Аннотация: Волки - это универсальные хищники, которые могут ненести непоправимый вред природе, если на них не охотится.
Фиалка в воздухе свой аромат лила,
А волк злодействовал в пасущемся народе;
Он кровожаден был, фиалочка - мила:
Всяк следует своей природе.
Александр Пушкин
...Наступили январские морозы. Снег с утра, "сеял" мелкой крупкой на покрытую сугробами землю, и холодное, мутно-красное солнце пробивалось сквозь серую морозную пелену только к полудню, чтобы через несколько часов незаметно исчезнуть, погрузиться в серую мглу.
Всё живое старалось сохранять частички живоносного тепла, как можно дольше не вставало из лёжек, выходя из укрытий, только для того чтобы напитаться и вновь залечь, где-нибудь в малозаметном убежище...
Волчья стая в это время, вынуждена была широко ходить по округе в поисках пищи, скарауливая свои жертвы на кормёжках и переходах на лёжки...
...Волчица открыла глаза от непонятного звука - только чуть позже она поняла, что её разбудило повизгивание молодых, голодных и усталых волков во сне.
Оглядев окрестности серо - жёлтыми, немигающими глазами, она нехотя поднялась, вытягивая по очереди далеко назад лапы и растягивая все мышцы, проверяя их готовность к работе.
Потом, покрутившись около кустика, прожгла мочой в снегу жёлтую дырочку и сильно, задними же лапами сгребла снег с поверхности, отбрасывая его далеко назад.
Матёрый тоже проснулся, приподнял голову, огляделся и поднявшись проделал тот же "утренний" ритуал, заменяющий волкам зарядку, мытье и чистку зубов. Проснувшиеся молодые волки поднимались неохотно, зевали во всю пасть и осматривались...
... Волчья стая пришла в новые для них места, потому что эти леса уже около года пустовали, после гибели последних членов волчьей стаи, издавна селившихся здесь. Оставшаяся часть той стаи была сослежена деревенскими охотниками, зафлажена и убита.
Последними оставшимися её членами были Черныш и Палевая, но о них в следующем рассказе...
Волчица вела стаю в Соколий Мох, с опаской - каждый волк, со дня своего рождения знал и не только из личного опыта, но из опыта своих предков, что захват чужих территорий всегда связан с братоубийственной войной...
Волчица остановилась на краю большого болота и вслед за ней остановились семь её спутников. Волчица долго принюхивалась, вглядываясь в серый окаём морозного горизонта, едва различимого в холодной дымке, укутывавшей необъятные заснеженные пространства, тайги.
Наконец, решившись, она медленно тронулась, перешла на походную рысь и вслед поспешили и Матёрый, и молодые волки, которые делали всё исходя из закона подражания, державший волчий род в постоянном движении, но движении по определённым правилам.
Всегда время начала похода и маршрут движения определял самый знающий, то есть волчица, а ответственность за ошибочные решения, всегда делили все члены стаи. Чаще всего, жертвами таких невольных ошибок "старших", становились именно молодые волки.
Может быть поэтому, молодых в стае всегда было много больше, чем тех, кто принимал решения - именно они были главными исполнителями и носителями волчьих законов.
.
... Перейдя без приключений, по утрамбованному зимним ветром снежному наддуву очередное болото, волки вошли в молодой сосняк, тоже занесённый жёстким вымороженным снегом, где стая и решила залечь на днёвку.
Войдя в середину густого сосняка волчица остановилась и покрутившись на одном месте, легла со вздохом облегчения и рядом стали устраиваться другие волки.
Матёрый, отличавшийся размерами и большой серой гривой свисающей с плеч, лёг на небольшое возвышение и пока молодые устраивались, подняв голову наблюдал за окрестностями. Задремал он последним и поэтому слышал далёкое стрекотанье сорок, где - то за пределами видимости, за сосняком, у подножия пологого холма, поднимавшегося над болотиной...
...Мать Сама, взрослая лосиха, после ухода быка - повелителя, чувствуя в себе нарастающую тяжесть новой жизни, держалась теперь на берегу Сокольего Моха, в пологих распадках, поднимающихся к водоразделу и заросших ельниками и молодым осинником...
Днём она отдыхала, делая свои лёжки в середине выгоревшего прошлой весной, просматриваемого и прослушиваемого насквозь, белоствольного березняка, на фоне которого, даже пробежавшая белка видна была метров за сто от лёжки. Ночами, лосиха ходила кормиться в осинники, с одной стороны ограниченные тёмными, почти непроходимыми густыми ельниками, а с другой - большой наледью, нараставшей каждую зиму в устье неширокой таёжной речки Амнунды.
Наледь занимала к концу зимы несколько квадратных километров и заливала подвижными льдами, всю широкую плоскую долину.
Наледь нарастала за каждый зимний день по несколько сантиметров вверх и несколько метров вширь.
