Аннотация: несколько опытов разных лет, которые и поэмами-то нельзя назвать, но как-то назвать нужно...
КРЕСЛО
--------------
(ПОЭМА О Л.И.БРЕЖНЕВЕ, СТРАНЕ СОВЕТОВ
И НЕ ТОЛЬКО ОБ ЭТОМ)
...Светлая память о Леониде Ильиче Брежневе,
кристальном коммунисте, человеке исключительной
сердечности, скромности и личного обаяния, будет
вечно жить в наших сердцах...
от ЦК ВЛКСМ
"Комсомольская правда" 12.11.1982г.
...Перестало биться сердце товарища Л.И.Брежнева.
Ушел из жизни верный продолжатель великого дела Ленина,
крупнейший политический и государственный деятель
современности.
"Комсомольская правда" 12.11.1982г.
...Индустриализация страны и коллективизация сельского
хозяйства, Великая Отечественная война и послевоенное
восстановление, освоение целины и исследование космоса...-
- вехи на пути биографии Леонида Ильича Брежнева...
"Комсомольская правда" 13.11.1982г.
Огромная комната златом сверкала.
Снижалось давление.
Солнце взошло.
Лучами пространство квартиры сжирало,
Вспугнуло туман, что висел над столом.
И кресло объято блуждающим светом.
И стулья покрыты чешуйкой огней.
И книжная полка сияньем задета,
Сервант попытался очнуться скорей.
А мы ото сна оторваться пытались,
Глаза приоткрыли...зажмурили их.
И чувтсво усталости в нас угасали,
А ужас ночной унизительно стих.
Я взгляд перекинул на серое кресло,
Что мирно устроилось возле окна.
Казалось, ему было страшно и тесно,
Тревогу оно нагнетало сполна.
И вдруг потемнело.
Внезапно.
Мгновенно.
Как-будто на окна набросили ткань.
И кресло подвинулось важно, степенно,
А с улицы слышалась жуткая брань.
Гроза разразилась.
Из бездны небесной
Прорвались потоки и вспыхнул пожар.
Обивка на кресле ползла, боясь треснуть,
Вот тут начинался привычный кошмар.
И я оказался в большом кабинете.
Портрет над столом в мощной раме висел.
С него, губы сжав, брови чинно развесив,
При всех орденах грозно Брежнев глядел.
Он щурил глаза, улыбался лениво
И что-то в лице изменял каждый миг.
Водил он ушами и носом спесиво,
Минуту спустя он издал странный крик.
Но это не крик, он зашамкал губами,,
И речь потекла, как сметана во щи.
Он гордо звенел четырьмя орденами,
И звезды сверкали,
а галстук, что щит.
Хвалебная трель: Целина за плечами,
На Малую Землю спускают десант;
И он во главе, Что Георгий.
С мечами
Он рвется вперед как безусый курсант.
Я сплюнул и кресло заметил.
И робость
Меня поразило - оно же мое,
И в нем - Генеральный,
и курит он "Новость",
Но зло ухмыляясь, спокойно встает.
Окинул я взглядом пустынную раму,
И дрожь нежно тело мое пробрала.
А Брежнев гнул твердо и даже упрямо,
Однако тяжелой болезнью страдал.
За что же, мальчишка, ругаешь меня ты?
Не сделал же никому ничего..."
"Вот именно в этом-то Вы виноваты,
Могло бы дойти и сейчас до того,
Что бездна разверзлась, пошло бы все прахом,
Союз как "Титаник" пошел бы на дно.
Да что там Союз, мир закончил жизнь крахом,
Висели мы все волоске на одном..."
А он рассмеялся, и хохот ужасный
Меня поразил, я весь сжался в комок.
"Ты льстишь мне, Сергей, я не мог так прекрасно
Взорвать эту землю, коль ты б не помог.
Да были со мною: Алиев, Романов,
Рашидов, Чурбанов и... дочка моя.
Да мафию я поощрял.
Наркоманов
Плодил, ордена на себя надевал.
Поил я людей бормотухой, сивухой,
Ну что ж, до сих пор благодарны вы мне.
Не знали, что в мире?...
Но полнились слухи...
ИИ все пребывали как в сказочном сне.
Подумай, а что тебе дали "ЗАКОНЫ",
"УКАЗЫ", от них ведь болит голова.
