Предлагая Вашему вниманию заметки об отцах-командирах, я хочу отметить, что это впечатления юноши. Отсутствие жизненного опыта делает суждения молодого человека о других людях, как правило, прямолинейными, часто насмешливыми и далеко не всегда справедливыми.
Профессура в Военно-морской медицинской академии была весьма сильной. Её подбирали по очень высоким профессиональным критериям, пренебрегая такими позициями, как национальность, социальное происхождение и т.д., чего не могли позволить себе многие другие высшие учебные заведения. Разумеется, это отнюдь не было следствием либеральности политического руководства, а необходимостью подготовки высококлассных врачей с широким медицинским кругозором и хорошими практическими навыками.
В длительном автономном плавании судовой врач (особенно на подводных лодках) не мог надеяться на совет или тем более практическую помощь коллег. Он был один и должен был знать и уметь почти всё. Кроме того, он должен был быть ещё бактериологом и радиологом, т.к. в арсеналах многих армий мира уже было бактериологическое и радиологическое оружие. Но по какому принципу отбирали ответственных за нашу строевую подготовку сказать трудно.
Подполковник Носин занимал должность заместителя начальника нашего курса по строевой части. Он был одинок и несчастен. Говорили, что его списали с флота из-за какой-то трагедии, произошедшей в его части, после чего он стал не совсем адекватен.
Видимо, спасаясь от одиночества, он почти круглые сутки находился в расположении нашего курса, слоняясь по спальням, учебным комнатам, туалетам и комнатам отдыха. Он искал контактов с людьми. Но других способов общения, кроме придирок и разносов, он не знал. Зайдя, например, в спальню незадолго до отбоя, он начинал мытарить кого-либо из курсантов Уставом внутренней службы. Голос у него был писклявый, манера говорить - ехидная:
- Курсант Качалов, как называется это помещение?
- Кубрик, товарищ подполковник!
- Да-а... А как называется то, на чём Вы спите?
- Кровать, товарищ подполковник!
- Да-а... . А ещё как?
- Койка, товарищ подполковник!
- Да-а... А как называется вывеска на вашей койке-кровати?
- Прикроватная табличка, товарищ подполковник!
На его лице появлялось страдальческое выражение. Он мучительно выдумывал ещё какой-нибудь вопрос.
- А как называется эта тумбочка?
(По Уставу она так и называется - тумбочка.)
- Не знаю, товарищ подполковник.
- Ну, как же не знаете?
Начинаю перебирать варианты:
- Прикроватная тумбочка, товарищ подполковник!
- Не-е..., неправильно...
- Околокроватная тумбочка, товарищ подполковник!
- Не-е..., неправильно. Как же Вы не соображаете?! Она же стоит у вашей головы.
- Уголовная тумбочка, товарищ подполковник! - догадываюсь я.
Носин посерьёзнел. Ехидная улыбка медленно сползла с его лица. Он с очевидным трудом осмысливал услышанное. Наконец, замотал головой: - Не-е..., такого не бывает... В увольнение в эту субботу не пойдёте.
Изучаем новый в то время пистолет Макарова. Нужно собрать и разобрать пистолет за определённое время. Носин командует: "Начали" и засекает время на секундомере. Все укладываются в заданное время. Это - катастрофа. Что делать? Нужно, по меньшей мере, двух-трёх курсантов оставить без увольнения. Снова раздаётся команда:
- Разобрать пистолет, разложить детали в порядке их сборки!
Подходит к Лаврентьеву:
- Как называется эта деталь?
- Курок, товарищ подполковник!
- Неправильно - спусковой крючок. В увольнение не пойдёте.
Подходит ко мне:
- Как называется это остриё?
- Боёк, товарищ подполковник!
- Да-а... . А как называется эта пружинка?
- Опорная пружина обоймы, товарищ подполковник!
- Да-а... . А как называется это кольцо?
- М-м-м.... Не знаю, товарищ подполковник.
- Ну, как же! Читать не умеете. Кольцо-то - вышеупомянутое!
(В инструкции по сборке написано: "Берём вышеупомянутое кольцо и ставим его на место").