После первых же сильных морозов прохватывающих речку до самого дна, вода выдавленная на поверхность, через какое-то время застывала новыми и новыми слоями, и постепенно, ледовое поле увеличивалось многократно...
В этот день лосиха поднялась из лёжки пораньше предчувствуя непогоду и пошла в осинники напрямую, по изученной уже дороге.
Пройдя мелкий распадок, заросший невысокими кустами голубики засыпанными белым снегом, лосиха поднялась по склону с южной солнечной стороны и войдя в осинник стала жевать ветки и вершинки деревьев, ломая их своим тяжёлым телом.
Она находила на деревце, промёрзшее до сердцевины и гнула его к земле. В определённый момент мёрзлая, утратившая гибкость древесина с хрустом раскалывалась - расщеплялась, деревце сламывалось и лосиха, уже спокойно, не поднимая голову высоко вверх, объедала молодые веточки и побеги, размеренно перемалывая сильными челюстями и крупными плоскими зубами кору и льдистую древесину, в сочную аппетитную и питательную массу...
Проведя в осинниках несколько часов, лосиха к рассвету с раздувшимся от съеденного брюхом, не торопясь перешла в березняк и легла там за толстой, упавшей от ветровала берёзой...
Ночь заканчивалась и на востоке появилась едва заметная сине - серая чёрточка рассвета...
Ледяной ветер тянул с севера и переметал белую поверхность наста длинными косицами снежной крупки, с шуршанием пробегавшей по промороженной низине.
Вокруг расстилалась лесистая, промёрзшая и продуваемая ветрами зимняя пустыня, с пятнами темнохвойных сосняков и просматриваемыми далеко вперёд осинниками...
...Волки поднялись из лёжек в начале ночи, голодные и злые.
Молодые принялись грызться между собой за место в пешем строю стаи и только, когда Матёрый кинулся на одного из них и ударив грудью, куснул за зад, грызня прекратилась и все заняли свои места. На сей раз он встал впереди и повёл стаю, а замыкающей шла волчица - так они делали всегда, когда спешили на охоту.
Матёрый был самым крупным и сильным волком в стае и от его проворства, слуха и чутья, во многом зависела удача волчьей охоты...
Стая шла по привычному уже маршруту, который повторялся один раз в пять - шесть дней.
Минуя большие болота и заброшенные, полузаросшие ольхой поля, волки шли опушками, по краю болотистых речных долин и делали это привычно упорно, как нечто знакомое, не требующее ни риска, ни обдумывания и выбора - природа сделала их рационалистами - никакой фантазии - только опробованная и затверженная веками привычка...
Все копытные ложатся на днёвку, где-нибудь на границе леса и поля - отсюда уходят кормиться, сюда приходят на днёвку - тут и надо было их искать...
Под утро уже, Матёрый, в предрассветной мгле вдруг заметил крупные следы и тут же учуял запах лося, прошедшего здесь совсем недавно...
На какое-то время стая остановилась и Матёрый, на махах сделав проверочный круг, галопом помчался по следу, хватая знакомый запах широко раздутыми ноздрями.
Волки рассыпавшись цепью, неслышно скакали чуть позади, иногда меняясь местами следуя вдоль строчки следов - лосиха не спешила и шла на лёжку зигзагами...
Она только - только первый раз задремала, удобно устроившись в неглубокой ямке засыпанной мягким снегом, когда неподалеку, берёзовая кора на стволе лопнула от мороза и раздался громкий хлопок - похожий на выстрел.
Лосиха подняла голову осмотрелась и вдруг, вдалеке, в редеющей рассветной мгле заметила мелькающие серые тени.
Мгновенно вскочив на ноги, она прыгнула с места и пробивая глубокий снег, стуча копытами по мёрзлой земле понеслась вперёд и в сторону наледи - ей казалось, что на твёрдой, бесснежной поверхности она может выиграть эту гонку.
Но волки только этого и ждали!
Словно слаженная, тренированная команда, они на скаку развернулись, отрезая для лосихи путь к темнеющему на горизонте ельнику.
Волки были голодны и потому легки, злы и проворны. И расстояние между лосихой и стаей с каждой минутой сокращалось.
Выскочив на край широкой наледи, парящей где - то посередине, не замёрзшей ещё водой, лосиха оглянулась и увидела, что волки уже близко.
Всхрапнув, тяжёлый, чёрно - мохнатый высоконогий зверь повернул и помчался на галопе пятиметровыми прыжками по заснеженному закрайку ледяного поля, в сторону густого леса, стоящего на пологом склоне приречного холма.
Вожак с его длинными сильными лапами бежал чуть быстрее, опережая остальных волков. Он вырвался вперёд и неумолимо настигал лосиху, часто - часто отталкиваясь на прыжках и выпуская воздух из лёгких с каждым напряжением всех мышц, со звуком напоминающим не - то короткое взлаивание, не - то короткий рык...
