Сейчас подтащат чего потяжелее, - мрачно произнесла Шепот. - Ренье, твой выход.

-Уже работаю, - вывалившись в проход, Стекольщик дотронулся рукой до искореженного выстрелами пола, пуская в него десятки тоненьких стеклянных "побегов": они медленно, но упорно ползли вверх, формируя прочную стену, которая все расширялась и расширялась...

Ждать противник явно не собирался: быстро перегруппировавшись, в другой конец коридора вывалилась очередная партия убийц: увидев взваленную на плечо одного из них уродливую трубку гранатомета, Ренье меланхолично произнес:

-Вам бы лучше отойти.

С исполнением никто не промедлил.

От грохота не просто заложило уши - на какие-то несколько секунд Асколю показалось, что он и правда оглох раз и навсегда. Но все еще только начиналось: сразу за взрывом вновь заговорили автоматы, чьи хозяева отчаянно пытались размолотить странное существо в стеклянном саркофаге на куски. В ход пошли гранаты - две разорвались прямо перед лицом Ренье, скрытым за мутной стеклянной коркой, еще одна, не сработавшая, ткнулась ему в ногу. Стеклянный кокон принимал пули и осколки словно весенний дождичек, становясь чуть более мутным в тех местах, куда попадали особенно часто.

-Они закончили, - все так же спокойно проинформировал Ренье, когда автоматы растерявшихся противников стали издавать лишь жалкое клацанье.

И снова никто не заставил себя ждать: несколько коротких, экономных очередей отправили не способных ответить бойцов на пол, захлебываться кровью, истекать ею же. Уцелевшие вновь отступили, и их было еще много там, в других коридорах, но важно было другое - вторая атака отбита.

-Ренье, назад, - прошипел Асколь. - Сейчас должно быть...

Закидать нас шапками не вышло. Тяжелое вооружение результата не дало. Значит, время магу вылезти из норы...

Когда из-за угла показалась высокая женщина с растрепанными темными волосами, в нелепых очках и с еще более нелепым выражением лица - какая-то странная смесь раздражения и страха - палач даже удивился, что угадал и в третий раз. Первые же выстрелы показали, что хоть кто-то тут знает свое дело: пули с треском разорвало в воздухе, за целый метр до цели. Сама же цель воздела руки к потолку, что-то забормотав - глаза женщины закатились, все тело задрожало. Узнав язык, на котором читалось заклятье, Асколь только выругался.

-Эй, Шепот, - невесело усмехнулся Хлыст. - Почему мы не любим каббалистов?

-Потому что каждый из них...

Оглушительный грохот тяжелых шагов сотрясал стены.

-...считает своим гребаным долгом...

Два Ключа пошли в цель. Оба упали на пол примерно там же, где и пули.

-...таскать с собой гребаного...

Грохот стал поистине невыносимым. За углом в конце коридора кто-то в ужасе закричал, и, судя по топоту множества ног, кинулся бежать прочь. А потом, всего лишь парой мгновений позже, из-за угла показалась чудовищная рука. Ухватившись за стену, вырвав и раскрошив приличный ее кусок, рука подтянула в коридор все остальное тело...

Тело гигантское, лишь отдаленно напоминающее человеческое, тело из камня и бронзы, с грубыми, неуклюжими конечностями и приплюснутой головой из цельной каменной плиты, посаженной прямо на плечи. Две зиявшие в плите дыры были, очевидно, условными глазами, третья, набитая пожелтевшей бумагой - ртом. Выписанное поверх всего этого корявого безобразия "אמת" слабо мерцало синим. Голем вывел из-за спины левую руку, сделанную с куда большим тщанием - металлическая конечность, исписанная мерцающими символами, мало чем отличалась от человеческой, кроме, разве что, своего материала. Что было хуже, так это намертво приваренный к ней ручной пулемет.

-Вниз! - рявкнул Асколь - голос его слился с командами хозяйки истукана.

Следующим заговорил уже пулемет, разнося в клочья все, что не успели изуродовать солдаты. Ренье выскочил, перегораживая проход, со скоростью просто поразительной для человека, с ног до головы закованного в этот странный кокон - казалось, он попросту не чувствовал его веса. Закрывшись от выстрелов сведенными вместе руками, он собирался было что-то сказать, но слова были не нужны: пользуясь его прикрытием, все уже давно перескочили опасный участок, кинулись к лестнице...

Пора бы так поступить и ему. Казаться могло что угодно, вот только он знал правду - силы его были далеко не бесконечными, и эта неестественная бодрость и легкость движений была лишь временным, увы, эффектом - минут через пять он вновь ощутит на своей шкуре всю тяжесть стеклянной шкуры.

Вниз, вниз по лестнице, подгоняемые криками и выстрелами. Большой просторный зал с серыми колоннами и стоящими то тут, то там железными щитами, вмонтированными в пол. На стенах - давно уже ставшие похожими на решето мишени. Очередной тренировочный зал, как же удобно...Асколь не смог удержаться от злобной улыбки. Пока что им везло.

Вниз, вниз, в зал, за колонны. Течет по рукам боль, течет по рукам сила, вливаясь в рукоятки Ключей. Шепчут пересохшие губы короткие, работающие через раз формулы, вливая еще больше силы, вымывая из головы начисто страх и чувство самосохранения как таковое. Грохочут ноги в тяжелых сапогах по скользким ступеням, палят, прижимаясь к холодным перилам, озверевшие от смертей бойцы в серых шинелях. Орут, буквально задыхаясь от злости, захлебываясь в истерике, динамики на стенах:

-Вы, шавки, совсем тупые? Это было последнее предупреждение, черт вас дери, кретины, идиоты! За вами уже выехали, я же говорил, что пожалуюсь начальству! Молитесь, кому вы там молитесь, чтоб ваши головы остались на плечах, а не погоны, тупорылые имбецилы полка дурачья, олухи царя небесного! Ну что, ну давайте, еще пошумите, болваны! Ничтожества! Некомпетентные кретины в шинелях! Полковник с вас шкуры сдерет!

-Вы говорили это, господин Гергбу, - прерывает вопли монотонный, каменный голос.

-Поняли, что значит свя...что? Минуту, я тебя в советчики нанимал? Занимайся своими делами! Так, о чем это я? Ах, да, лучше бы вы проводили тренировки потише, ребятишки. Я предупреждал.

Валятся на ступени изувеченные выстрелами тела. Расталкивая в стороны еще живых своими страшными ручищами, плетется вниз голем, звуки его тяжких, грохочущих шагов перекрывают и крики из динамиков, и треск стволов. Выстрелы взрыхляют пол, рикошетят от щита - Асколь успел убраться за него в последний момент, пустив еще один Ключ: не проходит и секунды с того момента, как он вонзается в тело солдата, как последний вспыхивает визжащим факелом, валится на товарища...огонь перекидывается еще на одного...

Голем будто бы в раздражении отпихивает кричащего бойца в стену - судя по оглушительному, мерзкому хрусту, подняться ему уже не светит - и, положив свой пулемет прямо на перила, начинает обильно поливать свинцом весь зал. Логика управляющего им мага проста до безобразия: уж столько пуль точно кого-нибудь заденут, а не заденут, так прижмут, пока пехота не подойдет поближе и не закидает гранатами...

Кажется, уже слышно, как колотится сердце, как стучит о стенки черепа каждая новая мысль, пока он осматривает поле боя - сколько может видеть из своего укрытия - и своих бойцов, зажатых в разных местах зала - все здесь одинаково хорошо простреливается. Не высовываться. Ждать. Когда-нибудь у этой образины закончатся патроны. Нет, нет. Это тупик. Выставить Ренье - он должен выдержать - остальных на перехват бойцов, самому прорваться к хозяйке чудовища. Шансов больше, но есть вероятность, что даже после смерти мага тварь какое-то время продолжит выполнять последний приказ. И вот тогда ему точно крышка.

Был, конечно, еще один способ - старый, проверенный, и работающий лишь против такого старья, как то, что сейчас поливало их из пулемета. Вот только это будет таким лихим наскоком, что позеленеет от зависти даже Хлыст.

-Клаус! - хрипит он в надежде, что полукровка его слышит за этой, кажется, бесконечной трелью пулеметных очередей.

-Что еще? Я немного тут занят! - на лицо полукровки, перекошенное от злости, сейчас лучше пристально не смотреть - ничего человеческого в этой морде и близко нет.

-Сможешь к нему прорваться?

-Ты совсем сдурел?

-Снеси первую букву, он заглохнет!

-Думаешь, эти дедовские трюки тут прокатят?

-С этой рухлядью? Да!

-Вы бы решали побыстрее, ребятки, - рычит Хлыст. - А то вот эти парни, похоже, счастливы нас видеть!

Под надежным прикрытием каменной образины в зал спустились еще трое солдат - один было потянулся за гранатой, когда высунувшаяся из своего укрытия Шепот пресекла сию попытку в зародыше: три коротких Ключа вошли бойцу в живот, пробивая скрытую под шинелью броню, словно картон. На то, чтобы убраться обратно, ей нужна была пара мгновений - голему хватило и одного. Скрип поворачивающейся конечность, очередь, пропахивающая очередную борозду в полу...а пол уже окрасился красным.

-Шепот!

-Порядок, - шипит, сжав зубы, Лено. - Всего-то пара пулек...

В голосе ее слышна тщательно скрываемая боль. Пуль, может быть, и пара, вот только плечо все равно ими распорото, да и рука, висящая вдоль тела, похоже, тоже.

-Морольф!

-Хорошо! Выводите свою стекляшку!

Ренье не нужна команда. Выскочив из-за колонны первым, он первым же и бросается на голема, вскидывая на бегу правую руку. Из пальцев его бьют длинные, тонкие стеклянные копья, крошат темный, в каком-то масле и выбитых давным-давно письменах камень, но и только - образина даже на сантиметр с места не сдвигается.

Зато теперь-то он точно привлек ее внимание.

-Пошли! - с этим хриплым рыком из своего укрытия вываливается и он, Асколь.

Остальные рядом, остальные сейчас тоже будут работать по мере сил. Нет времени оглядываться по сторонам, и уж конечно, назад - он и так знает, что сейчас будет. И что сейчас сделает он сам.

Высунувшийся из-за колонны Клаус не моргая смотрит на голема. Прямо в его глаза-дырки.

Пули Криста сбивают с ног еще одного бойца. В оставшуюся толпу, то ли хрипя нужную молитву, то ли просто матерясь, врезается Шепот. Наверняка кто-то из них успел удивиться - как так, они же только ее ранили. Некому было сказать им, что такое ранение значит для палача - подошли бы слова "смехотворно", "ничтожно" и подобные. Всего лишь секундой позже к бойне присоединяется Асколь. Мало кто из сбитых с толку людей успевает понять что-то, кроме того, что их вырезают. Эхо разносит крики и запоздалый треск автоматов - короткий и быстро обрывающийся. Очень быстро. Прокручиваясь в воздухе, падают на пол отсеченные конечности, выскальзывают внутренности вперемешку с обрывками вспоротых шинелей, хлещет кровь...

Только это и нужно Хлысту. Эта кровь, эта боль - больше, больше, ее всегда мало, пусть ей пропитается сам воздух, раз и навсегда - чем больше агонии разольется вокруг, чем больше жертв будет принесено, тем меньшая жертва отведена будет ему. Однако, ткнуть себя верными иглами приходится все равно. И, ворвавшись в устроенное Асколем и Шепот царство смерти, окунуться в него, заявить свои права на льющееся отовсюду топливо, использовать его по назначению. Дать импульс. Дать искру.

Полукровка продолжает играть в гляделки с каменным чудовищем.

Невидимая волна, родившись в самом сердце устроенного палачами кровавого ада, расходится по залитой кровью лестнице, сбивая с ног всех и каждого - и если бы только сбивая. Визжит один, схватившись за брызжущие красным дыры на месте лопнувших глаз, захлебывается желчью и кровью, выходящими наружу вместе с дымящимся осколками зубов другой, переваливается с криком за перила третий...

Лишь двое спасены, лишь двое укрыты от кошмара - те, кого Хлыст в последний момент крепко хватает за волосы своими перемазанными в крови - уже не разобрать, где чья - руками. Первым вырывается Асколь, перемахивая через корчащиеся на полу тела. Вовремя - голему надоедает тратить патроны на Ренье, он поворачивается к ним...

Полукровка исчезает. Без размазывания в воздухе, без каких-либо других театральных эффектов. Хотя нет, вот же он - висит на спине каменной громады, подтягиваясь все выше. Голем крутится из стороны в сторону, свободная его лапища крушит стены и наминает бока своему же хозяину, тварь выбивает из себя целые куски, пытаясь расплющить верткого нахала. Скрежеща зубами, в кровь сдирая кожу и обламывая когти, полукровка пытается снять, стереть, соскоблить нужный символ с каменной плиты - буквы обжигают его, заставляют разжать, наконец, руки и упасть назад, переваливаясь через перила.

Но узор уже нарушен, кусочек камня с кусочком первой буквы был уже выдран - и буква незамедлительно гаснет, а слово, что складывается из оставшихся, не оставляет фамильяру больше никаких шансов, безжалостно сообщая, что "правды" больше нет. И заставляя вспомнить, кто он сам.

"Мертвый".

Медленно опуская руки и неуклюже покачиваясь, голем начинает падать. Проломив хлипкое ограждение, истукан летит вниз - изрядно помятый полукровка в последний момент откатывается в сторону и вместо того, чтобы расплющить его своей тушей, отработавшая свой срок громадина пробивает пол, в нем же и застревая. Ошалело глядящий на него Клаус отползает назад...

Последние выжившие - те, что толпятся сейчас на самом верху лестницы - начинают отступать. Нет, они уже просто бегут.

Придавшие сил формулы уже кончили свою работу. Асколь медленно шлепает вверх по кровавому болоту, останавливается рядом с одним из выпотрошенных тел. Рация, висящая на нем, трещит без умолку:

-Лейтенант, что у вас там происходит? Почему мне никто не отвечает? Я уже сказал, что пожалуюсь...

Плохо. Если коротышка сейчас сообразит, что творится на самом деле...

А ведь там, наверху, осталась еще хозяйка голема.

Времени на раздумья особо нет: сорвав рацию, он кидает ее уже вскочившему на ноги полукровке.

-Отвлеки выродка.

-Что?

-Что угодно, - прохрипел экзекутор. - Лишь бы он был занят, пока мы дорежем остальных, - повернув перепачканное в крови лицо к остальным, Асколь чуть повысил голос. - Наверх.

Палачи бросаются вверх по лестнице, стараясь не оскальзываться в разведенном ими же кровавом море. Покрутив несколько секунд рацию в руках, полукровка усмехнулся и вдавил нужную кнопочку. Импровизировать так импровизировать...

-Ах ты корм для чаек! - начинает Клаус, с каждым словом повышая голос и стараясь не сорваться на хохот. - Ты, Шестой Элемент тебе в пятую колонну через седьмую скрижаль, смеешь на нас пасть разевать, работая в такой помойке? Чтоб тебе четыре ноги кабана Мак-Дато в третий глаз ниже спины на всю длину вставили да два раза встряхнули, да субстанционализировали на семнадцать ножей через алхимическую свадьбу иезуитскими проповедями, и дротткветт Гунлауга под тринадцатую становую кость Иоанна Двадцать Третьего загнали!

Последние солдаты - большинство уже на грани помешательства от страха - все еще продолжают пятится, пока не достигают начала коридора, где укрылась хозяйка голема. Открывают жидкий огонь...

-ЧТОООООООО? - визжат динамики на стенах - вдохновенную речь Клауса адресат таки услышал. - Для вас, остолопов там, внизу, многоуважаемый господин Фруалард Теаилла Гергбу! И если хочешь блеснуть знаниями, отрыжка срани вонючего гуля, то не лезь в мою науку! И в мифы моего народа, низменная сволочь из задворок мира! Шестой Элемент тебе только в слюне гибрида тринадцать-да-дцать-раз-по-дцатом поколении явится, когда он сожрет твои потроха вместе с башкой и выплюнет к чертям в Акашу остатки твоего сморщенного, ссохшегося от чрезмерной тупости мозга, наглый щенок!

В конце своей ответной тирады коротышка окончательно срывается на визг - искаженный динамиками, последний, само собой, становится еще омерзительнее:

-Дротткветты? Проповедями? Да ты арию в одну строку не прочтешь без запинок и матерщины после каждого слова, потрох грязной, похотливой, разлагающейся суки-гуля у безрукого Мертвого Апостола под полуденным солнцем! Никчемный солдафон, тебе даже в твоих грязных и низменных снах не приснится то величие, что было у жареного кабана Мак-Дато! Да таких, как ты, конь Кухулина выкашивал бы тысячами и тысчами, пока ходил попастись и воды испить! Захлопни свою пасть, затолкай этот никчемный бред шизофреника себе в глотку и задницу одновременно. И именно в таком ПО-РЯД-КЕ!

Отправляя в ад очередного бойца, Асколь позволяет себе улыбнуться. Кажется, бесноватый карлик, наконец, нашел себе достойного собеседника. Полукровка же и не думал останавливаться на достигнутом, ведь он, наконец, отыскал слабое место - оставалось лишь давить на него посильнее и, желательно, без остановки.

В мифы не лезть, говоришь?

Не то, чтобы он хорошо помнил сказание о бое Кухулина с Фердиадом, чтобы цитировать куски из него со всей достоверностью...что ж, больше останется места для импровизаций и вставок про себя любимого - от них, кажется, Гергбу зверел еще сильнее:

-Для тебя, пентюх навознобородый, я не тупой солдафон, а Клаус Морольф, Его Превосходительство, семь раз благословленный семью губернаторами семи земель подземного мира ясень рощи семени Асмодеева! Ты, напившееся помоев чужого невежества ходячее блудовместилище, не имеешь права называть меня как-то по-другому! - пошел полукровка на новый круг, стараясь как не сорваться в тупой смех, так и не особо обращать внимания на крики убиваемых, что еще доносились сверху. - Был бы ты достойным магом - нашел себе работу у людей, которые заботятся о нормальной охране. Но такой, как ты - достойное украшение этой коллекции некомпетентных недоумков. И в твоей науке, и в знании мифов ты настолько уступаешь настоящим светочам магического мира, что они бы наказали тебя, как милая женщина наказывает малого ребенка, вымыли бы тебя, как в лоханке моют чашки, размололи бы тебя, как мельница мелет доброе зерно, рассекли бы тебя, как топор рассекает дуб, обвили бы тебя, как вьюнок обвивает дерево, обрушились бы на тебя, как обрушивается ястреб на малых пташек! Не смог ты даже начала дать притязаниям и правам твоим на славу и честь колдовскую, крохотный бешеный карлик!

Коридор залит кровью. Позади добивают последних солдат. Но что творится позади, Асколя сейчас не волнует - пока пред глазами есть цель. Хозяйка голема, бледная как смерть, пятится назад, очки давно слетели с ее перекошенного от ужаса лица. В последней отчаянной попытке остановить рвущегося к ней палача, сплетает она в воздухе очередной узор, бормочет что-то, стуча зубами от страха и запинаясь...

Тая в воздухе, уже почти невидимый узор врезается в него, легко преодолевая чары, что наложены на экзекуторское облачение, чуть не сшибая с ног и заставляя остановиться. Это будет даже посильнее Ключей...

Кажется, сердце сейчас просто лопнет, а прокуренные легкие вылетят через рот. Набатный бой в ушах, подкашивающиеся ноги и черные круги пред глазами - все за то, чтобы он тут же и рухнул мордой в пол, дав себя добить. Вот только противница не успевает развить преимущество - слишком уж напугана - и снова отступает, вместо того, чтобы бить, чтобы попытаться умереть, но забрать хоть кого-то с собой. Распространенная ошибка. И наказание за нее следует незамедлительно.

Из трех последних пуль Криста в цель попадает лишь одна, зато прямо ей в колено. Охнув, хозяйка голема завалилась на бок, судорожно скребя пальцами по перемазанному кровью полу. И захлебываясь криком - боль, наконец, вступила в свои права.

-Не добивать, - прохрипел Асколь, схватившись за стенку, чтобы не упасть. - Крист, Шепот - упакуйте ее и...

Остальная часть приказа тонет в истеричных воплях из динамиков:

-Семя Асмодеево? Ничтожнейший потомок выродившейся крови ничтожнейшей из женщин, порванной естеством древнего демона! Только если так, жалкое отребье!

Господи, когда же они заткнутся только...

Картина перед глазами постепенно восстанавливает былую четкость. Наспех наложенные чары окончательно потухают, возвращая телу палача подвижность. Оглядеться по сторонам, стряхнуть оцепенение. Работа еще не закончена.

Крист и Шепот - вся в крови, облачение в дырках от пуль - прижимают отчаянно вырывающуюся хозяйку голема к полу, сводят руки за спиной, защелкивая в кандалы, застегивают на голове холодную железную цепочку, завязывают глаза. Стеклянный доспех Ренье тает на глазах: свои резервы его хозяин уже исчерпал, и теперь, утирая пот с бледного лица, ошалевшим взглядом скользит по заваленному трупами полу и стенам. Хлыста не видно - кажется, бежит вниз, к полукровке...

Надо бы за ними...

Скрип, скрежет, грохот по ту сторону динамиков. И, после исполненного первобытной ярости крика по коридорам снова разносится ругань:

-Да раздери тебя Похоронное Бюро, Ассамблея, Церковь, Папа римский и лично Гавриил своими тушами! Да, я карлик, чертов выродок! Да, я бешеный карлик, в ярости своей достойный великих героев Эпохи Богов! Этот карлик превратит тебя, гнилое животное, в кисель, затем в гуано, затем наполовину в кисель и наполовину в гуано, затем обратно вернет половину тела, оставив половину гуано, потом вернет другую половину тела, превратив предыдущую в кисель, причем ты будешь чувствовать все так, как в аду боль не почувствуешь! А потом этот крохотный бешеный карлик пойдет в обратном порядке! Мал, да удал, и ты будешь молить своим кисельным языком, чтобы я остановился, но не-е-е-ет, если ты гавкнешь, падаль, хоть слово, хоть звук, хоть ползвука, то твоя гнилая глотка поменяется с кишечником местами с сохранением всех, всех, всех прежних вкусовых сосочков! Да ты, сво...

Захлебнувшись руганью, сидящий где-то наверху коротышка заходится кашлем, отплевываясь и судорожно пытаясь восстановить дыхание. Но молчание длится слишком долго и Асколь уже понимает, почему.

-Так на нас напали? - новый приступ визга. - Вот почему никто не отвечает! Неужели все мертвы? Вот конченые идиоты, не способные даже в ряд Фурье комплексные функции разложить! - теперь уже Гергбу заходится истерическим смехом. - Я не знаю, кто вы, отребье, там есть, но вы только что подписали себе приговор!

А вот это уже хреново...

-Все вниз! - Асколь успел крикнуть лишь это.

А потом все здание начало ходить ходуном.

-Филин? Что...что это? - выдохнула Шепот на бегу.

-Это-то? Это мы его вконец достали! - рявкнул в ответ палач, отпрыгивая в сторону, к стене - и вовремя: из пошедшего трещинами потолка вырвался увесистый кусок, упав совсем рядом...

Грохот усиливался. Наверное, если бы они сейчас были на улице, можно было бы подумать, что грозит обрушиться само небо, а так...так это был всего лишь потолок. Вот только для тех, на кого он начал падать, ничего приятного вовсе не было - пусть даже и падал он кусками, давая возможность уйти в сторону.

-Что будем делать? - выкрикнул Хлыст, отбежав в дальний угол зала.

-Бейте сразу, как появится! - прошипел, отплевываясь от обсыпавшей его штукатурки, Асколь. - Второго шанса он не даст!

Хорошо если у нас первый-то будет...

Ослепительный луч - нечто вроде сотканной из невыносимо яркого света спицы гигантских размеров - пробил потолок, заставляя всех прикрыть глаза. Во многом именно поэтому явление хозяина склада было частично пропущено - когда Асколь смог проморгаться, то на груде обломков, наваленных посреди зала, уже стоял маленький седой человечек в камзоле.

-Мой склад! - заверещал он. - Вы...вы...вы...да я вас...

Три Ключа в спину, два в грудь. Автоматная очередь, россыпь острых стеклянных игл, сорвавшихся с пальцев Ренье, несколько громких пистолетных выстрелов...

Нужные руны коротышка начертил в воздухе быстрее всего этого. И охвативший его незримый колпак не дал оставить на тщедушном тельце мага даже царапины.

-Что, съели? - визгливо расхохотался карлик. - А теперь мой ход, чертовы выродки племени учеников Христовых, чтоб вас Иуда в аду осиновым колом в глаза сношал, недоношенные в утробе матери-потаскухи куски дерьма в мертвецких шмотках!

Два щелчка пальцами, несколько коротких жестов крохотных ручек. Сжатая до пределов возможного лирика, со стороны звучащая как набор отрывистых, истеричных звуков. Повсюду - под потолком, у стен, прямо в воздухе - расцветают алым невообразимые геометрические фигуры, множащиеся с каждой секундой. Тонкие ручки карлика оказываются окольцованы вращающимися с бешеной скоростью красными полупрозрачными "обручами".

-Нет...

Асколь, невольно сделавший шаг назад, только мгновение спустя понял, что возглас удивления вырвался у него самого. Такого от коротышки он точно не ожидал - в конце концов, эта тауматургическая система не пользовалась особой популярностью и освоить ее было очень непросто...зато теперь он прекрасно понимал те строки из его личного дела, где шла речь о невообразимых разрушениях. С этим действительно можно было сносить кварталы - не словом и не жестом, лишь усилием мысли: все физические процессы, что маг, работавший по этой системе, был способен вообразить, немедленно становились атакующими заклинаниями.

Звездная лавина (2).

Надежды не было, причем от слова "вообще", и он сам это прекрасно понимал. Это проломит чары на их одеяниях, словно бумагу, а от их тел не останется и пепла. Если только...

Очередное старое книжное знание. Работавший по данной системе маг обрабатывал, преобразовывал и выпускал энергию с невероятной скоростью - и нагрузка на Цепи в этом случае также становилась невероятной. Последний шанс, последний - на то, что в момент атаки коротышка будет вынужден снять с себя защитную скорлупу.

Ударить и попытаться уйти с направления атаки. Меньше секунды на Ключ...сколько же понадобится Гергбу на то, чтобы измолоть его в порошок?

Щелчок маленьких пальцев.

Ключ покидает руку владельца.

Мир, кажется, разрывает на части этот адский грохот и эти безумные вспышки...

За ними почти что не слышно звука удара - но отскочивший к дальней стене Асколь успевает заметить, как карлик получает по макушке очередным куском потолка: первая из сработавших алых "бомб" оказалась же и последней, пусть от активации их отделяли считанные секунды - красные узоры гаснут один за другим, так и не выполнив своего предназначения. Шумно выдохнув, коротышка покачнулся вперед, загребая руками воздух, словно он тонул и полетел вниз, знакомить свое лицо с полом. Пущенный в него Ключ лишь царапает рукав, уходя куда-то в стенку.

Старое книжное знание. Использовать подобные вещи в закрытых помещениях - себе дороже.

-Шепот? - его разбирает нервный смех.

-Да?

-Пакуйте, - взглянув на распластанного по полу коротышку, он тяжело вздохнул и полез в карман за сигаретами. - Хлыст, связь с координатором, сейчас. Передай, что мы взяли обоих.

За их время пребывания под землей мало что изменилось - разве что на улице начал накрапывать мелкий противный дождичек. Выходящие из здания палачи - усталые, окровавленные, со своими в спешном порядке перевязанными ранами - в большинстве своем сейчас хранили молчание. Команда уборщиков уже в пути - а для захваченных магов даже обещали специальный фургон. Это кровавое утро, наконец, закончилось.

На верхних этажах здания, которые пришлось также прочесать на предмет выживших, кое-кто все же обнаружился: чуть больше десятка жмущихся по углам мужчин и женщин из числа гражданских специалистов. Что ж, их специальности и грехи пусть выясняют другие - связанные и сложенные в ряд, словно снопы, в одном из верхних офисов, пленные ожидали транспортировки.

Первым на улицу выбрался Ренье, машинально прикрываясь рукой от дождевых капель. Следом вытолкнули закованного в прочные кандалы коротышку, с мешком на голове и заклеенным ртом - слушать его вопли ни у кого не было ровным счетом никакого желания. Шепот с наспех перебинтованной рукой время от времени подталкивала его в спину. Оскар и Крист тащили под руки каббалистку, безвольно повисшую на них, словно тряпичная кукла - когда ее волокли наверх, она еще пыталась вяло сопротивляться, но сейчас лишь тихо стонала. Асколь вышел последним, вместе с полукровкой - тот разжился по пути еще одной бутылкой и сейчас вовсю восстанавливал нервы.

-Может, уже поделишься? - мрачно поинтересовался палач.

-Ты ж при исполнении, - усмехнулся Клаус. - Уж потерпи часик, потом накачаешься чем душе угодно.

-Часик...хорошо если не три, со всей последующей возней.

-Кстати, а куда все это пойдет? - Морольф махнул рукой в сторону здания.

-А то ты не знаешь. Что не спалят, то приберут. Меня это в любом случае уже слабо касается...

-Кат, - остановившаяся вдруг Шепот заметно напряглась. - Ты тоже слышишь?

-Кто-то едет, - бросил Хлыст, тоже останавливаясь. - Странно, для наших еще рано...

Для наших еще рано...

Глухой звук удара. Тяжелые ворота сминает, словно фольгу, многотонная серая фура, и, визжа движком, подминает под себя, вкатываясь на территорию склада.

-Назад!

Стальной монстр, высекая искры из асфальта, поворачивается бронированным боком - створки его раскидываются, как дверцы на часах с кукушкой, вот только вместо голосящей механической птички из этих дверей сыплются горохом безмолвные люди в черных прорезиненных костюмах и тяжелых дыхательных масках, открывая огонь еще до того, как подошвы их обуви окончательно касаются земли.

Быстрые. Быстрые. Какие же...

Те солдаты, которых они вырезали утром - несчастные неуклюжие увальни по сравнению с этими существами. Ни слова, ни слога, ни единого лишнего звука. Только оглушительный треск автоматов, холодная сосредоточенность и убийственная точность.

Они успевают убраться за стоящие у здания грузовики, за наваленные тут и там ящики, но это все, что они успевают - твари в черных костюмах уже прижимают их огнем, действуя так же слаженно, быстро и безжалостно, как и церковные палачи.

Нет. В чем-то даже лучше.

Они петляют, уходя от ответных выстрелов, двигаются дикими прыжками, словно какие-то обезьяны, стреляют на ходу и стремительно меняются местами, прикрывая товарищей, пока те метают гранаты.

Выстрелы разворачивают в щепки тяжелые ящики. Вот Шепот приходится отступить к зданию, перекатившись за спасительный дверной проем, вот Крист в ярости выпускает всю обойму, но не может даже ранить вертлявую цель, вот в бой вступает Ренье...

Ренье уже порядком устал, и нет у него времени, чтобы преобразиться целиком - но даже так он без раздумий бросается под огонь, на ходу обрастая стеклянной коркой, прикрываясь от выстрелов правой рукой. Два существа в черном берут его в клещи, расстреливая из автоматов и стремительно идя на сближение - видя, что пули против его доспеха бессильны, они, не думая, кажется, и секунды, бросают стволы и бросаются на него с голыми руками, буквально насаживая свои тела на стеклянные когти и копья, жертвуя собой, лишь бы дать товарищам время закидать противника гранатами...

Всепоглощающий хаос. Прямо в лицо летят дымовые гранаты, и укрыться негде. Глаза слезятся, глаза ничего толком не видят в дыму, только что кто-то где-то кричит и стреляет. Бить и уходить от выстрелов остается на звук, что Асколь и делает - механически, ловко, но все равно...все равно не так хорошо, как эти твари.

Коротышка что-то мычит, прижавшись к ящику, его коллега, распластавшись на земле, кричит дурным голосом, умоляет не стрелять на всех известных ей языках.

Цель, избранная Асколем, слишком верткая, но и тут есть средство - нужно лишь приковать его тень. Легко сказать - словно зная о том, что будет, если его достанет хоть один такой короткий меч, противник мечется туда-сюда, прыгает вверх и в стороны...нет, он и правда знает - и одно осознание этого заставляет экзекутора похолодеть.

Они знают. Не особо важно, как и кто они вообще такие - но они знают о своих противниках все. Их готовили к таким битвам и они не отступают даже встретившись с группой церковных палачей. Их жизни ничего не значит, но они стремятся во что бы то ни стало потратить их с пользой - как те, что навалились сейчас на Ренье - они не испытывают страха, они наседают все наглее...

Очередь распарывает рукав. Правый бок обжигает боль - одна пуля все-таки задела. Окончательно рассвирепев, он бросает Ключи в воздух - падая, они окружают цель со всех сторон, и двум все-таки удается задеть тень, заключить противника в незримую клетку...

Удар наносится моментально, лезвие еще не успело толком прорасти, а уже вспарывает живот и вскрывает глотку, но вместо крови из ран льется какая-то серая жижа. Существо начинает визжать и биться в агонии, сжимается и усыхает на глазах, а серой дряни из ран льется все больше и больше.

Одного он убил, еще двух - Ренье. Но что это? Капля в море...

Одуряющий жар, рвущий глаза едкий дым, стучащее отбойным молотком сердце и стучащие повсюду автоматы. Из дыма выплывают несколько черных силуэтов - проигнорировав визжащую каббалистку, твари в масках хватают карлика, и, завалив его на плечо, все теми же судорожными, стремительными движениями начинают отступать.

Кто-то резко свистит - и по этому свисту твари начинают пятиться к своей фуре, не забывая поливать их огнем. Ренье стряхивает с когтей тело - нет, уже не тело, а просто изорванный костюм в комьях серой пузырящейся пакости - еще одна тварь кидается на него сзади, пытаясь прижать к земле и не дать пуститься в погоню. Хлысту уже почти нечем отвечать - запасы Ключей иссякли, не говоря уж о патронах - он отступает к Шепот, которую все еще прижимают плотным огнем, не давая даже головы поднять, не то что выбраться из здания. Единственный, кто может хоть сколько-то соперничать в скорости с новым врагом - Клаус - но и ему победы в этих коротких, бешеных поединках даются нелегко. Безумные клочки безумных картин, воняющих кровью и смертью - вот во что превратился мир вокруг.

И тот клочок, что Асколь видит сейчас, ужаснее всего.

Крист, как и он, замечает, что Гергбу уносят - что эти твари в масках прямо сейчас перечеркивают все их труды. Но, в отличие от него, он считает, что сможет справиться с этим в одиночку. Покидает укрытие. Открывает пальбу, бросаясь вперед, не слыша криков, что бьют его в спину...

Раздумывал экзекутор не дольше пары секунд. И выскочил следом, прекрасно зная, что и сил, и Ключей осталось слишком мало.

Крист довольно быстр, он дает прикурить даже существам в черных костюмах. Валит на асфальт одного, другого, ловко перекатывается за грузовик, перезаряжает свои верные пистолеты...

Он успел. Он почти успел.

Карлика тащат к грузовику. Крист снова вываливается из укрытия и бежит за отступающим противником, разгоняя его выстрелами, а он, как может, помогает ему, сбивая их с толку (и иногда - с ног) Ключами.

Из темноты грузовика показывается еще одна фигурка - не особо высокого роста, в поношенной шинельке и противогазе. В руке у фигурки небольшой компактный пистолет, другая вскинута, пальцы в перчатке странно растопырены...глаз не видно, но он знает, что смотрит этот человек только на Криста. На него одного.

-Razdeli bol'! - нервный, сочащийся страхом и злостью лающий голос.

Он почти успел. Почти.

Почему же в этом мире, будь он проклят, "почти" никогда не считается?

Глаза человека с пистолетом вспыхивают белым огнем - это видно даже сквозь маску. Криста повело вперед, скрученные судорогой руки разжались, выпуская оружие.

Нет.

Последний Ключ Асколя идет прямо в цель, но на пути встает еще одна тварь в маске, принимая удар на себя. Валится на спину - клинок пробил ее тушу насквозь...

Нет.

Человек в маске разряжает в Криста весь магазин - так быстро, что серия выстрелов сливается в один. И тут же уходит с линии ответного огня, скакнув в сторону, обратно во тьму своей фуры.

Крист падает. Не так, как это показывают в кино, в этом нет ничего красивого. Просто нелепо валится на колени, а потом, качнувшись куда-то вбок, оседает на раскрашенный его собственной кровью асфальт, делает это странно и неуклюже, как куль с мукой.

Мир теряет цвета и звуки. Ничего больше не осталось в нем, кроме ярости, кроме желания разорвать выродка в маске на части голыми руками, раз уж больше нечем.

Путь преграждает очередная падаль в черном костюмчике - он сходу сшибает ее на землю, и вот они уже катятся вместе, пытаясь друг друга удавить.

Коротышку закидывают в фуру - так же бережно, как мешок картошки. Освободив руки, тут же начинают забрасывать гранатами рвущегося на помощь Кристу Ренье - не могут ранить, так хоть загадят окончательно весь обзор...

Тварь в маске хрипит и булькает - парой движений он может перебить человеку горло, но с этой почему-то так просто не получается. С ними вообще ничего просто не бывает, похоже...

Клаус уже почти добрался до фуры, плотность огня упала, Шепот и Хлыст вываливаются из своих укрытий...

-Razdeli bol'!

Полукровка пытается сопротивляться. Видит Бог, он пытается. Но то, что делает выродок в маске, только что застреливший Криста - сильнее даже его. Скорчившегося от боли Морольфа хватают под руки еще два бойца в черном. Лупят прикладом в затылок.

-Etogo tozhe, - человек в противогазе помогает втащить оглушенного полукровку в грузовик. - My vse! Ukhodim!

Двери еще толком не успевают закрыться, а водитель уже дает по газам. В очередной раз проехавшись по несчастным воротам - теперь уже задним ходом - машина вырывается на улицу.

Он этого не видит. Он, только что закончивший выбивать жизнь из оставшейся твари, ничего сейчас более не видит и не чувствует, кроме черного, затягивающего все глубже в свое болото бешенства.

-Кат!

Где-то там, в другом мире, его кто-то зачем-то зовет. Зачем, интересно?

Снова. Снова он отправил кого-то на смерть. Потом, конечно, рассудок будет говорить, что Крист сам был виноват, и будет даже в чем-то прав: излишняя самоуверенность в этом мире часто наказуема, очень часто - смертельно.

Только вот что это изменит? Что это даст ему, который и отправил его сюда, прекрасно зная, что он может что-то такое выкинуть?

-Кат!

Да что им надо? Что им теперь надо, когда весь двор завален трупами, один из них убит, а цель упущена? Когда все что у них осталось - дырки в боках, пустые карманы и эта хнычущая сука с мешком на голове?

-Кат. Он еще жив...

Разгромленная квартира в предназначенном под снос здании. В коридоре темно, но, честно говоря, это никого особо не трогает. Они сидят на притащенных из соседних квартир стульях. Сидят молча, конечно же.

Ренье, как обычно, прикрыл глаза, кто-то другой, наверное, подумал бы, что ему все равно - но здесь никто так не подумает, здесь ведь все свои. И все знают, что там, за этими глазами, бурлит тот еще хаос из мрачных мыслей - а у кого здесь сейчас иные? Даже Шепот мрачнее тучи, что уж говорить про Хлыста, что уж говорить...что уж говорить про него самого.

Асколь сидел ближе всех к двери, смотрел на нее, почти что не моргая. Так что когда та открылась и в коридор вывалился целитель, прибывший вместе с рыцарями - невысокий и неказистый типчик с давно потухшим взором, тараканьими усами и перепачканными в крови руками - Асколь был первым, кто наградил его тяжелым взглядом, в котором читалось куда как больше, чем в любом устном вопросе. Взгляда этого целитель не выдержал.

-Я...

Ну давай уже, чтоб тебя. Рожай.

-Я пытался, - наконец, выдохнул целитель, избегая смотреть кому-либо в глаза. - Очень тяжелые раны. Пули, вероятно, были зачарованы...страшнее разрывных...

Скажи уже это. Сколько можно ходить вокруг да около. Когда ты уже это скажешь?

-Я...я сделал для него все, что мог.

Злость поднимается, злость растет, требуя выхода. Этот мешок с мясом не может даже найти достаточно духу, чтобы сказать простые два-три слова, которые сказать обязан. А они почему-то могли тащить истекающего кровью Криста на себе до машины прибывшего с опозданием подкрепления. Он почему-то мог сидеть там, рядом с ним, всю дорогу, не давая начать себя жалеть, раскиснуть и расклеиться - что значило бы смерть - он почему-то помогал ему, как умел, пусть даже у него не оставалось уже тогда сил даже на самые простейшие формулы. Он почему-то довез его сюда живым. И он обещал Кристу, что он живым останется - ты только не прекращай злиться, ты только не начинай засыпать, ты только держись...

Он ничего не говорит. Просто встает со своего места и идет к этому мешку с мясом, чтобы вырвать из него слова, которые сказать тот должен. Должен, если у него есть хотя бы щепотка смелости. В противном случае он последует за Кристом.

Целитель встречается с ним взглядом. Пятится к дверям. Снова начинает что-то блеять, но, к счастью, быстро догадывается, чего от него ждут эти мрачные усталые люди. Все-таки решается.

-Он мертв.

Чернота застилает глаза. Он взял его сюда, взял, чтобы он попробовал ад. Чтобы ад решил, останется ли он в строю. Он - а не кто-то другой - бросил его в водоворот, из которого Крист не выплыл. Он выполнил свой долг, как скажут потом, более того, избавил цепь от слабого звена.

Только почему, Господи, от всех этих красивых и умных доводов ему ни капли не легче?

Он ничего более не говорит целителю, тот понимает все из одного взгляда. Уходи - говорят эти глаза - уходи, пока твои кривые руки, не сумевшие спасти эту жизнь, еще при тебе, а не вырваны с мясом. Целителю, очевидно, руки еще дороги - поперхнувшись очередной пустой фразой, он прижимается к стене и бочком проходит мимо экзекутора. А оказавшись на почтительном расстоянии от палачей, переходит уже на бег.

-Кат? - в реальность его возвращает Шепот. - Нам надо связаться с координатором.

-Хлыст, подготовь доклад, - прохрипел палач, падая обратно на стул. - Ренье...

-Да?

-Найди кого-нибудь из этих... - он не заканчивает фразы, но и так понятно, что речь идет об оставшихся сейчас в здании рыцарях.

-Зачем?

-Мне нужна будет связь с триумвиратом. Напрямую. И не по такой херовой линии, как у нас сейчас, - глухо произнес экзекутор. - Хочу задать им пару вопросов. Например, кто изначально планировал эту операцию. Что они действительно знали, отправляя нас сюда, и что из этого они нам предпочли не говорить. Я хочу знать, за что умер Крист, кто украл Морольфа...

-Сделаем, - медленно ответил Ренье. - Вот только ты сам знаешь, что мы вряд ли получим достаточно ответов.

-...и более всего я хочу знать, кто были эти парни, - чувствуя, как возвращается холодное бешенство, продолжил Асколь. - Я хочу знать, что это за твари, которые знают все наши фокусы, которые действуют быстрее чем полностью обученный экзекутор. Которые способны его убить без труда. Которые после смерти растворяются и оставляют только лужу серой грязи...

-Это русские, сэр, - новый голос заставил всех обернуться к его источнику.

Источником оказался невысокий тип в темной униформе - небритый и весь какой-то помятый на вид.

-А то я не догадался по голосам, - огрызнулся Асколь на рыцаря. - Чего вам?

-Вас...вас вызывают, - помявшись, ответил тот. - Епископ Юлиан Верт.

Интерлюдия 3. Оракул.

Винтовая лестница, что вела вниз, казалась поистине бесконечной. Время от времени попадались относительно широкие площадки, на которых были свои маленькие дверки - как правило, давно уже проржавевшие - но два спускавшихся по старым каменным ступеням человека и не думали останавливаться.

Тот, что шел первым, был высок ростом и чуточку бледен - впрочем, в полутьме эта бледность в глаза почти что не бросалась. Несколько худощавый, он выглядел от силы лет на пятьдесят - пятьдесят пять: морщин на лице не было, только старые шрамы, длинные седые волосы, укрывающие плечи, еще даже и не начинали выпадать, а глаза...глаза действительно могли бы помочь с установлением его истинного возраста, если бы он, конечно, не прятал их за большими круглыми очками с синими стеклами и в тяжелой оправе. И, точно так же, как глаза укрывали очки, нос и рот человека запечатывала небольшая прозрачная маска для ингаляций, тоненький шланг от которой уходил к продолговатой черной коробочке, заткнутой за его пояс - совсем рядом с потертыми ножнами, в которых покоился, судя по искусно отделанной рукояти, меч весьма и весьма дорогой. Коробочка тихо гудела и булькала, а меч, в свою очередь, постукивал человека по ноге, но ни на то, ни на другое он не обращал ровным счетом никакого внимания.

Его спутника, напротив, старость не просто затронула - давно и прочно сжала в своих безжалостных тисках, и, похоже, с нею он, в отличие от человека в очках, и не пытался особо сражаться. Лицо его было ссохшимся, словно испортившийся фрукт, тонкие обветренные губы кривились, когда он думал о чем-то своем, седых волос, равно как и зубов, давно уже не хватало, а сухонькая рука сжимала увесистую отлакированную трость, которая то и дело врезалась в пыльные камни с гулким звуком. Он ощутимо хромал на правую ногу, а время от времени был вынужден искать дополнительную опору, хватаясь за выступы в стенах свободной рукой. В сильный контраст со всем этим вступали глаза - все еще ясные, бодрые, с пристальным и цепким взглядом.

-Мне начинает уже казаться, что это одна из ваших...ложных комнат, - проворчал человек с тростью. - Что-то все не кончается.

-Минус девятый уровень, - ответил человек в очках. - А мы на минус шестом, так что уже скоро придем.

Надеюсь, что так и будет. В вашем лабиринте и протезы в пыль стереть недолго...

Еще несколько поворотов, еще несколько старых, пыльных площадок, и вот, наконец, пред ними огромная, в половину стены, железная дверь - в банковских хранилищах и то ставят потоньше. Дверь была воистину монументальной, но человек с тростью в первую очередь отмечал отнюдь не крепость металла, а то, как давно обновлялись охранные письмена и что за предметы были вмурованы в пол перед дверью и стены рядом, где проход сужался настолько, что ему приходилось выглядывать из-за спины своего проводника.

Тот, тем временем, уже вытащил из своих темных, явно пошитых на заказ, одежд связку ключей, быстро определив нужный. Достав спички, зажег стоявшие в стенных нишах светильники, чтобы разогнать царившую тьму и найти крохотный, почти незаметный замочек. Когда стало видно старую гравировку в верхней части двери, человек с тростью ехидно усмехнулся, даже не дочитав до конца:

-Эх, что за безвкусица.

-Не я делал, - пожал плечами человек в очках, проворачивая ключ в замке. - Я бы сделал, по крайней мере, на итальянском. Здесь давно все надо менять...двери, пол...приличную охранную систему вместо этой магической чертовщины...

-Что же останавливает? Неужто традиции?

-Время. Только время, которое на это придется угробить, - ключ сделал третий оборот и покинул скважину. - Прошу...

Человек в очках нырнул в открывающуюся за дверью тьму вторым. Через несколько мгновений скрытый в стенах старый механизм сработал, пусть и не без задержек, и монолитная дверь с выбитым на ней "Desine sperare qui hic intras" с грохотом захлопнулась.

Тьма в подземелье царила не очень долго - ровно столько, сколько понадобилось человеку в очках с синими стеклами, чтобы дернуть нужный рычаг у дверей. Медленно, постепенно, надсадно гудя, загорались одна за другой лампы, довольно странно смотревшиеся в этой темнице - они были, наверное, единственным заметным глазу элементом, что никак не вписывался в общую картину. Впрочем, картина даже так оставалась слишком большой, запутанной и сложной: как и само здание, где они сейчас находились, темница была шизофреническим нагромождением объемов. Узкие кельи, встроенные между старыми крыльями помещения более масштабные конструкции, и, конечно, коридоры, переплетавшиеся всеми возможными способами и имевшие слишком много дверей, прилегающих комнаток и тупиков. Заблудиться здесь было проще простого.

-А вы неплохо устроились, Леопольд, - человек с тростью придирчиво осмотрел ближайшие к ним двери камер. - И далеко нам?

-Не очень, - человек в очках бросил ключи в карман. - Кстати говоря, Герхард, вы первый чужак за последние полтора века, который пройдет через те двери не только внутрь...

-Где-то тут, я, наверное, должен начать пухнуть от предоставленной мне чести, не так ли? - улыбнулся человек с тростью.

-Всего лишь должны понимать, насколько исключительная сейчас ситуация, - голос Леопольда приглушал ингалятор. - Ваш агент сгинул в Польше. Дал себя захватить...

-Я бы не стал так беспокоиться на его счет, - выдохнул Герхард. - Держу пари, через пару дней его выловят где-нибудь в Балтийском море, наряженного в женское платье. Ну...как самый простой и безобидный вариант.

-Вижу, вы очень в нем уверены... - свернув в очередной коридорчик, человек в очках остановился, чтобы дернуть какой-то рубильник и там. - Но, боюсь, от этих людей уйти будет очень и очень тяжело...

-И именно поэтому вы решили, что пришло время раскрыть несколько наших карт, - выдернув трость, чуть не застрявшую меж двумя камнями, Герхард ускорил шаг. - Что по-тихому решить дело уже не получится.

-Почему же? Может, у нас еще и будут шансы, если Морольф хорош именно настолько, насколько вы его расписываете. Но Церковь уже начала собственное расследование, и, рано или поздно, наши пути пересекутся. Ко мне придут за определенным ответами.

-Ха. Вы так говорите, словно они могут вас заставить. Все равно, что башенные лопухи пришли бы на порог, скажем, к Айнцбернам, и что-нибудь бы потребовали.

-Конфликт им не нужен, равно как и мне. А что мне нужно в настоящий момент - стоящее прикрытие на всех уровнях. Пусть они копают под этих русских безумцев, пусть готовят свои операции...чем больше шума они наведут, тем проще будет нам проскочить незамеченными, - Леопольд поправил очки. - У нас не так уж и много времени осталось...

-Я уже работаю над этим, - помолчав, произнес Герхард. - Как мы и договаривались, тряхнул старыми связями.

-Отлично, - Леопольд махнул рукой вперед. - И скоро получите свою награду, как мы и договаривались...

Становилось светлее. Теперь Герхард мог разглядеть высокие стеллажи, забитые разнообразными сосудами: колбы с прахом Апостолов, залитые формалином стеклянные пузыри со странными зверьками и уродцами, черепа на бронзовых подставках, ни один из которых явно не принадлежал человеку...

В своих сырых темных камерах, за прочными решетками, висели на старых цепях не менее старые скелеты - истлевшие кости невообразимого числа тварей, сгинувших здесь и даже не получивших права отойти в землю, получивших лишь порядковые номера, написанные чернилами на их деформированных так или иначе останках. Некоторые камеры были замурованы и заварены, в некоторых стояли на железных столах гробы, а где-то было только нечто, залитое в цельный цементный блок - оставалось лишь гадать, что же захотели скрыть там, внутри, хозяева страшного подземелья. Оставалось лишь гадать, сколько же еще тут этих камер...

-Я так гляжу, уборкой тут давненько не занимались, - Герхард глянул на крохотную - там, наверное, сложно было бы даже встать в полный рост - камеру, где, судя по табличке у дверей, встретил последние годы жизни некий маг с труднопроизносимым именем.

-Нет необходимости, - Леопольд шумно вдохнул подаваемый ингалятором воздух. - Сейчас используется примерно тридцать процентов всего комплекса, и этого хватает уже лет пятьдесят. Сами понимаете, все умирает.

-Почти все.

-Почти. Но, в том числе, и некоторые чудовища. Стало ль их меньше или просто научились лучше прятаться...выбирайте уж что вам больше по душе, так или иначе, столько камер нам уже не нужно.

Интересно, сколько здесь сдохло зарывшихся слишком глубоко в твои секреты. Скольким ты прищемил сунутый куда не надо нос тюремной решеткой и навесил кандалы на загребущие руки, протянутые к вашей семейке...

-Что ж, почти пришли, - открыв дверь в очередной коридор, Леопольд весело забренчал ключами. - Ее камера в самом дальнем крыле.

-Как ее зовут, кстати говоря? - прохрипел Герхард. - Я имею в виду, на самом деле?

-Франка Корти, - быстро ответил Леопольд. - Официально она погибла много лет назад вместе со всеми своими людьми во время очередной провальной попытки остановить очередную манифестацию Ночи Валахии. Неофициально...что ж, мы, по крайней мере, о ней заботимся лучше, чем могло бы Бюро, попади она в их лапы.

О ком вы тут по-настоящему заботитесь, уточнять, пожалуй, не буду...

-Она видела будущее и до того, - продолжил человек в очках. - Не очень далеко - на день-два вперед - зато очень туманно и косо. Впрочем, на тот момент даже этого казалось более чем достаточно.

-Пока их не отправили на убой.

-Да. И лишь ее одну этот...феномен пощадил по неизвестным нам причинам. Лично я предполагаю, конечно, что именно из-за ее дара, который оно углубило в той же степени, в коей и извратило, превратив в проклятье.

-Вы говорили, она безумна.

-О, безумна, как шляпник. Даже не сомневайтесь. Кое-кто из нас голосовал за то, чтобы прекратить ее страдания...

Но тем не менее, вы превратили ее в источник вашей силы. И по капле выжимаете из нее жизнь год за годом.

-...и, возможно, так и стоило бы сделать. Но нам были нужны ответы, вы понимаете. Тринадцатый не оставляет для изучения ничего, кроме опустошенных, высушенных оболочек, он поглощает все живое в месте своей манифестации. Такой шанс узнать о его природе больше, как ее, мы не могли упускать, - Леопольд поправил тихо шипящую маску. - Она была в эпицентре. Она соприкасалась с этим и была им выброшена наружу.

-Как далеко продвинулись ваши исследования?

-Дальше, чем мы ожидали, пусть извлекать из нее информацию с годами становится все труднее. Вдобавок к тому, что она теряет связь с реальностью, она теряет саму свою жизнь по кусочку, каждый раз, когда мы используем ее дар.

-Как далеко...она может глядеть теперь?

-Мы не рискнули искать этого предела - по всей вероятности, его достижение обернулось бы для нее смертью, - протянул Леопольд. - Чем дальше мы вынуждаем ее смотреть - во времени или пространстве, это не столь важно, тем больше плата. Несколько лет жизни за каждый сеанс, говоря грубо. Сейчас, несмотря на все наши усилия, истощение почти достигло своего предела. Думаю, еще год, самое большее - два, и это в идеальных условиях. Потом с ней будет кончено.

-И когда же последний раз вы ее использовали в полную силу?

-Семьдесят пятый год, конечно же. Тот самый день, когда мир, кажется, сошел с ума, - вздохнул человек в очках. - Использовав ее силу, мы смогли выяснить, что послужило причиной того безудержного гнева. Что хуже, мы узнали, как именно был пленен планетарный терминал...и именно это заставило нас начать действовать.

-Они пробудили одного из Прародителей. Того, кого обчистил в начале пятнадцатого века кто-то из вашей семьи, не так ли?

-И выстроили тюрьму по его проекту. Мы в этом уверены именно потому, что не смогли пробиться туда и увидеть терминал. Только этот...механизм мог отрезать от мира так надежно, что Франка не справилась бы с задачей...а, вот мы и на месте, - Леопольд остановился у массивной железной двери - даже относительно чистой на вид. - Сейчас открою.

Пока он возился с ключами, Герхард получил возможность вновь оглянуться по сторонам. В этом крыле было куда как чище и светлее, а из камер - двери были новенькие и прочные, с кодовыми замками, помимо обычных - доносились время от времени какие-то приглушенные стенами звуки. Здесь держали последних пленников, здесь им и предстояло провести остаток своих дней. Чуточку комфортнее, чем в старой части подземелья, нельзя было этого не признать. Только что это меняло для заточенных тут навеки?

Открыв три верхних - простых - замка, Леопольд набрал код на расположенной чуть ниже панели, и начал одну за другой снимать оставшиеся цепочки и отодвигать засовы с охранными гравировками, попутно насвистывая какой-то дурацкий мотивчик.

-Вы сегодня в хорошем настроении, я погляжу, - хмыкнул Герхард.

-Даже если бы не был, ей этого показывать не стоит, - Леопольд, наконец, закончил возиться с дверью и потянул на себя тяжелую ручку. - Прошу.

Что ж, посмотрим, стоило ли это всей ходьбы...

Располагавшаяся за тяжелой дверью камера была просторной и чистой, и совершенно не была похожа на те, что Герхард мог видеть по пути сюда. Никаких сомнений, ее отремонтировали и обновили, приспособив под своего обитателя, причем сделали это весьма качественно. Мягкие белые стены, мягкий же, не слепящий глаз свет. Часть комнаты была отделена тяжелой белой занавесью - судя по проглядывавшим из-за нее прикрученным к полу железным ножкам, там стояла кровать и какой-то маленький столик...

Пленница, сидевшая в дальнем углу, не выглядела старой, но первым словом, которое приходило в голову при взгляде на нее, очень часто становилось "увядание". Растрепанные, спутавшиеся волосы, бледное, изможденное лицо, слабое, чахлое тело, на котором просторный серый халат болтался, словно на вешалке. Когда Леопольд и его спутник вошли, она медленно подняла голову - и почти сразу же отвернулась к стене, что-то забормотав.

-Вижу, ей досталась камера-люкс.

-Мы многим ей обязаны, - тихо ответил Леопольд. - Я подумал, что сделать последние годы ее жизни чуть приятнее и спокойнее и так самое меньшее, что мы могли бы дать в ответ.

-Не опасно ее вот так вот тут оставлять? Или...

-Да. Камеры, конечно же, установлены, а пораниться тут нечем. Вдобавок, она слепа, как котенок, а полгода назад стал пропадать и слух. Она угасает...но, как я вам и обещал, ваша помощь будет оплачена. Один вопрос ей. Любой. Пойдемте, я вас познакомлю...

Сколько же ты провела здесь? Какой ты была, когда только оказалась в этих холодных стенах?

Что ты видела до того, в водовороте безумия, который не оставляет живых?

Перед глазами встали старые фотографии, сделанные давным-давно трясущимися руками оператора, удостоенного сомнительной чести запечатлеть последствия очередного явления Ночи. Пустые улицы, пустые дома, зияющие черные провалы окон. Человеческие останки - иссушенная кожа и костяная труха - все, что оставлял после себя ненасытный Тринадцатый. Говорили, он пил столько, что кровь вытекала из него наружу - прямо из глаз...

Быстро сгинуть в пасти безумия или же быть пощаженным по какой-то дикой прихоти и проводить год за годом в заточении, чувствуя, как твое тело постепенно начинает тебе отказывать, угасать и чахнуть здесь, стать инструментом, столпом чьей-то власти...еще неизвестно, что хуже.

-Франка, это я, - тихо сказал Леопольд, подходя к забившейся в угол женщине. - Не бойся...

-В-вы...давно не приходили, - голос оракула был еще более бледной и жалкой тенью ее внешнего вида. - У в-вас ведь все хорошо?

-Конечно, конечно, - Леопольд осторожно помог пленнице подняться на ноги. - Сегодня к тебе еще один гость. Знакомься, это отец Герхард...

Да, Франка, это Герхард Хельденклинген. Ты не можешь его видеть, в отличие от меня, но внешность все равно обманчива. Этот благообразный старичок гоняет рыцарей в бой, придавая ускорение палочкой...когда сам не вываливается в первые ряды. Вспомнишь ли ты это имя, ведь о нем и в твое время ходили разговоры? Вспомнишь ли ты? Поймешь, с кем я заключил договор? Этому человеку уже доводилось сокрушать организации...

Посмотрим, сможет ли он помочь нам с этой.

Попытавшись произнести имя нового гостя, женщина запнулась и сделала неуверенный шаг назад.

-Я устала, - пробормотала она, снова отворачиваясь к стене и вдруг повышая голос. - Пьер! Где связь, где связь, черт тебя дери? Нас всех здесь...

-Что это с ней? - задумчиво произнес Герхард, хотя ответ пришел к нему довольно-таки быстро.

-Когда она волнуется, то...она начинает думать, что все еще там. В эпицентре, - грустно произнес Леопольд. - Зовет своих людей, отдает приказы давно погибшим...

-Они идут, - забормотала оракул. - На походе. На подходе. Нас всех перебьют. На подходе. Они идут. Они идут...

-А кем она считает, в таком случае, вас, Леопольд?

-По-разному. Отцом, братом, своим лейтенантом, тварью из глубин ада. Иногда все разом. Иногда она вспоминает, где находится, иногда считает, что дома...но думается мне, что ее разум навсегда останется там. В эпицентре Ночи.

-Вы тоже слышите, да? - сделав несколько вялых шагов к Герхарду, Франка широко распахнула свои слепые глаза. - Мы убиваем их снова и снова, а они приходят и приходят. Они становятся сильнее. Доминик, еще рано. Что? Да, охранение выставлено, завтра будем на месте. Не расколотите аппаратуру, а то с меня точно голову снимут!

-Франка, я бы хотел, чтобы ты повторила для отца Герхарда то, что говорила когда-то мне, - почти ласково сказал Леопольд, взяв пленницу за плечо. - Садись, подумай немножко, успокойся...

-Ч-что...где я...

-Помнишь, мы с тобой недавно говорили? - продолжил Леопольд, позволив пленнице сесть на край кровати, отодвинув тяжелую штору. - Я попросил тебя посмотреть, как ты обычно смотришь...посмотреть далеко-далеко, на людей, которых мы ищем...

-Кого? Кого? Что? - нервно выкрикнула Франка.

-Их называют Директоратом. Ты их сама так назвала, когда увидела. Расскажи отцу Герхарду о Директорате.

-Все уклонились, сделались равно непотребными, - пробормотала Франка. - Нет делающего добро, ни одного (1).

-Что их ждет? - чуть резче спросил Леопольд. - Повтори для нас, что ты видела, повтори нам о судьбе этих негодяев.

-И предали заклятию всё, что в городе, и мужей и жен, и молодых и старых, и волов, и овец, и ослов, всё истребили мечом (2), - уставившись в пол, неуверенно продолжила пленница. - А город и все, что в нем, сожгли огнем (3)...

-Это все, конечно, очень познавательно, - ехидно сказал Герхард. - Вот только мне бы хотелось...

-Знаю, знаю, - оборвал его Леопольд. - Что-нибудь повещественнее. Так для того вы и здесь - я объясню, как к ней обращаться, и дам вам возможность задать любой вопрос. Даже оставлю вас ненадолго. А после мы поднимемся наверх и уже спокойно обсудим наше дальнейшее сотрудничество.

-К слову об этом. Я бы хотел сразу уточнить, кем именно вы намереваетесь заменить Клауса, покуда он...не вернулся в каком-либо виде?

-Моих агентов будет двое. Одного я вам представлю чуть позже - в настоящий момент он еще только едет к нам. Этот человек появится на сцене, когда Ленинградскому Клубу уже будет нанесен необходимый ущерб и позаботится о том, чтобы терминал оказался в наших руках. Второй...он в настоящий момент служит в Доме Резни. И вы используете свои связи, чтобы именно его толкнули в нужную нам сторону, когда настанет время. Группа, что он возглавляет, будет острием копья, которое сразит похитителей терминала.

-Кто же этот второй? - хмыкнул Герхард.

-Человек, которого я хотел бы...испытать. Человек, который ни в коем случае не должен узнать о том, почему именно его кинут в самое пекло.

-Имя.

-Мой сын Кат, конечно же, - тихо улыбнулся Леопольд Асколь.

4. Добро пожаловать в Клуб.

Наши руки одеты в кожу,

Наши ноги обиты сталью.

Ты, Брут, молод, но ты, Брут, тоже

Привыкай - будешь первым в стае...

(Зимовье Зверей - Забудьте слово "любовь").

1984 год.

Ледяной дождь, кажется, его преследовал. Он был, когда их трясло в салоне старенького вертолета, хлестал по запотевшим иллюминаторам своими тяжелыми каплями вперемешку с градом. Когда же они вывалились из брюха тарахтящей почем зря вертушки, спрыгнув в грязь, он, кажется, пошел еще сильнее, словно стараясь залить побольше им за воротники.

Конвоировали его трое - их имен он не знал, и вообще сомневался, что у них они есть. Три высоких существа в черных костюмах и дыхательных масках за время всего перелета не перекинулись ни единым словом друг с другом или с ним, они даже не шевелились лишний раз без приказа, судя по всему. Он не удивлялся. Он уже знал, кто это такие.

Существ в масках здесь, в "Атропе", называли "глушителями" - как ему объяснили месяц назад, выведены они были искусственно - непонятно, только как именно. Первые опыты по созданию так называемых "гомункулов" Ленинградский Клуб проводил еще во время войны, когда нужно было срочно найти чем переломить ее ход, да половчее. Он, конечно, еще не имел доступа очень ко многому, но одно знал точно - те первые опыты кончались настолько ужасно, что их результаты предпочитали уничтожать на месте, стирая все упоминания из архивов. Лишь после войны удалось заполучить нужных специалистов. Лишь после войны дела начали налаживаться...

Вокруг сейчас не было ни души - если, конечно, не считать его самого и эту мрачную троицу: один стоял рядом, тяжело дыша через свою маску, еще двое прохаживались по вертолетной площадке, что осталась позади. Площадка эта, судя по всему, использовалась крайне редко - как ему объяснили еще при отправке, и небольшой портик и аэродром были забиты до отказа, особенно в последние годы. "Не особо важные грузы", вроде него самого, выбрасывали сюда, в грязь, и заставляли ждать, когда же за ними, наконец, прибудут - ничего из этого, конечно, не способствовало подъему настроения.

Этот мрачный, холодный, продуваемый всеми ветрами островок в Финском заливе, кажется даже не имел названия - во всяком случае он его не знал, а в документах встречался лишь с сухим обозначением "Площадка Два". Говорят, в прошлом веке тут было какое-то небольшое поселение, а сейчас...сейчас официальной причиной держаться от острова подальше являлось то, что здесь занимались утилизацией радиоактивных отходов - знающие правду знали и то, что она была намного страшней.

Ждать пришлось довольно-таки долго: кажется, и без того паршивые дороги на острове недавние ливни размыли окончательно. Представляя, как машина главы "Атропы" увязла в этой новообразовавшейся трясине, и эти жуткие "глушители", что вечно сопровождают важных лиц, помогают ее оттуда выталкивать, он не мог удержаться от улыбки.

А что, он вполне имел право улыбаться - ведь он один из более чем тридцати кандидатов выдержал все испытания. И теперь пред ним, наконец, откроются все тайны...

Машина прибыла с опозданием на полчаса - все это время он стоял под навесом и смотрел на сплошную стену из беспрестанно падающих дождевых капель, пока не увидел, как, поднимая в воздух тучи грязи, на расхлябанной и ухабистой дороге не появляются несколько черных силуэтов. Сопровождаемая двумя громоздкими бронетранспортерами машина остановилась на почтительном расстоянии от площадки и он было уже хотел двинуться в ее сторону, но один из людей в черных костюмчиках поднял руку.

-Ждать. Вас вызовут, - запинаясь чуть ли не на каждом слоге, произнесло существо, быстрым шагом направившись к машине, открыв заднюю дверь.

Кажется, у кого-то паранойя...

Переговорив с пассажиром, "глушитель" так же быстро вернулся, и, поправив маску, объявил своим искаженным ею голосом:

-Лейтенант Григорий Алеев, вас ждут. Проходите.

Как непривычно было слышать свое собственное имя после всего того времени, когда вместо него было только мрачное и холодное "кандидат двадцать три". В 133-ей армии оказывались весьма и весьма разными путями: кто-то видел то, что видеть был не должен, кто-то оказывался не в том месте и не в то время, кто-то попросту интересовал ее настолько, что его банально похищали...он был из тех немногих, кого пригласили. Кому дали возможность выбора: остаться на прежнем месте, продолжать жить в неведении - или все же рискнуть, все же шагнуть за грань, которую им мельком показали, узнать, что творится в мире на самом деле - и кем.

Он никогда не мог сказать о себе, что был чем-то особенным, и уж тем более - что чего-то особенного от жизни ждал. Напротив, жизнь до того момента, как он вместе с еще десятками молодых офицеров со всех концов страны познакомился с легендарной 133-ей, была мало того что тиха и уныла, так еще и расписана почти что до самого своего конца. Еще немного - и был бы ротным командиром, потом, наверное, штаб батальона, батальон, полк...потом, потом. Все, что было "потом", теперь стало, похоже, "никогда" - с того самого момента, как его приметил какой-то невзрачный человечек, частенько крутившийся рядом с вышестоящими и чьего имени никто толком и припомнить-то не мог. Все, что было потом, Алеев тоже не особо желал вспоминать: это странное и туманное предложение о переводе черти куда, эти постоянные намеки на какие-то тайны вселенского масштаба, эта беспрецедентная секретность их экзаменов...

Если бы у него было, что терять, он бы, несомненно, еще тогда задумался, как отвечать на предложение того человека. Но терять по определенным причинам давно уже было нечего, зато было куда стремиться. Впрочем, даже так - если бы он только мог представить, что вскоре узнает, дав это самое согласие...если бы он только знал...

Что ж, уж теперь-то, когда он преодолел все испытания и оказался в самом сердце опутавшего всю страну заговора, рыпаться точно было немножко поздновато. Шагая к машине - и почти каждые несколько шагов останавливаясь, чтобы выдрать увязающие ноги из хлюпающей грязи, он продолжал гадать, как выглядит глава "Атропы", человек, который, как им говорили, спасал от гибели не просто Союз - все человечество - причем далеко не единожды. Человек, которому на самом деле подчинялась 133-ая армия, человек, что выиграл, по слухам, великое множество войн, ни одна из которых не была - и никогда не станет, наверное - известна обывателю.

Тяжелую дверь машины открыл очередной мрачный "глушитель", молча кивнув - залезай, мол.

-Товарищ полковник, с...

-Брось тянуться, не на плацу, - прохрипел кто-то из глубины салона. - Залезай.

Первый укол удивления - кажется, глава Площадки Два был не настолько страшен и серьезен, как он нем говорили. Что ж, осталось посмотреть, такое же он чудище, каким его рисовали...

-Урок первый, - продолжил развалившийся на заднем сиденье человек, когда Алеев, наконец, забрался в машину, захлопнув за собой дверь. - Старые звания здесь ровным счетом ничего не значат, потому как мы сами решаем, кто чего достоин. В настоящий момент ты уже выпал из системы, в которой родился, рос, учился и служил. Теперь ты над ней. С чем тебя и поздравляю.

Зажглась тусклая лампочка, встроенная в потолок, и настало время второго приступа удивления - ведь теперь он увидел главу "Атропы" - и никак не мог поверить тому, что видит пред собой.

Полковник Константин Александрович Щепкин был человеком высоким и грузным, потертая форма на нем едва ли не лопалась. Этот круглолицый человек с жиденькими седыми волосами, двойным подбородком и массивными, как ветви дуба, руками в кожаных перчатках, вовсе не походил на то чудище, которым его представляли в старых байках. Какое там чудище - пивной бочонок, обернутый в мундир. Деталью, что ломала этот исполненный простодушия образ, были глаза - живые, с острым, пробивающим насквозь взглядом.

-Трогай, - голос тоже не очень подходил этому толстяку - бодрый и четкий, казавшийся куда моложе, чем сам его обладатель, который тем временем уже повернулся к Алееву. - Ну что же, добро пожаловать в Ленинградский Клуб. Теперь уже официально, - сдавив своей лапищей протянувшуюся навстречу руку, он хрипло рассмеялся. - Как первое впечатление?

-Честно говоря, я... - Алеев задумался.

Честно говоря, я не таким вас себе представлял. Нет, вы были тощий, лысый, как коленка, и похожий на птицу-падальщика...

-Честно говоря, ты даже не знаешь что и думать, - продолжил за него полковник. - Всего несколько лет назад ты жил совершенно обычной жизнью, пока один из наших тебя не заприметил и не втянул в этот бурлящий котелок. Почему мы вообще это сделали, спросишь ты? Почему ты, а не кто-то другой? Тут все просто - мы ищем тех, кого искать никто не будет, - он снова глухо рассмеялся.

Знает. Ну конечно, знает...

Он молчал, то и дело поглядывая в окно. Ехали они медленно, так что растянувшийся вокруг унылейший пейзаж можно было рассматривать во всех мельчайших подробностях. Он молчал - он не так представлял себе этот разговор и все те речи, что заранее он готовил, остались не у дел.

-А теперь, прежде чем я тебе окончательно объясню, во что ты вляпался, скажи мне сам, что думаешь. Что о нас говорили, о чем шептались, до чего сам дошел. Куда, по-твоему, ты попал.

-Я... - справившись с собой - все-таки совсем не так шел разговор, совсем не так, как в его мыслях! - Алеев посмотрел в глаза полковника и заговорил - медленно и поначалу несколько неуверенно. - Насколько я могу судить, организация, которую называют Ленинградским Клубом...самая засекреченная из всех спецслужб и управлений, что вообще существуют. Она имеет доступ ко всем секретам, своих людей в высших эшелонах власти, контролирует армию...создает свою собственную с использованием новейших достижений науки...

Алеев замолчал, сбившись. Подождав продолжения с полминуты, полковник раскатисто рассмеялся.

-Во многом верно, но даже не наполовину, - произнес глава Площадки Два. - Мы начинали, как отдельное управление, которое было основано в двадцатых годах для одной единственной задачи - об этом позже. Наша власть над армией действительно велика, а что до наших целей и достижений...вам могли говорить о такой цели, как господство Советского Союза в мире. Это в корне неверно, ибо наша цель выше, - полковник чуть помолчал, очевидно, наслаждаясь эффектом. - Наша цель - спасти этот загнивающий мир, очистить его от сверхъестественной угрозы, не больше и не меньше.

-Прошу прощения... - Алеев поперхнулся, так и не закончив свой удивленный возглас.

-Кое-что ты уже имел возможность видеть, - продолжал полковник. - Например, наших "глушителей". Искусственные люди...точнее, нечто большее, чем люди. Если ты приписывал их советской науке, то очень даже зря, наука тут и рядом не валялась. Мы просто бьем врага его же оружием. И тебе, как прошедшему испытания, стоит знать, с чем мы имеем дело. Магия.

-Магия?

Да что он...

-Что слышал, - полковник вытащил из одежд небольшую серую папку, и, развязав пару узелков, извлек оттуда старое выцветшее фото. - Прежде чем ты запишешь меня в сумасшедшие...я думаю, успею провести небольшой экскурс в историю - дорога дальняя, успеем. Все началось вот с этого человека.

Алеев медленно поднял брошенную ему на колени фотокарточку, разглядывая изображенную там фигуру. Высокий человек, одетый в темное пальто и широкополую шляпу, позировал на фоне старого бронепоезда, опираясь на металлическую тросточку, а лицо под шляпой...

На лицо это вовсе не было похоже - скорее на неудачно вылепленную посмертную маску цвета алебастра, вечную печать холодного безразличия. Один глаз человека - человека ли? - был закрыт чем-то, напоминающим огромный монокль, который, кажется, был вплавлен прямо в глазницу...

-Ч-что это?

-Удачный выбор слова, - улыбнулся полковник. - Именно "что", ибо человеком эта падаль не являлась никогда. Позволь тебе представить - барон Серафим Карлович Бладберг. Икона белого террора, тот же Унгерн по сравнению с ним просто щенок. Он и его люди буквально купались в крови. В крови зарубленных, запоротых, расстрелянных, сожженных заживо...по его приказу истребили тысячи. Под конец они уже даже не пытались искать виноватых, под нож пускали всех, кто был не с ними.

-Я...я никогда о нем не слышал, - честно ответил Алеев.

-Правильно. Потому что мы вымарали со страниц истории все упоминания об этой мрази...как в свое время вымарали и его самого, вместе с его шайкой палачей, - полковник чуть помолчал. - Но тебя, наверное, больше волнует, что же у него такое с лицом, так? Я расскажу. Осень двадцатого года. На юге успешно дожимали Врангеля, все складывалось как нельзя лучше...ну, что-то такое ты мог бы увидеть в учебниках. А вот чего там никогда не будет, так это отдельного Управления, которое за глаза называли "Черта". И уж конечно, тех причин, по которым оно было создано.

-Этот ваш...Бладберг?

-Он самый. Уже с 19-ого года то тут, то там слышались разные шепотки, ходили, понимаешь, слухи. Поганенькие такие. Много чего интересного поговаривали пленные на допросах. Где-то в Сибири Бладберг и его банда готовили что-то крупное. Дьявольски крупное, скажу я тебе. Когда кто-то из его офицерья попадался, то молчал как рыба, даже когда у него на плечах погоны вырезали. Мозги он своим промывал знатно. Если и говорили, то твердили одно и то же - строится у них в логове некая Железная Мечта, и как взойдет она, так конец красным. Кое-кого слухи эти напугали, так что...в общем, с очень большим трудом их удалось найти. Окопалась эта мразь знатно, поддержки от местных ожидать не приходилось...вырезали они местных-то, всех подчистую. Меня не было тогда еще, конечно, но почитать про художества Серафима пришлось в свое время. Травил людей зверьем всяким, заживо закапывал, варил, вешал, на рельсы штабелями складывал, четвертовал...часто лично. Никогда не уставал, веришь? Проповедовал на каждом углу о скором конце мира, что спасутся, само собой, лишь те, кто под его психопатов прогнется и с ними уйдет. Послали против этой нечисти один полк. Надежный, побитый уже, крови не раз пробовавший.

-И что же?

-Вернулись с того полка считанные единицы, - продолжал глава Площадки Два. - Полумертвые от ужаса, без оружия, а некоторые и того хуже. И начали такое рассказывать, что в штабе у всех глаза на лоб вылезли. Про людей из металла, которых пули не берут. Про газ, от которого никакая маска не спасает - попал в такое облако и через минуту труха одна сухая от человека остается. Про дворец железный, который так тяжел, что земля под ним трещинами идет...

Либо он сошел с ума, либо я. Не может же он на самом деле говорить...

-Тут уж стало ясно, что дело совсем хреновое, - невесело усмехнулся полковник. - Тогда-то "Черту" и создали. Целью сего отдельного Управления, которому своего имени так и не дали, было взять барона, живым или мертвым. Узнать, что же там видели те несчастные. И как это "что-то" уничтожить.

-И что же там было?

Рассказ полковника звучал невыносимо, просто невыносимо глупо, верить в эту...в эту чушь казалось Алееву сейчас делом абсолютно невозможным. Но что же тогда было на той фотографии? Очередной розыгрыш? Какая-то глупая шутка? Но зачем? Зачем?

-Насчет дворца выжившие те не обманули, - ответил полковник. - Барон строил там, уж не знаю, на какие средства...в документах это...эту штуку назвали позже "мобильной крепостью". Как выглядела? Фотографий, увы нет, только записи старые. Говорят, что машина была выше домов, выше леса любого, и лес тот она могла бы растоптать, словно щепки. Что броня была - из корабельной артиллерии не проломить, что внутри этой штуки спокойно помещалась целая армия. Что там-то барон своих "избранных" упрятать и задумал, вместе с собой. А всех остальных...что ж, у них была отличная диспозиция химического наступления на Москву и Петроград. Россию, а если придется, и Европу, Серафим собирался затопить сушильным газом. Нет, не спрашивай. Что это такое, я сам надеюсь когда-нибудь забыть...

-А эти...железные люди?

-Куклы, так это называется, - пожал плечами полковник. - Бладберг был маг, маг-кукловод. Не всех пленных его палачи резали, как оказалось, ох не всех. Подходящих тащили в эту его крепость и лепили из человека такое, что сказать противно. Такой вот рекрутский набор...

-Но ведь его победили?

И снова - "маг". Что же он имеет в виду под этим? Не может быть, чтобы именно то, что и говорит...

-Победили, конечно. Иначе бы нас с тобой и на свете-то не было. Бой был тяжелый, самый тяжелый, наверное, за всю гражданскую. И никому, черт возьми, не известный...говорят, Серафим просто ошибся в каких-то расчетах. Кто знает...правды сейчас уже не раскопаешь. А правда в том, что когда его банду ценой огромной крови прижали, он дал пуск своей машины. Железная Мечта ожила. Очевидцы говорили, что даже сдвинулась.

-А...а потом?

-А потом эта его самоходная хренотень, обвешенная орудиями и начиненная всякой дрянью по самую крышу, провалилась под землю, - полковник ухмыльнулся. - С концами.

-А...

-Добить остальных было делом времени и людских ресурсов. Подтянули последние резервы и дожали этих ненормальных. Крепость Серафима думали поднять, хотя бы по кускам, но шансов не было никаких, увы. Так где-то под землей там и гниет до сих пор... - полковник отвернулся к окну. - Вместе с самим Серафимом, его детьми и армией его недоделанной. Да и черт бы с ним, со старым психопатом, не о нем дальше разговор.

-А о чем же?

-О документах, которые в их логовище нашли, - полковник посерьезнел. - О целой библиотеке, которую предки Серафима долгие века собирали. Там-то глаза у нас в первый раз и открылись...там-то мы и узнали о магах.

Терпение Алеева подошло к концу.

-Прошу прощения, но...вы уже третий, если не четвертый раз упоминаете это слово. Я...я, конечно, слышал уже очень многое, но все же должен спросить. Кто такие эти маги, о которых идет речь?

-Наш главный враг, - резко ответил глава Площадки Два. - Ты мог и не спрашивать, я все равно бы рассказал о них. Прямо сейчас и собирался, - отвернувшись от окна, полковник прикрыл глаза, словно раздумывая, с чего лучше бы начать. - Хочешь знать, кто есть маги? Что ж, слушай. Иногда - очень, очень редко - человек может родиться с так называемыми Магическими Цепями...

Рассказ полковника был долгим и обстоятельным. За окнами неторопливо продирающегося по грязным, разухабистым дорогам автомобиля сменялись одинаково скучные пейзажи: чахнущий лесок, наблюдательные вышки и опоры линий электропередач, КПП, через которые их пропускали без вопросов, лишь только разглядев за стеклом лицо пассажира...а глава Площадки Два все говорил и говорил. Неторопливо, серьезно, уже без тех редких смешков, с которыми он пересказывал историю барона Бладберга. И практически с каждой его следующей фразой Алеев чувствовал все больше тот растущий из первоначального удивления и недоверия страх - страх липкий, мерзкий, от которого никак не удавалось отряхнуться. Слова полковника выбивали опору из-под его до того четкой и простой картины мира, мало того - рвали саму картину в жалкие лоскутки, из которых грозило в скором времени собраться нечто совершенно непредставимое. Счет времени он потерял, как потерял и силы перебивать, задавать вопросы - уже через час разговора Алеев мог лишь молчать и слушать. Верить не хотелось. Верить было просто невозможно...было бы невозможно, если бы свои слова полковник не подкреплял извлекаемыми из папки документами и фотографиями - небось, специально приготовленный набор для новоприбывших.

Мир кишел чудовищами в человеческом обличье, о которых он и подумать не мог. Мир не раз оказывался на грани гибели. Мир - тот, что открылся ему сейчас - был настолько ужасен, насколько сильным сейчас было его желание проснуться, вырваться из внезапно ставшей холодным, беспощадным кошмаром реальности. Маги, использующие людей для своих чудовищных проектов и вампиры, что ими попросту питались. Люди, чьими предками были мифические, казалось бы, существа, духи и демоны, давно и прочно опутавшие мир своими сетями организации с многовековой историей, пирующие на человеческих страданиях...и они - Ленинградский Клуб, основанный бывшими членами "Черты" после разгрома безумного Серафима - потомки и последователи глав тогдашнего отдельного Управления теперь были известны, как Директорат, но и старое название смысла своего никогда не теряло. Черта. Последняя черта, последняя линия обороны, стоящая на пути всего того безумия, что изливалось на мир веками и толкало его к скорой гибели. Отступать некуда - за чертой нет ничего. Так сказал полковник и эти слова продолжали звучать в его голове даже когда глава Площадки Два задал свой вопрос.

-Теперь ты знаешь наши истоки. Знаешь, с кем мы боремся и в чем наша цель, - полковник был серьезен, как никогда. - И теперь я должен тебя спросить. Ты с нами?

-Я...

-Я обязан дать тебе пару минут на размышление. Не торопись. Если ты скажешь "нет", твоя память будет удалена и ты окажешься там же, где мы тебя и подобрали. Все то время, все те силы, что ты потратил, чтобы прорваться к нам...все это будет напрасно. На твоих глазах вновь будут шоры и вряд ли их кто-то уже снимет. Если же ты согласен, ты наш с потрохами. До самого конца. Без жалости и без передышки. Время пошло.

Голос отказывался ему подчиняться. Прошла минута, а за ней и другая - он оглядывался назад, и, оглянувшись, не увидел ничего, кроме серого, блеклого ничто. Он знал свой ответ с самого начала. Вернее, думал, что знал...

Сказать же его оказалось куда как труднее.

-Я согласен.

-Прекрасно, - лицо полковника ничуть не изменилось. - Теперь...

-Могу я задать вопрос?

-Конечно.

-Что именно меня ждет?

-Ты знаешь, в чем предназначение Площадки Два. Ты пройдешь определенную подготовку - достаточную для человека, пройдешь определенные тесты и экзамены...если ты справишься...что ж, обычно это не говорится до того, как мы будем полностью уверены в нашем кандидате, но сейчас я сделаю исключение. Ты был отобран в программу контролеров. Если справишься, тебя ждет отряд. Особый отряд, мой отряд, который никому, кроме меня, не подчиняется. Ты будешь их направлять. Ты будешь следить за ними, ты будешь помогать им в случае нужды, и ты же будешь их ликвидировать, если на то поступит приказ. Ты будешь номером нулевым в "Черных стрелах".

Просыпаться всегда было нелегко. Попробуй проснуться нормально, когда на сон остается в лучшем случае четыре, а обычно - три часа. И тем не менее, он уже полгода вскакивал под отвратительный звон будильника и, сидя какое-то время на прикрученной к полу железной кровати с измятой, пропотевшей подушкой, тер холодными руками заросшее недельной щетиной лицо. Потом, справившись с собой, тащился умываться - холодная вода помогала кое-как сбросить сон, пусть даже и только на время. Быстро одевшись, быстрым шагом шел к маленькому столику, загнанному в дальний угол его стылой каморки, вспоминал, какое же сегодня, черт его дери, число, после чего, сверившись с распорядком на текущий день, плелся к первому пункту, в нем значившемуся. К концу года обещали пятнадцать выходных - да только сразу было понятно, что о них придется забыть: даже если к зиме он все сдаст, работу, если не хочется вылететь с позором из программы подготовки контролеров, нельзя прекращать ни на секунду. Любой свободный день - это шанс узнать что-то еще, пусть даже головы у всех членов их маленькой группки, из которой отберут к весне только одного, уже и так пухнут, едва ли не лопаясь от впихиваемой туда безжалостными инструкторами информации.

Остановившись около единственного узенького оконца, что было в его новом жилище, Алеев выглянул наружу, невольно залюбовавшись первым снегом. Снег здесь был правильный, чистый - а не то серое несуразное нечто, что заваливало дороги в родном его городке...

Справа от окна была небольшая ручечка - в первый день на базе ему пояснили, что она опускает броневой лист: в тот же день он и попробовал, после чего пришлось около недели жить в темноте, ожидая, пока у дежурного по зданию найдется время вызвать кого-то разблокировать заклинивший механизм. За окном была присыпанная снегом мрачная холодная картина - пусть даже отсюда было видно лишь малую часть огромной Площадки Два, этого вполне хватало, чтобы составить нужное впечатление, особенно тем, кого еще не всюду пускали. Окна их жилого блока были прикрыты либо прочными решетками, либо уже знакомыми листами, двери центрального входа и покатая крыша - покрыты острыми шипами почти в локоть длиной. Дверь входа запасного, с огромной вмятиной, была немым свидетельством прошлогоднего прорыва: сбежавшие из лабораторий твари отчаянно пытались поживиться обитателями седьмого блока, на счастье последних, группа зачистки подоспела вовремя. Найти под свежим снегом землю нечего было и думать - бетон, везде бетон, километры серого бетона - местами треснутого и вспученного. В бетон то тут, то там уходили жилы проводов от странных, похожих на железные мачты или антенны, приборов, натыканных, кажется, в совершеннейшем беспорядке. Больше было только укрепленных огневых точек и неприметных лючков в бетоне, из которых в случае нужды поднялись бы на поверхность небольшие башенки с узкими бойницами: разветвленная сеть подземных туннелей, раскинувшаяся под Площадкой Два, достраивалась с каждым годом, разрастаясь все больше. Со стороны могло показаться, что опоясывающая комплекс линия обороны дырявая, словно решето, но то было лишь видимостью, причем активно поддерживаемой. Узнать, как все было устроено на самом деле - на собственной шкуре - мог бы любой, кто бы смог прорваться к Площадке Два, что само по себе было задачей не из легких: раскиданные по острову меньшие базы заброшенными отнюдь не были, и даже если бы кому-то удалось бы, скажем, совершить высадку, избежав внимания островной ПВО и многочисленных патрулей, оставалась еще Деревня. Про этот объект предпочитали говорить шепотом или же не говорить вообще, Алеев знал, что на картах он отмечался обычно лишь почти незаметной черной точечкой - вот только за этим неприметным прыщиком скрывалось такое, что кровь стыла в жилах. У него уже был допуск. Он уже знал, кого поселили хозяева "Атропы" в давно брошенных местными жителями домах. Знал, что патрули обходили этот объект - на первый взгляд просто заброшенный поселок городского типа - даже не за километр, а за все три, особенно ночью. Знал, что туда время от времени доставляли добываемых по тюрьмам и лагерям приговоренных к смерти - обратно машины шли изрядно полегчавшими. Эта оборона была надежнее всех кораблей, истребителей и зенитных батарей, вот только она требовала своего, особого топлива - причем регулярно. По словам полковника, их там было всего одиннадцать - еще один вампир обитал где-то на самой Площадке Два, держась поближе к штабным - и опасаться их не стоило: оказавшись на острове, Мертвые Апостолы (то было официальное название для этих существ, к которому Алеев все еще никак не мог привыкнуть) угодили в расставленную "Атропой" ловушку - со всех сторон была вода, и выбраться отсюда без помощи Клуба нечего было и думать. Впрочем, говорят, ставшую главной (пусть и невольной) их обороной от нападения с земли нежить это слабо волновало: получив возможность заниматься своими собственными исследованиями и не беспокоиться о пропитании, Апостолы почти не причиняли Площадке Два особых хлопот - что же до неизбежных кровавых инцидентов, то таковые имели место лишь в первые годы после прибытия вампиров на остров. Он проезжал через оккупированное кровососами поселение в первый свой день на острове - и если бы только знал, кто смотрел на него тогда из окон, то несомненно, умер бы от ужаса еще там. Впрочем, от рассказанной много позже истории было нисколько не легче...

Взору того, кто преодолевал Деревню, кто миновал все многочисленные КПП, патрули и меньшие базы, являлась сама Площадка Два - царство стали и бетона, настоящая современная крепость. Серые громады ангаров, лишенные окон низенькие коробочки жилых и складских боков, пузатые топливные цистерны, снующие туда-сюда крытые брезентом грузовики и внешняя охрана, всегда (редкие исключения делались лишь летом) экипированная по полной программе - прочные защитные костюмы с тяжелыми перчатками, противогазы в подсумках, всегда заряженное, проверенное и готовое к бою оружие. На безопасности никто не экономил, особенно когда дело касалось "белого сектора" - часть базы, где размещался лабораторный комплекс и жилые блоки нелюдей, охранялась лишь "глушителями" - впрочем, даже этого, по словам высшего офицерского состава, было недостаточно: в случае по-настоящему масштабного прорыва оттуда базу не спасло бы почти ничего. Жить и работать на пороховой бочке было делом не из приятных, и каждый раз, когда Алеев проходил мимо высоких ворот, за которыми начинался белый сектор, он не мог избавиться от поднимающегося внутри страха. А ведь весной ему, если все получится, выпишут допуск и туда...весной он увидит, что же там, за воротами...

Закончив любоваться засыпанной снегом базой, Алеев схватил с тумбочки старые часы - чуть не забыл, подумать только - и, быстренько нацепив их на руку, поплелся к выходу из своей каморки. Еще один тяжелый день на Площадке Два. Еще одна проверка на прочность.

Группа - намного меньше той, в которой он был еще до Клуба - тает с такой же легкостью, как тот снег. Работы много, и головы от нее трещат всерьез. Времени у "Атропы" на них мало - новый контролер нужен срочно - вот и гоняют через ад, что по какому-то недоразумению ускоренной подготовкой зовется. До кругов в глазах, до пятен черных. Три часа на сон и снова в холодные залы, где их держат сутками. У кого-то прямо там случаются обмороки. Этих забирают и комнаты их пустеют в тот же день. Куда увозят - никто не спрашивает, но все знают. Они исчезают навсегда. Они имели шанс, но не справились и они больше никогда его не получат, больше никогда не поднимутся так высоко, больше никогда не сдерут возвращенные на глаза шоры. Коррекция усталой памяти и на выход - или, что еще позорнее - назад в стройные ряды 133-ей. Что лучше - вечно помнить, что ты был тут и не справился или же не помнить вовсе ничего? Сложный вопрос, и нет у него на него ответа. Царят среди кандидатов провокации и интриги, цветет пышным цветом недоверие на грани паранойи. Нет тут товарищей, забудь это слово - есть только конкуренты. Все хотят быть нулевой "стрелой", все хотят быть избранными, жаль лишь, что место только одно. Усталые люди - с каждой неделей все меньше и меньше их - готовы грызть друг другу глотки за сей нулевой номер, и те, кто остались, знают, что они и близко и далеко: малейший провал перечеркнет все.