- Не знаете. В увольнение не пойдёте.
Раз в месяц за час до отбоя производилась чистка оружия (карабинов и палашей), с них удалялась старая смазка и наносилась свежая. Это был звёздный час подполковника Носина. Проверять качество чистки оружия должны были командиры взводов. Но упустить такой повод проявить рвение по службе Носин не мог. Он выборочно подходил к тому или иному курсанту, брал его карабин, вынимал затвор и долго, прищуриваясь, вглядывался в канал ствола. Затем ветошью проводил по лезвию палаша и изучал оставшееся на ней масло. Но кого бы он ни выбирал, я в этом выборочном списке был непременно.
Однажды, вычистив оружие и пройдя проверку у командира взвода, я уже собирался ставить карабин и палаш в пирамиду. Подошедший Носин взял мой карабин и, едва взглянув на него, сказал:
- У Вас муха в масле. Продолжайте чистку.
Удивляюсь: "Как же это ни я, ни командир взвода не только мухи, но даже единичного волоконца ветоши в смазке ствола не увидели". Делаю чистку заново. Предъявляю Носину. Опять:
- У вас муха в масле. Продолжайте чистку.
Не выдерживаю и говорю:
- Товарищ подполковник, покажите мне эту муху.
Оказывается, он имел в виду прицельную мушку, которая, действительно, должна быть сухой, и которую, разумеется, я многократно протирал.
- Что Вы делали на стрельбах? Вы же знаете, что масляная муха бликует и мешает прицеливанию. Немедленно протрите её.
Беру ветошь и, прикрывая корпусом конец ствола, делаю несколько "вытирательных" движений, не касаясь мушки. Подаю карабин.
- Ну, вот... . Теперь другое дело. Давно бы так.
Тут же берёт мой палаш.
- Смажьте гуще. При такой тонкой смазке клинок быстро заржавеет.
Наношу ещё слой масла, подаю палаш.
- Это слишком густо. При нанесении рубящего удара по голове противника такой палаш соскользнёт с его черепа. Ещё раз протрите.
Применяю военную хитрость. Дождавшись, когда до отбоя остаётся пять минут, беру у соседа уже проверенный Носиным палаш, смазанный, кстати, ещё гуще, чем мой, показываю его подполковнику.
- Вот теперь - то, что нужно. Это Вам не скальпелем баловаться. Тут соображать надо. Холодное оружие - оно смазку любит.
При входе в помещение курса был пост, на котором круглосуточно, по определённому графику дежурили курсанты. Дежурный курсант (дневальный) должен был охранять вход, командовать "смирно!" при входе начальства, принимать телефонограммы, подавать боцманской дудкой сигналы подъёма, отбоя и т.д.
Во время одного из дежурств моя смена наступила в 4 часа ночи.
Едва приняв пост от предыдущего дневального, я увидел вдруг входящего на курс Носина. Подавать команду "Смирно!" ночью нельзя. Поэтому я застыл в воинском приветствии и "ел глазами начальство". Узнав меня, Носин нахмурился и, немного подумав, спросил:
- Курсант Качалов! ЧТО Вы стоите на посту?
Не понимая вопроса, я стал осматривать себя: палаш пристёгнут, боцманская дудка на груди, нарукавная повязка дежурного - на левой руке, от ботинок - "зайчики" на стенах, о брючную стрелку обрезаться можно. Всё как будто в порядке. Осторожно пытаюсь уточнить:
-Товарищ подполковник, может быть ЗАЧЕМ я стою на посту. Так по уставу, охраняю сон курсантов.
- Не-е... неправильно. Я вас спрашиваю: ЧТО вы стоите на посту?.
- Не понял, товарищ подполковник. Если ПОЧЕМУ я стою на посту, так мой подсменный отдыхает, а я заступил на дежурство.
- Не-е... неправильно. Всё наоборот. Вы что по-русски не понимаете? Вот ЧТО вы стоите на посту?
Цель достигнута, я выведен из равновесия и ору:
- Что ж Вы хотите? Чтоб пост стоял на мне?
Носин удовлетворённо улыбается.
