Сожаление, вызванное тем, что сын больше похож не на него, особенно острым становилось во время утрен-них сборов, в которых Егор не участвовал, был лишь молчаливым наблюдателем. Без особых каких-то усилий он игнорировал нытьё жены, давно уже растерявшее характер намёка, или даже призыва к помощи. С вялым садист-ским чувством Егор думал, что от нытья жену уже не удастся отучить никогда. Его заслуга заключалась в том, что он сумел внушить лучшей своей половине аксиому правильных утренних сборов: лучше тебя самой никто этого не сделает. Кажется, она намеревалась записаться на водительские курсы - ого, прямая угроза автомобилю, который Егор давно уже считал своей собственностью. Рано или поздно всей его собственности начнёт угрожать рука супруги. Егор всё ещё не мог отвыкнуть от давней привычки жить сегодняшним днём - Пашка, его сын, на-поминал ему о дне вчерашнем, дне завтрашнем, не осознавая того, поскольку совсем недавно ему стукнуло всего пять лет и уши вихрастого и бойкого мальчугана ещё не успели остыть от пятикратных потягиваний, совершён-ных руками родственников жены.
Егор их терпеть не мог.
Проблема была не во внешнем сходстве. По утрам Егор воспринимал жену и сына единым неделимым целым, словно их продолжала соединять пуповина. В начале дня Пашке хватало послушности ровно настолько, чтобы создать впечатление примерного ребёнка, а далее, на протяжении дня он терял её, как вот теряют пшеницу, зерно за зерном из незаметно прохудившегося мешка. Егор не умел наказывать сына. Слушая последствия очередных Пашкиных проказ, он испытывал классическую отцовскую гордость, после ужасался, представляя себе, во что превратятся эти шалости, когда сыну стукнет десять, пятнадцать, двадцать лет. Отцовская горсть должна была иссякнуть к тому времени. Егор сильно на это надеялся...
- Пап, ты придешь, когда я буду уже спать?
Укоризненно. Настороженно.
- Нет, - с непривычной даже для себя уверенностью произнёс Егор и легко поставил сына на кухонный табу-рет.
- Ну, мыть, мыть-то, кто будет?! - донеслось из прихожей.
- Сегодня будет наоборот, - сказал Егор, пропустив мимо ушей реплику жены. Брови мальчика поднялись вверх, неуверенный вдох подтвердил удивление.
- Ты придёшь, а я уже буду спать, - разъяснил Егор. - Ты меня разбудишь?
- Ага.
- Обещаешь?
- Ага.
- Ты - самый замечательный будильник на свете, - сказал Егор и чмокнул сына на прощанье в щёку. Захлоп-нутая дверь отрезала восторженный крик: "Мам я - будильник..!"
В холодильнике Егор отыскал остатки именинного пирога, мрачно пожирал его, запивая горьковатым кофе. Сахар он не добавлял умышленно, как будто наказывая себя за утренние размышления. Может присадить чёрто-ву стерву на наркотики, думал он, или сделать алкоголичкой. В девяти случаях из десяти при разводе, ребёнка оставляют с матерью. Десятый случай - это если мать, мать-перемать, не соответствует стандартам матери-перематери. Идея была великолепной, Егор добрых полчала тешил себя солнечным будущим, разбавленным не менее солнечным отцовством...
Идея была неосуществимой. С наркотиками, или алкоголем - всё займёт значительно больше, чем один день. Егор не знал, что с ним будет завтра. Вспомнив, что с ним должно случиться сегодня, он поспешно доел торт, пережевывая остатки на ходу, засобирался в той суете, которой была начисто лишена его жена.
Часы показывали семь минут восьмого.
Казалось, металлическая решётка у бордюра лежала, как впаянная с надежностью неестественной, но вот в сыром октябрьском воздухе послушался неуверенный гул, несмотря на усилия, так и оставшийся неуверенным, решётка задрожала, появилось облачко тяжелой пыли, в обратном порядке гул затих, решётка успокоилась. Ус-мехнувшись, Егор перевёл взгляд на магазинную витрину, и усмехаться перестал.
Очевидно, во всём городе он был единственным, кто не верил в появление метро. Тем не менее, оно появи-лось, построили, еженедельно появлялись новые маршруты, правда, отстроили метро с такими ветками, что поль-зы от него было не больше чем от лыж в пустыне Сахара.