Вопросы - десятки, сотни, им кажется, конечно, что миллионы. Экзаменаторы беспощадны, две ошибки из ста отправляют вниз. Как же больно, наверное, падать с такой высоты...

На какое расстояние можно приближаться к живому мертвецу, чтобы не нарваться на комплексный медосмотр? Назовите основные семьи, удерживающие власть в Часовой Башне. Хорошо, теперь по блокам. Теперь отделы. Чем занимаются в пятом? А какой был основан последним? Какие реформы были проведены в Магическом Фонде в пятидесятых? Да-да, тот, что на Ближнем Востоке. Быстрее, это несложно. Официальный список удостоенных звания архимага. Быстрее. Дайте развернутое определение механизму отклонения праны. Можно ли отклонить уже сформированное заклятье? Почему нет? Какой тип боеприпасов ваши люди будут использовать при столкновении с ветвью полукровок категории три? Самая стабильная в данный момент из тауматургических систем? Какие меры Ленинградский Клуб предпринял для ее ослабления? Что в западных системах означает элементная принадлежность к воде? Можете назвать подэлементы? Магическая формула - разговор с миром или больше с самим собой? Почему ведовство прекратили преподавать в...

Пять дней в неделю в их скрипящие от натуги мозги вбивают новые знания. Еще два дня - проверяют, что там осталось после. Очередное утро, снова яркий свет в глаза, холод и вой будильника. Очередные кошмары. Сны заполнены кровью. Сны заполнены танковыми клиньями, давящими орды живых трупов, звеньями истребителей, идущими на безнадежный бой с огромным драконом, который уже разнес три, нет, пять городов. Во сне маги со скучающими лицами режут их на куски, во сне они развешивают то, что остается от их бесполезных тел под потолком на острых крючьях - кое-какие фрагменты пойдут на детали для кукол, а ошметками можно покормить вон ту тварь, что мирно спит в углу, то восьмиглазое нечто, переливающиеся всеми цветами радуги, а в какой-то момент становящееся вовсе прозрачным. Интересно, это фамильяр какого класса? Черт, он не помнит, он же не помнит! Нужно вспомнить, иначе он вылетит, одна ошибка сегодня уже была, он...

Он просыпается с криком, просыпается в холодном поту, и долго еще сидит, дыша быстро и в то же время тяжело. Перед глазами стоят стройные ряды цифр и многосложные схемы, карты успешных и провальных операций не желают вылезать из головы после того, как они целый месяц гоняли по этим картам и макетам воображаемые дивизии, выбирая, кого послать на смерть, кем заткнуть брешь, чтобы задержать наступающего на город Прародителя...

Сегодняшний сон никак не желает выходить из головы. Никак не желает исчезать весь этот тошнотворный бред, где он...

-О, вас-то я и ищу.

Обернувшись на голос, Алеев увидел прислонившегося к стене человека - потертое пальтишко на железных пуговицах, бледное лицо, растрепанные волосы, забитые под несуразный берет...

Где-то он его уже точно видел, но где?

-Валерьян Воронцов, я из "Авроры", - шагнув вперед, человек протянул руку - однако, не сняв перчатки. - Можете не торопиться, сегодня у вас ничего не будет.

-Простите...

-Не будет, не будет. Чрезвычайная ситуация, все дела, - человек в берете улыбнулся. - Большинство офицеров понадобится в штабе, а не на занятиях.

-Что случилось? - нервно спросил Алеев. - Нас не извещали.

-Конечно, не извещали, - кивнул Валерьян. - Я заехал сюда забрать кое-какие образцы, которые поймали месяц назад, так пока их грузят, полковник таки нашел мне занятие. Сказал найти вас и передать вот это.

Алеев недоверчиво принял новенькую, хрустящую книжечку. Осторожно раскрыл. Сморгнув пару раз, чтобы убедиться, что это все ему точно не снится, он уставился на свое собственное имя, выбитое в...

-Это же...

-Пропуск в белый сектор, так точно. Его получили сегодня только трое, включая вас, - Валерьян поправил свою шляпу, грозившую съехать ему на лицо. - Остался последний экзамен, который будет длиться до весны. Он-то и определит, кто из вас получит контролера.

-Последний... - стряхнув сонную одурь окончательно, Алеев посмотрел в нахальные глаза гостя. - Я уже начинаю догадываться, в чем он заключается. Мы будем учиться работать со "стрелами"?

-Именно. Дрессировщику надо же привыкнуть к своему зверью. Верно и обратное.

Последние слова заставили Алеева помрачнеть. Месяцы, проведенные на Площадке Два, конечно, многому уже успели его научить, но в некоторых местах пересилить себя было куда сложнее, чем он думал. Например, когда дело касалось нелюдей. Сотни фотографий, десятки учебных кинолент, бессчетное количество прочитанной учебной документации - все это определенно должно было помочь перестать видеть в противнике человека, даром что человеком никто из них, как правило, не являлся - иногда уже от рождения. Должно было, вот только не получалось, а если и получалось, то не со всеми. Проще всего оказалось с вампирами: изучение жуткого механизма их эволюции позволило понять, что в конце такового от существа, бывшего некогда человеком, ничего человеческого оставаться уже попросту не может. Сотни лет существования в виде тупого безобразного падальщика, движимого лишь животными инстинктами, и необходимость вновь и вновь убивать, едва только удавалось вернуть себе разум, просто чтобы не обратиться прахом в считанные дни. Полноценный Апостол, прошедший все стадии развития и сбросивший контроль своего родителя, заплатил за это сотнями, если не тысячами загубленных жизней и уж точно не заслуживал никакого сочувствия. Те, кого они уничтожали на первых стадиях, были лишь бешеными животными, те же, кто уже возвращал себе разум и волю, делали сознательный выбор - паразитировать на чужой смерти - и, что было вполне логично, с этим выбором автоматически лишались всех человеческих прав. Сложнее было, когда они знакомились с полукровками: многим нелегко давалась мысль о вопиющей неправильности этих тварей, которых попросту не должно было существовать. Мысль эту учителя подкрепляли различными серьезными исследованиями, которые наглядно доказывали: спасения для гибрида не существовало, все они рано или поздно обращались к своей чудовищной природе, принося лишь смерть и разрушение. Пусть фатальная ошибка была сделана не этими существами, а их предками, это мало что меняло - она должна была быть исправлена ради общего блага - ради блага самих полукровок, которых они избавляли от ждущего в будущем безумия. Знакомство с главным врагом человечества - магами - как ни странно, протекало для кандидатов куда как легче, ведь здесь тоже имел место сознательный выбор: они не считали себя людьми и не считались с их нормами поведения, они нередко ставили себя выше - это делало их противником понятным и конкретным, осязаемым до дрожи. Впрочем, многие из выстраивавшихся в первое время теорий с треском рушились, когда приходило новое знание - знание того, что Клуб также вынужден сотрудничать с магами, что они есть в его рядах, что они совсем рядом - куда ближе, чем им бы хотелось думать...что они есть даже в Директорате. Это не просто попахивало, это невыносимо воняло двойными стандартами, и многие дни кандидатов проходили в бесконечных спорах, в которых им объяснялось место и роль магов в организации, равно как и то, что находиться здесь они могли лишь по одной причине - главенствующая роль человека ими не оспаривалась и не будет оспариваться никогда под страхом уничтожения. По крайней мере, их в этом убеждали...

-Что-то не так? - выражение его лица не ускользнуло от внимания гостя из "Авроры".

-Они не зверье, - подумав, все-таки произнес Алеев. - По крайней мере, "стрелы". Они ведь лучшие из лучших, не так ли?

-Зависит от того, с какой стороны вы будете глядеть, - вновь неприятно ухмыльнулся Валерьян. - Не ожидайте от них преданности общему делу. И не ожидайте, что они помогут вам, если вы окажетесь в сложной ситуации. Они зверье, причем зверье озлобленное, и именно вы из них его вылепили.

-А что вы думаете о магах?

В принципе, ему уже было понятно, чего ожидать от этого нового собеседника. Но убедиться все-таки хотелось.

-О магах? - Валерьян от души расхохотался. - Ну, себя я вполне уважаю, если на то пошло. А вот о политике Башни я сказать так не смогу при всем желании.

-Себя...погодите, вы... - Алеев невольно сделал шаг назад. - Вы...тоже?

-Да, - обладатель несуразного берета резко посерьезнел. - Люблю наблюдать, как вытягиваются ваши лица, когда вы это слышите. Вас учат нас бояться и ненавидеть, но кем бы вы без нас были? Кем бы был Директорат, если бы в нем не было ренегатов из Ассоциации? Вижу на вашем лице понимание, это хорошо. А теперь пойдемте.

-Куда? - оправившись от удивления, пробормотал Алеев.

-Не заставляйте меня сомневаться в ваших способностях соображать и быстро реагировать, - ядовито произнес Валерьян. - В белый сектор, конечно же. Как я уже сказал, полковник умудрился найти мне занятие на целый день, а так как я застрял тут минимум на три, то хочу хотя бы посмотреть, как обходятся с моими новыми игрушками. Заодно и вам кое-что покажу, как полковник просил. Ну, что вы стоите-то? Или будущему контролеру нужны все эти солдафонские звания и приказы, чтобы начать шевелиться?

-Вы сказали о чрезвычайной ситуации, - хмуро ответил Алеев. - Я имею право знать. Как...как будущий контролер.

-Что ж, хорошо, - пожал плечами маг. - Сигнал из Астрахани. Кто-то с чем-то доигрался. Вероятно, серьезный случай одержимости, вероятно, несколько бесноватых магов, вероятно, все очень плохо. Штабу сейчас приходится оперировать только вот такими вот "вероятно", потому как местная ячейка перестала выходить на связь почти сразу после отправки сигнала о помощи. Между нами говоря, это была та еще истерика. Пока что всему этому бардаку присвоен третий уровень...ну вы знаете, со второго считается разумнее стереть с лица земли весь город, чем вмешиваться малыми силами. Через час вылетают две группы для локализации и ликвидации прорыва, если таковой имеет место. Между нами говоря, стоит заготовить побольше мешков для трупов.

-Полковник в курсе? - нервно спросил Алеев.

-Конечно. Говорит с бойцами в большом зале. Ох уж эти его речи, - язвительность прямо-таки сочилась из каждого слова Валерьяна. - Кстати, угадайте, кто пойдет первым эшелоном. Правильно, те из вашей группы, кто завалился. Это дешевле, чем стирать память, не находите?

-Что? - глухо произнес Алеев.

Нет. Это не так, это не может быть правдой, это попросту глупо...их все это время и стрелять-то толком не учили, только командовать - контролер сидит вдали от боя, контролер имеет свою, не менее важную задачу - так им говорили раз за разом...

Не обращая никакого внимания на мага, Алеев кинулся к дверям соседней каморки, забарабанив по ним со всей силы. Глухо. Еще одна дверь, еще один град ударов. Тишина, только тишина была ему ответом, но остановиться он попросту не мог - бегал от одной двери к другой, выкрикивая имена тех, кого за эти месяцы уже почти начал ненавидеть, от кого готов был к любой подлости...

И кого увели на почти что гарантированную смерть, даже не сказав об этом тем, кто остался.

-Они...все...

-Их подняли раньше, чем вас троих, прошедших предпоследние экзамены. И перевели. У нас в последний месяц и так кавардак, резервов мало, - маг говорил совершенно спокойно, с какой-то ленцой в голосе. - Да хватит вам так убиваться. Забрали и что? Это ж ваши конкуренты, все до единого. Вам радоваться надо...

-Радоваться? - огрызнулся Алеев. - Чему? Что это не меня разбудили ночью, сказав, что я не прошел? Что это не меня теперь в мясорубку кинут?

-Ну, хотя бы этому, для начала, - спокойно кивнул маг. - Эй, да куда вы...

-В большой зал. Хочу их увидеть.

Хочу попрощаться, пока еще не поздно...

Большой зал оправдывал свое название до конца: это огромное помещение, воздух в котором вечно казался даже холоднее, чем на улице - пока не успевали надышать, конечно же - ярко освещалось множеством ламп дневного света, закрепленных под потолком металлическими решетками. Обставлено помещение было довольно просто: бесконечные ряды стульев и скамей, небольшая, совсем даже не высокая сцена с небольшой трибуной, с которой обычно читали лекции, зарешеченные окна, потрепанный флаг на стене и несколько автоматов для продажи воды, загнанные по углам. Сейчас зал был полон - ни одного свободного стула или кресла уже не осталось, а на скамьях теснились десятки солдат, многие из которых уже получили оружие. Ввалившийся в помещение Алеев с трудом протолкался мимо рассевшихся на подоконниках и толпящихся у входа людей, после чего нашел себе небольшой свободный участок справа от последнего ряда. Судя по тому, что свет сейчас чуть-чуть приглушили, он успел как раз вовремя - глава "Атропы" уже направлялся сюда.

Хлопок дверей и, почти сразу же - грохот отодвигающихся стульев, дружный приветственный рев многих и многих глоток. Глава Площадки Два поднимался на свое место. В который раз Алеев поражался, как же много власти было за этой с виду неуклюжей, неповоротливой фигуркой, какое уважение и трепет вызывал этот маленький толстый человечек у всех без исключения, от совсем зеленых новобранцев, лишь недавно оказавшихся в 133-ей армии до самых отмороженных убийц и прожженных ветеранов Ленинградского Клуба. Авторитет его был непререкаем, полковник был настоящей легендой - и Алееву была известна лишь малая часть того, из чего эта легенда строилась.

Глава "Атропы" вперевалочку добрался до трибуны и словно по команде все голоса смолкли - слышно было лишь дыхание, бряцанье оружия и нервный скрип стульев. Когда же он заговорил, то угасли и эти звуки.

-Человека многие считают слабым, - глубокий голос полковника разносился по большому залу. - Человек рождается без клыков и когтей, человек рождается хрупким и беззащитным. Он не может похвастаться тем, что умеет дышать под водой или, скажем, летать. Он не может залечить свои раны, обратив время вспять и он не может сотворить огонь или призвать ветер из ничего, просто обратившись к миру и коснувшись прописанных в нем с начала времен законов, по которым он существует. Человек не продержится и нескольких минут в бою с вампиром и не может, за редчайшими исключениями, сопротивляться магии, направленной на то, чтобы его подчинить. Человека многие считают слабым. Хотите знать, что думаю я? Страшнее человека нет ничего, - голос полковника, кажется, стал еще громче. - Представьте себе, что где-нибудь вне Земли есть жизнь. Представьте, как человек выглядел бы для такой жизни. Мы дышим разъедающим газом, мы пьем самый сильный природный растворитель. Когда мы охотимся, когда мы кого-то преследуем, мы не остановимся, пока не загоним свою жертву до смерти. Мы в состоянии жрать почти все, что найдем, значит, во время нашей охоты нам не придется отвлекаться на поиски какой-то особой еды. Если мы не нашли себе еды - пускай, наши тела попросту будут есть сами себя - и нам опять-таки не придется останавливаться на своем пути. Мы ходим прямо, у нас не так много волосяного покрова, как у других животных, и мы можем легко избавляться от излишка тепла в наших телах, что, в свою очередь, значит - наша охота не будет прервана, вне зависимости от того, сколько времени она занимает и с каким климатом нам приходится справляться. Если наша жертва сопротивляется, мы можем выдержать просто невероятное количество ран. Мы можем потерять конечность, можем потерять почти половину своей крови и мы все равно будем жить. А еще мы настойчивы. Дьявольски настойчивы, я бы сказал. Все наше существование с древних времен - это настойчивость, упертость, живучесть и способность переносить лишения. Неважно, какой ценой. Человека пытались погубить хищниками, но он выжил. Человека пытались заковать в лед, но он выжил. На человека снизошла чума, но он выжил. Все потому, что более настойчивой твари, чем человек, попросту не существует. Мы ставим себе цель и выполняем ее, точка. Именно этот инстинкт довел нас до сего дня. Именно он живет в нас и поныне.

Руки главы "Атропы", побелевшие от напряжения, вцепились в трибуну. Старые глаза обводили взглядом безмолвный зал.

-Человек рождается без клыков и когтей, поэтому он кует их для себя из железа. Человек не умеет летать, поэтому он строит для себя машины. Человек страшен, потому что его нельзя остановить, а его нельзя остановить, потому что для него нет правил. Этим он сильнее и хуже любого другого животного, когда настает время сражаться. В это время им движет лишь одна идея - другой должен умереть, чего бы это ни стоило. Можно терпеть боль, можно терпеть унижение, можно, в конце концов, умереть, вот только нельзя одного - останавливаться. И человек никогда не останавливается. Во время осады Тира Александр Македонский оказался в практически безвыходном положении, но вместо того, чтобы повернуть назад, он построил насыпь длиной больше километра, чтобы добраться до своей цели. Цезарь вторгся в Италию всего с одним легионом, превратив политический конфликт в гражданскую войну, но уже вскоре установил единоличную власть. Наполеон, на время сделавший свою страну главной державой на континенте, был вынужден написать акт об отречении и направиться в ссылку, но бежал, едва возникла возможность, и триумфально вернулся, пройдя до Парижа без единого выстрела. Не так давно, в шестьдесят первом, человек оказался в космосе, а спустя всего восемь лет люди стояли на поверхности Луны и смотрели на Землю. Почему? Я уже сказал. Просто потому, что человеком была поставлена определенная цель. Когда-то не было железных дорог. Когда-то не было самолетов. Когда-то - не так давно - мы не могли вырваться за пределы планеты. Но мы никогда не останавливались, хотя Земля пыталась остановить нас далеко не единожды. Времена меняются и со временем мы стали лишь сильнее. Человек страшен - он сожрет все, словно саранча, а что не сможет сожрать - уничтожит, чтобы не досталось врагу, зароет в землю или же попросту разотрет в порошок. Человек не остановится никогда. Земля, наша жестокая мать, раз за разом пытавшаяся с нами сладить, проиграла эту битву. У нее кончились карты, а наши ей крыть уже нечем. Но то, что мы уничтожаем ее, вовсе не значит, что мы - зло. Это значит лишь то, что она слишком слаба, чтобы защитить себя от нас, а слабый не получит ничего. Человечество уже унаследовало Землю, и когда мы с ней закончим, мы пойдем дальше и заберем себе звезды. И сотрем в пыль все, что посмеет стать на нашем пути. Так неужели вы, знающие, что так будет, непременно будет, должны бояться крови и смерти? Неужели вы, называющие себя людьми, должны бояться того, что мир бросает на нас в последних попытках отсрочить свою агонию? Неужели вы, люди, позволите себе остановиться?

В зале становилось душно, эта духота мешала думать - она и эта, казавшаяся бесконечной, речь главы "Атропы", каждое слово которой словно вбивалось в уши острым гвоздем.

-Нет. Мы никогда не остановимся, и я скажу вам, почему. Когда в твой дом приходят и говорят, что ты здесь не нужен, когда говорят, что твой век прошел или же вообще никогда не начинался, когда говорят, что ты лишь материал для опытов, или того хуже, просто еда - агрессия, которой некоторые зря боятся, была, есть и будет единственным верным путем, которым можно следовать. Я не считаю правильным уступать. Я бы не уступил даже тому, кто мог бы прямо сейчас сделать планету чище и полететь к другим мирам, если бы он не был человеком - это вопрос выживания, и занимать второе место непозволительно. Так неужели вы думаете, что я когда-нибудь уступлю тем, кто вовсе не видит в нас равных, кто смеет ставить нас ниже себя? Кто думает, что до скончания времен сможет пировать на наших страданиях, душить в нас мысль и волю? - лицо главы "Атропы" расплылось в хищной ухмылке. - Никогда. Этот мир наш, и нас не волнует, что он сам может считать иначе. Вопрос выживания, как я уже сказал. Другой должен умереть. Завтра погибнуть может любой из вас, завтра погибнуть могу я и прекрасно это понимаю. Но человек жил и будет жить всегда, и поэтому во мне нет страха! Поэтому мы их не боимся!

Взорвавшийся аплодисментами и криками зал поплыл пред глазами Алеева. Дышать было почти нечем, некуда было отойти, некуда было приткнуться. Три часа на сон, чертовы три часа на сон. А теперь еще и это...он определенно сейчас рухнет где-нибудь здесь и его затопчут...

Чья-то тощая рука дернула Алеева за плечо. Развернула в сторону.

-Ну что, наслушались? - ядовито поинтересовался Валерьян. - Быть может, хоть теперь не будете бегать?

Загнанная в угол девушка сражалась отчаянно. Была она не особо высокого роста, одетой в какой-то поношенный, мешковатый спортивный костюм. Короткие рыжие волосы разметались по вспотевшему, в ссадинах и кровоподтеках, лицу. Уставшие руки сжимали два старых крепких меча, рукояти которых служили при необходимости ножнами друг другу. Сейчас такой необходимости нет, зато есть резон пускать кровь. Крови этой она за последний час пустила уже столько, что песок, которым обильно присыпан пол в тренировочном зале, уже набух от красного сока.

Существо, идущее на девушку, похоже на человека - с расстояния метров в двадцать, если лицо прикрыть. Сутулая, корявая фигура с непропорционально развитыми членами: левая рука короче правой, а на правой восемь пальцев вместо положенных пяти - лишние висят вдоль кисти, словно щупальца, безобразная лысая голова, похожая на обтянутый серой кожей измятый, чуть спущенный мяч, злые глазки-щелочки, хлюпающий провал на месте носа и искривленный на сторону губастый рот с выпяченной вперед нижней челюстью. Ковыляя по залитому кровью песку, уродец в серой робе с номером на спине рычит что-то нечленораздельное - глотка его превращает простое вроде бы слово в растянутое глухое "убыыыыт", и с этим криком, полным животной ярости, существо кидается на жертву, замахиваясь ошипованной дубинкой.

Быстрое, почти неуловимое движение - и вот владелец дубинки уже валится своим жутким лицом в песок, заливая его кровью. Приподнимается, пытаясь встать, но уродливые руки не в состоянии поднять рассеченное тело. Существо начинает рвать кровью, оно корчится на песке, загребая его своими длинными неумелыми пальцами. Рыжая девушка делает пару шагов назад.

Пронзительный свисток. Дыра в потолке раскрывается и вниз, обдирая руки о грубые веревки, спускаются еще три существа в серых робах. Стоны умирающего товарища их не волнуют нисколько - переглядываясь своими мелкими глазками, они отстегивают от простеньких поясов увесистые дубинки. Мыча и хлюпая носами-провалами, обильно капая на пол слюной, три твари, каждая из которых на лицо не менее ужасна, чем их неудачливый предшественник, ступают к девушке - осторожно, неторопливо, разбрасывая в стороны красный песок.

Ждать их предполагаемая жертва вовсе не стала: стремительно проскользнув между пытающимися отжать ее к стене существами, ударила первого в шею - тонкий, быстрый удар, даже не сбивший ее с ритма. Не останавливаясь, вывернулась обратно, уходя от тяжелых дубинок, один из противников, оказавшись позади, уже было почти опустил свой инструмент ей на затылок - девушка развернулась, ударила обеими руками, распарывая твари живот. Последний, мыча и пуская пену, перескочил через свернувшегося клубком товарища, ткнул было дубинкой в лицо, но она мгновенно вывернулась и раскроила уродцу голову. Тяжело отдуваясь, сделала несколько шагов в сторону от упавшего тела, плюхнувшись на красный песок.

-Впечатляет, правда? - Валерьян легонько постучал пальцем по бронированному стеклу, отделявшему смотровую комнату от заваленной трупами арены, повернулся к Алееву. - Что-то не так?

-Кто...кто она такая? - только и выдохнул тот.

Кровавое представление длилось уже битых полчаса, если не больше. Двигавшаяся поначалу легко и грациозно мечница уже растеряла, похоже, последние силы - спусти сейчас в зал очередную партию недоделков и ей точно придет конец. Наблюдавший за боем Алеев не мог даже сказать, кто вызвал большее отвращение: эти несчастные уродцы, бракованные гомункулы - как говорили, на одного полноценного "глушителя" приходилось десять-двенадцать недоделков - или маг, что, похоже, наслаждался резней, с нетерпением ожидая, когда же эта рыжая выдохнется окончательно.

-Она не маг, не вампир и не похоже, чтобы она была одним из полукровок или еще какой тварью, - зло проговорил Алеев, заставив мага обратить на себя внимание вновь. - Кто это? Почему вы ее здесь держите?

-Все верно, это человек, - хмыкнул маг. - И тем не менее, весьма редкий экземплярчик. Схватили во время прошлогодней японской кампании, да так пока и не решили, что же с ней делать.

-Вы держите здесь обычного человека? Здесь? В белом секторе?

-Не совсем обычного, я же сказал, - вздохнул маг, разводя руками. - После того как одна из "стрел" покопалась у нее в голове и узнала, с кем мы имеем дело, ценность сего образца очень и очень подскочила. Вы ведь уже проходили, я надеюсь, теории об обратной силе?

-В общих чертах, - буркнул Алеев, не желая признаваться, что понял из тех теорий не особо-то много.

-Мы подозреваем, что этот образец несколько лет назад, оказавшись в безвыходной ситуации, был вынужден заключить договор с миром, - Валерьян вновь впился глазами в сидящую среди трупов девушку. - Что она была тяжело искалечена, но неким чудесным образом исцелилась...и после смерти будет служить уже упомянутой мною силе. Мы держим ее здесь, чтобы проверить несколько интересных теорий, в частности, как скоро мир призовет ее к себе, проще говоря, как долго еще с ней будет эта ее сверхъестественная удача. И конечно же, как велика помощь мира тому, кто продался ему с потрохами. Как вы можете видеть, в данном конкретном случае - не особо-то и серьезная.

-Значит, после смерти она...

-Нам она точно ничего не сможет сделать, - успокаивающим тоном продолжил маг. - После смерти это будет всего лишь безвольная и безэмоциональная марионетка в руках обратной силы. Мы ее более не увидим. Зато пока она жива...сказать по правде, местным исследователям просто нравится проверять все на прочность, - схватив с небольшого железного столика рацию, Валерьян улыбнулся. - Пора усложнить задачку нашей девочке. Ввести номер двести тридцать шесть!

Закрепленные над прочной стальной дверью красные огни тревожно заморгали, а сама дверь, насколько было видно отсюда, сквозь мутное стекло, ощутимо задрожала, словно от сильного удара.

-Какой нетерпеливый, - Валерьян кинул рацию на стол. - Что-то вы бледный какой-то, без обид. Если вам жалко эту особу за стеклом, то зря, она бы вас точно не пожалела. Во время захвата выпустила кишки пятерым, еще двое остались калеками.

И почему мне кажется, что они это заслужили?

Двери вновь содрогнулись от страшного удара, и, наконец, разъехались в стороны. То, что из них вышло, заставило Алеева лишь приглушенно охнуть, да так и застыть с раскрытым ртом.

-Ч-что это...

-Это-то? - Валерьян был совершенно спокоен. - Еще один наш японский гость. Захвачен примерно тогда же, когда и она.

"Гость" был высоким, выше двух метров, замотанным в какие-то рваные обноски - впрочем, грязное тряпье отнюдь не помогало скрыть его нечеловеческую природу. Покачивающееся тело, покрытое сухой, поросшей мхом корой вместо кожи, с длинными и корявыми руками-ветками, медленно двигалось на двух толстых тумбах, из которых торчали во все стороны оборванные корни. "Лицо" твари имело две косые светящиеся щели, еще одна - широкая, окаймленная похожими на зубы выростами, проходила вертикально вдоль всего ее тела.

-Эт-то... - Алеев попятился от стекла, пока не уткнулся спиной в очередной столик.

-Полукровка. Экземпляр не менее редкий, чем эта девчушка, хочу заметить. По правде говоря, у нас до сих пор теряются в догадках, как от дзюбокко и человека могло вообще что-то получиться...но, как видите, таки смогло. Эта штука при родах убила свою мать и пожрала целый храм. Впечатляет, правда?

-Где вы его откопали?

-Оно спало в одном из парков Хиросимы...кхм, бывших парков. Прекрасное место для того, чтобы набираться сил, не правда ли? Столько смерти, столько боли...

Предмет их разговора, тем временем, закончил осматривать зал и невыносимо медленно двинулся в сторону вжавшейся в стену девушки.

-Да вы рехнулись, - выплюнул Алеев. - Оно же ее в клочья порвет!

-Может, порвет, а может и нет, - Валерьян вновь пожал плечами. - Она имеет опыт и она имеет для нас определенную ценность, так что добить ее сейчас мы ему не дадим.

-Не "ему", а "этому".

Тебя бы туда, мразь...тебя бы к нему засунуть, пока кто-то о ценности будет трепаться...

-Ну почему же? Его зовут Рета. Весьма приятное в общении существо, когда не голодно. Ой, я забыл, оно же всегда голодно...

Человекодерево медленно протянуло свои ветви вперед - те из них, что оказались чуть дальше остальных, были в ту же секунду укорочены сверкнувшими клинками. Раздраженно заворчав, тварь решительно двинулась вперед.

-Прекратите это.

-С чего бы? - удивился маг. - Это всего лишь безобидное исследование...

-Отрывающий крылья мухам исследователем не является, - новый голос, раздавшийся от дверей, заставил обернуться и мага и человека. - Он всего лишь мелкий пакостник, не более.

-Да что вы... - увидев, кто вошел в комнату, Валерьян скривился и схватил со стола рацию. - Рад вас видеть, полковник. Я как раз показывал нашему будущему контролеру некоторые...

-Думаю, их можно уже и закончить, - глава "Атропы" выразительно кивнул в сторону тренировочного зала. - С ней хотел пообщаться Кай.

-Что? - маг встрепенулся, как от удара. - Проклятье, я не знал...я сейчас же... - быстро вдавив кнопочку на рации, он прошипел. - Огнеметы в камеру, живо. Эксперимент окончен.

Алеев почти их не слышал - он заворожено следил за из последних сил отбивающейся девушкой. Острые крючковатые ветви хлестали ее по лицу, драли одежду и кожу, оставляя глубокие раны, в то время как сухие корни ползли понизу, скрываясь под песком...

Имя, произнесенное полковником, однако, возымело эффект: трое упакованных в защитные костюмы бойцов с тяжелыми баллонами за спиной ввалились в зал - тварь необычайно быстро для своих размеров и комплекции развернулась в сторону нового раздражителя, заворчав и защелкав. В следующую секунду она уже визжала, будучи опрокинутой на окровавленный песок, отчаянно пытаясь спастись от огня.

-Не перестарайтесь там, - раздраженно бросил Валерьян в рацию. - Он, конечно, восстанавливается, но с каждым разом все медленнее...

-От этой деревяшки толку все равно никакого, - не менее раздраженно ответил полковник. - Только место у нас зря занимает. Не хотите и ее забрать?

-Благодарю покорно, - Валерьян скривился. - У нас и так обстановка более чем взрывоопасная. Вы не могли бы отрядить к нам пару дополнительных подразделений на ближайшие два-три месяца?

-Нет, - сухо ответил полковник. - У нас сейчас и так каждый человек на счету.

-А как мы...

-Как хотите, так и выкручивайтесь. Хоть письмо Директорату напишите. Когда у вас не хватает людей, то мы можем ожидать лишь мелкие неприятности вроде какого-нибудь сбежавшего вампира, одуревшего от ваших опытов. Когда же людей не хватает у нас, есть риск прошляпить дела покрупнее, за что Директорат определенно не будет признателен...

-Думаю, Директорат готов простить "Атропе" куда больше, чем пара прорывов, - хмыкнул Валерьян. - В конце концов, это у вас есть особые полномочия...

-Которые быстро отпадут, если мы начнем выходить за рамки общего плана, - немедленно парировал полковник. - Нет, в ближайшие пару месяцев на нашу помощь "Авроре" лучше не рассчитывать.

-Очень жаль, - особо расстроенным маг не выглядел. - Надеюсь, вы понимаете, что именно от нас зависит поставка некоторых материалов. И что она может в любой момент сократиться...

-Не пытайтесь на меня давить, - прошипел полковник. - Я не владею Волшебством, чтобы доставать для вас вещи из ниоткуда. Этот разговор окончен.

-Как угодно, - маг развел руками и махнул рукой в сторону Алеева. - Думаю, мне лучше будет заняться своими делами. Как вы и просили, экскурсию по белому сектору для будущего контролера я провел, а теперь позвольте откланяться...

-Что ж, - дождавшись, пока за магом захлопнется дверь, глава "Атропы" мрачно посмотрел на Алеева. - Приятно видеть, как твои прогнозы подтверждаются. Я знал, что ты пройдешь...не ошибся я и с теми двумя. Следующие несколько месяцев определят кто из вас действительно возьмет "стрел". Этот хмырь протащил тебя по всему сектору?

-Так точно. Закончил...закончил здесь. Разрешите спросить, все маги такие?

-Чтобы быть мразью, магом быть не обязательно, - устало произнес полковник. - Впрочем, это помогает. Ничего, он довольно-таки скоро вернется обратно на Первую Площадку и не будет тут никому мозолить глаза. И да, ведь ты соврал.

-Прошу прощения?

-Что он провел тебя по всему сектору, - криво улыбнулся глава "Атропы". - Кое-куда у него не было доступа, не так ли?

-Точно так. Одно двухэтажное здание слева от лаборатории и та... - задумавшись, как бы получше описать недавно увиденное, Алеев помолчал. - Та...коробка.

Здание, о котором он говорил, действительно выглядело куда как внушительнее, чем другие места белого сектора, пусть его и не удалось толком рассмотреть из-за высокой ограды, обтянутой колючей проволокой - судя по табличкам, по ней еще и был пущен ток. Приземистый бетонный куб без единого окна, окруженный замаскированными огневыми точками, с единственным небольшим входом, возле которого были врыты в землю два танка и прогуливалось около десятка "глушителей", не мог не привлекать внимания. Особенно если учесть, что там, за оградой, выпавший снег счищали с бетона, похоже, почти сразу: можно было увидеть вваренные в этот самый бетон странные металлические конструкции, покрытые не менее чудными символами - в большинстве своем они не поднимались над землей выше полуметра, но бывали и исключения в виде уже привычных "антенн" непонятного предназначения. Такие же расписанные перекрученные решетки можно было заметить и на стенах самого куба - что бы там ни находилось, оно было достойно охраны всеми средствами, включая магию. Второй дом, имевший окна, пусть и зарешеченные, вызвал у Алеева куда как меньший интерес.

-Коробка, - усмехнулся Щепкин. - Эта коробка - единственное что стоит между нами и страшной смертью, лейтенант, так что прояви к ней должное уважение. Нет, больше пока сказать не могу. Что же до второго здания, ты, наверное, уже догадался?

-Жилой блок "стрел"?

-Именно. Туда мы сегодня и направимся - пора бы тебе уже познакомиться со своими подопечными.

-Разрешите задать вопрос...

-Ну?

Почему вы так были во мне уверены? Почему нас осталось лишь трое? Каково это - отправлять на верную смерть столько людей? Что вы видели сегодня в их глазах, полковник - в глазах тех, кто слушал вас в большом зале? Почему вы часами рвете глотку о мощи человечества и даете магу творить такое с людьми прямо у нас под носом? Что ждет эту девушку? Что в "коробке"? Чего мне ожидать от "стрел"?

С трудом вытолкнув из головы все лишнее, Алеев произнес задал свой вопрос - он крутился у него в голове с первых дней на новом месте, с того самого момента, как он впервые услышал это имя. Эту местную легенду.

-Кто такой Кай?

Кабинет полковника был обставлен в строгих серых тонах, от него веяло простотой и аскетизмом. Ломящиеся от бумаг шкафы, простой деревянный стол, заваленный ими же, несколько протертых и продавленных стульев, жалобно трещавших не только под главой "Атропы", но и под всеми, кто пытался на них усесться. Единственным, что выбивалось из общей картины - мало того, бросалось в глаза сразу при входе в кабинет - был огромный пушистый хвост в стеклянной коробке, что стояла на прикрученной к стене полочке. Глава "Атропы" заметил, куда падает взгляд Алеева, еще в первые минуты их разговора, но лишь закончив с предварительным инструктажем, касавшимся предстоящего визита к "стрелам", соизволил ответить на немой вопрос лейтенанта.

-Трофей с "Лисьей охоты", - бросил полковник, отхлебывая горячий и горький чай из старенькой кружки. - Та еще операция...тебе, небось, про нее все уши прожужжать успели?

-Вообще-то нет, - осторожно ответил Алеев. - Ни слова не слышал.

-Из крайности в крайность, - вздохнул Щепкин. - Впрочем, чего я хочу...основную работу проделала "Аврора", а никак не мы, вот и молчат в тряпочку. Круг Инари, некогда крупнейшая и старейшая шайка японских полукровок. Мы копали под них с августа сорок пятого, когда случайно поймали одну из этих чертовых лисичек во время Курильской десантной... - отхлебнув еще чаю, глава "Атропы" вновь бросил взгляд на застекленный трофей. - Кое-кто наверху считал, что стоило бы больше внимания уделять делам у себя дома, но пять лет назад разведка получила такое, что Директорат со стульев попадал. Главный храм этих выродков последние три сотни лет находился в почти что полной изоляции, и когда мы выяснили, почему...

-Что же там было?

-Последние два века шла подготовка к ритуалу, который должен был вернуть на нашу многострадальную Землю Эпоху Богов.

-Ч-что? - Алеев поперхнулся, чуть не выронив свою кружку на ковер.

-Что слышал, - полковник чуть прикрыл глаза, погрузившись в воспоминания. - Мы не знаем, как именно они собирались это сделать, но, честно говоря, это было уже и не важно. Старички в Ленинграде подавились своим кофейком и приказали бросить все силы на это отребье. Проще сказать, чем сделать...лобовая атака исключалась как вид, сам понимаешь - одна переброска наших людей в другую страну привлекла бы слишком много внимания, я уж не говорю о тех средствах, которые бы на это ушли. И времени...а время-то уходило.

-Но вы справились? - вырвалось у Алеева.

-Мы с тобой сейчас сидим здесь, за картами или бегаем с палками и камнями? - раскрыв глаза, выразительно взглянул на лейтенанта глава "Атропы". - Конечно же, мы справились. Работали мы с Каем. Времени на подготовку ухнуло изрядно, но в конце концов портфель с планом операции был отправлен Директорату. Они сей портфель утвердили. Главный храм был защищен по последнему...нет, так совсем неправильно, ибо магия была там отнюдь не современной. Ты ведь уже имел возможность узнать, что она чахнет с каждым годом. Так вот, там ничего такого не было - все работало как часы, все работало, как встарь. С такой же силой. Не настоящие чудеса, конечно, но для нас все равно было слишком, даже для "стрел". Проламывать возведенную вокруг их логова защиту, их же и укрывавшую от посторонних глаз все эти века, нам было попросту нечем. Но бить в лоб мы и не собирались. "Аврора" с их программами биологического оружия сыграла первую скрипку. У нас было несколько этих чертовых лис - те языки, что вывели нас на главный храм. В них зарядили все, что только смогли достать. Холера, сибирская язва, туляремия, Рифт-Валли, натуральная оспа, возвратный тиф, маргбургский вирус, Эбола, легочная чума...алхимики почти надорвались, но смогли сделать так, чтобы наши гостинцы дожили до дома и, что самое главное - чтобы они начали болеть не раньше, чем их заберут. Дальше оставалось только ждать. Главный храм продержался почти месяц. Храбрые лисята. Но изоляция, как видишь, до добра не доводит...сложно творить магию Эпохи Богов, когда у тебя температура за сорок, изо всех отверстий сочится кровь, а глаза не открыть из-за заросшей оспинами морды. К тому моменту, когда Замкнутые Поля стало некому поддерживать, наша группа уже была в стране. На зачистку следов ушла еще пара суток.

-И это все...это все организовали вы?

-Частично, - пожал плечами полковник. - Теперь, я думаю, ты имеешь куда лучшее представление о том, с чем нам приходится сталкиваться во время нашей работы. Еще когда ты только прибыл, я сказал тебе истинную правду. Мы - последняя черта, за которой нет уже ничего. Мы сохраняли этот мир от гибели столько раз, сколько тебе и не снилось, и единственная награда, которую мы получали - слабый шанс протянуть еще немного, еще одна небольшая отсрочка. Но пассивная оборона загонит нас в могилу, именно поэтому совсем скоро мы нанесем ответный удар, в который вложим все, что у нас осталось. Все, что смогли собрать за эти годы. Время магов и чудовищ закончится. Мы начнем новую эру, эру человека. И тебе выпала честь оказаться на переднем крае, вместе с "Черными стрелами".

-Подождите, но ведь есть еще два других кандидата! Вы думаете, я...

-Конечно же, ты справишься. Просто потому, что никто из этих двух не переживет общения с моей группой.

-Что? - Алеев едва не вскочил с места.

-Воробьев слишком жесток, - медленно произнес полковник. - Привык добиваться своего любой ценой, и в этом он хорош, но в случае со "стрелами" перегнуть палку означает умереть. И он, скорее всего, умрет, потому как во время последнего нашего экзамена никакой защиты вам не предоставляется. Бессонов, напротив, несколько нерешителен, пусть и старается это скрывать. А если они почуют слабину, то живым не выпустят.

-Погодите, значит и я...

-Конечно. Ты точно так же, как и они, имеешь шансы не понравиться "стрелам". А единственная ошибка с ними может стать фатальной, и не легко, а очень легко.

Если месяцы проведенные на Площадке Два чему-то и успели его научить, так это выдерживать любой удар, любую неприятную новость. Даже такую. Пусть внутри у него все и похолодело, но черта с два он позволит полковнику любоваться лицом удивленного и испуганного идиота, каковым выражением он награждал тут всех в первое время.

-Равные условия, значит, - медленно произнес Алеев, выдержав взгляд главы "Атропы". - Что ж, сейчас в любом случае отказываться уже поздно...

-Более чем.

-Могу я задать вам еще один вопрос?

-Конечно.

-Вы так и не ответили тогда...кто же такой Кай?

Глава Площадки Два снова прикрыл глаза. Помолчав несколько минут, он, наконец, соизволил вспомнить про собеседника и заговорить.

-Знаешь ли ты, что представляет собой Директорат?

-Никак нет, я не...

-Конечно же, не знаешь. Сказать тебе? Ты можешь встретить одного из них на улице и спокойно пройти мимо, даже не зная, что он входит в узкий круг, который держит всю эту страну и тянет руки уже и за ее пределы. Что же такое Директорат? Может быть, это несколько очень старых людей, которые заложили фундамент нашей победы, отдали этому свои жизни без остатка? Может, это единственные, у кого есть шанс переиграть руководство Ассоциации? Может это те, кто отправляет тысячи людей на верную гибель, лишь бы только оттянуть смертный час человечества еще ненадолго? Может, это те, кто санкционирует масштабные кампании по поиску и изъятию из общества детей-психиков и бросает их к безумным вивисекторам из "Авроры"? А может, это просто старая кофейня в центре Ленинграда, где встречаются по выходным несколько на первый взгляд ничем не связанных друг с другом людей? Как знать, как знать... - полковник вновь замолчал на какое-то время. - Они тянут за ниточки, а мы должны плясать, чтобы их не обрезали. Они всесильны в глазах обычного человека. Но знаешь что? Директорат тоже боится Кая.

-Я не могу предположить, кем он должен быть в таком случае, - осторожно сказал Алеев. - Он маг?

-Может маг, может человек, а может, нечто большее. Его никто не видел, кроме двух-трех человек из Директората. Даже я общался с ним исключительно по телефону. Директорат привел его к вершинам, потому что нашел в нем нечто, что их восхитило...и что их напугало до дрожи. Говорят, он единственный шанс человеческой части Директората сладить с магической, если ситуация станет для нее неблагоприятной. Говорят, он может заглянуть к тебе в душу и вырвать ее начисто. Ходят слухи, что его нельзя убить. Кто-то рассказывал, что он вырос в блокадном Ленинграде, потерял там всех, кого знал, и что решил посвятить свою жизнь борьбе с куда большими чудовищами, чем Гитлер. Много чего о нем слышно...

-И что же правда?

-Может все, а может - ничего вообще. Когда придет время, мы это узнаем. А сейчас время настало для иной вещи.

-"Стрелы"? - Алеев постарался, чтобы его голос звучал ровно.

-"Стрелы", - кивнул полковник, поднимаясь с кресла. - Пришла пора...открыть тебе глаза окончательно.

Комната была освещена невыносимо ярко - этот свет слепил глаза, заставляя морщиться и прикрывать их рукой. Когда же Алеев - полковник пропустил его вперед себя - смог, наконец, проморгаться, то взгляду его предстало весьма больших размеров помещение, чистое и опрятное. Две тумбочки, небольшой платяной шкаф, стопка пыльных книг в углу, кровать...

Кресло. Огромное кресло, словно выплывшее из одного из тех новомодных зарубежных фантастических фильмов - целая груда разнообразнейшей аппаратуры и почти что погребенное в ней бледное, словно призрак, существо.

-Здравствуй, Сетка, - произнес полковник. - Как у нас дела сегодня?

-Все...все в порядке, - владелица кресла повернулась на звук, уставившись невидящими глазами прямо на Алеева.

-Добрый день, - спохватился тот, и, уже сказав эти слова, встрепенулся вновь, сообразив, что поприветствовал эту несчастную, наверное, слишком по-взрослому. - Я...

Лейтенант Григорий Владимирович Алеев. Кандидат в контролеры нашей группы. Вы сильно напуганы и возбуждены, вы не вполне понимаете, как себя вести сейчас. Вы ожидали увидеть кого-то другого на моем месте. Вы удивлены. Вы не понимаете, как со мной разговаривать, но вам не обязательно что-то придумывать. Говорите, как говорите обычно.

Каждое слово вонзалось в его разум, словно острый гвоздь, каждое было больнее и удивительнее предыдущего. Отшатнувшись, он схватился за стенку и повернулся к полковнику.

-Что...как она... - только и получилось выдохнуть у Алеева.

-Ловчая Сеть, - протянул глава "Атропы", явно наслаждаясь эффектом. - Чтение мыслей, телепатическое обнаружение цели и ее отслеживание, контроль сознания и прочие манипуляции с ним - все это в ее компетенции. Это Третья "стрела". Я оставлю вас ненадолго, чтобы вы могли познакомиться, - не дав Алееву опомниться, полковник резко развернулся и покинул комнату, хлопнув дверью.

Простите, пожалуйста. Я не должна была так делать, когда вы были не готовы и не предупреждены. В первый раз это очень сильно давит...

Кое-как выпрямившись, Алеев снова взглянул на "стрелу". Эта бледная, насквозь больная девчонка, опутанная проводами и трубками, сидящая в своем огромном кресле, мирно сложив руки на коленях и прикрыв глаза, выглядела не опаснее слепого котенка. Однако, как она...

Полковник сказал вам правду.

-П-погоди! - Алеев предупреждающе поднял руку, сделав пару шагов к креслу. - Как ты это делаешь? Тут какой-то фокус, да? Что-то вроде чревовещания или другого перенаправления звука?

Конечно же, фокус. Ты ведь даже рта не открываешь...

Мне тяжело общаться обычным способом. Тело быстро устает, простите. Если вам будет так удобнее, просто скажите.

Опять! Да какого же...

-Значит, ты и правда можешь залезть человеку в голову? - осторожно спросил Алеев, сделав еще один шажок - ему надо было срочно сесть, чтобы не потерять равновесие - перед глазами все плыло, словно он пил в течение нескольких часов.

-Очень грубо говоря, да, - в этот раз Сетка вновь воспользовалась голосом - таким же слабым, как и она сама.

И здесь нет никаких трюков.

-Можно я...

Конечно, садитесь, пожалуйста. Если вас смущает мой внешний вид, я могу надеть шлем.

-Не надо, все хорошо, - вздохнул Алеев, сев на край кровати. - Прости, если что не так, я...я и правда...

Ожидали кого-то другого.

-Да. Я думал...

Что "Черные стрелы" будут хотя бы чуточку взрослее.

Алеев начал чувствовать растущее раздражение - он толком не успевал даже сформировать свою мысль, а ее уже заканчивала эта девочка-приведение, бросая прямо в него.

-Все не так, да, - кивнул лейтенант. - Может, попробуем сначала? Как тебя зовут?

Это есть в документах, которые вам дал полковник. Вы положили их в левый карман, а думаете, что оставили в кабинете.

Ничего не сказав - у него сейчас не осталось даже сил удивляться - Алеев медленно вытащил из левого кармана пару листков - выдержки из личного дела. Пробежался по ним взглядом.

Щепкина Ольга...странно, отчества нет...

Что-то было не так. Что-то, что он забыл и никак не мог вспомнить, и, удивительно - сидевшая рядом Сетка, как называл ее полковник, в этот раз никак не комментировала его размышления, которые, наверное, могла читать как открытую книгу.

Это достаточно утомительно. В основном я ловлю то, что на поверхности, забираться глубоко просто так может быть опасно для нас обоих.

-Стоило подумать... - убрав бумаги в карман, Алеев вновь посмотрел на Сетку. - И все же, я не могу поверить, что ты это делаешь. Имя мое ты могла узнать из документов, равно как и все остальное. Я действительно оказался несколько растерян, придя сюда, вот ты и предугадываешь, что я хочу сказать или сделать. Но никак не читаешь мои мысли. Разве что...каким-то образом передаешь свои.

Дело не в том, что вы не верите. Вы не хотите верить. Вы не хотели верить еще с самого начала, когда только прибыли сюда. Рассудок цепляется за привычные вещи, в этом нет ничего странного.

Сетка раскрыла свои изуродованные болезнью глаза, чуть прищурилась.

Вы хотите, чтобы я доказала вам наличие у меня способностей, о которых говорил полковник. Вам интересно и вместе с тем вы боитесь.

-Я не...

Боитесь. И то, что я могу вам показать, вам не понравится. Я бы не хотела этого делать.

-Слушай, девочка, - раздраженно произнес Алеев. - Уж кому-кому, а не тебе меня пугать. Я тут такое видел, что...

Хорошо. Ваше имя - Григорий Владимирович Алеев. Вы родились в Омске. Вы не знаете своего отца, а ваша мать настолько вас ненавидела, что вышвырнула вон при первой возможности. Иногда вы ее все равно вспоминаете, хотя и знаете, что были ей совсем не нужны. Вы мечтали стать врачом. Вы привыкли пить чай без сахара, максимум с одной ложкой. Единственные два человека, которых вы считали друзьями, о вас очень быстро забыли. Вы были с женщиной лишь один раз, о чем иногда переживаете. Вы боитесь, что вам придется убивать, но ваш самый большой страх - быть похороненным заживо. Это снится вам иногда в кошмарах, а все потому, что вы прочитали тот рассказ По, который почти уже забыли. Последние несколько лет вы просто плывете по течению, потому что не знаете, зачем вообще живете. Но вы боитесь, что в конечном счете так и потонете без пользы...

-Замолчи! - рявкнул Алеев, вскочив на ноги. - З...замолчи...

Перед глазами вновь все поплыло. Упав назад, он обхватил голову руками.

-Я верю. Хватит.

-Простите, - в этот раз Сетка вновь использовала голос. - Я очень сожалею, но вы сами приказали...

-Сам, да, - грустно улыбнулся Алеев. - Сам себе злобный дурак. Это ты меня прости.

-За что?

-За то, что тебе пришлось залезть в эту грязь. Я...я не должен спрашивать, но...

Как я еще не сошла с ума?

-Да, - в этот раз он просто "подумал" свой ответ - говорить сил уже не было, настолько велик был шок.

Я уже говорила. Только то, что на поверхности. Пока мне не дают приказа расширить Сеть или накинуть на цель.

-Понятно, - осторожно сказал Алеев. - Значит, теперь ты все обо мне знаешь, да?

Почти. Я стараюсь не запоминать. Это утомляет...

-Могу себе представить. То есть врать тебе смысла никакого нет...что ж, это полезно, наверное. Можно спросить...

Почему я еще не сбежала?

-Да.

Это невозможно. Спросите полковника.

-Хорошо... - от отпечатавшихся в его разуме слов Алеева передернуло - вместе с ними пришла волна чужой горькой боли, замешанной с отчаянием.

Ваш второй вопрос - смогу ли я с вами работать. Мой ответ - да.

-Вот так вот просто?

Для меня - да. Я видела все, что мне нужно было видеть. Кроме, к сожалению, вашего лица. Вы можете подойти чуть ближе?

Вновь поднявшись на ноги и сбросив остатки оцепенения, Алеев сделал несколько шагов к креслу, припав на одно колено - даже так он еле-еле сравнялся ростом с Сеткой. Та, в свою очередь, медленно открыла свои помутневшие глаза с почти что белыми зрачками.

Все двоится, но это чуть-чуть лучше, чем было. Спасибо. Теперь я вас запомню.

-И я тебя, - чуть расслабившись, пробормотал Алеев, отступая назад.

Ибо такое не забудешь.

-Как скажете, - грустно произнесла Третья. - Жаль, что вы здесь.

-Что? Это почему еще?

Вы хороший человек. Жаль, что вы здесь.

Ответную фразу Алеева прервал хлопок двери - точнее, он даже не дал ей начаться. Впрочем, Третья все равно ее услышала - так, как умела только она одна.

-Я вижу, все в порядке, - прохрипел полковник. - На выход, лейтенант. У нас еще трое в списке на сегодня.

Когда дверь вновь захлопнулась - теперь уже с другой стороны - полковник наградил Алеева мрачным взглядом.

-Знаю, знаю, что ты хочешь спросить.

-Вы тоже научились читать мысли? - не удержался Алеев.

-Нет, просто я знаю, что можно подумать, встретившись с ней впервые. Бедная-несчастная, замученная злобными вояками девочка...

-Какова же обратная сторона?

-Расскажу тебе одну историю. Потом к Сетке ты будешь заходить уже с блокировкой, так что она не узнает, что ты теперь в курсе. Когда она была совсем ребенком, то, само собой, не могла контролировать свой дар в должной мере. Не понимала, насколько он опасен и сколько боли может принести окружающим. Она любила играть, только игрушками были живые люди. Ее мать... - полковник некоторое время помолчал. - Ее мать не выдержала всех этих чужих слов в своей голове, всех этих ответов, появляющихся раньше, чем был задан вопрос, всех этих видений. Она больше не хотела это видеть. Ничего из этого. Поэтому однажды взяла со стола большие острые ножницы...

Молчание длилось долго - следующие минут пять они следовали по коридору в почти что полной тишине.

-Как вам удается ее держать под контролем?

-Помимо контрольных схем, обязательных для всех "стрел", мы приняли по отношению к Сетке дополнительные меры предосторожности. Работающие в "Авроре" маги вырастили ей быстро развивающуюся катаракту на оба глаза - телепату ее уровня было опасно оставлять зрение. Кроме того, они же позаботились о том, чтобы мышцы ее ног были полностью атрофированы. Это плюс разработанная специально для нее аппаратура, а также несколько старых, но весьма действенных амулетов...пока что хватает, чтобы держать ее в узде. Никто не хочет повторять судьбу ее матери и других.

-А кем был ее...

Алеев замолчал, чувствуя, как позвоночник словно сковало льдом. Только сейчас он вспомнил, где еще он слышал эту фамилию.

-Погодите...так вы...

Взгляд полковника был тяжел - хотелось провалиться сквозь этот железный пол, лишь бы только скрыться от этих старых глаз.

-У меня нет двойных стандартов, - коротко произнес глава "Атропы". - Закон один для всех.

За толстой железной дверью, буквально испещренной предупреждающими надписями разного толка находилось нечто вроде тренировочного зала, оборудованного таким образом, что занятия вестись тут могли самые разные. Можно было выдвинуть из стен мишени большие и малые, можно было превратить зал в суровую полосу препятствий или же в хитроумный лабиринт - пара щелчков на контрольных пультах и из пола и стен поднимались необходимые снаряды и перегородки.

В настоящий момент зал представлял собой поле боя - точнее, жестокой резни. Застыв за своим бронированным стеклом, отделявшим их маленькую наблюдательную комнатушку от самого зала, Алеев заворожено следил за ходом тренировки Второй "стрелы", в то время как полковник, развалившись на стуле, зачитывал ему отдельные куски из ее личного дела.

-Изначальным даром Второй являлась генерация весьма и весьма правдоподобных иллюзий, - бормотал глава "Атропы". - Детально изучив способности Крестовой, мы смогли найти им свое применение. Разработанный специально для нее маскировочный комплект, как можно увидеть, оправдал все те средства, что мы на него угрохали. Без нее это просто дорогостоящий кусок набитой электроникой особой материи, а Крестова без своего наряда просто балаганный фокусник. Но когда они сливаются...

По залитому кровью полу двигались, пытаясь сохранять свой изрядно прореженный строй, недоделки - помимо уже привычных дубинок на поясах бракованные гомункулы были вооружены пистолетами - а один даже сжимал в своих уродливых руках автомат.

-Изначально на такого рода тренировках каждый десятый патрон был боевым. По просьбе Притворщика им стал каждый третий.

Слова полковника почти что не долетали до его ушей, а если и долетали, то оставались смутным шепотом на фоне выстрелов и криков беспощадно вырезаемых недоделков.

Шансов у списанных в утиль с рождения существ не было никаких. Вторая "стрела", вооруженная, кажется, пистолетом и каким-то жутким ножом - рассмотреть ее в деталях у Алеева никак не получалось - попросту издевалась над своими жертвами, на миг выпрыгивая из ниоткуда, перерезая горло очередной твари и вновь растворяясь в воздухе. Недоделки с утробным воем неслись за ней, размахивая своими примитивными дубинами и стреляя из пистолетов: как правило, весьма косо и раня друг друга. Когда у очередного бракованного гомункула заканчивались патроны, он тут же превращал свое оружие в дубинку, бешено размахивая им в отчаянных попытках найти невидимку. Та, в свою очередь, появлялась уже в новом месте и с хриплым смехом разряжала свое оружие в уродливую морду ближайшего недоделка. Вторая исчезала и появлялась, снова и снова, двигаясь с кошачьей грацией и вырезая любого, кто оказывался рядом. Выстрелы оставляли страшные дыры в полу и потолке, разворачивали в клочья уже привычные к таким зверствам стены, выбивали куски плоти из чудовищно изуродованных лиц...

-Если с Третьей сладить при наличии блокировки так же просто, как с новорожденным котенком, то Вторая - одна из причин, по которой нам очень часто приходится менять контролеров, - задумчиво говорил полковник. - Сейчас она еще не под дозой, во время тренировки костюм ничего не впрыскивает. Но вот попадешься ей под горячую руку после реального боя и...

На пол с влажным хлопком упала отсеченная кисть руки. Умолкла автоматная очередь - стрелок с разрезом, перечеркнувшим ему оба глаза, в исступлении катался по полу и выл раненым зверем. Впрочем, недолго.

-Основной проблемой для тебя станет именно она, - продолжал глава "Атропы". - С Первым, при выполнении определенных правил поведения неприятностей не будет - напротив, ты найдешь его очень исполнительным. А вот она...она все еще не сломлена. Ждет своего шанса. И уж поверь мне, если ты по глупости ей таковой предоставишь...

Полковник мог бы и не продолжать. Глядя на очередную вспоротую тушу, захлебывающуюся своей кровью, смотря, как последнему оставшемуся в живых недоделку Вторая простреливает обе ноги, после чего, прыгнув тому на спину и прижав к полу, со всем тем же хриплым смехом начинает отрезать голову, Алеев вполне живо представлял, как нечто подобное происходит и с ним. Сейчас их разделяло стекло. Но уже через несколько минут...

Через несколько минут, черт их дери, ему с ней знакомиться.

-Какие-нибудь советы, товарищ полковник? Что ей нравится? Что лучше не говорить?

-Думай сам, - помолчав, ответил глава "Атропы". - Если хочешь, чтобы они восприняли тебя как полагается, отучайся искать помощи. Меня за спиной вечно не будет.

Когда протрещал старый звонок, сигнализируя, что кровавая тренировка, наконец, закончена, Алеев чувствовал, что еще не готов. Не готов от слова "совсем". Вот только искать помощи действительно было уже не у кого - полковник, как и в случае с Сеткой, вышел вон, оставляя его наедине со "стрелой" - вот она уже выходит из дверей...

-Явился, не запылился, - сдернув с лица маску, устало выдохнула Вторая, грубо обрывая едва открывшего рот лейтенанта. - Чего надо-то?

А она неплохо выглядит. Наверное, могла бы еще лучше, если бы...

-Я один из кандидатов в контролеры вашей группы, - быстро оправившись и постаравшись придать своему голосу уверенный тон, заговорил Алеев. - Зовут меня...

-Мне плевать, можешь не стараться, - отмахнулась Анна. - Еще один хрен в погонах, который у нас за спиной с пультом сидеть будет. И трястись мелкой дрожью, когда сигнал менее четким становится.

Полковник, конечно, предупреждал. Да и сам он уже давно уяснил, что для "стрел" не существовало никаких званий и авторитетов, кроме главы "Атропы". Но все равно привыкнуть сразу к таким вот ответам было нелегко.

-Не знаю, как показал себя мой предшественник, но я трястись не собираюсь, - выдержав взгляд "стрелы", ответил Алеев. - В этом вы можете быть уверены.

-Ты откуда такой вежливый? - рухнув на стоящую у стены скамейку, Вторая принялась стягивать обувь. - Лет сто уже ко мне так не обращались.

-А как же мне говорить? - изобразив удивление, спросил лейтенант.

-А как вы обычно говорите, будто сам не знаешь. Вторая, этот нам мешает. Убери. Да, вместе с семьей. Да, вместе с охраной, - в своих попытках изобразить голос полковника Анна выглядела довольно смешно. - Но товарищ полковник, почему охраны тут целый батальон, а вы сказали, что только рота? Девочка, ты тогда была слишком мала, чтобы...

-...чтобы я открыл тебе всю горькую правду, - не удержавшись, закончил Алеев - у него голос главы "Атропы" получился куда как лучше.

-Точно так, - кивнула Вторая. - Говоришь, не будешь, как прошлый? А знаешь, как он сдох? Сказали тебе?

-Нет, - холодно ответил лейтенант. - Но я могу догадаться, что ты приложила к этому руку.

-Не руку. Это, - Притворщик подняла один из своих чудовищных ножей. - Больно надо мне об это дерьмо было руки марать.

-Как же получилось, что ты еще здесь?

-Как-как...успел, зараза, сигнал пустить, меня и вырубило. Впрочем, кишки свои собрать он все равно не смог, - покрутив в руках ботинок, Анна запустила им в дальнюю стенку. - Ну, чего так пялишься-то? Думаешь, лучше будешь?

-Если я узнаю, чем именно прежний контролер так провинился, то, возможно, смогу избежать подобной ошибки, - осторожно сказал Алеев. - Нам так или иначе работать вместе и я хотел бы установить контакт с отрядом...

-Контакт, ага. Больше установить ничего не хочешь? - прохрипела Вторая. - Вы все одинаковые. Как кого резать - нас вперед, а сами в кусты.

-Я мало о тебе знаю. Но ты обо мне - вообще ничего, - в голосе лейтенанта прорезалось раздражение. - Так что повремени-ка с выводами.

-И с хрена ли мне это делать? Чем ты такой особенный?

-Да хоть тем, что все еще не съездил тебе по морде, - зло прошипел Алеев. - Хотя стоило бы. Глядишь, и мозги появятся, и вспомнишь, как со своим будущим командиром разговаривать.

-С пультом вы все молодцы, - фыркнула Вторая. - Тебе бы в череп схему засунули, или еще куда, я бы посмотрела, как тогда запляшешь.

-С каким, к чертям, пультом? - окончательно разъярился Алеев. - Я же сказал - я еще не контролер!

В глазах Второй что-то сверкнуло.

-Не еще, а уже, - прошипела она и, практически мгновенно оказавшись рядом, нанесла с разворота такой удар ногой, который был способен оторвать голову. Увернулся он лишь чудом. Потеряв равновесие и отпрянув назад, к стене, Алеев выматерился и потянулся к кобуре с пистолетом.

-Не надо.

Вторая застыла, как вкопанная, смотря на кого-то за спиной Алеева. Тот, так и не успевший вытащить оружие, полуобернулся, стараясь держать Притворщика в поле зрения...

Стоявший на пороге человек был не особо внушительного роста и комплекции, но от него сейчас ощутимо веяло угрозой. Закутанный в потертую шинель и прячущий лицо за многочисленными шарфами - он был замотан в них так, что любая мумия удавилась бы от зависти - новый гость сделал шаг вперед.

-Вы наш новый контролер? - приглушенный шарфами голос звучал не враждебно, но каких-то иных эмоций в нем тоже не было.

-А ты... - убедившись, что Вторая окончательно остыла и даже отошла чуть назад, Алеев смог без опаски обернуться к гостю. - Первый или Четвертый?

-Первый, - кивнуло замотанное в шарфы существо. - Долор. Простите. Она не хотела вам навредить.

-Еще как хотела, - прошипела Вторая, проскочив мимо Алеева и встав рядом с другой "стрелой". - Так уж и быть, не стану пугать Юру зрелищем твоей выпотрошенной туши и отпущу сегодня одним куском.

-Она всегда такая? - решив попытаться наладить контакт с кем-то, кто выглядел хоть и странно, но все же более спокойно, Алеев обратился к Первому.

Долор...полковник, кажется, говорил, что с ним проблем быть не должно...

Странно. Неужели ему разрешают гулять по всему жилому блоку?

Ответом лейтенанту было весьма напряженное молчание - медленно поправив сползающие шарфы - на пару секунд Алеев смог заметить два уставившихся на него затравленным взглядом глаза - Первый поежился, словно от холода, после чего посмотрел на Притворщика.

-Что случилось? Почему ты...

-Достали. Приходят и пялятся на меня, словно на зверя в клетке, - прорычала Вторая. - Пошли, пока полковник не вернулся.

-Но...

-Пошли. Что нам, с этим разговаривать, что ли? - она махнула рукой в сторону Алеева. - Все они одинаковые. Пошли, пошли, пока время есть.

Не дожидаясь ответа, Притворщик развернулась и быстрым шагом направилась к выходу.

-Простите, - тихо сказал Первый, посмотрев на лейтенанта. - Она не виновата, это все лекарства.

-Так ты значит...Юрий, да?

-Долор. Боль, - все так же тихо произнес Первый. - Если хотите, я поговорю с ней. Приходите завтра. Будет лучше. Наверное.

-Завтра? Но...

-Сегодня с ней ничего не выйдет. Устала, - Долор неуклюже пожал плечами. - У вас есть задание?

-Эм...нет, - произнес Алеев.

-Тогда я пойду, - вздохнул Первый. - До завтра.

-А как меня зовут, ты узнать не хочешь? - бросил лейтенант ему в спину.

-Зачем?

Ответить Алеев не успел - Юрий уже вышел за дверь и та с хлопком закрылась.

Вот тебе и первый контакт, чтоб его...

До лифта пришлось идти довольно-таки долго, но это было даже к лучшему: всю дорогу они провели за разговором.

-Значит, это нормально, что они так...так на меня отреагировали?

-В случае со Второй вполне нормальная реакция, я бы сказал, - задумчиво говорил полковник. - Она крайне неуравновешенная личность, как ты мог заметить. Еще с тех самых пор, как "Аврора" ее нашла и начала подготовку.

-Что с ней делали?

-Можешь почитать отчеты. Не хочу, чтобы ты начал тут ругаться на весь коридор. Скажу лишь, что все процедуры были длительными и весьма болезненными. Особенно когда они создавали...контакты для слияния с костюмом. И тестовые забеги в первых моделях. Курс лечения и стимуляции, который оказался весьма интенсивным, также сыграл свою роль, но иначе было нельзя - нам нужно было сделать из нее бойца за год, максимум за два. Нам удалось. Чудо, что она окончательно еще не съехала с катушек. С Первым проблем меньше. Как я тебе уже говорил, для него нам не нужны цепи - он сам их себе отлично создает. Его чувство вины, его многочисленные психозы и конечно, убежденность в том, что он абсолютное чудовище держат его в подчинении лучше чем смог бы отряд солдат с ружьями, круглосуточно стоящий за спиной.

-Что ж, допустим, как мы справляемся с ними, я понял. По крайней мере, знаю чуть больше, - кивнул Алеев. - Но что же с Четвертым? Вы специально отложили визит на поздний вечер, дали мне отдохнуть...значит, с ним все куда серьезнее, чем с ними, да?

-Ты даже не представляешь, насколько, - мрачно ответил полковник, останавливаясь у дверей лифта. - Мы держим его тут, под землей. Для него одного был выстроен целый блок.

-Кажется, я и правда недооценил...

-Слушай сюда, - глава "Атропы" ткнул толстым пальцем в кнопку вызова. - И слушай внимательно, лейтенант. Сейчас мы с тобой зайдем в кабину...что бы ни случилось, запомни одну вещь - ты будешь делать все, что я скажу. Все. Буквально, если хочешь успеть к ужину живым.

-Так точно, - собравшись, бросил Алеев. - Но что нас там ждет?

-Увидишь, - кивнув в сторону раскрывшихся дверей, произнес полковник. - Заходи.

Кабина оказалась маленькой и тесной - глава "Атропы" занял добрую ее часть, вынудив лейтенанта вжаться в стенку. Когда двери уже начали закрываться, он обратил внимание, что вместо обычной панели с номерами этажей тут было лишь две кнопки, и название второй заставило его похолодеть.

Сброс кабины?

-Помни, что я сказал, - полковник потянулся к страшной кнопке. - Я знаю, как это выглядит, но...ты должен просто довериться мне.

-Товарищ полковник, что...

-Пристегни ремни, лейтенант, - лицо Щепкина исказила усмешка. - И скажи здравому смыслу "прости-прощай".

Да что он творит?

Палец полковника вдавил кнопку. Громкий щелчок потонул в крике Алеева, а затем и сам крик был заглушен адским грохотом - ничем более не удерживаемая кабина рванула вниз, отправив их прямиком к неизбежной смерти...

Как они остановились, Алеев даже не понял - он вообще в этот момент ничего не понимал, кроме того, что спустя несколько секунд его размажет по полу и стенам вместе с этим чертовым психопатом. Растеряв весь оставшийся у него запас самообладания за несколько секунд, что длилось их падение, истратив весь воздух на крики и собираясь уже последовать старому и глупому совету - подпрыгнуть в момент падения кабины, что, вроде как, должно было помочь - он внезапно обнаружил, что лифт застыл на месте.

-М...м-мы...

-Живы, как видишь, - полковник триумфально улыбался. - Внизу натянута тончайшая проволочная сетка.

-Что? - все еще не в силах опомниться, заорал Алеев. - Но как она могла нас выдержать? Это невозможно!

-Именно. Проволочная сетка не в состоянии выдержать вес такой огромной кабины, - кивнул полковник. - Именно поэтому она поймала нас, как перышко.

-Ч-что...

-Скоро поймешь, - глава "Атропы" ткнул пальцем во внешние двери. - Видишь это? Они заварены намертво.

-Что? - он чувствовал, что сейчас сойдет с ума. - Вы не только сбросили нас в шахту, но еще и замуровали тут внизу?

-Точно, - улыбнулся Щепкин, с трудом просовывая пальцы в узенькую щель. - А теперь смотри сюда.

Глаза Алеева были уже по пять рублей. А теперь стали даже больше - полковник без малейших усилий раздвинул в стороны створки несомненно, бывших намертво закупоренными дверей!

-Н-но...как?

-Просто. Человек не способен открыть руками так хорошо запечатанную дверь. Именно поэтому здесь я могу это сделать, - полковник от души рассмеялся. - Пошли. И постарайся не свихнуться по дороге.

-Л-легко сказать...

Когда они вывалились из кабины в хорошо освещенный коридор, в дальнем конце которого виднелась одна-единственная дверь, Алеев - его все еще трясло - первым делом заметил небольшой контрольно-пропускной пункт, отгороженный решеткой. Прямо на ней, во всю длину, красовалась огромная железная табличка, выкрашенная белой краской, красные буквы на которой гласили - "Вход в зону обращенной вероятности. Опасно для жизни!".

Казавшаяся вмурованной в ближайшую стену дверь открылась и оттуда выскочил тощий тип с заросшим прыщавым лицом, крючковатым носом и воспаленными от недосыпа глазами.

-Мы к Неудачнику, - ответив на положенное приветствие, произнес полковник. - Лейтенант, не споткнись, тут пол еще мылом не залили.

-Ч-что? - понимая, что сейчас он ничуть не лучше пресловутого барана, изучающего новую деталь ограды, Алеев ничего не мог с собой поделать. - Вы только что сказали...

-Знакомься, сержант Кислый, - глава "Атропы" кивнул в сторону прыщавого. - С детства хромает на правую ногу, страдает болезнями зрения и позвоночника, не в состоянии попасть в цель с пяти метров. Абсолютно не годен к любому виду службы. Идеальный страж для Четвертого.

Голова шла кругом, в ушах все еще стоял грохот падающей кабины, через который кое-как пробивались слова Щепкина.

-И получаю тут столько, что генералам не снилось, - Кислый улыбнулся гнилыми зубами. - Товарищ полковник, как обычно?

-Думаю, да, - кивнул тот. - Жидкое мыло по коридору уже разлито?

-Точно так, - метнувшись в свою сторожку, Кислый принес две повязки, вручив Алееву одну из них. - Вот. Завяжите себе глаза. Э, стоп-стоп-стоп! А гранату?

-Какую еще гранату? - взорвался Алеев.

-Обычную, какую еще? - вновь убежав в сторожку, сержант вернулся с двумя новенькими гранатами, одну из которых торжественно вручил Алееву. - Лейтенант, вырвите чеку и засуньте гранату себе в карман. Лучше всего - во внутренний. Потом завяжите глаза.

-Да какого черта все это значит?

-Необходимые меры предосторожности, не более, - полковник, не обращая внимания на перекошенное от ужаса и непонимания лицо Алеева, преспокойно выдернул чеку и не менее спокойно убрал гранату в карман. - Не дергайся. Она новая, и именно поэтому не взорвется.

-Так, погодите, - Алеев тяжело выдохнул. - Тут что, все наоборот?

-Почти все, - кивнул Щепкин. - Какова вероятность, что ты спокойно пройдешь по пустому, хорошо освещенному коридору вот до той двери и с тобой ничего не случится?

-Думаю, просто огромная.

-Правильно. И здесь она не просто сведена в ноль, а давно уже ушла в минус. Сделаешь хоть шаг вперед, не усложнив себе задачу - поскользнешься на ровном месте и сломаешь шею. А теперь выдергивай чеку и пошли.

-Это безумие какое-то, - Алеев покосился на зажатую в руках гранату. - А глаза обязательно завязывать?

-Да, - буркнул полковник, завозившись с повязкой. - У дверей снимем, но даже и не думай делать этого раньше.

Это действительно отдавало настоящим безумием. И это было куда тяжелее всего того, что ему уже пришлось увидеть за этот насыщенный - чрезвычайно насыщенный, черт его дери - день. Выдернуть чеку из гранаты - что может быть проще? Уж явно не необходимость сунуть ее себе в карман и как ни в чем не бывало, завязать глаза, а потом...

-Хватит трястись, - глаза полковника уже были завязаны. - Чем опаснее и сложнее ты создаешь себе ситуацию, тем проще все окажется. Ах да, мы будем идти спиной вперед.

Руки его действительно дрожали, а разум словно отказывался подавать им нужные команды, он просто не мог поверить в происходящее, отчаянно пытаясь уцепиться хоть за что-то простое, что-то нормальное...ничего такого, к сожалению, поблизости не было.

Коридор определенно был больше, чем ему показалось на первый взгляд. Определить это сейчас было сложновато - он пятился назад, смешно шаркая ногами, чувствуя, как хлюпает под ботинками жидкое мыло - целый чертов океан мыла, вылитый сюда, чтобы превратить пол в настоящий каток - и как подскакивает в нагрудном кармане граната...

Это со мной не происходит. Это со мной не происходит. Этого просто не может происходить - не со мной, не здесь и не сейчас. Это попросту невозможно. Такой силы не может быть, а если и может, ее носителя бы уже давно уничтожили...

Господи, сколько же еще идти...

-Это...это все делает Четвертый? - севшим голосом пробормотал Алеев где-то на середине темного коридора.

-Да. Он не может контролировать поле, оно работает постоянно. И с годами постепенно расширяет обхват, - полковник пятился к дверям вполне уверенно, несмотря на завязанные глаза, страха же в его голосе не было вовсе - напротив, кажется, он наслаждался ситуацией вовсю. - Если оно начнет расти слишком быстро, придется его уничтожить, ибо в данной ситуации Четвертый будет представлять угрозу мирового масштаба.

-Но...

-Впрочем, в Директорате находились горячие головы, которые хотели бы расширения обхвата его поля. Например, в масштабах страны и на несколько часов. Ровно на столько времени, сколько бы ему понадобилось, чтобы отвести выпущенные по нам ракеты или вовсе вернуть их отправителю. Вот только по моему скромному мнению, он причинил бы куда больше разрушений, чем ядерная война.

Господи...

-Где...где вы его нашли?

-В одном маленьком и очень несчастном цирке, - усмехнулся полковник. - Они тоже не знали, откуда он взялся - его кто-то подбросил туда еще совсем ребенком. Акробаты разбивались в лепешку, звери давились дрессировщиками, у фокусников все валилось из руку...лишь он один царствовал - пока усложнял себе задачу настолько, что она становилась и вовсе невозможной. Так, я, кажется, уперся в дверь. Снимай повязку, но гранату даже и не думай трогать.

Резко содрав с лица уже успевшую осточертеть тряпицу, Алеев обернулся, уже почти что догадываясь, что он сейчас увидит. Ну да, еще одна заваренная дверь с узенькой щелочкой.

-Как его зовут?

-Ему не давали имени, - вздохнул полковник, протискивая пальцы в дверную щель. - Но в том цирке его называли Везучим Неудачником.

Дверь, которую нельзя было открыть голыми руками даже в теории, поддалась так же легко, как и двери лифта. Полковник вошел первым - на всякий случай сделав это боком и прикрыв глаза - и потому лицо Алеева еще несколько секунд сохраняло на себе выражение прежнего страха. Когда же пред ним открылась комната Четвертого из "стрел", оно окончательно застыло в изумлении, вместе с его владельцем.

Яркий белый свет, мягкие стены, как в больнице. Висящий на стене шкаф - высоко, под самым потолком. Кровать - старая железная кровать, прикрученная уже к самому потолку, аккурат посередине комнаты - и пристегнутое к ней ремнями белье. Лампа, газовая плита, зеркало, полочки под книги...ничего из этого на полу не находилось, будучи либо прибитым к стенам на огромной высоте, либо свисая с потолка.

-Рот закрой, муха залетит, - усмехнулся полковник. - Только в таких условиях он и может нормально существовать.

-Но...но как...

-Неудачник манипулирует вероятностями, как ты, наверное, уже догадался. Он делает это неосознанно и хаотично, он не может это контролировать, он сам - чистый хаос и чем больше он узнает о том, как все вокруг работает, тем больше хаоса он приносит в мир, - задумчиво произнес глава "Атропы". - Поставь против него опытнейшего стрелка и все пули уйдут в молоко. Пошли на него ребенка с пневматическим пистолетом на один патрон, который выстрелит в воздух - пуля будет рикошетить до тех пор, пока не уйдет Четвертому прямо в глаз. Чем сильнее его враг, чем сложнее задача - тем проще ему будет с ней справиться. Но окажись на его пути самая жалкая букашка - она разотрет его в труху. Неудачник это безумная шутка природы, сильнейший и слабейший единовременно, абсолютное оружие, которое абсолютно невозможно использовать. Остальные "стрелы" - наши тузы в рукаве, но Четвертый это джокер. Дикая карта, которую мы держим на самый крайний случай. А вот, кстати, и он...

Из дальней комнаты послышался грохот. Алеев невольно сделал шаг назад, но дверь позади полковник уже успел захлопнуть.

-Мы в эпицентре, - прошипел он. - Следи за каждым движением, если не хочешь, чтобы оно стало последним.

Дверь открылась от мощного пинка и в комнату вошел человек, обряженный в мешковатое подобие смирительной рубашки. Вошел на руках.

-Полковник! Давненько твоя старая лысина тут не светилась! - резко выкрикнув это, человек без всяких видимых усилий кувырнулся назад, оказавшись на ногах - но одна его худощавая рука тут же вытащила из кармана металлическое кольцо с невероятно острыми гранями - набросив его себе на палец, Четвертый принялся крутить его в непосредственной близости от своего правого глаза.

-О, да у меня же новый зритель! - расхохоталась "стрела", уставившись на Алеева своими монотонно-янтарными глазами. - Это представление может быть последним, так что оплата вперед!

Лейтенант, все еще будучи не в силах произнести ни слова, разглядывал Четвертого своими расширенными глазами. Неудачник был значительно моложе его, тощ и несколько бледен, волосы его - растрепанные и неухоженные - были невнятно-светлого цвета, однако то тут, то там встречался очередной клок, неумело выкрашенный темно-синим. На цыплячьей шее болталось множество веревочек и цепочек - часть заканчивалась хитрыми узлами, а на одной даже висел небольшой замочек. Руки с тонкими пальцами ни секунды не пребывали в спокойствии, постоянно выуживая из карманов просторной одежды очередной острый предмет, которыми Четвертый беспрестанно жонглировал, вовсе на них не смотря и не отрываясь от разговора.

-Это твой будущий контролер, - видя, что Алеев все еще не в состоянии вымолвить ни слова, помог тому полковник.

-О, серьезное заявление, - хохотнул Четвертый, подбросив над головой ножницы и несколько острых спиц - все они упали в его протянутые за спину в последний момент руки, не оставив и царапины. - Как твое имя, о наш будущий контролер? Как зовут очередного обманутого на всю жизнь?

Кое-как справившись с собой, Алеев ответил.

-Что ж, меня, думаю, тебе уже представили, - улыбка Четвертого была совершенно безумной. - Знаете, полковник, это безобразие чистой воды. Могли бы меня и предупредить, что гости придут. А то вы претесь, а я ни сном ни духом. Сижу, понимаешь, никого не трогаю, доламываю примус...

Не договорив, Четвертый подскочил к Алееву, заставив того отшатнуться.

-А чего ты такой нервный? Это из-за замков? - он потряс своими звенящим "ожерельем". - Вообще это просто. Видишь, эта веревочка затягивается при каждом неосторожном движении, так что если каждое из них не будет правильным, она тебя в момент удавит. А вот эта цепочка определенно способна...ладно, неважно. Слушай, лейтенант, у тебя есть с собой пара титановых шариков? Ну знаешь, как в том анекдоте, хочу тоже попробовать...нет? Досадно... - не дожидаясь ответа, Четвертый вновь отскочил в сторону, оттолкнувшись о стены и снова встав на руки и упершись ногами в висящую на стене плиту. - Нет-нет, мне так удобно. Не волнуйтесь. Заварить вам чайку, господа хорошие?

Не дожидаясь ответа, Неудачник скрылся в соседней комнате - на руках он двигался едва ли не быстрее, чем на ногах, словно вообще нисколько не весил.

-Он...он всегда так...

-Да, - кивнул полковник. - Когда чтобы сделать хоть что-то нормально, ты должен усложнить себе задачу раз в двести...тут любой свихнется, рано или поздно.

-Я-то нормален! - выкрикнули из дальней комнаты. - А вот с окружением у меня вечно проблемы!

Четвертый вновь выскочил из дверного проема - направляясь на руках к плите, он без особых проблем удерживал ногами коробку с чаем.

-Лейтенант, ты очень-очень бледный, это нехорошо, - пробормотал он, пальцами правой ноги выцепляя себе пакетик. - Тебе определенно нужно больше бывать на свежем воздухе. И уж конечно, больше веселиться. Вот скажи мне, ты когда-нибудь вскрывал танк консервным ножом? Прыгал с семнадцатого этажа на лежащую внизу подушку? Нет? Эх, так и жизнь пройдет, а ты ничего не попробуешь. Ну хотя бы спасался из-под воды, будучи привязан цепями к поставленной на тридцать секунд бомбе, с замазанным клеем ртом и руками? Нет? Да что же у вас за жизнь-то такая скучная...полковник, чайку?

-Не сегодня, пожалуй, - буркнул Щепкин. - Чтобы пить с тобой чай и не ошпариться, нужно как минимум делать это, стоя на одной ноге.

-Как что-то сложное, - рассмеялся Четвертый. - Вы слишком ограничены. Не забывайте, пока я рядом, вы можете если не летать, то прыгать метров на десять уж точно. Вот только ваши задуренные всеми этими физическими законами головенки вечно ставят вам же палки в колеса и поганят всю веселуху. Позорище. Не меньшее позорище, чем то, что вы держите меня в этом чертовом сарае с...черт, я уже и забыл, сколько, вот до чего дошел!

-Можно задать вопрос? - наконец, решился Алеев.

-Если он не о смысле жизни, то вперед, - стоя уже на одной руке, Четвертый второй дотянулся до кружки, куда только что опустил пакетик и поставил ее на пол рядом с собой. - Чего хочешь-то?

-Ты можешь сделать что-то...ну, нормально?

-Могу. Но не буду. Я как-то пытался нормально открыть банку консервов. Еще бы немного и остался бы без руки, - отхлебнув чаю, Неудачник перекатился вперед, снова становясь на ноги. - Видишь ли, лейтенант, я не должен достигать успеха. Во всяком случае, просто так. Иначе мне такой абзац наступит, что по закоулочкам клочочки мои собирать будете...вот на тебя танк едет - гранат нет, бежать некуда, что сделаешь?

-Займу подходящее укрытие?

-Правильно. А мне это смерть, - ухмыльнулся Четвертый. - Если я спрячусь, он меня размажет. Если побегу с вилкой прямо на его пулемет, все пули хоть в стратосферу закину и снаряды лбом отобью. Понял теперь?

-Это безумие... - вырвалось у Алеева.

-У меня своя атмосфера, - очередная безумная улыбка до ушей. - Жаль только, что вы в нее не вписываетесь, ребятки.

Взгляд Алеева вновь упал на плиту, что была прикручена к стене. Чайник и чашки, что стояли там, наплевав на тяготение, по крупицам отбирали у него чувство реальности происходящего с каждой секундой, что он проводил, смотря на них. Равно как и эти невозможные в реальности жесты и движения Четвертого, который пил чай, уже стоя на голове и помогая второй рукой, в то время как ноги его продолжали жонглировать острыми спицами...

-Это не безумие, лейтенант. Ты еще ничего о нем не знаешь, - смеялся Неудачник. - Полковник, так это, когда у меня уже дело-то? Засиделся, хочу снова вертолет зубочисткой пробить!

-Возможно, тебе придется заняться Прародителем, когда он исчерпает свою полезность, - задумчиво произнес Щепкин. - Он настолько силен, что способен смести целую армию. И значит, при контакте с тобой...

-Станет не опаснее комарика. Главное только настоящих комаров от меня отгоняйте. А то ведь пропаду ни за грош, - Четвертый скорчил грустную физиономию. - И никто не узнает, где моя могилка...

-С учетом того, что после смерти мы тебя кремируем - несомненно, - добавил глава "Атропы". - Слушай, я понимаю, как это звучит, но...мог бы ты хотя бы на время прекратить паясничать? Лейтенант, кажется, сейчас окончательно свихнется.

-Его проблемы, - Неудачник зацепил пальцами освободившейся ноги пустую кружку и грохнул на стол. - Наливайте чай, лейтенант, только закройте глаза и отвернитесь. И трясите чайник посильнее, тогда точно ни капли не прольете.

-С-спасибо. Что-то расхотелось, - выдохнул Алеев. - И это все равно безумие.

-Сказал же, оно еще даже не начиналось, - Неудачник подбросил чашку с кипятком над головой и поймал двумя выставленными пальцами - пальцами правой ноги. Ни одна капля так и не полетела в сторону.

-Кстати, полковник, остальных-то он видел, да?

-Видел, - ответил сам Алеев, и его снова передернуло. - Но ты их явно бьешь по всем статьям.

-Ну, раз уж ты всех их повидал и твои шарики еще не укатились за ролики... - Неудачник улыбнулся даже шире, чем в прошлый раз. - Думаю, теперь-то можно это сказать.

-Что?

-Добро пожаловать в клуб.

Интерлюдия 4. Вызов.

1987 год.

Лифт довез его только до шестнадцатого этажа Еще пять этажей - и он был бы уже у цели, но в таких делах ничего просто не бывает, особенно когда речь идет о магах. Особенно когда речь идет о семье Абаль.

Потомки французских переселенцев, они обосновались в Штатах еще с конца девятнадцатого века. Их логовом был Норт-Арвуд, старый и грязный портовый городок в штате Виргиния, чьим основным производством являлась угольно-антрацитовая промышленность и заготовка древесины. Многочисленные угольные электростанции, огромный старый порт, вечно загруженные машинами улицы и начатая во второй половине XX века добыча природного газа делали свое дело: еще в 1980 году Норт-Арвуд вошел в десятку самых загрязненных городов США, оставив многих конкурентов позади. Что весной, что летом он представлял из себя одну большую ловушку для застойного воздуха, жаркую и пыльную парилку, а согласно проведенным пять лет назад исследованиям, каждый четвертый житель города страдал от заболеваний органов дыхания. Чрезвычайная скученность застройки также приносила свои плоды: центр города был удушливым каменным мешком, где солнце загораживали многочисленные высотные офисы банков и корпораций. Сюда не ездили туристы, это место даже забывали иногда указывать на некоторых картах. Семью Абаль, Вторых Владельцев городских духовных жил, купивших свои права на город у Ассоциации еще в начале века, это вполне устраивало.

Они были тут полноправными хозяевами - что в мире магов, что в мире людей: в первой четверти века Норт-Арвудом по сути дела правили многочисленные криминальные бароны, но семья Абаль, добившаяся наибольшего влияния во времена Сухого закона, поднялась выше всех - и стерла в порошок большинство конкурентов - не без помощи своих "особых знаний", само собой. Четко следя за сокрытием своей истинной природы и не давая Ассоциации действительно серьезных поводов вмешаться в их дела, семья Абаль, в отличие от многих полукриминальных группировок, прочно стояла по ту сторону закона и даже над ним: до серьезного реформирования городской полиции и частичного искоренения царившей в рядах норт-арвудских чиновников коррупции ситуация, когда кто-то из них мог убить человека на глазах нескольких полицейских и избежать наказания, просто старой и страшной байкой отнюдь не была. Сильно деградировав со временем как магический род и опустившись до банальной человеческой мафии, и то уже растерявшей большую часть своей силы, они все еще пытались удержать городок в своих когтях, когда с каждым годом сквозь пальцы утекало все больше и больше. Они все еще держали под контролем черный рынок оружия, они все еще затопляли Норт-Арвуд наркотиками, нередко имевшими алхимическую природу, они все еще могли ответить на нанесенный им удар так, что второго уже точно бы не последовало. Их все еще стоило опасаться - к концу века окончательно ожесточившись, пощады они почти не знали. Старая городская поговорка - "наступив Абаль на ногу, свою лучше отрежь сам" - все еще была в ходу.

Ничего из этого его не впечатляло.

Двери лифта раскрылись и, не успел он выйти в роскошно убранный коридор, как двое убийц в дорогих костюмах, стоявших у дверей прямо противоположных, заметно напряглись - было от чего, так что он их не винил за недостаток выдержки.

-Посторонним вход воспрещен, - прошипел один - лысая горилла с выпирающим из-под рубашки бронежилетом.

-Я к Шоро, - расплывшись в мерзкой улыбке, Эрик Грей потряс черной сумкой, только что скинутой с плеча. - У меня для него подарочек.

-Не думаю, - прогудел амбал, в руку которому уже легла увесистая дубинка. - Сэр Абаль не принимает без приглашения. А лифт, на котором ты приехал, закрыт для посторонних. Что-нибудь скажешь в свое оправдание, прежде чем я переломаю тебе все кости? Расскажешь мне историю? - он легонько похлопал Эрика своим снарядом по плечу.

-Конечно, расскажу, - Факел продолжал улыбаться. - Это будет история об охраннике, который занялся извращенным сексом с собственной дубинкой, в то время как его напарник тщетно пытался собрать свои кишки по полу.

-Ты... - второй громила уже сделал шаг вперед, но Эрик поднял руку в предупредительном жесте.

-Не советую. Шоро очень огорчится, если ему придется нанимать столько новых людей взамен искалеченных. Четверо ваших, что у лифта внизу, боюсь, уже не особо дееспособны. А один вряд ли сможет теперь продолжить свой славный род. Передайте ему потом, что я очень сожалею - тот выстрел был чистой случайностью...

Наконец, они не выдержали. Дубинка понеслась к его лицу.

Несколько секунд спустя она уже вырубила своего прежнего владельца и размозжила ухо его коллеге. Оба громилы растянулись в рост на полу. Не отказав себе в удовольствии пнуть одного из них напоследок, Эрик выбросил более ненужную дубинку порочь. Лифтовая кабина услужливо приняла набранный им код и двери закрылись. Под легкую музыку кабина тронулась, невыносимо медленно поднимаясь наверх...

