Когда Суини Тодд с таким дьявольским бессердечием прошептал несколько язвительных слов, записанных нами, на ухо Тобиасу, когда его выносили из приемной мистера Фогга, чтобы отвести в камеру, подлый цирюльник отступил назад и смеялся гораздо дольше обычного. - Мистер Тодд, - сказал мистер Фогг, - я нахожу, что вы все еще сохраняете свою привычку к веселью, но ваш смех не самый приятный на свете, и нам редко приходится слышать что-либо подобное ему, даже из наших камерах. - Да - сказал Суинни Тодд, - разумеется вы не слышали, а со своей стороны, я ни разу не слышал, чтобы в ваших камерах смеялись. - О! вы прекрасно поняли, что я имею в виду, мистер Тодд.
- Может быть, и так, - сказал Тодд, - но все равно было бы неплохо сказать это вслух. Однако, по-моему, когда я вошел, вы сказали что-то насчет освежающих напитков? - Конечно, я так и сделал; и если вы окажете мне честь и вернетесь в мой кабинет, я думаю, что смогу предложить вам, мистер Тодд, бокал такого хорошего вина, какое мог бы поставить на свой стол сам король, если бы он хоть немного разбирался в вине, а я склонен думать, что он это не так. - Право же, - сказал Суини Тодд, - о чем этот остолоп вообще может судить? впрочем, я с огромным удовольствием попробую ваше вино, потому что, не колеблясь, могу сказать, что моя сегодняшняя работа вызвала у меня жажду. В этот момент послышался пронзительный крик, и Суини Тодд отпрянул от двери. - О! это пустяки, это пустяки, - сказал мистер Фогг. - Если бы вы прожили здесь так долго, как я, вы бы привыкли слышать легкий шум. Хуже всего, когда полдюжины сумасшедших начинают вопить друг на друга посреди ночи. Это, я признаю, немного раздражает.
- Что вы с ними делаете?
- Мы посылаем одного из смотрителей с плетью и вскоре это прекращаем. Мы вынуждены держать их в ежовых рукавицах, иначе у нас не было бы покоя. Слушайте! Вы сейчас слышите этого парня? Обычно он довольно спокойный, но сегодня ему взбрело в голову вести себя возмутительно; но один из моих людей скоро положит этому конец. Сюда, мистер Тодд, если позволите, и поскольку мы не часто встречаемся, я думаю, в честь встречи, нам следует выпить по стаканчику в дружеской обстановке. Суини Тодд скорчил несколько жутких гримас, следуя за смотрителем сумасшедшего дома, и выглядел он так, как будто ему доставило бы не меньшее удовольствие, и, без сомнения, так оно и было бы, размозжить мозги этому человеку, чем выпить его вино, хотя, вероятно, он предпочел бы сначала проделать последний процесс, а затем первый на досуге. Вскоре они добрались до комнаты, предназначенной для мистера Фогга и его друзей и содержавшей множество маленьких диковинок, связанных с дисциплиной в сумасшедшем доме, которые в ту эпоху считались необходимыми в подобных заведениях. Мистер Фогг отодвинул руками множество книг и бумаг, лежащих на столе, чтобы освободить место, а затем, вытащив пробку из бутылки, налил себе большой стакан ее содержимого и пригласил Суини Тодда сделать то же самое, который не замедлил последовать его примеру. Пока эти два негодяя пьянствовали, не обращая никакого внимания на сцену страданий, которой они окружены, бедный Тобиас, в соответствии с распоряжениями, отданными на его счет, был препровожден по множеству извилистых переходов и вниз по нескольким лестницам к казематам учреждения. Напрасно он боролся, чтобы освободиться от своего пленителя - с таким же успехом заяц мог бы биться в клыках волка, - и никто не обращал внимания на его крики; хотя время от времени он издавал ужасный вопль, которого было достаточно, чтобы привести в смятение любого. - Я не сумасшедший, - сказал он, - право же, я не сумасшедший - отпустите меня, и я ничего не скажу - ни одно слово никогда не сорвется с моих губ о мистере Тодде - отпустите меня, о, отпустите меня, и я буду молиться за вас, пока жив. Мистер Ватсон насвистывал веселую мелодию. - Если я пообещаю... если я поклянусь ничего не рассказывать, мистер Тодд не захочет, чтобы меня держали здесь - все, чего он хочет, это моего молчания, и я принесу любую клятву, какую он пожелает. Поговорите с ним за меня, умоляю вас, и отпусти меня. Мистер Ватсон завел вторую часть своей веселой мелодии и к этому времени добрался до двери, которую отпер, а затем, усадив Тобиаса на порог, сильно пнул его, отчего тот скатился через ступеньки вниз, на каменный пол убогой камеры, с потолка которой постоянно капала влага, и единственным удобством, которым он обладал, была охапка влажной соломы, брошенная в один из углов. - Вот, - сказал мистер Ватсон, - мой мальчик, оставайся там и устраивайся поудобнее, пока кто-нибудь не придет побрить тебе голову, и после этого ты почувствуешь себя настоящим джентльменом.
