...Гемигонг знал, что время рассвета наступает с восходом солнца. Акус Янат спала на перине и во сне щелкала зубами, и от этого звука становилось не по себе даже Гемигонгу. Он делал вид, что любил Акус Янат, но на самом деле любил только самого себя. Акус Янат нужна была ему как воздух, без нее Гемигонг был лишь больным прыщом на теле, а с нею вместе они становились огромной гнойной язвой. Но боль, доставляемая ими могла быть ликвидирована, а потому и Гемигонг и Акус Янат боялись этого. Гемигонг сверялся с магическими книгами, а Акус Янат составляла гороскопы, выясняя, что предсказывают звезды. Они ожидали опасность каждую минуту, но откуда она появится, было неведомо.
Гемигонг накинул холщовую рубаху и вышел на террасу. Он услышал странные звуки, доносившиеся сразу отовсюду. Он увидел мигающий свет с разных сторон, окрасивший стены и башни замка в самые яркие цвета. Словно какой-то художник-авангардист направил на логово колдуна мощной силы световые лучи из неведомого прибора. Гемигонг вернулся в коридор. Двери хрипло поскрипывали, иногда они открывались сами собой, и тогда Гемигонгу становилось страшно. Он не стал будить Акус Янат, о побежал по холодным мраморным ступеням в подземелье, рискуя споткнуться и сломать себе шею. Словно чья-то рука все время подталкивала его в спину, заставляя останавливаться и оглядываться. Он схитрил и ушел за потайную дверь в некой арочной нише и умилился собственной находчивости. А наперерез ему прошествовали пять скелетов. Все бы ничего, но один повернул голову в его сторону и злобно щелкнул зубами, отчего Гемигонг струхнул и поспешил спрятаться в другом проеме. Ему предстояло миновать семейные гробницы прежних хозяев замка. Сейчас плиты надгробий зашевелились, и из образовавшихся щелей высовывались костлявые пальцы. Сделав усилие, они сбрасывали плиты, показывались черепа, таращились пустыми глазницами и вводили в дрожь стуков окаменевших зубов.
Гемигонг наконец миновал это место, хватаясь за голову, вырывая клочья белых волос и швыряя их в стороны. То тут, то там вспыхивали огни, но Гемигонг спешил к хранилищу. Он жаждал узнать, что грозит его безопасности. Он истребил всех великих врагов, вычеркнул из списков мыслимых и немыслимых противников в прошлом, настоящем и даже в будущем. Он стал чем-то высшим, олицетворяющим высшее начало, имеющем тысячу зол на один квадратный миллиметр площади. Он познал неотвратимость мести и решил изничтожить всех, кто мог отомстить ему, для чего многие годы учился искусству превращения, перевоплощения и переселения в другие тела. Вереницы злодеев проносились по истории, и Гемигонг не только видел их, но чувствовал их тела, соприкасался с их внутренними духами, пытаясь заставить их действовать себе в угоду. Он просчитал все, но где-то в середине веков случилось непредвиденное, и Гемигонг страшился этого НЕЧТО, поскольку не мог распознать, откуда оно исходит. Ведь все боятся лишь того, что не могут постичь.
Гемигонг метался в лабиринте подземелья, обнаруживая новые бреши в исторической ткани. Он вновь становился больным прыщом на теле, а не исполнителем приговора.
Наконец Гемигонг очутился в библиотеке, на самом глубоком ярусе подземелья. Среди множества волшебных книг, свитков, деревянных и каменных табличек он должен был отыскать пентаграмму, открывающую знание. Но былая мощь канула в лету, и сейчас он с трудом разбирал знакомые буквы и слова, которые могли сложиться в прорицание. Он не желал прибегать к помощи Акус Янат, которая нервно похрапывала наверху и видела сны о цыганах и хороводах половых гигантов, пускавших ее по кругу. Ее пороли и в хвост и в гриву, и скоро из ноздрей и ушей стала ползти мутная слизь. Но она уже не боялась, ей не было противно, она кайфовала во сне, раскрывая рот по-шире и раздвигая ноги, готовая принять главного циклопа. Но сон ли это?!...
Гемигонг в бешенстве швырял рукописи, ничего не находя. Из колодца, находящегося в центре зала, послышался гул и повалил синий дым. Гемигонг сорвался с места, заглянул в колодец. Там кипела кровь...
...Протухшие мозги вырабатывали гнилые мысли, но без опохмелки Сей не мог думать. Он возлежал на диване среди подушек и крутил-вертел пульт. Жена суетилась рядом, постоянно влезая в его мысли и путая их.
Зашел Кто-то, Кому позвонил Сей, чтобы скрасить его одиночество и принести выпивки.
- Ну, что, пить будем? - прокричал Сей, не поднимаясь с дивана. Презрение к Гостю пронизывало все поведение лежащего, он ощущал себя полноправным хозяином человека.
- Я не знаю... - мямлил Вошедший, но Сей не дал Ему опомниться:
- Денег нет? И не надо!
...Они вышли из дома вдвоем, поскольку женушка затеяла уборку, точнее имитацию таковой.
Денег у Сея тоже не было.
Они пришли в "Яму" и окинули взглядом много-сотенную толпу страждущих абстинентников, как в лучшие горбачевские времена. Сей потер руки.
- Начнем действовать. Ты меня не знаешь. Подойдешь к толпе и смешаешься с ней. Я подхожу, якобы беру у тебя денег, беру также денег у других, но тебя жду у "черного хода". Все понял?
- Да, - кивнул Тот и послушно поплелся к очереди и примкнул к всеобщему стоянию.
Через пару минут появился Сей в узком сером костюме, подсчитывая деньги, а за ним шел мужчина и спрашивал:
- А ты точно все возьмешь?
- Не бойся, - на ходу отвечал Сей, - Все схвачено!
- Возьми и мне, - подсуетился Тот, с Которым пришел Сей. - Давай бабки! - отреагировал Сей.
К ним приблизился приличного вида мужчина с портфелем-"дипломатом" в руках.
- Вы не могли бы и мне взять коньяк!? интеллигентом пахло за версту, Сей потянулся к нему, седьмым чувством ощущая улов...
- Сколько?
- Мне?.. Мне нужно много... на свадьбу... десять бутылок...
- Давай, - сказал Сей, - и сумку давай, куда складывать.