Наконец Матёрый настиг лосиху и в молниеносном броске, вцепился зубами за заднюю ногу и, упираясь всеми четырьмя лапами, стал притормаживать её бег. Лосиха, сделав неимоверное усилие, сбросила Матёрого на лёд и чуть повернув в сторону леса, пятная белый снег кровью из разодранной ноги и уже медленнее продолжала бег.
Однако тут же на неё налетела волчица и высоко выпрыгнув, вцепилась в морду, ухватив за шею ниже челюсти.
Мотнув головой, сильная лосиха сбросила и её, но скорость бега была окончательно утеряна и Матёрый, выпрыгнув во второй раз, вонзил зубы в незащищённый бок, а подоспевшие молодые навалились скопом, запрыгивали даже на спину лосихи и цепляясь когтями лап старались удержаться наверху, клацая мощными челюстями хватая за загривок.
Лосиха, под их тяжестью, теряя равновесие, ещё какое-то время отбивалась, то поскальзываясь и падая, то вновь поднимаясь на ноги...
Через несколько минут смертельной схватки, лосиха с выпученными от страха и ярости налитыми кровью глазами, взвилась на дыбы и вдруг, словно подкошенная рухнула на лёд - матёрый перекусил ей сухожилия на задней ноге, и словно какая пружина, лопнула внутри лосихи и она прекратила борьбу.
Волки, налетели на упавшую жертву всей стаей и с хриплым рычанием принялись её добивать.
Матёрый, в этой свалке, подобрался к горлу лосихи и мощной хваткой располосовал шею, прокусив толстую кожу снизу шеи - кровь хлынула горячим потоком на покрытый слоем изморози заснеженный лёд, и лосиха окончательно сдалась.
Глаза её помутнели, силы постепенно оставили большое тело и волчица, напрягшись, клацнула челюстями и привычно вспорола брюхо, из которого на лёд вывалились, ещё горячие, парящие внутренности.
Лосиха слабо задёргалась, голова её с застывшими глазами упала на снег и она умерла, прожив отведённый природой срок...
Волки отъедались за несколько голодных дней - они рвали, кромсали мёртвое тело острыми зубами, лакали тёплую ещё кровь и Матёрый, выдрав из брюха лосихи, нарождающийся, но так и не появившейся на свет комочек жизни, съел зародыш лосёнка, у которого уже можно было различить маленькую головку и длинные нескладные ножки...
Отяжелевший, с отвисшим от съеденного мяса брюхом, измазанный кровью, которую он то и дело слизывал с шерсти, Матёрый рыкнул победительно и волчья стая, последовала за ним на днёвку, в прибрежные заросли ивняка...
...В морозы, Сам "стоял" в небольшом осиннике, окружённом чистым сосновым бором, который был пуст всю зиму и только иногда, глухари, у которых в бору было токовище залетали сюда в солнечные дни и кормились сидя на величественных, могучих соснах, вершины которых видны были далеко вокруг.
Две недели, когда температура на рассвете подкатывала к минус сорока он и кормился тут, и ложился среди объеденных, обломанных вершинок осин на холодный снег, промороженный до твердости песчаного пляжа.
За это время, Сам истоптал всё в осиннике, но волки раза два проходя по сосняку, не далее чем в километре от места его "стойбища", не встречали следов и потому, не потревожили его.
Наконец морозы закончились и Сам перешёл в широкую болотистую долину реки Олхи и выходил кормиться по вечерам в широкую речную пойму, заросшую ивняком и кустами черёмухи...
Волки, каждый раз проходя по кругу обследовали долину этой реки и неожиданно натолкнувшись на следы Сама, несколько оживились и пока молодые топтались на месте, волчица галопом сделала проверочный круг, определила направление хода лося и вся стая, на рысях, тронулась за нею...
Сам привыкший к одиночеству придерживался одного и того же режима - уходя с кормёжки под утро, он, пройдя по твёрдому, заледеневшему болоту, перед заходом на лёжку, на островок, возвышающийся над плоской болотиной, делал полу петлю и ложился на бугре, с хорошим обзором местности.
По берегам болота стояли темно-зеленые сосняки, а дальше и чуть выше располагались старые колхозные покосы, с двумя сеновалами посередине пологого чистого склона.
Ещё дальше, за нечастым смешанным лесом, выросшем на месте бывших вырубок, совсем недавно, люди, из большого, дымно - серого города, раскорчевав лес начали строить маленькие домики, в которых жили только с весны до осени.
Там, на небольших участках земли прирезанных к домикам, они выращивали овощи, ягодные кусты и даже цветы.
