Кабаков Владимир Дмитриевич : другие произведения.

Герои и жертвы. Пьеса для чтения

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Юридические услуги. Круглосуточно
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Террор Боеой Организации Эсеров, подготовили Россию к Революции!

   Пьеса об эсерах - террористах.
   Из книги статей и очерков об истории и жизни в СССР
  
  
  
   ...На сцену выходит актёр в чёрном и читает эпиграф из Лермонтова:
  
   - Настанет год, России чёрный год,
   Когда царей корона упадёт;
   Забудет чернь к ним прежнюю любовь
   И пищей многих будет смерть и кровь;
   Когда детей, когда невинных жён,
   Низвергнутый не защитит закон
  
   Сцена в Нескучном дворце. Великий князь Сергей Александрович ходит по комнате...
   Сергей - Не понимаю! Говорят, что в Питере баррикады.
   О боже! За что?
   Я всегда говорил, что этот народ нужно больше сечь, а если понадобится, то и вешать, пока не водворится порядок...
   Входит Элла - Елизавета Феодоровна, жена князя...
   Элла - Добрый день, Серёжа!
   Сергей - Какой уж добрый! Вы слышали, что происходит в столице. Чернь бунтует, хотели пробиться ко дворцу Ники, но их разогнали войска. Говорят, какой - то молодой попик вёл народ к Зимнему дворцу... Я вне себя!..
   Элла - Успокойтесь Серёжа. Ведь в Москве, этого пока нет.
   Сергей - Вот именно пока. Но только потому, что действует закон. И пусть они, эти агитаторы, не надеются на мою мягкость. Я вызову войска и тогда... тогда... Вот вчера тоже, встретил солдата в расстёгнутом мундире и приказал высечь его, посадить на гауптвахту и держать его в карцере пока прощения не попросит.
   И я знаю, что я прав!.. Теперь ему будет неповадно и другие запомнят...
   Садятся за стол и горничная вносит чай. Пьют чай...
  
   Сергей - Как Маша с Дмитрием?.. Вы слышали, мой брат, их отец, просится у императора в Россию. Но Его Величество, вновь запретил ему и позволяет приезжать только на несколько дней, изредка и без этой, его новой жены...
   Элла - Бедный Павел! Я ему сочувствую, но понимаю, что после женитьбы на разведённой, он должен отказаться от всех прав члена царской фамилии и жить инкогнито. Но согласитесь, что закон непомерно жесток...
   Сергей недослушав - Я ему всегда говорил - если хочешь любить, то живи с этой Пистолькорс, как с любовницей, как жили короли Франции со своими фаворитками. Но зачем же жениться? Ведь Маша и Дмитрий - его дети. Их надо растить, воспитывать... Нельзя же так нюни распускать... Люблю! Люблю!.. Заладил как гимназист...
   Элла - Маша растёт очень экзальтированной девушкой - эти неприятности с её отцом, отразились на её характере...
   Сергей - А мне она нравится. Такая красотка... Я только не люблю, когда они не слушаются и пытаются что-то делать по-своему...
  
   Пауза. Пьют чай.
   Сергей - Я хочу вас огорчить дорогая - нам придётся покинуть этот дворец.
   Элла - Но Серёжа! Мы ведь только недавно в него переехали...
   Сергей - Я сейчас всё объясню...
   Нам вновь надо переехать в Кремль. Вчера московский полицмейстер доложил мне, что эсеры - террористы, которые год назад убили министра Плеве, пообещали убить и меня, если я предприму что-нибудь решительное, по отношению к намечающимся студенческим шествиям. А я, безусловно, разгоню любую демонстрацию, направленную против власти и порядка!
   Элла - А нельзя Сергей, как-то миром решить всё. Ведь это...
   Сергей, перебивает - Ты ничего не понимаешь в русских делах - это ведь не Германия и тем более не Англия. Русский народ надо крепко держать в узде, а если понадобится, то и наказывать... Жестоко наказывать!
   И чем жесточе тем лучше. Мой дед - царь Николай, в двадцать пятом году разогнал бунтарей, а пятерых из них повесил. Остальных же разослал по тюрьмам и на каторгу и после, почти шестьдесят лет все молчали, молились и работали на благо России...
   Ты ведь знаешь, что чернь понимает только язык наказаний!
   Элла - Но ведь Иисус говорил...
   Сергей, перебивает - Иисус Христос тут не причём - он ведь сказал в своё время: "Кесарево - Кесарю, а Божье - Богу".
   Элла - Однако, Бог говорил о Любви...
   Сергей, продолжает говорить, не слушая жену:
  - О, как я понимаю императора! Ему трудно управлять без войск, а кругом все словно с ума посходили, требуют какой-то парламент и эту дурацкую конституцию...
   Будто Россией сможет управлять какой - то парламент. Я совершенно уверен, что монархия - единственная приемлемая форма власти для России и её народа. А тут ещё неудачи в войне с этими япошками.
  Эти макаки упорны, коварны и фанатичны и хотят помешать нам захватить Корею и Манчжурию. Говорят, что император хотел бы со временем присоединить к России и Тибет. Нам туда легче пройти, чем англичанам через Гималаи. И потом, если бы не эти волнения в Санкт - Петербурге, то и война быть может уже закончилась победой!
   Элла - Сергей! Я хочу в начале февраля, провести благотворительный вечер в Большом театре и собранные деньги отдать в Красный Крест. Ты ведь знаешь - я патронесса этой организации. А Красный крест пустит эти собранные средства на закупку медикаментов для военных госпиталей...
   Сергей - Хорошо! Я распоряжусь... А кто будет выступать?
   Элла - Будет много известных актёров и будет сам Шаляпин...
   Сергей - Я его знаю. Он любит петь там, где собираются высшие чины...(Смеётся)
   - Тщеславен говорят и деньги любит...Он ведь из мещан?..
   Элла - Ну зачем вы так. Он действительно знаменит сегодня и изветен на всю Россию... И я хочу взять с собой Машу и Дмитрия...
   Сергей - Хорошо, хорошо... Я не возражаю. И сам с вами поеду. Говорят у этого Шаляпина такая фигура! (Встаёт, собирается уходить) Ах, да! Ты не забыла, что мы переезжаем и завтра же. Поэтому собери всё сегодня...
   И до свиданья... У нас сегодня вечеринка в Английском клубе. Я буду поздно. (Уходит)
   Элла, встаёт из за стола, подходит к рампе и произносит со вздохом - Опять одна... Всегда одна...(Уходит)
   Занавес...
  
