Аннотация: Жизнь диких животных и их взаимоотношения с человеком
История лосиного семейства, членом которого был убитый молодой лось, началась давно...
...Мать лося Рыжика, родилась около десяти лет назад в урочище Серебряный мох...
Первые дни после рождения, она большую часть времени лежала в пушистом ельнике в тёмном распадке, где солнце появлялось только по утрам, а потом проделав дугу, пряталось за деревьями на невысокой, но круто нависающей над распадком, гриве.
Остальную часть времени дня, сумерки царили в густом ельнике и потому, ярко-зеленая хвоя на солнцевосходе, позже, к полудню, становилась мрачно тёмной.
Может быть поэтому, место было малопосещаемым другими зверями, и лосиха с телёнком могли чувствовать себя здесь спокойно...
Утром, оставив лосёнка под разлапистой елью, лосиха спускалась на водопой к болотцу, в низину, где, перед тем как напиться, долго стояла на берегу: смотрела и слушала...
Над неширокой долиной перелетали посвистывая с одного берега на другой длинноклювые кулички. Временами, мелькая в полёте почти неразличимым, тёмным оперением проносились стайки уток и уточек, а в промежутке над рекой повисала прозрачная тишина, прерываемая однообразным свистом небольших сереньких птичек прячущихся среди частых тонких веточек прибрежного ивняка...
Убедившись, что кругом всё спокойно, лосиха рысью, забегала в болотину, находила среди высоких кочек неглубокую лужицу, с пахнущей, подгнившей осокой водой, и с журчанием втягивая воду, пила, шумно выпуская воздух через ноздри...
Быстро напившись, также рысью, она выбегала из болота и возвращалась к телёнку. Обнюхав малышку, заботливая мамаша, ложилась рядом, стараясь не придавить её своим большим лохмато - шерстистым телом и лосёнок долго и сосредоточенно сосал вымя.
Наевшись и согревшись, рядом с тёплым боком лосихи, детёныш засыпал, а мать спокойно дремала, изредка поднимая голову и поводя ушами прислушивалась...
К вечеру, когда на землю опускались настоящие сумерки, лосиха тщательно вылизав лосёнка, оставляла его одного, и перейдя два распадка на север, выходила на берег лесного озерка, заросшего камышом и аиром, где долго кормилась, так же, по временам прослушивая тёмную округу, большими подвижными ушами...
Уже под утро, она, той же легкой рысью возвращалась в еловый распадок и вновь кормила оголодавшую и скучающую малышку...
Так продолжалось день за днём, с утра до вечера, по заведённому инстинктом распорядку...
Незаметно прошла неделя. Потом вторая...
Маленькая лосиха росла, на жирном материнском молоке очень быстро и силы в её теле заметно прибавилось. Она уже начинала ходить вокруг дремлющей после кормления матери, принюхивалась, прислушивалась, и выпуклыми крупными глазами, на смешной горбоносой мордочке, с удивлением наблюдала за светло-зеленой весенней бабочкой залетевшей в ельник случайно. Все что происходило вокруг, постепенно, начинало интересовать малышку...
Когда мамаша в очередной раз ушла на водопой, маленькая лосиха поднялась на тонкие, дрожащие, неуверенные ножки и шатаясь прошла несколько метров до яркого жёлтого пятна, которое привлекало её внимание все эти длинные дни. Оказалось, что это был цветок. - подснежник, почти по ошибке, вылезший здесь в сумрачном ельнике, вместо того, чтобы красоваться где-нибудь на солнцепёке, в окружении себе подобных. Детёныш понюхал цветок и даже попробовал его съесть, но подснежник был таким горьким, что сморщив мордочку, Любопытная выплюнула полу разжёванные лепестки и недовольно фыркнула.
Чуть позже, после возвращения матери, её заинтересовала муха и она даже попыталась притопнуть её копытом, но озабоченная муха, невредимая полетела дальше, а Любопытная устав от непривычных движений и новых впечатлений, снова легла на обычное своё место, рядом с лосихой, подогнув ножки под себя...
В один из последующих, длинных весенних дней, даже в сыром ельнике было очень жарко и в воздухе вместе с теплом, повеяло необычным запахом нагревшейся еловой смолы, а над горизонтом поднялся серый тёплый туман, закрасивший на время границу между землёй и небом...
Лосиха-мать непривычно нервничала: нюхала воздух, то вставала - то ложилась, словно решаясь на что-то...
После полуночи, в душной темноте, подул сильный ветер, который принёс откуда то с северо-запада, струи холодного воздуха. Лес вначале зашумел, а потом застонал, и ветер, преодолевая пассивное сопротивление стволов, веток и хвои, засвистел, завыл, закрутился неистовыми вихрями, и с невидимого неба сыпануло снежной крупой. Кругом наступила непроглядная тьма...
Вой и свист ветра усиливался, и лосёнок прижался к материнскому боку, дрожал мелкой дрожью, и лосиха словно понимая и сочувствуя состоянию испуганного детёныша, облизывала его, шершавым и влажно - тёплым языком...
Через полчаса началась настоящая буря. Деревья вначале пронзительно и жалобно скрипевшие, не выдерживая мощных порывов ветра, вдруг с оглушительным треском ломались и стволы с глухим стуком, заставляя дрожать землю в округе, падали во всю высоту многолетнего роста и затихали навсегда, умирая, превращаясь в груду непроходимого валежника.
Лосиха - мать тоже забеспокоилась, встала на ноги и поводя головой из стороны в сторону, слушала звуки яростного бурелома, и вой, вопли ветра вокруг...
Но в ельнике всё было относительно спокойно. Молодые деревца, растущие дружно и сплочённо в этом распадке, только гнули под ветром свои крестообразные вершинки и шепотом, шурша длинной жёсткой, сильной хвоей, переговаривались успокоительно...
Место для укрытия, мать после рождения телёнка выбирала тоже инстинктивно и потому, почти безошибочно...
К утру, ветер утих...
В это время, пошёл снег крупными хлопьями и зашуршал ими, по ельнику, медленно падая с неба и постепенно укрывая всё холодно - влажной пушистой шалью...
Только к рассвету лосиха успокоилась, покормила проголодавшегося лосёнка и осталась лежать, согревая своим теплом уснувшего детёныша.
