Аннотация: Конкурсный рассказ в жанре Альтернативной Истории.
Надежный офицер
Арсению Ивановичу Несмелову, русскому офицеру и писателю, посвящается.
Артиллерийские разрывы сливались в оглушительную канонаду. На берегу реки, лежа наполовину в воде, умирал конь. Еще недавно, большой и сильный, он носил на себе человека, такого же большого и сильного, а теперь они оба беспомощно распластались на песке. Конь еще жил, осколками снаряда ему разорвало круп и он медленно и мучительно истекал жизнью. Человеку повезло больше, его убило сразу. Осколком того же снаряда, что поразил коня, человеку срезало полголовы и теперь речная вода плескалась в его черепе, вымывая остатки мозгов.
Конь умирал в одиночестве. Всякая живность, которая могла улететь, убежать, уйти, уползти, уплыть, давно покинула эту местность. И только люди, эти странные существа, продолжали настойчиво копошиться в этом смертельно опасном для жизни месте. Конь беспомощно взирал на эту бесполезную людскую суету и время от времени всхрапывал от боли. Всхрап этот напоминал жалкий плач ребенка.
Начальник N-ской Сибирской стрелковой дивизии, первой из Русской Армии вышедшей к реке и захватившей плацдарм на вражеском берегу, прибыл на командно-наблюдательный пункт передового полка. Командующий полком, совсем еще юный капитан, до недавнего времени командовавший всего лишь ротой, встретил генерала рапортом и проводил к стереотрубе. Капитан неуклюже суетился, опасаясь прибывшего начальника больше вражеского огня. Офицер был ранен, из под околыша фуражки выглядывали бинты не первой свежести.
- Ранены? - спросил генерал.
- Я? - Удивленно переспросил капитан и, тут же сообразив, что спрашивают именно его, поспешно ответил. - Точно так, ваше превосходительство, зацепило слегка.
- Почему не в госпитале?
Капитан, принимая усталость в голосе начальника за недовольство, стал оправдываться.
- Ваше превосходительство, в полку выбиты почти все офицеры. Штаб-офицеров не осталось вовсе. Из ротных командиров... из штатных ротных, - поправился капитан, - в строю только я. Батальонами и ротами командуют вчерашние субалтерны. Полк не на кого оставить.
Генералу стало неловко, от того, что он заставляет храброго и достойного офицера суетиться и оправдываться.
- Сколько штыков осталось в полку? - Спросил он как можно добродушнее.
- В ротах по тридцать-сорок штыков. Всего... - капитан подсмотрел в строевую записку - пятьсот шестьдесят четыре штыка.
Генерал подошел к стереотрубе и стал рассматривать противоположный берег.
Вдруг откуда-то со стороны реки раздался детский плач, слышный сквозь затихающую канонаду.
- Ребенок? Откуда он здесь взялся? - Удивленно спросил генерал.
- Это не ребенок, ваше превосходительство. На берегу лошадь раненая стонет. Конные разведчики полка первыми вышли к реке. Красные их обстреляли шрапнелью, всех сразу и положили.
- Ясно. Доложите обстановку.
- Полк вышел к реке двое суток назад за час до полуночи. Мой предшественник в должности командующего полком принял решение занять оборону на этом берегу и готовить плавсредства для переправы. В четыре часа утра прибыл отдельный егерский батальон. По распоряжению штаба дивизии плавсредства были переданы егерям. После часовой подготовки батальон начал переправу. Полк поддержал его наступление ружейно-пулеметным огнем. Сразу после переправы командир егерского батальона сообщил, что батальон успешно переправился и захватил первые две траншеи противника. Затем связь прервалась. Первоначально егерям удалось захватить плацдарм фронтом около пятисот шагов и глубиной около трехсот, - капитан придвинулся ближе к стереотрубе. - Сейчас площадь плацдарма сократилась вдвое. Ваше превосходительство, видите расколотое взрывом дерево?
- Вижу, - ответил генерал.
- Левый фланг обороны начинается в двадцати шагах от этого дерева, правый - напротив подбитого броневика. Позиция простреливается красными насквозь, - капитан сильно закашлялся. - Извините, ваше превосходительство, последствия отравления газами. С прошлого года мучаюсь... Разрешите продолжать?
