Мы завтракали молча. Впервые за три месяца пребывания на Гаме мы завтракали молча, и это настораживало.
В круглые, как иллюминаторы, окна кафетерия заглядывало солнце; в воздухе витали слабые запахи готовящихся блюд; из кухни иногда доносились голоса, но в целом было тихо, ибо все столики, помимо нашего, пока пустовали.
Андрей как-то механически, словно робот, вонзал терут в сумтов и опять-таки механически снимал их пухлыми губами. А потом медленно двигал челюстями, причем с таким выражением, будто пережевывал что-то пресное. Хотя от одного вида сумтов у меня текли слюнки, да и Андрей, насколько я знал, всегда уминал их за обе щеки. Только почему-то не сегодня.
Он был небрит, что случалось с ним часто, и с начала утренней трапезы не проронил ни слова, чего с ним отродясь не бывало. Кроме того, Андрей по какой-то причине не поднимал головы, и его желтые глазки постоянно буравили серый пластик круглого столика. Шеф-повар Барбакса точно боялся взглянуть на меня. Не то у него что-то стряслось, не то я в чем-то провинился, но, готов поклясться, причиной столь странного поведения не мог быть помятый вчера аэрокар, пусть и очень дорогой.
-- Что случилось? -- спросил я, не выдержав загадочного молчания.
-- Ничего, -- ответил Андрей и, немного помолчав, добавил: -- Пока ничего.
Пока?.. Я растерянно посмотрел в глубокую тарелку цвета лимона перед собой. Как и у Андрея, в ней шевелились сумты -- розовые пупырчатые комочки величиной c оливку. Прицельными уколами я насадил четырех сумтов на серебристый столовый прибор, похожий на гвоздь, и осторожно, чтобы не пораниться, сунул его в рот. Затем медленно вытащил "пику" сквозь сжатые губы.
От наслаждения я прикрыл глаза, когда божественно вкусный сок деликатеса заплескался во рту, на секунду отогнав мрачные мысли. Поэтому голос Андрея раздался как гром среди ясного неба.
-- Может быть, сегодня тебе не ходить на работу? -- вдруг предложил он.
Я чуть не подавился. Сказано это было удивительно мрачно, как будто я служил на сверхопасном объекте, а не работал в самом популярном галактическом ресторане, где реальная угроза исходила разве что от абулоидов. Из-за невероятной живучести эти огромные зубастые твари, выловленные в океанах Аркании, по недосмотру иногда попадали к нам полуживыми; а их челюстям могли позавидовать белые акулы. К счастью, арканцы редко прилетали на Гаму, да и в такие рестораны, как этот, новичков не брали, поэтому я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь пострадал от укуса полудохлого абулоида.
Приходилось, конечно, готовить всякое -- ядовитое, кусачее, с плавниками, острыми как бритва. Но если требовалось поджарить, сварить или просто нарезать каких-нибудь тварей живыми, то мы всегда знали, кому из них обязательно вколоть транквилизатор, кого лучше не подпускать к воде, с кем обращаться осторожно, как с бомбой.
Я с немалым удивлением посмотрел на Андрея. Его зрачки сверкнули так ярко, что оба глаза ненадолго утонули в их свете. Такое случалось у харов от жуткого волнения, и давненько я не видел, чтобы хар так переживал.
Да, если бы не эти маленькие отличия, то Андрей (он же Рейандер) вполне сошел бы за представителя старушки-Земли. Чуток укоротить руки, уменьшить неимоверно высокий лоб и, конечно, изменить цвет зрачков.
-- И почему? Почему мне не стоит работать?
-- Так нужно, -- с набитым ртом ответил Андрей. -- Для твоей же безопасности. Как вы говорите: береженого бог бережет.
--
А я не верю ни в черта ни в бога.
И тут меня осенило! Теперь можно было смело давать руку на отсечение, что странное поведение хара было как-то связано с загадочным помешательством Иванова, чье место в качестве повара я теперь занимал; а Иванов, если верить источникам, ныне коротал дни и ночи в психушке.
Четыре месяца назад у видавшего виды соплеменника ни с того ни с сего поехала крыша. А учитывая, что в чревоугодии землян превосходили только сами гамцы и хары, то Барбаксу было не обойтись без отличного человеческого повара. То есть без меня.