   Трактир. За перегородкой сидят Борис Савинков и Евно Азеф.
   Азеф - Давай Борис, выпьем на брудершафт - мы имеем на это право, как мне кажется.
   Савинков - Я думаю Валентин, это просто необходимо сделать - наша совместная работа, заставляет нас быть более чем близкими людьми. Может быть даже более близкими, чем братья...
   Пьют на брудершафт.
   Азеф - Я ведь учился в Германии, в Карлсруэ. Там бурши - студенты, после дуэли, обычно пили на брудершафт со своими противниками. Лица изрезанные, а скалятся, довольны, что они смельчаки и крови не боятся...
   Их бы в Россию, да в Боевую Организацию - вот где проверка для настоящего человека чести.
   Савинков - Я думаю, когда Ницше писал о "белокурой бестии", то он и представить себе не мог, что его идея может воплотиться в России...
   Давай Валентин, выпьем за это! (Чокаются и выпивают)
   Азеф - А теперь к делу. Ты говорил мне, что сбор данных по выездам закончен, и что можно приступать... Маршруты и очерёдность поездок определены?
   Савинков - Да, я хочу, чтобы ребята ещё недельки две посмотрели за Сергеем, а потом и дату назначим...
   Азеф - Ты знаешь, меня общепартийные дела зовут в Женеву. Так что мне надо уехать. Вы без меня управитесь?..
   Савинков - У нас уже всё готово, поэтому думаю что справимся...
   Азеф - Ну и замечательно... А кто у вас первым номером пойдёт?
   Савинков - Думаю что Поэт. Он очень просился, и я не могу ему в этот раз отказать. Он, пожалуй, лучше всех справляется с работой по наблюдению. Если бы я не знал его, то встретив с лотком уличного торговца, подумал бы, что он откуда-нибудь из деревни в Тамбовской губернии...
   Азеф - А мне он не нравится... Нет, нет... Не то слово - он мне непонятен. Зачем он вступил в дело?
   Тихий, глаза в пол, а себе на уме... И уж очень он чувствителен - одним словом поэт. А боевиками могут быть только супермены, кремневые люди. Ты сам Борис понимаешь, как бывает трудно...
   Савинков - Нет, Валентин. Я его с детства знаю. Волевой человек. И уже два раза арестовывался... (Наливает водки)
   - Он добрый. Я таких не встречал. О себе мало думает... Ну в смысле удобств, или там жестов уважения. Ему это не нужно...
   Азеф, вполголоса - Вот это и странно...
   Савинков продолжает, не услышав реплики Азефа - Но по убеждениям - борец.
   Он почти как старовер. А точнее, как протопоп Аваакум. Если поверил во что-то, уже не собъёшь...
   Азеф - Тебе виднее Борис, но я бы его к основной работе не допустил... Так, конечно, в смысле наблюдателя, он подходит... И всё таки... (Азеф поднимает рюмку). Ну, давай Веньямин, ещё по одной...
   Азеф, выпивает и, жуя кусок колбасы, чавкая продолжает - Я как себе представляю члена Боевой Организации?.. Это ведь как рыцарь без страха и упрёка. Только дело, только боевая работа... Для боевика всё в жизни, кроме боевого дела - суета: и любовь, и женщины, и семья. Это всё значимо для других. Мы же, как смертники. За нами опасность по пятам ходит. Поэтому те, кто брошюрки возит и листовки печатает, для меня партийцы второго сорта...
   Савинков, смотрит в окно, а потом вскакивает... - Валентин. Мне кажется, за нами следят! (Достаёт пистолет. Проверяет патроны)
   Азеф, спокойно - Да вроде бы не должны. Я проверился, когда шёл сюда. Хвоста не было... (Поднимается, подходит к окну и выглядывает на улицу из-за занавески)
   Савинков - Да и я тоже проверился... (Глубоко вздыхает) Похоже, они кого-то с улицы ждут...Ага... Двинулись внутрь, за этим господинчиком...И похоже я его знаю...Это адвокат Меерсон...
   Садится, наливает водки - Надо будет предупредить местных партийцев.
   Азеф тоже садится - Так я продолжу... Но, давай прежде ещё по одной. Так редко мы видимся. Сидишь, сидишь в номере, как медведь в берлоге...
   Савинков - Это верно. Последнее время у меня от курева голова стала болеть и кашель... Спать плохо стал...
   Словно забыв, что перебивает монолог Азефа - Я ведь тоже последнее время много думаю, зачем и почему мы это делаем...
   Посмотришь на этих аристократических щёголей, великих князей и тошнить начинает. Какие они все лгуны и лицемеры. Руки бы на улице не подал. А ведь они власть. Могут приказать повесить и повесят...
   Особенно неприятен этот князь Сергей. Сущий развратник. А ведь сколько народу погубил. Хотя бы на Ходынском поле, когда он на коронации нынешнего царя, такую давку, "организовал".
   И ещё трупы все убрать не успели, а он уже кадрили отплясывал на званом ужине...
   И вот, иногда, уже под утро, после бессонной ночи думаю: "Ведь кто-то их, таких как этот Сергей, должен рано или поздно остановить, заставить покаяться и уйти. И сам себе на этот вопрос отвечаю: Если не мы, то кто?"
   И ещё я понял, что для работы в терроре нужны особые люди...
   С виду, конечно, они как все. Но в душе?! Они же берут на себя право решать - жить человеку или нет!
   Конечно, есть партия, есть ЦК. И всё-таки...
   Азеф - Вот и я говорю! Что бы они без нас делали? Рефераты бы читали в рабочих клубах. А их бы как тараканов, полиция переловила и передавила...
   А сегодня любой полицейский или гражданский чин крепко подумает, прежде чем жестокий приказ отдавать. Своей работой мы всех революционеров поддерживаем - сейчас говорят, даже малограмотный тюремный надзиратель, и тот понимает, что от БО не уйти, если не так себя поведёт. Ведь на терроре всё держится. Если бы не БО, то давно бы всех честных людей по тюрьмам замучили...
   Савинков - И все-таки, трудно так жить. И товарищей жаль, кто на каторге, а кто и на виселицу пошёл...
  Иногда я сам себе говорю - надо мстить за погибших, и быть беспощадным!
   Вот провокатора Татарова убили. Говорят, до последнего врал, запирался, а ведь я его знал. С виду нормальный, положительный человек. В тюрьмах сидел...
   Азеф - А я знаю, что и на членов БО подмётные письма приходят. Говорят и на меня, что-то в ЦК прислали...
   Савинков - Я думаю, что это в Охранке, Рачковский провокации разводит. Очень уж он усердствует. Тут надо быть внимательным. Они, сыщики, если захотят кого очернить, то могут кем-то и пожертвовать из своих осведомителей, чтобы дезинформацию прикрыть...
   Может быть, мы Рачковским займёмся, после Великого Князя...
   Азеф - Надо подумать...
   Савинков - Рачковский такой хитрый лис, что может белое за чёрное выдать и не смутится...
   Азеф - Вот и я так же думаю. Эти письма - грязь и провокация...
   Ну давай Веньямин, ещё по рюмочке и будем расходиться. (Чокаются и выпивают)
   Савинков - Я выйду первым и гляну, а потом уже и ты Валентин...
  Ну прощай. О встрече, как обычно договоримся... (Обнимаются)
   Азеф - Прощай Валентин...
   Уходят. Вначале Савинков, потом Азеф...
   Занавес...
  