Прости, но надежнее не было кроны,
В тени коей жил ты не год и не два."
И тут он взмахнул своей дряхлой рукою,
И двери пропали, и мы у Кремля.
А воздух прозрачен, и ветер спокоен,
Бросает к стене наш Ильич три рубля.
В мгновение ока бумажники стали
Вокруг копошиться, что в банке - мотыль.
А с Брежневым мы без волненья стояли,
В руках у него оказался костыль.
Взорвался над городом страшным раскатом
Жутчайший творитель, фальшивый герой.
Из трещин, что площадь покрыли когда-то,
На землю вползал омерзительный строй.
В роскошных халатах, в блатных тюбитейках
К нам лезли узбеки - Адылова рать.
Воспетые в песнях, в поганых статейках,
Они ухмылялись, Генсеку под стать.
А слева - у ГУМа - зиндан оказался.
Пытали неверных, нездешних, стальных.
И кто-то пытался в той сече сражаться,
Но каждый четвертый в мученьях затих.
"Как нравятся вам эти милые люди?" -
Спросил невзначай перезрелый Герой.
Пожал я плечами, по мне, будь, что будет,
А я посмотрю-послежу за тобой.
Прочавкал Ильич, и уже на проспекте
Калинина мы появились тотчас.
И видим: парят Договоров проекты,
И строчки их били не в бровь - точно в глаз!
Но небо улыбка кривая спалила,
То был Президент, он смеялся, как паж.
и СЭВ нам напомнил над Волгой могилу,
В которой догнил обезумевший страж.
Он мне подмигнул, и я вздрогнул устало,
Бегом припустился, но чья-то рука
Железною хваткой меня удержала.
Назад оглянувшись, я сразу упал.
Огромный как башня безмолвствовал Брежнев
И латы стальные себе примерял.
Шептал я молитву и душу утешил,
Хотя равновесие в миг потерял.
Канава от шеи до левого уха
Прошла через кожу.
Уставший Ильич
Присел и пред нами предстала разруха,
Все то, что "настроил" застоя кирпич.
Заводы, дающие план по процентам,
Гниют и ржавеют в приписках и лжи.
В больших городах, в представительных центрах
Работников нет, но порхают "стрижи".
Достройки, надстройки и съезд горлопанов
Посеял безверие в тысячах душ.
Медаль за медалью, гнездо тараканов,
И в центре вниманья наш доблестный муж!
Вот книи поплыли, как в космосе спутник,
И премия Ленина в цепких когтях.
И он уже смелый, всевидящий путник,
В глазах у бессильных мерцающий страх.
Поездки туда и оттуда...
Обратно.
Приемы гостей, тосты, балы, пиры.
И дочь - в бриллиантах, ведь это приятною
,
Хотя и выходит она из игры.
Одна дача выросла, строим другую.
Машин - сотни штук, больше уж не дано?
А что же в стране?
Магазины пустуют,
А Запад мозги промывает давно.
Взлетели из пропасти вечные мухи,
И пыль отряхнувши со спинки и лап,
Они влезли в облик беззубой старухи,
Обрушив на нас Елисеевский сад.
Расстрел будет позже, а мы устыдились,
Не мы, только я, а правитель молчит.
Железные шторы со скрипом открылись:
В Америке он - Леня - всюду спешит.
В ООН выступление.
Что еще нужно?
Почет получил и вселенский покой,
Но пресса и в Штатах и в Англии дружно
Его окрестила: советский застой.
Моральный ущерб нанесен государству,
И меч над притихшими грубо завис.
И Сахаров - в Горьком, а Брежнев на царстве
Плодит дармоедов и слушает бриз.
Коррупция, взятки, и я удивился:
Не слабы силы взрастили застой.
От трещины в черепе ум покосился,
Не в силах сдержать трубный брежневский вой.
Ослепли они, животы наполнялись,
Залезли в себя и молчали, сопя.
Рубли в их сумы точно воды стекались,
А шлюхи уже наше небо коптят.
Но пагубный вирус, вгрызаемый в корень,
Сражал и министров и директоров.
А Брежнев смотрел на все это, не спорил.
Вокруг все чужое в мелькании слов.
