Кац Юрген Дмитриевич. Жемчужная нить; глава тринадцатая: Беседа Джоанны с Арабеллой Уилмот и её совет

ЖЕМЧУЖНАЯ НИТЬ

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

БЕСЕДА ДЖОАННЫ С АРАБЕЛЛОЙ УИЛМОТ И ЕЕ СОВЕТ.

Увы! Бедная Джоанна, ты все же выбрала безучастную наперсницу в лице этой молодой и неопытной девушки, с которой тебе кажется благом поделиться своими горестями. Мы ни на минуту не хотим сказать, что юное создание, перед которым дочь оптика решила раскрыться, не была идеалом чести, доброты и дружбы. Но она была из тех созданий, которые все еще смотрят на мир, как на свежий зеленый сад, и еще не утратили той романтики бытия, которую мир и его обычаи вскоре изгоняют из груди всех людей. Она была молода, почти дитя, и, будучи кумиром своего семейного круга, знала о большом мире почти так же мало, как ребенок. Но хотя мы не можем не сожалеть до некоторой степени о том, что Джоанна выбрала себе такую наперсницу и поклонницу, мы с чувством великой бодрости и удовольствия продолжаем сопровождать ее в дом этой молодой девушки. Так вот, визит Джоанны Оукли к Уилмотам не был такой уж редкостью, чтобы вызвать какое-нибудь особенное удивление, но в данном случае он вызвал необыкновенное удовольствие, потому что она уже давно не была там. И причина этому, вполне может быть найдена в необычных обстоятельствах, которые в течение значительного периода окружали ее. У нее была тайна, которую она хранила, хотя ее лицо и не выражало того, что было на самом деле, но все же свидетельствовало о существовании этой тайны, и так как она не сделала Арабеллу своим доверенным лицом, она боялась дружеских расспросов подруги о молодом человеке. Может показаться удивительным, что Джоанна Оукли скрывала от подруги, которую она так уважала и с которой так дружила, тайну своей любви; но это следует объяснить разницей в возрасте между ними, которая в тот ранний период жизни была достаточно велика, чтобы явственно проявляться. Разница была не более двух лет, но если мы также скажем, что Арабелла обладала той миниатюрной, утонченной красотой, которая делала ее похожей на ребенка, когда она уже на пороге зрелости, то мы не удивимся, что восемнадцатилетняя девушка не решилась доверить тайну сердца той, что казалась всего лишь красивым ребенком. Последний год, однако, сильно изменил внешность Арабеллы, ибо, хотя она все еще выглядела на год или около того моложе, чем на самом деле, на ее лице появилось более спокойное и задумчивое выражение, и она больше не показывала, когда смеялась, того детского выражения, которое было в ней столь же замечательным, сколь и восхитительным. Она настолько отличалась от Джоанны, насколько это было возможно, потому что, в то время как волосы Джоанны были густого и блестящего каштанового цвета, оттенка настолько близкого к черному, что его обычно называли таковым. Длинные же волнистые локоны, оттенявшие нежное лицо Арабеллы Уилмот, были похожи на янтарный шелк, сочетавшийся с ее бледной красотой. Глаза у нее были почти голубые, а не те бледно-серые, которые из вежливости называют лазурными, и длинные, обрамляющие веки ресницы нависали над щечками самого нежного и изысканного оттенка, какой только может дать природа. Таково было молодое, милое и добродушное создание, что завела с Джоанной Оукли одну из тех девичьих дружб, которые, уходя за пределы почти детского возраста, сохраняются навсегда и становятся одним из самых дорогих и лелеемых сердечных чувств. Знакомство это началось еще в школе и могло иметь тот мимолетный характер, присущий многим школьным дружбам, о которых после жизни вспоминают едва ли больше, чем о самых смутных видениях сна; но случилось так, что они оказались близкими по духу людьми, которые, если бы их сблизили при любых обстоятельствах, сошлись бы вместе с полной и самой трогательной уверенностью в чувствах друг друга. То, что они были школьными товарками, было простой случайностью, которая свела их вместе, а не причиной их дружбы. Таково было существо, к которому Джоанна Оукли обращалась за советом и помощью, и, несмотря на все сказанное нами относительно вероятности того, что этот совет мог оказаться бездеятельным и девичьим по характеру, мы не можем удержаться от похвалы Джоанне, что она выбрала человека, во всех отношениях достойного ее искреннего уважения. Час, в который она явилась, был таков, что Арабелла была дома, и радость, отразившаяся на лице молодой девушки, когда она приветствовала свою старую подругу по играм, была чувством самого восхитительного и искреннего характера.