   Савинков и Каляев в трактире. Играет фисгармония. Голос поёт: "Уй - ми - и - тесь волне - е - ния стра - а - сти!"
   Савинков, наливает себе водки - А ты Янек выпьешь?
   Каляев - Нет, Боря. Я лучше чайку с сахарком в прикуску, как извозчики пьют по вечерам, на постоялом дворе. Привык, да и от водки меня тошнит...
   Савинков - А я вот, всё больше пью. Думаю, надо бы кончать это, а как в город из своей "норы" вырвусь, так не могу сдержаться... тошно всё. Кругом людей-то нет. Рыла какие-то. Ведь когда человека близко не знаешь, то он и неинтересен...
   Каляев - Ну это ты зря, Боря. От нервов всё это. Ведь люди-то не виноваты, что их заставляют жить как скотов!
   Тут, если по-христиански, то никто и не виноват - тем и страшна жизнь. Большинство живут так, как давно устроилось: "Одни едут, а другие везут, и деньги во главе угла!.."
  Я об этом часто думаю...
   Но иногда понимаю, что ведь кто-то есть, кто этим всем заправляет. Бога в этом винить грех - Христос прежде ведь другому учил. Это всё люди извратили! Вроде и церквей сорок - сороков и попов больше чем учителей, а вот по-христиански люди не живут!
   Савинков выпивает ещё рюмку - А я тебе скажу, Янек, что и не жили никогда...
   Каляев - Может быть ты преувеличиваешь Боря. Ведь в Древнем Риме христианские общины по братски жили. Я знаю это, потому что их гнали, а они не предавали друг друга, хотя наверное и такие были, но единицы. Кажется в катакомбных общинах они любили друг друга - только на любви настоящую жизнь выстроить можно...
   Вот я и думаю... Как свергнем царя, так всё переменится. Не сразу конечно, но рано или поздно, будут люди в уважении и понимании друг друга жить... Жаль, что нас к тому времени не будет. Очень хотелось бы, хоть немного на такую жизнь полюбоваться!
   Савинков - Эх, Янек! Ты мечтатель, поэт. Тебе жить легче...
   Каляев - Да нет же Боря... Не я один такой. Вон Созонов из Сибири пишет... Говорит, что если бы была возможность, то снова всё бы повторил - и Плеве бы убил, и на каторгу пошёл...
   Говорит, что такого братства, как у нас, нигде не встречал...
  А представь, что все люди вдруг так заживут?!
   Савинков - А со мной, что-то странное происходит. Только возьмусь Евангелия читать, так из рук выпадает - так все эти призыва Христа, на нашу жизнь не похожи... (Выпивает ещё рюмку.)
   - А вот Апокалипсис, мне почему то нравится...
   Помнишь, как там: "И впереди три всадника... Первый конь бледный скачет, а на нём всадник с мерою в руках..."
  Вот мы и есть этот всадник - всё надо самим, на всё надо решиться самому - кого в Ад, а кого в Рай...
   Каляев - Меня это тоже волнует. Ведь Иисус то говорил - Не убий!..
  А как вспомню этого убийцу и развратника - Великого Князя, так сразу и понимаю: Если не мы, то кто?
   И всё-таки страшно. Даже в такой гадине, как князь Сергей, ведь сердце то и облик - человеческие! А в Библии говорится, что человек создан по образу и подобию...
   Савинков - Тут я тебе ничем не могу помочь. Попробуй читать Апокалипсис. Мне кажется, что Апокалипсис был написан, чтобы напугать тех, кто первохристиан сжигал на кострах и бросал диким зверям на съедение. И потом, я думаю, что Бог Ветхого Завета уже не один раз террор против развращённых человеков устраивал. Тот же Всемирный потоп, или Содом и Гоморра...
  Тут как бы против не убий, в самой Библии возражения есть прямые!
   Каляев - И всё - таки... Я во сне видел, что бросаю бомбу в карету, а там оказался не великий князь, а семья мещан. Проснулся от этого кошмара весь в поту. Не дай Бог! Грех был бы непереносимый для меня, если бы вместо этой Гадины другого человека убил...
  Потом понял, что это сон был и перекрестился...
   Савинков - Говорят, что дети безгрешные, сразу к престолу попадают. А меня то, меня то уж точно черти ждут и сковородку уже раскалили. (Грустно смеётся) Ну, ничего, поживём ещё...
   Ведь если вдуматься, то и наше одиночество, и опасности каторги и смерти - призвание судьбы - не может долго российская жизнь в такой скверне проходить!
   Входит половой - Ещё чего изволите, барин?..
   Савинков - ступай, ступай. У нас всё есть... (Половой уходит) Ты посмотри на него, Янек! Сама угодливость, а попадись я ему в тёмном углу, да имей он право, он бы меня никак не пощадил.
  И вот для таких мы свободу отвоевываем, террором занимаемся, для них и живём, и таимся как звери!
   Каляев - Ну зачем ты так. Ведь он не виноват, что его мальчишкой из деревни в город отдали и поселили у родственника, который на кухне в этом же трактире работал. И сам он наверняка начинал с посудомоя. Вот теперь карьеру сделал, в чистом ходит...
   Но ведь ты видишь его только с этой стороны. Ты ведь для него барин - а значит враг потаённый! То, что он о тебе думает, он ведь тебе не скажет, а думает-то, наверное, не очень хорошо. А всё равно, если узнает, что мы бомбисты, то сразу в полицию доложит. Привычка - с...
   Савинков - Да, да... Я людей совсем не знаю. Что там, в массах делается, о чём крестьяне русские думают - для меня загадка. Да и как мне это знать - тут от одиночества, да от скрытной жизни волком выть хочется...
   А эсдеки призывают идти на фабрики и заводы, народ пропагандировать. У них и газетка есть - "Искра" называется. Хотя для меня это всё сладкая водичка, для мечтателей. Только террором можно чего-нибудь от властей добиться. А эсдеки, нашими жертвами питаются...
   Каляев - Придёт время, может быть жизнь заставит и нашу партию снова в народ пойти, только это уже будет другой народ...
   Я когда на постоялом дворе жил, много мужицких разговоров о земле и воле слышал. И радовался, что после каждого теракта, разговоры эти смелее становятся. И я думаю, что не зря товарищи наши погибают. Что люди постепенно освобождаются от гипноза монархии...
   Простые люди после убийства каждой значительной чиновной особы начинают понимать, что и эти царские прислужники, которые в золоте ходят и на золоте едят, тоже могут ответить за неправду и нашу серую российскую жизнь.
   Савинков - А я Янек, не смог бы, вот как ты на постоялом дворе прожить.
   Я чувствую, как люди с каждым годом становятся мне всё более неприятны...
  Одному конечно тоскливо бывает, но зато никому не надо натянуто улыбаться, ни с кем из вежливости глупо болтать не надо...
   Я Пушкина всё чаще вспоминаю: "Кто жил и мыслил, тот не может, в душе не презирать людей..."
   Каляев - Ну что ты Боря - ведь так и с ума сойти можно. Я вот как вспомню, что после нас революция будет и народ землю и власть получит, так на душе сразу светлеет, понятнее становится почему мы таким злым делом занимаемся...
  Мне кажется, тебе бы надо и пить и курить бросить, а то...
   Савинков - Янек, Янек! Я ведь и сам об этом думаю. Но как только из своего одинокого угла вылезу, так начинает меня мучить отвращение от жизни. Вот, чтобы отогнать это, я и начинаю водочку пить. А как становишься пьян, так вроде и мир вокруг мягчеет и жить легче становится. Водка - ведь это лекарство от жизни (Грустно смеётся)
   - Вот как революцию сделаем, тогда в деревню уеду, сад разведу и буду по русским лесам и полям бродить...
   А за границей и того хуже - всё чужое, все чужие...
   С товарищами встретишься и как тут не выпить, Россию вспомнить. А как выпьешь, так и разговоры начинаются наши, русские, о смысле жизни (Смотрит на часы)
   - А ведь нам Янек пора уходить. Мне сегодня ещё в динамитную мастерскую надо заглянуть, а перед тем по городу побегать, проверить, нет ли хвоста... А потом ещё с Валентином встречаемся.
   Каляев - Ты Боря осторожнее с ним. Он мне не нравится. Какой-то он сильно равнодушный и уверенный в себе... В террор будто на работу в канцелярию ходит...
   А глаза? Глаза у него злые, как у кота которого внезапно с тёплой печи скинули...
   Савинков - Ну и зря Янек. Он отличный работник. В отличии от нас о Боге совсем не думает. Всё больше об электричестве - он и служит в электрической компании. Вполне современный человек...
   Ну прощай друг! (Обнимает Каляева)
   - Мы теперь с тобой, только перед самым... самым делом встретимся. Я тебе "товар" передам днём, в самый канун... (Обнимает Каляева)
   - Ты глянь в окно как я выйду, нет ли шпиков. А потом и сам уходи... Прощай... (Быстро уходит)
   Каляев смотрит в окно и потом тоже уходит...
  