Заезжали люди сюда на ежедневном автобусе, который следовал по грунтовой дороге до конечной остановки и высадив пассажиров разворачивался, забирал отъезжающих и гнал на железнодорожную станцию, находящуюся километрах в двадцати от садоводства.
Зимой, домики и огородики засыпало, заносило снегом, а из ближнего леса, в огороды часто наведывались белые, крупные зайцы - русаки, погрызть капустные кочерыжки и заночевать в безопасности, под поленницей сухих дров, на краю занесённого снегом участка...
Другие дикие звери естественно опасались человеческого поселения, а волки обходили его далеко стороной...
Солнце после обеда спряталось за тучи и подул сильный ветер, раскачивая одиночные сосны, поднимая снежную позёмку на открытых местах - снег, казалось живыми струйками перетекал с места на место заравнивая ямки и ложбинки и делая высокие сглаженные сверху наддувы, немного напоминающие застывшие волны...
...Пожилой человек жил в садоводстве уже второю неделю.
В городе было неуютно, темно и грязно и потому, пенсионер, воспользовавшись свободной от домашних работ неделей, переехал на дачу, в домик, который сам же выстроил незадолго до этого за два года, по бревнышку собирая сруб, устанавливая крышу, обживая шести сотковый огородишко.
Он давно уже был на пенсии и овдовев, стал тяготиться городской суетой и тяжёлым одиночеством среди множества людей, которые не только не знают друг друга, но и знать не хотят - обычный для города уровень человеческих отношений.
От этого одиночества в толпе, появляется ощущение безнадежности, грусти и горечи и поэтому, переехав в пустынное безлюдное садоводство, он, втянувшись в размеренно спокойную жизнь, привыкнув к тишине, начинал делать что -то по хозяйству, не сообразуясь со временем, а часто и не обращая на это внимания.
Часов человек не имел и потому, жил по солнцу - вставал после сна, когда высыпался и ложился, когда глаза начинали слипаться от повышенного потребления кислорода в чистом воздухе наступивших сумерек...
В тот день, после полудня, он потеплее оделся и взяв с собой лёгкий топорик, вышел за окраину садоводства, чтобы нарубить длинных осиновых слег для ограждения своего участка...
Войдя в осинник, проваливаясь в снег по колено, оглядевшись, выбрал несколько ровных стройных осинок, и размеренно тюкая топором стал рубить их, предварительно аккуратно, почти до земли обтоптав снег вокруг стволов.
От работы человек незаметно разогрелся и даже расстегнул ватник на верхние пуговицы...
Время клонилось к вечеру и из дальнего западного угла неба, двигались становясь всё плотнее и плотнее, тёмные тучи.
За широкой просекой, справа от осинника, начинались невысокие сосняки с прогалинами небольших верховых болотин, откуда и дул противный холодный ветер, по разбойничьи посвистывая в тонких ветках зарослей.
Вдруг, в дальнем углу соснового лесочка возникло какое - то движение и мелькая среди деревьев, появился чёрный силуэт лося, галопом скачущего в сторону человека, который не поверил своим глазам и даже встряхнул головой - "Не мерещится ли?".
...Сам, как обычно, после кормёжки на рассвете пришёл на островок среди болота, прилёг на снег и задремал. Облежавшись к полудню, он заснул надолго и проснулся внезапно, словно его кто подтолкнул.
Открыв глаза Сам увидел вдалеке, на краю снежной поляны бегущих цепочкой волков...
Вскочив, Сам бросился убегать сквозь колючие заросли боярышника и спустившись на болотину, свернул влево и немного проскакав по сосняку, начал по диагонали пересекать покосы...
...Волки уже дважды пересекали утренний лосиный след и сбившись поплотнее, сократив расстояние между идущими, прибавили рыси.
Вожак выдвинулся вперёд и на ходу, подняв голову, всматривался в заснеженный лес.
Издалека заметив в болоте невысокий островок, передний волк чуть свернул в его сторону, а уже приближаясь к месту лосиной лёжки, волки почуяли свежий запах зверя и перешли на галоп.
Огибая островок, Вожак прихватил парной ещё запах и вскоре наткнулся на следы скачущего в панике лося и сделав размашистый проверочный полукруг, Вожак определился с направлением и поскакал в сторону сосняка. Стая устремилась за ним...
...Лось на галопа разогрелся, из ноздрей его вырывались струйки беловатого горячего дыхания, и он ровно и мерно прыгал, отмеряя прыжок за прыжком расстояния по три - четыре метра.
В прыжке, задние его копыта выходили чуть за линию сдвоенных передних и в глубоком снегу отпечатывалась треугольная ямка и эти ямки, отмечали ровно загибающуюся чуть влево, линию его бега...
Растянувшись цепью, стая галопом неслась вдоль лосиного, "горячего" ещё следа, а впереди, как обычно на охоте, был Матёрый.
Казалось он не особо спешил, но расстояние между волками и Самом постепенно сокращалось.