Снег кончился, как и начался - внезапно. Серый мрачный рассвет поднялся над урочищем, называемым людьми Серебряным Мохом, и на низком облачном небе, в просветах тёмных туч, кое - где, проглянуло далёкое голубое небо...
Лосиха поднялась, встряхнулась и сбросила начинающий таять на спине снег на землю. Мотнув головой она мягко подтолкнула оробевшую малышку под зад, и та, засеменив тонкими ножками с крошечными копытцами, вышла из под ели и пошла за матерью лосихой, чуть пошатываясь от непривычки к хождению и забегая то слева, то справа от материнского следа...
... Снег начал активно таять после полудня, и к вечеру, на южных склонах растаял почти совсем, но в "сиверах" ещё остался лежать на несколько дней...
Полдня, с небольшими остановками, в густых зарослях, лосиха и телёнок шли на север, переходя с тёмных, крутых склонов речной долины на солнечные и пологие.
Сквозь старую, бурую мёртвую траву уже пробивались зелёные побеги новой и живой, где начинали светиться в после зимней серости, разными яркими оттенками, маленькие, но яркие северные цветочки...
Пролетая над тайгой, пара воронов увидела внизу на подтаивающем, белом снегу, цепочки следов. Один был крупный, широко шагающий по прямой, а второй мелкий забегающий то слева то справа, но держащийся всё время близко от первого следа...
Это были следы знакомой лосихи и ее детёныша.
... Так начиналась длинная жизнь матери нашего будущего героя - лося Рыжика...
Мы будем называть её Любопытной, за её преувеличенную способность всё разглядывать, рассматривать, обнюхивать и пробовать на вкус...
... Отец Рыжика родился приблизительно в те же годы, но в другом районе, рядом с большим болотом, называемым местными жителями Сокольим Мохом. Он родился и вырастал, как все лоси, во всём мире - направляемый инстинктом и приспособительными механизмами, вырабатывающимися во время обучения нелёгкой науки выживания...
Инстинкт и жизненный опыт, позволили ему выжить и продолжить свой род, вкладывая в его многотысячелетнюю историю, частичку собственной индивидуальности...
Но на первых порах, главной опорой и средством существования, была мать - лосиха.
... Мир вокруг - был безбрежной глухой тайгой, заселённой дикими зверями и птицами. Часть из них были неопасны, а иногда и дружелюбны.
Другая, меньшая половина, - были хищниками и в силу закона управляющего природой, они, эти хищники были враждебны и угрожали жизни лосей.
Детёныши лосей, как впрочем и все зверята, были пока не вырастут, слабы и беззащитны...
Даже такие, самые сильные в тайге звери, как медведи, будучи детёнышами постоянно подвергались угрозе нападения со стороны других взрослых хищников.
Поэтому в течении долгих месяцев, малышей опекали, защищали, обучали и берегли их матери, и старшие дети медведиц. Но часто именно их отцы были для детёнышей самой главной и страшной опасностью.
Природа в некоторых случаях не наделила отцов родительским инстинктом и иногда случается, что голодные отцы могут съесть своих собственных детей...
Но у лосей отцы после окончания гона, просто уходят и живут отдельно от маток, иногда собираясь по несколько особей, в небольшое стадо. А матери выживают и выхаживают детёнышей поодиночке...
Убежищем для молодой лосихи, бабушки Рыжика, и новорожденного лосёнка - будущего его отца, несколько первых недель был небольшой остров, посередине большого болота, густо заросший непроходимыми зарослями ивы и тальника.
Проделав узкий проход - пролом в этой чаще, лосиха устроила лёжку - убежище посередине островка, родила там лосёнка, и оставляя его в этой непроходимой и непроглядной чаще, ходила на кормёжку в излучину заросшего истока небольшой речки, начинающейся в болотине.
Там же был её водопой, так что лосиха, хотя и издалека, видела остров всё время, пока отсутствовала...
Новорожденный лосёнок, был с первых дней, очень энергичным и подвижным. Он всё старался делать самостоятельно и потому мы можем назвать его Самом. Сам встал на ноги, почти сразу после рождения и, когда измученная родами лосиха вылизывала его, стоял, шатаясь и падая, но тотчас вновь поднимался на слабенькие ножки...
На третий или четвёртый день после рождения он, в отсутствии мамаши - лосихи, поднялся и пройдя по пробитой лосихой тропе вышел на просторы болота и наверное мог бы и заблудится. Но на счастье, лосиха уже возвращалась с кормёжки и заметив Сама перешла на галоп и подбежав, буквально затолкала, лосёнка назад, вглубь острова...
Сам рос быстро и в месячном возрасте уже гарцевал вокруг матери, когда они вместе выходили по вечерам на закраек молодого осинника, в котором лосиха объедала молодые сочные листочки.
К тому времени, короткая таёжная весна была в разгаре, и природа вокруг окрасилась в яркий, свежий зелёный цвет, разнообразных тонов.
Мир вокруг, радовался теплу и длинным дням, и птицы, начиная петь на рассвете, заканчивали свои концерты только в вечерних сумерках. Ароматы новой травки и таёжных цветов, смешиваясь с запахами листвы и лиственничной хвои, наполняли тёплый воздух. Всё живое вокруг радовалось приходу в тайгу светлого, но короткого сибирского лета...
Молодая мать на сочной пище очень быстро поправилась и кормила Сама вдоволь вкусным, жирным молоком, хотя иногда, он уже пробовал есть и зелёную травку и скусывал молодые сочные побеги сосёнок...
Но по прежнему и мать и детёныш "стояли", обитали в одном месте и старались не делать много следов, чтобы хищники не могли отыскать их по запаху...
Правда однажды, почти сразу после рождения лосёнка, на следы лосихи, кормящейся в болотном ивняке вышел голодный медведь. Он уже вторую неделю шёл на места обычной летней стоянки, перекочёвывая туда после зимы проведённой в берложных местах.
Это был крупный, светло рыжей масти зверь, ещё в тёплой зимней шубе, уже начинающей линять.
Наткнувшись на запах жертвы, медведь долго стоял на одном месте, подняв голову, нюхал воздух, потом неслышно всплыл на дыбы, балансируя, сохраняя равновесие, чуть потряхивая лапами с большими, черными когтями, торчащими из коричнево - рыжей шерсти.
В таком положении, он стоял некоторое время, пошатываясь вертел головой переступая с лапы на лапу и вдруг, услышал треск сломанной ивовой ветки впереди.