- Ах, Джоанна, - сказала она, - ты так редко навещаешь меня нынче, что, пожалуй, я должна почитать за особый акт милости и благосклонности видеть тебя.

- Арабелла, - сказала Джоанна, - я не знаю, что ты скажешь, когда я сообщу тебе, что мой нынешний визит вызван тем, что я нахожусь в затруднительном положении и нуждаюсь в твоем совете.

- Тогда ты не могла бы найти лучшего человека, потому что я прочитала все романы в Лондоне и знаю все трудности, в которые только можно попасть, и, что еще важнее, я знаю все средства, как из них выбраться, какими бы они ни были."

- И все же, Арабелла, едва ли во всех твоих романах ты найдешь что-нибудь столь странное и столь насыщенное событиями, как обстоятельства, о которых, к сожалению, я вынуждена поведать тебе. Сядь и послушай меня, дорогая Арабелла, и ты все узнаешь.

- Ты удивляешь и тревожишь меня своим серьезным выражением лица, Джоанна.

- Тема очень серьезная. Я люблю...

" Ох! и это все? Я тоже; в Королевской гвардии есть молодой капитан Десбрук. Он приходит сюда, чтобы купить перчатки, и если бы ты только услышала, как он вздыхает, наклоняясь над прилавком, ты бы изумилась.

- Ах! Но, Арабелла, я хорошо тебя знаю. Твоя страсть - одна из тех мимолетных страстей, которые, подобно молнии, появляются на мгновение и, прежде чем ты успеваешь сказать "вот", снова исчезают. Моя же любовь - глубоко в моем сердце, так глубоко, что разлучить его с ней означало бы разрушить его навсегда.

-Но почему ты так серьезна, Джоанна? Ты же не хочешь сказать мне, что можешь любить мужчину, если он не ответит тебе взаимностью?

- Ты права, Арабелла. Я пришла не для того, чтобы говорить с тобой о неразделенной влюбленности -- отнюдь, но ты сейчас все услышишь. Удели мне, дорогая подруга, свое внимание, и ты услышишь об очень таинственных вещах.

- Таинственных! - Тогда я буду в своей стихии. Ибо знай, что я всецело/полностью живу и ликую в тайнах, и ты не могла бы прийти ни к кому, кто с большей радостью принял бы от тебя такое поручение; я вся в нетерпении.

Затем Джоанна с всей искренностью рассказала подруге все подробности, связанные с ее глубокой и искренней привязанностью к Марку Ингестри. Она рассказала ей, как, несмотря на все обстоятельства, которые, казалось, имели стремление бросить тень и омрачить их юную привязанность, они любили, и любили по-настоящему; как Ингестри, не любя, из принципа и отвращения, изучать право, поссорился со своим дядей, Мистером Грантом, а затем, как смелый авантюрист, отправился искать счастья в индийских морях; судьбы, которая обещала быть блестящей, но могла закончиться разочарованием и поражением, и что она закончились такими бедствиями, о которых она глубоко и искренне скорбела, вынужденная сообщить. И в заключение она сказала:--

- А теперь, Арабелла, ты знаешь все, что я хочу тебе сказать. Ты знаешь, как истинно я любила и как, научившись ожидать счастья, я не встретила ничего, кроме отчаяния; и ты сама посуди, как печальная судьба, или, вернее, тайна, нависшая над Марком Ингестри, должна глубоко взволновать меня, и как теряюсь я во всевозможных догадках о нем.

Веселое настроение, присущее Арабелле в начале их разговора, совершенно покинуло ее, когда Джоанна продолжила свой скорбный рассказ, и к тому времени, как она закончила, слезы самого искреннего сочувствия стояли в ее глазах. Она взяла руки Джоанны в свои и сказала ей:

- Ах, моя бедная Джоанна, я никак не ожидала услышать из твоих уст столь печальную историю. Это очень печально, даже очень печально; и хотя поначалу я была почти готова поссориться с тобой из--за этого запоздалого доверия--ведь ты должна помнить, что я впервые слышу обо всем этом деле, - но теперь, видит Бог, несчастий, угнетающих тебя, вполне достаточно и без того, чтобы я добавляла к ним даже тень упрека.