Начальник дивизии, не прекращая наблюдения, кивнул.
- Восстановить связь с егерями до сих пор не удалось, ни один из телефонистов до противоположного берега не добрался. В светлое время суток через реку переправиться невозможно, противник сметает огнем все, что смеет пуститься вплавь. Даже к берегу подойти не дает. Лишь ночью удалось переправить на помощь егерям сводную роту стрелков с двумя пулеметами и немного боеприпасов. Обратно пытались вывезти раненых, но красные их обнаружили и обстреляли, до берега никто не добрался.
Раздался очередной всхлип раненого коня. Генерала пробрал неприятный озноб и он невольно передернул плечами.
В этот момент красные закончили артобстрел и пошли в атаку на обороняющих плацдарм егерей. Раскатистое русское "ура" донеслось до КНП. Генерал с досадой поморщился, боевой клич русских воинов, с которым он не один раз водил своих солдат в битву с врагами России, был украден большевиками и раздавался сейчас из вражеского стана. Траншеи белых молчали, егеря берегли патроны, подпуская противника поближе.
Только с этого берега открыли огонь несколько пулеметов..
- Полковник, окажите поддержку артиллерией! - отрывисто бросил генерал инспектору артиллерии дивизии.
- Невозможно, ваше превосходительство. Нет снарядов.
В стереотрубу было видно как умело распоряжался обороняющимися командовавший ими офицер. Внешность разобрать на таком расстоянии было нельзя, но по черной кожаной куртке генерал узнал командира батальона.
- Здесь опасно находиться, ваше превосходительство, - раздался из-за спины вкрадчивый голос адъютанта.
Генерал досадливо поморщился. Он не любил нового адъютанта, всем он ему казался плох: и трусоват, и недалек, и медлителен.
На самом деле это было не так, но генерал ничего не мог поделать с собой. Он невольно вспоминал прежнего адъютанта и сравнение это было всегда не в пользу нового. Адъютант чувствовал это скрытое раздражение и старался как можно реже напоминать о своем существовании, выполняя свои обязанности молча, и заговаривал только тогда, когда в этом была служебная необходимость. Вот и сейчас адъютант обратился к генералу не из-за того, что опасался за себя, а потому что искренне считал ненужным риском нахождение начальника столь высокого ранга на передовой. Но генерал воспринимал это по своему.
Прежний адъютант генерала был сейчас там, на том берегу, где не было ни одной пяди земли, которая бы не простреливалась насквозь вражескими пулями. Капитан Озерский командовал егерским батальоном дивизии, захватившим плацдарм на вражеском берегу и удерживающим его уже вторые сутки.
***
Капитан Озерский прибыл в штаб дивизии за два месяца до наступления из госпиталя. В дивизии сразу прошел слух, что Озерский состоит в дружеских отношениях с Верховным Правителем, чему не мало способствовал тот факт, что Озерский начинал вместе с Каппелем еще с Народной Армии Комуча.
Начальник штаба в первый же день прибытия Озерского пришел к генералу и попросил, чтобы его сопровождал новый адьютант.
- Георгий Владимирович, Озерский еще не полностью оправился после ранения. С полной нагрузкой в штабе ему будет трудно справляться. Разрешите я заберу Мальцева в штаб, а Озерский пока будет при вас.
Начальник дивизии ради пользы дела согласился с полковником, но заранее настроился против Озерского.
Когда новый адьютант прибыл представляться генералу, то генерал несколько смягчил свое настроение. Отсутствие в поведении Озерского малейших признаков угодливости, столь присущей в той или иной степени большинству штабных офицеров, понравилось начальнику дивизии. Ожог, уродовавший левую половину лица, и георгиевский крестик, белеющий в скромном одиночестве на груди, также располагали к другому отношению.
- Расскажите о себе, капитан. Нам предстоит долгая совместная работа и мне хотелось узнать вас получше.
