Кацман Изяслав : другие произведения.

Хрен С Горы. Главы 13-16

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    продолжение

  Глава тринадцатая.
  В которой герой занимается скучной рутиной, говорит чистую правду, немного геройствует и устраивает кровопролитие, а также готовится к работе по специальности.
  
  Привычно обойдя лагерь нашего воинства, я наконец-то мог присесть возле одного из костров, вокруг которого сидели 'пану макаки'. Выбор мой пал как обычно на тот, где собралась старая гвардия в лице Вахаку, Длинного и прочих.
  Само собой нашлось и удобное место, и кусок копчёной свинины с пальмовой лепёшкой. Впрочем, уважение к своему начальству проявляли 'макаки' довольно небрежено. Оно и понятно: публика была занята слушанием историй, баек, сказок и прочих продуктов народного творчества. Сейчас всеобщим вниманием завладел Текоро- непонятного возраста мужик с Нижнего Бонко из соседнего с Бон-Хо селения, признанный умелец складно чесать языком. Особыми воинскими умениями он не блистал, равно как и к выполнению походных обязанностей вроде натаскать дров с водой для приготовления пищи или прорубать дорогу в зарослях в первых рядах относился без должного энтузиазма - скорее наоборот, норовил пропустить свою очередь. Зато когда дело доходило до вечерних посиделок у костра, не было ему равных в рассказывании всяких историй, в коих причудливо переплетались реальные события и вымысел.
  Обычно рассказы у походного костра нередко повторялись через день или два, впрочем, туземцы слушали всё равно с интересом, наслаждаясь, как я понимаю, знакомым сюжетом в новой обработке. Но сегодня Текоро потчевал аудиторию историей, которой до этого мне слушать не доводилось. И я даже успел подсесть к костру в самом её начале.
  Местную манеру изложения с подробным перечислением узоров на набедренной повязке, многочисленных украшений и оружия я бы не назвал захватывающей. Но волей-неволей приходилось выслушивать многочисленные и однообразные списки того, что было на герое, а затем - что, как и кому он говорил, с таким же методичным описанием остальных персонажей - как основных, так и второстепенных. Речь шла про некоего Келеу, который отправился за смолой в заросли далеко от своей деревни.
  Первую часть повествования шло скрупулёзное перечисление рисунков на набедренной повязке героя и того, как гремели и сверкали ракушки в ожерелье на его шее. Потом Келеу наткнулся на отрезанную голову, висевшую на дереве. Текоро принялся подробно да с повторами описывать крайне неэстетичный внешний вид головы и то, как Келеу осматривал её со всех сторон, пока не вздумал потянуть голову за нос. Тут она открыла одни глаз, затем второй, и укусила бедолагу за палец.
  Тот, конечно, охренел от такой наглости. А голова меж тем подмигнула Келеу и сказала, чтобы он никому не говорил про неё, а то, дескать, плохо будет. Герой, не будь дураком, пообещал, конечно, что будет молчать как рыба, а сам быстренько побежал к своему таки, надеясь за такую диковину получить награду.
  Правитель, выслушав Келеу, собрал свою свиту (вновь длинный перечень нарядов таки и его регоев) и велел вести к дереву, на котором висит голова. Пришли к нужному месту (подробное описание пути). Голова висит себе, да висит: обыкновенная мёртвая голова. И никаких признаков жизни не подаёт. Решил таки, что над ним издеваются, рассвирепел (минут на пять описание стадий нарастания властного гнева).
  Бедняга и умолял голову заговорить, и угрожал ей. Ничего не помогало. Наконец, правитель совсем разъярился и велел своим регоям убить Келеу и отрезать ему голову да повесить рядом с уже висящей - дескать, чтобы той не скучно было. Сказано - сделано.
  Ушёл таки со своей свитой, голова несчастного болтуна висит рядом со своей говорящей сестрой по несчастью. И та, наконец, подмигивает хитро и говорит: 'Я же предупреждала, плохо тебе будет'.
  
  Уже когда народ, наслушавшись историй и сказок, начал расползаться и готовиться ко сну, я заметил совсем рядом Солнцеликую и Духами Хранимую тэми - как обычно в сопровождении женской свиты. На меня наша повелительница даже не взглянула - к чему я уже успел привыкнуть. Та непонятная для меня размолвка затянулась, и я всё не решался подловить момент и поговорить с Рами на чистоту и выяснить, что же так обидело в том разговоре юную претендентку на престол Пеу. Разумеется, я объяснял самому себе оттягивание непростой беседы многочисленными заботами, связанными с движением войска из девятисот сорока человек по незаселённой местности. Но в глубине души я сознавал, что просто побаиваюсь неожиданного и неприятного поворота разговора.
  Так продолжалось уже четвёртую неделю, что мы собирали воинов с Бонко и Сонава, ходили усмирять рана и проводили краткий курс строевой подготовки для всего набравшегося воинства, готовили продовольствие для основного похода и, наконец, выступили на запад. Я, дабы поменьше сталкиваться со старательно изображающей холодное равнодушие Солнцеликой и Духами Хранимой, даже решил помочь Такумалу в переговорах с нашими сунийскими данниками, а потом отправился на маленькую победоносную войну с рана. Всё общение со мной тэми предпочитала вести через посредников.
  Авторитет основателя общества 'пану макаки', в сочетании со славой колдуна и металлурга, по инерции ещё действовал, заставляя вожаков нашей разномастной армии прислушиваться к моим словам и даже соглашаться со мной, но явственно ощущалось, что это всё до поры до времени: если Вахаку с Длинным и прочие 'макаки', равно как и мои сонайские родственники по-прежнему полагали Сонаваралингу человеком, за которым стоит идти, то в поведении многих предводителей отрядов проскальзывало не сильно скрываемое: 'Пускай сонайский колдун приведёт нас в Текок, пускай обеспечит победу над нечестивым Кивамуем, а потом, когда станет больше не нужен, мы его отправим к Духам'. Некоторые, из числа самых глупых и самонадеянных, вообще копировали манеру поведения Раминаганивы, старательно не замечая впавшего в опалу полукровку.
  Впрочем, таковых было немного: большинство из двух с лишним десятков вожаков отрядов старательно изображали любезность при личном общении. Но всё же лицемерие среди папуасов ещё не достигло совершенства, свойственного цивилизованным людям, поэтому настоящее отношение ко мне у них то и дело прорывалось наружу в мелочах.
  Плюс к этому, в своё время ряды моих 'макак' пополнялись выходцами со всего Бонко и даже Сонава. И в походе они общались со своими сородичами да односельчанами, которые шли под командой деревенских вождей. Присущая туземцам болтливость, особенно в кругу знакомых и друзей, в сочетании с клятвами о полном доверии внутри нашего воинского братства, коими я предусмотрительно оформлял переход из 'барану' в 'тупису', с лихвой обеспечивали меня информаций о том, что же действительно думают о Сонаваралинге предводители союзников.
  Знание о реальном отношении ко мне со стороны партнёров по военной коалиции не прибавляло оптимизма и без по-прежнему непонятной размолвки с Солнцеликой и Духами Хранимой. А уж оба этих фактора в совокупности обеспечивали стабильно подавленное настроение.
  В итоге, спасаясь от скатывания в полный и беспросветный депресняк, я решил для самого себя, что вся моя многообразная деятельность по подготовке припасов, прокладыванию пути по нижнему Огоку, выработке системы сигналов для связи между формированиями, из которых складывалось наше воинство, на марше и в бою, попытки хоть как-то сработать всю эту кучу мелких шаек и отрядов в некое подобие армейского соединения - так вот, всё это просто способ добраться до западного побережья, откуда можно свалить в более цивилизованные края.
  Ладно, думал я, мысленно усмехаясь: коль вы, господа папуасы, видите во мне только незаменимого специалиста, разработавшего доселе небывалый марш-бросок, а теперь им руководящего, да командира самого сильного отряда нашей армии, когда дело дойдёт до боестолкновений со сторонниками Кивамуя - хрен со всем вами. Не буду мешать вашей делёжке портфелей в будущем правительстве. Представляю, какой приятный сюрприз ожидает их всех, когда обнаружится исчезновение одного из самых главных и опасных конкурентов в борьбе за места рядом с престолом.
  Последние месяцы, наполненные участием в политике на местном уровне и ответственностью за немалый коллектив, собравшийся под моим управлением, что-то сдвинули в сознании, и теперь я не испытывал прежнего страха перед дорогой через полмира. Тем более, что на небольшую команду для путешествия я мог точно рассчитывать: Длинный, непоколебимо уверенный в моей счастливой звезде; Сектант, который, как удалось выяснить, не прочь побывать в благословенном Ирсе - мечте каждого правоверного тенхорабита; и, конечно, Баклан, готовый последовать из простого любопытства, выдернувшего его из родной вохейской деревни и забросившего на Пеу, и по родственному долгу, обязывающего опекать старшего сородича.
  Тяжело, конечно, будет бросать 'макак'. Да и Солнцеликую и Духами Хранимую тоже, по-своему жалко. Отца у бедного ребёнка прибили, мать умерла при родах, имеющейся в Текохе родне, небось, она интересна только как источник возможных материальных благ.
  
  -Пану олени - откуда-то наперерез вынырнул Раноре, один из предводителей носильщиков-сунийцев.
  -Что надо - полюбопытствовал я.
  -Когда ты договаривался с нашими старейшинами, то обещал, что через четыре дня пути мы отправимся обратно домой.
  -Конечно - согласился я - Сегодня истёк третий день. Завтра вечером, когда станем на ночлег, остатки вашей ноши раздадим по отрядам. А вы переночуете и пойдёте обратно.
  -Пану олени - тихо и неуверенно сказал Раноре - У нас не все хотят возвращаться в свои селения.
  Я непонимающе уставился на сунийца.
  -Они говорят: попроси пану олени, чтобы он позволил идти с его людьми дальше.
  -Ты тоже хочешь остаться с нами?
  -Да.
  -И много вас таких? - полюбопытствовал я.
  -Тинопе, Кеоре, ... - принялся перечислять Раноре.
  Понятно - по большей части молодёжь лет двадцати-двадцати пяти. То есть, молодые они, конечно, по меркам моего прежнего мира: здесь взрослыми считаются уже в четырнадцать-шестнадцать, а к двадцати годам среднестатистический обитатель Пеу успевал обзавестись женой и ребятишками. Хотя, конечно, солидными мужиками в глазах окружающих становятся всё же ближе к тридцатилетию.
  Если я правильно посчитал перечисляемых Раноре, из пятидесяти сунийских носильщиков одиннадцать желают отправиться с нашим войском и дальше. Он - двенадцатый. И что с ними делать... То есть, конечно, понятно, что они будут и дальше нести припасы - только теперь не на всю нашу армию, а на 'макак' и моих сонайских сородичей из Тено-Кане. А остальные пусть тащат свой паёк на остаток пути на собственных закорках.
  Другое дело, как мне 'юридически' оформить эту дюжину, являющуюся, с точки зрения полноправных дареоев, недочеловеками. С одной стороны, мои 'макаки' не потерпят равноправия каких-то сунийцев, с другой - двенадцать крепких молодых парней, способных орудовать дубинками и ножами не хуже бонко и сонаев. Здесь расслоение на классы или касты только начиналось, и ганеои ещё не успели превратиться в забитых и бесправных рабов или крепостных. С третьей - совсем не помешает вдобавок к текокцам Вахаку, бонкийцам Такумала (оставшегося на этот раз за главного в Мака-Купо, несмотря на желание идти вместе со всеми) и шайке Длинного иметь ещё одну группу бойцов. Причём сунийцы будут преданны именно лично мне.
  Как-то слабо верилось в то, что повоевав и почувствовав себя почти вровень с дареоями, Раноре и остальные захотят возвращаться домой, к прежнему приниженному положению платящих дань земледельцев. Учитывая, что всем они будут обязаны лично мне, то я получу в своё распоряжение некоторое подобие янычаров или мамлюков - не рабов, конечно, но выходцев из низшего туземного сословия. А уж о том, чтобы эти авантюристы были обязаны только мне, и никому другому, я позабочусь. Я хоть и собрался отравиться в более цивилизованные места, но кто знает, на сколько затянется подготовка к отплытию, так что лишним ничего не будет.
  -Хорошо, я завтра объявлю своим людям, что вы пойдёте с нами и дальше - наконец ответил я сунийцу - Будете как прежде нести еду и вещи воинов 'пана макаки' и заготавливать дрова для наших костров. Когда дело дойдёт до боя, станете биться там, где укажу я, Вахаку или Паропе.
  -Спасибо, пану олени - улыбнулся Раноре щербатым ртом.
  Известие о том, что дюжина сунийцев дальше понесёт наши припасы и иное имущество за исключением оружия, 'макаки' восприняли с некоторым облегчением: к хорошему быстро привыкаешь, и никому не улыбалось тащить со следующего утра дополнительные десять-пятнадцать килограмм нагрузки.
  
  Дни похода тянулись один за другим. Погода стояла на удивление сухая - до этого столько дней без осадков я наблюдал только в Сонаве. Ведь и тучи висели над головой, и даже гром гремел где-то вдали, а на нашем пути только один раз дождик немного смочил землю. Такое ощущение, что небесная влага обильно проливалась на обращённый к океану край плато, образующего верхний Огок, а эту низину тучи пробегали бегом, чтобы потом пролиться ливнями на внешние склоны сонавского кратера. Не знаю, насколько справедливо подобное предположение, но иных объяснений непривычной для Пеу сухости не было.
   Наша армия шла через кустарники Нижнего Огока, периодически меняя передовой отряд, которому и доставалась основная работа по прорубанию пригодной для нормального движения тропы. Первые дни мне пришлось потратить немало времени и нервов, чтобы убедить вожаков в необходимости того, чтобы авангард прокладывал нормальную дорогу для идущих следом: никому не хотелось тратить свои силы на обрубание веток и откидывание в сторону сгнивших стволов и бурелома, чтобы другие шли с комфортом. Я вынужден был пригрозить наслать на несогласных всех встречных муравьёв и натыкать им под ноги колючки со всего Огока, потом потратил полночи на составление графика смены передовых отрядов а, затем ещё пришлось строго следить за его соблюдением. Правда, это вовсе не избавляло меня от постоянных жалоб со стороны то одного, то другого из главарей на то, что его отряд находится в авангарде чаще или дольше прочих. Зато после нас оставалась вполне приличная тропа, не хуже тех, что связывают между собой селения Бонко. Не знаю, чем окончится этот поход, но прямой путь с запада на восток Пеу после нас останется. Другой вопрос - надолго ли. Но всё равно, хоть какая-то польза будет.
  В общем и целом, поход проходил в штатном режиме: количество заболевших и травмированных не превышало и двух десятков, смертельных случаев вообще не было. Благодаря предварительной разведке пути удалось найти дорогу в обход реки Огуэ: как оказалось, она начинается где-то на склонах огокского плато, а не в Сонаве, как полагал я, основываясь на рассказах текокцев. Так что нам посчастливилось избежать переправы или строительства моста.
  Характер местности ощутимо изменился буквально за полдня пути: растительность стала зеленее не только в болотинах и низинах, но и на более высоких местах, деревьев стало ощутимо больше, а после обеда впервые за четыре дня прошёл дождь - короткий и тёплый, как и полагается в условно сухой сезон. Да и исходя из уже пройдённого пути, завтра, в крайнем случае, послезавтра мы должны выбраться в населённые места. По всем признакам выходило, что наша армия приближается к границе Огока и Кехета. Так что следует усилить бдительность передовых дозоров.
  
  Известие о том, что разведчики вышли на окраины селения, застало меня за весьма важным занятием: я вытаскивал с помощью костяной иглы занозу из ноги. Проклятая колючка сидела глубоко, пришлось расковырять до крови - благо хоть небольшие запасы самогона для санобработки имелись: Атакануй всё-таки, не смотря на бурные перипетии последних месяцев, сумел доработать прототип перегонной установки, и мы её опробовали в деле, получив в итоге несколько литров мутноватой жидкости с характерным сивушным запахом. Часть полученного продукта ушло на эксперименты с разведением древесной смолы, которые показали неплохие результаты. А остальное я объявил неприкосновенным запасом, и использовал, как антисептическое средство для обработки ран и царапин своих бойцов в дополнение к жутко пахнущим мазям туземных лекарей-колдунов.
  -Пану олени - голос командира разведчиков Гоку прямо нал ухом заставил вздрогнуть.
  -Докладывай - приказал я.
  -Там впереди деревня - сказал Гоку - Я насчитал больше шести десятков хижин. А рядом не то соседняя, не то продолжение этой. Вокруг везде поля.
  -Хорошо - приказал я - Скажи Вахаку и Паропе, чтобы собирали вождей.
  Разведчик пошёл искать моих заместителей, а я наконец-то, сумел вытянуть проклятую занозу.
  
  Предводители отрядов молчали, переваривая известие, что переход по безлюдным местам окончен. Некоторые выжидающе глядели на меня: мол, что скажет Сонаваралинга. Я же думал, как бы, во-первых, поэффектнее обставить появление нашей армии на Западной равнине, а, во-вторых, удержать в узде девять сотен жаждущих воинской славы и добычи дикарей. Когда в Бонко на моих глазах случилась небольшая гражданская война, то особых эксцессов я не наблюдал. Но там то все друг друга знали, и через одного родственники. Здесь же для бонко и большей части сонаев чужая земля. Причём вне поля боя из этой оравы в той или иной степени я способен контролировать только сто двадцать пять своих 'макак' с двенадцатью сунийцами Раноре, сотню сонаев из Тено-Кане, три десятка воинов из Хау-По под командой Тилуя, какого-то там родственника нынешнего таки, и пятидесят бойцов из Бон-Хо под началом сына Боре по имени Тоборе. Над остальными же моя власть была весьма условной.
  -Славные воины Бонко и Сонава - начал я - Первая часть нашего пути завершена. Перед нами Кехет, а за ним вся Западная равнина. Верные тэми люди предупреждены о нашем приходе. Нам остаётся только идти вперёд и приводить под руку Солнцеликой и Духами Хранимой вождей западных племён.
  Ага, осталось самое простое: определить, где тут союзники, где враги, где колеблющиеся. А уж разгромить нежелающих признавать власть юной тэми, вообще, раз плюнуть.
  -Пока мы не знаем, в каких деревнях на нашем пути живут верные тэми люди - продолжил я - А в каких - сторонники Кивамуя Братоубийцы. Поэтому не станем причинять зла жителям встречных селений. Но там, где появлению Солнцеликой и Духами Хранимой не будут рады - усмирим силой, не жалея чужой и своей крови.
  Я обвёл взглядом предводителей нашего воинства: все ли внимательно слушают меня. Убедившись, что уровень внимания вполне достаточный для усвоения информации, я произнёс самое главное на сегодня: 'Сегодня Солнцеликая и Духами Хранимая тэми войдёт в первое селение, лежащее на нашем пути. Женщины сейчас готовят лучшие её украшения. Сопровождать Солнцеликую будут воины 'пану макаки'. За ними пойдут сонаи Кано. Сзади них пойдут отряды Тоборе и Тилуя. Остальное же наше войско встанет на ночлег на краю леса но, не причиняя вреда полям коя и баки этого селения. И пусть в грядущую ночь у каждого костра сидит не более чем пять воинов.
  -Почему сопровождать тэми будут только твои люди, Сонаваралинга?! - вмешался Хоропе, предводитель такамского контингента - И зачем те, кому ты велишь остаться в лесу, должны разжигать костров больше, чем им нужно для приготовления пищи?
  -Славный Хоропе - медленно, с расстановкой начал я - Все в нашем войске храбры и верны Солнцеликой и Духами Хранимой тэми. Но посмотри на 'пану макаки' и воинов под началом храброго Кано: все они вооружены хорошим оружием и умеют ходить правильным строем. Когда тэми в их сопровождении придёт в селение, жители его подумают: 'Наверное, все воины Солнцеликой вооружены так же хорошо, как и эти две с лишним сотни'. А когда они увидят много костров вдали и узнают, что это лагерь нашей армии, то подумают: 'С тэми пришло двадцать сотен воинов, а может быть и двадцать пять'. И когда весть о таком большом войске облетит весь Кехет и достигнет границ Текока, то наши друзья воспрянут духом, колеблющиеся вожди примкнут к законной властительнице, а враги устрашатся и, дух их ослабнет. Когда же вскроется, что нас вместе с тэми пришло всего десять сотен и четыре десятка, будет уже поздно что-либо менять, ибо к нашему войску присоединится много вождей со своими воинами.
  Вожаки потрясённо молчали, переваривая услышанное. Потом тишина разорвалась воплями одобрения и диким хохотом. Идея преувеличить численность нашего войска и его вооружённость металлическим оружием показалась папуасам не только превосходной в тактическом плане, но и остроумной.
  -Всё же Солнцеликую и Духами Хранимую нужно сопровождать всем вождям нашего войска и их лучшим воинам - влез предводитель одного из сонайских отрядов с вызывающим у меня нехорошее веселье именем Сопу.
  -Хорошо - что-то я сегодня добрый - Вожди отрядов могут идти в первых рядах, сразу за Солнцеликой и Духами Хранимой тэми и лучшим десятком воинов 'пану макаки'. Каждый вождь может взять с собой двух воинов, но только чтобы все они были вооружены металлическими топорами и ножами - доброту тоже нужно проявлять в меру: пусть совсем уж нищеброды остаются в лагере, и с нами в итоге пойдёт около десяти вожаков и примерно столько же воинов - ибо в некоторых отрядах металлического оружия набиралось не более пары-тройки единиц.
  На такой диспозиции и сошлись. После чего я в компании с Вахаку, Длинным и Кано отправился готовить к выходу 'в люди' авангард, остальные разбрелись по своим отрядам, собирать оружие и решать, кого взять с собой.
  