- У меня только - "дипломат". Вы осторожнее с документами...
- С документами с не связываюсь! - отрезал Сей и повернулся, делая вид, что собирается уходить.
- Я живу здесь рядом, - переживал мужчина, - Если вы подождете, я принесу сумку.
Сей состроил кислую мину, но переигрывать было нельзя.
- Ладно. Давай, одна нога здесь, другая там.
- А мы что, ждать должны? - заверещали остальные, коих уже набралось не меньше пяти человек, в том числе и Союзник Сея.
- Тихо! - уверенно сказал Сей, - Подождем...
Возражений не поступило.
Спустя пять минут появился интеллигент и протянул Сею деньги и вместительный рюкзак, и после этого Сей сделал утвердительный знак "Ждите!" и нырнул в винный отдел, минуя милицейский пост и сердито бурлящих покупателей....
Его Напарник недолго находился в компании ждущих, нужно было быстро ретироваться.
- Стойте здесь и внимательно следите за входом, а я побежал к воротам. В случае чего я перехвачу его там...
Словив благодарные взгляды, Он удалился...
Уходили "огородами" - Сей и Тот, Который пришел к нему.
Уже вечером они встретили Буаба, слонявшегося по двору в поисках очередного стакана. Загашеный Сей и прилично поддатый Второй сидели в "тачке", но кроме них там находились еще двое: шофер и человек в шляпе. Буаб не раздумывая залез в "Жигули", и машина тронулась с места. Она выскочила на шоссе, когда в салоне начались разборки. Сей орал на человека в шляпе, Его Приятель молчал, зато Буаб занял сторону Сея и помахивал кулачками, смекнув, что водитель нейтрален. В конце концов они выбросили человека в шляпе на улицу, а сами высадились метров через пятьсот, оставив водителю пару бутылок как оплату за проезд.
Они стояли втроем: Сей, Тот, Который пришел к нему и Буаб. У ног пристроился ящик с вином, а ветер слегка покачивал их нетрезвые тела. Собутыльник прикидывали, где лучше устроиться, чтобы обрубить все возможные "хвосты".
Место нашлось, и они пили и пили много, потом Сей и Буаб что-то не поделили, как это обычно бывало в компании Сея, затем начали драться и кататься по влажной траве, и Тот, который пришел с утра, решил удалиться...
А наутро Сей вызвал Того, Кто был с ним вчера и тоном, не терпящим противоречий, обрисовал ситуацию.
"Где вино, что оставалось вчера? Осталось по крайней мере десять бутылок... Куда ты слинял, бросив нас? Что было бы, если бы нас замели менты?"
Он стоял оплеванный, ведь так убедительно звучали слова Сея. Он чувствовал свою вину.
"Короче! - заключил Сей, - Считаем, что там осталось десять пузырей, плюс моральный ущерб, плюс побои, нанесенные Буабом, итого..." Он назвал кругленькую сумму, и Тот Самый, готовый возразить, что Сей был пьян, что вина оставалось гораздо меньше десяти бутылок, что он оставил ящик на месте драки, что бесполезно было разнимать Сея и Буаба, что к побоям Буаба Он в конце концов не имеет никакого отношения, промолчал и чуть не плакал, не представляя, откуда брать деньги. Видя все это, Сей расплывался от счастья. Высшим наслаждением для него стала фраза:
- Деньги можешь занести завтра. Я же не зверь... Я все понимаю...
Он ухмыльнулся безобразной ухмылкой, и вместе с ним загоготала она...
Он, Тот Самый, Который решил, что не стоит жить, вышел на улицу и бросился под колеса проезжавшего мимо автобуса.
...Сей сожалел о нем целую минуту, бросив супруге:
- Нужно было сказать, чтобы он отдал деньги тотчас, не сходя с места!..
...Они умирают завтра...
...Два типа людей, населяющих землю, выражают две абсолютно разные философии - первый - философия успеха и силы, второй - уединение и самоанализ. Каин и Авель сидят в каждом из нас и с течением времени семя Каина берет верх в большинстве случаев. Дети братоубийцы плодятся как кошки, и чаша весов почти достигла земли.
Взгляните себе в глаза, посмотрите внутрь, схватите себя за желудок и выверните его наружу. Не стоит обманываться - Каин оставил свой след! Обмануть ближнего, нагадить ему, как следует... Вспомните, разве вы никогда не были малодушны, трусливы, завистливы, жадны?
Изменяется среда обитания, но мы не меняемся вместе с нею. Мы остаемся такими же.
Иной раз немотивированность поступков шокирует!..
Человек обещает достать денег, чтобы два других человека смогли начать работу. Никто не тянул первого за язык, он сам предложил свои услуги. И сразу вроде бы все пошло-поехало. Дело закрутилось. Друзья приостанавливают поиски, надеясь на скорое решение проблемы. Как бы не так! Первый водит их за нос, сознательно или нет, дело третье. Процесс встал. Дни проваливаются в бездну прошлого. А тот изощряется, версии, достойные пера романиста, заставляя врать своих знакомых, а те толкают на не хорошие поступки других, цепочка тянется бесконечно. Но тут я вынужден спросить: можно ли обойтись безо лжи? Конечно! Но потому человечество и лишено всех благ, что Ложь и Страх царствуют в умах. Вранье и перекладывание вины на ближнего и далекого рождает синдром Каина. Это - символ жития человеческого.
Странное дело, скажут иные, - нас призывают верить, но чем больше веришь, тем тяжелее становится жить. Это самое простое из всего существующего в мире. Говоришь одно, думаешь другое, делаешь третье - таков принцип. Но тут-то и есть проверка на прочность. Никто никогда не спросит, веришь ли ты, что сидишь на стуле? Что стул есть предмет настоящий, в этом нет сомненья. Мы знаем это. Точно также и верой в высшее: я знаю, что Он есть и поэтому верю. Я верю, что без Него нет ничего и ничего не возможно. А есть ли у человека настоящая вера? Возможна ли она в принципе? И если да, то кто обладает ею? Я не видел таких людей, а посему сомнения гложут меня. Я такой же как другие, я слишком слаб. Мне больно, что я не способен разбиться в лепешку, осознав свое место в мире и истории... Таким образом я топчусь на месте. Меня топчут ногами, а я не призываю на помощь, не возмущаюсь! Почему? Виновен! Виновен! Виновен! - со всех сторон как проклятье звучат страшные слова, и, кажется, никакого выхода нет. От безысходности хочется взять веревку, сделать петлю и прыгнуть в вечный мрак.