- Родился в Самарской губернии. Окончил Симбирский кадетский корпус и Павловское пехотное училище. Выпустился в Севастопольский пехотный полк. С начала войны на Юго-Зпападном фронте. Был начальником учебной команды, командиром полковых разведчиков. С осени Шестнадцатого года и до самого развала фронта в отдельном бронедивизионе Девятой армии. После демобилизации вернулся домой. В июне Восемнадцатого вступил рядовым стрелком в добровольческую дружину в Самаре. Воевал в Народной Армии Комуча. Потом в Волжском корпусе. Несколько раз был ранен. В Девятнадцатом командовал бронепоездом. В прошлом году участвовал в обороне линии Каппеля на Култукском участке, командовал южным сектором. Был тяжело ранен, почти год провалялся в госпитале. После аттестации направлен к вам.
- За что награждены "Георгием"? - Спросил генерал и ожидал услышать в ответ название одного из сражений гражданской войны.
- За взятие австрийской батареи под Хлебичином в июле Шестнадцатого, ваше превосходительство.
Поговорив с Озерским, генерал решил, что с новым адьютантом он не прогадал. Так оно и вышло. Озерский оказался незаменимым помощником в частых поездках по полкам дивизии. Капитан прекрасно знал не только фрунтовую выучку, но и боевую работу. А еще Озерский напоминал генералу его сына, гусарского подпоручика, погибшего в Пятнадцатом году в Галиции. Не внешне, конечно, нет. Напоминал чем-то неуловивым, может быть своей нарочитой неторопливостью и основательностью характера.
Но как не был дорог Озерский генералу, а расстаться все равно пришлось. Произошло это во время одного из посещений отдельного егерского батальона дивизии. В батальоне все оказалось в запущенном состоянии, вдобавок и командир батальона бывалый подполковник-фронтовик встретил начальника дивизии в невменяемом состоянии. Генерал отстранил его от командования и назначил временно исполняющим должность командира батальона Озерского. В ходе неофициального расследования оказалось, что подполковник после тяжелого ранения пристрастился к морфию и в конце концов пришел к такому состоянию, когда уже не мог бороться с пагубной привычкой. Дело не стали придавать огласке и офицера комиссовали по болезни. В распоряжении начальника дивизии состояли офицеры, в капитанских и подполковничьих чинах, но не один из них не подходил для того, чтобы командовать отдельным батальоном. За то время пока генерал подбирал офицера на должность батальонного командира Озерский развернул такую бурную деятельность в батальоне, что начальник дивизии, скрепя сердца, решил, что для пользы дела будет лучше оставить Озерского командиром егерей.
***
Генерал приходил в отчаяние о того, что он ни чем не может помочь егерям. Резервов не было, потому что егерский батальон, как раз и составлял дивизионный резерв . Хотя вышестоящее командование не раз требовало ввести резерв в бой, генерал берег его до последнего и использовал в самую решающую минуту, когда дивизия вышла к реке, а совершить бросок через водную преграду уже не было сил. Благодаря этой предусмотрительности генерала и решительным действиям возглавляемых им офицеров и солдат, N-ской дивизии единственной из всей армии удалось захватить плацдарм на вражеском берегу. А сейчас егерям нечем было помочь. Красные раз за разом упорно пытались сбросить егерей в воду, но те буквально вгрызлись зубами в берег и отчаянно отбивали атаки противника. Снарядов в дивизионной артиллерии почти не было. Корпусные резервы были растрачены в полосе наступления соседней дивизии, которая остановилась в двух верстах от реки.
Начальник дивизии вызвал по телефону командира корпуса и попросил его о помощи. Тот уклонился от прямого ответа и стал пространственно рассуждать о необходимости напрячься в последнем порыве и так далее и тому подобное. Но почуствовав, что его собеседник вот-вот вспылит, оборвал свою речь на полуслове и разрешил обратиться напрямую к вышестоящему командованию.
Командующего армией на месте не оказалось и начальнику дивизии пришлось разговаривать с начальником штаба армии. Молодой генерал, выдвинувшийся в генералы из штаб-офицеров в Добровольческой Армии, доброжелательно выслушал, но в помощи отказал.
- Армия готовит решительный удар на другом участке фронта. Поверьте, Георгий Владимирович, успех от него будет больший, если мы используем для этого все силы, не отвлекая часть резервов на ваше направление, хоть и более сооблазнительном, но второстепенном... Вы меня слышите?
