Внизу наш дом - второй вариант
Журнал "Самиздат":
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь]
[Ridero]
|
|
|
|
Аннотация:
Попаданец в самого себя из 2010 в 1934 г. Летчик, фронтовик, авиаинженер. 22.09.15 добавлены главы 70, 71, 72. Завершено.
|
Внизу наш дом
Глава 1. Всплеск памяти
Все когда-нибудь возвращались в прошлое. Во снах или грёзах. Или, перебирая в памяти дела минувших дней. Дело обычное. Но со мной это произошло иначе.
Лето. Не просто лето, а жуткое пекло. Хотя на календаре пока весна. В тени явно за тридцать с хорошим гаком. Пыльный, но тенистый переулок, в который свернул с мощенной Пироговской, вывел меня к кассам первого класса железнодорожного вокзала. Пройдя через здание, я вышел к трамвайному павильону, чтобы сесть на трамвай, который довезет меня до цели моей поездки. По Водопроводной, в тени пятнистых платанов тащился старый, еще "бельгийский" трамвай. Со стороны солнца он был занавешен парусиной. Даже на небольших поворотах визжал и ныл тормоз. Медленно проползали назад ограда христианского кладбища с одной стороны и тюремный замок с другой. Остановка. Всеобщее внимание пассажиров привлекла будка квасника. Это - рундук под двускатной крышей на двух столбиках. Снаружи он выкрашен зеленой масляной краской, а внутри - такой же густой и блестящей - белой.
Развернувшись к пассажирам, ватман (так в Одессе называли водителей трамваев) устало произнес:
- Ну так шо, квас пьем?
Отвечая вопросом на вопрос дородная женщина, энергично обмахиваясь веером, ответила, при этом упорно смотря на улицу:
- Ви таки хотите привезти на конечную не живых людей а вяленое мясо! Будьте так любезны, принесите даме большой стакан!
То, что вокруг - реальность, я понял отчетливо, потому, что сон вылезает из подсознания, из тех дебрей, в которых разум недавно блуждал наяву. В мои-то годы понимаешь это ясно. А тут - взрывная импровизация на тему давным-давно забытого случая. Мне наступили на ногу. Сделала это очень красивая девушка старше меня считанными годами. Кыз-бала - говорят про таких на востоке. Чуть-чуть взрослее, чем совсем девочка, хотя всё женское уже при ней.
Так вот - я сразу вспомнил и её, и каблук её ботинка, потому что довольно долго был в неё влюблён. И только смерть разделила нас. Не супругами мы были, не любовниками, а хорошими товарищами. Разве что я сох по ней. Но, как же это было давно!
Вместо того чтобы шумно возмутиться, я охнул, посмотрев на предмет своих будущих воздыханий незамутнённым страстью взглядом. Ума не приложу, что он выражал. Каблучок ботиночка - это вам не шуточки. Больно! Но я сдержал то, что от всего сердца хотел высказать, и только поморщился. В прошлый раз, лет восемьдесят тому назад, крепко ругнулся и приготовился дать ей леща, но остановился. А сейчас даже рта не раскрыл. Произошло это не из-за всплеска понимания, что произойдёт с нами в будущем, а из-за тонкого аромата касторового масла, исходившего от неё.
Назвать этот запах столь возвышенно способен только тот, кто в прошлом всласть поковырялся в моторе "Рон" с вращающимися цилиндрами. Про это сейчас мало кто помнит, но на самолёте У-1 был установлен именно такой. И им, этим самым мотором, от неё уловимо веяло - авиационным двигателем, окончательно и бесповоротно устаревшим к настоящему моменту.
Моему нынешнему настоящему.
Закончена высадка из вагона на слегка расширенную в этом месте насыпь трамвайных путей, и мы шагаем в сторону построек аэроклуба. Год на дворе одна тысяча девятьсот тридцать четвёртый, мне одиннадцать лет и я сегодня сбежал из детдома. Не насовсем сбежал - посмотрю на самолёты и вернусь обратно, за что обязательно буду наказан.