Эх, был бы у меня пистолет! - вздыхаешь, шагая по пыльным тротуарам и паркам, засиженным БОМЖами словно мухами. Я бы пострелял вдоволь, а потом разможжил бы себе череп. Но я и этого боюсь. Я боюсь смерти. Мне страшно жить, а умирать просто жутко...
Я приговорен к каторге унижений и оскорблений. Невезение - мой путь...
Саша отложил мысли в письменный стол и погрузился в сон...
...Они взбирались на высокую гору, и Саша начинал задыхаться, но вот они на вершине, Мор закричал:
"Беги за мной!"
Саша увидел далеко внизу, у самого моря хрупкую женскую фигурку с коротко стрижеными светлыми волосами. Сердце забилось птахой в клетке, и он начал быстро сбегать по склону. Спуск становился круче, и вода подступала к самому подножью горы. Саша дрожал, но не в силах остановиться, несся с еще большей скоростью. Справа и слева раздались выстрелы, но пули пролетали мимо, врезаясь в ближайшие камни. Стрелки перестали стрелять и принялись метать гранаты. На секунду Саша взглянул в сторону и увидел подобия пещер, откуда высовывались гадкие свинячьи рыла. Он оглянулся на ходу и понял, что Мор исчез...
...Каждое желание человека есть Его воля...
...Почему человеческие сердца сплошь из камня?..
...Таких ударников вобще не существовало. Саша буквально валился от экстаза при звуках барабанов. Невиданное представление, разыгрываемое на сцене, приводило в восторг не только Сашу, но и десятки и даже сотни юношей и девушек.
Группа как обычно начинала с традиционных блюзов, постепенно утяжеляя их. Наконец рев гитар усиливался взрывом ударных, и Певец брал невероятно высокие ноты так, что публику передергивало...
В те дни, когда выступал этот ансамбль, практически никто не танцевал. Пьяные поклонники рвались на сцену, готовые разорвать на сувениры музыкантов, но взобраться на подмостки не удавалось; то кудрявый Певец, то Гитарист пинками сбрасывали их в зал. Получив приличный удар в челюсть, подвыпивший фэн, как правило оставался доволен до самого финала вечера.
А музыка теперь звучала по-иному. Казалось, все краски потустороннего мира высвечиваются нотами, и даже слова, звучавшие на заморском языке, становились понятными и родными.
Саша хватался за голову, а когда ударник начинал отбивать ритм болеро, совершенно заболевал. Не дожидаясь вступления гитар, Саша выбегал из клуба и садился на велосипед. Он стремился уехать, как можно дальше, лишь бы не чувствовать странное притяжение. Он не мог ничего поделать и пересаживался на мотоцикл. Было слишком поздно, чтобы добраться до кольца, поскольку начинался подставной комендантский час. На шоссе выдвигались танковые части, а вдоль дороги рассыпались отборные роты альпийских стрелков. Через приборы ночного видения они замечали всякую движущуюся точку, и она становилась непосредственной мишенью, и тогда стрелки начинали упражняться в стрельбе. Палили как по одиночным целям, так и по автобусам городского транспорта, даже транспорт спецназа обстреливался на раз. А утром приезжали мусоро-сборщики и увозили трупы за город и сваливали их в карьеры, где орудовали шайки БОМЖей, обиравшие тела и объедавшие мясо до самых костей.
Саша увидел стоявший на обочине ЛИАЗ и сел за руль. Он никогда в жизни не управлял автобусом, мало того, он даже не знал, где находятся педали "газа", "тормоза" и "сцепления". Но нужно было спешить. Он условился встретиться с Девушкой ровно... А что если это - СУДЬБА!? Он похоже влюбился, и никто не мог разубедить его в том... Саша ни словом не обмолвился дома, ничего не сказал Сею, поскольку знал, что тот мог размазать его чувства, как шпаклевку. Несколько оброненных как бы невзначай слов при Анджее, могли бы возбудить любопытство кого-нибудь, но только не Анджея, тот был слишком уж посредственным, а посредственности самые страшные существа в мире. Они не имеют своего мнения, хотя представляют себе свое величие и неоправданно высоко ценят свои способности. Но ведь серости правят миром.
Саша сел за руль, не обращая внимание на людей, копошившихся у задних дверей и удивляясь собственной решительности, двинулся с места. Что-то стояло за этим. Он с юности ненавидел водителей автобусов, уж слишком наглыми и высокомерными выглядели они, а после того, как один из них - шофер 179-го маршрута - сдал Сашу в вытрезвитель на конечной остановке, для них было определено самое низшее место в сашином табеле о рангах.
Теперь Саша ехал по пустынным улицам, готовившимся принять банды убийц и грабителей. Какой год стоит на дворе?!
Автобус разрезал воздух и въезжал в ночь. Саша понимал, что опаздывает, но он не боялся, что уйдет нахлынувшая страсть, ему становилось не по себе от одной мысли, что он может вновь остаться один, совершенно один в миллионном городе, несмотря на обилие "друзей", дававших важные советы, фальшивых проповедников со своими навязчивыми толкованиями. Были женщины, были принцессы и одна Безумная Королева, из-за которой Саша совершенно потерял голову и хорошо, что во время поставил на место. Две реанимационные машины прилетели за мнимым суицидальным больным, а соседка снизу - псевдомедсестра - уже наложила куда надо жгут и остановила кровь. Дурак ты, батенька! - сказал психиатр, к которому, как положено, направили Сашу после штопки. А потом он зарылся в себя словно маленькое дикое животное. Он мог терпеть, когда это было необходимо, но уж слишком часто по жизни приходилось терпеть. Он говорил: мне нравится это, а сам в то же время наслаждался внутренним превосходством, как бы произнося - Можешь не сопротивляться, слишком много болтовни. Но приходил миг, чтобы Кто-то Посторонний бросил ему в лицо каменную перчатку. Это и был вызов. Он осознавал это, но не был готов дать отпор. Он хорошо усвоил попытку Путешествия в Загробный мир, он представлял своего Противника, но всячески оттягивал решительную схватку. Саша не боялся проиграть, ведь если боишься, обязательно проиграешь...
