Аннотация: Полковник Джеффри поведает Джоанне о судьбе её любимого. Ужасные вести! Но не стоит оставлять надежду.
ЖЕМЧУЖНАЯ НИТЬ
ГЛАВА ШЕСТАЯ
ВСТРЕЧА В САДАХ И УЖАСНЫЕ ВЕСТИ.
Храмовые часы пробили час встречи, и Джоанна с тревогой огляделась по сторонам в поисках кого-нибудь, кто, как она полагала, был бы похож на того человека, которого Марк Ингестри выбрал бы своим посланником.
Она повернула глаза к воротам, потому что ей показалось, что они закрылись, и тут она увидела джентльмена, одетого в плащ, который оглядывался по сторонам, очевидно, ища кого-то.
Когда его взгляд упал на нее, он тут же достал из-под плаща белую розу, и через минуту они встретились.
-Я имею честь, - сказал он, - говорить с Мисс Джоанной Оукли?
-Да, сэр, а вы посланец Марка Ингестри?
-Да, то есть я тот, кто пришел сообщить вам новости о Марке Ингестри, хотя с прискорбием должен сказать, что я не тот посланец, который был специально послан им для этого.
- О! сэр, у вас такой печальный и серьезный вид, вы как будто хотите сообщить, что случилось какое-то несчастье. Скажите мне, что это не так; скажите мне сейчас же, или мое сердце разобьется!
- Успокойтесь, леди, прошу вас.
-Я не могу.. не смею этого сделать, пока вы не скажете мне, что он жив. Скажите мне, что Марк Ингестри жив, и тогда я буду полна терпения; скажите мне эти слова, и вы не услышите от меня ни звука. Произнесите слово сейчас же - сейчас же! Это жестоко, поверьте мне, держать меня в таком напряжении.
-Это одно из самых печальных поручений, с которыми я когда-либо сталкивался, - сказал незнакомец, подводя Джоанну к скамье. - Вспомните, сударыня, насколько же мы - люди - существа случая и случайности, знаете, как малейшие обстоятельства могут сильно повлиять на нас, загоняя нас в пределы отчаяния, и вспомните, каким хрупким самообладанием обладают даже самые лучшие из нас.
- Не надо больше.. Не надо! - вскричала Джоанна, всплеснув руками, - Теперь я все поняла; и я в отчаянии.
Она уронила лицо на руки и затряслась, словно в судороге горя.
- Марк! Марк!- воскликнула она, - ты покинул меня! Я думала, все будет не так - я думала, все будет по-другому. О, Небеса! почему я дожила до этого дня, чтобы выслушивать такие ужасные вести? Потеряно - потеряно - все потеряно! Боже Небесный! Этот мир теперь для меня - ничто!
- Умоляю вас, госпожа, усмирите ваше горе и внимательно выслушайте то, что я вам расскажу. Есть о чем послушать и о чем поразмыслить; и если из всего того, что я узнал, я не могу, не смею сказать вам, что Марк Ингестри жив, я точно также не могу сказать вам, что его больше нет.
- Повторите еще, прошу, повторите эти слова! Значит, надежда ещё есть.. Ох, есть ещё надежда!
- Надежда ещё есть; но лучше, чтобы ваше сознание сначала испытало тот первый шок от вероятности смерти того, кого вы так тревожно ожидали, а потом, из того, что я вам расскажу, почерпнул надежду, что это может быть не так, чтобы вы с самого начала не ожидали слишком многого, и потом эти ожидания не были бы грубо разрушены.
- Вы правы.. Это так; это очень любезно с вашей стороны, и если я не смогу отблагодарить вас, как следовало бы, то вы поймете, что это потому, что я нахожусь в состоянии слишком большого горя, а не из - за нежелания. Уверена, вы все поймёте
- Не извиняйтесь предо мной. Поверьте, я вполне ценю ваши слова, и ваши чувства. Я должен сказать вам, кто я такой, чтобы вы могли быть поверить в то, что я вам поведаю. Меня зовут Джеффри, и я полковник Индийской армии.