Только всё не так просто. На самом деле мне восемьдесят семь лет - я дожил до две тысячи десятого года. Хотя, уверен, что здесь и сейчас находится не тот состарившийся ветеран, а уже немаленький мальчик, полный энергии, задора и любопытства. В сей момент неожиданно понявший, что знает ответы на все вопросы... ну да, личность человека это его память. Эта память и возникла внезапно в голове воспитанника детского дома - сорванца, забияки, но в целом, не такого уж плохого паренька. Меня. Александра Субботина.
Прикольно, знаете ли, поглядывать на покачивающиеся бёдра идущей впереди Шурочки и знать наперёд всё, что произойдёт с нею в будущем. Через три года я в неё влюблюсь и, чтобы казаться взрослее, сразу вступлю в комсомол. А ей тогда как раз стукнет восемнадцать... или девятнадцать. Она выйдет замуж за Саню Батаева - мне, четырнадцатилетнему тайному воздыхателю не на что надеяться рядом таким красавцем. Он погибнет в сорок втором на штурмовике от зенитного снаряда. А в сорок третьем фоккер очередью из пушек развалит прямо в воздухе истребитель Шурочки.
Ну а я буду участвовать в Берлинской операции уже на Пешке, на которую пересяду со штурмовика после очередного ранения. Хотя начну воевать истребителем. Знаете, сбивали меня много раз, но исключительно зенитки - я был очень хорошим пилотом. Только... задачи нам ставили подчас убийственные. Чайку-то мою тоже срезали во время штурмовки переправы.
И всё это я знаю и о своём будущем и об этой пятнадцатилетней девчонке в день знакомства, любуясь на её грацию и изящество взглядом отца троих детей и деда семи внуков. В подсчёте правнуков могу ошибиться - много их у меня. Хотя, нет - это только в воспоминаниях, а на самом деле - всё ещё впереди.
Итак, появившаяся память о будущем, это довольно интересно. Вот сейчас я впервые в жизни появлюсь в аэроклубе, зная по именам добрую половину учлётов и поголовно - весь технический персонал - среди них я "вращался" довольно долго, ожидая, когда подрасту настолько, что меня допустят до полётов. Сейчас повторить предыдущий вариант будет очень сложно чисто психологически. Впрочем, в том, произошедшем (по моему внутреннему календарю семьдесят шесть лет тому назад) случае я обругал Шурочку, когда она сегодня наступила мне на бутс. Путаюсь... Я..., не я...? Тогда..., сейчас...? Сложно правильно выразиться, когда давно прошедшее снова стало реальностью.
- Тебя как зовут, мальчик? - девушка обернулась и посмотрела на меня рядом с невидимой границей, отделяющий остальной мир от волшебного места - аэродрома. Видимо, почувствовав спиной мой взгляд.
- Шурик, - ответил я, дурацки улыбаясь.
- Тёзка, значит, - она, как всегда, не поддалась на моё обаяние и смотрела хмуро. - И чего это ты так на меня уставился?
- Ты красивая, - отозвался я, ничуть не смущаясь. - На тебя приятно смотреть. Взгляд просто сам притягивается - ничего прекраснее не видел, - добавил я стандартный комплимент. Внутренне-то я не мальчик, и разговаривать с представительницей прекрасной половины человечества о разных там "отношениях" мне не впервой.
Она сурово нахмурилась, видимо готовясь устроить взбучку малолетнему ловеласу, но вдруг переменила намерение.
- Если не струсишь, покажу тебе сегодня кое-что получше. Ты ведь приперся сюда, чтобы смотреть на самолётики и пускать слюни от того, что ужасно хочешь полетать?
Я кивнул.
- Прокачу тебя за то, что ты не ругачий. Мне сегодня ушку облётывать после ремонта. Вот и сядешь в переднюю кабину для центровки. Только, чур, не визжать.
- Рта не раскрою, - согласился я солидно. И удивился нежданному намерению этой строгой во всех отношениях девушки грубо нарушить правила, и без того нарушаемые тем, что руководство аэроклуба выпускает её - малолетку - в самостоятельные полёты. Неужели простой комплимент растопил чувствительное девичье сердечко?
