Кабаков Владимир Дмитриевич : другие произведения.

Герои и жертвы. Пьеса для чтения

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Боевая Организация партии эсеров, через террор готовила Россию к революции! Жертв этой борьбы с обеих сторон было много, но главный результат был заключён в том, что Эта Революция свершилась в 1917 году!

  
  "Пьесы для чтения - это засушенный роман!"
  
  
  "Боева;я организация па;ртии социалистов-революционеров (эсеров) - террористическая (боевая) организация партии эсеров, действовавшая в России, в 1902-1911 годах.
  Входила в состав партии эсеров на правах автономной организации, насчитывала до 78 человек. В разное время её возглавляли Григорий Гершуни, Евно Азеф, Борис Савинков. Эта организация была наиболее результативной террористической группой начала XX века, совершившим большое количество террористических актов против представителей правоохранительных органов и высокопоставленных чиновников Российской империи, в том числе - убийства министров внутренних дел Сипягина Д.С. и Плеве В.К. и великого князя Сергея Александровича"
  
  
  
  Пролог.
  
   ...На сцену выходит актёр в чёрном и читает эпиграф из Лермонтова:
  
   - Настанет год, России чёрный год,
   Когда царей корона упадёт;
   Забудет чернь к ним прежнюю любовь
   И пищей многих будет смерть и кровь;
   Когда детей, когда невинных жён,
   Низвергнутый не защитит закон...
  
  
   ...Сцена в Нескучном дворце. Великий князь Сергей Александрович ходит по комнате...
   Сергей - Не понимаю! Говорят, что в Питере баррикады.
   О боже! За что?
   Я всегда говорил, что этот народ нужно больше сечь, а если понадобится, то и вешать, пока не водворится порядок...
   Входит Элла - Елизавета Феодоровна, жена князя...
   Элла - Добрый день, Серёжа!
   Сергей - Какой уж добрый! Вы слышали, что происходит в столице. Чернь бунтует, хотели пробиться ко дворцу Ники, но их разогнали войска. Говорят, какой - то молодой попик вёл народ к Зимнему дворцу... Я вне себя!..
   Элла - Успокойтесь Серёжа. Ведь в Москве, этого пока нет.
   Сергей - Вот именно пока. Но только потому, что действует закон. И пусть они, эти агитаторы, не надеются на мою мягкость. Я вызову войска и тогда... тогда... Вот вчера тоже, встретил солдата в расстёгнутом мундире и приказал высечь его, посадить на гауптвахту и держать его в карцере пока прощения не попросит.
   И я знаю, что я прав!.. Теперь ему будет неповадно и другие запомнят...
   Садятся за стол и горничная вносит чай. Пьют чай...
   Сергей - Как Маша с Дмитрием?.. Вы слышали, мой брат, их отец, просится у императора в Россию. Но Его Величество, вновь запретил ему и позволяет приезжать только на несколько дней, изредка и без этой, его новой жены...
   Элла - Бедный Павел! Я ему сочувствую, но понимаю, что после женитьбы на разведённой, он должен отказаться от всех прав члена царской фамилии и жить инкогнито. Но согласитесь, что закон непомерно жесток...
   Сергей недослушав - Я ему всегда говорил - если хочешь любить, то живи с этой Пистолькорс, как с любовницей, как жили короли Франции со своими фаворитками. Но зачем же жениться. Ведь Маша и Дмитрий - его дети. Их надо растить, воспитывать... Нельзя же так нюни распускать...
   Люблю! Люблю!.. Заладил как гимназист...
   Элла - Маша растёт очень экзальтированной девушкой. Эти неприятности с её отцом, отразились на её характере...
   Сергей - А мне она нравится. Такая красотка... Я только не люблю, когда они не слушаются и пытаются что-то делать по-своему...
   Пауза. Пьют чай.
   Сергей - Я хочу вас огорчить дорогая. Нам придётся покинуть этот дворец.
   Элла - Но Серёжа! Мы ведь только недавно в него переехали...
   Сергей - Я сейчас всё объясню...
   Нам вновь надо переехать в Кремль. Вчера московский полицмейстер доложил мне, что эсеры - террористы, которые год назад убили министра Плеве, пообещали убить и меня, если я предприму, что-нибудь решительное по отношению к намечающимся студенческим шествиям...
   А я, безусловно, разгоню любую демонстрацию, направленную против власти и порядка!
   Элла - А нельзя Сергей, как-то миром решить всё. Ведь это...
   Сергей, перебивает - Ты ничего не понимаешь в русских делах. Это ведь не Германия, а тем более не Англия. Русский народ надо крепко держать в узде, а если понадобится, то и наказывать... Жестоко наказывать!
   И чем жесточе тем лучше. Мой дед, царь Николай, в двадцать пятом году разогнал бунтарей, а пятерых из них повесил. Остальных же разослал по тюрьмам и на каторгу. Так после, почти шестьдесят лет все молчали, молились и работали на благо России...
   Ты ведь знаешь, что чернь понимает только язык наказаний!
   Элла - Но ведь Иисус говорил...
   Сергей, перебивает - Иисус Христос тут не причём. Он ведь сказал в своё время: "Кесарево - Кесарю, а Божье - Богу".
   Элла - Однако, Бог говорил о Любви...
   Сергей продолжает говорить, не слушая жену - О, как я понимаю императора! Ему трудно управлять без войск. А кругом все словно с ума посходили, требуют какой-то парламент и эту дурацкую конституцию...
   Будто Россией сможет управлять какой - то парламент. Я совершенно уверен, что монархия - единственная приемлемая форма власти для России и её народа. А тут ещё неудачи в войне с этими япошками. Эти макаки упорны, коварны и фанатичны. Хотят помешать нам захватить Корею и Манчжурию. Говорят, что император хотел бы со временем присоединить к России и Тибет. Нам туда легче пройти, чем англичанам через Гималаи. И потом, если бы не эти волнения в Санкт - Петербурге, то и война быть может уже закончилась победой...
   Элла - Сергей! Я хочу в начале февраля, провести благотворительный вечер в Большом театре и собранные деньги отдать в Красный Крест. Ты ведь знаешь - я патронесса этой организации. А Красный крест пустит эти собранные средства на закупку медикаментов для военных госпиталей...
   Сергей - Хорошо! Я распоряжусь... А кто будет выступать?
   Элла - Будет много известных актёров. Будет сам Шаляпин...
   Сергей - Я его знаю. Он любит петь там, где собираются высшие чины...(Смеётся)
   - Тщеславен, говорят, и деньги любит...Он ведь из мещан?..
   Элла - Ну зачем вы так. Он действительно знаменит сегодня на всю Россию... И я хочу взять с собой Машу и Дмитрия...
   Сергей - Хорошо, хорошо... Я не возражаю. И сам с вами поеду. Говорят у этого Шаляпина такая фигура! (Встаёт, собирается уходить) Ах, да! Ты не забыла, что мы переезжаем и завтра же. Собери всё сегодня...
   И до свиданья... У нас сегодня вечеринка в Английском клубе. Я буду поздно. (Уходит)
   Элла, встаёт из за стола, подходит к рампе и произносит со вздохом - Опять одна... Всегда одна...(Уходит)
   Занавес...
  