А кто обратился к семье вурдалаков,
Не снес головы или просто пропал,
Варили живьем словно пойманных раков,
Фонтан окровавленный бил наповал.
Крапива впивалась в шершавые руки.
Нога отнималась, и сыпалась гарь.
Я видел, Генсек не испытывал муки,
Он стал походить на брезгливую тварь.
Шуршал я.
Словами бросался впустую.
А он хохотал, как последний плебей.
"Молчи, я по жизни чудесной тоскую,
А ты и смотреть в эту бездну не смей!"
Слова просвистели, как пули в окопе.
Я грубо ругнулся и будто вспархнул.
А Брежнев взбесился, что вежливый коккер
И вновь не заметно рукою взмахнул.
Из гадких подвалов вонючие крысы,
Хвосты подгрызая, шипели одни.
Их было так много, как зернышек риса
В холщовом мешке...
Я смущенно поник.
Изъяли дома, что угрюмо потели.
Разбили сердца из фарфора и лжи.
Листы оборвались и сгнили постели.
Над миром всплывал обесцвеченный ГИД.
Глазел я на странное то превращенье.
И в ужасе стыл отдыхающий труп.
Я чувствовал нет не любовь - отвращенье.
Я знал, как помпезен был Брежнев и глуп.
Щека задрожала, и нос раскраснелся,
Глаза заслезились, а губы срослись.
Чесал я затылок и в лужу смотрелся,
А в воздухе стаи шакалов неслись.
Цветы вырастали на грязном асфальте,
Их грубо топтал Леонид наш Ильич.
А Нина в то время "снималась" на Мальте,
Пытаясь по больше валюты настричь.
Замерзли слова: "Мы достигли успехов".
И шар раскололся на сотни кусков.
Я бросился вниз, заикаясь от смеха,
И Брежнев растаял под толщей оков.
Чернила рассыпались в солнечном небе,
Как брови правителя стали густы.
Вороны вспархнули и вороны следом.
Трон брежневской власти и плаха пусты.
Стояли в почетном как блин карауле:
Романов, Кунаев, Рашидов, Долгих,
Алиев, Щербицкий, Устинов, Черненко,
И чувства тревоги рождались у них.
Андропов смотрел на звериную стаю,
А также смотрел на нее Горбачев.
Но хватит об этом, страничку листаю...
Прекрасен восход, но и он не при чем.
Все рухнуло вроде.
Кривили душою.
Ведь пробил тот час, что к кончине привел.
И гроб опускали в могилу толпою,
И грохнули резко о каменный пол....
Очнулся я в кресле, вскочил, повалился.
Обивка распалась.
Оттуда, шипя,
Наружу рванулись те, с кем кто-то бился,
И радугой по небу тучи летят.
Опять я отвлекся, не вник в суть момента,
Пропали идеи и вещие сны.
И виделись мне лишь одни монументы
Во всех уголках нашей дивной страны...
1988
БАТЬКО
(поэма)
В часы вечернего заката,
Что так ласкают взор людской,
Я часто видел, как солдаты
Вели коней на водопой.
Струился свет из поднебесья.
Звучал навязчиво набат.
И мысли, что весь день молчат,
Вели меня по редколесью...
...........................
Ударил солнца первый луч
По перекатам Гуляйполя.
Встал день восторжен и могуч,
И с ним очнулась смерть и воля.
Ползли в траншеи пауки,
Тянулись в подворотни жабы.
Они устроились хотя бы,
Да только это не с руки.
Играл ветвями ветерок,
Освобождая боль столетий.
Когда ж, товарищи, ответьте
Настанет свет?
Но вы заметьте;
Уж догорает уголек...
...........................
Ребята чистили сапог,
А кони ржали, чуя горе.
Вот кто-то вышел на порог,
А дети щель нашли в заборе.
Ага! Активный дилетант!
Ты успокоился и свыкся.
К тебе душой весь мир проникся
Ты жил собой, не видя биксы,
Поскольку не писал диктант.
Поверь мне, друг, ты не один,
Я за себя не отвечаю,
Но лишь природу отмечаю,
Как тот загадочный грузин.
На перекрестке суеты
С толпою бился мелкий странник,
Не отвечал ему охранник,
Который с водкой был на ты...
...........................
Махно сидел возле окошка,
На стол ладони уронив.