Разворошить улей Абаль было не очень сложно. Пара сорванных оружейных сделок, груз наркотиков стоимостью около пяти миллионов, ныне покоящийся на дне озера к радости местной живности...та бомба в их любимом казино, наверное, стала последней каплей, после которой на незваного гостя были брошены все силы взбешенной семьи.

Для решения проблемы с новым человеком в его городе Шоро Абаль призвал троих своих лучших людей. Джек Ходжекс, быстрый, как молния. Старая история - однажды в перестрелке с полицейским патрулем он уложил трех человек раньше, чем они успели вытащить стволы, а от пули четвертого уклонился, размазав мгновением позже мозги копа по асфальту. От одной пули он когда-то уклонился, да. От более чем тридцати, выпущенных в спину - Эрик подкараулил его на автостоянке, пьяного в хлам - не смог.

Тибо Дерош - боец высшего класса, из черных поясов по освоенным им боевым искусствам можно было свить мумию. Ни одно из них не помогло, когда Эрик проехался по нему на машине с утра пораньше.

Густав Бергер, снайпер, более тридцати голов на счету. Продемонстрировать чудеса меткой стрельбы он, сброшенный под поезд в метро, так и не смог.

Он никогда не играл по правилам. Он никогда не оставлял намеченную жертву в покое. И он никогда не упускал возможности нагнать страху. В конце концов, когда ты сам имеешь полное право бояться всей этой чертовщины - ведь уродился ты человеком, к ней никакого отношения не имеющим - лучший способ сладить с этим самым дрянным чувством - заставить бояться уже их. За две недели работы в Норт-Арвуде он добился впечатляющих результатов, но еще многое нужно было сделать.

Следующей остановкой после вывода из игры убийц Шоро стал его придурковатый племянник Сигир, что заведовал целой сетью подпольных автомастерских. В Норт-Арвуде не проходило недели без десятка угнанных машин: в таких местах они разбирались на запчасти, чистились, если была нужда, от хозяйской крови и развозились кусками уже черт знает куда. Очередной "гениальной" идеей Сигира Абаля была транспортировка наркотиков малыми порциями вместе с этими самыми деталями, прямо в новых машинах. Об этом, как и о многом другом, он рассказал Факелу, оказавшись в весьма стесненных обстоятельствах: с прибитыми к стулу множеством острых гвоздей руками и включенной газовой горелкой, которая неумолимо приближалась к его визжащей морде...

Абаль достигли точки кипения довольно скоро, но именно этого он и добивался - прежде чем наносить визит королю, следовало еще больше проредить орду пешек. Пара анонимных звонков и спровоцированная ими та ночная бойня в недостроенном здании - она едва не стала для него последней и в план пришлось вносить коррективы: на зализывание ран ушло трое суток, до краев наполненных болью, запахом лекарств и крепкого алкоголя. И конечно, звоном падающих на пол пуль, только что выдернутых из брызжущей кровью раны. Цель, однако, была достигнута - "дворец" Шоро был открыт для удара, а больше половины его шайки отправилось по трем печальным адресам - тюрьма, больница и морг.

Лифт, наконец, остановился - следующим сразу за открытием дверей звуком, как и ожидалось, были щелчки множества затворов: личная гвардия Шоро - около пятнадцати верных ему до конца людей - выстроилась пред дверьми, заняв добрую половину роскошно убранного кабинета.

-Не стрелять. Пока, - послышался влажный голос из-за обернутых в темные костюмы спин. - Он бы не пришел сюда без веского повода, иначе он просто самоубийца...

-Хренов гений, - хмыкнул Факел, медленно делая пару шагов вперед. - Я оставил ствол внизу, Шоро. Он все равно был не мой...

-Судя по твоим прошлым подвигам, ствол тебе не очень-то и нужен, - протянули в ответ. - Дайте ему пройти, но не опускайте пушек, господа.

Толпа расступилась, грохоча тяжелой обувью. И он наконец увидел двух людей, ради которых вот уже полмесяца разыгрывался весь этот кровавый спектакль.

Шоро Абаль - тощий светловолосый человек в темно-зеленом пиджаке, с вспотевшим лицом и глазами заслуженного наркомана - восседал в своем огромном кожаном кресле, нервно теребя зажатую меж пальцев авторучку. На столе, совсем рядом с ним, лежал пистолет. Стоявший по правую руку от младшего брата, Фроделли Абаль, основной "решатель проблем" семьи, не сводил с Факела своих одинаково больших и злобных глаз, которые выглядели даже страшнее остального лица. Лицо это больше напоминало застывшую маску из телесного цвета резины, изрезанную вдоль и поперек и зашитую чудовищными, грубыми нитками. Левой рукой Фроделли упирался в стол, другая же - вернее ее обрубок - был выставлен вперед, указывая прямо на незваного гостя. Согласно наведенным справкам, все, что на что хватило Фроделли, с трудом постигшего азы кукольного искусства - так это сделать пару-тройку ужасающе неудобных и громоздких протезов: от монструозных череподробилок до простенького пистолета-пулемета, впаянного прямо в искусственную конечность.

-Зачем пожаловал? - ехидно поинтересовался Шоро. - Надеюсь, обойдемся без пафосных речей? Надеюсь, ты не будешь требовать финальной битвы на крыше моего скромного здания, как в дешевом кино?

-К херам все это, - кивнул Эрик, снова сдергивая с плеча сумку. - Я думаю, вы уже и так догадались. Я тот, кому вы обязаны последними двумя неделями. Теперь мне приказали рассказать, за каким же чертом все это было надо.

-Сгораю от нетерпения, - язвительно произнес Абаль.

-Год назад вы вылезли из своей помойной ямы, - прошипел Грей. - Год назад вы получили наводку на один конвой с весьма интересным грузом...

Глаза Шоро расширились от удивления.

-Так это...это все... - выронив авторучку, он потянулся к своему стволу. - Тебя послали они?

-В десятку, - оскалился Факел. - Вы, мать вашу, сильно просчитались, когда подумали, что сможете куснуть Церковь и не быть проглоченными в ответ. Шишки из Ватикана вами недовольны...и тот хмырь наверху, наверное, тоже. Так что когда мы выдрали из нашей крысы все, что было нужно...ну, кто-то должен был научить вас уважению, не так ли?

-Занятная история, - зло усмехнулся Шоро. - Столько крови - и все из-за каких-то остолопов с алебардами? Что в сумочке-то, господин палач?

-Виновное лицо, - приподняв сумку, Эрик резким движением дернул молнию. - Как видите, пока еще даже вонять не начал.

Содержимое спортивной сумки заставило кого-то содрогнуться. Кто-то отвел взгляд, кто-то зажал рот рукой. На лицах братьев Абаль не дрогнул ни один мускул.

-Ты разнес все, что мы строили годами, - прошипел Шоро, скрежеща зубами. - Ты убил Сигира - за одно это только мы будем жарить тебя на медленном огне. Ты заявился сюда, выложил нам все в лицо и посмел приволочь с собой чертову отрезанную голову...я даже не знаю...ты вообще со своей-то головой как, еще дружишь?

-Более чем, - бросив сумку на пол, хрипнул в ответ Факел.

-Тогда назови хотя бы одну гребаную причину не отрывать эту голову тебе прямо сейчас!

-Подземный гараж.

Ради этих слов он проливал кровь две недели. Ради этих слов ночь за ночью была наполнена пороховой гарью и звоном пустых гильз. И криками умирающих, конечно же.

-Что? Какой еще, черт тебя дери, подземный гараж?

-Ваш, конечно же, - невозмутимо продолжил Эрик. - В который этим утром прибыла очередная ваша фура. Вы уж простите, но всю эту наркоту я забрал себе на изучение...

-Ты....

-Вы в накладе тоже не остались, конечно же. Честный обмен, все дела. Я подумал, что у вас теперь серьезные проблемы с оружием, так что привез в подарок достаточное количество взрывчатки, чтобы отправить Статую Свободы на Луну.

-Т-ты... - Шоро Абаль был уже красным от гнева, его рука судорожно расстегивала сдавивший шею воротник.

-Ах да. И если через шесть минут я не покину ваше уютное логово, то буду считаться хреновым мертвецом. И тогда мои бесконечно нервные коллеги активируют заряды. Уверяю вас, у них пальчики так и чешутся.

-Да я тебя...здесь же...

-Рискнешь? Вы все равно не успеете вывезти машину на безопасное расстояние. Здание так или иначе заденет.

Молчание длилось долгих две минуты. В повисшей тишине слышался скрип зубов Шоро.

-Условия, - наконец бросил он.

-Вот, можешь же, когда захочешь, - вытащив из нагрудного кармана вчетверо сложенный листок бумаги, Эрик небрежно кинул его на стол. - Позвонишь. Сейчас. Согласишься на все требования и тогда, быть может, еще проживешь какое-то время одним куском. Ах да, совсем забыл... - более не обращая внимания на Шоро, Эрик уставился на его брата. - Твой сынок жив. Немного поломан, конечно, но жив. Получишь его завтра, если не будешь с нами выделываться.

-Докажи, - впервые за все время подал голос старший из братьев.

-Как? Надо было и ему что-нибудь отрезать для порядку? Нет? Вот и я так думаю. Мы пока вас только предупредили. Если сваляете подобную херню еще хоть раз - вернемся и будем бить уже насмерть.

Шоро Абаль сидел с прижатой к уху телефонной трубкой и лицо его, до того красное как помидор, сейчас было уже белее мела. Если бы он мог взорваться от злости, то давно бы уже это сделал, причем взрыв был бы такой силы, что не понадобились бы никакие грузовики с зарядами внизу.

-Да, - глухо сказал он в трубку. - Я понял. Я согласен. Когда мы сможем с вами встретиться и обговорить все как нормальные люди? Что? Как завтра? Нет, завтра я...да. Хорошо.

Чуть отодвинув трубку, Шоро Абаль взглянул на брата. В глазах его только что затонула последняя надежда справиться с той силой, которой они не так давно нахально бросили вызов и даже смели подумать, что останутся безнаказанными...

-Вам сказали возвращаться, - совершенно безжизненным голосом произнес он. - Эй. Пропустите его уже.

-Это ваше, - швырнув сумку на пол, Эрик резко развернулся к дверям. - Мой вам совет - в следующий раз думайте, кого собираетесь грабить, идиоты.

Оставив позади задыхающегося в порыве бессильной злобы Шоро, он поплелся к лифту.

В темную узкую комнатушку он ввалился, будучи уже мрачнее тучи. Впрочем, лицо средних лет женщины в темной мешковатой одежде, что сидела за простым деревянным столом, было вообще словно высечено из камня - он никогда не мог вспомнить, чтобы на нем мелькало хоть что-то человеческое.

-Мне слишком мало платят за все эти дырки в боку, - прохрипел Эрик, стаскивая бронежилет. - И за все эти переговоры с магической мразью, заигравшейся в крутых бандитов. Что ты на меня так пялишься?

-Звонили, - мрачно произнесла женщина. - Тебя от нас забирают.

-С хрена ли?

-Ваш Филин объявил общий сбор, - она пожала плечами. - Что-то крупное затевается. "Догма" должна быть в Риме уже через три дня. В полном составе, Эрик.

-Что стряслось-то? - устало произнес Факел, падая на стул. - Они вроде в Польше кого-то сейчас брали...

-Один из ваших мертв, Эрик. Новичок. Филин сказал, ты поймешь о ком речь.

-Кто? - он задал лишь этот короткий вопрос, в который влилось столько злости, сколько успело скопиться за последний месяц.

-Какие-то русские. Судя по всему, мы прошляпили рождение крупного игрока. Расследование уже пошло, пока неизвестно, к чему оно приведет, но на всякий случай подтягиваем резервы. И ты тоже нужен.

-Зашибись отпуск начинается, - сплюнул Грей. - Установи связь. Передай, что я вылетаю уже сегодня.

-Кто-то вроде мечтал отдохнуть, - ее тон нисколько не изменился.

-Иногда мечты полезно засовывать туда, куда солнце не светит, - а вот в его голосе чувствовалась уже настоящая ненависть. - Установи связь, я сказал. Скажи, что я скоро буду.

-Хорошо, хорошо. Ну и рожа у тебя сейчас...честно говоря, я уже не завидую этим парням.

-Мне коммуниста убить - только потешиться, а если они еще и одного из наших завалили... - Грей тяжело выдохнул. - Я искренне, мать их, надеюсь, что они найдут время и сами тихо удавятся. Все не так больно будет, как когда я до них доберусь...

Бостон.

Человек этот появился в общежитии Линдси еще весной - и сразу привлек к себе внимание многих жильцов: и внешностью, и поведением - что из этого являлось более странным, даже нельзя было сразу определить. Высокий, крепко сложенный, с мрачным лицом и тяжелым взглядом темно-синих глаз, прятавшихся под седыми кустистыми бровями, со шрамом на правом виске и спутанной бородой, он ввалился в холл около часа ночи, оглушительно хлопнув дверью и буквально швырнув на пол два огромных чемодана. Разбрызгивая грязь и распространяя повсюду тяжелый запах лекарств, бензина и каких-то трав, он протопал к стойке и барабанил по ней своими сухими, обветренными ручищами до тех пор, пока не перебудил весь первый этаж. Сам Линдси, бывший в числе этих самых разбуженных, был также и полон решимости выдворить нахала вон еще до того, как тот заикнется о том, что ищет жилье - но когда тот достал потертый кошель и о стойку зазвенели вытянутые оттуда побрякушки, мнение старого Линдси резко переменилось. Впрочем, тот памятный - ибо первый - разговор с этим странным постояльцем, самым странным из всех, что он повидал на своем веку, он помнил до мельчайших деталей даже сейчас, спустя больше чем два месяца.

-Комнату. Большую, лучше две смежных, - хрипел седой, выкладывая на стойку золотые кольца, брошки с внушительных размеров камнями и несколько мятых купюр. - Это за комнату. Это - чтобы никто не беспокоил. Это - чтобы не беспокоились вы.

Линдси тогда хотел сказать много чего - и, наверное, сказал бы - вот только поймав тяжелый взгляд своего будущего постояльца, мигом проглотил все то, что рвалось наружу и лишь смиренно кивнул, нервным движением сгребая драгоценности в карман своего халата.

-Как вас записать?

-Йозеф, - буркнул седой с каким-то жутким акцентом.

-А...а фамилия?

Молча раскрыв кошель, седой вновь запустил туда свои крючковатые пальцы и извлек на свет Божий то, что заставило Линдси охнуть от ужаса - связку серебряных зубов.

-Это, - произнес он, кидая страшное ожерелье на стойку. - Это за фамилию.

-Н-но...

Снова этот взгляд - от такого все кишки в узел связываются.

-Хорошо, - наконец, справился с собой Линдси. - М-можете забрать...я думаю, вы и так...переплатили.

-Тогда - на будущее, - пожал плечами Йозеф и сказал то, что окончательно испортило Линдси эту ночь. - Я тут надолго.

Каждое его слово оказалось правдой - к сожалению. Разместившись на пятом - последнем - этаже и оккупировав выданные ему две большие комнаты, объединенные когда-то в одну путем разрушения стен и прочих перегородок, Йозеф словно вовсе забыл о существовании окружающего мира. Другие постояльцы видели его нечасто - раз-два в неделю, когда он выбирался из своей берлоги, чтобы закупить продуктов (на какие средства он это делал, Линдси предпочитал не только не знать, но даже и не думать), все же остальное время он проводил в арендованном помещении, куда спустя неделю троица усталых грузчиков, матерящихся на чем свет стоит, втащила два здоровенных деревянных ящика. Набираться смелости для того, чтобы поинтересоваться, что же такое привезли его самому жуткому постояльцу, Линдси пришлось несколько дней, но он, наконец, смог это сделать.

-Я, в некотором роде, исследователь, - пробурчал тогда в ответ седой, впервые с момента своего приезда обедающий не в своем логове, а в гостиной внизу. - Мне нужно тихое место до осени, вот и все. К концу августа вы сможете обо мне забыть.

-Вы, надеюсь, не привезли ничего опасного... - начал тогда было Линдси заранее заготовленную речь, но был жестоко оборван на полуслове.

-Не для вас, - многозначительно ответил Йозеф, закончив выскребать из тарелки остывший суп. - Так что не беспокойтесь.

Не стоило и говорить даже, сколько за эту пару месяцев у Линдси было мыслей об извещении полиции или хоть кого-то, кто мог бы помочь разобраться в этой странной ситуации. Каждый раз его останавливало лишь одно - воспоминание о той первой ночи, об этих пальцах, которые вытягивали из мешочка связку зубов - убрав страшную вещь в самый дальний ящик комода, Линдси так и не решился до сих пор ее выкинуть от греха, постаравшись забыть, что она вообще есть. В конце концов, деньги у этого жуткого типа были вполне себе настоящими, а за колечки с брошками он вскоре выручил столько, что теперь стало возможным вернуться к старым планам капитального ремонта его маленькой старой ночлежки. Постоялец же тем временем продолжал проводить день за днем в своих комнатах, почти никогда не включая света.

-У меня очень больные глаза, - объяснил он как-то за одним из тех коротких случайных разговоров, что, бывало, происходили раз в неделю. - Быстро устают, понимаете? Вот и даю им кой-какой отдых...

Второй неприятный случай (за первый Линдси по праву считал само появление Йозефа) случился через полтора месяца после вселения жуткого гостя. Линдси, конечно же, сам был немного виноват - он попросту забыл объяснить новой уборщице, в какой номер лучше не стучаться. Но была тут и вина гостя, несомненно - ведь это он, а не Линдси или кто-то еще забыл, как обычно, закрыть за собой дверь на ключ!

Что точно она там увидела, так выяснить и не удалось - уволившаяся через неделю женщина каждый раз вспомнила о том, что оказалось за открытой дверью с каким-то первобытным ужасом. В тот самый день Линдси, дремавший у себя внизу, вскочил на ноги от дикого крика, и, не успел он даже подняться по лестнице, как по ней уже спустился Йозеф - державший несчастную уборщицу за лицо, он волочил ее по полу так же легко, как набивную куклу.

-Я просил не входить, - прорычал он, толкая женщину вниз. - Научите эту шваль не лезть в чужие дела.

Криков, конечно, было много - и криков, и ругани, и новых мыслей о полиции. Несколько крупных купюр, выданных седым чудовищем, решили все дело, а уже дня через три Линдси смог выдернуть из окончательно пришедшей в себя женщины хоть какие-то крохи. И они ему не понравились.

-Вы бы его видели, - немного заикаясь от страха, бормотала так недолго продержавшаяся на своей новой работе уборщица. - Вся спина, руки...Господи помилуй, все исколото, все в каких-то закорючках. А когда они засветились...страх-то какой...

Само собой, последнее ей почудилось от страха - Линдси был в этом более чем уверен. А что до обильных татуировок по всему телу - так мало ли у кого какие причуды? Но вот то, что было дальше, окончательно убедило его в том, что с постояльцем надо что-нибудь, да делать.

-В углу там у него, в углу, - запинаясь, выговаривала женщина. - Не знаю, что это, но прямо там было. На полу что-то выписано, и на стенах, а в углу...

-Да говори уже толком! Что там он прячет-то? - вскипел Линдси.

-Н-не знаю! Оно ко мне потянулось, как вошла, а этот...сказал что-то. И...не помню. Помню только, как меня с лестницы спустил, скотина...

Тогда Линдси еще худо, но держался. Всего через неделю после случая с уборщицей произошло то, что не просто переполнило чашу его терпения, но разбило ее вдребезги.

Молодой парень, снявший себе комнату этажом ниже Йозефа, заплатил за две недели - как оказалось, в его доме делался ремонт, причем настолько масштабный, что пришлось срочно искать, где бы его пересидеть - работа, которую он писал, в тех условиях, что наступили дома, двигаться попросту не могла. Уже вечером третьего дня он заявился к Линдси, тихо поинтересовавшись об источнике звуков, которые слышит каждую ночь - он описал их как тихие шаги, время от времени сопровождающиеся треском старого паркета и негромкими хлопками. Не желая портить репутацию своего заведения, Линдси не сказал ничего, посоветовав лишь закрывать окно получше да высыпаться покрепче. К концу первой недели молодой человек уже напоминал весьма раздраженное приведение - белый, как мел, исхудавший и вздрагивающий от каждого шороха, он каждый день звонил домой, интересуясь, нельзя ли уже вернуться. Линдси не сделал ничего - а со следующего дня парень попросту перестал выходить. Вытерпел хозяин общежития около трех дней, по истечении которых дверь была вскрыта.

Тело нашлось у окна - молодой человек лежал на спине, зажав в руке нож для резки хлеба - оба запястья были буквально исполосованы, что вдоль, что поперек. Спустившийся в тот же день вниз Йозеф совершенно спокойно пообедал, заплатил и вновь убрался к себе, пробурчав что-то о сборе вещей и о том, что скоро съезжает. Вот только Линдси ждать более не собирался, о нет. На то, чтобы собраться с силами, у него ушли еще сутки - но в утро, на которое он наметил, наконец, звонок в полицию, появился еще один гость. И он был даже страшнее прошлого.

Дверь в связи с царящей внутри духотой была приоткрыта - и потому Линдси не сразу заметил, что в холле появился посторонний. Высокая фигура остановилась сразу за порогом для того, чтобы вытереть ноги об измочаленный коврик - на памяти Линдси так не поступал почти никто, и уже это заставило его задуматься о том, не стоит ли в качестве ответной вежливости сделать крохотную скидку для нового гостя. Пока он о том размышлял, гость приблизился. И, взглянув на него получше, опешивший Линдси понял, что из его головы как-то выветрилось все и разом - а не только мысли о скидках.

Высокая женщина, подошедшая к стойке, была закутана, несмотря на жару, в тяжелое темное пальто с большими железными пуговицами, полы которого волочились по паркету, собирая пыль. Высокий воротник был поднят, но это ничуть не мешало видеть, что голова гостьи была полностью забинтована: кое-где наружу торчали клоками невнятно-темные волосы, внизу были небольшие щели для рта и носа, глаза же были надежно скрыты старыми очками-консервами. Подойдя еще ближе - вещей при ней не было - гостья оперлась на стойку упакованной в точно такие же бинты рукой - каждый палец был замотан в отдельности, замотан очень туго, что, впрочем, вовсе не мешало ей нервно ими постукивать. Голос у нее оказался вежливый и тихий, с какими-то странными нотками - но корни этой странности и без того изумленный и напуганный Линдси постичь никак не мог:

-Добрый день, - запустив вторую, скрытую за бинтами руку в карман пальто, она медленно вытащила оттуда небольшую фотокарточку. - Прошу прощения за беспокойство, вы не могли бы посмотреть на этот снимок?

-Я...я не совсем понимаю, что вы... - Линдси медленно взял фотографию в руку и изумленно охнул.

Снимок был черно-белый и довольно-таки небольшой, а еще изрядно поеденный временем. Весело, с каким-то скрытым ликованием глядевший с фотокарточки человек в серой двубортной шинели выглядел очень молодо, но не узнать своего страшного постояльца Линдси попросту не смог - и пусть он и не успел ничего сказать, странной женщине, похоже, достаточно оказалось и его удивленного возгласа.

-Благодарю вас, - все так же тихо произнесла она, буквально вырвав фотографию у него из рук. - Я вижу, вы его узнали. Не подскажете ли мне, где именно он у вас остановился?

-Второй этаж, он...это... - Линдси собирался сказать еще что-то, но она высоко подняла свою забинтованную руку.

-Я благодарю вас за помощь. А теперь спите.

-Что?

-Si dormieris non timebis quiesces et suavis erit somnus tuus (1), - скороговоркой выдала гостья, щелкнув опешившего хозяина по носу.

Слов, слившихся почти воедино, старый Линдси так и не понял - глаза его закатились, а тело качнулось вперед, определенно ударившись бы лицом о стойку, если бы забинтованная женщина не успела его вовремя подхватить. Усадив хозяина общежития в уродливое кресло, она снова взглянула на старый снимок - и взгляд ее глаз, закупоренных очками, оказался прикован к нему на несколько минут. Снова и снова скользил этот взгляд по улыбающемуся лицу, по шинели, по расстегнутому ее воротнику - специально расстегнутому, чтобы всем было видно Рыцарский крест Железного креста...

Тяжело вздохнув, гостья бросила фотокарточку обратно в карман. Подождав еще несколько минут у стойки - нужно было немного успокоить нервы - нетвердым шагом женщина двинулась наверх.

Каждый шаг по старой скрипучей лестнице был сопряжен с большим трудом - ведь каждый из них легко мог стать последним. Каждый шаг отдавался в ушах грохотом сильнее колокольного боя - она чувствовала, что все больше и больше погружалась в вязкое, смертельно опасное болото, откуда уже не было пути назад...

Достигнув второго этажа, она остановилась. Цепи предвещали беду на своем привычном языке, языке боли. Флайшер не терял времени даром, несомненно. Его магия была тут повсюду, и неважно, что это ветхое здание не было полноценной мастерской мага, где тот, как известно, был почти всесилен - это уже было его полем для игр. А все слабости оного поля компенсировала сама личность хозяина. Почти полностью.

Оберштурмфюрер Йозеф Флайшер, также известный как Эльбст - большую часть своей силы он получил, отобрав ее вместе с этим именем у старого швейцарского водного духа. Член никогда официально не существовавшей Sondergruppe "Schwarzwald" - подразделения СС, что было подчинено напрямую главам нового Туле, группы, что состояла целиком из посвященных, отобранных ими для выполнения важнейших задач. Один из лучших учеников печально знаменитого Станиславуса Ольма. Один из ведущих участников проекта "Blot Nott", успешно переживший не только войну, но и разгром организации A.E.I.O.U., в рядах которой пытались затеряться маги, служившие - или поставившие на службу себе - нацистский режим.

Старший ассистент в проекте "Амальгама", площадкой для проведения которого служил концентрационный лагерь Дахау. Адъютант штандартенфюрера Вольфрама. Ее творца. Ее дьявола.

Страх? Эти люди, что мирно спали сейчас за своими дверьми, ровным счетом ничего не знали о страхе...

И ее задачей - помимо встречи с магом, разумеется - было, чтобы так и осталось.

Пробуждая Цепи, она расстегнула свое тяжелое пальто. Никакой одежды, кроме него и бинтов она не знала, но последние покрывали все тело: то ли ожившая мумия, то ли сошедший со страниц Уэллса Невидимка. Глаза за очками заметно напряглись, изучая коридор. Ни одного шага вперед она пока не спешила делать.

Даже будь на их местах кто-то иной, ничего бы уже нельзя было изменить. Забраться в логово мага без приглашения - такие действия всегда трактовались весьма однозначно.

Флайшер знал, что она придет, несомненно. Знал о том еще с этой ночи, когда утратил связь с вышедшим на охоту фамильяром.

Знал, что она здесь, но не бежал. Давал ей право на первый ход.

Разочаровывать его она вовсе не собиралась.

Вместе с зарождающейся силой по Цепям потекла боль - прикрыв глаза, она тихо зашептала, заставляя себя концентрироваться не на самих словах, но на том, что они должны были принести:

-Oculi tui recta videant et palpebrae tuae praecedant gressus tuos, dirige semitam pedibus tuis et omnes viae tuae stabilientur (2)...

Коридор преобразился - казалось, даже стал чуть длиннее, чем раньше. Главным было вовсе не это: теперь она видела, какие ловушки были здесь припасены. Каждый кусочек паркета нес на себе грубо вырезанный символ, обретавший незаметность для чужих глаз сразу после того, как оказывался завершен. Используя паркет в качестве дощечек для рун, Флайшер создал простой, но чрезвычайно эффективный замок: чтобы пройти здесь, имея в теле пробужденные Цепи, необходимо было либо ступать только по нужным дощечкам, составив рунные слова, которые загадал хозяин, либо попросту собрать достаточно грубой магической силы, чтобы проломить эту защиту, не обрушив под собою пол. И то и другое давало хозяину достаточно времени на то, чтобы собрать силы для ответного удара - а это значило, что время, отпущенное ей на следующий ход, почти истекло.

Забинтованная рука скользнула под пальто. Можно было решить задачу и иначе, но некоторые рунные комбинации она уже успела разгадать - и ответы были весьма скверными. В случае ошибки от нее не останется даже пепла - и это в лучшем случае, в худшем же она, совершенно беспомощная, станет игрушкой мага.

Как тогда, в Дахау.

Нет, нет, нельзя о том думать. Она уже не тот человек, которого тогда Флайшер отобрал для программы...

Она уже не человек вовсе.

В тот день поразит Господь мечом Своим тяжелым, и большим и крепким...и убьет чудовище морское...

Хорошие строки. Вспомнились очень даже к месту.

Она простирает вперед правую руку, стянутую бинтами.

-... et mittam post eos gladium donec consumantur (3)...

Полдюжины небольших Ключей - в два раза меньше обычных - высыпалась из плаща, вонзаясь в пол. Женщина в очках согнула вытянутую ладонь - клинки, внезапно обретшие жизнь, рванулись вперед, прорезая трухлявое дерево, словно подтаявшее масло. Каждый раз, когда Ключ касался очередной руны, та на миг вспыхивала синим огнем и тут же гасла - клинки поглощали вложенную в них силу без остатка, расчищая для хозяйки путь.

Забинтованная рука сжалась в кулак - и Ключи, взмыв в воздух, один за другим вонзились в дверь угловой комнаты впереди...

...чтобы спустя какую-то жалкую секунду стечь на пол лужицами расплавленного металла. Отдельным клинкам повезло еще меньше - их и вовсе вернуло в реальность тем, чем они были когда-то - рваными, измятыми страницами из Библии, которые тут же зашлись ярким пламенем, почти мгновенно прогорая до пепла.

Защита комнаты мага была цела - и играючи отразила ее детскую атаку. Но теперь, по крайней мере, она могла взяться за цель всерьез.

Могла ли? Были ли у нее вообще шансы против Флайшера, который выходил победителем из их встреч уже не первый раз?

Были, напомнила она себе, еще как были. А все те разы он всего лишь оставался в живых. Всего лишь убегал.

Но никто не способен бежать вечно.

Она шагнула к дверям, теперь уже не опасаясь, что вырезанные на полу руны оставят от нее лишь мокрое место. Забинтованная рука вытянула из кармана небольшой кинжал, по тонкому лезвию и крестовине которого бежали тщательно выгравированные буквы. Вертикальная полоса - "CSSML" - сходилась с горизонтальным "NDSMD" точно на второй "S" (4).

Она шепнула пару коротких слов. И, как только хватка бинтов на левой ладони ослабла, как только их стало возможно с нее приспустить, рассекла эту ладонь, сделав три глубоких разреза и не издав при том не звука. Лицо за повязками не дрогнуло - его владелица давно уже привыкла к боли. Сжав руку в кулак, она принялась сцеживать свою кровь в подставленную ладонь другой: тонкая струйка кристально прозрачной жидкости - чище родниковой воды - текла медленно, с большим напряжением.

Женщина застыла на месте, прикрыв глаза. Необходимый процесс шел медленно - виной всему были, разумеется, нервы. Будь она сейчас спокойнее, будь ее цель иной, не будь это Флайшер...

Она бы точно уже закончила. Господи, она бы сделала все меньше, чем за минуту! Всего-то дел: выделить толуол, затем нитрование азотной и серной кислотой, после выделить олеум...

В конце концов, это было для нее не больше, чем детской игрой. Почему же у нее сейчас ничего не выходило?

Понятно, почему. Проклятые нервы. Проклятый Флайшер.

Открыв глаза и осторожно поднеся к лицу ладонь, наполненную уже чем-то маслянистым, но все так же бесцветным, женщина в очках окунула туда палец и попробовала получившийся состав, мгновенно узнав этот кислый вкус. Ну да, серная кислота. Больше ничего не получилось. Устало вздохнув, она выпила остаток одним залпом и бросила взгляд на рассеченную ладонь.

Кожа, что до того скрывалась за бинтами, была темно-красной и влажной, тонкой на вид, словно пленка - место разреза же успело затянуться, зарасти грубой коркой. Под кожей набухала пульсирующая сеть неестественно выглядящих сосудов, виднелись спутанные комки вен, по которым перегонялся чистейший яд...

Один из тех, кто был виновен в этом, находился сейчас прямо за дверью. Слишком близко, чтобы сохранять спокойствие. Слишком близко, чтобы она смогла справиться с собой и сотворить хотя бы простейшую взрывчатку.

И тут Флайшер, наконец, устал ждать.

На секунду ей показалось, что она ослепла, но все было куда хуже: маг просто-напросто высосал из коридора весь свет без остатка. Дверь сухо заскрипела - тяжелые, уверенные шаги, раздавшиеся в это же время, эти звуки почти заглушили.

-Неус, Неус, Неус...

Его голос был повсюду. Его голос был так же страшен, как и раньше, так же полон власти и силы...

Ее глаза отчаянно пытались привыкнуть к темноте. Сделав шаг назад и чуть в сторону, она остановилась, поудобнее перехватив свое оружие.

-Сколько лет уже прошло, Неус? Больше сорока, а ты все никак не успокоишься...

Надеясь успеть, она отправила кинжал точно на звук.

Едва слышный всплеск. Звон отброшенного прочь и ударившегося об пол оружия. Хриплый страшный смех.

-Еще и десяти лет не прошло с конца войны, а ты нашла первого из нас. Бедняга Байер...знаешь, он ведь подавал надежды...

-Я предлагала ему сдаться, - она, наконец, нашла в себе силы заговорить - голос ее едва заметно дрожал. - Предлагаю то и вам. Вас будут судить, Йозеф. За все, что вы...

-Еще не родился тот, кто на это способен, - прохрипел маг. - Ты не даешь нам покоя уже сорок лет, Неус. Нашими стараниями старость тебе неведома, но с нас-то время, пусть и по крупице, все же берет свое...

-Сдавайтесь, Йозеф, - повторила она, ступая вдоль стены - теперь силуэт мага уже можно было почти без труда различить в царящей тьме. - Сдавайтесь сейчас.

-...и все, что ты делаешь, Неус - это преследуешь беспомощных стариков, виновных только в том, что ошиблись в начале своего пути, - сипел Флайшер. - Разве вам не заповедано прощать?

-Вы ни секунды своей жизни не думали о том, чтобы измениться, - бросила она в ответ. - Сорок лет назад вы творили свои зверства в Дахау. Чуть больше двадцати лет назад - в Аргентине и Австрии...

-И каждый раз за мной являлась ты, - маг остановился. - Признаться, я уже порядком от того устал. Этот дом спит, и нас никто не потревожит, но прежде, чем мы начнем, скажи мне, Неус...кто тебе больше платит? Церковь или то, что осталось от Туле?

-Я не нуждаюсь ни в какой плате. Некоторые вещи просто должны быть сделаны, - выдохнула Неус, также остановившись. - Последний раз говорю вам, Йозеф. Сдавайтесь. В этот раз я не позволю вам уйти.

-Ну попробуй, жалкая сука!

Во тьме вспыхнули два крошечных огонька. Набитые на обоих веках Флайшера руны, наконец, были активированы.

Первый ход был за ней - Неус опередила мага, пусть и всего лишь на несколько секунд. Повинуясь выплеснутым наружу словам, еще шесть миниатюрных Ключей выскользнули из петель под ее плащом, ринувшись к Флайшеру - два метили в глаза, один в горло, целями для остальных были избраны его сплетающие новые чары руки.

Во тьме расцвела, переливаясь какими-то гадкими, болезненными цветами целая сеть из рунных слов - и пожрала святые клинки без остатка. Маг рявкнул команду и сеть - нет, уже целая пылающая стена, в которую была вплетена, наверное, сразу дюжина заклятий - понеслась в сторону Неус, намереваясь пропустить жертву сквозь себя, словно через мелкое сито. Выскользнув из рукавов пальто, она со всей силы бросила его вперед - встретившись с защитными чарами, влитыми в ее верхнее одеяние, смертоносная сеть истаяла, но не раньше, чем разрушила их, смахнула, словно их никогда и не было.

-Раньше ты была храбрее, Неус! - выкрикнул маг. - Быть может, сдашься сама?

Они кружили в темноте, не отрывая глаз друг от друга. Каждый из них был готов ударить, но сделать это им было в равной степени тяжело: Флайшер, и она это прекрасно понимала, не мог вот так, сходу уничтожить творение, к которому приложил руку, а она сама...что ж, причиной ее нерешительности был банальный страх.

-Подумай, Неус! - хохотнул Йозеф. - Я даже обещаю с тобой хорошо обращаться! Как раньше!

-Inveniet manus tua omnes inimicos tuos (5)! - выкрикнула она, сложив нужный знак на пальцах правой руки.

Флайшер едва успел защититься, вновь раскрыв пред собой пылающую сеть. Второй удар не дал ему опомниться, пробив эту стену, как скорлупку: заклятье было простейшим по своей сути, но когда в него вливали достаточно сил, становилось поистине смертельным. Маг отшатнулся, размазывая кровь по лицу. Руна на его левом глазу потухла, да и сам глаз больше напоминал теперь один сплошной кровоподтек.

-Сдавайся, Йозеф, - в который раз повторила Неус. - Тебе больше не победить.

Маг ничего не ответил, тем самым дав понять, что готов, наконец, бить насмерть. Он знал ее лучше прочих - ведь именно он отбирал в лагерях подходящие экземпляры, именно он преподнес ее Вольфраму, столь же одержимому идеей живого философского камня. Именно он помогал перекраивать каждую ее клеточку сызнова. Именно он, из всех, кто сейчас был еще жив, лучше прочих знал ее слабые места.

-Wasser, Wasser uberall, - прошипел маг, пока в коридор снова возвращался, капля по капле, свет. - Doch jede Fuge klafft...

Прикусив губу до бесцветной крови, она ждала.

Сейчас. Сейчас. Все к этому шло и было сделано ради этого.

-Wasser, Wasser uberall, nur was zu trinken schafft!

Маг ударил. Она прекрасно знала эти чары - к большому своему сожалению. Знала и помнила всех тех, чьи легкие за считанные секунды наполнялись водой, кто захлебывался и тонул, находясь при этом на суше. У цели без Цепей шансов спастись не было вовсе, но и для другого мага риск оказывался весьма высок: Флайшер топил своих жертв так быстро, что мало кто успевал собрать силы для защиты, для того, чтобы отвести от себя это гадкое заклятье.

Маг бил со всей своей силы, со всей своей злобы.

Она только того и добивалась.

Больше злости. Больше ненависти. Больше желания причинить боль, которого только и ждал ее дар от Ассамблеи.

Бинты, покрывавшие тело Неус, зашевелились чуть раньше, чем с губ мага сорвался последний слог. Когда же это случилось, по ним уже расползались мерцающие все сильнее и сильнее литеры, шедшие в два ряда (6):

V.R.S.N.S.M.V.

S.M.Q.L.I.V.B.

Флайшер вложил в этот удар всю свою силу. Но так и не нанес его.

Дар Ассамблеи, который она носила уже столько лет, был, наверное, последним уцелевшим экземпляром - слишком уж долгим и кропотливым трудом являлось создание "брони милосердия". Это облачение, имевшее настолько безобидный вид - всего лишь связка старых, выцветших бинтов, покрывавших все тело - было создано вовсе не для того, чтобы смягчать удар или отражать его во врага.

Вот только маг, который уже почти влил в нее свои кошмарные чары - палач и изувер Флайшер, чьи руки по локоть пропитались кровью еще в войну, сейчас попятился в ужасе, опуская эти самые руки. Лицо его, освещенное оставшейся руной, было перекошено от страха и отвращения - пред самим собой.

Покров и правда не защищал от удара в привычном понимании. Он просто не давала его нанести, заставляя даже самого бессердечного сухаря, даже такого, как Флайшер увидеть и прочувствовать до последней капли все то, что он собирался сделать со своим врагом, смиренно ждущим смерти. Понять, какую боль он собирался причинить, какие страдания и унижения принести, осознать до самого конца, какой вред нанесет каждый его удар, даже если он давно уже привык убивать и не считал убитых...

И вот тогда-то они все застывали в ужасе: ее покров пусть лишь на несколько мгновений, но возвращал их всех - законченных ли садистов, матерых ли убийц - в то время, когда они проливали свою первую кровь, возвращая всю тяжесть, что неотступно следовала за этим.

Этих мгновений ей обычно было достаточно.

Как и сейчас.

-Disperdat Dominus omnia labia dolosa linguam magniloquam! - на этих ее словах, что сопровождались резким указующим жестом, Флайшер поперхнулся, раскрыв рот, но лишь отчаянно замычал, будучи не в силах вытолкнуть наружу хоть что-нибудь связное. - Qui dixerunt linguam nostram roboremus labia nostra nobiscum sunt quis dominus noster est! (7).

В глазах Йозефа Флайшера плясал страх. Он пятился к стене, беззвучно, словно рыба, открывая и закрывая рот, отчаянно пытаясь пересилить проскользнувшие в него в момент смятения чары. Он с детства привык к смерти и не считал убийство чем-то, вообще достойным внимания, но ведь так было не всегда. Так и не нанесенный удар отразился в нем всей той болью, что он успел причинить другим за свою долгую жизнь - и чувствовалось это совсем как впервые...

И, пока эта боль не прошла, Неус уже успела лишить его главного оружия - языка.

Флайшер, мыча и вертясь волчком, наконец уперся спиной в стену. У нее еще оставалось несколько секунд до того, как маг вернет контроль над собой, равно как и решительность, желание нести смерть - и упускать их было нельзя. Бросившись к магу, Неус вдавила в его лицо свои обнаженные ладони, выпуская сквозь кожные поры все, что только знала и могла.

Диметилртуть. Раствор дихромата калия. Акролеин. Соединения талия. Ртуть. Хлорокись фосфора. Синильная кислота.

Когда сознание вернулось к ней, лицо мага - почерневшая и перекошенная маска - уже давно перестало шевелиться. Сплюнув несколько раз на старые доски, Неус медленно села рядом с трупом, чувствуя, как ее все сильнее начинает колотить.

Она осторожно взяла мертвую руку палача и убийцы в свои.

Оставалось самое сложное.

-От врат ада... - голос ее дрожал сейчас еще сильнее, чем во время боя. - Избавь, Господи, его душу...requiescant in pace...

-Как все прошло?

Водитель старался лишний раз на нее даже не смотреть: для него Неус Шиль, оставленная в живых лишь потому, что идеального философского камня из нее не получилось, вне всяких сомнений была адским отродьем.

В каком-то смысле так и было. И она только что избавила мир от еще одного дьявола, что был в ответе за ее появление.

-Я сделала все, что должна была сделать, - тихо ответила Неус, уставившись в окно. - Что-то не так?

-Как сказать. Тебя вызывают, Амальгама.

-Филин?

-Филин. "Догму" требуют в Ватикан, в полном составе. И уж конечно, без их драгоценного "второго мозга" дело не обойдется.

-Когда...когда я смогу вылететь?

-Надеюсь, что сегодня. Чем раньше твоя красная морда перестанет маячить у нас перед глазами, тем лучше. Без обид.

-Конечно, - едва слышно прошептала Амальгама. - Без обид...

5. Союзы.

С добрым утром, наместник святого Петра
Вы, я вижу, опять безнадёжно упрямы,
Мне вливать философию зла и добра -
Все равно, что сворачивать в терцию гамму...

(Канцлер Ги - Письмо тирана Римини Папе Римскому).

1987 год.

Долина Монументов что днем, что вечером, действительно представляла из себя зрелище весьма впечатляющее. По мере приближения к ней по единственному шоссе, ведущему через аризонскую пустыню, начинало казаться что там, вдали, вырастает на глазах некая удивительная страна из древних замков и причудливых скульптур. Видения эти меняли свой облик с каждым часом, от рассвета до заката, но сидящим сейчас в черной машине с бронированными стеклами, что неслась по тому самому шоссе в окружении нескольких мотоциклов и армейских вездеходов, было совершенно не до них. Епископ Юлиан Верт, развалившийся на заднем сиденье, молча, поджав губы и протирая время от времени уставшие глаза, изучал державшуюся на паре скрепок пачку бумаг, делая это взглядом до того напряженным, что второму человеку, занимавшему сейчас заднее сиденье, иногда становилось откровенно не по себе. Лета Цикурин, затянутая в свое обычное темно-синее одеяние - сейчас к нему была добавлена наплечная кобура, и не пустая - откровенно скучая, рассматривала проносящийся мимо пейзаж - от самой красивой его части ее, по закону подлости, отделяла лысая голова водителя в темной военной форме без знаков различия. Вздыхая время от времени о чем-то своем, Лета поворачивалась к епископу, смотря на его расцарапанное - прямо поверх старых шрамов - лицо, а он, в свою очередь, бросал мрачный взгляд на расплывающийся вокруг ее правого глаза фингал. Молчание их длилось уже третий час: с того момента, как они встретились, Верт и его самый близкий и доверенный помощник не обменялись ничем, кроме коротких приветствий и задумчивых взглядов.

Разговор даже не то, чтобы "не клеился" - он попросту никак не мог начаться. А до "Всенощной" - одного из, если не самого огромного форпоста Церкви в Соединенных Штатах - было еще так далеко, что угроза со скуки перегрызть одну из двух чужих глоток казалась что Лете, что епископу весьма и весьма ощутимой. Когда конвой их в очередной раз чуть сбросил скорость, Лета, наконец, не выдержала.

-Виделась с Катом, - сказала она куда-то в сторону, избегая смотреть на епископа.

-Виделся с его отцом, - так же мрачно выдал Юлиан, откладывая прочь бумаги.

-Дурная семейка.

-Как есть дурная.

Тягостное молчание продлилось еще немного, и во второй раз его прервал уже Верт.

-Думаю, ты хочешь услышать как все прошло, - протянул он. - Если память мне не изменяет, я обещал рассказать.

-Была бы рада услышать, - оживилась Лета. - Если позволите спросить...что все-таки с вами случилось?

-Чертов кот этого старого мерзавца случился, - огрызнулся Верт. - Да, тот самый. Ладно, - епископ вздохнул. - Ехать нам все равно еще далеко, так что расскажу...

Горная долина была вся залита снежным сиянием: когда-то, века назад, в ней прятался процветающий городок, точку в истории которого поставил сошедший с гор ледник. Поглотив долину целиком и превратив с годами в крайне неуютную ледяную пустошь - не тающую даже летом, что было немудрено на такой высоте - он оставил лишь несколько узких проходов, которыми уже давно никто не пользовался. Туристов эта долина никогда не привлекала: в Альпах было достаточно мест куда как более гостеприимных, а тут и на лыжах-то толком не покатаешься. Прекрасная и пустая, долина спала уже много веков, но сегодня ее сон был нарушен. Редкие птицы, селившиеся на этой вышине, испуганно кричали и вились вокруг поднимающейся все выше и выше покрытой снегом кабины подъемника - а та, в свою очередь, ужасающе скрипела и покачивалась от каждого резкого порыва ветра.

Эта канатная дорога была выстроена уже много позже тех времен, когда долина опустела - до нее использовалась берущая свое начало где-то далеко внизу каменная лестница, ныне погребенная под толщами снега и льда. Говорили, что на некоторых ступенях строители выбивали цитаты из священных текстов. Говорили о древних ловушках, о которых нынешние поколения уже ничего толком не знали. Но даже и без них десятки людей в свое время срывались с этих ступеней вниз, настолько суров и труден был этот путь. Путь к крутому горному склону, к которому прилепился старинный замок - точнее, огромный сугроб, в котором можно было, если постараться, угадать очертания этого самого замка. Рваная линия стен сливалась со скалами, зубцы единственной высокой башни серебрила изморозь...

Епископа Юлиана Верта красоты замка и долины не прельщали. Его интересовали иные, более насущные вопросы: как бы добраться до вершины в этом беспрестанно раскачивающемся железном ящике и не оказаться внизу, где собрать свои уставшие старые косточки не было уже определенно никаких шансов. Закутанный в толстую шубу с высоким воротником, обернувший пересохшее горло толстым шарфом и время от времени растирающий руки, которые мерзли даже в прочных тяжелых перчатках, Верт не переставал ругать на чем свет стоит владельцев замка, а в перерывах между руганью - размышлять над причинами, по которым те назначили встречу именно здесь и делать из этого соответствующие выводы.

От встречи в Риме семья Асколь отказалась, нисколько, впрочем, Верта не удивив: само собой, они предпочитали свою территорию, и, что было весьма досадно, в данной ситуации были вправе диктовать свои условия. А им - остальным участникам встречи - оставалось лишь вздохнуть да с таким вот вздохом подчиниться. Всем, включая его. Черт, даже ему! Больше злило только то, что из всех своих мест, которые они могли бы предложить, эти мерзавцы выбрали именно это - свое главное и самое древнее убежище. Не уютное логово во Флоренции. Не просторный, чистый, современный, а главное - теплый - офис в Венеции, в одной из тех фирм, которые зарабатывали деньги для этого древнего и страшного рода. Нет, когда они имели возможность навязать свои условия, то шли до конца, и из всех родных полей, что можно было избрать, выбрано было, конечно же, то, которое доставило бы остальным максимум неудобств, а хозяевам прибавило бы больше всего уверенности. Кое-чего они уже добились - епископ был в подлинном бешенстве.

Второй пассажир ветхой кабины никаких эмоций по поводу поездки наверх не проявлял - по крайней мере, внешне. Молодая женщина в полных доспехах (разве что без шлема - его заменял сейчас капюшон), под которыми были все те же тонны теплой одежды, глядела в окно своими темно-синими глазами, но было не очень похоже, чтобы она любовалась красотами: взгляд был пустым и отрешенным, ему чуть-чуть не доставало до того, чтобы стать совсем мертвым, словно у куклы. Она почти не двигалась с места, а каждый раз, когда это все-таки случалось, производила закономерный жуткий лязг - Юлиан тут же бросал на нее очередной мрачный взгляд, раздумывая о том, насколько красочные пятна на снегу от них останутся, если кабина не выдержит веса ее лат и кувырнется в долину.

Когда они были уже на полпути, епископ, наконец, решил чуть размять пересохшую глотку разговором, благо тема напрашивалась сама собой.

-Вы когда-нибудь его встречали лично, командор? - сухо спросил Верт, барабаня пальцами по запотевшему стеклу.

-Леопольда? - голос у спутницы Юлиана был таким же, как и внешний вид - пресным и безэмоциональным. - Только раз. Больше про него слышала.

-Кто ж про него не слышал, - усмехнулся Верт в воротник. - Легенда, как-никак...

Легенда, которой давно пора бы уже слечь в гроб или хотя бы чуть ослабить хватку.

-Слышала одну старую историю...вы позволите?

Юлиан только пожал плечами - почему бы и нет, все равно чем-то надо было заниматься, пока они не доберутся.

-Говорят, это было лет тридцать назад, может больше. Человек, который мне это рассказал, сейчас занимает у нас весьма высокий пост, а тогда...тогда он был еще молод, и, как это обычно бывает, в глазах командования иначе как пушечное мясо не рассматривался. Задача, поставленная тогда перед его группой...скажем прямо, выживания она почти не предусматривала. Их кинули первой волной на логово трех мощнейших Апостолов, которые успели в те годы опустошить несколько маленьких городков...кинули просто чтобы проверить, чего ждать и насколько будет трудно. Специалист, приданный Ассамблеей, взломал для них территориальное поле и группа вошла, - женщина вздохнула. - Увязли на подступах. Протянули час, или полтора, пока не вылезли хозяева...а те уже вырезали группу за неполные три минуты. Тридцать шесть человек. Его самого вместе с первым лейтенантом взяли живьем, то ли себе на ужин, то ли еще зачем...когда пришли, наконец, запрашиваемые материалы от заинтересованного лица из Башни, стало ясно, что дело совсем табак.

-Хм?

-Один из Апостолов оказался их бывшим оперативником. Из той самой тридцатки. Пропал в конце семнадцатого века, с тех пор и считался мертвым. Можете себе представить, насколько он поднялся за это время во всех возможных планах. Два других были моложе, но обращены им. А одна кровь, сами понимаете...это все делало еще сложнее. Кто-то голосовал за лобовой удар, говоря, что потеряем пару сотен голов, зато проблему решим быстро. Кто-то предлагал устроить осаду и заморить их голодом. Еще один хотел все разбомбить к чертям и списать на взрыв ближайшей электростанции. Само собой, про тех пленных никто не помнил...

-А они...?

-Тот, кто выжил, все и рассказал. Сказал, что помнил очередной провальный штурм. Как крошились стены и бились окна, как тот бывший охотник Башни в одиночку разогнал три отряда. Как люди заживо сварились в своих доспехах, и как несло паленым мясом, как он думал, что уже точно конец...и как пришли они.

-Продолжайте, продолжайте, - буркнул епископ, выглядывая в окно.

Сейчас окажется что он в одиночку всех зачистил, как же еще. В таких историях иначе не бывает.

-Он говорил, что они спустились на веревках. И минуты не прошло, а они уже были в том зале, где эта троица держала оборону и тех пленных, которых еще не успела употребить. Сколько их было? Четверо. Четыре человека, всего лишь. Но одним из них был он.

Ну вот, началось...

-Вы, конечно, знаете, как говорят. Если Апостолы с одной кровью ведут бой вместе, да еще и ночью, их сила не просто возрастает. Остановить такие вот союзы дело невероятно сложное, на грани невозможного...это подвиг. Каждый раз подвиг. Победа каждый такой раз вырывается ценой множества жизней. А они просто пришли и убили их.

-И как же именно? - хмыкнул Юлиан.

-Он не видел боя...говорил, что потерял сознание от страха еще в самом начале. Вот только испугали его вовсе не кровососы. Он чуть не умер от ужаса, когда увидел Леопольда в бою. До сих пор говорит, что навечно запомнил это...огонь, объявший весь зал, вонь горящей плоти...и его лицо. Спокойное лицо в очках с синими стеклами, которое едва не заставило его потерять рассудок от страха. Он говорил, что не видел там человека. Видел саму Смерть, пришедшую за ними всеми.

-Познавательная история, - скептически произнес Верт. - А вы сами что о нем скажете, командор? У вас он вызвал такой же страх?

-Тот первый и единственный раз, когда мы виделись...да, пожалуй, я могу сказать, что была несколько...подавлена. Все эти слухи...вы знаете, как говорят о них в народе. "Вы просто не встречались с настоящим Асколем". "Ничто не уйдет от его взгляда. Он смотрит тебе в глаза и видит, как ты трясешься от страха, как у тебя все внутри сворачивается. И это уже твое поражение".

-Слухи вы не зря упомянули, командор, - заметил Верт, постепенно оживляясь и включаясь в беседу. - На таких вот слухах, байках, легендах...на них эта семья и держится. Дым в глаза, да и только. Дым в глаза, чтобы отпугнуть и не дать понять, что они всего лишь люди, такие же, как и мы с вами.

-Но так ли это на самом деле?

-Конечно же, - резко ответил Верт. - Люди. Просто весьма и весьма неприятные. А чего вы ждали от рода, который поколение за поколением пытается вырастить совершенное оружие в человеческом обличье? Вы знаете их историю. Этот род веками поставлял нам живой товар превосходного качества, но они не желают знать своего места. Смеют смотреть на нас свысока, словно мы что-то им должны за их подачки, качество которых, в последние годы, будем уж честными, резко упало.

Женщина ничего не ответила - в глазах епископа она могла прочесть все то, что он не сказал вслух.

Конечно же, они никогда не будут смотреть на вас иначе. Эта семья производит первоклассных убийц, в которых меньше человеческого, чем в некоторых чудовищах, за которыми их посылают, эта семья веками выпускала фанатичных инквизиторов и упивающихся смертью воинов...и она никогда не признают кого-то из вас, не способных и меч в руках удержать, зато считающими себя вправе карать и миловать, решать судьбы миллионов, равными себе. И уж конечно - выше себя.

-Ну...вы же знаете их девиз, - произнесла она через какое-то время.

-О чем и говорю, - зло выдохнул Юлиан. - Он один уже есть неописуемая наглость. И эта самая наглость чувствуется в любом их выродке, словно они впитывают ее с молоком матери. Я уже имел неудовольствие вести дела с одним из сыновей Леопольда. Хам, бестолочь и упрямец, у которого на все есть свое мнение и который с ним влезет к тебе в самое нутро. И отребье, которое отдано ему под начало триумвиратом Дома Резни, ничуть не лучше.

-Думаю, триумвират знал, что делает, когда создал "Догму".

-Сильно сомневаюсь, - прорычал епископ. - Они никогда не знают, что надо делать, потому как у каждого мнений не меньше, чем морщин. Что это за власть, когда троица старых мерзавцев тянет ее каждый на себя, словно одеяло? Экзекуторский отдел должен управляться одним человеком и бразды правления должны быть в руках того, кто разбирается в деле и кто не позволит собой манипулировать. Ни-ко-му. Лишь тогда Дом Резни начнет выполнять свою работу, как полагается.

Лишь тогда он станет игрушкой в руках этого начальника, это ты хочешь сказать?

-Возможно, мне только показалось, что вы говорите о ком-то конкретном, - делая этот не особо-то тонкий намек, женщина нисколько не изменилась в лице.

-Послушайте, Деляну, - проворчал Юлиан, в первый раз назвав собеседницу по фамилии. - Вы лишь недавно получили этот высокий пост, да и то, давайте уж будем честными, по чистой случайности. А с постом этим вы оказались в мире большой политики, и там охотников вас сожрать ничуть не меньше, чем на поле боя. Вам бы не помешал человек, который помог бы разобраться, сориентироваться...а мне бы не помешало знать, что вы на правильной стороне.

-Вы так говорите, словно грядет война.

-Нет, конечно же, - скупо улыбнулся Верт. - Скорее...время перемен. В такое время тяжело жить, если нет никого, к кому можно было бы обратиться за помощью. Ну так что вы скажете?

-Скажу лишь, что была очень рада найти человека, который такую помощь предложил.

-Весьма благоразумно, - епископ вновь улыбнулся - то была улыбка рыбака, который был вознагражден за терпение задергавшимся, наконец, поплавком.

-И этого человека зовут Леопольд Асколь, - продолжила женщина, наблюдая, как улыбка сползает с лица епископа, обнажая скорчившееся от гнева лицо.

-Что ж, с выводами о благоразумии я поторопился, командор, - вытолкнул Верт сквозь сжатые губы. - Не стану предполагать, что вам предложил этот старый убийца в обмен на возможность влезть во внутренние дела вашего ордена...

-Всего лишь свою дружбу. И ничего он от меня не просил.

-Это пока, - Юлиан отвернулся к окну. - В будущем вы можете пожалеть о том, что доверились не тому. И не говорите, что я вас не предупреждал, командор. О, смотрите-ка...мы уже почти на месте.

И даже не улетели вниз. Спасибо тебе, Господи.

На подступах к замку шедшую уже в полном молчании пару встретил новый враг, имя которому было гололед. В какой-то момент прекратив считать все разы, когда он чуть было не поскользнулся и не растянулся на этом белоснежном покрывале, Верт и не заметил, как отстал от рыцаря - она уже успела уйти далеко вперед. В этом не было ничего необычного: в конце концов, они прибыли сюда никак не вместе, да и вообще могли и не столкнуться там, внизу, ожидая, когда же спустится к ним кабина подъемника.

И обратно они совершенно точно отправятся поодиночке.

Даже не стараясь догонять командора, Юлиан шел своим обычным шагом, разгребая снег и бормоча под нос проклятья, когда вдали показалось кое-что, заслуживающие внимание - и это была не только спина обогнавшей его Деляну, но и несколько фигурок, что обступили женщину и сейчас. Насторожившись, Верт на всякий случай обернулся назад: виски только что уколола неприятная мысль, что, возможно, все это было одной чудовищной западней, в которую семья Асколь намеревалась заманить как его, так и других не менее значимых людей...

Вокруг, к счастью, не оказалось ничего, кроме сугробов, и, выдыхая пар, Верт поплелся дальше - еще медленней чем обычно, напрягая уставшие от всей этой белизны вокруг глаза, стараясь разглядеть, с кем же там столкнулась командор.

Когда ему это, наконец, удалось - два человека увели женщину к воротам погребенного под толщей снега замка, в то время как еще пятеро остались стоять на местах, ожидая, пока же епископ до них доползет по этой скользине - Верт почувствовал, что бывшее его обычным состоянием раздражение сменяется подлинной злостью. Встречающие их рыцари не имели к роду Асколь никакого отношения, а их разухабистый внешний вид мгновенно дал понять епископу, с кем же договорился Леопольд об охране встречи. Старые доспехи, отсутствие каких-либо нормальных знаков различия и формы как таковой - каждый рядился во что мог, причем чаще всего это были какие-то жуткие обноски - откровенно бандитские морды под тяжелыми меховыми шапками и шлемами и манера речи - обрывки их нехитрой беседы доносил до Юлиана воющий ветер - ответили на все его вопросы. Основанный еще в середине XV века орден Дурной головы, в который гребли самый отъявленный сброд со всей страны, и потери в операциях которого редко когда опускались ниже восьмидесяти процентов личного состава, все еще был на плаву - и все еще пользовался своей мрачной славой. Юлиана едва ли не трясло от бешенства: затащить их в этот замок было уже оскорбительно, но то, что Леопольд призвал для охраны всего мероприятия "чистильщиков Италии", которые веками проворачивали настолько грязные дела, что о них не стали бы мараться даже палачи, многое говорило о том, кем Асколь считает остальных участников встречи - а именно, опасным мусором.

Сжав зубы, Юлиан продолжил идти вперед, пока, наконец, "дурноголовые" его не приметили в буране - и, черт бы их побрал, так и продолжили курить и смеяться. Когда же епископ приблизился к встречающей группе, вперед вышел шкафоподобный заросший тип, мусоливший в зубах давно потушенную ветром сигарету.

-Ну наконец-то, - проворчал он на ломаном английском. - Я уже мозг отморозил тут торчать.

-Невелика потеря, - зарычал на нахала Верт, пребывавший в праведном гневе от подобного полного несоблюдения субординации и даже элементарной вежливости.

Впрочем, чего еще ждать от этого отребья? Они, наверное, и с кардиналом бы так говорили. Да что там с кардиналом, с самим...

-Немедленно проводите меня к остальным, - продолжил Юлиан, опуская руки в карманы. - Все ведь уже на месте?

-Да, - кашлянул амбал. - Орландо, Гаспаре - проводите нашего гостя, да поживее.

-Кого-то еще ждем? - тощий одноглазый тип в меховой шапке, что была раза в два больше его головы, поежился от холода.

-Вроде все, - громила сверился с мятой бумажкой, извлеченной из кармана. - Проводим и на посты.

-Наконец-то... - заворчал третий, выдергивая из ближайшего сугроба раскладную алебарду. - Прошу за мной. Я сам тут путаюсь еще, но куда гостей отводить, нам вроде как рассказали...

-Главное - скажите, когда поступит приказ сбрасывать их в пропасть, - огрызнулся Верт. - Хочу успеть подготовиться.

За воротами раскинулся огромный двор - даже частично прибранный - судя по всему, кое-какие помещения тут еще использовались. Возможно те самые легендарные застенки рода Асколь тоже были здесь: где именно искать эти подземелья, о которых ходило столько слухов, знали лишь члены семьи да ее пленники: первые ничего рассказывать, понятное дело, не собирались, а вторые уже не могли. От одной мысли о том, что казематы эти могут быть совсем близко - быть может, он прямо сейчас проходит над ними, сам того не зная - Верта била странная дрожь: отчасти желание взглянуть на них изнутри, отчасти - опасение, что такой шанс ему и правда дадут. Не собираясь, однако, совсем уж даром терять время, епископ, пользуясь тем, что его хмурые проводники вообще не обращали на его персону какого-либо внимания, осматривал крепость, стараясь запомнить каждую мало-мальски важную деталь. Как знать, быть может, через пару десятков лет придется посылать людей на ее штурм...

А вот и массивные, обитые железом, двери - до того высокие, что здесь определенно смог бы проехать небольшой танк. Однако, они проходят мимо них - да и видно, что воротами давно не пользуются: все проржавело, все сковано льдом - и, пересекая еще один дворик, оказываются перед дверьми куда меньшего размера: к ним-то и вели многочисленные дорожки на снегу, их-то с большим трудом и открывают рыцари.

За порогом оказалось неожиданно тепло, даже слишком. Зала, в которой они оказались, была погружена в полумрак - прикрученные к стенам лампы вырвали из темноты лишь ее отдельные куски. Рядом с древними гобеленами, полуистлевшими штандартами и поблескивающими гербами совершенно дико смотрелись протянутые поверх всего этого провода, стоящие по углам вполне себе современные обогреватели и уж конечно, нормальное, человеческое освещение. Если бы замок только мог сопротивляться, он наверняка бы сбросил с себя всю эту грязь, которой его опутали в последние века: в отличие от старых династий магов, эта семья никогда не отмахивалась от плодов прогресса - правда, принимая их весьма и весьма разборчиво, и применяя там, где они были уместны. В средствах ведения своей вечной священной войны они вообще далеко не всегда были достаточно щепетильны...

Фигурки рыцаря в зале не обнаружилось и это заставило Юлиана нахмуриться пуще прежнего: по всей видимости, Андра-Мария Деляну, новоиспеченный командор возрожденного пока лишь на бумаге российского отделения ордена Святой Марии Вифлеемской, в руках которой теперь оказались весьма обширные ресурсы, уже успела подняться наверх. Уже, возможно, успела встретиться с хозяином замка, который - в этом не могло быть никаких сомнений - поспособствовал ее карьерному росту, прогнал еще одну свою пешку до края доски и теперь был намерен с умом распорядиться преображенной фигурой. Навести необходимые справки Верт уже давно успел: согласно имеющейся у епископа информации, в политическом плане эта особа, прозванная товарищами из ордена Железной Леди, никогда из себя ничего не представляла, разве что в военно-стратегическом. Поднявшись из самых низов до младших офицерских должностей, где и застряла на долгие годы, она зарекомендовала себя весьма неплохим командиром и еще лучшим бойцом - впрочем, вторая роль ей подходила куда как больше: нередко забывая о своей необходимости направлять, эта женщина то и дело бросалась в бой в первых рядах, предпочитая, чтобы направляли уже ее. Старый мерзавец Леопольд знал, кого надо протаскивать наверх, кто будет более чем удобной марионеткой - идеальной на вторых ролях, но способной провалить все и вся на главной. Больше раздражало только то, что эта марионетка была не его.

-Вам наверх, - грохнул рыцарь. - Остальные гости ждут.

Не удостоив того ответом, Верт быстро отвернулся и взглянул туда, куда указывал боец. Сделав несколько - вначале неуверенных, но с ходом времени все более твердых - шагов по направлению к винтовой лестнице, что вела наверх, Юлиан остановился и прислушался. Кто-то там, наверху, делал сейчас ровно то же самое - ну, с той лишь разницей, что спускался вниз. До епископа долетели обрывки разговора - один голос принадлежал Деляну, второй...

Второй не узнать было тяжело, но Юлиан надеялся, что все-таки ошибся.

-Да, я прибыла вместе с ним. Думаю, еще болтается где-нибудь внизу...

Лицо у епископа было такое, что впору было испугаться - сдвинув брови и сцепив зубы, он потащился вверх по лестницы - туда, откуда тем временем доносился хриплый, пропитанный желчью голосок:

- Was macht der Wert? (1), - прошипел собеседник командора - спустя секунду оба разразились смехом.

Юлиан ускорил шаг, угрожая поскользнуться на этих старых растрескавшихся камнях и рухнуть вниз, скатиться кубарем обратно в зал, куда его только что провели. К счастью, подобной судьбы ему удалось миновать и вскоре он уже вынырнул наверх, разглядывая стоявших около очередной огромной, в половину стены, картины, людей. И если командор его теперь интересовала куда как меньше, то этот ссохшийся хромой старик со своей неизменной тросточкой, который немедленно обернулся на еле слышный шорох шагов епископа...

Плохое предчувствие Юлиана все-таки не подвело.

-Отец Герхард, - приветственная улыбка Верта была до невыносимого гадкой. - Хорошо ли добрались?

-Благодарю, без приключений, - старый палач улыбнулся еще гаже, обнажая оставшиеся зубы. - Я уж думал, вы не почтите нас своим присутствием.

Герхард Хельденклинген, чье присутствие здесь было пусть и предсказуемо, но некая слабая надежда эту самую предсказуемость до самого последнего момента отталкивала на второй план, был не из тех, о ком можно было бы не беспокоиться - о нет, о таких людях волноваться стоило в самую первую очередь. Связей у него было не больше, чем у Верта - по крайней мере, так хотелось думать - но в этом плане они были почти равны. А уж если эта старая ехидная хромоножка, не страдавшая избытком совести и жалости, объединилась с Леопольдом...с Леопольдом, который только что положил в свой карман командора Деляну...

Чаша весов определенно начинала склоняться совсем не туда, куда бы хотелось епископу. Такой мощный блок даже ему не разгрызть - во всяком случае, сейчас.

-Как вы находите это убежище? - поинтересовался Герхард, чуть отступив, чтобы более не заслонять украшающее стену полотно. - На этом этаже у них достаточно неплохое собрание середины шестнадцатого века...

-Возможно, - прохрипел Верт. - Вот только я прибыл сюда вовсе не любоваться картинами. В нашей текущей ситуации, которая весьма сложна и опасна...

-Не волнуйтесь, ее мы еще успеем обсудить, - Герхард бросил короткий взгляд на хранившую молчание Деляну. - В ближайшие дни политики мы накушаемся по самое горлышко. Так, что из ушей полезет.

-Где Леопольд? - резко спросил Юлиан. - Я привык решать дела в первую очередь.

-Ждали только вас, - вздохнул Герхард, виновато улыбнувшись женщине-рыцарю. - Боюсь, нашу экскурсию придется несколько отложить.

-Ничего страшного, - Андра-Мария попыталась пожать плечами, что в ее полных латах было сделать весьма затруднительно. - Вначале дела.

-Леопольд уже подготовил зал наверху, - Герхард махнул рукой в сторону очередного темного коридора. - Идем, что ли...

Проход наверх, как вскоре выяснилось, был сопряжен с некоторыми трудностями. Сложно сказать, насколько не доверял своим гостям Леопольд, но вряд ли степень этого самого доверия была достаточно велика: о том говорили многочисленные запертые двери, перегороженные мягкими темными лентами проходы и лестницы, затушенные свечи и светильники...Юлиан чувствовал себя так, словно оказался в Ватикане, но уже на комариных правах туриста, к чьим услугам были лишь доступные для посещения крохи...

Это раздражало. Это до невозможного раздражало, даром что судя по словам Герхарда об экскурсии, своим более близким союзникам Асколь показал куда как больше - а от него уже поспешил отгородиться - мягко, но настойчиво.

Вот еще один перекрытый ход, вот еще одна запертая на огромную тяжелую задвижку зала. Вот лестница, которая, очевидно, ведет к чему-то запретному - ибо ее они обходят, делая внушительный крюк, а потом еще один, и еще, и еще. Когда минуло добрых двадцать минут утомляющей ходьбы, епископ вынужден был признать, что окончательно заплутал: сейчас он не смог бы даже приблизительно сказать, в какой части замка они находятся, и даже наверху ли они или под землей. Нет, этот лабиринт определенно сложно было бы взять штурмом...

Двери, у которых Герхард остановился, выглядели достаточно древними, но открывались легко и даже без лишнего скрипа. Раскинувшаяся за теми дверьми зала освещалась одной огромной люстрой, за которую не стыдно было бы какому-нибудь дорогому театру. Вырванные из мрака ее слабым светом, притягивали взгляд старинные картины, гобелены и фрески, мозаичные окна под самым потолком, игравшие целой россыпью цветов, старые штандарты и потускневшее оружие. За длинным прямоугольным столом, укрытым темной тканью - до того узким, что сидящие по обе стороны люди определенно должны были едва ли не пинать друг друга ногами - был закреплен на строгой каменной стене хорошо знакомый Юлиану мрачный герб: завидев эту печать на оказавшемся на его столе письме, не один ватиканский чиновник приходил в сущий ужас. Скосив уставшие глаза, Верт впился ненавидящим взглядом в наглый девиз рода, после чего обратил свой взор уже на массивное кресло с высокой спинкой, поставленное во главе стола, в данный момент пустовавшее.

А ведь могли бы встретиться в офисе...

Дверь в дальнем углу тихо скрипнула, невыносимо медленно открываясь. Юлиан, застывший у входа, уже приготовился лицезреть хозяина замка, но и в этот раз был обманут: в зал входили, расступаясь по углам, высокие люди в безупречных деловых костюмах и черных кожаных плащах, чей тихий шелест был слышен при каждом шаге. Если среди "дурноголовых" и был какой-то отличительный знак, который мог понять человек со стороны, не знакомый с запутанной иерархией данного ордена, то им были именно эти одеяния: тот, кто рядился таким вот образом и при том не сопровождался насмешками товарищей, был либо очень хорошим бойцом, либо таковым нагло притворялся. Нахмурившись, Юлиан напряженно следил за тем, как рыцари оцепляют зал: он уже догадывался, кого следует ждать теперь, когда прибыли офицеры - если, конечно, к этому щегольскому отребью можно было вообще применить такое слово. И не ошибся.

В зал входили по одному люди в одежде и доспехах, выглядящих настолько невероятно, что самые безумные из ландскнехтов, чей "стиль", очевидно, они пытались копировать, удавились бы от зависти, едва увидав этот отряд. Уже первый из вошедших был закутан в дикое количество торчащих друг сквозь друга кусков разноцветной ткани, поверх которой бряцали многочисленные кинжалы, крючья, какие-то несуразные цепи и еще что-то, вовсе не поддающееся внятной характеристике, но, вне всякого сомнения, предназначенное для убийства. Второй, чьи разноцветные рукава, равно как и штанины, были театрально раздуты, тяжело шагал, уронив на покрытое пестрыми заплатами плечо внушительных размеров фламберг, чей пламевидный клинок казался ржавым - но то были лишь застарелые пятна крови. Третий, чей наряд был настолько пестрым и "кусочным", что от него попросту рябило в глазах, помимо короткого кошкодера таскал несколько вполне себе современных пистолетов - на все том же поясе, а его товарищ в шлеме с высоким гребнем, помимо то и дело ударяющегося о старый доспех скошенного фальшиона, имел заткнутый в надетую поверх потемневшего от времени железа кобуру револьвер. Пятый - среднего роста человек с серыми глазами и римским носом, лихо усатый, носил плоскую и широкую, всю в перьях, шляпу, пришитый к несуразному костюму из заплат высокий темно-красный воротник, закрывавший горло, и угрожающего вида шпагу с волнистым клинком-пилой. Последним появился худосочный лысоватый тип, лицом и особенно его выражением похожий на злобного и въедливого бухгалтера - этот отстукивал по полу слегка похожим на таран копьем, и, кривя и без того не особо приятную физиономию с тонкими черными усами и распухшей верхней губой, рассматривал собравшихся через монокль.

Юлиан скривился ничуть не меньше, разглядывая сию цветастую компанию, эти жуткие морды, одна из которых, наполовину спрятанная под шляпой, привлекла его внимание более прочих. Уж если Леопольд потрудился привлечь к делу Витторио Мори, которого, впрочем, уже долгие годы называли никак не иначе чем Никколо Фортебраччо Первый - ни на что иное сей прославленный головорез попросту не желал не то, что откликаться, но даже поворачивать голову - то дело это определенно начинало пованивать: пока правда неясно, керосином или табаком...

-Все хорошо, все на месте, - грохнул человек в шляпе, махнув рукой в пестром дутом рукавище. - Могила, разведи народ и зови хозяина.

-Да, - кивнул тип в монокле, еще раз осмотрев зал, цепляясь взглядом за каждый кирпичик. - Идемте, господа.

Громыхая латами и бряцая оружием, пестрая шайка поплелась к выходу - едва Могила исчез в коридоре, как следом поплелись и офицеры, шурша плащами. Оставшийся в зале человек в шляпе забросил ее на ближайшую тумбочку, после чего прошествовал к столу, и, упершись в него обеими руками, проговорил:

-Ну что же, вот и собрались, - зычному голосу его вторил жалобный скрип стола, на который напирали массивные кулаки в толстых истертых перчатках. - Осталось чего там, перезнакомиться, да за дела. Хотя меня уж точно знаете. Ну хотя бы слышали. Так ведь? - не дожидаясь ответа, он откинулся назад и ткнул пальцем в командора Деляну. - Да и я вас знаю. Ну и чего ты так вырядилась, Железная? Чай не головы рубить пришла, - палец ткнулся уже в Юлиана. - А ты не торопился, я погляжу. Хозяин этой каменюки уже издергался весь, пока ты сюда доперся. Хотели уже за тобой посылать - мало ли, свернул шею, али в пропасть упорхал...

Верт ничего не ответил: последнего человека, который смел обратиться к нему не на "вы" он видел около тридцати лет назад - и в данный момент он, пусть и бывший в курсе насчет невероятной наглости Никколо, стоял и ловил ртом воздух, внутри весь закипая от гнева.

-Леопольд уже идет? - поинтересовался Герхард, отодвигая для себя стул. - Или как, еще часик тут померзнем?

-Идет, идет, - уже куда менее грубым голосом ответил рыцарь. - Напряг наших бумаги свои какие-то жечь. Утром сегодня тонну чертову пережгли, думали, ну все уже, так куда там. Еще две кладовки открыл...

-И с десяток запер от греха подальше, - тихо пробормотал Герхард, указывая все еще стоящей столбом Деляну на стул. - Что же вы? Садитесь.

Командор, рывком выдернув несчастный предмет мебели из-за стола, грохнулась на него с жутким железным лязгом - стул заскрипел, но выдержал: в скрипе этом ясно звучало предупреждение - лишний раз ей лучше не шевелиться. Понемногу освободившийся от гневного оцепенения Юлиан также поспешил занять место - Никколо, обойдя стол, плюхнулся аккурат напротив. Тишина, повисшая после того, как гости, наконец, расселись, была нарушена почти сразу: тихие шаги, приближавшиеся к залу, заставили всех смолкнуть и застыть в каком-то чудном нервном напряжении - ну, может быть, всех, кроме беспечно глядящего в потолок Никколо.

Леопольд Асколь был обряжен в просторную серую накидку до пола, чей капюшон сейчас был откинут на спину, позволяя длинным седым волосам растекаться по плечам хозяина замка. Глаза его все так же скрывались за очками с синими стеклами, равно как нос и рот - за ингаляционной маской - на памяти Герхарда он еще ни разу не снимал при ком-то постороннем ни то, ни другое. Меч в потертых ножнах был при нем, постукивая по ноге, а за другой ногой бежал по каменным плитам, отчаянно стараясь догнать хозяина, большой черный кот с длинными торчащими усами - спустя несколько секунд он уже резво запрыгнул на подлокотник стоявшего во главе стола кресла.

-Командор. Епископ. Добро пожаловать, - произнес Леопольд, проходя к своему массивному "трону" - его приглушенный ингалятором голос в царившей тишине казался едва ли не оглушительным. - Я рад, что все смогли добраться сюда без проблем. Приношу свои извинения за выбор места встречи, но я счел, что в сложившейся ситуации необходима максимальная секретность, - глава рода Асколь опустился в кресло и кот, до того внимательно наблюдавший за гостями в оба своих огромных желтых глаза, тут же устроился у него на коленях. - Наш разговор будет довольно долгим, но при необходимости мы прервемся...да, командор? Что вы хотели спросить?

-Прошу прощения, - Деляну тихо кашлянула в сторону. - Я просто слышала одну историю... - так и не закончив фразы, она взглянула на кота.

-А, понимаю, - Леопольд улыбнулся - определить это из-за маски было несколько затруднительно, но все-таки возможно. - Понимаю, что вы слышали. Старая добрая сказочка о том, что наша семья держит у себя потомков Палуг.

-Кого? - буркнул Юлиан. - Я не расслышал, кажется...

-Не каждая кошка может похвастаться тем, что наваляла королю Артуру, - усмехнулся Леопольд. - Она...она могла бы. Ужасная Палуг, волшебная кошка когтя и кости, рожденная в краю штормов. Дикое чудовище, никогда не знавшее материнского тепла, выброшенное в холодные воды едва ли не сразу после рождения. Кошка, что была способна обернуться тенью, кошка, что имела когти острее любого меча, огромная свирепая тварь, что драла благородных рыцарей десятками, как старые тряпки, неистовая тварь, что заставила отступить сэра Кея и нанесла поражение Артуру. Тварь, что дала потомство от не менее легендарного ирландского морского кота, которого встретила за морем...и чье далекое потомство несколько веков назад выискали и украли мы, чтобы натаскивать на всякую нечисть. Поверьте, командор, я тоже слышал эти истории. Некоторые даже заставляли меня улыбнуться - например, когда я слышал, что наши кошки могут читать мысли и каждый глава рода получает одну такую в качестве телохранителя...когда-то это и правда было смешно. Но сейчас меня подобные истории уже порядком утомили, так что давайте не будем о них. В конце концов, мы здесь не для того, чтобы рассказывать старые байки.

-Вот уж точно, - подал голос Верт, насмешливо взглянув на женщину-рыцаря. - Знаете, командор, иногда кошка - это просто кошка...

-До тех пор пока она не вырастает до размеров замка и не начинает откусывать головы, - бросил Никколо, стаскивая перчатки. - Ну что же, к делу?

-К делу, - мрачно произнес Леопольд. - Господа и дамы, мы собрались здесь потому, что на горизонте появилась новая опасность. Опасность, которая угрожает не только Церкви, не только Ассоциации...я думаю, можно смело сказать, что возникшая проблема, если пустить ее на самотек, вскоре коснется решительно всех. Всего мира. И этого прикосновения последний, боюсь, может не пережить. Обозначу сию проблему предельно коротко и ясно - русская магическая организация, известная как Ленинградский Клуб, получила контроль над одним из планетарных терминалов.

Скрытые за синими стеклами глаза следили за реакцией гостей, улавливали каждое нервное движение, каждую попытку скрыть проступающие эмоции. На Герхарда глаза не смотрели: как-никак, он давно уже это знал Не особо много внимания уделил Асколь и Никколо - рыцарь, конечно, выглядел удивленным, но это удивление его мало интересовало, равно как и скудный запас чувств, что был в распоряжении у Железной Леди. А вот на Верте взгляд задержался, успешно поймав всю вспыхнувшую на лице епископа гамму: вот первый шок, вот недоверие, вот гнев...а вот и то, чего он и ждал - скачущая следом за недоверием жажда. Жажда обладать и властвовать.

-Вы отдаете себе отчет в том, что только сказали? - вспыхнул Верт, заталкивая все под покров напускного гнева. - Какие у вас доказательства?

-Надежнейшие, - резко ответил Леопольд. - Прошу простить, но свои источники я не раскрываю. Однако отец Герхард, присутствующий здесь, имел возможность ознакомиться с данными...источниками и может подтвердить истинность моих слов.

-Что я и делаю, - прохрипел старый палач. - Леопольд сказал чистую правду. Русские сорвали свой куш и я могу вам даже сказать, когда это случилось. Семьдесят пятый год, господа. Вы ведь все помните день, когда мир, кажется, сошел с ума? Что ж, теперь вы знаете, почему он это сделал. У него украли еще одного ребенка.

-Как давно вы об этом знали? - рявкнул Юлиан, уставившись на Леопольда. - Как давно скрывали от нас, черт возьми?

-Уж больше пары лет, можете быть уверены, - совершенно спокойно ответил тот, поправляя ингалятор. - У меня не было решительно никакого желания предоставлять кому-либо шанс все испортить какой-нибудь безумной выходкой.

-Вы тянули...столько....

-Не тянул, а собирал информацию, - Асколь почесал кота за ухом. - И в настоящий момент мы располагаем данными о Ленинградском Клубе в достаточном объеме.

-И вы, конечно же, не откажетесь нас просветить? - Деляну чуть пошевелилась, лязгая доспехами.

-Конечно. Вы получите исчерпывающие сведения - все, кто еще их не получил, - Леопольд посмотрел на епископа. - Вы ведь уже успели ознакомиться с отчетами, что я вам выслал ранее?

-Да, - немного успокоившись, прохрипел Верт. - Степень угрозы, вне всякого сомнения, велика. Но если бы я узнал о терминале раньше...

-Что бы тогда? - спокойно спросил Леопольд. - Бросились бы на них в лобовую атаку, рискуя хорошо так подогреть Холодную войну? Или даже поспособствовать началу Третьей мировой?

-Я...

-Американская Малая Башня - вы ведь знаете, у них неплохие связи с военными - знает немало, - продолжал Леопольд. - Среди того, что она знает, есть также весьма интересные сведения об одном островке в Финском заливе. Там находится что-то такое, что если мир не избежит ядерной заварушки, то первой целью станет не какая-нибудь русская база или ракетная шахта. И даже не Москва. Ударят именно по этому островку. Что там есть точно - этого нам не может поведать никто из них, но одно его существование их пугает до дрожи. Если вы читали присланные мною материалы, епископ, то вы уже должны были понять, с кем мы имеем дело. Ленинградский Клуб - это сплав исследовательского института, способного без проблем потягаться с Ассоциацией, и профессиональной армии, которую десятилетиями натаскивают на все, что их руководство сочло опасным.

-Из-за железного занавеса мало что проникает, - произнес Герхард. - Но мы знаем, что они уже давно спутали весь Союз. Проводят крупномасштабные кампании по отлову магов, истреблению полукровок...изучению и методичному уничтожению всего, что выходит за определение "человек". Своих магов держат в черном теле, но те тешатся мечтами попировать на трупе Ассоциации. И на наших трупах тоже, если выпадет такая возможность.

-А теперь у них она и правда появилась, - вновь взял слово Леопольд. - С мощью планетарного терминала...

-Нам известно, на что способно это существо? - долго молчавший Никколо, наконец, заговорил - неожиданно серьезным тоном.

-Не стану обманывать, я мало о нем знаю, - вздохнул Асколь. - Как и все здесь присутствующие, ибо эти существа - загадка сами по себе.

-Один, по крайней мере, находится в поле нашего зрения, - пробурчал Юлиан.

-Точнее, в поле зрения Бюро, - кивнул Асколь. - Но Корона как объект изучения, именно как терминал - для нас полностью бесполезен, ибо мертв и мертв давно. Архивы Часовой Башни хранят обрывочные сведения еще как минимум о двух случаях контакта. Эти материалы, само собой, относятся к категории подпечатных, и раздобыть их было весьма нелегко...

-Что же там? - прямо спросила Деляну.

-Еще один терминал был уничтожен во время покорения Нового Света вместе с империей ацтеков. Все что о нем известно - он определенно существовал, - Леопольд некоторое время помолчал, прежде чем продолжить. - Что же касается нашего...что ж, о нем известно куда больше, потому как Ассоциация сама за ним охотилась в прошлом, покуда не потеряла его след. Первый контакт состоялся во время первой арктической экспедиции сэра Джона Франклина. Он длился смехотворное количество времени, но агент Башни, бывший в составе экспедиции, извлек из него определенную пользу, как можно полагать. И не преминул известить начальство. Лондон в этот раз оказался далеко не таким медлительным, как обычно...

-Экспедиция 1845-го, чьей официальной целью значилось освоение Северо-Западного прохода, на деле была созвана для захвата терминала и доставки его в Часовую Башню, - хрипло проговорил Герхард. - На "Терроре" и "Эребусе" были их лучшие люди...исход, я думаю, вы знаете. Среди обнаруженных поисковой экспедицией 1859 года материалов были и шифровки башенных агентов. Именно благодаря им мы знаем, что близ острова Кинг-Уильям их затерло льдами далеко не по злой воле природы...о нет, природу об этом кое-кто попросил. Терминал оборонялся. Отчаянно.

-И, поймав корабли в ловушку, скрылся, оставив холод и голод довершить начатое, - бросил Леопольд. - Согласно данным башенных агентов, которым удалось добраться до северной части материка, они не смогли даже толком увидеть свою цель. Лишь знали, что он где-то рядом, но поисковые ритуалы отняли у них последние силы...

-Значит, преследователей он успешно уморил, - протянул Верт. - Но где же его взяли русские? И главное - как?

-Терпение, - ответил Асколь. - Я уже подхожу к этому вопросу, епископ. Экспедицию Франклина, как вы, возможно, знаете, искали довольно-таки долго, Башня трясла Адмиралтейство, как могла. Судя по всему, эти самые поиски, долгие и обширные, вынудили терминал искать себе новое укрытие. Если верить данным Ассоциации, то следующий раз он был замечен членами австро-венгерской экспедиции, затертой льдами неподалеку от Новой Земли. Их принесло к берегам, которые теперь известны, как Земля Франца-Иосифа...

-Которую с конца двадцатых годов посещали уже советские полярные экспедиции, - вставил свое слово Герхард. - Какая из них принесла на хвосте весточку о терминале Ленинградскому Клубу, неизвестно, но это и не так уж важно. Важно то, что русские, в отличие от Ассоциации, у которой тогда было полно иных проблем помимо проверки старых слухов, поисками таки занялись.

-На что он способен? - прорычал Юлиан.

-Можем только строить догадки, - Асколь пожал плечами. - Вероятнее всего, в основе лежит возможность управления климатом, с минимумом ограничений. Завладевший этой силой способен учинить глобальную катастрофу невиданных доселе масштабов. Контролируемую катастрофу, господа.

-Целью которой, если я хоть что-то понимаю в этих русских безумцах, станет Ассоциация в первую очередь, - проговорила Деляну. - А затем...?

-А затем, скорее всего - мы, - просто ответил Леопольд. - Но куда вероятнее, что они готовятся к войне на два фронта.

-Или же планируют неким образом вывести одну из основных угроз из конфликта одним мощным ударом...

-И по кому ударят в первую очередь, мы пока что не знаем, - Леопольд постучал пальцами по подлокотнику. - Потому единственным верным решением будет ударить первыми. Я собрал вас всех здесь для того, чтобы сделать вполне разумное в нашей ситуации предложение. У меня есть определенные...связи, но их сейчас явно недостаточно, особенно когда речь идет об Ассоциации. В то же самое время отец Герхард такими связями обладает, равно как и вы, епископ, и вы оба можете нажать на нужные рычаги в Ватикане. Продавить нужные решения и обеспечить все необходимое для начала нашего...крестового похода. Командор Деляну, ячейка, что находится под вашим командованием, в то же самое время получит новое назначение. Вы возглавите возрожденное российское отделение вашего ордена. Обеспечите нам плацдарм на советской земле.

-Ну а мы, в свою очередь, позаботимся о том, чтобы никто в Риме не стал слишком активно мешать готовящейся военной кампании, - пробасил Никколо. - Вполне логичный альянс, я не против.

-А вот я, пожалуй, задам еще парочку вопросов, - хрипнул Юлиан. - Давайте обобщим и укоротим все вышесказанное. Вы хотите воспользоваться нашими ресурсами, чтобы организовать и провести весьма масштабную и затратную кампанию против русских, и при том...Леопольд, вы же понимаете, надеюсь, что никто из собравшихся не станет и секунды верить в то, что делаете вы это исключительно из благих побуждений и по доброте душевной? Наши затраты и потери очевидны уже сейчас, а вот выгода...

-Помимо той, что Церковь возьмет под контроль живой терминал?

-Помимо того, что и так очевидно, - кивнул Верт. - Ваша, личная выгода от всего этого предприятия.

-Она будет не только моей, - немного помолчав, сказал Леопольд. - Терминал, что мы заберем у русских, получит не Церковь, и уж конечно, не Ассоциация. Его получит наш...логичный альянс.

-Чушь, - моментально обрубил Верт. - У вас, Леопольд, руки коротки его удержать. Мы, черт возьми, даже не знаем, как это удается русским!

-Вообще-то, я знаю, - улыбнулся глава рода Асколь. - Терминал удерживается с помощью...хм, устройства, чьим автором является Прародитель за номером Двадцать Два. Устройства, материалы по которому мои предки выкрали несколько веков назад в ходе весьма трудной и опасной экспедиции, и веками же пытались воссоздать.

Если бы это было возможно, Юлиан бы нахмурился еще больше. А так он лишь качнулся вперед и тихо зарычал, покуда в его голове проносились, словно на карусели, нервные мысли.

Раскрываешь одну карту за другой. Либо ты выжил из ума, во что я при всем желании не поверю, либо угроза и правда так велика, либо ты врешь.

Либо, что тоже вполне вероятно, ты чувствуешь возможным раскрывать карты, потому что...

Старая мразь, ну конечно же. Самое очевидное, самое простое. Мы сделаем для тебя работу, а потом...

Не на того ты напал, Леопольд. Ох не на того.

-И что же это такое? - преувеличенно спокойным тоном спросил Верт. - Не потрудитесь ли объяснить?

-Конечно, - кивнул Асколь. - Пока я ограничусь лишь общими данными, но уже сегодня вечером предоставлю все нужные материалы. Само собой, лишь тем, кто заключит оговоренное соглашение.

-Устройство, - подала голос Деляну. - Вы знаете больше нас всех, так что, пожалуйста, не томите...