   Трактир. За перегородкой сидят Борис Савинков и Евно Азеф.
   Азеф - Давай Борис, выпьем на брудершафт. Мы имеем на это право, как мне кажется.
   Савинков - Я думаю Валентин, это просто необходимо сделать. Наша совместная работа, заставляет нас быть более чем близкими людьми. Может быть даже более близкими, чем братья...
   Пьют на брудершафт.
   Азеф - Я ведь учился в Германии, в Карлсруэ. Там бурши - студенты, после дуэли, обычно пили на брудершафт со своими противниками. Лица изрезанные, а скалятся и довольны, что смельчаки и крови не боятся!
   Их бы в Россию, да в Боевую Организацию. Вот где проверка для настоящего человека чести.
   Савинков - Я думаю, когда Ницше писал о "белокурой бестии", то он и представить себе не мог, что его идея может воплотиться в России...
   Давай Валентин, выпьем за это! (Чокаются и выпивают)
   Азеф - А теперь к делу. Ты говорил мне, что сбор данных по выездам закончен, и что можно приступать... Маршруты и очерёдность поездок определены?
   Савинков - Да, я хочу, чтобы ребята ещё недельки две посмотрели за Сергеем, а потом и дату назначим...
   Азеф - Ты знаешь, меня общепартийные дела зовут в Женеву. Так что мне надо уехать. Вы без меня управитесь?..
   Савинков - У нас уже всё готово и думаю, что справимся...
   Азеф - Ну и замечательно... А кто у вас первым номером пойдёт?
   Савинков - Думаю, что Поэт. Он очень просился, и я не могу ему в этот раз отказать. Он, пожалуй, лучше всех справляется с работой по наблюдению. Если бы я не знал его, то встретив с лотком уличного торговца, подумал бы, что он откуда-нибудь из деревни в Тамбовской губернии...
   Азеф - А мне он не нравится... Нет, нет... Не то слово - он мне непонятен. Зачем он вступил в Дело?
   Тихий, глаза в пол, а себе на уме... И уж очень он чувствителен - одним словом поэт. А боевиками могут быть только супермены - кремневые люди. Ты сам Борис понимаешь, как бывает трудно...
   Савинков - Нет, Валентин. Я его с детства знаю. Волевой человек и уже два раза арестовывался... (Наливает водки)
   - Он добрый. Я таких не встречал. О себе мало думает... Ну в смысле удобств, или там жестов уважения - ему это не нужно...
   Азеф, вполголоса - Вот это и странно...
   Савинков продолжает, не услышав реплики Азефа.
  - Но по убеждениям - борец.
   Он почти как старовер, точнее, как протопоп Аваакум. Если поверил во что-то, уже не собьёшь...
   Азеф - Тебе виднее Борис, но я бы его к основной работе не допустил. Так, конечно, в смысле наблюдателя, он подходит, и всё таки.
  Пауза. Азеф поднимает рюмку.
  - Ну, давай Веньямин, ещё по одной...
   Азеф, выпивает, чавкая жуёт кусок колбасы и продолжает - Я как себе представляю члена Боевой Организации? Это ведь как рыцарь без страха и упрёка - только дело, только боевая работа! Для боевика всё в жизни, кроме боевого дела - суета: и любовь, и женщины, и семья. Это всё значимо для других, а мы, как смертники. За нами опасность по пятам ходит. Поэтому, те, кто брошюрки возит и листовки печатает, для меня партийцы второго сорта...
   Савинков, смотрит в окно, а потом вскакивает...
  - Валентин. Мне кажется, за нами следят! (Достаёт пистолет. Проверяет патроны)
   Азеф, спокойно - Да вроде бы не должны. Я проверился, когда шёл сюда. Хвоста не было... (Поднимается, подходит к окну и выглядывает на улицу из-за занавески)
   Савинков - Да и я тоже проверился... (Глубоко вздыхает) Похоже, они кого-то с улицы ждут...Ага... Двинулись внутрь, за этим господинчиком...И похоже я его знаю...Это адвокат Меерсон...
   Садится, наливает водки - Надо будет предупредить местных партийцев.
   Азеф тоже садится - Так я продолжу... Но, давай прежде ещё по одной. Так редко мы видимся. Сидишь, сидишь в номере, как медведь в берлоге...
   Савинков - Это верно. Последнее время у меня от курева голова стала болеть и кашель... Спать плохо стал...
   Словно забыв, что перебивает монолог Азефа - Я ведь тоже последнее время много думаю, зачем и почему мы это делаем...
   Посмотришь на этих аристократических щёголей, великих князей и тошнить начинает. Какие они все лгуны и лицемеры. Руки бы на улице не подал. А ведь они власть. Могут приказать повесить и повесят...
   Особенно неприятен этот князь Сергей. Сущий развратник. А ведь сколько народу погубил. Хотя бы на Ходынском поле, когда он на коронации нынешнего царя, такую давку, "организовал".
   И ещё трупы все убрать не успели, а он уже кадрили отплясывал на званом ужине...
   И вот, иногда, уже под утро, после бессонной ночи думаю: "Ведь кто-то их , таких как этот Сергей, должен рано или поздно остановить, заставить покаяться и уйти. И сам себе на этот вопрос отвечаю: Если не мы, то кто?"
   И ещё я понял, что для работы в терроре нужны особые люди...
   С виду, конечно, они как все. Но в душе?! Они же берут на себя право решать - жить человеку или нет!
   Конечно, есть партия, есть ЦК. И всё-таки...
   Азеф - Вот и я говорю! Что бы они без нас делали? Рефераты бы читали в рабочих клубах. А их бы как тараканов, полиция переловила и передавила...
   А сегодня любой полицейский или гражданский чин крепко подумает, прежде чем жестокий приказ отдавать. Своей работой мы всех революционеров поддерживаем. Сейчас говорят, даже малограмотный тюремный надзиратель, и тот понимает, что от БО не уйти, если не так себя поведёт. Ведь на терроре всё держится. Если бы не БО, то давно бы всех по тюрьмам замучили...
   Савинков - И все-таки, трудно так жить. И товарищей жаль, кто на каторге, а кто и на виселицу пошёл... Иногда я сам себе говорю - надо мстить за погибших, и быть беспощадным. Вот провокатора Татарова убили. Говорят, до последнего врал, запирался. А ведь я его знал. С виду нормальный, положительный человек. В тюрьмах сидел...
   Азеф - А я знаю, что и на членов БО подмётные письма приходят. Говорят и на меня, что-то в ЦК прислали...
   Савинков - Я думаю, что это в Охранке, Рачковский, провокации разводит. Очень уж он усердствует. Тут надо быть внимательным. Они, сыщики, если захотят кого очернить, то могут кем-то и пожертвовать из своих осведомителей, чтобы дезинформацию прикрыть...
   Может быть, мы Рачковским займёмся, после Великого Князя...
   Азеф - Надо подумать...
   Савинков - Рачковский такой хитрый лис. Что может белое за чёрное выдать и не смутится...
   Азеф - Вот и я так же думаю. Эти письма - грязь и провокация...
   Ну давай Веньямин, ещё по рюмочке и будем расходиться. (Чокаются и выпивают)
   Савинков - Я выйду первым и гляну, а потом уже и ты Валентин... Ну прощай.
   О встрече, как обычно договоримся... (Обнимаются)
   Азеф - Прощай Валентин...
   Уходят. Вначале Савинков, потом Азеф...
   Занавес...
  