Застыла в пшенной каше ложка,
Но город чувствовал прилив.
Иконы пялились на Батьку,
Испепеляя взглядом лоб.
А он - по случаю не жлоб -
Решал обычную загадку
И наступал судьбе на пятку.
Строгали доски на гробы
Немые стражи большевизма.
Сейчас такая дешевизна,
Что лучше смерть, да без борьбы.
А Нестор думал по порядку,
Не видя пленных и жену.
Вскричал он, глядя под лопатку:
"Когда победа, не пойму!?"
И окрыленный бахромой,
В избу вошел сам Лева Задов:
"Мы задавили сотню гадов!"
Сказал он гордый и кривой.
А из кармана показалась
Бутыль с горилкой, и потом
Она в тоске уничтожалась,
Воспев триумф своих знамен.
Галина выдержать могла
Не столько кровь, а истязанье,
То есть простое наказанье,
Как в спорте - игры, состязанья...
Но пьянки - черные дела!
На бранном поле алкоголя
Явился правильный герой -
Товарищ Алый-Суховольский -
И точно также сел в запой.
Седьмое небо хмурым стало;
Струна дождя его секла.
И догадаться не могла,
Как войско батькино устало.
Галина вышла из дверей,
А там сидели комиссары;
Готовясь к смерти - Божьей каре -
Стонал больной слепой еврей,
Он избавленья ждал скорей...
..............................
Жестокий праздник шел весь день,
Уничтожались активисты.
Не слишком быстро
и не чисто
Бойцы казнили коммунистов
И над землей вставала тень.
Галина, Батько и Барон
Изрядно пьяные резвились,
Они по улицам носились,
А Лева дрых, как фараон.
Прошел слушок, что враг идет,
Галина Батьку ублажила,
Себя на койку уложила
И беспорядочно орет.
Влетел гонец, весь в мыле он,
Воскликнул: "Худо дело, Батько!"
Но тот молчит и видит сон:
Хватали "белые" манатки,
Любовь - Галину - вел на блядки
Сам Бонапарт Наполеон.
Вскочил Махно от страха мокрый,
Пред ним покорная жена;
Но вот досада - не одна;
Стоит посыльный - уж четвертый!
Кошмар, угар, лесоповал!
Душа металась в раскорячку.
Где Лева Задов? Вот обвал!
Все руководство впало в спячку.
Махно Галину подхватил,
И взяв последнюю тачанку,
Решил тикать,
"пусть будут танки,
Пусть смерть настигнет спозаранку,
Не хватит нам для бойни сил..."
...............................
Я не открою вам секрет,
Сказав, что золото уплыло.
А где лежит оно?
В могиле.
Таков единственный ответ.
...............................
Настигли Нестора в Крыму
Его крутые адьютанты -
Лихие, дикие мутанты
Не пригодятся никому.
И снова Батько держит верх,
И тут же верная Галина
Террора нет, остался смех,
Да и его лишь половина...
..............................
В часы вечернего заката,
Что так ласкают взор людской,
Я часто видел, как солдаты
Вели коней на водопой...
1992
БЕСПЛОДНАЯ ЦЕПЬ
(абсурдная полупоэма)
На шторе, цепляясь за выступы стен,
Сидел и шуршал старичок.
Бесшумно поднявшись к листателю схем,
Он понял, что ум не при чем.
Чихнул и заплакав, пустился бежать
По белому потолку.
Догнав тараканов причудливых рать,
Старик окунулся в муку.
Лежала на выцветшей полке без книг
Разбитая ваза в пыли.
И мутные стекла воззрились на миг.
Но сдвинуться не смогли.
А путь старика пролегал сквозь заслон,
Поставленный злым пауком.
Висела роса в паутине.
Замком
Дрожал мух засушенных ком.
Успешно преграду старик одолел
И в форточке прочно застрял.
Бессильно и жалобно он посмотрел
На мир, что в долине торчал.
..................................
Пред синими трубами бился завод,
В дыму грохоча и шумя,
То там, а то здесь копошился народ,
Потея, не помня себя.
Станки грохотали, рвались молотки,
Подпрыгивал в искрах прокат.
И в мыслях о хлебе ломались совки,
И гниль черенков у лопат.
Из жидких клубов запыхавшийся Гид
Взлетел словно галка иль чиж.