- Аутистам привет! - проорал Егору в ухо неприятный, особенно по утрам, перед началом рабочего дня, голос. Егор подумал, что внешность должна компенсировать недостатки голоса, но нет, на самом деле у Вовы Мароч-кина до последних его дней останутся и торчащие из ноздрей жёсткие волосы, и перхоть на плечах - на пальто и пиджаке, - и бесцветные глаза, и всё остальное, мелкие признаки, неспособные вызвать отвращение, поскольку раздуты до карикатурного масштаба. Из всего штата сотрудников Марочкин, наверное, был единственным, кто шёл на службу, как на праздник. К тому же обладал туповатым чувством юмора, - считал невероятно смешным называть всех, кто имел отношение к бухгалтерии "аутистами".
- У тебя какая-то гадость белая на подбородке засохла, - сказал Егор, скорее, для того чтобы как-то оправдать брезгливое выражение на своём лице почти всегда возникавшее при виде Марочкина.
- Где? Тут?
Понаблюдав с наслаждением, как Вова докрасна растёр подбородок, Егор кивнул:
- Теперь всё... Ну, иди, я догоню...
- Нет, точно всё?
- Точно, точно. Топай давай.
Решетка у бордюра оставалась неподвижна. Вид конторского здания радости особой не вызывал, но Егор не мог оторвать взгляда от трёхэтажной кирпичной коробки, думал, что назвать мебельную фабрику "Солярис" - вот это аутизм, типичное умопомешательство. Матвеич, директор фабрики, самый главный мебельщик, выходец из шестидесятых, и всё такое прочее, мог прибавить к "Солярису" "Имени Эрнста Неизвестного", хватило ума не делать подобной глупости, зато не хватило, для того чтобы немедленно избавляться от сотрудников, подобных Марочкину. "Чёрт, если я такой умный, почему у меня так мало денег? - подумал Егор. - Может честность мешает?".
Вслед за Вовой он, конечно же, не пошёл, направился к проходной, сделанной для второго класса: мебельщи-ков, занятых непосредственно сборкой мебели. Рабочий день начался часом ранее; первые признаки постороннего Егор ощутил на себе , когда старик-вахтёр заблажил, задребезжал сквозь немытое стекло:
- Э-э-э, куда пошел, посторонних не пущу, стой, куда по..
Визжал, извивался сиреной старческий вой, а к воротам подъехал фургон, к вою прибавился клаксон грузовика. В ходьбе развернувшись, Егор дал вахтёру узнать себя, не проронив и слова, указал на нетерпеливый фургон. Грузовик, преодолев неприступные ворота, скрыл движений Егора по промзоне, правда лишь частично, но для рабочих он получился некоторым сюрпризом: фура отъехала и как из-под земли, на площадке объявился человек.
"Сволочи, ведь уже целый час как работать должны", - думал Егор, не сбавляя шага, а у стен склада стояли люди в спецодеждах, провожая его настороженными взглядами, зашушукались женщины, занимавшие разбросанные в беспорядке тракторные покрышки. Не то, не то нужно было Егору. Пройдя по высокой, вздувшейся трещине в асфальте, украшенной высохшей травой, он завернул за угол и попал в общество мужчин пролетарско-го происхождения. Им стоило усилий не встать по стойке "смирно", - узнали Егора, он их узнавать не собирался, сразу вперил взгляд в рыжеволосого парня, и, не отрываясь, глядел на него, пока устраивался на каком-то полене, или канистре.
- Меня зовут Егором Михайловичем, - очень чётко выговорил он; усмехнулся. - А ты думал я старый, толстый и лысый, да?
Рыжий молчал.
- Я так полагаю, ты всё это шутил, когда орал, что башку мне оторвёшь и кишки намотаешь на... Сидеть всем! - рявкнул Егор, боковым зрением заметив какое-то движение.
- Мы Ленку как мужики разделим, по цивилизованному, - продолжал Егор после краткой звенящей паузы.
- Стреляться будете? - спросил кто-то со стороны.
- Закрой пасть и подай вон ту бочку, - отрезал Егор.
- Ручонки не замараешь? - произнёс, наконец, рыжий, однако решительности для насмешки ему не хватило.
- Ставь локоток, - предложил Егор, когда жестяная бочка из-под солярки оказалась между ними.
- Говно затея, - сказал кто-то еще - уже позади.
- Ты сам говно, - отозвался Егор. Рука его сцепилась с рукой Рыжего.
- Раз... два... три...
"Чем они тут занимаются? - думал Егор, медленно, но уверенно склоняя руку рыжего к краю бочки. - На звёзды смотрят? Или на баб?". Никто не зааплодировал, когда он одержал безоговорочную победу.
- Сука... вот сука, - повторял рыжий, потирая побежденную руку. Егор уже повернулся к нему спиной, когда тот выкрикнул:
- Всё равно! Не будет Ленка с тобой больше трахаться!