   Савинков и Каляев в трактире. Играет фисгармония. Голос поёт растягивая слова: "Уймитесь волнения страсти!.."
   Савинков, наливает себе водки - А ты Янек выпьешь?
   Каляев - Нет, Боря. Я лучше чайку с сахарком в прикуску, как извозчики пьют по вечерам, на постоялом дворе. Привык, да и от водки меня тошнит...
   Савинков - А я вот, всё больше пью. Думаю, надо бы кончать это, а как в город из своей "норы" вырвусь, так не могу сдержаться... тошно всё. Кругом людей-то нет. Рыла какие-то. Ведь когда человека близко не знаешь, то он и неинтересен...
   Каляев - Ну это ты зря, Боря. От нервов всё это. Ведь люди-то не виноваты, что их заставляют жить, как скотов...
   Тут, если по-христиански, то никто и не виноват. Тем и страшна жизнь. Большинство живут так, как давно устроилось: "Одни едут, а другие везут, и деньги во главе угла!.." Я об этом часто думаю...
   Но иногда понимаю, что ведь кто-то есть, кто этим всем заправляет. Бога в этом винить грех. Христос прежде ведь другому учил. Это всё люди извратили... Вроде и церквей сорок - сороков и попов больше чем учителей, а вот по-христиански люди не живут!
   Савинков, выпивает ещё рюмку - А я тебе скажу, Янек, что и не жили никогда...
   Каляев - Может быть, ты преувеличиваешь, Боря. Ведь в Древнем Риме христианские общины по братски жили. Я знаю это потому, что их гнали, а они не предавали друг друга, хотя наверное и такие были, но единицы. Кажется в катакомбных общинах они любили друг друга. Только на любви настоящую жизнь выстроить можно...
   Вот я и думаю... Как свергнем царя, так всё переменится. Не сразу конечно, но будут люди в уважении и понимании друг друга жить... Жаль, что нас к тому времени не будет. Очень хотелось бы, хоть немного на такую жизнь полюбоваться...
   Савинков - Эх, Янек! Ты мечтатель, поэт. Тебе жить легче...
   Каляев - Да нет же Боря... Не я один такой. Вон Созонов из Сибири пишет... Говорит, что если бы была возможность, то снова всё бы повторил. И убил бы Плеве, и на каторгу бы пошёл...
   Говорит, что такого братства, как у нас, нигде не встречал... А представь, что все люди вдруг так заживут?!
   Савинков - А со мной, что-то странное происходит. Только возьмусь Евангелия читать, так из рук выпадает. Так все эти призыва Христа, на нашу жизнь не похожи... (Выпивает ещё рюмку.)
   - А вот Апокалипсис, мне почему то нравится читать...
   Помнишь, как там: "И впереди три всадника... Первый конь бледный скачет, а на нём всадник с мерою в руках..." Вот мы и есть этот всадник. Всё надо самим, на всё надо решиться самому... Кого в Ад, а кого в Рай...
   Каляев - Меня это тоже волнует. Ведь Иисус то говорил - Не убий!.. А как вспомню этого убийцу и развратника, Великого Князя, так сразу и понимаю: Если не мы, то кто?
   И всё-таки страшно. Даже в такой гадине, как князь Сергей, ведь сердце то и облик - человеческие! А в Библии говорится, что человек создан по образу и подобию...
   Савинков - Тут я тебе ничем не могу помочь. Попробуй читать Апокалипсис. Мне кажется, что Апокалипсис был написан, чтобы напугать тех, кто первохристиан сжигал на кострах и бросал к диким зверям на съедение. И потом, я думаю, что Бог Ветхого Завета уже не один раз террор против человеков развращённых устраивал. Тот же Всемирный потоп, или Содом и Гоморра... Тут как бы против не убий, в самой Библии возражения есть прямые...
   Каляев - И всё - таки... Я во сне видел, что бросаю бомбу в карету, а там оказался не великий князь, а семья мещан. Проснулся от этого кошмара весь в поту. Не дай Бог! Грех был бы непереносимый для меня, если бы вместо этой Гадины другого человека убил... Потом понял, что это сон был и перекрестился...
   Савинков - Говорят, что дети безгрешные, сразу к престолу попадают. А меня то, меня то уж точно черти ждут и сковородку уже раскалили. (Грустно смеётся) Ну, ничего, поживём ещё...
   Ведь если вдуматься, то и наше одиночество, и опасности каторги и смерти - призвание судьбы... Не может долго российская жизнь в такой скверне проходить!
   Входит половой - Ещё чего изволите, барин?..
   Савинков - ступай, ступай. У нас всё есть... (Половой уходит) Ты посмотри на него, Янек! Сама угодливость. А попадись я ему в тёмном углу, да имей он право, он бы меня никак не пощадил. И вот для таких мы свободу отвоевываем, террором занимаемся, для них и живём, и таимся как звери...
   Каляев - Ну зачем ты так. Ведь он не виноват, что его мальчишкой из деревни в город отдали и поселили у родственника, который на кухне в этом же трактире работал. И сам он наверняка начинал с посудомоя. Вот теперь карьеру сделал, в чистом ходит...
   Но ведь ты видишь его только с этой стороны. Ты ведь для него барин - а значит враг потаённый! То, что он о тебе думает, он ведь тебе не скажет. А думает-то, наверное, не очень хорошо. А всё равно, если узнает, что мы бомбисты, то сразу в полицию доложит. Привычка - с...
   Савинков - Да, да... Я людей совсем не знаю. Что там, в массах делается, о чём крестьяне русские думают - для меня загадка. Да и как мне это знать. Тут от одиночества, да от скрытной жизни волком выть хочется...
   А эсдеки призывают идти на фабрики и заводы, народ пропагандировать. У них и газетка есть - "Искра" называется. Хотя для меня это всё сладкая водичка, для мечтателей. Только террором можно чего-нибудь от властей добиться. А эсдеки, нашими жертвами питаются...
   Каляев - Придёт время, может быть жизнь заставит и нашу партию снова в народ пойти. Только это уже будет другой народ...
   Я когда на постоялом дворе жил, много мужицких разговоров о земле и воле слышал. И радовался, что после каждого теракта, разговоры эти смелее становятся. И я думаю, что не зря товарищи наши погибают. Что люди постепенно освобождаются от гипноза монархии!
   Простые люди после убийства каждой значительной чиновной особы начинают понимать, что и эти царские прислужники, которые в золоте ходят и на золоте едят, тоже могут ответить за неправду и нашу серую российскую жизнь.
   Савинков - А я Янек, не смог бы, вот как ты на постоялом дворе прожить. Я чувствую, как люди с каждым годом становятся мне всё более неприятны...
  Одному конечно тоскливо бывает, но зато никому не надо натянуто улыбаться, ни с кем из вежливости глупо болтать не надо...
   Я всё чаще Пушкина вспоминаю: "Кто жил и мыслил, тот не может, в душе не презирать людей..."
   Каляев - Ну что ты Боря. Ведь так и с ума сойти можно. Я вот как вспомню, что после нас революция будет и народ землю и власть получит, так на душе сразу светлеет, понятнее становится, почему мы таким злым делом занимаемся... Мне кажется, тебе бы надо и пить? и курить бросить, а то...
   Савинков - Янек, Янек! Я ведь и сам об этом думаю. Но как только из своего одинокого угла вылезу, так начинает меня отвращение от жизни мучить. Вот, чтобы отогнать его, я и начинаю водочку пить. А как становишься пьян, так вроде и мир вокруг мягчеет. Жить легче становится. Водка - ведь это лекарство от жизни (Грустно смеётся)...
   - Вот как революцию сделаем, тогда в деревню уеду, сад разведу и буду по русским лесам и полям бродить. А за границей и того хуже. Всё чужое - все чужие...
   С товарищами встретишься и как тут не выпить, Россию вспомнить. А как выпьешь, так и разговоры начинаются наши, русские, о смысле жизни (Смотрит на часы)
   - А ведь нам Янек пора уходить. Мне сегодня ещё в динамитную мастерскую надо заглянуть. А перед тем по городу побегать, проверить, нет ли хвоста... А потом ещё с Валентином встречаемся.
   Каляев - Ты Боря осторожнее с ним. Он мне не нравится. Какой-то он сильно равнодушный и уверенный в себе. В террор будто на работу в канцелярию ходит.
   А глаза? Глаза у него злые, как у кота, которого внезапно с тёплой печи скинули...
   Савинков - Ну и зря Янек - он отличный работник. В отличии от нас о Боге совсем не думает. Всё больше об электричестве. Он и служит в электрической компании. Вполне современный человек...
   Ну прощай друг! - Мы теперь с тобой, только перед самым... делом встретимся. Я тебе "товар" передам днём, в самый канун... (Обнимает Каляева)
   - Ты глянь в окно, как я выйду, нет ли шпиков, а потом и сам уходи... Прощай... (Быстро уходит)
   Каляев смотрит в окно и потом тоже уходит...
  