Он толстым, тяжелым казался на вид,
Но взвился над сотнями крыш.
Его голова - без каких-то волос -
Блестела от пота и слез.
Хрипя, Гид протер раскрасневшийся нос
И в стайку ворвавшись стрекоз,
Мгновенно портфелем взмахнув как крылом,
Помчался над тусклой землей.
А люди орали:
"Как был ты ослом,
Так стал и парящей свиньей!!!"
"Смотрите, - кричали детишки, - летит
Мужчина, что шарик воздушный..."
Ученые взялись за головы:
"Тут
Подход нужен строго научный",
А дед, что на форточке старой торчит,
Устало улыбку согнал:
"Прощай, неуемных ценителей вид!"
И взглядом полет провожал.
....................................
Журчит в унитазе живая вода,
Что вылили в пятницу вроде.
Она прижилась там - любая среда
Даст плод в нашей гнусной природе.
Одна-одинешенька бабка была
В квартире, ведь все на работе.
Она по хозяйству делишки вела;
Ведь труд во всеобщем почете!
Зашла в туалет престарелая "мать"
И чувств на мгновенье лишилась:
Толчок белоснежный теперь не узнать;
Наружность его изменилась.
Он чёрен и грязен стал словно ведро
Помойное то, что на кухне.
И столб водяной словно сказочный черт
Прозрачно и призрачно тухнет...
Бабуля бледнела и тая, как снег,
Сравнительно быстро пропала.
И вот унитаз стал , как есть - Человек,
Уборная залой предстала:
Шипели в шкафу золотые ужи,
Сушители платиной шиты.
И кафель и ванна потворствуют лжи,
Но лесть и злословье забыты.
И все завертелось в животном огне,
Взлетая все выше и выше.
"Вот это - прекрасно! Вот это - по мне!" -
Шепнул дед в окошке у крыши.
........................................
Порывы ветров колыхали траву,
Сбивая рассветные пенки.
Зарядку вели ветераны в саду,
К носам задирали коленки.
Из куч муравьиных в доспехах ползли
Отряды и рыжих и черных.
И вот насекомые в норы несли
Людишек на вид непокорных.
И там, заставляя трудиться, в рабы
Сговорчивых превращали.
И ночью и днем колотили гробы
И медленно всех умервщляли.
Росло муравьев государство по дням.
А люди, как звери смирились.
Привыкли и к пище: букашкам, корням,
Хозяевам верно служили.
"Ну, нет! Это - гнусно", - промолвил дедок
И в форточке шевельнулся.
Но только слегка поцарапал бочок,
В сердцах безотчетно ругнулся.
........................................
На зыбкой поляне лежала глава
Без тела, без рук, без одежды.
Зато ус, что дикая в поле трава
Взрастал как больного надежды.
В потемках светился он яркой звездой,
Внушая таинственный ужас,
А днем омывался небесной водой,
Бывало тонул даже в лужах.
Воды нахлебался и жив он опять,
Над пухлой губой возвышался.
Любил мертвый нос невзначай щекотать
И будто бы с кем-то прощался.
Старик попытался погладить усы,
Не вышло, оставил попытки.
А к речке шел пес небывалой красы,
И ход был и жуткий и прыткий...
........................................
Свинцовый туман проплывал по реке
В кипящей, расплавленной куче.
Пес в реку вошел, а в его рюкзаке
Метался чиновник вонючий.
В своих разношерстных бумагах тонул,
Как в мерзком, поганом болоте.
А пес его дальше по водам тянул
В ревущем водовороте.
Сверкая зрачками и в меру рыча,
Собака в пучине скрывалась.
Седая глава бюрократа, крича,
Над волнами вновь показалась.
Восторг грохотал водопадом словес,
Плод жизненный изничтожая.
Исчез он в глубинах воды иль небес,
Об этом мы с вами не знаем.
Поморщился в форточке наш старичок
И скрипнул надтреснувшей рамой.
Она подалась, но, постойте...
Молчок!
Займемся пока мелодрамой...
.......................................
Оранжевый диск опускался за лес,
Кровавый закат воскрешая.
Забрызгал он краской полотна небес,
О власти ночной возвещая.
Сменяли друг друга вверху облака,
Тускнели вечерние краски.