  Обсуждение с командным составом 'пану макаки' и ближайших союзников порядка выступления, а также последующие сбор и построение бойцов затянулись далеко за полдень. До деревни топать было ещё два или три часа. В общем, я уже начал сомневаться - может лучше остаться всем в лесу, а завтра по утренней прохладе бодренько дотопать до деревни. Но Вахаку и Кано забраковали эту идею, мотивируя тем, что, как стемнеет, наш лагерь запросто могут засечь по огням костров, кроме того, и днём местные могли заметить дымы. Появление большого количества непонятных людей будет нервировать жителей ближайших деревень, так что лучше всего появиться и объяснить, что к чему, пораньше.
  
  Наконец двинулись. Впереди, как и положено, шла Солнцеликая и Духами Хранимая тэми. По бокам и на пару шагов позади - ваш покорный слуга, Вахаку, Кано и прочие вожди. За нами, старательно, хотя не всегда удачно, держа строй, маршировали десятками члены воинского братства 'пану макаки'. Замыкали шествие сонаи из Тено-Кане. Идущие за ними бонкийцы Тилуя и Тоборе, равно как и мои сунийцы-носильщики, претендовать на то, чтобы считаться частью торжественной процессии не могли - по причине малой вооружённости металлическим оружием и низким качеством строевой подготовки.
  Явление отряда вооружённых до зубов воинов вызвало в селении немалый переполох. Шли мы довольно медленно, так что жители успели вооружиться и собраться возле крайних хижин. Глядя на разномастно вооружённую и нестройную толпу, я прикинул, что мои 'макаки' местных уделают, особо не напрягаясь. Судя по выражению лица Вахаку, мой 'олени' думал аналогично.
  -Хороший ли урожай на ваших полях, уважаемые? - начал стандартную приветственную тягомотину Вахаку - Здоровы ли свиньи? Хороший ли приплод они приносят?
  Главный среди жителей деревни, угадывающийся не только по длинному бронзовому кинжалу на поясе и кучей украшений, но и по властному выражению лица, ответил, роняя слова по одному: 'Урожай. Хороший. Свиньи. Плодятся'.
  Ещё минут пять продолжался обмен любезностями, из которых я узнал, что мы находимся возле деревни Туте. А местного босса именуют Гокомуй. Вахаку прочитал в своё время для меня пару лекций по раскладам на Западной равнине, но это название ничего мне не говорило: не то поселение из разряда незначительных, не то относится к нейтралам - я то больше запоминал союзников и однозначных врагов. Наконец, Вахаку перешёл к делу, заявив, что во главе нашего славного воинства Солнцеликая и Духами Хранимая тэми Раминаганива.
  Лица местных обитателей свидетельствовали, что к сторонникам юной тэми они не относятся. Впрочем к врагам - тоже. В общем, думал местный босс что-то вроде: 'Воюйте с кем хотите, а нас не трогайте'. Говорил же он совершенно иное.
  Торжественным языком глава Туте задвинул небольшую, но прочувствованную речь о том, как все здесь рады, что Солнцеликая и Духами Хранимая тэми почтила своим вниманием, и что он приглашает высокую гостью со спутниками в селение, где их ожидает пиршество.
  
  Угощение было так себе - в основном корнеплоды. Только юной претендентке на престол да вождям досталась к ним свинина в каком-то сладком соусе. А уж рядовые 'макаки' и сонаи с бокийцами и сунийцами довольствовались печёным и варёным коем с баки.
  Дождавшись, когда гости утолят голод, староста Туте начал расспрос. О цели нашего появления спрашивать смысла не имело, поэтому он сразу же поинтересовался, откуда мы идём. Вахаку честно ответил, что из Бонко через Огок. Дальше старосту интересовало, конечно, как мы с такими малыми силами собрались свергать Кивамуя.
  Тут в разговор вступил я: 'Здесь только малая часть нашего войска'.
  -И сколько же всего воинов у тэми? - полюбопытствовал Гокомуй.
  -Всё наше войско в десять раз больше отряда, который пришёл сюда под моей рукой - совершенно честно ответил я - Просто я и остальные вожди решили оставить большую его часть на окраине леса. Как стемнеет, вы можете увидеть костры, разведённые нашими воинами.
  Ну, может быть, немного преувеличил, поскольку 'макаки' вместе с сунийцами Раноре составляли не десятую часть всей армии, а несколько большую. Но в социуме, где точный счёт, чего бы то ни было, в самом зародыше, подобное отклонение нельзя счесть враньём. Да и не стоит забывать гиперболизацию всего и вся, являющуюся одним из элементов папуасского речевого этикета. Если староста Туту желает узнать точную численность нашего войска, пусть сам для себя определяет коэффициент преувеличения и высчитывает реальную численность нашего воинства.
  А то, что сонаи с бонкийцами из Бон-Хо и Хау-По не под моим командованием, а руководятся своими предводителями - я же не виноват, что местные этого не знают.
  Староста крепко задумался: сила шла через его земли немалая, Кивамую плохо придётся. А если ещё соберутся сторонники тэми с Западной равнины - то вообще крышка. При таком раскладе нейтралитет может оказаться не совсем верным выбором: лучше уж примкнуть к более сильным и справедливым.
  -Я смотрю, у вас многие вооружены заморскими топорами и копьями.
  -Многие - согласился я - Только это оружие большей частью не заморское, а сделанное в Бонко.
  -А те, кто остался в лесу, тоже также вооружены? - спросил Гокумуй.
  -Многие, но не все - я не стал врать и даже преувеличивать - Всего в нашем войске по-новому вооружено в три раза больше воинов, чем в моём отряде.
  Примерно так оно и есть: хотя бы по одному экземпляру металлического оружия набиралось на три с лишним сотни воинов - сколько-то копий, ножей и топориков заморского происхождения и продукции моей мастерской имеется у вождей и воинов по всем подразделениям, под сотню в отряде Кано, немало у сонаев из других селений, ну и мои 'макаки' вооружены по новому почти поголовно. С учётом того, что значительная часть обладателей металлического оружия была у вождей и их сопровождения, почти всё оно сейчас здесь.
  Староста загрузился ещё сильнее: тысяча бойцов с металлическим оружием разгромит регоев и ополчение всего запада Пеу. Это ты, приятель, ещё не видел моих 'макак' в бою.
  Ну, а вожди нашего войска, слегка ошалевшие от того, что же я несу, смотрели на меня с восторгом. Когда собирались с дружественным визитом в селение, я успел предупредить, чтобы они молчали или поддакивали мне, но никто из них не ожидал подобного.
  По окончании пиршества вожди армии разбрелись по отведённым им для ночлега местам довольные и весёлые. Некоторым, особенно налегающих на туземную брагу или наиболее нестойких против алкоголя, пришлось помогать идти. Местные же пребывали в явной растерянности.
  
  Следующая пара дней прошла в отдыхе, рекогносцировке окрестностей на расстояние дневного перехода и знакомстве с вождями ближайших деревень. Ещё вечером выяснилось, что Туте именуют не деревню, а всю округу с несколькими селениями - как дареойскими, так и ганеойскими.
  Местные предводители прибывали предстать пред светлы очи юной претендентки на престол, а заодно проверить рассказы о её огромном войске. Вид множества воинов, вооружённых длинными копьями с медными наконечниками, и окружающих Солнцеликую и Духами Хранимую тэми, визитёров впечатлял. Равно как и виднеющийся вдали лагерь основных сил. Ничего удивительного, что уже через день в Туте стали стекаться отряды желающих примкнуть к нашей армии. Причём, по словам Вахаку, старых сторонников Кахилуу среди них было не очень много - в основном подтягивались те, кто в борьбе наследников Пилапи предпочли держать нейтралитет.
  
  Через два дня, когда воины отдохнули, а обстановка в Кехете уже стала более-менее ясна, я собрал малый военный совет - то есть Вахаку, Длинного, Кано, Тилуя, Тоборе и четырёх предводителей самых крупных отрядов. С тем, что пора идти дальше, никто не спорил - не для этого тащились в такую даль, чтобы сидеть на лесной опушке.
  С маршрутом движения также вопросов не было: Вахаку, поняв, куда мы вышли, и порасспрашивав визитёров и добровольцев, пополнивших наши ряды, определил деревни, вожди которых являлись стойкими и явными сторонниками Кивамуя. И теперь нам предстояло их посетить, так сказать, по месту проживания. Как ни странно, из двух десятков селений Кехета набралось всего четыре, где правили однозначные враги тэми. Правда, последовательных союзников не имелось вовсе. Зато, как сказал верзила-текокец, у соседей в Ласунге наоборот: нейтралы вперемешку с теми, кто будет рад появлению Солнцеликой и Духами Хранимой. Объяснялось это, кстати, просто - мать Раминаганивы была сестрой тамошнего таки.
  Согласно принятым у туземцев военным тактике и стратегии, вообще-то, войску тэми следовало как раз двигаться в земли ласу, где к нам сразу же примкнут сотни новых бойцов. Но две сотни воинов, вооружённых медным оружием и уже наловчившихся биться строем, казались и мне, и остальным вождям достаточной силой, чтобы рискнуть сначала установить контроль над Кехетом.
  На следующее утро выступили. Вперёд выдвинулся отряд разведчиков под командой Гоку, за ним топали остальные 'макаки' и отряд Кано. Затем - воины из Бон-Хо и Хау-По, сонаи из других селений и пополнившие наше войско полторы сотни кехетцев. Замыкали колонну оставшиеся бонкийские отряды.
  Первое селение с вождём неправильных взглядов лежало совсем рядом - в полудне ходьбы от Туте. Добрались в самый солнцепёк. И здесь нас уже ожидал горячий приём. Местный босс, по ходу, собрал всех, кого смог: человек четыреста воинов на окраине деревни было точно.
  Конечно, многие из защитников Кибу-По, как именовалось селение, вооружены и выучены были получше сувана или рана, но против плотно сомкнутых рядов 'макак' и сонаев из Тено-Кане шансы у них практически нулевые - даже без поддержки остальной части нашего войска.
  Бой был скоротечный и ожесточённый: нестройная вражеская толпа натолкнулась на ощетинившийся копьями строй, десятками нанизываясь на медные наконечники, Всё моё раздражение, накопившееся за последнее время, вдруг выплеснулось на этих дикарей, преграждающих пути к морю, по которому я должен добраться до цивилизованных мест с ванной, ватерклозетом и бритвенными станками. Остальные 'макаки' следовали примеру своего 'пану олени', который ожесточённо махал топором. Пара ударов, принятых на щит, и один пропущенный, но отбитый кем-то из соседей, немного охладила мой пыл, но к этому времени противник уже дрогнул, попятил, а потом и просто побежал.
  Заваленная убитыми и ранеными кехетцами окраина селения, согнанные к площади возле Мужского дома уцелевшие враги, на скорую руку организованный допрос пленных. Славный Ратамуй, староста Кибу-По, погиб - несколько его воинов прошлись по полю боя под конвоем Вахаку с десятком бойцов, указав на жилистый труп с застывшим на лице оскалом ярости: раны колотые, типичные для большинства убитых. Серьёзный мужик. Был.
  Наши потери: среди 'макак' один убитый, у сонаев двое тяжело раненых, возможно, не выживут, ещё десятка полтора получили не опасные для жизни ранения. Не знаю уж, относить ли к раненым себя: в горячке боя не заметил, как заработал порез левого уха, слава богу, хоть не отрубили его совсем. И когда только задели...
  Приятным сюрпризом явилось то, что щиты, представляющие собой деревянный каркас, обтянутый куском тюленьей кожи, к удивлению неплохо отражали удары бронзовым оружием, имевшимся у сегодняшнего противника. До этого они прошли несколько испытаний в полевых условиях против каменных копий и боевых палиц сувана и рана, и неплохо себя зарекомендовали, но у меня были серьёзные сомнения насчёт их эффективности против металлических топоров и мечей. Совершенно напрасные, как оказалось. Иначе убитых и тяжелораненых у 'макак' и сонаев было бы куда больше.
  А вот у такамцев, которые заходили в деревню с другой стороны, чтобы отрезать противнику путь к бегству, убитых и тяжело раненых почти два десятка - не повезло воинам Хоропе, оказались прямо на пути толпы ретировавшихся кехетцев. Зато, если и сумел кто из врагов избежать плена, то таковых считанные единицы. В остальных отрядах потерь практически нет.
  Сколько проблем на сразу мою голову: оградить Кибу-По от грабежа со стороны победителей; организовать силами местных захоронение трупов; поделить трофеи, стараясь при этом никого не обидеть; решить судьбу пленных; привести занятое селение под высокую руку Солнцеликой и Духами Хранимой.
  С первым пунктом разобрались быстро. Выяснив путём экспресс-опроса уцелевших пленных, кто из них имеет отношение к Кибу-По, я в присутствии командиров всех наших отрядов просто-напросто поставил жителей деревни перед выбором: или они кормят всё наше воинство и обеспечивают необходимое для культурного досуга количество женщин, или мы возьмём нужное нам самостоятельно. Разумеется, местные обитатели предпочли добровольно удовлетворить требования. Тут меня, правда, поправили Вахаку с Хоропе, чуть ли не в один голос потребовавшие в дополнение к женщинам ещё и мальчиков-подростков. Я принял эту поправку, про себя недобрым словом поминая некоторые местные обычаи.
  С уборкой трупов тоже всё решилось в пять минут: своих жмуров местные и без моего вмешательства похоронили бы, а убитых из соседних селений заберут сородичи в ближайшие день-два.
  Трофейное оружие, в первую очередь, пару десятков бронзовых топоров и тесаков, увы, пришлось делить пропорционально численности отрядов, как не хотелось мне наложить не него лапу для раздачи верным союзникам из Бон-Хо и Хау-По. Сам виноват: в своё время, когда только стали собираться бонкийцы с сонаями для похода на запад, я, в рамках повышения воинской дисциплины и слаживания отдельных отрядов в некое подобие армии, объявил, что отныне вся добыча, взятая в бою, должна поступать для справедливого дележа в распоряжение совета вождей нашего войска, а тех, кто вздумает её утаить от остальных - необходимо жестоко наказывать. Это, как я надеялся, хоть как-то обеспечит взаимодействие между отдельными отрядами и взаимную поддержку в бою - в противном случае воины в разгар сражения могли запросто увлечься обиранием трупов, не обращая внимания на проблемы соседей.
  Не знаю, как там будет на поле боя со слаженностью действий составляющих нашу армию отрядов, но пока получилось, что у внёсших наибольший вклад в победу 'макак' и сонаев Кано просто-напросто из-под носа увели большую часть трофейного бронзового оружия, которое при распределении добычи по старому, по принципу 'кто убил, того оружие', досталось бы им. Удовольствия моим бойцам это, понятное дело, не доставило, но правила есть правила.
  Решение вопроса с пленными и проведение процедуры по установлению власти тэми над округой оказались в весьма тесной связи: принесение клятв верности Солнцеликой и Духами Хранимой с соблюдением всех необходимых формальностей одновременно означало и то, что отныне можно не опасаться какой-нибудь подляны со стороны эти клятвы произнёсших. А пленные поголовно из местных дареоев, можно сказать - гордость и краса Кибу-По и окрестностей.
  Для проведения столь важного мероприятия, как принесение клятв верности правительнице, требует шаман. Причём обязательно высшей категории. Местным продавцам религиозного опиума доверия никакого нет - и по части квалификации, и по части лояльности - а ну как вместо закрепления своими ритуалами присяги наколдует смертельных болячек Солнцеликой и Духами Хранимой и её окружению.
  Хошь, не хошь, а придётся за работу браться мне, как самому продвинутому шаману в нашей армии. Беда в том, что я имел весьма смутное представление о предстоящей процедуре. Расспросы Вахаку и других текокцев из его компании позволили нарисовать самую общую картину, но тонкостей никто из них не знал. Недавняя инаугурация Тонкутаки тоже как-то не запомнилась во всех подробностях. Попытка выяснить у бонкийцев также дала не слишком много информации. Вдобавок, в некоторых моментах принесение клятвы областному боссу и верховному правителя всего Пеу различалось. Причём, чем вызвано это различие - местными особенностями или же разным уровнем власти, которой присягают - не понятно.
  Зато из ответов я сделал вывод, что, коль удастся вытрясти клятвы из здешних дареоев, то удара в спину с их стороны можно точно не опасаться. И Вахаку, и Толуй, и Тоборе рассказали кучу историй про убийства таки запада и востока острова восставшими подданными, но всегда это делали те, кто не клялся вождям. Прямо как в 'Нибелунгах', где Сигурда замочил брательник, по малолетству избежавший побратимства. И так же, как в старинном германском сказании, жители Пеу иной раз придумывали весьма замысловатые комбинации, чтобы обойти принесённые клятвы.
  Ну да ладно, будем разрабатывать свою собственную процедуру принесения клятвы верности. Тем более, что и случай у нас особый: как-никак, первая женщина-правитель всего Пеу. В общем-то, и в отдельных племенных областях представительницы слабого пола редко приходили к власти. Вахаку смог припомнить только пару случаев со времён Пилапи Старого, когда дамам удавалось порулить.
  Первый - где-то в середине правления первого типулу-таки в племени талу, обитающем на северо-западе острова, жена местного правителя умершего от какой-то болезни, около десяти лет держала власть в своих руках, пока не подрос сын и наследник покойного. Но она опиралась на многочисленную родню - как мужнину, так и свою собственную. И передала бразды правления сыну, как только тот смог править сам.
  Второй случай был позаковырестей. У тесу, что живут к северу от Кехета, поколение назад таки погиб от руки брата, которого почти сразу же убили. Остальные родственники устроили тогда неслабую грызню за власть, в процессе которой и резали друг друга, и искали поддержку у верховного правителя Пеу. Как-то получилось, что победу одержала младшая сестра погибшего таки и его брата-убийцы. Причём она имела одновременно троих любовников или мужей, которые непросто уживались друг с другом, но даже считались побратимами. Мнения в народе расходились - считать ли это сожительство одной женщины и троих мужчин браком, пусть и довольно странным, напоминающим стародавние времена, когда не только мужчины имели по несколько жён, но и женщины также вполне могли иметь не одного мужа, или же воспринимать всё это просто внебрачной связью. Именно благодаря поддержке своих не то мужей, не то любовников эта дамочка и пришла к власти. Вот только проправить этой 'банде четырёх' удалось всего года полтора или два: собралась очередная компания недовольных и убила, напав ночью, и правительницу, и троицу побратимов.
  Ну да ладно. Какое мне дело, что там было при царе Горохе. Моя задача обеспечить лояльность местных папуасов Солнцеликой и Духами Хранимой. Немного подумав, я пришёл к выводу, что процедура имеет две стороны: содержание, то есть те клятвы, которые должны произнести дареои Кибу-По; и оформление, то есть мои действия, сопровождающие принесение этих клятв. Причём ни тем, ни другим пренебречь нельзя. Любая неточность и неполнота в формулировке запрещаемых и обязательных для верных подданных действий запросто станет лазейкой для заговорщиков. А недостаточная красочность, непонятность и солидность сопровождающего приведение к присяге представления шамана будет подрывать у народа уважение к монархии со всеми вытекающими отсюда последствиями.
  
  
  Глава четырнадцатая
  В которой герой, получает надежду на прощение со стороны Солнцеликой и Духами Хранимой тэми, а также неожиданно заводит новое знакомство.
  