   Занавес.
  
   Рачковский, шеф царской Охранки, на конспиративной квартире. Ходит, курит папиросу. Разговаривает сам с собой...
   - Азеф сегодня, конечно будет крутить и вертеться. Ведь как-то он должен объяснить, что получая такие немалые деньги, какие я сам получаю, он не предупредил нас об убийстве Плеве. Он хотя и был за границей в это время, но... С ним надо держать ухо востро... (Стук в двери.)
   Азеф входит - Могу я видеть господина...
   Рачковский - Вы Евгений Филиппович, можете не беспокоится - мы одни...
   Азеф - Вы Пётр Иванович думаете, что я излишне беспокоюсь...
   Рачковский - Ну конечно, дорогой. Я ведь сам эту квартиру выбирал для встреч с вами.
   Азеф, перебивает - А вы знаете Пётр Иванович, что член петербургского комитета партии эсеров, господин Ростовцев - адвокат, получил анонимное письмо, в котором, информированный источник сообщает ему, что в партии есть два крупных шпиона - провокатора. Один - некто Татаров. Вы его тоже знали - земля ему пухом. А второй - инженер Азиев, то есть я!
   Рачковский, всплёскивает руками - Не может быть, Евгений Филипович! Я прикажу расследовать. Я доложу министру. Это какое- то недоразумение!
   Азеф - Это для вас недоразумение... А для меня это смерть! Вы знаете, что делает БО с предателями? Что сделали с Татаровым?
  Вы хотите, чтобы человека, который по вашему мнению получает так много денег, зарезали как свинью в тёмном углу, тёмной ночью?
   Рачковский - Ну, Евгений Филиппович! Я постараюсь сделать всё, чтобы исправить ситуацию. Ведь это пятно на всю нашу службу..!
   И всё - таки... Как вы вышли из положения?..
   Азеф - Ростовцев, слава Богу, мне первому показал это письмо, как члену ЦК партии...
   Ну, я его огорошил, что Татарова я знал, а что инженер Азиев - это, наверное, я...
   Наливает себе чаю и медленно делает несколько глотков...
   Рачковский - Ну не томите. Что дальше то было?..
   Азеф - Я встречался с товарищами и рассказал им содержание письма. Товарищи решили, что это ваша провокация, чтобы меня устранить с поста главы Боевой Организации! Вы, то есть Третье отделение, решили пожертвовать Татаровым...
   Конечно, после я был оправдан в их глазах, и всё же...
   Рачковский - Да что вы говорите? Бог с вами! Я ни сном, ни духом! Я поражён этой новостью не меньше вашего...
   Азеф - Уверяю вас, что меньше... Представьте, чего мне это стоило. Хорошо ещё, что после убийства этого антисемита Плеве, у меня репутация в партии как никогда твёрдая!
   Рачковский - Кстати, Евгений Филиппович, нам надо поговорить об этом покушении. Как так получилось. Что БО убила Плеве?!
  Новый министр рвёт и мечет, хочет вас арестовать и допросить!
   Азеф - Ну вот, я и здесь виноват! Но я же вам объяснял, что я руковожу только центральным ядром БО. На местах есть летучие группы, которые действуют самостоятельно...
   Одна из этих групп и осуществила теракт и министр был убит...
   И потом, я вас предупреждал тогда, что эти еврейские погромы на Юге, в которых и министр был замешан, я категорически не одобряю! Они, эти погромы, вызывают ответные удары, и тут я ничего не могу поделать. А может быть и не хочу... Не забывайте, что я тоже еврей!..
   Рачковский - И всё - таки...
   Азеф, не слушая Рачковского - Вы объясните там, наверху, что я, благодаря предателю в рядах высоких полицейских чинов, сегодня на подозрении. Я не могу расспрашивать товарищей, без того чтобы не вызвать недоверия, кто и как готовит или готовил тот или иной теракт... Я даже вас вряд ли смогу теперь защитить, если кто в обход меня задумает расправиться с вами... Вы уж извините...
   Рачковский, побледнев - Ну обо мне вы можете не беспокоиться. У меня сейчас охрана есть... Но вам, я бы настоятельно советовал уехать заграницу, пока я буду выяснять здесь по поводу утечки информации...
   Азеф - Да, пожалуй. Мне надо отдохнуть. Я устал от этого постоянного напряжения. Вначале это была опасность быть раскрытым и убитым в партии - сейчас эта опасность уже напрямик от полиции исходит...
   Мне надо скрыться и немного расслабиться... А потом, я вновь смогу быть полезен русскому правительству и вам лично Пётр Иванович...
   Но если, что-нибудь случится, ну, например, какие-нибудь преследования евреев... От полиции...
   Тогда я боюсь, что не смогу вам помочь...
   Вы же знаете, что в БО много евреев. Вы меня понимаете Петр Иванович?!
   Рачковский - Ах, Евгений Филиппович. Я вас очень хорошо понимаю. И поэтому предлагаю вам уехать на время... А мы проведём внутренне расследование. Эти оборотни в погонах от нас не уйдут! А вы - уезжайте...
   Азеф - Тут ещё щекотливый вопрос...
   Вы знаете Пётр Иванович, я тут поиздержался, и потом, чтобы жить за границей...
   Рачковский - Я понимаю, о чём вы беспокоитесь, Евгений Филиппович...
   Вот вам деньги на поездку, а остальные, как обычно, вышлем вам на до востребования. Но я вас прошу... Министр требует активных действий и потому...
   Азеф, допивает чай, берёт деньги со стола, пересчитывает их, кладёт в карман... - Я работаю, вы же знаете... Но вам и министру, хочу напомнить, что если бы меня не было, то всем в правительстве было бы много хуже. Я надеюсь, что это понимают и на самом верху. Без меня, процент попаданий был бы неизмеримо выше... Я знаю, о чём говорю...
   Рачковский - Не обижайтесь, Евгений Филиппович. Я всё объясню министру. Ну, а о моём расположении к вам вы знаете. Мы же с вами друзья...
   Азеф, встаёт - Премного благодарен, Пётр Иванович. Прощайте...
   Меня моя дорогуша ждёт в пролётке на соседней улице. Так что не провожайте. Ещё раз прощайте, увидимся как обычно. Я вас извещу, когда приеду сюда после заграницы...
   Азеф уходит.
   Рачковский, долго глядит в окно - Ох и бестия же, этот Азеф... У него получается, что я и виноват во всём...Однако редкий характер!
   Одевается и уходит тоже.
   Занавес.
  
