Аннотация: Воспоминания Сошникова Матвея Харитоновича об Ижевском восстании, о пребывании в плену у ижевских повстанцев и о побеге при попытке эвакуации пленных
Из быта 1918 года переживаемых моментов гражданской войны в момент восстания Ижевских фронтовиков.
В тот момент когда назревал вопрос тесной спайки нашей партии РКП(б), в это время я работал у станка в Ижевск. Заводов, на последних наших общих собраниях, в последних числах июля 1918 г., пришлось заслушать доклад о нашей 2-й армии, которая группировалась в то время в. Красном Прикамье, где тов. Седельников вкратце сделал доклад, и из последнего было учтено Ижевской организацией о необходимости поддержки молодой армии. После чего вопрос решался коренным образом, в первую очередь о пополнении коммунистических сил и во вторую армию, здесь после долгих прений выступавших ораторов: Пастухова, Лихвинцева, Матвеева, Фикина, Жечева и проч. после чего постановили влить коммунистической силы путём мобилизации. В тот же вечер после решения данного вопроса был сделан перерыв, объявленный на неопределённое время, а в промежуток данного перерыва комитетом пересматривался список мобилизованных коммунистов, выдвинутых самим Комитетом Р.К.П.(б).
За выполнением данной работы, перерыв длился продолжительное время. Некоторые озабоченные товарищи, ходя по залу комитета, менялись мнениями. "А как же мы оставим Ижевск, ведь нас останется очень мало", - это говорил тов. Ульянов, который был совершенно прав. Здесь создавалось общее впечатление, и все близко стоящие товарищи по данному вопросу старались выявить какие-либо меры предосторожности, и так в кратких словах каждый старался обменится своими мнениями о ближущих вопросах гражданской волны в красном Прикамьи.
В действительности же, совершенно не трудно было это учесть, тогда когда заслушали представителя нашей молодой армии тов. Седельникова, который в конце своего доклада подчеркнул строго: "Необходимо снабдить нашу армию оружием и патронами, а главное живой силой". Из этого вывода каждый давал себе отчёт о значении данного в вопроса. Под"ём духа чрезвычайно был высокий всех присутствующих. Так или иначе, в действительности положение было шаткое, так как за нашей партией РКП(б) существовала партия офицерства, которая называлась в то время союзом фронтовиков, но в тот момент нельзя было разоблачить слой и ея качество, хотя и проделано было в этом направлении, но первичность была не так решительная, в сравнении современных мер, но в одно и тоже время нельзя этот союз было вести за собой, по - понятию: как организованных, главное, судя по составу самого союза, и с другой стороны более по качеству "классики". Такие были взгляды наших товарищей в момент перерыва.
Некоторые из товарищей, как например тов. Ульянов, жестоко оглашал, ходя по залу, о доводах, которые готовились против нас, после всего выразив одно, пойдём на фронт, и всё вообще нужно сказать настроение товарищей не теряло надежды, держа на страже своё оружие в руках.
И так снова открывается продолжение общего собрания, об"явленное тов. Женевым, а товарищ Пастухов, Матвеев, Лихвинцев, Фокин об"являют результаты партийной мобилизации, из чего видно было, что состав был качественный, по окончании же зачитки списка мобилизованных были допущены некоторые оговорки, как по семейным обстоятельствам и разные случаи.
Через несколько минут вопрос улаживается. На ряду с этим стоял вопрос о самоохране гор. Ижевска, этот вопрос быт затронут одним из мобилизованных товарищей Коровановым, который пояснял, что самоохрана Ижевска происходит обывателями, что есть не весьма надёжные, а поэтому считать необходимостью самоохрану снять, что и было в действительности не допустимым. Так было в Ижевске: раздано 825 винтовок, что составляет "Пловучий полк" в лице которого и были фронтовики, о чём скажем ниже. Таким образом и кончается собрание и в тоже время объявляется мобилизованным для получения обмундирования сбор. Время уже ровно 12 часов, все товарищи разошлись по домам, а утром каждый направлялся в свои канцелярии, для получения расчёта и в основу каждого товарища ложилась обязанность, как члену РКП(б) постараться с"агитировать добровольцев и коим сделать запись, что и было фактически проделано многими товарищами, эти работы продолжались в течении трёх дней. В первый же день данной работы я получил предписание от существующего в то время Военного Отдела, Лихвинцева и Фокина, срочно выехать с сопровождением оружия во вторую армию. Собравшись для сопровождения назначения товарища Циганчук, Сошников, Туранов, Попов последния с таковым поручением спешно направились по [49] Гольянской желдороге в Гольяны.
На пути в Гольяны странным образом пришлось узрить человека, стоявшего около линии железной дороги, который крадучи высовывался из-за кустов, но точно рассмотреть его но удалось, так как поезд мчался быстро.
От"ехав саженей сто, фигура высунулась с винтовкой в руках на линию железной дороги и последний высоко подняв руку грозил кулаком.
Сидя на последнем вагоне, где были погружены перекалиновыя шашаки, тогда когда обернулся к своим товарищам, то эти фигуры исчезли, и далее мы продолжали своей намеченный путь.
Прибыв в Гольяны, один из наших товарищей, некто Туранов, направился в контору Цехкома тов. Колдубе, который нас и встретил, информируя о приходе парохода, который уже из Сарапула вышел. После этого все пять вагонов были поданы к пристани, где до 11 часов ночи охраняли всё врученной для второй армии.
По прибытии парахода тотчас же совершили погрузку, и по окончании таковой параход направился в Сарапул, а мы направились в контору складов для отдыха до отхода поезда в Ижевск.
В три часа утра нам было сообщено о случившейся в Ижевске тревоге, после чего было дано нам распоряжение о спешном возвращении в Ижевск, одновременно тов. Колдуба сообщил о происхождении митинга, совершённого ровно в три часа ночи тов. Лихвинцевым и комитетом партии РКП(б), поняв всё это, пришли в отчаяние и с нетерпением ждали отходе поезда в Ижевск. После всего прибыв в Ижевск, каждый из нас направился в Военный Отдел, где отдав отчет сопровождения, некоторые пошли по домам, но некоторый не пошли, ибо настроение духа обывателей витающей учредилки было бурное и отчаянное, но всё это было вызвано тем, что совершенно не подвергалось к огласке о падении гор. Казани.
Я не пытаюсь описать всё точно о этой речи, но хорошо знаю на этом митинге собраний, в два часа ночи, дав тревожный свисток, была об"явлена мобилизация трёх годов: 95-96-97. Вот где была неисправимая наша ошибка, тогда когда мы сами объявили падение города Казани, какое дело до этого обывателей во главе которых существовал "Союз фронтовиков".