Начальник дивизии молчал. В отличии от многих генералов еще дореволюционного производства, начальник дивизии ровно относился к генералам, выдвинувшимся в годы гражданской войны из полковников и капитанов царской армии. Генерал считал их в большинстве достойными занимать высокие должности. Но в этот момент начальник дивизии едва сдержался, чтобы не наговорить дерзостей вышестоящему начальнику, командовавшему в Шестнадцатом году всего лишь батальоном в его дивизии. Начальник штаба армии правильно понял его молчание и сказал уже примирительно.
- Георгий Владимирович, поймите меня правильно, не могу я дать вам подкреплений, Верховный требует от армии в двухдневный срок прорвать оборону в районе П-ска и, захватив город, выйти на оперативный простор в тылы красных.
- Но воспользовавшись нашим плацдармом армия сможет нанести удар по П-ской группировке красных с севера, где у них отсутствуют оборонительные позиции.
Однако, молодой генерал был непоколебим.
- Нет никакой возможности пересмотреть планы. Согласование изменений и переброска войск займут больше времени, чем потребуется красным на усиление обороны П-ска с севера.
- Но на том берегу гибнут наши солдаты!
- Георгией Владимирович, единственное могу обещать вам, что буду просить командующего армией выделить вашей дивизии боекомплект снарядов сверх нормы. Кстати, кто у вас командует отрядом, занимающим плацдарм?
- Капитан Озерский.
- Не тот ли Озерский, что в Шестнадцатом году в Галиции захватил со своими разведчиками тяжелую батарею австрийцев? - Неожиданно заинтересовался начштаба армии.
-Он самый, ваше превосходительство!
-Я его прекрасно знаю. Мы служили в одной дивизии. Надежный офицер. Слава о его геройствах на весь фронт гремела. Тогда за плацдарм я спокоен. Озерский и не из таких передряг выходил с честью и людей своих сберегал.
Начальник дивизии хотел было сказать, что ситуация совершенно другая, что "сила солому ломит" и там где сейчас находится Озерский, никакие сверхчеловеские таланты не помогут совершить чудо. Хотел сказать, но смолчал.
***
Генерал вспомнил свой последний приезд в егерский батальон. Капитан Озерский встретил начальство, как только машина въехала в расположение батальона.
Генерал принял рапорт и пожал руку командиру егерей.
- Пройдемте, капитан. Посмотрим как занимается батальон.
Нальник дивизии, начальник штаба и командир батальона не спеша двинулись в сторону учебного городка.
- Служба у вас поставлена хорошо, Озерский. Вот только почему вы одеты не по форме? - заметил строго начальник дивизии.
Озерский действительно был одет в неуставной кожаный реглан, какой обычно носили летчики и команды бронепоездов.
- Ваше превосходительство, эта куртка - мой талисман. Храню еще с австрийского фронта, с тех пор как служил в бронедивизионе. В этом реглане, смерть меня стороной обходит. В ней я несколько раз буквально чудом оставался в живых.
Генерал сам верил в воинские приметы, хотя и не показывал этого, поэтому благосклонно принял обяснения Озерского. Начальник штаба, человек более образованный и современный, снисходительно хмыкнул.
Приезд в батальон порадовал генерала. Озерский в считанные дни подтянул егерей, привел их в порядок. Батальон совершенно переменился. Ротное учение, посвященное предстоящему наступлению, прошло без сучка и задоринки. Генерал испытывал за Озерского понятную гордость, потому что считал его в некоторой степени своим учеником.
Начальник штаба, сопровождавший генерала, не удержался от восхищения.
- Блестящая работа. Людей просто не узнать. Не зря вы, Георгий Владимирович, отпустили Озерского в строй.
И в самом деле изменения были на лицо. Те же самые офицеры и солдаты, которые две недели назад ползали как сонные мухи, выполняя все из рук вон плохо, сегодня делали то же самое, только молодцевато и слаженно. После окончания учения батальон прошел перед начальником дивизии церемониальным маршем. Глядя на лихих удальцов, печатавших строевой шаг в пыли проселочной дороги, генерал подумал, что будь у него в Девятнадцатом году под Омском дивизия таких солдат, то все было бы по другому.