   Дворец в кремле. Шпили кремлёвской стены. Гостиная во дворце, в которой Великий Князь Сергей, ходит из угла в угол...
   Входит Элла - Здравствуйте Серёжа. Вы опять не в духе...
   Сергей - Ещё бы. Мне министр внутренних дел прислал секретную депешу, в которой говорит, что на меня вновь ожидаются покушения и просит быть осторожным... Он получил эту информацию по каким-то своим источникам...
   Элла - Ну, может быть тут обычная полицейская предосторожность.
   Сергей, почти в истерике - Даже если это так, то всё равно это отвратительно. Я выжег бы этот либерализм калёным железом, если бы не эти мягкотелые министры... России нужен диктатор! Только так мы можем предотвратить развал страны...
   Элла - Но, насколько я знаю, именно Девятое января стало началом волнений и здесь в Москве и, главное, там, в Петербурге, А ведь там стреляли войска в народ!
   Сергей - Самое отвратительное, что мы, члены царской семьи вынуждены скрываться от "привидений", членов какой-то тайной организации, которая называет себя БО. Стыд и позор! У нас сила государственного оружия, полиции, православной веры. Наконец, сила народа!.. А тут кучка голодранцев навязывает нам унизительные условия жизни...
   Элла - Но ведь Сергей, эти террористы не с неба упали. Я слышала, что среди них много дворян, кто-то из них наверное и в Бога верует...
   Сергей - Они ни во что не верят. Их Бог, если он есть - это Бог сектантов, Бог окраинной, подлой жизни. А наш Бог - это герой человечества, на которого православная Россия уже почти тысячелетие молится...
   Элла - Но для меня Бог - Это бог, страдающий и сильный своей слабостью...
   Сергей, не дослушав её, перебивает - Нет! Русский Бог не такой. Именно поэтому Россия сегодня протянулась от Атлантики до Тихого океана. Это Бог воинов и сильных духом людей, которые пойдут на смерть за свою православную Родину...
   Элла - Но ведь их, противников режима, можно успокоить. Почему бы не дать конституцию, наконец?
   Сергей - Об этом не может быть и речи. Россия сильна монархией, самодержавием. А Император - помазанник Божий... И вообще... извини. Мне надо ехать в театр.
   Элла - Я бы тоже...
   Сергей - Нет, нет! После спектакля будет мальчишник и я задержусь. Сегодня день именин балетного артиста Селиверстова. Ты бы посмотрела, какая у него фигура... Извини, тебе это должно быть не интересно...(Уходит)
   Элла, разговаривает сама с собой - Вот так всегда. То вечеринки, то мальчишники, то какие то подозрительные, напомаженные юноши. А на улицах темно и холодно и воет снежный ветер...
   Начинает декламировать: "Там на Севере, где дни облачны и мрачны, живёт племя людей, которым умирать не больно!" (Вздыхает) Откуда это. Тацит?.. Геродот?.. Я здесь забыла всё чему меня учили...
  Крестится на икону в углу - Боже! Прости меня за грех уныния, но так трудно жить в этой стране...
  (Поворачивается и уходит)
   Занавес...
  