- Это действительно так, Арабелла, и поверь мне, если бы моя любовь протекала гладко, а не была полна злоключений, тебе не на что было бы жаловаться из-за недостатка доверия; но признаюсь, я не решалась обрушить на тебя свои несчастья, ибо они были горем, и, увы! горем же они, кажется, обречены остаться.

- Джоанна, ты не могла бы привести более обманчивого довода. Это не то, что должно было слететь с твоих уст ко мне.

-Но ведь это был хороший повод, чтобы уберечь тебя от боли.

-И неужели ты так легкомысленно отнеслась к моей дружбе, что посчитала, что ей можно было доверить только то, что носило приятный вид? Истинная дружба, несомненно, лучше всего проявляется в столкновении с трудностями и страданиями. Мне очень жаль, Джоанна, что ты так ошиблась во мне.

-Нет, теперь ты несправедлива по отношению ко мне: я ни на минуту не усомнилась в твоей дружбе, но я действительно не хотела бросать тень своих печалей на солнечный свет твоего сердца. Именно это уважение удерживало меня от того, чтобы сделать тебя поверенной в том, что касается этой роковой любви.

-Нет, вовсе не роковой, Джоанна. Будем все же верить, что придет время, когда все будет далеко не так.

-Но что ты думаешь обо всем, что я тебе рассказала? Можешь ли ты почерпнуть из всего этого хоть какую-то надежду?

- Много надежды, Джоанна. У тебя нет никакой уверенности в смерти Ингестри.

-Конечно, нет, Что касается его исчезновения в индийских морях, но, Арабелла, есть одно предположение, которое с того самого момента, как оно нашло пристанище в моей груди, становилось все сильнее и сильнее, и это предположение состоит в том, что этот мистер Торнхилл был не кто иной, как сам Марк Ингестри.

- В самом деле! Ты думаешь? Весьма причудливое предположение. Есть ли у тебя какие-то особые основания для такой догадки?

--Никаких, кроме того, что с первого же мгновения подсказало моему сердцу, что это так, и размышления о невероятности истории, связанной с Торнхиллом. Почему Марк Ингестри отдал ему нитть жемчуга и послание ко мне, полагаясь на сохранность этого Торнхилла и предполагая, по какой-то странной причине, что сам он должен погибнуть?

- Это хороший аргумент, Джоанна.

- И более того, Марк Ингестри сказал мне, что намерен изменить свое имя во время экспедиции.

- Странно, но теперь, когда ты упомянула о таком предположении, оно кажется мне, Знаешь ли, Джоанна, с каждой минутой все более вероятным. О, эта роковая нить жемчуга!

- Действительно, роковая! Ведь если Марк Ингестри и Торнхилл - одно и то же лицо, то обладание этими жемчужинами могло послужить мотивом для какого-нибудь негодяя погубить его.

-В этом не может быть никакого сомнения, Джоанна, и потому во всех рассказах о любви и романах ты найдешь, что ревность и богатство были источниками всех многочисленных зол, от которых порой страдали любящие и преданные сердца.

- Это так; Я верю, что это так, Арабелла; но посоветуй мне, что делать, потому что, право же, я сама не способна к действию. Скажи мне, что, по-твоему, можно сделать при таких катастрофических обстоятельствах, ибо нет ничего такого, чего бы я не осмелилась предпринять.

- Но, дорогая Джоанна, ты должна понимать, что все улики, которыми ты располагаешь в отношении этого Торнхилла, следуют за ним до парикмахерской на Флотской, и не дальше.

- Это действительно так.

-Неужели ты не можешь представить себе, что в этом кроется тайна его судьбы, и, судя по тому, что ты сам видел этого человека, Тодд, неужели ты думаешь, что он из тех, кто колеблется хотя бы и перед убийством?