... Саша вытащил из кармана кассету с записями той самой группы, что выступала в клубе, и включил магнитофон. И тут он услышал знакомые звуки. Именно... Музыка, несшаяся из соседнего дома, была той же самой.
Его новая знакомая (с необычным именем) прижалась к Саше. Она обняла его и поцеловала. Тогда Саша встал и вытащил из-под шкафа портативную пишущую машинку, которая покрылась толстым слоем пыли. Саша сдул пыль и зарядил чистый лист бумаги. Пальцы ловко скакали по клавиатуре, и на бумаге осталось: Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ... Затем Саша еще и еще распечатал эту фразу, а Девушка подпечатала внизу: Я ТЕБЯ ТОЖЕ!!!
... Кто бы мог подумать, что никому неведомая команда, к тому же играющая слишком громко и неотесано, вкраплявшая в мистические тексты слэнговые, а то и матерные словечки и ведущая, мягко говоря, антиобщественный образ жизни (если это применимо в данной обстановке!), вырвется в списки популярности ведущих изданий страны, что ими заинтересуются представители фирм грамзаписи, а также радио и телевидение!? Мгновенно подсуетившиеся менеджеры и многочисленные Типы от Искусства рассовали пиратские записи по лоткам коммерческих палаток, и колонки стали разрываться от музыки новоиспеченных кумиров.
А ведь это было, было, было...
50-е, 60-е, 70-е, 80-е, 90-е...
Страшновато признаваться, но покатилось, поехало...
Гонки по вертикали, зацепление по спирали, схождение в бездну. Сомнения не помогали, сомнения только подстегивали. Слишком широкая дорога вела к славе, и никакие тормоза не могли сдержать мчащуюся машину. Музыканты хватали венец и улетали в облака, где их уже ждали. Выстрелы с той стороны. Не жди милости! Гитара взлетала словно ракета, раскалывалась на две половины, сыпались искры, и барабаны улетали за ней, похожие на дирижабли. Они множились, и вот уже небосклон был весь покрыт одними барабанами. Огоньки высвечивали звезды, синусоиды, таинственные знаки, отчасти напоминавшие буквы.
Параллельно точно железнодорожные пути тянулись четыре сверкающие струны бас-гитары, и по ним действительно бежали поезда в одном и том же направлении. Можно было радоваться, что в одном ехали наши герои, а за пультом стоял светловолосый Певец, и его волосы развевались по ветру, но другой поезд вез мертвецов, и кровь стыла в жилах от одного воспоминания об этом жутком движении. Внезапно струны лопнули, послышался странный грохот, но в ситуации, подобной этой, вряд ли можно было ожидать счастливого конца...
...Внизу среди заснеженных горных вершин, кремлевской стеной обступивших непроходимый лес, торчали черные глыбы старинного замка, отражавшегося в зеркальной базальтовой тьме идеально овального озера. Этот замок отныне принадлежал им.
Два початых мешка с деньгами стояли в углу, и деньги таяли как сахар...
..."Почему люди не похожи на людей? Почему каждый заботится только о себе? Почему никто не прислушивается к голосам окружающих? Почему ни один не услышал звучащие Слова? Рассуждать о Высоком, о Чьем-то предназначении может всякий, но в итоге... Мы слишком много знаем, но и слишком много о себе возомнили. Мы считаем себя способными обучать и поучать, но не заботимся о своем внутреннем, о т.н. душе, считая, что мы созданы по Образу и Подобию, и тем все закончено. Почему? Мы пытаемся свалить все свои неудачи и промахи на других, хотя виноваты сами... Но сможем ли мы признаться в своей вине? Вряд ли. Я делаю замечание, и это правильно, но чуть замечание коснется меня, я вскипаю. Нетерпимость! Чтобы стать кем-то или чем-то, мы ступаем по трупам, толкаемся, шипим и сквернословим, размазываем всех по стенке, лишь бы потешить себя и достичь своего... Сожаление... Забыть о нем напрочь! Мы правы! Мы есть первая и последняя истина! Разве может быть иначе?
Лишь только жизнь шлепнула ладошкой по попке, мы прячемся в кусты и боимся высунуться оттуда, думая о спокойствии, но получаем новый шлепок и закрываем все окна и двери, не впуская никого. Нет спасения! Безнадега... Отчаяние...
Мы разрываемся на части, желая угодить тому и тому, чтобы нам было хорошо, что нам открылось теплое место, а в кармане хранится ядовитый порошок, который мы может подсыпать кому угодно, как только подвернется удобный момент. Но вот в чем дело, рано или поздно мы начинаем осознавать, что мы пустое место, и мы в безумной агрессии бросаемся на близких, и здесь находятся самые отвратительные слова и выражения, и мы, ничуть не стесняясь, выплевываем их в лицо собеседнику, а потом гордимся за себя - мы отстояли собственное достоинство! Подленькая сущность трещит по швам, тело разрывается на части. Слабость, трусость, тупость... Закипаем и пыхтим как ржавый чайник. Гнев!
"Дайте мне больше денег, и все будет о`кей!" - надрываются людишки, но по большому счету деньги им не нужны. Возможно обойтись и без них. Жена пилит! Теща смотрит искоса! Мать забилась в нору! Все думают об одном и том же... Деньги... Достаток... Спроси любого: Что должен делать настоящий мужчина? Зарабатывать деньги! - последует ответ. Без презренного металла, который стал писаться с большой буквы, мужчина не может зваться таковым....
Большинство великих философов, писателей, художников не являлись по сути мужчинами, потому что не могли заработать на хлеб насущный... или все это - блеф?!
Охота, великая охота, в которой победителями становятся не те...
Подглядывание, подслушивание, слежка. Физическая и морально-этическая. Есть одно емкое слово - ЗАВИСТЬ! Мы никогда не будем довольны, у других всегда все будет лучше и всего будет больше, они счастливее нас, они покладистей и хитрее, и здесь, следуя американским графикам, проводим стрелки - воровство, убийства, измены, предательства и т.д. и т.п.
Неужели никто не сможет научиться ЖИТЬ?"
...Саша поднимался по ступеням подземного перехода и случайно поднял голову. Впереди шла изящная блондинка в цветастом расклешеном платьице с миниатюрной сумочкой в руках. Легкое дуновение ветра слегка подняло полы платья, и Саша смутился, увидев стройные ноги, сердце забилось сильнее, а внутренний голосок тоскливо заскулил - еще! еще! И словно по мановению волшебной палочки все повторилось... Саша рванулся вперед...