-Я вам очень обязана, сэр, но вы привезли с собой паспорт на имя Марка Ингестри, и этого вполне достаточно. Я снова живу в надежде, на то, что он жив, вы дали мне ее, и в этой надежде я сохраню неунывающее смирение, которое позволит мне выдержать все, что вы мне скажете, что бы это ни было, и с верой, что после множества страданий может прийти, наконец, радость. Вы найдете меня очень терпеливой, да, чрезвычайно терпеливой - настолько терпеливой, что вы едва ли увидите, какой хаос уже произвело в моей душе горе.
Говоря это, она прижимала руки к груди и смотрела ему в лицо с таким выражением слезливой печали, что было просто душераздирающе смотреть на это, и он, хотя и не привык к тающему настроению, вынужден был на несколько мгновений остановиться, прежде чем приступить к выполнению поставленной перед собой задачи.
-Я постараюсь быть как можно более кратким, - сказал он, - излогая все, что от меня требуется, и начну с вопроса, известно ли вам, при каких обстоятельствах Марк Ингестри уехал за границу?
- Вот что я знаю: ссора с его дядей, Мистером Грантом, была веской причиной, и его главным стремлением было улучшить свое положение, чтобы мы могли быть счастливы и независимы от тех, кто не смотрел благосклонно на наш предполагаемый Союз.
- Да, но я хотел спросить, известно ли вам, в какое приключение он отправился в Индийском океане?
- Нет, я больше ничего не знаю; в последний раз мы виделись здесь, на этом месте, расстались у тех ворот и больше никогда не встречались.
-Тогда я должен вам кое-что сказать, чтобы сделать рассказ ясным и понятным.
- Я буду слушать вас с таким глубоким вниманием, что вся моя душа поглощена тем, что вы говорите.
Они оба сели на садовую скамью, и пока Джоанна смотрела на лицо своего спутника, выражавшее самые высокие и благородные чувства, он начал рассказывать ей о событиях, которые никогда не покидали ее памяти и которыми она так глубоко интересовалась.
-Вы должны знать, - сказал он, - что именно это так воспламенило воображение Марка Ингестри. В Лондон прибыл человек с хорошо проверенным и чрезвычайно хорошо составленным сообщением, что на одном из небольших островов близ индийского моря была обнаружена река, которая по пути в океан осаждала огромное количество золотой пыли. Он так хорошо рассказывал свою историю и казался совершенным знатоком всех связанных с ней обстоятельств, что едва ли можно было сомневаться в этом. Все это держалось в тайне, и была назначена встреча нескольких влиятельных людей - влиятельных из-за денег, которыми они владели, среди которых был один, питавший к Марку Ингестри самые дружеские чувства; так что Марк присутствовал на встрече с этим своим другом, хотя и чувствовал свою полную неспособность из-за недостатка средств принять какое-либо участие в этом деле. Но он не знал, каковы были великодушные намерения его друга, пока они не были ему объяснены, и они заключались в следующем: он, друг, должен был обеспечить необходимые средства для начала авантюры, поскольку рассматривал возможность принять в нем участие, и он сказал Марку Ингестри, что, если он лично отправится в экспедицию, он разделит с ним выручку, независимо от того, какая она будет. Теперь, для такого молодого человека, как Ингестри, совершенно лишенного личных ресурсов, но с пылким и восторженным темпераментом, вы можете себе представить, насколько заманчивым было бы такое предложение. Он тотчас же принял его с величайшим удовольствием и с этой минуты заинтересовался делом самого близкого и могущественного свойства. Она полностью завладела его воображением, представившись ему в самых соблазнительных красках; и из приведенного мною описания его восторженного нрава я вполне могу себе представить, с какой старательностью и стремительностью он взялся бы за такое дело.