Выскочив на край широкой покосной поляны, волки заметили на противоположной стороне леса, мелькающий вдалеке силуэт лося и прибавили ходу.
Сам тоже увидел гнавшихся за ним волков и потому, чуть повернув, по ложбинке полной рыхлого глубокого снега, поскакал напрямик, вперёд, надеясь только на свои длинные, сильные ноги...
Волки через какое - то время, поднявшись в ложбинку, попали в этот глубокий снег, сбавили скорость прыжков и стали уставать - даже Матёрый, высунув красный длинный язык, сквозь белые, оскаливающиеся при каждом прыжке зубы, ощущал возрастающую усталость. Тем не менее он бежал не останавливаясь, вскоре повернул чуть в гору и выскочил на гребень, с которого сильные ветра сдули снег в ложбинку.
Бежать стало намного легче и к тому же, в прогалы леса, метрах в трёхстах впереди, чуть справа и внизу, то и дело мелькал силуэт лося -расстояние между жертвой и хищниками неумолимо, хотя и медленно сокращалось!
И тут, раздувающиеся ноздри Сама уловили в морозном воздухе запах печного дыма и он услышал, где - то далеко впереди, тюканье топора по дереву и Сам, не раздумывая свернул в ту сторону, из последних сил наддав ходу...
Он тяжело дышал, холодный белый иней, от застывающего на морозе дыхания, покрыл его горбоносую морду и часть шеи; широкая грудь вздымалась и опадала на бегу и лось начал храпеть, с усилием втягивая воздух в лёгкие - каждый новый прыжок давался ему всё с большим трудом...
Уставший Вожак, а следом за ним и остальные волки бежали молча, но их дыхание, от усталости тоже сделалось хриплым и неровным, однако, расстояние между ними и лосем уже сократилось почти до ста шагов.
Их чуткий нос хватал такой манящий, сладковато тёплый запах разогретой бегом плоти и молодые волки, на бегу, начинали яростно взвизгивать...
Не добежав до застывшего в неподвижности человека ста метров, лось перешел с галопа на мерную рысь и по чистому месту приблизился к осиннику, посреди которого чернела человеческая фигура.
Подойдя к человеку шагов на двадцать, лось остановился и дрожа всем телом от усталости и возбуждения, тяжело поводя крутыми боками при дыхании, всё время оглядывался.
Глянув в ту сторону, человек неожиданно увидел волчью стаю во главе с крупным волком, Вожаком, вынырнувших из леса и при виде человека, внезапно остановившихся.
Волки, переминаясь с ноги на ногу стояли на месте и словно ждали, что будет делать человек...
А человек тоже испугался - у него в домике, на стенке, висела заряженная картечью двустволка, но до домика было метров сто пятьдесят, а волки были всего шагах в восьмидесяти.
Человек вдруг схватил срубленную осинку и замахав ею, вдруг во весь голос закричал неожиданно для самого себя:
"А вот я вас разбойников сейчас!"
Осиновый стволик в его руках напоминал увесистую дубинку и
лось, прядая ушами от страха и нетерпеливо перебирая ногами, тем не менее остался на месте, а волки услышав долетевший до них сердитый человеческий голос и увидев вертящуюся по кругу дубинку, прянули назад и один за другим исчезли в сосняке.
Лось, блестя крупными навыкате глазами и чуть похрапывая, сделал насколько шагов в сторону человеческого жилья виднеющегося за леском, но к человеку не приблизился и обойдя его по короткой дуге, пошёл шагом, тяжело дыша и оглядываясь на дальний лес.
Человек подождал, пока лось прошел через перелесок разделяющий просеку и домики, и тоже стал возвращаться к своей даче, оглядываясь и удивляясь такому неожиданно страшному и драматичному проявлению дикой природы, в такой непосредственной близости от человеческого жилья.
"Обычно человек, не только этого не видит, но и не хочет видеть,- рассуждал он про себя - чтобы самому спокойно спать и жить рядом с природой, чтобы не бояться свободы дикой природы, которая чревата выбором, ошибками, и конечно ответственностью. А за ошибки в природе всегда приходится платить смертью..."
Сам, выйдя на границу человеческого поселения, не переступая её, но достаточно близко к ней держась, прошёл до дальнего угла пустынного дачного посёлка, остановился, оглянулся на дальний лес, понюхал воздух и так же не торопясь ушёл в молодой ельник, из которого, кое-где торчали вершины высоких берёз.
Перейдя полузаросшую лесовозную дорогу Сам, почувствовал себя в безопасности и пройдя ещё какое-то расстояние по болотистым зарослям, лёг отдыхать.
Он ещё долго, уже лёжа осматривался и нюхал воздух, а потом, устало положив голову на снег, плотно свернувшись в полукруг, смежил веки - здесь, неподалеку от человеческого жилья, он был почти в безопасности...