А вы говорите о высоких материях!..
... Сей и Дим играли в карты, Аку Янат сидела в кресле и прищурив злобные глазки, наблюдала за игрой. Когда-то много лет назад Дим дал слово не садится за карточную игру, и вот сейчас он нарушил его. Много лет назад в лагере Дима обыграли до нельзя, и только вмешательство земляков оставило его на плаву. Тогда земляки и взяли с него слово, и он держал его до самого последнего дня. Но сейчас он не мог удержаться. Точнее неведомая сила влекла его к игре, и Дим смешался. Они выпили с Сеем и сыграли кон-другой в подкидного. То была только затравка. Сей достал дурь, и они пыхнули втроем. Акус Янат затащилась и выпала в осадок, а корефаны раскинули колоду. Сей действовал как всегда. Он дал Диму выиграть несколько партий, потом начал отыгрываться и в конце концов набросился как голодный хищник. Акус Янат пришла в себя, но от алкоголя, на который легла трава, у нее началась настоящая ломка, и поэтому она с лютой ненавистью зыркала на игроков. Правда на людях она никогда не признавалась, что страдала похмельем, а всегда ссылалась на больные почки, начиная крехтеть и охать, но любому здравомыслящему человеку становилось ясно, какого рода болезнь терзала эту, с позволенья сказать, даму. Но Акус Янат считала, что ловко скрывает свою зависимость.
Короче говоря, Сей выиграл у Дима всю наличность, и тот пытался уговорить его сыграть в долг. Сей взглянул на жену, которую колбасило не по детски. Но она была снисходительна и легким жестом дала разрешение на игру в долг. Дим засиял и тут же стал проигрывать суммы, которые не могли уместиться в его умишке. Его глаза стекленели по мере того, как он понимал, куда влез.
- Делаем последние ставки! - сказал Сей.
- Дай отыграться...
Сей перемигнулся с женой.
- Хорошо! Я поставлю на кон все, что ты проиграл сегодня, а ты - свою жизнь! Идет!?
Дим побледнел, позеленел, посинел...
- Но у меня - жена, двое детей, престарелая мать... У нее больное сердце...
- Я не заставляю тебя, - ухмыльнулся Сей, - Мы не заставляем тебя, - он прижал Акус Янат как облезлую кошку, - У меня тоже - любимая жена, мать...
- Но у тебя нет детей!
Сей вскочил и побагровел, а Акус Янат стала похожа на лягушку и покрылась мелкими серыми пупырышками. Их взгляд стал совершенно безумным, нечеловеческим.
- Я все сказал! Тебе решать! Тебе жить! - он скрипел зубами, а желваки ходили как пинг-понговые шарики.
- Хорошо...
- Я сдаю, - сказал Сей. Он смеялся над Димом.
На третьем ходу у Сея оказалась "бура", и Дим задрожал...
... На плите стоял огромный зеленый бак, и в нем варилось мясо. Аромат распространялся далеко за пределы хрущевской квартиры. Акус Янат старалась и подбрасывала различные специи в варево. На полу в трехлитровой банке настаивалось кровавое зелье.
Сей в комнате оформлял чучело из свеже-отрезанной головы. Он открыл бар и залюбовался на множество подобных голов и умиленно сложил руки на груди...
... Гемигонг стоял и смотрел на треугольную крышу над колодцем. Там свила гнездо сорока, и Гемигонг прищурил глаза. Он скрежетал зубами и выкрикивал то и дело:
- NEAR BIRD! NEAR BIRD!*...
- Страшная примета, - зашипела сзади его новая невеста-жена-сожительница-прислужница-ключница-etc... Она уже много недель обитала в замке и полностью подчинила себе сознание великого мага. Она владела его мыслями и делами. Она управляла им.
Когда она принялась танцевать вокруг колодца и Гемигонга, ее длинное черное платье взлетало, обнажая кривые ноги, согнутые в острых коленях - дама так и не научилась ходить на высоких каблуках, хотя положение обязывало. Она жонглировала мячом, символизирующем земной шар и расписанным соответственно, забегала в башню через приоткрытую дверь и возвращалась. Она щебетала:
Метрах в пяти от Гемигонга вспыхнуло пламя, и теперь ведьма плясала вокруг костра...
Сгущались черные тучи, их разрезали кривые вспышки молний, а выше словно катались пустые бочки. Внезапно все окрасилось кроваво-красным, и раздался хохот, скорее похожий на вопль ужаса.
Повелительница Гемигонга на мгновение скрылась в башне, но это мгновение затянулось, когда главные ворота замка дрогнули и разлетелись в щепки. Толпы простолюдинов ворвались во двор и увидели хозяина, в испуге прижавшегося к колодцу. Его длинные белые волосы растрепались и напоминали клочья белой ваты, глазки бегали по сторонам, пальцы перебирали бахрому кожаного пояса, даже амулет - звезда и баран - вздрагивал; так встречал непрошенных гостей великий и ужасный. Тем временем уже по переброшенным веревочным лестницам спускались со стен все новые и новые люди. Гемигонг посмотрел на дверь, за которой скрылась женщина, но она так и не появлялась. Люди что-то кричали, сыпали угрозы, но он не слышал их. Он не чувствовал даже прикосновения к себе. Он конечно не ожидал такой наглости от собственных крепостных, но теперь место удивления занял страх, все его тело было парализовано.
Они напали со всех сторон одновременно, повалили его на землю и стали выкручивать руки, душить, бить, выдавливать глаза, рвать уши и волосы... Гемигонг не сопротивлялся. Люди изничтожали зло.
- Где она? - выкрикнул кто-то, и десятки мужчин устремились в лабиринты замка, чтобы обшарить каждый метр площади в надежде найти колдунью...
Последние добровольцы возвращались уже под утро ни с чем. К этому часу труп Гемигонга остыл и скривившись, торчал на колу, озирая свои бывшие владения с высоты самой главной и самой уродливой башни замка. Мертвые глаза уже склевали вездесущие вороны, а охранники не мешали им, народ радовался освобождению от многовековой кабалы...