Мягко опустившись на передние лапы, он, шумно втягивая ноздрями порывы лёгкого ветерка, стал подкрадываться к чаще, в которой кормилась лосиха. Шерсть на загривке хищника встала дыбом и казалось, он в течении нескольких мгновений стал больше в размерах.
И уже подобрался к кормящейся матке метров на двадцать, когда под его широкой лапой предательски щёлкнула, сухая ветка.
Лосиха, на время перестала кормиться, насторожилась, а медведь замер, вытянувшись во всю свою немалую длину и лишь поводил своими маленькими, злыми глазками...
Ветер внезапно поменял направление, и на лосиху нанесло страшный медвежий запах. Она в ужасе, прыгнула с места на несколько метров вперёд, и, ломая кустарник, помчалась прочь.
Выскочив из чащи, круто повернула в обратную от островка сторону, где её ждал Сам и галопом, глубоко пробивая острыми копытами болотную дернину в несколько минут скрылась за зарослями молодых сосенок растущих почти у берега болота...
Медведь, услышав треск, стук и чавканье болотной жижи под копытами лосихи, раздосадовано рявкнул и тоже на махах пустился вдогонку.
Но лосиха была много быстрее, и к тому же, оголодавший за недели перехода медведь, пробежав несколько сот метров устал, заметно сбавил скорость, перешёл с галопа на валкую рысь, а потом и вовсе на шаг.
Наконец, потеряв следы окончательно, хищник остановился, долго стоял озираясь, и потом тронулся дальше обычным "походным" шагом, пошёл в сторону далёкого водораздельного хребта, синеющего километрах в тридцати от болотины.
Он прошёл всего метрах в ста от островка, на котором Сам ждал свою кормилицу - мать...
Но ветер дул в сторону лосиного убежища, и медведь прошёл мимо, ничего не учуяв...
Лосиха оторвавшись от медведя - преследователя, сделала большую петлю по болоту и возвратившись к острову осторожно вошла по тропке внутрь и увидев невредимого лосёнка, поднявшегося с лёжки к ней навстречу, нежно и осторожно лизнула сынка в влажный горбатый нос...
... Быстро подошло лето, а вместе с теплом на тайгу опустилось несметное облако комаров мошки и кровососущих мух. Лоси перешли в густые осинники на склонах водораздела и кормились только в прохладные ночные часы, а днями, стояли или лежали в частых ельниках, иногда вскакивая и быстро перебегая с одного места на другое, стараясь избавиться, от зудящих тихим звоном, облачков мошкары и комаров...
Тогда, Сам всюду следовал за лосихой, но иногда терялся, увлёкшись преследованием шуршащей в траве мышки или обнюхивая чужой незнакомый след, на время забывая обо всём.
Осознав, что не слышит и не чует знакомого материнского запаха, он начинал быстро бегать из стороны в сторону треща валежником, потом, вдруг остановившись, слушал окружающий лес, поводя длинными подвижными ушами, а услышав короткое мыканье лосихи, скакал к ней напролом и только тогда успокаивался, когда касался влажным носом её подбрюшья, и чмокая, начинал сосать материнское молоко...
Так шли дни за днями, неделя за неделей...
...В другом таёжном урочище, в это время, Любопытная тоже росла и набиралась опыта.
Как - то ночью, в полнолуние, лосиха мать повела Любопытную на солонец - место, где звери грызли и лизали солёную землю. Солонцы эти делали люди - охотники, которые тут же, неподалеку от солонца устраивали сидьбу, изредка залезая, прячась на ночь в ней и с ружьями, караулили приходящих туда зверей...
Солонец, на который с наступлением сумерек повела Любопытную лосиха мать, находился в вершине крутого распадка, в самой его излучине...
В ту ночь, на этот же солонец собирался и охотник. Придя в зимовье из далёкой таёжной деревни, уже под вечер, уставший, искусанный комарами и паутами, он даже не стал ужинать, обессиленный повалился на нары и заснул, мертвецким сном...
Проснулся уже в сумерках, но не смог заставить себя подняться с нар. Вся кожа на шее и на лице зудилась, а надбровные дуги опухли и мешали смотреть, нависая на глаза.
Трогая себя за распухшие горячие уши, охотник, чувствуя сильный голод, глянул на часы и чертыхнувшись, подумал: "Лучше я сегодня хорошенько высплюсь, а уж завтра вечером, пораньше, ещё по солнцу сяду на солонец и просижу до самого утра"
Лосиха и Любознательная, в тот вечер, подошли к солонцу метров на сто и остановившись, долго слушали тишину угасающего летнего дня.
Уже в сумерках, в округе, поднялся ветерок и согнал комаров и мошку на противоположные склоны долины.
Потому, таёжный гнус не мешал зверям стоять, смотреть и слушать...
Из вершины распадка, перед ними открывалась гигантская панорама безбрежной тайги.
Лесистые, серо-зелёные склоны теснились до самого горизонта и влево, и вправо. А там, продержавшись ещё некоторое время, розовеющий, лучезарный диск солнца скатился за его кромку, освещая последним ало - золотым светом леса на склонах широкой речной долины и зелёные ровные луговины-маряны, на высоких крутых склонах.
На востоке небо уже потемнело, а на западе, кое - где ещё были видны, подсвеченные снизу, лёгкие, пушистые облачка...
Подождав полчаса, уже в полной темноте лосиха сопровождаемая Любопытной, не спеша, обошла по дуге солонец и выйдя на набитую тропу, осторожно принюхиваясь и приглядываясь, неслышно подошли к лесной прогалине посередине которой и был сделан солонец...
Охотники лет тридцать назад принесли сюда соль и растворив её в кипятке, залили горячий раствор под старый осиновый пень....
Через год, дорогу к солонцу уже узнали многие лоси, олени и косули со всей округи.
Со временем, звери, по периметру от пня, объели не только траву, но и верхний слой земли...
Года через три, земля вокруг и под пеньком была выедена на глубину в десять сантиметров, и корни пенька обнажились...
Звери любили приходить сюда после многодневных дождей, когда в выемках, образованных на месте выеденной, выгрызенной земли, образовывались лужи дождевой воды и грязь, которые были приятно солёного вкуса.
Тогда, на подсыхающей грязи, отчётливо отпечатывалось множество больших и маленьких копыт, а иногда, даже отпечатки когтистых медвежьих лап...