   Занавес.
  
   Рачковский, шеф царской Охранки, на конспиративной квартире. Ходит, курит папиросу. Разговаривает сам с собой...
   - Азеф сегодня, конечно будет крутить и вертеться. Ведь как-то он должен объяснить, что получая такие немалые деньги, какие я сам получаю, он не предупредил нас об убийстве Плеве. Он хотя и был за границей в это время, но... С ним надо держать ухо востро... (Стук в двери.)
   Азеф, входит - Могу я видеть господина...
   Рачковский - Вы Евгений Филиппович, можете не беспокоится. Мы одни...
   Азеф - Вы Пётр Иванович, думаете, что я излишне беспокоюсь...
   Рачковский - Ну конечно, дорогой. Я ведь сам эту квартиру выбирал для встреч с вами.
   Азеф, перебивает - А вы знаете Пётр Иванович, что член петербургского комитета партии эсеров, господин Ростовцев - адвокат, получил анонимное письмо, в котором, информированный источник сообщает ему, что в партии есть два крупных шпиона - провокатора. Один - некто Татаров. Вы его тоже знали - земля ему пухом. А второй - инженер Азиев, то есть я...
   Рачковский, всплёскивает руками - Не может быть, Евгений Филипович! Я прикажу расследовать. Я доложу министру. Это какое то недоразумение!
   Азеф - Это для вас недоразумение... А для меня это смерть! Вы знаете, что делает БО с предателями? Что сделали с Татаровым. Вы хотите, чтобы человека, который по вашему мнению получает так много денег, зарезали как свинью в тёмном углу, тёмной ночью?
   Рачковский - Ну, Евгений Филиппович! Я постараюсь сделать всё, чтобы исправить ситуацию. Это пятно на всю нашу службу..!
   И всё - таки... Как вы вышли из положения?..
   Азеф - Ростовцев, слава Богу, мне первому показал это письмо, как члену ЦК партии...
   Ну, я его огорошил, что Татарова я знал, а что инженер Азиев - это, наверное я!
   Наливает себе чаю и медленно делает несколько глотков...
   Рачковский - Ну не томите. Что дальше то было?..
   Азеф - Я встречался с товарищами и рассказал им содержание письма. Товарищи решили, что это ваша провокация, чтобы меня устранить с поста главы Боевой Организации! Вы, то есть Третье отделение, решили пожертвовать Татаровым! Конечно я был оправдан в их глазах, и всё же.
   Рачковский - Да что вы говорите? Бог с вами! Я ни сном, ни духом! Я поражён этой новостью не меньше вашего...
   Азеф - Уверяю вас, что меньше... Представьте, чего мне это стоило. Хорошо ещё, что после убийства этого антисемита Плеве, у меня репутация в партии как никогда твёрдая!
   Рачковский - Кстати, Евгений Филиппович, нам надо поговорить об этом покушении. Как так получилось, что БО убила Плеве? Новый министр рвёт и мечет. Хочет вас арестовать и допросить!
   Азеф - Ну вот, я и здесь виноват! Но я же вам объяснял, что я руковожу только центральным ядром БО. На местах есть летучие группы, которые действуют самостоятельно...
   Одна из этих групп и осуществила теракт и министр был убит...
   И потом, я вас предупреждал тогда, что эти еврейские погромы на Юге, в которых и министр был замешан, я не одобряю категорически! Они, эти погромы, вызывают ответные удары. И тут я ничего не могу поделать, а может быть и не хочу... Не забывайте, что я тоже еврей!..
   Рачковский - И всё - таки...
   Азеф, не слушая Рачковского - Вы объясните там, наверху, что я, благодаря предателю в рядах высоких полицейских чинов, сегодня на подозрении. Я не могу расспрашивать товарищей, без того чтобы не вызвать недоверия, кто и как готовит или готовил тот или иной теракт. Я даже вас вряд ли смогу теперь защитить, если кто в обход меня задумает расправиться с вами! Вы уж извините...
   Рачковский, побледнев - Ну обо мне вы можете не беспокоиться. У меня сейчас охрана есть... Но вам, я бы настоятельно советовал уехать заграницу, пока я буду выяснять здесь по поводу утечки информации...
   Азеф - Да, пожалуй. Мне надо отдохнуть, я устал от этого постоянного напряжения. Вначале это была опасность быть раскрытым и убитым в партии - сейчас эта опасность уже напрямик от полиции исходит.
   Мне надо скрыться и немного расслабиться, а потом, я вновь смогу быть полезен русскому правительству и вам лично Пётр Иванович...
   Но если, что-нибудь случится, ну, например, какие-нибудь преследования евреев от полиции...
   Тогда я боюсь, что не смогу вам помочь...
   Вы же знаете, что в БО много евреев. Вы меня понимаете Петр Иванович?!
   Рачковский - Ах, Евгений Филиппович. Я вас очень хорошо понимаю. И поэтому предлагаю вам уехать на время... А мы проведём внутренне расследование. Эти оборотни в погонах от нас не уйдут! А вы - уезжайте...
   Азеф - Тут ещё щекотливый вопрос... Вы знаете Пётр Иванович, я тут поиздержался и потом, чтобы жить за границей...
   Рачковский - Я понимаю, о чём вы беспокоитесь, Евгений Филиппович... Вот вам деньги на поездку, а остальные, как обычно, вышлем вам на до востребования. Но я вас прошу - министр требует активных действий и потому...
   Азеф, допивает чай, берёт деньги со стола, пересчитывает их, кладёт в карман...
  - Я работаю, вы же знаете... Но вам и министру, хочу напомнить, что если бы меня не было, то всем в правительстве было бы много хуже. Я надеюсь, что это понимают и на самом верху - без меня, процент попаданий был бы неизмеримо выше... И я знаю, о чём говорю!
   Рачковский - Не обижайтесь, Евгений Филиппович. Я всё объясню министру. Ну, а о моём расположении к вам вы знаете, мы же с вами друзья...
   Азеф, встаёт - Премного благодарен, Пётр Иванович. Прощайте...
   Меня моя дорогуша ждёт в пролётке на соседней улице, так что не провожайте. Ещё раз прощайте, увидимся как обычно. Я вас извещу, когда приеду сюда после заграницы...
   Азеф уходит.
   Рачковский, долго глядит в окно - Ох и бестия же, этот Азеф... У него получается, что я и виноват во всём...Однако редкий характер!
   Одевается и уходит.
   Занавес.
  