-Вы хорошо его знаете, - мягко сказала Джоанна.
- Нет, я никогда его не видел. Все, что я говорю о нем, взято мней из описания другого человека, хорошо знавшего его и плававшего с ним на судне, которое в конце концов покинуло лондонский порт, отправившись в ту смутную и необузданную авантюру, о которой я уже поведал.
- Этот человек, кто бы он ни был, должно быть, хорошо знал Марка Ингестри и пользоваться его доверием, раз так точно описать его.
- Я думаю, что так оно и есть, и именно из уст этого человека, а не из моих вы должны были бы услышать то, что я сейчас рассказываю. Этот джентльмен, которого звали Торнхилл, должен был бы сообщить вам об этом, но по какой-то странной случайности ему помешали, иначе бы я бы не говорил здесь то, что лучше бы прозвучало из его уст.
-И он должен был прийти вчера ко мне?
- Да.
- Тогда Марк Ингестри сдержал свое слово, и если бы не неблагоприятные обстоятельства, задержавшие его посланца, я еще вчера услышала бы то, что вы рассказываете мне сейчас. Прошу вас, продолжайте, сэр, и простите, что прерываю вас.
-Мне незачем утруждать вас всеми переговорами, хлопотами и трудностями, возникшими до того, как экспедиция могла быть начата, - достаточно сказать, что в конце концов, после многих неприятностей и хлопот, она была начата, и судно было должным образом зафрахтовано и укомплектовано экипажем для того, чтобы отправиться в индийские моря на поиски сокровищ, которые, как сообщалось, ждали там первого искателя приключений, имевшего смелость их отыскать.
- Это было доблестное судно. Я видел, как оно проплыло много миль от Англии, прежде чем погрузился в волны, чтобы никогда больше не подняться.
- Оно затонуло?!
-Да, это был злополучный корабль, и он действительно затонул; но я не должен торопить события - позвольте мне продолжать мой рассказ с размеренностью. Корабль назывался "Звезда", и если те, кто плыл с ним, считали его звездой своей судьбы, то они были правы, и его можно было считать злой звездой для них, поскольку ничего, кроме разочарования и горечи, не сулила им их конечная участь..
А Марк Ингестри, как мне сказали, был самым многообещающим человеком на борту. Уже в воображении он мог представить себя возвращающимся домой вместе с судном, балластированным и набитым богатыми продуктами этой сверкающей реки.
Он уже представлял себе, что может сделать со своим огромным богатством, и я не сомневаюсь, что, как и многие из тех, кто отправился в это приключение, он в полной мере наслаждался расходованием вообраемого богатства, которое он должен был получить в будущем - возможно, даже больше, чем если бы он получил его в действительности.
Среди искателей приключений был некто Торнхилл, бывший лейтенантом Королевского флота, и между ним и юным Ингестри возникла удивительная дружба - дружба настолько сильная и могущественная, что не может быть сомнения, что они сообщали друг другу все свои надежды и страхи; и если что-нибудь могло существенно облегчить скуку такого утомительного путешествия, как предпринятое этими искателями приключений, то это, конечно, было свободное общение и доверительное общение между двумя такими родственными душами, как Торнхилл и Марк Ингестри.
Имейте в виду, Мисс Оукли, что, передавая вам это сообщение, я собираю воедино то, что сам слышал в разное время, чтобы составить для вас отчетливое повествование, которое вам нетрудно будет понять, потому что, как я уже говорил, Я никогда не видел Марка Ингестри и только однажды, минут на пять, видел судно, на котором он отправился в свое опасное путешествие - оказавшееся гибельным - в индийские моря. Именно от Торнхилла я получил свои сведения в течение многих утомительных и однообразных часов, потраченных на обратный путь из Индии.
По-видимому, без всяких случайностей и происшествий, 'Звезда" достигла Индийского океана и предполагаемого непосредственного местоположения места, где должно было быть найдено сокровище, и там с сообщилась с кораблем, возвращавшийся домой из Индии, названный "Нептуном".