После всего этого нужно отметить итоги нашей мобилизации. В действительности такая численность мобилизованных стояла у Военного Отдела на регистрации, где и видно было, как будто всё это было отзывчивое со стороны мобилизованных, но другое: последние старались занять наше внимание на этом деле, дабы иметь полную возможность вершить дела, то, что произошло в гор. Казани, и это как факт в момент данной мобилизации, кои уже были зарегистрированы, предъявляли требования в категорической форме о немедленном вооружении, но такая отзывчивость была нашим комитетом разгадана, в отдельных случаях. Прежде всего на такие требования нам приходилось точно также давать срочные требования, а главное произведен ли расчёт. Во многих случаях это умалчивалось, с этих доводов разгадан момент начинания заговора восстания Ижевских рабочих, всё это было ясно каждому. В большинстве мобилизованных насчитывалось 425 офицеров старой армии, тогда как мобилизованные приходили в мастерские, то таковые, получая расчёт, в то время получали наказ от Лидеров "фронтовиков": "Вы как мобилизованные просите у коммунистов оружия". Эти требования в конце были рядовых, но на это мы просто отвечали: "Будете вооружены на месте, куда Вас назначат". Но в самом разгаре таким ответом не удовлетворялись, а как жаждущие противники к партии РКП изыскивали другие пути.
В момент вербовки добровольцев, то здесь много проскользнули этих лиц с намеченной целью, и кроме этого накануне уже шестого августа фронтовики совершили собрание. Это было вечером за рекой между Старой и Четвёртой улиц, в одном из огородов обывателя, но здесь известными нашими товарищами, Бабушкиным и Рогалёвым, членами Штаба Милиции были приняты самые строгие меры, и сборище таковых было разогнано, но так или иначе последние срою работу продолжали. Следовательно, уяснив все эти доводы, в ночь на седьмое августа тов. Бабушкин нас вызвал для ареста одного из видного фронтовиков Солдатова. Получив документы, мы направились в числе шести человек для исполнения такового, спустя некоторое время, порученное было исполнено и препровождён в военный отдел. [50]
В такой плоскости протекала ночь на 7 августа. Утром 7 августа в 7-мь часов утра происходила усиленная обмундировка добровольцев и одновременно с этим происходил сбор мобилизованных лошадей, но эта операция уже заканчивалася и задачу всё же считали выполненной.
Наблюдав за общим течением рабочих, мне случайно пришлось пойти с одним добровольцем в завод с некоторыми поручениями тов. Фокина и Лихвинцева. Проходя по мастерской около 9-ти часов утра, представлялась наглядная картина, картина это нечто иное была толкучка, расхаживавшие по цеху целыми грудами, здесь было ясно нужно отметить. Проходя по цехам, один из обывателей меня остановил, который нагло кричал во всё горло, что называется: "Эй, Вы, Большевики, гады!" Подойдя поближе к кучке стоявших, я признал гр-на Дементия Теплоухова, который лихорадочно доказывал: "Помните, у Романова больше было силы, да и то сломили, а Вас много ли?" И так продолжалось без конца, где незаметным образом пришлось исчезнуть, и постепенно последовал в Военный Отдел, где вкратце информировал тов. Лихвинцева и Фокина. Тов. Лихвинцев, собрав все сведения, после чего дал тов. Сидинскому и командиру Астафьеву срочное распоряжение формировки вооружённой силы.
По истечении всего этого я направился проверить пост и, где охранялись арестованные лидера фронтовиков, как Солдатов и проч.
Входя к арестованным, я увидел в дверях отпечатанное на меленьком листочке объявление, в котором говорилось: "Тов. Фронтовики, предлагается всем прибыть к 10-ти часам утра в поверочную мастерскую для вооружения". Здесь меня бросило в ужас в судорожном состоянии, после чего сорвав это объявление, я тут же обратился к арестованным: "Что это за созыв?" - а последние на это ни слова. Здесь не долго думая, я спешно направился к тов. Лихвинцеву, которому вручил данное объявление, который совершенно поразился. В этом направлении мы дали заключение, что мы всюду окружены шпионами, после чего я спешно сменил караул стоящих у арестованных, после чего настроение становилось уже тревожнее. В этот же момент я снова получил срочное распоряжение - немедленно вооружиться, это была дана команда тов. Лихвинцева, который стоял среди двора Военного Отдела. Здесь мигом все коммунисты выскочили в полной готовности и боевым порядком направленных к Совету.
Дружина была малочисленна, всего двадцать человек. Прибыв на место, рассыпались по углам Советской и Коммунальной улиц, где стояла бушующая волна обывателй, подошедших к Совету, среди которых слышались всевозможные требования, на что стоявшие в дверях тов. Холмогоров и проч. отвечали: но обыватели не удовлетворялись таковыми и, заметив окружающее, быстро разбежались. После этого часть коммунистов направилась снова в Военный Отдел, где вкратце информировали Лихвинцева, а также и успокоив караул, настроение коих было единодушное. И едва успев закурить, мы услышали оружейный залп, последовавший от этой кошмарной толпы, которая озверела после объезда тов. Большакова, который был послан для разгона произвольного митинга со своими двумя помощниками, которых свирепая толпа в имени "фронтовиков" растерзала в эту минуту. Благодаря решительности, тов. Большаков успел ускользнуть обратно, об этом было нам сообщено одним из ординарцев, находящегося у Лихвинцева.
В момент первого залпа, последовавшего от белогвардейцев, у нас царила полнейшая паника, и только одно твердил каждый вооруженный: "Живо, в цепь!" И в эту суматоху часто рассыпались по всем углам Михайловской площади, а часть дружинников с частью добровольцев, выстроившись, направились вниз по Ижу для преграждения пути, из довода, дабы не дать перейти вооружённым белогвардейцам во внутрь города. Но здесь уже было поздно. Когда первая полурота во главе тов. Смирнова направилась на своё место, то здесь стреляли из окон и домов обывателей, где тов. Смирнов ниже Бодина переулка был убит из винтовки самоохраны. Такой последовательностью разбежались, первая полурота в данном же процессе прошла всего один вас, как тов. Смирнов на лошади неизвестного ломового был представлен в Военный Отдел, который пал первой жертвой 7-го августа. [51]
После этого, получив распоряжение от Лихвинцева, стянув все силы с Михайловской площади, которая считалась вторая полурота, и направились рассыпным строем вниз по Церковной улице. Доходя до Бодалёвского и Троицкого переулка, был открыт перекрестный огонь со стороны белогвардейцев, и в данный момент нельзя было принять бой, до тех пор, пока мы не разглядели. В последствии оказалось, что стрельба по нашим коммунистам происходила даже из квартиры священника, после чего пришлось ускорить перебежки и дать отпор. И к этому же моменту через позицию павшего товарища Смирнова уже перешли белогвардейские части, которые открыли огонь по нашим частям. Наше положение было безвыходное, кроме того получили перекрестный огонь, как Церковная, Бадалевский и Троицкая, где перестрелка продолжалась несколько минут, в данной перестрелке мы сбили несколько белогвардейцев.