Егор не выдержал - редкий случай. Схватил рыжего за волосы, бил его лицом о крышку бочки, выплёскивая злость на тех, кого не мог вот так, не жалея сил, раз за разом, харей о бочку, ещё раз, ещё, некому было ему ни помешать, ни остановить, все зашуганные до зачатия, "народ", мать их так, освобождённый от социалистического гнёта, человеческая трудовая масса...
Он не помнил, когда прекратил жестокое избиение представителя рабочего класса. Был уверен, что остановился сам, рывками плеч оправил на себе одежду, тяжело дыша приблизился к женскому обществу, изрядно, должно быть, напугав их своим взглядом, схватил за предплечье темноволосую девушку, испуганную не менее всех остальных, потащил к нарядной, в тысячный раз недоумевая, как это комната может называться прилага-тельным: "гостиная", "детская". Нарядной может быть ёлка, ребёнок может быть нарядным, особенно если отправляется для фотографирования, но серая унылая пыльная коробка с пустующими рядами стульев, с трибуной, с графином, где вода зацвела уже до твёрдого состояния - это всё никак нельзя было назвать нарядным.
Впрочем, отвлекаться на подобные пустяки было некогда. Грозно, немигая Егор смотрел в глаза толстой, пожилой бригадирше, предъявляя в качестве доказательства темноволосую девушку Лену и со снисходительной убедительностью повторял: поймите, войдите в положение, не держите глаза закрытыми, вы ведь тоже женщина, у вас тоже были подобные ситуации, задержка - она ведь всегда, как в первый раз, нельзя не проявить участие, к тому же не чужие друг другу, в одной упряжке колбасимся...
Позже, когда они вдвоём направлялись к проходной, Лена бормотала:
- Егорушка что же ты наделал, опять...
- Не больше чем всегда, - отозвался он.
- Тебе ничего за это не будет?
- Тебе тоже, - он обернулся к ней. - Причёска у тебя сегодня красивая. Знала, что появлюсь.
- И ничего не знала! - воскликнула Лена, пряча взгляд.
- А завилась для кого? - усмехнулся он; вдруг остановился, как вкопанный перед дверями проходной. - Ч-чёрт!
- Что? - большие тёмные глаза девушки округлились в испуге.
- Тебя-то я отпросил, а меня кто отпросит?
Сделав поворот на сто восемьдесят градусов, Егор повёл девушку к конторе.
- Мне туда нельзя.
- Со мной моно, - обронил он...
Часы показывали девять семнадцать.
Кабинет Матвеича от нарядной взял только объём - ничего более. В скучной возне, пока кабинет наполнялся людьми, Егор исхитрился протащить Лену в святая святых - директорский кабинет - оставил кого-то без места, усадив девушку рядом с собой, ошеломлённую, онемевшую от испуга. Вокруг них расположился классический состав: Марочкин, напротив Егора - Анжела, делающая вид, что слушает анекдот, рассказываемый ей на ухо Ан-тоном, в торце стола - два менеджера, Кокин и Мокин, оба в одинакового покроя костюмах, но разных оттенков: Кокин в синем, Мокин - в сером. Пока все остальные игнорировали утреннее вещание Матвеича, Лена сидела ни жива, ни мертва, Егор чувствовал её напряжение, сжимая её ладонь. Сам он усиленно игнорировал нажатие ту-фелька Анжелы на свой ботинок. Очень сильно хотелось посмотреть на Лену, но тогда Матвеич увидит затылок Егора, тихо выйдет из себя, обнаружится присутствие человека "из промзоны", поднимется крик и Матвеич при всех выставит Егора дураком. Дожили, скажет директор-шестидесятник, блядей своих уже на утренние совеща-ния таскаем...
Кокину и Мокину, как самым распоследним тупицам повезло значительно больше: таращиться на Лену они могли совершенно беспрепятственно - и таращились, Егор замечал их взгляды адресованные красавице из производственного цеха номер восемь.
- ... а теперь разрешите представить вам нашего нового сотрудника... точнее, сотрудницу...
Реплика эта, принадлежавшая Матвеичу, получилось единственной, которая принесла оживление в конторское общество из двух десятков человек. Выворачивались шеи, взгляды обращались в направлении директорско-го стола. Антон перестал рассказывать анекдот; Кокин и Мокин, как ведомые невидимой нитью, синхронно повернули башни; Марочкин склонился к столу, предъявляя пробор в прическе с бессмертной перхотью. Егор выдернул ногу из-под каблучка Анжелы, и успокаивающе улыбнулся Лене; погладил костяшки её ладони, дрожащей, даже будучи уложенной на колено.
