19.05.1992 года. Я никак не могу понять, почему не работает кран Дейкина. Вожусь с ним уж который день, а толку нет. Хочется плеваться во все стороны, и я матерюсь в пустоту. Ох как я зол! Придется ехать за Михалычем, пусть разбирается, ведь он - главспец по кранам. Представляю его довольную физиономию. Раздуется словно индюк, отвесит губу и начнет важничать... Ну и...
Крепнет ненависть к существующему государственному режиму. И кто бы мне не говорил, что Гайдар Сотоварищи ведет правильный курс на перемены, принять я его не могу. И я далеко не одинок. Нормальные люди (мягко говоря) волнуются при виде всего, что происходит.
Согласимся, что реформы проводятся как-то странно.
Цены на энергоносители взлетели в 5-6 раз. Стрельба по "среднему" классу. А ниже среднего...
Кто-то молчит, кто-то орет, но до верхов не докричаться. Представим муравьев. Один находится на земле, другой на крыше небоскреба. Оба разговаривают между собой, дают дельные советы, но слышит ли кто-нибудь другого?
Зарплату не дали и поговаривают, что на этой неделе денег не будет. Полнейший бардак! Доколе, спрашиваю, доколе мы будем терпеть? Объявить забастовку в одиночку!? А может быть - голодовку, ведь самое время!?
Рассказывают, что вчера к магазину "Жигули" на Дмитровке подъехали около пятнадцати легковых машин с рэкитирами. Бандиты с автоматами забрали весь товар у лоточников и умчались прочь. Какой-то кооператор-каратист пытался защитить свои честь и достоинство, а кроме прочего и добро. Вступив в схватку, он рассек одному бровь... Хотел бы я на это посмотреть! Слухи... слухи... слухи... Кто-то прибавит чуть-чуть, кто-то чуть больше. Как-будто снежный ком цепляет лохмотья и грязь, и вот уже одна чернота. Проезжая на автобусе, я машинально кинул взгляд на импровизированный рынок: идет вполне нормальная торговля. Что же произошло?
На Ангарке уже купаются, точнее купается одна миловидная особа. Я никогда не относился к спортивным людям, хотя сам всегда им завидовал, но не по-черному, а так, по-свойски. Славься, Отечество, наше спортивное!
После обеда все же пошел кран. Я нашел-таки неисправность по схеме, кроме того сделал профилактический ремонт контроллеров, но весь успех припишут Михалычу. А он по-прежнему произносит "марфия" вместо "мафия". Я обеззаражен совестью, жуткая обстановка подталкивает к пропасти. Я ору во всю мощь голосовых связок, но никто не слышит мой крик. Я почти обезумел в страсти искания чего-либо, но тщетно метаться в тесной клетке, перед тем, как туда впустят голодных львов.
Баранова все-таки увольняют, однако не по тридцать третьей, а по собственному. Догулялся!? Еще бы: неделя, две, три и как с куста... Вроде бы ничего не произошло, сидит, молчит, да еще возмущается малой зарплате, абсолютно не желая работать. А сам-то специалист крупный. Таких как он раз-два и обчелся. Не деньги, а крохи! - говорит Саша. Да тебе не за что и их платить. За твою блатную натуру? Но ведь никто - ни Стенин, ни Коля-Коля, ни Пузан - терпеть не станет (ДА уже не стали!). Черная полоса до конца жизни!
Мы живем в противогазах постоянно учимся поворотам сюжета. Я обламываюсь постепенно и наверное слишком много читаю. Мозги засорены всякой шелухой, и тщательно отряхивая сознание, я стараюсь приобщиться к миру зацепления. Если бы был известен финал, достойный как новый день! Во! Я восхищаюсь им и пишу, пишу, пишу.
Дописал две главы к "Чувствам...", и меня стало подташнивать. Переезд в Крым получился чрезвычайно жесткий, ненормативный. Секс без сквернословия!? Неправдоподобно!? Так скажут некоторые и будут по-своему правы, но словоблудие уничтожает. Сегодня стало уж лишком модно хлестко выражаться, и даже дикторы на телевидении рассыпают крепкие словечки направо и налево, а мне мерзко от всего этого.