Во время перебежки в обратный путь к Михайловскому собору получили удачу. Это объясняется тем, что белые по церквам стрелять побоялись, так как паралея наша была взята вокурат на Михайловский собор, и таким обрезом без утери вернулись обратно, откуда и было видно всё, что делается на Троицком кладбище, перебежавшими силами восставших. Командовав 2-й полуротой, я дал команду дать залп по железной изгороди Троицкого кладбища, взяв прицел через крыши домов, после чего перебежка белых была остановлена. Вслед за этим показались на заводском пруду лодки, отошедшие от поверочной мастерской, которые были снабжены винтовками для Колтоминских граждан, точно также были перерезаны огнем нашей роты. После этого ружейные выстрелы и пулемёты, стоявшие на Церковном переулке, умолкают на некоторое время, а затем снова изредка работали пулемёты, а главное из окон Совета, откуда производил стрельбу тов. Стариков. Это происходило в момент перебежки белых по долгому мосту, но у этого пулемёта присутствовали товарищи, которых можно назвать слабодушными. Тогда, когда тов. Стариков навел пулемёт на перебежку белых, здесь тов. Матвеев счёл ошибкой, если мол мы будем стрелять по людям, что это будет, значить стрельба была по пусту, тогда, когда можно было дать памяти этому кошмару.
Итак, сидя за бортом Михайловского собора, наша вторая полурота страшно безпокоилась за неустойку порохового склада, после чего пришлось пополнить силы, сняв с постов Михайловского собора, и только проделав намеченное, я встретил отступающий наш штаб во главе Пастухова, Холмогорова и Матвеева, который ехал с пулемётчиком Стариковым, лихорадочно понукая лошадь. В то же время тов. Холмогоров и Пастухов под прикрытием второй полуроты сопровождали кассу. В"ехав в вороты Военного Отдела, мы с тов. Матвеевым направились с пулемётом к Пороховому погребу. Прибыв туда, поставив лошадь, принялись за установку "Максима", поспешно начали отбиваться от приступа белых. Тогда когда положение стало серьёзное, то на этот случай тов. Матвеев направился в Военный Отдел за патронами, а также за инструментами для раскрытия порохового погреба. В этот промежуток я направился к Михайловскому собору, где снял часть товарищей на пороховой погреб. Почти, что одновременно прибыли на пороховую с тов. Матвеевым, последний действительно доставил патроны. Вооружив товарищей, мы пачкой открыли одновременно с пулемётом огонь. Огонь продолжался несколько минут. Здесь снова была выявлена нерешительность со стороны пулемёта: в лице Матвеева и Старикова. В недолгой беседе после перестрелки Стариков поделился о действиях до этого момента, тогда когда совершали стрельбу в здании Совета. Стариков невольно напоминал отчаянное недовольствие за такие нерешительности.
Изо всего довода можно понять, что эти нерешительности пали на воздействия подъёма духа противника. И так, спустя несколько минут, стрельбе затихает, из некоторых товарищей начали курить. Вообще ребята в лице боевой дружины мало лишали страху. В разгаре такого течения тов. Матвеев запряг лошадь, стоявшую внутри пороховой ямы, и забрав с собой пулемёт, который имел на это право (как член штаба), и направился к северному району. В минуту исчезновения тов. Матвеева уже темнело, и темнело на душе каждого товарища, тем более, когда увидев уход Матвеева, который не дал никаких распоряжений. [52]
После этого многие товарищи подходили с вопросом, что отступаем, что ли. Мне одно приходилось сказать: "Пока неизвестно". Говорить было более нечего. В данном выполнении необходимо было видеть Лихвинцева, но последнего не могли найти, и с такой неясностью коротали три часа. Дождавшись тёмной ночи, мы разоставили секреты. Спустя некоторое время, около полуночи, противник пустил ракеты Юго-восточнее и Северо-западн. районах Ижевска. Вполне можно было понять, знав наступление противника, делать нечего, кроме того, как усилить предосторожности, после чего я направился к месту распоряжения нашего секрета, где пост был очень важный, пришлось исполнять лично мне. Спустя несколько времени, пришлось рассмотреть ближущие тени с тихим шопотом и разговором и зорько прислушиваясь, узнав своих товарищей, требовал пароль, но последние не отвечали ни слова, то тогда вышедший из них тов. Махвелов ,бывш. член Трибунала, который отозвался. Последнему пришлось узнать, как члена боевой дружины, после чего принял как за своих во главе которых был член Штаба Бабушкин, который информировал о необходимости отступления, после этого снял секреты. Направились во внутрь пороховой ямы, где, обменившись мнениями, решили покинуть всю оценку нашей защиты, и в последней нашей беседе выявилась глубокая обида, сознания то, в пороховом погребе остаётся в целости все военные припасы, где хранилось около двух миллионов патронов, 12 ящиков бомб, 15 ящк. бигфордова шнура и многие другие материалы.
При полном решении всей нашей дружины было решено отступить. В этих минутах были совершены попытки каким-либо путями изломать двери порохового погреба, но так как инструмента не оказалось, были вынуждены оставить. Но здесь были другие мысли с моей стороны - я совершенно не намерен был оставить пороховой погреб, учитывая то, так или иначе мы отступили, что данным припасом вооружится противник.
Следовательно, при отступлении со стратегических соображений мы должны были взорвать, но присутствуя здесь тов. Бабушкин как член штаба был против того. После этого вышли из ямы, пробрались в карлутку, где вышли невредимы у цепи неприятеля. Таким образом в Ижевске было оставлено фронтовикам 11 пулемётов, а также масса винтовок, патроны и обмундирование, в общем и целом полное боевое снаряжение.
Здесь можно определить, на чём держался фронт учредиловцев. Достигнув Ярушенских лугов, было ровно 12 часов. Спустя некоторое время наша дружина достигла деревни Ярушки. Входя в деревню, крестьянство данной деревни встретили нас с хорошими дубинами, но последние, разглядев, что люди вооружены, подчинились нашему присутствию. Разгадав намерение деревни Ярушки, мы спешно затребовали подводу и направились до деревни Хавьяловой. Прибыв туда, распустили лошадей. Мы сейчас же направились на линию Гольянской железной пороги, откуда тов. Бабурин начал звонить по телефону на ст. Гольяны для вызова паровоза. Но получилось наоборот, тов.Бабушкин, не ознакомившись с аппаратом, ошибочно позвонил в Ижевск, и в действительности наше требование исполнилось в течении трёх часов. Проделав всё это тов. Бабушкин нашу дружину совершенно не информировал, таким образом, дружина питала надежду, что вот-вот прибудет паравоз из Гольян и уедем.