- Пощадите! Проявите милосердие! Сжальтесь надо мной! - Помилуй! Что за чертовщина это милосердие? Что ж, это неплохая шутка; но могу сказать, что за этим ты обратился не в ту лавку, мы не держим его здесь на складе, ищи его где-нибудь в другом месте. Мистер Ватсон так смеялся над собственной шуткой, что смягчился, и сказал Тобиасу, что, если бы он вел себя совершенно спокойно и говорил бы "спасибо" на все, он не стал бы надевать на него смирительную рубашку, хотя мистер Фогг и приказал это;
- Потому что, - добавил мистер Ватсон, - раз уж на то пошло, мне абсолютно все равно, что говорит мистер Фогг и что он предпринимает; он не может обойтись без меня, черт бы его побрал потому что я знаю слишком много его секретов. Тобиас ничего не ответил на это обещание, только лежал навзничь на полу своей камеры, в отчаянии заламывая руки и чувствуя, что едва ли не сама атмосфера этого места, казалось, пропитана безумием, и полностью отдался отчаянию. - Я никогда-никогда, - сказал он, - больше не увижу ясного неба и зеленых полей. Меня убьют здесь, потому что я слишком много знаю; что может спасти меня сейчас? О, какой злой рок снова привел меня к моей матери, хотя к этому времени я должен был быть далеко-далеко отсюда, вместо того чтобы быть приговоренным к смерти в этом ужасном месте. Отчаяние овладело мной! Что это за звук - крик? Да, да, в этом ужасном доме, рядом с моим, есть еще какое-то измученное сердце. О, Небеса! что со мной станет? Я уже чувствую удушье, тошноту и слабость от воздуха этой ужасной камеры. Помогите, помогите, помогите! Сжальтесь надо мной, и я сделаю все, что угодно, пообещаю что угодно, поклянусь в чем угодно! Даже произнеси бедняга Тобиас свои жалобы на самом пустынном берегу, на который когда-либо выбрасывался потерпевший кораблекрушение моряк, на них не обратили бы большего внимания, чем в этом доме ужаса. Он кричал и звал на помощь. Он позвал всех друзей, которых когда-либо знал в своей короткой жизни, и в этот момент ему он вспомнил по имени каждого, кто когда-либо сказал ему доброе слово; и к тем людям, которые не могли его услышать, ибо находились очень далеко от его темницы, он обратился за помощью во время своего глубокого горя. Наконец, ослабевший, измученный и обессиленный, он лежал просто живой развалиной в этой сырой, вредоносной камере и почти желал, чтобы смерть пришла и избавила его, по крайней мере, от мучительного постоянного ожидания ее! Его крики, однако, возымели эффект пробуждения всех буйных душ в этом здании; и теперь, когда он лежал в тишине абсолютного изнеможения, он слышал издалека и вблизи приглушенные крики, визг и стоны, которые, можно было представить, наполняли преисподнюю мрачным эхо. Холодный и липкий пот выступил у него на лбу, поскольку эти звуки с каждой минутой все отчетливее доносились до его слуха, и по мере того, как он вглядывался в кромешную тьму камеры, его возбужденное воображение начинало населять ее странными, неземными существами, и он мог предположить, что видит отвратительные лица, ухмыляющиеся ему, и огромные бесформенные существа, ползающие по стенам и плавающие во влажной, зловонной атмосфере убогой камеры. Напрасно он закрывал глаза руками; эти создания его воображения нельзя было изгнать из памяти, и он видел их, по возможности, более живо, чем прежде, и они облекались в более пугающе осязаемые очертания. Воистину, если подобные видения продолжат преследовать его, беднягу Тобиаса, скорее всего, постигнет судьба многих других, кто содержался в этом заведении совершенно вменяемым, но за короткое время предстал там как буйнопомешанный.