Был вечер, и солнце уже скрылось за горизонтом, что предвещало грозу. Я был на борту этого индийского судна; мы не ожидали ничего серьезного, хотя и делали все приготовления к бурной погоде, и, как оказалось, это было действительно хорошо, потому что никогда, на памяти старейшего моряка, такой шторм не опустошал берег. Яростный шторм, которому невозможно было противостоять, погнал нас на юг; и если бы не крайние предосторожности, подкрепленные храбростью и безрассудством моряков, каких я никогда прежде не видел на купеческой службе, мы отделались незначительными повреждениями, но были отброшены по меньшей мере на 200 миль от нашего курса; и вместо того, чтобы добраться, как нам следовало бы, до мыса к определенному времени, мы были бы на огромном расстоянии к востоку от него. Как только буря, продолжавшаяся три ночи и два дня, начала стихать, мы увидели на горизонте тусклый красный свет; и так как он находился не в той части неба, где можно было бы вообразить себе подобное явление, и не на той широте, где можно было бы ожидать электрических явлений, мы направились к нему, предполагая, что впоследствии оказалось совершенно верным.
- Это был горящий корабль!- сказала Джоанна.
- Да.
- Увы! увы! Я догадалась. Ужасное подозрение с самого начала пришло мне в голову. Это был горящий корабль, и этот корабль был..
- "Звезда", все еще следующая своему авантюрному курсу, хотя и отодвинутая далеко от него неблагоприятными ветрами и волнами. Примерно через полчаса плавания мы отчетливо увидели горящее судно.
Мы слышали рев пламени, а в бинокль видели, как оно обвивает снасти и пляшет от мачты к мачте, словно огненные змеи, радуясь разрушению, которое они учинили. Мы поставили все паруса и напрягли каждый дюйм парусины, чтобы добраться до злополучного судна, ибо расстояния в море, которые кажутся маленькими, на самом деле очень велики, и час тяжелого плавания при попутном ветре с каждым стежком парусины не сделал бы больше, чем позволил бы нам лишь достичь этого злополучного судна; но представьте себе, какие опустошения может произвести пламя за час!
Судно было обречено. Задолго до того, как мы смогли достичь того места, где оно лениво плавало на теперь уже сравнительно спокойных водах, мы увидели яркий ливень искр, взметнувшихся в воздух. Затем над поверхностью бездны раздался громкий рев, и все стихло - корабль исчез, и вода сомкнулась над ним навсегда .
-Но как вы узнали, - сказала Джоанна, всплеснув руками, и бледное выражение ее лица выдало глубокий интерес, который она испытывала к рассказу, - как вы узнали, что этот корабль - "Звезда"? Не могло ли это быть какое-нибудь другое злополучное судно, которое постигла столь ужасная участь?'
- Вот что я вам скажу: хотя мы и видели, как корабль пошел ко дну, мы продолжали идти своим курсом, напрягая все силы, чтобы добраться до этого места, в надежде подобрать кого-нибудь из команды, которая, несомненно, попыталась покинуть горящее судно на шлюпках.
Капитан Ост-Индийского судна поднес к глазу подзорную трубу и вдруг сказал мне: "там плавает обломок корабля и что-то цепляется за него; я не знаю, есть ли там человек, но то, что я вижу, похоже на собачью голову".
Я сам посмотрел в трубу и увидел тот же предмет; но когда мы приблизились к нему, то увидели, что это был большой кусок обломка, а на нем - собака и человек, которые цеплялись за него со всей энергией отчаяния. Через десять минут они уже были на борту судна - это был тот самый лейтенант Торнхилл, о котором я уже упоминал, и собака принадлежала ему.
Он рассказал нам, что корабль, который мы видели горящим, был "Звездой", что он так и не достиг своей цели и что, по его мнению, все погибли, кроме него и собаки, потому что, хотя одна из лодок была спущена на воду, команда так отчаянно бросилась на нее, что она затонула, и все погибли.