Хочу сказать, что "Чувства..." самое большое, самое рискованное и раскованное мое творение, наполненное извращениями и взывающее к низменным инстинктам, местами даже меня бросает в краску, но это уже - фрейдизм. Текст состоит из сплошных заимствований, сюжетного плагиата, всевозможных мотивов и переделок. Но LET IT BE. Кто меня остановит!? Я сам по себе...
...Один раз переступив порог дома и вдохнув воздуха вседозволенности, я уже не могу им надышаться. Я погибаю от наивной свободы, которой дышат люди в коротких штанишках, но их мысли спрятаны в шляпах. Они также живут в противогазах и им противопоказаны аритмичность и пышность настоящего духа. Они думают слишком ритмично, чтобы наступать на ухо соседу. Я же слаб как исполин и боюсь противопоставить свою индивидуальность открыто. Забудьте все, чему я вас учил, вы сами достаточно учены.
После полуночи я окунаюсь в свою стихию и превращаюсь в филина. Удивительно, как мне удается почти не спать!
Обнаглев до предела, я высовываюсь из убежища и сую свой нос в общество, где нарушены все каноны, забыты понятия времени и пространства. Я забираюсь в подвал...
На рваных матрацах и поломанных стульях, распружиненных диванах ютятся человекообразные существа, покорившие не известное и сражавшиеся с ветряными мельницами. Их тупые взгляды проходят сквозь меня и разбиваются о стены, издавая отвратительный скрежещущий звук. У меня начинает щемить сердце, и я бесшумно прохожу в угол. Свет от единственной лампочки сюда не доходит, и я чувствую себя в безопасности. Я принимаюсь рассматривать гадких обитателей дна. Их семеро: три женщины и четыре мужчины. Возраст определить не возможно, погрешность слишком велика - от тридцати до семидесяти.
Итак первая - шлюха с поносного цвета лицом и руками в язвах. На ней серое платье до колен, по-видимому прозрачное в прошлом, но липкое и засаленное сейчас. Клочья, когдо-то обработанных "химией", рыжих волос спускаются на глаза и последние не возможно увидеть. Зато губищи как у зловещего африканского негра, раздутые либо от природы, либо от рукоприкладства, выделяются особенно ярко.
Ее сосед - тощий идиот с длинными сальными волосами и стеклянными глазами блюет на собственный черный (местами) костюм и счищает блевотину на пол, а затем расшвыривает ее в разные стороны мысами, модных в пятидесятые, лакированных туфлей.
На него таращится лысый, довольно плотный паскудник в телогрейке, из которой торчат куски ваты, и залатанных джинсах. Он выдергивает вату, скручивает из нее маленькие свечки, поджигает и сует в рот, корчится от боли и повторяет все снова. Его блудливые пальцы находятся в постоянном движении, точно ищут чего-то.
Дальше свернулась в клубок и накрылась темно-серой шинелью дама. И все, что мне видно, это тощие голые ноги, покрытые синяками.
Эти ноги поглаживает замухрыжка с капустной физиономией и самокруткой во рту. Вонь бычкового табака забивает запах мочи и дерьма, но хочется кашлять. Капустный тип похотлив как петух, он распахивает зеленый плащ и показывает свое изможденное нагое тело, исписанное татуированными надписями и шрамами. Что-то странное болтается между ног. Скорее всего это нечто бездействует долгие годы, но пакостник хочет, хочет, хочет... ХОЧЕТ!!!
Человек в тельняшке и полосатых брюках сидит возле трубы отопления и допивает бурую жидкость из зеленой бутылки. Багровая рожа перекошена от неприятного вкуса, но он - человек воли - проглатывает остатки.
Последняя - стриженая прыщавая попрыгунья в вельветовых штанах и свитере носится между Экземплярами и скалит беззубый рот. Она дирижирует переломанными ручонками и что-то тихо пищит.
Посредине помещения свалены в кучу холщевые мешки, но, кажется, никто не обращает на них никакого внимания.