   Вновь Трактир. Савинков и Каляев в отдельном кабинете.
   Савинков - Здравствуй Янек. Я не только "Товар" тебе принёс, вон в том саквояже, но спешил сюда, чтобы сообщить печальную новость! Покотилов в Питере взорвался, когда приготавливал бомбы для покушения на Трепова...
   Каляев, крестится - Вот и ещё один прекрасный товарищ погиб...
  Мир праху его!
   Входит половой.
   Савинков - Водки и закусить!
   (Половой уходит и через минуту приносит бутылку, гранённые рюмки и закуски...)
   Оставшись одни.
   Каляев - Ну расскажи Боря, как это случилось.
   Савинков - Он, Покотилов, собирал бомбы и видимо неловко споткнулся... И бомба в руках у него разорвалась. Об этом в газете было написано. Я случайно увидел... Давай лучше выпьем. Помянем раба Божия Николая... (Выпивают)
   Каляев - Ещё один из нас ушёл!.. Как это тяжело... И после этого ты спрашиваешь, готов ли я, понимаю ли, на что я иду? Конечно, я понимаю, что убийство - это убийство. Но я недавно открыл Библию и вдруг в глаза бросилось: "Кто захочет душу свою спасти, погубив её, а если погубит душу свою Меня ради, тот спасёт её..."
   Я всё последнее время о душе думаю и прихожу к выводу, что стоит, погубить её, убийством одного из тех, кто приказывает сечь и вешать непокорных крестьян по всей России; стоит погубить её, за то, что они сотворили с беззащитным народом, который Девятого января шёл к Зимнему с иконами, портретами царя, пели псалмы и гимны...
   Подумай сколько невинных жертв: детей, женщин, стариков!.. Ведь против этих коронованных злодеев сражаются лучшие люди России и потому, я готов умереть в любую минуту, лишь бы не соглашаться на роль Иуды, которые забывают обо всём из-за презренных сребреников жалованья...
   Савинков - Я, Янек, тоже много думал о терроре и понял, что убивать можно и нужно тогда, когда это как партизанская война в родной стране, которую оккупировали деспоты - захватчики... Для меня, эта придворная камарилья, в полной мере заслуживает смерти!
   И потом, я вспомнил Льва Толстого, который писал, что когда они: короли, цари, ханы, убивают друг друга во время дворцовых переворотов, то об этом всегда молчат или говорят, что хорошие цари убивают плохих. Вспомни убийство полусумасшедшего Павла, в Михайловском дворце. Пьяные гвардейцы задушили его словно курицу, его же шарфом. И после никого не расстреляли и не повесили. Кто убивал, после этого сделал карьеру при дворе... Но когда народовольцы убили Александра, какой вопль поднялся в династических кругах и как злобствовали царские прислужники...
   Но ты подумай, сколько убийств во время усмирения крестьянских бунтов, сколько правительственных казней, сколько заморенных одиночеством и болезнями в казематах тюрем, крепостей и на каторге...
   Наверное, поэтому писал великий Пушкин: "...Тебя, твой трон я ненавижу, твою погибель, смерть детей, с жестокой радостию вижу..."
   Мы конечно не радуемся: убийство - это убийство, но кто-то должен делать грязную работу разгребая последствия многолетнего российского рабства и преступания заветов Христа, осеняемых официальной церковью...
   Всё и все забудутся, наши имена в первую голову, но свобода останется... Если хочешь, то это будет свобода во Христе, возвращение к подлинному христианству...
   Каляев - Боря! Если б ты знал, как я уважаю тебя в такие минуты! Ведь ты... ведь мы вместе об этом размышляем, но ты можешь объяснить - и причины и следствия... А я барахтаюсь в своих переживаниях и не могу найти нужных слов, чтобы высказать...
   Савинков - Мы, россияне, долго ждали свободы от царей, пока не поняли, что они, цари, и делают нас несвободными...
   А теперь уже будет кровь! Море крови... Свирепость на свирепость... Жестокость на жестокость... Без этого свободе не бывать!
   Вот ты поэт и вспомни, что говорили русские поэты. Бальмонт писал о нынешнем царе: "Кто начал царствовать Ходынкой, тот сам взойдёт на эшафот..." А Леонид Андреев совсем недавно, в Финляндии с трибуны митинга провозглашал: "Виселицу, Николаю!"
   А теперь подумай! Если бы не было наших терактов, не было сотен повешенных и расстрелянных товарищей, ещё со времен "Народной воли", разве бы могли русские писатели даже подумать об этом, не то что вслух произнести...
   Пока мы убиваем прислужников и родственников главного тирана. Но придёт время расплаты и от наших рук погибнет сам монарх, чьим именем и званием, покрываются сегодня все злодейства несвободы русского народа!
   Каляев - Да! Но жаль, что нас тогда уже не будет в живых...
   А, впрочем, и правильно. Для меня любой террор - прежде всего жертва. Больше того - это религиозная жертва, самопожертвование...
   Теперь я спокоен. Ты сам знаешь, как важно верить, когда на такое решаешься... А тебе, Борис, я благодарен вдвойне. Потому что, пока рядом такие люди, как ты, - стоит жить, и не страшно умереть.
   Савинков, смеётся - Ну тут, Янек, уже твоя поэтическая натура проступает... Но я ведь тебя тоже очень уважаю и ценю. Ведь и для меня наши встречи, как глоток свежего воздуха в подземелье одиночества... (Смотрит на часы...) Извини, время... (Встаёт)
   - Прощай брат! (Обнимает Каляева) - Мне ещё надо второму метальщику Куликовскому, его "товар" вручить... (Быстро уходит)
   Каляев, вслед - Прощай брат! Я буду о твоих словах помнить и много думать!
   Берёт саквояж, достаёт из него узелок с бомбой, осматривает и кладёт назад. - Такой малостью можно Великого князя сразить?! Воистину, неисповедимы пути господни...(Уходит)
   Занавес...
  
   Ночь после неудачного покушения. Савинков одет, как иностранец: полосатые шерстяные гетры, плед на плечах. Каляев и Куликовский - второй бомбист - ёжатся от холода, потирают руки. Одеты в крестьянскую одежду. Савинков вводит их в отдельный кабинет.
   Савинков, рассказывает - Распорядителю объяснил, что буду вас о русском фольклоре расспрашивать - сказки, былины, заговоры от сглазу...
   Ведь каналья не хотел вас пускать в ресторан. Паспорта требовал. Говорит, мужиками можно приличную публику отпугнуть... (Официант приносит водку и закуску)
   Каляев - я уже думал, что мне паспорт не потребуется. Я ведь его на вокзале, вместе с вещами оставил. Умирать ведь собирался. (Тихо смеётся) Ан нет, поживём ещё... Теперь уж до утра там закрыто...
   Куликовский - И я тоже.
   Савинков - Ничего, я договорился, что мы будем до закрытия сидеть. А там уж и утро... А пока пейте чай, ешьте, и отогревайтесь...
   Каляев - Ну что вы думаете? Меня это сильно мучает... А ты, Боря, что скажешь? Я ведь не должен был бросать бомбу? Не правда ли? Ведь, там в карете и жена великого Князя сидела и какие-то дети...
   Или я, нарушив план, всех товарищей подвёл?!
   Савинков - А вот Куликовского спросим. Что вы думаете?
   Куликовский - Я думаю... (Кашляет. Потом, справившись с кашлем, продолжает). Я думаю детей и женщин убивать нельзя. Чем мы тогда от властей, от царя отличаемся?!
   Савинков - Я думаю Янек, ты всё сделал правильно. Помимо того, что мы БО, мы прежде того социалисты - революционеры, а потому имеем свой кодекс чести - что можно делать и чего нельзя. И потом люди должны знать, что мы воюем с преступниками, а не с их жёнами и детьми.
  - В конце концов. Я сегодня убедился, что мы можем убить Великого князя... Я уже после зашёл в театр и ко мне бросились перекупщики билетов. Я спросил, там ли Великий князь и мне сказали, что да, и он и княгиня...
   Но кидать бомбу там, внутри - это значит убивать посторонних, и я этот план отклонил.
   Каляев - И я думаю, что теперь он от нас не уйдёт!
   И вообще, я только сегодня окончательно и вдруг поверил в террор. До этого я как бы действовал по долгу, по принуждению совести...
   Для меня с сегодняшнего дня вся революция - только в терроре. Нас мало сейчас, но увидите - будет много! После Кровавого воскресенья, народ словно проснулся.
   Этих коронованных зверей и их прислужников будут убивать теперь десятками, пока революция не произойдёт...
   Завтра или в другой раз, я обязательно убью Великого Князя, а потом и сам умру. Но на моё место придут десятки и сотни новых бойцов...
   Савинков - Ты пей, ешь Янек. Восстанавливай силы... И вы Куликовский. Вы плохо выглядите...
   Куликовский - Кажется, я заболел товарищи. У меня внутри всё горит, словно я змеиного яду выпил. Сегодня когда я понял, что Великий князь проехал по другой улице, я так вдруг ослаб, что чуть не выронил бомбу на тротуар...
   Мне надо бы отлежаться денёк, другой.
   А вообще, я хотел бы рассказать свою историю, вам...
   Я ведь был декадент и сторонник единения народа с царём. Мне казалось, что если миновать этих князей, графов, баронов и чиновную "гвардию", то царь вместе с народом, революцию сделает.
   Поэтому, Девятого января, я был вместе с процессией в первых рядах, хотел быть свидетелем. как царь и народ расцелуются...
   Когда начали стрелять и я увидел, что вокруг меня убитые и раненные в снег повалились, я тоже упал, и притворился мёртвым...
   Я не скрою, сильно испугался, но больше сначала не поверил, что такое зверство возможно. Ведь безоружный народ семьями шёл на поклон к царю - батюшке...
   Я лежал, а рядом какая-то раненная женщина умирала. Вначале хрипела, а потом затихла...
   Как пришли трупы собирать, я поднялся и ускользнул от палачей, но зато уж после решил, что пока не убью кого-нибудь из царской семьи - не успокоюсь!
   Так я в террор попал...
   Жалко, что заболел, но надеюсь, что это не последняя акция...
   Савинков - Ничего, ничего. Мы что-нибудь придумаем и найдём замену. А если нет, то отложим покушение. Ведь князь на этой неделе, завтра или послезавтра должен поехать из Кремля в канцелярию...
   Каляев - Почему отложим? Ведь мы уже всё приготовили! Я сегодня мог бы его и один взорвать, он был от меня в четырёх шагах, я уже замахнулся чтобы бросить, и тут детские лица внутри увидел...
   Нет, нет! Я один это могу сделать! Хорошо, что было уже темно и меня не заметили. Я ведь был так близко...
   Савинков - Но с одним метальщиком, мы можем только ранить князя. А это провал покушения...
   Каляев - Неужели ты мне не веришь? Я говорю тебе, что справлюсь один!
   Савинков - Послушай Янек. Двое, всё-таки лучше, чем один. Представь ещё одну неудачу...
   Каляев - Неудачи у меня не может быть. Ведь я уже и в акции против Плеве участвовал, но тогда, бросать бомбу доверили Созонову. Завтра - мой день! Я к этому всю жизнь готовился!.. Если великий князь поедет, я его убью, будь спокоен...
   Савинков - Ну... Ну, хорошо. А пока ешьте и отдыхайте. В четыре утра, ресторан закрывается и вам придётся дожидаться открытия камеры хранения, на улице. Потом уезжайте в пригород, ложитесь там в гостинице в постель и отоспитесь. Вы Куликовский, не выходите никуда и лечитесь. Увидимся через Моисеенко. Недельки через две...
   Уходим поодиночке... Вы Куликовский идёте первым...
   Куликовский уходит...
   Савинков - А с тобой Янек, мы увидимся - (Смотрит на часы)
   - Теперь уже завтра. Я передам тебе бомбу, на обычном месте, около Кремля. Я подъеду на санях с Моисеенко... Ну, а теперь прощай! (Обнимаются). И не ломай себе голову. Ты сегодня всё сделал правильно.
   Савинков уходит. Чуть погодя и Каляев.
   Занавес...
  