В самый разгар праздника люди увидели, как через поле к лесу движется черепаха с хвостом лисицы и тащит за собой кровоточащего волка с головой свиньи и рогами оленя. Селяне замерли, и их взоры обратились к башне замка, где все еще торчал кол с мертвецом. Показалось, что мертвец двинулся и совершил подобие ритуального танца, его глаза сверкнули, и лучи от них осветили черепаху с ее грузом. И тут же черепаха и волк исчезли, а на земле после них остался едва заметный фиолетовый след, над которым быстро улетучивался легкий синеватый дымок...
... Саша зашел в гости к В. Он часто заходил к нему, когда наступали трудные времена, а иногда и просто так. С В. он мог поговорить о чем-то и излить душу, не претендуя на что-то. В. был благодарный слушатель и сам с охотой поддерживал беседу, порой заходя в заоблачные выси. Он часто заговаривался и еще чаще перескакивал с темы на тему, забывая о предыдущей и вырывая куски из последующей. Но все равно от этих разговоров становилось легче на душе. Саша вошел в квартиру и увидел там молодую девушку, невзрачную снаружи, однако с большими амбициями.
- Ну ты посиди, старик, - сказал В., - мне нужно сходить за горючим.
С этими словами В. испарился, а Саша вынужден был развлекать его новую подружку, что Саша делал с превеликим неудовольствием. А та почему-то сразу же решила сразить своим гонором. Она свысока поглядывала на гостя и постоянно прищелкивала языком, что только усиливало неприятные ощущения. Сашу начинало подташнивать, а девушка распалялась, рассказывая о своей внезапно умершей полугодовалой дочери и тут же переключаясь на бывшего мужа.
Саша пытался вставить умную фразу, но смерила его уничтожающим взглядом и сказала:
- Но мой-то был красавец-мужчина, качок, спортсмен. Бабы бегали за ним толпами...
Саша захохотал внутри и испугался, как бы это все не вырвалось наружу. Вовремя пришел В. В его руках были бутылки с влагой, и Саша поморщился.
Он переглянулся с В. и выдал свои мысли. Ему нужны деньги! В. понял и не вдаваясь в подробности, набрал нужный телефон. Странный, слегка резкий и нервно-грубый голос ответил примерно через минуту.
- Ля! - буквально проорал в трубку В., - Я хочу взять у тебя кредит.
Голос проурчал нечто нечленораздельное, но В. понял:
- Когда мы сможем увидеться?
Нервно-грубый человек прокашлял, и В. засмеялся:
- Хорошо, через полчаса я буду у тебя. Я считаю, что все решено.
Он оценивающе посмотрел на Сашу.
Саше всегда нравилась решительность В. Он на секунду забыл о существовании неприятной подруги, что положительно сказалось на общей атмосфере. Бзик! - подумалось Саше, когда он рассовывал по карманам новенькие хрустящие купюры. Ему хватало рассчитаться с долгами, купить подарки своей возлюбленной, которая занимала теперь две трети его жизни, и вполне достаточно, чтобы безбедно жить. Он уже рисовал себе живописные картины, но какое-то жутко щемящее чувство давило на сознание. Он слышал шепот из-под двери: с твоими запросами, ты скоро возьмешь автомат и пойдешь брать швейцарский банк! Не ново... Саша представил, откуда доносится этот шепот... Надо предпринимать решительные действия!..
... Закончился Третий Крестовый поход. Граф Геер де ла Шас спешил домой. Он воевал под знаменами короля Ричарда, хотя сам был француз. Теперь же, осознав все безнадежность предприятия, рыцарь возвращался на родину. Под ним был огромный черный конь, закованный в стальные доспехи, и их прикрывала пурпурная попона с гербом графа де ла Шас. Такой же знак красовался на треугольном щите, а также на груди рыцаря, на пурпурном плаще, развевавшемся по ветру. Пышные белые и красные перья украшали круглый шлем с забралом, и красно-белые ленточки колыхались на копье. Тяжелый двуручный меч покоился у пояса и лишь на кочках слегка перемещался, издавая жутковатый лязг. Граф вспоминал битвы с сарацинами и никак не мог понять, как могла эта сила - сила христианского воинства потерпеть поражение. Святой город остался в руках неверных, а бароны и герцоги, да что там - сам король, все помчались искать приключений и славы, как странствующие рыцари. Слишком мало единства, слишком слаба вера, зато велико тщеславие... Но может быть что-то извне не дает объединиться в общем стремлении, может кто-то мешает сынам Христовым? А может просто-напросто Бог отвернулся от всех, извративших суть учения? Все, что виделось вокруг, люди пытались объяснить с научной точки зрения, подкрепив собственным опытом, а из этого ничего не вышло... Все - себялюбцы и только! Натянув нитку над пропастью в ад, люди подвешивают на нее такой груз неверия и сомнения, что она рвется, а они, повиснув над бездной каются и пытаются искать выход, но не понимают смысла спасения, который чрезвычайно прост. Нет мирового разума, нет осмысления, нет движения по установленному природой плану! Законы придумал человек!
Граф де ла Шас испугался собственных мудреных мыслей. Он не мог так думать. Кто же говорил за него? Кто тянул в его мозг свои мысли?
Некими чувствами крестоносец чувствовал, что во всем этом есть рациональное зерно, но уловить смысл было слишком трудно.
Откровение само ведет к познанию природы. Мы знаем одно: Бог за нами, а следовательно: наше дело правое, Он должен поддерживать нас во всем! И если он не желает нас поддерживать и делать для нас что-то большее нежели "хлеб насущный", значит, Бог мертв!* Но что мы можем познать чисто научным анализом? Ничего, если разуметь что-то в сакральном и теологическом смысле. Познание и вера неотделимы. Парадокс... Сомнительные рассуждения лишь испытывают мыслящего и вынуждают себя на части. Он знает то, что есть, пытается узнать то, чего нет, хотя быть может оно и существует, но неосязаемо. Тогда становится разумным философствовать, прибегать к уловкам и подтасовкам. Но именно Бог заложил разум в философа и дал ему возможность искать доказательства отсутствия Бога.