- Уже недолго, - заверил он.
- Я с тобой с ума сойду, - пожаловалась она.
- Это взаимно. Сойдем с ума вместе...
Здесь не годился ни грозный взгляд, ни призыв разделить нелёгкую девичью судьбу. Оставшись наедине с ди-ректором, Егор перегнулся через стол, и говорил убедительно, однако отнюдь не льстиво, знал, что Матвеича лестью не прошибёшь, не просверлишь.
- ... это часа на два, больше не надо, нам только анализы сделать, а вечером узнаем, что к чему...
- Это в который уже раз? - поинтересовался Матвеич, неумело перекладывая какие-то бумаги и также неумело делая вид, что посетитель докучает ему, мешает заниматься серьёзными делами.
- Не знаю... Семнадцатый. Я их не считаю.
- Так оно и бывает. Сам не считаешь, - кто-то другой считает. - Матвеич поднял густые брови, на лбу появились складки. - Как пацан, ей-богу. Жена, ребёнок, - а всё баб на разминирование таскаешь. Работать кто вместо тебя будет?
- Сейчас ничего нет, - твёрдо и убедительно произнёс Егор. - Марочкин счета выписывает...
- Если нет ничего, зачем тебя тогда в штате держать?
- Для стабильности.
- Чего-о? - угрожающе протянул Матвеич.
- Это на два часа, - начал заново Егор. - Я в обеденный перерыв никуда не пойду.
- Обеденный перерыв всего час...
- Я за два отпашу.
- Если баба твоя заминирована, я себе представляю, как ты отпашешь, - усмехнулся Матвеич. Громко хлопнул ладонью по столу.
- Иду навстречу, - объявил директор. С облегчённым выдохом Егор опустился на стул.
- Условие, - Матвеич поучительно поднял вверх шариковую ручку, смотревшуюся странно в мозолистой короткопалой ладони.
- Сначала пройдёшь осмотр...
- Какой осмотр? - не понял Егор. - Это Ленку на осмотр нужно, а я не...
Директорская рука переместилась в горизонтальное положение, и Егор замолчал.
- На совещании был? - спросил Матвеич.
- Был, - кивнул Егор.
- Новую сотрудницу видел?
- Видел... Вернее...
- Конечно, шлюхе своей в трусы залезал, - с уверенностью невероятной в интонации произнёс Матвеич.
- Она не...
Егор вновь осёкся - ручка указывала прямо на него.
- Новая сотрудница, - с каким-то непонятным удовольствием проговорил директор мебельной фабрики, и далее продолжил с заметным усилием:
- Психоаналитик.
Глаза Егора от удивления полезли на лоб.
- ... И первым на осмотр пойдёшь к ней ты! - завершил Матвеич с усмешкой кондуктора, впарившего пасса-жиру вчерашний билет...
"Всё рано не успели бы, - размышлял Егор в ожидании свидания с новым сотрудником, - с психоаналитиком, или без оного... Мне нравятся парикмахерши, вязальщицы, малярщицы, проводницы, швеи, мотористки, даже уборщицы, - но чтобы узнать всё это не стоило звать ещё одного идиота с высшим образованием, готово поко-паться в моих мозгах. Достаточно обратиться к Софье Павловне". Как сказал однажды Антон, не все они дуры, некоторые из них умеют читать и писать...
- Егорушка, тебя не увольняют? - с тревогой в голосе спросила Лена.
- Нет.
- А почему мы тут сидим? Тебя не отпустили? Я могу сама сходить...
- Ты сама через дорогу не перейдёшь, красота моя, - сказал он, поцеловав девушку в висок...
Психоаналитик - это, конечно, посильнее пикников за городом и новогодних вечеринок, когда трезвым остал-ся один только Матвеич. Идея явно не его, он и слова такого не знал до вчерашнего дня: психоаналитик! Неуже-ли Антон прогнуться решил, умными фразами раскидался?
Из кабинета "нового сотрудника" вышла секретарша Зоя.
- Личные дела отнесла, - сказала Зоя. - Можешь заходить... на приём, - добавила она с улыбкой.
"Зойка трахалась с Антоном, - мелькнуло в голове Егора бесполезное субтитровое напоминание, - и ещё, ка-жется, с тем рейсфедерщиком...".
- Добрый день. Присаживайтесь пожалуйста...
"... Ну, и с Матвеичем, разумеется, от этого секретаршам никуда не деться и замуж выйти большая проблема... по тем же самым причинам".