...Ветреные сумерки спустились на заснеженную, промороженную землю.
После неудачной погони, волки, пройдя еще какое-то время вперёд, остановились на границе леса и покосов легли отдохнуть после безуспешной погони.
Но вожак - Матёрый, голодный и потому раздражительно злой, долго устраивался как обычно на возвышении, затем лёг и полежав какое - то время поднялся, выйдя на край поляны поднял голову и глядя на появившуюся, мелькающую в тучах полную луну, вдруг завыл басисто и зло, изливая этими страшными звуками своё разочарование и тоску, порождённую морозной, многоснежно - длинной, полуголодной зимой...
Волчица, внезапно потревоженная, при первых звуках голоса Матёрого тоже вскочила и через мгновение подхватила "песню" на самой пессимистичной ноте, но голосом более высоким и гнусавым.
Молодые волки, возбудившись, окружили старших и "запели", словно предупреждая и запугивая одновременно всё и всех вокруг.
"Мы здесь - говорили их объединенные общим настроением голода и безысходности, голоса. - Бойтесь нас и трепещите. Мы не оставим в живых никого, кто не сможет убежать, скрыться, спастись от нас!".
Их свирепыми, безжалостными голосами природа предупреждала всё живое вокруг - волки здесь и бойтесь замешкаться или подумать, что вы сильны и в безопасности - от острых волчьих клыков и сильных челюстей может спасти только скорость ног, сила лёгких, и острое зрение, слух, обоняние, которые все должны держать в полной готовности и тренированности!
...Волки долго ещё изливали свою жалобу небу, но постепенно успокоились и когда лёг Матёрый, обтоптавшись и, прикрыв пушистым хвостом мочку влажного носа, улеглись и остальные волки...
Задолго до рассвета, голодная стая поднялась из лёжки и ведомая волчицей вновь устремилась в поход - поиск.
Пройдя по высокому правому берегу реки Олхи, стая словно ожившая цепочка, плавно изгибаясь повернула вправо на речной извилине, а потом, поднявшись на крутой перешеек, перевалила в другой приток, и пошла по поднимающемуся полого гребню, обследуя вершины, приходящих слева распадков. Распадки были завалены глубоким снегом, который совсем не трогал ветер, не могущий пробиться сквозь чащу стволов и кустарников.
Подойдя к небольшой, почти круглой маряне, поднимавшейся от ручья к самому гребню по всей высоте склона, стая, в редеющей темноте разделилась и цепочка распалась.
Молодые волки во главе в Матёрым, свернули вниз и по границе леса, не выходя на маряну, сошли в неширокую, покрытую наледью долинку ручья, а волчица пошла по гребню, тоже по границе между лесом и луговиной...
Вскоре, сверху, в полутьме сумерек, она увидела силуэт крупного оленя с раскидистыми рогами, щиплющему засохшую травку, торчащую из мёрзлого склона. Ветер, на этом месте, уносил снег с поверхности в окраинные чащи и потому, Рогач - старый олень - изюбр, кормился тут почти каждую ночь...
Он совсем уже собрался уходить в непролазные заросли противоположного склона, где его не могли найти, а тем более догнать волки, чей вой он слышал сегодня издалека, в начале ночи, но немного замешкался и это решило его судьбу!
Он держался в этих местах с осени и казалось, что ему здесь ничто не угрожает - после случая с человеческой петлей, он стал осторожнее, держался днём в непролазных чащах, а ночами выходил кормиться на окрестные открытые маряны.
Вот и сегодня, для него всё было как всегда - кругом тихо и спокойно...
Внезапно, олень, заслышав шорох на гребне склона, поднял голову и увидел серое пятно, мелькающее в дальних кустах. Олень замер, убедился, что это волк и проследив как серая одиночная тень направляется в его сторону, полный сил и уверенности в себе, начал уходить с шага перейдя на ровную рысь, спускаясь вниз по склону по диагонали и пересекая маряну, направился к ручью, за которым на крутом каменистом склоне, заваленном валежником и снегом, никакие волки не могли его догнать, или даже просто приблизиться.
Он так был уверен в себе, что вместо того чтобы галопом рвануть в сторону ближайшего многоснежного леса и там искать спасения, мерной рысью стал спускаться в долинку....
Волчица, однако, не скрывалась и не кралась к Рогачу - она перешел в небыстрый галоп, держась всё время немного выше того места, по которому скакал, набравший скорость олень...
Услышав стук копыт Рогача по мёрзлой земле, Матёрый, уже снизу, из долинки, определив местоположение и направление бега изюбра, помчался на перехват, стараясь встретить Рогача ещё на берегу наледи, покрытой бесснежным, гладким крепким льдом.
Стая чуть приотстала, но поспешала изо всех сил...