  Ласунг ничем не отличался от Кехета. Те же деревни по берегам Малой Алуме, временами сливающиеся друг с другом окраинами, те же бесконечные поля баки и коя. Народу, конечно, на Западной равнине живёт куда больше, чем на востоке острова. И по сравнению с Бонко сладких корнеплодов здесь сажают больше, хотя всё равно поля под ними не дотягивают по площади до посадок баки.
  Позади было пять дней марша по Кехету с приведением под руку Солнцеликой и Духами Хранимой встречных селений и двумя крупными сражениями со сторонниками Кивамуя. В первом случае пришлось в чистом поле громить несколько сотен воинов, на скорую руку собранными одним из троих оставшихся после занятия Кибу-По враждебно настроенных вождей - без потерь со стороны 'макак' и сонаев, вновь оказавшихся главной ударной силой, и с десятками убитых и умирающих от ран у противника. Следующий на очереди прокивамуевский местный босс решил отбиваться в селении. Но шансов у него всё равно не было - укреплений деревня не имела, а перевес у нас был более чем двукратный. Единственное, что на этот раз с нашей стороны было немало раненных и пара убитых.
  Сунийцы Раноре в обоих случаях неплохо себя показали, благо после первого боя они все поголовно вооружились качественными трофейными палицами, на которые, в отличие от металлического оружия, никто особо не претендовал: большинство сонаев и бонко имело свои не хуже, а таскать с собой всё время два или три дрына длиной больше метра желающих не нашлось. Попадись такая добыча в руки вблизи от дома, то из-за неё была бы нехилая грызня - не себе, так брату, свату или какому иному родственнику прихватить, ну или детям на вырост. Так что мои потенциальные янычары смогли выбрать вполне приличные изделия местного ВПК. Раноре и ещё двоим вообще достались не просто отполированные и тщательно выверенные по форме боевые дубинки, а настоящие папуасские мечи с вкладышами из акульих зубов или мелких обломков сонавского тёмного блестящего камня.
  
  В общем, всё складывалось удачно: дареои по обоим берегам Малой Алуме массово приносили клятву верности Солнцеликой и Духами Хранимой; сторонники Кивамуя, устрашённые тремя подряд поражениями с непривычным высоким соотношением потерь, разбегались; летящая впереди нас молва, преувеличивая как жертвы наших противников, так и численность войска Раминаганивы, способствовала тому, что деревенские вожди наперегонки спешили выразить свои верноподданнические чувства и произнести разработанную мною форму присяги, а кое-кто даже примыкал к нашей армии. С учётом тех, кто присоединился ещё в Туте, местное пополнение уверенно приближалось к полутысяче бойцов.
  По ходу каждодневных процедур по приведению местных папуасов под руку Солнцеликой и Духами Хранимой приходилось постоянно общаться ней непосредственно. Разговаривала Раминаганива со мной по-прежнему 'через губу', благо они у неё толстые, как и у большинства туземцев. Впрочем, мало-помалу поведение юной претендентки на престол в отношении меня менялось в лучшую сторону. Чем это было вызвано, не знаю: может быть, повлияла безукоризненно выполненная моя часть работы по оформлению массовых клятв верности, может быть, венценосный ребёнок просто устал дуться на Сонаваралингу.
  Ну а после того, как в последнем сражении я умудрился получить удар копьём в ногу, тэми вообще соизволила самолично явиться проведать состояние здоровья своего ручного колдуна. Это конечно, если говорить высокопарно, подобно папуасской 'торжественной' речи. А на деле Рами просто примчалась к хижине, где я лежал, морщась от боли. И только выслушав мои заверения, что рана на самом деле не рана, а так себе, царапина, Солнцеликая и Духами Хранимая успокоилась и отбыла прочь, заниматься важными государственными делами.
  
  Увы поговорить в спокойной обстановке и выяснить причину монаршего гнева так и не удалось. Слишком уж плотный рабочий график у нас был: если не очередной переход, то сражение, если не сражение - то общение с местными вождями и их подчинёнными, ответы на вопросы трудящихся и нетрудящихся, и, наконец, культурная программа, то есть произнесение всеми собравшимися дареоями под мою диктовку длинной, состоящей исключительно из оборотов 'торжественного языка', клятвы. Если прибавить к этому необходимость расквартировать и прокормить, избежав возможных эксцессов, почти полторы тысячи взрослых мужиков, воспринимающих мир за пределами своей деревни как место, где можно грабить и насиловать, то времени вообще не оставалось.
  Слава богу, за прошедшую неделю с трудом, но удавалось держать нашу 'армию Света и Добра' в рамках приличия, не в последнюю очередь, благодаря тому, что, в первую очередь, на новом месте я и остальные отцы-командиры требовали 'млеки, курки, яйки' - то есть выпивки со жратвой и баб на всю честную компанию. В итоге все были довольны: гостеприимные кехетцы радовались, что избежали грабежа и сопровождающих его порчи имущества и вреда здоровью; наши орлы - оставались удовлетворены сервисом со стороны местного пищепрома и сферы секс-услуг. Некоторое недовольство народ выражал по поводу того, что нет добычи, кроме оружия, захваченного на поле боя. Впрочем, лёгкий грабёж, который я позволил провести в двух деревнях, вздумавших сопротивляться, и обещание так поступать и впредь там, где встретим сопротивление, несколько примирили бойцов со строгой дисциплиной, навязываемой мною.
  
  То селение, где я так по-дурацки получил рану, лежало совсем рядом с границей между Кехетом и Ласунгом - настолько, что наши разведчики на следующий день напоролись на вооружённый отряд ласу, жаждущих присоединиться к армии законной (по их мнению) претендентки на престол Пеу. Самая малость отделяло бойцов Гоку и наших союзников от того, чтобы не поубивать друг друга - слава богу, разобрались.
  И через два дня пути по гостеприимной земле Ласунга мы вошли в Хопо-Ласу, центр племени. Пышная и торжественная встреча Солнцеликой и Духами Хранимой тэми Раминаганивы, а также её верных слуг. Правитель области Рамикуитаки в роскошном торжественном облачении: несколько ниток ожерелий из ракушек, камешков и птичьих перьев, метровый меч и солидный кинжал на поясе. Полсотни его регоев, также густо увешанных украшениями и оружием, среди которого я замечаю несколько экземпляров из своей мастерской, смотрящихся на фоне заморских ножей и топоров несколько неказисто.
  Всеобщая радость и ликование. Тэми, наплевав на церемониал, бежит к стоящим на заднем фоне тёткам, обнимается с некоторыми из них, затем начинает что-то взахлёб им рассказывать. Солидные мужи - то есть я с вождями нашей армии и местный таки со своей свитой - делаем вид, что не замечаем столь вопиющего нарушения порядка проведения торжественного мероприятия по встрече подданными вернувшейся законной повелительницы. Тем более, что у папуасов моих все эти процедуры и формальности вокруг монархии и личности монарха не успели окончательно застыть и получить статус чего-то неизменного и обязательного.
  Плохо, что продолжающая болеть нога мешала принять участие во всеобщем веселье. Я и на неизбежном пиру сидел в силу обязательств. Другие же мои бойцы оторвались по полной: регои-текокцы Вахаку сразу же нашли кучу старых друзей, да и остальные из числа 'макак' и сонаев быстро обзавелись местными приятелями - каждый дареой-ласу считал своим долгом выпить в компании славных героев, не терпящих поражений. Эхо трёх наших побед над сторонниками Кивамуя в Кехете уже успело докатиться сюда, обрастя в коротком своём пути самыми разными слухами и преувеличениями.
  Что до Солнцеликой и Духами Хранимой тэми, то толпа бабок, тёток и сверстниц, кудахтающих над бедной сироткой, утащила её куда-то заниматься своими женскими делами, в которые я вникал мало - как в прошлой своей жизни, так и здесь. Следующие дни Рами, считай что, на глаза мне и не попадалась.
  К этому времени нога перестала слишком уж настойчиво напоминать о себе, и я вновь обрёл способность трезво оценивать происходящее вокруг. И многое мне не понравилось. Например, тот факт, что меня и остальных пришедших с востока острова неназойливо оттирают от Солнцеликой и Духами Хранимой, окружённой двойным кольцом - из родственниц и служанок, а также из местных регоев и вождей. Не знаю, как вся эта публика ладила меж собой, но по части изоляции юной претендентки от чужаков из Бонко они действовали на редкость дружно. Вожди отрядов нашей армии в свою очередь как-то сразу растеряли прежнюю борзость, и стали тянуться ко мне, позабыв про недавние планы 'съесть' колдуна-полукровку.
  Хуже всего, конечно, было то, что ласунгцы ухитрились постоянной лестью и совместными возлияниями почти что оторвать Вахаку и остальных текокцев из его старого отряда от своих товарищей по обществу 'пану макаки': простодушный великан, грозный на поле боя, был совершенного беспомощен перед собутыльниками, постоянно дующими во все уши насчёт того, какой он крутой вояка и вообще умный, щедрый и справедливый.
  Но как бы мне не нравилось происходящее, приходится делать вид, что всё идёт как надо. Потому как в нескольких десятках километрах на севере уже собираются отряды верных Кивамую вождей. Тут не до разборок. Да и предъявлять то нашим союзничкам особо и нечего - подумаешь, тэми под плотным контролем местного бабского истеблишмента, подумаешь, вокруг Вахаку ошиваются с выпивкой и льстивыми речами регои Рамитакуитаки, кстати, дяди Солнцеликой и Духами Хранимой по матери. Тем более что из 'макак' мои намёки по поводу коварства местных понял только Длинный - остальные ничего подозрительного во всём этом не видели.
  
  Всё хорошее когда-нибудь кончается. Вот и пять дней отдыха и морального разложения нашей армии пролетели быстро. Я только начал передвигаться, не хромая, когда Рамикуитаки объявил о том, что завтра предстоит большая встреча с вождями со всего Ласунга и соседних районов Текока, которые явились засвидетельствовать свою верность внучке Пилапи Великого.
  Желающие перейти на сторону Раминаганивы прибывали в Хопо-Ласу все эти дни постоянно, с некоторыми мне доводилось общаться на обедах при дворе, точнее на дворе Рамикуитаки - ну не хватало на такую большую ораву уважаемых вождей и выделенных из общей массы воинов места под навесом даже у самой большой из принадлежащих Самому Главному Боссу Ласунга хижин. И пришлось организовывать постоянную точку общепита для ВИП-гостей прямо под открытым небом. Теперь же, как я понял, здесь собирается военный совет, где и будет решаться судьба текущей кампании.
  
  Собрались на той же самой площадке, где верхушка гостей и столовалась. Всего я определил число приглашённых в сотню с небольшим. Впрочем, вождей из этого числа было не более трети - остальные это охранники хозяина и приглашённых. Из предводителей пришедшей со мной из Бонко армии Рамикуитаки счёл нужным присутствие кроме меня, также Кано, Вахаку, Тилуя, Хоропе и Сопу.
  Если предположить, что остальные вожди представляют количество воинов, пропорциональное стоящему за нашей делегацией, то под штандартами Солнцеликой и Духами Хранимой должно собраться тысяч пять бойцов. Но, к сожалению, на этом делать расчёты нельзя: я совершенно точно знал, что, например, вон тот плотный коротышка с ожерельем из акульих зубов располагает всего-навсего двумя десятками воинов. Да и другая информация, собранная как мною лично, так и 'макаками', говорила о том, что жители запада Пеу здесь присутствуют несоразмерно их военной силе.
  Впрочем, устраивать на этой почве скандал я не собирался: в конечном счёте, хозяин - барин. К тому же не следует забывать, что полторы или две тысячи воинов, реально имеющиеся под началом кехетских, ласунгских и текокских вождей, могут превратиться в три или четыре, в то время как нашим девяти сотням ниоткуда пополнение ждать не приходится.
  Наконец, явился сам хозяин и ведущий сего мероприятия в сопровождении Раминаганивы, разряженной, наверное, по последней туземной моде: в ожерельях добавилось новых ракушек и камушков, а на плечах юной тэми возвышался плащ из птичьих перьев - непременный атрибут правителя всего Пеу. Интересно, его ухитрились соорудить за эти пять дней, или же начали готовить заранее - когда пришли первые слухи о появлении Солнцеликой и Духами Хранимой с войском или, может быть, даже раньше, когда тайные гонцы побежали несколько недель назад по тропам, связывающим запад и восток острова? Второй вопрос, который у меня возник: сколько же ни в чём неповинных птах распрощалось с жизнью ради этого великолепия? Особенно, учитывая, что самые крупные из современных местных пернатых не дотягивают и до курицы, а владельцы наиболее ценных ярких перьев, идущих на внешнюю отделку царского наряда, размером с голубя.
  Впрочем, мне недолго удавалось предаваться тягостным раздумьям по поводу монархических предрассудков, губящих островную живность, чьё видовое разнообразие и так сильно сократилось благодаря неустанным трудам предыдущих поколений туземцев. После быстрого (по папуасским меркам, конечно) обмена приветствиями с вождями Рамикуитаки тут же взял быка за рога и перешёл к непосредственной повестке дня. Я даже проникся к нему некоторой симпатией - пожалуй, это единственный встреченный вождь такого уровня, который осмелился, наплевав на церемонии, сразу же перейти к делу.
  -Славные вожди и регои - начал ласунгский таки - Вы все собрались здесь, чтобы помочь внучке Пилапи Великого получить не по праву отнятый у неё престол.
  Далее он минут десять потратил на экскурс в наиновейшую историю Пеу и текущую политическую ситуацию, особый упор сделав на кехетских успехах армии Солнцеликой и Духами Хранимой под командованием славных предводителей Вахаку, Кано, Сонаваралинги, Хоропе и Сопу. Даже мёрзнущей крысе понятно: столь тонким образом господин ведущий собрания намекнул, что Раминаганива и верные ей вожди рады любой помощи, но вполне справятся с негодяем Кивамуем и своими силами. В общем, господа союзники - знайте своё место. Десятое...
  Затем Рамикуитаки перешёл к делам текущим, заявив, что следует де славным мужам, собравшимся ныне, принести нашей милосердной, справедливой, щедрой и доброй повелительнице клятву верности по всем правилам. Такой поворот мы с ним оговаривали, так что все необходимое для проведения обряда снаряжение у меня было с собой.
  Времени на принесение клятв ушло много. Шутка ли: каждый из трёх десятков 'сильных мужей' должен прочесть под мою диктовку речь, в которой перечислялась почти сотня действий, которые обязывался не совершать в отношении тэми ни он, ни его родственники - как живущие ныне, так и ещё не родившиеся. Далее следовало перечисление почти такого же количества вещей, которые клянущийся, наоборот, обязан совершать по первому велению Солнцеликой и Духами Хранимой. Ну а завершал обряд детский стишок про то, как вышел зайчик погулять - в моём исполнении, на русском языке, под пантомиму, изображающую то болтающего длинными ушами косого, то охотника, целящегося из ружья. Данное действие знаменовало в глазах одурманенных религиозными предрассудками и суевериями обитателей Пеу заклинание духов, дабы они покарали тех, кто дерзнёт нарушить клятву, данную юной тэми.
  Пока я трудился в поте лица своего, подошло время обеда. Раминаганива со своей женской свитой удалилась, так что ели в сугубо мужской компании. Площадь наполнилась сосредоточенным чавканьем и звуками отрыгиваемой пищи.
  Председатель нашего собрания не позволил почтенным гостям насладиться традиционным послеобеденным покоем, сразу же перейдя к делу, как только все насытились. Теперь речь наконец-то пошла о предстоящей военной кампании.
  Как сообщают лазутчики, посылаемые ласунгцами, а также перебежчики из Текока, Кивамуй собирает войско в окрестностях Тенука. Сейчас у него не более двух с половиной тысяч человек. Причём главную роль в том, что у типулу-таки так мало сил, сыграл наш рейд по Кехету: мы выбили несколько сотен бойцов, которые иначе уже пополнили бы ряды врагов. Кроме того, часть 'сильных мужей' Западной равнины, впечатлённая учинённым над сторонниками узурпатора погромом, предпочла остаться дома, со стороны наблюдая борьбу за трон.
  Рамикуитаки поэтому вполне оптимистично оценивал наши шансы на победу: численность обоих армии примерно равна; конечно, у воинов Кивамуя немало заморского бронзового оружия, но зато на стороне юной тэми имеется спецподразделение 'пану макаки', побивающее сотней тысячу врагов.
  Так что дальше пошло уже предметное обсуждение: кому командовать всей армией, в каком порядке отряды нашего войска двинутся на Тенук, где удобнее всего устроить сражение, и так далее.
  Разумеется, командовать должен наш дорогой хозяин, о чём громко и дружно кричали вожди-ласу и немалая часть текокцев. Мои подчинённые имели на этот счёт своё собственное мнение, но находясь в явном меньшинстве, вынуждены были признать главенство ласунгского таки.
  В общем и целом диспозиция вырисовывалась следующая: возглавляет колонну полутысячный отряд под началом Рамикуитаки, за ним двигаются мои 'макаки' и примкнувшие, за нами топала остальная часть нашей бонкийской армии и кехетцы, потом текокцы, замыкали же колонну воины-ласу под командой деревенских вождей. Подобный походный ордер, напоминающий движение зеков под конвоем (только с боков не хватает охраны) навеивал мысли насчёт того, что не очень то и доверяют ласунгцы союзникам. Ну ладно, меня такая вот подозрительность не обижает.
  Касательно будущего поля боя, все знакомые с местными условиями сходились на том, что Кивамуй встретит нас со своим войском не далее, чем в полудне пути от Тенука - дальше на юго-восток ему идти, выматывая своих людей, не с руки. Мест, подходящих для разворачивания враждующих армий, на этом протяжении от столицы острова четыре, но только одно из них удобнее противнику, а не нам, в одном особых преимуществ не будет у обеих сторон, ещё на двух участках рельеф благоприятствовал тем, кто наступает со стороны Ласунга. Так что задача у войска тэми простая - либо опередить Кивамуя и пройди неудобное для нас место, либо же остановиться там, где выгодно биться будет нам.
  
  Весь следующий после совета день шла спешная подготовка, завершившаяся глубокой ночью. А утром поднялись ни свет, ни заря и выступили в путь на Тенук.
  Когда я говорил, что моё войско в Ласунге отдыхало и морально разлагалось, я немного погрешил против истины: возможно, большая часть его действительно пребывала в праздности, но 'макаки' и державшиеся нас сонаи Кано с бонкийцами Тоборе и Тилуя, а также сунийцы Раноре время тратили не только на валяние местных девок и набивание желудков за счёт хозяев.
  Длинный, Кано и Вахаку провели реорганизацию нашей гвардии, разбив её на три полусотни копейщиков из 'макак' и половины сонаев, а также три полусотни щитоносцев, вооружённых топорами и палицами, из числа остальных. Благодаря совместными тренировкам, начатым ещё в Бонко, и участию во всех последних сражениях в одном строю, все признающие моё начальство отряды слились во вполне слаженное подразделение, способное действовать не только сплошной фалангой, но и разбиваться на отдельные группы, более-менее согласованно работающие в бою, и вновь объединяться в компактное построение - в зависимости от необходимости.
  
  Ближе к обеду переправились через Малую Алуме, в этих местах уже довольно широкую и полноводную - пожалуй, река превосходит Боо у самого устья (интересно, какова тогда Алуме Большая). Для переправы использовались плоты из толстых веток или брёвен - подданные Рамикуитаки наготовили их несколько десятков, так что всё наше воинство перебралось на северный берег в три-четыре рейса примитивной флотилии.
  Наш главнокомандующий опасался нападения сторонников Кивамуя на переправе, но всё обошлось, никто нас не атаковал - героев, готовых атаковать многократно превосходящего противника среди врагов не оказалось.
  Текок начинался практически сразу за переправой. Но понять это можно было только из объяснений воинов-ласу. Одна племенная область запада Пеу от другой ничем не отличалась: всё те же селения с покрытыми пальмовыми листьями хижинами; всё те же пересечённые ирригационными канавками поля баки и коя, как раз сейчас цветущего розовыми и белыми цветками, немного смахивающими на вьюнки; всё те же поджарые свиньи, роющиеся в земле; всё те пологие холмы, покрытые лесом и кустарником. Кое-где на склонах выделялись очищенные от дикой растительности участки 'сухих' полей: новые, засаженные корнеплодами или уже брошенные.
   В отличие от Бонко и Сонава, где возделывались орошаемые земли вдоль рек и ручьёв, на Западной равнине практиковалось земледелие и там, где единственным источником влаги были дожди. Правда, в отличие от низин, посадки на высоких участках делались только под сезон дождей, а в сухое время года земля простаивала. Ну и, разумеется, подобное было уделом местных ганеоев - дареоям пока что хватало земли по берегам. По словам Вахаку, в Текоке эти 'сухие' поля стали массово появляться, когда его отец был ещё ребёнком. У ласу и кехету данная практика стала распространяться буквально последние лет десять-пятнадцать. А раньше всего, чуть ли не при Пилапи Старом, на холмах сажать баки начали в самой западной части острова - в Хоне и Вэе.
  