Как будет "психоаналитик" в женском роде Егор не знал. В узком кабинете с единственным пасмурным окном сидела девушка. По всему было заметно, что сидеть за столом, заваленным папками с личными делами сотрудни-ков ей совсем неинтересно, и непривычно, и скучно. Отпустив угол папки, девушка дала ей самостоятельно за-крыться, рассеянно мазнула по оставшимся пока невостребованными папкам и, наконец. Посмотрела на Егора.
- Мне называть вас по имени и отчеству? - спросила она. - Или можно только по имени? Я знаю, во многих фирмах сейчас принято забывать про отчество...
Голос выдавал её с головой: совсем молодежная ещё, опыт работы - нулевой. Симпатичная. Какая-то запоми-нающаяся деталь была в чертах её лица, деталь сразу не запомнившаяся, не приготовленная, для того чтобы вы-скочить немногим позже в самый неподходящий момент. Это ощущение прошло, как только девушка отвела взгляд.
- Простите... Вы к нам... надолго? - осторожно осведомился Егор.
- Не знаю. Посмотрим, как вести себя будете, - совершенно сказала девушка-психоаналитик.
- Кто? - не понял Егор.
- Вы.
- Я?
- И вы тоже...
Она вдруг рассмеялась - без причины, если вдуматься, но Егор не вдумывался, не заметил, как его губы рас-тянулись в ответной улыбке.
- Я здесь ненадолго, - сказала девушка, став серьёзной. - Временно. Временный новый сотрудник - вот так!
- Оставайтесь, - попросил Егор.
- Ни за что на свете, - заявила девушка, для уверенности убрав волну волос за раковинку уха. Волосы были чёрными. Как крыло ворона.
- Оставайтесь, - повторил Егор.
- Не-а...
- Почему?
- Потому что вы женаты, а я не собираюсь выходить замуж.
- Откуда вам известно, что я женат?
От верблюда.
- А-а, - протянул Егор. Повисло молчание.
"Ей здесь проходу не дадут, - размышлял он. - Тот же Антон... Или перхотный Марочкин влюбится... Сего-дня же с кем-нибудь из наших в одной постели окажется - да хоть с Матвеичем!".
- А вы что заканчивали? - вдруг спросила девушка.
- У вас моё личное дело на столе лежит, - напомнил Егор.
- А я только картинки посмотрела, - признала она. - Пишут обычно таким сухим языком... Вам никогда не хо-телось, чтобы всякие личные дела были написаны стихами?
- Хотелось, - не раздумывая, ответил Егор.
Девушка медленно подалась назад, на спинку стула. Угол освещения переменился. Новая сотрудница была до того миниатюрна, что теперь казалось, будто от стола её отделяет не менее километра.
- Вы сейчас солгали, - просто сказала девушка.
- Ага, - отвлечённо произнёс Егор. Только сейчас он заметил, что её больше глаза разного цвета: один - серый, другой - зелёный...
Здравствуй, Настенька.
Безумно рад встретиться с тобою вновь...
Проблема в большей степени могла заинтересовать штатного психоаналитика, в меньшей - обсуждалась пер-соналом "Соляриса". Во главу угла, темой номер один всегда будет стоять вот это: кто с кем трахается. Жизнь мало похожа на рассказ. Как трахаются - это бестолково и ограниченно, качество сексуальных контактов не при-влекает столько внимания, сколько разнообразие в выборе партнёров. Считают обычно до десяти, а далее, как первобытные люди: много.
Женщин у Егора было много. И все они появились только после того, как он женился; даже после того как ро-дился Пашка - они всё равно продолжали появляться, подобно изображениям на кусках фотобумаги, по забывчи-вости оставленные в ванночках с проявителем. Некоторых Егор извлекал вновь, некоторые оставались, разъедае-мые до беспомощного и безвозвратно чёрного состояния. Позже, вспоминая о них, засвеченных, Егор думал, что всё равно они достаются кому-то ещё, уже после него. Это было похоже на картинку из учебника по физике, где окружности хитроумной графикой были замаскированы до состояния спирали, но всё равно ведь - окружности...
- Спираль поставь, - сказал Егор.
- А со СПИДом как быть? - отозвалась Лена.
- С семейными только трахайся. Они не болеют.
- Да? А СПИД не лечится.
- Не лечится только глупость, - вздохнув, заметил Егор, и наклонился назад, упал на постель, задрав голову, и вот так смотрел на Лену, вверх ногами: нагую, им использованную, теперь уже окончательно набравшуюся при-знаками зрелой молодой шлюхи. Девушка хихикнула, на миг спрятала лицо в подушку, принялась тащить на себя одеяло, чтобы прикрыть обнажённую грудь. Дурачась, Егор не отпускал одеяло, прижал его локтем к корпусу; как отпустил, девушка перевернулась на спину, бесстыдно выставив соски грудей к потрескавшемуся потолку.