- О ужас! Мои собственные мысли приняли этот ужасный оборот, но я боялась произнести слова, которые выражали бы их. Если бы этот страшный на вид человек и впрямь вообразил, что каким-нибудь кровавым поступком он может завладеть таким сокровищем, как то, что принадлежало Марку Ингестри, как бы нехристиански и нелиберально это ни звучало, я не сомневаюсь, что он не колеблясь сделал бы это.

-Однако не заключай Джоанна, что дело обстоит именно так. Из всего, что ты слышала и видела об этих обстоятельствах, можно заключить, что существует какая-то страшная тайна; но не спеши, Джоанна, заключать, что эта тайна -тайна смерти.

- Так это или не так, - сказала Джоанна, - но я должна решить ее или отвлечься. Да смилостивится надо мной небо - ибо даже сейчас я чувствую горячку в своей голове, которая почти исключает возможность разумного мышления.

- Успокойся, успокойся--мы обдумаем это дело спокойно и серьезно; и кто знает, может быть, мы, простые девушки, придумаем какой-нибудь непредвиденный способ прийти к познанию истины; а теперь я расскажу тебе кое-что, о чем твой рассказ напомнил мне.

- Продолжай, Арабелла, я слушаю тебя с величайшим вниманием.

- Не так давно, кажется, месяцев шесть назад, подмастерье моего отца, в последнюю неделю своей службы, был послан в западную часть города, чтобы забрать значительную сумму денег; но он так и не вернулся с деньгами, и с того дня мы ничего о нем не слышали, хотя из расспросов моего отца выяснилось, что он получил деньги и встретил на Стрэнде знакомого, который расстался с ним на углу Милфорд-Лейн и которому он сказал, что собирается зайти к парикмахеру Суини Тодду на Флотской улице, чтобы причесаться, потому что на Темзе должна состояться гонка, и он намерен отправиться туда, хочет того мой отец или нет.

- И о никогда нем не слышали?

- Никогда. Конечно, мой отец навел все справки на этот счет и с этой целью посетил Суини Тодда, но так как он заявил, что ни один такой человек никогда не заходил в его лавку, то расследование на этом закончилось.

- Это очень странно.

Друзья юноши были поистине неутомимы в своих поисках и, подписавшись на эту цель, предлагали большую награду тому, кто сможет или захочет сообщить им о его судьбе.

-И все это было напрасно?

- Все; ничего нельзя было узнать. Ни малейшей зацепки не было найдено, и на этом дело уперлось в самую глубочайшую из тайн.

Джоанна вздрогнула, и несколько мгновений обе девушки молчали. Эту тишину нарушила Джоанна, воскликнув:

- Арабелла, помоги мне советом, каким можешь, чтобы я могла взяться за дело с наилучшей перспективой на успех и наименьшей опасностью; не то чтобы я сама избегала риска, но если бы со мной случилось какое-нибудь несчастье, я могла бы лишиться возможности преследовать эту цель, которой теперь посвящу остаток своей жизни.

-Но что ты можешь сделать, моя дорогая Джоанна? Прошло совсем немного времени с тех пор, как в витрине цирюльни висел плакат, сообщавший, что ему нужен молодой человек в качестве помощника в его ремесле, но его убрали, иначе мы могли бы нанять кого-нибудь, кто воспользовался бы ситуацией с явной целью шпионить за действиями цирюльника.

-Но, может быть, все же есть возможность совершить что-то подобное, если ты знаешь кого-нибудь, кто отважится на это приключение."

-Нетрудно будет, Джоанна, найти человека, который согласится на это, хотя нам, возможно, придется долго искать того, кому мы могли бы довериться; но я, как ты знаешь, Джоанна, предприимчива и думаю, что могла бы поручить моему кузену Альберту эту роль, только я думаю, что он довольно легкомысленный юноша, и вряд ли ему можно доверить столь важную миссию.

- Да, и кроме того, миссия, Арабелла, если сделать один неверный шаг, может стать ужасно опасной.

- Это действительно может быть.

- Тогда было бы неправильно возлагать миссию на кого-либо, кроме тех, кто глубоко переживает за ее успеху.

- Джоанна, энтузиазм, с которым ты говоришь, пробуждает во мне идею, которую я не решаюсь высказать тебе и которая, боюсь, скорее проистекает из какого-то романтического мироощущения, которое, как я полагаю, является более тяжким грехом, чем любая другая причины.