   Дворец в кремле. Шпили кремлёвской стены. Гостиная во дворце, в которой Великий Князь Сергей, ходит из угла в угол...
   Входит Элла - Здравствуйте Серёжа. Вы опять не в духе...
   Сергей - Ещё бы. Мне министр внутренних дел прислал секретную депешу, в которой говорит, что на меня вновь ожидаются покушения и просит быть осторожным... Он получил эту информацию по каким-то своим источникам...
   Элла - Ну, может быть тут обычная полицейская предосторожность.
   Сергей, почти в истерике - Даже если это так, то всё равно это отвратительно. Я выжег бы этот либерализм калёным железом, если бы не эти мягкотелые министры... России нужен диктатор! Только так мы можем предотвратить развал страны...
   Элла - Но, насколько я знаю, именно Девятое января стало началом волнений и здесь в Москве, и главное там, в Петербурге, А ведь там войска стреляли в народ!
   Сергей - Самое отвратительное, что мы - члены царской семьи вынуждены скрываться от "привидений", членов какой-то тайной организации, которая называет себя БО.
  Стыд и позор! У нас сила государственного оружия, полиции, православной веры, наконец, сила народа! А тут кучка голодранцев навязывает нам унизительные условия жизни.
   Элла - Но ведь Сергей, эти террористы не с неба упали. Я слышала, что среди них много дворян, кто-то из них наверное и в Бога верует.
   Сергей - Они ни во что не верят. Их Бог, если он есть - это Бог сектантов, Бог окраинной, подлой жизни. А наш Бог - это герой человечества, на которого православная Россия уже почти тысячелетие молится.
   Элла - Но для меня Бог - Это бог, страдающий и сильный своей слабостью.
   Сергей, не дослушав её, перебивает - Нет! Русский Бог не такой. Именно поэтому Россия сегодня протянулась от Атлантики до Тихого океана. Это Бог воинов и сильных духом людей, которые пойдут на смерть за свою православную Родину...
   Элла - Но ведь их, противников режима можно успокоить. Почему бы не дать конституцию, наконец?
   Сергей - Об этом не может быть и речи. Россия сильна монархией, самодержавием, а Император - помазанник Божий... И вообще... извини. Мне надо ехать в театр.
   Элла - Я бы тоже...
   Сергей - Нет, нет! После спектакля будет мальчишник и я задержусь. Сегодня день именин балетного артиста Селиверстова. Ты бы посмотрела, какая у него фигура... Извини, тебе это должно быть не интересно...(Уходит)
   Элла, разговаривает сама с собой - Вот так всегда. То вечеринки, то мальчишники, то какие-то подозрительные, напомаженные юноши. А на улицах темно и холодно и воет снежный ветер...
   Начинает декламировать: "Там на Севере, где дни облачны и мрачны, живёт племя людей, которым умирать не больно!" (Вздыхает) Откуда это. Тацит?.. Геродот?.. Я здесь всё позабыла чему меня учили! (Крестится на икону в углу) - Боже! Прости меня за грех уныния, но так трудно жить в этой стране... (Поворачивается и уходит)
   Занавес...
  