  
  Холодное, морозное утро. На фоне синего неба силуэты Кремля.
   Каляев прохаживается взад и вперёд в ожидании.
   Савинков, появляется - Здравствуй Янек! Давно ждёшь?
   Каляев - Кажется вечность... Боялся что ты не придёшь... Я ночью решил: - Сегодня или никогда!
   Савинков - Ну, а если Князь поедет другой дорогой? Что тогда?!
   Каляев - Нет! Я знаю, что он будет здесь, и я его убью. Я в этом уверен. В прошлый раз, когда покушение сорвалось, я ещё с утра знал, что покушение не удастся. А сегодня я абсолютно уверен...
   Савинков - Я говорил с членами партии и они тоже согласны, что ни детей, ни женщин нельзя подвергать опасности...
   Каляев - Я последнее время словно будущее начинаю различать. Ты не смейся, но я сегодня во сне Бога видел, а когда проснулся, то сразу подумал, что сегодня князь будет убит и меня тоже скоро убьют... Но я своё дело сделаю! Только я тебя прошу Боря, повидайся с матерью и попроси прощения, за всё. Объясни, что я иначе просто не мог...
   Савинков - Хорошо! Хорошо Янек! Я передам ей все, что ты мне говорил...
   А теперь пора. Мне как всегда надо наблюдать за всем, а ещё встречи есть... Ну, прощай Янек! (Обнимаются)
   Каляев - Я, Боря сделаю всё как надо... И передавай привет товарищам!
   Савинков уходит...
  
   На кремлёвской башне бьют часы. Каляев ходит, с узелком в руках. Слышен цокот копыт по мостовой и стук колёс.
   Кучер зычным голосом кричит:
   - Поберегись!
   Каляев, видя карету, бежит ей навстречу и размахнувшись, бросает узелок в окно...
   Оглушительный взрыв. Раненные кони громко хрипят и уносятся с обломками кареты дальше по улице. Каляев стоит и шатается. На лице появляется кровь. Он оглушён...
   Каляев, громко - Ну вот. Я и сделал это!
   Набежали свистящие полицейские. Какой-то господин в котелке кричит, кидаясь к Каляеву:
   - Держи злодея! Я видел, как он бонбу бросил!..
   Каляева хватают полицейские и волокут в сторону...
   Каляев, кричит. - Да здравствует революция! Да здравствует партия социалистов - революционеров!..
   Его уводят. Собирается толпа. Крики: - Великого князя убили и убийцу поймали!
   Мужичок из толпы:
   - Молодцы ребята! Никого стороннего даже не оцарапали.
   Ему кто-то отвечает:
   - А чего зря простых людей губить...
   Другой мужичок:
   - Смотри ребята! Евонный палец...
   Голос из толпы:
   - Не трож. Не мощи ведь!
   Ещё голос из толпы:
   - Смотри ребята, похоже, мозги! А говорят, что он был без мозгов...
   Полицейские свистят. Грубый голос кричит - Разойдись! Чего не видели! Кому говорят, разойдись!
  
   Занавес...
  