Ожидание происходило на ст. Барашки, где слегка сделали привал. На этом привале лежали все повалку. В этот промежуток заблиндировав три вагона, фронтовики прибыли на ст. Барашки, которые, пользуясь нашим привалом, поимели возможность обойти кругом. Когда было всё это сделано, нас разбудила известная женщина, после чего, подняв панику, дружна выбежала и разсыпалась около линии железной дороги, где приняли частичную перестрелку. В заключении всего, развернувшись попали, как в котёл. Тогда когда совершили перебежку, мы поняли, что мы окружены. Едва успели опомниться как во рже загалдела засада белогвардейцев, которые с гиком бросились в атаку. В нашем расположении, делать было нечего. Наша малочисленность в числе 6-ти чел. не в коем случае не могла устоять против 75 чел., остальные же наши товарищи во главе с Бабушкиным в количестве 15 человек поимели возможность убежать. Таким образом, кошмарная минута белогвардейцев быстро озверела. Подбежавши, бородатые белогвардейцы не щадили ни кого, терзали каждого из нас товарища с дубиной в руках, которых [53] на каждаго коммунара подскочило по несколько человек. Видя всё это, взяв винтовку, несколько шагов двинулся вперед и выстрелил бежавшего на меня одного из фронтовиков, некто Тимофеев, который меня узнал: "А... и ты здесь", - лихорадочно требуя. - "Сдавайся". Такое нежелание пришлось исполнить. В момент разоружения я услыхал первый выстрел, которым был расстрелян тов. Вальтман, который повалился с большим стоном. После этого кучка белогвардейцев подошла ко мне, которая свирепо крикнула: "Раздевайтесь!" Схватили меня три татарина, которые сняли всё верхнее: шинель, сапоги, деньги и проч. Обдираловка происходила в лежачем положении, в этот же момент получил сильные удары прикладами в грудь, после чего поднимают на ноги. Я старался как можно разглядеть своих товарищей: Осинцева, Ермакова, Будакова, которые ожидали всё творящее на глазах. Один из белых, который меня обезоружил, это был рабочий, некто Тимофеев, подбежал ко мне, начал убеждать белогвардейцев: "Стойте, ребята, я этих знаю, это наши рабочие". Но этим сведениям белогвардейцы не удовлетворились, последние настаивали расстреливать и всё.
Видя это, тов. Тимофеев старался нас увести к вагону, стоявшему по линии ж.д., который бы ждали с Гольян. По пути к вагону пришлось подойти к лежавшему нашему тов. Вальтману, в котором были признаки жизни, которого пришлось, доставить в вагон, последний был совершенно без чувств, лежал на полу. В это же время белогвардейцами во ржи продолжалась стрельба в погоню наших товарищей, где фактически убили Фокинцева, Исакова и ещё одного, фамилию которого не помню.
После того как наши товарищи скрылись из вида, стрельба прекратилась, и белогвардейцы грузились в вагон в котором сидели наши товарищи Будаков Павел, Осинцев Иван, Сошников Матвей, Ермаков Иван, а также Вальтман лежал с окровавленной головой.
Собравшись все белогвардейцы, был дан первый свисток, на ряду с этим последние увидели Вальтман, над которым поражались, считая его убитым, как он сюда попал. Последнему мы ответили, везём хоронить, разве человек не может быть достойным похорон, в этот на это посыпалось, дескать: "А... что ещё заговорили, выбросить его сейчас же". Но здесь было ещё не так страшно, нам знакомый ещё тов. Тимофеев тут же возразил в нескольких словах. После этого тов. Вальтман, войдя в память, приподняв окровавленную голову, настойчиво произнёс: "Э... Вы, сопляки-вояки, какой дурак так убьёт, убить, так убить сразу, а то пулю дали, зубы ломали, молокососы". В этот момент на глазах свирепых белогвардейцев скользнула украдчивая совесть, и тов. Вальтман, повернувшись на бок с окровавленной головой, смотрел в упор подлецам.
В такой обстановке доехали до Ижевска, где нас встретили как государственных преступников, [убийц], воров и проч., сгруппировавши вокруг нас караул. Точно также продолжались упрёки до самого конца, пока не довели до штаба Народной армии, где сидел Пан Солдатов, под башней Ижзаводов. Привели нас лично к Солдатову, где ярко вырисовывалась злорадная (улыбка) ужимка в особенности у генерала Солдатова, который, подошедши ко мне, произнёс: "Что, голубчики, вчера ты меня взял, а сегодня я тебя, вот так и должно быть". "Так что уж будь так по Вашему".
"А... по Вашему, хорошо", - подозвав несколько вооружённых, которым даёт наказ, посадить нас к преступникам, где фактически нас комендант принял под росписку. Последний произвёл регистрацию преступников, закончив таковую, через корридор направили нас к арестованным (бывш. Окруж. школу под башней). Это обширное помещение с большими окнами было переполнено арестованными и пленными, среди которых царила злоба и досада.
Шагнув несколько шагов по этому лазу, я увидел ряд товарищей: Лихвинцева, Посаженникову, Ульянова, Гишлера, Самблера и проч. Тов. Лихвинцев горячо начал расспрашивать, в первую очередь, куда мы отошли от порохового погреба, и зачем мы оставили в целости таковое. Выслушал всё от Лихвинцева, последнему пояснил всё происшедшее с нами и ряд других товарищей. После всего, прослушав весь истинный быт, тов. Лихвинцев под глубоким впечатлением взаимных мнений досчитывался ошибки наших товарищей, как нерешительно проявляли свои действия, тогда, когда ядро учредилки катилось по плотине и проч. Подошедший к нам Ульянов, который быстро поняв наш разговор, последний отчаянно возражал в нерешительности самих нас, а главное во главе штаба, и в действительности здесь в [54] лице трёх было подсчитано важнейшие невыполнения задачи: Первое - это было взорвать пороховую, второе - закрыть заводские ворота без свистка, а третье как само по себе на очереди.
Следовательно быть говорить за то, что правосознание наших товарищей не имело достаточной спайкости, а главное при решении важнейших вопросов, где следовало учесть, что положение такое. Идя по улице, это было лично со мной, белогвардейцы говорили в глаза свою антипатию: "Ну что отправили на фронт, ну и что же отправили, ну теперь Вас немного, бояться нечего".
Исходя из этого, можно судить, что на голове каждого коммунара чесали кол, на чём тов. Лихвинцев меня перервал, который пояснил своё заключение, в котором выяснилось, что обо всём было информировано тов. Жечеву и Фокину, но что они предприняли, об этом я не знаю.
На лице тов. Лихвинцева скользила обида, который старался невольно заговорить о чём-либо другом. Таким образом обменивались мнениями, стоя у верстака, все остальные окружающие шумели точно рой. Арестованных насчитывалось до 350 человек, спустя несколько минут подошла тов. Посаженникова, которая через какого-то посредника узнала, что завтра будет разбор дела всех коммунистов Следственной комиссией учредиловцев. Стоявший с нами тов. Ульянов передавал в нашей беседе, что 8 августа на митинге у заводского свистка слышались предложения коммунистов без исключения расстрелять и второе предложение, создать следственную комиссию, которое большинством и прошло.