-Речь идет о весьма сложном магическом...механизме, который создал - пусть лишь только на бумаге - Двадцать Второй, незадолго до того, как был запечатан, - Леопольд говорил тихо и размеренно, чуть прикрыв глаза. - На русском это звучит как Klet' Tishiny. Клетка Безмолвия, если угодно. Технические подробности, я уверен, многих из вас утомят, - он несколько насмешливо посмотрел на Деляну. - Так что буду краток. Устройство отрезает помещенные в него объекты от мира на некоторых из планов, причем настолько ловко, что с ними можно продолжать взаимодействовать напрямую, но сам мир их попросту не видит. Не в состоянии получить подтверждение того, что означенный объект все еще существует, не в силах получить от него вообще никакой информации, и, чтобы не создавалось определенного противоречия, попросту вынужден согласиться с отсутствием в себе находящегося в Клетке объекта. Что важнее, Клетка сама не создает никаких помех, не встраивает в наш мир нечто чужеродное, что он будет пытаться всеми силами выдавить обратно. Она просто укрывает то, что в нее попалось, отрезая от всякой и всяческой поддержки и оставляет на милость хозяина устройства, которое, кроме основной своей функции, является, я замечу, вероятно одной из сильнейших сдерживающих систем, когда-либо изобретенных.

-А вы, значит, эту самую систему пытались воссоздать? - бросил Юлиан.

-Не стану скрывать, пытались, - вздохнул Леопольд. - С ее помощью мы бы смогли запечатать сильнейших из Двадцати Семи. Да что Двадцать Семь...правильно настроенная Клетка смогла бы, вероятно, сдержать и слабого Предка.

-Вы потерпели фиаско, - не без удовольствия произнес епископ.

-Да, - просто ответил Асколь. - Нам не удалось решить, как в свое время и Двадцать Второму, основную проблему. Мы не смогли обеспечить машину нужными...запчастями. Более того, мы не смогли их найти вовсе, в отличие от русских.

-Ваша манера недоговаривать начинает уже действовать на нервы, - пробормотал Юлиан. - Что вы имеете в виду?

-Машина должна быть запитана от большого количества живых существ с идеально подобранными Истоками, - Леопольд повернулся к епископу, позволяя тому взглянуть в его синие стекла. - Схема чудовищно сложна, каждый элемент в ней, по сути, уникален, и может быть найден лишь путем долгого и тщательного просеивания людских масс, к которому мы не могли и приступить. У нас не было - не было и нет, равно как и у Двадцать Второго в его время - под рукой того, кто был бы способен видеть самую суть человека, проникать до корня, понимать, где место этого человека в системе Клетки. А русские, судя по тому, что им удалось создать, настроить и запустить машину, кого-то нашли. Способный видеть - это уже само по себе чудовищнейшая редкость, один на многие миллионы, если не на миллиард. Но они смогли собрать и запустить Клетку, значит они нашли кого-то, кто может еще и воздействовать.

-Это невозможно, - фыркнул Верт. - Это уже...

-Так же невозможно, как и захватить планетарный терминал, так вы хотите сказать? И тем не менее, они сделали это. А нам придется расхлебывать заваренную ими кашу...и боюсь, отвертеться уже не выйдет.

-У вас есть своя...Клетка? - напряженно произнес Юлиан. - Если мы достанем терминал, вы сможете его удержать?

-Да, - после недолгого молчания ответил Леопольд. - Во всяком случае, мы смогли бы ознакомиться с русской моделью и внести определенные коррективы в свою. Но я хочу чтобы вы поняли меня предельно ясно - я не желаю иметь терминал в качестве пленника. Меня...и не только меня, если на то пошло, это существо интересует в роли союзника, всецело добровольного, конечно же.

-Сдается мне, вы все мозги себе здесь проморозили, - грубо рассмеялся Юлиан. - Я наслышан о той твари из Бюро. Вы что, всерьез думаете, что сможете подружиться с чем-то подобным? Это вам не кошка. Конечно же, мы должны изъять терминал у русских, тут я с вами согласен. Воспользуемся этой вашей...Клеткой, узнаем, как они его контролировали. Думаю, он одинаково хорошо пойдет как в качестве инструмента давления, так и в роли климатического оружия...

-А что, если у него окажется свое мнение касательно ролей, которые он должен играть? - ехидно поинтересовался Герхард.

-Я всецело надеюсь, что вы это не всерьез, - выдохнул Верт. - Это опасная грань, знаете ли. Еще пара шажков за нее и можно начать интересоваться мнением какого-нибудь вампирского отребья...

-Значит, в клетку и под замок? - хмыкнул старый палач. - Может тогда проще оставить его у русских, раз все равно ничего не изменится в общем и целом?

-Хватит шуточек, - прорычал Юлиан. - Леопольд созвал нас здесь и поставил пред нами проблему, проблему ощутимую и серьезную. Чем делить прах неубитого Апостола, я предлагаю перейти уже к вещам более конкретным. Данные, господа, данные о Ленинградском Клубе. Что нам известно, что еще нет, и что предстоит узнать как можно быстрее. Чего опасаться, куда бить...

-Определенные успехи уже есть, - задумчиво произнес Герхард. - За последний год моим людям удалось провести пару вербовок. Не особо много, конечно, но постепенно...

-Не люблю это слово, - фыркнул Верт. - Если мы знаем, куда следует нанести удар, следует как можно быстрее собрать силы в кулак и сделать это. Тряхнуть триумвират, глав орденов. И размазать этих русских, как клопов.

-Вы не сторонник тонких методов, я погляжу? - Герхард улыбнулся оставшимися зубами.

-Если тебе нужно забить гвоздь, нет смысла для этого изобретать многоступенчатый план, - отрубил Верт. - Ты должен просто взять и вдарить посильнее. Не так ли вы сами поступили, когда работали против печально известных личностей из A.E.I.O.U.?

-Нашим операциям против данной организации предшествовала долгая и тщательная подготовка, смею напомнить. Мы не спешили как на пожар там, где не надо, и лишь благодаря этому Восточная Европа сейчас не превращена в заповедник для джиннов, четверть человечества не уничтожена, а Апостолы из числа Габсбургов не правят остав...

-Хорошо, хорошо, я понял, - оборвал палача Юлиан. - Итак, с чего мы начнем?

-С наступления на "Аврору" или так называемую Первую Площадку, - продолжил Герхард. - Если вы успели ознакомиться с присланной вам информацией, то знаете, чем они занимаются и почему без них Клубу придется ох как тяжеленько. Разгромить "Аврору" - лишить их связей и ресурсов, сорвать многолетние проекты. Отрезать мозг от кислорода, если хотите. Не говоря уж о том, что именно эта организация занимается истреблением всего, что не устраивает их начальство в промышленных масштабах.

-Будем спасать несчастненьких гибридов и прочую пакость, о да. Как это прекрасно, - язвительно произнес епископ. - Хотя они, конечно, обеспечат нам нужный уровень хаоса...

-Как минимум, - слово вновь взял Леопольд. - Но прежде чем мы продолжим...я должен знать, с кем, собственно, мы будем продолжать. На данном этапе выход из оговоренного союза никому не принесет вреда. Итак, ваши слова?

-Я сделаю все, что в моих силах, - произнесла Деляну. - Мы оправдаем ваше доверие.

-Был бы я здесь, если бы в последний момент решил отказаться? - усмехнулся Никколо. - Нет, конечно же.

-Лучше и не скажешь, - Герхард чуть улыбнулся. - Проблему с терминалом следует решить в кратчайшие сроки.

-Согласен, - поджав губы, добавил Юлиан. - Его нужно взять под контроль.

И как только это случится, старый выродок, ты крепко пожалеешь обо всем, это я тебе обещаю. Нет, Леопольд, я тебя не боюсь. И инструментом, с которым можно будет расправиться, едва работа будет завершена, я не буду. Нет, Леопольд, нет...расправиться скоро придет пора кое с кем иным. С одним стариком, что слишком много о себе возомнил и...

Епископ, признаться, так и не понял, как это случилось. Он определенно был трезв и в своем уме, и определенно держал свой рот на замке сейчас, как только высказал свое согласие о вступлении в этот "логичный альянс" и собирался уже сесть на свое место. Он более ничего не сказал - лишь подумал.

Вот только смазанная черная тень, сорвавшись с кресла Леопольда, все равно метнулась к нему, переворачивая стоящие на столе высокие стеклянные графины с водой и свечи, и, всего мгновением спустя, запустила в лицо епископу невероятно острые когти.

Леопольд среагировал моментально, вскочив на ноги лишь парой секунд после.

-Вернись! - рявкнул он на кота с такой силой, что, казалось, должен был сорвать с лица маску одним только голосом. - Назад!

Тень - нет, теперь уже просто черный кот, гневно смотрящий на епископа своими желтыми глазищами - отпрыгнула назад так же резко, как и достигла епископа. Заворчав, кот ретировался обратно на кресло, балансируя на узком подлокотнике.

На осколки, оставшиеся от графина с водой, капала кровь. Пошатываясь и рыча от боли, Юлиан медленно отступал к стене, прижимая руки к исполосованному лицу. Сердце епископа стучало, как безумное.

-С-старая...с-сказочка... - прохрипел он, прислоняясь к стене. - Старая, мать ее...

-Похоже, заключение союза и правда придется отложить до вечера, - вздохнул Леопольд. - Не будем же мы это делать за окровавленным столом.

Узкая комнатушка с витражными окнами находилась, насколько понимал Герхард, на самой верхотуре. В окна била дневной свет, заставляя выложенные в них изображения полыхать множеством оттенков - от всех этих бликов прилично рябило в глазах. Под одним из таких окон - оно казалось залитым непроницаемой синевой, в которой угадывались нечеткие людские силуэты - стоял внушительных размеров стол из черного камня, на котором в свою очередь были расставлены многочисленные пыльные графины с затейливыми узорами, пузатые колбы и высокие бокалы из синего стекла. Стоял там и металлический поднос, в который с характерными звуками падали небольшие иголочки, куда опускалась вата и куда несколько минут назад шлепнулась отожравшаяся пиявка: побилась в агонии полминуты, после чего издохла. Заткнутая за пояс Леопольда коробочка мерно гудела, шум ее сливался с шипением растворявшихся в родниковой воде багровых прямоугольных таблеток.

-И часто этим балуетесь? - прохрипел Герхард, занимающий старое скрипучее кресло у ближайшей стены.

-Два раза в неделю, - Леопольд аккуратными движениями отстегивал ингаляционную маску от лица. - Если затянуть, приходится прибегать к кровопусканию, в противном случае в жилах будет воск...точнее, нечто похожее по консистенции. Предпочитаю до такого не доводить, знаете ли.

-Могу я полюбопытствовать, кто является автором всей этой вашей...системы?

-Можете, - пожал плечами Асколь, хватая бокал из синего стекла - жидкость в нем к тому времени уже дважды сменила окрас, а теперь стала и вовсе бесцветной. - Алхимик этот был нашим гостем. Остальное останется его тайной. И нашей.

Маска легла на стол. Приложившись к бокалу, Леопольд выпил его содержимое за три больших глотка - рука, ставившая чашу на стол, первые несколько секунд немножко подрагивала.

-Не обольщайтесь, сразу скажу, - сделав пару коротких вдохов, глава рода Асколь вновь потянулся за маской. - Я развивал иммунитет к отдельным компонентам более двадцати лет. Поверьте, это было незабываемое время.

-Но оно того стоило?

-Ты ежедневно пьешь пакость, которая похожа на деготь, замаринованный в уксусе. Ты смешиваешь свою кровь кое с чем похлеще, и регулярно должен сливать излишки этой заразы, если не хочешь, чтобы по венам потекла патока. Ах да, и не более шести часов в день без ингалятора. Я уже, признаться, начинаю забывать, что такое обычный воздух. Но, отвечая на ваш вопрос - да, за неимением иных адекватных методов, это - выход.

-Надо было к вам заглянуть на полвека раньше, - хрипло рассмеялся Герхард. - Глядишь и сторговались бы насчет этой отравки.

-Кто знает, кто знает. Как там Юлиан?

-Я уж думал, он вообще пошлет нас ко всем чертям после случившегося, - задумчиво произнес палач, наблюдая за действиями Леопольда. - Зашивали его пару минут, а воя-то набралось часа на два с небольшим, - вздохнул он с досадой. - Думал, он серьезнее. Wert ist im Wert gesunken (2).

-К нашему делу он отнесется со всей возможной серьезностью, будьте уверены, - Леопольд застегнул рукав - кожа под ним была цвета мела, вся в следах от уколов и укусов. - Жаль, что так получилось, конечно...

-Вы про то, что ваша...сказка себя раскрыла?

-Уж конечно не про морду Юлиана, - усмехнулся Асколь, перейдя на немецкий. - Wert hat keinen Wert (3). Ну, почти...

-До сих пор думаю, стоило ли ему говорить все, - заметил Герхард. - Возможно, мы несколько переборщили...

-Нисколько, - Леопольд опустился в свое кресло. - Юлиан - бешеный бык, и мы только что хорошенько помахали у него перед носом советским флагом. Осталось дождаться, пока он возьмет разбег и поднимет на рога все преграды. А матадора для него я уже нашел.

-Я его увижу, интересно?

-Да. Если обернетесь.

Реакция не заставила себя ждать - старый палач успел как раз вовремя, чтобы увидеть, как часть казавшейся монолитной стены отодвигается и в комнату, зажигая на ходу свет, входит новый гость. Вернее, гостья.

Молодая на вид женщина была закутана в поношенный темный плащ на меховой подкладке, с воротником настолько высоким, что он закрывал все до ушей и почти что вместе с ушами - плащ был расшит многочисленными узорами, частью уже выцветшими, но кое-где все еще серебрящимися. Огромная шляпа ее была украшена высоким черным пером, чем-то ужасно напоминающим тонкое острое лезвие, на шее же болталась на потертых ремнях защитная маска, пристегнутая к головному убору.

-Сильвестра Аркури, - представил гостью Леопольд, выходя в центр комнаты - сейчас Герхард впервые видел его без ингаляционной маски, пусть та и была совсем рядом, на столе. - Можете не представляться, вас она прекрасно видела и слышала, равно как и все наше совещание.

-Рада знакомству, - протянула гостья, поправляя шляпу и поворачиваясь к Леопольду. - На вечерней части мне также нужно будет присутствовать?

-Не вижу смысла, - коротко ответил Асколь. - Свою цель ты уже и так успела рассмотреть. Что ж, вот и мой второй агент, о котором я не так давно вам говорил. Сильвестра родом из семьи, про которую уже мало кто помнит, но тем не менее, это наша ветвь. Наша кровь.

-Так вот кого мне нужно будет протолкнуть на передовую... - задумчиво произнес Герхард. - Вы сами-то желаете быть на острие?

-Мои желания несущественны, - холодно ответила Сильвестра. - Значение имеет лишь долг, который я верну, преуспев в этом деле.

Палач промолчал, разглядывая эту - интересно, насколько далекую? - родственницу Леопольда. Лицо у Сильвестры было спокойным и несколько усталым, под левым глазом - пятно от небольшого старого ожога, золотистые волосы местами поблекли...

-Можете не сомневаться в ее профессионализме, - предупреждающе произнес Леопольд. - Лучшего кандидата для этого дела найти было бы сложно. Она достанет терминал. И позаботится о епископе.

-Значит, радикальным мерам все-таки быть? Я бы не торопился...

-Сегодня вечером я проведу свою проверку, - загадочным тоном выдал Асколь. - Она и решит, что он за человек. Помимо прочего, замечу, что мы окажем большую услугу триумвирату Дома Резни, если уберем этого нахала. Но вы, конечно, правы - пока спешить не станем. Последняя проверка все покажет.

-Что же это будет?

-О, я думаю, вас это позабавит, - пальцы Леопольда застучали по ножнам.

-Так что же, этот его кот и правда... - Лета нарочно не закончила фразы, ожидая, что епископ сам потянется рассказывать подробности.

-Не знаю, - огрызнулся тот. - И по правде говоря, не хочу в это верить. И без того слишком много власти в руках этих наглецов. Знаешь, вечером того же дня, после того, как мы уже официально заключили союз и приступили к обсуждению лучшей стратегии действий на первое время, старый Леопольд выкинул еще один фокус.

-Какой же?

-Вытащил меч и...

-Епископ. Погодите.

Верт был уже на полпути к залу. Недолгий перерыв, понадобившийся после того, как участники встречи решили, наконец - заняло это добрых три часа - вопросы, связанные с беспрерывным снабжением существующего еще пока лишь на бумагах плацдарма, закончился уже минут десять назад. Юлиан, выбравшийся на любезно указанный ему балкончик подышать воздухом, торопился вернуться: каждая минута, проведенная в отрыве от остальных членов "логичного альянса" заставляла его паранойю цвести все более буйным цветом.

-Что еще? - прошипел он, останавливаясь на полпути. - Мне кажется, вы сегодня уже достаточно причинили мне проблем.

-А мне кажется, я уже принес извинения за кота, - спокойно ответил Леопольд. - Право, не знаю, что на него нашло.

-А я вот догадываюсь потихоньку. Так что вам?

-Я бы хотел, чтобы вы ответили на один вопрос, епископ, - Леопольд сделал несколько шагов вперед. - Здесь нас никто не услышит.

Верт нахмурился - его жуткие глаза встретились с синими стеклами очков.

-Что за вопрос?

Одним неестественно быстрым - как для человека своего возраста, так и для человека вообще - движением Леопольд обнажил меч. Коротко блеснувший голубоватый клинок казался до того острым, что им, наверно, можно было бы бриться.

-Ч-что... - Юлиан невольно отступил к стене.

-Не волнуйтесь, - все так же спокойно проговорил Леопольд, наступая на него с мечом в руках. - Взгляните, пожалуйста, на этот клинок, епископ.

-Вы в своем уме? - рявкнул Верт.

-Взгляните, - с нажимом повторил Леопольд, приближаясь. - Можете прочесть?

Чуть успокоившись, Юлиан пригляделся к гравировке на латинском. Прочтя ее, нахмурился еще сильнее.

-Что значит все эта клоунада, могу я узнать?

-Вы видите надпись?

-Конечно, черт дери.

-И что же это?

-А то вы сами не знаете! - рявкнул Верт, доведенный до крайности этой странной, если не сказать - безумной - сценой. - Ваш распроклятый девиз.

-Озвучьте, сделайте милость, - Леопольд не шелохнулся с места.

-"Мы судим", - проворчал Юлиан. - Что еще вам от меня надо? Что все это значит?

-Уже ничего, - Асколь тяжело, и, кажется, грустно вздохнул. - Благодарю вас, епископ.

Еще одно почти неуловимое движение и клинок вновь вернулся в ножны.

-Благодарю, - снова вздохнув, повторил Леопольд. - Пройдемте. Нас уже заждались...

-Весьма интересная проверка, я бы сказал, - Герхард улыбнулся одними губами. - Могу я узнать, что же она должна была показать? Что он там должен был увидеть, чтобы не заслужить смерти?

-"Мы судим и мы прощаем", - медленно, чеканя каждое слово, проговорил Леопольд, поглаживая ножны. - Вторая часть не так известна в народе, да и на гербе ее вы не увидите при всем желании. Только здесь. Впрочем, человека, который бы ее увидел, вы, я думаю, вряд ли найдете...если это не невинный ребенок и не святой во плоти.

-А первую, дайте догадаюсь, имеет честь лицезреть любая порядочная сволочь?

-Я видел, как скрючило епископа, когда он взглянул на клинок. Он, конечно, ничего не сказал и не скажет, но я видел, как он хотел закрыть глаза. Ему было больно и я знаю, что то была за боль. Никакие отговорки этот меч не приемлет. Восьмым Таинством от него также не отгородишься - все твои грехи он видит насквозь.

-Что видите вы? - не удержался Герхард.

-То, что должен, - просто ответил Леопольд. - Этот клинок достался мне от отца, а ему - от его отца...но ни я, ни они его не заслуживали. Когда меня не станет, он перейдет к другому недостойному, но легенда жить будет. Будет лишь один человек, который сможет видеть все целиком. Будет лишь один, кто вправе судить. Мы ждем его из поколения в поколение, из века в век...тщетно, конечно же.

-Никто из ваших детей...

-Нет, - вздохнул Леопольд. - Сказать по правде, мало кто из них хорошо подходит и на роль главы. Но я работал с тем, что имел.

-Этот...Кат, - произнес Герхард короткое имя. - У вас были на него планы, если я правильно помню?

-Были. Но он все перечеркнул сам. Не смог простить мне мать, - и без того тихий голос Леопольда стал совсем глухим. - Можно подумать, он был один, кто о ней горевал. Можно подумать, я не хотел быть с ним тогда, когда ее хоронили. Но есть, раздери их черти, вековые догмы. Есть правила. Есть - до сих пор, увы - эта толпа облезлых стервятников, что зовется родней. И все они спутывали меня по рукам и ногам. Все они напоминали...очень легко решить, что я король, Герхард, вот только в некоторых вопросах прав у меня не больше, чем у последнего слуги.

-Но тем не менее, вы хотите испытать именно Ката. Почему же так?

-Есть причины, - уклончиво произнес Асколь. - Есть то, что я видел - и что заставляет меня принимать определенное решение.

-Вы имеете в виду то, что вы "видели" с помощью вашего оракула?

-Да. Только варианты, но мне их достаточно.

-До сих пор в голове не укладывается. Некто, видящий Истоки...и прямо у нас под носом, можно сказать.

-Я думал, что вы всякого насмотрелись еще когда работали против наших австрийских друзей.

-Не без этого, - поморщился Герхард. - Сказать по правде, я вышел на них совершенно случайно. Странно, как этого не сделал никто раньше, лет, скажем, за пятнадцать до меня.

-Ассоциация умудрилась прошляпить и этих...ленинградцев. Что ж, придется, как и в случае с той конторой, дать им ободряющего пинка. И чем раньше, тем лучше, особенно хорошо, если они подсуетятся до октября, сами знаете, почему.

-О да. Коронация.

-Именно. Жаль, таких, как мы, не приглашают, - смех Леопольда был еле слышен. - Испортили бы им весь пейзаж...

-Вы ведь знаете, о чем я подумал, правда?

-Октябрь. Это прекрасный шанс для русских.

-Для этого надо быть совсем без царя в голове.

-Или иметь под рукой планетарный терминал, - парировал Асколь. - Думаю, на днях я попытаю судьбу. Спрошу Франку насчет...октября.

-Спросите, лишним не будет. А я, в свою очередь пробегусь по вербовкам.

-Хорошие результаты?

-Неплохие, я бы сказал. Мы уже привязали им к рукам веревочки, вскоре и петельки накинем. Если повезет, Клаус добавит огоньку...

-Жаль только, что его ни под какой план не подстроишь. Скорее наоборот, нам придется учитывать его возможные выверты.

-Общему делу он не повредит, не волнуйтесь. Кстати говоря, раз уж речь пошла о тех, кто будет на острие атаки...

-Вы что-то накопали в делах "Догмы", понимаю. И кто же привлек ваше внимание?

-О, там весьма достойные экспонаты. Начнем, пожалуй... - Герхард закусил губу. - Неус Шиль, она же Амальгама. Если то, что о ней написано - правда, я удивлен, почему то же Бюро еще не разобрало ее на запчасти.

-Потому как она уникальна. Пусть тулийцы своей цели и не добились, но даже то, что вышло...вторую такую вряд ли создашь.

-Она и правда способна синтезировать почти любой материал?

-Если будет точно представлять процесс, если ей хватит сил...да. Вот только...

-...она вынуждена отдавать куда больше, чем получает.

-Именно. Она ничего не может создать на пустом месте, но если будет необходимость, то может запросто гнать из своей крови какую-нибудь чудовищную отраву, из слюны - кислоту, а из слез, допустим, наркотик. Можно все вместе. Можно - в другом порядке. Можно...много чего можно, если разобраться.

-И никто не пытался раскрутить этот "философский камень" на полную катушку?

-Она несовершенна. Затраты слишком велики. Так что основная ее роль в отряде, как вы могли уже прочесть...

-Такова, что свое непосредственное участие в боевых действиях Неус стремится свести к нулю. Аналитика, редкие виды магии, врачебная помощь...да, я это уже читал. А вот, допустим, этот Ренье...

-Интересная личность, очень интересная. Слежу за его успехами по мере сил, - протянул Леопольд. - И за тем, чем он интересуется - тоже. Согласно моим источникам, он просиживает дни в библиотеках, и круг его интересов вызывает определенные вопросы.

-Уже успел заметить, - кивнул Герхард. - Что до остальных...скажу честно, ту еще компанию ваш сын подобрать умудрился. Как бы от них не было больше проблем, чем пользы, когда начнется заварушка.

-Мы все проконтролируем. Недаром же Сильвестра будет с ними.

-А Кат...

-Он узнает, кто она есть только в одном случае. Если справится со своей долей. Тогда, возможно, я изменю свое мнение о нем...

И снова - а не будет ли больше вреда...

-Я не думаю, что он будет доволен, узнав, что его так долго и так...неаккуратно использовали. Я на его месте точно был бы недоволен.

-К счастью, вы не на его месте, - продолжил Леопольд. - А он не на вашем, пусть ему тоже приходится принимать весьма непростые решения. Как и всем нам...

-Сейчас уже поздно обо всем этом думать, - пожал плечами Герхард. - Союз заключен, завтра мы все разлетимся отсюда в разные стороны и приступим к работе. Если только вы не пошлете своего кота доделать дело с епископом, пока он дрыхнет, то ничего уже нельзя изменить. Война грядет.

-И хоть терминал похитили они, ее зачинателем я все равно вижу себя, - мрачно произнес Леопольд, сцепив пальцы. - Себя я вижу столкнувшим первые камни.

-Кто столкнул - неважно. Важно не погибнуть под лавиной.

-Знаю, знаю. А кота я бы за Вертом никогда бы не послал, - помолчав какое-то время, добавил Асколь.

-Почему это?

-Знаете, я получил его, когда мне было шесть лет. Когда стало ясно, что меня будут воспитывать как следующего главу. Мы росли вместе...он, конечно же, медленнее. Такая уж порода, - короткий смешок. - Не знаю, какое это поколение, не знаю, сколько в нем магии, стоит ли он хотя бы одного коготка Палуг. Не знал я и того, действительно ли он читает нас как открытую книгу. Мне тогда это все было неважно. Важно было то, что я был не один, а в нашей семье иметь такое чувство дорогого стоит. Мне сказали, что он не обретет свой истинный облик, пока не прольет свою первую кровь. Но в этом деле я его, конечно же, опередил...

Леопольд медленно протянул руку к своему лицу, стянув очки с синими стеклами - в глазах за ними плескалась бесконечная усталость.

-Я убийца. Я всю жизнь занимался тем, что воспитывал убийц из своих детей. Обучал. Отпускал на волю. Хоронил. Мы судим и мы прощаем. Я судил и я прощал всю свою жизнь, как велел наш девиз - второе, конечно же, я делал куда как реже. Одного я не хотел делать никогда... - Леопольд бросил усталый взгляд в темный угол - и там, словно в ответ, что-то шевельнулось. - Не хотел делать убийцу из своего единственного друга. А когда...нет, скажем иначе. Гниль вроде Юлиана я скорее прикончу сам, чем позволю ему об нее мараться.

Подхватив очки, Леопольд все таким же неторопливым жестом вернул их на место.

-Мне недолго уже осталось. Алхимия даст мне еще лет двадцать, может, тридцать. Учитывая, что я не маг, дальше мне придется искать что-нибудь посущественнее...если, конечно, мне будет ради чего искать. Если я смогу спасти терминал, такой повод у меня определенно будет. Я не собираюсь его пытать. Не собираюсь использовать, как оружие, как сделал бы, наверное, еще лет пятнадцать назад. Нет, мне нужны ответы. Ответы и только. И я думаю, он может мне их дать. Кто еще, кроме него?

-А вопросы...

-Я думаю, вы и так их знаете. Под конец начинаешь сомневаться, всем это свойственно. Особенно такому дурному архитектору чужих судеб, как я, - Леопольд грустно рассмеялся. - Действительно ли вера, вера в Церковь вечную и непогрешимую, вера миллионов и миллионов, причем вполне себе искренняя, оправдывает всю лицемерную мразь вроде меня и все, что она успела натворить за свою слишком долгую для человеческого существа жизнь. Действительно ли стоит продолжать...судить, - немного помолчав, глава рода Асколь продолжил уже совершенно другим тоном - веселым и несколько нахальным. - Впрочем, скажу честно. Если ответов у него не окажется, я не расстроюсь. Просто когда окажусь пред небесными вратами и ко мне выйдет один вздорный рыбак, останется развести руками и сказать: Петр, я просто старый солдат Господа нашего. В конце концов, ты сам порезал Малха, чтобы защитить учителя, а крови, пущенной мною и моими детьми, было всего лишь чуточку больше...

-Смотрите, чтобы я вас не обогнал, Леопольд, - усмехнулся в ответ Герхард. - Дважды он на одно и то же не купится.

-Я отбыл на следующий день, как только мы закончили предварительные расчеты и утвердили планы на первое время, - хриплым голосом завершил свой рассказ Юлиан. - Остальное ты знаешь. К сентябрю у нас будет плацдарм в Союзе. Будем перебрасывать людей и снаряжение, будем потихоньку разворачиваться. Люди Герхарда работают, в основном, на невидимом фронте, но, надеюсь, их результаты окажутся хоть сколько-нибудь осязаемыми...

-А наша сегодняшняя встреча... - Лета бросила очередной взгляд в окно. - Надеюсь, оно пройдет лучше, чем у меня с Катом.

-К слову об этом, - прохрипел Верт. - Теперь твоя очередь. Хочу услышать, насколько хорошо ты выполнила мои поручения...

-Конечно, - несколько обиженным тоном протянула Лета. - Конечно, я расскажу...

Просторный светлый лифт плавно спускался вниз, сопровождая действо сие тихой, спокойной музыкой. Вот стрелка, бывшая до того на единице, скользнула на ноль, а вот и перемахнула за него, остановившись - дальше этажи надо было считать самому, почти наугад. Выждав для верности еще несколько минут медленного спуска, Лета нажала на кнопку. Музыка прервалась, сменившись коротким писком - двери раскрылись, выпуская ее в хорошо освещенный коридор с белыми стенами, белым полом и белым же кафельным потолком.

При словах о застенках Церкви если не большинству, то многим приходили в голову мрачные сырые подземелья, по которым неизменно разносились - как же иначе? - крики ужаса и вопли истязаемых, не менее обязательным элементом считались словно пролезшие из дремучего Средневековья палачи - в потрепанных черных одеяниях и с крестами больше дурной головы, разумеется. И уж конечно же, львиная доля из них обязана была быть окончательно утратившими разум фанатиками или опьяневшими от крови садистами - а лучше, конечно же, чтобы и то и другое.

Это местечко, располагавшееся в тихом старом городке неподалеку от Рима, подобные и другие стереотипы ломало сразу и на корню. Что, впрочем, не мешало хождению среди знавших о его существовании людей вполне себе определенного названия. Живодерня.

Находящееся наверху здание официально принадлежало некой компании - занималась она то ли лекарствами, то ли косметикой - так или иначе, к Церкви никакого отношения не имела. На обустройство этого офиса по мнению некоторых все-таки поскупились - все ушло "в корень", а точнее - в подземные этажи, оборудованные уже на высшем уровне.

Мраком и сыростью тут и не пахло - напротив, мощных ламп в неизменно белых коридорах было до того много, что рябить в глазах начинало уже минут через пять: вкупе с висящими буквально на каждом углу камерами, прикрывающими мертвые зоны друг друга, этот самый свет отлично играл на повышение уровня безопасности - остаться здесь незамеченным было попросту невозможно. Места пыльным камням, стертым ногами тысяч идущих на смерть пленников, тоже не нашлось - лишь строгая белая кафельная плитка, которую тщательно мыли каждое утро и каждый вечер. В общем и целом помещение вполне напоминало больницу - кое-где на стенах даже встречались дружелюбные указатели, помогающие не заблудиться и не войти случайно в одну из запретных зон. Что же до сотрудников, то ни садизм, ни фанатизм в своей чрезмерности здесь особо не ценились - в отличие от хладнокровия и аккуратности.

И конечно же, никаких криков. Звукоизоляция камер была надежнейшей - помимо того, что работникам одного помещения не всегда должно было знать, какие беседы ведутся в соседнем, так еще и лишняя головная боль уж точно никому не была нужна. Как бы смешно это не звучало, но здесь заботились о людях - даже - пусть в несколько ином смысле - о тех, для кого эти белые стены были последними картинами в жизни.

Контрольно-пропускной пункт в центре очередного коридора Лета преодолела без лишних проволочек: бумаги, подписанные епископом Вертом, делали свое дело неизменно хорошо. Спросив дорогу у улыбчивого парня в белой форме - крест на его шее был - очередной удар по стереотипам - вполне обычных размеров - она свернула в очередной коридорчик, радуясь, что прошлогодняя перепланировка затронула не все подземные этажи...

Комната для наблюдения была совсем крохотной, но условия в ней, конечно же, были куда лучше, чем в камере, с которой ее соединяла прочная стена. Намного лучше. Находящаяся сейчас в этой самой камере пленница могла бы на собственном опыте в этом убедиться - если бы у нее была возможность заняться этим сравнением, конечно.

Таль Сойфер впервые смогла пронаблюдать за созданием голема в возрасте четырех лет. Спрятавшись тогда в платяном шкафу - входить в мастерскую, когда отец был занят действительно важной работой, ей запрещалось - наблюдала она, как этот человек тридцати лет, выглядевший - спасибо его трудам - на все шестьдесят - вдыхал жизнь в наспех собранного конструкта, выписывал собственной кровью по засохшим кускам бумаги строку за строкой, руководствуясь давно забытым "алфавитом 221 врат". Слушала, как тот читал заклятья своим хриплым, таким же сухим, как его уставшие, в шрамах, руки, языком, как валился с ног каждый вечер своей работы. Знала, как он торопился, знала, пусть тогда еще и смутно, почему: те люди в мешковатой серой форме, от которых они бежали, которые забрали когда-то ее мать - были уже близко. Наблюдала со смесью ужаса и жалости за скудоумным чудовищем, которое с трудом понимало простейшие приказы, но вкладывало в исполнение каждого из них такую силу, что почти всегда что-нибудь да ломало. Видела, наконец, как, когда их нашли, окружил отец свое творение черным облаком ядовитого тумана и вывел вон, послав на врага.

Видела она, несколько позже, как страшные угловатые коробки - танки, так это называлось - обратили в труху ее новый - третий по счету - дом, как разнесли на ошметки немого гиганта, что прослужил им с отцом полгода, как падал в ту большую мутную лужу, смешно загребая грязь руками, сам отец...

Потом было, конечно, много других картин, но что-то изменилось: то ли они были не такими уж и страшными, то ли она сама стала не такой впечатлительной. Крови потом , в последующие годы, тоже было порядочно - но в вопросах ее пролития Таль была умнее своих предков - а может, просто быстро усвоила, что каббалистическим комбинациям вовсе нет разницы, чьим красным соком они будут выписаны, прежде чем войдут в очередной конструкт. Да, несомненно, свою кровь стоило ценить. А с чужой обращаться по обстоятельствам.

Таль Сойфер, маг-ренегат из Моря Бродяг, происходила из семьи нищей и малоизвестной - семьи, что так и не встретила конец Второй мировой - но недостаток средств и связей с лихвой компенсировала своими талантами. Начав карьеру со старых направлений каббалистической системы, поднаторела в гематрии и Нотариконе, и достигнув кое-каких успехов в использовании как математического, так и лингвистического подхода, в конце концов, увязла в Темуре, которая, в свою очередь, рассматривала мир уже через религиозные, философские и мистические знаки. Если подумать, она всегда знала, что это ее призвание. Знала и чувствовала, что заниматься вскоре станет тем же, чем когда-то отец...

Призванию своему она была верна долгие годы. И именно для этой цели - сотворения новых и новых големов - была завербована она агентами Ленинградского Клуба. Получив доступ к ресурсам, за которые ранее смогла бы ухватиться разве что во сне - и получая также теперь не менее приличную зарплату - Таль Сойфер посвятила последние несколько лет планомерному созданию армии, которую, в свою очередь, вскоре должны были вооружить зачарованным оружием, поступавшим от ее ближайшего коллеги - печально известного ирландца Гергбу.

О подробностях этой самой работы, на которую она угробила последние годы своей жизни, рассказывала Таль Сойфер уже третий, если не четвертый, день: в какой-то момент бесконечная череда допросов размазала реальность в жуткую кашу, и сказать, сколько уже она торчала в этой камере, Таль не могла. Камера имела лишь прикрученную к полу железную кровать с простым матрасом, а все поверхности в ней, включая потолочные панели, были ярко-белыми - хуже было только то, что бьющий отовсюду свет, который гасили лишь на час в сутки, был настолько интенсивным, что глаза у помещенного в камеру человека моментально начинали болеть. Часа через два после того как она - обритая налысо, с черной кляксой клейма меж лопаток, завернутая в мешковатую серую рубаху - очнулась на холодном полу и впервые раскрыла глаза, встретившись с этим невыносимо ярким светом, камера стала ее личным адом. К концу второго дня, уже после предварительного допроса, Таль почти полностью потеряла чувство времени, равно как и все остальные ориентиры. Тем легче оказалось ее доломать.

Ввиду повышенной ценности пленницы решено было начать с воздействия первого уровня, что означало, в переводе с сухого языка бюрократической машины Живодерни, устный допрос без особого принуждения. Как выяснилось довольно скоро, его вполне хватало - читающая сейчас протоколы разговоров с Таль Лета очень отчетливо представляла себе, как все проходило. Словно своими глазами видела, как отупевшую от давящей на голову тишины и яркого света магичку накачивали наркотиками и вытаскивали в свободную "рабочую комнату". Как приковывали к начищенному металлическому креслу с высокой спинкой, как медицинский персонал закреплял все необходимые датчики на коже, вводил в предплечья иглы от капельниц, как сковывал ее голову блестящий на свету зажим, что мешал смотреть по сторонам. Все, что она видела, все, что она понимала, все, что ей оставляли - укрытый белой тканью металлический стол впереди, где сидели три человека в строгих белых костюмах - один при галстуке, лица двух других скрывали хирургические маски. "Техники", как здесь называли последних, были, в основном, для страховки - ну и на случай, если уровень воздействия придется повысить. Как оказалось вскоре - не пришлось: едва в кровеносную систему пленницы была впрыснута доза адреналина, заставив проснуться и вызвав сильное сердцебиение, едва она поняла, что сейчас начнется, как тут же сдалась на волю не успевших молвить еще и слова палачей, двое из которых сейчас лениво изучали папки с ее жизнеописанием и прежними заслугами. Все, что она успела наговорить за несколько допросов - тщательно записанное, структурированное и проанализированное - сейчас разбирала уже и Лета, развалившись за небольшим столиком и посматривая то через стекло, на отчаянно пытающуюся подремать хоть немного пленницу, то на сидящих в отдалении хмурых людей в белом - один следил за выплевывающим бумагу стареньким принтером, второй не менее усталым взглядом изучал свой недопитый стакан кофе.

-Ну, что скажете? - спросил в какой-то момент он, отхлебывая из этого самого стакана порядком остывший напиток.

-Интересно, - задумчиво пробормотала Лета. - Неплохой список имен, которыми следует заняться, весьма неплохие адресочки...будет из чего выбрать при первом ударе по русским. Неплохо, конечно, но почему вы не пошли дальше? То, что она охотно все рассказывала на первом уровне, это, конечно, отлично, но я бы точно на этом не стала останавливаться. Думаю, едва она увидела бы ваши инструменты, то вспомнила бы много чего еще. Может, займемся?

-Нас просили не портить шкурку, - усмехнулся человек с кружкой. - Настоятельно просили.

-И кто же? - удивленно выгнула бровь Лета.

-Я, конечно же, - влажный голос, раздавшийся следом за едва слышным скрипом двери, заставил Лету резко обернуться назад. - Думаю, она еще на что-нибудь да сгодится.

Вошедший в комнату человек двигался плавно и бесшумно - его легкие черные сапоги были чем-то обиты, так что при каждом шаге лишь тихо-тихо поскрипывали. Невысокое и худощавое тело, завернутое в прочный кожаный плащ, подбитый изнутри тонкими металлическими пластинками, остановилось чуть за порогом, сбросило на плечи капюшон - под ним, однако, оказался скрывающий всю голову черный морион со сложным травленым орнаментом и серебряными вставками - сильнее блестели только многочисленные застежки на одеянии гостя. Еще один шаг вперед и выплывшая из-под плаща рука в перчатке - все так же расписанной замысловатыми узорами - оперлась на стол.

-Думаю, сгодится для моей коллекции, - прошелестел гость. - В крайнем случае набью из нее милое чучелко.

Лету передернуло. Про номера Третьего мало что было известно даже тем, кому приходилось с ним пересекаться по долгу службы. Мужчина ли то был или женщина, старый или молодой, красавец или урод каких поискать...без этого сплошь черного, с серебряными "пятнами" наряда, Сборщика видели лишь два типа людей - текущий глава Бюро и его новые рабы. Последнее, впрочем, также относилось к разряду слухов.

-Я...ох, я не знала, что вы... - почти задыхаясь, забормотала она.

-Не стоит волноваться. Вы прибыли за материалами, а я всего лишь прибыл за товаром, - Сборщик потер руки, словно от холода. - В этот раз вы меня очень порадовали.

-Стараемся, - напряженно ответил сидящий в углу человек. - Думаю, уже к осени приток увеличится. Вы знаете...

-Знаю, - Сборщик со скрипом опустился на пустующий стул. - Война на горизонте. А война это всегда пленные. Эти русские, насколько я знаю, тоже ухитрились собрать неплохую...коллекцию в своих застенках. Хотелось бы полюбоваться, но, похоже, в этот раз мне придется довольствоваться обгорелыми останками, - чуть шевельнувшись, Третий из Бюро издал короткий смешок. - Впрочем, если вам будет что мне предложить, господа, вы знаете, где меня найти. Мне всегда нужен свежий материал. Как дела у епископа Верта? Все еще продолжает грызться с триумвиратом?

-Боюсь, я не могу об этом говорить, - прошипела Лета. - Этого не одобрит ни одна сторона.

-Ладно, - пожал плечами Сборщик. - Ваши политические игрища меня все равно волнуют не больше, чем возня мух в банке. В настоящий момент меня волнует только одно - как скоро вы начнете разворачиваться на территории Союза. И не удастся ли епископу найти для меня время, чтобы обговорить возможность организации новых...каналов поставки.

-Я обязательно передам ему, - кивнула Лета. - Можете быть уверены. А я думала, вам сейчас хватает...

-Никогда не хватает, - тихо вздохнул Сборщик. - Вы же сами знаете, как это бывает. Одни быстро надоедают, другие перестают приносить пользу, третьи же вовсе не возвращаются с задания. Материал должен поступать. И он должен быть хорошего качества, конечно же. Дадите мне возможность выставить под стеклышко глав этого Ленинградского Клуба - я не забуду. Я никогда ничего не забываю, вы же знаете. Передайте это епископу, обязательно передайте. В такое время...друзья не помешают.

Со скрипом поднявшись на ноги, Сборщик лениво потянулся и повернулся к сидящему в углу человеку.

-Дайте ключи от ее камеры. Хочу забрать новый подарочек побыстрее.

Лета вновь почувствовала неприятный холодок, прокатившийся по позвоночнику. Это шепелявое пугало определенно умело действовать на нервы - хорошо хоть, оно уже плетется к выходу, а копии так нужных ей сейчас материалов уже...

Лета бросила взгляд на прекративший ворчать принтер.

-Долго там еще?

-Уже все, - служащий Живодерни сбил листы в аккуратную стопочку и достал из стола дырокол и новую папку. - Дарио, проводи нашу гостью в хранилище шестнадцать.

-Это еще зачем? - нахмурилась Лета, наблюдая за тем, как закрывается дверь за Сборщиком.

-При обыске в ее мастерской в Польше нашлось много интересного. Помимо коллекции магических побрякушек и внушительного собрания литературы, есть еще одна вещь, которая нас очень заинтересовала, - произнес сидящий у принтера человек. - Если вы еще не успели дочитать до этой части допроса, то я поясню. По ее словам, эту вещь ей передал пару лет назад кто-то из высшего руководства Ленинградского Клуба, прося спрятать как можно тщательнее. К сожалению, мы так и не смогли установить, что в ней такого ценного.

-О чем идет речь?

-Пробирка, а в ней - стеклянная крошка. Осколочек до того крохотный, что с ним можно работать только мельчайшим пинцетом. Мы вынуждены признать, что никакие наши методы не возымели эффекта. Что это, мы не знаем, и потому просим вас передать это в Ассамблею как можно быстрее. Мы, в конце концов, не маги и вообще...специалисты иного профиля.

-Что смогла рассказать на этот счет сама пленная?

-Ничего вразумительного. Только то, что ей запретили это открывать. В общем, передайте профессионалам, - грохнув на стол подшитую для Леты папку, работник Живодерни весьма недвусмысленно взглянул на прочные двери. - Ну что же, идем?

Прогулка до хранилищ и оформление всех необходимых бумаг заняло еще около получаса, что ничуть не улучшило настроения Леты. Лишь когда опечатанная железная коробочка отправилась в ее дорожную сумку вместе с пухлой папкой, в которой покоились, возможно, ключи к первым победам над Ленинградским Клубом, она позволила себе, наконец, расслабиться. Как оказалось, зря. Звонок епископа, в полном соответствии с законом вселенской подлости, случился уже тогда, когда она направлялась к выходу из подземелий.

-Сразу к делу, - вместо приветствия начал Верт - голос у него был донельзя раздраженный. - Моя встреча с семьей Асколь завершена.

-Все прошло успешно? - осторожно спросила Лета.

-Потом расскажу. Когда будем в Штатах.

-Прошу прощения...

-Ты забрала документы по допросу этой еврейской морды? - рыкнул Юлиан.

-Так точно. И...

-Не перебивай. Мы уже направили "Догму" в Рим, но я хочу, чтобы ты перехватила Ката в Неаполе. Ему уже переданы инструкции по встрече. Поймаешь его там и передашь все, что имеешь на руках. Потом свяжешься со мной и покупаешь билет на самолет. У нас появились дела на "Всенощной".

-Прошу прощения, где я должна встретить Ката? - упавшим голосом спросила Лета, искренне надеясь, что ослышалась.

-Ты слышала. Какие-то трудности?

-Вы...вы же знаете, я не рискую там показываться. Глава того лагеря смерти моей хочет.

-В следующий раз будешь думать, прежде чем утешать свою похоть малолетними рыцарятами, - раздраженно бросил Верт. - Нет, даже не продолжай. Меня волнуют не твои проблемы, а исполнение тобой приказов. Неаполь, Лета, Неаполь. Работай.

-Я...я постараюсь.

-Вот-вот, постарайся, - хрипнул епископ. - И вот еще что...готовится серьезное дело. Все, как ты слышала.

-И...

-И мне хотелось бы быть уверенным, что этот нахальный выродок ничего не выкинет. Подумай, что ты можешь сделать в этом отношении. Жду результатов.

Череда коротких гудков означала, что епископ счел разговор оконченным - но не счел нужным даже попрощаться...

Взятая напрокат спортивная машина с открытым верхом, из которой в настоящий момент выжимали все имеющиеся силы, мчалась по набережной, поднимая в воздух целые тучи пыли. Панорама Неаполитанского залива, сейчас, на закате, несомненно, была прекрасна, но отвлекаться от дороги Асколь не собирался. Сейчас попросту было не до того.

Определиться со своим отношением к этому месту он не мог уже давно, ведь бывал палач здесь далеко не первый раз. Прекрасные пейзажи легко сменялись серыми узкими улочками, бесценные сокровища, томящиеся по музеям - горами мусора, а похожий на лабиринт старый город, в котором можно было петлять часами, теряя всякое чувство пространства и времени, много у кого мог вызвать закономерное раздражение. У него, впрочем, вызвал теперь только что усталость.

Остановив машину неподалеку от старого, поеденного временем здания - с решеткой, увитой плющом, с подпирающими балконы над входом колоннами, с окнами и еще большими балконами, выходящими на широкую пустую набережную - он выбрался из машины, и, сунув новенький ключ в карман, поправил коротким движением воротник своего одеяния. Отель, куда Асколь направлялся, имел определенные особенности: самые дорогие номера, самое старое здание в районе, самое тихое по утрам место, где так хорошо было отдыхать...ну а то, что здесь чаще всего назначали встречи оперативники Дома Резни, знали, само собой, только они сами.

Шершавое дерево двери заскрипело, отворяясь вовнутрь, вторил звуку двери звонкий колокольчик, закрепленный где-то совсем рядом. Тихо вздохнув, Асколь прошагал вперед, по погруженному в приятный полумрак небольшому холлу. Здесь все было знакомым - эта прохлада, за которую следовало сказать спасибо тщательно замаскированным (и оттого не портящим интерьер) кондиционерам, эта приятная усталому с дороги глазу тьма, даже этот звук старого колокольчика...

-Добрый вечер, святой отец, - от взгляда вынырнувшего из темноты молодого служащего не укрылось его облачение. - Какой номер вам предложить - согласно сану или имеющимся возможностям?

-Предложите мне номер двадцать два, - хрипло произнес Асколь, встретившись с ним взглядом. - На третьем этаже, если я правильно запомнил.

-Бывали здесь прежде? - чуть расслабился парень.

-Доводилось, - кивнул палач, раскрывая черный кожаный бумажник. - На два дня, пожалуйста...благодарю, - приняв быстро принесенные ключи, Асколь поспешил нырнуть дальше во мрак, в узкий коридорчик, что вел к лестнице - лифту, бывшему всего лишь чуть менее ветхим чем само здание, он не собирался доверять.

Настроение было препаршивым - а долгий перелет и не менее долгая поездка сделали все, чтобы его окончательно добить. Конечно, старые добрые способы глушения лезущих в голову мыслей еще работали, но уже не так хорошо, как раньше: из сигаретного дыма все чаще выплывали лица погибших, а вкус крепкого алкоголя все больше и больше был вкусом тупого, беспросветного отчаяния.

Старый кошмар вернулся еще в самолете, стоило лишь ненадолго задремать - и понятнее это видение, терзавшее его раз за разом, вовсе не стало. Сквозь это бесконечное, абсолютное белое, что окружало его, теперь проглядывали два больших глаза, сплошь залитых синевой. Зрачков глаза не имели, да и моргать им, судя по всему, особо не было нужды. Взгляд этот промораживал до костей, в нем не было ровным счетом ничего человеческого, ничего понятного, ничего, что хоть немного помогло бы сбросить оцепенение и тревогу, что давили его в своих тяжелых объятьях все сильнее.

А еще был этот зов. Смутный, тоскливый, бессловесный и - иногда, лишь на несколько секунд - кристально ясный, сверкающим копьем пронзавший его разум. Бесконечная боль чего-то, что не могло облечь призыв о помощи в человеческие слова, но каким-то образом все равно делавшее его понятным. Глаза, залитые синевой не желали его оставлять, даже когда он проснулся, даже сейчас, к вечеру - стоило лишь опустить веки, как осколок сна снова возвращался. Глаза и зов. Такой далекий, такой отчаянный...

Бежать от этого было почти что некуда - ведь стоило, образно говоря, сделать шаг в сторону - и вот уже можно было лицезреть радостно машущую ему своей костлявой рукой Смерть, другой лапищей приобнявшую Криста, ухмыляющуюся во всю свою костлявую черепушку. Шаг в другую сторону - и вот они, мысли о неизбежном тяжелом разговоре с триумвиратом Дома Резни...

Поднимаясь по старым скрипучим ступенькам, он старался не думать хотя бы о самой противной детали из всех, имя которой было Юлиан Верт - и о том, что именно от него, как выяснилось, будет поступать информация по новому делу, вот только эта мысль, конечно же, сильнее других за него и цеплялась. Следом скакали слова "Ленинградский Клуб" и вся та паника, которая маршировала за ними - паника, поднятая в верхах, которые до сих пор не озаботились им хоть что-нибудь толком объяснить.

Конечно, для тех, у кого голова на плечах была не только для вида, даже тех крох информации, что уже были, хватало, чтобы попытаться выстроить какую-то свою картину, вот только получавшееся полотно было отнюдь не из приятных - особенно если добавить поползшие слухи. Организация, по размерам и мощи соответствующая Ассоциации, подмявшая под себя все русские магические конторы и взявшая настолько страшный и кровавый курс, что кое-кому становилось дурно - вот какие слухи висели теперь в воздухе. Добавить к ним то, что он видел лично, вспомнить вопящего на все лады Гергбу, который был, похоже, в этой конторе всего лишь одним из многих оружейников - и угроза, встававшая за горизонтом, вырастала от размеров мамонта уже до приличной такой скалы.

Что ж, по крайней мере, сегодня он сможет отсеять правду от этих самых слухов - как только получит материалы допросов захваченной ими магички - и, быть может, скала чуть уменьшится в размерах...

Провернув ключ в старом замке, он открыл дверь: не распахнул - привычка решала дело - а вначале чуть толкнул, и лишь когда она пошла вперед без проблем, и никто с той стороны не стал стрелять, позволил себе пнуть ее дальше, ступая на шуршащий коврик.

Позволяя своему лицу вытянуться в одновременно и удивленном и раздраженном выражении.

-Только не говори, что не рад меня видеть, Кат, - улыбнулась Лета Цикурин, развалившаяся в направленном к дверям кресле. - Я расстроюсь до слез.

Со времен последней их встречи - было то около года назад - помощница епископа нисколько не изменилась: та же затянутая в монашеские одеяния весьма привлекательная фигура, те же разбросанные по плечам невнятно-желтые волосы, та же блуждающая по вечно сонному лицу препохабная ухмылочка. Рядом с креслом, что она занимала, валялась тяжелая черная сумка, стоявший чуть дальше, у окна, столик, не только был накрыт - на него уже успели выставить пару пустых бокалов.

-Стоило догадаться, - вздохнул Асколь, буквально заставляя себя сделать пару шагов вперед. - Кого еще Бешеный мог послать, кроме своей любимой подстилки?

-Бьешь мимо цели, - усмехнулась Лета, вытягивая ноги вперед. - Его вообще возбуждает только подсчет собранного компромата. А от подписания мандатов на зачистку аж трясет...

-Дверь закрывать не буду - тебе сейчас выходить, - пройдя мимо кресла - пришлось переступать через преградившие дорогу ноги в тяжелой обуви - Асколь развесил и приоткрыл окно, впуская в комнату свежий воздух. - Материалы?

-Все здесь, - Лета похлопала рукой по черной сумке. - Но попридержи коней, сделай милость.

-С какой стати? - совершенно искренне поинтересовался Асколь.

-Да с такой, Кат, что не бумажками едиными, - эта фраза получилась у Леты в чуточку более серьезном тоне. - Я должна всесторонне обеспечить тебя...хм...информацией, - она глухо рассмеялась. - Той, что в бумажки не вошла. Так что, боюсь, тебе придется смириться с моим присутствием - лично я бы советовала поискать в нем что-нибудь приятное.

-Мне понадобится микроскоп и года три времени, - захлопнув дверь, экзекутор ослабил уже приличное количество времени душивший его стоячий воротник, вытащив оттуда и сунув в карман колоратку.

-Зря остановился, - прокомментировала сие действие Лета, расстегивая сумку. - Ладно, к делу. Я знаю мало, но по крайней мере, это уже вполне себе точная информация. Планируется масштабная кампания против этого Ленинградского Клуба, вас решено выдвинуть на передний край.

Чудесно. Лучше даже быть не может.

-Прости, что без аплодисментов, - мрачно ответствовал палач.

-Твою группу собираются забросить к русским, скорее всего, к ранней осени. Предварительная разведка, сбор информации, вероятно, пара точечных ударов по выявленным целям - тем, которые послабее. Установление связей с местным магическим подпольем должна будет взять на себя Ассоциация - если, конечно, они и правда создадут оперативную группу по данному вопросу...

Слушая помощницу епископа, Асколь отметил для себя, как изменился сейчас ее тон: куда-то смыло все присущие ей нахальство и наглость, а скучающее выражение лица стало сейчас совсем уж сонным. Рассказ явно давался ей с большой неохотой - было видно, что Лета хочет побыстрее закончить с неинтересной ей темой и перейти к чему-то еще. Вот только к чему...

-Если в верхах решили начать новый крестовый поход, значит, слухи подтвердились? - протянул Асколь, садясь в кресло напротив. - Русские готовят что-то серьезное?

С ответом Лета помедлила какое-то время. Поднявшись на ноги и прошествовав до дверей, она подергала разок дверную ручку, после чего сбросила обувь в угол.

-Знаю только, что да, но не знаю, что именно, - пожала она плечами, направляясь к креслу Асколя. - Вот это вы и будете у нас выяснять...

Прожевав остаток фразы, помощница епископа, добравшись до кресла, попыталась разместиться на его подлокотнике - почти сразу же встретившись взглядом с экзекутором.

Взгляд тот был донельзя тяжелым.

-Что-то не так?

Голос Леты - тот самый, прекрасно ему знакомый - вернулся за какое-то мгновение - вместе с все так же хорошо известным выражением лица.

-Да. Мы тут ради дела, - мрачно ответил Асколь, преспокойно выдержав взгляд помощницы епископа и заставив ее отвести глаза первой. - Так что...

-Дела могут быть разные, - протянула Лета, наклоняясь вперед и цепляясь пальцами за расстегнутый воротник палача. - Ты так не считаешь?

Нет, не считаю. И лучше бы тебе...

Злости и раздражения не было - лишь усталость.

-К делу, - повторил он, парой коротких движений отцепляя помощницу епископа от своей сутаны и придавая ей легкий толчок - впрочем, даже его хватило, чтобы Лета качнулась назад и чуть не свалилась с кресла.

-Действительно, Филин, - фыркнула Лета, вставая на ноги. - Удачно тебе кличку подобрали.

-Это почему же? - не удержался от вопроса Асколь.

-Все птицы их ненавидят, разве нет? - упав в свое кресло - ровно напротив его - Лета наклонилась вперед, сложив руки на коленях и сцепив пальцы. - Что ж, если ты предпочитаешь такие дела, то будь посему, - голос ее снова поскучнел. - Та еврейская дурочка, которую вы повязали в Польше, оказалась весьма полезным источником информации. Теперь мы имеем кое-какое представление об их организационной структуре, присутствии в странах Восточной Европы, а также о положении дел в самом Союзе. Если любишь страшилки на ночь, тебе понравится, - Лета кинула палачу увесистую папку. - Протоколы допросов. Госпожа Сойфер вращалась в довольно высоких кругах - в последние годы кто-то из руководства Клуба решил спрятать ее в том городке.

-И зачем же им понадобилось это делать?

-Похоже, их руководство недалеко ушло от Ассоциации. Фракций меньше, а грызня все та же. Покровитель госпожи Сойфер отодвинул ее подальше с доски, когда понял, что слишком зарвался в своих интрижках. Она отвечала за хранение весьма больших объемов информации, которую он, похоже, собирался использовать в будущем.

-А конкретнее?

-Тебе правда это интересно, Кат? - рывком поднявшись на ноги, Лета в три шага сократила расстояние и остановилась перед ним. - Ты еще скучнее, чем был в том году, хочу я заметить, - подавшись вперед, она нависла над палачом, упершись руками в его кресло.

-А я хочу заметить, что ты отклоняешься от темы...

Выговаривая последние слова, Асколь против своей воли заметил, что тон его чуточку, но изменился. Глаза Леты висели прямо перед его лицом, все так же любезно приглашая в них раствориться, а стоило позволить взгляду скользить чуть ниже...

Одну вещь она знала точно - железным человеком он не был. И каждый ее жест, каждое не относящееся к делу слово работало на его дальнейшее ослабление. Она знала - конечно же, она знала - что он выдерживал пытки. Что в общем и целом его учили выдерживать - пусть лишь временно, но выдерживать - все, что угодно, от таких вот соблазнительных поз и движений до загнанных под ногти игл. А еще она знала - нет, скорее просто чувствовала, к его большому сожалению - насколько он устал. Устал от крови, устал от смерти. От дурных вестей и дурных разговоров. От дешевых интриг и необходимости работать вслепую. От невозможности заснуть без того, чтобы проснуться в холодном поту от ставшего уже таким родным кошмара, смысла которого он до сих пор не мог разгадать. В конце концов, как он устал от долгой этой дороги....

Он не был железным. А она знала на что давить, знала давно и прочно. Кому в такой ситуации удавалось получить решающее преимущество и добиться своего, решало лишь время.

-... их руководство, так называемый Директорат, разделен, фактически, на две большие группы, - склонившись над ним, она практически шептала ему на ухо, продолжая при этом улыбаться. - Человеческая - военные и ученые, как я поняла - занимаются планомерным выведением на чистую воду и истреблением всего сверхъестественного, магическая - использует ресурсы организации для мести Ассоциации и собственных исследований. Директорат этот объединен вокруг одной невероятно скрытной и опасной фигуры. В глаза его почти никто не видел, знают только имя - Кай. Так вот, от этого самого Кая трясет мелкой дрожью и тех, и других...

Асколь не ответил. Что-то было не так. Что-то, помимо вполне очевидного намерения Леты перевести их разговор в более приятное ей русло.

Кай.

Он точно никогда раньше не слышал этого имени. Где же он мог его слышать?

Но почему от одного этого слова все тело словно сковало холодом?

Нет, это имя он точно не мог нигде слышать. Разве что...

Разве что во сне.

-Ты вообще меня слушаешь, нет? - взглянуть в лицо реальности - и ей самой - Лете удалось его заставить лишь после того, как она встряхнула - вернее, попыталась - палача за плечи. - Или тоже устал от всей этой мути?

-Я устал от того, что ты на меня дышишь, - очередным легким толчком заставив помощницу епископа вернуться на прежние позиции, он сфокусировал взгляд на предмете вполне безобидном - столике за ее спиной. - Кай. Так что там с этим Каем?

-Похоже, покровитель Сойфер активно под него копал, - ничуть, похоже, не расстроившись провалу второй своей попытки завоевать его внимание, Лета вернулась к своему креслу - продолжила говорить она, уже роясь в сумке. - И накопал что-то такое, что вынужден был спешно залечь на дно, потянув с собой всю свою агентуру.

-И что это было, мы, конечно же, не знаем?

-Да мы вообще ни черта пока точно не знаем. Вот и носимся, словно на пожаре, - закончив с сумкой, Лета извлекла оттуда внушительных размеров сверток из старой бумаги. - Та еще заварушка готовится.

-Клуб собирается воевать со всем миром, - скосив глаза на сверток, произнес Асколь. - Это я уже успел сообразить. Вот только с чего они взяли, что у них хватит пороху?

-Что есть у русских, что они настолько обнаглели? Вот это вы и узнаете, - улыбнулась Лета. - Ознакомься с материалами, передай своим, как будешь в Риме. Вскоре вас, вероятно, вызовет триумвират. Если все настолько серьезно, как я думаю, то это будет та еще встреча...

-Созывают, конечно же, не только нашу группу.

-Конечно. Шестеренки уже закрутились. Будят агентуру, проводят внеплановые учения в рыцарских орденах. В Ассамблею направлены запросы - собираются поскрести хорошенько по пыльным углам.

-А похоронка, конечно, уже в курсе?

-Если они не были в курсе раньше нас всех. В Риме все станет ясно, Кат. Одно меня во всем этом радует - уж я-то точно на передовой не понадоблюсь, - зашуршав бумагой, помощница епископа бросила очередной нахальный взгляд на Асколя. - Все, Кат, все. Слишком много серьезных дел за последние полчаса. Но, - она рванула бумагу на себя - у меня есть способ это исправить!

На коленях Леты, уже очищенная, наконец, от бумажной шелухи, лежала внушительных размеров пузатая бутыль.

-Я знаю, что тебе нравится. Я знаю, что всем нравится, - выдохнула она. - Личные запасы Юлиана. Урожай 1912 года.

-Хороший...способ самоубийства, - криво улыбнулся Асколь. - Как думаешь, что будет с твоим прахом, когда он узнает, что...

-Что я позаимствовала кое-что из его хранилища, куда у меня есть почти полный доступ? - Лета поднялась на ноги. - Думаю, что ничего, чего бы я не пережила, - так знакомые ему наглые, ядовитые нотки снова были в ее голосе - в глазах же читалась решимость и нежелание отступать в третий раз. - Брось, травить я тебя не собираюсь. Я тогда следом покачусь...

Взгляд палача скользнул по бутыли, медленно перетекая на державшую ее особу. Вызвал - не мог не вызвать - мысли, которые хотелось запрятать подальше. Подальше да побыстрее.

Но, черт возьми, как же он устал...

Один маленький шажок в сторону...

Прямо в пропасть.

Но если он поможет ему сбежать от этого треклятого ледяного кошмара, почему бы и не...

-Черт с тобой, - вздохнул он. - Не возвращать же ее Бешеному...

-И правда. И правда, - радуясь своей маленькой победе, Лета направилась к столу. - А я уж боялась, что ты предпочтешь моей приятной компании скучные дни в Риме, наполненные политическими дрязгами, да возможность бухать с этой кабанихой...

-Шепот бы обиделась, - мрачно улыбнулся Асколь. - А ты знаешь, как она реагирует на обиды.

-Да брось. Твой передвижной цирк мне до Луны. Ты - нет, - Лета ткнула пальцем в сторону палача, грохая бутыль на стол. - До сих пор нет, Кат. Пусть ты меня и не особо жалуешь...

Бутыль открывалась долго и тяжело - помогать Лете он вовсе не собирался, предпочитая созерцать сие зрелище со стороны и пытаться привести в порядок суетные мысли. Мысли, которые уплывали все дальше и дальше, которые переплетались, образуя старые и страшные картины.

Картины темного моря и затянутого черными тучами неба. Прекрасной женщины с густыми смоляными волосами.

Залитого его кровью каменного пола и хриплой молитвы, срывающейся с его пересохших, покрытых кровавой коркой губ...

-Я слышала о том деле, Кат, - мыслям его вторил звук разливаемого по бокалам вина, перехлестываясь с шумом моря и дождя - со звуками молитвы - всего, что тогда у него осталось, всего, что тогда ему хватило, чтобы победить ее...

-...в курсе, как тебе досталось. Ну обжегся разок на женщине, ну заперла она тебя под землей и попыталась на ленточки порезать - это не повод, знаешь ли...

Замолчи. Просто замолчи, пока не повторила ее судьбу.

Что он делал сейчас? Что он сейчас позволял делать? Почему до сих пор не вышвырнул вон епископскую помощницу - епископскую шлюху, шпионку и карателя?

На что он готов, чтобы забыть о том кошмаре, что возвращается каждую ночь? О еще одной доверенной ему жизни, которой он не смог распорядиться никак лучше? За которую вскоре придется держать ответ перед триумвиратом? Которую он не смог спасти от такой простой вещи, как пуля?

Ответ. Ответ. Дайте же уже ответ...

Вот он его ответ, плещется в высоком, расписанном причудливыми узорами бокале...

-Прошу, - промурлыкала Лета, вкладывая сосуд в его руку. - Да что с тобой?

-К счастью - только поправимое, - проклиная все на свете, он опрокинул бокал в пару резких глотков.

У вина был странный запах и не менее странный вкус.

Ему же, в свою очередь, было уже все равно.

-Вот так уже лучше, - Лета отпила из своего бокала. - А теперь рассказывай, что у тебя стряслось, что ты встречаешь меня с такой мордой...

-Тебе? - Асколь прикрыл на мгновение глаза. - Я вряд ли буду настолько пьян, чтобы забыть, кто ты есть.

-И кто же я есть? - вернувшись с бутылкой, Лета аккуратно наполнила его бокал. - Поделись хоть этим, сделай милость.

-Дай-ка подумать... - экзекутор откинулся назад в своем кресле. - Возможно, пара слов у меня для тебя и найдется. Костантино Маринелли, Витторе Ланца, Анджело Брешиа. Вот эти слова.

-И кто это? - выгнула бровь Лета, опустошая свой бокал.

-Люди, которые были не особо довольны реакционной политикой, начавшейся с подачи Бешеного. Бельмо на глазах епископа и его шайки.

Пара новых глотков вызвала странный жар - от обычного вина с ним никогда такого не было. Но Лета хлебала напиток совершенно спокойно - нет, это исключено - не могло быть там яда...

-...все это были священники, работавшие в таких бедных приходах, что мало кто о них вообще слышал, - хрипло продолжил он, позволив в очередной раз наполнить бокал. - Между ними, впрочем, было еще кое-что общее. Все они отказывались исправляться, когда вы на них давили. Ни на кого из них ваша травля не возымела эффекта. Каждый из них был вскорости лишен сана и изгнан прочь. Каждый из них погиб некоторое время спустя. Погиб очень скверно.

-И какое тут я...

-И еще одна общая деталь, - зло произнес Асколь, чувствуя, как алкоголь постепенно подчиняет его себе, клеточку за клеточкой. - Каждый из них незадолго до краха своей карьеры принимал в качестве гостя верную собаку Бешеного, которая поставляет ему гвозди для распятий. Которая не пропускает мимо своих ушей ни одного самого пустякового слуха, ни одного "говорят, что...". Которая роет носом землю так тщательно, что поручи ей найти компромат на ангела, уже через неделю у нее будет полный отчет о том, что "на самом деле" он делал во время зачистки Содома и Гоморры. Тебя, Лета.

-И о чем все это говорит, кроме моего профессионализма? - она снова подалась вперед, встретившись с ним взглядом. - Ты забыл, Кат. Вы ничьи. Вы отвечаете перед Богом и триумвиратом, именно в таком порядке. Нам же приходится задумываться о большем. Самое могущественное государство на Земле держится именно на наших плечах. Религию мы успешно превратили в прибыльное зрелище, а под всем этим закопано то, что вызывает у тебя такое раздражение - Бешеный и его свора, самая темная, самая реакционная, как тебе угодно. Вот только авторитет и непогрешимость Церкви охраняем именно мы. И Congregatio pro Doctrina Fidei, этот клочок инквизиции, есть лучшее наше оружие. Церковь непогрешима даже в своих тяжелейших ошибках, а мы заставляем непокорных молчать. Если надо - навсегда.

С каждым словом, слетавшим с ее губ, он ощущал жар все сильнее. Жар такой силы, словно он уже битый час торчит в какой-то безумной сауне - нет, пропекается на сковородке в самом аду...

И, чувствуя ее дыхание, понимал, что Лета ощущала ровно то же самое. Что бы не было в той дьявольской бутыли, оно брало власть над ними обоими. Медленно, но неотвратимо.

Не яд, но не опаснее ли яда?

-На это клюнул бы тот, кто тебя совсем не знал, - скептически произнес экзекутор, ощущая, что еле ворочает языком. - Кто не знал бы, что тебе нет никакого дела до Церкви. Вообще ни до кого, кроме себя любимой и своих мелких и банальных желаний. А я-то тебя знаю как облупленную.

-Уверен, что настолько хорошо? - не дожидаясь ответа, она подалась вперед и поцеловала его.

Что...

Ее губы были влажными от этого странного вина. Взяв палача за руку, она стащила его с кресла.

Дела идут...

Голова раскалывалась, словно ее давили под прессом, в ушах словно завелся рой рассерженных пчел.

-Что думаю лично я, Кат? - пробивался сквозь жар ее хриплый шепот. - Я могу добавить к перечисленным тобою именам еще пару десятков, и назвать еще одну общую черту - мне на них всех плевать. Мы оба посвященные, Кат. Будет день, когда Господь будет судить всех нас, несомненно, но до того дня мы все чисты. Мы за Восьмым Таинством. И знаешь что? Я не вижу причины этим не пользоваться.

Шум в ушах продолжал усиливаться. Она поцеловала его вновь, потянулась, дотронулась до верхних пуговиц черной сутаны кончиками пальцев. Его рука скользнула вдоль бедра Леты - тело ее сжалось в какой-то странной смеси восторга и страха - лицо же, точно огнем, было озарено хищной улыбкой.

Мир растерял цвета, налившись багрянцем - свет от лампы бил по глазам не хуже фотовспышки. Разум отступил бесконечно далеко, не оставляя надежды до него дотянуться. Осталось лишь это дикое, взращенное тем странным напитком желание.

Он знал - он точно знал - отпив из бутыли, она обрекла себя ровно на то же самое.

Впиваясь друг в друга губами, сжимая друг друга в объятьях, они покатились по полу, задев ногами стол, разбив вдребезги бутыль с тем, что только что свело их с ума. Под тяжелой обувью жалобно захрустел чей-то бокал.

Ее лицо было обжигающе горячим. Она все пыталась стащить с него сутану, добившись на данный момент того, что начисто, с мясом, разорвала ее ворот. Сам же палач справлялся с ее одеянием куда как успешнее. Лета раскрыла рот и тяжело выдохнула, чувствуя, как он придвинулся еще ближе, чувствуя его колючее лицо и руки, пролившие, наверное, целый океан крови...

Неаполитанский залив тонул во тьме - равно как и их комната. Сквозняк из распахнутого настежь окна морозил кожу и игрался с дымчатыми занавесками, разбрасывал волосы по подушкам.

-Маринелли, Ланца, Брешиа, - прохрипела она в какой-то момент - то ли через минуту, то ли через час. - Все принимали меня в гости, о да. И они, и многие другие. Но давненько мне никого не приходилось добивать этим. Гордись собой...

-Себя ты тоже...

-Я добываю информацию, Кат. Гвозди для распятий. Если мне прикажут переспать с Иудой, желание должно быть натуральным, - она полуулыбалась. - Нет-нет...Филин...тебя я хотела и так, просто надоело ждать.

-Замолкни, - он чувствовал, как на разум накатывает вторая волна - в этот раз желание было подпорчено пылающей ненавистью. - Я...

-Ты ничего не вспомнишь. Ничего из того, что выболтаешь мне в ближайшие двадцать-тридцать минут, перед тем, как отключишься. Я-то, конечно, тоже... - она потянулась. - Но аппаратура при мне, - проведя рукой по груди, она двумя пальцами подняла внушительных размеров крест.

-Вспомню. И ты за это заплатишь.

-Какие чудесные шрамы, Филин. Особенно на спине. За сколько дней тебе их сделали?

-Тебе бы хватило.

-Ошибаешься, Филин, - плотоядно улыбнувшись, Лета запустила руку ему в волосы, притягивая к себе. - Мне не хватит никогда.

Сквозняк и лунный свет текли в крохотную комнатушку. Не думать было хорошо. Не думать о грядущем. Не думать о смерти и о тех, кого она уже прибрала. О своей вине во всем этом. О своей роли, роли, которую выбрали и утвердили за него...

Не думать было хорошо, но не думать значило предавать. И эта простая истина рождала ненависть. Он хотел забыться, забыться и забыть кто он есть - пропасть в этих объятьях, исчезнуть в этом холодном ночном ветре, раствориться в этой тьме над заливом...

И за одно это уже себя ненавидел. А ненависть, в свою очередь, не давала заснуть.

-А я-то еще не хотела сюда возвращаться, - рассмеялась Лета. - Право слово. В церкви черепов наверняка уже все забыли...

Но даже ненависть не могла длиться вечно. Сдавшись милосердному забытью, он закрыл глаза.

То был не сон, то была лихорадка. Страшная, жестокая, не знающая пощады, запускающая в него свои когти вновь и вновь.

Он ковылял сквозь раскинувшуюся от горизонта до горизонта снежную пустыню - безжизненную и невозмутимую, скованную вековой тишиной. Холодно и зло блестело солнце - чужое и страшное - тепла от него было не больше, чем от ледяных шипов, ловящих каждый его лучик, чтобы побольнее блеснуть в глаза пленнику белой равнины. Бил в спину, подгоняя незримой плетью, ледяной ветер - сдирал одежду и кожу, резал глаза и губы, продирал до костей, промораживая насквозь.

Холод должен был убить его уже тысячу - тысячу тысяч - раз - но едва он падал, проваливаясь по пояс в снежную шубу, ветер наносил очередной удар, заставляя подняться на дрожащие, содранные в кровь босые ноги. Заставлял сделать еще шаг. Еще, еще и еще...

Кто вообще сказал, что во сне не чувствуют боли? Обмороженная кожа пылала адским огнем, лицо колола иглами безжалостная стужа - снова и снова, снова и снова...

Небо стремительно темнело - приближалась полярная ночь. И что-то подсказывало, что ее лучше не дожидаться - до нового рассвета он явно не дотянет.

Ветер выл, словно радуясь тому, что смог выбить из глаз его пару скупых слез и тут же сковать их льдом, закупорить эти самые глаза в ледяном плену и причинить еще больше боли. Ветер визжал от радости, гоня его все дальше и дальше, в сияющую полярную мглу, но сейчас в ветер стали вплетаться обрывки слов.

Голос, что их произносил, был едва ли не холоднее этой ледяной пустыни.

Если бы Снежная Королева существовала, ты бы был ее сыном, несомненно. Вот почему я тебя так назвал.

Принц Вьюга.

Ветер вывернул его руки в суставах, заставив упасть лицом в снег. Глаза его уже не видели, не желали и не могли больше видеть ничего, кроме этой равнодушной белизны...

Дай мне увидеть то, что я хочу, и с этим будет покончено.

Мне не нужна твоя смерть. Мне нужно лишь доказательство.

Небо темнее чернил. Чужие и холодные звезды отсвечивают в ледяных шпилях. Все конечно, теперь-то уж точно. Он уже не поднимется...

Это твой последний шанс. Я отключаю Клеть ровно на минуту, Принц Вьюга. Минуты тебе хватит, чтобы попрощаться со своей матерью?

Холодно. Холодно. Это хорошо, значит он еще поживет...

Значит он...

Зови свою мать, если пожелаешь. Зови вашу дворняжку. Зови кого сочтешь нужным, и знай, что это последний твой зов. С завтрашнего дня я включу Сифон на полную мощность. Передышек больше не будет. Ты дашь мне увидеть, что я хочу, или машина высосет тебя до капли. Решай, Принц Вьюга.

Мне не нужна твоя смерть. Мне нужна лишь истина.

Бесконечное, абсолютное белое. Бесконечный холод и глаза - залитые синевой глаза без зрачков, что правят этим холодом, что смотрят на него вновь.

Что зовут его. Умоляют о помощи, умоляют прекратить.

Прекратить ЭТО.

Залитые синевой глаза - это холод. Залитые синевой глаза - это замерзание. Смерть от обморожения. Метель. Буран. Зима. Ледниковый период.

Все это в его власти. Все это он делал, когда на то была нужда. Все равны пред тем, что он несет с собой: от тех диких и страшных существ, что гоняют мамонтов своими примитивными орудиями и до детей, что жмутся друг к другу в темной квартире, с нарастающим ужасом вслушиваясь в сигнал воздушной тревоги...

Одно понимание того, сколько веков стоит за этими глазами, вызывает трепет. Но настоящий страх приходит лишь минуту спустя, когда он вновь слышит исполненный агонии зов - бессловесный, сплетенный из обрывочных картин, образов и ассоциаций, из пугающих звуков и отсылок к генетической памяти...

Он в плену. Он умирает.

И единственной его надеждой почему-то является он - палач Кат Асколь...

Твой ответ, я вижу, не изменился. Что ж...я человек слова.

Твое время истекло, Принц Вьюга. Отныне пощады не будет.

Руки и ноги вывернуты и вморожены в лед. Боли нет, хотя он явственно слышит треск сминаемых костей. Боли нет, хотя в его тело одна за другой вонзаются, падая с темного неба, ледяные копья острых сосулек, пригвождая к земле, словно мотылька. Четыре удара следуют один за другим, с хирургической точностью вбиваются ледяные клинья в его запястья и ступни. Распятый посреди равнодушных снегов, он готовится встретить рассвет, но пятое сверкающее копье не оставляет ему никаких шансов. Оно метит в сердце. Оно вонзается в тело, скользя меж ребер...

Пробуждение - резкое и похожее больше на судорогу, на спазм, сжавший в тисках все тело. Скатившись с кровати, он раскрывает глаза. Несколько минут так и лежит, тяжело выдыхая, не веря, что все еще жив. Что все еще...

Поднимается на ноги. Смотрит на кровать и вспоминает. Вспоминает все, что должен был смыть без остатка зачарованный напиток.

Ненависть к самому себе, пытавшемуся найти покой у врага, возвращается в полном объеме. Стучащие в голове слова Леты лишают сил, призывают вернуться - в конце концов, теперь о чем-то сожалеть уже поздно.

Словно лунатик, он бредет к дверям. Напяливает порванную сутану, кое-как попадает ногами в обувь. Рывком открыв дверь, вываливается в коридор.

Одуревший от всего, что было этой ночью - как во сне, так и наяву - злой и бесконечно уставший - он выбегает на тихую темную улочку старого города.

Мчится прочь, отчаянно пытаясь сбежать от сна и от яви...

Большая светлая комната из мебели имела лишь пару кресел по углам да скамеечку, что примостилась у самых дверей. Где-то за стеной хрипел плохо настроенный радиоприемник - отсюда, впрочем, нельзя было разобрать ни слова. Перелистывая тонкую страничку вчерашней газеты, Хлыст отвел глаза от текста - взгляд его упал на словно только и ждущего собеседника.

-Интересно, он сейчас спит? - кивнула Шепот на стену. - А то эти чертовы концерты меня лично уже достали.

-Сходи да проверь, - пожал Хлыст плечами. - Только дверь резко не открывай, а то еще на пулю-вторую нарвешься.

-Что-то мне... - оборвав свою фразу на полуслове, Шепот повернулась к открывающейся двери. - Оскар, смотри-ка, кто явился.

Дверь открывалась довольно-таки медленно - словно человек по ту сторону никак не мог решить, действительно ли он желает заходить. Наконец, гость переступил через порог: женщина в темном пальто медленно, с явной неохотой, стащила с головы шляпу - впрочем, ничего, кроме упакованного в бинты и очки-консервы лица, та не открыла.

-Неус, - отбросив газету, Хлыст резко поднялся на ноги и сделал в сторону гостьи несколько быстрых шагов. - Как добралась?

-Все прошло гладко, Оскар. Благодарю тебя, - тихо ответила Амальгама, отправляя шляпу на вешалку и расстегивая пару верхних пуговиц своего одеяния. - Были небольшие проблемы в аэропорту, еще на той стороне, но ничего серьезного.

-У тебя всегда какие-нибудь проблемы, - фыркнула Шепот вместо приветствия - взгляд, направленный на Неус, не был особо приятным. - И они нам частенько очень дорого обходятся, хочу заметить.

-Я не совершаю одной ошибки дважды, - тихо произнесла Амальгама. - Во всяком случае, стараюсь не поступать подобным образом...

-И на что же ты сейчас намекаешь? - прищурилась Лено.

-Лично я - ни на что, - Неус устало покачала головой. - Но ты вольна найти в моих словах какой угодно смысл, лишь бы он тебя успокоил.

-А кто сказал, что я неспокойна? - вскинулась Шепот.

-Ты поднялась со своего места, как только я вошла в комнату. К тому же я могу перечислить как минимум пять признаков твоего текущего нервозного состояния...

-А стоит ли? - еще холоднее, чем раньше, поинтересовалась Лено.

-Нет. Это в равной мере не поможет решить текущую проблему и не даст тебе никакой пищи для размышлений, потому что ты не станешь ими себя утруждать. Только лишний повод для роста агрессии в мой адрес.

-Ты можешь этого не делать?

-Чего? - вопросом на вопрос ответила Неус.

-Этого, - скривилась Шепот. - Ладно, к дьяволу. Ты, держу пари, тоже хочешь от меня отвязаться побыстрее.

-Вовсе нет. Я просто знаю, что мое общество тебе никогда не было приятно, и вряд ли есть глубокий смысл в том, чтобы его навязывать...

-И снова ты это делаешь, - полным раздражения голосом сказала Шепот. - Хочешь знать, почему я тебя на дух не переношу? У тебя, как бы так сказать, два режима работы. В одном ты самая умная из нас всех, а в другом - самая святая...

-Ты же знаешь, что ни первое, ни тем более второе ни в коей мере не соответствует истине, - спокойно ответила Амальгама. - Возможно, причина твоей неприязни кроется в моем...качественном состоянии?

-Мое-то какое до него дело, - пробормотала Лено. - Я, в отличие от некоторых, могу пройти по улице без маскировочных чар.

-Я бы предположила, что корнем проблемы является страх, - тихо продолжила Неус. - Это вполне естественно, и меня нисколько не оскорбляет. Я - то, что я есть, и испытывать определенный страх или отвращение к моей природе вполне естественно...

-Ничего я там не испытываю.

-...но вероятность того, что ты это признаешь и справишься с проблемой, к моему огорчению, исчезающе мала, - Неус поставила у дверей небольшой чемодан. - Твоя гордость как палача...и как человека, на чью долю выпало столько трудностей, имеет над тобой слишком сильную власть...

-Все, я отваливаю, - Лено направилась к дверям. - Лучше нарваться на пулю у Эрика, чем слушать твой пустопорожний треп.

-Как пожелаешь. Надеюсь, я ничем тебя не обидела...

-Сделай ты это, уже бы считала этажи до асфальта. Приятно вам время провести, - буркнула Шепот, напоследок хлопнув дверью.

Выждав несколько секунд после того, как за Лено захлопнулась дверь, Хлыст закрыл ее до конца коротким толчком - и подошел к Амальгаме, рассматривая скрытое за бинтами лицо так, словно видел в нем нечто большее.

-Каждый раз, - усмехнулся он. - Сколько лет мы вместе, а она каждый раз пытается на тебе сорваться.

-Ее вовсе не стоит в том винить, - вздохнула Амальгама. - Зная, что сидящий рядом с тобой способен убить человеческое существо одним прикосновением, поневоле проникаешься к нему отвращением. Начинаешь испытывать желание, чтобы чего-то подобного не существовало в природе вовсе.

-Это знание со мной очень давно, - улыбнулся Хлыст, крепко обнимая ее. - Почему же оно мне никогда не мешало?

-Они знают, на что я способна, - прошептала она в ответ, осторожно коснувшись забинтованными пальцами его лица. - Ты веришь, что я не сделаю подобного никогда.

-Знаю.

-Нет, Оскар, веришь. А без веры чудес не случается, - по натяжению бинтов он догадался, что Неус улыбается - шутила она очень редко, и, как правило, лишь в его компании. - Я очень устала с дороги...может, продолжим наш разговор уже не стоя?

Они расположились в освободившихся креслах. Бинты действительно покрывали все тело Амальгамы - сейчас, когда она позволила себе расстегнуть пальто до конца, это было видно вполне отчетливо.

-А кое-какой прогресс все-таки есть, - задумчиво проговорила Неус. - Раньше она огрызалась на каждое мое слово...

-Она еще живо помнит ваше первое совместное дело.

-Я помню, я понимаю. Не стоило пробовать ее пролитую кровь.

-Не стоило, попробовав, определять группу и содержание всех элементов.

-Твоя правда... - Амальгама вздохнула. - Наверное, ты хочешь знать, как прошло то дело, так ведь?

-Я хочу услышать, что еще один выродок мертв, - просто ответил Хлыст. - Порадуешь меня этим?

-Смерть - не повод для радости, Оскар.

-Даже такого, как Флайшер?

-Даже такого, - тихо кивнула она. - Но я тебя понимаю. Людям свойственно ненавидеть несчастных.

-И какой святой это сказал?

-Чудовище Франкенштейна у Мэри Шелли, - Амальгама вздохнула. - Когда дело касается таких магов, как Флайшер, я очень сожалею, что уже не могу ничего сделать для них. Не могу исполнить обещание, которое дала мертвым, иным путем. Я обещала, что никто из них больше никому не причинит зла, Оскар. Но они маги, и ты сам знаешь, что это значит. В них с юных лет вбивали, что оставить свой путь - участь хуже любой смерти. И лишь единицы из них способны остановиться. Остальные... - не закончив предложения, она принялась рассматривать собственные руки. - Остальные, как Флайшер, избирают смерть.

-Но в том, что ты делаешь, есть, конечно, и личное.

-Говорить иное было бы верхом лицемерия, - согласно покачала головой Неус. - Но ты ведь знаешь, Оскар. Ты знаешь, как легко я могу отнять чью-то жизнь и как мне тяжело это сделать. Я, конечно, не могу ничего не чувствовать, когда исполняю то обещание, но я не упиваюсь смертью. И я надеюсь, что они будут прощены, когда придет время. Им это куда нужнее, чем мне...

-Прости, - вздохнул Хлыст. - Я не должен был вновь тормошить эту тему. Кстати, можешь уже открыть лицо. Шепот вряд ли вернется.

-Ты уверен? - нервно и тихо спросила она, вздрогнув, как от громкого звука.

-Абсолютно. Ты же знаешь, что я уже привык.

-Спасибо, Оскар, - забинтованная рука потянулась к очкам, аккуратно стаскивая их прочь и откладывая на подлокотник.

Проведя двумя пальцами по лицу, сверху вниз, Неус замерла. Бинты, на мгновение ожив, змеями сползли вниз с тихим шелестящим звуком, обнажая темно-красную кожу, влажную и тонкую, отпуская на волю не менее влажные волосы.

-Спасибо, - повторила Амальгама, медленно откидываясь назад, на спинку кресла. - Так куда лучше. Чувствовать воздух...

Хлыст ничего не ответил. Сейчас пред ним было лицо, видели которое очень немногие. Каждый раз он вспоминал, почему был в их числе. Каждый раз он думал о том, что так и должно оставаться. Что он сделает все, чтобы так и было.

Вытащив из кармана свого тяжелого пальто небольшую фляжку, Неус медленно, словно нехотя, открыла ее и, помедлив пару секунд, поднесла к губам. Один короткий глоток, одно резкое движение, выплескивающее оставшуюся воду ей на лицо. Вода с едва слышным шипением впитывалась в кожу - так быстро, что не прошло и минуты, как ее и вовсе не осталось.

-Так точно лучше, - повторила она, убирая фляжку. - Оскар...то, что я слышала - правда? Крист...

-Да.

-Вечный покой даруй ему, Господи. И свет вечный да светит ему... - прошептала Амальгама. - Да почивает в мире...

Хлыст молчал.

-Я волнуюсь, Оскар.

-За Филина?

-Да, - коротко кивнула Неус. - Ты же знаешь, он...он всегда тяжело переживает, когда кто-то уходит. Тяжелее всех. В любых потерях он будет обвинять себя, а если на него еще и триумвират надавит...

-Филин никогда не подводил в деле.

-В деле - да. Будет вести себя так, словно ему вставили стальной прут вместо позвоночника. А внутри...

-Что у него внутри - это уже его дело.

-Я понимаю. Просто боюсь, что на него уже слишком много нагрузили в последнее время. Прошлогодние дела, теперь еще и это. Молюсь, чтобы его сейчас тревожило только это, Оскар. Ибо чую - еще одна соломинка ему на спину и...

-Преувеличиваешь, да еще и очень сильно. Он крепче многих, кого я видал, а видал я порядочно. Не думаю, что он сейчас пьянствует в каком-нибудь гадюшнике, пытаясь забыться...

За окнами мелькали огни редких машин - и завывала сигнализация той, которую кто-то уже успел неосторожно задеть: по мозгам этот ноющий звук бил едва ли не сильнее, чем текущая из охрипших колонок музыка. Запах табачного дыма окутывал темный угол, в котором он сидел - впрочем, в этом заведении вообще все было темным. Узенькая полоска света меж столами - та, что вела к барной стойке, да еще одна, ползущая к выходу - вот и все, что могло предоставить своим гостям это странное местечко, отчаянно маскирующееся под ресторан, да еще и под сколько-нибудь оригинальный. Получалось, честно говоря, не очень.

Гостей сейчас, полтретьего ночи, было достаточно мало - шушукающаяся компания у противоположной стены, еще кто-то, пускающий дым, занявший столик у самого входа. И, конечно, он сам, притаившийся здесь, словно в засаде. Стол предательски покачивался, стоило только совершить относительно резкое движение, например, за предательски оброненной сигаретой. Счет стаканам был потерян примерно пять минут назад - а теперь он бросил попытки следить и за временем. Бросив грустный взгляд на бутыль - осталось в ней меньше половины, Асколь перевел его на открывающуюся дверь, среагировав на тихий скрип последней. Задержав взор на какой-то не особо уверенно двигающейся по залу человеческой фигурке, палач было вновь потянулся к бутыли...

-Прошу прощения, - тихий, едва слышный за музыкой голос. - Вы...вы священник?

Нехотя подняв голову - и уведя взгляд подальше от бутылки - Асколь выцелил им остановившегося у стола человека. Девушка, вид несколько растерянный, но вполне приятный - и, судя по голосу, она либо страшно удивлена, либо впервые сюда притащилась.

-Наихудшей разновидности, - буркнул палач. - Вам чего?

-У вас такой вид...простите...на вас что, кто-то напал?

-Можно на это и так посмотреть, - Асколь потрепал рукой порванный воротник. - А у вас, видимо, серьезные проблемы.

-Как вы...

-В любом другом случае вы бы точно обошли это место десятой дорогой, - пожал он плечами. - Ну так что, вы скажете, какого черта вам надо, или мирно уйдете и не будете мешать мне саморазрушаться в свое удовольствие?

-По правде говоря, я...я зашла сюда по той же причине, - медленно протянула она. - Но, видимо, не...

-Садитесь, - проворчал экзекутор, толкнув бутылку чуть вперед. - И наливайте, если хотите.

-Спасибо, - тихий вздох. - Оставлю вам свое, ваши проблемы, очевидно, куда серьезнее.

-Как посмотреть. Итак, что у вас?

