Аннотация: Сказка о том, как одному человеку очень-очень захотелось исчезнуть из жизни...
Сказка о забвении
Ник подошел к железной, покрытой облупившейся зеленой краской двери и остановился. "Контора Саймона Дина" - гласила надпись на этой двери, и, чуть ниже, более мелким шрифтом: "Ваша смерть в ваших руках". Ник оглянулся. Позади него в утреннем городском тумане серели извилистые улочки из ряда тех, про которые уже давным-давно никто не вспоминал. Ни единой человеческой души. Ник подумал, что так и должно было быть.
Глубоко вздохнув и машинально пригладив рукой волосы, Ник громко постучал в дверь. Безрезультатно. Он уже было собрался постучать второй раз, как с противным скрежетанием, по которому можно было судить о давно не смазываемых петлях, дверь приоткрылась, и из-за нее показалось круглое розовощекое лицо, на котором, казалось, застыла улыбка.
- Вы ко мне? Заходите-заходите! - радостно воскликнул обладатель сего лица. - Не стойте на пороге!
Еще раз затравленно оглянувшись, Ник вошел внутрь.
- Итак, - сказал Саймон. Розовощекий толстяк сидел за древним письменным столом, заваленным различными по давности бумагами, потягивал дешевый кофе из пластикового стаканчика и внимательно изучал только что подписанный договор. Ник сидел напротив него, на жестком и неудобном стуле, единственной мебели в комнате кроме стола и кресла Саймона.
- Все правильно? - спросил Саймон, подписывая договор и протягивая его Нику. Тот быстро перечитал его:
"Я, нижеподписавшийся Ник О'Релли, обязываюсь передать нижеподписавшемуся Саймону Дину все свое имущество, включая движимое и недвижимое, в обмен на выполнение его конторой следующей услуги: избавления нижеподписавшегося Ника О'Релли от бремени жизни. В случае неожиданного отказа от сей услуги после подписания договора, имущество возврату не подлежит".
Внизу текста жирной кляксой чернела подпись Саймона.
- Так как? - еще раз спросил толстяк, протягивая Нику изящную перьевую ручку. - Все верно?
- Да, - ответил тот, удивившись, насколько хриплым вдруг оказался его голос. Взяв ручку, Ник обмакнул ее в чернильницу в форме черепа, стоящую тут же, на столе Саймона, и размашисто вывел свое имя и инициалы в конце договора.
- Думаю, копия сего документа вам не понадобится! - усмехнулся Саймон, возвращая договор себе и скрывая его в одном из многочисленных ящиков стола. Тяжело дыша, толстяк поднялся с кресла и, подойдя к маленькой неприметной двери в дальней от письменного стола стене, широким жестом пригласил Ника последовать за ним: - Пройдемте же!
За дверью оказалась белая, хирургически чистая комната, совершенно не ожидаемая после грязной ветхости кабинета Саймона. Комнату освещали многочисленные лампы дневного света, все как одна направленные в центр, туда, где стояло покрытое прозрачной клеенкой больничное кресло. По стенкам комнаты размещались разные шкафы со стеклянными дверками, внутри которых Ник разглядел баночки с прозрачными жидкостями. Сильно пахло антисептиком.
Саймон подошел к креслу, кряхтя, наклонился и проделал какие-то манипуляции с расположенным сзади него рычажком, отчего кресло разложилось, приобретя горизонтальное положение.
- Ложитесь, - предложил толстяк. - Думаю, вам так будет удобнее!
Ник проглотил неизвестно откуда взявшийся ком в горле и, подойдя, покорно улегся в кресло, стараясь расслабиться.
- Будет больно? - неожиданно для самого себя спросил он.
- Не должно, - покачал головой Саймон. Подойдя к одному из шкафчиков, он чем-то зазвенел, раздался хруст и шуршание. Когда толстяк повернулся, Ник увидел в его руке шприц, на острие которого маслянисто поблескивала прозрачная капля.
- Все лишь снотворное, - успокоил толстяк приподнявшегося было Ника. - Я знаю, мы обговорили все условия, при которых будет произведена моя услуга, и вы выбрали нож. Но я думаю, что вам будет гораздо приятней уходить, не чувствуя боли...
- Да-да, - произнес Ник, внезапно почувствовав слабость и откинувшись на кресло-кровать головой. - Приступайте.