Любовь продвигалась в мир издалека,
Разлив по нему море ласки.
Плелась пожилая, кривая жена,
От мужа сегодня сбежала.
Хромая немного, стремилась она
Вкусить сладострастного жала.
Желанную ждал на лугу символист,
Поэт, неудачливый лирик.
Однажды познав, словно веточку лист,
Мечтал он о свадебном пире.
Жена прихромала сюда чрез года,
И вместе взобравшись на стены, Любовные игры вели иногда,
Но кровь покидала их вены.
Без звука болтавшийся старикан,
Порывами ветра сорвался.
Из щели ехидно глядел таракан,
А дед зацепиться пытался
За ниши, балконы, деревьев сучки;
Как ловок он стал и проворен.
Но в руки впивались личинки, жучки...
В лепешку! - итог здесь бесспорен...
1988
МАМА ПОВЕСИЛА ПАПУ
(самая короткая сюрреалистическая поэма)
Мама повесила папу
В уборной и вышла во двор.
Скорбил я и жалобно плакал
И бился главой о забор.
Качался повешенный долго
И стал разлагаться в петле.
А мама пропала, ей-богу!
Чуть только вечор догорел.
Не смог я сорвать его тело;
Меня расколол паралич.
Теперь вот лежу и дубею,
Как в мавзолее Ильич...
1986
СЛУЧАЙ В МЕТРО
(мини-поэма)
В светлом метро, возвращаясь с работы,
Парень стоял, прислонившись к дверям.
Пенсионер, подавляя икоту,
Рядом сопел и часы проверял.
Двое девчушек на пыльных сиденьях
Спор завели о моднейшем тряпье.
Поручни щупал очкастый отшельник.
Дама с газетой уснула в статье.
Время летело минута в минуту,
Кабель бежал за вагонным окном.
И не могло показаться кому-то,
Что скоро их похоронят живьем.
Вот что-то треснуло, слышался грохот.
Шум непонятный и гаснущий свет...
Эхом размножился дьявольский хохот.
На пол свалился икающий дед.
Сыпались камни,земля содрогалась,
Ползала дама, свернувшись в клубок.
Девочку ту, что недавно смеялась,
В угол вагона тащил паренек.
Долго не думал очкастый отшельник,
Стекла он вышиб и вылез в тоннель.
Следом за ним вылезал дед-бездельник,
Парень продолжил готовить постель.
Грохот закончился, свет не зажегся,
Но уж глаза привыкали ко тьме.
Дымом вонючим вагон весь облекся,
Стало понятно, что выхода нет.
Выбрались все из вагонного ада,
Начали рыть. Бесполезно. Но все ж...
Первым вскричал паренек; мол не надо,
РОй иль не рой, один хрен здесь помрешь!
И принялся за свои упражненья
С юными девами, те хоть - куда!
Пенсионер и очкарик движенья
В грязной работе усилили. Да!
Дама рыдала, кляла всех на свете,
Грызла зубами железобетон,
Плакала: "Дома - собака и дети..."
Но постепенно понизила тон.
Несколько суток борьба продолжалась.
Первым задохся икающий дед.
Дама еще два часа упиралась,
Но потихоньку сошла жизнь на нет.
Третьим отправился к прадедам парень,
Дух испустил, напевая мотив.
Может, не плохо играл на гитаре,
Может, был просто не в меру ретив.
Девочки сдохли от мертвого смрада,
Что расплывался в их скромном дому.
Смерть шла к очкарику в виде доклада,
Что прочитала ему одному,
В светлом метро не вернутся с работы:
Парень, стоявший у самых дверей,
Пенсионер с несдержимой икотой,
Двое девчушек, пока что детей,
Дама с газетой, очкарик-отшельник,
Все они мирно лежат в глубине.
Может быть, кто-то из них был мошенник,
Души же их далеко в вышине.
1988
ГОРОД-ПРИЗРАК
(поэма-посвящение Эжену Ионеско)
Случилось событие раньше,
Чем мы все могли угадать,
Мы в нем не заметили фальши,
О чем я хочу рассказать.
..............................
По старым дорогам от мыши
Пошла своим ходом чума.
Она шла по улицам, крышам,
Вбиралась в чужие дома...
..............................
Он вышел, когда не светало.
Он труп не заметил в дверях.
