По весеннему снегу,
                 по серому хрусту,
                                  по насту.
У лилового ветра
                 ловить
                      и вливать в альвеолы -
долгожданно и жадно -
                   наждачное, ржавое счастье,
эту грязную,
          грузную,
                 грозную,
                        грустную волю.


Ах, ещё я попомню
                 в попоне обильного лета
(из петли
         его пыльных путей
                          мне выпутывать выю),
как покойно белели поля
                       и под куполом леса
колокольные звоны
                 зимы
                     зазывали и выли.


Но тебе
       и весне
              я бессовестно сдался
                                  на милость,
и ленивая лира
              с моралью
                       меня примирила.
И пока мы с тобой целовались,
                            смеялись,
                                    молились, -
вымирали старухи,
                 мелели моря
                            и мерила.


Объявляю войну!
              Человечество тупо и лживо!
Но не мальчик уже...
                 Плачешь ты
                          и смеются соседи.
Как
   себя
       изрыгнуть
                из рябого и дряблого жира?
Как
   себя возвести
                на пожухлом сугробе весеннем?


Ты одна
       своим тельцем
                    меня приняла и простила.
Вот любовь твоя
               пальцами льётся
                              по скулам небритым.
Но -
    на улице, в мокрых носках -
                               я фальцетом простылым
умоляю
      людей:
           полюбите меня!
                        Полюбите!