Саймон закатал рукав на левой руке Ника, обработал вену пахнущей спиртом ваткой и осторожно ввел снотворное. Почти сразу же Ник ощутил легкое головокружение, слабость куда-то отступила, давая место покою. Уже закрывая глаза, Ник скорее почувствовал, нежели услышал легкий скрежет: Саймон затачивал нож.
Ник открыл глаза и со стоном пошевелился. В первый момент ему показалось, что так ничего и не произошло, что он все еще лежит на хирургическом столе. Обхватив голову руками, он присел, и сразу же понял, что это место вовсе не напоминает ему ни контору Саймона, ни какое-либо из других известных ему мест.
Он лежал на лужайке, довольно обычной на первый взгляд, если не принимать во внимание то, что трава под ним была густо-черного цвета. Небо, насколько успел заметить Ник, было также черным: ни луны, ни звезд, - однако в этом мире черноты все же было какое-то свечение, позволяющее ему видеть вокруг. То ли сама трава и небо светились неким непонятным черным светом, то ли зрение Ника стало несколько иным, чем было прежде...
В этом месте не ощущалось ни малейшего дуновения ветра, воздух был душным и спертым, можно даже сказать, мертвенным. Оглядев себя, Ник понял, что находится здесь в той же самой одежде, в которой пришел к Саймону, даже в кармане до сих пор лежала пачка так и недокуренных при жизни сигарет.
При жизни?
Ник услышал тихое шуршание. Оглянувшись, он заметил высокую, несколько сутулую фигуру, облаченную в длинное черное одеяние с капюшоном, закрывающим лицо. В руках, наперевес, фигура сжимала длинное черное древко, на которое было насажано хищно изогнутое лезвие косы, отливающее в черном свете этого места тускло-серебряным. Пожалуй, это было единственным цветом, выделяющимся из общей черноты.
Фигура приблизилась к Нику вплотную, но он так и не смог разглядеть под капюшоном какого бы то ни было лица, впрочем, он не особенно и старался его разглядеть. Существо с косой протянуло к Нику одну руку, затянутую в черную перчатку, и он заметил, что сквозь мелкие дырочки в истлевшей ткани просвечивает не человеческая плоть, но сухие желтоватые кости.
- Смерть? - догадался Ник.
Существо покивало, сделало шаг назад и вновь поманило Ника рукой. Тот поднялся с земли, машинально отряхнув брюки.
- Знаешь, я всегда думал, что Ты - женского рода, - заметил Ник, приглядываясь к Смерти.
- Каждый видит во мне лишь то, что должен увидеть, - ответствовала фигура низким голосом, напомнившим Нику далекие раскаты грома на горизонте.
Ник последовал за неторопливо шествующей Смертью. Периодически ему казалось, что они ходят по кругу, но это было не так: это однообразный черный пейзаж внушал такие мысли. Казалось, они шли не менее часа, но ничто вокруг не менялось: черная трава, черное небо, тихое шуршание шагов Смерти.
Наконец, они пришли.
Они стояли на обрыве, и перед Ником открылась бездна: истинная бездна в полном понимании этого слова. Бесконечность, полная абсолютной черноты, Тьмы изначальной, персонифицировавшейся вечности. Если до этого трава и небо казались Нику слишком черными, то теперь, оглянувшись, он понял, что их чернота - все лишь слабенькое серое дуновение цвета по сравнению с истинной Чернотой. Там не было ни времени, ни направления, - бездна простиралась во все стороны, вниз и вверх, казалось, она мерно колышется в этом бесконечном колодце мироздания. Она вдохновляла и угнетала, она обещала и в то же время наводила ужас.
- Что это? - голос Ника предательски дрогнул.
- Забвение.
- Забвение? - невольно повторил Ник. Смерть соизволила повернуть к нему голову: казалось, она разглядывала его лицо сквозь ткань капюшона.
- Да. Забвение. Ведь ты за этим оказался здесь, не так ли?
- Да. Но...
- Абсолютное Забвение, - тихо изрекла Смерть. - Именно оно и есть конец пути. Окончание любых путей. Финал, к которому все приходят. Там нет ничего. Там ты забудешь все, что гнетет твою душу, все страхи, боль и томление. Ты забудешь себя, и все забудут тебя. В мире живых все забудут о том, что ты родился, а время будет течь так, словно тебя никогда и не было. Забвение расщепит тебя, ту твою составляющую, что зовется душой. Ты не только забудешь себя, ты просто перестанешь себя осознавать. И не кому будет помнить о том, из-за чего ты выбрал Забвение. Или, быть может, Забвение выбрало тебя. Тебя просто никогда не было.