Через десять лет, серый, сухой пенёк торчал из земли на высоту в полметра, а земля, была съедена кругом метра на четыре.
Охотники, хозяева солонца, приносили сюда соль ещё и ещё, и построили удобную сидьбу под крышей, на двух соснах стоявших одна рядом с другой метрах в пятнадцати от пня. Находясь на высоте более пяти метров, сидьба не бросалась в глаза, а в смотровую щель, пень и звериные тропы подходящие к нему со всех сторон, сверху, были видны как на ладони...
...Луна, через какое - то время после наступления ночи, поднялась высоко над тёмной кромкой горизонта и через склон гривы, заглянула в тёмный крутой распадок.
Лосиха, различая всё вокруг знакомого солонца до мельчайших подробностей, вышла к пню, потопталась какое - то время оглядываясь и прислушиваясь, несколько раз лизнула солоноватое дерево, побелевшее от дождей, ветров и морозов, а потом, опустившись на передние колени, просунула голову под пень, теперь уже торчащий над поверхностью на высоту сантиметров в семьдесят и принялась с хрустом и хрумканьем, грызть землю и камешки под пеньком. Любопытная тоже лизнула землю и почувствовала приятный солоноватый вкус, с увлечением продолжила это занятие...
Лоси так увлеклись солонцом, что не услышали, как похрустывая сухими веточками к солонцу вышел олень - изюбр, с большими много-отростковыми рогами, покрытыми мягко - бархатистой кожицей, ещё не до конца окостеневшими внутри...
Опасаясь острых копыт, на сильных и быстрых ногах крупной лосихи, пришелец остановился в двадцати шагах от солонца подняв рогатую голову принюхался и терпеливо ждал, когда лосиха и Любопытная, нализавшись соли покинут солонец.
Олень помнил прошлогоднюю стычку на этом же солонце с крупным сохатым, который несколько раз в схватке ударил его острыми копытами, после чего на месте кровавых рассечений возникли язвы, заросшие окончательно только к осени.
Кровожадные мухи, пауты и комары своими укусами растравляли плохо затягивающуюся рану.
Только после того, как кровожадные мучители были убиты почти в одну ночь сильными заморозками, олень почувствовал себя лучше, и раны зажили...
В этот раз, лоси, через некоторое время покинули солонец, и пошли по тропе к болотцу, посередине которого, текла узкая, с кочковатыми берегами, речка. Войдя в мелкое русло, звери долго стояли неподвижно, прослушивая предутреннюю тишину и затем, с удовольствием пили, а потом, перейдя гривку распадка, вышли на луговину под склоном, оставшуюся здесь после большого лесного пожара.
На этом месте сейчас росла особенно высокая и сочная трава и лоси кормились здесь уже почти до самого восхода солнца.
Но, таёжное лето коротко, и проходит быстро...
За эти три месяца, Любопытная выросла, окрепла и стала почти самостоятельной.
Она научилась по следам находить свою мать и потому не боялась отстать или потеряться. Она всё реже сосала материнское молоко и питалась тем же кормом, который поедала ее мать...
Переселившись в истоки таёжного ручья, заросшего ивняком, багульником и молодым пихтачом, они кормились всё лето в одном месте, выходя ночами в пойму ручья, а после кормления на рассвете уходили в пихтачи и лежали там пережидая дневную жару, в ароматной, мягко хвойной чаще, в которую почти не залетали комары и мошки...
Однажды, возвращаясь с кормёжки, на высоком мысу, торчащем из болота безлесным горбом, лоси встретили волчицу, забежавшую сюда в поисках добычи необычно далеко от своего логова.
Заметив волчицу, мать лосиха остановилась и Любопытная, почуяв опасность и страх, передавшийся ей от взрослой лосихи, подбежав вплотную, испугано ткнулась в бок матери...
Шерсть на хребтине лосихи поднялась дыбом, и гребень загривка стал похож на болотную кочку...
Волчица остановилась, понюхала воздух, увидела лосей, и по далёкой дуге вынюхивая и высматривая, обогнула мать и дочь, переместившись слева направо метров на пятьдесят.
Волчица была тощая, с торчащими сквозь короткую летнюю шерсть рёбрами, отвислыми сосками на животе, с непропорционально большой головой и остатками светлой линялой шерсти на крестце.
Обнажив клыки, волчица чуть слышно зарычала и тоже вздыбила шерсть, а потом, облизнулась...
И в этот момент, лосиха - мать бросилась на волчицу через кусты, с громким треском ломая сильным телом ветки и зло храпя открытой зубастой пастью. Нападение было таким неожиданным и быстрым, что волчица сделала несколько больших прыжков в сторону, а потом преследуемая лосихой помчалась по вершине гривы, стараясь держаться менее залесённой её части. Здесь волчица могла легче избежать острых лосиных копыт, не запутаться в кустах, и не оступиться на крутом склоне.
С самого начала она вовсе не хотела нападать на громадную разъяренную мать- лосиху и думала только о том, как избежать неравной схватки...
Заметив, что волчица её испугалась, лосиха остановилась, яростно всхрапывая, тяжело дыша и стуча копытами по щебёнке, рассыпанной среди травянистого покрова каменистой гривы.
Волчица поджав хвост и оглядываясь через костлявые плечи быстрым галопом, проскочила в березняк, стоящий на её пути и мелькнув несколько раз серым в зелени густой березовой листвы исчезла из глаз.
Сегодня силы были не на её стороне и потому она, волчица поспешила отступить не вступая в схватку с разъяренной лосихой, защищающей своего лосёнка...
С той поры, в памяти Любопытной остался этот первичный страх вместе с яростью перед волками, который передался ей от её матери. И она запомнила, и опасный запах волка и это далекое мелькание серого, среди берёзовой зелени...
Волчица же, не могла напасть на лосиху, потому что была слаба и голодна и ещё потому, что в логове её ждали волчата, тоже голодные и такие беспомощные.
Инстинкт говорил волчице, что она должна быть живой и даже не раненной, чтобы выкормить, вырастить волчат.
Поэтому, она избегала опасных встреч и схваток и не рискнула отбить телёнка у лосихи...