-Я...еще раз простите за то, что помешала, - заняв место напротив и погрузившись во тьму, незнакомка некоторое время помолчала. - Конечно, глупо как-то и некрасиво выходит, но я увидела вас и подумала, что именно ваш ответ был бы...интересен. Нет, полезен, наверное.

-Повторяю вопрос, - Асколь относительно аккуратно наполнил стакан.

-Что делать, когда начинаешь терять веру?

-У большинства это просто страх смерти. Там и терять-то нечего, - опрокинув стакан и чуть поморщившись, произнес экзекутор. - Следующий вопрос.

-Вы... - голос звучал несколько ошарашено. - Вы даже не спросите, что...

-Зачем? Вы расскажете сами, без лишних толчков. Не так ли?

-Есть...есть один человек, - справившись с собой, произнесла она. - Я не так хорошо его знаю, но...это все сейчас неважно, наверное. Он...он попал в беду. Боюсь, он смертельно болен и...и...все становится хуже с каждым днем. Не буду утомлять вас подробностями, я просто...он страдает, понимаете? Невыносимо страдает.

-И помочь ничем нельзя?

-Теперь...теперь уже только одним способом. Он хотел бы этого. Он давно уже принял решение, но сам не может сделать ничего...

-Понимаю, к чему вы клоните, - кивнул Асколь. - И конечно же, ему не позволяют это сделать. И не позволят.

-Д-да...все так. Вы скажете - так должно быть, да? Закон Божий...

-Закон, что велит страдать? - поболтав стаканом - на донышке еще что-то оставалось - ядовито поинтересовался палач. - Когда можно без мучений обойтись? Когда можно их прервать вовсе? Нет, нет, - он грустно улыбнулся. - Ничего вы о Нем не знаете. Но жестокого фанатика из Него лепить любите... - поставив стакан на стол, Асколь взглянул в ту тьму, где расположилась его собеседница. - А тем самым оскорбляете. Страшно оскорбляете.

-Я не...

-Не ожидали, понимаю.

-Вы странный...для священника.

-Я уже сказал, кто я есть, - вытащив из кармана начатую пачку, Асколь потянулся за сигаретой, закурил. - Что-то еще?

-Просто...просто хочу удостовериться...что...что правильно вас поняла. Ответьте мне, если можно...

-Ну?

-Если уже ничего сделать было бы нельзя...вы бы...вы прекратили бы его страдания?

-Да, - коротко ответил Асколь, выдыхая дым. - Но до того испробовал бы все пути, что остались, не сомневайтесь.

-Спасибо, - голос, хоть она и сидела рядом, оказался почему-то едва слышным. - Спасибо...за все.

-Да не за...

Стоило только моргнуть. Стоило только на пару секунд прикрыть глаза, как он понял, что ничего более не видит. Встрепенувшись, палач огляделся по сторонам, оторвав лицо от стола.

Какого черта?

Бутыль - уже совсем пустая - стояла на прежнем месте, стакан же, судя по мерзкому хрусту под ногами, укатился под стол и только что был им раздавлен. Странно же собеседницы не было вовсе - только тьма.

Протерев глаза рукавом и приложившись к бутылке, Асколь сунул ее в карман - тот порядочно оттянулся от тяжелого груза. Подняться из-за стола было тем еще приключением: помещение качалось так, словно он ехал в вагоне метро, картинка перед глазами была настолько мутной, что вызывала острое желание протереть эти самые глаза тряпочкой. Неровным, сбивчивым шагом он доковылял до выхода, перебирая все возможные точки опоры: от чужих столов и стульев до вешалки у входа. Разговор с этой странной особой, которая, очевидно, покинула его, едва он отключился от количества выпитого, продолжал крутиться в голове, размазываясь по пути в какую-то странную кашу. Возможно, именно потому палач пропустил мимо ушей обрывки разговора другого - того, что вела наблюдающая за его уходом еще относительно трезвая компания:

-Не, ну ты видел, да? Это ж надо так нажраться было...

-Сколько этот хмырь там сам с собой языком чесал? Полчаса?

-Не знаю, не особо следил как-то. Хорошо хоть валит уже...

Такси пришлось ждать довольно долго - голова за это время уже успела несколько проясниться. Настолько, что когда сонный водитель обернулся к нему, интересуясь, куда же они направятся, Асколь знал ответ - знал его невероятно для своего текущего состояния четко.

Он проявил слабость - и исправить это можно лишь одним способом.

-Ну и куда вас, святой отец?

-В церковь черепов, - хрипит свой ответ палач - мало того, делает это по привычке на английском.

-Чего-чего? - глаза таксиста медленно едут на лоб.

-La chiesa di Santa Maria delle Anime del Purgatorio, - медленно поправляется, наконец, он. - И побыстрее, если можно...

-Значит, ночью он исчез? - не глядя на свою помощницу, поинтересовался Верт. - Переходи к сути. И воздержись впредь от красочных описаний своих...

-Ладно-ладно. Он вернулся под утро, злой, как дьявол. Он все узнал. Все, что только мог...

Церковь Святой Марии, покровительницы душ в Чистилище, на первый взгляд выглядела вполне прилично - ничего необычного, по крайней мере, ее фасад не предвещал. Пройдя за не особо высокую, но все ж таки украшенную весьма острыми пиками оградку и остановившись пред зажатым меж двух высоких домов храмом, Асколь в очередной раз поправил воротник - вернее, то, что от него осталось. Массивная, в два человеческих роста, дверь, поддалась без большой охоты, словно не желая впускать ночного гостя.

Верхняя часть церкви, в прохладную тьму которой сейчас нырнул экзекутор, также мало чем могла удивить: потускневшие картины, унылое мерцание рассыпанных по залам светильников...проскользнув мимо спящей неподалеку от дверей фигурки к широкой лестнице, что вела вниз, палач почти сразу окунулся в сырой и затхлый воздух подземного святилища.

Нижняя церковь была обустроена согласно представлениям о чистилище своих основателей - как считалось, чтобы молитвы за оказавшиеся там души протекали усерднее. Усердие и правда требовалось: святилище было буквально завалено костями бедняков - и больше пятидесяти заупокойных месс в день несколько веков назад не было здесь чем-то из ряда вон, равно как и очереди из желающих помолиться за погребенных под храмом - растягивались они нередко на полкилометра. Пусть в свое время захоронения и были запрещены, огромное количество гробниц осталось пылиться в этих старых, поросших плесенью стенах.

Подземелья быстро нагоняли тоску. Никаких больше украшений, никаких привычных уже излишеств в стиле барокко - лишь множество простых алтарей да символическая могила, укрывавшая вход в гробницу. Земляной пол и взятые наугад кости, помещенные в мавзолеи - с ними соседствовали принесенные уже в дни нынешние высохшие цветы, игрушки и прочий хлам.

Найти потайной проход не составило труда - пусть он все еще до конца не протрезвел, пусть он был здесь лишь единожды, много лет назад - то была вовсе не его заслуга, нет - лишь ошибка тех, кто этот самый проход маскировал: сделано это было поистине беспомощно. Пара минут мытарств с заевшими рычагами и вот уже он тащится в очередное подземелье, все ниже и ниже, на самую глубину. Надежда была лишь на одно - что за прошедшие годы программа переноса старого тренировочного лагеря так и не началась за нехваткой средств, времени или и того и другого вместе. Что встретит его бдительный...ну ладно, хотя бы громогласно храпящий часовой, а не голые стены, с которых уже ободрали все указатели и замурованные намертво двери, за которыми когда-то располагалось одно из многочисленных рыцарских убежищ...

Часовой внизу и правда нашелся, и даже не один: стоило палачу выбраться в коридор, как в лицо ударили сразу три луча света, мгновением спустя к нему, гремя доспехами, приблизился громила, чей рост превосходили лишь размеры его чудовищной раскладной алебарды.

-Назовитесь, - прорычал он, чувствуя за собой силу - силу эту представляли, видимо, два хмурых автоматчика, стоявшие чуть позади и бившие в лицо Асколю лучами своих фонарей. - Немедленно.

Он назвался, чувствуя, как заплетается язык при каждом слове. Чувствуя, как раскалывается голова при каждой мысли. И конечно же, как режет глаза этот невыносимо яркий свет...

-Вы не договаривались о визите, - не опуская оружия, произнес другой рыцарь. - Будь вы хоть трижды экзекутор, есть, черт их дери, определенные правила...

-До этой ночи я сам не знал, что к вам придется заскочить, - огрызнулся Асколь. - Я не займу много времени, поверьте.

-Так что вам нужно? - теперь слово взял третий.

-Хозяин вашего клоповника, да поживее. И чего-нибудь от головы, если можно...

Тренировочный лагерь, притаившийся под старым храмом, имел лишь порядковый номер вместо названия, и, насколько помнил Асколь, даже приписан был к какому-то безнадежно далекому и старому аббатству: все еще недоступному для посетителей, с воротами такими массивными, словно его жители все еще опасались нападений вандалов. Сами же эти подземелья пользовались более чем дурной репутацией - быть откомандированным сюда означало позор, а те несчастные, кому было суждено расти и учиться под этими тяжелыми темными сводами, как правило, отсылались, когда приходило их время, в самые горячие точки - выходящие отсюда люди смерти боялись мало. Хорошо еще, если они вообще что-то могли чувствовать: как правило, за годы, проведенные здесь, большая часть человеческого вытягивалась и впитывалась серыми равнодушными стенами, обшитыми в некоторых местах металлом...

Безопасность у этого темного и сырого местечка, впрочем, была не так дурна, как его слава: процедуры проверки документов незваного гостя затянулись почти на полчаса - начальник караула отчаянно порывался учинить палачу допрос, но все никак не мог придумать, с какой же стороны подступиться. Асколь, чувствуя, что стремительно трезвеет - это не могло не радовать, учитывая предстоящий разговор, ради которого он и проделал весь этот путь - эти попытки отбивал без особых проблем: опыта у рыцаря в подобных делах было маловато. Наконец, с волокитой было покончено: любезно предложив ему задержаться в допросной комнате, рыцари покинули гостя один за другим. Лязгнула, ударяясь о каменную стену, тяжелая дверь - усмехнувшись, Асколь мысленно поблагодарил стражей уже за тот факт, что ее не стали запирать на засов. Упершись руками в стол и прикрыв глаза, он стал ждать...

Что он надеялся здесь найти? Чего добиться? От чего убежать? По правде говоря, ответ он знал на один-единственный вопрос - последний, и не особо-то тот ему и нравился. Время текло невыносимо медленно: казалось, что он провел тут больше часа, если не все два или даже три. Спать, как ни странно, не хотелось - не хотелось даже думать о том, чтобы вновь нырнуть в кошмар, который стал занимать уж слишком большое место в его жизни, загоняя то в объятья епископской шпионки, то к очередной наполненной до краев бутылке...

Дверь со скрипом отворилась, заставив его обернуться на звук, пусть и несколько заторможено. Стоявший на пороге человек был закутан в просторный серый балахон настолько плотно, что нельзя было даже сказать, мужчина то или женщина - тому, кто уже не знал ответа, конечно же. Хотя имя хозяина этих подземелий вспомнилось палачу не без труда.

-Здравствуйте, отец Кат, - голос был усталым, но отнюдь не сонным. - Удивили вы меня, ничего тут не скажешь. Явиться в четвертом часу, без предупреждения, в таком виде...что у вас случилось? Вы здесь по работе или...

-Можно и так сказать, - взглянув на плотно натянутый серый капюшон, протянул палач. - Я приношу извинения за то, что потревожил вас в откровенно неурочный час, но так уж сложилось, Илария.

-Вы здесь по делу? - повторила свой вопрос фигура в серых одеждах. - И если да, то по какому именно?

-У меня свое расследование, - помолчав, произнес Асокль. - Здесь я проездом, а направляюсь прямиком в Рим. Но есть одно дело, которое хотелось бы уладить как можно быстрее. Я бы хотел воспользоваться вашей защищенной линией связи для одного запроса в наши архивы.

-Это настолько срочно, что вы ради этого вломились к нам среди ночи? - голос звучал удивленно.

-Боюсь, что да, - ему осталось лишь развести руками. - К тому же я хочу, чтобы запрос остался в секрете, а когда я прибыл в Рим, меня уже ждали бы определенные результаты. Вы не откажете в этой просьбе, я надеюсь?

-Раз уж вы проделали весь этот путь...что именно вы хотите передать, отец Кат?

-Мне нужно проверить одно...не имя, скорее прозвище. Любые упоминания, даже самые незначительные. Любой относительно достоверный источник.

-И это...

Глаза. Залитые синевой глаза без зрачков...

-Принц Вьюга, - прохрипел он, выдав застрявшие в голове слова практически на одном дыхании. - Второе. Мне нужна информация о некоем устройстве, вероятнее всего, магическом. В его названии должно быть слово "Клеть" и оно, судя по всему, должно как-то ограничивать...помещенный в него живой объект. Особенно в плане установления контакта с... - так и не договорив, он быстро сменил тему. - Любая информация, любые крупицы. Я передам вам все необходимые пароли. Сделайте запрос прямо сейчас и воспользуйтесь, если понадобится, моим авторитетом - он обязан остаться в тайне. Сможете?

-Я так полагаю, рассчитывать на внятные объяснения не стоит? - язвительно поинтересовалась фигура.

-Увы. Итак...

-Я это сделаю. Но это первый и последний раз, когда я пойду на поводу у Дома Резни без веской причины...да еще и среди ночи.

-Благодарю. Вы мне очень помогли...

-Надеюсь, что так.

-И еще одна вещь...правда, боюсь, она может быть для вас не очень приятной...

-Это что же?

-Хочу спросить об одном человеке, который, возможно, здесь у вас был. И, возможно, наделал бед.

-Имя, - голос этот был едва ли не холоднее стен допросной комнаты.

-Помощница епископа Юлиана Верта. Лета Ц...

-Выметайтесь отсюда, - фигура в сером резко встала из-за стола. - Или заткнитесь немедленно. Не желаю слышать здесь это имя.

Точно в цель. К сожалению.

-Прошу прощения, - тяжело вздохнул палач. - Это имя я и правда более не озвучу в ваших стенах. Но тем не менее, я должен буду задать вам вопрос. Что она вам сделала?

-Принесла сюда смерть, - прорычала хозяйка подземелья. - Смерть, боль и грехи, которые уже не смыть.

-Расскажите, - повторил Асколь. - Вы, я так понимаю, ничего не могли ей тогда сделать, но я...мои руки пока что не связаны.

Первую пару минут он думал, что она все-таки уйдет. Молчание стало уже совершенно невыносимым когда фигура в сером тяжело опустилась на свое место, заговорив не менее тяжелым голосом:

-Расскажу. Сделаю ваш чертов запрос. А потом вы нас покинете...

-Всенепременно.

-Нас вынудили дать ей временное убежище пару лет назад. Если бы я знала тогда, какой бардак поднимется в итоге, придушила бы ее сама. Так вот...

Рассказ занял не более получаса - но с каждой минутой, что его составляли, лицо палача мрачнело все сильнее. Когда же из-под капюшона уже прекратили вырываться наполненные неподдельной ненавистью слова, он первым поднялся на ноги.

-Благодарю, что рассказали, - глухо произнес он.

-Вы уверены что благодарите?

-Да, - резко ответил Асколь. - Теперь я точно знаю, что должен делать...

Лета начала просыпаться, еще когда о стену грохнула дверь. Приподнявшись на кровати и медленно протирая заспанные глаза, помощница епископа успела различить лишь спокойным, но быстрым шагом движущуюся к ней фигуру в темном. Рванулась было к оставленной на полу сумке, где оставалось оружие...

Гость ее был быстрее. Вывернув так и не дотянувшуюся до сумки руку и сдернув Лету с кровати одним мощным рывком, он поставил ее на ноги, схватил за горло, сжав до дикой давящей боли.

-К-Кат... - только и смогла прохрипеть она, вглядываясь в холодное, без единого проблеска эмоций, лицо палача. - За добавкой пришел?

Экзекутор не ответил ничего - лишь снова рванул ее на себя и потащил по полу, словно тряпичную куклу. Она не сопротивлялась. Просто не было сил.

Остановившись у дверей и встряхнув епископскую помощницу, будто чучело, Асколь позволил ей встать на ноги, даже чуть разжал хватку. Она не преминула сим воспользоваться.

-Какого черта ты творишь, Филин? - выкрикнула Лета прямо в лицо палачу. - Да ты знаешь, что с тобой сделает...

Фразу эту она так и не закончила. Просто взглянула в эти глаза и поняла - знает. И поняла - ему плевать.

-Вот, значит, как ты поступаешь, да? Не я тебя сюда затащила, Филин, не я. Ты сам принял решение, - Лета нахально улыбнулась. - Или за твои слабости должны отвечать другие?

-Это никак не связано со вчерашней ночью, - холодно произнес Асколь. - Я убегал от своих кошмаров, ты потворствовала своим желаниям...итог вполне закономерен. Все стороны довольны, все счета закрыты, Лета.

-Тогда что ты...

-Счета закрыты, Лета, но я сейчас выставляю новый. За то, что ты успела натворить в церкви черепов, - от его взгляда не укрылось, как изменилось ее лицо. - Ты ведь не скажешь мне сейчас, что ничего не было?

-И не собиралась, - прорычала Лета, нахально взглянув ему в глаза. - Ты просто дурак, Филин. Мы с тобой за Восьмым Таинством. Хочешь знать, что там было? Я хорошо отдохнула, вот и все, мать твою!

Палач ничего не ответил. В наступившей тишине скрипнула открываемая дверь.

-Я чиста, Филин, слышишь, нет? - полузадушенным тоном простонала Лета. - Я чиста, и ты это знаешь. А то, что какой-то глупый мальчишка сбросился с крыши, решив, что он теперь проклят - вообще не мое дело! Кого и как там наказывали после - не мое дело, Филин! Это их грехи и им за них отвечать! А я чиста! И знаешь что, Филин? Сдается мне, ты не можешь смириться именно с этим!

Тяжелые шаги. Кажется, ее уже вытащили за порог.

-Что бы ты мне сейчас ни сделал, Филин, я буду чиста. Даже если бы я закатила бы там такую оргию, что...

Удар обрывает ее речь на полуслове. Перед глазами все меркнет, словно кто-то вот так вот не вовремя взял да и погасил свет. Чувствуя, что падает, что летит куда-то назад, она отчаянно пытается за что-нибудь уцепиться. Выходит отчаянно плохо - и вот она уже всем телом чувствует боль - боль, что сопровождает ее всю дорогу вниз, весь путь, который она проходит, скатываясь по ступеням...

-Выметайся из города. Выметайся, пока есть на чем.

Она многое хочет ему сказать. Как она его ненавидит. Что с ним за это сделает епископ. Насколько он только что усложнил свою жизнь - нет, что он отныне превратил ее в настоящий ад. Что там, в номере, в конце-то концов, остались ее вещи...

Но там, наверху, уже равнодушно хлопает дверь. Все кончено. Теперь уж совершено точно.

С того момента, как он захлопнул дверь за помощницей епископа, прошло уже больше часа, но настроение все никак не желало приходить в норму. Во многом этому способствовала усиливающаяся головная боль - насыщенная событиями и алкоголем ночь давала о себе знать. Наверное, именно эта боль и стала причиной того, что палач, вместо того, чтобы собирать свои вещи, сделал то, чего делать в нормальном состоянии не стал бы вовсе - а именно, заглянул в вещи чужие, расстегнув сумку Леты.

Блокноты, исписанные убористым почерком, термос, белье, раскладной нож, календарь с большим серым котом на обложке...продолжая выбрасывать все это на пол, Асколь остановился, наконец, выудив запечатанный бумажный пакет. Вскрыв его - вот и нож пригодился - он подставил ладонь, на которую выскользнул продолговатый металлический цилиндр, опечатанный тремя массивными пломбами.

А вот это уже интересно...

Осторожно повернув "сосуд", палач вгляделся в находящееся на его боку узенькое окошечко, укрытое прочным стеклом. Внутри, на черной бумаге лежало нечто настолько мелкое, что даже ему, никогда на зрение не жаловавшемуся, пришлось приглядываться.

Крохотная, едва видимая стеклянная крошечка - песчинка, переливавшаяся каким-то чужим, холодным светом...

Прямо как те ледяные шпили из его кошмара. Прямо как...

По телу разливалась какая-то странная немота, следом за которой шел холод: металл капсулы, конечно, леденил руки, но не настолько же! Осторожно отставив цилиндр на стол, Асколь опустился в кресло.

Скоро надо будет уходить. А уходить - значит дать ей вернуться сюда и забрать свой хлам. Забрать и это.

Если только...

Мы за Восьмым Таинством, значит? Мы чисты, Лета? Чисты, и нам можно творить, что захотим?

Что ж, закон сей работает далеко не в одну сторону...

Усмехнувшись своим мыслям, Асколь поднял цилиндрик - и, пока не успел передумать - сунул в карман.

Капсула холодила тело даже сквозь одежду. Страшно холодила...

Палящее вечернее солнце освещало небольшую взлетную полосу, у которой уже выстроился - впрочем, кое-кто умудрился опоздать и сейчас в спешном порядке занимал надлежащее место - почетный караул: первый ряд сверкал начищенными доспехами и бряцал оружием при каждом движении, второй, одетый в унылых расцветок военную форму, держал наготове новенькие штурмовые винтовки. Третий ряд охраны был сплошь в штатском - но они-то как раз и были опаснее всего...

Наблюдая за тем, как выравниваются шеренги - и как приближается к ним висящее на горизонте белое пятно самолета, Юлиан Верт оглянулся на Лету, стоявшую от него по правую руку. Рассказ ее порядком утомил епископа - благо когда они добрались, наконец, до "Всенощной", чьи здания проглядывали из-за скальных наростов то тут, то там, у него оказалось предостаточно времени, чтобы отдохнуть и подготовиться как следует к встрече с важным гостем. Епископу казалось, что Лета что-то явно не договорила до конца, но полчаса ожидания в этой духоте, под еще не успевшим закатиться за горизонт солнцем начисто избавили его от желания допытываться до помощницы, по крайней мере, сейчас.

Самолет приближался - медленно, но неотвратимо. Если приглядеться, то можно было заметить - если это, конечно, не был обман зрения - что его несколько кренит на одну сторону. Заметив это, Верт не удержался от смешка.

-Черт дери, каждый раз одно и то же... - пробормотал он себе под нос, глядя как перегруженная - теперь это можно было уже сказать наверняка - стальная птица, страшно качаясь, идет на снижение. - Каждый раз...

-В чем дело? - осторожно поинтересовалась Лета, со смесью испуга и любопытства наблюдающая за кренящимся на сторону самолетом, который заходил на посадку настолько грузно, что, казалось, и вовсе падал.

-Жирный выродок не выносит вертолетов, тошнит, видите ли, - произнес епископ. - А эта полоса не предназначена для транспорта покрупнее. Ах да, и конечно же, не будем забывать, что тамплиеры вечно летают на списанном в утиль хламе. В итоге...сама видишь.

Самолет и правда почти падал. Вот он выпустил шасси и, неуклюже, с адским скрипом и грохотом, поднимая в воздух целые тонны пыли, стал тормозить.

-Они тратят на его перелеты несколько миллионов, - тихо добавил Верт. - Каждый год. Ну вот, опять...

С громким хлопком - самолет, к счастью, уже почти остановился - от машины отлетело одно колесо: накренившись, белая громадина так и встала, уныло ткнувшись носом в асфальт.

-Господь милосердный... - охнула Лета. - Никто на всем белом свете не может столько весить!

-А... - ухмыльнулся Юлиан. - Ты никогда не видела великого магистра, да?

Подали трап - размеров он, равно как и дверь самолета, был такого, что по нему, по мнению Леты, запросто проехался бы танк-другой. К трапу несколько вспотевших от натуги рыцарей в спешном порядке подогнали здоровенную платформу с оградкой, покоящуюся на нескольких массивных колесах. И лишь когда последние приготовления были завершены, из самолета показалось нечто.

Великий магистр возрожденного ордена тамплиеров Теофиль Орельен Лесаж был человеком весьма выдающимся - причем выдающимся помногу и во все стороны. Когда малая часть магистра выдвинулась из самолета, Лете показалось, что на свет вылез какой-то жуткий, обряженный в белое холм, но то было лишь начало. Кряхтя, пыхтя и помогая себе руками настолько толстыми, что они еле шевелились, из самолета - не без помощи трех рыцарей - выбралась настоящая гора плоти, увенчанная жирной головой - заплывшей этим самым жиром настолько, что найти спрятавшиеся в его складках глаза-щелки, уродливый рот и разбухший нос казалось задачей почти что невозможной. Если бы подбородки могли убивать, то у магистра определенно было бы самое мощное в мире оружие, ибо накопил оных Теофиль не менее шести штук. Гора плоти носила форменную белую накидку с красным крестом - ее определенно хватило бы, чтобы пошить пару-тройку парусов. Магистр пошевелился - в движении он казался Лете еще тошнотворнее - угрожая раздавить неосторожным движением своих собственных телохранителей, после чего поднял налитую жиром руку в преувеличенном приветственном жесте.

-Зачем... - прошептала Лета. - Зачем здесь...это?

-Не только Леопольд умеет находить союзников, - произнес епископ, на лице которого заиграла злобная ухмылка. - Пошли. Нам нужно его поприветствовать.

Как вскоре выяснила Лета, великий магистр был фигурой достаточно противоречивой (помимо того, что был фигурой более чем объемистой): несмотря на то, что это ходячее воплощение греха чревоугодия с трудом шевелилось и с еще большим трудом членораздельно говорило, прибывшие с ним тамплиеры, судя по всему, боялись жуткой туши до чертиков - на него опасались даже смотреть лишний раз без веского повода, а отряд, который толкал платформу, куда не без труда забрался магистр, едва ли не дрожал от страха. Оказавшись, наконец, в специально подготовленной по такому случаю пристройке - ни в одни двери на "Всенощной" Лесаж бы попросту не пролез - где уже было все готово для встречи важного гостя, магистр плюхнулся за стол для переговоров раньше, чем Верт вообще успел подойти к последнему. Убедившись в безопасности помещения и на всякий случай завесив окна, тамплиеры покинули зал - уловив не оставляющий возражений взгляд епископа, то же сделала и Лета: сказать по правде, она всерьез опасалась, что через час найдет в этом самом зале лишь толстяка - рядом с обглоданными костями ее высокого начальства.

-Интересно, о чем они там говорят? - спросила она минут через десять у караулившего дверь храмовника.

-Думаю, о том, что любят, - пожал плечами тот. - Торты и массовые убийства.

Время текло медленно, словно кисель.

-Так мы договорились, магистр? - хрипло говорил Юлиан, отстукивая пальцами по столу.

-Расскажите мне историю, епископ, - гудел в ответ Лесаж, развалившийся в специально приготовленном для него кресле. - Помните, я вам говорил про трех несчастных, которые собирались меня...хм...сместить? Вы не удовлетворите мое любопытство рассказом о том, что с ними сталось, Юлиан?

-Двое из них таинственным образом исчезли, - пожал плечами Верт. - Третьего сегодня утром выловили из одной гаденькой речушки. Какие-то мерзавцы выпустили в него шесть пуль, да еще и прибили к спине табличку...как же там...ах да, "коммунист и содомит". Воистину печальная судьба их постигла.

-Воистину. Расследование, конечно, уже начато?

-Конечно, - улыбнувшись, кивнул епископ. - Но, боюсь, оно принесет весьма мало плодов.

-Надеюсь на это, - жирное лицо заколыхалось - очевидно, магистр пытался улыбнуться в ответ. - Да, епископ. Мы договорились. И договор наш, надеюсь, будет в силе до самого конца...

-Не сомневайтесь, - Верт прекратил, наконец, стучать по столу - руки устали. - Мне понадобится не более двух месяцев, чтобы решить вопрос с "Всенощной". Как только у них начнутся...проблемы, вы сможете предложить свою помощь. Вы, храмовники, во все века были хорошими ростовщиками, не так ли?

-Сроки, - загудел магистр.

-Терминал будет у нас самое позднее в начале зимы, - ответил Верт. - А "Всенощная" окажется в вашем кармане самое большее через месяц после того, если все пойдет по плану. Так или иначе, у нас будет, где его содержать и изучать.

-И право первого удара за вами.

-Да, - в голосе Верта прорезалась злость. - Есть один замок в Альпах...

-Владеет которым...назовем его Некто Л.

-Лучше назовем его Этот Выродок Леопольд, - оскалился епископ. - Это будет такая большая потеря для всей Святой Церкви...погибнуть под лавиной...как неладно, как скверно...

-Да уж, ему не позавидуешь, - пробасил Лесаж. - Мы будем готовы к началу кампании против русских уже через пару недель, через месяц самое большее. Ждать будем лишь вашего сигнала.

-Донесите до своих людей, что терминал нам нужен в целости и сохранности, магистр, - несколько нервно произнес Верт. - Ни одной лишней царапины.

-Не волнуйтесь, епископ. Если кто-то посмеет хоть пальцем его тронуть без моего дозволения, то весь его отряд будет казнен на месте, - глаза Лесажа злобно сверкнули. - Они не подведут.

-Надеюсь на то. И последний вопрос, который нам должно сегодня решить...вопрос, касающийся Ассоциации, магистр. Я боюсь, они могут...скажем помягче...несколько недооценить угрозу, исходящую от этих русских. Вы ведь понимаете, о чем я?

-Конечно, - заплывшая жиром голова кивнула - вернее, чуть дернулась вниз. - Ассоциации нужно будет...указать верную дорогу. Дать им достойный casus belli. У меня все уже готово, епископ.

-Цель?

-Один небольшой схрон в Шотландии.

-Кому вы поручите это дело? - резко спросил Юлиан. - Это должен быть профессионал.

-Профессионал и будет, не беспокойтесь. Наш лучший человек. Настоящий мастер, пусть и несколько...увлекающийся.

-Неужели... - так и не договорив, Юлиан медленно вытащил из кармана записную книжку, в которой накарябал всего одно слово, показав его магистру. - Неужели...

-Ну что вы, епископ, - магистр громоподобно усмехнулся. - Вы же сами видели, как его казнили. Но я согласен, что он подошел бы для этой работы лучше всех прочих.

-Действительно. Знаете, если бы он был жив, я бы вам рекомендовал задействовать именно его, - с нажимом произнес Верт. - Если бы он был жив, вы понимаете...

-Понимаю, - магистр скосил взгляд на дверь. - Что ж, если все эти мелкие проблемы мы решили, то, думаю, стоит уже перейти к самому важному.

-Это к чему же? - не понял Юлиан.

-К обеду, разумеется.

Интерлюдия 5. Потеря.

1987 год.

-Угадай, что я сегодня сделал?

Длинный коридор - белые стены, белый потолок, скользкий белый пол - был разделен на несколько частей шестью массивными дверьми. Каждая из этих дверей была создана отдельно, каждая представляла собой своего рода эталон в той защитной системе, что была для нее избрана. Магическая и техническая защита чередовалась, на последней же двери вступая в странный союз: в ход шло все, что только было. Человек, что сейчас заступил за порог последней из этих дверей, прекрасно знал, что даже этого могло стать недостаточно.

Человек - высокий, светловолосый, аккуратно подстриженный - шагал прямо и плавно, заложив, согласно своей старой привычке, руки за спину. Выражение лица его было мягким и спокойным, больше сказать - совершенно бесстрастным, само же лицо имело светлую кожу и правильные черты. Человек выглядел здоровым, подтянутым, пусть и чуточку худощавым для своего роста, он выглядел собранным, но в собранности этой проглядывало запрятанное где-то глубоко напряжение, и далеко не легкое. Впрочем, это было не то, что можно было заметить при первом взгляде.

Дверь медленно закрывалась за его спиной, сопровождая сие действо тихим визгом механизмов. Створки сошлись с громким щелчком, воссоединились части изображенной на двери цифры, был которой ноль.

Задав свой вопрос, человек тихо улыбнулся - ответа, как обычно, не последовало. Пожав плечами, он двинулся вперед по полупрозрачному полу: сотни, если не тысячи, тоненьких проводов, металлических ниточек и трубочек переплетались под ним, образуя огромную паутину, которую уже вряд ли получилось бы когда-нибудь распутать. Весь этот перекрученный хаос имел выход наружу - там, чуть дальше, за толстой стеклянной стеной, чья чистота была безвозвратно изуродована предупреждающими знаками и надписями всех мастей и видов, соглашающихся меж собой лишь в одном: все они сулили верную смерть.

Человек был одет в невзрачную серую рубашку и болотного цвета брюки, обувь его не чистилась явно больше пары недель. Сложенные за спиной руки, наконец, пришли в движение, стаскивая накинутое на плечи ветхое пальтишко и набирая короткий код на торчащей из стены клавиатуре. Мерно гудя, в полу раскрылся небольшой люк, откуда наверх поднялось внушительных размеров металлическое кресло. Кинув пальто туда, человек вновь улыбнулся. И сделал еще пару шагов к стеклянной стене, наконец, подняв глаза на то, что было за ней.

-Я начал уже скучать по нашим с тобой разговорам, Принц Вьюга. А ты?

За стеклянной стеной - там, где на свободу вырвались все эти провода, проводки и проводочки - раскинулось хаотичное на первый взгляд нагромождение странных приборов, перекрученных труб и мутных экранов. Все покрыто слоем многомесячной пыли. Все объединено вокруг высокой вмурованной в пол капсулы из странного сплава, верхушка которой, также опутанная проводами и трубками, уходила в потолок. Металл чистым не был - почти каждый сантиметр его был исписан поблескивающими символами, которые, если долго на них смотреть, словно начинали перетекать с места на место, сверкая при том чистым золотом. Там, под самым потолком, виднелась и приваренная наверху капсулы табличка - кроме все того же нуля на ней не было ровным счетом ничего.

Человек на капсулу не смотрел. Он - как всегда и было - встретился долгим изучающим взглядом с тем, что было внутри, за толщей испещренного охранными письменами стекла. Встретился взглядом с большими глазами, залитыми непроглядной синевой - казалось, они даже не имеют зрачков.

Глазами этими смотрел мальчик лет двенадцати, не больше. К коже его, белой, как снег, присосались жадными пиявками многочисленные электроды, в плоть безвольно повисших рук забрались тонкие трубочки, хилую шею сдавил металлический обруч - расходящиеся от него провода уходили в пол, под капсулу. Белоснежные волосы-сосульки - тонкие и длинные, способные переломиться просто от грубого прикосновения - были перепутаны с оканчивающимся присосками проводами, что облепили ему виски и затылок - еще одна присоска, та, что ранее крепилась на лбу - отвалилась и теперь болталась где-то внизу...

-Уже не могу вспомнить, когда я дал тебе это имя, но согласись, что это лучше, чем быть Объектом Ноль, - человек медленно опустился в кресло, забросив руки на подлокотники. - Если бы Снежная Королева существовала, ты бы был ее сыном, несомненно. Вот почему я тебя так назвал. Принц Вьюга.

Тишина в ответ - тишина и пронзительный взгляд больших синих глаз - от него веяло таким холодом, какой можно было найти лишь, наверное, в кругу девятом ада. Человек этот взгляд выдержал без проблем.

-Я скучал по нашим разговорам, пусть они и не особо продуктивны. Впрочем, я думаю, сегодняшний разговор может изменить положение дел, - голос у человека был мягкий и спокойный, сам он продолжал улыбаться. - Думаю, я позволю себе рассказать, чем я занимался в свое отсутствие...надеюсь, это будет тебе интересно. Нет, не так. Я надеюсь, ты вынесешь из этого что-нибудь полезное для себя...

Приметил свою цель он еще там, в музее. Прошло не так уж и много времени с тех пор, как он вышел на улицу, остановившись за мраморной колонной, но дождь, казалось, усиливался с каждой секундой - что было, несомненно, только ему на руку. Считая минуты, он прокручивал в голове построенную им схему: вот она тихо одевается, вот подходит к дверям, вот видит творящийся на улице шквал...

Выходит наружу, тихо вздохнув. Трамвайная остановка была недалеко, но до нее все равно нужно было бежать. Повернувшись к цели, он смотрел, как она спускается вниз по ступеням, собираясь, очевидно, накрыться тяжелым черным портфелем, набитым, наверное, тысячами тысяч никому не нужных бумажек.

Три быстрых шага вперед, хлопок раскрывающегося черного зонта, что заставил ее обернуться. Все работало, как часы - ну разве что взгляд у нее был еще более удивленный, чем тот, на который он рассчитывал.

-Ой. Спасибо, - вот и все, что смогла она из себя выдавить, покуда он вглядывался в ее лицо.

Средний рост, короткие темные волосы, приятное молодое лицо, но в целом, ничего необычного. Для обычного взгляда, по крайней мере.

-Вас проводить? - произнес он, постепенно подстраивая свой голос нужным образом. - А то льет, как из ведра...

Он бы удивился, если бы в ответ не пришло никаких подозрений. Конечно же, они были, но его взгляд редко кто долго выдерживал. Вот и сейчас...

-А вы...

-Кай, - коротко произнес он, ловко перекидывая зонтик в другую руку. - Прошу простить мое чрезмерное любопытство, но я вас заметил еще там, - он кивнул в сторону дверей. - Понравилась экспозиция?

-Э...да, очень, - она, наконец, смогла справиться с собой, пусть и не совсем. - Мне...мне только до остановки...

-Я никуда не тороплюсь, не волнуйтесь, - произнес он, подобрав, наконец, нужный тон. - Во время любого дождя наступает момент, когда тебе уже становится плевать и можно идти босиком...

Следующие пятнадцать минут были весьма результативными. Ее имя - Надежда - он узнал в минуту первую, почувствовав, как одно это слово накидывает на глаза чернейшую тьму. Справившись с собой - еще не время, еще не время, черт возьми - он лишь вымученно улыбнулся, когда она отпустила пару преувеличенно-восторженных фраз об имени уже его. Сказал то же, что говорил и всегда.

-Да. Как в "Снежной королеве", - он улыбался, стараясь не смотреть более на ее лицо, стараясь не фокусировать взгляд.

Все, что угодно, лишь бы не эта чернота снова...

Все, что угодно, лишь бы не смотреть туда.

Пятнадцать минут были весьма результативны. К минуте пятой он уже знал, что на выставку она пошла далеко не по своей воле - ее туда притащила работа, писавшаяся, как оказалось, из рук вон плохо. К минуте шестой он знал уже и то, что плоховато у нее со всей историей в целом, к седьмой же - и вовсе, где она сейчас учится...

Где-то глубоко внутри поднималось странное чувство - нельзя было назвать его радостью, ибо последней он не испытывал уже очень давно - скорее некое механическое, холодное удовлетворение. Она была не идеальным вариантом, но подходящим. До остановки оставалось уже пара минут пути, когда он бросил пробный камень.

-Я сам история, - быстрая смена голоса - и вот уже он прямо дышит холодом с каждым словом. - Знаете, в сорок втором году мне было лет двенадцать. Может, тринадцать, точно уже не скажу.

Вот и он, этот взгляд. Вот и оно, это удивленно вытягивающееся лицо. Вот и он, этот полный недоверия - готового перерасти в любой момент в раздражение от этой грубой и неудачной шутки - голос.

-Что вы такое говорите? Да вы выглядите сейчас лет на двадцать пять самое большее. Глупо так шу...

-А я не шучу, - резко произнес он. - Что, если я вам скажу, что перестал стареть?

-Бред какой-то, вы уж простите. Если думаете, что так можно произвести впечатление...

-Отец ушел и не вернулся. Не помню его почти, - глядя куда-то в сторону, бросил Кай. - А мы...мы здесь были. С сорок первого. Сестра первой была, если хотите знать. У нее лицо такое было, как череп, который кожей обтянули. Только негодная кожа какая-то была, вся пятнами пошла. Ее постоянно одевать приходилось - сама не двигалась, если хотите знать. Сил не хватало уже шарф натянуть. Я тогда собак ловил, потом кошек. Кошки хуже шли, с сухожильями проблемы...

Надежда молчала, в ужасе смотря на него, продолжавшего говорить в пустоту.

-Еще голубей, воробьев пытался. Там, конечно, и людских трупов было много, но как-то не мог. Есть хотелось, да, только людей все равно не мог. А так много было. Просто на улице лежали. Еще где. Одеяло накинули, веревкой перевязали. Иногда я такие одеяла снимал - если казалось, что получше наших. Кто-то еще шевелился, когда я с них это все снимал. Ну там просто, если хотите знать, надо побыстрее перешагивать, чтобы не цеплялись. Эти, которые не до конца еще замерзли. Сестра тоже еще дышала, помню. Я рано ее раздел слишком, показалось, что уже все.

-Что...что вы говорите такое? - она почти выкрикнула это. - Как вы можете там...как вы могли быть...там...тогда...

-Потом мать, - безжалостно продолжал Кай. - Мы в библиотеке какой-то потом спрятались. Не нужно было за дровами ходить. Мебели много, книг много. Я рубил и рвал. Плохо получалось. Не сразу понял, что умерла, знаете. Сам виноват, задержался. Книжку нашел интересную. Тоже про...про холод. Надо было в печку кинуть, а я себе оставил и читал сидел. Вернулся когда, уже поздно было...

-Но...как...

-Как я выжил? Я тогда уже понял, что делать надо, знаете. У кого-то золото было, драгоценности. Их не съешь, конечно, но если знать, у кого менять...человека легко убивать, знаете? Очень легко, когда он от голода пальцем пошевелить не может. Какое-то время спасало. В сорок третьем эвакуировали, - он помолчал. - А между тем и тем...боюсь, вам не стоит это знать, - произнес Кай тщательно выверенным тоном, вытаскивая из кармана продолговатый кусочек бумаги. - Если не испугаетесь, приходите завтра сюда. Кофейня в центре, старая. Не ошибетесь. Узнаете куда больше, чем из учебников...

-Вы сумасшедший, - неуверенно выдала она, сама не понимая, зачем приняла эту помятую визитку. - Не идите за мной. Не идите за мной больше, слышите?

Он ничего не ответил. Лишь грустно улыбнулся - еще одна тщательно отработанная эмоция - и отступил на несколько шагов.

-Если не испугаетесь, буду ждать вас завтра. Узнаете больше, чем может человек. Но должен вас предупредить - если вы придете, то можете потерять не только душевное равновесие...

-Конечно же, она пришла. Не на следующий день, но через два дня, - тихо произнес человек в кресле. - Они не могут не приходить. Как мотыльки на огонь, как мотыльки...скажи мне, Вьюга, ты мотылек? Или же ты пламя?

Тишина была ему ответом. Но он и не думал огорчаться.

На окнах были тяжелые бархатные шторы, за окнами - не менее тяжелая чугунная ограда, блестящая после дождя и свежей краски. Стол, укрытый багряный тканью, стоял у дальней стены, под единственной включенной в зале лампой, так что когда она вошла, испуганно озираясь, то почти сразу - даже на секунду быстрее, чем он думал - поняла, где ее ждут. Он чувствовал ее растущее волнение - оно распухало все больше и больше по мере их разговора, начавшегося, как он и ожидал, с нелепых извинений и не менее нелепых претензий. Да, конечно, с ней никто так никогда не знакомился. Да, конечно, ее никто так не пугал.

Но во многом именно потому она и была здесь - нащупав краешек некоей чудовищной тайны, неосторожно высунувшийся из-за унылого полотна привычного мира, она не смогла удержаться, чтобы за него не потянуть дальше. Он не чувствовал от осознания этого даже прежнего холодного удовлетворения, лишь мысленно поставил еще одну галочку рядом с еще одним именем.

С именем очередного чудовища.

Разговор постепенно набирал обороты: когда она чуть успокоилась, привыкнув к местной обстановке, когда он уверил ее в том, что за нехитрый заказ, который им тут же поднесли, платить будет он, когда тяжелые настенные часы пробили десять утра...тогда она задала вопрос, которого он ждал все эти дни. Который уже слышал множество раз...

-Кто вы? Кто вы такой, в конце концов?

Кай лишь покачал головой, поболтав ложкой в стакане с остывающим чаем. И ответил, не стараясь сейчас подобрать правильный голос - и потому, голосом холодным, как сталь.

-После смерти матери многое изменилось. Я уже сказал вам, как мне удалось выживать, но не сказал, как именно дожил до наших дней. Как остался тем, что вы видите пред собой.

Девушка молчала, ожидая продолжения. Боясь перебить его, боясь, что он снова замолкнет.

-Их было двое и они были вовсе не из нашей страны. Даже война не испугала их, не заставила убраться восвояси. Даже блокада не заставила их изменить своей цели. Они знали, что вещь, которая им нужна, находится здесь, в Ленинграде. Они пришли за ней, но поняли, что взять ее не смогут. Понимаете, они были магами. А я - всего лишь человеком...

-М-магами?

-Они пришли в наш город, чтобы забрать это, но они не могли до этого даже дотронуться, даже подойти близко, не опасаясь, что их сожжет изнутри. Им нужен был человек и они нашли себе человека. Нашли озверевшего от голода и холода мальчишку, который потерял всех, который остался один в целом мире. Который из мира выпал, потому как в мире не было более никого, кто бы его знал...

-Но что...что им было нужно у нас?

-Зеркало, - просто ответил Кай, прожигая собеседницу взглядом. - Зеркало, которое тот мальчишка ухитрился разбить...

-Я ведь говорил тебе, что было написано на зеркале, Вьюга? - человек в кресле заложил ногу за ногу. - Конечно, же, говорил. "Ядом победишь яд". Лишь спустя годы, Вьюга, понял я, что творец зеркала пытался этим сказать. Лишь, когда я встретил Черного Человека, который тоже мог смотреть внутрь. Черный Человек ошибался. Он думал, что видит истину, но тьма застилала его старые глаза. Он видел глубоко, но лишь я вижу до конца. Вот почему он изгнал меня прочь, Вьюга. Он, как и все, испугался истины, пусть на словах и искал ее...

Человек в кресле закрыл глаза, откинул назад голову, погружаясь в, казалось бы, такие далекие воспоминания.

Под ногами - ковер из увядших листьев. В ушах - вой ветра. За спиной - утратившие прежнее значение жизни.

Их шаги неслышны, их шаги тяжелы.

-Что ищешь ты, Кай?

-Лишь тлен.

Шаги примеряющихся друг к другу противников.

-Что ищешь ты, Арая?

-Лишь истинной мудрости.

Два невыносимо тяжелых взгляда. За одним - боль прожитых столетий, за другим - одна только безграничная, непоколебимая решимость.

-Где ищешь ты, Кай?

-Лишь в человеке.

Тяжелые, но тихие шаги.

-Где ищешь ты, Арая?

-Лишь в себе.

Шаги сошедшихся в бою непримиримых врагов.

-Чего желаешь ты, Кай?

-Лишь очищения.

Тяжелые, но тихие шаги.

-Чего желаешь ты, Арая?

-Я уже ничего не желаю.

Шаги ощутивших чужую силу и признавших ее.

-Кто ты, Арая?

-Я - никто.

Тяжелые, но тихие шаги.

-Кто ты, Кай?

-Я - потеря.

Под ногами - ковер из увядших листьев.

-Иди с миром и потеряй все до конца.

В ушах - вой ветра.

-Иди с миром и пойми, что всю жизнь стоял на месте.

Впереди - возвращенные друг другу жизни.

Ведь это был самый болезненный удар, на который они только были способны...

Чай в стаканах остыл, кажется, уже часа два назад, но никто их сидевших за столом и не думал этого замечать. Лицо девушки менялось: в одно время на нем отражался ужас, в другое - искреннее удивление, оно было в движении большую часть времени. Кай на это внимания не обращал. Лицо Кая застыло, словно он был восковой фигурой, но когда оно все-таки шевелилось, Надежду прошивало острой иглой страха - даже большего, чем от его слов. Его лицо, до того казавшееся ей невероятно красивым, теперь, когда она смогла к нему привыкнуть, когда смогла присмотреться, вызывало оторопь - и, что хуже всего, она никак не могла понять ее причины. Смотреть на него было практически больно, лицо это не было лицом человека - вернее, было им лишь в покое, но стоило ему начать двигаться, как выползала наружу и пугающая его симметрия, и сам факт того, что движения эти были дергаными и кривыми - с каждой секундой в них оставалось все меньше и меньше реального. Нечто мертвенно-неприятное, вызывающее отвращение где-то глубоко внутри, чувствовалось в каждой черточке этого, на первый взгляд, идеального лица, и каждая жалкая попытка Кая изобразить какую-то эмоцию делала лишь хуже. Каждая такая попытка напоминала ей о смерти. Этот...этот кадавр, что сидел пред ней, очевидно, был давно и прочно осведомлен о чувствах, которые вызывал у людей, долго на него смотрящих - долго и близко - и старался смазать эффект своими сладкими речами, но со временем нельзя было не заметить, что и голос его был неживым, угасшим - и вне зависимости от слов вызывал лишь беспокойство.

-Зеркало было лишь первым шагом, - продолжал он начатую уже, кажется, так давно историю. - Когда оно брызнуло осколками и те попали мне в глаза, я испытал боль, какой не найдешь и в аду. Я думал, что ослеп, но напротив, я стал видеть то, что не под силу зрячим. Знаете, что это?

Она молчала - слова у нее кончились еще минут пятнадцать назад. Рассказ его казался чудовищным бредом, нет, чистым безумием, но прервать его она все никак не могла осмелиться.

-Я вижу до корней, я вижу до конца, - в холодном, монотонном голосе проснулась злость, она поднималась и нарастала, кипела, отчаянно ища выход. - В любом человеческом существе. Я обрел истину, которую так страстно ищут маги, я узнал величайший секрет, скрытый за человечеством. Открыл дверь, открывать которую нельзя. Теперь я знаю, что внутри у каждого. И знаю, что мне должно с этим делать...

-Снова и снова мы с тобой возвращаемся к этому разговору, Принц Вьюга, - медленно встав с кресла, Кай принялся прохаживаться по залу, заложив, как обычно, руки за спину. - Ты должен понять, и я думаю, ты давно уже понял, что мне от тебя нужно. Дай мне увидеть то, что я хочу, и с этим будет покончено. Мне не нужна твоя смерть. Мне нужно лишь доказательство, - резко вскинув руку, он выставил ее в обвиняющем жесте. - Ты сотворен по образу и подобию человека, не так ли? Земля дала жизнь своим чудесным детям, чтобы они поддерживали жизнь уже в ней...если ты сотворен похожим на человека, если разум твой сходен с человеческим хотя бы на малую долю...в тебе должно быть то, что я ищу. В тебя не могло быть не заронено того же черного семени. В тебе не может не быть той же гнили, того же тлена, который есть начало человека и его конец, который есть его корень и его суть, который определяет все его жалкое существование. Всю его жизнь, всю ту боль и страдания, что наполняют этот мир...

-Это старая легенда, Надежда. Очень старая. Творец зеркала видел боль и страдания, которыми исполнен наш мир, он видел, насколько отчаянно безнадежен человек. Насколько он...ошибочен по сути своей. Эта ошибка внутри каждого, эта гниль внутри каждого, и ее не исправить никакими средствами. Ошибка слишком глубоко и нам не дано понять ее суть, мы...нет, я...я могу лишь ее увидеть и осознать, как таковую. Творец зеркала знал, что этим определено существование каждого человека от начала до конца, он знал истину...

Она молчала, молчала в ужасе. Лицо его казалось все страшней с каждой секундой. Его взгляд парализовал, иссушал волю в пыль.

-Но он был милосерден и в милосердии своем сотворил зеркало. И изрек он, что ядом победишь яд. Когда осколки оказались в моих глазах, я обрел способность видеть, но я еще старел, как человек. Я еще был слаб, как человек, но я уже знал, что мне должно делать. Я до сих пор помню эту картину, Надежда. Картину абсолютной пустоты, абсолютного покоя, которую я увидел, когда остался один в целом мире. Когда у меня уже никого не осталось. Когда я стоял в том снегу, в котором умер, в котором корчился от боли, пока осколки прорастали все глубже, пока они открывали предо мной истину, стоящую за человеком. Когда я встал и посмотрел вокруг и увидел лишь метель и лед, почувствовал лишь холод, и не услышал вовсе ничего - лишь безграничное и прекрасное белое безмолвие. Когда зеркало меня освободило. И знаете, это было единственным прекрасным в своей чистоте зрелищем, единственным, что достойно существовать. Я хочу увидеть это снова. Я хочу принести в мир покой.

Звук шагов, меряющих зал, сменяется иным звуком - звуком пальцев, что барабанят по прочному стеклу.

-Знаешь, иногда я думал, почему все сложилось именно так, Вьюга. Тебе никогда не было дела до людей, не так ли? Ты всего лишь добросовестно выполнял свои функции, и когда мой город умирал от холода, это было тебе зачем-то необходимо, не так ли? Была какая-нибудь, как это обычно говорят, высшая цель, за твоими играми...нет, прости...за твоими операциями с климатом? Люди, что замерзали тогда на улицах, люди, что оголодали и окоченели настолько, что не могли найти в себе сил застегнуться поплотнее...их смерти, наверное, принесли планете пользу? Так я бы мог думать, Вьюга, мог бы, но...мы оба знаем, что все проще. Ты вряд ли когда-нибудь вообще видел за людьми что-то кроме...не знаю, цифр в ваших дьявольски точных расчетах? - Кай улыбнулся залитым синевой глазам. - Что скажешь, может, попробуем зайти с этой стороны? Может, попробуем разглядеть в тебе безжалостность живой машины, презрение к человеческим существам...ненависть за погубленных ими братьев, в конце концов? - ладонь провела по плотному стеклу. - Я гляжу внутрь тебя, Вьюга, но по-прежнему ничего не вижу. Ты все еще не можешь дать мне то, что мне нужно. Ты все еще не можешь послужить доказательством, моим последним доводом. А время уходит, Вьюга. И мое и твое...

Отойдя от стеклянной стены, Кай медленными, дергаными шагами дошел до кресла. Опустился в него, будто бы обессилев, уронил руки на подлокотники и вновь запрокинул голову.

-Две машины определяют твою судьбу сейчас, Вьюга. Клеть не дает тебе вырваться и глушит твой голос, делает его слабым, как писк удушаемой птицы. Сифон истощает тебя по каплям и не позволяет набраться сил, чтобы вырваться из Клети самым простым способом. Но, как я уже когда-то говорил, у него есть и иная функция. Твоя сила не пропадает даром, вовсе нет - эти полоумные вояки уже создали около шести...установок. Достаточно занимательный гибрид науки и магии, достаточно занимательный пример того, насколько чудовищен человек, хотя уж я-то в еще одном вряд ли нуждался. Так или иначе, Вьюга, не ты сам, так твоя сила им послужит - по крайней мере, на это рассчитывал Директорат, создавая эти...эти установки, эти бомбы, называй как хочешь - по сравнению с ними атомные и водородные хлопушки далеко не так интересны. И это только вершина айсберга, Вьюга, ведь ты стал настоящем кладезем знаний для них всех. Если бы ты мог удивляться, ты бы удивился, узнав, сколько проектов они начали, сколько проектов, основанных на данных исследований - исследований тебя. Их цели тебе известны, Вьюга - власть и сила, но тебе известно также, что моя цель вовсе не в этом. Я хочу лишь увидеть в тебе последнее нужное мне доказательство, я хочу, чтобы ты стал моим последним доводом - и тогда ты будешь свободен. Ты создан по образу человека, Вьюга. А если в тебе есть хоть что-то от человека, есть и тьма внутри...

-Что есть человек, Надежда? Знаете, я изучал людей достаточно времени, чтобы сделать определенные выводы, - легким движением руки Кай отставил в сторону пустую чашку, бросил еще один пронизывающий до костей взгляд на испуганную собеседницу. - Что есть человек...я изучил человека досконально и хотел бы поделиться с вами парой интересных наблюдений, если вы не против.

-Послушайте, послушайте меня, пожалуйста, вы...

-Вы боитесь. Боитесь меня, боитесь моих слов, боитесь моего лица, боитесь того, что за ним... - он развел руками в каком-то примиряющем жесте. - Но напрасно вы терзаете себя страхом. Я ничего не сделаю вам, о нет...вы сделаете все сами.

-Что вы такое говорите? Я ничего не собираюсь...

-Я изучал человека очень долго, если хотите знать. При наличии времени и необходимого...хм, инструментария можно добиться удивительных вещей. Никакой магии, всего лишь пара операций. Но в вашем случае...я ни в коем случае не собираюсь лишать вас выбора. Напротив, я дам вам его сделать - и даже не буду разъяснять, почему выбора как такового не существует...

-И что же это за выбор? - голос ее дрожал.

-Все очень просто, - поднеся указательный палец к правому глазу, Кай потер его, словно утирая невидимую слезу. - Вот ваш выбор.

На пальце его была крохотная блестящая крошечка, едва заметная.

-Что это такое?

-Истина, - он нагнулся вперед. - Хотите узнать, что сильнее - вы или она? Хотите узнать, говорил ли я правду или вы несколько часов потратили на беседы с сумасшедшим? Хотите узнать, кто вы на самом деле? До конца, до корня...

-Вы...вы не убьете меня?

-Я не причиню вам вреда, - с нажимом повторил он, вытягивая вперед руку. - Возьмите. Поднесите к своему глазу и бросьте туда.

-Я...нет...

-Это не больно. Это не отравит вас и уж точно не убьет, я обещаю. Оно лишь научит вас видеть, как вижу я. Не более и не менее.

-Я...я хочу уйти. Пожалуйста...

Она и правда хотела. Хотела вскочить со стула, оттолкнуть этого безумца, выбежать вон, в серый утренний туман и холод, и бежать, бежать, пока держат ноги, бежать, пока видят глаза...

Но почему, почему она не может сдвинуться с места? Почему, почему она тянет руку к...этому?

Почему...она...

Короткое, дерганое движение. Стеклянная крошечка холодит палец...

-У каждого есть своя дверь. Открой же ее и вспомни свое имя.

Стук шагов все громче и громче, движения все быстрее и быстрее. Он не может успокоиться, он не может заставить себя вновь опуститься в кресло и продолжить рассказ. Внутри него клокочут, казалось бы, давно вымершие чувства - нет, скорее что-то, на них похожее...

Я чувствую, что должен чувствовать...

...какая-то имитация, подделка, что-то старое, забытое и закрытое на все замки. Что-то хорошо знакомое - он уже почти вспомнил, как это зовется.

Ну конечно. Ненависть.

-Я буду предельно откровенен с тобой, Вьюга, - ладони упираются в толстое стекло, вырывающийся изо рта пар заставляет его покрываться туманной дымкой. - Я...все это...ненавижу. Этот...этот хаос, этот зоопарк, сумасшедший дом, называй как тебе угодно. Я смотрю на них каждый день, каждый день я вижу их до самого нутра. Женщин, мужчин, стариков, детей...я смотрю, я смотрю, Вьюга, смотрю так глубоко, как никогда не мог даже Черный Человек, и меня просто выворачивает наизнанку. Я нахожусь рядом с ними, каждой клеточкой ощущаю их вонь, их грязь...я вижу то, что внутри них и то из чего они состоят, откуда пришли и каков будет их конец, я вижу этот всемирный маскарад тварей, называющих себя людьми. Ты знаешь, каково быть зрячим в стране слепых? Они говорят, что это ребенок...но я вижу лишь паука. Она говорит, что любит, но это говорит пасть, что хочет лишь поглощать. Он говорит, что он друг, но у него даже нет лица. Он говорит, что он хочет помочь, но он жаждет лишь убивать, ибо соткан из смерти...я в стране слепых чудовищ, Вьюга, и каждую секунду, что я на них смотрю, я хочу кричать. Я хочу кричать, но страх, что они обернутся на мой крик и откроют, наконец, глаза, узрят меня и разорвут на куски, этот страх словно зашивает мне рот. Я один вижу вещи такими, какие они на самом деле, я один вижу, что есть человек! И я никогда - никогда, слышишь меня? Я никогда не видел ничего, подобного тебе!

Гулкий удар заставляет стекло дрожать. Гулкий удар эхом разносится по залу...

-Мне нужно отсюда уйти, Вьюга, - хрипло произносит Кай, упираясь руками в стекло, глядя в равнодушные, залитые синевой глаза. - Мне нужно закончить это...это безумие, потому что каждую секунду я думаю о том, что могу...могу проснуться однажды и стать таким, как они. Подхватить эту заразу, окунуться в эту грязь...без исхода, без возврата...я не могу об этом не думать и это...это невыносимо. Мне нужно очистить этот мир от чудовищ, а ты мой последний довод. Ты единственный, в ком я до сих пор не могу разглядеть...это...

Стол укрыт багряной тканью.

-Значит...вы знали...

-Конечно, - он стоит позади нее, опустив руки ей на плечи. - Конечно, я знал.

Ее тело сотрясается от рыданий, но из покрасневших глаз не может выкатиться ни одна слезинка. Ее голос - полузадушенный хрип.

-Значит...я...

-Не только ты. Все. Все до последнего человека, от начала и до конца.

-Я...я не знаю, что с этим делать...

-Нет. Ты знаешь, - медленно, невыносимо медленно он вынимает из кармана отточенный нож.

Разжимает ей пальцы. Вкладывает холодную рукоятку ей в ладонь.

-Но...

Она не спрашивает, почему - ответ уже известен. Она спрашивает лишь - как.

-Все правильно, - шепчет он в ее ухо, следя за тем, как лезвие готовится рассечь кожу, а затем и плоть. - Нет-нет. Вдоль по улице, а не через дорогу. Вот, молодец...

Подняв заплаканные глаза, она задает свой последний вопрос. Вопрос, повторения которого он ждал.

-Кто ты?

Он отвечает, поймав ее взгляд - он отвечает, позволяя ей увидеть его настоящие глаза - позволяя отдать им без остатка свою бессмертную душу.

-Я - потеря.

Стол укрыт багряной тканью. Крови на ней почти не видно.

Царящая в зале тишина нарушается лишь стуком пальцев по клавиатуре.

-Наше с тобой время истекает, Вьюга. Видишь ли, шестерни уже начали вращаться и в скором времени мне придется начать действовать. Но это не значит, что я оставлю тебя. Ты должен послужить моим последним доводом, Вьюга, и вот что я тебе скажу... - он на мгновение остановился, прекратив набирать код. - В этом мире нет ничего чистого и я это знаю. То, что я не могу увидеть в тебе ту же тьму, еще не значит, что последний довод будет не в мою пользу. Это значит лишь то, что ты, созданный по образу человека, находился от человека слишком далеко. То, что мне нужно увидеть, в тебе несомненно есть, оно просто не успело как следует прорасти...

Тревожно моргают лампы, заходится в истерике аппаратура.

-Это твой последний шанс. Я отключаю Клеть ровно на минуту, Принц Вьюга. Минуты тебе хватит, чтобы попрощаться со своей матерью?

Молчание в ответ. Молчание, что сводит его с ума.

-Зови свою мать, если пожелаешь. Зови вашу дворняжку. Зови кого сочтешь нужным, и знай, что это последний твой зов. С завтрашнего дня я включу Сифон на полную мощность. Передышек больше не будет. Ты дашь мне увидеть, что я хочу, или машина высосет тебя до капли. Решай, Принц Вьюга. Мне не нужна твоя смерть. Мне нужна лишь истина. И если, чтобы разглядеть истину, нужно заставить тебя страдать - быть посему. Я не испытываю к тебе злобы, пойми. Я просто должен знать, есть ли в мире хоть что-то чистое.

Набирая силу, воет тревожная сирена.

-Тьма прорастет в тебе, прорастет из твоей муки - и это будет значить, что я был прав. Что испорчено от рождения все, и что даже святой носит в себе эту грязь. Ты останешься чистым на грани смерти, Вьюга - последний довод обернется против меня. И, возможно, я тогда остановлюсь...

В залитых синевой глазами впервые за все время что-то изменилось. В бессильной злобе он чувствует, что не может понять до конца - что же именно.

-Я открыт тебе, Вьюга. Загляни в мой разум, если сможешь и узнай, что я сделал и что я еще только сотворю, узнай обо мне все. Увидь мою решимость. Я не буду сопротивляться. Пойми меня, Вьюга.

Он чувствует это прикосновение - слабое, едва-едва пробившееся сквозь его защиту. Он чувствует, как его читают, словно открытую книгу, страницу за страницей, он чувствует, что...

Нет.

Это невозможно.

Нет!

В ярости он отворачивается к стене, в ярости он набирает код - так быстро, как никогда еще не набирал. Все еще чувствуя заливающее его изнутри бешенство, с удовлетворением слышит, как глохнет сирена, как гаснут предупреждающие огни.

Как тянувшийся к нему неизмеримо древний разум вновь оказывается запрет внутри чахлого на вид тела.

Схватив с кресла пальто, быстрыми шагами Кай идет - нет, почти что бежит - к выходу. Оборачивается уже у дверей.

-Твой ответ, я вижу, не изменился. Что ж...я человек слова. Твое время истекло, Принц Вьюга. Отныне пощады не будет.

Но он не это хочет сказать. Вовсе не это.

Терминал не способен к человеческим чувствам, не способен понять человека - он не жил среди них, так откуда ему...

Терминал не проявляет эмоций. Терминал всегда общался лишь лавиной образов, те эмоции замещающие. Терминал не мог...он просто не способен...

И все-таки он почувствовал этот едва заметный укол, это едва заметное, призрачное...

Терминал не чувствовал, но он прочел его до конца и словно вынес ему характеристику, приговор, что-то чересчур расплывчатое и образное, но выглядящее так, словно теперь уже в нем собеседник искал и нашел ошибку. Нашел тьму. Отметил его как сломанный механизм, который уже не починишь.

Терминал не чувствовал - да, наверное, так. Но в переводе на человеческий язык все это было вещью, причинившей Каю такую боль, какой он не испытывал уже давно.

О которой давно забыл, убедив себя в том, что чего-то подобного и вовсе не существует.

-И никогда впредь. И никогда впредь не смей меня жалеть, - прорычал он, выбегая прочь из белого, погрузившегося в тишину зала...

Просторная и чистая камера за тяжелыми дверьми. Притушенный свет, измятое одеяло в дальнем углу. Франка Корти чувствует, что он все еще рядом с ней - вот уже который час он сидит здесь, ничего не говоря. Он не торопится, он дает ей успокоиться и привыкнуть к его присутствию. Когда же он заговаривает, то голос его тих и осторожен, словно он боится ее спугнуть. Словно ей есть куда от него бежать...

Наконец, он начинает говорить. Наконец, он, бережно взяв ее руки в свои, отдает свой очередной приказ, замаскированный под просьбу.

-Франка, я знаю, что ты устала, - Леопольд говорит тихо, не повышая голоса ни на секунду. - Я не буду на тебя злиться, если ты не сможешь сегодня показать мне то, о чем я прошу, но я не могу не просить...времени у нас осталось мало, очень мало. Я приготовился к сеансу. Ты должна будешь не просто увидеть. Ты должна будешь показать мне...сможешь?

-Что я должна увидеть? Что...я должна...искать?

-Октябрь этого года, - твердо говорит он, сильнее сжимая ее слабые ручонки. - Лондон. Часовая Башня. Коронация и сопутствующие торжества. Покажи мне, Франка. Покажи мне, что будет, если мы не вмешаемся. Покажи мне, прошу тебя...

-Я...я попробую... - голос ее еле слышен.

Он знает, что шансы предельно малы - в конце концов, он не маг. Он знает, что даже несколько дней подготовки и тщательно подобранные для сеанса амулеты из числа украденных еще его предками. Шансы малы и скорее всего, он ничего не сможет получить от контакта с оракулом, разве что почувствует то же, что она, окунется в то же безумие, что она...очень маловероятно, что ее дар на какие-то мгновения станет открыт и для него, что она сможет поделиться не своими туманными толкованиями увиденного, а именно самим зрелищем...

Но он ждет - и он настроен ждать до конца. Он настроен рискнуть. Он закрывает глаза и пытается очиститься от всех лишних мыслей. Он до боли сжимает ее руки...

Белое безмолвие. Далекий крик, бесконечно далекий, безнадежно отчаянный. Сложно представить агонию, стоящую за этим воплем.

Утренний туман, укрывающий старую мостовую. Человек в залатанном пальто с поднятым воротником - идет сгорбившись, сложив руки за спиной, напевает себе под нос детский мотивчик.

Женские руки с канцелярским ножом, раскрытый конверт, брошенный на дорогой, отделанный золотом, стол.

Лавина аплодисментов, тьмы и тьмы стучащих друг о друга ладоней. Свечи в огромных люстрах слепят глаза своими невыносимо яркими огоньками.

Дорогие костюмы и часы на цепочках, стучащие по полу трости и звенящие друг о друга бокалы, что сшибаются будто в поединке.

Красное. Что-то красное - там, далеко...

Что-то, на что больно даже смотреть, что-то неуловимое, что-то страшное...

Топот ног, высокие бокалы на сверкающих подносах. Звон часов и звуки вальса.

Лица лордов Башни, лица магов, что держатся за власть мертвой хваткой. Каждый из них есть живое воплощение ужаса и мощи - для тех, кто знает, на кого смотрит...

Что-то красное. Оно движется. Оно приближается, продолжая ускользать от взора, продолжая оставаться неузнанным и неуловимым...

Карнавальные маски - десятки, сотни масок. Маски на лицах, маски на полу, маски, взлетающие в воздух под радостные крики...

Она здесь.

Строгое, холодное лицо, что выделяется из всех прочих. Лицо, в глаза которому взглянуть сможет далеко не каждый, лицо прекрасное и в то же время пугающее до дрожи. Пышный багряный бант, платье, за которое, наверное, можно купить дворец-другой...

Она здесь.

Она не просто облечена великой властью, она есть Власть. Собравшиеся здесь являют собой цвет магического сообщества, все его великолепие. И все они здесь ради нее одной, все они видят ее впервые, ведь она, наконец, достигла идеала...

Она здесь.

Нет, она уже есть идеал. Образец. Недосягаемый символ, на пути к величию которого сломают свои судьбы сотни и сотни самонадеянных глупцов...

Она здесь.

Их новая Королева.

Он тоже здесь.

Лица лордов. На них удивление, на них злоба, на них боль.

Лица искаженные криками. Лица побелевшие от ужаса. Лица, уже застывшие в смертном покое.

Тяжелая ритмичная поступь гостя, с головой закутанного в алый саван. Белая маска, точно воспроизводящая застывшие черты мертвеца. Воздетые к потолку руки, с которых все капает и капает кровь...

Красная Смерть продолжает свое безмолвное шествие - а вокруг падают на пол великие маги, корчатся и визжат в непредставимой агонии все те, кто еще несколько минут назад являл собой могущество во плоти.

Оседают на пол тела, кричат гости с посеревшими от ужаса лицами. Ломятся в тяжелые двери обреченные на смерть...

-Кто ты? - прекрасное лицо искажено криком.

-Я лишь зеркало, моя королева. И вам пришла пора в него заглянуть.

От звука произносимых заклятий дрожат стены и трескается потолок, но не только - кажется, сама реальность дает трещину...

-Умри!

-Я лишь зеркало, моя королева. Со мной бесполезна вся ваша сила.

Окровавленные руки, сжимающие тонкое горло. Отрывающее тело от пола. Кровь на платье, кровь на лице, кровь на белой маске мертвеца...

-Кто...ты...

-Я - потеря.

Сколько он точно был без сознания, Леопольд сказать не мог - часов сейчас при нем не было. Встав с пола - голова раскалывалась, словно в ее заливали расплавленный свинец - он первым делом помог подняться уже пришедшему в себя оракулу. Франку била дрожь, такая сильная, что поначалу он принял это за настоящий припадок.

-Покажи, - прошептал он губами, с которых слетела дыхательная маска. - Покажи мне, Франка. Что было дальше?

-Ничего, - внезапно совершенно четко ответила та. - Будущего, на которое можно взглянуть, дальше уже нет.

6. Операция "Русалочка".

Услышу плеск в камышах,

Увижу чьи-то следы...

Не дотяну до воды,

Не дотяну до воды...

(Ночные Снайперы - Пароходы)

1984 год. Кронштадт.

Ночь выдалась холодной до омерзения. Ледяной ветер выворачивал карманы, сдувал шляпы и трепал уставшие от таких вот издевательств ветви деревьев. Ветер был зол, вне всяких сомнений, но еле переставляющий ноги по темной улочке капитан второго ранга Борзенков, был еще злее. Последние несколько дней (и ночей, конечно же) его тусклой, обшарпанной как металл родной подлодки, жизни, проходили, увы и ах, по одной и той же схеме. Вечер начинался в ресторане - да-да, вот в этом самом, чьи двери сейчас плюются людьми в обе стороны - там же он и перетекал стремительно в глухую ночь: в первой половине было сплошь вино, во второй, если его было не так уж и "сплошь", появлялась уже и женщина, появлялась уже и очередная чужая квартира, откуда он выбирался часов в шесть утра, заползая в ближайший трамвай и теряя там сознание под грохот и лязг, а в середине дня удивленно изучая оставленные на его лице трамвайным стеклом же синяки.

Сегодняшняя ночь, впрочем, из привычного уже графика выбилась, сделав это весьма гадко - в эту самую ночь бывший злее ветра капитан второго ранга Борзенков проводил уже второй час не в ресторане, а в мучительно нудных и беспросветных поисках своего несчастного кошелька, который, очевидно, вылетел где-то по пути. Людей на узкой улочке, куда он вырулил сейчас - именно досюда дотащил его старенький, попыхивающий дымом автобус - не наблюдалось, не наблюдалось их и когда он только здесь оказался, значит, если ему сильно повезет...

Он услышал это, когда завернул в какую-то тусклую подворотенку. Этот...звук был выше его понимания, никогда прежде он не слышал ничего подобного, хотя, казалось бы, каких только голосов не успел наслушаться за свою жизнь. Это было лучше - лучше, чище, прекрасней всего, что он слышал. Восхитительный сплав текущего неведомо откуда прекрасного голоса и небесной музыки, сладкой, вязкой, манящей...

Капитан второго ранга Борзенков забыл о потерянном кошельке, о ресторане, об очередной женщине на очередную ночь. Забыл обо всем, кроме этого чудесного голоса, который продолжал что-то вливать в его недостойный такого ангельского пения разум... о чем-то просить, что-то приказывать...

Он знал, что нужно делать, знал четко и ясно, словно эта истина была с ним с самого рождения. Не помня себя от восторга и желания побыстрее увидеть, наконец, источник чудесного звука, Борзенков кинулся в подворотню, и, мигом проскочив ее, выбежал в пустой серый двор. Звук притягивал огромным магнитом, звук безошибочно задавал направление - и Борзенков бежал на него со всех ног, в два прыжка преодолев небольшую лесенку у дверей парадной и влетев в дом, в холодную тьму, где...

Где он, наконец, понял вопрос, что задавался ему уже бесчисленное множество раз, что тек ему в уши снова и снова. Вопрос был прост, а следом за ответом лежало немыслимое блаженство, надо было лишь его дать, дать быстрее - что может быть проще и приятнее? Чудесный голос спрашивал, где вещь, что они только что привезли в страну, где эта чертова деталь, с трудом уместившаяся даже внутри исполинской атомной подлодки...конечно же, он может, конечно же, он скажет, конечно же, он...

Что, в конце концов, в этом плохого?

Борзенков говорил, захлебываясь словами и слюной, стремясь угодить голосу, выкладывал все, что знал с такой скоростью, с какой не говорил никогда, пытался вспомнить каждую подробность, каждую мелочь, что может быть важна для голоса - для этого всемогущего голоса....

Голос дал ему понять, что нужно подойти ближе - ответ был дан и его ждет обещанная награда. Вне себя от радости, Борзенков рванулся вперед, во тьму, почти что радостно крича...

Ангельское пение оборвалось так же резко, как и началось, зато Борзенков, наконец, смог увидеть его источник - пусть лишь частично, но ему и части этой хватило, чтобы сладкая одурь спала с такой скоростью, словно его окатили ледяной водой. Вглядевшись в два голубовато-зеленых глаза с вертикальными зрачками, в раскрывающуюся пасть с двумя рядами бритвенно-острых зубов - верхний ряд основательно выпирал наружу - это все вместе составляло заросшую какой-то сухой противной коркой морду - он не успел даже испугаться, лицо его вытянулось, но не от ужаса, а словно от какой-то вселенской обиды.

Когда спустя три с половиной часа тело было обнаружено, обида на лице все еще ясно читалась - пусть даже от него и осталась лишь половинка...

Месяцем раньше.

Серое небо словно крышка гроба, готовая вот-вот захлопнуться, опуститься навсегда. Ветер - о, этот ветер - он воет с такой силой, что разговаривать можно лишь криком - у него давно уже охрипло все горло от этих самых воплей. Где-то внизу - если, конечно, предположить, что там, за крутым обрывом, там, дальше черной бездонной пропасти, действительно что-то есть - шумит бурная река. Катится она, изгибаясь, все дальше и дальше, к самому водопаду, чтобы рвануть оттуда вниз бешеным пенящимися потоком, разбиться тысячами тысяч брызг о холодные равнодушные камни...

Стоя здесь, на краю, он - лейтенант Алеев - нет, уже контролер Алеев - чувствует, как разбухает внутри страх, как покрывается лицо и руки предательским липким потом, как работают в ушах кузнечные молоты, бьющие по каким-то незримым наковальням со всей своей силы. Вопреки расхожему выражению, из бездны на него ничего не глядит, кроме, разве что, неминуемой смерти...

-Хорошая сегодня погодка, а? - этот смех вернул его в реальность, возвращаться куда он так не хотел, так не спешил. - Ну что, лейтенант, побежали?

Над зияющей бездной натянут тонкий провод - такой тонкий, что по нему даже мышь не пробежит. Безжалостный ветер мотает его из стороны в сторону, только что не вырывая из вбитых в землю крюков...

-От обрыва до обрыва, - его хлопают по плечу, заставляя обернуться. - Ты как, глазки-то замотаешь?

Неудачник веселится вовсю, сейчас он кажется ему еще более безумным, чем прежде. Звенят повязанные на тонкую шею цепочки, дергаются веревочки. Развевается на ветру его дикая шевелюра с синими клочьями. Пляшут в глазах искры такой чистой, такой детской радости, что становится не по себе даже больше, чем от вида пропасти.

-Впервые на арене - великий и ужасный контролер Алеев! - резкий толчок в спину - прямо к краю пропасти. - И начнем мы, как и полагается, со смертельного номера! Смертельного номера, который отучит нашего контролера бояться смерти! - следующие слова он почти шепчет ему на ухо. - Нет-нет, лейтенант. Бояться не надо. Ты сегодня с ней подружишься.

Где-то внизу бурлит река. Интересно, куда она унесет его кости? Как далеко? Найдет ли их кто-нибудь потом? Нет - будет ли искать, что точнее?

Закончив застегивать на ногах тяжеленные кандалы, Четвертый ловко встает на руки - и, удерживаясь всего на одной, повязывает себе на глаза полоску из темной ткани. Невозмутимо шагает к краю.

-Все очень просто, лейтенант - бежим с одной скоростью. Моей, - ухмыляется Неудачник. - Отстанешь - косточки твои птички доклюют. Ну что, готов?

-А к этому можно быть готовым? - мрачно говорит он, шагая к самому краю.

-Можно, да не нужно! Выкинь все из головы, лейтенант, выкинь прочь, тогда легче будет. Тебе не нужно примеряться, тебе не нужно думать, куда ступить. Чем больше будешь это делать, тем скорее сыграешь нам ласточку. Очень, я бы сказал, неудачную ласточку-то...

Еще шажок. Внутри все отчаянно протестует против этого...этого безумия - человек к такому не готов, человек так не может, человек...

-Оставь в голове только ветер, лейтенант. Поверь моему опыту - если у тебя скопилось слишком много мыслей, просто беги - беги, пока все к чертям не вылетят!

Неудачник в один прыжок становится на провод. Руками.

Где-то там, внизу...

-Представление начинается! - хохочет Четвертый, и, перебирая руками, бежит вперед по тонкому проводу, заставляя сомневаться в том, что это все еще не какой-то сон - сон, который никак не желает заканчиваться...

Страх сжимает его в своих тяжелых объятьях. Вертолет сюда не придет. А проход за собой Неудачник подорвал - нет пути назад, есть только...

Есть только провод. Провод и бездна.

А вот времени нет, нет совсем - ждать его никто не собирается - а выйти из поля значит умереть...

Сердце вот-вот, наверное, выпрыгнет через глотку вместе с желудком. Умирать не хочется, не хочется отчаянно, но рядом с этим воплощением хаоса все наоборот: желаешь умереть - стой себе на месте, желаешь жить - беги через пропасть по этому тонкому...

Шаг на провод. Шаг над бездной.

Его не будут ждать.

Все внутри протестует, когда он закрывает глаза - но так действительно легче, видит Бог, легче. Все внутри сходит с ума - мир вокруг-то уже давно сошел - когда он бежит вперед, не размыкая век, бежит, крича что-то своим охрипшим голосом, пытаясь через крик вытолкнуть наружу и весь скопившийся в нем страх...

Вокруг не провод, вокруг широкая и безопасная дорога - иначе и быть не может, иначе бы он уже давно свалился и...

Вокруг не провод. Вокруг не провод.

Да, давай. Повторяй это почаще...

Под ногами не провод. Под ногами...

Под ногами уже определенно не провод.

Едва эта мысль приходит ему в голову, как тут же приходит и боль, боль от моментального падения - но, на его удивление, оно длится чуть больше секунды, хотя кричал он, кажется, целую вечность.

Глаза открывать не хочется. Под расцарапанными в кровь руками что-то холодное и острое. Камни, наверное. Глаза открывать не хочется - ведь тогда придется поверить в реальность того, что только что...

Глаза открывать вовсе не хочется, но он все-таки это делает - и видит пред собой лишь землю и камни. И чьи-то ботинки.

-Долго еще валяться собираешься? - хохочет Четвертый.

Все еще не в силах собрать разлетевшееся на ошметки чувство реальности, лейтенант поднялся на ноги и тупо уставился на свои собственные руки, перепачканные в крови. Лишь спустя полминуты он смог оторваться от этого зрелища и повернуться назад, к пропасти.

Пропасти, которую они только что...

-Надеюсь, теперь тебе лучше, лейтенант, - весело произнес Неудачник. - Я бы предложил еще разок наперегонки, но это надо было второй провод тянуть сразу...

-С-спасибо, обойдусь, - хрипло бросил Алеев, вытирая расцарапанные руки о рукав. - До сих пор не могу поверить, что мы только что сделали.

-Да ладно тебе, это еще даже не начало. Ты пойми, тебе нужна ломка, и чем сильнее, тем лучше. Здравый смысл тебе не очень-то поможет, когда перед тобой будет, например, Апостол. Ты в него стреляешь, а его тело тупо возвращается во времени назад, словно ничего и не было. Или когда маг...

-Я понимаю, - медленно кивнул лейтенант. - В конце концов, я сам все это затеял...

-Именно! - расхохотался Четвертый, державший сейчас на вытянутом мизинце острый боевой нож - само собой, лезвием к пальцу. - И хочу тебе сказать, я давненько так не веселился! Как тебе удалось из нашего старого дьявола разрешение-то выбить, поделись? Ты так ведь и не рассказал, а это, лейтенант, меня несколько печалит. Если ты продал свою потрепанную душонку, чтобы дать отряду выйти в люди на пару деньков, то я хочу хотя бы быть уверенным, что не по дешевке...

Лейтенант ничего не ответил - бросив еще один взгляд в сторону пропасти, он почувствовал, что ноги его подкашиваются. Разум вступил в свои права и теперь давил на него со всей силы, как всегда бывает, когда осознание миновавшей его лишь чудом смертельной опасности начинает проступать. Обессилев за какие-то доли секунды, он сполз вниз, на холодные камни.

-Не, ты явно хочешь еще один забег, - хитро улыбнулся Неудачник - сейчас он стоял на одной руке на самом краю пропасти. - А можно вот чего - привяжем к тебе какой-нибудь бо-о-о-ольшой булыжник...

-Угомонись, - тяжело выдохнул Алеев. - Тогда и расскажу.

-Если я угомонюсь, то уже навсегда, забыл? - безумный взгляд Четвертого было не так-то просто выдержать. - Вот чего, лейтенант. Я редко кому это говорю, на деле, но ты таки дорвался. Как же оно там звучит? Надо бы в словарике глянуть...в разделе устаревшего...а, точно. Спасибо. Спасибо, что дал воздуха глотнуть. Кстати, - улыбка Неудачника стала еще безумнее. - А до тебя не доходило, что я могу сейчас рвануть когти в любой момент?

-Что?

Эта фраза подействовала более чем отрезвляюще, однако, прежде чем Алеев успел не то, что подняться с места, а просто что-нибудь придумать в ответ, Четвертый уже был тут как тут - подскочил к нему, звеня всеми своими цепочками.

-А что слышал. Кислого здесь нет, а ты еще не доломан. Рассудок уцепится за то, что "правильно" - и потому ты меня взять не сможешь. А мне достаточно будет только тебя спровоцировать чутка - и все, трупик готов. Потом собью вертушки...да хоть бы этой галькой, спущусь в город...я давно в цирке не был, лейтенант. Очень давно. Может, я захочу весь город в цирк превратить?

Подойдя еще ближе - и безумно вращая глазами - Четвертый подкинул в воздух нож, которым игрался до того.

Вопреки очередному расхожему выражению, ничего пред глазами Алеева не пронеслось - попросту не успело.

-Последний раз спасаю, - рассмеялся довольный удачной шуткой Четвертый, державший нож двумя пальцами - его острие замерло в нескольких миллиметрах от головы контролера. - Да расслабься ты, слышишь, нет? Шучу я. На кой черт мне уходить искать цирк, когда вы, ребята, мне его каждый раз сами доставляете? Вот скоро на Прародителя пойдем, наверное... - Неудачник отскочил назад резким кувырком. - Вот это будет номер так номер. Афиши стоит начать клеить уже сейчас...

-Тебе что, вообще никогда не бывает страшно? - поинтересовался лейтенант. - Или как?

-А чего мне бояться? - голос Четвертого на какие-то мгновения утратил обычную веселость. - За себя отродясь не трясся, а за других...нет их больше, тех других. Так что есть там кто рядом, нет, мне уже все едино, - лицо его снова прорезала безумная улыбка. - Ты это, тему-то не меняй, лейтенант. Мне это жевание соплей вовсе не надо. А что мне надо, ты уже слышал - как тебе удалось для нас пару дней воли выбить - вот чего я знать-то хочу. Колись давай.

-Это было тяжело, - помолчав какое-то время, произнес контролер. - Полковник прочитал мне целую лекцию...

-Значит, ты просишь организовать тебе пышные похороны. Причем похоронить вместе с тобой еще тьмы и тьмы ни в чем не повинных людей...

-Товарищ полковник, я...

-Нет, лейтенант. Ты просишь именно об этом, - лицо Щепкина было мрачнее тучи. - Ты был назначен контролером лишь месяц назад. Неужели ты думаешь, что за месяц, что знакомился со "стрелами", ты успел их изучить до конца? Что смог - я бы мог посмеяться, если бы видел в глупости что-то смешное - заслужить их доверие?

-Я так не думаю.

-Тогда как мне понимать твое...прошение? Расценить его как акт саботажа? Знаешь, это карается...

-Я знаю, чем, - резко произнес Алеев. - Могу я сказать...

-Говори. Один раз я тебя выслушаю.

-Спасибо, - наклонившись вперед, к столу, лейтенант взглянул в старые глаза главы "Атропы". - Вы много говорите о человечестве, о его предназначении. О роли его защитников, последних защитников, которую играем мы уже много лет. За время, что я здесь, я многое увидел и многое узнал. Нет, подождите. Я понимаю, что это лишь крупицы в сравнении с тем, что знает Директорат, но тем не менее. Я бы мог завести разговор о том, что, работая, как вы говорите, ради будущего человечества, будущего, свободного от чудовищ, мы этих самых чудовищ используем на всю катушку. Но я лучше скажу вот о чем. За время, что я успел провести со "стрелами", за время, что я изучал личные дела "стрел" предыдущих, я успел понять, на чем все держалось в отряде с момента его создания. На страхе. На страхе смерти, страхе наказания, страхе...страхе черт знает чего еще. Но вы же сами прекрасно понимаете, что страхом ничего не склеишь - при первой возможности все расползется по швам. Сколько контролеров отряд уже имел? Сколько? И почему все они кончали в двух местах - в морге и комнате с мягкими стенками? Товарищ полковник, при всем уважении - вы сами дали мне возможность пройти этот путь. Вы поддерживали меня на всем его протяжении, до тех самых пор, пока я не стал контролером вашего отряда. Но теперь, когда я вступил в права его командира, вы говорите, что я не имею права даже на такую...мелочь?

Глава Второй Площадки молчал долго - в какой-то момент начало казаться, что он и вовсе не ответит. Наконец, он ответил - все тем же мрачным, тяжелым голосом:

-Дело не в страхе. Дело отнюдь не в нем...

-Тогда в чем же?

-В том, лейтенант, что слушал ты меня не очень-то и внимательно. Все дело в вопросе выживания. Все "стрелы", равно как и другие нелюди, знают свое место, свое положение в человеческом обществе, которое позволило им существовать. Подружись с ними, начни видеть в них людей - и они зададутся вопросом - а почему же людей в них не видят все остальные? Может, они неправы? Может, они хуже? Может, они не нужны? Мы держим их на короткой цепи, лейтенант, но эту цепь очень легко порвать, даром что она и так уже натянута до предела. Дай им понять, что они "тоже люди" - они поднимут голову и начнут оглядываться по сторонам. Начнут задаваться вопросом, кто же они на самом деле...и знаешь, какой ответ они себе найдут? Посмотри на магов. Посмотри на Апостолов. Посмотри на тех, с кем мы сражаемся. Они считают, что они выше, а мы по их умозаключениям просто дерьмо, уж прости за выражение. И обращаться они с нами считают возможным соответственно. Я видел это множество раз, лейтенант. Я видел, и я знаю, как они мыслят. Вопрос выживания, лейтенант. Нам непозволительно уступать. Нам непозволительно давать им мысль, что они в чем-то лучше. Нам непозволительно давать им надежду. Потому что если сегодня эта нелюдь разглядит в себе человека - завтра она набросится на нас. Ты меня понял?

-Я понял, что вы человек невероятной решимости и верности своему делу, - помолчав какое-то время, осторожно произнес Алеев. - Но я - пока еще - контролер вашего отряда, и потому прошу вас повторно. Пока в нас нет нужды, дайте нам немного свободы. Дайте возможность выбраться за пределы этих стен, за пределы этого острова. И знаете, зачем? Да затем, что грош цена такому отряду, в котором на командира бросятся скорее, чем на врага. Пока у нас есть время, дайте мне их узнать. Дайте хотя бы попытаться. Попытаться понять, кто они, чем живут и чего хотят...

-Дайте мне выпустить в свет четверых чудовищ. Дайте мне умереть, - передразнил его полковник. - А знаешь что? Я сделаю это. Просто для того, чтобы ты понял, насколько ошибся в своих последних словах.

-Это в каких же?

-Они ничем не живут, кроме войны. Они не умеют ничего, кроме как убивать. Они не хотят ничего, кроме покоя от всего этого. Ты получишь свое разрешение, лейтенант. У вас будет пара дней...на то, чтобы ты увидел, как глубоко ошибаешься, видя в "стрелах" людей. Но ты должен будешь выполнить свой долг до конца. Ты ведь понимаешь, о чем я?

-Так точно, - сжав зубы, произнес Алеев. - Если кто-то из них будет угрожать людям, и другого выхода не останется, я исполню функцию контролера.

В кинотеатре было не очень уж много людей - то ли фильм все-таки был не особо интересный, то ли свою роль играло то, что на дворе стоял понедельник, а часы на стене показывали девять утра. Как бы то ни было, на странную троицу в заднем ряду у самого края внимания не то что никто не обращал - это вовсе почти некому было делать. А вот если приглядеться...

Один - невысокий, закутанный до горла в потертую шинельку, кутал лицо в нескольких шарфах - когда кто-то проходил мимо и оказывался слишком близко, он старательно изображал простуженный кашель. Другая - коротко стриженная, с небрежно выкрашенными в невнятно-темный волосами, то и дело нервно озиралась по сторонам, особенно на третьего - худощавого человека в военной форме, поверх которой было натянуто тяжелое пальто. Зрители из них были весьма странными, в основном потому, что чаще они смотрели не на экран, а друг на друга, словно опасаясь неведомо чего. Но вот один из них - тот, что был замотан в шарфы - вскочил на ноги, и, не отрывая взгляд от экрана, лихорадочно забормотал:

-Что они делают? Зачем тут штыковая атака? Они же могут отступить, заманить противника в...

-Юра, сядь. Это фильм.

-Они все делают неправильно, - человек в шарфах падает назад, в кресло - точнее, его втягивает туда сидящая рядом девушка. - Они же все погибнут.

-В этом-то и суть, - устало, приложив руку к лицу, говорит человек в военной форме. - Если бы все всё делали правильно, то сюжета бы не получилось вовсе.

-Я не понимаю, - упрямо повторяет Лин. - Зачем люди приходят сюда смотреть на это? Это кино создано чтобы показать распространенные тактические ошибки?

-Нет, - вздохнул, смиряясь с неизбежным, Алеев. - Вовсе не за этим.

-Помню, была как-то в кино, - мрачно говорит Притворщик. - Давно еще так, до всей этой херни. Человека что передо мной сидел, проиграли...

-Это как? - не понял лейтенант.

-Очень просто, - огрызнулась Крестова. - Проигрывают в карты случайное место в зале. Того, кто на нем зад разместит, ты во время сеанса и режешь...