В продолжение этого тов. Ульянов и Посаженникова предлагает последний раз спеть похоронную в честь павших товарищей в Ижевске в день восстания 7-го августа. Прошло несколько минут, как арестованные товарищи сгруппировались в тесный кружек, после чего слышно было похоронную многих голосов наших коммунаров, которыя учитывали, что завтрашний день унесёт много из нас товарищей. В это время врываются к арестованным несколько господ "золотопогонников", во главе которых был некто Шабалин, обыватель гор. Ижевска. Последние совершали попытку укротить пение похоронной, обещая массу при этом угроз, но последние своего добиться не могли. Похоронная звучала надлежащим голосом. Золотопогонники, видя настроение арестованных, постарались выйти.
После похоронной все товарищи разошлись по углам обширнаго помещения, среди которых были слышны рассказы подробностей вооставшихся (учредиловцев) руководителей союза фронтовиков. В промежутке двух часов можно было заметить, что арестованных требовали всё больше и больше. О движении внутри Ижевска было известно всё подробно, а главное об отзывчивости гр-н гор. Ижевска, которые выявляли на заводском митинге 8-го августа допущения полной реакции с большевиками, это можно счесть кличку меньшевиков "война до победы", здесь учредиловцы и попы потирали ручки. Спустя это время, уже стемнело, в дверях нашего помещения было заметно сгрудивших белогвардейцев, которые жадно наблюдали за движением арестованных.
Арестованные товарищи старались установить разгадку, что белогвардейцы имеют такую цель, здесь вскоре вошёл комендант Шабалин, который предлагает выйти тов. Лихвинцеву, Посаженниковой и прочим. На это требование один из коммунаров, некто т.Ульянов ответил просто: "Ночью из арестованных ни один не выйдет". После слов Ульянова со всех углов посыпались возражения, мотивируя тем, что если ночью, то значит Шабалину понадобился кусок красного мяса. Последний вынужден был выйти, заслушав решительные возражения заключённых товарищей. В такой плоскости догорал вечер кровожадных визитёров.
Таким образом, судороги первых дней совершенно не давали покоя каждому из нас сидящему. На следующий день утром 9 августа, в действительности была созвана чрезвычайная комиссия учредиловцев (в исполнение заводского митинга), которая в 10 часов утра приступила к работе разбора арестованных. По характеру опроса чрезвычайной комиссии, работа таковой выявилась по разбивке на категории заключённых коммунаров (большевиков). В состав комиссии входили: Ивановский, Наумов Михаил - студент и один счетовод из Молотовой мастерской, который в момент опроса комиссией коммунистов отбирал видных наших товарищей в угол, как то Лихвинцева, Посаженникову и прочих. Остальные после допросов направлялись в своё прежнее помещение. [55]
После окончания допросов среди арестованных не досчитывалось Лихвинцева, Посаженниковой, Самблера, Ульянова, Дишлера и проч., которых фактически окружил усиленный караул и через главные ворота вывели на плотину Ижевского завода. Последние направились в Военный отдел, здесь все арестованные наблюдали в окна шествующих наших коммунаров на расправу учредиловцев.
По последним официальным сведениям в Военном отделе в каменном погребе, в присутствии Сорочинского, Калашникова, Шабалина и проч. тов.Лихвинцев и Посаженников[а] были истерзаны фронтовиками, как фронтовики, таковых исполняющий орган "учредиловцев".
После этих жертв бесчисленная кошмарная работа озверелых фронтовиков. Можно описать следующий факт: тогда, когда был задержан Пастухов Иван, последний подвергался жестоким пыткам. Со слов одного из присутствовавших белогвардейцев Калашникова пришлось узнать об участи Пастухова Ивана, которого в полужизненном состоянии изрубили на несколько частей, так как от Пастухова во время пытки ничего добиться не могли, и последний вывезен на свалку. Вот какие сведения были охвачены от Калашникова (которого не мешает иметь на учёте, спросить Сошникова, где он находится). По истечении 24-х часов тов.Димлер и Самблер были представлены обратно под башню в помещение арестованных, которые ещё перекоротали с нами три дня, а в последний вечер их увели, точно также последние были расстреляны фронтовиками. За эти три дня у фронтовиков была уже организована контр-разведка, которая действовала налево и направо, а главное на указке жён обывателей, так что участь сочувствующего Совласти была на лихах жён обывателей. Таким образом, арестованные доживали первую неделю. Белогвардейская контр-разведка, расширив свою работу, и одновременно открывала новые арестные помещения, которые пополнялись с каждой минутой арестованными. Среди арестованных также замечалось много молодежи до 15-ти лет и женщин в полной беременности. Положение арестованных слишком тяжёлое, я постараюсь написать всё происшедшее у нас под башней в главных воротах: заключённых 350 человек, среди которых пришлось пробыть до последнего момента.
После первого допроса чрезвычайной комиссией "учредиловцев" к арестованным коммунарам применялись самые грубые обращения. Первое: тогда, когда жёны арестованных приносят передачу, то таковая не передавалась, передавалась в редких случаях, но так или иначе наши жёны уходили от ворот помещения пустыми. Следовательно, всем этим довольствовались белогвардейцы, арестованные оставались совершенно голодными. Сверх этого кошмарные золотопогонники совершали обыски, в данном процессе последние отбирали всю тёплую одежду как-то: шинели, брюки, гимнастёрки, бельё и проч. Так что арестованные многие оставались в нижнем белье. Об этом приведём факты ниже.