Завершалось посещение батальона прохождением церемониальным маршем. Егеря шли красиво, по-суворовски просто и внушительно. И все было замечательно, если бы не одно досадное проишествие.
Шедший впереди последнего взвода невысокий прапорщик, совсем еще мальчишка против своих солдат, сбился с шага и, стараясь снова попасть в такт, смешно засеменил и сбил взвод с ноги. Начальник штаба вскрикнул от досады.
- Эх, какой же растяпа! Все испортил!
Начальник дивизии скосил взгляд на команедира батальона. Озерский стоял невозмутимо, словно ничего не произошло. Это задело генерала.
-Прапорщика после прохождения церемониальным маршем ко мне!
-Слушаюсь, ваше превосходительство, - спокойно ответил Озерский и, повернувшись к батальонному адьютанту, отдал соответствующие распоряжения.
Через несколько минут провинившийся прапорщик, с приставленной к виску рукой, пытаясь четко печатать строевой шаг, вышагивал к начальнику дивизии. В нескольких шагах от генерала он запнулся в длинной шинели и упал прямо лицом в грязь. Но тут же вскочил и продолжил движение. Остановившись в двух шагах от генерала, он старательно приложил руку с растопыренными по-цыплячьи пальцами к околышу фуражки и громко доложил срывающимся на фальцет голосом.
- Ваше превосходительство, младший офицер третьей егерской роты прапорщик Трунин по вашему приказанию прибыл.
Начальник дивизии молчал, ему уже расхотелось выговаривать прапорщику за его строевую выучку. Трунин стоял по стойке смирно, ожидая от генерала выговора. Стоял так и не вытерев грязь с лица.
- Сколько вам лет, прапорщик? - Спросил его генерал.
- Восемнадцать, ваше превосходительство!
Начальник дивизии недоверчиво посмотрел на щуплого паренька, наверняка исправил свою метрику, решил он. Трунин действительно больше походил на мальчишку-гимназиста, чем на восемнадцатилетнего парня. Впечатление дополняли смешные реденькие усики, которыми прапорщик пытался замаскировать шрам на верхней губе.
Глядя на Трунина генерал вспомнил тех мальчишек, кадетов и гимназистов, добровольцев белой армии, которые в Восемнадцатом и Девятнадцатом наравне со взрослыми ходили в атаки, и наравне с ними умирали от пуль, осколков и болезней. Взрослые бойцы ласково называли их "баклажками".
- В армии давно? - На всякий случай спросил начальник дивизии, а вдруг и раньше доводилось где воевать вместе.
- Седьмой месяц, ваше превосходительство!
- Постарайтесь, господин прапорщик, повысить уровень своей подготовки. На вас должны равняться ваши солдаты.
- Я исправлюсь, ваше превосходительство. Честное слово! - Не совсем по-военному ответил Трунин.
Генерал вздохнул.
- Становитесь в строй.
- Есть! - Трунин снова "по-цыплячьи" отдал честь и зашагал к своей роте.
Уже по дороге к машине начальник дивизии спросил бывшего адьютанта.
- Капитан Озерский, хотите о чем либо просить?
- Никак нет, ваше превосходительство!
Генерал улыбнулся, другой бы на месте Озерского воспользовался случаем и засыпал просьбами начальника дивизии. Но Озерский не из таких, без особой нужды просить не будет.
- Неужели в батальоне все так хорошо?
- Ваше превосходительство, егеря отлично вооружены и экипированы, с обмундированием и довольствием проблем не испытываем. Все остальное в наших руках. Время еще есть, батальон подтянется и будет лучшим в армии.
Ответ Озерского генералу понравился.
- Святослав Генрихович, а как вы отнесетесь к моему предложению оставить егерский батальон и приступить к формированию бронедивизиона?
Капитан задумался. Генерал испытующе наблюдал за ним, в глубине души боясь разочароваться. Озерский снял фуражку и пригладил короткий ежик волос.
- Ваше превосходительство, предложение заманчивое... но не могу бросить батальон. Люди в меня поверили, втянулись в боевую учебу. Они готовы пойти за мной в огонь и в воду. Нет, не могу, ваше превосходительство. Не сейчас.
- Может быть нужно заменить кого-нибудь из офицеров?
Озерский задумался на несколько мгновений.