   Вновь Трактир. Савинков и Каляев в отдельном кабинете.
   Савинков - Здравствуй Янек. Я не только "Товар" тебе принёс, вон в саквояже, но спешил сюда, чтобы сообщить печальную новость! Покотилов в Питере взорвался, когда приготавливал бомбы для покушения на Трепова...
   Каляев, крестится - Вот и ещё один прекрасный товарищ погиб... Мир праху его!
   Входит половой.
   Савинков - Водки и закусить!
   (Половой уходит и через минуту приносит бутылку, гранённые рюмки и закуски...)
   Оставшись одни.
   Каляев - Ну расскажи Боря, как это случилось?
   Савинков - Он, Покотилов, собирал бомбы и видимо неловко споткнулся... И бомба в руках у него разорвалась. Об этом в газете было написано. Я случайно увидел...
  Давай лучше выпьем, помянем раба Божия Николая... (Выпивают)
   Каляев - Ещё один из нас ушёл!.. Как это тяжело... И после этого ты спрашиваешь, готов ли я, понимаю ли на что я иду? Конечно, я понимаю, что убийство - это убийство. Но я недавно открыл Библию и вдруг в глаза бросилось: "Кто захочет душу свою спасти, погубит её, а если погубит душу свою Меня ради, тот спасёт её..."
   Я всё последнее время о душе думаю и прихожу к выводу, что стоит, погубить её убийством одного из тех, кто приказывает сечь и вешать непокорных крестьян по всей России! Стоит погубить её за то, что они сотворили с беззащитным народом, который Девятого января шёл к Зимнему с иконами, портретами царя, пели псалмы и гимны!
   Подумать только сколько невинных жертв: детей, женщин, стариков убиты!
  Против этих коронованных злодеев сегодня сражаются лучшие люди России и потому, я готов умереть в любую минуту, лишь бы не соглашаться на роль Иуды, которые забывают обо всём из-за презренных сребреников жалованья...
   Савинков - Я, Янек тоже много думал о терроре и понял, что убивать можно и нужно тогда, когда это как партизанская война в родной стране, которую оккупировали деспоты - захватчики и для меня, эта придворная камарилья, в полной мере заслуживает смерти!
   И потом я вспомнил Льва Толстого, который писал, что когда они: короли, цари, ханы, убивают друг друга во время дворцовых переворотов, то об этом всегда молчат или говорят, что хорошие цари убивают плохих.
  Вспомни убийство полусумасшедшего Павла в Михайловском дворце. Пьяные гвардейцы задушили его словно курицу, его же шарфом и после, никого не расстреляли и не повесили. Кто убивал, после этого сделал карьеру при дворе! Но когда народовольцы убили Александра, какой вопль поднялся в династических кругах и как злобствовали царские прислужники!
   Но ты подумай, сколько убийств во время усмирения крестьянских бунтов, сколько правительственных казней, сколько заморенных одиночеством и болезнями в казематах тюрем, крепостей и на каторге?!
   Наверное, поэтому писал великий Пушкин: "...Тебя, твой трон я ненавижу, твою погибель, смерть детей, с жестокой радостию вижу..."
   Мы конечно не радуемся: убийство - это убийство, но кто-то должен делать грязную работу, разгребая последствия многолетнего российского рабства и преступания заветов Христа, осеняемых официальной церковью...
   Всё и все забудутся, наши имена в первую голову, но свобода останется! Если хочешь, то это будет свобода во Христе, возвращение к подлинному христианству!
   Каляев восторженно - Боря! Если б ты знал, как я уважаю тебя в такие минуты! Ведь ты... ведь мы вместе об этом размышляем, но ты можешь объяснить и причины и следствия.
  А я барахтаюсь в своих переживаниях и не могу найти нужных слов, чтобы высказать...
   Савинков - Мы, россияне, долго ждали свободы от царей, пока не поняли, что цари и делают нас несвободными...
   А теперь уже будет кровь! Море крови! Свирепость на свирепость, жестокость на жестокость! Без этого свободе не бывать!
   ...Вот ты поэт и вспомни, что говорили русские поэты. Бальмонт писал о нынешнем царе: "Кто начал царствовать Ходынкой, тот сам взойдёт на эшафот..." А Леонид Андреев совсем недавно, в Финляндии с трибуны митинга провозглашал: "Виселицу, Николаю!"
   А теперь подумай! Если бы не было наших терактов, не было сотен повешенных и расстрелянных товарищей, ещё со времен "Народной воли", разве бы могли русские писатели даже подумать об этом, не то что вслух произнести.
   Пока мы убиваем прислужников и родственников главного тирана, Но придёт время расплаты и от наших рук погибнет сам монарх, чьим именем и званием, покрываются сегодня все злодейства несвободы русского народа!
   Каляев - Да! Но жаль, что нас тогда уже не будет в живых...
   А, впрочем, и правильно - для меня любой террор - прежде всего жертва. Больше того - это религиозная жертва, самопожертвование!
   Теперь я спокоен. Ты сам знаешь, как важно верить, когда на такое решаешься!
  А тебе, Борис, я благодарен вдвойне. Потому что, пока рядом такие люди, как ты, - стоит жить, и не страшно умереть.
   Савинков, смеётся - Ну, тут Янек уже твоя поэтическая натура проступает. Но я ведь тебя тоже очень уважаю и ценю. Ведь и для меня наши встречи, как глоток свежего воздуха в подземелье одиночества! (Смотрит на часы...) Извини, время... (Встаёт)
   - Прощай брат! (Обнимает Каляева) - Мне ещё надо второму метальщику - Куликовскому, его "товар" вручить... (Быстро уходит)
   Каляев, вслед - Прощай брат! Я буду о твоих словах помнить и много думать!
   Берёт саквояж, достаёт из него узелок с бомбой, осматривает и кладёт назад.
  - Такой малостью можно Великого князя сразить?! Воистину, неисповедимы пути господни...(Уходит)
   Занавес...
  
   Ночь после неудачного покушения. Савинков одет, как иностранец: полосатые шерстяные гетры, плед на плечах. Каляев и Куликовский - второй бомбист - стоят перед трактиром, ёжатся от холода, потирают руки. Одеты в крестьянскую одежду. Савинков вводит их в отдельный кабинет.
   Савинков, рассказывает - Распорядителю объяснил, что буду вас о русском фольклоре расспрашивать. Сказки, былины, заговоры от сглазу...
   Ведь каналья не хотел вас пускать в ресторан! Паспорта требовал. Говорит, мужиками можно приличную публику отпугнуть... (Официант приносит водку и закуску)
   Каляев - Я уже думал, что мне паспорт не потребуется. Я ведь его на вокзале, вместе с вещами оставил. Умирать ведь собирался. (Тихо смеётся) Ан нет, поживём ещё... Теперь уж до утра там закрыто...
   Куликовский - И я тоже.
   Савинков - Ничего, я договорился, что мы будем до закрытия сидеть. А там уж и утро... А пока пейте чай, ешьте, и отогревайтесь.
   Каляев - Ну что вы думаете? Меня это сильно мучает! А ты, Боря, что скажешь? Я ведь не должен был бросать бомбу? Неправда ли? Ведь, там в карете и жена великого Князя сидела и какие-то дети...
   Или я нарушив план, всех товарищей подвёл?!
   Савинков - А вот Куликовского спросим. Что вы думаете?
   Куликовский - Я думаю... (Кашляет. Потом, справившись с кашлем, продолжает). Я думаю детей и женщин убивать нельзя. Чем мы тогда от властей, от царя отличаемся?!
   Савинков - Я думаю Янек, ты всё сделал правильно. Помимо того, что мы БО, мы прежде того социалисты - революционеры, а потому, имеем свой кодекс чести - что можно делать и чего нельзя. И потом люди должны знать, что мы воюем с преступниками, а не с их жёнами и детьми. В конце концов я сегодня убедился, что мы можем убить Великого князя...
  Я уже после зашёл в театр и ко мне бросились перекупщики билетов. Я спросил, там ли Великий князь и мне сказали, что да, и он и княгиня...
   Но кидать бомбу там, внутри - это значит убивать посторонних, и я этот план отклонил!
   Каляев - И я думаю, что теперь он от нас не уйдёт. И вообще, я только сегодня окончательно и вдруг поверил в террор. До этого я как бы действовал по долгу, по принуждению совести...
   С сегодняшнего дня, для меня вся революция - только в терроре! Нас мало сейчас - но увидите - будет много! После Кровавого воскресенья, народ словно проснулся - этих коронованных зверей и их прислужников будут убивать теперь десятками, пока революция не произойдёт...
   Завтра или в другой раз, я обязательно убью Великого Князя, а потом и сам умру. Но на моё место придут десятки и сотни новых бойцов!
   Савинков - Ты пей, ешь Янек. Восстанавливай силы... И вы Куликовский. Вы плохо выглядите!
   Куликовский - Кажется, я заболел товарищи. У меня внутри всё горит, словно я змеиного яду выпил. Сегодня, когда я понял, что Великий князь проехал по другой улице, я так вдруг ослаб, что чуть не выронил бомбу на тротуар...
   Мне надо бы отлежаться денёк, другой...
   А вообще, я хотел бы вам рассказать свою историю...
  После сегодняшнего дня просто хочется с кем-нибудь поговорить по душам!
   ...Я ведь был декадент и сторонник единения народа с царём. Мне казалось, что если миновать этих князей, графов, баронов и чиновную "гвардию", то царь вместе с народом, революцию сделает.
   Поэтому, Девятого января я был вместе с процессией в первых рядах, хотел быть свидетелем как царь и народ расцелуются...
   Когда начали стрелять, я увидел, что вокруг меня убитые и раненные в снег повалились, я тоже упал и притворился мёртвым...
   Я не скрою, сильно испугался, но больше сначала не поверил, что такое зверство возможно. Ведь безоружный народ семьями шёл на поклон к царю - батюшке...
   Я лежал, а рядом какая-то раненная женщина умирала. Вначале хрипела, а потом затихла...
   Как пришли трупы собирать, я поднялся и ускользнул от палачей, но зато уж после решил, что пока не убью кого-нибудь из царской семьи - не успокоюсь!
   Жалко, что заболел, но надеюсь, что это не последняя акция...
   Савинков - Ничего, ничего. Мы что-нибудь придумаем и найдём вам замену. А если нет, то отложим покушение. Ведь князь на этой неделе, завтра или послезавтра должен поехать из Кремля в канцелярию...
   Каляев - Почему отложим? Ведь мы уже всё приготовили! Я сегодня мог бы его и один взорвать, он был от меня в четырёх шагах, я уже замахнулся чтобы бросить, и тут детские лица внутри увидел...
   Нет, нет! Я один это могу сделать! Хорошо, что было уже темно и меня не заметили. Я ведь был так близко...
   Савинков - Но с одним метальщиком, мы можем только ранить князя. А это провал покушения...
   Каляев - Неужели ты мне не веришь? Я говорю тебе, что справлюсь один!
   Савинков - Послушай Янек. Двое, всё-таки лучше, чем один. Представь ещё одну неудачу...
   Каляев - Неудачи у меня не может быть. Ведь я уже и в акции против Плеве участвовал, но тогда, бросать бомбу доверили Созонову. Завтра - мой день! Я к этому всю жизнь готовился!.. Если великий князь поедет, я его убью, будь спокоен!
   Савинков - Ну... Ну, хорошо. А пока ешьте и отдыхайте. В четыре утра, ресторан закрывается и вам придётся дожидаться открытия камеры хранения, на улице. Потом уезжайте в пригород, ложитесь там в гостинице в постель и отоспитесь. Вы Куликовский, не выходите никуда и лечитесь. Увидимся через Моисеенко. Недельки через две...
   Уходим поодиночке. Вы Куликовский идёте первым.
   Куликовский уходит...
   Савинков - А с тобой Янек, мы увидимся - (Смотрит на часы)
   - Теперь уже завтра. Я передам тебе бомбу, на обычном месте, около Кремля. Я подъеду на санях с Моисеенко... Ну, а теперь прощай! (Обнимаются). И не переживай, не ломай себе голову - ты сегодня всё сделал правильно!
   Савинков уходит. Чуть погодя и Каляев.
   Занавес...
  