Поплелся, пока сил хватало,
От боли он их растерял.
В конторе его поджидали
Сидящие трупы в кружок.
Глупейший свой вид подавляли.
Свод ставней напомнил смешок.
Воскликнул Он и стал спокойным,
На улицу бросив свой взгляд:
Валили в канавы покойных
Там несколько дюжих ребят.
Его била дрожь,
отнимались
И ноги, и руки его.
За ними зудеть принимались
Глаза, рот,
но больше всего
Спина раскололась от дрожи,
И пот хлынул смертным дождем.
Вернуться назад он не сможет,
День стал завершающим днем...
................................
На поле упал мертвым пахарь,
И лошадь свалилась тотчас.
Последний окраинный знахарь
В саду метеором погас.
Толпились детишки у гроба,
В нем мать хоронили они.
И замертво пали...
Еще бы!
Зараза коснулась и их.
Лесник, возвращаясь с обхода,
Под дерево пал червяком.
Вздохнул, захлебнувшись свободой,
И замер восторженным сном.
.................................
"Когда я ушел за газетой, -
В бреду говорил человек, -
Их двое осталось, я в этом
Клянусь... - он закрыл пленку век, -
Когда же вернулся домой я:
Одиннадцать трупов лежат!
Как-будто цепи одной звенья,
Все в точку пустую глядят..."
"Да это - кошмар! - кто-то молвил, -
Но как размножались они?"
"Я сам ничего здесь не понял:
При жизни иль в сам смертный миг!?"
...................................
Тюрьма распрощалась с охраной,
Предстала свободной страной.
Уж узники выбрались славно,
Но ров за высокой стеной.
Кто топ в жирной, мерзостной жиже,
Кто падал в агонии слез.
Витает печаль, смертью брызжет,
И гаснет надежда средь грез.
А крысы чумные хватают
Добычу и рвут на куски.
И капельки пены слетают,
Вливаясь в потоки реки,
Что мчит в перекатах, порогах
К убийственному бытию.
Приковано зренье, тревога
Решает идти на ничью...
...................................
В кольцо взят чиновник ленивый
Торговками, просят они
Еды: для себя и сопливых,
Невинных детишек своих.
Откуда же брать ему пищу?
Нигде не достанет ее.
Толпа возрастает до тыщи,
Чиновник в лицо всем плюет.
И юркнув в проход узкий, темный,
Он зайцем пустился бежать.
Не то, чтоб от зависти черной,
А просто хоть что-то сожрать!
И женщины друг на друга
Напали, но вдруг у одной
Был вырван и пущен по кругу
Орущий ребенок грудной.
Обсосаны детские кости,
И пятно крови на стене.
И голос: "Оставьте же, бросьте!
Умрете жестоко вдвойне!..."
..................................
В причудливых думах о небе
Монахи ушли к жизни ТОЙ.
Мечтая о будничном хлебе,
Боролись крестьяне с судьбой.
Хромая и в язвах старуха
Ползла, как змея по шоссе.
Не помня об ужасах, слухах,
Она сдохла на полосе.
И труп поистлевший, костлявый
Лопатой отбросили прочь.
Насытившись этой расправой,
Рабочие встретили ночь.
Обсыпаны тьмой закоулки,
В которых сгнивали живьем
И пекарь, готовивший булки,
И плотник со всею семьей...
.................................
Чума пробиралась сквозь щели
Банкирских домов и контор.
Любовники гибли в постели,
Средь грузчиков начался мор.
"Подохнем мы все словно крысы!" -
Шептали тихонько в углах.
И вот содрогаются выси
От воплей, звенящих в мозгах.
Зловещие сплетни разносит
Увядших недель хоровод.
Стремление к жизни смерть косит,
Идти нам мешает вперед.
Ломает строение клеток,
Сжигает душевный загар.
И вдруг совершенно нелепо
На улицах вспыхнул пожар.
В объятиях дыма и пламя
Задушены сотни квартир.
И вновь обгоревшее знамя,
И вновь окровавленный пир...
................................
Луна угасала упрямо,
Ей солнце на смену взошло.
Скрипели оконные рамы,
И смерть занесла помело.
Сметала последние вздохи
У тел, что валялись везде.
Скакали ничтожные блохи,
Добавив приправы к беде...
1989