- Думаю нет... Нет, ваше превосходительство, люди готовы работать, а с некоторыми индивидумами я уже разобрался.
- А этот нескладный прапорщик? Может быть его откомандировать в обоз? В бою от него будет мало толку.
Озерский простодушно усмехнулся своей открытой белозубой улыбкой.
- Трунина?! Никак нет, ваше превосходительство! Мальчишка старается, как никто другой. В школе прапорщиков ему не повезло, в самом начале обучения переболел возвратным тифом, а потом уже наверстывал пропущенное, стараясь угнаться за остальными юнкерами. Вот увидите, ваше превосходительство, через пару месяцев это будет отличный офицер!
***
Генерала вернул к действительности чей-то охрипший голос. Он обернулся.
- Ваше превосходительство, вас к телефону. Из штаба армии, - подпоручик, начальник телефонной команды, едва держался на ногах, на осунувшемся лице резко выделялись темные круги под глазами.
Начальник дивизии вслед за ним спустился в блиндаж, где размещался телефонный пост. Унтер-офицер и солдат, сидевшие за аппаратами, попытались вскочить, но генерал остановил их жестом руки.
- Сидите.
Он взял услужливо протянутую трубку.
- Слушаю!
- Георгий Владимирович! У меня для вас хорошие вести. Ждите подмогу. Подробности у начальника разведотдела. Он вылетел уже к вам.
Через несколько часов главный армейский разведчик, по обыкновению подтянутый и энергичный, как будто и не провел несколько мучительных часов в воздухе в тесной коробке аэроплана, доложил о своем прибытии начальнику дивизии и сразу же перешел к делу.
- В штабе фронта принято решение нанести на вашем участке вспомогательный удар. В настоящее время сюда из резерва фронта форсированным маршем направляются Дроздовская стрелковая дивизия и два артиллерийских дивизиона большой мощности. На рссвете начнется наступление. После артиллерийской подготовки дроздовцы форсируют реку и с плацдарма, занятого егерями, и нанесут удар в сторону А-ска. После его занятия продолжут движение на юг с дальнейшим выходом в тыл П-ской группировки советских войск. А там уже видно будет...
- Господин полковник, что думаете о перспективах нашего наступления?
Полковник замялся.
- Говорите, полковник, не стесняйтесь.
Полковник расстроено махнул рукой.
- А что говорить, ваше превосходительство, сами все видите. Советы хорошо подготовились к нашему наступлению. Красные упорно обороняются на каждом рубеже. Ёнаши резервы практически исчерпаны. В директивах Верховного Омск уже и не упоминается. Лично я считаю, что если нам удасться взять П-ск, то это будет уже большей удачей.
Уже под вечер прибыли первые представители дроздовцев. Чуть позже появились и офицеры тяжелой артиллерии. Артиллеристы вместе с инспектором артиллерии дивизии отправились на КНП дивизионной артиллерии. Дроздовцы после короткого совещания у начальника штаба дивизии разошлись по полкам, знакомиться с местностью и особенностями обороны противника.
Начальник дивизии чувствовал себя несколько отстраненно от последних событий. Начальник штаба прекрасно справлялся с задачами стоящими перед командованием дивизии и генерал впал в состояние апатии. Единственное, что еще интересовало генерала, это как держались егеря.
С подвозом боеприпасов дивизионные пушки открыли огонь по позициям красных. Советская артиллерия была вынуждена оставить горстку воинов, засевших на "пятачке" плацдарма и вступить в контрбатарейную борьбу.
Генерал периодически подходил к стереотрубе и внимательно рассматривал позиции егерей. Иногда ему сопутствовала удача и он мог разглядеть мелькавшую среди обвалившихся окопах кожаную куртку Озерского. "Жив, капитан!" радовался за храброго офицера генерал.
Уже ночью прибыли передовые батальоны дроздовцев с командирами полков и начальником дивизии генералом Туркулом. Двадцативосьмилетний Туркул был самым молодым генералом в Русской Армии. Начальник дивизии пообщался с командиром дроздовцев и невольно проникся к нему уважением, молодой генерал показался ему воплощением рыцаря белого движения. Туркул долго не задержался в штабном блиндаже, извинившись перед генералом, он вместе со своими офицерами отправился к подчиненым частям лично следить за подготовкой к предстоящей переправе.