На экране захлебывалась безнадежная атака, на экране стрекотал пулемет и валились в сырую землю тела.

-Надо было дождаться подкреплений...

-Ну чего ты так побледнел, рожа твоя контролерская? Не хочешь тоже сыграть? Продуешь - завалишь...ну скажем вот того, кто на третье кресло сядет...

Безнадежно. На что я только надеялся?

Признавать что полковник был прав, не хотелось - не хотелось вовсе. Но уже третий день - последний день чуть ли не зубами вырванной для "стрел" воли показывал, что глава "Атропы" не шутил. Члены личного отряда полковника действительно ничего не знали, кроме войны - а то, что знали, чем жили, чем интересовались или могли бы, сложись их жестокая судьба всего лишь чуточку иначе, из них вытравили уже давным-давно. Оставшиеся же крупицы они берегли, как зеницу ока, и в число посвященных в их тайны, в их жизнь - в жизнь отряда - Алеев не был. Пока что еще не был, и, признаться, не знал уже, что тут можно еще было бы предпринять.

Добравшись до города, он не нашел ничего лучше, чем предложить Первому посмотреть достопримечательности. Юрий, сообщив, что такой категории он еще не знал - то ли дело простое и понятное "полевое укрепление" или "имеющий стратегическую ценность промышленный объект" - взялся за дело всерьез: к вечеру совершенно ошалевший лейтенант получил исчерпывающий доклад.

-Здания в квартале слабо подходят для организации обороны, и крайне уязвимы для артобстрела, - такими словами начал Первый из "стрел" рассказ о походе в музей. - Специализированных оборонительных сооружений, мест скопления техники и живой силы выявить не удалось. Есть множество удобных снайперских позиций, местность вполне подходит для разведки в пешем строю. Воздушное пространство не патрулируется, прикрытия с земли также замечено не было...

-Хватит, - устало прервал его тогда раздосадованный лейтенант. - Хорошо поработал, свободен.

Со Второй, Притворщиком, все было еще хуже - настолько, что он в какой-то момент едва ли не проклинал себя за эту идею, за то, что таки смог уговорить полковника. В первый же день она попыталась бежать - как оказалось после, лишь для проверки: наградит ли он ее болью посредством контрольной схемы, или все же нет. Побег, впрочем, закончился минут через пять - заставив себя поискать по всем этажам большого старого дома, Вторая, наконец, вернулась, хрипло смеясь над контролером, которому, "как она и думала", не хватило смелости ее убить на месте в самом начале этой смелой до самоубийства издевательской попытки. Номера в дешевой гостинице они снимали соседние - и когда вечером первого дня в его дверь постучали, лейтенант не особо удивился. Он даже ждал этого разговора - ждал с той самой полушутливой попытки к бегству. Но он и представить не мог, что разговор получится настолько тяжелым...

-Ну чего, так и будешь меня тут держать? - прорычала Вторая с порога. - Или как?

-Зачем...

-Уж точно не тобой полюбоваться, - мрачно проговорила Крестова. - Дело есть, товарищ контролер, - последние слова она выделила особо издевательским тоном, им же и продолжила. - Разрешите войти, товарищ контролер?

-Заходи, - он лишь пожал плечами, пропуская "стрелу" внутрь.

Анна двигалась легко и плавно, а звука ее шагов он - когда не без опасений отворачивался - и вовсе не слышал. Оделась она весьма легко, если не сказать больше - рубашка болталась на паре пуговиц, закатанные до плеч рукава позволяли увидеть черные точечки, куда вводились обычно иглы контактов, волосы растрепались по лицу, как могли...

-Только без глупых мыслей, командир, - бросила Крестова, неприятно улыбнувшись в ответ на его взгляд. - А то додумывать будешь в больничке, когда все что я оттяпаю пришивать станут.

-Никаких мыслей у меня и не было, - предложив "стреле" кресло в углу, лейтенант плюхнулся на диван у стены соседней.

-А что так? На нелюдей не тянет? - ядовито поинтересовалась Вторая. - Имеем предубеждения?

-Ты всегда так себя ведешь? - вопросом на вопрос ответил он. - Я же знаю, что ты можешь нормально разговаривать. Как нормальные люди. Зачем эта показная злость? Она погоды вовсе не делает.

-А чтоб ты не расслаблялся. Со мной же только так, зазевался - и все, пишите письма. Я же жутко опасная тварь. И мерзкая - ух до чего мерзкая...самой тошно, - очередной взрыв хриплого смеха. - Я думала, ты экзамены не потянешь. А смотри-ка, таки вылез в командиры. Доволен небось?

-По-разному бывает, - уклончиво ответил лейтенант. - Так что тебя ко мне привело?

-А то, командир, что херней ты страдаешь. Зря ты это затеял, ох как зря.

-Это - что?

-Сам знаешь. Это вот все, эту свободу показную, эти попытки "контакт наладить" или как ты там себе в головке своей дурной это обрисовал. Думал, пару дней свободы нам выбьешь и в ногах у тебя ползать будем? А вот шиш тебе. Меня так не купишь. Хочешь что знать, так я скажу - меня это только еще больше злит. А почему, хочешь знать? А потому, что толку нет в такой свободе. Свобода, ага. Свобода до ближайшего забора, а потом контрольная схема тебе напомнит, какой ты, нахрен, свободный у нас. Свобода. Свобода на три денька, а потом снова в казематы. Я тебя умоляю, ты за кого нас держишь вообще?

-Прежде всего, за людей, - резко ответил Алеев. - Мне доводилось выступать в роли командира, пусть и недолго, и я, честно сказать, не вижу особой разницы между вами и ими.

-Я наверное здесь должна расплакаться от умиления, да? Ой, смотрите, он в нас людей узрел. Санитары в "Авроре" во мне что-то не больно человека видели. Кусок мяса скорее. А с ним что хочешь, то и твори... - Анна тяжело посмотрела на лейтенанта. - Слушай сюда, один раз скажу. Не надо к нам в друзья набиваться, просто не надо. Это все до первого боя, шелуха, да и только. А вот в бою посмотрим, человек ты, или дерьмо, как все прошлые. Хотя я-то ответ тебе хоть сейчас предскажу...

Что же с ней делали, что она так озлобилась? Как пытались сломать?

Стоит ли это знать...вот уж вопрос так вопрос.

-Как там Перв...Юрий? - попытался лейтенант перевести тему. - Он считает так же?

-А никак он не считает. Он просто хочет, чтобы его в покое оставили - меньше таракашки в голове шебуршиться будут. И когда он хочет, чтобы его не трогали, мой тебе совет - ты его не трогай. А то узнаешь кое-что о боли, что только он один и знает. А потом еще и я добавлю.

-Я вижу, ты прямо стремишься его защитить...

-Сам себя защитить может, не маленький. Но он мне шкуру не раз спасал. И я ему. А вот ты...

А я - пришлый человек, незваный гость, пытающийся влезть в уже сплоченную семью. Даром что я должен быть их стражем, их убийцей...

Что палач пытается подружиться с казнимым...минут за пять до самого интересного...

-Не набивайся в друзья, - повторила Анна. - Ты им нам никогда не станешь. А про Юру хочешь знать, я тебе скажу - он когда помельче был, была одна там...в "Авроре", тоже в друзья лезла. Ей опыты на нас ставить поручали, а она книжки приносила...тьфу, дура дурой. Знаешь, чего с ней было? А вот скажу тебе, чего - он как-то увидел, что ей плохо, плакала сидела, решил помочь. Ну как умел. А что он умеет, кроме того, как нервы в узел вязать? Один взгляд и она уже в отрубе... - Притворщик какое-то время помолчала. - Через неделю повесилась. Ей центр удовольствия спалили начисто. Как поняла, что больше такого никогда не испытает, так и связала себе петельку. А Юру потом еще полгода из палаты выдернуть не могли, сам на себя руки наложить пытался. Раз десять пытался...каждый раз иначе...

Алеев молчал. Не то, чтобы слов не было - в конце концов, он давно уже прочел от корки до корки личные дела всех своих подопечных...но один взгляд в эти злые серые глаза подсказывал, что лучше пока помолчать.

-А Сетка...ну, скорее всего, ты с ней озвереешь. Сам знаешь, почему - кому нравится, когда всю твою грязь наружу вытаскивают, и листают, как блокнотик? Только не говори, что грязи нет. Есть, есть, у всех есть...вы сами - грязь, - зло сказала Вторая. - Я все жду, когда ты мне по морде заедешь уже, командир. Напрасно, да? Вежливый ты у нас? Ну тебе же хуже...

-А что насчет Четвертого? Я с ним разговаривал, но не было похоже, чтобы он меня ненавидел...

-А ему и не надо. Ты поговори с ним еще пару деньков, и потом будешь говорить уже со стенками. С мягкими такими стенками в комнате с белым потолочком... - Анна поднялась на ноги. - Ну все, командир, я все сказала, а ты делай, что хочешь. И получишь, что заслужил...

Его ответа она не ждала - резко отвернувшись, Притворщик направилась к дверям - и, раньше, чем лейтенант успел хоть что-то сказать, найти хоть какую-то защиту от ее гневных речей, Анна уже вышла вон, оставив Алеева наедине с тяжелыми мыслями.

Что с ними сделали?

Нет. Не так.

Что мы продолжаем с ними делать?

Кронштадт.

Тревожные синенькие огоньки двух мигалок плясали в окнах первого этажа. Окна были раскрыты настежь - из того, под которым стояла сейчас старенькая, пыхтящая движком почем зря, "скорая", высунулась не одна голова, и даже не две, а все шесть - похожей ситуация была и в окнах по соседству. Люди толкались, шипели друг на друга, работали локтями и, почти не отрываясь, следили за окруженным подъездом. Как ни странно, то, ради чего весь двор сгрудился сейчас в паре ближайших к подъезду точек, еще не было вынесено наружу. Вот вышел последний из прибывших на место врачей, вот вывели под руки белую как мел, осунувшуюся женщину с пустым, остекленевшим взглядом - всего минут десять назад она кричала так, что странно как не лопались стекла. Вот вновь показался молоденький милиционер с зажигалкой - сидя на самом краешке широкой скамейке, он уже минут десять пытался закурить, каждый раз то роняя в грязь сигарету трясущимися руками, то банально не попадая очередной в крохотный язычок пламени...

Во двор, заунывно сигналя, въехала черная машина, омытая недавним дождем - одно ее появление словно стало сигналом, по которому сгрудившиеся у подъезда сотрудники милиции осторожно, но быстро оттеснили кучкующихся во дворе людей еще дальше - двое прошли мимо окон, весьма выразительно требуя у висящих там лиц провалиться обратно во мрак холодных квартир.

Тем, на кого особого внимания, по счастью, не обратили, повезло увидеть, как из черной машины вышло трое - бледноватый с лица человек в теплом пальто поверх военной формы, бывший значительно ниже его парень в шинели, чье лицо закрывало множество шарфов, оставляя на виду разве что глаза, да девушка с взглядом таким тяжелым, что оставшиеся во дворе зеваки невольно шарахались в стороны сами, уступая дорогу. Уступала странной троице и милиция - остановившись у подъезда, человек в форме занял лишь какой-то один коротенький вопрос - похоже, спрашивал номер квартиры - и, кивком поблагодарив, нырнул в парадную - его спутники последовали за ним. Хлопнула с противным лязгом дверь, заслонили ее две высокие мрачные фигуры...

Дверь в шестую квартиру открылась куда тише - ступив за порог, Алеев по старой привычке вытер ноги о коврик - словно это еще имело значение. Словно это еще...

-Работаем быстро, - протянул он сквозь плотно сжатые губы, едва ли не скрипя зубами. - Специалист от "Авроры" в пути, но надо убедиться, что никто не наследил уже...

Нервы его натянулись до предела еще в пути, сейчас же они и вовсе грозили лопнуть от чудовищного напряжения, а перегруженный лихорадочными мыслями мозг - треснуть и брызнуть осколками.

Это время должно было когда-то наступить - время его первого задания как контролера "стрел". К этому времени он готовился с того самого момента, как попал в Клуб, этого времени он и сам, чего уж тут, ждал...

Но почему, черт возьми, его первая работа должна быть такой?

Кровь была размазана по выцветшим зеленым обоям так густо, словно ей пытались их покрасить сверху донизу, кровью же был буквально пропитан и скользящий под ногами трухлявый паркет. В этом хлюпающем болоте тонула вырванная с мясом дверная ручка, перевернутая в пылу борьбы вешалка, распотрошенный шкаф...

Кого-то из милиции - из тех, что вошли раньше - вывернуло всем, что было в желудке, еще на пороге гостиной. Лейтенант протянул чуть подольше - он даже смог сделать несколько шагов по комнате, прежде чем в деталях рассмотрел то, что было разбросано у окна - и вот тогда-то у него внутри тоже все заплясало. Оттолкнув в сторону тупо молчащего Лина, он рывками дополз до ванной комнаты, где и пообщался с раковиной как мог.

Мысли мчались, разрывая виски.

Шестой. Уже шестой. Это уже шестой...

Спокойно, спокойно. Надо выдохнуть. Сесть на край этой вот обшарпанной ванны и выдохнуть. Пара минут на успокоение нервов. Или не пара...нет, точно не пара. Чем больше, тем лучше...

Как он прикинул уже потом, в общем и целом ему потребовалось минут шесть-семь - за это время уже успел подъехать заказанный самым срочным образом специалист. Им оказался низенький лохматый тип возрастом лет за тридцать, с наглым взглядом и кучей монументальных работ за плечами, которые, очевидно, как он сам считал, давали ему право со всеми разговаривать быстро сводящим зубы менторским тоном.

Осмотр проводили в весьма спешном порядке - никто не мог поручиться за то, что милиция сдержит толпу надолго. Люди имеют свойство звереть, когда их убивают, а те, кто, по идее, должен выступать в роли защитников, лишь разводят руками. Осмотр проводили с мрачными лицами, перебрасываясь сухими, короткими фразами - специалист не в счет. Осмотр проводили, чувствуя усталость, злость и тошноту - специалист не в счет. Лина, похоже, не слишком проняло: то ли навидался чего похуже - да хоть бы на прошлых выездах по этому же делу - либо годы, проведенные на обеих Площадках, отбили Первому из "стрел" такие вещи как страх и отвращение - так, по крайней мере, думал сам лейтенант, переводя иногда взгляд на Вторую - та едва слышно ругалась себе под нос. Она могла ненавидеть свою неволю, она могла ненавидеть своего нового стража, она могла просто полыхать от ненависти к тому, что ей приходится делать, но, кажется, такие сцены словно давали ей на минуту об этом забыть, словно давали понять, для чего она нужна...

Чтобы больше никому не приходилось на такое смотреть.

Специалист из "Авроры", однако, выглядел даже веселым - и уже одно это вызывало у Алеева желание заехать ему по наглой, поросшей жиденькой бороденкой, морде.

-Две девочки было, три мальчика...а это у нас кто? - вглядываясь в то, что лежало у окна, специалист изобразил задумчивость. - Так сразу и не скажешь, слишком мало осталось...привычный возрастной порог не превышен, никому из жертв не было больше двенадцати...этому у нас...хм...сколько, десять, кажется, вы говорили? Хм, занятно, занятно...

-Если он еще раз скажет, что это может быть занятно, я ему шею сверну, - прошипела Анна.

-Это шестой, доктор, - напряженно сказал Алеев. - Седьмого нам не простят. Вы можете уже сказать хоть что-то вразумительное. Кто работает? Апостол?

-М-х-халадой ч-челове-в-ек, ну в само-о-ом деле... - издевательски протянул специалист, словно не замечая убийственного взгляда Второй. - Жертва приличного Апостола, как знает любой, уделивший должное внимание образованию, обычно представляет собой не более чем высушенную мумию. А тут у нас ребеночка хорошо так погрызли...и так художественно разбросали...ни один приличный Апостол так делать не будет, потому что если уж он дожил до становления, то учится вести себя...кхм...правильно...

-Короче. Кто?

-Думаю, можно с большой долей вероятности утверждать, что мы имеем дело с гибридной особью...вероятнее всего, уже в состоянии тяжелого помрачения рассудка...если бы он присовокупил к этим убитым остальное здание и, скажем, пяток ближайших, я бы совершенно точно сказал, что он уже за гранью Киновари, если вы предпочитаете...хм...народные термины. Но эта избирательность...этот подход к жертвам...вы видите - взрослых обитателей квартиры он попросту поломал и оставил по углам, пусть даже кусками. Ребенком он питался. От этого тела осталось больше, чем от прошлых деток, так что это, я считаю, несказанная удача - по крайней мере смогу изучить получше отпечатки его зубов... - специалист от "Авроры" противно усмехнулся. - Нет, это точно не Киноварь. Он как-то ее сдерживает, и в нужный момент выпускает, в нужный момент стремительно спускается вниз по эволюционной лестнице к чему-то совершенно первобытному...это просто...

-Чудовищно.

-Восхитительно, я хотел сказать. Методы блокировки их импульсов - новые, еще не известные нам - это могло бы стать весьма и весьма интересно. Я могу рассчитывать, что вы хотя бы попытаетесь доставить мне его тепленьким? Или, как принято на Второй Площадке, сразу будете шпиговать свинцом?

-В школе, где учился прошлый ребенок, есть дети человека, у которого, в свою очередь, есть весьма солидные связи, - тяжело выдохнул Алеев. - И есть также и опасения, что его семья может быть следующей.

-Так вот почему вы здесь...

-Да, - чувствуя невероятное отвращение, произнес лейтенант. - Были дернуты кое-какие рычаги, и дело попало на особый контроль. Вот почему мы здесь.

Вот почему мы здесь. Вот почему нас сюда послали - не из-за шести большей частью съеденных детских трупов, шести вырезанных под корень семей. Лишь из-за того, что у какой-то шишки из посвященных затряслись поджилки.

Сколько же детей, интересно, оно должно было сожрать, чтобы нас послали обычным порядком?

-Ладно, дайте пройдемся поэтапно. Что нам уже известно и что мы уже предприняли, лейтенант?

-Это не местные. Согласно нашим спискам, в городе проживает лишь одна семья с нечеловеческой кровью, настолько уже разбавленной, что три последних поколения умирали все как один своей смертью...

-Зверь всегда будет зверем, контролер.

-Они активно сотрудничают со следствием, - несколько резко ответил Алеев. - Прекрасно понимают, что такие события могут повлечь за собой новую волну зачисток...боюсь, если они найдут нашего убийцу первыми, то вам его точно доставят в разобранном состоянии. За последние десять лет здесь не было также зарегистрировано никакой иной сверхъестественной активности...мы проверяли версию с магами, само собой. Знаете, какая-нибудь тварь, сорвавшаяся с цепи...

-Убивала бы всех без разбора. А тут у нас охота на тщательно отобранных жертв. Город, конечно, уже давно перекрыт?

-После третьего убийства, - кивнул Алеев. - Сотрудники нашей Площадки осуществляют тайные проверки. Проскользнуть, не являясь человеком, сквозь их ряды, будет весьма и весьма непросто.

-Заезжая гибридная особь, управляющая импульсом вместо того, чтобы позволять ему управлять собой. Весьма разборчивая в еде...

-Я его точно сейчас урою, - прошипела Анна.

-Я займусь телами и квартирой, - не обратив на Вторую ровным счетом никакого внимания, добавил специалист. - Завтра к вечеру, самое позднее - послезавтра с утра - результаты уже будут у вас. Многого не обещаю, чудеса я творить не обучен, но что могу, то обязательно проверю, - голос его был сейчас необычайно серьезен. - Если возможно, возьмите все-таки живым. Обещаю, умирать оно не будет долго. А вот мечтать о смерти будет до самого конца...

Многотонный серый грузовик не спеша катился по узкой улочке, создавая отличный повод для гневных воплей и истеричных сигналов плетущихся позади машин, равно как и для попыток нахального обгона. Алеев их ни в чем не винил - увы, но возможность прибавить скорости отсутствовала как таковая - если они, конечно, хотели добиться хоть каких-то результатов.

В кузове было холодно, холодно настолько, что он опасался лишний раз прикасаться к металлу стен голыми руками. В кузове было тихо - если, конечно, выкинуть из внимания шум мотора и тихий писк приборов...

И конечно, слабый, едва слышный голосок Сетки, что искала их цель.

За дорогой, к счастью, было кому следить, и потому сам лейтенант наблюдал, в свою очередь, за призраком в огромном кресле, призраком, чье лицо надежно скрывал огромный тяжелый шлем. Ей давно не приходилось работать на таких скоростях, ей давно не приходилось так выкладываться - и напряжение, сковавшее сейчас Ольгу, чувствовали все, кто был рядом - чувствовали куда глубже, чем как если бы дело было с кем-то обычным. Время от времени показания очередного прибора становились совсем уж нехорошими, прибор истерически пищал, подавая сигнал - и он спешил к креслу, куда просто так сейчас никогда бы не подошел, спешил отрегулировать уже готовую пойти вразнос систему, спешил снять жизненные показатели и, если на то была нужда, сделать еще один укол - на холодном полу у кресла уже валялось две использованные ампулки. Сетка работала на износ, несмотря на его отчаянные протесты - она была полна решимости добиться результатов уже сегодня. Он знал, почему - и именно поэтому не мог за нее не волноваться, даже понимая, что его страх, моментально передаваясь Ольге, усложнял ее работу. Время от времени отголоски того, что она пропускала через себя на бешеной скорости, отправляя разум все дальше и дальше, касались и его, и он каждый раз вздрагивал, чувствуя, как мимо проносится очередная чужая жизнь.

Она - усталая женщина у продуктового ларька, она - пятеро мальчишек, играющих в футбол за высокой ржавой оградой. Она - алкоголик в грязной постели, которому уже недолго осталось, и который вот-вот ощутит всю невыносимую тяжесть бытия с утра пораньше, она - птица с подбитым крылом, мышь, дергающаяся в капкане, опечаленный неудачной операцией врач, простуженный студент, стучащий в дверь библиотеки, она - рабочий на заводе, не спеша докуривающий последнюю папироску из смятой и выброшенной в урну пачки, проигравшая бой за горстку объедков умирающая с голоду уличная собака, она - солидный чиновник в солидной машине, она - неудачливый грабитель, который должен завтра вернуть долг...

Она - Ловчая Сеть, что растягивается над домами и улицами, запуская свои холодные невидимые побеги во всех и каждого, касаясь лишь на какую-то долю секунды - этого ей достаточно, чтобы понять - то человек, то не ее цель...

Ползет машина вперед, ползет сонной пьяной черепахой. Следит контролер за приборами - и, что куда важнее - за пересохшими губами Ольги, с которых вот-вот сорвется...

-Налево, - да, вот и оно. - Вперед.

Что-то есть?

Он боится говорить в ответ, боится сбить ее с ритма, на который Сетка настраивалась несколько часов. Он лишь думает для нее, надеясь, что этого будет достаточно...

След нечеткий. Не мешайте.

Отшатнувшись - чувство такое, словно ему только что отвесили по лицу, причем неслабо так отвесили - Алеев оперся о стенку, боясь упасть на пол. Теперь страшно даже думать.

Не уверена. Пока не уверена.

Один за другим, гвозди мыслей ее вбиваются в его распахнутый для Сетки как старая потрепанная книга разум.

След нечеткий. Голод, злость, ярость. Отчаяние. Глубже эмоций не попасть.

-Почему? - решается он подать, наконец, голос.

Слишком мощная защита. Я рядом, но я вижу только туман. Я почти внутри, но вижу только верхний слой. Она буквально окутана...

-Она?

Все, что могу установить по поверхностному слою - оно женского пола. Простите. Больше пока ничего не...

Вой приборов заставляет утихнуть даже мысли. Со всех ног бросившись к креслу, Алеев в ужасе уставился на экран.

-Это предел! - рявкнул он, наплевав уже на всякую и всяческую осторожность. - Отключайся, немедленно!

Его рука, уже тянущаяся к нужному рычажку, так до цели и не доходит - подчинив его разум так же легко, как разум комара, Сетка отбрасывает контролера назад, к стене. Она намерена продолжать, а он даже не может задействовать блокировку, что по дурости отключил утром, думая, что так сможет хоть чем-то помочь...

Она намерена продолжать и никаких помех не стерпит - удивительно, насколько сильным может быть это хрупкое существо в огромном кресле.

Простите. Не вмешивайтесь. Я справлюсь. Я почти...

-Ты...рехнулась... - выдохнул Алеев. - Убьешься, дурочка...

Я зафиксирую ее. Я почти получила образ, лейтенант.

Лицо Сетки скрыто под шлемом, но он не сомневается, что сейчас оно искажено болью, руки ее в припадке стучат по подлокотникам. Тщедушное тельце выгнулось вперед, натужно хрипя.

-Не надо! Зачем...ты...

Она больше никого не съест. Я зафиксирую ее сейчас...

Он ничего не может сделать, он ничем не может ей помешать. Может лишь смотреть, как она калечит себя ради уже погибших и ради того, чтобы больше никто...

Туман. Сплошной туман. Не могу. Меня...меня заметили.

Мысли ее становятся все обрывочнее, все тяжелее. Она на пределе, и это больше не скрывает даже шлем - не может он скрыть текущую из ушей кровь...

С ней маг. С ней маг, лейтенант. Образ четкий. Ее не вижу, но он как на ладони. Сейчас. Почти...

На показатель давления даже смотреть страшно - непонятно, как сердце ее вообще до сих пор еще не лопнуло.

Фиксирую. Есть образ, лейтенант! Есть образ!

Они ищут.

Что? Что? Что?

специальная

часть

номер

15Б99

Писк приборов становится совсем пронзительным, красные тревожные огоньки гаснут один за другим. Гаснет и чудовищное сознание Сетки, не справившись с колоссальным напряжением, что поддерживалось столько времени без даже намека на отдых. Слабо пискнув, Ольга наклоняется вперед, безвольно обвисая на проводах...

Месяцем раньше.

Свинцовые тучи не предвещали ровным счетом ничего хорошего - пусть он даже и захватил зонтик, ливануть обещало так, что стоило беспокоиться, как бы его вовсе не смыло куда подальше вместе с этим самым зонтиком.

Нет, дождь определенно его преследовал.

Впереди - там, за старой чугунной оградой, с которой давно уже сползла вся краска, дальше полосы мокрого песка и уныло-серой гальки, было лишь бескрайнее море. Жалкий намек на солнце, что можно было, если приглядеться, увидеть на горизонте, торопился скрыться от взоров, словно ему было за что-то стыдно - например, за то, что он ничего не может сделать со всеми этими тучами, что где-то вдали уже грохочет гром...

А все-таки красиво.

Правда?

К этому попросту было невозможно привыкнуть - вот и сейчас, когда Сетка коснулась его разума, Алеев невольно вздрогнул, вызвав у нее слабую попытку извиняющейся улыбки.

-Да, - воспользовался он голосом, хотя уже давно знал, что может просто думать для нее - так было бы проще им обоим. - Ты...ты не видишь, да?

Дурак. Ну кто же так говорит? Она же почти совсем слепая.

В первую секунду ему стало стыдно за высказанные вслух слова, а потом - уже и за мысли, которые также от Ольги не укрылись. Все-таки, как же это невыносимо, невыносимо сложно...

Не волнуйтесь, лейтенант. Вы ничем меня не обидели.

-Я все еще не могу привыкнуть...

Простите, но это вряд ли у вас получится быстро. Для того, чтобы научиться контролировать каждую свою мысль, пары месяцев мало. Впрочем, у вас же есть блокировка...

-Знаю, - несколько резко ответил он. - Просто сейчас это выглядело...

...выглядело как если бы вы мне не доверяли. Не бойтесь, это не так. Обычная мера предосторожности.

Снова она...

...заканчиваю за вас предложения. Простите. Это почти рефлекс.

-Не хотел бы я играть с тобой в шахматы.

Сетка ничего не ответила - даже мысленно. А он, в свою очередь, пока не стал продолжать, лишь бросил тоскливый взгляд на перекатывающиеся в вялом ритме волны, с тихим шипением стиравшие себя о прибрежный песок.

Расскажите, что вы видите.

-Ты могла бы посмотреть моими глазами, если бы захотела, не так ли?

Да, это так. Вы говорите это почти честно, но доля страха все равно присутствует. Не волнуйтесь, пожалуйста - если речь идет о доверии, то оно должно быть взаимным, не так ли?

-Ты х...

...хочу сказать, что я вполне могу довериться и вашему зрению, не используя его. Как если бы вы просто описали мне, на что похоже здесь море.

-Ну... - он вгляделся в водную гладь. - Там, дальше...словно...

...словно расплавленный металл. Интересное сравнение. Простите. Я снова это сделала.

Ничего страшного.

Он почувствовал, что начинает понемногу включаться в игру. Говорить было не нужно, даже думать что-то специально, формируя четкое предложение - тоже. Достаточно было молча смотреть на то, на что он и так собирался, делать, что он сам хотел делать, словно Сетки и не было рядом. Просто рассматривая широкую набережную, закрытые ларьки и магазины с опущенными ставнями, обрывки афиш и редких вечерних прохожих, никто из которых не обращал внимания на человека в военной форме и бледную девчушку в коляске, гладившую своими тонкими, слабыми пальцами холодный металл ограды.

Надеюсь...

...не волнуйтесь. Сегодня был интересный день. Вы старались изо всех сил, но вам не нужно было...

Почему?

Полковник не одобрил все это, не так ли? Вы много с ним спорили, очень много и очень долго.

Я...

У вас несколько иной взгляд на то, что мы есть. И он не сходится с его взглядом.

Ощутив укол страха - она, похоже, давно уже знала о его разговоре с главой "Атропы" - Алеев заметил, как лицо Сетки чуть дернулось. Раньше чем он успел удивиться и сформировать подходящее выражение, ему уже был дан ответ.

То, что вы чувствуете, передается мне, если я смотрю глубже. Простите, это очередная чисто рефлекторная...

Ты считаешь, что я не должен был...

...давать нам этот "отпуск"? Возможно. Возможно, это позже ударит по вам, возможно, нет. Я вижу мысли, но не будущее. Не могу пока знать, как то, что вы сделали, отразиться на вас в дальнейшем. Например, если вы допустите ту или иную ошибку, а ваше личное дело будут проверять...

И что же...

...обнаружат? Что вы пытаетесь установить подобие дружбы со "стрелами", лейтенант. Это опасно для вас. Они могут испугаться.

Ч...

...того, что вместо побега, с которым всегда справлялся контролер, в этот раз может быть уже восстание. Даже малейшая вероятность такового заставит их действовать.

Ты...

Я говорю это потому, что ваше место не здесь, хоть вы сами его и выбрали. Вы человек...вам не место среди нас. Мы делаем то, что нам говорят делать, чтобы когда-нибудь люди были счастливы.

Но разве вы...

...не заслуживаете того же? На этот счет есть разные мнения, лейтенант. То, что я вижу в вас, не особо популярно, пусть - пока еще - и не наказуемо. Простите.

Ничего. Я просто...

...знаю. Спасибо.

Она и правда знала. Знала все, что он собирался сказать, все, о чем он думал уже не одну ночь с момента знакомства с отрядом, и о чем никак не мог прекратить думать - вот Сетка и выловила все это из него, разложив по полочкам. Она знала, что он до сих пор не может без боли смотреть на ее тщедушное тельце, прикованное к этому жуткому креслу, на парализованные ноги и слепые глаза, не может без боли думать о том, что все это сделал с ней ее собственный...

Она не отвечала - не отвечала, как и каждый раз, когда он думал о полковнике и ней - словно эти мысли сами по себе были своего рода блокировкой. Она не отвечала - ни словом, ни мыслью, но все и так было ясно без них. А он не рисковал - никогда - пытаться давить дальше, пусть его отчаянное желание понять, что же пережила Третья в свое время, можно было прочесть и не будучи сверхмощным телепатом. Сейчас он думал - не мог не думать - о том, как же ничтожно было все то, что он сделал для нее по сравнению с тем, через что Сетка прошла, что никакая свобода на пару дней не сможет заставить ее улыбнуться хоть раз, что ничто в мире уже...

Что он делает. Что, что, что? Он ведь знает, что она все это слышит, так почему не может остановиться? Все-таки она права - самоконтроль тут нужен железный. А без него она продолжает, ничуть не напрягаясь, листать его словно календарик. Ему больно ее видеть. Ему больно даже думать о ней - каждый раз, когда он встречается взглядом с этими слепыми глазами, фигура полковника в его глазах из защитника человечества превращается в больного фанатика. Но больше всего боли исходит от понимания, что ничего для нее он сделать не может. Вернуть свободу? Так же просто, как вернуть ей способность видеть и ходить, черт возьми...

Сетка ничего не говорит в ответ на его мысли - не говорит и не думает. Лишь поднимает головенку да слепо смотрит на него, выдавливая из себя тусклую, грустную улыбку.

Все хорошо, лейтенант.

Вас не должно быть здесь, но я рада, что вы с нами...

Кронштадт.

-Специальная часть 15Б99.

Голос сух и страшен сам по себе, но владелец того голоса будет куда страшнее. Он высок - в местных дверных проемах ему постоянно приходится пригибаться - он крепко сложен, и совершенно не похож на кабинетного теоретика. Впрочем, таковым он и не является - Алан Крог, будучи магом, не потратил на поиски какой-нибудь там вселенской истины и дня. Это, не значит, конечно, что ее для него не существовало, отнюдь - просто она заключалась отнюдь не в каком-то там неведомом Истоке, а в бумажках с цифрами, что так приятно хрустят в руках. Лучше были только те бумажки, на которых ставили росписи - они, как правило, служили ключом к богатствам еще большим. Сейчас, впрочем, бумаги его весьма и весьма расстраивали - то были местные газеты - в ярости разодрав и скомкав всю первую полосу, он рывком встал со стула, медленно стаскивая с рук тяжелые перчатки.

Девушка, что сидела на диване у стены, едва заметив это, вся сжалась, словно надеялась протечь сквозь пол. Крог скользнул по ней взглядом: ноги в новенькой обуви, талия, сногсшибательно обтянутый теплым свитером пышный бюст, тонкие руки, длинные ногти, выкрашенные в кроваво-красный, тяжелое кольцо с сапфиром на указательном пальце, гладкая кожа по-детски милого и в чем-то даже простодушного лица...

Скривившись от раздражения, Крог сделал шаг в ее сторону, бросая газету на пол. Зубы его были плотно сжаты, так что слова с очень большим трудом пролезали сквозь них наружу.

-Специальная головная часть командной ракеты 15A11, - просипел он, остановившись посреди комнаты. - У тебя была неделя, Сириэль. Одна. Гребаная. Неделя. Я ждал результатов, знаешь ли. Я ждал, что ты предоставишь мне данные о радиотехнической командной системе, за которой нас сюда и послали. Я ждал, и ждал я терпеливо, ведь начала ты хорошо, - кулаки сжались еще крепче. - А чего я дождался? Детских трупов в новостях!

Девушка ничего не ответила - лишь скорчила обиженную физиономию, да тихо зашипела рассерженной змеей.

-Возможно, ты решила, что все секретные данные в этой стране вручают детям? Возможно, эти дети имели отношение к экипажу подлодки, на которой привезли нужную нам деталь? Возможно, была у тебя еще какая-то причина делать то, что ты делала?

-Я хотела есть, - пожала плечами обитательница дивана. - Они все равно нас не найдут, чего ты...

Резкий удар вмял в нее остаток фразы - удар тяжелый и незримый, заставивший свалиться на пол. Не теряя ни секунды, Крог простер руку в ее сторону, быстро выкидывая, одну за другой, несколько комбинаций на пальцах. Схватившись за глотку и захрипев от боли, девушка опустилась на колени.

-Хотела есть, - сплюнул он, старательно взращивая ярость. - Ну что, накушалась? Десерт не желаешь? Сейчас подам!

Удар, удар, еще удар...голова ее качалась взад-вперед, стремительно покрываясь ссадинами под градом побоев, наносимых невидимой рукой. Распрямив пальцы, Крог ослабил незримую хватку на горле Сириэль, позволив той окончательно распластаться на полу, и, подойдя ближе, ударил снова, ударил лично - ногой в тяжелом ботинке. Повторив так еще раза три и утерев пот со лба, маг в изнеможении плюхнулся на диван. Залитое кровью и слезами некогда прекрасное лицо его ничуть не трогало.

-Кончай ломать комедию, - хрипнул Крог. - Я знаю тебя как облупленную.

-Как с-с-с-кажеш-ш-ш-шь, - старательно налегая на шипящие, простонала Сирэль и села, подобрав ноги, на полу. - С-с-с-котина...

Правая рука девушки - та, на пальце которой покоилось кольцо - коснулась изуродованного побоями лица, и то, на пару секунд подернувшись туманной дымкой, снова приобрело прежний облик, и прежнее по-ангельски невинное выражение, которое Крог ненавидел больше всего.

Это было немудрено - в конце концов, он видел, что было под ним.

-Вот мне интересно, все, на что способна эта штука - это натягивать на тебя облик дешевой шлюхи? - пробормотал маг, сосредоточенно натягивая перчатки обратно. - Или оно у нас отражает истинную суть владельца, как считаешь, Сири?

-Не называй меня так! - рявкнула та, отползая к противоположной стене. - Только мать меня так звала!

-Да неужели? - маг поскреб подбородок в притворном удивлении, после чего вытянул из кармана небольшую металлическую шкатулку - при виде ее взгляд Сириэль остановился, упершись в одну точку. - Кстати, спасибо, что напомнила. Раз ты в очередной раз доказала, что не умеешь себя вести...

-Нет! Не надо!

-Заткнись, морская падаль! - рявкнул Крог, резко открывая коробочку. - Заткнись, кому сказано!

Содержимое шкатулки в два счета выплеснулось на пол. То были, в основном, драгоценности: золотые цепочки, внушительных размеров камни - необработанные и уже в огранке - бляхи, запонки, красивые пуговицы с чьих-то мундиров...

-Не надо! Ты обещал! Ты же обещал! - завизжала Сириэль, кинувшись к магу. - Это ее! Это ее!

-Правда? - маг криво улыбнулся и с размаху всадил ногу в пол - кольца и сережки жалобно хрустнули. - Ой, какой я сегодня неловкий...

-Прекрати! Прекрати! - вцепившись ему в ногу, провыла Сириэль. - Это все, что от нее осталось!

-Глядите-ка, какая любовь, - скривился маг. - Какие у нас трогательные чувства по отношению к невинно убиенной матушке...на пару с которой вы жрали людей! - рявкнул он, отпихнув девушку так, что она безвольным кулем отлетела в другой конец комнаты. - Которую ты самолично сдала церковным палачам, свалив все на нее, чтобы тебе самой чешую не подпалили! Которую резали у тебя на глазах, а ты сидела и радовалась, что удалось так выгодно откупиться!

Лицо Крога было уже красным от гнева, но он и не думал успокаиваться. Растоптав все, что оказалось на полу, он со всей силы запустил коробочкой Сириэль в лицо - та весьма неудачно повернула его в его сторону.

-Даю тебе три дня, падаль. Если через три дня данные не будут у меня, то на четвертый на ужин у меня будут рыбные палочки! Филе сирены, запеченное с грибами и овощами! Или нет...я сделаю кое-что похуже...я выброшу тебя там же, где подобрал, и ты снова будешь побираться по прибрежным деревням! Ты меня поняла, тварь? Поняла?

-Д-да, - всхлипнула Сириэль.

-Прекрасно, - маг вновь плюхнулся на диван. - А теперь подбери сопли и иди, наконец, работать.

Лицо специалиста из "Авроры" было мрачнее тучи - поначалу Алеев ожидал от него какой-нибудь гневной выходки. Как ни странно, обошлось - лишь спустя четыре часа после того, как Сетку привели в сознание и уложили отдыхать, он вернулся в холодную комнатушку, где сидел лейтенант, разглядывая загнанные в дальний угол высоченные часы.

-Вы вывели Третью на операцию без блокировки, - сухо сказал он, сев в скрипучее кожаное кресло. - По всем правилам я уже должен был доложить обо всем полковнику. Если бы я действовал по всем правилам, вас бы сейчас уже увезли. Вы это понимаете?

-Да, - избегая взгляда специалиста, произнес Алеев. - Это больше не повторится.

-Хотелось бы верить, - бросили ему в ответ. - Итак, ситуация, наконец, стала понемногу проясняться. По крайней мере, теперь мы знаем, зачем они здесь.

-Вы, но не я. Что это за специальная часть?

-Не вашего ума дело, - пробормотал специалист, нервно кусая губы. - Однако же, как они узнали...впрочем, единственный более-менее известный компонент...учитывая, что летно-конструкторские испытания еще продолжаются...

-Да говорите же вы толком, - не выдержал лейтенант. - Зачем здесь это ваше чудовище? И...Сетка сказала, что с нею маг...

-Ситуация уже давно выскочила за рамки промышленного или военного шпионажа. В настоящий момент она может скомпрометировать куда больше. Почему, почему они не увезли ее раньше...

-Послушайте. Мы не сможем вам ничем помочь, если не будем толком знать, в чем, собственно, дело, - раздраженно сказал Алеев. - Ради чего мы, собственно, так рискуем?

-Ради очередной версии очередного элемента... - пробормотал специалист. - Части комплекса для автоматического управления массированным ядерным ударом. Слушайте, ваше дело - ловить всякую мистическую дребедень, равно как моя - разбирать ее после по винтикам. Влезать в проекты Минобороны ко всему этому явно не...

-Не относилось, пока та самая мистическая дребедень не оказалась у нас под носом и не начала убивать детей. Значит, наша цель была послана за...какой-то деталью. Где сейчас эта деталь?

-Покидает нас через несколько дней вместе с подлодкой, где в настоящий момент находится. И которая вынуждена была задержаться, после того, как один кавторанг был найден мертвым. Расследование затянулось...

-Вы уверены, что цель еще не получила то, что ей нужно?

-Даже если получила - она, судя по последним событиям, вышла из-под контроля. Или же и вовсе не выполнила свою задачу, переключившись на нечто более...приятное для нее. От гибридной особи ожидать чего-то иного и не приходится.

-Мы уже начали действовать, - помолчав какое-то время, произнес Алеев. - Образ у нас есть, вполне четкий. Конечно, они наверняка почувствовали Сетку, но город им просто так не покинуть - сами знаете, что все перекрыто. Как только Сетка проснется, образ будет записан через художников. Размножить и разослать - дело нескольких часов. Останется только...

-Ага, останется только найти иголку в стоге сена, которая, к тому же, вовсе не намерена сидеть спокойно. Если бы не дали Третьей превысить предел нагрузки, если бы вы не дали ей вести поиск так грубо и неосторожно, она могла бы выйти на цель чуть позже, и захватить ее тепленькой. А теперь нам придется действовать вручную. По вашей вине, контролер. Если хотите знать мое мнение, присвоить вам это звание поторопились...

-Я понимаю свой просчет. И я его исправлю. В первую очередь нужно усилить охрану детали...

-Вы слишком тормозите, лейтенант. Это, конечно же, уже было сделано, просто без вашего ведома.

-Ах вот оно что...значит, если бы информация об этой вашей "специальной части" не всплыла, вы бы так и продолжали молчать?

-Конечно, - резко ответил специалист. - Вас вызвали разобраться с гибридной особью и прекратить убийства, после того, как дело было взято на особый контроль. Ничего кроме. То, что вы узнали о...детали, есть лишь досадное недоразумение, но теперь, похоже, придется раскрыть и остальные карты. Промедление сейчас смерти подобно...для кого-то, возможно, в самом прямом смысле.

-Как поступим?

-Будите Третью и зовите художников, - пожал плечами специалист. - Образ нужен нам сейчас.

По правде говоря, выглядело все довольно-таки просто. По правде говоря, лекарства, которыми его, как обычно, накачали перед выводом на операцию, оставили в голове лишь способность гонять по внезапно опустевшему черепу какие-то жалкие обрывки мыслей, в каждой из которых сквозило чудовищное напряжение. По правде говоря, бояться было нечего, бывало и хуже - во много раз хуже.

Но ему почему-то все равно было сейчас не по себе.

Лин часто работал один, особенно в первые годы. Некоторые дела были сравнительно легкими: если потрудиться, можно было даже что-то вспомнить. Вот цель в сопровождении охраны выходит из машины - и, едва ступив на асфальт, сгибается в три погибели, а секунду спустя и вовсе валится на землю, суча ногами и пуская пену. Охрана в недоумении. Вот он, наконец, справляется с замком и заходит в спящую квартиру. А вот ее хозяин откидывает голову на подушку, обильно заливая ту кровью. Женщина, что была с ним - странно, в донесении говорилось, что сегодня цель будет одна - пытается закричать, но в итоге только открывает и закрывает рот, как выброшенная на сушу рыбина - а вот и она откидывается назад, ударяясь простреленной головой о стену, смешно вздернув руками - словно хотела собрать по осколкам свой череп и свою ускользающую жизнь. Вот троица хмурых людей прогуливается по парку - на первый взгляд ничего такого жуткого, но кому как не ему знать, что через три дня они устроят налет на местное отделение - человек, что идет в центре - его сегодняшняя цель - еще не знает, что похищенный у него ребенок уже отправлен на исследовательскую станцию "Авроры" и что оттуда он уже не вернется. Вот опасения командования подтверждаются и очередная цель оказывается слабеньким Мертвым Апостолом - действуя точно по инструкции, он немедленно вызывает подкрепление и терпеливо ждет, пока те замкнут кольцо. Никакого героизма с летальным исходом - такие вещи из них вытравливают не просто быстро, а очень быстро: Вторая Площадка лучше позволит себе потерять в эту ночь еще пару гражданских, чем специалиста, на подготовку которого ушло столько времени и средств...

В этот раз задача его практически идентична: обнаружить цель, доложить, дождаться остальных, ударить. Цель внушает опасения - согласно имеющимся на данный момент данным, она явно способна к какому-то виду контроля сознания - не чета Сетке, конечно же, но все жертвы сами впускали тварь в свои квартиры, все без исключения...

А еще та видеозапись, которая нашлась спустя двое суток непрерывной работы с информацией, выуженной посредством Третьей. Спроецировав полученные образы специально вызванным для этой цели художникам, удалось получить даже несколько вариантов - не самой твари, увы, но ее сопровождающего. Учитывая особый контроль, на котором оказалось дело, Лин ничуть не удивился, когда результаты появились уже к вечеру второго дня, но вот откуда они пришли...

Цели, проявив феноменальную наглость, прибыли прямиком в Ленинград, засветившись, несмотря на все свои старания, на камерах в аэропорту. И то, что попало в кадр, заставило поволноваться - особенно их нового контролера, который, похоже, многого ожидал, но не этого.

Они стояли тогда, разглядывая крайне нечеткое, все в помехах, изображение, пытаясь выудить из него максимум. Юрий, что стоял позади лейтенанта и Анны, вглядывался в странную парочку с минимумом багажа: высокий, крепко сбитый тип с растрепавшимися волосами, тащивший в одной руке небольшой потертый чемоданчик, и кто-то, кого он закрывал собой целиком и полностью - не заметить этого было попросту было нельзя.

-Этот явно калач тертый, - пробормотала Притворщик. - На камеры вообще не смотрит...

-А разве не должно быть наоборот? - спросил Алеев.

-Не-а, - бросила Вторая. - Достаточно использовать боковое зрение, это каждый дурак знает, - добавила она с откровенной издевкой. - Знаешь, если на милицию в метро будешь пялиться, то и они будут пялиться, а если так...им плевать, как правило.

-Он держит спутника в мертвой зоне, - добавил специалист из "Авроры". - Прикрывая, где необходимо, своим телом.

-Он боится, что она попадет на камеру, - задумчиво произнес Алеев. - Но не того, что ее увидят другие. Даже если бы там, допустим, были наши агенты - а профессионал должен был учесть их наличие в единственном пассажирском аэропорту города...он предпочел охранять своего спутника...спутницу, если верить Ольге, вовсе не от них. Следовательно...

-...прямого контакта они не опасались, - поддержал его специалист. - А это значит, использовалось некое средство для отвода глаз. Ну-ка, прокрутим еще разок...

Таких вот "еще разков" оказалось куда больше чем один - лейтенант и специалист смотрели запись часами, до красных глаз и черных точек в них же, изучали покадрово до головной боли, время от времени отвлекаясь на очередную чашку горячего кофе. В полночь пришло первое из ночных донесений - цель, обозначенная Третьей, как маг, взяла водный транспорт до Кронштадта - но лишь она одна. К и без того внушительной куче вопросов прибавился еще один, весьма важный - "каким же макаром", цитируя Анну, вторая цель - их главная цель - добралась до места назначения?

То, что ответ был найден, "стрелы" узнали благодаря удивленному вскрику лейтенанта - он-то их и разбудил. Не прошло и пары минут, как и Юрий, и Анна уже вновь толкались у монитора, на который мрачно пялились как специалист, так и Алеев.

-И что это такое? - ткнул лейтенант пальцем в остановленный кадр, ткнул во что-то темное, что буквально на секунду вылезло из-за спины мага.

-Это-то? - криво ухмыльнулся специалист. - Похоже, рыбий хвост. Попалась...

Цели были установлены и разобраны часам к семи утра, с трех до пяти же шла казавшаяся бесконечной трескотня по телефону. Сделав, наверное, сотое уже по счету приказание усилить меры безопасности какому-то важному лицу с местной военно-морской базы, специалист из "Авроры", затребовав еще один телефон - так получилось, что пока он выходил покурить, тот, что уже был в снятой квартире, начал обрывать сам лейтенант, и отдавать добычу вовсе не собирался - начал проверять, одного за другим, всех своих контактов - его рассерженный голос пробивался сквозь тонкую стену, постоянно заставляя дремлющего на шатком стуле Лина просыпаться вновь и вновь. Часа в четыре все имеющиеся данные были, наконец, сопоставлены: маг, опознанный Сеткой, не покидал с того момента радиуса охвата - судя по всему, залег на дно, оставляя оперативникам "Атропы" лишь один вариант: прочесать весь квартал, который был в скрытом оцеплении с того самого момента, как цель была зафиксирована Ольгой. Но вот сообщница этого типа, если предположения специалиста были верны, вполне могла проскользнуть, отведя глаза той же иллюзией, что использовала в аэропорту и все это время - и, если фальшивый облик был не единичным, задача усложнялась еще больше. Алеев, открыто тогда признававшийся, что голова его уже трещит по швам, сделал все, что мог сделать в этой ситуации, отдав приказ отправить по паре человек с хоть каким-то "фильтрами" ко всем объектам, где потенциально могла появиться цель. Прекрасно понимая, что биноклями и приборами ночного видения ограничивать дело нельзя, контролер отдал и следующее распоряжение - к школам и детским садам, особенно тем, которые находились в радиусе последнего раскрытия Ловчей Сети, должны были как можно быстрее подвезти камеры с электронными мониторами, через которые и предполагалось просматривать гостей. Обязанности самих же "стрел" были распределены так же быстро и четко - Лин порядком удивился, глядя, как быстро справился с собой и ситуацией взмыленный лейтенант, быстро составив план действий. Анна и специалист из "Авроры" отправились прямиком на базу ВМФ - и если второму предстояло пробираться через все наставленные по его же приказу кордоны, размахивая документами, то Притворщик вовсе не собиралась показываться кому-то на глаза - натянув костюм и проверив последний раз связь, выскочила в ночь, оставшись лишь точкой на загнанном в дальний угол комнаты радаре контролера. Сетка и сам лейтенант отправились в тот самый квадрат, где Ольга впервые засекла цель - им предстояло убедиться, что кольцо сжимается и что даже если маг проскользнет каким-то образом мимо солдат, то не мимо Третьей "стрелы". Что же до Юрия, то ему досталась с одной стороны куда менее опасная чем Анне, но с другой - куда более проблемная задача: проверкой всех тех мест, где ожидали цель...

Это была с виду самая обычная школа, разве что место для нее выбрали какое-то уж больно мрачное: сухой серый пустырь, со всех сторон отгороженный высоким сетчатым забором. Была, впрочем, еще одна деталь, важная сейчас лишь для них - именно здесь училась предпоследняя жертва, именно сюда отдал своего ребенка тот человек, что тряхнул позже связями...

Не было ничего удивительного в том, что сюда прежде всего направили именно "стрелу".

Согласно последнему сообщению от лейтенанта, вскоре должны были прибыть также три-четыре человека в штатском и быстро развернуть на входе необходимую аппаратуру. Учитывая, что сейчас было еще лишь восемь часов с небольшим, а кое-где камеры уже установили, страшно было даже представить, в какой дьявольской спешке это все делалось. Юрий, впрочем, не представлял - очищенный лекарствами разум целиком концентрировался на задании. Задании, для которого его внешний вид, как заметила Вторая, так плохо подходил...

Юрий слабо понимал, в чем проблема с его одеждой - вроде бы он был одет по форме, как и всегда, да и лицо надежно было прикрыто шарфами - но Анна считала, что если после всех этих чудовищных убийств рядом со школой увидят кого-то, похожего на него, то попросту растерзают на месте. Почему? Что было не так? Долор предпочитал не задаваться этими вопросами, а делать дело, даром что препараты пока что помогали - помогали мыслить четко, не паниковать и принимать взвешенные, логичные решения. Прежде всего он, добравшись до очередной цели, связался с контролером и убедился, что лейтенант - и уши и язык, у него, наверное, уже отнимались от такого количества звонков и споров - дозвонился до этого учебного заведения и предупредил, чтобы не поднимали шума: странная фигура, что осматривает территорию, равно как и скоро ожидаемые люди, здесь для их безопасности и только для нее. Обойдя как основное здание, так и подсобку, оказавшись таким образом в пустынном заднем дворе, Лин медленно, словно сомнамбула, двинулся в сторону площадки, обсаженной порядочно проржавевшими уже спортивными снарядами. Такое обилие предметов в относительной близости не могло не вызвать очередного приступа - и лекарства его подавить, увы, никак не смогли.

нужно подойти вот к этому турнику и тронуть левой рукой без перчатки нужно нужно нужно смотрите смотрите я иду вот оно здесь здесь остановиться и вычертить линию надо идти в здание идти в здание ты знаешь что если пойдешь в здание не по дорожке то сердце того ребенка что ты видел десять минут назад лопнет а ты знаешь знаешь знаешь

Там, где не помогали лекарства, должна была помочь - пусть оно и не всегда работало, конечно - старая схема: клятвенно пообещать самому себе, что ритуал будет выполнен через пять минут, и, быстро переключив внимание на что-то еще, попытаться забыть об этом самом обещании, занявшись делом. Сложно, но возможно. Присев на краешек шершавой деревянной скамейки, Лин направил взгляд в сторону ограды.

где же они где должны сменить они не придут потому что ты не сделал то что надо они не придут потому что ты не сделал ничего из того что был должен они не придут ты должен встать и пойти внутрь сейчас

ты убьешь детей там прямо сейчас ты убьешь их всех ты возьмешь пистолет и будешь нет нет нет нет нет такие простые цели ты не хочешь но ты это сделаешь если немедленно не догонишь того человека и не скажешь ему

я буду стрелять я буду стрелять я буду стрелять я не буду стрелять я не буду стрелять я не буду стрелять

три по три, три по три, и еще три по три, но нужно девять, нужно девять "три по три"...

Как и всегда, это нарастало, как снежный ком, и катилось все дальше и дальше, угрожая погрести под собой его несчастный рассудок. Запустив руку в карман и нащупав свой верный пистолет ПСС, Лин почувствовал, как волна безумия потихоньку начинает откатываться назад, разбившись о берег из прописанных ему препаратов - пусть и не до конца...

Нужно было сосредоточиться на задании. Нужно было дождаться подкрепления и попытаться продумать план действий, на случай если цель окажется здесь раньше.

Где-то вдалеке прозвенел звонок, где-то вдалеке захлопали двери. Подкрепление опаздывало - смертельно опаздывало, равно как и нужные мысли, все никак не приходившие ему в голову. Отвлекали равно как мысли другие, так и эти приглушенные крики...

Крики?

Вскочив с места, Лин стремительно кинулся на звук - тот доносился из-за приземистой сараюшки, в которой, наверное, держали всякий инвентарь. Привычно проверив оружие, Юрий не торопясь, но и не спеша сверх меры, двинулся вдоль стены, анализируя звуки. Речь, вполне человеческая. Удары. Резко выступив из-за угла, уже догадываясь, что увидит, Лин оказался достаточно близко к сцене жестокого избиения - избиения, что уже подходило к своему логическому концу: трое мальчишек лет четырнадцати толкнули напоследок четвертого - он все еще делал вялую попытку подняться - и, словно удостоверившись, что уткнувшись лицом в песок и мелкие камушки, он там и останется, быстрым шагом последовали прочь.

Никто из них не слышал тихих шагов Лина, никто из них не обернулся - и потому заметила застывшего на месте Первого лишь их жертва - лохматая, в помятой рубашке, всего на пару лет его младше. Поднялся он достаточно резво для человека, которого так долго и так целенаправленно колотили - причем колотили старательно, чтобы не оставить заметных следов. Раскрыв шире опухшие глаза, мальчишка с нарастающим ужасом вгляделся в замотанное шарфами лицо Долора, вытолкнув сквозь заляпанные кровью губы:

-Вы...вы кто?

Все это было так знакомо...ему - еще до того, как он угодил в лапы "Авроры", конечно же - тоже порядком доставалось за его "причуды", но уже тогда Лин научился переносить это. В конце концов, они были правы - он был ужасным человеком - вероятно, все окружающие это подсознательно чувствовали, вот и атаковали превентивно...

-Вы кто? - повторил мальчишка, уже относительно твердо стоящий на ногах. - Вы что здесь делаете?

Взгляд его был знаком Лину, взгляд такой означал одно - в любую секунду человек этот может сорваться с места и броситься бежать.

Лин думал промолчать и отвернуться - пока его разум не зацепился за что-нибудь в этом "госте" и не начал его мучить, но было уже поздновато - зацепку разум таки нашел.

Скажи ему правду или ты его застрелишь. Прямо сейчас.

Я его застрелю, я его не застрелю, я его застрелю, я его не застрелю...

Три по три. Сейчас ему нужно было четкое "три по три", но он снова сбился...

-Осуществляю поиск гибридной особи, - заглушенный шарфами голос Лина звучал очень невнятно и тихо.

Ты сказал, ты сказал, ты сказал.

Меня расстреляют, меня не расстреляют, меня расстреляют, меня не...

Глаза мальчишки, бывшие до того по пять копеек, ощутимо прибавили в цене - рублей до десяти точно. Сделав один нерешительный шажок в сторону Долора, он вновь заговорил:

-Кого-кого?

Он старался, как мог, но приступ, как и почти всегда, был сильнее. И вот, он снова заговорил:

-Гибридная особь, водный тип, вероятно, относится ко второй или седьмой категории по каталогу Ашкенази, - глухо произнес Лин, почти что кожей чувствуя, как торжествует его болезнь, одержавшая очередную победу. - Генерация иллюзий, контроль разума типа...

Странно, почему он не бежит? Для гражданского лица это должно быть уже слишком, особенно для простого ребенка. Особенно - для того, кого только что так отделали. Он должен был убежать, но он почему-то продолжает задавать вопросы - видимо, вовсе не воспринимает происшедшее как реальность. Или же пытается от весьма болезненной для него реальности отгородиться, используя странного гостя как спасательный круг.

-Вы кто сами-то?

-Долор, - на такие вопросы у него давно уже не было иного ответа. - Боль.

-Боль?

Мальчишка уже бел как полотно, до него, наконец, начинает что-то доходить сквозь пелену шока. Однако, когда он заговаривает, голос его резко контрастирует с выражением лица.

Такое спокойствие Лин уже видел - у солдат, понимающих, что смерть неизбежна.

-Вы с ней заодно, да? - выдыхает его собеседник. - Как они, да?

С ней?

Не может...

-Не понимаю, - осторожно произнес Юрий, стараясь не спугнуть гражданского, и так уже бывшего, похоже, на грани паники. - С кем именно?

-А вы сразу меня убьете? - голос почти не дрожит - почти. - Или как?

-Я не убью тебя, - спокойно повторил Лин. - Про кого именно ты говорил сейчас?

-Какая разница? - выкрикнул мальчишка. - Мне никто не верит! С того дня никто не верит, все только...только...

Перевести тему. Перевести тему на что угодно еще, отвлечь, потом вернуться. Вроде бы в той книжке так рекомендовали...

-Почему ты не в здании? - хрипло спросил Долор.

-А ты не видел, почему? - выкрикивает тот в ответ. - Не видел? Давай, чего ты ждешь? Убей меня уже! Убей!

Боль связана в тугой пучок в этом крике, боль, что копилась очень, очень долго и отчаянно ищет выход.

Как знакомо. Он, наверное, тоже плохой человек. Иначе не бывает. Иначе его бы не атаковали превентивно.

Бояться было уже нечего - он сказал слишком много, чтобы это гражданское лицо можно было теперь отпустить. Кому-то стирание памяти, кому-то жестокий выговор...судьба у каждого своя, но, что характерно, одинаково поганая.

Бояться уже было нечего - и именно поэтому он делает то, что делает. Вытягивает вперед руку в толстой перчатке, и, растопырив пальцы, резко говорит одно только слово:

-Остановись.

Глаза, плохо, но все еще заметные среди нагромождения шарфов, вспыхивают молочно-белым. Мир вокруг словно только что кто-то залил чернилами - на какие-то несколько секунд там не остается ничего, кроме его цели - почти прозрачной, просвеченной насквозь. Не человек - схема, ошибки в которой он отчетливо видит и интуитивно исправляет.

Мальчишка отшатывается назад, почти уже закричав от ужаса. Застывает на месте, смотрит на него опустевшим от удивления взглядом. Проходит почти полминуты, прежде чем он, наконец, зашевелившись, удивленно ощупывает свое лицо, руки...

-Что это?

-Болевые ощущения лишь притупились, - мрачно говорит Лин. - Вернутся в течение часа или двух.

-Вы...но как? Вы кто такой вообще?

Лин молчит - сейчас надо вытянуть рацию, узнать, когда будет подкрепление, и, едва те придут, сдать им гражданского. И получить свой выговор, конечно.

-Так вы меня...не убьете?

-Никак нет. Я не убийца, - терпеливо сказал Лин - любой другой на его месте наверняка бы уже вскипел, но он привык к повторениям всех видов и форм, привык уже давно. - Я только ищу здесь убийцу.

-Как...как вы это сделали? Я...я вообще ничего не чувствую...

Лин молчит, нервно подернув плечами, как бы давая понять, что сам не в состоянии объяснить.

-Почему? Почему вы мне...помогли?

Потому что мы все плохие люди...

-Не знаю, - тихо ответил Лин. - Я...вспомнил что-то. Что-то, что было до лекарств. Не пытайся бежать, - говорит он, приходя в себя. - Тебе придется пройти с людьми, которые скоро придут сюда. Твоей жизни ничего не угрожает...

-Жизни, - выдохнул его собеседник. - Это жизнь? Зачем такая жизнь? Зачем вообще жизнь?

-Живешь, чтобы не умереть, - тихо ответил Лин. - Чтобы выполнять поставленные задачи. Разве не так?

-Вы...вы странный. Если вы не убийца, то кто? - сделав еще несколько шагов в его сторону, собеседник Лина остановился у стены. - А что вы еще можете?

-Боль, - вложив в это слово все, что было нужно, произнес Юрий. - Ты...ты не боишься?

-Нет. Мне уже все равно. Сегодня вы мне помогли, кто бы вы ни были, завтра все повторится. Послезавтра. Всегда. Лучше бы вы были убийцей. Лучше бы вы были с ними заодно. А вы можете...ну...

-Что?

-Чтобы так же. Без боли. И навсегда?

-Без боли нельзя обойтись, - помолчав какое-то время, говорит Лин. - Можно умереть, так и не узнав, от чего.

-Можно умереть, - повторил мальчишка. - Хорошо бы было. Не придется больше сюда ходить. Не придется больше...а вы не...не можете...

-Нет. Жди здесь, скоро все закончится, - повторил Юрий.

Я не силен в допросах. По крайней мере, в допросах детей. Пусть этим занимается специалист...

-Вы спрашивали...вы ведь ту женщину ищите, да?

Вот оно!

Шагнув вперед - и подняв в воздух тучу пыли - Лин схватил мальчишку за плечи, встряхнув, как куклу.

-Вероятно, женщина. Вероятно, странная женщина. Вероятно, ходила здесь вокруг, может, заглядывала на территорию. Все так?

-Д-да... - вырвавшись и отскочив на несколько шагов, собеседник Лина воровато оглянулся по сторонам. - Откуда вы...

-Говорю же. Мы посланы за ней, - повторил - в который раз - Юрий. - Можешь ее описать? Подробно!

-М-могу...только...она же и вас...

-Что?

Мальчишка не ответил. Как-то весь сгорбившись, он отошел к стене, будто надеялся сквозь нее провалиться - куда-то, где ничего страшного уже не будет. Несколько лет назад Лин бы его прекрасно понял...

Сейчас? Сейчас он твердо знал одно - бежать было некуда.

-Я все тогда видел, - глухо проговорил он, глядя прямо в глаза Лину. - Все. Пришла к воротам. Высокая. Вся в золоте. Я уже домой выходил, видел...Гену остановила. Что-то сказала и он с ней пошел как на веревочке. Мы кричали, а он повернулся и... - голос мальчишки стал совсем неразборчивым. - У него глаза были...как у куклы...

Геннадий Шубин, 12 лет, Леонид Шубин, 42 года, Светлана Шубина, 36 лет...

Нужно запросить описание внешности. Нужно...

Нужно пойти и дотронуться до той железной двери. Начав с левой ноги. Нужно достать пистолет и продырявить голову этому гражданскому. Нужно...

Нужно говорить, говорить, говорить. Не говорить, не говорить, не говорить...

-Ты сказал, что кто-то здесь "с ней заодно". Поясни.

-Я...я все рассказать хотел. Потом. Когда милиция приезжала. Ну, на следующий день...

-Рассказал?

-Нет. Тогда...тогда все стало хуже. Они и раньше...но теперь совсем взбесились. Они стали...ходить за мной, как привязанные...следить, что я говорю. Все. Вообще все. Я хотел рассказать, а они...каждый день с тех пор...

Ситуация определена. Те трое под контролем, вероятно - наметила жертв заранее. Держит свидетеля вблизи, изводит с помощью своей же будущей еды. Зачем? Можно было заставить замолчать навсегда или изменить воспоминания. Хочет помучить? Вероятно. В отчетах упоминалось, что остальные члены семей также убивались долго и болезненно - в этом нет логики, только...как там...садизм? Вероятно...

Вероятно ты умрешь сейчас, если не ткнешь его пистолетом в левый глаз. Вероятно, ты умрешь сейчас, если не...

Я убью его, я не убью его, я убью его, я не убью его...

-Я понял, - тихо кивнул Юрий. - Можешь не продолжать. Сейчас прибудет подкре...сейчас прибудут еще люди. Ты пойдешь с ними и дашь им описание этой женщины. Подробное. Все будет...

Ничего.

Ничего не может и не будет быть в порядке.

И ты это знаешь как никто другой.

-Я...я ее и вчера видел. Из...из окна в классе. Ходила вдоль ограды.

-Примерялась.

-К...чему? - с опаской спросил мальчишка.

-Выбирала еду, - пожал плечами Лин. - Из учеников данного учреждения.

-Еду? - почти выкрикнули в ответ. - Значит...это правда...ну, что там писали...

-Гибридная особь, - повторил Лин, несколько недоумевая, почему гражданский не понял с первого раза - это же было так просто. - В группе риска, в основном, дети. Такие, как ты.

-Как...я? А она...

-Не стоит бояться. Мы не позволим ей продолжать.

-Да я не боюсь! - взорвался собеседник Лина. - Я уже сказал, мне все равно! Жизни и так не было, а сейчас совсем нет! Хотите - с вами пойду, покажу вам ее, если еще раз заявится!

-Хорошо, - просто ответил Лин, чем несколько ошарашил мальчишку - тот, вероятно, думал, что с ним будут спорить или же сразу откажут. - Твоя информация может быть полезной.

-Вы...вы серьезно сейчас, да?

-Ты сказал, что тебе все равно, выживешь ты или умрешь? - тяжело протянул Юрий. - Если так, будешь нашей приманкой...

Обруч из странного, изрытого гравировками металла был достаточно тяжел и к тому же порядком холодил голову, нисколько не становясь теплее со временем. Обруч сильно давил на виски, да еще и выбивался из-под волос - Алеев предпочел бы обойтись и без него, но сейчас это было ровным счетом невозможно: операция, которую он вел - первая его настоящая, серьезная операция - должна была пройти без единой помарки, без единого повода для специалиста из "Авроры" или какого-нибудь иного, ему неизвестного шпика докладывать полковнику о просчетах лейтенанта или пренебрежении им установленными порядками.

Оцепление сжималось, равно как и Ловчая Сеть, накрывшая сейчас максимально возможную для Ольги площадь. То, что кое-какая информация об убийствах все-таки просочилась сквозь блокаду Клуба, как ни странно, даже упростило ситуацию: к поискам "сумасшедшего убийцы" или как там его еще окрестили для непосвященных, теперь можно было без помех подключать милицию, что и было сделано - по крайней мере, они были теперь уверены, что никто не будет путаться под ногами, что всех ненужных людей удержат на нужном расстоянии.

Оперативники "Атропы" прочесывают улицы. В дома заглядывать никто даже и не пытается - данных от Третьей на этот счет не поступало, следовательно, цели там нет и не было. Оперативники "Атропы" прячут лица за черными масками, тяжело дышат, проверяя очередной пустой дворик. Хорошо, когда спина прикрыта, хорошо, когда посторонних с улиц убрали - это позволило даже задействовать привезенного в страшной спешке "глушителя". Четыре отделения, и из них три вовсю радуются, что это "чучело" приписано было не к ним - большинство солдат, несмотря на многочисленные уверения в полной лояльности искусственных людей, нет-нет да и травят байки про гомункулов с замкнувшими мозгами...

Угрюмо уставившись в довольно-таки примитивный радар, лейтенант в который раз поправляет наушники, нахлобученные поверх защитного обруча. В который раз стучит пальцем по подведенному ко рту микрофону, скосив глаза, смотрит на карманные часы - старенькую "Молнию" с огромным паровозом - в который раз ждет докладов.

-Ноль, я Вторая, прием, - трещит в ушах, заставляя его напрячься пуще прежнего. - Ноль, я Вторая...

-Вторая, докладывай, прием.

-Ноль, я на точке. Вся подлодка спит, прием.

Что-что?

-Вторая, прошу повторить, - спокойствие изменяет ему, заставляя забыть про сухой язык радиообмена. - Что там творится?

-Ноль, весь экипаж в отключке. Убитых нет, два легкораненых. Сейфы выпотрошены. Мы опоздали, прием.

Скорее, мы по уши...черт...

Само собой, она не могла унести с собой деталь, даже частями. Значит, максимум, что цель могла успеть - сделать снимки, забрать документацию, возможно, покопаться в...

-Вторая, проверь деталь, - постепенно обретая спокойствие, забубнил Алеев в микрофон. - Разбуди кого-то, допроси, далее доложить, прием.

-Ноль, выполняю...

Спокойно, еще не все потеряно. Ей нужно встретиться с магом, а мага мы почти уже взяли. Значит, шансы еще есть...

И ты правда в это веришь?

-"Стрела"-ноль всем, - пододвинув микрофон поближе, прошипел Алеев. - Задача-1 провалена, радиус охвата цели-1 - больше на...

-"Стрела"-три всем, - слабый голосок Сетки хорошо слышен лишь в наушниках, пусть Ольга и сидит сейчас позади него самого, у обшарпанной стены. - Цель зафиксирована. Второму отделению лево, вперед, переулок, право, вперед, контакт в два-три, прием.

Как неладно, как паршиво...группа с "глушителем" от мага так далеко сейчас...нервно прикусив губу, лейтенант быстро подтвердил приказ, почти что передав командование Ольге - впрочем, с этим можно было не заморачиваться: при необходимости она бы и так взяла на себя прямой контроль, поведя солдат куда требовалось - хотя это, конечно, было бы более чем неприятно для обеих сторон.

-Ноль Третьей, доклад по цели-2...

Договорить он не успевает - слабый вскрик Сетки прорывается даже сквозь толстые наушники.

-Ноль Третьей, что у вас? - рявкает он в рацию, вовсю ощущая глупость ситуации - ведь всего-то надо обернуться - обернуться и только...

-Какие-то чары... - испуганно затараторила Ольга. - Он подготовился после прошлого раза, он ответил. Он ждал, пока я его найду, он ждал, он ответил, он теперь знает, что мы здесь!

Твою же дивизию...

-"Стрела"-ноль - всем, - справившись с собой, бормочет лейтенант. - Двигаться по направлению Третьей, приготовиться к ментальному воздействию...

Слабый голосок Ольги подсказывает, что цель идет на прорыв, отчаянно петляя между зданиями - похоже, маг решил, что терять ему уже нечего. Или же он куда умнее и опаснее и попытается вначале нейтрализовать наблюдателей, ослепив всех остальных...

-Ершов, Горсткин - окна, Кульков - вниз, поднимай оставшихся, - не оборачиваясь, бросил Алеев бойцам немногочисленного командного отделения. - Ждем гостей.

-Что-то здесь! - вскрикнула вдруг Сетка. - Как они...

Крик Ольги слился со звоном треснувших окон.

Мальчишку, как быстро выяснилось, звали Виктором. Еще выяснилось, что он имел склонность к большому количеству вопросов, что не могло не добавлять Лину определенного рода проблем.

Связь с лейтенантом по каким-то причинам отсутствовала - отправив одного из прибывших в качестве подкрепления людей к командному пункту, Юрий и двое оставшихся быстро составили план дальнейших действий. После того, как один из вновь прибывших бойцов, куда как более чем Лин, способный к переговорам, как следует расспросил их будущую приманку, то выяснилось, что последняя даже запомнила, в какую примерно сторону днем раньше уходила их цель. Ответственность за всю эту часть операции, спланированную на месте, меньше чем за двадцать минут, конечно же, целиком и полностью была на нем, на Юрии. Такое уже бывало - если не было возможности ни получить инструкции, ни доложить о состоянии дел, оставалось одно - разбираться самому, выбрав самый логичный вариант из всех доступных. И отвечать за него потом, если все вдруг пойдет прахом.

Приманке, похоже, и правда казалось, что ей уже нечего терять: ставшие совсем невыносимыми после встречи с целью издевательства, постоянный страх, что он будет следующим и полная невозможность заставить кого-то поверить в то, что он видел и слышал, сделали свое дело, а уж появление "стрелы" и переодетых солдат...

Неизвестно было, считал ли мальчишка это сном, интересным приключением или же попросту надеялся отомстить за знакомого из младшего класса - если, конечно, предположить, что такая мысль вообще могла прийти ему в голову - а возможно - очень даже возможно - причиной всему был старый добрый страх, который порой гнал людей вперед почище чего другого. Как бы то ни было, план был составлен и пущен в дело: приманка медленно следовала по маршруту, где могла появиться цель, в то время как Лин и остальные вели скрытое наблюдение. Преодолевая одну унылую улочку за другой, Юрий не мог не думать о том, что сейчас с лейтенантом и Сеткой - и мысли эти, подстегиваемые болезнью, становились хаотичнее с каждой минутой. Сетка не могла просто так погибнуть, просто так исчезнуть, как не могла и Анна - он почти что верил в это, хотел верить, просто потому, что не знал, что будет делать, если одной из них вдруг не станет...

Из головы не шли также и вопросы приманки, которые кончились, к счастью, после того, как ей объяснили задачу и послали ее выполнять. Впрочем, одну вещь, на которую обратил внимание мальчишка, не приняли во внимание ни Лин, ни солдаты, давно знавшие об иллюзии, под которой прячется их цель: заметив странную обувь Юрия, которая оставляла повернутый в противоположную сторону след, приманка рассказала, что их цель следов вовсе не оставляла - по крайней мере следов человеческих - лишь что-то глубокое, широкое - словно огромная змея протащилась. Это тоже могло бы пригодиться - если бы, конечно, удалось проверить ее не на асфальте...

А пока что приманка, которой придали самый жалкий и безобидный вид, какой только можно было придать за двадцать минут, шаталась по пустым утренним улочкам, особое внимание уделяя всяким пустырям и подворотням, а также любой мало-мальски подозрительной женщине, которую встречала на пути и, согласно плану, просила немного мелочи для телефона-автомата, упирая на сложность и срочность ситуации. Впечатление человека, которого сейчас точно некому будет искать - вот чего они добивались - и понять, хватит ли этого, сразу же, к сожалению, было совершенно невозможно...

Связь, наконец, восстановилась - услышав голос Второй, докладывающей контролеру, Юрий почувствовал ни с чем не сравнимое облегчение...

-Ноль, весь экипаж в отключке. Убитых нет, два легкораненых. Сейфы выпотрошены. Мы опоздали, прием.

...которое почти сразу же испарилось, едва он вник в смысл сообщения.

Провал. Полный провал.

-"Стрела"-ноль - всем, - слышен голос лейтенанта по общему их каналу. - Двигаться по направлению Третьей, приготовиться к ментальному воздействию...

Кажется, сейчас они возьмут мага. Мешать группе контролера, конечно, сейчас может быть опасно, но надо же сообщить об их собственном плане, надо же запросить инструкции...

Она сбежала, сбежала, сбежала, сбежала. Все потому, что ты ничего не сделал. Если бы ты обошел тот фонарный столб слева, а не справа, она бы не...

Хватит, хватит, хватит!

Не сейчас, пожалуйста!

Когда Лин, наконец, решился использовать рацию по назначению, с той стороны вновь был один только треск - связь, похоже, была здесь совсем негодной. Значит, ничего не остается, как действовать по плану...

...или сворачивать его и двигаться на новую точку? Если цель уже нашла то, что ей нужна, ей теперь наверняка не до детей, теперь она попытается покинуть город...

....или все же...

Чувствуя, что мозг скоро вскипит, Лин попытался сконцентрироваться на задании - приманка, чьи карманы, наверное, уже разбухли от выпрошенной мелочи, зашла на очередную узкую улочку, двигаясь нарочно нервным, дерганым шагом. Надо признать, им с приманкой повезло - этого гражданского даже учить ничему не пришлось особо...

Мальчишка вдруг встает, как вкопанный - они, притаившиеся в очередном подъезде, видят, что его буквально начинает трясти. А вот к нему кто-то подходит, но разобрать толком нельзя почти ничего - все скрывает высокий капюшон.

-Приготовиться, - пробормотал Лин. - Ведем до укрытия, там уничтожаем.

Вытащи пистолет и выстрели сейчас в ту машину, вытащи, вытащи, вытащи...

Это определенно цель - ошибки быть не может. Иначе с чего бы ему так дрожать? Цель среднего роста, в теплой, по погоде, куртке, с перекинутой через плечо тяжелой сумкой. Совершенно не походит на описание, которое ранее давал им мальчишка, но, похоже, в ее арсенале далеко не одна иллюзия...

Разговор кончается быстро - а приманка, похоже, уже ничего на свете не боится - вон как припустил следом за целью...

Воздействие было, осталось понять, какое именно. Зрительный контакт, или все же чары наложены с использованием голоса? По крайней мере, от первого у него есть какая-никакая защита: махнув рукой обоим бойцам - и вот они уже следуют за целью на расстоянии, соблюдая предельную осторожность - Лин вытащил из одежд и натянул, быстро сбросив шарфы, свою маску - вставленные туда линзы должны были чуть искажать видимость, препятствуя нормальной встрече взглядов. Проверив - уже третий раз за последние пять минут - на месте ли пистолет, он кинулся следом....

Цель явно торопится. Походка быстрая, неровная, сумка на плече болтается из стороны в сторону. Мальчишку она гонит перед собой - создается ощущение, что в этом конкретном случае она попросту не хочет упускать шанс, хотя понимает, что времени у нее в общем-то не так уж и много.

Налево, в проулок. Прямо. Спрятаться за мусорным баком, переждать. Снова в путь. А теперь - через улицу, укрываясь за машинами. Карта района прочно сидит в голове, в конце концов, он зубрил ее часа два, через каждые десять минут сворачивая и снова разворачивая...карта эта подсказывает, что дальше будет один старый дворик...

По-хорошему, надо бы стрелять уже сейчас - уже раза три у него была отличная позиция. Но нужно подтверждение, нужно как воздух, а цель пока что толком и не разглядеть.

Те двое словно где-то потерялись, но он знает, что теряться такие люди не умеют - они следуют за ними, неотступно и незаметно. А вот и дворик...а вот и цель...

Цель быстрым шагом миновала грязную подворотню, толкая приманку перед собой. Он следовал за ними, осторожно готовясь к стрельбе и вспоминая, как обычно, старые слова Полковника, который занимался когда-то ими лично.

Не целься сперва в голову, не рискуй попусту, дурачье. Вначале по корпусу, а вот затем...

Ошибки быть не могло - она вела его к парадной.

Значит, все-таки она.

Еще шажок вперед - припасть на колено, стрелять...

Мальчишка чуть дернулся в сторону - словно спиной почувствовал, что сейчас будет - а Лин уже пустил пулю.

И с удивлением увидел, как она прошла насквозь, на мгновение превратив бок цели в туманную дымку - настоящее тело ее, похоже, было далеко не таким широким....

Цель стремительно обернулась - даже раньше чем он сделал необходимую поправку - красивое лицо исказилось от гнева:

-Думаете, я вас не чуяла? Горстка идио...

Настоящим идиотом, как сказал бы сейчас, будь он здесь, Полковник, является тот, кто болтает, когда надо бить. Лин в эту категорию попадать не хотел, и выстрелил вновь, зная, что в подъезд уже бежит его подмога...

Цель рванулась вперед с такой скоростью, что лишь мелькнула в глазах Лина чем-то темным и скользким, проступающим поверх тумана, и нанесла сокрушительный по своей силе удар высвобожденным из-под иллюзии хвостом, опрокинув "стрелу" назад...

...и освобождая тем самым линию стрельбы для обоих бойцов, чье оружие заговорило почти сразу же.

Заговорила и цель - если это можно было вообще назвать голосом - и звук этот, пусть и не остановил пули, но стрелков - вполне. Уже бывший на ногах Лин с ужасом услышал грохот выброшенного оружия - а затем, раньше чем он успел что-то сделать, голос цели добрался уже и до него, проскребся в и без того утомленный постоянными приступами разум, и почти мгновенно поставил тот на колени - а через полминуты бросил туда же и одеревеневшего его хозяина. Он никогда не слышал таких голосов: пара слов и его череп, всегда переполненный ненужными мыслями, опустел целиком и полностью. Долор затаил дыхание - он не хотел больше ничего другого, кроме как слушать ее...

-Идиоты, - повторила цель. - Вы уже мои!

Что-то маленькое и темное со всей силы ударило по окнам, мгновенно лопнув при контакте и брызнув багряной жижей: не успели еще осколки коснуться пола, а в комнату, истерически чирикая, ворвались какие-то болезненно-раздутые темно-оранжевые крылатые комки с изуродованными клювами, больше похожими на здоровенные комариные жала.

За какие-то секунды до того, как начался хаос, лейтенант внезапно понял, как легко маг их провел, понял, как он думал: противник уже прекрасно знает, кого искать, и, зафиксировавшись на нем, будет вести его и только его одного - кто же в такой момент обратит внимание на безмозглых фамильяров, которым можно было, к тому же, задать программу поведения задолго до того, а потом, едва станет ясно, где засел наблюдатель, подтолкнуть коротким импульсом - гарантирующим то, что их обнаружат лишь тогда, когда будет уже поздно...

Едва увидев то, что ворвалось внутрь, Алеев со всей силы оттолкнулся ногами от стола, падая назад вместе со стулом. Удар почти целиком приняла на себя спинка последнего, так что он не почувствовал почти ничего, и, не теряя времени, откатился в сторону под вопль Горсткина, в лицо которому прыгнули сразу две жуткие "птички" - и, едва коснувшись кожи, лопнули с противным хлопком. Крича так, как не способен, казалось бы, кричать человек, Горсткин принялся остервенело стирать с лица залепившую то густую темно-красную массу, которая, как в ужасе заметил Алеев, сходила вместе с самим лицом...

Ершов оказался расторопнее - прыгнув вперед, закрыл собой сжавшуюся в своем кресле Ольгу - и, резво подняв пистолет, сшиб еще одного крылатого уродца. Это было ошибкой - багряные брызги окатили солдата, заставив отшатнуться к стене и выронить ствол. Последний, не считая самого лейтенанта, дееспособный боец, не найдя ничего лучше, запустил в оставшиеся живые бомбы табуреткой, успешно вытолкнув часть чирикающей массы обратно на улицу.

Алеев был уже на ногах. Не пытаясь даже выхватить пистолет - к чему это приводило, он уже имел отвратную возможность наблюдать - лейтенант сорвал с себя кобуру, и, кое-как закрываясь другой рукой, рванулся вперед, отгоняя оставшихся птиц от Ольги своим импровизированным оружием. Как выяснилось в следующие несколько мгновений, создания эти были очень хрупкими: одной гадине хватило лишь легкого касания, чтобы отлететь к стене и быть об нее же размазанной. Вот только оставалось еще три птицы...

Первая, яростно вереща, спикировала вниз, метя в лицо лейтенанту - раскрученная кобура отбила ее в сторону, расплющив о подоконник - во все стороны брызнули горячие алые капли. Другая нацелилась на последнего человека с оружием наготове - рядовой Кульков выпустил уже несколько пуль, но задеть верткого фамильяра у него никак не получалось. Отчаявшись, боец, выскочил за дверь, позволив летучей гадости проверить ту на прочность. Дверь оказалась прочнее - боец смог лично в этом убедиться, быстро забравшись обратно в квартиру.

Последняя птичка вдруг вспыхнула синим пламенем, и, издав такой стрекот, что у всех заложило уши, спикировала прямо на стол, разбив себя о радиоаппаратуру. И, конечно же, заляпав ту своими ядовитыми внутренностями от и до.

Оглядеться, заняться ранеными, вызвать помощь...проверить, как там Сетка, не угодила ли эта дрянь и на нее...

То, что надо делать, он понимает быстро, вот только не успевает почти что ничего: с громким хлопком дверь выносят внутрь. На пороге - тот самый высокий маг с растрепанной прической. Глаза старые и внимательные. Страха в них нет, он уверен в себе. Встретишь такого в темном переулочке - до конца жизни потом будешь шарахаться от собственной тени.

Кульков вскинул пистолет раньше, чем лейтенант справился со своим - маг рявкнул нужные слова еще быстрее, выпростав вперед левую руку - даже сквозь одежду было видно полыхающие каким-то гнилостно-зеленым светом перекрученные узлы Метки. Боец не раздумывал ни одной секунды, отгородив собой Третью "стрелу" - и даже когда сорвавшиеся с пальцев мага жирные полупрозрачные змеи чар вгрызлись в его тело, пробив насквозь, стрелять он не прекратил. Отшатнувшись назад, за порог, маг взмахнул рукой, словно отгоняя надоедливое насекомое, и тело солдата поползло в разные стороны с противным хлюпаньем, разваливаясь на куски.

Еще два выстрела - все, на что хватило Алеева, стремящегося любой ценой отвлечь противника от Сетки. С губ и без того уже серьезно раненого мага сорвался стон. Он пристально посмотрел на лейтенанта и вновь запел своим глубоким голосом страшные, тяжелые слова.

Комната поплыла пред глазами лейтенанта, словно растянувшись на добрый километр, глаза же мага стали как два бездонных черных колодца. Выхаркнув с кровью еще несколько слогов, он шагнул вперед - и тут на него обрушилась вся мощь Ловчей Сети.

Оцепенение длилось недолго, каких-то несколько мгновений - на то, чтобы прогнать по Цепям короткий импульс и сбросить одурь, магу больше и не было нужно - но и лейтенанту для выстрела - тоже. Две пули в грудь - Метка вспыхнула еще сильнее, отчаянно пытаясь удержать хозяина в сознании, одна в живот - подавившись очередной строфой, маг скорчился на полу, не оставляя попыток закончить работу, и еще одна...

Пистолет сухо клацнул - то был, несомненно, звук близкой смерти - и Алеев отступил назад - ярость сменилась ужасом - отбиваться было уже нечем. Маг - да сколько же ему надо-то было? - разогнулся назад с жутким хрустом, и, вперив затухающий взгляд в контролера, рухнул вперед подрубленным дубом. Упал, но не умер - вцепившись в трухлявый паркет, он рывком подтянулся вперед, продолжая шептать - дьявольский узор, мерцавший под слоем тряпья, словно не давал телу догадаться, что по всем правилам оно должно было уже замереть навсегда.

Так лихорадочно Алеев не перезаряжал оружие еще никогда, такого страха перед тем, кто выглядел как совершенно обычный человек, ему еще тоже давненько не доводилось испытывать. Пятясь назад, покуда не уперся спиной в стену, лейтенант выстрелил - раз, другой, третий...стрелять скоро стало уже нечем, а тело все еще корчилось - пусть даже глаза давно уже закатились, а с сомкнувшихся губ на пол лился красный ручей...

Комната была залита кровью и черти чем еще - в живых помимо его самого и Ольги (и если не брать в расчет все еще подрагивающее тело мага) остался лишь один боец: рядовой Ершов скорчился в углу, с воем баюкая ошметок правой руки с торчащей наружу костью - лицо же солдата почернело как после чудовищного ожога.

Пистолет выскользнул из руки Алеева, с грохотом поприветствовав паркет. Трясущаяся рука поползла к запасной рации - хотя он более чем сомневался, что сможет сейчас хоть что-то из себя выдавить...

Сириэль Ривьерс пребывала в бешенстве, какого давно не знала. Даже когда церковные палачи, при одних только мыслях о которых человеческая часть ее тела до сих пор покрывалась потом, вышли на них впервые, заставив пожертвовать матерью ради спасения, даже когда несколько лет назад ее жестоко ранили уродливым гарпуном...в такую ярость, как сейчас, сирену еще ничего не приводило.

Иллюзию пришлось снять сразу же, как она дотащилась до квартиры вместе со своими невольными сопровождающими: оставив двух громил в штатском сторожить лестничную площадку, она убедилась, что и мальчишка, подосланный к ней на улице, и тот странный паренек в защитной маске будут стоять на месте и ничего не выкидывать - ей же, тем временем, срочно нужно было осмотреть раны. Стянув с пальца кольцо и кинув на стол, она кое-как доползла до зеркала, подумав, что сама уже порядком отвыкла от своего истинного облика, который был далеко не так красив, как иллюзии, составляемые ею на мотив подсмотренных в журналах и по телевизору образов. Темно-синяя кожа, большей частью поросшая пересохшей чешуей, серебристый ошейник, стягивающий глотку - "подарочек" от Крога, чтоб он треснул - тонкие губы, острое, словно наскоро вырубленное лицо, два ряда острых зубов...и конечно же, перепачканный в крови - ее крови, черт возьми - хвост, нервно колотящий по полу...

Ярость ее росла с каждой секундой. Подонок в маске таки умудрился ее ранить - и пусть рана была отнюдь не смертельной, болела она еще как. Чертов Крог как сквозь землю провалился - телефон маг не брал, хотя она прозвонила ему, как дура, раз, наверное, этак пять. Неприятные мысли сменяли друг друга: их раскрыли, на них вышли, маг, наверное, уже попался, а значит, пора линять. Возможно, тех данных, что ей удалось достать, таки хватит, чтобы выкупить у кого-нибудь из друзей этого скота свободу от его чертового кольца на горле, а уж свободу от всей шайки дурней с Цепями, засевших в британской разведке, она и сама себе отлично организует. Коротко и ясно - рану чем-нибудь прикрыть, вещи собрать, свидетелей, будь они хоть трижды уже очарованы песней, удавить побыстрее. И делать ноги - если к ней вообще можно было применить такое вот выражение. Ах да, конечно - материалы надо бы убрать во что-нибудь водонепроницаемое...

Закончив с приготовлениями - ушло на них около десяти минут - Сириэль потащилась к комнате, куда завела обоих зачарованных ею пленников, освободив, конечно же, от оружия. Беспокоиться было ровным счетом не о чем - она давно уже поняла, что достаточно было "вложить" в жертву нужный приказ и какое-то время та еще вполне себе будет ее слушаться - день или два совершенно точно. Боль в наскоро перевязанном боку затуманивала мысли. Подонка в маске она растерзает вторым, сразу как съест мальчишку. О, он будет умолять, чтобы она его сожрала...будет валяться у нее в ногах и пускать слюни...

Рывком открыв дверь, Сириэль двинулась за порог...

-Razdeli bol'.

Агония пришла даже раньше удивления - боль, какой Сириэль не испытывала с того момента, как...

Нет.

Такой боли она вообще никогда не знала.

Огненный жар прокатился по телу, словно в вены залили расплавленный металл, нестерпимая боль пронзила спинной мозг. Хвост Сириэль судорожно молотил по полу и стенам, руки же заскребли вначале по телу, а затем и по дверному косяку, по стене, ломая в кровь ногти. Визжа от боли - как это было непохоже на ее прекрасное пение - сирена рванулась прочь, прочь от этого ужаса, от этого дьявола с глазами, залитыми молочно-белым светом...

Вывалившись в коридор, она бросилась в соседнюю комнату - прежде всего надо было забрать кольцо, кольцо, без него она не сможет пройти и шага на этих чужих улицах...