- Зачем ты это сделала? - спросил он. - Деньги нужны?
- Деньги у меня есть. Я не проститутка, - обиженно пробурчала она из-под подушки.
- Правильно, ты не проститутка, ты - дура...
- Сам ты дурак!
Авторов учебников по семейной психологии всё это могло интересовать по следующей причине: вот есть одна женщина, называется "жена", и вот есть другие десять - вся их особенность это то, что они не похожи на первую, на жену. Субъективный фактор Егора таился в родной крови: остальные десять не рожали от него детей. Фактор привязанности родной крови крепче любого каната, посильнее какого-то там полового влечения. Если женщина говорит, что ждет ребёнка, она преследует одну из двух диаметрально противоположных целей: или удержать мужчину, или отпугнуть раз и навсегда. Или она действительно ждёт ребёнка. Для многих женщин беременность - единственный период, когда она может самостоятельно принимать решения. Убедившись в отсутствии бере-менности Лены, Егор оглянулся, посмотрел, сколько глупостей он натворил за неполный рабочий день, - а она-то не явилась в поле его зрения со вздутым животом, сказала всего-навсего о задержке!
- Где мои трусы?
- В прихожей, под вешалкой.
- А куртка? Там сигареты...
- Вон, на спинке висит...
- Ты что, затащила меня сюда без трусов и в куртке? - удивился Егор.
- Ты, вообще, ошалевший какой-то был, - жалобно пропела она. - Как с цепи сорвался.
- Ещё пару таких "задержек", и я тебя, кажется, прибью, - пообещал ей Егор.
- Ой ой, грозный, как жук...
Отсутствие полового опыта до свадьбы - штука весьма опасная, непредсказуемая, готовая дать о себе знать в самый неподходящий момент. Теперь можно только сосчитать сколько раз в безвозвратном тинейджерстве, сол-нечной юности, выпадала возможность, - как джокер в долгой карточной игре, - а ничего не вышло, или у про-тивника была на руках специально подготовленная карта, или противника не существовало вовсе, и играл ты сам с собой. Егор смотрел на всё это с точки зрения, суженной эгоизмом и прагматизмом, и цинизмом, и мерканти-лизмом; в редкие минуты, представляя, как зажимает в тисках боли кисть своей руки, или бьёт себя током, он по-нимал, что главная боль всё равно достанется его жене, и он не в состоянии разделить её участи, поскольку...
Кстати, откуда появилась эта способность анализировать свои собственные поступки? Прежде за собой Егор подобного не замечал. Может к доктору обратиться? "Ну да, к психоаналитику", - усмехнулся он.
- Ирка завтра замуж выходит, - объявила Лена, вставляя в мочку уха серьгу.
- Завтра же среда...
- У неё муж на выходные уезжает куда-то, - Лена говорила, с усилием разбавляя завистливую интонацию без-различием. - Куда-то за границу. В Израиль, кажется...
- Он еврей, - без вопросительного знака произнес Егор.
- Бизнесмен. Магазин "Витязь" знаешь?
- Стройматериалы?
- Ну да. Его магазин.
Свадьба имеет все свойства зеркала, думал Егор. До неё можно честно скакать из койки в койку, остановить после выбор на одном человеке, назвать его любимым и единственным, и так далее, после неё остаётся одна... а если выбор остановлен в самом начале, то отражаться в семейной жизни нечему, и приходится отображать те объекты, которых просто не существует в природе, и таким незатейливым образом изменить законы метафизики. Поразительно, Егор создавал свою активную добрачную половую жизнь уже после свадьбы; вот-вот должны бы-ли зазвучать издевательские аплодисменты, вместо этого Егор услышал:
- Покатаешь меня на машине?
Несколько секунд он смотрел в тёмные глаза с блёстками настойчивости, готовые разразиться бурею слёз, по-смотрел на большой, щедро украшенный помадой рот, способный в любой момент извергнуть невиданные книж-ными полками ругательствами, а у Егора не было даже эрекции, чтобы избежать всего этого.
- Я без автомобиля, - обронил он...
...Весь день пасмурность не намеревалась переходить в дождь, даже мелкий. Относительно погоды Егор рас-переживался ближе к вечеру, но улицы города остались неправильно сухими - неправильно, потому что всё же осень. С поразительной гибкостью Пашка, сидя на корточках, мог изворачиваться как угодно, мог даже посмот-реть на отца из-под своего локтя, но у трамвайных рельс, впаянных в пустынную мостовую он замер в ожидании, с подозрением глядел в потемневший от времени металл, и, исчерпав запас своего терпения, посмотрел на отца, стоявшего рядом.