Он был настолько изнеможен, что после того, как он сделал нам это короткое заявление, прошло несколько дней, прежде чем он смог покинуть свой гамак; но когда он это сделал и начал общаться с нами, мы нашли умного, веселого товарища - такого, действительно, которого мы были рады иметь на борту, и по секрету он рассказал капитану и мне цель путешествия "Звезды" и предыдущие подробности, с которыми я вас познакомил.
А потом, во время ночной вахты, когда мягкий и прекрасный лунный свет был более чем обычно манящим, и мы с ним были на палубе, наслаждаясь прохладой ночи, после сильной жары тропических дней, он сказал мне: "у меня есть очень печальная миссия, которую я должен выполнить, когда доберусь до Лондона. На борту нашего судна был молодой человек по имени Марк Ингестри, и незадолго до того, как судно, на котором мы плыли, затонуло, он попросил меня навестить молодую леди по имени Джоанна Оукли, дочь лондонского театрального режиссера, если я спасусь, а он погибнет; и в последнее время он испытывал такое сильное предчувствие рока, что дал мне жемчужные бусы, которую я должен был подарить ей от его имени; но где он их взял, я не имею ни малейшего представления, потому что они имеют огромную ценность.
Мистер Торнхилл показал мне бусы из жемчужин разных размеров, грубо связанных вместе, но очень дорогих, и когда мы добрались до Темзы, а это было всего три дня назад, он оставил нас вместе со своей собакой, захватив с собой нитку жемчуга, чтобы узнать, где вы живете.
- Увы! он так и не пришел.
- Да, судя по всем расспросам и сведениям, которые нам удалось собрать, он исчез где-то на Флотской.
- Изчез?!
- Да, мы можем проследить его путь до Храмовых ступеней, а оттуда до парикмахерской, которую держит человек по имени Суини Тодд, но дальше этого места мы ничего о нем не узнали.
- Суинни Тодд!
- Да, и что еще более странно, так это то, что ни сила, ни убеждение не заставят собаку Торнхилла покинуть это место.
- Я видела это создание, и оно умоляюще, но ласково смотрело мне в лицо; но когда я на мгновение остановилась, чтобы взглянуть на это печальное, но верное животное, мне и в голову не пришло, что оно имеет какое-то отношение к моей судьбе. О! Марк Ингестри, смею ли я надеяться, что ты будешь жить, когда все остальное уже погибло?'
-Я сказал вам все, что мог сказать, и, как вам будет угодно, вы можете вселить надежду в свою душу или погасить ее навсегда. Я не утаил от вас ничего, что могло бы сделать дело хуже или лучше, - я ничего не прибавил, но точно передал вам все, что сам знаю.
- Исчез, он исчез!
- Я из тех людей, кто всегда считает, что уверенность любого рода предпочтительнее неизвестности; и хотя, пока нет никаких известий о судьбе его смерти, можно справедливо предположить, что он ещё жив, но все же вы должны понять из обзора всех обстоятельств, мной рассказанных, на каком очень тонком основании должны покоиться все ваши надежды.
- Надежды нет! Он покинул меня навсегда! Было бы безумием думать, что он жив. О! Марк, Марк! и это конец всей нашей нежной привязанности? Неужели я в последний раз взглянула на его лицо, когда мы расстались здесь?
- Неопределенность, - сказал полковник Джеффри, желая как можно больше отвлечь ее от горестных размышлений, - неопределенность, которая преобладает и в отношении судьбы бедного Мистера Торнхилла, - печалит. Я очень боюсь, что те драгоценные жемчужины, которые он имел, были замечены кем-то, кто не постеснялся завладеть ими после его смерти.