Звон стекла ознаменовал приход чего-то - чего-то бесформенного и незримого. А еще - хохочущего так, что кровь стыла в жилах.

Сириэль метнулась к столу, где лежало драгоценное кольцо - но тот уже оттолкнули прочь, а самая важная в ее жизни драгоценность покатилась куда-то под диван...

Нет. Нет. Нет, нет, нет!

Как это возможно? Как? Как этот мерзавец смог справиться с ее чарами? Как они...

Ответы давать никто не собирался - только свинец...

Думать было сложно - честно говоря, и вовсе на грани с невозможным. Хотелось лишь неотрывно смотреть на ту бледную странную женщину, в эти прекрасные глаза с вертикальными зрачками, а остальное никогда не имело значения и никогда уже иметь не будет. Ее голос убаюкивал, словно теплая ванна, а все слова, что она им говорила, заводя в квартиру, несомненно, были вселенской истиной...

Конечно же, он отдал ей оружие. Конечно же, он бросил рацию в дальний угол - ведь так она сказала. Конечно же, он не собирался ни с кем связываться - эту мысль она подчеркнула отдельно, вдолбив ее в него острым гвоздем. Под страхом смерти он не должен был пытаться позвать на помощь...

Но вот в это-то и вцепилась мертвой хваткой болезнь - все самое запретное, все самое отвратительное - а сейчас, благодаря чарам, самой гадостной и горькой мыслью стало то, что он в принципе мог бы вызвать помощь и сказать, где находится - его болезнь и выталкивала на поверхность, заставляя об этом думать. Думать все больше, больше и больше, несмотря на приказ...нет, именно потому, что таковой был.

Свяжись с ней. Свяжись. Свяжись. Свяжись свяжись свяжись

Ты должен ждать здесь. Ни в коем случае не пытайся вызвать помощь, запомнил?

...свяжись свяжись свяжись...

Нет. Нет, я не могу...нет...

Сделай это.

Я свяжусь с ней. Я не свяжусь с ней. Я свяжусь с ней. Я не свяжусь. Я...

Я должен. Должен связаться. Должен не связываться. Я...

Я должен.

Что?

Я должен...

Что?

Если я не сообщу ей, меня уничтожат. Если я не сообщу ей, меня уничтожат. Если я не сообщу...если я сообщу...

Я не должен делать этого. Я должен это сделать. Почему? Почему?

Хватит, хватит...

Прошу вас, хватит. Я не могу сделать так, как она...

Она...кто?

Я должен связаться. Должен.

Возьми рацию. Если ты не дотронешься сейчас до рации три раза, у тебя из глаз польется кровь...

Если ты не дотронешься до рации...

Мысли жгли каленым железом - терпеть больше не было силы. Схватив рацию с пола, Лин привычным жестом приложил ее к уху, втопил кнопку...

И почувствовал, как почти сразу же ему стало невыразимо легче. Да, болезнь все еще была с ним и пытала его, но лишь она одна, такая знакомая и родная...

Лишь его болезнь.

Лишь его вещи от боли.

Но не чары - не этот чужой, мерзкий голос, который еще не так давно казался ему гласом с небес...

-Какого хрена? - Анна, как всегда, не сдерживалась, когда ее что-то волновало больше обычного. - Ты куда пропал? У нас тут такой бардак...

-Подожди, - прошептал Юрий. - Я рядом с целью. Определите мое местоположение и выдвигайтесь.

-Ты...что?

-Времени мало, - пробормотал он, чувствуя, что болезнь удовлетворена его действиями. - Здесь цель, гражданский и двое солдат "Атропы". Последние под воздействием чар...

-Ты...

-Обеспечь защиту органов слуха. Полную блокаду. Единственный способ, - прошептал Лин. - Сообщи, как будешь на точке - я выдвинусь и отвлеку цель.

-Приняла... - послышался тяжелый голос Второй. - Держись там, мы уже...

Лин уже не слушал - терять время попусту было нельзя. Бросив взгляд на их приманку - мальчишка стоял в углу соляным столбом, пустыми глазами смотря на него, Юрий осторожно подошел к тому, тронув за плечо. И, сосредоточившись, как только мог, послал острый, но короткий - кратчайший из всех, что мог - импульс боли в его тело. Не успел тот вздрогнуть и распахнуть глаза, с которых спал чужой дурман, как Юрий оттолкнул его к стене и быстро зашептал.

-Жди здесь. Ничего не говори. Как только она войдет, я...

Я снова стану болью.

-...я заставлю ее отступить. В этот момент беги без оглядки, беги на улицу и жди нас там. Все понял? - для надежности Лин снова встряхнул приманку за плечи. - Повтори.

-Жду здесь...ничего...а как она это сделала? Я только с ней заговорил и...мы где? А...

-Ждать, - повторил Лин, вперив взгляд в дверь. - Уже недолго...

Действительно, особо то ожидание затянуться не успело: едва только из рации донеслась больше похожее на животное рычание речь - Вторая уже была близко, Вторая была уже накачана лекарствами до такой степени, что становилась порядком страшнее любой гибридной особи - дверь распахнулась и в комнату двинулась тварь, уверенная в собственном превосходстве, уверенная, что уже победила.

Оставалось только пробудить это вновь. Оставалось лишь сказать нужные слова...

Сириэль в ужасе металась по превратившейся в западню квартире, не оставляя отчаянных попыток сбежать. Нечто невидимое, что влезло сквозь окно - черт возьми, так и знала, что надо было брать повыше второго - наступало с одной стороны, с другой же медленно шел, зачем-то проводя правой рукой по всем предметам, до которых мог дотянуться, тот жуткий тип со светящимися даже сквозь маску глазами. К дверям, в которые с той стороны уже вовсю ударяли чем-то тяжелым, несся мальчишка...

Последний свой шанс терять она вовсе не собиралась. Стремительно преодолев часть коридора, Сириэль сгребла подставную жертву окровавленными руками, пытаясь ей закрыться, как могла.

-Я убью его! Сейчас же выпотрошу! - зашипела она, не заботясь о том, понимают ли ее или нет - что говорят в такой ситуации, ясно и последнему идиоту. - Не смейте стрелять!

Сволочь в маске, что оказалась то ли магом, то ли кем-то похожим, лишь шагнула вперед, поднимая пистолет. Медленно заговорила - Сириэль в ужасе поняла, что обращаются не к ней, а к мальчишке.

-Tebe vse yeshche vse ravno?

Заложник ее, поперхнувшись криком, медленно, словно сам не в силах поверить в то что делает, кивнул.

Два выстрела слились в один - плечо заложника они прошили насквозь, зато вот в ее теле решили задержаться подольше...

Взвыв, Сириэль отбросила бесполезного человечка в стрелка и, юркнув в дверной проем, кинулась к окну. Ей бы хватило сил их выпотрошить, ей бы хватило...

Но страх гнал ее прочь, угрожая и вовсе парализовать.

В спину снова что-то ударило.

За спиной снова раздался тот жуткий голос.

-Razdeli bol'.

Каждая клеточка тела сирены вспыхнула адским огнем. Мозг, казалось, начинал закипать внутри черепа. Вцепившись в волосы, вырывая их из головы клочками, она каталась по полу, визжа похуже старых тормозов - каждую секунду ее тело молниями пронзала обжигающая боль. Кости словно погрузили в лаву, перед глазами все почернело, а на каждый из них будто бы обрушилась целая тонна груза...

Разбивая в кровь локти и истрепанный хвост, обезумевшая от разрушающей ее нервную систему чудовищной боли, Сириэль всем телом навалилась на подоконник, из последних сил пытаясь через него перелезть. Вывалилась наружу, ударяясь всем телом о безразличный асфальт...

Удар вышиб из ее вместе с воздухом остатки сознания, так что последним, что она смогла увидеть, прежде чем мир померк - странную пушку, что выстрелила тяжелой сетью и людей в форме, которые тут же накинули сверху холодное брезентовое полотно.

Кабинет полковника суров и аскетичен, как обычно. Как обычно, кидается в глаза нахально лисий хвост под стеклом. Мрачен полковник, смотрит он в стол, глаз не поднимая, и только расслабишься - вот он, его взгляд - словно удар по ребрам....

Алеев знает уже, что злость вся та не для него, слышал уже о некоем крупном провале "Атропы", видел по пути к кабинету офицеров, которые по поводу этого самого провала совет держали: мрачные они выходили вон, осунувшиеся - все разные, все в форме тех войск, из которых на Вторую Площадку попали, но все как один молчащие тяжело...

Злость не для него, и не для "стрел", но дело их с сиреной по сравнению с тем провалом - тьфу, былинка. Читал отчеты уже полковник, слушал его уже. И вот теперь говорит сам, пока время есть...

-Цирк с конями. Позорище. Бардак, - каждое слово как хлыстом по глазам. - Ты контролер, не мешок картошки. Что без контролера группа будет делать? Храбро умирать? Черта с два, без контролера группа разбежится кто куда и ищи ветра в поле. Кто их остановит? А?

-Виноват, т...

-Виноват, это уж точно, - устало произнес глава "Атропы". - Это что касательно твоей великой битвы с магом. Да если бы не Сетка, тебя бы от пола отскребали. Касательно той мрази...

-Ее уже...

-Пока еще нет. Сняли первый слой показаний. Потом либо по тройке, либо вживят схему и вернут подарочек домой.

Лейтенант нахмурился. "Тройка", что означало простой и понятный график работы с подопытным - тесты, разборка, крематорий - подошло бы для этого чудовища куда как больше...

-Знаю, о чем думаешь, знаю. А ты знаешь, что не будь она трусливой, как заяц, ты бы здесь не сидел сейчас? Что сил у нее порвать и Первого, и остальных бы хватило за глаза?

Лейтенант молчит - взгляд он выдерживает, но не голос.

-Знаю, знаю, чего она заслуживает. "Аврора" все стонет, что есть перспективы. Вложиться в обучение, отправить на море. Пусть проходит на флагманы и секреты нам добывает. Но веры нет у меня в нее, пусть и с десятью схемами, - он снова вздыхает, а потом вдруг странно улыбается. - К счастью, взяли ее мы, так что наш голос побольше чуток весит. Зажарим, не переживай. Колечко разве что оставим...импульс отлично подавляет, кое-кому может пригодиться. В остальном... - он снова хмурится. - В остальном бардак. Полный и беспросветный... - фразу глава "Атропы" намеренно не заканчивает. - Проклятье, я когда отчет читал, не знал, плакать мне, смеяться или на стенку лезть. Невроз Первого оказался сильнее чар. Это что же...нам теперь бойцов из желтых домов набирать стоит? А, как считаешь? Или может мальчишку того взять, которому Первый плечо насквозь прострелил? А, на твое место? Он-то поспособнее тебя будет...и не боится ничего, и мозгами шевелит не по годам.

Лейтенант молчит, но теперь это молчание куда как более спокойное.

-Три дня отдыха. Потом собирай манатки...да сиди ты, куда вскочил? - рассмеялся полковник, глядя в его расширяющееся глаза. - Нет, не то, что ты подумал. Не выгоняет тебя никто. В Швейцарию со Второй поедешь. Одна падаль от нас сбежала, надо бы показать, что границы в таких делах ничего не значат...и побыстрее, пока он язык не распустил...все, свободен, - глава "Атропы", словно забыв напрочь о его существовании, схватил телефонную трубку, быстро набирая какой-то внутренний номер. - С Наумовым соедините, поживее. Что? Хорошо. Передайте тогда, чтобы вопрос с тем охламоном побыстрее решил, мне все равно как. Хочет - пусть в Африку прячет до конца жизни, хочет - под машину бросает, но чтобы через 48 часов в Вене ноги его...

Захлопнув за собой дверь, Алеев поплелся по коридору. Настроение было более чем отвратным - и потому когда на него налетел выходящий из-за угла светловолосый типчик в ветхом пальто и серой рубашке, рассыпав какие-то бумаги, лишь выругался.

-Ворон не считайте, - бросил он типу - очевидно, какому-то гражданскому специалисту - и, не дожидаясь ответа, и не оборачиваясь, поплелся прочь.

Человек в ветхом пальто проводил лейтенанта долгим взглядом. Холодным и оценивающим.

Закрепленная под потолком лампа, обтянутая решеткой, светит тускло и противно. Урчит старый кофейник на электроплитке, стучит в окно дождь с крупным градом.

Все трое сидящих за столом людей говорят тихо - чтобы, не дай Бог, не разбудить ту, что спит в дальнем углу в своем огромном кресле, укрытая потрепанным одеялом.

Юрий Лин молчит, кутаясь в шарфы. Неловко и затравленно смотрит куда-то в окно, словно разговор его вовсе не интересует. Но и Анна и лейтенант чувствуют, что прислушивается он к каждому слову.

-Какой-то ты сам не свой, - бросает Вторая. - Да что с тобой, в конце-то концов, командир?

-Человека ведь первый раз убил, - не моргая, произносит лейтенант. - Я, наверное, тугодум каких поискать, но только два дня спустя дошло...

-Первый, но не последний, - пожимает плечами Притворщик, криво улыбаясь. - И не человека, командир, а мага.

-Не ожидал, что ты поймешь.

-Да уж куда там мне. Мы люди темные, вот только глотки резать и умеем...

-Она, - внезапно заговаривает Лин, привлекая всеобщее внимание. - Ее уже уничтожили?

-Да, - медленно кивнул лейтенант. - Я был на процедуре.

-Ну хоть какая-то от этих уродов польза, - пробормотала Анна, бросив короткий взгляд на контролера. - Ты не закисай. Едва-едва на человека стал похож и вот снова в пыль превращаешься...

-Стал похож... - тихо повторяет Алеев.

-Ну да. Головой не поручусь пока что, но колдунишку того ты хорошо отделал. Может на что и сгодишься... - хмыкнула Притворщик, вдруг хлопнув ладонью по столу. - Слушай, командир. Адреса достать можешь?

-Какие?

-Семей. Тех, что еще остались... - мрачно говорит она. - Ну ты знаешь, о ком я.

-Зачем тебе?

-Дело есть. Надо бы сделать, пока не уехали...

Письма, в основном, обнаруживали рано утром, когда выгребали остальной бумажный хлам из почтовых ящиков. Письмо получила Елизавета Беспалова, продавщица из небольшого магазинчика, чей сын был первым из погибших в этот дождливый месяц детей. Письмо вытащил, настороженно рассматривая помятый конверт без обратного адреса, пьющий уже которую неделю без продыху Святослав Ефремов, трамвайный кондуктор - то, что осталось от его дочери, он нашел на лестничной площадке, когда вернулся домой под вечер. Письмо получил усталый следователь Громов, которому не так давно спустили приказ закрыть это жуткое дело и молчать в тряпочку, словно дела того и не было...

Писем было немного, равно как и адресатов. Да и текст - корявый, совершенно не сочетающийся с дорогой бумагой - особой длиной не блистал. Но читая его, все как один чувствовали, как замирают сердца - даже до того, как переворачивали лист и видели пришпиленную к нему размытую, нечеткую фотографию - искаженное от боли страшное лицо, чьи черты было почти не разобрать.

"Мальчики кричали, девочки кричали. А мы заставили ее кричать. Спите спокойно".

Интерлюдия 6. Герда.

Особняк был спрятан самым лучшим образом - формально оставаясь у всех на виду. Когда их впервые доставили к Вестминстерскому аббатству, она уже была поражена: прежде всего - колоссальными размерами этого грандиозного комплекса, один центральный неф которого приближался по размерам к высоте десятиэтажного дома. Западный фасад со своими двумя башнями неизменно напоминал о французских образцах, в то время как декоративные решения были чисто английскими. Внутри же все казалось еще шире, еще выше: этот желтоватый мрамор, этот свет, пробивающийся сквозь цветные витражи, сводящие с ума россыпью красок, эти каменные переплеты арок, темные ребра сводов, теснящие друг друга надгробные памятники - они захватили ее воображение почти сразу, и едва не оставили стоять где-то там с распахнутыми глазами. Но все это не шло ни в какое сравнение с ее удивлением и, отчасти, ужасом, когда стало ясно, что вся эта колоссальная готическая церковь была лишь оболочкой...

Какая именно магия использовалась для создания этого, наверное, самого защищенного во всем Лондоне - после Часовой Башни конечно же - места, она не знала - и толком узнать не смогла даже спустя годы. Лишь одна деталь была более-менее известна им, новым слугам: где-то в соборной церкви, равно как и в особняке, были спрятаны части таинственной машины, своеобразные "якоря", позволяющие двум одинаково величественным сооружениям существовать разом в одном и том же месте - одно "снаружи", другое - "внутри". Это было непостижимо и немыслимо для магов нового времени, но лучше всего демонстрировало ужасающую мощь хозяев скрытого от людских глаз дома. Каждый из лордов Башни был объектом если не всеобщего поклонения, то уж точно - всеобщего страха, но лишь этот род, первый среди великих, мог заставить трепетать и их. Нужно ли лишний раз упоминать о том, что королевские династии, сменявшие друг друга, в их глазах были лишь едва достойными внимания муравьями, существующими лишь потому что они разрешили, делающими лишь то, что они велят? За каждой коронацией, что проходила здесь, насмешливо наблюдали они из теней, равно как и за каждым захоронением - монархи приходили и уходили, но род Бартомелой был вечен.

Сам дом, в который, конечно же, существовало великое множество проходов - им было известно меньше четверти - можно было увидеть снаружи лишь на одной старой фотографии, сделанной специальным образом - ее-то обычно и показывали прошедшим все этапы кандидатам, разъясняя, где именно придется работать. На фотографии на месте собора находилось массивное сооружение из камня в три, если не во все четыре этажа, без особых излишеств, если не принимать во внимание широкие окна и массивные двойные двери - по всей видимости, здание было спроектировано и построено таким образом, чтобы ни единой деталью не помешать работе механизма, удерживающего его внутри собора, как в матрешке - все роскошество, таким образом, оказалось внутри.

Их встречал - и допрашивал с пристрастием в богато украшенном зале - сам Скирхегард Нейвион, один из той жуткой семейки, о которой неизменно вспоминали, когда дело касалось кого-либо из рода Бартомелой. Один из их цепных псов, верных до последнего вздоха, служивших роду, говорят, с того самого момента как его первые известные летописцам представители выпрыгнули вдруг, как чертики из табакерки, и подмяли всех остальных под себя - смело, быстро и, конечно, жестоко. Бартомелой должен был быть идеалом во всем, в то время как Нейвион учился лишь одному - убивать. И достигал на этом поприще настоящего мастерства - никак иначе член семьи не мог быть допущен до дела, ради которого существовала сама семья - охраны голубой крови.

Скирхегард слыл магом суровым и замкнутым, черты его лица были настолько резкими, что, казалось, об него можно было пораниться до крови. Тяжелые очки в железной оправе с чуть замутненными стеклами скрывали от чужих взоров Мистические Глаза неизвестного типа - сомнительной чести видеть их удостаивались только незадачливые жертвы. Серебристо-седые волосы были аккуратно подстрижены, начищенный костюм же выглядел настолько узким, словно его нарисовали прямо на голом теле. Маг всегда держался прямо, словно жердь: в девятнадцать лет, закрывая собой объект охраны, он получил предназначавшуюся тому пулю, задевшую позвоночник. Пусть лечение и было своевременным, три неподвижных позвонка вечно держали его в напряжении, отчего убийца походил на страшную статую - к тому же еще и лицом, обычно мраморно-бледным. За свою долгую жизнь Скирхегард имел честь охранять двух глав дома, и двух же схоронить - с нынешним, как нередко с грустью думал он сам, выйдет все наоборот. Сжимая и разжимая пальцы - тесные кожаные перчатки натужно скрипели - маг смотрел в лежащие пред ним бумаги, время от времени поправляя сползающие очки.

-Франциска Алари... - пальцы зарылись в бумагу. - Фамилию вы сменили в...ага, вот...

Она сидела, едва дыша и стараясь лишний раз не шевелиться, с вовсе не наигранным напряжением наблюдая за тем, как убийца в который раз копается в ее, наверное, уже сотню раз изученному на всех возможных инстанциях личному делу, словно надеясь отыскать там помарку или несоответствие, которые могли пропустить до него.

Она не знала, насколько хорошо он уже знает историю, изложенную на этих листах, и как тщательно сейчас в нее вчитывается, но старалась следить, на что больше всего обращалось внимания старым цепным псом: на биографические данные или же на результаты многочисленных проверок, на сводные таблицы, в которых были записаны данные учиненных над нею строгих тестов, определяющих магические и иные способности. Скирхегард - как и многие до него - вкапывался в каждую буковку, в каждую цифирь, не оставляя попыток в чем-нибудь уличить претендентку на немыслимо почетную и важную роль, роль личной прислуги наследника рода.

Биография ее была продумана на совесть - и, как могла, была подкреплена документально. Мать ее была уже шестым поколением - при составлении легенды они не рискнули замахиваться на большее, опасаясь вполне очевидного несоответствия документального и действительного - и была, в свою очередь, единственном ребенком в семье, что бежала когда-то в полной суматохе из охваченной революционным пожаром России. Полный разрыв старых связей, новая жизнь под новыми же именами, демонстративно-презрительный нейтралитет в годы, когда мир начала драть на куски уже вторая по счету мировая война, несколько прибыльных во всех смыслах операций, устроенных в те же самые годы...всему этому можно было найти подтверждение в документах, что сейчас старательно изучал убийца. Скосив глаза в очередной раз на дату рождения ее, седьмого поколения незадачливой семьи, после войны начавшей стремительно сдавать и сейчас воплощавшейся лишь в ее собственном лице, маг перевел взгляд на нее саму, бесцеремонно осматривая с ног до головы. Согласно документам, ей было двадцать пять - на самом деле, чуть меньше - но возраст на глаз это чудовище явно определять не умело. Закончив, наконец, возню с бумагами - на это ушло около сорока минут - маг скрипучим голосом распорядился, чтобы всех остальных вывели в коридор, и, дождавшись, пока они останутся одни, приступил к последнему инструктажу - она старалась не пропустить из того ни слова.

-Вы приступаете к своим обязанностям немедленно, начиная с сегодняшнего дня. Ваши вещи уже доставлены в помещение для слуг, - вещал он, то и дело сжимая и разжимая пальцы - скрип кожи при том стоял поистине невыносимый. - Перейдем к основным правилам....

Напряжение терзало ее, рвало раскаленными клещами. Глаза, если бы могли, наверное уже бы расплавились и вытекли вон.

-...не обращайтесь ни к кому из членов семьи, если они не обратятся к вам первыми. Не поднимайте взгляда в случае, если с вами говорят. Если вы зайдете в зону их личной безопасности, то будете немедленно распылены сторожевыми чарами...это понятно?

-Да, сэр, - медленно вытолкнула она, не отрывая взгляда от блестящей поверхности стола.

-...леди Бартомелой, само собой, находится за Завесой, - протянул маг. - Любая попытка ее преодолеть, магически или механически, карается на месте. Вы ясно меня поняли, я надеюсь?

-Конечно, сэр...

-Прекрасно, - убийца выставил на стол небольшую металлическую коробочку. - Ваш комплект линз. Первое время глаза будут болеть, после привыкнете. На ночь их можно снимать, все остальное время они должны быть надеты, в противном случае вы не сможете определить, вход в какие помещения вам разрешен, а в какие - закончится вашим уничтожением, - на стол легла тонкая папочка с затейливым вензелем, в которую было подшито несколько дорогих листов бумаги. - Мы понимаем, что вы попали сюда потому что прошли жестокий отбор, и оставили позади многих других кандидатов. Ваше текущее положение, образование, воспитание и способности соответствуют необходимым критериям, по крайней мере... - Скирхегард покусал губы. - ...оценке, которую я бы определил как "выше среднего". В любом случае человек остается человеком и может что-то забыть. Поэтому ваши должностные обязанности и правила поведения в емкой форме собраны здесь, - обтянутый кожей палец ткнул в папку. - Это будет вашей настольной книгой...учитывая что провоз другой литературы, равно как и вообще любых вещей сюда должен быть прежде всего согласован с нами. Мы, конечно же, уже изучили ваш багаж...

Она напряглась так, что едва не заскрипела зубами.

-...и ничего могущего бросить на вас тень, к вашему счастью, обнаружено не было. Отрадно видеть, что вы выполнили наши требования, и что вы их вообще помните. Разве что...меня удивило содержимое потайного отделения вашей сумки. Мы изучили найденную там книгу на всех уровнях, но... - маг задумчиво поскреб подбородок. - Скажите мне, этот потрепанный томик Андерсена действительно имеет для вас такую ценность, что вы даже зашили карман с ним?

Не в силах ничего произнести, она лишь слабо кивнула.

-Поскольку мы ничего не обнаружили, постольку книга останется при вас, - холодно произнес маг. - Но это единственный раз, когда мы делаем такое исключение. Ваши контакты с внешним миром, конечно же, будут ограничены в пределах разумного. Трехнедельный отпуск раз в полгода, не раньше полугода же с начала работы здесь...перед выездом за пределы города вам придется заполнить кое-какие бумаги...что ж, сейчас это не столь важно, - Скирхегард поднялся на ноги. - Пойдемте. Она ждет.

Резким движением подобрав папку и шкатулку для линз, она сунула вторую в карман, первую же неловко прижала к груди, всем своим видом показывая, что готова следовать, куда скажут. Маг, не говоря более ни слова, уже выходил из дверей, и ей осталось только кинуться за ним, стараясь не споткнуться.

Они поднялись по высокой мраморной лестнице, оказавшись на третьем этаже. От обилия света, доносящегося до них из огромных люстр и горящих на каждом углу фонарей попросту резало глаза. Огромные картины, от которых буквально ломились стены, золоченые гербы и высокие колонны, тяжелые занавеси всевозможного покроя, снующие бешеными муравьями слуги - все проносилось мимо нее в хаотичном водовороте, из которого никак не получалось найти выхода, никак не получалось остановиться и выдохнуть. Вот и массивные дубовые двери с вьющимися по дереву золотыми побегами и каплями из драгоценных камней, вот седой убийца легонько касается ручки уже обнаженной ладонью, толкает дверь вперед...

Спустя несколько бесконечно длинных мгновений она узрела сокровище, ради которого проделала весь этот путь - величайшее сокровище из всех, какими владел лорд Бартомелой - его наследница. Ее фигурку целиком и полностью окутывал жемчужно-белый туман, делающий невозможным любую попытку угадать, хотя бы приблизительно, черты лица и тела, которые могли бы за ним скрываться, ее голос был искажен все той же Завесой - никому не было позволено видеть и слышать будущую королеву, покуда она не достигнет идеала, не станет эталоном, достойным восхищения и страха, никому в целом мире.

Сгибаясь почти до пола и выговаривая дрожащим голоском нужные приветственные слова, она почувствовала, что где-то глубоко внутри нее зарождается, отчаянно пытаясь прорваться наружу, смех - яростный, безумный, грозящий разорвать глотку. Являя собой воплощенное раболепие, она беззвучно хохотала, радуясь, что никому сейчас не разглядеть ее перекошенное в хищном оскале лицо. Никому не понять, что она на самом деле чувствует.

Страх - да, несомненно. Ненависть - более чем достаточно - она буквально клокотала от ненависти, закипающей глубоко внутри. Все, что угодно, но только не то уважение, к которому они привыкли - и которое она отлично научилась изображать. При всей их силе и мощи, позволившей взобраться по горе из трупов к самым вершинам и воздвигнуть там свой трон, в них не было ничего, чем они могли бы заставить ее уважать.

Нет.

Нет, нет, тысячу, тысячу раз нет.

Этого бесконечного уважения, этой бесконечной преданности - до ада и дальше - заслуживал лишь один во всем мире. Лишь одно существо внушало ей тот благоговейный ужас, которого ждали ото всех без исключения эти чванливые аристократы, лишь один человек мог рассчитывать на ее любовь.

Тот, кому она написала свое трижды зашифрованное письмо спустя месяц.

Мне известно лишь имя - Лорелей.

Тот, кто ответил на него спустя еще два.

Ни в чем большем я не нуждаюсь.

Тот, кто пришел, когда падал снег...

Снежинки, смешно кружась, сыпались с серого, безразличного неба. Ветер дышал чистым холодом, проникая в каждую щель, в каждую дырочку в ее истрепанной, окровавленной одежде.

Кровь застывала быстро - по сути, сейчас ее лицо и руки были покрыты уже заиндевевшей багряной коркой. Растрепанные светлые волосы перемешались и слиплись, также быстро примерзнув к лицу, левый глаз открывать было невероятно больно - замерзшие слезы сцепили его едва ли не намертво. Босые ноги, кое-как обвязанные картонками и обрывками ткани, со все большим трудом делали каждый следующий шаг...

Вот только останавливаться было нельзя. Остановиться значило сейчас ровно то же, что перерезать себе горло острым кусочком холодного металла, что она носила в правом кармане, ровно то же, что лечь в этот грязный свалявшийся снег и замерзнуть здесь. Впрочем, рано или поздно ей все равно придется это сделать - она прекрасно это понимала сейчас, загнанная суровой вьюгой в очередную стылую подворотню. Злые, страшные слова на стенах, злой свет автомобильных фар в ночи...злые лица людей в тяжелых шершавых шинелях с высокими воротниками - она до сих пор помнила, как схватили ее за лицо эти жуткие грубые руки в прочных рукавицах...

Она до сих пор помнила, как кричали солдаты, поливая пулями то, что вышло из мастерской отца. То, что забрало его, их - спустя какие-то жалкие полминуты - то, что потянулось и за ней.

Отец был виноват во всем, пусть даже хотел как лучше. Отец начал войну с этими людьми. Отец разозлил их, отказываясь принимать новые, жестокие законы, касающиеся всех таких как они. Отец решил, что он будет сражаться. Отец не рассчитал своих сил.

Она до сих пор помнила страшную черную машину, что выстрелила в нее лучами фар, что поймала ими ее маленькую, окровавленную, кричащую фигурку. Что мчалась за ней по холодной темной улице, наверное, намереваясь сбить, размазать по просоленному асфальту...

Отец был виноват, не она. Почему же ей так больно? Почему же ей так холодно? Почему же ее хотят забрать за то, чего она вовсе не делала?

Почему свет зимнего солнца такой злой, так режет глаза? Почему тучи, что его сменили, стараются засыпать ее снегом, похоронить под серыми грудами? Что она сделала этим людям, этому солнцу, этому небу?

Поплотнее запахнув свою порванную во множестве мест курточку - под ней была только лишь холодящая грудь замерзшей кровью - кровью отца, кровью солдат - драная рубашонка - она медленно двинулась прочь из подъезда. Ей было все равно, куда идти, ведь тогда, ночью, она мчалась прочь, вовсе не разбирая дороги - подальше от черной машины, подальше от солдат, подальше от того, что на глазах ее проникло в отца и разорвало его изнутри...она бежала, пока были силы, бежала, обжигая босые ноги о снег, неслась куда-то во тьму, поскальзываясь на спрятанном под серым снегом тонком льду, в кровь разбивая коленки и ладони. Глаза ее, скованные крошечными льдинками, почти не видели, горло, истерзанное морозным воздухом, уже не кричало - пищало удушаемой канарейкой...

Она сама не понимала, почему еще не мертва - ведь незадолго до рассвета она все-таки не выдержала и заснула в чьем-то подъезде, проснувшись лишь когда великан-дворник с распухшей от пьянства красной мордой, поставив на ее лице еще пару синяков, выкинул ее вон, добавив по спине тяжелой рукояткой метлы. Она не понимала, как еще может двигаться на этих содранных в кровь, несмотря на тряпки и картонки, подошвах дрожащих от холода ног, она не понимала, прошла ли одна ночь или тысяча, и с большим трудом могла вспомнить даже собственное имя...

Зайдя в очередной двор - такой же серый и холодный - она тут же выскочила обратно, едва завидев спящую у чьей-то парадной собаку - их она боялась до дрожи. Придется бежать...куда? Обратно? А почему бы и нет, ведь куда бы она ни бежала, ей...

Холод бежал за ней следом, холод подгонял ее своим обжигающим кнутом, засыпая в легкие сквозь натужно хрипящее горло острые гвозди ледяного воздуха. Холод лупил по ногам и рвал на лице кожу, стремясь забраться как можно глубже, холод был даже безжалостнее того солдата, что стрелял ночью ей в спину. Спасаясь от холода, она выскочила на спящую - еще ведь едва рассвело - улицу, незнакомую ей улицу - и застыла, чувствуя, как подгибаются колени.

Голос она услышала, когда уже готова была упасть прямо тут, в очередной раз ободравшись об асфальт. Голос был страшнее того, что забрало отца и солдат, голос был холодней и безжалостней бурана, что гнал ее по улицам и переулкам.

-В этот-то холод и тьму по улицам пробиралась бедная девочка с непокрытою головой и босая. Она, правда, вышла из дома в туфлях, но куда они годились! Огромные-преогромные!(1)

Голос принадлежал высокому человеку в старом ношеном пальто - длиннополом, с множеством заплат. Человек шагал прямо к ней, заложив руки за спину, глядя на нее - нет, почти что сквозь нее, если такое было вообще возможно - и продолжал свою монотонную речь.

-Последней их носила мать девочки, и они слетели у малютки с ног, когда она перебегала через улицу, испугавшись двух мчавшихся мимо карет...

Человек приближался - теперь она могла его как следует рассмотреть. Бесстрастное светлое лицо, светлые же волосы, тихая улыбка, от которой почему-то накатывался на нее первобытный ужас...

Заглянув же в его глаза, она почувствовала, что сделала самую большую ошибку в своей коротенькой жизни: ведь на месте глаз этих она увидела что-то, что попросту не была в состоянии понять и описать - кроме, разве что, того, что это "что-то" было неправильным и гадким - во сто крат хуже того, что вообще способен вообразить себе человек. Из глаз его - нет, глаз на своих местах уже не было - на нее смотрела вечно голодная бездна.

Каждый сустав пронзила острая боль, но она смогла удержаться, смогла не упасть. И, вдохнув очередную порцию обжигающе холодного воздуха, кинулась бежать, а в спину ей летели новые и новые слова:

-И вот, девочка побрела дальше босая; ножонки её совсем покраснели и посинели от холода...

1982 год.

Лорд Верфрет Бартомелой занимался разбором накопившейся корреспонденции: писем было много, часть из них требовала немедленного ответа, часть могла и подождать...а главное - стоило закончиться одной пачке, как тут же вносили новую. Это была обычная рутина, но никто не мог даже представить, насколько она успела ему надоесть в эти душные летние дни. Проблем этим летом, впрочем, хватало и помимо погоды - и это не могло не отразиться на том, кому приходилось их разрешать, или, во всяком случае, указывать другим, как должно это делать. Если бы кто-то из ближайшего окружения лорда мог сейчас видеть его, то непременно отметил бы для себя разительные перемены, которым он подвергался в домашней обстановке: куда-то сползала вся та важность и властность этой мощной во всех смыслах фигуры, пропадал из глаз стальной блеск, который встречали те, кто осмеливался сойтись с ними взглядами, до механического отточенные скованные движения уступали место расслабленным жестам...в этом всем не было ничего удивительного, в конце концов, дом был единственным местом, где он мог хоть ненадолго сбросить с плеч тот груз, который взвалили на него многие поколения предков. Здесь, в тишине, нарушаемой только тиканьем часов, а зимой - еще и треском поленьев в широком камине - грозный властитель превращался ненадолго в обычного побитого временем человека с короткими седыми волосами, глазами, которые с трудом уже видели без очков, дорогой сигаретой в зубах и сношенном халате с монограммой. Здесь - и только здесь - некого было бояться.

В стопку прочитанных полетело еще одно письмо - чувствуя, что боль из уставших глаз начинает пробираться уже и глубже, целя аккурат в мозг - лорд Бартомелой стащил с носа очки, вглядевшись в плавающую мимо книжных шкафов темно-зеленую тень. Когда очки вернулись на место, тень обратилась в девушку в форменной одежде прислуги, светлое пятно - в волосы, пятно бледное - в ее усталое лицо. Тихо прокашлявшись и смахнув пыль с очередного книжного ряда, она повернулась в сторону хозяина кабинета, направив взгляд в узоры на ковре.

-Сэр...?

-Нет-нет, ничего, - устало произнес Верфрет, касаясь пальцами висков. - Я...

Уставившись на очередной текст, он почувствовал, как тот словно в насмешку расплывается и тянется во все стороны черными червями. Нет, ему определенно нужен отдых.

-Лорелей о тебе говорила, - протянул он, прикрыв на мгновения глаза.

Девушка встрепенулась, как от удара - в голосе ее послышались надломлено-испуганные нотки.

-Сэр, если я допустила какую-либо оплошность...

-Как раз наоборот, - помолчав, добавил Бартомелой. - Ты с нами уже не первый год, так что, наверное, я могу быть откровенным...знаешь, я, признаться, не думал, что именно моему наследнику так повезет.

-Прошу прощения, сэр?

-Повезет иметь хоть кого-то близкого...за пределами семьи. В наших...хм...условиях это роскошь, которую редко кто может себе позволить, - голос у лорда был хрипловатый - недавняя простуда давала о себе знать. - В то время как иные могут с детства заводить себе друзей и устанавливать связи, у нас...у нас это куда сложнее. Проработав здесь столько лет...пробыв с Лорелей столько лет, ты понимаешь, почему, не так ли?

-Конечно, сэр, - тихо ответила та, по-прежнему не поднимая глаз. - Должно быть примером для остальных, но стать им можно лишь избегнув пагубного внешнего влияния - до той поры, когда оно может действительно навредить.

-И моя дочь будет таким примером, - тихо сказал Верфрет. - Надеюсь, я проживу еще достаточно долго, чтобы в этом удостовериться. Но даже если нет...я буду рад, что с ней останется кто-то, на кого она может положиться. Ты ей понравилась, Франциска...давно, уже очень давно. Она часто говорит о тебе...даже если я уйду раньше срока, буду рад знать, что у нее, в отличие от некоторых из нас... - короткий смешок. - Что у нее был хоть один настоящий друг в ее первые, самые тяжелые годы на нашем пути.

-Благодарю вас, сэр, но я ничего особенного не сделала за все эти годы. Я лишь была с ней, как и полагается прислуге...

-Ты была с ней куда чаще. Не удивлюсь, если она уже разболтала тебе пару-тройку фамильных секретов, - усмехнулся Бартомелой. - Прошлой зимой ты приняла направленный в нее удар на себя - ты ведь помнишь случай с этой подлой отравой в конверте?

Она ничего не ответила, лишь тихо кивнула, радуясь, что лорд не может сейчас видеть всю ту злобу, что плещется в ее глазах. Ради того, чтобы завоевать большее доверие, она пошла на этот смелый ход, ради того, чтобы разбить последний лед, она несколько недель валялась в липком бреду, галлюцинируя, истекая слезами и кровью из никак не желающего заживать пореза о пропитанную ядом бумагу. Ход был рискованным - он бы его точно не одобрил - но она привыкла рисковать, и страдания ее окупились с лихвой - она не только укрепила свою связь с маленькой глупой леди, но и опозорила старого пса, что должен был отвечать за их безопасность. Она ничего не ответила, но чуть подняла голову, робко улыбнувшись.

-Я сделала то, что сделал бы любой на моем месте, не более, сэр...

-Ты всегда слишком умаляешь свои достоинства. Что это - природная скромность или просто...

-Мне попросту нечем хвастаться, сэр. Меня научили делать свою работу хорошо, и я стараюсь не делать ничего, что бы бросило тень позора на тех, кто меня воспитал, - сдержанно, как и всегда, ответила она, про себя заливаясь смехом над нарочитой двусмысленностью своих слов. - Если леди Лорелей действительно считает меня своим другом...я могу лишь знать, что пока мне удается справляться с работой...

-Я бы хотел побольше услышать о... - лорд Бартомелой недовольно скривился, когда его прервал стук в дверь. - Да? Что там еще?

-Прошу прощения, сэр, - худосочный тип в форменной ливрее застыл на пороге, держа в руках пухлый конверт - так, словно то было ядовитое насекомое. - Вам еще одно письмо...

-Подождет, - устало произнес Верферт. - Я и так сегодня...

-Сэр, - запинаясь, проговорил слуга, поворачивая конверт так, что стал виден затейливый вензель, на нем проставленный. - Это письмо.

До того недовольное лицо лорда прорезало что-то похожее на улыбку.

-Господи...в этом году он рановато, - сухо рассмеялся Верферт. - До моего дня рождения еще неделя. Положи сюда. Да, на краешек. Спасибо, можешь идти.

Едва закрылась дверь, глава рода Бартомелой схватил со стола канцелярский нож и - куда только девалась его прежняя усталость! - резво вскрыл конверт, вытряхивая оттуда несколько исписанных от края до края листков бумаги.

-Старый...хм...знакомый... - посмеиваясь, пробормотал он. - Каждый год присылает. В одно и то же время, как правило. А до меня присылал моему отцу. Сколько же это будет...лет сто шестьдесят подряд-то точно. У нас уже отдельный шкаф под его писанину выделен. Франциска...

-Сэр?

-Могла бы ты прочитать мне его? Боюсь, мои глаза уже совсем не те сегодня...

-Конечно же, сэр. Я сейчас... - бережно подняв со стола первый листочек, она пробежала взглядом первые строчки. - Я...Боже...сэр, простите, я...

-Что-то не так? - хитро улыбнулся Бартомелой.

-При всем уважении, сэр... - лицо ее полыхало. - Я...я не могу...за всю свою жизнь я не видела...более грубого...хамского...отвратительного...кто та змея, что посмела излить свой яд на эту бумагу?

-Старый знакомый, - лорд взял письмо в свои руки. - Но не скажу, что добрый. Я должен извиниться, что заставил вас на это смотреть - в конце концов, это глубоко личные дела.

-Я...сэр...

-Нет, ничего страшного, - Бартомелой поправил очки. - Давай-ка прочитаем его вместе. Вдвоем оно не так и страшно, правда? - рассмеялся он.

Подавляя отвращение - и к письму, и к его отправителю вместе с адресатом - она встала за спиной лорда, вглядываясь в убористый текст. Взгляд ее бегал по строкам в поисках хоть чего-то, кроме злобы и желчи, но, похоже, найти иголку в стоге сена было бы куда как проще:

"Дорогие сердцу моему недруги, чтоб ваши владения рухнули как стены Иерихона под гнетом труб Навина, чтоб ваш род вырезали на корню и предали проклятию, чтоб золото ваше, и серебро ваше, и иные сокровища ваши ушли в небытие либо перешли в сокровищницу Ватикана, чтоб проклятье вечных мук, в сравнении с которыми семь кругов христианского Ада - лепет немощного полуслепого младенца, вылезшего из брюха избитой проститутки, пало на все, чего касалась ваша дурная, как ваши же головы, десница, чтоб отпрыски гнилого рода вашего стали портовыми шлюхами и помойными куртизанками - людьми в миллионы миллиардов квадриллионов раз более полезными, нежели сейчас вся ваша династия вместе взятая, от основателей до нынешних выблядков полумертвой роженицы, коей вскрыла живот ржавой иглой сумасшедшая однорукая, пропитая насквозь паршивым дешевым элем из погребов, которые все равно дадут фору вашим подвалам Часовой Башни, повивалка, прыгающая после каждого неудавшегося аборта в окно прямо в загаженную жижей из ваших отцов, дедов и прадедов Темзу в бесплодных попытках убить себя и не терпеть свои неудачи с вашим родом, чьи потомки уродились бы со всеми известными и неизвестными миру болезнями разума, будь у ваших щенков хоть что-то, отдаленно, хотя бы с Полярной звезды похожее на него, и лично сэр Верферт Бартомелой.

Спешу в очередной раз сообщить, что ненависть моя к вашему прогнившему роду никчемных аристократишек, мнящих себя выше небес, не вынимая при том завшивевших голов своих из навозной кучи, ни в малейшей степени не угасла. Вас, бездарей, не учившихся настоящему мастерству магии, живущих, как отожравшиеся и заплывшие жиром свиньи в хлеву, на всем готовом, не выгнали на мороз, как забеременевшую от случайного цыгана-сифилитика деревенскую девчонку только потому, что окружает вас такой же полк, легион, армия никчемных болванов, не могущих даже собрать те вершки, на которые хватило ваших отсутствующих как явление, как концепт в записях Акаши, мозгов. Я рад, я бесконечно и неимоверно счастлив тому, что ваша хваленая Часовая Башня не стала брать еще один грех размером со всю вашу страну чванливых душителей тех времен, когда она душила хваткой удава не один десяток стран, на свою черную душонку и оставила эти покрытые плесенью крохи знаний себе. То, что я узнал за последний век и за век до того, больше всего содержимого ваших ничтожных запасов и Оксфордской библиотеки вместе взятых. Я мог бы исписать не один том, создать не один гримуар, чей путь прошел бы сквозь сотни лет и сотни рук, я мог бы превзойти всех вас и оставить след, который не в силах стереть и мракобесы из Церкви, если бы мне было хотя бы какое-то дело до помощи дуракам, не желающим учиться и познавать все на своей шкуре.

Ваши потуги быть серыми кардиналами смехотворны и ничтожны. Ваша ручная собачонка, династия Виндзоров, променявшая гордое имя Саксен-Кобург-Готов на это имя, достойное королевских конюхов, коим во время блуда со своими же жеребцами ветер надувает геморроя в задницу, год за годом теряет самую суть монархии, становясь лишь бесплотной и жалкой тенью самих себя. Простой человек диктует самой Королеве, что ей делать и как ей делать - это ли не провал и крах вашей драгоценной короны? Не так давно ее щупальца простирались по всему миру, высасывая все соки из своих колоний, а сейчас она, потерпев ряд поражений, сжалась, как голодная мышь под половицей, всем сердцем желая, чтобы ее слабость не заметил звездно-полосатый кот и все те, кто раньше был игрушкой в ее руках. Как там ее окрестили? Железная Леди? Раньше такая Железная Леди за лишнее слово в адрес монарха закончила бы свой путь в железной деве как грязноязыкая ведьма, а сейчас ваши ручные болонки не смеют и рта раскрыть супротив нее. Одна надежда на моих любимых болванов из Ирландской Республиканской Армии - кстати, как там они? Еще не поняли после подыхания одного из своих лидеров подобно одной из сотен безымянных жертв Лабиринта - обители Минотавра - что кусок хлеба мимо их рта не волнует ровным счетом никого?(2) Убедить таких замшелых уродцев, как ваши пешки, может только кусок хлеба мимо их собственных ртов, и никак иначе - довести до голода, такого безумного, сводящего все инстинкты с панталыку голода, что сопревший, покрытый гнилью и плесенью прошлогодний хлеб, смоченный зацветшей водой, покажется амброзией с вершин Олимпа. Искренне надеюсь, что дурни с полей и гор научатся на своих нынешних и прошлых ошибках, найдут свою нить Ариадны и сбегут из вашего Лабиринта, встав вровень с легендарным Тесеем, например. Или догадаются взорвать одну из своих бомб посреди ряженых клоунов из рядов ваших хваленых войск, прямо на королевской лужайке(3). Зелень этих полей никогда так не нуждалась в гирляндах из кишок глупцов, кои по глупости своей решили отдать жизни на благо проржавевшей короны - да если они смогут такое провернуть, то, разрази меня молнии всех богов грома, что были, есть и будут, я сниму перед ними шляпу и тут же съем ее без какой-либо закуски!

Я также наслышан о той, к несчастью моему, маленькой победоносной заварушке, что устроили ваши марионетки ради кучки островов. Наслышан и о маленьком вашем секрете с кучей глубинных бомб(4), который грозит превратить разбомбленный райский уголок, засеянный минными полями, в соленую до горечи Темзу. Спасибо моим хорошим знакомым, что подают мне такие интересные новости к завтраку, к великому счастью, не состоящему из ваших никчемных безвкусных мюсли и холодного чая с яичницей. Современный мир, трясущий в пароксизмах паранойи ядерными чемоданчиками и с придыханиями поглаживающий красные кнопки, таков, что подобных промахов не прощает - вашим людям придется долго и упорно вертеться ужами на сковородке, чтобы выйти сухими из воды. Или никак вы вдохновились событиями почти двадцатилетней давности, когда мир замер в дуэльной стойке, вооруженный заряженными пистолями, могущими снести мир? Мне понятна попытка восстановить уязвленную после Второй Мировой гордость - из крупнейшей империи Великобритания стала всего лишь кучкой островов рядом с Германией и Норвегией, теснимой на ничтожной площади моей родной Ирландией. Но все равно примите мои поздравления - впервые за последние сорок с лишним лет вы смогли высунуть голову из песка и заявить, что на море ваша так называемая "держава" все еще что-то может показать остальному миру, пусть так и не смогли в итоге обойтись без бездумных ошибок. Куда вашему народцу тягаться с атлантами, на плечах которых покоится современный мир...

Но что это я все о себе да о других. Я с полным правом считаю себя вашим давним знакомым и личным неутомимым врагом, чью жажду мести и ненависть уже не утолить простым падением вашей семейки и казнью на лобном месте. Даже десять таких казней не принесут мне удовлетворения, как и унижение и уничтожение всего того, в чем вы считаете себя мастерами - на подобное хватило бы времени и жизни только у Истинных Предков, ибо вещей этих не счесть, а поистине вы сильны лишь в пустой надменности. Посему я лишь поинтересуюсь вашим здоровьем, лорд Верферт Бартомелой, и вашего драгоценного наследничка - та же свиная матка, что нашли вы в грязном хлеву для противоестественного акта зачатия наследника, абсолютно безразлична моему интересу, ибо не вкушаю я провонявшего мочой и дерьмом мяса нечистых животных, что ваш род находит себе в жены из раза в раз. Так как поживает мой заклятый враг? Не пришли к нему десять казней египетских, не обратились ли остатки Темзы в кровь вперемешку с калом, не нашел ли он лягушек и тварей водных в тех местах, куда взор люду простому закрыт? Не облепил ли его и всех его жалких прихвостней неотвязчивый, жадный, как и вы сами, до крови гнус? Может, мор свалил всех тех дойных коров, что обеспечивают вашу ничтожную жизнь и жизнь твоих отпрысков? Град каменьев огненных не сровнял вашу хибару с землей, саранча не довершила того, что начал мор, тьма не застила вам веки, не давая пошевелить ни единым членом разжиревших телес ваших? Не подохли ли первенцы ваши подобно бездомным собакам в канавах? Если учесть вашу щепетильность в плане детей, свойственную вам как примеру - весьма позорному, прошу заметить - для подражания остальным, то стоило бы вам поостеречься: ваш Моисей может уже направляться к вам и не верить на слово вашим лживым, как речи фараона, обещаниям. Должно же подобное рано или поздно случиться, не правда ли? Любому тирану рано или поздно бросают вызов, и примеров сему великое множество - от Гая Юлия Цезаря до Наполеона Бонапарта. Самоуверенность - никуда не спешащий и весьма коварный убийца, и уж вас он распотрошит как живодер - больную собаку.

За сим я заканчиваю свое письмо - оно вышло немного короче, чем обычно. Я бы попросил меня извинить за подобное пренебрежение моей и вашей стародавней традицией, но ни разу не хочу марать руки о ваши слова. Меня ждет работа всей моей жизни, которую вам, праздным тупоголовым ослам, в жизни не то что не осилить - не прочитать постановки проблем всеми десятью коленами. Откланиваюсь и плюю желчью на ваши седые головы, желая вам крушения всех ваших мелочных надежд,

Искренний в своей ненависти к вам,

Ф.Т. Гергбу."

Лорд хрипло хохотал, вслух перечитывая некоторые строчки по нескольку раз - похоже, обмен подобными любезностями и правда был в традиции у этих двух могущественных магов - теперь она могла бы сказать при случае, что знала лично уже обоих. Лицо ее оставалось раскрасневшимся и вытянутым от удивления - нет, даже от шока - но причиной тому был вовсе не оскорбительный тон письма, как, наверное, подумал Бартомелой. Нет, в ужас ее привели иные строки - тот полупрозрачный намек на грядущее в одном из последних абзацев, который наверняка не останется без внимания лорда. Внутри нее все кипело от ярости. Жалкий коротышка, проклятый выродок! Как он вообще посмел намекать их главному врагу на его планы, да еще в такой грязной манере? Чувствуя, как до боли сжимаются кулаки, она пообещала при случае отхлестать помешанного ирландца по его наглой мерзкой морде. Никто не смел его ни с кем сравнивать, никто не смел говорить о нем в такой манере - она всегда заботилась о том, чтобы таковые люди, если они все же находились, как можно быстрее узнавали цену своей ошибки и то низменное количество прощения, что в ней осталось - в отличие от любви к нему. Он заплатит. Все они заплатят, когда придет время, и лишь тогда она сможет остаться с ним. Остаться в мире белого безмолвия и тишины, в мире, избавленном от страданий и боли - навсегда...

Прикрыв глаза, она вновь вспоминала о своем избавлении.

Она очнулась от ударов - кто-то лупил ее по раскрасневшимся от холода щекам, да так сильно, что голова моталась из стороны в сторону, будто у куклы. Кое-как разлепив скованные льдинками глаза, она смогла увидеть перед собой чудовище, что сгребло ее мертвой хваткой - чудовище в тяжелой ушанке и колючей шинели - еще двое с автоматами наперевес стояли чуть поодаль.

-Жива?

-Чуть.

-Прикидывается, сука...

-Здесь кончаем или как?

-Сказали везти до центра. Специалист уже выехал...

-Специалист, м-мать его...как задницы в креслах тереть, все специалисты...

-Может, здесь кончим? А то еще выкинет чего в машине.

-Не хочу мараться. Да и крику потом будет...

-Ну смотри, хозяин - барин. Ладно, вколите ей пару кубиков той херни и погнали. Я уже все себе отморозил...

Сильные руки в перчатках встряхивают ее, ставят на землю.

-Ровнее держи, ровнее! Да не тряси ты ее!

Холодно. Как же холодно.

Что...

Что они делают?

Что они делают с ней?

Чем она все это заслужила?

Хочется вновь зажмуриться, но взгляд застывает на мучительно медленно приближающейся игле.

-Шею-то ей открой, умник.

Холодно. Холодно и больно. Чужие руки давят тисками, бесцеремонно ощупывая ее почти уже околевшее тело. Как хорошо, что она почти не чувствует...

Короткий укол, короткая вспышка боли в районе шеи - и холод становится словно в два раза сильнее, начиная растекаться по телу с новой силой. Бежать некуда. На нее наплывают, растекаясь пред взглядом, раскрасневшиеся, поросшие щетиной морды, жирно блестящие глаза, форменные ушанки и меховые воротники. Хочется кричать, но уже нечем. Хочется плакать, но она все выплакала уже давным-давно. Ей не выйти из этого тихого дворика, где она упала, обессилев, несколько часов назад.

-Готово. Потопали.

-Обожди, - один из голосов снижается до шепотка.

-Ну чего еще?

-Ей все равно в печь дорога. Я тут подумал, чего добру-то пропадать, а?

Жуткий смысл этих слов, вытолкнутых сквозь пожелтевшие зубы, доходит до нее, уже когда троица успевает о чем-то договориться меж собой. Когда уже успевают заранее поделить ее - свою законную добычу. Один отходит чуть в сторонку - караулить единственный проход. Другой рывком сдирает с нее примерзшую из-за крови курточку, сдирает вместе с кусками кожи.

-А они не... - один, кажется, волнуется.

-Пока рапорт не написан, никто не узнает, как цель сдохла, - успокаивает его другой. - И что до этого было - тоже. А писать его кому?

Дружный хохот. Стянутая перчатка лезет в карман, а к ней тянется жуткая, шершавая лапища, ухватывает за волосы.

Это происходит не со мной.

Не со мной. Не со мной. Не со мной.

Меня здесь нет. И того, что сейчас будет - тоже нет.

Ничего...

Ничего больше нет...

-Эй, ты! Сюда нельзя! Нельзя сюда, я сказал! Стой, стрелять б...

Все происходит, словно во сне. Тихий выстрел - едва слышный хлопок на фоне громогласного ржания этих раскрасневшихся морд. Тихо сползает в снег, оставляя на стене неровную красную дорожку, тело солдата. Слабнет в мгновение хватка другого, он толкает ее в сторону, в снег, тянется к кобуре...

Второй выстрел вминает его лицо внутрь черепа, превращая в кровавую кашу - гигант в шинели грузно заваливается на спину, последний - совсем молодой - что-то визжит, рвет с перевязи автомат...

Три хлопка сливаются в один, расцветают на сизо-серой шинели красные цветы.

-Но...я...только...я...только...

Лицо молодого солдата по-детски обиженное и по-детски же нелепое. Не менее нелепое, чем его смерть. Сползши на землю, он продолжает загребать перчатками снег, тянется к автомату, страшно скрючив пальцы...замирает.

-Наконец, она уселась в уголке, за выступом одного дома, съёжилась и поджала под себя ножки, чтобы хоть немножко согреться...

Снова.

Снова он.

Снова этот голос.

-Но нет, стало ещё холоднее, а домой она вернуться не смела: она, ведь, не продала ни одной спички, не выручила ни гроша - отец прибьет её!

Высокий человек в старом пальто приближается и продолжает свою монотонную речь. Снег холодит ноги, но она не может найти в себе сил подняться. Ее бьет дрожь - снег вокруг пропитывается текущей кровью...

-Ах! Одна крошечная спичка могла бы согреть ее! - человек в старом пальто прячет в рукав до смешного крохотный пистолетик, что крепится к ладони на каком-то чудном ремешке. - Если бы только она смела взять из пачки хоть одну, чиркнуть ею о стену и погреть пальчики! Наконец, она вытащила одну. Чирк! Как она зашипела и загорелась!

Кто...кто же...

Кто же...

Кто же это?

Сил двигаться уже почти нет, хорошо что есть еще силы просто дышать - пусть и с болью. Подняв голову - все лучше, чем смотреть на убитых - она снова видит его спокойное лицо. Он подходит еще ближе.

-Здравствуй, девочка со спичками, - он улыбается - в улыбке этой такая боль, что ей становится почти стыдно за то, что она смела плакать, в лице этом такая скорбь, что все ее беды по сравнению с ней значат едва ли не меньше, чем раздавленный ненароком комар. - Я, кажется, почти опоздал.

-К-кто в-вы? - вот и все, что она, стуча зубами, может выговорить.

-Кай, - еще один шаг вперед - и вот он уже протягивает ей руку без перчатки. - Поднимайся.

-Пожалуйста...не делайте мне больно...

-Я ничего тебе не сделаю, девочка со спичками. Поднимайся, или замерзнешь.

-В-вы...в-вы...они... - она с ужасом смотрит на тела.

-Думаю, я мог бы убедить их и иначе, - безразлично говорит он, пожимая плечами. - Хотя нет, не думаю. Их не убедили бы никакие документы...они бы все равно не сочли сейчас меня равным себе. К счастью, есть вещь, перед которой - и лишь пред ней - все до единого равны. Поднимайся.

Это сон. Это все сон...

Это...

Если это просто страшный сон, что будет плохого, если она возьмет терпеливо ждущую ее руку?

Спустя всего секунду она узнает, что.

Тело ее прошивает такая нестерпимая боль, что она кричит - хрипло, натянуто, с надрывом - но он уже сжимает свои пальцы и рывком поднимает ее на ноги. Срывает с себя пальто, накидывая ей на плечи, резво застегивает верхние пуговицы - и лишь тогда отпускает ее закоченевшую ручонку. Лишь тогда кончается боль.

-В-вы сказали...что...

-Я могу избавить тебя от любой боли, кроме этой, - тихо говорит он. - Твоя смерть змеей извивается внутри тебя, твоя смерть тянется ко мне, зовет меня по имени. С этим ничего нельзя поделать.

-Вы...

-Лишь зеркало, - не дожидаясь, пока она вновь упадет на асфальт, он вцепляется в ее лицо своими ледяными пальцами, разгоняя от него по голове и по всему остальному телу волну обжигающей боли. - Что ты в нем видишь?

Безразличные глаза моргают раз, другой, третий...вот их уже и нет, вот и холодная темная бездна, от которой она не в силах отвести измученный взгляд. Бездна вглядывается в нее в ответ, жадно и бесстыдно, бездна ищет в ней что-то...что-то, что нужно ему...

-Чиста, еще чиста, - тянет он, разжимая хватку. - Ты пока еще достаточно чиста, девочка со спичками. Возможно, ты бы смогла выдержать...возможно, ты бы смогла стать...

Бездна отступает, уплывают прочь холодные руки. Сил держаться уже нет - обессилев, она вновь падает на землю. Уже не важно, уже нет смысла...пусть он замучает ее, пусть он убьет ее, что угодно, только бы не то, что было за его глазами!

-Пожалуйста...

-Ты знаешь, как кончается эта сказка, правда? Ты знаешь? - монотонный голос вновь лупит по ушам. - Ты можешь остаться здесь...ты можешь ждать, пока не кончатся спички...можешь расходовать их по одной, а можешь зажечь все сразу...конец будет один. Конец будет холодным. Очень холодным...

Зачем? Зачем он это делает? Зачем он истязает ее так изощренно, так умело - подарив едва заметную надежду, и почти сразу начав ее рвать и топтать?

-В холодный утренний час, в углу за домом, по-прежнему сидела девочка с розовыми щёчками и улыбкой на устах, но мёртвая, - человек с бездной за глазами нависает над ней, безжалостно читая строки сказки. - Она замёрзла в последний вечер старого года; новогоднее солнце осветило маленький труп...

С каждым словом словно уходит тепло, словно утекает жизнь - и не поможет тут его ветхое пальтишко...

-Имя, - тянет он руку вниз, крепко сжимая ее горло. - Скажи мне свое имя и все закончится.

Она говорит - натужно хрипит, надеясь, что хоть теперь он не врет. Но стоит ему услышать ответ, как хватка тут же слабнет, тут же отходит боль.

Он снова улыбается своей мученической улыбкой.

-Я забираю его, - помолчав, говорит он. - Я забираю твое имя и твою боль. Но я даю тебе выбор.

О чем...он...говорит?

-Взгляни вокруг. Что ты видишь, лишенная имени?

Он встает за ее спиной, указывая куда-то вперед. Воспаленными глазами она глядит туда, в надежде увидеть долгожданную смерть, но видит только...

Снег.

Чувствует только...

Холод.

-Белое безмолвие. Единственная чистота, доступная этому миру. Единственное, что может спасти его, избавить от страданий и боли. Меня, тебя...всех нас. Ты мертва. Ты околела в этих снегах, но вознесешься ли ты туда, где не будет боли, решать лишь тебе. Я никого никогда не неволю.

Он вновь протягивает руку - в этот раз на ней прочная кожаная перчатка - когда только успел?

-К-кто в-вы?

-Я - потеря. И лишь потому, что теперь ты одна в целом мире, у тебя есть выбор. Останься здесь и замерзай. Иди со мной, и я навсегда избавлю тебя от боли, как избавил от имени.

-Если я...п-пойду...

-Больше не будет больно. Никогда. Я покажу тебе, каков мир на самом деле. А когда придет время - подарю его...и пару новеньких коньков в придачу.

Ее ручонка еле двигается. Он не торопится, он выжидает. Она должна все сделать сама.

-Я давно искал кого-то вроде тебя. Того, кто был бы достоин. Кто смог бы...увидеть. Кто смог бы...понять. Кто выдержал бы, увидев то, что вижу лишь я один. Кто смог бы справиться с истиной. Кто тоже видел белое безмолвие. Кто тоже остался один в целом мире и кто отважился бы заглянуть за его изнанку. Того, кто несет в себе магию - то, чего мне так не хватает.

Почти...почти...она уже почти дотянулась...как же предательски дрожат ее пальцы.

-Сделай свой выбор. Оставайся девочкой со спичками до самого холодного конца...или будь моей Гердой и складывай из осколков свою вечность.

Тогда, когда их руки соприкоснулись, она вновь почувствовала боль. Потом - немногим позже, уже в салоне черной "Чайки", укутанная в его штопанное пальто - она почувствовала и спасительное тепло. Потом - спустя месяцы и годы - она чувствовала еще великое множество разных вещей, и прежде всего - его правоту.

Ведь он не обманул.

Когда он все объяснил, всякая боль ушла, ушел и страх.

Осталась лишь решимость.

Осталась лишь цель.

Мир должен был получить избавление.

Мир должен был заглянуть в его зеркало...

1987 год.

Посыльный вломился в зал во время припозднившегося чаепития, расталкивая слуг и вышибая напрочь дверь. Его дорогой костюм был измят, волосы растрепаны и висели черными червяками, бледное, залитое потом лицо дрожало - он дышал тяжело и прерывисто, словно в любой момент потеряет сознание.

На него обратили внимание все - сам лорд Бартомелой, Скирхегард, читавший в своем отделенном кресле какую-то потрепанную книжечку, укутанная Завесой наследница и ее мать Ланца - вечно усталая женщина, больше породистая, чем красивая, редко попадавшаяся на глаза прислуге. Подняла глаза и прислуга - собиравшая пустую посуду на поднос Герда замерла, только что не врастая ногами в пол, ее внимательный взгляд впился во ввалившегося в комнату мага.

-Что вы себе позволяете? - холодно произнес, захлопывая книжку, Скирхегард. - Что это за вид? Что...

-Лорд Бартомелой...сэр... - бледный как полотно маг схватился за дверной косяк. - Нижайше прошу...прощения...там...

-Выйдите, приведите себя в порядок, и войдите, как положено, - ответил за хозяина Скирхегард. - Живо.

-Сэр... - выдохнул маг, падая на ковер. - Срочное...донесение из...ох...Башни, сэр...всех...все...все нужны...внизу...

-Повторите, - глаза главы рода Бартомелой опасно сощурились, становясь узкими бойницами. - Что вы сказали?

-Маятник качнулся, - выплюнул маг, в последний раз дернулся и потерял сознание, растекаясь по ковру.

В тот день у нее оказалось много забот. Откачивать жену лорда, чье сердце слишком уж бурно отреагировало на загадочное послание. Разбираться с десятками телефонных звонков и иных, уже магических попыток достучаться до имения Бартомелой. Убирать разбитую посуду, завешивать окна, носиться по всем этажам с проверочными амулетами, "простукивая" защитную сеть...

Причину, по которой имение, Башня, а вместе с ними, похоже, и весь Лондон, встали на дыбы, она понять не могла - слова эти ничего ей не говорили. Но паники, которая плясала в глазах сильнейших мира сего - даже в глазах лорда, спешно собиравшегося в путь, вытащившего из тайной комнаты не менее тайный футляр и выскочившего на темные улицы сквозь один из запасных проходов, где его уже поджидала машина - ей было вполне достаточно, чтобы оценить масштабы происходящего. На мгновение ей показалось, что уже началось, но эту мысль она почти сразу отбросила - Кай бы ее загодя предупредил, а раз предупреждения не было, ей и волноваться не нужно. Все в руках Кая. Все...

Зал чем-то напоминал цирковую арену - разве что ее не стали бы делать из грубого камня, не оставляя ни единого проема, ни единой щели - дверь, через которую они вошли, не была исключением, будучи "вложенной" в стену и в закрытом состоянии наглухо запечатывая все помещение. Зал опоясывал глубокий желоб, выдолбленный в каменном полу - в него были установлены несколько внушительных размеров плит, покрытых более чем странными узорами - и пылью, конечно же. Высокий темный потолок куполом сходился над помещением, в самом же центре зала стоял еще один массивный каменный блок, на поверхности которого было высечено нечто. Нечто на вид простое и в то же самое время - абсолютно нечитаемое, нечто, выбитое так давно, что не осталось уже среди ныне живущих никого, кто мог бы прочесть хоть слог, хоть полслога из непостижимого слова - слова, бывшего, как говорили, последним, что оставил Директор, став частью Маятника, бывшего, как говорили, его собственным именем, включившим созданный им механизм и запечатавший навеки его сердцевину. Но то, что было за блоком - за той его стороной, где имелись отверстия для каменных ключей - по одному на каждую правящую семью Часовой Башни - поражало куда больше. Из сердцевины зала, отмеченной лишь небольшой точечкой, бил в потолок луч чистейшего солнечного света, рождаясь нигде и уходя в никуда, но при том никогда не иссякая. Маленькое чудо - одно из многих, которые можно было лицезреть здесь, в управляющей камере Маятника.

-Знаете, есть одна старая история, - тихо произнес лорд Бартомелой, облизывая пересохшие губы. - Человеческая история. Всегда вспоминаю, когда сюда прихожу...старая-престарая история про людей с запада, которые поехали в Тибет, потому что им все твердили, что магию надо искать там. Они пришли в горы, поселились там, провели долгие годы с местными, изучая все, до чего могли дотянуться, и вот наконец их пускают к одному старому магу. Они и говорят - папаша, мы знаем, что здесь самый центр, самая сокровищница, мы пришли, чтобы у тебя учиться. Старый маг долго молчит, а потом достает ветхую карту мира и показывает пальцем - вы пришли совсем не туда, друзья, вот где центр всех вещей. Лондон. Как же он прав...как же все просто...наверху Бог, внизу Дьявол...так просто и в то же время так немыслимо сложно. Каждый раз...каждый раз поражаюсь...

-Не только вы, - так же тихо ответила молодая женщина в строгом бежевом костюме, что стояла рядом. - Не только вы.

Женщина была довольно высокого роста, стройной и в целом неплохо сложенной - картину дополняли иссиня-черные волосы и грустные сиреневые глаза. Держаться она старалась прямо и спокойно, но мерцающие под одеждой руны, заполнявшие практически каждый свободный сантиметр кожи, делавшие ее похожей на живую книгу, исписанную до последней свободной строки, давали понять, насколько же велико ее волнение - магичкой было активировано все, что могло бы ее защитить в случае необходимости - и сейчас, лихорадочно кусая губы, она снова и снова думала о том, насколько же ничтожны ее силы по сравнению с тем, ради чего был создан Маятник. Здесь, в управляющей камере, трепетали даже великие - что лорд Бартомелой, что она, Элис Митик, чей род корнями уходил еще к началу пятого века, за долгие годы раскинув немало ветвей. Ее семья упорно считала себя прямыми потомками римского гражданина Иона Гая Митики, оставшегося на обжитой земле примерно в 410 году нашей эры, но, никогда не делая даже попыток захвата высшей власти, имела возможность считать, что ей угодно - правящий род в этом случае не был против такого бесстыдного намека на куда более длинную родословную, чем их собственная. Текущей же главы этой во многих отношениях странной семьи точно можно было не бояться - власть и статус, интересовали ее, похоже, лишь от слова "никак" - забросив преподавание в Часовой Башне, она появлялась на родине лишь в исключительных случаях, все остальное время, как неодобрительно поговаривали по углам, выискивая себе приключений на разные части своего расписанного рунными словами тела. Сейчас же, по воле слепого случая, лишь она успела присоединиться к лорду Бартомелою в управляющей камере Маятника, когда были зарегистрированы его колебания - Верфрет знал, что остальные лорды уже в пути, но это займет еще много времени. С тем, что сейчас творилось в святая святых Часовой Башни, предстояло, похоже, сладить им двоим.

-Я думаю...

-Тихо, - прошептал лорд Бартомелой. - Снова начинается.

Голос звучал, казалось, отовсюду - вначале негромко, но постепенно нарастая - он говорил со странным, пугающим выговором - казалось, сама человеческая речь ему чужда и противна - в отличие от строк, которые он декламировал с явным удовольствием и воодушевлением. Голос казался близким - словно говоривший был у самых ушей магов - но в то же время был немыслимо далек:

Что побудило первую чету,

В счастливой сени, средь блаженных кущ,

Столь взысканную милостью Небес,

Предавших Мирозданье ей во власть,

Отречься от Творца, Его запрет

Единственный нарушить? - Адский Змий!

Да, это он, завидуя и мстя,

Праматерь нашу лестью соблазнил;

Коварный Враг, низринутый с высот

Гордыней собственною, вместе с войском

Восставших Ангелов, которых он

Возглавил, с чьею помощью Престол

Всевышнего хотел поколебать

И с Господом сравняться, возмутив

Небесные дружины; но борьба

Была напрасной. Всемогущий Бог

Разгневанный стремглав низверг строптивцев,

Объятых пламенем, в бездонный мрак,

На муки в адамантовых цепях

И вечном, наказующем огне,

За их вооруженный, дерзкий бунт (5)...

Маги стояли, стиснув зубы, вслушиваясь в каждое слово, что доносилось из пустоты. В голосе не было угрозы, не было гнева, но был он настолько властен, изучал настолько подавляющее могущество - и, что ужаснее всего, настолько сильную радость! - что даже лорд Бартомелой с ужасом ощутил, как дрожат его старые руки.

-Ну и к-кто ему подсунул Мильтона? - нервно рассмеялась Элис в отчаянной попытке разрядить обстановку. - Признав-вайтесь...

-Дух молчал с момента своего пленения, - справившись с собой, выдохнул Верферт. - Все знают, что последний раз он говорил перед самым заключением в Маятник. Все знают, что он тогда молвил.

-Семя засеяно. Вечность - это всего лишь слово, - тихо пробормотала Элис. - Он молчал все эти века...все мы думали, что он спал...но...

-Он не может знать этого текста. Неоткуда, - скрипнул зубами Бартомелой. - Как сие возможно? Если бы он простер свое влияние за пределы Маятника, мы бы все уже были мертвы! Если бы он смог каким-то образом сотворить это, значит...значит...тот, второй...стал слабее...

-Это невозможно, - в голосе Элис сквозил страх. - Это невозможно...этого нет...

С грохотом отошла в строну тайная дверь - в зал быстрым шагом входили, один за другим, испуганно перешептываясь, величайшие из лордов Башни, последние хранители ключей от древнего механизма. Искуснейшие маги своего времени, столпы, на которых держалась Ассоциация, дрожали, как дети, не в силах вымолвить ни слова и лишь обмениваясь потрясенными взглядами - но любая их эмоция меркла пред тем торжеством, что было у голоса.

Голос наливался мощью, голос кружился по залу вихрем, все стремительнее и стремительнее, так что вековая пыль облаками взмывала в воздух и плясали от порывов ветра полы плащей, в которые были закутаны входящие в зал маги. Казалось, еще чуть-чуть - и сами стены придут в движение, еще немного - и темный купол будет сорван, погребая всех находящихся в зале под массой каменных обломков. Лица лордов были искажены ужасом - голос, достигнув пика, продолжал свою яростную декламацию:

Мы безуспешно

Его Престол пытались пошатнуть

И проиграли бой. Что из того?

Не все погибло: сохранен запал

Неукротимой воли, наряду

С безмерной ненавистью, жаждой мстить

И мужеством - не уступать вовек.

А это ль не победа? Ведь у нас

Осталось то, чего не может Он

Ни яростью, ни силой отобрать -

Немеркнущая слава!

7. О людях и зеркалах.

Отобрав твою жизнь, мой двойник и мой враг,

Я останусь один в том и этом мирах

И падут предо мною преграды стекла,

Я смогу без препятствий входить в зеркала!

(Оргия Праведников - Абраксас).

1987 год. Леруик, Шотландия.

Едкий сигаретный дымок струился вверх, разбиваясь о потолок - вернее, о то, что от него осталось.

-Осторожно. Да, вот здесь...

Осколки огромного окна - стекло было не темным, но каким-то мутноватым - усыпали пол вперемешку со щепками, с кусками, выбитыми из стен недавними выстрелами. Ошметки мебели и человеческих тел, разлитые по ковру дорогой чай и кровь, рваные занавески, дорожки из пустых гильз.

-Они пришли вот оттуда, - Робин Барр указал на зияющую в потолке дырень. - Играючи проскочили мимо внешних полей, пролезли на крышу. Сорвались сюда, пока наши ужинали...

-Да что ты говоришь? - хмыкнул его собеседник, потирая руки в тяжелых перчатках. - Скажи чего-нибудь, чего я сам не вижу.

-На все про все у них ушло не больше пятнадцати минут. Прошли по всему зданию сверху донизу, как нож сквозь масло, - Робин скривился. - Никого не щадили. Ну да ты сам видишь...

-Вижу-вижу, - снова короткий смешок. - Умеешь ты, конечно, в гости приглашать, ничего не скажешь. Может, и трупы убрать еще попросишь?

Робин ничего не ответил, лишь выкинул окурок в кровавую лужу, где тот и потух. Запечатывающий охотник Барр был уже в том возрасте, когда эту должность обычно бросали - те, кому удавалось дожить до такой внушительной цифры, конечно же. Вопреки немилосердным годам, вопреки стремящейся пролезть на его место разномастной шушере, вопреки усталости он не бросал ничего - ни работы, ни своих обычных привычек. Деловой стиль в одежде был ему откровенно тошнотворен - тем кошмарным костюмам, которые приходилось надевать на официальные встречи, охотник Башни предпочитал поношенную куртку, в которую чего только не было зашито про запас, стоптанные ботинки и помятую коричневую шляпу - последняя сейчас, впрочем, так и осталась в машине, дав жиденьким рыжим волосам возможность лезть в бледное, осунувшееся лицо, приятного в котором в последнее время становилось все меньше.

-Попрошу лишь не выпендриваться, - протянул он. - Я тебя вовсе не за этим пригласил.

-А с чего тогда?

Собеседник его выглядел лет на двадцать, хотя и ему уже почти что стукнуло пятьдесят. Щегольский красный плащ, высокий цилиндр, тросточка, которую владелец небрежно приподнимал, чтобы не запачкать в крови, остроносые туфли по старой моде...лицо его ничего больше кромешной скуки не выражало - и не изменилось оно с того самого момента, как он вошел внутрь, оставив внушительных размеров черную собаку ждать у входа.

-С чего тогда? - повторил он. - Ты же знаешь...

-Знаю. Ты завязал, ты давно не в штате. Ты теперь у нас павлин важный, - оскаблился Барр. - Зазнался совсем, старым друзьям не сразу отвечаешь, все перышки свои чистишь...считай, что пригласил я тебя по старой памяти. Что сказать сможешь по поводу всего этого, послушать, да кое-что сам тебе показать должен. Да и вообще...не захотел бы - не приехал, так что не надо тут статую в бронзе мне корчить.

-Ну хорошо, хорошо, - маг в красном чуть расслабился. - Не захотел бы - не приехал, правда твоя. Пока что немного могу сказать, если честно. По тому что видел...ну, защита здесь стояла курам на смех, уж прости. Я чихну, она и слезет.

-Значит, кто-то твоего пошиба? - недоверчиво произнес Барр.

-Не обязательно, - по лицу мага в красном было заметно, что одна мысль о ком-то, равном ему по силе, была ему отчаянно неприятна. - Мог быть и кто-то, разбирающийся в полях...его же обошли, а не вскрыли, тут голова нужна поболее, чем Цепочки. Но сам посмотри - шесть трупов тут, десять на втором, еще пятеро внизу и трое в подвале...их положили без потерь, но и, - он назидательно поднял палец. - Без всякой магии. Попросту распотрошили.

-И расстреляли, - Барр кивнул на два изуродованных выстрелами тела, что скорчившись, лежали в дальнем углу. - Сколько же их...

-Стареешь, - усмехнулся маг в красном. - Плохо покойничков осмотрел. Выстрелы после были, не видишь, что ли? Их для видимости шпиговали. И стены тоже. Даже я вижу, даром что пара часов как с самолета и не проснулся толком.

-Стены... - Барр полез за очередной сигаретой. - Что, кстати, насчет этих художеств скажешь?

Маг в красном бросил скучающий взгляд на ближайшую стену - туда, где над лентами чьих-то кишок, приколоченных какой-то острой, непонятно откуда выломанной железкой, красовались размашистые надписи кровью. У которой валялась разваленная надвое - почти ровнехонько по центру - голова заведующего хранилищем.

-Да здраствуит всимирныя ривалюция...Линингратский Клуб дал нам силу, мы даем вам смерт... - маг в красном от души рассмеялся. - Господи, даже я по-русски лучше напишу, а учил-то его аккурат на одну командировку. Хотел моего мнения? Я тебе скажу - здесь воняет. И не только кровью, мозгами и дерьмом. Нет, здесь до небес несет подставой.

-Или они хотят, чтобы мы так подумали, - помолчав, выдал Барр. - Ленинградский Клуб...слышал что-то ведь, да?

-Немного, - маг в красном пожал плечами. - Но я тебе скажу, как всегда говорил - не переусложняй. Не ищи везде планы внутри планов под соусом из них же.

-И все-таки, стоит проверить все версии. Но для начала... - охотника передернуло. - Ладно, пойдем. Покажу кое-что.

Коридоры хранилища всего за одну ночь стали походить на бойню. Под ногами хлюпала кровь, под ноги попадались отдельные фрагменты тел - уже нельзя было даже сказать, чьих и какие именно. Испещренные выстрелами стены с намалеванными на них корявыми алыми звездами, опаленный чьим-то неловким заклятьем потолок. Чья-то смятая, словно в каком-то дьявольском прессе, голова, рука, оторванная по запястье, забившееся в угол тело со свернутой шеей и переломанными ногами. В коридорах все было еще - по меркам видавших виды охотников, конечно - достаточно прилично - но вот внизу, в небольшой столовой, нападавшие разошлись не на шутку. Из найденных там тел удалось пока что опознать лишь одно - да и то, собрав по частям. Было там и два жутких обрубка, чьи конечности позже нашли в закопченной духовке - они висели под потолком на ржавых крюках, выпотрошенные и вычищенные, словно рыбьи тушки - былым содержимым тел оказались забиты холодильники. Расплывшиеся от жары, практические нечитаемые уже воззвания на ломаном русском резали глаза. Миновав кухню - мимо по полу проволокли хлюпающий серый мешок, набухший от крови - Барр и маг в красном спустились в подвал, где отчаянно пытались спрятаться, когда началась резня, те, кто особого отпора дать не мог.

-Узнаешь? - тихо произнес Барр, останавливаясь у краешка очередного кровавого моря. - Одна из твоих. Из аббатства.

Девушка в обрывках когда-то серого костюма умирала, похоже, долго и мучительно. Одежда, равно как и кожа, были исполосованы в клочья, вокруг шеи змеей обвивалась ржавая проволока. Черные дыры на месте вырезанных глаз, рот, набитый отсеченными пальцами, вывернутые, едва не вырванные из плеч руки, внутренности, выведенные наружу и перемотанные в причудливые петли. Воткнутый в грудь острый серп и брошенный меж раздробленных в кашу ног молот.

-Майя Кьер, - сплюнул маг в красном. - Что она тут делала? Я, кажется, просил за ней приглядеть...

-Поехала забрать кое-какие материалы на ночь глядя, - тихо сказал Барр. - Кто же знал...

-Действительно. Кто же знал, - издевательски повторил маг, подходя к телу.

-Не стоит, - произнес Барр, глядя, как тот приподнимает край пропитавшейся красным соком тряпицы, которой тело было небрежно укрыто ниже пояса. - Не...

Маг в красном приподнял тряпицу. Пару минут молча всматривался в то, что было под ней.

-Хорошо, - произнес он, прошлепав по кровавым лужам обратно. - Я в игре, Робин.

-Чего-чего? - Барр нахмурился. - Не шути так. Я тебя взял разве что для консультации...

-Что, думаешь, я уже совсем ни на что не гожусь?

-Нет, просто у тебя и так...

-И так много дел, да, - со злостью произнес маг в красном. - В основном, правда, бумагомарательных. Но знаешь чего, я все-таки, пожалуй, подскажу нашим, как им половчее все те бумажки свернуть и куда засунуть. Давненько я в поле не выходил...

-Силенок-то хватит? - смирившись с неизбежным, вздохнул охотник.

-Чтобы размазать тебя по полу за эти слова - вполне, - ухмыльнулся в ответ второй маг. - Не воображай себе невесть чего, просто...просто мне не нравится, когда убивают наших студентов. Как директор, я, вроде должен за ними присматривать...

-Будущий директор.

-За мной не заржавеет. Ни то, ни другое, - маг в красном потер руки. - Значит так, как здесь закончим, я первым делом в Башню. Надо посмотреть, что там сейчас варится, может, выловлю кой-какие ключики...если это подстава - а я съем свои ботинки, если это не так - то начинать надо оттуда. Посмотреть, кого ею хотели пошевелить...и поискать похожий почерк. Тот, кто это учинил - не первый день работает, а значит, где-то да точно должен был засветиться, с такими-то манерами.

-Я займусь вторым вариантом, - кивнул Барр. - Посмотрю на этот...Клуб, поворошу листочки.

-Смотри, чтобы тебя ими не засыпало. Там с тебя голову снимут и фамилии не спросят.

-Им придется постараться, - резко ответил Барр. - Знаешь, меня не оставляет ощущение, что что-то похожее я уже видел...

-Когда? Где? - моментально вскинулся маг в красном.

-Не помню, врать не стану. Вот только...знакомо мне это, Корнелиус. До боли знакомый стиль...

Тощего седовласого священника служащий таможни узнал сразу - пусть первый раз он и увидел этого типа целую неделю назад: очень уж внешность была запоминающаяся. Костлявые пальцы, вытянутое лицо, холодные синие глаза...его походка, манера держаться и гримасы, в которых на секунду-другую вытягивалась физиономия, вызывали сходство с какой-то чудной ящерицей - а говоря еще проще, ничего приятного в нем не было. Что ж, по крайней мере, с документами, в отличие от морды, у святого отца, вылетающего в Штаты, был полный порядок...

-Что, уже домой? - попробовал завязать с ним разговор служащий. - Погода не понравилась?

-На погоду жалоб не имею, - оскалился священник, забирая паспорт. - На людей тоже. А вот с работой тяжело...как была, так и кончилась...

1987 год. Вторая Площадка.

Толстые полупрозрачные стены, давящий белый потолок...ко всему этому она успела уже привыкнуть за годы, проведенные на острове. Привыкнуть - но не смириться, хотя то, что творилось в последнее время, грозило сломать ее куда быстрее, чем допросы. Дело было в том, что о ней, казалось, попросту забыли. Не было больше утомительных разговоров с тем или иным магом, для которых она представляла огромный интерес - но не было в том интересе ничего даже на дюйм хорошего. Не было больше изнурительных тестов, где ее заставляли демонстрировать пределы своих сил, заставляли раз за разом убивать - убивать все то, что больше не нужно было этому жуткому "Клубу". Не было даже солдат, стоящих у дверей ее камеры и пытающихся с ней о чем-то поговорить - все кончилось полгода назад, и началась самая страшная пытка - ожиданием. Утро, день и ночь сливались в одно целое, которое она проживала в ожидании выстрела, жаркой печи крематория, поданного в камеру газа или схватки с таким количеством чудовищ, которое не способен одолеть никто на свете. Ожидание терзало ее все сильнее, но способов прекратить это мучение не было - даже если бы она, например, смогла удавиться, свив петлю из своей грубой, похожей на больничную, одежды, настоящее мучение только бы началось - ведь она лучше всех них знала, что будет с ней по ту сторону.

О, она знала это отлично, и ее заставляли раз за разом это вспоминать - практически на каждом втором допросе. Служащие этого "Клуба" неумолимы - их интересовала каждая деталь, пусть даже они и приносили ей лишь боль - нет, даже не так - пробуждали ту боль, что всегда была с ней, с того самого дня, как она проиграла. Не было ни одного допроса, на котором она не переносилась бы мыслями в то страшное время, в те исполненные агонии секунды, за которые ее противник ломал ее, словно игрушку. Вот голени, вот бедра, вот тазовые кости сминаются в руках твари с характерным хрустом, а вот тело взлетает в воздух, мутнеющим взглядом видя кровоточащие обломки того, что когда-то она считала своими ногами. Конечно, ходить она никогда уже не сможет, о чем тут думать? Разве что о том, что такие веши, как нормальная жизнь и счастливая семья можно забыть начисто. Вот тело неуклюже приземлятся боком, ломая руку в локте, всего мгновение спустя вывихивая ее же в плече. Вот и открытый перелом, а сквозь мутную пленку кажется, даже видно вытекающий костный мозг, сквозь дурман смерти можно, кажется, почувствовать каждый болтающийся нерв. Тварь неспешно идет к переломанному куску мяса, чтобы докончить дело - странно, но тот все еще сопротивляется, цепляясь за гравий оставшейся рукой и стирая мясо на пальцах едва ли не до костей, оставляя по пути вывороченные ногти, выплевывая выбитые зубы вместе с кровавыми комками. Больно, как же больно - то ли оттого, что внутри нее тоже все было смято в кашу, то ли потому, что кое-что, из того, чему внутри быть положено, волочится за ней по асфальту, только чудом не цепляясь за коряги.

Страшно ли это? Любой другой, она была уверена - не сомневался бы со своим ответом. Но она знала, что было страшнее, ведь сейчас чувствовала ровно такую же обреченность, как в дни, проведенные в больнице. Дни, которые начинались с дикой боли, волнами накатывающейся на нее и приводящей зачем-то в чувства. Дней, заполненных капельницами с донорской кровью, тромбоцитарной массой, физраствором, антисептиками и седативными. Дни, состоящие из наспех пришитых измочаленных конечностей, которые - в какой-то момент ничего уже не скрывалось - после вынесения всех постановлений будут ампутированы. Дни, когда она понимает, что пусть то, что должно быть внутри, туда кое-как вернули, всю оставшуюся жизнь придется ходить с мешком у живота. Дни прерывистого дыхания через аппарат искусственной вентиляции лёгких, тяжелой, словно многотонный пресс, кислородной маски и чистки крови. Дни тупой, животной ярости и бессильной злобы, дни непрекращающейся жалости к себе, дни слез о жизни, что закончилась, так и не начавшись. Дни, когда она молилась всем, кого знала и о ком имела лишь смутное представление. Дни, когда на одну такую молитву что-то ответило...

Но кому ей было молиться сейчас, уже давно продавшей свою душу, чтобы избежать этих осточертевших стен?

-Чего сидим, по кому рыдаем?

Насмешливый голос вырвал ее из забытья, заставив поднять голову - в следующее мгновение глаза ее удивленно расширились. В дальнем углу камеры, у самых дверей, стоял низкорослый, молодо выглядящий человек с серыми глазами, улыбавшийся - точнее, скалящийся во все зубы. Одет он был в такую же унылую серую робу, разве что на руках болтались обрывки прочных на вид ремней.

-Ты... - с английским у нее за годы плена стало чуть получше, даром что никто из допрашивавших ее не озаботился тем, чтобы хотя бы попытаться поговорить на ее родном. - Ты мне мерещишься, да?

Ну конечно же, да. Я же не сплю уже вторые сутки...

-Ну, тут уже зависит от того, что тебе удобно, - человек развел руками, сделав пару осторожных шагов вперед, к привинченной к полу кровати, на которой она сидела. - Я могу быть дружелюбной галлюцинацией, вызванной твоим переутомлением и недосыпом, которая пришла справиться, как твои делишки. А могу быть тем, кто вылезает каждую ночь наружу через замочную скважину, чтобы оббегать еще три коридора, которыми эти инвалиды интеллектуального труда все тут нашпиговали и перезнакомиться с братьями по разуму. Тебя какая часть устраивает?

Проморгавшись - оторопь проходить не желала никак - она во все глаза уставилась на говорливого субъекта.

-При первой встрече обычно представляются, - субъект же времени отнюдь не терял. - Мизукава Гин...так, кажется? На камере, по крайней мере, было написано...

-Ты кто еще такой? - собравшись, наконец, с мыслями, хрипло поинтересовалась она у незваного гостя. - И как сюда...

-Клаус Морольф, - криво улыбнулся гость. - При желании можешь добавлять "благородный", "блистательный"...а, и "скромный", конечно же. Также желательно обойтись без эпитетов вроде "отродье", "демон" и подобных, этой каши я уже наелся на допросах от местных. С фантазией у них слабовато...как и с мозгами вообще, - Клаус прислонился к стене. - А теперь давай-ка серьезно. Я заперт в двух коридорах от тебя. Привезли совсем недавно, если это тебя волнует, но попортить нервы я им уже успел.

-Как ты смог выбраться?

-Так же, как и каждую ночь, - пожал плечами полукровка. - Пока они не замажут все щели, через которые я могу разглядеть коридор...

-Тогда почему ты еще здесь? - прорычала Гин. - Почему не сбежал, если...

-А смысл? - на лице Морольфа отразилось вполне искреннее удивление. - Мы в тюрьме внутри тюрьмы, если ты не в курсе. Что толку выбегать за стены, если за ними только камни да вода? К тому же, работу никто не отменял.

-Работу? - переспросила девушка, постепенно начиная привыкать к мысли, что происходящее ей и правда не снится. - Ты здесь, но все еще думаешь о какой-то...

-То, что я здесь - это, во-первых, временные трудности, а во-вторых - не мой позор, а их оплошность, - почти весело ответил гибрид. - Дай мне еще недельку - дорисовать карту этого лабиринта, поздороваться с остальными, запомнить график патрулей...и они очень, очень сильно пожалеют, что засунули меня в этот каменный мешок, - замерев на секунду, Морольф злобно прошипел. - Свиньи в погонах будут решать, кто человек, а кто нет. Добро пожаловать в дивный новый мир, мать его! - тяжело вздохнув, Клаус сполз вниз по стене, рассевшись уже на полу. - Прости. То, что мне приходится делать, чтобы выбираться...выматывает. До чертиков в глазах. Главное - самому чертиком не стать, - остаток фразы утонул в желчном смехе. - Ты не бойся, я не кусаюсь. Хотя честно скажу, того хмыря, который мою шляпу реквизировал, я найду, и реквизирую уже его печень. Вот скажи, за каким чертом отнимать шляпу? Я что, так похож на буржуя с этих их плакатиков для скорбных умами? А...