  После полудня наш марш неожиданно застопорился: передовой отряд под командой Рамикуитаки вдруг затормозил, а следом стала и вся колонна. Тропа, по которой двигалось наше воинство, как раз делала поворот вдоль подножья очередного холма, так что видны были только задние ряды ласунгцев. Я и Вахаку поспешили разузнать, что там впереди творится такого, из-за чего пришлось остановиться.
  Предводитель нашей армии со своими приближёнными как раз закончил выслушивать доклад командира дозора, выдвинутого примерно на километр вперёд основных сил.
  Завидев нас, Рамикуи сказал: 'Проклятый Кивамуй нас опередил'. Был ласунгский таки при этом заметно раздражён. Как оказалось, передовой дозор наткнулся на вражеский отряд, выполняющий ту же самую функцию. Нашим повезло заметить противника первыми, и они, воспользовавшись неожиданностью, обратили воинов типулу-таки в бегство, захватив двух пленных. Местные конвенции по ведению военных действий довольно терпимо относятся к пыткам военнопленных, так что информацию о нахождении войска Кивамуя удалось из пленников вытрясти быстро. И она оказалась крайне неприятной: наш конкурент ухитрился дойти до того самого неудобного для нас и удобного для него места на пути между Тенуком и Хопо-Ласу. Дураком правитель Пеу не был, и теперь, скорее всего, не сдвинется с места: в конечном счёте, пока что время работает на него.
  Что это за место такое удобное для противника и неудобное для нас? Надо посмотреть. В компании с Рамикуитаки и кучи вождей рангом поменьше с телохранителями топаю в сторону вражеского расположения. Для подстраховки сопровождает нас полусотня 'макак'. Часа через полтора или два притопали...
  Да, позиция действительно выгодна для обороны: путь, ведущий к Тенуку, проходил здесь через вершину большого холма. Верхнюю часть его сейчас занимал лагерь Кивамуя. Правый склон довольно круто уходит к какому-то водоёму с заболоченными берегами, слева - тянутся, насколько хватает глаз, поля, пересечённые многочисленными ирригационными канавами и канавками. Причём самый пологий склон из трёх, видимых мне - тот, по которому идёт тропа. Подъём не очень крутой, на самом деле. Но в бою этого вполне может хватить, чтобы обеспечить перевес в пользу стоящих на холме: нам то предстоит тащиться несколько сот метров, пока они будут ждать наверху.
   Обход врага с тыла, по словам Рамикуитаки и Вахаку, вполне возможен - если потратить на это полдня или чуть больше. Вот только не с местными папуасами и их вождями, которые больше думают о собственном престиже и посрамлении соседа-соперника, нежели о победе над врагом общими согласованными усилиями, совершать подобные манёвры. Да и способность туземцев к координации действий оставляет желать лучшего: попробуй с имеющими самое приблизительное представление о счёте времени дикарями составить выполнимый план атаки противника с разных позиций, которые нужно занять после несколькочасового марша. Так что придётся вновь отдуваться моей гвардии.
  Я начал рассматривать холм и вражеский лагерь на нём с точки зрения предстоящей атаки. Солнце, бьющее почти прямо в глаза, здорово мешало этому. А ведь завтра с утра оно будет наоборот, слепить противника. Несколько фраз, которыми я перекинулся с Длинным, Вахаку и Кано, позволили вчерне нарисовать диспозицию завтрашнего сражения.
  
  Когда вернулись на место стоянки нашей армии, где вовсю уже кипела работа по обустройству лагеря, я обратился к ласунгскому таки, уловив момент, когда поблизости от него не было никого, кроме Толувару, выполнявшего при Рамикуи функцию штатного шамана: 'Если завтра утром наше войско нападёт на войско Кивамуя, то солнце будет слепить вражескими воинам глаза. Если, конечно, будет ясно'.
  -Завтра не должно быть дождя или туч - уверенно сказал Толувару, - Слышишь, как конури раскричались.
  Действительно, сегодня весь день в кустах довольно противно орали какие-то птицы.
  -Хорошо - кивнул я - Тогда мы можем завтра с первыми лучами солнца атаковать холм с войском Кивамуя. Главный удар нанесёт мой отряд. Но впереди его нужно будет пустить небольшой отряд, который начнёт бой, чтобы враги уже чувствовали усталость, когда до них доберутся 'пану макаки'. Этот передовой отряд может сразу же отступить, как только 'макаки' вступят в сражение, или же продолжить помогать нам.
  -Какой воин отступит добровольно - хмыкнул наш главнокомандующий - Так что будут помогать твоему отряду, Сонаваралинга. Ты неплохо придумал с солнцем. Я согласен со всем, тобою сказанным. Так и поступим завтра.
  -Хорошо - согласился я - Какой отряд ты пошлёшь передовым?
  -Своего младшего брата Тономуя - ответил таки - Я дам ему сотню лучших воинов Хопо-Ласу. Лучших после моих регоев, конечно. Но также вперёд пойдут ещё две сотни воинов-ласу справа и слева от твоего отряда, сонай - внёс свою корректировку правитель Ласунга.
  -Раз ты, таки, согласен с моим предложением, предлагаю поднять завтра наших воинов, когда небо на востоке только начнёт светлеть. Тогда мы сумеем добраться до места сражения и построиться как раз тогда, когда солнце только-только взойдёт и будет сильнее всего мешать врагам.
  -Хорошо - согласился Рамикуитаки.
  Тут же вечером он объявил, собрав вождей отрядов, свой гениальный план: атаковать врагов поутру, чтобы солнце их слепило, а в качестве основной ударной силы использовать отряд Сонаваралинги. Соответственно, выступление нашей армии на исходные боевые позиции назначается рано утром. Так что сегодня всему нашему войску следует заснуть пораньше, чтобы проснуться, едва приблизится рассвет, и быть готовыми к бою с первыми лучами солнца.
  
  Увы, любой хороший план всегда летит в тартары, стоит только приступить к его реализации. Для начала, хотя пробуждение нашего воинства состоялось в соответствие с намеченным графиком, выступление его с места ночлега затянулось минимум на час дольше, чем я рассчитывал. Мои 'макаки' и приравненные к ним готовы были, кончено вовремя, но из остальных только сонаи под командой Сопу и такамцы Хоропе собрались практически одновременно с нами. Несильно от них отстали ласу, подчинявшиеся непосредственно нашему главнокомандующему и большая часть бонкийцев. Что до всей прочей публики, то они раскачивались очень медленно.
  Наконец, после короткого, но бурного совещания с участием вашего покорного слуги, Рамикуитаки с приближёнными, а также Вахаку, Длинного, Сопу и Хоропе, на котором в основном недобрыми словами поминали родителей, произведших на белый свет таких недоделков, какими является большинство нашего войска, решили, что 'макаки' и уже готовые выступить бонкийцы и половина людей ласунгского таки начинают движение к месту предстоящей битвы. А наш главнокомандующий организует подход остальных.
  Авангард под моим командованием добрался до проклятого холма хоть и не с первыми лучами, как планировалось, но, всё же, солнце по-прежнему благоприятствовало нам. Однако пока передохнули с дороги, пока дождались основной части войска, пока развернулись и построились в боевые порядки, светило успело порядком уползти к югу, грозя через совсем короткий промежуток времени оставить нас без своей помощи.
  Оставалось только следовать уже нарушенному плану, пробуя воспользоваться последним отрезком времени, в который солнце всё ещё работало на нас. И я, повинуясь властному распоряжению ласунгского таки: 'Сонаваралинга, веди своих воинов в бой!', крикнул, срывая пересохшее от волнения горло: 'Пану макаки! Вперёд!!!'.
  
  Наш строй прошёл добрую половину длинного и тяжёлого подъёма. Бегущие впереди воины под началом Тономуя должны уже вступить в бой с передними рядами противника. Но вместо этого они почему-то вдруг начали путаться у нас под ногами. Что происходит-то!? Мои макаки, подчиняясь приказам командиров-'оленей' и полусотников, довольно бесцеремонно гнали их с дороги. Что с ни с того ни с сего обратившимися в бегство происходит дальше, мало волновало. Потому как... Что-то заколотило по нашим рядам, ударяясь о щиты и вонзаясь в незащищенные части тел. Заорали раненные. Один из этих предметов застрял между веток, из которых был сплетён щит идущего слева от меня бойца. Я невольно скосил взглядом в ту сторону: стрела, обыкновенная стрела, не очень прямое древко, наконечника не видно - полностью прошёл дальше.
  Откуда бьют... Ага, вон они, голубчики - прямо по курсу, в паре сотен шагов от нас. Причём, стрелков этих совсем немного, десяток-другой. И, слава богу: представляю, что бы тут натворила хотя бы сотня лучников. Откуда они завелись у Кивамуя, в общем-то, догадаться несложно, но сейчас не до размышлений.
  'Бегом!!!' - бешено заорал я - 'На этих urodov!' - я протянул руку в сторону методично продолжающих посылать стрелы врагов. 'Строй, nah! Потом восстановить!' Воины рядом со мной принялись повторять мою команду.
  Вряд ли бег наш продолжался слишком долго, но мне эти минуты показались вечностью, наполненной криками боли и предсмертными хрипами 'макак'. Ну, всё, добрались до этих уродов. Лучников прикрывала цепочка воинов, вооружённых топорами и палицами, но мои бойцы, разъярённые небывалыми доселе потерями, смели заслон моментально, и, наконец-то принялись за тех, кто только что убивал их друзей и соратников
  Я только и успел отдать команду Гоку, который всё это время находился рядом и прикрывал с парой своих разведчиков 'пану олени': 'Этих не всех убивать. Оставить парочку живых. Оружие не ломать, собрать и сохранить. Отдать нашим раненным, пусть несут в лагерь'. Кстати, лучников оказалось даже меньше двадцати: как отчитался через пару минут Гоку, найдено шестнадцать 'этих штуковин', из них три брошенных - владельцы удрали, остальные сняты с убитых или отобраны у пленных, которых четверо - двое туземцев (начальник разведчиков сказал: 'наших'), двое - заморских чужаков.
  Ладно, всё остальное потом. Потому как на нас с трёх сторон навалились враги. С четвёртой же собрались остатки сотни Тономуя, которые, как оказалось, никуда не делись, а бежали за нами. Гвозди бы делать из этих людей - глядишь, каменный век у местных давным-давно бы уже закончился.
  Навскидку из моего ударного отряда выбыло не меньше четверти. И это всего за десять-пятнадцать минут пребывания под обстрелом лучников. Ну, ничего, сейчас пойдёт игра по нашим правилам. Главное, чтобы у противника больше не было подобных сюрпризов. 'Макаки', сбили щиты в стенку, ощетинились копьями, засвистели выпускаемые пращниками глиняные кругляши (а ведь когда нас осыпали стрелами, мало кто вспомнил про нашу собственную 'артиллерию' - недоработка, надо будет при разборе сегодняшнего боя и на будущее заострить на этом моменте внимание).
  Сперва мы медленно отступали под натиском многократно превосходящих в численности врагов - не забывая активно колоть их и рубить, так что теснящие наш строй воины Кивамуя шагали по трупам своих товарищей. Потом правый фланг неожиданно перестал испытывать давление - вместо этого там завертелось коричневое месиво из ожесточённо режущих друг друга тел. Немного погодя и с другой стороны подошли 'наши'. Теперь 'макаки' (к которым я теперь автоматом причислял и прочих) перестали пятиться, и перешли в наступление, равномерно и монотонно перемалывая врагов. На левом фланге, кстати, нарисовались воины Сопу и Хоропе, уже не раз выполнявшие роль поддержки работающих фалангой 'макак' и в походах на рана с сувана, и в боях в Кехете. Так что за тот бок можно было не беспокоиться.
  
  Да, сегодняшняя победа далась тяжело: только в моём отряде почти полсотни убитых, ещё больше же выбывших из строя на неопределённый срок (и не факт, что кое-кто из них не умрёт в ближайшие дни). Во всей нашей армии счёт погибшим идёт на сотни. Врагов, конечно, полегло ещё больше. И поля боя осталось за нами. Но назвать викторию сию полной трудно: Кивамуй сумел отступить, причём сохранив значительную часть своей личной дружины из регоев.
  
  Искали раненых и хоронили убитых весь остаток дня победы, да так и не закончили. Забегая немного вперёд, управились только через два дня. Мой отряд, правда, нашёл всех своих до полной темноты. Всего в итоге из трёхсот семнадцати воинов, шедших в бой под моим началом утром, погибло пятьдесят человек, ещё пятьдесят четыре в ближайшее время не смогут встать в строй, из них почти половина может остаться калеками на всю жизнь. Самое удивительное, я отделался парой царапин и синяком на всю левую руку, которая принимала на себя все удары по щиту.
  Что до трофеев, то металлического оружия в руки моих бойцов попало больше трёх десятков топоров и немногим меньше мечей и кинжалов. Причём на этот раз я наплевал на прежние договорённости и всё это богатство объявил только нашими трофеями. В итоге дополнительными боевыми топориками и тесаками вооружились даже некоторые из копейщиков, да и троим сунийцам из восьми оставшихся после сегодняшнего дела в строю досталось современное по местным меркам оружие - правда, не заморское, а продукция моей собственной мастерской, попавшая на запад. Ну, и разумеется, шестнадцать единиц стрелкового холодного оружия, именовавшихся в старом моём мире луками.
  В целом по нашей армии погибших и раненных было по несколько сотен. Вражеские потери на первый взгляд были поболее наших, но насколько точно, понять пока затруднительно. Единственные кто подсчитаны - это три сотни попавших в плен - поголовно с ранениями, зачастую тяжёлыми. А поскольку о них особо никто не заботился, то пленники постепенно присоединялись к своим убитым товарищам: буквально у меня на глазах умер почти десяток бедолаг. Повезло только тем, у кого среди воинов Рамикуитаки нашлись родственники или знакомые - такие счастливчики автоматически превращались из не малоценных, но обременяющих победителей, военнопленных в гостей на поруках, которыми шаманы-лекари занимались наравне со своими воинами.
  Ну и тем четырём лучникам, попавшим в цепкие руки Гоку, тоже, можно сказать повезло. Мои орлы, когда вязали, разумеется, хорошенько их отделали, да так, что один из стрелков-туземцев теперь лежал, не приходя в сознание. Остальные тоже выглядели как отбивные на средней стадии обработки молотком, но отвечать на вопросы были способны.
  Второй лучник из местных в общем-то не представлял особого интереса: был он младшим братом одного из текокских регоев; месяц назад, когда только закончили собирать урожай коя, типулу-таки велел собрать молодых воинов из числа родственников своих дружинников, и отдал их под начало того чужака, что постарше, по имени Тагор, для обучения стрельбе из луков; всего в отряде было двадцать человек (ага, значит, четверо лучников ухитрились убежать с оружием) из них пятеро вохейцев; почему чужаки согласились помогать Кивамую, он не знает.
  Вот двое светлокожих - другое дело. Особенно главный инструктор по стрелковой подготовке и по совместительству командир лучников. Тонкими чертами лица и орлиным носом он походил на Баклана и Сектанта, но волосы у него были не курчавыми, как у вохейцев, а лишь слегка волнистыми, причём не такого жгуче чёрного оттенка, а чуточку посветлей, как и кожа. А глаза были вообще серо-голубые. Но не внешностью, конечно, этот пленный меня заинтересовал.
  Повадки выдавали в нём человека бывалого и много повидавшего. Сперва, разумеется, Тагор, немного отойдя после побоев, нервничал и напрягался, когда кто-нибудь из 'макак' подходил проверить крепость пут или просто направлялся в его сторону: было это не сильно заметно, но внимательному наблюдателю вполне понятно. Однако поняв, что их никто не собирается немедленно резать на куски, расслабился, с подчёркнутым равнодушием хлебал воду из обрубка бамбукового ствола, подносимого к лицу, а в остальное время то пробовал дремать с закрытыми глазами, то с видимым интересом наблюдал за повседневной жизнью нашего отряда, делая это, однако, крайне осторожно.
  Я немого понаблюдал за ним со стороны. Вроде бы довольно спокоен, насколько это вообще возможно со связанными за спиной руками и то и дело возникающими в поле зрения свирепого вида дикарями. Но, в то же время - сидит тихо, изображает полную покорность судьбе, старательно отводит глаза, когда кто-нибудь на него смотрит. Хотя, когда я встретился с ним взглядом, сердце едва в пятки не ушло: это же глаза матёрого убийцы - среди местных папуасов даже деду Теманую с покойниками Ратикуитаки и Огорегуем до него далеко.
  Ну ладно, каким бы ты ни был волчарой, сейчас ты моя добыча, а не наоборот. Так что хочешь - не хочешь, а будем тебя, гусь залётный, укрощать. Причём как можно быстрее и жёстче, чтобы не потерять лицо в глазах подчинённых.
  Для начала я приказал Гоку отделить Тагора от остальных пленников и посадить его на солнцепёк, не давая воды. После чего почти до самых сумерек занимался обработкой мелких ран 'макак' самогоном, потом - обсуждением с командирами сегодняшней битвы и огромных наших потерь в ней.
  А уж напоследок, позвав с собой Баклана в качестве переводчика и Гоку, призванного изображать 'злого следователя', отправился допрашивать заинтриговавшего меня задержанного. Итуру, словивший стрелу в плечо, выглядел неважно, и я подозревал, что разговор получится не сильно длинный и информативный, но всё равно, подготовку к нему следовало провести основательную: сначала ты работаешь на репутацию, потом репутация работает на тебя. Среди папуасов обо мне уже ходила слава ужасного колдуна и великого воителя, и особых усилий для сохранения подобного представления у окружающих прилагать не приходилось, но человеку новому требовалось сразу же продемонстрировать, что перед ним не хрен собачий.
  