Начальник дивизии заставил себя лечь спать и уснуть. До начала наступления оставалось три часа.
Поспав пару часов, генерал встал и отправился на КНП дивизии. Все командиры и начальники были уже там. В пять часов утра артиллерия обеих дивизий приданные гаубичные дивизионы начали артподготовку. На позиции ничего неподозревающих красных обрушился ураган снарядов. Через пятнадцать минут после открытия артиллериского огня дроздовцы стали переправляться через реку. Как только первые плоты с солдатами достигли противоположного берега орудия замолчали. И сразу раздалось громкогласое "ура", это "дрозды" обрушились на вражеские окопы.
- Ваше превосходительство! Из боевых порядков докладывают: захвачены две траншеи, в третьей - идет рукопашная схватка, - собщил стоявшему здесь же на КНП Туркул связист-дроздовец.
- Молодцы! - Похвалил Туркул своих бойцов. Повернувшись к начальнику дивизии, он сказал. - Ваше превосходительство, позвольте поблагодарить вас за гостеприимство и откланяться, нас ждут "товарищи" большевики.
Генералы пожали на прощание друг другу руки. Никто из них не задумывался, доведется ли им еще когда-нибудь свидиться.
Туркул с сопровождающими его офицерами покинул КНП. Генерал посмотрел им вслед, завидуя кипучей юношеской энергии Туркула. Внезапно он почуствовал себя дряхлым немощным стариком, ведь считая англо-бурскую войну, в которой он участвовал добровольцем на стороне африканеров, это была его четвертая война. Он устал воевать, он устал отправлять людей на верную смерть. А "старику" этому шел всего сорок второй год.
Редкая дымка утреннего тумана над рекой мешала рассмотреть, что творилось на противоположном берегу.
- Поручик, узнайте про егерей, - распорядился начальник дивизии.
Адьютант молча козырнул и выскочил в ход сообщения.
Генерал, почувствовав себя неважно, спустился в блиндаж. Напрасно он грешил на свой возраст, не возраст был помехой, а раны и контузии, полученные в боях за родину. Неприятная слабость в ногах заставила опустится его на топчан.
Вскоре вернулся адьютант.
- Ваше превосходительство, егеря вместе с дроздовцами участвовали в атаке. Сейчас они готовят своих раненых к эвакуации и ждут дальнейших распоряжений. В строю остались двадцать четыре бойца с одним офицером.
Неужели Озерский, единственный кто уцелел из офицеров, подумал генерал и приказал адьютанту.
- Передайте мой приказ егерям, переправиться вместе с ранеными.
- Слушаюсь, ваше превосходительство! - Ответил адьютант и двинулся к выходу.
- Командира батальона ко мне! - бросил вслед адъютанту генерал.
- Ваше превосходительство, вас к аппарату. Командир корпуса на проводе, - сообщил ему телефонист.
Начальник дивизии взял телефонную трубку.
- Ну что ж, Георгий Владимирович, поздравляю вас с успехом, - с апломбом заявил вышестоящий генерал. Тон его был таким, словно в этом была именно его заслуга. - Благодаря вам корпус не только захватил плацдарм, но и удержал его, благодаря чему наша армия смогла подтянуть резервы и продолжить стремительное наступление. Теперь на очереди Омск!
Генерал, недолюбливавший своего непосредственного начальника за легкомысленную склонность к шапкозакидательству, ответил сухо.
- Моей заслуги в этом нет. Егеря дивизии совершили беспримерный подвиг трое суток удерживая плацдарм...
- Понимаю, понимаю, Георгий Владимирович, молодцы егеря обязательно будут награждены. - поспешил заверить командир корпуса своего строптивого подчиненного. - Какие потери в батальоне?
- В строю осталось два десятка штыков с одним офицером...
В блиндаж вошел адьютант.
- Ваше превосходительство, прибыл командир егерей, - негромко доложил он генералу.
-Ваше превосходительство, обстоятельства вынуждают прервать разговор с вами. Я свяжусь с вами позднее.
-Да, да, конечно, Георгий Владимирович...