Я сдерживаю дыхание, чтобы не выдать своего присутствия, как вдруг издалека слышится шум. Он нарастает, и слышатся отдельные голоса.
Все поворачивают головы. Словно черепаха высовывает свою голову из-под шинели женщина с голыми ногами. Скорее всего она самая молодая из присутствующих и по-видимому когда-то блиставшая небывалой красотой.
Появляются панки с цепями, палками, ремнями и прутьями в руках. Обитатели подвала начинают ленивое движение, но здесь нет страха и даже заинтересованности. Крашеные подонки набрасываются на семерку и избивают жестоко всех.
Меня заметили через минуту. "Бежать поздно, защищаться бесполезно," - отвлеченно подумал я, - "Эх был бы я панком! Эх, если б менты подоспели вовремя!"Я получил три-четыре удара по лицу и голове и ощутил, как хрустнула переносица. Потом я провалился в цветную лужу и перекинулся фразой с кем-то: А ведь ее звали Ира...
"Таких усов должно быть нет даже у Аристида Бриан, - бодро заметил Остап, -
но жить с такими ультрафиолетовыми волосами в Советской России не рекомендуется.
Придется сбрить."
И.Ильф, Е.Петров "Двенадцать стульев"
"...Не всех запретили, не всех извели," - заметил Второй Я и упал в трясину безмолвного ужаса.
...Передавали рекламу, а я лежал на каменном полу без одежды и не мог подняться. Тело болело, а веки не поднимались. Прошел час, два, три, четыре? Что здесь случилось? Что было там? Кто остался накануне? Я вспоминал позиции и расставлял фигуры по местам, но отдельные ходы не укладывались в рамки и выползали из записной книжки...
...Мне становится страшно, когда я не могу убедить кого-то в чем-то...
"Матери великих людей часто обескураживают поклонниц своих сыновей".
Э.Во "Незабвенная"
...Свобода. Истинную свободу дает Евангелие?..
...Я ковыляю подстреленной собакой и вытираю засохшую кровь со лба. Я не стесняюсь, потому что темно и не мерзну, хотя прохладно. Я приближаюсь к стройке. Покосившийся деревянный забор окружает территорию строительства желтого кирпичного дома. Строительство давно закончено, но забор сносить пока никто не собирается. Я припадаю к щели, но ничего кроме зарослей крапивы, полыни и репейника, кучи мусора, спецодежды и остатки стройматериалов я не вижу. На воротах табличка с надписью:
ПОСТОРОННИМ ЛИЦАМ
...Я поражаюсь жестокости, я ненавижу жестокость, я презираю жестокость, и в то же время я жесток. Я жесток, как папуас, я извращен, как маркиз де Сад, я безумен, как Ван Гог и талантлив, как...
Я унижен действительностью и расплющен бытом. Мне не вздохнуть, и я вымещаю подавленность...
"Такая жестокость заложена в этих улицах; это она смотрит со стен и приводит тебя в ужас, когда ты внезапно
поддаешься инстинктивному страху, когда твою душу охватывает слепая паника. Это она придает фонарям их причудливую
форму, чтобы удобнее было прикреплять к ним петлю; это она делает некоторые дома похожими на стражей, хранящих тайну преступления, а их слепые окна - на пустые впадины глаз,
видавших слишком много. Это она написана на человеческих физиономиях улиц, от которых я бегу сломя голову, когда
вдруг вижу над собой табличку с названием "Тупик Сатаны". И это она заставляет меня содрогаться, когда я прохожу
мимо надписи у самого входа в мечеть: "Туберкулез - по понедельникам и четвергам. Сифилис - по средам и пятницам."
На каждой станции метро оскалившиеся черепа предупреждают: "Берегись сифилиса." С каждой стены на тебя смотрят
плакаты с яркими ядовитыми крабами - напоминания о приближающемся раке. Куда бы ты ни пошел, чего бы ты ни коснулся,
везде - рак и сифилис. Это написано в небе; это горит и танцует там как предвестие ужасов. Это въелось в наши души,
и потому мы сейчас мертвы, как Луна."