Дальше начинается существование заключенных в безпощадных рамках: каждый из нас сидящий не мог выйти в уборную, а для этого было поставлено в общую ведро, которое в действительности наполнялось в течении одного часа. Здесь если кто не успел сходить, тот должен был терпеть до утра, но случаи были таковые, что ведро переполнено и бежит через верх. Можно сказать, какая же была атмосфера, среди сидящих 250 человек. Что же касается днём, то здесь арестованные стояли в очередь для того, чтобы выйти на двор оправиться. Так продолжалось до последних чисел сентября 18 года. В последствии вошло в привычку нашим измученным сидящим товарищам собороться с насекомыми. Это практиковалось каждое утро, так что просидев каждый два месяца, в промежутке которого каждый обовшивел. Вот какие были услуги у кошмарных белогвардейцев. К концу второго месяца, многие из товарищей, выходя во двор Ижзавода, которым пришлось услышать команду советских войск Юго-западнее Агрызкской линии. С надвигающей тучей белогвардейцы окончательно озверели. Для окончательной изоляции и кошмарного апетита последние лихорадочно готовили на заводском пруду баржу. Одновременно в половине сентября совершалась сортировка коммунаров - это в первую очередь. Сортировка конечно выразилась на три группы: 1-й группа - была отобрана активников коммунистов, 2-й рядовых и третья разных партий бывш. белогвардейцев, максималистов. [56]
Таким образом палачи Сорочинский, закончив свою работу - это было точно в четыре часа вечера в последних числах сентября 18 года. Палач Сорочинский вывел нашу группу коммунистов (большевиков) в числе 3-х человек, это происходило на площадке главных заводских ворот, последний, расхаживая с наганом в руках, выстраивал арестованных. В отдельных случаях Сорочинский тыкал в рыло наганом. Такая картина происходила около часу. После этого под командой вышли из ворот и направились в заречную часть на Казанскую улицу по назначению в бывшее Волостное Правление. Прибыв туда, при входе белогвардейцами был совершён строжащий обыск у пришедших коммунаров. После чего потянулись вниз этого Правления. Вошедши в это помещение, которое было из 3-х комнат, одна из них была темная и две светлыя. В это время сподвижники Сорочинского лихорадочно старались наполнить арестованными "тёмную камеру". В свою очередь нужно сказать, в действительности товарищам не приходилось считаться с какими-то удобствами, но в одно и тоже время, нужно отметить в момент размещения нашей группы, получилось что-то ужасное - первые две светлые комнаты настолько переполнены, что пришлось стоять столбом. Такая картина заканчивалась в глазах одного из офицеров - Сорочинского, который в последствии растворив тёмную грубо кричал: "А... ну... сходи человек двадцать, живо..." Вошедши туда, я заметил маленькую комнату, где можно было поместиться, самое большее пять человек, но благодаря почтительности офицера нас натолкали двадцать с лишним человек, где точно также стояли стеной, что селёдки в бочке. Вот какое было новоселие наших размещающих в Ижевске товарищей (большевиков), кои были разбросаны отдельными группами. В первую же ночь на наше новоселие начинается снова визитирование самых заядлых контр-разведчиков, как Сорочинский, Солдатов, Яковлев. У этих господ обычай был таков: напьются до стельки и начинают расправляться. Это было однажды характерный случай: ворвавшись к нам, Сорочинский, который вошедши в нашу камеру с бомбой в руках, который стал у порога: "Ну что... Я слышал, что Вам нужна баня?" "Да нужна", - ответили наши товарищи, мотивируя тем, что обовшивели. После этих слов палач Сорочинский во всё горло: "Вот Вам баня, Вам кровавую баню нужно!" И так долго расхаживая по арестному, тыкал бомбой каждому в рыло. Последний, насытивши свою жажду, даёт наказ своему почётному караулу, в котором указал недопущение передачи не под каким видом. И так посулив кровавую баню, с тем и вышел, закрыв двери на замок.
С этого момента наше существование ухудшалось с каждым днём. В промежутки этих дней к нашей группе применяются снова допросы. После чего начали уводить на допрос многих из сидящих товарищей как то: Гладких, бывший Красногвардеец, Туранова, Пущина и проч. А за последние дни, я помню, к нам привели выздоровевшего тов. Вальтмана, который со мной попал в плен на Завьяловском фронте. В тот день, когда его привели, он провел с нами там одну ночь, а на утро его с одним из товарищей Анисимовым увели, которые фактически были расстреляны в короткое время. Такие кошмарные дни и безследное исчезновение продолжалось всё время. В отдельных случаях отправки от нас коммунаров мы много раз спрашивали: "Куда это отправляют?" Ответы следовали кратко - что в Сарапул, ответ всегда был один. Но здесь нужно отметить, что арестованные еле стояли на ногах, во всяком случае, дойти они не могли, а вернее доходили только до кладбища. После всего этого каждый сидящий считал дни своей жизни, что впоследствии и сбылось. Прошло несколько дней, когда однажды вечером ворвался к нам Солдатов - председатель фронтовиков, он же командующий войсками учредилки Прикамского района. Пришедши к нам в помещение со своей свитой в числе десяти человек, среди которых было видно Сорочинского, Яковлева, Иванова и проч., вынув список, начали выкрикивать. Из этого списка я помню: Бабина Ивана, Юровского, Пушина, Светковского, Колдуба, Гладких, Баталов, Санников и проч., а остальных по фамилии не помню, но по списку были вызваны 15 человек, которые вышли из нашего помещения, под усиленным конвоем отправились точно также в Сарапул. Здесь вполне было понятно, эти кровожадные звери "вне человечества" не чуть не щадили человека в образе рабочего и крестьянина. [57]
Этот факт и истинный был необходимо прочертить в истории нашей борьбы, в восстании Ижевских обывателей, что в действительности переживала наша партия.
Спустя короткое время, был совершён в нашей камере обыск. В данном обыске была отобрана вся тёплая одежда, сверх этого снимали также гимнастёрки, брюки, так что арестованные оставались в нижнем белье. Здесь также необходимо отметить: при этом обыске белогвардейцами были найдены перочинные ножи, карандаши, за что арестованные получали тычки. Закончившись вся эта операция, намученные наши коммунары отошли все в сторону. Данная картина представляла образ сумашедших. Нужно отметить, тогда когда все были раздеты, в добавок все загрязнённые, точно трубочисты. Вот что происходило на последнем нашем обыске, после которого в действительности люди оставались в одном нижнем белье. Таким образом белогвардейцы, обобрав всю одежду, отправили в Интендантство Народной армии - дожидавшей в то время. На душе наших товарищей после всего происшедшего настроение было решительное, и вместе с этим происходила по Ижевску тревога. В то время, когда наступали красные части, то Ижевцы бежали со всех концов, у фронтовиков на этот случай применялись тревожные свистки, которые совершались и ночью. За последнее время стало заметно, что сами часовые весили голову ввиду учащающихся неудач на белом фронте, из чего можно было понять, что мы переживаем последние зверства. В эти минуты лишь думали одно: как они поступят с арестованными, а главное при отступлении армии учредилки.
С такими мыслями оставались до следующего дня и далее, уверившись на будущее предшествования, коротали последние дни. В действительности, спустя три дня перед тем, как наступить на Ижевск Красным частям, я поимел счастье быть дежурным по арестному помещению, дежурство заключалось в исполнении всех обязанностей, ходьба по воду и проч. И в последний день, где мне пришлось пойти по воду к заводскому свистку для чаяпития, где фактически пришлось заключить панику, зарящую внутри завода. Это было так ясно, когда у Механической лихорадочно готовили в отправку лёгкое орудие. После всего нацедив кипячёной воды, направился на своё место, идя обратно, пришлось услышать оружейную перестрелку, также и пулемёты, таким образом, выходя из завода на Баранов переулок, мы услышали взорвавшийся снаряд над Ижевском. С этими результатами мы пришли в свою хижину, но перед тем, как прийти с водой в помещение, мы от белогвардейцев получили известный наказ - не распространять ни чуть ничего, а иначе мол будете выведены, но при верности друзей, всё было сообщено, после чего с нетерпением ожидали, что-то с нами будет. И так, спустя два часа, к нашему помещению под"ехал комендант Шабалин, который запросил наше спокойствие и одновременно дал распоряжение подготовиться в поход. После отъезда Шабалина от арестного по истечении пяти минут вошла рота белогвардейцев, которая даёт команду: "А ну... выходи..."