  Мы удобно уселись на ворох травы, заботливо натасканный сунийцами. Солнце из-за наших голов било в лицо сидящему на корточках пленному. Я отхлебнул из бамбукового стебля. Допрашиваемый облизнулся сухими губами при виде пьющего воду человека, но больше никак не выдал свою жажду.
  'Спроси его, кто он такой' - велел я Баклану - 'Он не похож на...' - я замялся - '...Того, Кто Ходит Между Деревнями И Меняет Разные Вещи'. В языке аборигенов Пеу не существовало слов 'торговец' или 'купец', поэтому пришлось на ходу придумывать словооборот, для обозначения данного вида деятельности. Но вохеец меня прекрасно понял, в отличие от Гоку, на лице которого отражалась напряжённая работа мысли: что же такое сейчас выдал 'пану олени' Сонаваралинга. В общем-то, это некоторое выпадение из образа 'злого мента', который должен злобно скалиться и отвешивать подозреваемому тумаки - ну ладно, пусть будет не только злобным, но и туповатым в придачу.
  Баклан начал что-то требовательно говорить, кивая периодически на меня. Пленный немного помолчал. Я уже собирался дать сигнал текокцу, чтобы он простимулировал вербальную активность чужака хорошей затрещиной, но тот, наконец, начал говорить.
  Если я хоть чуть-чуть разбираюсь в эмоциях, мой переводчик был ответом обескуражен. Причём если сначала на лице его читалось легкое удивление, то в конце физиономия Баклана выражала сложную смесь офигевания со злорадством.
  -Говори, что тебе сказал чужак! - стараясь не показать нетерпения и любопытства, потребовал я у вохейца.
  -Его зовут Шщххагхор - начал Итуру (ох уж эти вохейские нагромождения шипящих, мне лично в имени, которое назвал пленный, слышалось просто 'Шагхор') - Он не вохеец. А тусатишхива.
  -Кто?!
  Потратив минут пять, удалось выяснить, что это жители уже знакомого мне по рассказам государства Тузт, расположенного на острове Укрия, что находится на север от Вохе.
  -Ты его хорошо понимаешь? - озабоченно спросил я, помня, как первое время мучился, общаясь с Бакланом и Сектатом.
  -Понимаю - развеял мои опасения вохеец - Он очень хорошо по-нашему говорит. Как наши высокорожденные - последнее произнесено было с той непередаваемой смесью зависти и презрения, какой иные граждане в прежней моей жизни произносили слово 'буржуй'.
  -Это как? - уточнил я.
  В ответ Баклан неопределённо промычал что-то насчёт высокорожденных, у которых хватает времени и денег, чтобы учиться письму и искусству красиво говорить. Так точно, классовая ненависть во всей красе. А попавший в наши руки гусь залётный не прост: коль балакает как образованный человек, да ещё на чужом для него вохейском.
  -Ты спросил, что он среди Тех, Кто Ходит Между Деревнями И Меняет Разные Вещи, делал? - пришлось напомнить горе-переводчику.
  -Да - сказал Итуру - Он... - здесь Баклан в затруднении остановился.
  -Что, он? - я уже начал терять терпение.
  Вохеец продолжал молчать, готовый чуть ли расплакаться.
  -Этого слова нет в нашем языке? - кажется, догадался я.
  -Да - с видимым облегчением сказал вохеец.
   -Тогда опиши подробно, чем занимается наш гость - пришёл я ему на помощь.
  Тут я заметил, что тузтец внимательно наблюдает за нами, глядя снизу вверх, и даже прислушивается к разговору, и, кажется, ухмыляется, видя затруднения допрашивающих. Непорядок.
  'Гоку' - повернулся я к разведчику-текокцу и указал на пленного - 'Мне не нравится, что этот чужак скалит зубы. Объясни ему, что улыбаться он будет только, когда ему разрешат'. Тот подскочил к Тагору и, схватив его за плечо, прорычал что-то насчёт отрезания гениталий и скармливания их свиньям. Ухмылка сползла у тузтца с лица. Вот так-то оно лучше.
  -Он воин - начал Баклан (употребив для обозначения воинской профессии 'регой') - Типулу-таки одного острова, не Тузта, а другого, воевал с Вохе. У него было мало своих воинов, поэтому он позвал регоев с других островов, чтобы они помогли ему победить вохейцев. За это тот типулу-таки пообещал им долю в добыче. Была большая битва. Дождь назад. Тагор тогда был ранен и попал в плен к вохейцам.
  Здесь Итуру вновь замолчал, подыскивая походящие слова.
  -На наших островах с пленными поступают не так, как здесь на Пеу. У вас их или убивают, или отпускают в обмен на какие-то вещи. А у нас пленного, если друзья или сородичи за него не могут дать выкуп, заставляют работать те, кто пленил его. Или продают другим людям - Баклан употребил вместо 'продают' 'меняют на ракушки, за которыми приезжают на Пеу'.
  Ага, значит наша добыча - толи наёмник, продающий свой меч любому, кто платит, толи солдат тузтского царя, которого тот в числе многих ссудил союзнику. Столь тонкую подробность из пересказа Итуру понять было сложно. Так что передо мной гусь не только залётный, но ещё, возможно, и дикий. Попал в плен, стал рабом. Купец, торгующий с жителями Пеу, купил его - в общем-то, опытный боец лишним не будет. Вот только как торговец собирается контролировать головореза?
  -Его отдали в обмен на ракушки Тому, Кто Ходит Между Деревнями И Меняет Разные Вещи?
  -Да - ответил Итуру.
  -Если он воин, почему он не убил хозяина и не убежал? - спросил я. В общих чертах процедура укрощения рабов была мне знакома по историческим книгам, но иногда стоит поизображать дикаря. Баклан обратился к пленному с вопросом. Тот бросил несколько коротких фраз.
  -Тот, Кто Ходит Между Деревнями И Меняет Разные Вещи, взял с Тагора клятву, что он отработает те ракушки, которые были отданы за него. А после того, как Тагор полностью вернёт долг, то может от него уйти.
  Понятно, купец купил пленного солдата. За раненого, небось, много заплатить не пришлось. Плюс к этому, если исходить из тех обрывочных сведений, которые я сумел вызнать об особенностях вохейских общественных отношений, наёмник - это не ремесленник высокой квалификации или красивая девка (самые дорогие категории рабов), и не забитый крестьянин или подросток, которого легко сломать и запугать (более дешёвые, но, тем не менее, хорошо торгуемые группы рабов). Так что и на этом ещё скидку барыга получил.
  Вообще, как я понял из рассказов Тунаки и Итуру, здесь рабство в цивилизованных странах было не сильно распространено, в отличие от Древнего мира Земли. Большая часть эксплуатируемого населения принадлежала к различным низшим кастам, система которых образовывала своеобразную лестницу: наверху находились 'высокорожденные' - цари, правители провинций или вассальных княжеств, местные 'сильные мужи', подчиняющиеся провинциальным князькам или напрямую царям, а также жреческая верхушка; ниже стояли касты воинов и рядовых жрецов, ещё ниже - несколько каст свободных крестьян-общинников и городских ремесленников, платящих подати и налоги. На самом низу располагались 'сироты'.
  Первоначально, как следовало из употребляемого моими информаторами пеуского слова, означающего человека, лишившегося всей родни до десятого колена (типа русского 'круглый сирота'), к ним относились либо изгнанные из общин или лишившиеся поддержки соседей за какие-либо преступления или прегрешения, либо члены уничтоженных войнами или природными обстоятельствами общин, вынужденные идти на поклон к соседям. Но в последнее время 'сиротами' становились за неуплату налогов или долгов перед ростовщиками, причём иной раз целыми деревнями. Кроме этого нередко 'сильные мужи', то есть знать, стремились 'засиротить' всю округу, насколько хватало военной силы или покровительства царя или наместника, обзаводясь, таким образом, полурабами-полукрепостными. В 'сироты' же обычно записывали и основную массу пленных. Рабов же в привычном мне смысле слова в Вохе практически не было.
  Что до торговцев, то они в этой пирамиде были где-то сбоку: на местных рынках по мелочи работали в основном представители свободных низших и средних каст; среди крупных негоциантов, занимающихся в том числе и международной торговлей, и высокорожденные воины, и храмовые жрецы, и разбогатевшие выходцы из низов, и даже 'сироты'. Последние обычно из тех, кто находится под покровительством 'сильных мужей' - причём иной раз подобные 'богатые сироты' на самом деле служили лишь ширмой для своих хозяев.
  -Узнай, сколько лет он ещё должен работать на Того, Кто Ходит Между Деревнями И Меняет Разные Вещи - велел я. Баклан перевёл. Выслушав ответ тузтца, начал пересказывать: 'Ему осталось ещё больше девяти дождей'.
  -Спроси у него, что он будет делать, если я отпущу его.
  -Ты на самом деле хочешь отпустить этого тузтца? - вохеец посмотрел на меня с недоумением.
  -Спрашивай - повторил я с нажимом.
  Баклан послушно обрушил на пленного поток шипящих и гортанных звукосочетаний. Тот переспросил о чём-то. Мой переводчик раздражённо ответил. Тагор озадаченно переводил взгляд с меня на Итуру. Потом, мрачно усмехнувшись, заговорил. Баклан слушал, не перебивая.
  -Тузтец говорит: 'Если вашему вождю хочется моей смерти, то пусть прикажет вот этом воину, чтобы он заколол меня' - вохеец кивнул на Гоку - 'Зачем издеваться. Он же сам знает, что вокруг столько людей, чьих родственников убили (непонятное слово, видимо - обозначающее стрелу или стрелы), посланные моей рукой'.
  -Скажи ему, что у нас не принято держать людей в плену так долго, как в Вохе и Тузте. Зато принято уважать храбрость в бою. Воины из других отрядов могут желать его смерти. Но пока он с моими людьми, он может не опасаться за свою жизнь.
  Баклан принялся старательно переводить. Тагор слушал с недоверчивым выражением на лице.
  -Он говорит... - Итуру замялся - Что не понимает, почему ты готов отпустить его.
  -Скажи, что мне интересно слушать рассказы о других землях. А когда рассказчик делает это не из-под палки, то получается интереснее и веселее. Ну и конечно, я хочу научиться сам и научить своих людей пользоваться его оружием, которое позволяет убивать врага издалека.
  Пленный, выслушав мой ответ в переводе, усмехнулся. О чём-то спросил вохейца, на что получил короткий ответ, в котором, как мне показалось, прозвучало моё имя. Затем он, гордо приподняв голову, начал размеренно говорить.
  'Тагор из рода Тхшелу клянётся Тхшелу-Мешшсом (так по крайней мере, восприняли мои уши) - прародителем своего рода, и Ншешбу-Хшкушшсом - повелителем громов и молний и покровителем воинов' - начал в этот раз переводить Баклан, не дожидаясь окончания речи - 'В том, что не причинит никакого зла или ущерба вождю Сонаваралинге и его людям - как своим действием, так и своим бездействием. Ещё Тагор из рода Тхшелу клянётся в том, что не сбежит от вождя Сонаваралинги и его людей. Взамен Тагор из рода Тхшелу просит оставить в живых троих воинов из его отряда, которых люди вождя Сонаваралинги взяли в плен вместе с ним'.
  -Итуру, скажи, что я и не собирался убивать их - ответил я и добавил, оборотясь к Гоку - Развяжи чужаку руки. Только приставь к нему пару воинов поопытнее, и держите пока отдельно от остальных из его отряда. Ну и пусть покормят и дадут напиться. И ему, и остальным троим.
  А Баклан что-то совсем бледный стоит. Как бы не свалился прямо на рабочем месте.
  'Всё, на сегодня хватит. Итуру, отправляйся отдыхать. Твоя рана сильней, чем казалась. Гоку, пошли кого-нибудь в Хопо-Ласу за старым Тунаки, чтобы он переводил разговоры с этим чужаком, пока Итуру будет поправляться после ранения' - распорядился я.
  Разведчик-текокец тут же кликнул несколько ошивающихся поблизости бойцов: пара из них, моментально сориентировавшись, подхватила под руки моего многострадального переводчика, помогая ему доковылять до лежбища. Ещё трое, повинуясь короткому, но ёмкому распоряжению Гоку, грамотно окружили Тагора. Тузтец, как ни в чём ни бывало, пошёл туда, куда его увлекли сопровождающие. Лицо лучника при этом сохраняло философскую отрешённость и полное безразличие.
  
  
  Глава пятнадцатая
  В которой герой сначала своим колдовством наполняет боевым духом сердца своих воинов и внушает великий ужас врагам и небывалое уважение союзникам, а в конце осознаёт своё полное бескультурье.
  
  Утро было ясным, как и накануне, в день сражения. Но настроение моё отнюдь не соответствовало прекрасной погоде. Полсотни уже остывших трупов, бывших менее суток назад бойцами моего отряда, требовали погребения. За ночь к ним прибавилось ещё четверо - среди них Тоборе, сын Боре. Его тело лежало крайним в длинном ряду мертвецов. Навсегда застывшие глаза, заострившееся серое лицо - мало что напоминало теперь жизнерадостного толстяка с наследственной бегемотообразной физиономией.
  Я шёл вдоль погибших: любящий увильнуть от работы рассказчик занятных историй Текоро; Тинопе, решившийся променять на войну нудную жизнь сунийца-гане; Рагилуу, дальше всех стрелявший из пращи; коротышка Пакихики, служивший объектом не всегда беззлобных шуток со стороны товарищей. Всех их уравняла смерть: бонко и сонаев, ганеоев и дареоев, потомственных регоев и всего несколько месяцев назад влившихся в ряды 'пану макаки'. Эти облепленные мухами раны, эти ставшие чужими мёртвые лица - всё это несправедливо и нелепо. Но так было.
  Я поймал на себе взгляд Тагора - как всегда цепкий и изучающий, когда он думает, что его никто не замечает. Тузтец благоразумно отвёл глаза. Двое 'макак' маячили у лучника за спиной.
  Пятьдесят четыре воина, ждущих погребения, и полсотни лежащих или едва двигающихся от полученных ран требовали от меня чего-то особенного. Какого-то необычного колдовства. Пусть я сам не верил в магию ни на грош, но у папуасов моих вся жизнь от рождения до смерти была пронизана огромным количеством обрядов и ритуалов, наполняющих жизнь смыслом и дающих силы. Так что нужно извернуться и обеспечить членам славного общества 'пану макаки' сегодня незабываемое шоу - чтобы всех пробрало до печёнок, чтобы завтра или послезавтра они шли в бой с ещё большим озверением, чтобы прикрывали друг друга как самих себя.
  
  Я начал обдумывать, как бы поэффектнее обставить церемонию прощания с погибшими товарищами, дабы совместить отдавание дани памяти павшим с идейной накачкой оставшихся в строю. Однако меня самым грубым образом оторвали от сочинения речи и продумывания сопутствующих её действий.
  Делегация из доброго десятка командиров отрядов заявилась, требуя выдать на расправу наших пленников-лучников. Состав был отнюдь не перворазрядный - в основном предводители мелких групп ласу и текокцев. Никого из людей Рамикуитаки, в том числе и Тономуя, попавшего со своей сотней под стрелы Тагора и Ко, среди них не наблюдалось.
  Мои орлы, уловив суть требований, начали активно поглаживать рукоятки топоров и тесаков. Не то просители, не то требователи начали нервничать. Я же в свою очередь поинтересовался у этих господ, сколько человек убито из луков именно у них. И получил, после некоторого замешательства, ответы, что, в сущности, ни одного. После чего дальнейший разговор с моей точки зрения потерял всякий смысл. Но я, всё же, счёл нужным сказать о том, что вчера успел дать клятву о неприкосновенности всех пленных. Это окончательно добило делегатов, и они предпочли откланяться, принося извинения: дескать, откуда им было знать.
  Объект вышеозначенных претензий присутствовал при сей дискуссии, стоя чуть в стороне. И познаний Тагора в туземном языке явно хватало понять, что речь идёт о его голове, тем более что собеседники мои то и дело делали экспрессивные жесты в его сторону. Пока мы с союзниками мило беседовали, тузтец стоял, прямой как палка, с напряжённо сжатыми кулаками. На лице его застыла наигранная улыбка. Когда жаждущие крови удалились из зоны видимости, лучник подошёл поближе.
  -Они требовали твоей смерти - сказал я.
  -Я понял - медленно, стараясь чётко выговаривать звуки чужого языка, ответил он.
  -Сонаваралинга, а когда ты успел этому чужеземцу поклясться, что его не тронут? - вмешался Гоку.
  -Я перед духами клялся. Кано, Вахаку - оборачиваюсь к оказавшимся под рукой командирам - Никого ко мне не пускайте по пустякам. Я буду говорить с духами. Сегодняшний день запомнят все 'пану макаки'.
  Мои подчинённые пожали плечами в знак того, что поняли и, будут стеречь своего 'пану олени' от ненужных визитёров.
  -Паропе - приказываю Длинному - А ты пойдёшь со мной. Будешь мне помогать. Не бойся, колдовать и обращаться к духам я буду сам - успокаиваю бывшего деревенского хулигана, видя испуг на его лице - Ты будешь поддерживать огонь, которому предназначено веселить и согревать духов этим вечером.
  Впрочем, когда я остался с Длинным наедине, то сначала разговор пошёл о делах совсем не колдовских. А конкретно - о только что случившейся попытке наезда. Интересовало меня в данной истории по большому счёту только одно: действовала ли эта шушера по собственной инициативе, или же Рамикуитаки решил проверить, как говорят американцы, крепость моих яиц. Увы, Паропе ничем не мог мне помочь. В итоге так и осталось неизвестным - столкнулся я с самодеятельностью мелких вождей или же за их спинами маячил наш главнокомандующий.
  
  К обеду известие, что Сонаваралинга затеял какое-то мощное колдовство, успело распространиться по всему нашему войску. Так что к тому времени, когда текст и программа грядущего действа окончательно оформились в моей голове, вокруг занимаемого 'макаками' участка собралось немало любопытствующих.
  Стараясь не обращать внимания на собирающуюся публику, я занялся подготовкой: при помощи Длинного и назначенных мною добровольцев выровнял площадку примерно десять на пятнадцать метров; затем туда перенесли тела наших погибших товарищей, а по углам соорудили четыре кучи дров высотой в половину человеческого роста. Ещё один костёр приготовили в центре сцены.
  Зеваки всё прибывали, числом превысив моих бойцов. Так что пришлось озаботиться выделением мест особо уважаемым зрителям, пожертвовав для этого одной из коротких сторон четырёхугольника. С учётом того, что 'трибуны' от сцены, на которой будет происходить действие, отделяло три-четыре метра, удалось в два ряда втиснуть четыре десятка вождей и прочих славных мужей: первый ряд сидел на охапках предусмотрительно натасканной травы, второй стоял за ним. Остальным же желающим посмотреть на то, как будет колдовать Сонаваралинга, оставалось довольствоваться наблюдением из-за голов 'макак' и вип-гостей. Пытающиеся качать права и выражать недовольство утихли после напоминания, что вообще-то действо готовится ради павших и живых воинов отряда, бившегося под моим началом, а не для праздных зевак.
  А 'макакам' и приравненным к ним хватило места на оставшихся трёх сторонах площадки. Разместились они, правда, в три, местами четыре, ряда: впереди лежали раненные (только совсем уж тяжёлых, которые не приходили в себя, оставили в покое), за ними сидели на траве, третий ряд стоял, а кому и там не хватило места, возвышались на заботливо наваленных и утрамбованных кучах глины и камней.
  Наконец, все мои подчинённые заняли полагающиеся им места. Длинный, повинуясь, моему сигналу, поднёс факел и зажёг костёр в центре площадки. Я подошёл к огню, на свободную от трупов середину, во всю тряся куском бамбука, в который были насыпаны твёрдые зелёные ягоды. Грохот, знаменующий начало колдовского обряда заставил публику притихнуть: зеваки успокоились и перестали ссориться из-за удобных для наблюдения мест, а 'макаки' и прочие и так особо не шумели, спокойно ожидая, когда же 'пану олени' начнёт обещанное колдовство.
  Несколько минут я потратил на обход периметра сцены, по максимуму усиливая звук, извлекаемый из трещотки. Наконец, когда у меня уже начала от резких движений и далёкого от мелодичности звука болеть голова, я неожиданно прервал своё музицирование, в полной тишине остановившись возле первого мертвеца. В соответствие со сценарием, Длинный начал медленно и мерно бить в огромный деревянный барабан. Чувствуя на себе напряжённое и испуганное внимание сотен глаз, я заговорил под этот аккомпанемент: 'Вы храбро бились вчера с врагом, вы расставались с жизнями, прикрывая своих товарищей по строю. Ты, Тоборе, сын Боре; ты Тинопе, сын Уромуя; ты Кеоре, сын Олу; ты Текоро, сын Паоре...' Я шёл вдоль ряда покойников, наклоняясь над каждым, произнося его имя и касаясь лица. Руку далее я встряхивал в небольшой глиняный горшочек. Пройдя последнего из погибших, я остановился, перевёл дух и продолжил: 'Вы ступили на Тропу Духов, по которой нет пути назад, в мир живых. Там, за гранью, отделяющей мир явный от мира сокровенного, нет для вас ни бонко, ни соная, ни суне. Вы бились плечом к плечу с воинами 'пану макаки', и заслужили честь именоваться 'пану макаки'. Правом, данным мне как 'пану олени' нашего воинского братства, объявляю всех вас отныне и навеки участниками нашего славного общества'. Я сделал паузу, вновь введя в действие свою бамбуковую трещотку. Мой помощник ускорил отбиваемый ритм.
  'А, вы, живые!' - обратился я к своим бойцам, резко оборвав грохот. По рядам 'макаки' и прочих приравненных к ним пошло шевеление: многие вздрогнули от испуга или неожиданности - лишь некоторые сумели сохранить неподвижность.
  'Я, Сонаваралинга, сын Танагаривы; тот, кто был поглощён морем и вернулся в мир живых; тот, с чьего тела Тобу-Нокоре, Владыка Моря, смыл все отметки о родстве, возрасте, деяниях и поступках; тот, кто вынимает душу из тела и возвращает её обратно (при этих словах я уловил некоторый сбой в ритмичном отстукивании Длинного); тот, кто лишает жизни противящихся моей воле; тот, кто освобождает души давно умерших из камней, и даёт людям Сонава и Бонко прочные топоры, ножи и копья; тот, кто побеждает злых духов, насылающих болезни; я, Сонаваралинга, забывший свою прошлое и живущий заново, заклинаю землёй, водой, воздухом, огнём и кровью Ваших товарищей, павших в боях. Заклинаю и провозглашаю отныне: нет среди вас, живых, ни соная, ни бонко, ни суне. Все вы - 'пану макаки', и 'пану макаки' - вы все!'
  При этих словах четыре воина поднёсли факелы к сложенным по углам сцены дровам. А я макнул палец в содержимое горшка и провёл по лбу ближайшего ко мне раненного, приговаривая: 'Куупару, отныне ты не бонко, а 'пану макаки', и племя твоё 'пану макаки', а не бонко'. Обойдя передний ряд, я принялся за второй, потом за третий и четвёртый, сопровождая свои манипуляции всё той же фразой. Не пропустив никого из двух с лишним сотен бойцов, не делая различия между формальными членами нашего братства и теми, кто просто бился с нами бок о бок в последних боях, не забыв и о той четвёрке, что так и стояла возле зажжённых ими костров, я эту часть процедуры закончил на Длинном.
  'Кровью ваших погибших товарищей, что сейчас сохнет на ваших лицах, той кровью, что пропитала землю Текока, той кровью, что запеклась на их ранах, заклинаю вас всех! Отныне все вы станете как один и, каждый станет всеми. И будут 'пану макаки' биться как единое целое, и будут наши мёртвые стоять в одном ряду с живыми, и будут мёртвые всегда рядом с живыми, и будут они прикрывать живых, как живые прикрывают в бою друг друга! И будут мёртвые, кровь которых сейчас на лицах живых, порукой тому, что сердца живых всегда будут гореть храбростью и яростью к врагам, и будут сердца живых наполнены верностью Солнцеликой и Духами Хранимой тэми Раминаганиве и её будущему потомству! А если кто из корысти, трусости или по какой иной причине предаст нашу покровительницу или своих товарищей из 'пану макаки', то прольётся на него гнев духов погибших героев и умрёт он в страшных мучениях, и имя его будет проклято навеки, и душа его будет, пока возвышается из моря Пеу, пребывать сразу и в трупе, и в трупных червях, и будет он жрать сам себя и гнить сам же заживо' - я замолчал на минуту, потому плеснул остатки крови в костры - 'Кровь смешалась с огнём, дым улетел в небеса, зола лежит на земле, водой её смоет в ручей! Но огонь, горящий здесь, войдёт в каждого из 'пану макаки', и будет гореть в ваших сердцах, и будут они преисполнены храбрости и верности друг другу и Солнцелкой и Духами Хранимой тэми Раминаганиве!'
  В наступившей тишине я разбил медным топориком пустой горшок и бросил по нескольку осколков в каждый из костров. Руки мои были испачканы кровью (на самом деле не человеческой, а птичьей, ради которой рассталась с жизнью парочка конури). На глаза попался пленный лучник. В общем-то, я его видел во время обряда, даже проходил рядом, когда мазал лица приставленных к нему 'макак' и Сектанта. Но тогда было не до тузтца. Теперь же я обратил внимание, что пожилой вохеец что-то тихо говорил Тагору, наверное, пробовал объяснять смысл творящегося действа.
  Остановившись возле чужаков, я приказал Тунаки: 'Ты будешь переводить мои слова этому тузтцу'. Сектант послушно кивнул.
  Быстро окрасив лучника кровью ото лба до подбородка (тот от неожиданности дёрнулся, но двое его сопровождающих-караульных подпирали сзади), я громко, тщательно проговаривая каждое слово, произнёс: 'На тебе, Тагор из рода Тхшелу, кровь воинов из братства 'пану макаки'. Но действовал ты не по своей воле, а по воле Того, Кто Ходит Между Деревнями и Меняет Разные Вещи, которому должен ты свою жизнь и свободу. Кровь людей 'пану макаки' смыла с тебя все прежние клятвы. Потому я заклинаю духов огня и воды, чтобы они приняли на себя кровь 'пану макаки', пролитую тобой. А кровь 'пану макаки', пролитая тобой, Тагор из рода Тхшелу, заклинает, что отныне ты сам будешь 'пану макаки', и будешь служить Солнцеликой и Духами Хранимой тэми Раминаганиве, как и полагается участникам нашего братства'.
  Сектант старательно переводил мой экспромт. Тузтец демонстрировал невозмутимость, но к концу перетолмачивания речи видно было, что процедура на него подействовала не хуже, чем на туземцев.
  Я дождался, пока пожилой вохеец закончит объяснение Тагору, и объявил: 'Я всё сказал. Помните, что отныне духи погибших товарищей всегда будут стоять в наших рядах. И будут помогать в благих делах, и карать за дела дурные! А сейчас предстоит предать земле тела наших павших в бою'. В наступившей тишине 'макаки' - как старые, так и новые - принялись перетаскивать тела к широкой траншее в человеческий рост глубиной, и осторожно спускать их на дно.
  Население Пеу предпочитало своих покойников погружать в воду или оставлять на открытом воздухе, чтобы потом собрать очищенные от плоти кости, раздробить их в мелкие кусочки и закопать где-нибудь под полом хижины. Но в походных условиях соблюдение правильного обряда погребения было мало выполнимо. Кроме этого, из соображений гигиены я намерен был бороться всеми силами с подобной практикой: в своё время немалым шоком для меня оказался тот факт, что все берега Боо были густо утыканы уходящими под воду деревянными помостами, к которым крепко привязано множество трупов в разной степени разложения. Видел я такое и на озере Со. Да и на Малой Алуме тоже доводилось натыкаться на папуасские кладбища.
  Так что я с ходу придумал магическое объяснение, почему участники братства 'пану макаки' должны предаваться земле: дескать, коль служим мы верой и правдой правительнице всего Острова, то и после смерти должны попадать в землю, над которой властвует Солнцеликая и Духами Хранимая. Мои орлы, полные верноподданнических чувств и рыцарских заморочек, версию своего 'пану олени' проглотили без раздумий и с энтузиазмом выкопали достаточных размеров братскую могилу.
  Когда последнего из павших бойцов спустили в яму, пришлось выдержать спор с 'макаками', готовыми отдать своим причисленным к духам товарищам, которые отныне будут защищать и охранять нас, лучшее оружие. Убедить разделить оружие убитых между уцелевшими удалось только после моего обещания, что в руках мертвецов деревянные палицы будут бить точно также, как бронзовые топоры в руках живых. Ради пущего спокойствия подчинённых я вынужден был прочитать длинное буриме из сохранившихся в памяти отрывков из пушкинской 'Песни о Вещем Олеге', стивенсоновского 'Верескового мёда' и 'Нас водила молодость' Багрицкого. Местами, где не помнил, нёс отсебятину. Для верности повторил все вспомнившиеся строки по два-три раза в разной последовательности. Закончил же летовскими 'Солдатами не рождаются'. Здесь, над лежащими на дне не закопанной ещё могилы боевыми товарищами, эти стихотворные строки были наполнены самого глубокого смысла. И на меня накатило...
  От края рва с темнеющими на дне телами меня увели Вахаку с Длинным. Обратно к выделяющемуся овалу рыхлой коричневатой земли я подошёл с уже сухими красными глазами. Единственное, что пришло на ум - опять же летовское 'Про дурачка'. Севшим голосом я выводил: 'Светило солнышко и ночью и днём. Не бывает атеистов в окопах под огнём...' Под это песенное сопровождение мои 'макаки' и закончили погребальный обряд, натыкав в землю частокол тонких древесных стволов, и развесив на них амулеты и обереги - последнюю дань своим товарищам. Я снял с шеи и повесил на ветку с полуободранными листьями малюсенькую модель медного ножика - первый металлический предмет, выплавленный мною.
  