Генри Миллер "Тропик Рака"
...Со всех сторон нас берут в оборот и накидывают кандалы при каждом удобном случае.
Мы получаем пинки и комплексуем по каждому поводу.
А они придают значение всему и также возмущаются по любому поводу. Эта одежда слишком откровенна, - гнусавят они, - Один разврат кругом. Женщины сами вызывают на изнасилование. Куда деваться! Их жена всегда скромницы, но на самом деле - комплексующие особы. Принимаясь за критику, дамы получают удар от собственных мужей: По-меньше грима! Не стоит накрашиваться так вызывающе! Они смотрят нам в глаза, ища поддержки. А вы как на это смотрите? - спрашивают они, но лишь изредка. Мы считаем, что советовать женщине постоянно не тактично, - говорим мы, но осекаемся, ведь им нельзя перечить. Они с ненавистью смотрят на нас, они готовы нас разорвать на куски. Что противопоставить им? Молчание. Наверное лучший метод, поскольку они ужасно агрессивны. Они не имеют представления, как бороться с собственными комплексами и, боясь показать свою слабость, выстреливают весь запас энергии в собеседника. Обычно таковых немного, эти люди брезгуют общения с низшими, но если все же встречаются, то становятся похожими на колючую вошь, которую раздавить можно, но вонять будет...
К чему эти рассуждения? Я акцентирую, следовательно сублимирую...
...Человек везет в морг труп. Там - очередь. Он становится в самый конец. Гроб на постаменте. Не ясные лица, пустые разговоры.
Подходит очередь.
Покойник лежит.
Человек оформляет документы. Покойник встает из гроба. Подходит, расписывается в бумагах и снова ложится на место...
"Каждый день ты просыпаешься с мыслью:
а не последний ли это день?
Ты чувствуешь себя
как-будто у тебя на спине
татуировка - мишень.
И ты задаешь себе старый вопрос:
Ну и как будем дальше жить?
И ты сам себе отвечаешь:
Все это - глупости,
их нужно забыть.
Каждый день это - меткий выстрел,
Это - выстрел в спину, это - выстрел в упор.
За все эти годы можно было привыкнуть,
Но ты не привык до сих пор.
Каждый день это - меткий выстрел,
И выверен прицелом створ..."
Майк Науменко "Выстрелы"
20.05.1992 года. Читаю мемуары Шелленберга, а представляю Табакова. Занимательная литературка, не более.
Приперся с работы домой в 13 часов. Нужно сходить в парикмахерскую, хотя говорить о моих волосах и какой-то прическе - смешно. А, кстати, сколько стоит стрижка?
Я сам творец своих мучений. Я - мазохист до мозга костей.
Я кричу: спаси меня, Господи! Я грешен, и грехи мои приумножаются! Что мне делать!? Я закатываю истерику и катаюсь по полу словно дебил. Обнаженные нервы кровоточат, и я слышу шорох ненужностей. Прости меня, Господи! Дай мне руку, чтобы выбраться из болота. Дерьмо наливается в рот и нос, забивает уши. Пока еще смотрят глаза, но это надолго ли? Глубже, глубже, глубже...
Маникюрщица из парикмахерской довольно щекотливая особа. Ее рабочий халат с разрезами по бедрам до самых... Прикрыто лишь сверху, да и то чуть-чуть. Она уверена, что завлекает мужчин, а на самом деле похожа на дешевую шлюшку, несмотря на напускную важность. Женщина стреляла глазами по сторонам, в т.ч. таращилась на меня, и мне захотелось сунуть ей под платье трояк или пятерку, свалить ее на паркет и начать избивать ногами. Я уже видел ее извивающееся тело, разорванный халат, порванные чулки и спущенные трусы... Ее грудь выбилась из лифчика, а удары все сыпались и сыпались... Я бил ее по губам и по носу, по спутавшимся волосам, а вокруг толпились гадкие трусливые людишки... Паскудство перло изо всех щелей...
Но жестокая жизнь продолжается. Стоит прекрасная погода. Все больше и больше девчонок выползает на улицу. Они зазывают мужчин в свои сети и...