Отбежав от лосихи достаточно далеко, волчица перешла на лёгкую рысь, перешла болото, в самой узкой его части, пробралась среди высоких кочек, поросших зелёной остро режущей осокой и, уже выходя на высокий сосновый берег, вдруг учуяла запах глухаря, прошедшего здесь совсем недавно. Остановившись, она вынюхала след, когда услышала, а потом и различила шевеление густых кустов голубики среди болотных кочек.
Волчица с места рванулась вперёд, в сторону кустов и высоко выпрыгивая, на лету крутя головой стараясь с высоты определить, что там, в кустах шевелиться. Она, в пять длинных прыжков достигла зарослей голубики, и длинным последним броском, выхватила изнутри, из паутины веток, угольно чёрного, крупного глухаря...
Был тот период в жизни этих птиц, когда они меняют маховые перья в крыльях и на какое - то время теряют способность летать. В такие дни, крупные птицы укрываются в непроходимых зарослях, в болотинах или в молодых ельниках, где и пережидают опасное время...
Волчица схватила глухаря сильными челюстями и сломала остевую кость крыла. Но она не убила птицу сразу, а зажав его в зубах, поднимая голову повыше чтобы удобнее было тащить глухаря, поволокла птицу к логову...
Волчата, услышав шуршание материнских шагов около норы, выскочили наружу, окружили волчицу, и когда она отпустила живого ещё глухаря, кинулись на придушенную обездвиженную птицу.
Образовалась небольшая свалка и самый сильный, проворный волчонок, улучив мгновение, вцепившись в длинную шею глухаря, переломил позвонки.
Потом, волчонок отпустил птицу и вздыбив короткую серо - чёрную шерстку на загривке зарычал оскалив белые гвоздики острых клыков. Этим рыком он предупреждал всех, что это его добыча...
Волчица наблюдала за этой сценой лёжа и отдыхая.
Потом, она поднялась, подошла к ощетинившемуся волчонку, лизнула его в ухо и схватив глухаря зубами за крыло, лапами упёрлась в птичью грудину и оторвала крыло, которым и завладел довольный волчонок.
Разорвав глухаря на куски волчица наделила этим каждого волчонка и когда самый сильный попытался отобрать часть добычи у самой маленькой сестры, мать - волчица тихо на него рыкнула, чем и восстановила справедливость в будущей стае...
Волчонок этот отличался необычно крупными размерами.
Он был уже величиной с годовалую собаку, но его непропорционально толстые лапы показывали, что он будет ещё долго расти и станет очень крупным волком.
И по цвету он отличался от своих собратьев. Чёрная шерсть на спине переходила на бока и только лапы были серого, палевого цвета.
... Он, с самого начала, дальше всех из волчат уходил от логова и уже однажды поймал птенца тетерева в овраге, за поворотом распадка.
Поймал ловко, точно прыгнув на затаившегося за кустиком птенца, а потом съел похрустывая птичьими косточками на крепких зубах.
Когда он вернулся к норе, то к его пасти прилипло лёгкое перышко...
... В конце августа, при теплой, устойчиво солнечной погоде, по ночам случались заморозки, особенно утром, на рассвете.
Любопытная в первый раз увидела белый иней, лежавший на луговинах ещё до восхода солнца.
А утром, растаяв, он засверкал мириадами драгоценных блесток, играющих под солнечными лучами всеми оттенками радуги. Казалось, что мелко источенные драгоценные камни посыпали на травку и эти камешки переливаясь, меняли цвет и интенсивность свечения под порывами лёгкого тёплого ветерка, пробегающего сверху, по всей широкой речной долине.
В болотине, среди радужных огоньков на зелёных кочках, кровенели крупные ягоды клюквы, на которые прилетали кормиться рябчики, тетерева и глухари из окрестных боров...
В это же время, Любопытная, впервые услышала в лесу, на рассвете, непонятные звуки, похожие на стон и на рёв одновременно.
Лосиха мать, заслышав этот рев - стон, встрепенулась, поводила ушами, прошла несколько метров навстречу странным звукам, но потом остановилась, подозвала Любопытную коротко мыкнув и стала облизывать ей шею, чего уже давно не делала ...
В один из погожих солнечных дней, когда Любопытная с матерью вышла на берег таёжного озера, на другой его стороне она увидела лося - быка с развесистыми и много-отростковыми рогами, похожих на большую, костяную лопату.
Он стоял на противоположном берегу, на отмели и вытянув вздувшуюся от напряжения шею, запрокинув на спину крупные, тяжелые рога издавал страшный и волнующий мать лосиху звук "У - о - х - х".
Потом он опускал голову, стоял, слушал и снова пройдя несколько метров по мелкой воде, останавливался и повторял свой клич - призыв: "У - о - х - х". Шерсть на его загривке торчала и на шее болталась волосяная серьга.
Войдя в воду по брюхо, он долго пил, потом вдруг, на больших прыжках, поднимая тучи серебристых брызг, выскочил из озера и побрел вперёд пошатываясь, мотая головой и не обращая внимания на окружающий мир, словно был занят какими - то трагическими размышлениями.
Всё это время, мать Любопытной, подобравшись всем телом, стояла неподвижно и смотрела на лося - быка через озерную ширь, не отрываясь....
Когда сумасшедший бык скрылся из виду, лосиха развернулась и не останавливаясь пошла в противоположную сторону переходя на быструю рысь, с каждым мгновением уходя и уводя Любознательную подальше от этого странного лося - самца...
... В осенней тайге начался гон, - время, когда быки ищут маток и бьются за них между собой, а победив, совокупляются с покорными подругами, закладывая свое семя в утробу лосих. А те, по заведенному природой порядку, вырастят внутри себя зародыши новых лосинных жизней и в необходимое время, родят на свет новое поколение лосиного стада, которое вырастая, придёт на смену тем, кто погиб от зубов и когтей хищников, от болезней и природных несчастий-случайностей!
Такова, полная опасностей жизнь всех зверей в дикой природе...
... Вместе с осенью в мир пришло избавление от кровососущих, и изобилие корма и чистой воды. Перед зимой звери отъедаются, готовятся к тяжелым испытаниям морозами, глубокими снегами и бескормицей...
И мать лосиха, и Любопытная, быстро поправились от такой привольной жизни. Шерсть на их округлившихся телах отросла подлиннее, лоснилась и переливалась яркими бликами на сильных мышцах спины, боков и ног...