В это время под окном стоял весь караул, сомкнувшись тесным кольцом, приняв на изготовку оружие, в минуты нашей паники многие запрятались кто куда, но последние всё же постарались выйти. Выходя во двор, уже слышали над Ижевским заводом штурм, среди нашего караула царила свирепая злоба, а наши товарищи постепенно подстраивались под конвоем. Необходимо подчеркнуть эту жуткую картину: Вышедшие коммунары были все раздетые, а главное в нижнем белье, с таким маскарадом мы вышли в заводские ворота на долгий мост, откуда нас направили к комитету Учредиловцев (где Обисполком). Прибыв сюда, мы выстроились и под строгим конвоем ждали новых распоряжений. Между тем проходящие обыватели указывали на нас: "А... они всё ещё живы, расстрелять их надо". В этот промежуток красные бригады с Александровского починка, заметив нас и думав за белых, открыли артиллерийский огонь, но здесь был перелёт, так что мы остались невредимы. На этот случай мы направились вверх по Коммунальной улице к коменданту города (Шабалину), где точно также попали под шрапнельный огонь. Снаряд, который попал в тротуар дома коменданта, не взорвался, но почему неизвестно. Таким образом продолжали свой путь до Широкого переулка, по которому мы вышли к чугунно-литейному заводу Березина, где нас выстроили у забора по распоряжению Шабалина. Через некоторое время под"ехал кровожадный Шабалин, который даёт новое распоряжение: "Завести арестованных во внутрь завода Березина и заколотить". [58]
В это же время было слышно из Военного Отдела стоны наших коммунаров, умирающих под штыковыми ударами. Слышав всё это, многие наши коммунары точно также ожидали кошмарной расправы кровожадных палачей. В данную суматоху наш караул успел сговориться со своим начальством об отмене приказа коменданта Шабалина, который подвёл нас под расстрел. Этим самым мы имели спасение от предшествовавшего кошмара учредиловцев. Таким образом благодаря нашего караульного начальника, который имел среди нас своих земляков, а потому последний старался отвести место исполнения. В то время, когда происходило скопление отступающих, благодаря чего легко удалось нашему караулу настоять на том, чтобы арестованных вести дальше.
Насколько я помню, время было 4 часа вечера, нас направили в деревню Ярушки. Прибыв туда, все перезябли и мало того, несмотря на наше жалкое положение, последнее как допустим встретившись с нами в Ярушках спали Куракин, это один из видных руководителей, который продержал нас на улице целых три часа, тогда когда на улице был уже снежный дождь. Каково было здесь арестованным товарищам терпеть в одних рубашках. В конце концов с тёмной зарёй, мы всё же направились в один из домов деревни Ярушки, где фактически был наш привал до следующего утра.
На следующий день в 5 час. утра мы снова подались по назначению в Воткинск, шествуя таким образом до ближайшей деревни Старки, где нас некоторых товарищей, как-то: Будакова Павла, Ожегова Григория, Санникова, Токрацкого, Шпицина, Быстров и проч., освободив под слабый арест, пред"явив последним условия: что шествовать только вперёд, но не обратно - ввиде побега, такое приказание пришлось исполнять до села Июльска и Болгуры. По дороге села Июльского пришлось встретиться с Михаилом Трубициным и Александром Горбуновым, которые точно также шли в разбросе, выбирая случая противоположности. При отступлении белогвардейцев все дороги были загружены обозами, таким образом достигнув деревни Июльского, куда одновременно прибыли с нами арестованные под общим конвоем, но здесь что-то было ужасное, арестованные совершенно переколели в одних своих рубашках, обогреться совершенно негде, так как деревня была вся переполнена совершенно и порядка нет никакого. Тогда когда арестованные совершенно обессилели с голодухи, то после этого многие из коммунаров совершили побег для поисков хлеба. Что же касается караула, таковой постепенно ослабевал количественно, но ввиду того, что было уже темно, вследствии чего результаты были очень плохие, так как открыто ходить по деревне не представлялось никакой возможности, имея на себе маскарад выходца с того света. Единственная была добыча продовольствия - это залесть в побочную яму за репой, что и проделывалось это, в особенности ночью.
Здесь прежде всего нужно отметить последствия. Тогда когда прибыл в наш закон караульный начальник, который искал по селу квартиру, и что же последний загнал нас в какой-то сарай, каково терпеть в рубашках. Вот в какой обстановке перебивались борцы Ижевской организации РКП(б). Много таких случаев было, в Июльске среди наших арестованных, как было тогда об этом сведений, но были все распылённыя, кто где. Среди этой ночи это было в первых числах ноября 18-го года мы с тов. Быстровым Григорием проникли в один из домов Июльского, где нашли возможность приютиться на палатях, где до известной степени обогрелись. Наблюдая за народом, можно было заметить, что публика была разношорстная: попишки Ижевские, спекулянты и пр. Среди которых случайным образом пришлось рассмотреть одну из знакомых женщин. Это была женщина довольно измученная, да при том же детная (вдова). Последняя пробралась на печь, устраивая своих детишек. В это время в нашу квартиру врывались не один раз, в особенности фронтовики, но последния, видя, что переполнено, с досадой уходят. После всего, спустя некоторое время, подходит под окно неизвестный человек, который даёт предупреждение, что сейчас мол будут пробовать бомбу, то не испугайтесь, но однако это было странно, вдобавок это было ночью, что может быть за проба. Спустя некоторое время, мы услышали на июльском поле взрыв белогвардейских бомб, это было северо-восточнее от деревни. По некоторым сведениям, ходящим тогда в народе, выяснилось, что белогвардейцы ловили арестованных и загоняли в яму и расстреливали, но по нашим определениям это беда была в том, что арестованные совершенно были раздеты, кто может безо внимания отпустить человека, которого увидите в одних кальсонах, так, что выловить их было вполне легко.
Дождавшись утренней зари, проделав некоторую развёдку, мы с тов. Быстровым решили вернуться обратно в Ижевск, видя нашу подготовку, одна из знакомых женщин, последняя предложила своё [59] содействие в целях возвращения обратно в гор. Ижевск. Собравшись в путь, пришлось разбиться на две группы. В это время ко мне соединился Н. Халютин, который также рискнул идти с нами. Таким образом, замаскировавшись в беженца, взяв в руки от женщины малых ребятишек, в 4 часа утра 8 ноября 18-го совершили попытку перехода заставы белогвардейцев, где были разоставлены посты из состава карательных отрядов (с черепами на рукавах), состав был не так-то прочный. Переход линии белогвардейцев удался более в благоприятных условиях, так что белогвардейцы, признав нас по наружности за беженцев, препятствий особенных не имели, кроме того, что делали опросы: куда и зачем, ответы были ясны. На этот случай после этой удачи быстрыми шагами направились северно-западнее на Вожойский лес, на половине ярового поля нам пришлось повстречаться с белогвардейскими карательными отрядами во главе Зимина Николая, который мне очень хорошо знакомый. Последний, подходя ко мне, покачивался. "А... ты куда это?" - я конечно, показывая на ребятишек, мотивируя, что мы очень прозябли, ночевали на улице, а потому идём до ближайшей деревни обогреться. Последний удовлетворился. "А... ну ладно". Вынул последний папироску, угощал куревом. После чего, пользуясь случаем, мы постарались отойти, так как последний был очень пьяный.