-Если ты не сделаешь паузы, скорбной умом стану я, - тщательно подобрав слова, выдала Гин. - Давай...покороче. И помедленней. Где тебя поймали?

-Где поймали, там нет больше, - очередное пожатие плечами. - Меня за разглашение по головке не погладят, разве что тростью. Ух хромоножка сейчас и бесится, наверное...и пузыри пускает...ладно, к делу, - голос Морольфа стал чуточку серьезнее. - Ты как, бегать-то можешь?

-Хочешь узнать, что я могу - найди мои вещи, - мрачно ответила девушка. - В арсенале должны быть где-то, в том, который для...подопытных...

-Что ж, уже дело. С тобой у меня точно проще выходит, чем с теми, из соседних камер. Расту над собой, наверное, - очередной смешок. - Давно тебя тут держат? Год, два?

-Пять. Может, больше. Точно не скажу...

-Да за пять лет я бы в их руководстве уже сидел, - полукровка почесал подбородок. - А у тебя какие успехи? Батарею и две подушки в камеру выторговала? Ну, примерным там поведением...эй, не смотри на меня так, я стесняться начинаю.

-Чтоб ты знал...я понимаю хорошо если половину, - наградив гибрида тяжелым взглядом, произнесла Гин. - Так что кончай...ораторствовать.

-Хорошо, хорошо. Это я так, юмор для знакомства делал, можешь считать. О чем там я...ах да. Со своей стороны я скоро основное закончу.

-Основное для чего?

-Для большого бардака, конечно же, - он посмотрел на девушку как на умалишенную. - И для великого побега, в который мы с вами всеми чуть позже поиграем.

-Без шансов, - отрубила Гин. - Они профессионалы. Наружу, может, и вырвемся, но там у них танки. Вертолеты. И черт знает какие твари. К тому же...ты сам недавно сказал - вокруг только вода. Бежать нам некуда.

-Пока - некуда, - полукровка важно поднял палец. - Именно поэтому я никуда и не тороплюсь. Видишь ли, я даже не авангард того, что грядет. Так, песчинка, что ветром задуло чуть раньше остальной бури.

-Что ты имеешь в виду?

-Я имею в виду, - передразнил ее Клаус. - Я имею в виду, что сюда скоро придут. Не за нами, конечно же, пусть я и чертовски ценный сотрудник, а ты бы сгодилась для конкурса людей с самым чудовищным расположением духа...сюда придут, можешь не сомневаться. Может, через месяц, может, через полгода, но придут, колесики уже закрутились. И вот когда начнется хаос, тогда-то мы и подбавим огоньку, где сумеем.

-Кто? - просто спросила Гин.

-Церковь. Ассоциация, - так же просто ответил гибрид. - И первая должна ох как поторопиться, чтобы вторая не поняла, какие пред ними раскрываются просторы...

-Не понимаю тебя.

-А что там понимать? - голос полукровки налился злостью. - Я об этом...Клубе. Черт, ну и названьице. Так и вижу дверки в ряд - "Клуб игры на гитаре", "Клуб кройки и шитья", "Клуб уничтожения всего сверхъестественного"...тьфу, смотреть тошно. Старик Герхард, как про этих парней узнал, только по стенам не бегал и кипятком не мочился. Как же, сбылся худший кошмар...маги-то глазки распахнули.

-Ты...

-Я о том, что до этих затейников из Клуба магическое сообщество было помойной кучей, в которой радостно копошились бестолковые ретрограды, не видящие дальше своего носа. Пока они там сидели, спутанные своими же законами, мы хоть спать спокойно могли. А эти их из пещер вывели, отмыли, приодели, чины с погонами раздали...но ты не хуже меня понимать должна, что если людоеду автомат всучить, жрать людей он от того не перестанет. Разве что сподручнее добычу ловить окажется... - гибрид закатил глаза, помолчав какое-то время, прежде чем продолжить. - Старик бы умнее, чем я, тебе рассказал, я так, по-простому...но суть, надеюсь, ты за хвост уже ухватила. Одно дело биться с магами - ты почти всегда знаешь, чего от них ждать. Другое совсем - с этой...машиной, ад бы ее побрал, которая нас всех скоро раздавит, если мы раньше шевелиться не начнем. Они магов извести хотели, а в итоге просто людей из них сделали. Людей с ресурсами. С целой страной для игр. С развязанными, черт, руками...

-Ты много о них знаешь, я погляжу.

-Водили на допрос аккурат к местной шишке, - скривился Клаус. - Щепкин...так, кажется. Добрейшей души малый, моему деду бы по духу пришелся, как пить дать. Поставил бы его озверевших родичей отлавливать...а то когда у старого ублюдка багрянка началась, так его по всей Германии гоняли...а, что-то опять я не о том. На тебя можно рассчитывать?

-Мог и не спрашивать, - последовал почти немедленный ответ. - Только не вынуждай меня ждать слишком долго.

-Не беспокойся, - ухмыльнулся Клаус, подходя к дверям. - Эти люди...у них еще меньше терпения, чем у тебя.

Норвегия, Нарвик.

Утро добрым определенно не бывает - схожего порядка мысли посетили Оскара Вайса, когда он застал это самое утро в стылом гостиничном номере на самом верхнем этаже в равной степени старого и высокого здания. Разлепив глаза, Хлыст сполз с кровати и поднялся на ноги - последнее далось с некоторым трудом, потому как тело, похоже, еще вовсе не желало просыпаться. Нет, лечь определенно надо было пораньше - но когда дело касается приготовлений к встрече с довольно опасными магами, да еще и уместить их нужно в один вечер - сделать это становится весьма и весьма непросто.

Приложившись к бутылке с холодной, сводящей зубы водой - оставалось там уже меньше половины - он выплеснул остаток себе в лицо, чтобы быстрее проснуться. Чуть пригладив промокшие волосы, бросил мрачный взгляд на столешницу. Заготовки для Ключей, пистолет, пара простых кинжалов, бронежилет, лично им зачарованный накануне, форменный потрепанный балахон, пузатая скляночка с собственной кровью, кое-какой другой рабочий инструмент...легкий набор, как бы он это назвал. Более чем легкий - все в расчете на то, что предстоящая встреча все-таки пройдет мирно: доводом "за" служил тот факт, что их, как-никак, знали, доводом "против" же являлся факт не менее очевидный - маги не были среди тех существ, кто любил непрошенных гостей.

Прежде чем начать одеваться, он остановился у балконной двери, дернув в сторону занавеску, а затем и распахнул дверь, впуская внутрь холодный воздух. Выбравшись наружу, окинул взглядом толком не проснувшийся городок, отыскал едва-едва выползшее из-за горизонта неприветливое солнце, поморщившись от этого холодного безразличного света. Задание казалось простым - всего-то пойти и поговорить - если, конечно, не вспоминать о том, что сейчас они должны были быть совсем в иной стране...быть там, где был сейчас Филин, отославший их с этим странным поручением.

Тихие шаги позади, вперемешку с шуршанием бинтов. Он не стал оборачиваться, даже когда она коснулась его, пробежав пальцами по старому ожогу на боку, по припухлостям на местах от старых уколов, которые никогда не пройдут, по выведенной меж лопаток каше из причудливых символов, въевшихся в кожу так глубоко, словно были там с рождения. Большая часть рисунка была уже нарушена - там шрамом, там следом от пули - читаемым оставалась лишь малая часть, например, жирные багряные буквы "Luke 10:19" (хвост девятки был уже с трудом виден), вписанные в какую-то странную геометрическую фигуру, что тянула свои тонкие щупальца за пределы общего узора, сливаясь с просвечивающими венами и теряясь там.

-Разве уже время, Оскар?

-Время, время, - он покачал головой. - Ты такая соня, что я уже успел сходить, все уладить и отдохнуть, а ты еще только встала. Собирайся, пора назад ехать.

-Если бы оно было так...

Он обернулся, вглядевшись в лицо Неус - здесь, где им никто не мог помешать, она его не скрывала.

-Что с тобой? Ты вся дрожишь.

-Холодно, - она потянула его назад, в комнату. - Пойдем. Я вряд ли простужусь, но вот тебе такого шанса давать не желаю.

Затворив балконную дверь, Хлыст стащил со стула прочную, тяжелую на вид белую рубашку. Присел на угол кровати, выискивая, куда вчера забросил обувь. Скользнул взглядом по мокрым подушкам - влажная кожа Неус, равно как и ее волосы, очень редко просыхали. Он будто бы вновь чувствовал эту кожу под своими пальцами, слышал шорох распускаемых в ночной тьме бинтов, погружался в огонь, стремительно проносящийся по нервным сплетениям и по Цепям...

Так редко. Так редко они могли себе это позволить.

Так опасно. Так опасно это граничило с самоубийством.

Так далеко. Так далеко они заходили, сами не до конца понимая, отчего...

Амальгама села рядом, неслышно взяв его руку, неслышно перебирая его пальцы. Стигматы на запястьях Оскара, конечно, были фальшивкой, но отец с матерью, так жаждавшие людского внимания, не пожалели когда-то на них кислоты. Рядовая комиссия, расследовавшая этот небольшой и явно шарлатанский случай, нашла куда больше, чем "нарисованные" родителями раны: то были недоразвитые, но уже успевшие открыться Цепи - к сожалению, намертво замкнувшиеся на боль как на единственный импульс, что мог привести их в дело. Своих настоящих родителей, в отличие от приемной семьи, наградившей его этими несмываемыми узорами на руках и ступнях, Оскар почти не помнил. Когда-то он думал, что это были выродившиеся маги, когда-то - что слишком слабым для семьи оказался именно он, и, не пройдя отбор, был выброшен прочь в пользу кого-то еще...нельзя сказать, чтобы этот вопрос вообще его сильно занимал.

-Нам уже нужно выходить? - вывела его из прострации Амальгама, в сонном голосе которой чувствовались извиняющиеся нотки.

-А то как же. Часам к двенадцати как раз будем у них...если нас, конечно, уже не засекли и не ждут у входа.

-Шуточки у тебя, - беззлобно буркнула Неус, поднимаясь на ноги. - Позавтракать мы, наверное, не успеем?

-Можешь попробовать, - улыбнулся он, просунув ногу в ботинок. - У меня вот лично кусок в горло не лезет.

Это было чистейшей правдой: мысли о тех, к кому они направлялись в гости, не желали отпускать Хлыста. Сверившись с часами и решив, что все-таки может подарить Неус немного времени - особенно, прекрасно зная, как она слаба по утрам - Оскар прошелся по номеру: новые ботинки все еще натирали ноги и он собирался их как можно быстрее расходить. Когда на столе появилась пара кружек, он плеснул в одну какой-то растворимой дряни, которая на кофе походила разве что цветом, после чего невидяще уставился в эту муть, сам не понимая, что там желал увидеть.

Неус, заварив себе чаю, достала из черной дорожной сумки небольшую жестяную коробочку, и, повозившись немного с крышкой, начала бросать в кружку аккуратные кубики сахара - один, другой, третий...наблюдая за тем, как напиток превращается в сироп, Хлыст только тихо посмеивался - пусть даже и видел подобное уже множество раз. Корни этого влечения к сахару, как когда-то рассказала сама Амальгама, лежали еще в Дахау: незадолго до того, как ее отобрали для эксперимента алхимиков, в руки Неус попала кем-то припрятанная посылка из Красного Креста - другие подобные были, разумеется, немедленно отобраны, едва дойдя до адресатов. Память о жестяной коробке, в которой нашлось несколько крошек от печенья и половинка кубика рафинада, была в ней сильна - по сути, это было последнее, что Неус помнила, прежде чем спустилась из лагерного чистилища в устроенный тулийскими магами ад.

-Что-то я сегодня не в форме. Проверишь меня? - дождавшись, когда сахар в ее кружке растворится, пробормотал Хлыст.

-Конечно, - кивнула Амальгама. - Начинай с имен, Оскар.

-Кетильхесс, - выдохнул Хлыст, снимая с края стола пистолет и проверяя его последний раз, прежде чем убрать в кобуру и закрепить ту на надлежащем месте. - Семь поколений, текущий состав...Коре Кетильхесс - глава рода, его жена Альма, их сын Аксель...

-И Матиас Кетильхесс, - тут же оборвала его Неус. - Или Матиас Карон - такую фамилию род носил до того, как сбежал сюда из Франции. Великий и ужасный Матиас Карон, зеркальных дел мастер.

-Давно мертвый, - хмыкнул Хлыст. - Больше века как.

-Официально его смерть никто так и не подтвердил, - парировала Неус, и, допив свой чрезмерно сладкий чай, принялась собирать рассыпанные по столу заготовки для Черных Ключей. - В прошлый раз...

-В прошлый раз меня здесь не было, а того, чего я не видел своими глазами, я из-под сомнения не выпускаю, - экзекутор нахмурился. - В конце концов, когда к ним водили Ренье, ни он сам, ни Филин не говорили о том, что видели Матиаса, не так ли? Семье может быть просто выгодно поддерживать иллюзию его существования, учитывая мощь этой фигуры.

-Так или иначе, Кат был вполне конкретен, - чуть помолчав, произнесла Неус, протягивая ему очередную заготовку для Ключа, что тут же потонула в глубинах форменного балахона. - Ему нужен Матиас. Возможно, сегодня мы узнаем, жив он или нет...если встреча, конечно, вообще состоится.

-Если не состоится кровавой бани, - последняя рукоять юркнула в карман. - Не останавливайся. Теперь...

-Теперь пробегись по основным направлениям. Коротко.

-Мнимые Числа, - Хлыст натянул перчатки. - Они могут работать только с такими объектами, как отражения, тени...

-И они не были бы опасны, если бы...

-...не возможность обращения причинно-следственной связи между материальным объектом и его отражением в том или ином виде. Пока мы держимся подальше от зеркал и стоим в тени чего-то еще, им будет сложнее применить свой коронный трюк. А с остальными как-нибудь уж совладаем.

-Если придется. Что ж, с домашней работой ты справился, - она тихо улыбнулась под бинтами. - Хотя вот по истории рода, возможно...

-Сразу скажу, что засыплюсь, - отмахнулся Оскар. - Как там говорил Эрик? Нужно знать только две вещи - где они и сколько брать с собой патронов?

-А после тебя начинает волновать третья - как унести ноги, - задумчиво пробормотала Неус. - Впрочем, даже Эрик ответственно подходит к делу...во многом именно поэтому он и с нами.

-Всегда удивляло, сколько времени Филин угрохал на то, чтобы протащить его в отряд. Его, не имеющего палаческой подготовки...зачем только...

-Именно затем, - произнесла Амальгама. - Он солдат...ну и командир, если мы не будем вспоминать, что всех своих званий давно лишен. Но прежде всего - он обычный человек. Будучи неспособен обратиться к Цепям или каким-нибудь...особым навыкам, он вынужден решать проблемы иначе. Именно этим он и ценен - тем, что вынужден искать обходные пути там, где остальные, даже не задумываясь, пойдут напрямик. И многие из его решений оказывались проще что по времени, что по силам...

-Это Филин так сказал?

-Почти слово в слово, - кивнула Неус. - Он старался создать максимально разностороннюю группу, пусть все эти...кадровые вопросы и приводили порою к некоторым конфликтам с начальством....

-Меня он взял после того дельца в Люксембурге, - позволив себе погрузиться в воспоминания, протянул Хлыст. - Как сейчас помню...ох черт, - Оскар снова взглянул на часы. - Что-то мы с тобой совсем засиделись. Ты готова?

-Уже давно, - она сдернула с вешалки свое пальто. - Идем?

-Идем, - кивнул Хлыст. - Пообедаем, думаю, либо у них, либо уже на том свете.

-Шуточки... - вздохнула Неус. - Шуточки твои...

Небо над городом было таким же холодным, как и все остальное. Уродливые коробки домов в центре напоминали растянутые в высоту гаражи с парой наспех проделанных окон. Колючий ветер забирался в щели меж бинтами, стараясь укусить лицо побольнее - на него она почти не обращала внимания, целиком концентрируясь на том, чтобы не столкнуться с кем-нибудь по пути. Наложенные на их облачение чары были хрупки, словно соломинка, рассеивая внимание окружающих лишь в том случае, если они никого из них не касались. Один случайный толчок - и вся заполненная прохожими улица с удивлением бы обнаружила странную парочку, словно вынырнувшую из воздуха. По этой же самой причине пришлось отмести и общественный транспорт - эта идея даже не обсуждалась. Лавируя в толпе, Амальгама не сводила глаз с укрытой темной тканью спины и капюшона идущего впереди палача, попутно пытаясь придумать план действий хоть чуточку лучше того, что был в запасе у Хлыста, давно привыкшего ставить все и сразу.

С ним всегда было так, но в то же самое время с ним было просто, а это, наверное, было для нее важнее всего. Оскар не был тем, кто пригласил ее в отряд, но именно из-за него она в нем осталась - это понимали не только они сами, но, наверное, и Кат. Еще в первые годы Хлыст был тем единственным, кто не бросал на нее косых взглядов, не наступал на больные мозоли, а если уж и доводилось о чем-то поговорить всерьез - схватывал все быстро, почти на лету. Что было, наверное, куда важнее - он никогда не трепал нервы наигранным сочувствием, принимая ее природу как данность, как то, что уже нельзя исправить, но с чем должно примириться, чтобы просто иметь возможность жить дальше. Они знали друг о друге куда больше, чем все составители их личных дел вместе взятые, знали друг друга так близко, как только могли себе позволить. И она совершенно не представляла, что делала бы, куда бы вернулась, если бы его не стало.

Прежним убежищем и местом работы Неус, помимо разбросанных по миру филиалов Ассамблеи, изрядно подковавших ее в истории и принципах Таинств, был тайный приют с весьма иронично выбранным святым покровителем, место, где Церковь прятала от мира тех, кого он не принял бы никогда. Хлыст дома не имел вовсе: первого, если он вообще существовал, палач не помнил, а второй покинул, ничего не взяв с собою, кроме нескольких тягостных воспоминаний, со временем почти полностью выветрившихся. Его ждало Восьмое Таинство, его ждала работа. Проведя несколько лет под началом нескольких заслуженных палачей, немногие из которых были живы и поныне, Хлыст сменил, как знала Неус, не один и не два отряда, прежде чем, наконец, осесть в "Догме" - как и всех, его выбрал сам Филин. Свою же первую работу с этим нескладным человеком, чье лицо ловило порою не меньше косых взглядов, чем ее собственное, скрытое за толщей бинтов, она, наверное, будет помнить вечно...

Нужное здание найти было несложно - оно оказалось самым большим и самым старым на вид на всей крохотной улочке, запруженной все теми же навевавшими смертную тоску домиками-коробочками. Высокая чугунная ограда местами уже проржавела, на покатой крыше давно облупилась краска - из-за слоя грязи нельзя было уже толком определить, какой же цвет все это имело раньше. Массивная парадная дверь, видная даже отсюда, внимания Хлыста не приковала и на секунду - взгляд его бегал по развешенным окнам, одно из которых - на втором этаже - даже было открыто.

-Иллюзия, - в конце концов бросил он. - Причем аховая. Видишь, вон там? Ветер даже занавески не шевелит.

-Что-нибудь еще? - остановившись у калитки, но даже и не думая касаться ее, Неус пристально разглядывала дорожку к дому, обсаженную старыми деревцами.

-Если что-то и есть, то мне, убогому, не почуять, - скривился Хлыст. - Сама знаешь ведь главную проблему их логовищ. Чем больше я боюсь, тем жирнее я навешу поле, чем жирнее я навешу поле, тем ярче я буду светиться...

-И либо они открыто бросают вызов, либо знают, что в этой глуши их некому тронуть, да и незачем...либо просто хорошо поработали над локализацией утечек за грани поля, - пожала плечами Неус. - Пока что ничего, кроме пары хороших мест для ловушек, я не вижу. Напомню лишь одно - за нами скорее всего, также наблюдают, так что надо уже что-то решать.

-И то верно, - он приблизился к калитке. - Был, помнится, случай...по молодости вот так вот за ручечку схватился, пять минут подергал, еще две рядом постоял...а оказалось потом, что не две минуты, а два с половиной часа. Хозяин, пока я в петле этой маялся, спокойно через окно вышел и ищи ветра в поле...

-Думаешь, тут...

-Что я думаю, уже не важно, - палач криво улыбнулся. - Как ты правильно заметила, времени у нас нет. Так что...остается вляпаться во весь этот кисель, - он толкнул калитку с такой силой, что та со звоном ударилась об ограду. - И надеяться, что выплывем.

-Твои планы, как всегда, тактически безупречны, - тихо вздохнула Неус. - Может и они оценят, как думаешь?

Дорожка к дому была, в отличие от той же крыши и стен, вполне себе отчищена - вот только деревья, что росли рядом, вблизи обнаружились еще более больными, чем казались из-за ограды. Земля, в которой они имели несчастье расти, была сухой, растрескавшейся и покрытой местами чем-то сизо-серым, похожим на иней. Палачу оставалось для себя отметить, что его спутница была права - поля тут и правда были, отлично замаскированные - и ничуть не хуже уморившие в своих незримых тисках то немногое, что когда-то пустило тут корни. Остановившись у тяжелой двери, Оскар скинул капюшон, и, чуть помедлив, вдавил кнопку старенького звонка.

-Приготовь товар, - тихо произнес он. - Если что-то пойдет не так, надо успеть его предъявить, прежде чем заговорят пушки.

Дверь чуть приоткрылась - на пороге обнаружился обряженный в мятый спальный халат молодой человек, довольно костлявый на вид - в руке он держал увесистый бронзовый поднос со свечой в центре.

-Что? Кто? - зло рявкнул он. - Без приглашения никого... - он осекся, вглядевшись в лицо Хлыста - и разглядев стоящую за его спиной фигуру в бинтах. - А вам еще что здесь нужно?

-Доброе утро, - издевательски ухмыльнулся Хлыст. - Кто тут хочет побеседовать о Господе?

Коре Кетильхесс разительно отличался от того образа, который Оскар успел нарисовать у себя в голове по пути к мастерской мага. Невысокий, с сонным взглядом маленьких глазок, проплешинами и короткими ручками, этот обряженный в теплый шерстяной жилет тип не выглядел опасным ни на йоту - зато от одного портрета его печально известного предка, что украшал собой стену над трещавшим камином, опасностью веяло за версту. Украдкой изучая обстановку зала, в который его пригласили, палач пытался отыскать следы хоть чего-то, что выдавало бы в комнате обиталище мага - однако, не получалось. Не получилось это сделать и в тех комнатах, через которые их провели сюда, в тех коридорах, которыми они прошли - дом выглядел настолько обычно, что от этого попросту было не по себе. Единственной деталью, что бросилась в глаза бы даже тому, кто не знал об истинном обличье странной семьи, были зеркала, в изобилии украшавшие стены каждой комнаты, каждого прохода. Высокие и низкие, в дорогих узорных рамах и в обрамлении из простых трухлявых деревяшек, кривые, причудливо изогнутые...дом был своеобразной галереей, но останавливаться у какого-либо из ее экспонатов отнюдь не хотелось - от всех одинаково тянуло чем-то мертвенно-холодным.

-Так значит, старый грозный Филин про нас еще не забыл? - хохотнул Коре, подливая в свою огромную кружку что-то, отдаленно напоминавшее чай. - В прошлый раз, признаться, он нервишки мне хорошенько помотать сумел...и этот ваш общий дружок...такой, тихий...как там его, Рени, Рели...

-Ренье, - поправил мага Оскар.

-Да, точно. Ренье. Как он там, кстати?

-Справляется, - более чем лаконично ответил палач. - Я надеюсь, наш визит не слишком спутал ваши планы на сегодня...

-Не беспокойтесь, - Коре снова улыбнулся - было в этой улыбке что-то гадкое, не дающее расслабиться. - Если бы мы не пожелали вас видеть, вы бы не дошли до дверей. Но сами понимаете, надеюсь...

-Не захотели портить отношений с Церковью?

-Скорее, не захотели выяснять, сколько еще вывалится из засады, если с вами что-то стрясется, - пожал плечами маг. - О, только не надо меня уверять, что вас всего двое, прошу. Все равно не поверю.

-Как угодно, - осторожно произнес Хлыст. - Тогда - к делам?

-А какие у нас могут быть дела, господин палач? - припухлое лицо Коре расплылось в гадкой гримасе, лишь отдаленно напоминавшей улыбку. - Все дела с вашим ведомством мы порешили еще лет этак пятьдесят назад, не так ли? Мелкие услуги, кхм, конечно, никто не отменял, этот ваш Риле...

-Ренье.

-Да, точно, Рене...этот ваш Рене был достаточно забавным экземпляром, пусть и отказался от дальнейших исследований...пусть мы и не смогли многого добиться...увы, мы специалисты по зеркалам, но не по стеклам как таковым.

-Насколько мне известно, вы специалисты весьма широкого профиля.

-Рад, что вы помните, - запустив руку в карман, маг медленно вытянул оттуда небольшой фонарик, принявшись крутить его меж пальцев. - Знаете, забавная складывается ситуация...в прошлый раз ваш...Филин притащил сюда этого своего дружка, чтобы мы установили, что же у него такое к руке пристало. Переполошил весь дом, крайне наглым образом намекая на какие-то, очевидно, пришедшие ему в голову с похмелья старые долги. Сделал еще множество очень неприятных вещей...которые, я, к счастью, успел за годы эти забыть. Порядком так забыть...может, не будем заставлять меня ворошить былое, а, господин палач? Может, разойдемся по-тихому?

-Рад бы, да не могу, - скривился Хлыст. - Филин...

-Что он хочет от нас в этот раз?

-Не что, а кого, если позволите. Ему нужен Матиас.

На лице мага не дрогнул ни один мускул. А спустя пару секунд оно и вовсе растеклось, вновь выдавливая наружу ухмылку.

-Что вашему Филину нужно, так это отдых месяца так на три, от пьянства полечиться. Могу порекомендовать хороший санаторий...

-Лучше порекомендуйте зеркальщика, - резко произнес Оскар. - И нас ему заодно, если не затруднит.

-Несколько грубовато, не находите? - Коре продолжал вертеть фонариком. - Даже если допустить на минуту, что мой достопочтенный предок был бы жив...разве он захотел в этом случае тратить время на кого-то вроде вас? Знаете...он был куда как более несдержан, чем кто-либо из нынешнего поколения. Я по сравнению с ним само спокойствие.

-Да неужели?

-Одно нас объединяло, господин палач...мы оба не любили лишнего шума. Семейное, если хотите, - легким щелчком включив фонарик, маг направил его в сторону дальнего столика, нет - на его тень, что падала на пол, протянувшись аж до камина. - И можете быть уверены, что у нас умеют делать без шума практически все...

Коре шепнул пару коротких слов, скользнув лучом фонарика по длинной тени. Мгновение спустя столик - половина его исчезла, словно ее отхватила некая незримая гильотина - с хрустом повалился на дорогой ковер.

-А людей, простите за нескромный вопрос...так же чистенько?

-Увы, - Коре состроил жалостливую мину. - Все эти кровавые пятна на паркете...они, признаться, меня просто выводят из себя. Имеют тенденцию впитываться.

-И вам даже нисколько не интересно, что мы привезли?

-Интересно, врать не стану, - маг развел руками, бросив фонарик рядом с собой. - И я имею, если уж на то пошло, два варианта. Я могу послушать вас и, бросив все свои дела, заняться той штукой, что вы приволокли...

-...за достойное вознаграждение, конечно же, - вставил Хлыст.

-А еще я могу поберечь силы и вышвырнуть вас вон, наподдав хорошенечко для ускорения, - оскалился Коре. - Я тут думаю, думаю...

-И что надумываете?

-Я люблю беречь силы, - вздохнул маг. - Приезжайте через год-другой. В другое время года. И к кому-нибудь другому. Я понятно выразился?

-Предельно, - не менее тяжело вздохнул палач. - Но у меня свои варианты. Я могу сейчас встать, уйти, и получить за то по шее, а могу...скажем так, убедить вас поспособствовать нашей работе и сберечь эту самую шею.

-Я надеюсь, вы сделаете разумный выбор.

-Конечно. Я люблю свою шею.

-Видимо, недостаточно, - маг грустно улыбнулся. - Ваша коллега...забинтованная...как там ее...Веус? Леис?

-Неус.

-Да-да, она самая, - Коре даже хлопнул в ладоши. - Которой мой сын сейчас показывает дом. Слово "заложник" вам о чем-нибудь говорит?

-О многом. А вам?

Коридор казался нескончаемым.

-И давно вы работаете на Церковь?

Она чуть помедлила с ответом. Этот странный с виду парень с дергаными движениями не давал ей расслабиться - было в его взгляде что-то такое, что заставляло быть настороже. Его попытка выглядеть в ее глазах чем-то вроде многомудрого экскурсовода потерпела фиаско едва ли не с первых слов - голос у Акселя Кетильхесса был надломленный, скрипучий - но он, похоже, не владел не только голосом, но и материалом. Время от времени останавливаясь у очередной двери он выталкивал из себя очередную крупицу информации, припудривая пустой похвальбой, после чего снова бросал на нее жадный взгляд. Она не питала иллюзий насчет этого самого взгляда, но опасалась одного - что его хозяин, напротив, имел их слишком много. Стараясь быть вежливой, стараясь дождаться конца этой неловкой и неумелой экскурсии, в конце которой ее должны были проводить к Хлысту и главе семьи, она отвечала на его вопросы - по своему обыкновению, тихо и кратко.

-Очень давно, - чуть заметное движение плеч. - И на лоялистов Туле.

-Лоялистов...это что, какой-то осколок той нацисткой шайки, что ли? - нахмурился молодой маг. - Или...

-Нет-нет, - бинты заглушали ее голос, и он, слава небесам, не смог понять, насколько он был тяжел. - Вопреки тому, что обычно думают, так называют как раз тех, кто не ушел с нацистами...

-Вот оно как, - фыркнул маг. - Не знал. И что, хорошо платят?

-Кому-то да, - так же тихо ответила она. - Я работаю не ради денег.

-Боюсь даже спросить, ради чего тогда.

-Я...я обязана, - тихо проговорила Неус, искренне желая, чтобы на этом маг остановил расспросы.

-Кому-то из ваших шишек?

-Всем людям.

-Вот оно как, - повторил маг. - И что, долго планируете...

-Пока не пойму, что избавилась от вины последнего выжившего, - неловко попробовала отшутиться она. - Простите. Это...это не то, о чем я бы хотела говорить.

-А жаль, - маг вновь одарил Неус не особо приятным взглядом, упершимся в стекла ее очков. - Вы не поймите меня неправильно, в нашей глуши потолковать-то особо не с кем...вот и надрываюсь на чем свет стоит. Отец послал вас попугать, чего уж темнить. Чтобы вы свалили побыстрее. А я-то против вас ничего не имею...черт, что-то голова кружиться начинает...

-Вы, если позволите, смотрите на меня как на некую диковинку, - устало бросила Амальгама. - И ваши неловкие попытки произвести впечатление имеют под собой только одну цель - вам до боли интересно, кто забрел к вам на огонек. Позвольте я скажу прямо...я стараюсь держаться от людей на расстоянии далеко не просто так. За этот разговор вы уже дважды пытались послать в мою сторону короткий импульс, проверяя наличие Цепей, но чары на моем верхнем облачении ваши попытки немедленно пресекали. Мы гости, и к тому же, нежданные, но мы стараемся быть вежливыми настолько, насколько это возможно. Я была бы вам благодарна, если бы эта вежливость распространялась в обе стороны.

-Я просто... - молодой маг поморщился. - Ладно, что уж тут...мне и правда было интересно. Не каждый день два палача заходят на чашечку кофе, да еще и подарки приносят. Тот футлярчик, что вы притащили...я бы вам помог с радостью, но зеркала - не мой профиль. Отцовские тени, как по мне, тоже уже пережиток. Будущее за голографией, надо только погодить еще немного...вот вы как думаете...

-Я думаю, что этим коридором мы уже проходили, - мрачно произнесла она. - Не стоит водить меня кругами. Давайте лучше поспешим к вашему отцу и послушаем, удалось ли ему договориться с моим другом...

-Зачем он вам? - резко спросил маг. - Он совсем сдал в последние годы, никуда не вылезает. Сдохнуть с ними всеми со скуки можно...не то, что у вас, наверное.

-Вы так думаете?

-Не думаю, знаю. У вас хоть работа, - маг усмехнулся. - У вас хоть с безделья загибаться не станешь. И платят, наверное, прилично...а здесь? День за днем тухнуть под весом их унылых правил, устаревших века на два?

-Вам не позволяют вволю заниматься своими разработками? - она попыталась изобразить понимание.

-В точку. Для них это все ересь и бред чистой воды. Да что там говорить...скука, сказал же. Думал, что в армии от них скроюсь, так нет, прочистили мозги кому не надо. Мерзавцы...может, мне к вам податься, а?

-Неудачная шутка, - ответила Неус. - Уж поверьте мне.

-А кто шутит? Вы в средствах не стеснены, вы творите, что хотите. И еще награды за это получаете. Что, думаете, я...

-Всегда считала, что желающие оказаться в армии в мирное время - психопаты. А уж про желающих оказаться у нас и думать ничего не надо. Радуйтесь, что живете далеко от мест, где горят огни. Радуйтесь, пока жизнь вам это позволяет.

-Вы так говорите, словно сами не любите того, что делаете, - огрызнулся маг. - Вы же палач. Что я, не знаю, что ли, что с ними по-другому не бывает? Надеюсь, вы не будете прятаться за словами про какой-то там долг, как прячетесь за этими вашими бинтиками?

-Вы допустили небольшую ошибку в своих рассуждениях, - негромко, но четко сказала Неус, резко повернувшись к магу и в два шага подойдя к нему вплотную. - Эти повязки защищают вовсе не меня.

Аксель Кетильхесс вдруг поперхнулся, содрогнувшись от сильного рвотного позыва, впрочем, не дошедшего до конечной точки. Неус прошептала два коротких слова, сдобрив их не менее коротким жестом вдоль лица и плеч: бинты, встрепенувшись, словно проснувшиеся от долгого сна змеи, поползли вниз, открывая взору мага лицо Амальгамы, ее шею, руки...руки, что ловким движением сдернули с носа очки, позволив ему заглянуть, наконец, и в глаза...

-Я никогда об этом не просила, - прошелестело нависшее над молодым магом существо, выдохнув ему в лицо очередную порцию чистейшего хлороформа. - Уж поверьте мне...

Аксель не ответил - с полузадушенным хрипом он сполз вниз, стукнувшись бы затылком об начищенный паркет, если бы Амальгама его не подхватила.

Надеюсь, я не перестаралась...

Склонившись над телом мага, Неус тяжело вздохнула, выговаривая нужные слова. Бинты медленно принялись наползать обратно...

-Стоило вас прихлопнуть еще на подходе, - бормотал Коре Кетильхесс, звеня ключами. - Меньше возни было бы, видит Бог. Кто же знал, что вы с собой привели...кто она вообще такая?

-Сложный человек, - пожал плечами Хлыст, наблюдая за тем, как маг отмыкает один замок за другим на массивных железных дверях. - Ее создали во время войны. Этот проект был одним из самых чудовищных вещей, что она породила...

-Вот уж точно, - огрызнулся маг, отпирая последний замок. - Как вы вообще можете работать с...этим?

-Спокойно. Она, может, и сложный человек, но не плохой. Послушайте, я прекрасно понимаю, что мы выглядим для вас разве что досадной помехой...

-Да неужели?

-Но выбора у нас не было, - экзекутор поднял завернутый в ткань футляр. - Эта вещь принадлежала одному из членов организации, известной как Ленинградский Клуб. В ваших краях о них что-нибудь слышали?

-Нет. А стоило?

-Как посмотреть, - задумчиво добавил Оскар. - Так или иначе, она, как мы считаем, представляет огромную ценность, и опасность от нее исходит ничуть не меньшая.

-И почему бы не заняться ей самим? У вас, я думал, специалистов хватает...

-Скажем так, вещь была получена...не самым прямым путем, - усмехнулся Хлыст. - Светить ее раньше времени никто не желает. Мне кажется, условия, которые предлагает Филин, вполне честны. Вы сможете оставить ее себе. Нас устроит уже то, что мы узнаем, что же это за осколочек...ради него мы проделали долгий путь...

-И напугали моего сына до обморочного состояния. У него до сих пор зубы стучат. Ч-черт, надо было ему сказать, чтобы сразу ее вырубил, а не разговоры тянул...

-Возможно. Ваш шанс уже упущен, - Хлыст легонько толкнул дверь. - Так значит, ваша мастерская...

Договорить палач так и не успел - застыл в изумлении. Открывшийся его взору огромный холодный зал с темно-синими стенами и полом, раскрашенным под шахматную доску, был забит зеркалами от края до края. Зеркала укрывали стены, зеркала висели на потолке, зеркала устилали даже пол - большей частью по углам. Шесть ровных рядов зеркал - по двенадцать в каждом - заполняли большую часть помещения - но обомлеть видавшего виды экзекутора заставило вовсе не это.

За каждым из стоячих зеркал - мутных, словно заиндевевших, подернутых какой-то странной рябью, можно было с трудом, но разглядеть человеческое лицо. Здесь были мужчины и женщины, старики и совсем молодые люди, лица чуть ли не эталонной красоты и уродливые морды...застывшие, словно будучи сжаты в неких чудовищных тисках, недвижимые почти полностью - кроме глаз.

В доброй половине глаз плескалось безумие. Во всех - боль.

-Холодновато тут у вас, - преувеличенно бодрым тоном произнес палач. - Топить надо получше...

-Добро пожаловать в Галерею, - усмехнулся в кулак Коре. - Ну что же вы стоите? Вы же хотели видеть ее хозяина, разве нет?

-Матиас...здесь? - недоверчиво бросил Хлыст.

-Конечно, - маг потер руки от холода. - Как и его мастерская. Я же говорил, в нашей семье не любят шума. Потому и пришлось перенести ее...на ту сторону.

-А эти...

-Матиас здесь. Как и все, кто ему чем-то помешал, - Коре снова улыбнулся, делая шажок назад. - Удачи в переговорах. Советую подобрать себе зеркальце пошире...

Дверь словно в насмешку громко хлопнула, закрываясь за его спиной. Еще раз окинув холодный зал ничуть не более теплым взглядом, Хлыст сделал пару шагов вперед.

Однако, в следующий раз поменяемся ролями. Она будет вести деловые переговоры со старой спятившей сволочью, сующей людей в зеркала, а я - сторожить всяких расхлябанных безобидных олухов...

Тишина, висящая здесь, действовала на нервы почище любого шума. Остановившись на почтительном расстоянии от второго по счету ряда зеркал, он, справившись с более чем неприятными мыслями, заставил себя присмотреться к нему получше. Вгляделся в лицо, застывшее в безмолвном вопле, и с трудом сдержался, чтобы не отшатнуться, когда понял, что его только что наградили ответным взглядом. Умение читать чужие мысли было совсем ни к чему, чтобы этот взгляд понять - в нем, кажется, уже веками плавали одни и те же слова.

Убей меня...

Потеряв над собой всякий контроль, он делает шаг - еще, еще один...он так близко, что может уже коснуться гладкой поверхности...

-Я бы не советовал, господин палач.

Голос, шедший, казалось, отовсюду, был звонким - словно звук бесконечно бьющегося стекла...

Проклятье.

-Матиас? Матиас Кетильхесс?

Терять уже все равно нечего, так что его голос даже не дрожит. Почти.

Матиас Кетильхесс. Типичнейший представитель старой гвардии магического сообщества. Такие даже не пытаются казаться людьми.

Матиас Кетильхесс. Прямой потомок полоумного убийцы, поднявшего на дыбы половину Европы ради своих экспериментов...вынужденного из-за них же бежать за тридевять земель...интересно, тот легендарный зеркальный шлем тоже зарыт где-то здесь?

Матиас Кетильхесс. Пожалуй, один из тех, с кем лучше никогда не встречаться. Филин, Филин...за что ты меня так ненавидишь?

-Допустим, - вновь раздался оглушительно звонкий ответ, ринувшись на него со всех сторон - по зеркалам тут же пробежала легкая рябь. - А кто вы? Коре наконец вспомнил, что мне нужно еще сырье?

-Боюсь, что нет, - решив, что тянуть больше уже точно незачем, он срывает тряпицу с контейнера, что сжимает в руках. - Несколько лет назад...скажем так, я здесь от известного вам Ката Асколя. Вы ведь помните...

-Еще бы мне не помнить, - теперь по зеркалам бегут настоящие волны, все более и более буйные. - Еще бы мне не помнить этого нахального пьяницу...не вышло у нас доброго разговора с ним. Ох не вышло...

-Вот как? - сам не понимая, кому - он улыбается. - Ну, сейчас, я вас уверю, ситуация несколько иная...

-Да неужели? - в стеклянном голосе отчетливо чувствуется язвительность - и нарастающие вместе с волнами на зеркалах раздражение.

-Кат Асколь шлет вам свои приветствия, глубочайшие извинения за инцидент многолетней давности...и небольшой сувенир, - не зная, куда приткнуть злосчастный контейнер, он попросту поднимает его вверх на вытянутых руках. - Он считает, что эта безделица могла бы стать хорошим украшением вашей коллекции.

-В таком случае, его наглости поистине нет границ, - зеркала звенят - то, очевидно, смех мага. - Он смеет предлагать мне осколок?

Господи, дай мне выбраться живым отсюда. Пожалуйста. Хотя бы для того, чтобы я набил кое-кому морду...

-Этот осколок хранился у одного из высокопоставленных членов Ленинградского Клуба, - быстро говорит экзекутор. - Мы...

-Это название мне ничего не говорит.

-Они собираются уничтожить нас всех, - бросает он в одно из зеркал, за которым корчится неизвестный ему страдалец. - Всех, кто уродился с Цепями...

-Какие затейники, - короткий перезвон зеркал. - Но что мне до того? Меня теперь не найти. Меня теперь не увидеть и не коснуться. В этом доме я повсюду. А когда проект будет завершен, я, суть разорванный круг, обрету, наконец, истинное смыкание. Я буду везде. Я достигну предела, достигну Истока...

Очень рад за тебя, старая мразь.

-...что мне до вашей возни и до ваших ничтожных осколков? Говори. И если твой ответ меня устроит, я позволю тебе выйти отсюда, палач.

-Этот осколок берегли как зеницу ока. Мы, к сожалению, не знаем о его предназначении и малой части, но согласно протоколам допросов той, что его хранила...о нем она рассказала в самую последнюю очередь. Она не испугалась того, что к ней будут применены пытки, она не испугалась и смерти. Она твердила лишь одно - его нельзя касаться.

И все это Филин узнал из бумажек уже после того, как спер эту хреновину у епископской суки...хорошо, хоть узнал вообще...

-И почему же?

-Это худшая вещь, - повторил он слова Асколя - слова, что тот, в свою очередь, прочитал в протоколах. - Она так и не смогла внятно объяснить, что это значит. Мы, к сожалению, тоже. К кому же еще обратиться, как не...

-Довольно, - загремели зеркала. - Оставь свой жалкий осколок здесь, палач. И уходи. Уходи, пока я позволяю.

-Вы...вы сможете что-то сказать? Что это такое?

-Я подумаю. Подумаю, буду ли этим заниматься. И какую цену я с вас запрошу.

От последних слов Хлыста передернуло.

-Я...я могу идти?

-Ступай, палач. Я должен подумать. Не волнуйся - свою цену я донесу до Филина. Не до тебя...

Он обернулся, когда уже был у дверей. Он знал, чем рискует - но этого вопроса он не мог не задать.

-Скажите...

-Да-а-а-а? - простонала комната.

-Так ли это необходимо? - Хлыст махнул рукой в сторону зеркал, за которыми застыли в своей агонии пленники.

-Естественно, - голос этот был насмешливой вибрацией стекла. - Зеркала должны быть живыми, иначе от них не будет ровным счетом никакого толка. По крайней мере, пока я не переведу проект на следующую стадию.

-Ясно, - он ухватился за холодную дверную ручку. - Что ж, спасибо вам. И...удачи с проектом.

Даст Бог времени, и на него свой мандат о зачистке найдется...

Италия, Венеция.

Герхард Хельденклинген любил старые кафе - можно сказать, любовь эта была у него в крови. Для того, чтобы быть ее удостоенным, заведение должно было, правда, иметь историю, насчитывающую никак не меньше века - и то, где он сейчас устроился, этому требованию вполне себе отвечало. Это было сродни привычке пользоваться услугами одного и того же ателье - того, что уже больше двухсот лет одевало аристократию курии. Два дня назад, прибыв в город, отец Герхард остановился всего в двух шагах от упомянутого кафе - в мансарде с небольшой террасой, снятой на собственные деньги - красивый вид, что оттуда открывался, вполне компенсировал высокую цену. Третий день подряд он приходил сюда, садился с пухлой книгой под едва выглядывающий из тени мраморный бюст, и, час за часом, неторопливо читал, время от времени отрываясь, чтобы понаблюдать за работой невозмутимых официантов. Отец Герхард не спешил - не спешил и тот, кого он ждал.

К вечеру третьего дня все стало говорить о том, что ожидание дольше не продлится: обнаружив еще днем забытую кем-то увесистую темно-красную трость, сиротливо стоявшую в уголке специальной стойки, старый палач терпеливо ждал момента, когда солнце, наконец, завалится за горизонт - и когда последние посетители покинут это тихое, в чем-то даже сонное, заведение.

Гость пришел, едва последний солнечный лучик был поглощен вечерней тьмой и тишью. Гость пришел неслышно - и пусть Герхард следил отнюдь не за одними окнами и главным входом, он все равно не смог уловить момента, когда же тот появился в опустевшей зале.

Очередная изящная трость в руках гостя - старый палач знал, их у него было более сотни - была желтой - этот сигнал Герхард понял так же хорошо, как и дневной. Гость пребывал в нетерпении. Гость был раздражен.

-Я гадал, может ли этот месяц стать еще отвратительнее, - голос гостя был тих - а точнее, приглушен обтягивающей лицо гладкой черной тканью. - Спешу выразить свою признательность - благодаря вам я получил ответ даже раньше, чем на то надеялся.

Отец Герахрд не спеша рассматривал того, кто также неспешно садился напротив. Отметил новенький черный костюм, не упустил брошенный точно на крючок вешалки высокий цилиндр, тяжелые темные очки, посаженные на длинный нос, щегольской плащ с алым подбоем.

-Весь этот месяц я молился о чуде, - не менее спокойным тоном ответил, наконец, экзекутор. - Как вы можете понять, недостаточно усердно - иначе бы в этой встрече не возникло нужды.

Оба рассмеялись.

-Я рад видеть, что у нас все по-прежнему, - двумя пальцами сняв очки, гость осторожно стянул с лица темную ткань: кожа его была бледна - не аристократически, но мертвенно. - Великолепный город, не правда ли? Помните, пятнадцать лет назад? Вам пришлось оставить здесь троих своих людей.

-Конечно, - вежливо ответил Герхард. - Вы же, я думаю, несомненно помните о том, что оставили здесь вы. В частности, мечты выгодно продать ту адскую машину...

-...как и ее саму, - тихо вздохнул гость. - Признаться, мы могли бы разыграть ту партию куда аккуратнее. - Мне до сих пор горько сознавать, что целостность моего Кладбища в тот год была так грубо нарушена.

-Кто это был? - чуть улыбнулся Герхард. - Кажется, кто-то из "первого дробь пятого"?

-Двенадцать отборных бойцов Королевского Норфолкского полка, если позволите, - гость постучал по столешнице бледными пальцами. - Увы, некоторые потери не восполнить. А ведь эти солдатики служили мне таким хорошим напоминанием о тех чудесных временах...

-Когда вы похитили ... - Герхард задумчиво поскреб подбородок. - Шестнадцать офицеров и около двухсот пятидесяти солдат, если моя память мне не изменяет?

-Чего не сделаешь на спор, не так ли? - гость непринужденно рассмеялся. - Помню все как сейчас. Знаете, а лето тогда, в девятьсот пятнадцатом, признаться, было получше, чем в этом году...

-Увы, в отличие от вас, не имею возможности сравнить, - пожал плечами старый палач. - Зато могу предложить другой...спор, если хотите.

-Я весь внимание.

-В этот раз дело касается женщины.

-В вашем возрасте такие дела обычно не ведут, - гость от души рассмеялся. - Если вам нужен мой совет...что ж, могу порекомендовать молитву и холодный душ.

-Речь также идет и о кукле, - невозмутимо продолжил Герхард.

-Играть в куклы в ваши годы...хотя, понимаю, понимаю. Все мы когда-нибудь впадаем в детство. Вернее, все вы.

-Речь идет о кукле этой самой женщины, которую необходимо изготовить в срок. В срок весьма ограниченный, в отличие от материалов и расходов, которые я готов целиком взять на себя.

-Звучит уже интересней, - глаза гостя распахнулись, в полутьме отсвечивая красным. - Пожалуй, я даже дослушаю сию сказку до конца.

-Сказки, к сожалению, не будет, - мрачно произнес старый палач. - Будет пьеса. Постановка по Эдгару По, самодеятельная и весьма экстравагантная...

-Осмелюсь спросить, по какому же...

-Насколько мне известно, выбор пал на "Маску Красной Смерти", - продолжал Герхард, вглядываясь в стремительно наливающиеся алым глаза. - Женщина, которую мне довелось упомянуть, должна будет сыграть одну из главных ролей...правда, боюсь, она может с ней не справиться. Хорошо бы изготовить дублера...

-Имя?

-Боюсь, могу обрадовать только фамилией, - понизив голос, Герхард произнес одно слово, не упустив из виду того, как вытянулось лицо гостя.

-Если это шутка, то глупая.

-Ни разу не шутка, - продолжил палач. - Создать куклу, имея при себе оригинал, может любой дурак. Но требуется настоящий мастер, чтобы...

-...чтобы сделать фальшивую королеву Башни? - гость чуть наклонился вперед. - И у кого из нас двоих безумные планы?

-Вы мне скажите, - пожал плечами экзекутор. - Ну что, беремся или нет? Или великий и ужасный Гробовщик таки столкнулся с делом, перед которым вынужден спасовать?

-Речь идет не только об отсутствии оригинала, - гость нахмурился. - Речь идет о том, что работать придется полностью вслепую. Мы ведь даже имени ее не знаем. Не говоря уж обо всем остальном...

-Во всем остальном я доверюсь вашему вкусу. Если, конечно, с годами он не успел так же разложиться, как и ваше тело. Итак? Беремся или нет?

-Я все еще ничего не услышал о цене, - сцепив руки, заявил постепенно вернувший себе спокойствие Гробовщик. - Но все еще не оставляю надежд услышать...

-В последние годы некоторые мои связи упрочились. Думаю, я бы мог нажать кое на какие рычажки, подчистить кое-какие архивчики...дать вам лет пять, может, десять, спокойной жизни. Чего не сделаешь для старого врага, правда?

-Оптовая индульгенция. Для меня и всех, кто работает под моим началом. Десять лет. И не торговаться.

-По рукам, - сухо сказал Герхард. - Только аванса не ждите.

-Что вы, как можно. Мы же все-таки порядочные...люди. Когда мне приступать к работе?

-Немедленно. Кукла нужна мне до коронации. И это еще не все.

-О, правда? Вы полны сюрпризов. Второе дело обещает быть столь же захватывающим, как возможность подделать будущую королеву Часовой Башни?

-Второе дело тоже в некотором роде касается женщины, - чуть улыбнулся Герхард.

-Это становится банальным...но было бы до умопомрачения невежливо вас не дослушать. Если первой оказалась наследница Бартомелой, кем же должна быть вторая, чтобы быть достойной нашего разговора?

-В той глуши, где вы сейчас прячетесь от наших поисковых отрядов, что-нибудь слышали о Чернобыльской катастрофе?

-Допустим.

-Говорят, это ее рук дело, - аккуратно вытащив из кармана пожелтевшую от времени фотокарточку, Герхард точно рассчитанным жестом уронил ту на стол. - К сожалению, в архивах Ассоциации есть только это. Сделано, кажется, в двадцатых годах...но моя разведка говорит, она не сильно изменилась. Если точнее, то не изменилась вовсе...не считая имен, конечно. Вот, знакомьтесь. Графиня Августина Базилевская.

-Как ее зовут сейчас?

-Софья Соколова. Глава "Авроры".

Интерлюдия 7. Затишье перед бурей.

1986 год. Апрель.

В кабинете было накурено до такой степени, что можно было, вопреки расхожему выражению, успешно повесить не только топор, но и любой другой инструментарий. Отполированный множеством ног паркет, тяжелый стол по центру, грузные черные кресла у окон...клубы сигаретного дыма, увесистый чемодан у батареи - вот что открылось взору открывшего тяжелую деревянную дверь человека.

Человек был очень высок, на вид ему было под тридцать - хотя до этой самой круглой даты, он, похоже, еще не успел дотянуть. Утомленное лицо, покрасневшие от недосыпа глаза, короткие, пепельного цвета волосы. Человек был плотно укутан в тяжелый плащ, хотя ни на улице, ни уже тем более здесь, не было даже никакого подобия на холод. Осторожно переступив порог просторного кабинета, он остановился едва ли не сразу за ним, вглядевшись в спинку единственного обитаемого кресла - тот, кто сидел там, закинув ногу за ногу и отвернувшись к дальней стене, разговаривал сам с собой, активно жестикулируя. Разговаривал как минимум четырьмя разными голосами.

-Я устал ждать. Пора. Ошибаешься. Это надвигается. Пора уже заканчивать. Нет, еще рано. Пора. Давно пора. Подождем еще немного. Мы смертельно рискуем. Ваша игра вас и похоронит. Кого как. Гордыня - вот твое проклятье. Умолкни, недостойный. Сам пасть закрой, падаль. Он уже здесь. От него разит смертью - я чую это, словно дыхание шакала...

На последних словах кресло резко крутанулось, оборачиваясь к входу.

-Товарищ Летичев... - обитатель кресла налег на шипящие с таким тщанием, словно старался походить на змею. - Вот уж не ждали так не ждали.

Обитателю кресла подошла бы характеристика "где-то за двадцать", а его прическе - "я ненавижу утро в понедельник". Лицо было его в равной степени молодым и костлявым, отмеченным легкой небритостью Этот нескладный, неряшливый, малохольный тип был напряжен как пружина, в глазах его время от времени всплывало что-то такое, к чему не хотелось долго приглядываться. Похожий на изрядно помятый колючий куст во всех отношениях, он растянулся в кресле, не сводя взгляда с вновь вошедшего.

-Она у себя? - коротко поинтересовался последний. - Нам уже пора выезжать.

-У себя, у себя, - взлохмаченный тип поднялся на ноги, оправляя измятый серый костюм. - Вызвали на пару ласковых.

-Что-то серьезное, Макаров?

-Что ж я, сторож ей? А, погодите...и правда сторож, - Макаров рассмеялся. - Скоро будет, скоро. Садись уж, раз пришел...

-Постою. Нам все равно сейчас выходить.

-Как угодно, - подойдя к окну, Макаров криво улыбнулся. - Ну что, как настроение трудовых масс? Готовы к карнавалу?

-Все шутите, - хмуро бросил его собеседник. - Думал, хоть сейчас в руки себя возьмете.

-Чего ради? Мне от воздействия ничего не обломится, жить веселее не стану. Если оно вообще нас всех к хренам собачьим не накроет, это воздействие...а, к дьяволу, - помолчав немного, взлохмаченный человек добавил. - Если все пройдет гладенько, приглашаю на выставку. Пятого сентября, значится...

-Боюсь, не смогу, - лицо Летичева осталось непроницаемым. - Работа, знаете ли.

-У кого ее нет? - хмыкнул его собеседник. - Выдыхать тоже когда-то надо, знаешь, а то так и удавиться можно. Ты погоди руками махать, дослушай. Я уже прикинул кое-что, с неофициальной частью никого не обидим...

-Работа, увы, работа, - в голосе появилась едва заметка нотка раздражения. - И все эти ваши декадентские сборища я нисколько не одобряю. Будь моя воля, пожалуй, и вовсе бы разогнал.

-Хозяин - барин, - насмешливый вздох. - Эх, какой же ты кислый стал...а вроде всего ничего прошло...да-да, знаю. Работа. Работа, туда ее...

-У вас-то как успехи? - помолчав какое-то время, почувствовал необходимость продолжить разговор - хотя бы из вежливости - Летичев. - Ну, за пределами...художественного фронта.

-Как и здоровье - "не дождетесь". А твоя студенточка как, кстати? Справляется?

-В пределах...допустимого, - Летичев отвернулся к дверям, что от его собеседника, конечно, не укрылось - и он тут же перешел в наступление.

-Что-то давно она на людях не показывалась. Колись давай, куда запрятал бедняжку...

-Я стану отчитываться пред вами за своих учеников не раньше, чем ваша...покровительница станет давать отчет мне или хоть кому-нибудь за ваши...художества. Во всех смыслах этого слова.

-Запрятал, значит. В уморильне какой... - Макарова, кажется, эта мысль изрядно развеселила. - Что, убоялся, что к нам в лагерь перейдет?

Молчание его собеседника было красноречивее любого ответа, но взлохмаченный тип и не думал прекращать.

-Ты вот чего, ее тоже пригласи. Ей мои картины вроде нравились. Да и полезно будет...новые знакомства там, всякое такое...сидит, наверное, одна-одинешенька, думает думу тяжелую. Где же там Мотылек, чего о нем не слышно больше...

-Она о вас не спрашивала. Ни разу на моей памяти.

-Эй, эй, полегче, полегче! - Макаров отшатнулся в притворном ужасе. - Не гляди, как на врага народа. Я не он, только учусь еще, - испустив тяжелый вздох, он продолжил - уже более спокойным голосом. - Знаю я, что не спрашивала. Кому ж бедный Мотылек ныне нужен, когда такие люди рядом, - сухо кашлянув, он издевательским тоном запел. - А как у этого серого зданьица, а где впервые увидел я тебя...а ты пришла ко мне на свиданьице, но с другим повернулась и ушла...

-Вам никогда не надоедает ломать комедию?

-...а у него есть галстук и подтяжечки, и он чистенький как херувим... - ядовито усмехнувшись, Мотылек уставился на своего собеседника. - А я в одной полотняной рубашечке, и никуда не гожусь перед ним...

-Всегда считал, что вы могли бы многого добиться. Нужно было только вовремя оградить вас от влияния...определенных личностей.

-Тогда уже было поздно, - неожиданно серьезно произнес Макаров, выдержав пронзительный взгляд собеседника. - Для меня было поздно с самого начала.

-Зря вы так...

-Вся моя жизнь ложится в эти три слова, - Мотылек закатил глаза. - О. Идет.

Скрипнула дверь - высокая женщина в черном платье и черной же шляпе с траурной вуалью, надежно скрывающей лицо, быстрым шагом прошествовала в кабинет.

-Директорат нервничает, - коротко бросила она вместо приветствия. - Боюсь, как бы не передумали в последний момент.

-Мой доклад их не успокоил? - мрачно спросил Летичев.

-Если и так, то ненадолго, - пройдя до другого конца кабинета, она остановилась за спиной у Макарова. - Мы отправляемся сегодня. Будем ковать железо, пока кое-кто его не остудил.

-Прекрасно, - кивнул Летичев. - Вы...

-Я уже вызвала нам две машины, - рука в шелковой перчатке легла на плечо Мотылька, но передернуло от того лишь его недавнего собеседника. - Можете идти, я сейчас спущусь.

-Хорошо, - задержавшись на пороге, Летичев тихо продолжил. - Это...большой шаг вперед для всех нас.

Дверь с глухим звонком захлопнулась.

-Ты волнуешься.

-А как иначе? Все мы волнуемся.

-Если хочешь, можешь отказаться. Я справлюсь без тебя.

-И пропустить такое светопреставление? Да ни в жизнь.

-Подумай. Время еще есть.

-Время...время, черт!

-Что ты...

-Я забыл. Забыл кое-что очень важное...

Его догнали уже на улице. Вначале - знакомый насмешливый голос - а затем - не хуже знакомая взлохмаченная голова и безумный взгляд.

-Поеду я в Ростов и сорок зубов...из золота себе я вставлю в пасть... - перегородив дорогу к машине, Мотылек улыбнулся и пропел чуть охрипшим голосом. - Куплю я портсигар, часы и самовар, куда же мне такому да пропасть...

-Вы что-то хотели? - тяжелым тоном осведомился Летичев.

-Да, - чуть помолчав, выдохнул Макаров. - Вот чего, слушай...ты там будешь на переднем крае, все знаем...

-Ну и?

-Если что, ты зови. Хорошо? - несколько неуклюже добавил Мотылек. - Сам понимаешь, всякое бывает. Не сахарок, чай, грузить будем...

-Хорошо. Спасибо, - ответ последовал в привычных рубленых формах. - Но беспокоиться не стоит, я все проверил. Эксперимент закончится успехом. А теперь, если разрешите...

-Не задерживаю, - вернув себе привычный грубоватый тон, Мотылек резко - даже излишне резко - отошел от машины, и, постояв так секунд пять, стал подниматься наверх, по тяжелым каменным ступеням.

Бормоча себе под нос едва ли не пятью голосами сразу.

-Ты ему не сказал. Почему? Ты все сделал правильно. Он только опасная помеха. Он там не выживет. Я видел. Я видел куда больше. Вероятность есть. Он нам больше не нужен. Эксперимент обречен. Не обязательно. Обречен только он. Остальное мне неведомо. Зачем мешать? Я не дам ему там сгинуть. Значит, сгинешь сам. Это лучше? Ты не понимаешь. Все он понимает. Ему просто дело только до себя. А тебе нет, если на то пошло? Надо рассказать ей. Ей - расскажем. Игра еще не завершена. А он? А он пусть катится в бездну. Предатель. Если этот бобик так рвется на мыловарню, грех через забор не перекинуть. Ненавижу тебя. Взаимно, коллега.

Присев на широкую ступень, стоптанную тысячами ног, Мотылек вновь тихо запел - в голосе его чувствовалась и грусть, и злорадство:

- А я ему всю карточку испорчу, а чтобы он за себя не воображал...а захочу - и вовсе с ним покончу...а у меня есть вот такой кинжал...

1987 год.

Лифт, издавая звуки более чем отвратительные, спускался - спускался уже так долго, что они уже давно бросили все попытки сосчитать этажи. Леопольд Асколь несколько нетерпеливо постукивал пальцами по рукояти меча, стоявшая чуть позади командор Деляну - то и дело прислушивалась к скрежету и лязгу, который издавал старый механизм.

-Почему его держат на такой глубине? - пробормотала она. - Мне говорили, помнится, что Второй - наименее опасный среди всех в Бюро.

-Меры опасности бывают разными, - нехотя произнес Асколь. - В сражениях он и правда не принимает участия, и в этом плане, конечно, не выдерживает никакого сравнения с остальными. Но если бы все было так просто...

-В чем же сложность?

-Не бойтесь тех, кто способен лишь разрушать, командор. Их смерть обычно ставит точку на этих разрушениях. Нет, бояться стоит творцов. А Второй, в чем вы скоро убедитесь, один из лучших, к счастью для нас...

Лифт с грохотом остановился, тяжелые двери поползли в разные стороны.

-...и, к сожалению для всего мира, один из самых безумных... - тяжело вздохнув, Леопольд вытащил из кармана тонкую визитную карточку.

На ней чересчур жирным шрифтом было выбито лишь одно слово - "Overkill".

В коридоре было установлено несколько мощных ламп - и отнюдь не несколько камер, фиксировавших, похоже, каждое движение, не оставляя ни одной мертвой зоны. Направляясь к массивной железной двери, которая, судя по отсутствию какого-то подобия ручек, замков или запоров, могла быть открыта лишь изнутри, Леопольд тихо продолжал - голос его сливался с шипением ингалятора.

-Раньше я частенько его навещал, когда было время. Он никогда не подводил с заказами. Чем труднее они были, чем больше удовольствия ему это доставляло. Но, к сожалению, он всегда, тем или иным образом...перегибал планку.

Деляну ничего не ответила - остановившись у двери, под прицелом очередной камеры, она в который раз болезненно поморщилась: без доспеха командор чувствовала себя почти что голой, а костюм, который ей пришлось на эту встречу, шел ей так же хорошо, как обезьяне.

Долго ждать не пришлось: гостей, вне всякого сомнения, уже заметили - вот и зашипели, завыли, приходя в движение, старые механизмы, отворяя вход.

-Два раза он не приглашает. Идемте, командор.

Там, за порогом, обнаружился просторный зал, убранный ковровой дорожкой - очевидно, не более чем большой вестибюль. Несколько широких скамеек у стен, пара столов, чересчур яркий свет, слепивший глаза, пять или шесть накрытых тканью постаментов...

-Пока ничего особо странного, - пробурчала себе под нос командор, заходя внутрь. - Ничего...

-Ничего? - разнесся по залу чей-то звонкий голос. - Я бы попросил!

Деляну обернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как от вмонтированного в стену у двери массивного пульта отходит высокий человек в измятом лабораторном халате и высоких, до колена, сапогах. Чернильного цвета волосы, блестящие от пота, прижимали ко лбу защитные очки, синие глаза бросали в сторону командора и Асколя один пронзительный взгляд за другим. Расправив левой рукой - на правой все еще болталась громоздкая перчатка - опаленные остатки усов, человек сделал несколько быстрых шагов в сторону гостей, и заговорил так быстро, что вклиниться в этот поток оказалось попросту невозможно:

-Какие гости! Добро пожаловать, добро пожаловать. Вас, Леопольд, я, признаться, уже и не думал никогда увидеть более, - голос у человека был резкий и сбивчивый, он не говорил, а скорее захлебывался словами, что вылетали из его луженой глотки. - Нижайше прошу простить, но по новым правилам, в цеха я вас провести более прав не имею, приходится, некоторым образом, мариновать всех гостей здесь, вне зависимости, так сказать, от степени...и...в некотором роде...тем не менее, очень, очень рад встрече! - протянутую руку он затряс так, словно собирался оторвать - Асколь отреагировал на все это не более чем снисходительной улыбкой. - Очень, очень рад, да...в некотором роде...я бы сам должен был, наверное, справиться о вашем...в некотором роде...качественном состоянии, да все заказы, заказы...а это у нас, я погляжу, заслуженный командор Деляну, - переключив свое внимание на рыцаря, человек подскочил к ней и сделал попытку лишить кисти уже ее - впрочем, хватка у командора была такова, что тип невольно поморщился. - Я, признаться, в некотором роде...занят, но примерно полчаса и пять минут я вам уделить в состоянии, после...без меня в некотором роде...не справляются. О, да это же легендарный... - снова подскочив к главе рода Асколь, он впился взглядом в ножны. - Может, хоть в этот раз передумаете, а? Всего на пару дней, понять основные концепции, изучить материал...нет, да? Снова нет? Жаль, жаль...в некотором роде... - захлебнувшись потоком слов окончательно, человек закашлялся в рукав.

-Здравствуй, Перегиб, - тихо, но внятно произнес Леопольд. - Много времени мы у тебя не отберем. Я бы хотел узнать, в основном, как движется подготовка к новой кампании...

-К кампании против Ленинградского Клуба? О, эти заказы приносят мне истинное наслаждение! То же, я думаю, можно сказать и обо всех остальных, - вновь начал захлебываться Перегиб. - Гоняю их по шестнадцать часов в сутки. Знаю, мало, мало, в некотором роде...катастрофически мало, скоро будем выжимать двадцать, если понадобится...я-то, в некотором роде, могу и больше...

-Когда ты последний раз спал? - вежливо поинтересовался Асколь.

-Спал? - Второй из Бюро на мгновение задумался. - В некотором роде...в понедельник. В тот. Или который был...хм. В некотором роде...так вот, заказы! - снова затараторил он. - Вы не представляете себе, какой список прислал магистр Лесаж!

-Вполне представляю, - несколько мрачно ответил Леопольд. - Согласно последним данным, они решили быть на переднем крае.

-Верно, все верно, - забормотал Второй. - Так, проходите, проходите...покажу вам кое-что из новенького...

Командор сделала несколько не особо уверенных шагов следом за Леопольдом. Зачем он привел ее сюда, зачем он пришел сюда сам, будучи более чем способен получить любую необходимую информацию, не тратя время на личное путешествие - особенно в такие опасные времена - она с трудом понимала, однако, догадывалась, что в скором времени это станет ясно. Без причины ее бы точно с собой не взяли - особенно если вспомнить тот факт, что уже через несколько дней ей предстояло покинуть Европу.

-Прежде всего, хочу заметить, что программа перевооружения почти подошла к концу, - Перегиб остановился у одного из постаментов, что был закрыт темной тканью - та стекала аж до самой его середины. - Конечно, те, кто...в некотором роде...верны традициям, так с ними и остались, но помяните мое слово, совсем скоро они останутся с носом. В новом тысячелетии так уж точно, если не сейчас. В настоящий момент нас буквально на части раздирают, если хотите знать. Но у меня всегда находится время, чтобы выполнить индивидуальный заказ...

Несколько истерично хихикнув, Второй сдернул ткань с постамента. Глаз Леопольда не было видно за синими стеклами очков, но вот командор, стоявшая чуть ближе него, не смогла сдержать возгласа - тут смешалось и восхищение, и удивление, и много чего еще.

-Что это? - тихо произнесла она, осторожно подходя ближе, к тому, что покоилось на здоровенной железной полке, укрытое, вдобавок, прочным стеклом. - Это...подождите...

-Мой последний, в некотором роде...шедевр, - Второй чуть поклонился. - Три года работы, полгода на усиление, еще полгода на зачарование, доукомлектовочку с проверками...а тут как раз и магистр Лесаж попросил для своих ребят что-нибудь такое...этакое...

Укрытое за стеклом "этакое" было на вид огромным - настолько огромным, что сложно было даже представить, как должен с этим управляться человек - и способен ли он вообще совершить сей подвиг. Исполинских размеров продолговатое нечто - здесь был и массивный ствол, и не менее массивное лезвие, и какие-то жутковатого вида барабанные магазины в количестве четырех штук, облепившие оружие со всех сторон, и узкая трубка чуть понизу, и россыпь прицелов, закрепленных в тонких ложбинках...довершали картину тяжелые рукояти - сжимать ствол, что было более чем очевидно, полагалось двумя руками, выставив перед собой.

-Пулемет, противотанковое ружье, крупнокалиберная винтовка, огнемет...я постарался позаботиться обо всем, что может понадобиться пользователю, - затараторил Перегиб. - Вот тут у нас, в некотором роде, гранаты на любой вкус - газовые, с белым фосфором, даже классика...вот тут, погодите-ка...да-да, это лезвие, конечно же, снимается - его можно закрепить впереди, дальше под стволом, а можно...вот, видите кнопочку? Да-да, штык. Но не простой. Вот здесь у нас, слева - видите дверку? Там запас насадок из Черных Ключей, уже материализованных, в стабильном состоянии. Насадка в некотором роде...раскладывается как зонтик, ее можно надеть прямиком на штык. Тысяча двести оборотов в минуту...в некотором роде. Хороший миксер, да? Нет-нет, конечно же, это еще не все. Вот сюда можно заправить сети - мои особые, по ним можно даже пустить ток при желании. Возвращаясь к штыку...штыкам...каждый зачарован лично мной, ни одно современное поле не держит...в некотором роде. Три штуки в комплекте, можно выстреливать по прямой, заменяется в три движения...в некотором роде, отличная вещь, скажу я вам. Про огнемет я ведь не говорил, да? Если так, то немедленно исправляюсь...смесь освящена, само собой. Оба баллона. Винтовочка...ну, тут пришлось несколько аппетиты попридержать, калибр всего 12,7...в некотором роде жаль, но что поделать...пулемет...в некотором роде тут я кое-что модифицировал...семьсот в минуту...не знаю, не знаю...возможно, стоило все-таки переориентироваться на авиационные модели и использовать еще больше чар для снижения веса, но это бы вступило в конфликт с...хм...

-Как ты назвал это...творение? - воспользовавшись краткой паузой в речи Перегиба, произнес Леопольд.

-Descensus Christi ad inferos, - Второй из Бюро улыбнулся. - Все думаю, что этой малютке чего-то еще не хватает...

-А за что отвечает...вот это? - Деляну указала на небольшую черную кнопочку, закрытую отдельным стеклышком - и вдобавок, опломбированную: на кнопочке была сделана лаконичная надпись "Дыхание Господа".

-О! - Перегиб воздел к потолку указательный палец в наставительном жесте. - Это и есть причина, по которой я до сих пор не мог пристроить мою малютку...понимаете, командор...никто не хочет брать... - понизив голос до заговорщицкого шепота, Второй из Бюро сказал несколько слов на ухо рыцарю - но так, чтобы услышал и стоявший рядом Леопольд.

-Вы...вы серьезно? - на обычно бесстрастном лице Деляну промелькнул ужас. - Вы...вмонтировали туда...

-Ну да. А что такого? - пожал плечами Перегиб.

-Вот потому тебя тут и держат, - вздохнул глава рода Асколь. - Меры ты не знаешь даже как понятия.

-Зато результатами обычно все довольны, - парировал Второй. - В некотором роде...эй, осторожнее, командор! Ручками не трогать. Оно не зря за стеклом - я поставил туда небольшую...в некотором роде...страховочку...

-А конкретнее? - по голосу Леопольда нельзя было сказать, что он выглядел особо заинтересованным - он больше следил за реакцией командора, в которой при виде чудовищного оружия словно проснулась жизнь.

-Оно примет одного владельца и лишь одного. Того, кто первым возьмет его в руки, - быстро пояснил Перегиб. - После этого...для чужих рук и тел оно будет уже в некотором роде...небезопасно.

-Удовлетворите мое любопытство еще одним ответом, если можно, - тихо произнес Асколь. - Во сколько вы оценили этот экземпляр? На какой цене сошлись с тамплиерами?

-В некотором роде... - чуть помявшись, Перегиб назвал цену.

-Недурно, - после некоторого молчания ответил Асколь. - Что ж...

Завершить фразу Леопольд не успел - причиной тому стал резко зазвонивший телефон, вмонтированный в левую стену зала.

-Прошу прощения...в некотором роде... - пробормотал Второй из Бюро, ринувшись к нему.

-Интересная игрушка, не так ли? - тихо произнес Леопольд, кивнув в сторону постамента. - В мое время о таком и не мечтали. Хотя, конечно же, во многом и потому, что запросы были куда как скромнее нынешних...

-Да, она производит впечатление, - осторожно ответила Деляну. - Как и ее автор. Но я до сих пор не могу поверить, что он добавил туда даже...

-Это во многом объясняет цену, - пожал плечами глава рода Асколь. - Продав это чудовище, можно снарядить целую роту, если не больше. Как думаете, командор, вы бы с ней управились?

-Чего зря мечтать, - вздохнула та. - Раньше и без таких...спецсредств выживали.

-Еще раз извиняюсь, - закончив свой недолгий разговор, Перегиб поспешил вернуться к гостям. - Боюсь, я должен вас буду покинуть...точнее, попросить вас...в некотором роде...

-Конечно, - кивнул Леопольд. - Только еще один вопрос, если можно.

-Какой же?

-Меня, признаться, заинтриговало твое последнее творение, - Асколь чуть улыбнулся. - Да и командора тоже. В общем, не стану зря темнить - мы бы хотели его перекупить.

-Что? - в один голос воскликнули Деляну и Перегиб - сложно сказать, на чьем лице в настоящий момент было больше удивления.

-Это...в некотором роде исключено, - забормотал Второй. - Полностью исключено! Все бумаги уже подписаны, магистр...

-Всего лишь человек, - оборвал его Асколь. - И члену Похоронного Бюро ничего не сделает. Назови свою цену.

-Леопольд, что вы... - Деляну, кажется, готова была задохнуться. - Что вы...я не...

-Предлагаю вдвое большую сумму за этот экземпляр, - невозмутимо продолжил Леопольд. - И еще четверть первоначальной плюс к тому - если решишь проблему с общим весом устройства.

-Я...в некотором роде... - Перегиб нервным жестом подкрутил опаленные усы. - Это несколько...непорядочно...несколько...рискованно...а, к дьяволу этого жирного упыря! Переводите деньги и она...в некотором роде ваша, Леопольд.

-Прекрасно, - тихо улыбнулся Асколь. - Оплата будет произведена в ближайшие двадцать четыре часа.

-Зачем вы... - наконец, справилась с собой опешившая командор. - Леопольд, я не могу...за эти деньги можно нанять целую армию!

-Армия у нас и без того есть, - спокойно ответил Асколь. - И я предпочитаю, чтобы ее бойцы были вооружены самым лучшим. Не беспокойтесь по пустякам, командор. Зубы на полку эта покупка положить меня отнюдь не заставит.

-Признаться, вы умеете меня удивлять, каждый раз, - захихикал Перегиб, потирая руки. - Если вы делаете такие подарки своим офицерам, не стану даже представлять, что же достается вашим детям...

-И правильно, - едва слышно ответил Леопольд - веселье слетело с его лица, словно его там никогда и не было. - Радуйся, Перегиб, - сказал он уже чуть громче. - Благодаря мне тебя больше ничего не будет отвлекать от работы.

-В смысле?

-В смысле, я видел, как ты охаживаешь эту махину. Чистая порнография!

Глава рода Асколь и Второй из Бюро говорили достаточно оживленно и громко, но Деляну их не слышала. В голове у нее стучал совсем другой голос.

Он купил не пушку. Он только что купил тебя. Окончательно и бесповоротно. А ствол...среди всех, о ком мы уже знаем, одна из самых очевидных для него целей...

Двадцать Второй. Прародитель.

Что же это? Подарок или смертный приговор?

Кто я для него? Друг или просто фигура, которую не жалко разменять?

Ненавижу. Ненавижу, когда все становится так сложно...

1987 год. Ватикан, Рим.

В кабинете епископа Верта был приглушен свет. Кроме самого Юлиана сейчас тут было лишь две живых души. Высокий, коротко стриженный светловолосый человек в безупречно отглаженном одеянии занимал кресло в дальнем углу и, откровенно скучая, медленно перелистывал страницу за страницей в потрепанной книжечке. Лета Цикурин, одетая в своей обычной манере, сидела - а точнее, нервно ерзала - на неудобном скрипучем стуле напротив самого епископа, упершись локтями в потертую поверхность старого стола.

-Все прошло гладко, я надеюсь? - голос Верта был усталый и порядком охрипший.

-Да, - не менее устало выдохнула Лета, осторожно выкладывая на стол небольшой деревянный ящичек. - С комендантом пришлось порядком попотеть. Знаете, я не думала, что он такой...

-Без подробностей, - отрубил Верт. - Хочешь излагать свои похождения по чужим постелям - выметайся писать бульварные романы. Мне нужен доклад по результатам.

-Докладывать больше особо и не о чем, - несколько раздраженно ответила Лета. - Как я уже сообщала вам ранее, они используют для процедуры девять...своего рода ключей. Два из них я успешно заменила, - она постучала указательным пальцем по ящичку. - Если подмену не заметят, то когда они начнут обновлять печати, демон вырвется. Не весь, конечно, но...

-Ущерб будет достаточным, чтобы дискредитировать все руководство "Всенощной", - вновь оборвал ее епископ. - Слеттебакк, может, ваше величество соизволит уделить нам хотя бы минутку внимания?

-И незачем так орать, - захлопнув книгу, экзекутор лениво почесал свой острый нос и рывком поднялся на ноги, зашагав к столу. - Мне вас прекрасно слышно отовсюду...

-Очень на то надеюсь, - прорычал Верт. - Забирайте груз. Ваши билеты в Штаты передадут вам завтра.

-Я думал, меня ждет для начала командировка к русским...

-Думать здесь буду я. От этого дела я вас освободил и не спрашивайте, чего мне это стоило, - произнес Юлиан. - Вы отправляетесь в Аризону и ждете сигнала. Как только начнется светопреставление, выступите следом за тамплиерами и довершите запечатывание. Этой вашей Норе доверять можно?

-Не в тех пределах, которые нас бы устроили, епископ.

-Плохо. Тогда смотрите за ней еще лучше, чем обычно. Мы ходим по краю, но если доберемся до конца, то никто не останется без своей награды, - пожевав губы, протянул Верт. - Все, забирайте уже эту гадость.

-Да-да. Уже бегу. Сейчас лоб расшибу, - огрызнулся палач. - Знаете, епископ, если все удастся...

-Ну?

-Если Дом Резни будет ваш, я всерьез подумаю о том, чтобы уйти на покой, - Слеттебакк остановился у дверей. - Так что лучше вам, в свою очередь, подумать, как меня задержать. И пораньше.

-Нахал, - Юлиан утер пот со лба, едва дверь захлопнулась. - Почему вечно приходится полагаться на всякую сволочь...

-И правда, почему... - думая, очевидно, о чем-то своем, пробормотала Лета. - Что у нас теперь?

-У тебя - триумвират, - помолчав какое-то время, произнес Верт. - Кардинал Карлетти скоро будет у меня в кармане, Ладзари уже настолько одряхлел, что через год-другой преставится сам. Но остается еще одна фигура, самая неприятная из всех.

-Орсола Коста, - скривившись, произнесла Лета.

-Да-да. В отличие от этих двух пеньков у нее есть боевой, а главное - командный опыт, - мрачно продолжил епископ. - И недюжинный, я бы сказал. Сорок пять лет оттрубить палачом...если бы она все еще могла ходить, я бы к ней на пушечный выстрел не приблизился.

-А мне, значит, придется?

-Правильно, - без тени улыбки произнес Верт. - Я хочу чтобы ты занялась ей вплотную. Тотальная слежка. Ничего не упускай. Доклады передавать мне каждую неделю, все ясно?

-Да, - вздохнула Лета. - Снова совать голову в чью-то пасть, снова...

-Это еще не все. Я изучил материал, который ты добыла по нашему общему другу Кату в Неаполе...паршивая работа, откровенно скажу. Килограмм пьяного бреда, из которого я с трудом выцедил пару крупиц чего-то полезного. Вот только что мне с этими крупицами делать, скажи на милость? Синие глаза какие-то, что снятся ему ночь за ночью, буря, чей-то зов...еще год назад это все можно было бы смело списать на последствия его пьянства, но сейчас...мне приходится подозревать худшее.

-Худшее?

-Терминал как-то с ним связан, - Верт чуть прикрыл глаза. - Я уже перетряхнул личное дело этого мерзавца от корки до корки, несколько раз - все тщетно, Лета. Ни единой зацепки. Нам остается только подладиться под эту игру и попытаться выяснить ее правила. Группа Ката же в настоящий момент уже отправлена к русским?

-Да. А что?

-Пожалуй, стоит ввернуть к ним кое-кого...для страховки. Увы, тебя уже не получится, значит, попытаемся сыграть чужой картой. Как там звали того башенного прохвоста, который недавно выходил с нами на связь по поводу этих...ленинградцев?

-Барр, кажется. Робин Барр.

-Вот что, Лета...слей-ка этому Барру данные по разведывательной операции, - Верт вновь закусил губу. - И по нашему доброму другу Кату - тоже, само собой. Пусть присмотрит за ними по мере сил...ему все равно строчить доклад для Ассоциации - пусть же и нам копия пойдет...

-Боюсь, он там только наследит без меры. И без головы останется.

-Это меня тоже устроит, - невозмутимо ответил епископ. - Учитывая дело, которое он, по его же собственным словам, расследует...да, потеря им головы меня определенно не огорчит. Но лучше вначале - докладик, а потом уже голову...

3-е сентября 1987 года, Владивосток.

Матвей Рябов был в бешенстве - и то росло с каждой лишней минутой, которую он был вынужден провести в зале ожидания: проталкиваясь сквозь безразличную ко всему людскую массу, матерясь сквозь зубы и кое-где даже работая локтями. Он, черт все дери, не мог, не мог себе позволить опоздать на этот самолет!

До взлета оставались считанные минуты - то, что его все-таки пустили за заветные двери, было, наверное, чистым чудом. Вот и холодный ветер ударил в лицо, вот и белая громадина, до которой осталось только добежать, тяжело дыша и стараясь не уронить чемоданы...

Вверх по трапу, вверх, вверх, только вверх...отдышаться он и внутри успеет...выспаться тоже...буквально влетев в распахнутую - последнего пассажира все-таки ждали - дверь и ввалившись в салон, Рябов остановился, как вкопанный, не особо понимая то, что видит перед собой. То, что видит вокруг.

В салоне не было ни души - а говоря еще точнее, находились лишь тела: в креслах лежали - в весьма разнообразных позах - иссушенные оболочки пассажиров, похожие на проколотые воздушные шары, из которых уже успел выйти до конца весь воздух - в провисшей мешками коже не осталось ни кровинки, вместо глаз - зияющие черные дыры...

Часть тел - в основном те, кто занимал задние ряды - были упакованы в высокие черные гробы, каждый из которых мерно гудел и дрожал: из гробов доносился визг маленьких пил и беспрестанное жужжание сверл - ко всему этому добавлялся звук рвущейся кожи и скрежет металла. Меж рядов деловито сновали обряженные в черное фигуры в ничего не выражающих железных масках, а в самом конце салона...

Рябов закричал - вернее, собирался было закричать, когда его плечи сдавила со страшной силой чья-то тяжелая хватка - впившиеся в него до боли металлические руки - если не клешни - развернули до смерти испуганного человека в сторону их владельца.

Последним, что увидел Рябов, были два острых сверла, что ринулись к его глазам. Последним, что услышал - их визг, перекрывший даже грохот закрывающейся двери. Последним, что почувствовал - череда холодящих уколов - в шею, в позвоночник, в затылок...больше он не чувствовал уже ничего.

Надежно зафиксировав тело, кукла отточенными движениями принялась тянуть к нему длинные, кончающиеся острыми иглами, трубочки - не прошло и минуты, а Рябов, которому теперь предстояло стать чем-то неизмеримо меньшим - был опутан этими самыми трубочками, как новогодняя елка гирляндой. Щелкнув переключателем на правом предплечье, кукла замерла - со свистом заработали сверхмощные насосы, перегоняя более не нужную прежнему владельцу кровь...

Существо в высоком цилиндре и плаще с алым подбоем, что сидело в самом дальнем конце салона, поправило темные очки и меланхолично махнуло тростью темно-зеленого цвета, подзывая слугу. Закончив с трупом Рябова - тело с сухим, кашляющим звуком сползло на пол, когда из него выдернули все до единой трубки - кукла быстрым шагом приблизилась к хозяину, поворачиваясь к тому спиной.

Чуть нагнувшись вперед, владелец зеленой трости открыл небольшой люк в спине куклы, где уже падали в высокий, налитый алым до краев бокал, кубики льда - один, второй...

-Летайте самолетами "Аэрофлота"! - на довольно-таки корявом русском произнес владелец трости, отхлебнув из бокала. - Полна коробочка. Сигнальте взлет, товарищи - в Ленинградском Клубе нас уже, наверное, заждались...

8. Охота на Стальную ведьму

Москва ничему не верит,

Москва никому не простит.

Белоснежный, уже не нужный китель

На грязной стене висит...

(Ночные Снайперы - Россия, 37-ой)

1987 год.

Мастерская. Слово это значило для мага очень и очень многое, имея частенько значение жизненно важное. Больше чем просто рабочее место, больше, чем хранилище секретов, больше, чем последнее прибежище в случае нужды...за словом этим стояло все это и многое другое, и так было испокон веков. Атаковать мага на его территории почти всегда было большой глупостью, очень часто - глупостью смертельной, вход же в мастерскую без дозволения хозяина расценивался как открытый вызов - и так тоже было всегда. Великолепно, когда твоя мастерская в неприступном замке, хорошо, когда у твоего рода есть старый фамильный особнячок, в котором все уже давно и прочно оборудовано под нужды обитателей. Неплохо, когда ты просто покупаешь небольшой домик, и, озаботившись необходимой защитой, приступаешь к своей работе.

Когда же в качестве мастерской приходится использовать до потолка забитую двухкомнатную квартиру в видавшей виды "хрущевке"...что тут сказать, бывает, увы, и такое.

За шестнадцатой квартирой, что приютилась в самом дальнем углу лестничной площадки последнего этажа, дурной славы, как ни странно, не ходило: про нее и ее владельца вообще редко вспоминали - в основном, потому, что большую часть времени он был в отъезде.

Кем он работал и где, не знал ровным счетом никто, да в общем-то и имя его вряд ли бы кто-то смог припомнить в случае нужды. Видели его здесь нечасто: бывало, приехав в очередной раз на чужой машине - видать, кто-то из друзей подбрасывал или каких еще знакомых - он затаскивал вверх по лестнице крытые тканью полотна, забрасывал их в квартиру, да и катил назад еще месяца на два-три. Хозяин квартиры был художником, и, говорят, даже где-то выставлялся - тогда работы, напротив, выносились наружу и увозились неизвестно куда. В последний год ему, похоже, не особо везло: как еще объяснить то, что уже несколько месяцев подряд он обитал именно здесь, никуда не срываясь?

Если бы кому-то удалось проникнуть за обшарпанную дверь - что вряд ли бы случилось, потому как стоило у этих дверей оказаться, как непрошенного гостя тут же охватывала странная апатия и лень, вплоть до того, что постояв пару минут на пороге, он уходил восвояси - то комментарий к царящей там обстановке был бы скорее всего коротким и резким - бардак.

Коридор с покосившейся вешалкой был завален одеждой и обувью разных размеров, на крохотной кухне стоял такой запах, словно там что-то давно и мучительно сдохло. Первая комната, та, что ближе к входу, двери не имела - вместо нее висела грубая занавесь из плотной ткани, за которой располагалась тумбочка с телевизором, простенькая кровать, бельевой шкаф, заслонявший добрую половину окна и целый склад картин: развешенных по стенам, сложенных под кровать, штабелями упакованными на шкаф и даже на ту часть подоконника, что была - когда-то - свободной. Картины были тяжелыми, мрачными, большинство из них вызывало если не отвращение, то неприязнь уж точно - центральными темами то здесь, то там, становились смерть и распад, сюрреалистические пейзажи, часто - внушающие оторопь пустыни, отнести которые к существующему миру никак было нельзя. Портретов было мало, да и на тех черты людей были искажены - каждый раз по-разному - а где-то людей и вовсе сменяли кошмарные твари, дать которым название вряд ли бы кто-нибудь смог. В десятке последних работ, принесенных в квартиру, прослеживалась постепенная смена тематики: сохраняя все то же маниакальное внимание к деталям, автор начинал потихоньку переключаться на что-то более светлое. Получалось не всегда хорошо. Что же до второй комнаты...

Когда мастерскую приходится оборудовать в захламленной двухкомнатной квартире - случается и такое, ничего не поделаешь. Хуже, когда в эту самую квартиру приходят незваные гости - приходят с не самыми лучшими намерениями.

Человеку, вот уже который час сидевшему в темной спальне, подошла бы характеристика "где-то за двадцать", а его прическе - "я ненавижу утро в понедельник". Утро и вправду было тяжелым: было всего двадцать минут шестого, когда замок на входной двери едва щелкнул. Простенькое Замкнутое Поле, физически никак навредить не способное и спасавшее лишь от непрошенных гостей самого ничтожного порядка, создатель отключил еще вчера - пусть расслабятся еще больше, пусть считают, что он совсем вымотался за все эти дни и недели добровольного заточения. Пусть считают, что он сладко спит, и уж конечно, пусть считают, что он конченый лопух...

Знали бы они, за чьей головой их отправили - бежали бы без оглядки. Эта мысль, которую он время от времени перекатывал по страшно трещавшей голове, заставляла хозяина квартиры улыбаться - жестоко, неприятно.

Как они работают, кое-какое представление хозяин квартиры имел - да что там, представление это было даже отличным. Их не информировали более необходимого минимума - цель зачистки, предполагаемые способности, еще кой-какие полезные мелочи...доступа к полным личным делам на мага, приближенного к главе Первой Площадки простым исполнителям давать не станут - в этом он был почти уверен. Шум въехавшей в сонный двор машины выдал их с головой - ему не надо было даже слышать шаги поднимающейся по лестнице группы, чтобы представить себе, как они готовятся взять несчастную жертву тепленькой.

Как же, хрен вам там. Несчастная жертва отоспалась днем, а всю ночь сидела, привыкая к темноте, грела рукоять пистолета с самодельным глушителем и материлась сквозь зубы.

Дверь начала приоткрываться. Осторожные шаги по коротенькому коридору, едва дышащий силуэт, выст

Комментарии: 612, последний от 30/11/2024. © Copyright Just The Marionettenspieler Размещен: 29/10/2014, изменен: 19/10/2023. 3676k. Статистика. Повесть: Проза Under the Eighth Sacrament. Иллюстрации/приложения: 16 шт. Скачать FB2		Оценка: *5.7721** Ваша оценка:
Аннотация: Кто-то забыл, куда ведут благие намерения, а отец Кат Асколь уже давно устал пытаться найти их за своей кровавой работой. Шедшая от рядового дела ниточка выводит на росший многие годы клубок, в котором со смертью, ложью и болью сплелась призрачная надежда - поневоле задумаешься, как такой распутать, даже прекрасно зная, что прикажут разрубать. Вызов брошен, приговор вынесен, палачи вступают в дело: вера в человечество должна умереть ради веры в Господа. После операции "Метелица" у Асколя осталось так мало и той, и другой... \Обновлено - 19.10.2023\

Just The Marionettenspieler : другие произведения.

Метелица