Слушая мерный звук голоса Смерти, Ник начинал осознавать. В Забвении нет покоя - там нет абсолютно ничего. Некому будет почувствовать покой, облегчение от Забвения. И чувств, ни мыслей... Ни одна, хотя бы крохотная составляющая души Ника не могла представить этого. Полного Абсолюта.
- Ты готов? - Смерть на пробу взмахнула косой; серебристое лезвие со свистом рассекло воздух, и Ник рефлекторно отшатнулся.
- Но... но я не хочу! - воскликнул он.
- Не хочешь? - Нику показалось, что на этот раз в голосе Смерти скользнула нота удивления. - Разве ты забыл, что привело тебя сюда?
- Мне... - перед мысленным взором Ника, словно крошечными кометами, пронеслось все то, что сдавливало его грудь, что не давало уснуть длинными мрачными вечерами. Ощущение отчаяния. Ощущение пресыщенности. Призраки прошлого и эфемеры будущего. Тоска по несбывшемуся. Беззвучные вопли в ночь.
- Мне... мне кажется, что мне просто стало скучно жить.
- Думаю, ты слишком поздно осознал это, - слова вонзались в мозг Ника подобно жалам разъяренных ос. - Слишком поздно... теперь тебя ждет лишь Забвение.
Смерть указала рукой на обрыв.
- Прыгай!
- Нет! - Ник сделал еще два шага назад, подняв на Смерть умоляющие глаза. - Скажи, разве ничего не возможно сделать?
- Ты мертв, - констатировала Смерть. - Что еще можно сделать? Впрочем...
Все сознание Ника, вся надежда, что еще держалась в нем, мысленно ухватилась за это зыбкое "впрочем".
Смерть погрузила руку в складки своего одеяния, пошарила там и извлекла прозрачный флакон с нервно фосфоресцирующей жидкостью.
- Отказавшись, ты никогда не сможешь вернуться сюда, - заметила она. - Тебя может ожидать что угодно: Ад или Рай, если ты подашься в лоно религии; реинкорнация или нечто другое, пока недоступное твоему пониманию. Но вход в Забвение тебе будет закрыт.
- Я согласен! - голос Ника дрожал и срывался. Смерть протянула ему флакон.
- Выпей это. Здесь заключена субстанция твоей жизни, что после человеческой кончины попадает ко мне. Ты очнешься в мире живых и все, что случилось с тобой здесь, покажется тебе лишь дурным сновидением. Всего лишь сном... однако ты никогда не забудешь увиденного здесь. И никогда не вернешься.
Трясущимися руками Ник выхватил из рук Смерти флакон и быстро осушил его содержимое. Почти сразу возникло знакомое головокружение.
- Но... почему ты решила помочь мне?
- Знаешь, - в голосе Смерти проскользнула легкая усмешка, - я ведь тоже когда-то отказалась от Забвения.
Ник упал на траву и провалился в сон.
Удостоверившись, что человек, лежащий перед ней, действительно спит, Смерть сделала какой-то жест рукой, и в тот же миг, приоткрыв маленькую, неприметную в общей черноте декораций дверь, близ "обрыва" появился розовощекий Саймон.
- Тоже отказался? - полуутвердительно спросил он.
"Смерть" кивнула, отбросив косу и стаскивая с себя через голову черное одеяние. Через мгновение она превратилась в высокую худую женщину, лет тридцати, со строгим выражением лица.
- Я так и думала, он не выдержит, - сказала Аврора Дин, хватая спящего Ника за ноги и помогая мужу вынести его на задворки конторы. Вместе они довольно небрежно уложили его на груды мусора и, вернувшись в контору, принялись спешно собираться. Ник проспит еще как минимум половину дня; за это время супруги должны сделать все для того, чтобы скрыть следы своей деятельности и уехать в следующий город, где можно будет заняться поиском очередного несчастного.
- Как ты думаешь, - спросил Саймон у жены, аккуратно складывая договор и убирая его в сумку, - найдется ли когда-нибудь тот, который все-таки решит предпочесть Забвение?
- Не при нашей жизни! - ответила Аврора, и мошенники звонко рассмеялись. Однако, в глубине своих зачерствелых душ, и Саймону, и Авроре мерещилось, что они делают для отчаявшихся и пресытившихся жизнью людей что-то хорошее.