- Пап, где же трамвайка? Почему трамвайка не едет?
- Это старая ветка, - объяснил Егор. - Они здесь давно не ходят...
- Ветка? - озадачился мальчик.
- Линия.
- Пап, здесь две линии...
- А трамвай один.
- Точно! - воскликнул Пашка,
в изумлении выпрямившись, удержался на ногах с отцовской помощью. "Интересно, кто его научил считать до двух?" - подумал Егор.
- Один трамвай! По двум рельсам! Пап, а рельс может быть вот столько больше? - мальчик выставил все свои пальцы, подумав, большой на правой руке всё-таки загнул.
- Может, - кивнул Егор.
- А где?
- В депо.
- Покажешь?
- В другой раз.
- А сегодня ты опять сбежишь?
У него немного другой оттенок волос, думал Егор, говорят, это может со временем измениться, но мне доста-точно того, что сейчас у него волосы почти такого же цвета, как и у меня...
- Когда это я сбегал? - поинтересовался он.
- Всегда, - без раздумий и припоминаний ответил Пашка. - Меня наверх самого отправляешь, со мной не под-нимаешься, а мама потом говорит: "Опять сбежал"... И вздыхает...
Нет, самая главная и сильная боль достанется отнюдь не жене, думал Егор, крайним получится Пашка. Если сейчас пятилетний, он только лишь пользуется цитатами, потому будет хуже. Это тоже игнорируют учебники семейной психологии, потому что - пройденный этап, не классика, и не банальность, что-то среднее...
- Павел, папа не хочет думать, - объявил Егор, и устроился на лавочке в парке, сунув руки в карманы куртки. Его сын с готовностью принял игру, забрался рядом, сопя и кряхтя, нисколько не опасаясь за чистоту и целост-ность одежды. Навалившись на отца, Пашка прокричал Егору на ухо:
ЗАЙКУ БРОСИЛ ХОЗЯЙКА,
ПОД ДОЖДЁМ ОСТАЛСЯ ЗАЙКА,
СО СКАМЕЙКИ СЛЕЗТЬ НЕ СМОГ,
ВЕСЬ ДО НИТОЧКИ ПРОМОК...
Замолчав, мальчик отнюдь не сделался бесшумным, продолжал обнимать Егора за шею, дышал тяжело, декла-рирование детсадовского блокбастера отняло у него уйму сил, и теперь его не хватит даже на то, чтобы соскочить с лавки обратно на тротуар. Егор почувствовал вот тот самый приступ отцовской любви, когда объём оглушает, даёшь себе обещание сделать для сына всё-всё-всё, а через некоторое время понимаешь, что в действительности сделать ничего не можешь. Пашка спросит: "Пап, а ты маму не любишь, - а за что?.." - и рассыплется хрупкий хрустальный мир, он и так разрушается, постепенно, только потому, что ребёнок не задал своего вопроса, но имеет полное право спрашивать обо всём на свете...
В пять лет Пашку весь свет уже не интересовал. Его интересовали папа & мама. Вернее то, что между ними происходило, когда, невзирая на правила хорошего тона, дома царит вакуум, извлечённый из учебника семейной психологии.
Обняв сына, Егор облокотился на спинку скамейки. Так они и замерли, Егор - сидя, Пашка - стоя на лавке, словно в ожидании вечернего фотографа.
Часы показывали девятнадцать тридцать две.
Ирина Башкирова, татарская красавица, смуглокожая, с шлюшными зелёными глазками, выходила замуж за директора строительного магазина "Витязь". Кто, из собравшихся у Загса был женихом, Егор так и не понял. Ленку увидел сразу, в её лучшем платье, лучших туфлях, лучших украшениях, но без сопровождения в лице сво-его любимого и единственного - лучшего. Лена приходилась невесте близкой подругой, с раннего детства, и, как и все близкие подруги, была завистницей номер один - взаимно, как нетрудно догадаться.
Невеста блистала порочной красотой в скопированном со вчерашнего пасмурном дне. Роскошное платье, от-крытые плечи, декольте на спине, издевательская фата - ах, Ирина, вы хотя бы сейчас, на пороге семейной жизни хоть чуточку старались бы выглядеть невинной, перестали бы так усиленно раздаривать белозубые улыбки муж-ской половине на стороне "гостей невесты". Кажется, подобным образом Ира расставалась со свободной девичь-ей жизнью...
- ... В школе я всерьёз увлекался пиротехникой, только не знал, как это называется, - рассказывал Егор, лёжа на заднем сидении джипа. - Взрывал, что взрывалось, что не взрывалось, - делал взрываемым и взрывал. Один раз решил с друзьями-одноклассниками школу на воздух поднять, достала учёба чёртова... В шестом классе, представляешь?