  Зрители окончившегося действия расходились уже в полной темноте притихшие и задумчивые. Разговоры и слухи пойдут потом - как всегда преувеличенные. Подвергнутые же сегодняшнему обряду остались рядом с братской могилой. Лица их выражали сложную гамму чувств. Особенно у неожиданно зачисленных в 'пану макаки': и у сунийцев Раноре, и у бонко Тилуя, и у моих бывших земляков из Бон-Хо, и у сонаев Кано. Похоже, требуются комментарии со стороны 'пану олени' относительно ближайшего будущего.
  'Друзья мои' - начал я - 'То, что все вы теперь принадлежите к одному братству, вовсе не означает необходимости везде и всегда держаться всем 'пану макаки' вместе. Пока нечестивый Кивамуй Братоубийца жив, мы будем сражаться против его приспешников. Но после победы, когда Солнцеликая и Духами Хранимая тэми Раминаганива займёт трон, пути наши разойдутся: одни останутся возле нашей правительницы, другие вернутся в родные селения, чтобы там способствовать величию и процветанию Пеу и следить, чтобы вожди и сильные мужи хранили верность потомству Пилапи. Главное: где бы не находился каждый из 'пану макаки', он должен помнить о крови, что связала нас всех, и об обязанностях перед своими товарищами и Солнцеликой и Духами Хранимой'.
  
  Ночью долго не мог уснуть, хоть и успел здорово вымотаться за последние два дня, насыщенных столькими событиями. Я лежал, укрывшись мягкой циновкой, слушал храп 'макак' и пробивающиеся сквозь него звуки тропической природы. Наконец, усталость взяла своё, и удалось провалиться в тяжёлый сон, наполненный тревогой и смутными образами.
  Проснувшись почти в полдень, первым делом увидел Гоку, охраняющего покой 'пану олени'. Судя по всему, мои подчинённые решили, что Сонаваралинга имеет право на заслуженный отдых после столь мощного вчерашнего колдовства, и меня никто не решался беспокоить.
  Резким движением встав с ложа, я по быстрому привёл себя в порядок и перекусил, после чего прошёлся по нашей стоянке. 'Макаки' занимались своими делами, готовясь к дальнейшим боям и походам: некоторое количество умельцев возилось с обувью и снаряжением; Вахаку, Длинный и Кано с Тилуем по новой распределяли бойцов по подразделениям с учётом убыли состава - сопровождалось всё это спорами, переходя иногда в ругань со стороны недовольных; Тагор в компании с Сектантом и под неизменной охраной пары бойцов разбирал доставшиеся нам луки - судя по его умиротворённому и одухотворённому лицу, оружие было настоящей любовью этого вояки.
  'Почему этот чужеземец до сих пор под охраной?' - недовольно спросил я сопровождающего меня Гоку - 'Разве он теперь не один из нас?' Разведчик пробурчал что-то на тему 'доверяй, но надзирай'. 'Нашим людям делать нечего, кроме как караулить кого-либо из недавно принятых в наши ряды?' - добавил я - 'Забирай их с собой. Пусть займутся делом. А ты оповести всех предводителей 'пану макаки', что я собираю их на совет нашего братства'. Гоку зычным голосом подозвал к себе сопровождение тузтца и вместе с ними направился прочь.
  Пару минут мы с Тагором внимательно рассматривали друг друга. Наконец, бывший военнопленный, превратившийся в одного из 'макак', не выдержал и что-то спросил Сектанта. Тот внимательно выслушал и сказал мне: 'Тузтец спрашивает: он теперь должен будет служить тебе, Сонаваралинга, до конца своих дней?'
  'Скажи ему, Тунаки, что он служит не мне, а Солнцеликой и Духами Хранимой тэми Раминаганиве' - ответил я автоматически, и только после этого добавил - 'А что касается срока его службы, то пусть хорошо научит стрелять из своего оружия тех 'пану макаки', кто способен будет научиться. А потом может плыть домой. Я даже дам ему ракушек, за которыми вы сюда плаваете, на дорогу'.
  Сектант начал переводить. В ответ лучник неожиданно заржал.
  -Что ты ему такого смешного сказал - раздражённо поинтересовался я у вохейца.
  -Он говорит - усмехнулся Тунаки - Что ты хорошую шутку придумал, правда, злую: купцы, плавающие к берегам Пеу, друг друга хорошо знают, и на любом из десяти или пятнадцати кораблей, на котором можно уплыть в Вохе, прекрасно известно, кто хозяин Тагора-тузтца. И его всё равно схватят и отдадут в руки почтенного Выхкшищшу-Пахыра. Так что он лучше останется в нашем отряде. Будет дальше служить Солнцеликой и Духами Хранимой.
  -Как хочет - пристально глядя в глаза лучнику, сказал я - Только пусть знает, что насильно его никто держать среди нас не будет. Может уйти в любое время.
  Тузтец, выслушав перевод Сектанта, повернулся к пожилому вохейцу. Несколько минут между ними шёл оживлённый диалог, смысл которого, я, разумеется, не понимал. Тагор, судя по интонации, в основном спрашивал, а мой толмач - отвечал, причём, сдаётся, Тунаки был немало озадачен вопросами недавнего пленного.
  -Он спрашивал, Сонаваралинга - начал переводчик-самоучка - Не исповедуешь ли ты тенхорабубу.
  -С чего тузтец это взял? - удивился я.
  -Он говорит, что некоторые твои поступки таковы, словно ты идёшь Путём Истины и Света - ага, кажется, Сектант попробовал перевести название своей религии на местный язык. Надо уточнить перевод.
  Несколько минут пришлось потратить на выяснение этого вопроса: оказалось, что слово 'тенхорабубу', как и сама религия, западного происхождения. Вроде бы на языке острова Скилн оно как раз и означало 'Путь Истины и Света'. Заодно выяснилось, что происхождение тенхорабизма с запада, варварского с точки зрения мнящих себя народом цивилизованным вохейцев, несколько тормозит распространение новой веры на родине Сектанта. Хотя, с другой стороны, это же обстоятельство служит неким фильтром, отсекающих следующих моде или ищущих выгоды.
  -А сам ты тоже считаешь, что я веду себя как тенхорабит? - поинтересовался я у Тунаки. Тот задумался.
  'Странно, я никогда не задумывался об этом' - начал пожилой вохеец после долгой паузы - 'Но ты, Сонаваралинга, действительно иногда ведёшь себя, подобно людям нашей веры. Хотя бы в том, что для тебя неважно племя, к которому принадлежит человек. Что здесь, что у нас, в Вохе, сначала смотрят на то, принадлежит ли человек к клану, а уже потом - на то, что это за человек. И даже многие из тех, кто идёт по Пути Истины и Света, не сразу искореняют в своём сердце деление на племена и кланы, заменяя его делением на принявших Истину и коснеющих в заблуждении. Среди жителей Пеу же и подавно свой всегда будет заранее правым в споре с чужаком, даже если на самом деле сородич совершает в отношении чужака беззаконие. А ты же, Сонаваралинга, совершенно не обращаешь внимания на то, кто перед тобой: бонко, сонай или текокец. Даже сунийцев, которых бонко и сонаи презирают, ты принял в свой отряд как равных. Хотя, в то же время, ты совершенно равнодушен к вере в Единого Творца, который и есть единственный источник человеческой силы, красоты и соразмерности. А вместо этого обращаешься к духам, принося им жертвы и выпрашивая взамен их помощь'.
  'Это потому что я знаю: если правильными словами попросить нужных духов, отблагодарить потом их за помощь правильными подношениями, то они помогут. А этот ваш Творец, неизвестно, поможет или нет. Сам же рассказывал истории про ваших проповедников, которых убивали, и никакой Творец их не защитил. А почему я не делю людей по племенам: мать моя из сонаев, отец - твой соплеменник, Тунаки. Сам я последние четыре дождя жил среди бонко. Причём память о моей прежней жизни среди сонаев забрали духи моря. Так кто я такой?' - загрузил я вохейца.
  Сектант молчал. Я спросил у него: 'А что ты ответил тузтцу на его вопрос?'
  -Сказал, что ты впервые услышал о тенхорабубу от меня.
  -А он?
  -Сказал, что любопытен не меньше, чем ты, Сонаваралинга. И что ему хочется поговорить с... - тут мой собеседник замялся, видимо пробуя подобрать подходящие слова - С жителем такой дикой страны, как Пеу, который часто поступает как тенхорабит, но при этом не слышал ничего о Пути Истины. Он для этого даже хочет в совершенстве выучить язык.
  -А сам он как относится к вашей вере? - спросил я Сектанта - И насколько хорошо он понимает и говорит по-нашему в данный момент?
  -Тенхорабубу он считает глупой верой. А говорить по местному у него получается плохо. Понимает же он много. Особенно у тех, кто с запада Пеу. Вахаку и Гоку он хорошо понимает. А тебя или тех, кто из Бонко - плохо.
  -А почему тенхорабубу глупая вера? - мне было действительно интересно.
  -Он учился в одном месте - ответил вохеец, помрачнев - В Укрии. Там учат то, что говорили разные мудрые люди. Многие жили давно, до прихода Самого Первого Вестника, известного под именем Шидарайя. Они другому учат, не тому, что наши Вестники.
  Опять проблема недостаточности словарного запаса: что это за мудрые люди, которых читал Тагор - не то жрецы традиционных племенных богов, не то местные философы. В какой-то книге читал, что образованные римляне и греки воспринимали ранних христиан как ограниченных, малограмотных фанатиков. Судя по замеченной мною некоторой снисходительной ироничности, с которой тузтец общается с Сектантом, а также неприязненной реакции самого вохейца, здесь имеет место примерно то же самое.
  Ладно, со сложными взаимоотношениями между тенхорабитами и воспитанниками Академий и Лицеев этого мира разберусь позже - когда единственное известное мне лицо с высшим образованием бронзового века освоит язык жителей Пеу в объёме, достаточном для общения без переводчика.
  А пока попробую поучиться стрельбе из лука. Молча я указал Тагору на один из агрегатов, аккуратно приставленных к жердине, покоящейся на вбитых в землю палках с разветвлением сверху. Тузтец благосклонно кивнул.
  Ё-моё, да как они вообще стреляют! У меня и натянуть то тетиву получилось с заметным усилием, не то что бы ещё и выцеливать кого-то в течение нескольких секунд. Причём это местная самоделка. Под внимательным взглядом Тагора я взял в руки профессиональную версию оружия. Здесь удалось дотянуть пальцы с зажатым между ними сплетением жил неведомых зверей только до уровня носа.
  Отставив в сторону столь тугой образец, я вновь вернулся к луку с тетивой из тонкой верёвки. Тузтец протянул мне стрелу. Первая попытка пустить её, равно как и вторая и третья, были не совсем удачными: летела оперённая ветка с прикреплённым к ней каменным наконечником, во-первых, недалеко, во-вторых, отнюдь не туда, куда я её посылал. Единственное утешение - бегать за снарядом было недалеко.
  На десятом или одиннадцатом выстреле, когда у меня хоть что-то стало получаться, упражнения, увы, пришлось прервать: начали подтягиваться приглашённые на совет отцы-командиры нашего ударного отряда, а позориться перед подчинёнными как-то не хотелось.
  Разумеется, каждый захотел попробовать новую игрушку. Получалось у них по-разному. Вахаку, например, натянул и самодельный лук, и его заморский прототип с лёгкостью, но первые десять попыток стрелы летели у него куда угодно, кроме импровизированной мишени - хорошо хоть, умудрился не попасть ни в кого из окружающих. Кано также легко справился с натягиванием тетивы, но, в отличие от текокца, уже на третьем выстреле обращался с новым оружием вполне уверенно. Длинный и Тохуконе, новый предводитель людей из Бон-Хо, натягивали лук с заметным усилием, да и меткостью эти двое недалеко ушли от моего 'оленя'. Тилуй ухитрился продемонстрировать неплохие результаты - чуть хуже моего родственника-соная. А вот Гоку и Раноре оставили позади всех. Особенно удивил стрелявший последним суниец: он пару раз осторожно подёргал тетиву на пробу, а затем непринуждённо, будто играючи, отвёл пальцы с зажатым в них переплетением жил на уровень уха. Вторую попытку недавний ганеой повторил уже с вложенной в лук стрелой. И, резко отпустив, тетиву, выстрелил. С первой попытки Раноре, правда, в ствол, служащий мишенью, не попал, но со второй - ухитрился вогнать палочку с опереньем с одного конца и каменным осколком с другого прямо посередине дерева. Такими или почти такими же удачными оказались и последующие попытки сунийца. Тузтец, внимательно наблюдавший за развлечениями дикарей, уверенно ткнул в Раноре пальцем, прошипев фразу, в которой мне, кажется, удалось разобрать: 'Этого точно буду учить. Остальных - если Сонаваралинга скажет'.
  'Хорошо' - сказал я - ' А теперь нам предстоит держать совет. Не будем мешать Тагору заниматься его делом, потому пойдём к моему шалашу'.
  
  Советом, наверное, назвать получасовые посиделки трудно. Я ограничился тем, что, во-первых, санкционировал произведённое Кано, Вахаку и Длинным перетасовывание наших рядов, имеющее целью выровнять по численности огрызки полусотен. В сущности, вместо прежних трёх полных полусотен копейщиков и трёх щитоносцев, вооружённых топорами и палицами, у нас оставалось теперь шесть групп по тридцать-сорок человек.
  Затем я произнёс речь по вчерашним мотивам насчёт скреплённого кровью и чародейством братства. А также вновь повторил, что после победы над Кивамуем пути наши могут разойтись, но это означает только, что каждый будет служить Солнцеликой и Духами Хранимой там, куда его забросит судьба. Далее последовала небольшая речь о том, что среди 'пану макаки' важно не происхождение человека - главное его нынешний статус, который зависит от заслуг в наших рядах, а не от его предков или прошлого. Разумеется, все поняли, о чём речь, и дружно заверили меня, что считают Раноре и остальных сунийцев отныне братьями по оружию и служению нашей тэми. Тот же в свою очередь объявил об осознании высокой чести, оказанной ему и недавним ганеоям.
  Ну, и наконец, награды и повышения в звании. Объявление Длинного и Кано 'оленями' обоих повергло в лёгкое замешательство. А остальных же я обнадёжил, что по мере расширения рядов 'макак' и их может ожидать столь высокий чин.
  Не успела публика переварить превращение своих товарищей в 'оленей', и в должной мере выразить восторги и поздравления по этому поводу, как появился посыльный от главкома нашей армии, с максимальной почтительностью передавший приглашение от 'достославного Рамикуитаки', в котором тот просит 'уважаемого Сонаваралингу со своими лучшими людьми прибыть на совет вождей к костру правителя Ласунга, как стемнеет'. Я в столь же изысканной манере, с обильным применением оборотов 'торжественной речи' ответил, что непременно приду.
  