***
- Бокал хорошего чистого прохладного вина, - сказал Суини Тодд, держа свой бокал так, чтобы его было видно на свету, - такое нежное во рту и в то же время скользящее по горлу с приятным насыщенным вкусом. - Да, - сказал мистер Фогг, - могло быть и хуже. Видите ли, некоторым пациентам, которые подавлены и впадают в меланхолию, требуются стимуляторы, и их друзья присылают им вино. Это кое-что из того, что прислали. - Я, конечно, я ожидал от вас, мистер Фогг, что в винах вы разбираетесь, зная вас, как вполне светского человека. - Спасибо за комплимент. Это вино было послано для пожилого джентльмена, который впал в такую меланхолию, что не только не принимал достаточно пищи, чтобы поддерживать жизнь и душу в здравии, но и так напугал своих друзей угрозами самоубийства, что они отправили его сюда на несколько месяцев; и поскольку ему рекомендовали стимуляторы, они прислали это вино, видите ли; но я стимулировал его и без него, потому что я сам пью вино и каждый день даю ему чертовски хороший пинок, а это стимулирует его, потому что приводит в такое дьявольское неистовство что, я совершенно уверен, ему не нужно никакого вина. - Хороший план, - сказал Суини Тодд, - но я удивляюсь, что вы не позаботились о том, чтобы в вашей собственной комнате не было раздражающих звуков, подобных тем, которые доносятся до моих ушей последние пять или десять минут. - Это невозможно; видите ли, что эти безумцы - они совсем как стая волков, и когда один из них начинает выть и кричать, остальные обязательно присоединяются всем хором, и не унимаются, пока мы не остановим их, и как я и говорил, мы это делаем сильной рукой. - Пока не забыл, - сказал Суини Тодд, доставая из кармана кожаную мошну, - я могу также выплатить вам годовую сумму за парня, которого я вам отдал; видите, я не забыл о вашем замечательном правиле: платить авансом. Вот точная сумма. - Ах, мистер Тодд, - сказал смотритель сумасшедшего дома, пересчитав деньги и затем положив их в карман, - приятно иметь дело с таким обстоятельным бизнесменом, как вы. Бутылка принадлежит вам, мистер Тодд, и я прошу вас не жалеть ее. Знаете, мистер Тодд, я часто думал, что такой образ жизни подошел бы вам; я уверен, у вас талант к подобным вещам. - Не ровня вам, - сказал Тодд, - но поскольку я, безусловно, люблю все странное и неординарное, многие сцены и персонажи, с которыми вы сталкиваетесь, без сомнения, были бы для меня весьма занимательными. - Сцены и персонажи, я вам верю! При ведении бизнеса, подобного нашему, мы сталкиваемся со всевозможными странностями; и если бы я захотел, а я, разумеется, не хочу, я мог бы рассказать несколько историй, которые заставили бы многих людей содрогнуться; но я не имею права рассказывать их, ибо мне заплатили, и какое, черт возьми, мне до этого дело? - О, ничего - ничего. Но сейчас, пока мы потягиваем вино, не могли бы вы сказать мне что-нибудь такое, что не подорвало б чьего-либо доверия? - Могу. Вам я все могу рассказать.