Рогач понял грозящий ему, коварный волчий замысел слишком поздно - выскочив на лёд, оторвавшись от волчицы почти на сто метров, он вдруг увидел, что слева, вдоль наледи, уже в десяти шагах, скачет крупный гривастый волк и за его спиной мелькают ещё и ещё серые тени...
Уже несколько раз сильные ноги уносили Рогача от волков, спасали ему жизнь в смертельной скачке преследовании, но в этот раз всё было иначе...
Пытаясь уйти от догоняющего его Матёрого, он попробовал поменять направление - повернуть вправо, но копыта скользнули по льду, олень на мгновение потерял равновесие и его зад, чуть занесло по инерции...
Тут же, Гривастый сделал длинный прыжок и успел вцепиться мёртвой хваткой в заднюю ногу Рогача, чуть повыше копыта.
Олень ударил Матёрого другой ногой и тот, с воем покатился на лёд, но этой секундной задержки, хватило двум молодым волкам, чтобы вцепиться клыками за ноги оленя, а подоспевшая волчица, тоже в прыжке вонзила зубы в отяжелевшее после кормёжки брюхо жертвы и прокусив его толстую кожу, разорвала брюшину в том месте, где слой и плотность густого зимнего меха была меньше.
Рогач, ещё успел боднуть одного зазевавшегося, неловкого молодого волка и тот отлетел в сторону, проткнутый чуть ли не насквозь отполированными острыми отростками левого рога...
И тут, на Рогача, разогнавшись в два прыжка, кинулся полуоглушённый, озлившийся Матёрый.
Он вцепился клыками в морду оленя и повис на ней всей своей шестидесятикилограммовой тяжестью. Волчица, перехватившись, острыми как бритва клыками, располосовала толстую кожу, в подбрюшье, и в образовавшуюся рваную рану хлынула кровь и вывалились кишки.
Остальные волки, почуяв кровь, набросились на оленя, и он последним усилием поднявшись на ноги, тащил на себе сразу несколько волков, но сделав несколько неуверенных шагов, хрипя и шатаясь рухнул на окровавленный скользкий лёд.
Матёрый всадив клыки в шею под нижней челюстью Рогача, перекусил воротную вену и всё было кончено!
Олень при падении сломал один рог и потому, голова его упала одной стороной на холодный лёд, а вверх остался торчать метровой длинны второй, длинный и толстый рог с восемью отростками...
Так случилось, что самого сильного оленя в округе погубила переоценка своих сил - ведь он мог помчаться галопом с самого начала, и не вниз, а напрямую и тем самым избежать ловушки.
Но таковы, жестокие и беспощадные законы дикой природы!
Извечное соперничество хищников и их жертв, всегда заканчивается гибелью жертвы, хотя на этой охоте нередко гибнут и те, кому природа предназначила роль убийцы. Так было и в этот раз с молодым волком. Он не поостерегся и погиб от удара оленьего рога - от удара, который защищаясь нанесла жертва.
В стае теперь осталось шесть волков - два самца и четыре самки и оставшиеся в живых, даже не поглядели в сторону убитого волка, набросившись, со всей яростью двухсуточного голода, на убитого Рогача...
Почти до восхода солнца волки драли и кромсали старого оленя, дырявили его шкуру, выдирали из мёртвого, но ещё тёплого тела куски мяса, вырывали и оттаскивали в сторону внутренности, лакая и слизывая выливающуюся на лёд, кровь...
... Лишь насытившись и отяжелев от съеденного мяса, волки отошли недалеко от своей жертвы и легли на днёвку, в прибрежном ельнике...
Под утро вымороженный из воздуха, иней присыпал, прикрыл ледяную поверхность со следами кровавой ночной схватки, и издалека, на белом был виден торчащий вверх крупный олений рог и обрывки коричнево - шоколадного меха, разбросанного вокруг полу-объеденного оленьего костяка...
...Приближалась пора волчьих свадеб!
Волки становилась все злее, всё нетерпеливей.
В одну из тёмных и вьюжных февральских ночей, стая очень близко подошла в снежной круговерти к полузаброшенной деревне на берегу реки Олхи, где - то в её среднем течении.
Остановившись за ветром, волки топтались на месте чуя запах тепла и даже соблазнительный аромат овечьего зимнего хлева...
Дома на невысоком берегу стояли тёмными привидениями, то возникая среди снежных смерчей, то пропадая за этими, находящимися в "вечном" движении, вихрями.
Молодая, любопытная волчица, отделившись от стаи, поднялась, на береговой откос и осторожно, с остановками приблизилась к крайнему дому, стоящему чуть на отшибе и ближе к реке.