  В компании, собравшейся возле огромного костра по приглашению Рамикуитаки, я заметил несколько новых лиц - вроде бы в предыдущие три дня их в нашей армии не было. Я был последним, кого ждали, и главнокомандующий, в своей обычной манере, столь выгодно отличающей его от большинства остальных папуасов, сразу же перешёл к делу. Для начала он представил троицу новичков. Они оказались из текокских 'сильных мужей'. Один со своими людьми участвовал во вчерашнем сражении, но сумел довольно организованно отступить, сохранив почти весь свой отряд. Получив же неопровержимые доказательства того, что Солнцеликая и Духами Хранимая тэми Раминаганива не сгинула где-то в глуши на востоке острова, а действительно явилась в сопровождении большого войска, этот вождь счёл нужным привести своих воинов к законной наследнице. А двое других 'сильных мужей' просто 'не успели' к сражению. Из слов Рамикуитаки не понятно, правда, было, на помощь кому именно они спешили, что аж опоздали. Скорее всего, новые союзники сами испытывали затруднения морального либо терминологического плана в объяснении этого.
  Так что все присутствующие, будучи людьми, сведущими в папуасском речевом этикете, предпочитали считать, что 'спешили' эти двое на помощь юной тэми, равно как и то, что успевший повоевать против нас 'полевой командир' действительно неожиданно прозрел после поражения Кивамуя, а не просто решил перейти на сторону более сильных и справедливых.
  Однако какими бы мотивами не руководствовались перебежчики, известия они принесли довольно вдохновляющие: из двух с лишним тысяч воинов, бывших под командованием типулу-таки ещё вчерашним утром, теперь у него оставалось меньше тысячи - кто погиб или попал в плен, кто предпочёл разойтись по домам. Правда, с запада, из Вэя и Хона, к Кивамую вроде бы идёт подкрепление но, ни в Текоке, ни в лежащих дальше к северу землях Темуле, Кане и Тесу он помощи уже точно не получит.
  Так что, по мнению Рамикуитаки, следовало пользоваться моментом и, развивая успех, продолжать наступление: наши потери, конечно, сопоставимы с вражескими, зато моральный дух на высоте, да и сегодняшнее пополнение явно не последнее. В общем-то, возразить тут нечего - мы все собрались не для того, чтобы сидеть и отдыхать, наслаждаясь открывающимся с холма видами. Я, конечно, ратовал бы за наступление и при отсутствии намечающегося подавляющего численного перевеса над противником. Благо две сотни 'макак' без особых проблем отделают под кокосовый орех если не всю нынешнюю армию Кивамуя, то большую её часть точно. Но коль папуасам веселее воюется впятером на одного - то, пожалуйста.
  
  Увы, выступить на столицу Пеу удалось только во второй половине следующего дня: пока пристроили раненых по ближайшим деревням, пока вожди разобрались - кто в каком порядке будет идти. Всё равно опять впереди топали воины Рамикуитаки, за ними 'макаки' и остальные бонкийцы с сонаями, а потом уж все остальные.
  Я бросил прощальный взгляд на холм, успевший побывать полем боя и лагерем двух враждующих армий, на братские захоронения, на истоптанные поля с местами заваленными и разрушенными ирригационными канавами. Я поинтересовался у Вахаку, как теперь будут выкручиваться местные, потерявшие немалую часть урожая. Великан-текокец презрительно махнул рукой: дескать, их проблемы, нечего было поддерживать Кивамуя-братоубийцу.
  
  До Тенука в тот день дойти не удалось. 'Макаки' вместе с людьми Рамикуитаки остановились на ночлег в большом селении в нескольких часах ходу от столицы. Остальные отряды нашей армии разместились в соседних деревнях. Местные не старались изобразить радость по поводу незваных гостей: повинуясь команде старосты, женщины с мрачными лицами натаскали к Мужскому дому еды, и быстренько удалились; мужская же часть населения вообще старались поменьше мозолить глаза победителям, а когда мы очищали от обитателей прилегающие к центру селения хижины, дабы самим в них расположиться, то и дело попадались раненые. Впрочем, настроены были наши воины вполне благодушно, и просто выгоняли недавних врагов вместе с остальными.
  Всю ночь по периметру занимаемой нами части селения горели костры и вышагивали часовые: не то чтобы сильно опасались местных, но и доверия особого к ним не было. А утром ни свет, ни заря бодро потопали дальше, и ещё до обеда наконец-то вошли в Тенук.
  Столица Текока и всего Пеу была просто огромной деревней, как и все виданные мною центры областей. Впрочем, иного я и не ожидал. На самом деле, Тенук представлял собою несколько селений, сросшихся с одну мегадеревню. Когда я поинтересовался насчёт общей численности населения, Вахаку затруднился с ответом. Единственное, что он знал - примерное количество жилых строений в каждой из пяти частей столицы. Сложив всё вместе, я получил не менее полутора тысяч хижин. Учитывая, что в каждой обычно обитало от пяти до десяти туземцев обоего пола и разного возраста, население Тенука должно быть где-то в районе десяти тысяч человек.
  Для человека, выросшего в мире с многомиллионными городами, всего-навсего уровень ПГТ или райцентра. Но для местных - целый мегаполис. Причём даже с точки зрения Сектанта столица Пеу - довольно крупный населённый пункт. По его словам в Вохе не больше десятка городов с населением, превышающим тенукское. А на родине Тагора таких всего три или четыре. Единственное, что в цивилизованных странах в крупных центрах скапливалось и пятьдесят тысяч жителей, и даже больше. Зато характером деятельности большинство тамошних обитателей мало чем отличались от населения папуасской столицы: добрая половина горожан Вохе и Тузта кормилась скорее земледелием, нежели ремеслом и торговлей.
  
  Мы прошли, следуя за людьми Рамикуитаки, пару километров по широкой тропе, можно сказать - даже дороге (качеством сопоставимой с каким-нибудь российским просёлком). С обеих сторон тянулись конусообразные крыши папуасских обиталищ. Наконец, выбрались на широкую площадь с традиционным Мужским домом и несколькими большими хижинами, принадлежащими явно очень большим людям. Вахаку тут же сообщил, что перед нами резиденция типулу-таки Пеу. А Мужской дом - не простой, а оказывается Дом регоев - по сути, казарма для гвардейцев верховного правителя острова. Общежитие-интернат-школа для местных подростков же располагалось немного в стороне. Причём на весь Тенук таковых было свыше десятка: в каждом районе города, да ещё и свои у ганеоев и дареоев.
  На площади нас ожидала очередная порция раскаявшихся и прозревших, готовых немедленно принести клятву верности Солнцеликой и Духами Хранимой. И очень расстроившихся от известия, что тэми прибудет в свою столицу только через пару-тройку дней.
  Кроме выражения искреннего желания служить Раминаганиве, не щадя живота своего, от встречающих удалось выяснить также, что Кивамуя в Тенуке уже нет. В общем-то, этого и следовало ожидать. Вроде бы он с оставшимися верными войсками успел переправиться через Алуме (Широкую, образованную слиянием Малой и Большой) и теперь стоит на том берегу реки.
  Дальнейшее я очень быстро перестал понимать: Рамикуитаки и предводители подтянувшихся вскоре отрядов нашей армии принялись обсуждать с только что перешедшими на нашу сторону 'сильными мужами' всё что угодно, кроме добивания противника. В основном речь шла о предстоящей процедуре принесения клятвы верности Солнцеликой и Духами Хранимой, но при этом беседующие ухитрялись параллельно вести торг насчёт распределения должностей при дворе новой правительницы. Ловкость, с которой две эти темы переплетались, совершенно не мешая одна другой, в иное время могла бы привести меня в восхищение, но только не сейчас, когда в нескольких километрах отсюда стоит недобитый враг, и нему спешат на помощь новые силы и, не дай бог, чтобы среди них не оказалась сотня лучников от заморских торговцев взамен уничтоженных моими 'макаками'.
  Я очень быстро запутался в хитросплетениях 'торжественной речи'. Голова звенела и отказывалась воспринимать многосоставные конструкции, которые начинались с мнения кого-нибудь из собеседников об очередной тонкости в оформлении церемонии принятия Солнцеликой и Духами Хранимой тэми клятвы верности со стороны подданных, а потом неожиданно переходили на вопрос, кому быть отныне хранителем священных реликвий Дома Пилапи Старого.
  Не выдержав всего этого потока витиеватостей, я вмешался в разговор. Речь моя, несмотря на всё старание, явно не дотягивала до высот папуасского ораторского искусства. В общем, почтенные регои посмотрели на меня, словно я громогласно испустил в их присутствии газы. А поняв из ответа Рамикуитаки, адресованного мне, что перед ними 'тот самый Сонаваралинга', 'сильные мужи' как-то сразу поскучнели.
  Дальнейший разговор пошёл уже на три темы: кроме процедуры церемонии и делёжки должностей начали обсуждать окончательный разгром Кивамуя. Однако по-прежнему дискуссия шла всё таким же выспренним языком. Понять удавалось только то, что каждый готов предоставить другим честь добить свергнутого типулу-таки - ибо, дескать, есть более достойные, чем он мужи, у которых не хочется отнимать столь блистательную победу.
  Итогом всего этого довольно закономерно стало решение Рамикуитаки, что 'наиболее достойные' - это мои 'макаки' вместе с остальными бонкийцами. Правда, ласунгский таки также счёл, что не мешает поучаствовать в окончательной виктории также и кое-кому из тех, кто присоединился к нам недавно - список выделенных нам в помощь, как я понял, был напрямую связан с протекавшим у меня на глазах обсуждением мест в будущем 'правительстве народного доверия', но как именно - оставалось для меня загадкой.
  Надо отдать должное, наш главнокомандующий выделил для погони за Кивамуем и часть ласу: сотню во главе с Тономуем, а также несколько других отрядов. Всего набиралось почти две тысячи воинов - с учётом 'макак', вполне достаточно для полного разгрома противника. Но мне совершенно не нравилось то, что меня все дружно отправляют прочь из столицы, дабы не мешал серьёзным дядям 'делить портфели'. Ну да ладно, сейчас главное - добить Кивамуя. А там посмотрим. Тем более, что я всё равно собираюсь сваливать в более цивилизованные края, где, может быть, не буду чувствовать себя таким деревенским лаптем среди туземной интеллигенции.
  
  Глава шестнадцатая
  В которой герой обеспечивает окончательную победу Солнцеликой и Духами Хранимой тэми, проявляет великодушие к побеждённым, но в итоге обнаруживает, что его развели как полного лоха.
  
  Наша армия который час стояла в месте, где Малая и Большая Алуме сливаясь, образовывали Алуме Широкую. На той стороне, уже на берегу Широкой вражеские воины удобно расположились на намытой речным течением полосе песка. Пляж здесь был довольно приличный, так что место хватило для всей кивамуевской рати.
  Ситуация была, по словам находящихся под моим началом командиров, патовой. В ближайшие день-два просто не реально собрать количество плавсредств, достаточное для одновременной переправы всех наших восемнадцати сотен: в расположенных поблизости деревнях такого числа лодок не имелось, изготовление плотов займёт время. Перевозить же воинов по частям - значило дать противнику шанс перебить их, пользуясь временным перевесом. С другой стороны - Кивамуй не мог никуда отступить от берега Широкой Алуме, не опасаясь нашей переправы.
  Причём на кого работало время, было не понятно: с одной стороны, у нас в тылу практически весь Пеу, а у свергнутого типулу-таки только Хон с Вэем; но с другой - сейчас у него несколько сотен воинов, а если сидеть и ждать у реки непонятно чего, то к нему могут подойти подкрепления.
  Вахаку с Тономуем уже успели просветить меня, что в стародавние времена, когда по реке проходила граница между враждующими Текоком и Хоном, за многие десятилетия, если не века войн, не было ни одного случая переправы вот так - в лоб, при стоящем на другом берегу войске: в таких случаях противники могли неделями стоять, переругиваясь через реку, пока не расходились по домам. Все эпизоды, когда текокцы умудрялись вторгаться в Хон, как и успешные хонские вторжения в Текок, совершались либо неожиданно, либо в рамках вмешательства во внутренние разборки, когда соседей приглашала на помощь одна группа местных против другой. Кстати, в своё время и Пилапи Старый также окончательно утвердил свою власть над прибрежными областями, придя туда по приглашению части 'сильных мужей', недовольных последним независимым таки прибрежной области.
  Как ни хотелось, а приходилось признавать в данном случае правоту туземцев: при вступлении в бой с лодок у 'макак' не будет времени организовать строй и, значит, всё наше преимущество летит к чёрту. И ведь Мар-Хон с заморскими кораблями буквально в двух шагах, а попробуй добраться.
  От отчаяния я обратился к тузтскому лучнику (через Сектанта, разумеется): 'Ты можешь посылать свои маленькие копья с перьями на тот берег'.
  -Они будут долетать, почти не причиняя вреда - перевёл вохеец ответ Тагора - С такого расстояния, даже если попадёшь, трудно убить или тяжело ранить. Да и попасть очень трудно.
  -А с лодки он может пользоваться своим оружием? - поинтересовался я, скорее для очистки совести, чем в надежде на положительный ответ.
  И неожиданно услышал, что, доводилось Тагору стрелять и с палубы корабля, и с лодки: конечно, шатает и мешает целиться, но, если бить с двадцати шагов, то точность будет всё же повыше, чем с максимальной дальности. Тем более, что на той стороне враги густо стоят - промахнуться будет сложно.
  Дальше пошёл сугубо деловой разговор: мы начали обсуждать, что можно сделать силами одного опытного лучника, и двух почти неподготовленных. В общем-то, в плен попало четверо стрелков, но один из них, будучи свободным вохейцем, отказался воевать на нашей стороне - так что пришлось оставить его вместе с раненными 'макаками' в тылу, пообещав при удобном случае передать за выкуп торговцу, на которого он работал. Того, что пленный сбежит, я особо не опасался, поняв из слов тузтца, что морячок этот не отличается особой храбростью: стоять в ряду других лучников его хватало, а вот на побег вряд ли решится. Ну а если даже и бежит, то сам и будет виноват в собственных неприятностях, коих может огрестись по полной в путешествии к Мар-Хону. Ущерб же от его бегства невелик: выкуп за такого вряд ли дадут крупный, если вообще хозяин не вздумает сэкономить на зарплате попавшего в плен работника.
  Лучник же из вохейца, в отличие от Тагора, был так себе - равно как и из двух туземцев, пленённых за компанию с чужеземцами. Причём один из местных кадров, которому при задержании досталось особенно сильно, до сих пор ещё не оправился от побоев: в себя то он пришёл, но по-прежнему больше лежал пластом. Так что кроме тузтца и второго пленного текокца рассчитывать можно было ещё разве что на Раноре, как самого перспективного из моих бойцов.
  Для начала решили провести небольшую тренировку чуть выше по течению, где изгиб реки укрывал наши приготовления от вражеских глаз. Несколько лодок взяли из числа реквизированных в окрестных селениях. Этим активно занимались текокцы из недавнего пополнения под началом славных вождей Сеутуне и Роротелу. Они и сейчас продолжают собирать все плавсредства, кои находят по берегам.
  Немного подумав, Тагор всё же кроме сунийца решил привлечь ещё Кано с Гоку. К сожалению, моего родича-соная пришлось оставить на командовании его отряда. Вот разведчик - другое дело, всё равно его десяток будет в первых рядах переправляющихся. Я заодно предложил проверить, как будут стрелять другие воины из группы Гоку, ну и вообще всей полусотни Вахаку.
  После часа или двух 'кастинга' тузтец с трудом отобрал из сотни бравших в руки лук ещё тринадцать человек, которых счёл не совсем безнадёжными - на всё имеющееся количество метательного оружия. Лицо его при этом сохраняло весьма мрачное и скептическое выражение. В общем, я опытного наёмника понимал: весь мой план был сущей авантюрой, рождённой от безысходности.
  Выбранные Тагором 'макаки' немного потренировались - для начала на суше, потом, стоя в лодках. Получалось неважно, конечно. Но других стрелков у меня нет. Я заикнулся было об использовании пращников. Но сам же первым понял, какую глупость сморозил: если лучник ещё может худо-бедно стрелять, пусть не как тузтец, стоя в полный рост, но хотя бы сидя и опираясь о борт долблёнки, то пращнику просто негде размахнуться для броска.
  Провозились со всем этим до вечерних сумерек. Вахаку и Длинный параллельно осматривали и готовили плавсредства на весь наш отряд. По их словам выходило, что имеющимися на данный момент в наличии двадцатью шестью лодками одновременно можно переправить около двух сотен человек. Не густо - как раз на одних 'макак' хватит. Учитывая, что в каждой посудине нужно будет оставить пару гребцов, которые перегонят её на наш берег за следующей порцией 'десантников', за один раз перебросить удастся всего полторы сотни человек.
  Можно попробовать, конечно, соорудить плоты. Вот только из чего? В радиусе нескольких километров не наблюдалось нормальных деревьев - вокруг сплошные поля и деревни - только кое-где небольшие участки кустарника. Разве что разломать в ближайших деревнях хижины. Жерди и сухая трава с одного жилого строения вполне способны удержать на плаву пару-тройку человек. Потом трава, конечно, намокнет, но на один рейс хватит.
  Я поинтересовался у Вахаку и Кано, не будет ли разрушение жилищ мирного населения нарушением туземных женевских конвенций. Мои 'олени' ответили в один голос, что ничего страшного, тем более, свои жерди владельцы могут потом забрать обратно. На всякий случай я ещё порасспрашивал Сеутуне и Роротелу. Те заверили меня, что в нашем войске из ближайших окрестностей никого нет, а мнением местных можно пренебречь.
  Сказать, что я отдавал приказ ломать хижины в близлежащем селении с совсем уж спокойной совестью, нельзя. Успокаивать себя оставалось только тем, что, во-первых, мы никого не выгоняем на мороз, во-вторых, строительство жилищ взамен разрушенных займёт всего лишь несколько дней, ну, и, в-третьих, надеюсь, мне не придётся смотреть в глаза пострадавшим, ибо в ближайшее время Сонаваралинга намерен начать странствие в поисках привычной Олегу Куверзину цивилизации.
  Дабы не обнаружить наши приготовления раньше времени, решено было 'заготавливать' материал для плотов в деревнях, лежащих выше по течению от того затона, где тренировались на лодках лучники. А чтобы не дискредитировать в глазах местного населения 'макак' и вообще тех, кто шёл со мною из Бонко, я поручил это нехорошее дело текокцам. Сеутуне и Роротелу, а также третий из приданных вождей, Укетоноку, восторга от порученной работы не изъявляли, но особого выбора у них не было: только что примкнувшим к войску Солнцеликой и Духами Хранимой надо как-то завоёвывать доверие победителей.
  Никто из наших не счёл нужным понаблюдать, как союзники будут предаваться вандализму, потому так и осталось не выяснено, что и как говорили им лишившиеся жилищ местные. Да и говорили ли вообще. Вожди каждой из 'зондеркоманд' на следующий день к обеду просто отчитались об отсутствии серьёзного сопротивления и потерь в личном составе, да продемонстрировали результат своих трудов неправедных: всего шестьдесят три плота, способных нести по восемь-десять человек. Что ж, это намного лучше - за один рейс перебросим почти половину нашей армии. Так что силы первой волны десанта сопоставимы с вражескими - на счёт этого я был уверен, поскольку тройка бойцов из десятка Гоку вечером сплавала на тот берег и всю ночь и утро наблюдала за вражеским лагерем и его окрестностями. По словам разведчиков, к Кивамую и вечером, и утром подходило подкрепление, но серьёзным его назвать трудно: всего три отряда по нескольку десятков каждый.
  К сожалению, пока собрали плоты, день перевалил за полудень. Учитывая, что до места переправы плыть ещё около часа, к атаке наше войско будет готово только на закате, когда солнце будет бить прямо нам в лица. Так что пришлось отложить переправу на завтра, когда свет, наоборот, будет нам помогать. Ну, ничего, нет добра без худа: набранная Тагором команда ещё немного потренируется. Заодно пусть текокцы дальше шарятся по деревням насчёт материала для плотов.
  