   Бутырская тюрьма, камера смертников. Каляев сидит на табурете. Клацает железом дверь, входит Элла в сопровождении жандармов. Каляев вскакивает с табурета. Жандарм подставляет Элле стул.
   Она садится и тихо говорит жандармам:
   - Господа. Прошу оставить нас наедине...
   Жандармы выходят, но двери до конца не закрывают...
   Элла - Я пришла сюда к вам, как просто человек к человеку. Я узнала, что вы... вы не стали кидать бомбу в нашу карету когда мы ехали в ней вместе с детьми, Машей и Дмитрием.
   Каляев - Да. Мы с вами мистически связаны. Я при взрыве уцелел случайно. Вы уцелели по воле нашей партии...
   Элла - Знаете. Вы не похожи на убийцу...
   Каляев - Да, это было, как в тумане...
   Я увидел карету. Увидел фигуру в ней, которая откинулась на подушки и в страхе прикрыла рукой лицо... И я бросил бомбу!
   Вы можете спросить, почему я убил Великого князя?
   Да потому, что я вспомнил своих повешенных товарищей. Вспомнил родной город и кварталы наполненные грязью и нищетой, в которых живёт рабочая беднота, чьи дети начинают работать с двенадцати лет и работают по двенадцать часов на фабриках, то в жаре, то в холоде и умирают поэтому, часто не дожив и до тридцати лет...
   Элла - На всё воля Божия...
   Каляев - А я думаю, что это не Божия воля, а воля негодной власти...
   Элла - Но ведь Иисус говорил ещё, что вся власть от Бога...
   Каляев - Я об этом тоже думал и пришёл к выводу, что Христос говорил это, чтобы вывести из-под удара своих учеников, на которых охотились кесаревы прислужники. Они слухи распускали, что христиане выступают против власти...
   И ещё, вы должны знать, что у моих товарищей, тоже были матери и отцы... А их детей расстреляли или повесили прячась за вывеску государства, за вывеску власти. А ведь мои товарищи были самыми лучшими людьми. Вы можете мне поверить!
   Поэтому они и пошли в революцию, оставив своих матерей и отцов, как призывал Христос. И пошли умирать за дело веры, за дело свободы, и равенства всех людей. И я поклялся...
   Элла - Но ведь Христос говорил о всепрощении и любви...
   Каляев - Я в это не верю. Ведь Иисус говорил ещё: "Не мир принёс я вам, но меч. И поднимется брат на брата и сын на отца, и отец на сына..."
   Был и такой Иисус. Я об этом много думал...
   Элла - Но вспомните, как умирая, Он говорил: "Не ведают, что творят..." Ведь, умирая, Он всех простил...
   Каляев, тихо - Может быть и я, когда буду умирать, то всем прощу... (Громко) Могу теперь я вас спросить. Как вы такая красивая, чистая, искренняя, могли быть женой этого... этого...человека?..
   Элла - Можно, я не буду вам отвечать. Вы ведь знаете: о мёртвых или хорошо или ничего...
   Каляев - Ну, тогда могу я вас спросить прямо - Что вы обо мне думаете. Вы такая красивая. А я верю, что красивые люди могут быть только добрыми...
   Элла - Я вижу, что вы человек необычный, что вы мучаетесь тем, что вы совершили...
   Каляев - Да! Это так! Но если бы пришлось это сделать вновь, я бы сделал это ещё раз...
   Мы были врагами. Ваш муж был силён, груб и думал, что его защитят его войска, его полицейские. Но он человек и ему пришлось отвечать за свою жестокость и грубость, и за жестокость и грубость полицейских и войск, которые выступают от его имени...
   А я взял на себя роль его судьбы, которая наказывает недостойных. Судьёй был народ, ради которого мы все живём и умираем...
   А я был только исполнителем, и пожертвую за этот акт своей жизнью. Он думал, что его карета - это символ защищённости, а его великокняжеские вензеля - это символ непобедимой власти.
   Но когда ход истории сталкивается с символами власти, то и карета и вензеля - становятся символами обречённых. Пусть меня убьют эти палачи, на моё место встанут другие исполнители воли истории, и власть, которая борется со своим народом - обречена...
   Элла - Но вы ведь верующий человек...
   Каляев - Именно поэтому я хочу восстановить власть справедливости, о которой притчами говорил Иисус Христос. Хочу, чтобы злые люди знали, что их ждёт суд... Уже здесь, на Земле. Хотя и потом, на Страшном суде, они не уйдут от расплаты.
   Но здесь, на Земле, кто-то должен пожертвовать своей жизнью, чтобы противостоять злу. Уже в этой жизни...
   Элла - Но ведь Христос сказал: не убий. Разве этого мало?..
   Каляев - Христос сказал также, бойтесь не тех, кто тело ваше убивает, но душу... Цари и их прислужники, убивают не только людей. Но и их души. Убивают презрительным унижением. И я погибну. Но душа моя останется...
   Элла, достаёт из сумочки иконку и протягивает её Каляеву - Могу я вам подарить эту иконку. Я буду молиться за вас...
   Каляев, берёт иконку и целует её...
   - Я принимаю ваш подарок... Поверьте, мне больно, что я причинил вам горе, но я действовал сознательно и верю, что в тот вечер когда вы с детьми ехали в театр, Бог отвёл мою руку от вашей кареты...
   Элла, встаёт - Прощайте... Теперь я буду молиться за вас...
   Каляев - Повторяю, что мне хотелось бы извиниться перед вами, но не перед теми, в чьём окружении вы живёте. Я исполнил свой долг христианина и человека. И я до конца вынесу всё, что мне предстоит. Прощайте, потому что мы больше не увидимся...
  
   Элла выходит, вытирая глаза платочком... Жандармы с лязгом закрывают двери камеры..
   Оставшись один, Каляев ходит по камере:
   - Боже, как она прекрасна! И этот ангел был женой этого развратного, сластолюбивого негодяя...
   Мне кажется, что я знаю её всю жизнь... Кажется, что вся жизнь моя, была только преддверием этой встречи...
   Ставит иконку на окно и, опустившись на колени, тихо молится и широко крестится. Потом встаёт и снова ходит по камере:
   - Но может быть это ошибка, довериться, одной из родственниц царя...Может быть моя экзальтация от расшатанных нервов?.. О нет!.. Я знаю - это судьба! Бог даёт мне утешение, когда мне надо напрячь все силы, чтобы умереть достойно... Нет! Нет! Мне кажется, что от неё исходил тёплый свет... и я верю, что если бы я кого полюбил, то эта женщина была бы похожа на неё...
   Зал затемняется... Занавес...
  
   Вновь камера тюрьмы. Раннее утро... Каляев стоит посередине и говорит:
   - Я не сдамся до конца. На суде, они не смогли сломить мой дух, а речь министра Щегловитова, в ответ на мои обвинения царской власти, в надругательстве над народом, была просто испуганным косноязычным бормотаньем. Я почувствовал, что они меня ненавидят... и боятся... И я выиграл эту дуэль...
   Каляев подходит к окошку и смотрит на кусочек неба, за стенами тюрьмы:
   - Я готовился к смерти, всю свою сознательную жизнь... И вот это уже близко...
   Звук открываемых дверей в коридоре
   Каляев:
   - Идут! Казнить меня! Но сегодня я счастлив! Я люблю и готов умереть в радости! - Крестится и шепчет слова молитвы.
  - Что есть смерть? Переход из света в тень, из одной формы жизни в другую... Мы все обречены... Главное, с каким чувством ты умираешь...
   Лязгают засовы камерных дверей.
   Каляев произносит:
   - Встретим смерть достойно!
   Входят жандармы и священник с золочёным крестом...
   Священник:
   - Сын мой! Покайся и целуй этот крест. Символ страданий Христа...
   Каляев отклоняет крест рукой:
   - Я верую, но в подлинного Христа! Ваша же церковь - Кесарева...
   Одевает пальто и тюремную шапку.
   Каляев:
   - Оставим эти глупые формальности. Идёмте! Я готов умереть!
   Уходят. Впереди Каляев. За ним жандармы и последним уходит священник и тихо затворяет двери...
  
   Занавес...
  
  
   20. 12. 2005 год. Лондон. Владимир Кабаков
  
  
  Остальные произведения Владимира Кабакова можно прочитать на сайте "Русский Альбион": http://www.russian-albion.com/ru/vladimir-kabakov/ или в литературно- историческом журнале "Что есть Истина?": http://istina.russian-albion.com/ru/jurnal
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"