-- Это из-за Иванова? -- спросил я, насаживая сумтов. -- Ты ведь никогда не рассказывал мне, что произошло тогда на самом деле. Почему один из лучших поваров сбрендил прямо на кухне. -- Я сунул терут, унизанный розовыми комочками, в рот. Снял их, быстро прожевал, проглотил. -- Ну?
-- Мы сами не поняли, -- неохотно ответил Андрей. Хотя я подозревал, что он понимал или, по крайней мере, догадывался, что стряслось в тот день. -- Одно я знаю точно, сегодня тебе лучше подальше держаться от ресторана, -- продолжил Андрей и бросил терут в пустую тарелку. -- Приказать, к сожалению, я тебе не могу, но советую, как другу, -- он положил свою горячую ладонь на мою, -- отдохни сегодня. Сходи на джунайские гонки или, скажем, на бой гурдов.
Все-таки слишком плохо хар знал людей. Видимо, совсем не понимал, насколько мы любопытны. Какие там гонки или драки, когда я был близок к тому, чтобы раскрыть тайну "века". Конечно, любопытной Варваре, как известно, на базаре нос оторвали. Да, чрезмерное любопытство погубило не одного землянина, но...
Андрей одним залпом опустошил бокал с вином и, собрав со лба волосы, аккуратно натянул тонкую серую шапочку, похожую на купальную.
-- Послушай, -- со вздохом начал хар, поднявшись из-за стола, -- ты хороший человек, замечательный повар, и мне бы очень не хотелось, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
Он немного постоял, вновь вздохнул и, застегнув молнию комбинезона до шеи, неспешно зашагал в сторону кухни. Я проводил хара взглядом до дезинфекционной кабинки, зажатой между широкими дверьми, ведущими на кухню, и через мгновение он исчез в клубах голубого пара.
С гигиеной тут всегда было строго, и во многом благодаря этому ресторан считался лучшим из лучших. Каждый посетитель был твердо уверен в том, что в его блюде никогда не окажется смертельный инопланетный микроб. Порой, правда, гонка за стерильностью доходила до откровенного бреда. Чего стоила только эта узкая шапочка, от которой поначалу болела голова.
Однако за работу в таком ресторане, даже в кафетерии при нем, многие повара готовы были надеть все что угодно. Понятное дело, не просто так. Платили тут и впрямь замечательно. Три года работы -- и безбедная жизнь тебе обеспечена до конца дней.
Я быстренько доел сумтов, не успев как следует насладиться их вкусом, затем выпил немного вина, натянул дурацкую шапочку и направился к дезинфекционной кабинке...
С тихим щелчком открылась прозрачная дверца. Я вошел, за спиной щелкнуло, и тотчас со всех сторон повалили густые струи голубого пара, по заверениям специалистов убивающего всех микробов.
Пять секунд, знакомый щелчок, и выгнутая дверца из темно-синего пластика распахнулась передо мной, впуская внутрь запахи, в сплетении которых узнавались ароматы чулкского перца, жареной курятины и углей трамского дерева. В отличие от кухни ресторана, в этой кухне многие блюда готовили заранее, чтобы не слишком богатые туристы могли поесть хотя бы в кафетерии. Утром прибывает корабль с Дау, значит нужно спешно жарить гагаку! К обеду ожидается набег тхурков, тогда фаршируем чулкский перец!
Прилететь на Гаму и не посетить Барбакс -- все равно что впервые приехать в Москву и не сходить на Красную площадь. Конечно, потом они, туристы из разных уголков Галактики, будут заливать собратьям, что обедали в самом известном ресторане, подтверждая слова фотографиями. Мол, вот смотрите -- это мы перед входом в Барбакс, а тут -- уже внутри.
С усмешкой думая про это, я пересек кухню, миновал узкий коридорчик и наконец-то оказался в святая святых Барбакса -- огромной кухне ресторана.
Усмешка исчезла сразу, стоило мне увидеть мрачные лица поваров. Трое гамцев, двое харов -- все смотрели на меня так, будто именно я должен был стать следующим, кого им предстояло готовить. Серая блестящая кожа гамцев от какого-то беспокойства изрядно потемнела, а блеск исчез вовсе. И теперь их свиные рыла в ярком свете алых глаза без зрачков не только вызывали отвращение, но и несколько пугали. Вдруг подумалось, что если бы Ад сущестовал на самом деле, то там наверняка обитали такие вот существа.
Повара молчали, напряженно ожидая чего-то или кого-то. На кухне Барбакса царила тишина -- явление для этого места невероятное, сравнимое с чудом. Чтобы хоть немного разрядить обстановку, я выдавил улыбку и спросил первое, что пришло на ум.