Солнце с рассвета до заката, каталось по ярко синему небу и вода в озере стала прозрачной, а если смотреть сверху, с водораздельного хребта, то темно - синей, похожей на полоску закаленной стали.
Золотая дорожка пролегала на восходе и закате от берега до берега лесного озера, и играла яркими переливчатыми бликами, под прохладным ветерком. Горизонты в тайге, словно раздвинулись, воздух посвежел и от этого, рождал далекое и долгое эхо, разносившее лосиные песни на много километров вокруг...
...Другая пара знакомых нам лосей, с лосёнком Самом, к тому времени перешла, перекочевала на берега широкого водохранилища, в долину бурной речки с звучным названием Олха.
... Сам, за эти летние месяцы подрос, окреп и стал очень похож на свою мать лосиху. Он почти догнал ее ростом, но был ещё по-телячьи голенаст и через жёсткую, нарастающую шерсть, просматривались крупные мослаки нескладных ног.
Уши на его голове были непропорционально велики, и казалось, всё время были в движении. Он научился слышать и различать множество разных шумов, звуков и лепетов, которые наполняют природный мир тайги до краёв. Но главное, он научился различать страшные звуки от неопасных, а иногда даже приятных...
Например, приятно трепетали на ветру мириады молодых круглых листочков на зеленых осинках, кора которых была так аппетитно сочна, горьковата на вкус и питательна.
Или журчание прохладного ручья, в сумеречных низинах, бывало так нежно музыкально, обещая прохладу и утоление жажды в летние, казавшиеся бесконечными, жаркие дни.
Но бывали и звуки опасные...
Однажды на закате, уже в сентябре, Сам впервые услышал волчий концерт - не то вой, не то пение, множества тонких и грубо страшных голосов.
Начали концерт у логова знакомой нам волчицы, щенки волчата. Оголодавшие и затосковавшие от долгого отсутствия волков родителей, они, сидя подле логова, стали визгливо взлаивать на разные лады от грубоватого и ломающегося баска Черныша, до тонкого повизгивания и почти полудетского плача его маленькой сестры.
И вдруг, откуда - то со склонов долины, ответил низким басом отец волк, тащившей к логову кусок мяса, заднюю ногу задранного им сегодня косулёнка. На охоте, догнав косулёнка молниеносным броском, он перекусил горло клацнув клыками, как металлическими ножницами. А потом, разорвав жертву наелся сам и часть добычи поволок к логову...
Он начал отвечать волчатам низко почти басом, потом, выводил мелодию повыше и протянул сколько мог, вложив в неё и угрозу будущим жертвам и жалобу на трудную и опасную жизнь!
Матерый, закончив протяжным, басовитым "О - о - о - ..." и прислушался.
Тут же, из другого угла леса, откликнулась волчица, поймавшая зайца и тащившая его, ещё живого, к логову...
Она начала длинно и пронзительно, чуть гнусаво и вытягивала свою песню, поменяв жалобу и угрозу местами. В начале, она пожаловалась, но закончила угрозой.
Её жизнь, конечно была намного тяжелее жизни волка -самца. Ответственность за жизни потомства постоянно тревожила её, заставляла быть в напряжении и днём и ночью...
Волчата заслышав ответ родителей "запели" взлаивая и повизгивая разрозненным хором... "Ой - ё - ёй - причитали они. - Мы голодны и скучаем..."
Услышав волчьи голоса, мать лосиха встрепенувшись замерла, а задрожавший от испуга лосенок, придвинулся к ней поближе, словно ища у матери защиты и поддержки.
Послушав ещё некоторое время, "спевку", свирепых хищников, набиравшихся сил перед зимними разбоями и грабежами, лосиха решительно тронула с места широкой размашистой рысью и повела дрожащего от непонятного испуга Сама, в сторону предгорий дальнего хребта, уводя из этих опасных мест, своего, как ей казалось, беспомощного детеныша, который уже почти сравнялся с ней по росту...
Длинные ноги лосей, как мягко подвижные в сочленениях живые циркули, отмеряли под себя километр за километром и встревоженные звери остановились на кормежку только после нескольких километров лесного пути, уже на другой стороне речной долины, в угрюмом и влажно - болотистом распадке, с чащами молодого ельника в вершине, неподалеку от водораздельной гривы...
... Крупный медведь, темно - коричневого цвета, лежал в нескольких шагах от заброшенной дороги и дремал убаюкиваемый шумом леса, под несильным, ровно дующим с востока на запад, ветром.
Солнце, опускалось к горизонту и когда тень от высокой стены леса накрыла медведя, он заворочался, открыл глаза, приподнял голову с когтистых передних лап и осмотрелся.
Золотисто - серебряные лучи солнца, острыми пиками проникали сквозь листву и хвою смешанного крупно-ствольного леса, и рассеяли по траве, по кустам, и стволам деревьев, ярко-жёлтые зайчики света, словно накинули на увядающую зелень тайги камуфляжную сетку, под которой пряталась напряжённая жизнь...
Через тропу, которую на старой, заросшей травой дороге уже успел протоптать медведь, ползли один за другим и целыми группами, обеспокоенные муравьи, из рассыпанного почти до основания, этим бурым медведем, некогда высокого и большого муравейника.
Муравьишки, теперь, с утра до вечера были заняты восстановлением своего разрушенного жилища, спешили, закончить ремонт до первого снега.
Слева от медведя зашуршала трава, и из под низких еловых лап, показалось серая с белыми продольными полосами, мордочка барсука. Он долго стоял неподвижно, наполовину спрятавшись за еловыми ветками, нюхая воздух и, когда медведь зашевелился, поднимаясь из лёжки, барсук сердито фыркнул и с неожиданным проворством, мелькая среди деревьев, скатился в нору и там затаился, уже до темноты...
Белочка прыгая с ветки на ветку с грациозной гибкостью, минуя встречные ветки и сучки, поднялась на вершину ели и скусив одну из спелых еловых шишек, села на задние лапки, столбиком на ветке и зажав её лапками, прижав к грудке, принялась лущить, умело добывая вкусные семена одно за другим, так что плоские чешуйки посыпались вниз и одна подхваченная струйкой воздуха спланировала и упала на нос принюхивающемуся медведю.
Зверь фыркнул, не то чихнув не то кашлянув, а потом, встряхнувшись всем телом потянулся, после долгого неподвижного лежания. Ещё раз фыркнув, зверь пошёл неторопливо, переваливаясь с боку на бок, подгребая под себя лапы с торчащими веером длинными чёрными когтями...