- Не представляю, - хмуро отозвался с водительского сидения Иван, коренастый бритоголовый мужик с татуи-ровкой на затылке.
- Точку выбрали, пушку собрали, как в кино про Петра первого, - продолжал Егор. - В назначенный день при-ступили к действиям... - Он вздохнул. - Осечка вышла...
- Да ну? - с сомнением произнёс Иван.
- Ага. А второго случая не выпало. Влюбляться начали, другие проблемы появились.
- Калибр мы неправильно выбрали, - вдруг пробасил Иван. - Трубку поменьше нужно было взять. Сейчас дру-гую школу строили бы...
- А ты с нами разве был тогда? - Егор приподнялся от удивления.
- А то. Долго нам тут ещё торчать? Кабаны эти строительные уже глазами нехорошими зыркают...
Глубоко вздохнув, Егор перевернулся на живот, нацепил бейсболку козырьком назад. Гости и брачующиеся сгорали в ожидании, для осени было довольно душновато. Родители невесты выглядели слишком ухоженно и наряжено, можно было догадаться: финансирование со стороны жениха достигло и их в том числе.
- Чего ждём? - спросил Иван.
- Взрывов, - ответил Иван.
- Калибр сейчас хоть тот?
- Не знаю, не я собирал. В таких вопросах с того случая предпочитаю услугами профессионалов.
- И что взорвем? ЗАГС?
- Смотри, - Егор развернул карту из папиросной бумаги, поднёс к глазам бывшего одноклассника. - Сперва рванёт вот здесь...
Егор ткнул пальцем в фонарный столб, на схеме смотревшийся памятником архитектуры. В ответ на его слова в реальном отображении топографической карты раздался аккуратный вертикальный взрыв, поднявший в воздух листья и мусор. В стаде ожидающих послышался женский визг; мужчины зароптали.
- ...Теперь здесь...
Фейерверком разрядился мусорный бак. Автомобили у дворца разродились широкоплечими охранниками, они растерянно обводили взглядами окрестности, ожидая покушения на строительного магната.
- Теперь вот здесь шесть раз подряд... Или семь. Заводи тачку, подгоняй к ступенькам, - проговорил Егор, из-менившимся голосом.
- Да тебе чё, колпак сорвало?! - возмутился Иван. - На перья посадят!
- Давай, Ваня, давай, скоро взрывы кончатся...
В полный рост у дворца бракосочетаний стояли теперь даже нищие. На крыльцо вывалился отряд официаль-ных лиц во главе с женщиной, у которой на шее раскачивался чугунный герб родины. Взрывы продолжались. Дворец был окутан дымом и грохотом. Создавалось впечатление, будто вокруг разгоралась маленькая междо-усобная война.
По мере приближения к крыльцу Иван всё сильнее и сильнее вжимал голову в плечи, надеясь, очевидно, что так его машина будет более незаметной. Охранники и гости ждали чего угодно, - снайпера на крыше, вертолётно-го нападения, - но никак не ждали вливания в их паническую массу мрачного и бесшумного джипа. Резко рас-пахнув дверцу, Егор ушиб какого-то посаженого отца, или мать, выскочило как на пружине, обхватил благо-ухающую и испуганную невесту, втащил её в салон автомобиля.
Слева от крыльца взрывом подбросило скудную клумбу.
- Поехали, поехали! - закричал Егор.
Джип сорвался с места с такой внезапностью, что он не удержал украденную невесту в руках, и рухнул вместе с нею на пол. Ирина оказалась сверху.
- На перья, на перья, как пить дать, на перья посадят! - повторял Иван, выворачивая рулевое колесо.
- Кто вы такие? Что вы себе позволяете?! - ожила невеста.
- Куда ехать-то? - голосом смертельно больного человека вопросил Иван.
- Куда-нибудь, только быстро, быстро, быстро, быстро!
- Уберите руки! Кто вы такой?! Вы знаете кого вы похитили?! Это ошибка!
- Мать его, здесь "кирпич"!
- Едь на "кирпич"!
- Егор, это ты?!
- Купи себе цветы!
Перевернувшись лицом вверх, Ирина убрала фату, засмеялась заливистым истерическим смехом - тем самым смехом, который Егор ненавидел.
- И твой самый любимый мужчина на свете, - сказал он, уже немного жалея о взрывах и похищении.
- Гадина, подонок, ты мне свадьбу сорвал! - вскричала девушка и наградила его слабой неубедительной пощё-чиной.