  Итак, день 'Пэ' (в смысле переправы) наступил. В предутренних сумерках почти сотня лодок и связанных из разобранных хижин плотов медленно плыла вдоль берега, потихоньку выгребая на середину Алуме. Я сидел в одной из передних долблёнок рядом с Тагором и Длинным. Как всегда перед боем, пробирал мандраж. Правда на этот раз причин для него было больше обычного, поскольку неясно, удастся ли 'макакам' высадиться и построиться, прежде чем противник сумеет контратаковать.
  Флотилия наша выплыла в место слияния Большой и Малой Алуме и двигалась теперь по Широкой, пересекая её наискось. Вот уже и песчаный пляж с вражеским станом виднеется. Часовые там, увидев на реке скопление плавсредств, завопили. Лагерь наполнился суетой. Вот бы она сохранялась до высадки. Ага, размечтался - буквально в считанные минуты паника среди врагов улеглась, и когда мы подошли на расстояние в полусотню метров к берегу, вдоль воды уже стояли неровные шеренги воинов Кивамуя с оружием наизготовку. Приблизившись к берегу ещё чуть-чуть, Тагор кивнул: 'Мол, пора'. Гребцы стали тормозить шестами о дно, а я поднялся, с трудом заставив слушаться затёкшие от долгого сидения ноги, и поднял руку, сжав кулак, вверх. Соседние долблёнки принялись повторять наш манёвр, передавая сигнал дальше. Итак, передние лодки с лучниками находятся на расстоянии, достаточном для более-менее гарантированного урона обстреливаемым.
  Тузтец встал, взяв лук наизготовку. Пятнадцать человек на других лодках тоже приготовились к стрельбе - в основном сидя, всего двое рискнули последовать примеру своего командира-наставника. Тагор легко, словно с демонстративной небрежностью, вложил в лук стрелу и оттянул тетиву до уха. Несколько секунд главный наш стрелок искал подходящую цель. Вчера вечером, когда обсуждали последние детали предстоящей операции, я сказал, чтобы он, как самый меткий из лучников, выбивал в первую очередь врагов с наиболее роскошными украшениями и лучшим оружием - остальные же пусть стреляют, в кого смогут попасть.
  Наконец, Тагор отпустил тетиву. Под аккомпанемент тихого треньканья стрела улетела в сторону берега. И, судя по чьему-то воплю, нашла цель. Следом начали стрелять остальные лучники. Да, один день тренировок не очень помог... Когда несколько дней назад 'макаки' бежали вверх по склону, стрельба по ним была куда действеннее, чем сегодня по врагу. Единственное, на что можно надеяться, так на то, что сейчас мы можем осыпать стрелами противника, практически не опасаясь ответной атаки: даже если воины Кивамуя сдуру полезут в воду, чтобы добраться до лучников, они мало чего добьются - нам достаточно будет отплыть на более глубокое место.
  После первых выстрелов вражеские воины начали пятиться прочь от берега. Конечно, основной ущерб наносил тузтец, методично посылающий свои стрелы в наилучшим образом вооружённых врагов. Другие же лучники скорее создавали фон и усиливали панику. Через несколько минут пространство вдоль воды было очищено от противника на глубину в несколько десятков шагов. Наши лодки подошли совсем близко к истоптанному сотнями ног песчаному пляжу, так что было видно дно, взмученное шестами.
  По команде, отданной Вахаку, первые 'макаки', подымая фонтаны брызг, принялись прыгать в воду, стараясь как можно быстрее добраться до твёрдого и сухого берега, пока враги не ринулись обратно. Вот передовой десяток вырвался на сушу, машинально отряхиваясь, и тут же сбиваясь в плотный строй. Воины Кивамуя, не обращая внимания на редкие стрелы, бросились на пока ещё малочисленных врагов. К тому времени, когда они добежали до наших, тех на плацдарме было уже больше двух десятков. Я напряжённо наблюдал, как на моих бойцов накатилась толпа, размахивающая боевыми палицами и топорами - оказывается, что смотреть, как атакуют ставших близкими тебе людей, ещё менее приятно, чем самому встречать в строю врага, там хотя бы некогда особо думать, отбивая и нанося удары.
  Впрочем, контратакующие тут же отхлынули назад, оставив с дюжину лежащих тел. А на берег выбирались всё новые и новые наши бойцы. Уже больше половины 'макак' построились на занятой нами полосе песка. Вот и с моей лодки начали прыгать в воду бойцы. Я последовал за всеми. Тагор, оставив лук на попечении гребцов, взял в руки выделенные ему вчера щит и дубинку с вделанными в дерево акульими зубами.
  
  Сегодня пришлось горячо, особенно первые минуты, пока справа от нас не начали высаживаться бонкийцы Хоропе и сонаи Сопу. Тогда стало легче. А уж когда собрались все шесть сотен бывших в первой партии, то враг начал заметно пятиться. Заметно же редеть ряды воинов Кивамуя стали аккурат к тому времени, когда стали возвращаться лодки и плоты со второй волной десанта.
  А потом вражеское войско как-то неожиданно закончилось: только что перед моим отрядом маячили, пускай и немногочисленные, но бьющие с нами враги, и вдруг впереди и по бокам лишь бегущие - в одиночку и небольшими группками.
  Пожалуй, сейчас наступает самая опасная фаза боя. Не в том смысле, что дрогнувший и побежавший враг способен ни с того, ни с сего повернуть назад и обернуть свой разгром в победу. Нет, просто мои 'макаки', подчинявшиеся перед лицом противника дисциплине, научившиеся в ходе тренировок и сражений держать строй и действовать более-менее скоординировано, при виде бегущих врагов могли забыть обо всём, что в них вбивалось последние месяцы, сломать порядки и начать охоту за пленными и воинскими трофеями. В результате 'правильный' бой, в котором наши двадцать десятков спокойно громили несколько сотен врагов, разбивался на кучу мелких стычек, где шансы у противоположной стороны резко повышались. Мне же вовсе не хотелось терять уже приученных к строю и взаимовыручке бойцов. Но, увы, фалангой не то что бегущих не догнать, но даже и раненых и убитых врагов успеют обобрать бойцы других отрядов нашего воинства, не заморачивающиеся такими глупыми вещами как правильное построение в бою. Опыт предыдущих сражений наглядно это успел продемонстрировать.
  Так что пришлось пойти на компромисс. Я распорядился разбиться для преследования противника на десятки во главе с 'сержантами' и действовать группами, пообещав тем, кто будет отрываться от коллектива, 'строгий выговор с занесением и порчу ауры с кармой'. Ну и, разумеется, строго наказал собирать добычу, не занимаясь делёжкой на месте, пообещав самолично судить при разделе хабара уже в лагере. А сам остался с раненными в паре сотен шагов от берега Алуме. Мои воины, получив начальственное одобрение, припустили вперёд, стремясь опередить прочих претендентов на трофеи. Впрочем, приглядеть за своими людьми не мешает. Поэтому, я с пятёркой легкораненых двинулся следом за остальными.
   Надо же, кто-то из врагов осмелился огрызаться. Два моих десятка окружили кучку воинов Кивамуя Братоубийцы, которая ожесточённо отбивалась. И, кажется, у нас уже есть потери. Надеюсь, мои первобытные анархо-коммунисты (почему - первобытные, объяснять не надо, анархо - потому что в погоне за убегающим врагом в их рядах царила настоящая анархия, а коммунисты - потому что справедливость у они понимали, как разделить всё, по возможности, поровну) получили наглядный урок, что и преследовать разбитого противника следует организованно, а не кто во что горазд. Поймали, что называется, медведя.
  
  Врагов перед нами была жалкая кучка. И два десятка моих бойцов, построившись строем (что они сейчас и собирались сделать), перебьют их без серьёзных потерь. Но слишком много за последнее время довелось видеть мне пролитой крови, и потому выйдя вперёд, я крикнул: 'Сдавайтесь, и мы оставим вас в живых'. Точнее попробовал крикнуть: из пересохшего горла вышел только хриплый шёпот. Впрочем, воины Братоубийцы услышали. Их предводитель, вооружённый заморским бронзовым топором, с дорогим ожерельем на шее, ответил:
  -Зачем тебе обещать нам жизнь? Вас больше, чем нас. Вы можете перебить всех нас и взять наше оружие и всё остальное. - Что ж, в логике, папуасской, разумеется, этому регою не откажешь.
  -Я видел, как одни люди-даре убивали других. Это было и вчера, и сегодня, и ещё много раз. Крови пролито достаточно. Потому я, Совнаваралинга, говорю, что не хочу больше убивать дареоев. И своим людям тоже приказываю не убивать тех воинов Кивамуя, что готовы сдаться.
  Вражеский предводитель внимательно посмотрел на меня. Слишком внимательно. Сдаётся, имя Сонаваралинги уже успело получить некоторую известность. Причём, вроде бы слава обо мне идёт не самая худая: по крайней мере, во взгляде неизвестного регоя не прибавилось ненависти после того, как он узнал, кто перед ним.
  Наконец, командир окружённой группы прекратил играть в гляделки со мной и принялся о чём-то негромко совещаться со своими воинами.
  -Мы согласны сдаться - сказал регой через несколько минут обсуждения со своими людьми - Если ты поклянёшься сохранить мне и моим воинам жизнь. И позволишь проводить по Тропе Духов нашего типулу, как полагается.
  Типулу! Кровь прильнула мне в голову. Это же конец гражданской войне! Главный враг лежит в десятке шагов мёртвый.
  -Хорошо - ответил я - Как тебя зовут, регой?
  -Ваминуй. Мы люди Рохопотаки, правителя Хона и Вэя.
  -Я, Сонавалинга, клянусь сохранить жизни тебе, регой Ванимуй, и твоим воинам.
  Моментально всё поменялось: только что предо мной стояли готовые биться на смерть люди, а теперь это были военнопленные - жалкие, надеющиеся на милость победителей.
  -Оружие можете оставить при себе - великодушно разрешил я - Если поклянётесь не применять его против моих людей.
  Вражеский предводитель посмотрел на меня удивлённо, но ничего не сказал.
  -Постойте, он кажется, ещё живой! - крикнул я, заметив, что лежащий на земле воин с несколькими дорогими ожерельями тяжело дышит. Впрочем, похоже, долго он не потянет: с пробитым лёгким и проникающими ранениями в живот долго в каменном веке не живут.
  -Это не типулу-таки Кивамуй - ответил Ванимуй - А наш вождь Рохопотаки. Кивамуй вон тот - пленный указал на труп рядом.
  -А где знаки его высокого достойнства?
  -Он снял их, когда стало ясно, что мы разгромлены - пояснил хонец - Чтобы меньше привлекать внимание врагов на пути к Мар-Хону.
  Довольно неординарный шаг для туземца, в жизни которого всё мало-мальски важное связано с кучей всевозможных условностей, символов и ритуалов. Нужно либо очень сильно перетрусить, либо, наоборот, обладать недюжинной смелостью и непапуасской широтой взглядов, чтобы снять с себя регалии верховного правителя всего Пеу, являющиеся чуть ли не частью его самого. Судя по тому, что доводилось слышать о нашем главном противнике, трусом он точно не являлся. Так что покойник был личностью явно необычной.
  -Вахаку - позвал я здоровяка-текокца - Ты же знал Кивамуя?
  Не то чтобы я сильно не доверял словам сдавшихся хонских регоев, но проверить не мешало бы.
  -Да, это он - подтвердил мой 'олени', внимательно рассмотрев лицо покойника.
  -Теперь, когда типулу-таки мёртв, символы его власти и силы должны быть при нём - сказал я - А насчёт его тела, я способен провести все необходимые обряды над покойным типулу-таки.
  Ванимуй и его люди пожали плечами в знак согласия.
  
  Сильно заморачиваться на счёт похорон убитого вражеского предводителя не стали: надели на труп ожерелья, за пару часов вырыли в ближайшем укромном уголке могилу, а я над неправильным овалом рыхлого краснозёма толкнул длинную речь с перечислением известных мне достоинств и славных деяний покойника, не упустив, однако, и некоторых нехороших поступков, как то братоубийство и диктаторские замашки, оттолкнувшие в итоге от него многих. Ванимую и его людям же выдвинул примерно такое же объяснение насчёт необычного для жителей Пеу способа избавления от мертвеца, как и для моих 'макак' несколькими днями ранее. Единственное, что аргументом в пользу предания земле служил в сегодняшнем случае сам покойный, владевший до недавнего времени всем островом, и теперь навеки соединяющийся со своим владением.
  Кстати, пока хонцы копали могилу, а потом я отпевал покойного типулу-таки, отмучался правитель Хона. Его регои решили забрать с собой, чтобы похоронить привычным туземцам образом дома в Мар-Хоне. Мне, конечно, перспектива провести несколько дней на тропической жаре рядом с трупом не то чтобы понравилась, но я решил не устраивать разборок по такому пустяковому, в сущности, поводу.
  
  Все дела, связанные с захоронением Кивамуя, заняли весь остаток дня. Так что к реке мы с 'макаками' выбрались уже на закате. На берегу к этому времени успел образоваться импровизированный лагерь победителей, куда стаскивались трофеи и сгонялись десятками, если не сотнями пленные.
  Наше появление встречено было остальными несколько напряжённо: слухи о том, что Сонаваралинга не то убил, не то захватил в плен вражеского предводителя, каким-то непонятным образом распространились по всей армии, переправившейся через Алуме, и теперь народ ждал подробностей.
  Я не стал долго томить публику, и громко произнёс: 'Кивамуй Братоубийца погиб в бою. Бывшие с ним регои под началом Ванимуя подтверждают это. Также труп опознали также Вахаку, Гоку и многие другие воины из числа 'пану макаки', бывавшие в Тенуке. Я совершил над его телом обряд, соответствующий высокому происхождению покойного типулу-таки, а труп предали земле, той земле, которой владеет род Пилапи. Те, кто был со мной, могут подтвердить мои слова'.
  Официальное объявление о смерти главврага вызвало бурное ликование во всём нашем воинстве. Наверное, единственным, кто не радовался сегодня из победителей, был я. Облегчение от доведённого до конца дела - чувствовал, опустошённость пополам с усталостью - тоже. А вот радости - не было. Не знаю уж почему. Может быть, потому что не воспринимал я узурпатора Кивамуя как врага, которого следует ненавидеть: никогда не сталкиваясь с убитым типулу-таки лично, рассматривал его только как некую проблему, с которой следовало разобраться.
  Так что я предоставил своим 'макакам' возможность веселиться вместе с остальными, а сам отправился на боковую. Даже оживлённая дискуссия с участием доброго десятка вождей на счёт того, стоит ли посылать гонца в Тенук с радостной вестью немедленно, или отложить это до рассвета, мало интересовала меня сейчас. В итоге, как, я узнал с утра, Сеутене с Роротелу самовольно отправили вестника.
  
  Спалось хреновато: конечно, отдых своего 'пану олени' 'макаки' охраняли, но звукоизоляция на открытом воздухе совершенно ни к чёрту, а веселье в стане победителей кипело до глубокой ночи - причём, что самое удивительное, с минимумом хмельного, ибо для качественной попойки оравы взрослых мужиков слабенькую папуасскую брагу на слюнях пришлось бы собирать в радиусе двадцати километров даже в такой густонаселённой местности.
  Ничего удивительного, что на утро самочувствие моё было ещё хуже, чем вечером. С трудом заставил разбитое тело подняться, я добрался до реки и умылся, окунув для приведения себя в чувство в воде голову. Помогло мало.
  На импровизированном совете вождей нашего воинства, где и выяснилось, что гонца с известием о победе уже успели послать, решили потихоньку переправляться обратно на тот берег. Совершать марш-бросок к Мар-Хону почему-то никто не желал. И вообще, остатки дисциплины в рядах нашей армии таяли прямо на глазах. Я, в общем-то, тоже не горел желанием спешить к морским воротам Пеу: узурпатор Кивамуй убит, взрослого потомства мужского полу, способного возглавить борьбу, у него не имелось; таки Хона, и, как мне пояснил Роротелу, по совместительству Вэя, также был мёртв, что автоматически означало грызню за власть между 'сильными мужами' побережья и столь же автоматически исключало превращение этих приморских областей в гнездо сепаратизма, как случалось не раз в ходе прежних смут в Тенуке.
  Все имеющиеся в нашем распоряжении плавсредства рванули к текокскому берегу Алуме практически одновременно. Правда этому предшествовала ожесточённая делёжка лодок и плотов между 'макаками' и бокийцы с сонаями с одной стороны, и воинами Сеутуне, Роротелу и Укетоноку - с другой. Но, в конце концов, все пришли к консенсусу. Главным образом благодаря моим словам, что следует оставить на этой стороне часть воинов - чтобы сторожили пленных и вообще, демонстрировали присутствие верных Солнцеликой и Духами Хранимой сил в не до конца усмирённой части её владений.
  В итоге примерно половина воинов из всех отрядов переправилась на тот берег, а вторая половина осталась следить за пленными и окрестностями.
  
  Всего в паре километров от реки наше шествие победителей столкнулось с представительным сборищем увешанных украшениями из ракушек, камней, костей и перьев 'сильных мужей'. Из знакомых лиц я в этой толпе сумел обнаружить только нескольких рядовых ласунгских регоев и парочку текокцев из числа заявившихся в последние два дня: ни Рамикуитаки, ни кого-либо из его приближённых не наблюдалось. Зато у встретивших нас в избытке имелось ощущение собственной значимости.
  Для начала глава комитета по встрече и чествованию победителей - незнакомый мне представительного вида мужик в возрасте, обладатель зычного голоса и безукоризненных с точки зрения туземцев манер - толкнул речь, полную всяческих восхвалений в адрес славных героев, добивших Кивамуя-братоубийцу. Потом он начал расписывать будущий великий пир по случаю победы и вступления в освобождённую столицу Солцеликой и Духами Хранимой тэми Раминаганивы, на который ждут всех, кто с оружием в руках бился за правое дело. И тут же, совершив изумительный плавный переход в своей речи, сей достойный и велеречивый муж вдруг заявил, что доблестному, мудрому и справедливому Сонаваринге, о чьей воинской и магической силе слава успела разойтись по всему Пеу, надлежит, согласно повелению нашей благословенной повелительницы, немедленно привести к покорности земли Хона и Вэя. Причём выходило у этого папуасского цицерона, что мне оказано великое монаршее доверие, которое я просто обязан оправдать в рекордно короткие сроки.
  В отличие от предводителей отрядов, участвовавших в последней битве, да и моих 'макак', буквально загипнотизированных столь изысканной речью, состоящей из одних только 'торжественных' слов, я этому словесному завораживанию не поддался. Беда только в том, что единственный способ преодолеть препятствие в виде 'комитета по встрече' и проложить себе путь к Солнцеликой и Духами Хранимой - это скомандовать своим бойцам 'фас'. Чисто технически сделать это было несложно: 'макаки' беспрекословно выполнят любой мой приказ, две сотни бойцов с лёгкостью настрогают мелкими ломтиками несколько десятков разодетых по последней туземной моде надутых индюков и наделают из них отбивных высшей категории, дружелюбный нейтралитет бонкийцев и сонаев, бывших с нами с самого начала, обеспечен, а мнением зрителей-текокцев можно в этом случае пренебречь. Но за стоящими сейчас на моём пути маячили толпы вождей и регоев со всего запада Пеу, через которых придётся прорубаться к телу тэми в дальнейшем. Устанут оружием работать мои ребятушки. Так что я вынужден был изобразить на своём лице радость по поводу оказанной мне чести и скомандовать своим бойцам поворот на 180 градусов.
  Если честно, чувствовал себя я сейчас примерно как в подростковом возрасте после встречи со шпаной по дороге из школы, когда точно так же тебя загрузят хитрым 'базаром', по которому вроде бы и сам виноват выходишь.
  Оставшись на дороге одни и освободившись от обволакивающе-завораживающего воздействия 'торжественной речи', 'макаки' начали соображать, что нас где-то обманули. Думаю, ещё немного, и они сообразят - в чём. Потому во спасение их неокрепшей дикарской психики и своей собственной репутации великого колдуна, вождя и прочее, приходится толкнуть речь о том, что не только этот индюк, но и духи мне также сказали идти на запад, ибо там предстоит найти что-то очень важное.
  Это немного разрядило обстановку и уменьшило мрачности на лицах моих верных соратников, но всё равно, возвращались к реке в полном молчании. Когда переправлялись, зарядил сильный дождь. До обустроенного 'макаками' участка лагеря добрался полностью промокнув. Настроение это не прибавило.
  Странно, конечно, пять лет до этого сколько раз попадал под дождь, и бывало не раз даже холоднее, чем сегодня, но почему-то никогда не мёрз, как сегодня. Посидев у костра и обсохнув, я немного согрелся, но зато вернулась утренняя разбитость, правда теперь к ноющим мышцам прибавилась ломота в суставах. Уже не заболел ли я...
  
  Обсуждение планов по усмирению Хона с Вэем, на которое допустили Ванимуя с частью его людей, прошло как-то мимо меня. Я больше был озабочен раскалывающейся головой и возобновившимся ознобом. Сворачивание нашей стоянки и сборы в путь занимали меня ещё меньше. Потом я вообще отключился на какое-то время. Проснувшись посреди ночи, почувствовал себя лучше, правда всё ощущалось словно в какой-то дымке или тумане. Даже тошнота и начавшаяся рвота не доставляли особого мучения. Проблевавшись хорошенько, вновь заснул.
  Утром с трудом открыв глаза, не смог встать самостоятельно. Пара 'макак' по команде Гоку поставила меня вертикально, и я, для, начала опустошив желудок, с трудом переставляя ноги, двинулся в путь вместе со всеми оставшимся в моём распоряжении воинством. Увы, очень скоро я выбился из сил, и мои сопровождающие вынуждены были тащить меня на себе.
  Дальнейшее слилось в череду пробуждений, во время которых меня обычно выворачивало наизнанку, и проваливаний в болезненное забытье. Временами, кажется, я материл окружающих, обзывал их фашистами и троглодитами и требовал оставить меня в покое, бросить на дороге, чтобы хотя бы от тряски перестало мутить и тошнить. Но вполне возможно, это происходило только в моём воображении. Впрочем, особого значения это не имело, поскольку выражал свой протест условиями транспортировки я на совершенно незнакомом кому-либо на острове Пеу языке. Да знай мои 'макаки', что я приказываю, вряд ли они бросили своего 'пана оленя'.
  Наконец, через целую вечность меня оставили в покое. То есть положили и больше никуда не тащили. После чего я отключился окончательно...
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"