   Холодное, морозное утро. На фоне синего неба силуэты Кремля.
   Каляев, поёживаясь от холода, в ожидании прохаживается взад и вперёд вдоль улицы.
   Савинков, появляется - Здравствуй Янек! Давно ждёшь?
   Каляев - Кажется вечность. Боялся что ты не придёшь... Я ночью решил: сегодня или никогда!
   Савинков - Ну, а если Князь поедет другой дорогой? Что тогда?!
   Каляев - Нет! Я знаю, что он будет здесь, и я его убью. Я в этом уверен. В прошлый раз, когда покушение сорвалось, я ещё с утра знал, что покушение не удастся. А сегодня я абсолютно уверен!
   Савинков - Я говорил с членами партии и они тоже согласны, что ни детей, ни женщин нельзя подвергать опасности...
   Каляев - Я последнее время словно будущее начинаю различать. Ты не смейся, но я сегодня во сне Бога видел, а когда проснулся, то сразу подумал, что сегодня князь будет убит и меня тоже скоро убьют...
  Но я своё дело сделаю! Только я тебя прошу Боря, повидайся с матерью и попроси прощения за всё. Объясни, что я иначе просто не мог...
   Савинков - Хорошо! Хорошо Янек! Я передам ей все, что ты мне говорил...
   А теперь пора. Мне как всегда надо наблюдать за всем, а ещё встречи есть... Ну, прощай Янек! (Обнимаются)
   Каляев - Боря, я сделаю всё как надо! И передавай привет товарищам!
   Савинков уходит...
  
   На кремлёвской башне бьют часы. Каляев с узелком в руках ходит по тротуару. Слышен цокот копыт по мостовой и стук колёс.
   Кучер зычным голосом кричит:
   - Поберегись!
   Каляев, видя карету, бежит ей навстречу и размахнувшись, бросает узелок в окно!
   Оглушительный взрыв. Раненные кони громко хрипят и уносятся с обломками кареты дальше по улице.
  Каляев стоит и шатается. На его лице появляется кровь. Он оглушён...
   Каляев, громко - Ну вот. Я и сделал это!
   Набежали свистящие полицейские. Какой-то господин в котелке кричит, кидаясь к Каляеву:
   - Держи злодея! Я видел, как он бонбу бросил!..
   Каляева хватают полицейские и волокут в сторону...
   Каляев, кричит. - Да здравствует революция! Да здравствует партия социалистов - революционеров!..
   Его уводят. Собирается толпа. Крики: - Великого князя убили и убийцу поймали!
   Мужичок из толпы:
   - Молодцы ребята! Никого стороннего даже не оцарапали.
   Ему кто-то отвечает:
   - А чего зря простых людей губить...
   Другой мужичок:
   - Смотри ребята! Евонный палец...
   Голос из толпы:
   - Не трож. Не мощи ведь!
   Ещё голос из толпы:
   - Смотри ребята, похоже, мозги! А говорят, что он был без мозгов...
   Полицейские свистят. Грубый голос кричит - Разойдись! Чего не видели! Кому говорят, разойдись!
  
   Занавес...
  