По ТВ показали последний концерт Цоя в Лужниках. Прошло уже два года со дня его гибели, но музыка осталась, и сейчас она не менее загадочна и злободневна, чем тогда... Его звезда продолжает гореть. Он и Майк - вот наш рок-н-ролл.
Открылся 6-й канал. Пока транслируют западные новости с 22.00 до 24.00. Но это ПОКА, а что потом!? Наш домашний, древний, доисторический "Рекорд" очень плохо принимает этот канал.
Ужасно корявый язык! Мне стыдно за себя... Работать, работать и работать над слогом, - как говаривал классик марксизма-энгельсизма-ленинизма. Стихи и рассказы не критикую, да их и критиковать не стоит. Кому нужна эта писанина!?
И все-таки простой язык, как нельзя кстати... Классики достали! Заброшены на полку пушкинтолстойдостоевскийщедринчеховлермонтованненскийнабоковбальзакгюгобеляевпочаадаевгерценмережковскийуэллсидругие. Всего этого не создать новому поколению, примитивному поколению. Дилетантизм всей Земли!
"Человек подвластен двум слабостям, которые составляют существенное свойство его и характерны для него. Всегда
у человека есть потребность просить и потребность любить, и вот основание всех романов: роман существует, чтобы
рисовать существа, которых умоляют и прославлять тех, которых любят."
маркиз де САд
...Как много крови вокруг! Мы тонем в крови и не трудно догадаться, что вряд ли кто-нибудь выберется отсюда.
-Фу!
-Еще какое ФУ!
Извинения не принимаются. Мы не изменим свою точку зрения ни при каких обстоятельствах. Я отрекаюсь от будней и окунаюсь в необычность. Могущий жить, взлетает чаще! Я не устаю повторять эту фразу, хотя меня обвиняют в назойливости. Я говорю себе "СТОП!" и продолжаю движение. Соразмерно моим достижениям я получаю по заслугам. Я листаю книги и хочу отыскать в них самое главное, но, увы, строчки переплетаются, слова теряют смысл, и в глазах рябит. Обрывки фраз складываются в странные подобия мыслей, но порой и они обескураживают. "Чума" - роман о жизни нашей проклятой страны.
"Ненависть к искусству, которую так часто демонстрирует наше общество, была бы в настоящее время не столь гибельна,
не находи она поддержки у самих художников."
А.Камю "Шведские речи"
...Я и не подозревал, что во мне так сильно развито чувство ревности: к людям близким и не совсем, и совсем далеким, к животным, к неодушевленным предметам! Я подозреваю самое страшное, но действительность - истинная школа зловония. Я не первый, но и не последний в ряду естествоиспытателей плоти и духа, Я - банкрот и гениальная серость!
...Я начинаю догадываться, что тревожит меня все эти дни! Ровно через год умрет мой кот, живущий со мной шестнадцать долгих лет. Настоящий друг, какого не найти среди людей. Да и были ли у меня друзья? Скорее нет, чем да. Собутыльники, сотоварищи, одноклассники, сокурсники, сослуживцы, однополчане... Я хочу полюбить ближнего своего, да не получается...
Как вы не похожи на нас, братья наши меньшие!..
СМЕШНО И СТРАШНО...
Неужто можно смешивать в одну кучу...
Обратитесь к психоаналитику, вам уже давно пора!
Когда соберетесь спуститься?
Когда вы спуститесь на землю?
Я желал бы погостить на ферме,
Я желал бы послушать страуса.
Вы знаете, что меня невозможно закабалить,
Я не запишусь добровольцем к вам.
Я не в силах представить себя вашим другом.
Я - молодой человек, поющий блюз.
Итак прощай, дорога из желтого кирпича,
Где воют собаки из высшего общества.
Вы не сможете посадить меня в свой парник,
Я возвращаюсь к плугу.
Назад к деревьям, где ноет старая скрипка,
К поискам бородатых жаб.
Я никогда не совру.
Прощай, дорога из желтого кирпича.
Что вы думаете, я бы сделал тогда?
Держу пари, что я пронесся бы по холмам вашей равнины.