- Озвучь же свою мысль.

-Ты или Я могли бы достичь этой цели, переодевшись в цирюльника и заняв такую должность, если бы она была свободна, в течение примерно двадцати четырех часов, чтобы в течение этого времени можно было бы воспользоваться возможностью поискать в его доме какие-нибудь доказательства по предмету, наиболее близкому твоему сердцу.

-Это удачная мысль, - сказала Джоанна, - и почему я должна колебаться, подвергать ли себя риску, труду или трудностям ради того, кто так рисковал ради меня? Что мешает мне осуществить такое намерение? В любой момент, если меня постигнет большая опасность, я могу выскочить на улицу и потребовать защиты от прохожих.."

- И более того, Джоанна, если ты отправишься с такой миссией, помни, что ты отправляешься с моего ведома, и что, следовательно, я окажу тебе помощь, если ты не появишься в назначенное для твоего возвращения время.

- С каждым мгновением, Арабелла, мой план обретает все более четкие очертания. Если Суини Тодд невиновен в покушении на жизнь и свободу тех, кто искал его лавку, мне нечего бояться; но если, напротив, он виновен, опасность для меня будет доказательством его вины, и это доказательство, ради которого я готова рискнуть встретить, во имя достижения моей великой цели. Но как мне обеспечить себя необходимыми средствами?

- Не беспокойся на этот счет. Мой двоюродный брат Альберт, и ты настолько похожи друг на друга по фигуре, насколько это возможно. Он скоро остановится здесь, и я достану из его гардероба костюм, который, я уверена, подойдет для твоей цели. Но позволь попросить тебя подождать до второго свидания с полковником Джеффри.

- Хорошо продумано; я встречусь с ним и подробно расспрошу его о внешности этого мистера Торнхилла; кроме того, я узнаю, есть ли у него какие-нибудь обоснованные догадки на этот счет.

- Это хорошо, ты скоро встретишься с ним, потому что неделя истекает; и позволь мне попросить тебя, Джоанна, прийти ко мне на следующее утро после того, как ты встретишься с ним, и тогда мы снова обсудим наш план действий, который кажется нам осуществимым и желательным.

Между этими молодыми девушками завязался еще один разговор подобного же рода; и в целом Джоанна Оукли почувствовала себя гораздо более утешенной своим визитом и более способной спокойно и серьезно размышлять о предмете, который занимал все ее мысли и чувства; и когда она вернулась домой, то обнаружила, что тревога отчаяния, прежде овладевавшая ею, уступила место надежде; и с тем естественным чувством радости и той гибкостью ума, которые свойственны молодым, она начала строить в своем воображении некие воздушные замки будущего счастья. Конечно, эти предположения основывались на том факте, что Марк Ингестри был пленником, а не на том, будто таинственный цирюльник отнял у него жизнь, ибо, хотя возможность того, что он был убит, нашла пристанище в ее мыслях, все же ее чистой душе это казалось слишком отвратительным, чтобы быть правдой, и вряд ли можно было сказать, что она действительно и искренне принимала это как факт, который, скорее всего, был правдой.

Конец Тринадцатой Главы

Перевод Юргена Каца

Оставить комментарий © Copyright Кац Юрген Дмитриевич (перевод: Юрген Кац) (Jurgen.katz@yandex.ru) Размещен: 25/12/2020, изменен: 29/06/2023. 20k. Статистика. Глава: Детектив, Переводы, Foreign+Translat Жемчужная нить, или Суинни Тодд, дьявольский парикхмахер с Флотской улицы Скачать FB2		Оценка: *10.003** Ваша оценка:
Аннотация: Джоанна Оукли обращается за советом к старой школьной подруге Арабелле Уилмот, и вместе товарки составляют план, чтобы выяснить, что же случилось с бедным Марком Ингестри. Какой же они придумали план? Не охладела ли их школьная дружба? Узнайте в тринадцатой главе Жемчужной нити.

Кац Юрген Дмитриевич : другие произведения.

Жемчужная нить; глава тринадцатая: Беседа Джоанны с Арабеллой Уилмот и её совет