За пределами ограды, на невысоком обрыве стояла отдельно от остальных строений банька, к которой примыкала собачья конура, где спал, спасаясь от непогоды, чёрный, кудлатый пес Загря. Он дремал, как всегда свернувшись клубком в тесном собачьем домике, под вой и свист снежной вьюги, вспоминая свой вчерашний дневной поход в большую деревню Федосово, стоящую километрах в пяти, ниже по течению, на стрелке сливающихся Олхи и Олы...
Деревня большая, дворов в сто, если не больше и с множеством собак в ней. Одна из цепных собак - Вьюга, "потекла" и сорвавшись с цепи, бегая по улицам деревни взбудоражила всё собачье "мужское" население.
Кобели со всех концов деревни, гурьбой следовали за легкомысленной Вьюгой, изредка вступая в короткие драки, когда самые крупные и сильные кобели принимались рвать кобелей поменьше.
После такой трёпки, отчаянно воя и визжа от боли, "неудачники" хромая убегали в сторону.
Но вскоре, пережив позор поражения, продолжали следовать за свадьбой в отдалении, сладострастно принюхиваясь к возбуждающему терпкому запаху, распространяемому вокруг вертлявой сучкой.
Самые крупные кобели - их было два, бежали за Вьюгой с разных сторон и старались не смотреть друг на друга, но иногда, нечаянно сблизившись глухо ворчали, глядя в сторону и обнажали белые клыки.
Эти "силачи" собачьей компании, откладывали выяснение отношений на потом, удовлетворяясь ролями самых обнадёженных претендентов на благосклонность кокетки Вьюги...
Загря появился неожиданно.
Он был почти в полтора раза крупнее самого большого из кобелей и без разговоров пристроился сзади, на ближнее к Вьюге место.
Рыжий, старый кобель с полу разорванным, в одной из подобных "свадеб" ухом, решившись, даже очень неожиданно для самого себя рыкнул и кинулся в драку, но Загря перехватил его бросок, увернувшись вцепился в плечо, а потом вонзив клыки в бок и длинно располосовал кожу на сопернике.
Яростный рык Рыжего, в этой суматохе, смешавшись в общем рычании и лае сменился пронзительным визгом боли и страха.
Теперь Рыжий уже жалел, что так опрометчиво кинулся в драку, но было поздно.
Загря оседлав его сверху драл, кусая за голову и плечи. На боку побеждённого кобеля появилась широкой полосой текшая из раны густая кровь, капающая с намокшей шерсти большими каплями на заснеженную землю - на белом, красная кровь была особенно заметна!
Через время Рыжий всё-таки вырвавшись из под Загри и с жалобными воплями бросился убегать, а все остальные кобели - большие и маленькие - "чуть отдали назад" и победитель Загря, приблизившись к игривой Вьюге, бесцеремонно обнюхал её зад, на что она ответила робкими увёртками и взлаиванием, на которые Загря и внимания на обратил.
Он овладел ею как ненасытный и свирепый победитель собачьего "рыцарского" турнира, а она, не сопротивляясь сдалась...
Победитель сполна получил все, на что он рассчитывал - "свадьба" закончилась и превратилась в бракосочетание.
"Зрители" неохотно, но постепенно разбежались, оставив счастливых любовников наедине друг с другом...
Вот эти сладостные минуты триумфа внезапно вспомнил Загря лёжа у себя в конуре.
Вдруг ему показалось, что порыв воздуха принёс в его домик незнакомый, тревожно - опасный запах.
Загря, очнувшись от грёз выскочил из конуры и увидел в порывах белой метели неясный силуэт, мелькнувший в стороне реки и он, опрометчиво бросился в ту сторону, в надежде выяснить происхождение тени.
Большой кобель, уверенный в своих силах кобель, на прыжках спустился на заснеженный лёд реки и тут же, сбоку, на него налетел Матёрый, ударив грудью свалил собаку и вцепился ей в глотку!
Молодая волчица, спровоцировавшая Загрю, подскочив впилась ему в зад, в самое уязвимое кобелиное место и одной хваткой, словно ножом отрезала, вырвала кусок плоти.
Ошеломлённый пёс взвизгнул от ужаса и боли, а подоспевшая старая волчица, с хрустом перекусила ему заднюю ногу...
В тот же миг, Матёрый, перехватившись вырвал из бока Загри кусок брюшины вместе с перекушенными рёбрами...
Через минуту Загря был мертв и волки растерзали его на куски, оставив на снегу окровавленные остатки шкуры...
...А кругом, всё так же выла вьюга, кружились в неостановимом танце снежинки и сквозь беспорядочно летящий снег, на высоком речном берегу проглядывали изредка тёмные, молчаливые силуэты деревенских домов...
2006 год. Лондон. Владимир Кабаков
Остальные произведения Владимира Кабакова можно прочитать на сайте "Русский Альбион": http://www.russian-albion.com или в литературно-историческом журнале "Что есть Истина?": http://www.russian-albion.com Е-майл: russianalbion@narod.ru