Много лет я был членом Всесоюзного общества "Знание" и время от времени по его заданию читал лекции главным образом на заводах и фабриках Москвы по двум направлениям: медицина и международное положение. Особенно радовали меня заказы для чтения лекций на Мясокомбинате или Рыбокомбинате, где лектору давали с собой кусок мяса или рыбину. В то время тотального дефицита это было существенным подношением.
Один раз в году Московский городской комитет партии проводил Всесоюзный семинар активистов этого общества.
В начале 80-х годов один из таких семинаров проводился в Московском доме политпросвещения. По традиции открывал и закрывал этот семинар первый секретарь Московского городского комитета партии; им тогда был Борис Николаевич Ельцин.
Время смутное. Объявлена перестройка. Но что и как нужно перестраивать, никто толком не знал, включая и инициатора этого движения Михаила Сергеевича Горбачёва.
Страна разваливалась политически и экономически. В магазинах пугающе пустые прилавки. Вовсю идёт приватизация государственной и общественной собственности. Процесс этот народ метко назвал "прихватизация", т. к. огромная страна по существу была отдана на разграбление партийным и правительственным бонзам, их друзьям и родственникам. Основная масса населения полуголодная и обтрёпанная.
И вот в такой момент в президиуме семинара появляется Борис Николаевич в дорогом костюме и лакированных туфлях. Рядом с ним - его новая помощница - Алла Афанасьева Низовцева - женщина ухоженная, без признаков недоедания.
Бориса Николаевича я вижу впервые, но с Аллой Афанасьевной знаком лично. Она незадолго до этого была вторым секретарём Красногвардейского райкома партии; курировала образование и медицину. И поэтому часто бывала в нашем Институте на собраниях и учёных советах; а мне нередко приходилось бывать у неё на приёме по делам нашего института.
Регламент семинара стандартный. Ряд докладов, после чего ответы на записки и вопросы с места. В большинстве записок и вопросов с места - одна и та же тема: почему в магазинах исчезли не только товары первой необходимости, но и продукты питания.
Старшему поколению хорошо известна практика отправки сотрудников различных учреждений, в том числе вузов, научно-исследовательских институтов и так далее на овощные базы для разгрузки и сортировки картофеля, капусты, свёклы, редко - фруктов. Москвичи знали, что на запасных путях стоит много составов с продовольствием, которые не только не разгружаются, но даже отправляются в неизвестном направлении.
Борис Николаевич держится молодцом. Он грозно вопрошает:
- Алла Афанасьевна! Эта-а, ответьте людям - почему в магазинах нет, понимаешь, колбасы?
Алла Афанасьевна до того, как попала на руководящую партийную работу, была учительницей в средней школе, и в вопросах снабжения города продуктами питания была совершенно невинна. Поэтому стала нести какую-то околесицу, что де не хватает рабочей силы для разгрузки вагонов.
Вся Москва знала, что многие руководители коллективов теперь уже не в принудительном, а в добровольном порядке создавали бригады желающих поработать на разгрузке вагонов. Но эти составы охранялись бритоголовыми молодчиками, которые предлагали руководителям бригад деньги, с тем чтобы те убирались восвояси. А если бригады не соглашались, то молодчики пускали в ход стальные прутья, велосипедные цепи и прочий ударный инструмент.
Борис Николаевич прерывает её беспомощное бормотание и повелевает, чтобы к завтрашнему дню колбаса в магазинах была. Но колбаса почему-то заупрямилась и не появилась ни к завтрашнему дню, ни к следующей неделе.
Но вот официальная часть закончена. Все вскакивают с мест и спешат протиснуться к демократично спустившемуся в зал Ельцину. Меня подталкивает к нему один из инструкторов нашего райкома. (Его отец был на первых ролях в аппарате Ельцина.) Инструктор этот был умным и добросердечным парнем. Никогда не кичился высоким положением своего отца. Мы симпатизировали друг другу. Он сделал много полезного для нашего института.
Подтолкнув меня вперёд, он сказал Ельцину:
- Вот Владимир Константинович Качалов, он представляет Онкологический научный центр, в котором консультируют нашу Аллу Афанасьевну. (Борис Николаевич к этому моменту уже заметно "освежился" в буфете.) Он посмотрел на меня так, что я тотчас вспомнил выражение Ильфа по поводу его встречи с каким-то ответственным редактором: "Он посмотрел на меня, как русский царь на еврея. Вы можете себе представить, как русский царь посмотрел бы на еврея?"
Так вот, посмотрел на меня Борис Николаевич таким образом и спросил:
- Скажи, чего вам не хватает для лечения Аллы Афанасьевны?
В ответ я залепетал, что для лечения Аллы Афанасьевны у нас есть всё. Но вот для прочих больных, если бы не гранты иностранных фирм, выпускающих новые противоопухолевые аппараты, нам лечить было бы уже нечем. Хотим даже написать об этом Горбачёву.
Борис Николаевич поморщился:
- Ты, эта-а, Горбачёву не пиши. А приходи, понимаешь, со своими вопросами прямо ко мне.
Горбачёв вскоре был выведен из игры. А к Борису Николаевичу, ставшему президентом, у меня хватило ума не ходить.