- Ну, во-от, а теперь я Вас посажу на гауптвахту.
1955г. Кронштадт. Наша учебная группа проходит врачебную и морскую практику. Четыре дня в неделю - в хирургическом отделении морского госпиталя. Два дня - выход в море. В воскресенье - политическая и боевая подготовка. Эти занятия ведёт подполковник Носин. Форма общения с подчинёнными неизменна - разнос и накачка.
- Вы позорите знамя славной Военно-морской медицинской академии! Как Вы ходите!? Уже по походке должно быть видно, что идёт морской офицер, а не какой-нибудь шпак, ителлигентик сраный.
Потомственный интеллигент Лаврентьев возмущается:
- Товарищ подполковник! Мы всё-таки не в стройбате служим, а в академии учимся, нельзя ли как-нибудь культурнее?
Носов багровеет, затем становится фиолетовым и вопит, срываясь на фальцет:
- Я, извиняюсь за выражение, подполковник Носин всяких академиеф кончал немало и культуры у меня до хрена! Вы на себя полюбуйтесь! Во вторник вечером на набережной встречаю двух разгильдяев - Качалова и Лаврентьева. Походка, как в пятибалльный шторм, фуражки набекрень. Глаза б мои не глядели. А говорят о таком - уши б мои не слышали: "...варианты удаления геморроидальных узлов..." А уж какие рядом барышни дрейфовали, так и выразиться нельзя: у них, похоже, вообще одни только ноги. Позор! Позор! Как выглядит настоящий морской офицер в увольнении!? Он до синевы выбрит и слегка пьян. А как выглядит слушатель нашей академии? Он слегка побрит и до синевы пьян.
Тут я встреваю:
- Никак нет, товарищ подполковник! Мы пьяны не были. Просто в тот вечер был необычно сильный бриз и нас немного покачивало. И выбрит я был, но у меня с детства всегда к вечеру холестерин на лице выступает, вот он синит слегка щёки...
Носин в замешательстве. Какая была погода во вторник он, конечно, не помнит, а о холестерине вообще понятия не имеет.
- Да-а... бризы бывают всякие... А этот ваш - как его? - хулио-стерин на лице, так умываться надо чаще. Ну, да. Это - серьёзная болезнь, это я понимаю. А как Вы объясните то, что в четверг вечером расхаживали в парке голым рядом с какой-то ряженой чувихой? Эта болезнь как называется? Не знаете? А ещё - врачи. М-мудизм такое называется. У них там, в странах капитала, распространена эта зараза. Это ж, вообще, ниже всякой ватерлинии.
Тут Носин был наполовину прав. Я, действительно, был с обнаженным торсом, но в брюках.
После танцев провожал девушку домой. Она была в лёгком сарафанчике. Неожиданно с моря налетел сильный холодный ветер с дождём. Моя спутница стала быстро коченеть. Я снял китель, рубашку, фуражку и всё это надел на неё.
Рассказываю Носину, как было дело. Он гадко улыбнулся и с издевательским сочувствием произнёс:
- Небось в койке не смог согреть и решил доделать это в парке... .
Взрываюсь:
- Как Вы смеете оскорблять девушку!!! Мы с ней не в койке валялись, а в Доме офицеров аргентинское танго танцевали.
- Знаю я эти ваши аргентинские танги-прижималочки. Это - то же самое, что в койке, только стоя... Тр-рое суток гауптвахты.
Лаврентьев:
- Товарищ подполковник! Вообще-то, не мудизм, а нудизм
Поостывший было Носов, вновь раскалился:
- За пререкания со старшим по званию двое суток гауптвахты!
Носин был избирательно внимателен ко мне до самого окончания академии.
Как-то вечером после лекций мне нужно было зайти на кафедру госпитальной хирургии, где я накануне оставил один из конспектов. В проходной сталкиваюсь с Носиным.
- Лейтенант Качалов! Почему Вы опаздываете?
- Куда опаздываю, товарищ подполковник?
- А куда Вы идёте???
С того момента Носина больше никто не видел. Одни говорили, что он лежит в психиатрической клинике, другие - что попал под трамвай. В любом случае - жаль служивого.