Медведь пришёл сюда совсем недавно, отъедаясь на муравьях и их личинках, разоряя муравейники во всей округе и пробуя время от времени на спелость кедровые орехи, в кедрачах, протянувшихся широкой полосой по вершине водораздельного хребта...
Глубокая рана на левом плече от укуса соперника в одной из драк, ещё беспокоила его, но начала затягиваться тонкой пленкой новой кожи. Комары и мухи уже не так беспокоили его и он перестал расчёсывать рану после болезненных укусов...
После гона, который каждый год приходился на летние сильные жары, он отощал и сейчас блаженствовал и уже почти не вспоминал сумасшедший месяц, когда инстинкт непреодолимо гнал его на поиски самки...
... А тогда, в начале гона, он уже не в первый раз в своей жизни почувствовал беспокойство, жарким током крови распространявшееся по большому сильному телу. Он перестал есть, пил много воды и бродил днями и ночами по окрестностям отыскивая следы сородичей и главное, вынюхивая запах гонной матки.
На пятый день своих скитаний в тёмном урочище, на стрелке между двумя рукавами широкого ручья он учуял запах медвежьей свадьбы и со всех ног бросился на этот запах, сбиваясь со следа и после суетливых поисков, вновь выскакивая на него.
Уже после жаркого полудня он, воспалёнными от бессонницы и бескормицы глазами, заметил мелькание коричневых пятен среди сосен на склоне холма и опрометью бросился навстречу...
Матка была главным действующим лицом в этом напряжённом и страстном шествии по тайге, из одного её края в другой, ...
Она шла впереди, изредка останавливаясь и огрызаясь на своего преследователя, крупного, почти чёрного старого медведя, следовавшего за ней неотступно, вот уже несколько дней.
За чёрным медведем следовал молодой медведь, вошедший в гонный возраст и, видимо, в первый раз участвовавший в "свадебных" боях.
Он уже был нещадно помят и искусан Чёрным, более крупным и сильным медведем.
Однажды отстав, потерявшись почти на сутки, он вновь, совершенно случайно набежал на ту же медвежью пару и последовал за ними, держась теперь на почтительном расстоянии...
Когда появился Бурый, этот молодой медведишко, на правах "ветерана", не раздумывая, кинулся на пришельца в драку, в надежде напугать и отогнать ещё одного соперника...
Но Бурый был уже опытным, умелым бойцом...
Он встретил молодого лоб в лоб, вздыбился и молотя стоявшего ниже него, почти на голову, молодого зверя, ударил несколько раз лапами, с острыми торчавшими когтями, и разорвал кожу и мышцу на плече противника, а затем, не отпуская соперника, укусил его за шею, повредив воротную вену.
Рык и гулкие удары тяжёлых лап, сопение и треск веток под тяжёлыми телами привлекли внимание полубезумной, от осознания своей власти над кавалерами, медведицы. Она возвратилась назад и присев на задние лапы следила за ходом жестокого поединка...
Гулкое эхо медвежьей драки, нарушило тишину дремучей тайги и от этого свирепого шума, испуганно вздрагивая от пронзительно злобного рявканья обоих медведей, стадо косуль бросилось убегать, мелькая среди зелени, на прыжках, своими белыми подхвостьями - "зеркалами"
...Чёрный "ухажёр" тоже не вмешивался, но старался, пользуясь моментом, как можно ближе подобраться к капризной и раздражительной медведице, на что последняя отвечала свирепым, громовым рявканьем...
Драка, между тем, подходила к роковой развязке. Молодой медведь, весь залитый кровью из порванной вены, отбивался из последних сил и пытался убежать, но разъярившийся от вида и обилия крови Бурый рвал и мял своего соперника.
В этот момент на него нанесло раздражительно едкий запах гонной медведицы и он выпустив из своих когтей полуживого молодого медведя как - то боком, косясь налитым кровью глазом на Чёрного, попробовал приблизиться к вожделенной самке но, та, кокетливо качнув крупной, как мохнатый шар, головой чуть отпрыгнула, словно оробев перед победителем.
А когда тот приблизился на недозволенное расстояние, она рыкнула, ударила его неопасно, лапой с расслабленными когтями, развернулась и пустилась бежать вперёд продолжая свою брачную игру уже с новым кавалером.
Чёрный между тем, возбуждённый запахом крови, кинулся вдогонку медленно уходящему и хромающему от сильных укусов молодому медведю, набросился на него со свежими силами и, вымещая злобу длительного и безнадежного ожидания и страстного животного томления, стал рвать его когтями и зубами. Через какое-то время хрипевший, полузадушенный медведь упал и Чёрный стал волочить его по траве и кустам, обагряя обильной кровью поле выигранного сражения.
Молодой медведь, ещё на какое - то время придя в себя, пытался отбиваться, кусался и даже прокусил Чёрному лапу насквозь...
Но это уже была агония...
Через время он вновь потерял чувствительность и Чёрный, укусив умирающего соперника за голову, попал клыком в глаз и выколол его. Но к тому времени молодой медведь был уже мёртв и его шерсть, залитая липкой кровью, покрылась налипшей сосновой хвоей и лесным мусором.
Старый огромный медведь таскал свою жертву, как большую шерстистую куклу по траве и по кустам, рвал мёртвого, глухо рыкая и ударяя мощной когтистой лапой по безжизненному изувеченному телу...
Наконец, словно что то вспомнив, Чёрный бросил жертву и хромая на прокушенную, повреждённую лапу кинулся вдогонку за своим счастливым соперником и коварной "барышней"
Однако пара "коварных" любовников, уже успела далеко отбежать от места драматической схватки. Медведица бежала по прямой и Бурый, словно привязанный на верёвочке следовал за ней в нескольких метрах позади. Выскочив на берег небольшого таёжного озера, медведица, не раздумывая, вбежала в воду, охлаждая разгорячённое, распалённое страстным ожиданием тело, переплыла озеринку и последовала дальше...
Бурый не отставая держался всё ближе и ближе к своей избраннице...
Чёрный появился на берегу озера уже через полчаса.