   Бутырская тюрьма, камера смертников. Каляев сидит на табурете. Клацает железом дверь, входит Элла в сопровождении жандармов. Каляев вскакивает с табурета. Жандарм подставляет Элле стул.
   Она садится и тихо говорит жандармам:
   - Господа. Прошу оставить нас наедине...
   Жандармы выходят, но двери до конца не закрывают...
   Элла - Я пришла сюда к вам, как просто человек к человеку. Я узнала, что вы... вы не стали кидать бомбу в нашу карету, когда мы ехали в ней вместе с детьми - Машей и Дмитрием!
   Каляев - Да. Мы с вами мистически связаны - я при взрыве уцелел случайно - вы уцелели по воле нашей партии.
   Элла в вглядываясь в заключённого - Знаете. Вы не похожи на убийцу.
   Каляев - Да, это было, как в тумане...
   Я увидел карету, увидел фигуру в ней, которая откинулась на подушки и в страхе прикрыла рукой лицо... И я бросил бомбу!
   Длинная пауза - Вы можете спросить, почему я убил Великого князя?
   Да потому, что я вспомнил своих повешенных товарищей. Вспомнил родной город и кварталы наполненные грязью и нищетой, в которых живёт рабочая беднота, чьи дети начинают работать с двенадцати лет и работают по двенадцать часов на фабриках, то в жаре, то в холоде и поэтому умирают, часто не дожив и до тридцати лет...
   Элла - На всё воля Божия...
   Каляев - А я думаю, что это не Божия воля, а воля негодной власти...
   Элла - Но ведь Иисус говорил ещё, что вся власть от Бога...
   Каляев - Я об этом тоже думал и пришёл к выводу, что Христос говорил это, чтобы вывести из-под удара своих учеников, на которых охотились кесаревы прислужники. Они слухи распускали, что христиане выступают против власти...
   Он сидит опустив голову. Потом поднимает и пристально глядя на Эллу, говорит с чувством - И ещё, вы должны знать, что у моих товарищей, тоже были матери и отцы... А их детей расстреляли или повесили прячась за вывеску государства, за вывеску власти. А ведь мои товарищи были самыми лучшими людьми. Вы можете мне поверить!
   Поэтому они и пошли в революцию, оставив своих матерей и отцов, как призывал Христос. И пошли умирать за дело веры, за дело свободы, и равенства всех людей. И я поклялся!
   Элла перебивает - Но ведь Христос говорил о всепрощении и любви...
   Каляев - Я в это не верю. Ведь Иисус говорил ещё: "Не мир принёс я вам, но меч. И поднимется брат на брата и сын на отца, и отец на сына..."
   Был и такой Иисус. Я об этом много думал...
   Элла - Но вспомните, как умирая, Он говорил: "Не ведают, что творят..." Ведь, умирая, Он всех простил...
   Каляев, тихо - Может быть и я, когда буду умирать, то всем прощу... (Громко) Теперь могу я вас спросить? Как вы такая красивая, чистая, искренняя, могли быть женой этого... этого...человека?..
   Элла - Можно, я не буду вам отвечать. Вы ведь знаете: о мёртвых или хорошо или ничего...
   Каляев - Ну, тогда могу я вас спросить прямо - что вы обо мне думаете? Вы такая красивая, а я верю, что красивые люди могут быть только добрыми...
   Элла - Я вижу, что вы человек необычный, что вы мучаетесь тем, что вы совершили...
   Каляев - Да! Это так! Но если бы пришлось это сделать вновь, я бы сделал это ещё раз...
   Мы были врагами. Ваш муж был силён, груб и думал, что его защитят его войска, его полицейские. Но он человек и ему пришлось отвечать за свою жестокость и грубость, за жестокость и грубость полицейских и войск, которые выступают от его имени...
   А я взял на себя роль его судьбы, которая наказывает недостойных. А судьёй был народ, ради которого мы все живём и умираем!
   Я был только исполнителем и пожертвую за этот акт насилия своей жизнью. Он думал, что его карета - это символ защищённости, а его великокняжеские вензеля - это символ непобедимой власти.
   Но когда ход истории сталкивается с символами власти, то и карета и вензеля - становятся символами обречённых. Пусть меня убьют эти палачи, на моё место встанут другие исполнители воли истории, и власть, которая борется со своим народом, обречена!
   Элла - Но вы ведь верующий человек...
   Каляев - Именно поэтому я хочу восстановить власть справедливости, о которой притчами говорил Иисус Христос. Хочу, чтобы злые люди знали, что их ждёт суд... Уже здесь, на Земле, хотя и потом, на Страшном суде, они не уйдут от расплаты!
   Но и здесь, на Земле, кто-то должен пожертвовать своей жизнью, чтобы противостоять злу уже в этой жизни...
   Элла - Но ведь Христос сказал: не убий. Разве этого мало?..
   Каляев - Христос сказал также, бойтесь не тех, кто тело ваше убивает, но душу... Цари и их прислужники, убивают не только людей, но и их души. Убивают презрительным унижением, нищетой, грубостью. Все мы умрём, и я погибну, но душа моя останется жить!
   Элла, достаёт из сумочки иконку и протягивает её Каляеву - Могу я вам подарить эту иконку. Я буду молиться за вас...
   Каляев, берёт иконку и целует её...
   - Я принимаю ваш подарок... Поверьте, мне больно, что я причинил вам горе, но я действовал сознательно и верю, что в тот вечер, когда вы с детьми ехали в театр, Бог отвёл мою руку от вашей кареты...
   Элла, встаёт - Прощайте... Теперь я буду молиться за вас...
   Каляев - Повторяю, что мне хотелось бы просить прощения перед вами, но не перед теми, в чьём окружении вы живёте. Я исполнил свой долг христианина и человека. И я до конца вынесу всё, что мне предстоит. Прощайте, потому что мы больше не увидимся!
  
   Элла выходит, вытирая глаза платочком... Жандармы с лязгом закрывают двери камеры.
   Оставшись один, Каляев ходит по камере:
   - Боже, как она прекрасна! И этот ангел был женой этого развратного, сластолюбивого негодяя!
   Мне кажется, что я знаю её всю жизнь... Кажется, что вся жизнь моя, была только преддверием этой встречи...
   Ставит иконку на окно и, опустившись на колени, тихо молится и широко крестится. Потом встаёт и снова ходит по камере:
   - Но может быть это ошибка, довериться одной из родственниц царя... Может быть моя экзальтация от расшатанных нервов?.. О нет! Я знаю - это судьба! Бог даёт мне утешение, когда мне надо напрячь все силы, чтобы умереть достойно...
  Нет! Нет! Мне кажется, что от неё исходил тёплый свет... и я верю, что если бы я кого полюбил, то эта женщина была бы похожа на неё!
   Зал затемняется... Занавес...
  
   Вновь камера тюрьмы. Раннее утро...
  Каляев стоит посередине и говорит:
   - Я не сдамся до конца. На суде, они не смогли сломить мой дух, а речь министра Щегловитова, в ответ на мои обвинения царской власти, в надругательстве над народом, была просто испуганным косноязычным бормотаньем. Я почувствовал, что они меня ненавидят... и боятся - я выиграл эту дуэль!
   Каляев подходит к окошку и смотрит на кусочек неба за стенами тюрьмы:
   - Я готовился к смерти всю свою сознательную жизнь... И вот это уже близко...
   Звук открываемых дверей в коридоре
   Каляев:
   - Идут казнить меня! Но сегодня я счастлив! Я люблю и готов умереть в радости! - Крестится и шепчет слова молитвы.
  - Что есть смерть? Переход из света в тень, из одной формы жизни в другую... Мы все обречены... Главное, с каким чувством ты умираешь...
   Лязгают засовы камерных дверей.
   Каляев произносит:
   - Встретим смерть достойно!
   Входят жандармы и священник с золочёным крестом...
   Священник:
   - Сын мой! Покайся и целуй этот крест. Символ страданий Христа...
   Каляев отклоняет крест рукой:
   - Я верую, но в подлинного Христа! Ваша же церковь - Кесарева!
   Одевает пальто и тюремную шапку.
   Каляев - Оставим эти глупые формальности. Идёмте! Я готов умереть!
   Уходят. Впереди Каляев, за ним жандармы.
  Последним тихо затворяя двери уходит священник...
  
   Занавес...
  
  
   2005-2022 год. Лондон. Владимир Кабаков
  
  Остальные произведения Владимира Кабакова можно прочитать на сайте "Русский Альбион": http://www.russian-albion.com/ru/vladimir-kabakov/ или в литературно-историческом журнале "Что есть Истина?": http://istina.russian-albion.com/ru/jurnal
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"