Рыцарь замер и испугался вторично. Мог ли он подвергнуть сомнению веру? Необходима передышка. Граф Геер де ла Шас спешился и расположился на отдых возле ветвистого дуба. Он снял тяжелые доспехи, сдавливающие дыхание и сразу же почувствовал себя лучше. Он вздохнул полной грудью и предался лирическим мечтаниям. Суровый воин, привыкший к тяготам и лишениям войны, человек, лишенный музыкального слуха и считавший поэзию бредом, ловил звуки лиры и рифмовал строчки, по своей красоте не уступавшие стихам придворных поэтов и менестрелей. Жалко, что память де ла Шаса не могла выдержать такой нагрузки, и крестоносец не мог запомнить практически ни единого слова из сочиненного им...
Перед графом возник образ прекрасной незнакомки, как бы скрываемой легкой голубоватой дымкой, но черты ее лица и странной одежды были ясно видны. Красавица стояла на опушке леса и улыбалась кроткой застенчивой улыбкой, обнажая чудесные белые зубы. Ее тонкий нос правильных форм подчеркивал аристократичность несколько пухлых губ и больших голубых глаз, в которых отражалась вся прелесть лета. Светлые вьющиеся волосы были коротко острижены и ветерок спутал их, но это не был хаос, это был великолепный беспорядок, усиливающий неземную красоту. На девушке был одет шерстяной светло-коричневый костюмчик - пиджачок и короткая узкая юбка, поднимавшаяся много выше колен. Рыцарь приподнялся, чтобы лучше рассмотреть видение и подался вперед. Он все еще не верил своим глазам, а потому лишился дара речи. Граф де ла Шас не мог больше двигаться, он умирал, позабыв о шальных мыслях, не помня себя самого. Он умирал доволен лишь тем, что он есть...
...Саша вспоминал Символ Веры, подсмотренный в молитвеннике во время поездки в городском транспорте, а рядом сидел Сей. Как всегда Сей держался высокомерно, каждой деталью подчеркивая свое превосходство над Сашей, хотя это превосходство было только физическим, да и то с жирным знаком вопроса. Конечно он умел подраться, а особенно убежать намного быстрее, перепрыгнуть забор, забраться на крышу по водосточной трубе и все...
Саша внутренне подтрунивал над Сеем, подкалывая его, чаще ненамеренно, но иногда и осознанно, а тот не врубался и принимал все за чистую монету. Он не был знаком с фразеологизмами, отчего еще сильнее злился.
Он выпил стакан "Орла" и разоткровенничался.
- Я - добрый человек, но кто становится против меня, тот жалеет. Нет, я никому не угрожаю, но могу сказать с уверенностью, того, кто перебежал мне дорогу, ждет наказание. Я могу только лишь перечислить... Один товарищ подставил меня, признавшись в совершении, и я отправился в турпоход. Спустя несколько лет он с другом на машине врезался в столб. Друг остался цел и невредим, а тому снесло пол-божки! Это была первая ласточка. Вторым был потерпевший, сдавший меня с потрохами. Его мать умерла сразу же после всего, а сам он попал в больницу с тяжелой болезнью...
- И что с ним теперь? - робко спросил Саша.
- Не знаю. Он мне не интересен. Мне вобще мало интересны люди, с котрыми у нас разошлись пути. Но я о другом. Работал я с человеком, и он надул меня, купив паркет по одной цене, а взяв с меня в три раза больше стоимости. Я совершенно случайно вычислил его, увидев в магазине этот паркет. Так вот через пару месяцев у него погиб отец. Еще примеры? Я могу приводить их до бесконечности. Не подтверждает ли это мое происхождение? Кто-то свыше хранит меня...
Саше становилось противно выслушивать мерзкие признания и хорошо еще, что рядом не было Акус Янат - верной собачонки Сея. Саша фыркнул, что не укрылось от пронизывающего взгляда собеседника. Тот побагровел и налил новый стакан.
Саша думал совсем о другом. Ему даже не хотелось спорить с Сеем, он вновь и вновь возвращался к любимой. Скорее бы закончился рабочий день!
Тысячи мыслей, проносящиеся в голове Сея за секунду, похоже вылетали наружу, поскольку они начинали больно колоть Сашу, и он начинал почесываться. Сей принялся философствовать, потому что уже третий стакан обжег его глотку и провалился в желудок. Саша не слушал его бредни о сознании и бытие, о религии и искусстве, о литературе и кино. Он не разбирался ни в чем, за исключением мошенничества. Саша думал о своем и между делом поглядывал на пьяного напарника, распустившего слюни и принявшего скотский вид. С ним ехать домой нельзя! - решил Саша, - К чему лишние неприятности!?..
Он посмотрел в окно и увидел, что в балкон гигантской бабочкой бьется гадкое всклоченное существо, отдаленно напоминавшее женщину. Саша поводил руками перед лицом, словно ставя защиту. Сей продолжал пускать пузыри. "Пора домой", - сказал себе Саша и вышел на площадку...
... Странные создания ползли по площади, постоянно изменяясь, превращаясь то в фантастических зверей, то в неодушевленные предметы, двигающиеся по инерции. Люди шарахались в стороны , жались к домам, бросаясь подбирать и обирать валявшиеся тут и там трупы. В мир ползло нечто ужасное извне. Кое-кто умудрялся скрыться в ночном клубе, где охрана не спрашивала платы за вход.
То, что происходило внутри, напоминало шабаш Вальпургиевой ночи. Четверо, затянутых в кожу, длинноволосых парней, носились по маленькой сцене, извергая на публику лавину тысячекратно усиленных звуков. И впервые слышавшему все это трудно было понять, что здесь творится. Через некоторое время люди начинали понимать, что молодые люди делают музыку и при последующем вслушивании становилось ясно, что солист все-таки поет о любви...
Да это были не те юнцы-бунтари, ворвавшиеся в мир, чтобы покорить его. Теперь они походили на укротителей с хлыстом в руках приручивших диких зверей и с изысканным чувством наблюдавших за ними. Они знали цену себе и ту плату, какую внесли зрители. Презрению предшествовало прозрение.
Магическими знаками была помечена судьба группы, особенно после приобретения древнего замка, затерянного среди гор и лесов.
Знаком стала сама жизнь каждого члена группы и странные, если не сказать страшные фигуры заслонили свет и воцарились на троне, подмяв собой естественный ход событий. Примечательность обыгрывала замечательность и подменяла собой нарицательность. События становились мягкими, они плавились как голландский сыр и текли по столу вечности, поглощая повседневность и выплевывая жертвы.
Первым стал сын солиста. Он умер от пневмонии, когда ансамбль был на гастролях. Вслед за ним ушла его мать...