Возбуждённые непонятными гонками, любопытные кедровки застрекотали над головой медведя, но тот, не обращая на них никакого внимания, стал торопливо вынюхивать запахи, ища продолжение следа медведицы. Он рысцой принялся бегать с одной стороны берега на другую. Не догадываясь обежать его по кругу и пересечь выходной след.
Солнце садилось на пики огромных елей стоящих на другой стороне озера а Чёрный выбившись из сил, раздраженный неудачей прилег на траву и стал вылизывать кровоточащую лапу, по временам нервно вскакивая, оглядываясь и снова опускаясь на траву...
А медведица и Бурый продолжали свой страстный бег. Теперь медведица начала бегать по кругу и Бурый приблизившись почти на метр, бежал рядом и чуть позади. Наконец возбуждение медведицы достигло вершины, и в какое - то мгновение она остановилась, как вкопанная и даже чуть попятилась навстречу оробевшему, от неожиданности, Бурому...
В наступающих сумерках звери были видны неясно. Бурый наконец обхватил передними сильными лапами туловище избранницы, встал на дыбы и накрыв медведицу своим большим сильным телом, чувствуя свою мгновенную власть над ней возбуждённо рыкнул, даже укусил её чуть за загривок и тут они слились воедино и вся страсть и сила жизни вошла из него в неё и излилась животворной влагой в её потаённое нутро.
От испытываемого напряжения, сопровождавшего чувство запредельного удовольствия, громадные звери дрожали и мгновенно взмокли от пота...
Через какое - то время акт первого, самого страстного и так долгожданного соития закончился, и рассоединившись, звери чуть разошлись по сторонам...
... Ещё несколько дней, Бурый следовал за своей избранницей неотлучно. Через какое-то время медведи повторили акт соития, и вновь повторилась и невольная дрожь, и волнение и жар страстного обладания.
Природа приготовила это, привлекая зверей, как сладость, как приманку, к акту размножения, для продолжения вечного течения жизни не прерывающуюся после смерти отдельных членов вида или рода...
Через неделю медвежьи объятия стали уже менее неистовы и волнующи. В самке начался длительный процесс зарождения новой и могучей жизни, продолжающий род медведей на земле...
Она стала менее игрива, а иногда даже раздражительна, что, конечно, не нравилось медведю...
Несколько недель медведица и Бурый были вместе. Суетливость и неуверенность пропали в Буром и он уже не так торопился за медведицей. Скорее она ходила за ним, чем он за ней.
Иногда, на закате, лежа вместе в укромном углу хвойных лесов, медведи, словно переговариваясь, чуть слышно ворчали и разомлевшая, и благодарная медведица лизала Бурого в нос, а он не убирал морду в сторону, но и не проявлял былого волнения.
Тогда же, на закате они соединялись в акте оплодотворения вновь. И этим, Бурый как бы подтверждал каждый раз своё право называться отцом будущего медвежонка или медвежат...
... Постепенно дни стали короче, и лето повернуло к осени. Кормились медведи совместно, но Бурый во время кормёжки всё дальше и дальше уходил от медведицы.
В один из пасмурных дней, вечером, Бурый попробовал приблизится к медведице, но та раздражительно рявкнула и не в шутку ударила его когтистой лапой по боку. Бурый не ожидавший такого приёма, обиженно рыкнул в ответ, но в драку не вступил.
Назавтра с утра, отойдя далеко от медведицы, не стал к ней возвращаться и побрёл в сторону большой реки, к тому месту, где каждый год, ещё до снега копал себе новую берлогу или находил хорошо сохранившуюся старую, выкопанную когда - то может быть им же самим...
Каждый год, под осень, он жил здесь, на северном склоне речной долины и ожидал созревания кедрового ореха - его главной пищи перед залеганием в берлогу...
...Лосиха и лосёнок Сам, после прихода в речную долину, несколько дней осваивали новое место, искали кормовые осинники и травянистые луговины, оставшиеся после бывших здесь некогда таёжных пожаров...
Как - то, уже почти на восходе солнца они спокойно шли по приречному лугу, возвращаясь с кормёжки, когда из сосняка появился большой бурый медведь и заметив их, бросился в погоню.
Но лоси бежали так быстро, а медведь так разъелся на муравейниках и молодых кедровых орешках, что ему было тяжело бежать с высокой скоростью долгое время и он, вскоре остановившись, только проводил лосей глазами до того момента, пока они скрылись из виду и повернувшись, побрёл дальше по своим делам...
А лосёнок Сам понял на будущее, что медведь не так быстр и опасен для него, как меньшие по размерам, но выносливые и быстрые волки. Однако, с тех пор он запомнил тревожно опасный медвежий запах, на всю жизнь...
Лето заканчивалось...
Звери, накопив сил и энергии готовились к зиме...
Лоси жили своей размеренной жизнью. Кормились до утра, но иногда, в пасмурные дни, задерживаясь на кормёжке дольше обычного. Но в ясные дни, звери уходили в места днёвок задолго до восхода солнца и ложились, где -нибудь в чаще, пережидая светлое время дня...
Лосиха и Любопытная, для днёвок облюбовали, небольшой островок, возвышающийся над широким зелёным приречным болотом и заросший кустарниками, с торчащими посередине, молодыми берёзками.
Над речной долиной, почти постоянно тянул слабый ветерок - по утрам сверху долины вниз, в сторону водохранилища, по вечерам наоборот - от большой воды в сторону водораздельного хребта.
По краям речной долины стояли пологие склоны холмов уходящие в сторону синеющего изломанной линией гребня, невысокого хребта. Тайга постепенно окрасилась в жёлтые, красные и зелёные тона.
На ближнем плане, на берегу болотины, отчётливо была заметна разница между золотыми нарядами берёз, оранжево - красных осин и зеленью хвойно-пушистых сосен.
Чуть дальше, в перспективе, цвета осени перемешивались и переходили в мягкие акварельные разводы, с преобладанием алого и желтого.
На ближнем островке, кусты ивняка были ярко жёлтыми, а листочки невысоких ягодников, окрасились красноватым. Вода в излучинах рек стала холодной тёмно - синей и поднимаемая ветерком мелкая рябь, добавляла отблески серебра в эти морщинки глубоких омутов, блестевшие сталью, на мягком и тёплом фоне безбрежной, расцвеченной наступающей осенью, тайги...
... По утрам, на лужах, среди высоких кочек, уже намерзал тонкий, ломкий прозрачный ледок, стаивающий к полудню.