-Да, вероятно, но что такое жемчуга для меня? О! хотела бы я, чтобы они опустились на дно, что в Индийском море, откуда они у нее были выщипаны дочиста. Увы, увы! Именно жажда наживы породила все эти несчастья. Мы могли бы быть бедными здесь, но мы зато были быть счастливы. Мы были бы богаты нашим счастьем; но теперь все потеряно, и мир не может дать мне ничего желанного, кроме одного маленького места, достаточно большого, чтобы стать моей могилой.
Она облокотилась на подлокотник садовой скамейки и разрыдалась так сильно, что полковник Джеффри почувствовал, что не смеет прерывать ее.
В настоящем горе есть что-то чрезвычайно священное, вызывающее благоговейный трепет, и полковник Джеффри с невольным чувством уважения отступил на несколько шагов и подождал, пока утихнет эта вспышка терзаний.
Именно в эти несколько коротких мгновений он услышал слова, произнесенные человеком, который, казалось, тоже страдал от этого плодовитого источника всех несчастий - разочарованной привязанности. На некотором расстоянии от него сидела девица, еще недостаточно молодая, чтобы называться юной, но еще недостаточно развитая, чтобы все его лучшие чувства были подавлены смешением с холодным миром, и он слушал, пока девушка говорила.
- Это пренебрежение, - сказала она, - тронуло меня до глубины души. Но одно лишь слово, сказанное вами или написанное, одно любовное послание, что подтвердило бы, что память о любви, которая, как я думала, будет вечной, все еще жива в вашем сердце, утешило бы меня, оно стало бы для меня целым миром; но оно не пришло, и я впала в отчаяние.
- Послушайте меня, - сказал ее спутник, - если хоть когда-нибудь на свете вы поверите, что тот, кто действительно любит, бывает вынужден быть жестоким, чтобы быть добрым, поверьте, таков я. На какое-то время я поддался очарованию страсти, которая никогда не нашла бы себе пристанища в моем сердце; но все же это было скорее чувство, чем страсть, поскольку ни на одно мгновение ни одна злая мысль не смешивалась с ее чистыми устремлениями.
Это был радостный сон, который на время затмил воспоминание, которое никогда не должно было быть забыто; но когда я был грубо разбужен тем фактом, что те, чьи мнения были более важны для вашего благополучия и вашего счастья, ничего не знали о любви, но в ее самой грубой форме, стало необходимо сразу же подавить чувство, которое в своем продолжении не могло оттенить ничего, кроме зла.
Вы не можете себе этого представить и никогда не узнаете, потому что я не могу сказать, каких душевных мук мне стоило упорствовать в том, что я считал своим долгом перед вами, - каких бы душевных мук мне это ни стоило. Мне достаточно было вообразить, что ваша привязанность обратится в безразличие, а может быть, и в ненависть; что сознание того, что вами пренебрегают, пробудит в вас всю женскую гордость и что таким образом вы будете выше сожалений. Прощай навсегда! Я не смею любить тебя честно и по-настоящему; и лучше так расстаться, чем упорно пребывать в иллюзорном сне, который может закончиться только унижением и печалью.
- Слышите ли вы эти слова?- прошептал полковник Джеффри Джоанне. - Вы понимаете, что другие также страдают, и по той же причине, от опасностей привязанности..
- Я знаю. Я пойду домой и буду молиться, чтобы у меня хватило сил выстоять против этой печальной напасти.- Путь истинной любви никогда еще не был гладким; поэтому не удивляйтесь, Джоанна Оукли, что ваша любовь так пострадала. Великое проклятие самых высоких и благородных чувств, на какие только способно человечество, состоит в том, что, хотя при благоприятных обстоятельствах они производят необычайное количество счастья, когда происходит что-либо неблагоприятное, они являются самыми плодовитыми источниками несчастья. Должна ли я сопровождать вас?
Джоанна была благодарна полковнику за то, что он поддерживал ее под руку, и, проходя мимо парикмахерской, они с удивлением увидели, что собака и шляпа исчезли.