Начальник дивизии повернулся к вошедшим, собираясь как можно сердечнее встретить храброго командира батальона. Обернувшись, он запнулся на полуслове и так и замер с открытым ртом. Вместо Озерского перед ним стоял Трунин. Тот самый прапорщик Трунин, который беспомощно вел торжественным маршем свой взвод. Тот самый прапорщик Трунин, который упал при подходе к высокому начальству в грязь.
- Э-э-э... а где капитан Озерский? - Только и смог спросить генерал.
- Прапорщик Трунин, временно исполняющий должность командира отдельного егерского батальона... - доложил громко прапорщик. Как и несколько недель назад он точно так же смешно отдавал честь, растопырив "по-цыплячьи" пальцы правой руки. Запнувшись, он уже тихо добавил: - капитан Озерский убит.
- Когда?
- Утром в первый день высадки.
- Так кто командовал батальоном?
- Сразу после гибели Озерского - штабс-капитан Крутицкий. Потом поручик из первой роты, не знаю его фамилии. Последние два дня - я.
Генерал молчал, молчали начальник штаба дивизии, командующий передового полка, адьютант начальника дивизии, молчал и Трунин.
- Откуда у вас эта куртка? - Спросил недоверчиво и как-то ревниво генерал.
Трунин смутился.
- Виноват, ваше превосходительство! Мой китель кровью залило, стрелка рядом снарядом разорвало... так солдаты мне капитанскую куртку вручили, сказали ему мертвому мол все равно, а вам в самую надобность...
Генерал говорил спокойно, хотя у самого на душе было почему-то тоскливо.
- Капитан Озерский был доблестным воином...
- Так точно, ваше превосходительство, - нечаянно перебил его Трунин. - Да если бы не он, нас в первый же час в реку смели! Он сделал все, чтобы мы выстояли. Его гибель - самая большая потеря батальона.
- Капитан Озерский был доблестным воином, - повторил генерал. - Он вырастил из вас, Трунин, надежного офицера. Вы доказали это в бою. Он бы гордился вами.
Трунин виновато молчал, словно именно он был виноват в смерти командира.
- Благодарю вас, Трунин, за службу. Постройте своих людей. Я хочу лично поблагодарить их.
- Слушаюсь, ваше превосходительство! - Трунин старательно отдал честь и вышел.
Генерал отвернулся от присутствующих в блиндаже и принялся долго возиться с верхней пуговицей кителя. По щеке текла непрошеная слеза.
Давно уже все стихло на берегах реки на которых еще несколько часов назад бушевало пламя войны и костлявая беззубая старуха в мрачном саване, вооруженная страшной косой, пожинала свой кровавый урожай. Ушли вперед наступающие войска, и по понтонному мосту вели теперь в обратную сторону колонны пленных. Остатки N-ской Сибирской стрелковой дивизии были отведены в тыл на переформирование. У реки остались только команды нестроевых, собиравшие убитых бойцов и хоронившие их в наспех вырытых братских могилах.
Пожилые солдаты, неспешно выбирая искалеченные тела, все ближе и ближе приближались к речному берегу. Марлевые повязки, смоченные фельдшером в пахучем медицинском растворе, слабо защищали от сладковато приторного трупного запаха. Но человек ко всему привыкает, и к запаху смерти, и к самой смерти. Солдаты равнодушно побирали человеческие останки и неторопливо сносили их к очередной братской могиле. Если они и заговаривали друг с другом, то только о том, как сподручнее взяться за свою страшную ношу.
Двое солдат, одни из многих, работавшие с самого утра в паре, добрались до того места на берегу, где лежали распластавшиеся тела всадника и его верного коня. Безучастно скользнув взглядом по убитому разведчику и, увидев мертвого коня, один из солдат жалостливо протянул.
- Эх, беда-то какая! Такого красавца сволочи загубили...
Второй солдат поддержал его.
- Ладно люди друг друга не жалеют... на то и война. А животина только по напрасну страдает, - он снял повязку и, достав из кармана кисет, стал неспеша сворачивать "козью ножку". Его напарник вытащил из-за уха заранее приготовленую самокрутку и, усевшись рядом с трупами, закурил.
Они никуда не торопились, войне конца и края не было видно.