-- Неужели сегодня нет посетителей?
-- А у нас только один клиент. Между прочим, откупил ресторан до полудня, -- тихо прохрюкал Пиндо, любуясь собственным отражением в зеркальной поверхности разделочного стола. -- Ждем недостающие продукты.
Ответ меня поразил. Нет, не вторая его часть. Тут не было ничего сверхъестественного, когда слуги, чаще телохранители, особо привередливых или трусливых клиентов приносили на кухню свои продукты. Но никогда прежде я не слышал, чтобы кто-нибудь откупал Барбакс более чем на час, да и этот час стоил целое состояние. А уж полдня...
В кабинке, расположенной между дверьми, ведущими непосредственно в ресторан, зашипел пар, и все, как по команде, уставились на выпуклую дверцу. Однако когда она открылась, глаза полезли на лоб, наверное, только у меня.
Высокий мужчина лет тридцати, одетый во все черное и в темных очках, нес к столу то, что тупица Пиндо назвал "недостающим продуктом". И при виде подобного "продукта" меня бросило в дрожь, а ладони похолодели так, словно их сунули в ведро со льдом. Ноша, плотно закутанная в широкие светлые полосы фризовой ткани, напоминала мумию, и я с ужасом представлял, что скрывали "обертки".
Когда ее бросили на разделочный стол, точно какую-нибудь тушку, я вздрогнул. Повара стервятниками, слетевшимися на падаль, тотчас окружили "недостающий продукт". А я стоял как вкопанный, не зная, что делать. Андрей недобро косился на меня, словно бы говоря: "Мол, я тебя предупреждал, теперь пеняй на себя".
Вскоре на столе выросла лохматая горка из клочьев фризовой ткани, способной хранить продукт не хуже морозилки. Я так и не сделал ни шагу, молчаливо наблюдая за поварами, и по-прежнему не знал, как поступить. То ли заорать на всех, чтобы прекратили подобное кощунство, то ли взять сковороду потяжелее и как следует вмазать ей по загорелой физии незнакомца, то и дело посматривающего в мою сторону.
Теперь, когда тело почти освободили от "оберток", сомнений в том, кто находился под ними, не оставалось. Светловолосый, с бледной кожей мужчина и, похоже, немного горбатый; последние повязки пока еще скрывали этот изъян. Но прежде всего, мой земляк -- мертвый, с голубыми, как у меня, глазами, замороженный, как туша в холодильнике, и окруженный чужаками, намеревающимися разделать, приготовить и подать его к столу какому-то больному ублюдку... Словно цыпленка.
-- Нет, не позволю! Черт с ней, с работой! Не бывать этому! -- закричал я, сжимая кулаки. -- Слышите, оставьте его! Иначе...
Взгляд незнакомца, его ужасный взгляд точно вогнал мне ком в горло. Больше я не видел ни поваров, ни мертвеца на столе -- только глаза незнакомца, черные, с блеском, без зрачков, как две огромные маслины на солнце.
Я смотрел в них не отрываясь и, казалось, все глубже погружался в невероятно темный омут. Словно черные дыры пытались втянуть меня -- всего, без остатка. Они кружились, приближались и...
Внезапно я увидел, как на меня падает потолок, и не сразу понял, что почему-то беззвучно упал и теперь беспомощно, как паралитик, лежу на холодном полу. Ощущение было таким, когда ты просыпаешься и не можешь шевельнуть и пальцем, но в тоже время все слышишь и видишь. Я попытался сбросить магические оковы -- бесполезно, даже моргнуть не мог.
***
...Ножи вонзались и вонзались в плоть, хрустели кости, но от этих, казалось бы, знакомых каждому повару звуков теперь желудок подступал к горлу.
Когда шум почти стих, вдруг под потолок белым пятнышком вспорхнуло перышко и, покачиваясь из стороны в сторону, опустилось на мою щеку. А затем я впервые услышал незнакомца. Словно откуда-то издалека донесся его голос.
-- Сегодня приготовьте только сердце и крылья. Повелитель это особенно любит, -- сказал он и добавил с усмешкой: -- А тело ангельского выродка можете оставить себе.
Господи!.. Так это был не горб.
Я не хотел верить своим ушам, и впервые в жизни мне по-настоящему захотелось повернуть время вспять, чтобы там, за столиком, согласиться на предложение Андрея и пойти на эти проклятые гонки.