... Одетая в кожаное рубище, в деревянных башмаках с толстой веревкой на шее она танцевала в пустыне среди барханов, поднимая столб песка. Ее волосы торчали в разные стороны, позеленели, губы почернели, а нос распух, и его ноздри раздулись как у быка. Кроме того огромные кольца, заржавевшие в ушах много лет назад, сейчас раскалились и покраснели. Она танцевала в пустыне и взывала ко всем злым духам сразу. Она колдовала, призывая вернуть Гемигонга. Он не мог умереть, он не имел права уходить из жизни вот так, не оставив даже плана мести всему человечеству. О как ненавидела она род людской! Она ненавидела его даже больше, нежели чем Гемигонг. Еще сильнее, чем она сама! И даже сильнее, чем они с Гемигонгом вместе! Она танцевала в пустыне...
Вертикальные коричневые полосы прорезали воздух и впились в песок острыми краями; образовав круг, в центре которого находилась колдунья. После этого своеобразную клетку довершил черный купол, возникший, как и все остальное из ничего. Теперь на песке появилась пятиконечная звезда, по краям которой выросли красные тумбы - ровно пять, и на них стояли пять рослых чернокожих в набедренных повязках с длинными копьями и деревянными щитами в руках. На копьях болтались пучки человеческих волос и чернокожие потрясали копьями, закатив желтые глаза под лоб. Колдунья захохотала и взлетела вверх на своеобразной подставке, после чего принялась наблюдать за чернокожими свысока. Она прокаркала несколько слов, скорее это были лишь звуки, и сразу после этого один из воинов согнулся от боли, хватаясь за живот и стал бледнеть и сохнуть, пока не превратился в дряхлого желтого старика. Через пару минут старик испустил дух, а на тумбе осталась горстка пепла. Перемена произошла и с остальными четырьмя: их копья и щиты пропали, а вместо них в руках появились настоящие джазовые инструменты; кроме того их костюмы стали подобающе вызывающе живописными, словно музыканты выступали в цирке шапито. Они дали такой джаз, что он стал настоящим реквиемом безвременно ушедшему товарищу. В следующий миг песок засветился, и стало ясно вырисовываться человеческое лицо. Ведьма развела трясущиеся руки в стороны и начала медленно опускаться на колени. Джазмены прыгали на своих тумбах и кричали четверостишия на неведомом языке.
Со всех сторон донесся громкий шепот. Сначала ничего нельзя было разобрать, но затем все явственней звучало: Гемигонг... Гемигонг...
Все посмотрели на лицо в песке, теперь сомнения рассеялись - это было лицо Гемигонга, выражавшее невыносимые физические муки, одновременно ужас и жуткую ненависть...
Его губы шевелились, и можно было понять, что за слово хотел произнести колдун: жертва...
Одновременно с этим в руках у каждого участника дикого шабаша появился новорожденный... А по линиям, образовавшим звезду, побежал огонек, и вскоре пламя охватило всю ее поверхность. Женщина завизжала и швырнула ребенка в огонь. Темнокожие последовали ее примеру, и опять заиграл джаз...
... Саша выскочил из ночного клуба, держась за голову. Музыка действовала на нервы. И если сначала он был поражен свежестью и душой группы, ему нравилось все и мелодии, и манера исполнения, и тексты, и внешний вид молодых людей, то сейчас все изменилось, сначала неуловимо, но постепенно больше и больше. Менялась сама суть, и он уже не мог слушать то, что производили ребята... И даже когда группа перешла в разряд уважаемых и покупаемых, и у нее появился свой преданный отряд поклонников, атмосфера потустороннего отталкивала Саша. Ему уже казалось, что и внешность музыкантов стала всему подстать: они стали похожи на обезьян, постоянно скаливших лошадиные зубы. Саша стал бояться их вида...
Он бежал по ночным улицам, и ему везде мерещились странные чернокожие в жуткой одежде, фальшиво исполнявшие джаз.
Наконец он оторвался от преследования и оказался на пустынной улочке и увидел, что ему навстречу медленно движутся люди в помятой одежде, местами заляпанной грязью, а местами порванной или даже сгнившей. Саша застыл как вкопанный, мысль, посетившая его, парализовала движения. По улице шествовали мертвецы. То ли заметив Сашу, то ли по чьей-то команде они вытянули руки перед собой, и их губы зашевелились...
Саша собрался с силами и бросился бежать, но к ногам точно подвесили многопудовые гири, и он едва перемещался в пространстве, пытаясь подталкивать себя руками. Тело стало рыхлым и шуршало как газетная бумага. И все-таки Саше удалось свернуть в переулок, настолько слабо освещенный, что он едва не натыкался на дома, слишком близко стоявшие друг к другу. Заиграла тихая музыка, и приятный мужской голос запел прекрасную песню о любви, напомнив Саше маленького толстенького англичанина в немодных очках. Из подъезда вышла миниатюрная женщина, и Саша приблизился к ней:
- Разрешите пригласить вас на танец!?
- Охотно! - ответила женщина, и они стали кружиться в танце, а луна горько улыбалась им.
Сколько они танцевали, Саша не сказал бы и под пытками, только вдруг повеяло холодком, и он почувствовал, как что-то случилось с его партнершей. Он резко оттолкнул ее и увидел, что танцует с манекеном.
Он вновь бежал. Быстрее, быстрее за город, в лес, к природе. Власть леса вернет его к настоящему и создаст опору для будущего.
Транспорт уже не ходил, но Саша все-таки достиг кольцевой дороги и углубился в лес. Ветки хлестали по лицу, но молодой человек уходил все дальше и дальше. Он увидел жуткий замок и озеро возле него. Черная вода была гладкой словно поверхность зеркала. Саша разделся и прыгнул в воду. Кожу обжег холод, но Саша нырнул глубже, ощущая приятное давление. Откуда-то снизу к нему двинулось что-то, что было темнее черноты вод. Это была огромная рыба. Саша быстро развернулся и поплыл наверх, но, странное обстоятельство, он оказался слишком глубоко, и плыть предстояло слишком долго. Рыба догоняла его и оглянувшись, Саша увидел ее глаза - человеческие глаза, ужасно знакомые и очень страшные...
Саша выскочил на берег, и в тот же миг вода превратилась в ртуть, а через секунду вновь стала водой...