Прошедши батальон учредиловцев, мы направились на Вожойский лес северо-западнее. Достигнувши опушки леса, по Северной тропинке направились на деревню Вожойку. Войдя вглубь леса, встретились с 4-мя солдатами фронтовиками, которые меня узнали, что я есть тов. Сошников, после чего я стал их расспрашивать, кто они и откуда. Последние начали рассказывать, что мы рабочие Штыковой мастерской Ижзаводов, мы тебя очень хорошо знаем. Видя своих знакомых, я смело пустился в рассуждение. В кратких словах стал разговаривать идти обратно в Ижевск. Последние в действительности 3 человека, бросив винтовки в лесу, и тоже пошли с нами, что же касается четвёртый, направился в Воткинск, который был по убеждению ярый белогвардеец.
Шедшие с нами три товарища всю дорогу рассказывали, что происходило сегодня в Ижевске в четыре часа утра, когда мы уходили из Ижевска, что командный состав фронтовиков производили последние расстрелы неизвестных коммунаров. Расстрелы происходили около покосов северо-восточнее Ижевска. Это больше передавал один из рабочих Гродненской губ., фамилию которого не вспомнить, это бывший ратник в Русско-Германскую войну, состоявший со мной вместе на учёте Ижевских заводов. Со слов последнего можно было понять, что всякое активное участие в расстрелах принимали большей частью офицерство, во главе которого стояли из Воткинска - Юрьев, от Сарапула - Симаков, от Ижевска - Солдатов, Шабалин и Сорочинский, а также весь "Прикамский комитет" учредиловцев со своими эс-эрами, иначе называвшийся в то время "приспешка". С такой удачей мы достигли деревню Вожойку, на полосе которой неприятельских сил уже не было. Вошедши в деревню, мы от местных кулаков получили препятствие, намерены были нас вернуть обратно, но здесь попытка таковых не удалась, мы последовали дальше.
С большой осторожностью мы достигли Ягульское поле, где достигли наших бежавших друзей: Ожегова, Шиницина, Окулова, обогнав последних, мы спешно через Огулы направились в деревню Паземы, где сделали, пришедши туда, привал для отдыха. Место расположения нашего отдыха была на лугах, проходя деревни Паземы. Потратив несколько минут, мы с тов. Халютиным направились в Ижевск, спустя около часа, достигли окраины Ижевска, где с великой радостью вздохнули за своё благополучие и возвращение от кошмарных белогвардейцев. Вошедши в город, мы повстречались с красноармейцами, которыя требовали пояснения и место нахождения неприятеля, которых пришлось вкратце информировать о безопасности Ижевска. Таким образом, достигнув своей квартиры, которая была по Одиннадцатой улице по соседству с тов. Лихвинцевым, входя в ворота я встретил 3-х красноармейцев, которые нам сообщили о происходившем митинге на Ижзаводах. Мы тотчас же направились на данный митинг, где снова увидели тов. Циганчука с которым попадались в плен, последний радостно приветствовал нас за наше прибытие. Между тем, последний направился с нами в Комитет Партии, где мы сообщили подробности прибытия от кошмарных белогвардейцев, которые с окровавленной рукой отошли за Каму.
Как возник "Союз фронтовиков": тогда, когда жил клич "Война до победы", этот лозунг меньшевики, эс-эры трубили долгое время. Когда уже произошла беспорядочная демобилизация действующей армии, то прибывшие на место фронтовики, слыша кличь "война по победы", на почве чего стали возрождать ненависть к состоявшим здесь на учёте ратникам на Ижзаводах, а также и вообще в целом. [60]
В момент Брестского мира меньшевики всё ещё не могли забытьв свой лозунг "Война до победы". В это время фронтовики в целях улучшения экономического быта организовали свой союз, т.е. тогда у нас был первый Совет, и организовавшиеся фронтовики, куда и входили с ходатайством на выдачу таковым части добавочных денег. В момент данного ходатайства вокурат происходила на Ижевских заводах выдача добавочных за сдельные нормы; в это время фронтовики, предъявляя в Совете свои "придирки", где их просьбы не удовлетворяются. С этого момента начинает существовать прежде всего для известного сборища - солдатская столовая, существовавшая на Коньшином и угол Базарной. Входя в эту столовую, то на буфете висела бумажка с надписью "Записывайтесь в союз фронтовиков". Одновременно с этим также шла вербовка внутри завода, где с помощью меньшевиков последние проводили "кампанию", в программу которой ложилось: что член союза не пойдёт на фронт. Одновременно меньшевики Брестский мир перевёртывали по-своему, дабы иметь возможность успешно совершить вербовку своих сторонников. В состав же самого Союза входили офицера во главе с Лидерами меньшевиков и Эс-эров, как: Солдатов, Бузанов, Шабалин и Зибзиев (секретарь Колчака), который руководил всем районом при прилагающий как Воткинск, Сарапул и Ижевск. Сверх этого у фронтовиков существовал: не что иное как Верховный Совет, существовавший в гор. Ижевске, в состав коего входили: Солдатов, Юрьев, Бузанов, Шабалин, Зибзиев, Семёнов и проч.
Далее, для того, чтобы вызвать восстание, последние в момент начала продоразвёрстки в пределах Ижевска, последние также агитировали: что мол отбирают последний хлеб для отправки немцу по Бретскому договору. В это время масса была уже настроена анти-болшевистской заразой в полной мере. В первые дни разгара гражданской войны, в то время, когда Ижевская организация в 1918 г. в последних числах июля отправила во вторую армию часть коммунистических сил, а также равно и добровольцев, то после этого фронтовики снова проводили агитацию: что мол кого они бить-то хотят, ведь там мол русские рабочие и так далее. На ряду с этим, в связи с падением Казани, об"явленным на митинге на Михайловской площади тов. Лихвинцевым в ночи на 5-е августа, в 3 часа ночи на состоявшем митинге была об"явлена мобилизация трёх годов: 95, 95, 97 г., вот из чего вытекает восстание фронтовиков, то как у таковых ложилось в программу, что фронтовики не должны идти воевать, а коммунисты если хотят, то пусть идут воюют, они мол всю войну сидели на учёте в тылу. Но здесь так или иначе мобилизация проходила твёрдо, следовательно фронтовики никакой льготы от советских органов не имели, последние и решили выступить вооружённым восстанием.
В первое время, тогда, когда 9-го августа фронтовики взяли власть в свои руки, то здесь был организован штаб фронтовиков, который руководил всеми военными силами. Через некоторое время был организован "Прикамский Комитет учредительного собрания", во главе которого стоял Вася Бузанов. В последствии всего штаб фронтовиков был исполнительным органом учредилки со всеми следственными функциями по характеру работ своеобразности своего союза.
Настоящий материал заполнен очевидцем, в то время членом РКП(б) Матвеем Харитоновичем Сошниковым (арестован фронтовиками).