Техники выкатывали из просторного сарая деревянно-тряпочный биплан с торчащей вперёд противокапотажной лыжей. Машина эта устарела несколько лет тому назад, когда на смену ей пришли знаменитые У-2. Но кое-где ещё сохранились и эти старички - летают, благодаря заботливым рукам техников, и вёдрами пожирают масло - такое уж у них свойство оттого, что моторы построены по схеме с вращающимися цилиндрами.
Спустя несколько минут я устроен и пристёгнут в передней кабине. Голова моя помещена в кожаный шлем, из которого назад тянется резиновый шланг. Упругий поток воздуха, отбрасываемый винтом, пытается забраться мне в рот и надуть щёки, как только голова выставляется из пределов "тени" прозрачного щитка - не могу припомнить, сколько лет не сидел в открытой кабине летательного аппарата.
Рулёжка завершена, прошёл обмен жестами с руководителем полётами, отчетливо виден разрешающий взмах флажка, и машина разгоняется. Шурочка аккуратно взлетает и выполняет "коробочку" - четыре прямых отрезка, соединённых плавными виражами. Маршрут наш проходит почти в точности по границе лётного поля.
Малолетка, ведущая машину, если серьёзно, лучший лётчик из всех, кто есть здесь и сейчас, просто очень скромная и аккуратная, к тому же - не выпендривается лишний раз, вот и считается просто нормальным ответственным курсантом - ей доверяют, словно инструктору. Но по малолетству никакого документа выдать не могут - как бы не замечают её молодости и даже иногда нарочно отворачиваются - кадров реально не хватает, что при техобслуживании самолётов, что при "вывозе" новичков.
В памяти меня прошлого... э-э... будущего... тьфу, запутался. Короче, сам я не летал годиков пятнадцать, но перед этим лет шестьдесят с гаком уверенно поднимал в воздух поршневые машины самых разных типов. Последнее время, созданные собственными руками. Это уже когда совсем старым стал - тогда и перестал резвиться в эфире. Простите за патетику. Другим любителям-самодельщикам помогал. Больше расчётами или советом, чем руками или примером.
Но сейчас, располагая сильным юным телом, невольно "придерживал" и ручку, и педали, изо всех сил стараясь делать это настолько легко, чтобы пилотесса не заметила моего "участия". Дудки! Шурочка - исключительно чуткое существо. И ещё она совсем не ругачая. Нет, спуску не даст, но сделает внушение без скандала. То есть - сразу в тыкву.
- Курсант, возьмите управление, - это прозвучало прямо в мой коротко стриженый затылок.
Вообще-то у меня пока коротковаты конечности. Не фатально, но изрядно неудобно. Особенно с педалями. Тем не менее, я вцепляюсь в ручку и начинаю "пробовать" машину на вкус - на У-1 я ни разу не летал. Пока вырос, они уже полностью выработали свои возможности и были сданы на утиль. Поэтому подробного знакомства с новой для меня техникой никак не избежать - скольжения, крены, лёгкие плоские повороты - надо прочувствовать планер.
Маневрируя, слышу, что Шурочка тоже легонько "сопровождает" органы управления, но не вмешивается, поскольку ничего опасного я не предпринимаю. Наконец - всё в порядке. Слился я разумом и телом с этой этажеркой. Совершил "коробочку" у аэродрома, закладывая аккуратные виражи, вышел в створ полосы и мягонько, точно по наставлению, приземлился.
Никто мне после этого ничего не сказал. Да и не видно было со стороны, что это я пилотировал, а не Шурочка. Даже "покатавшая" меня лётчица вела себя так, как будто пацаны, умеющие пилотировать, каждый день десятками являются на это лётное поле, построенное и оборудованное талантливым предпринимателем Артуром Антоновичем Анатрой, и выстроившись в очередь, ждут, когда кто-нибудь наступит им на лапоть, а потом даст полетать, чтобы загладить свою вину.
После посадки Шурочка снова взяла управление на себя, уверенно подрулила к ангару, возле которого нас дожидался механик, и заглушила двигатель.
Не дав нам спустится на землю, техник поинтересовался:
- Как аппарат?
- Да шоб его гепнуло - один цилиндр через раз пропускает.
Механик сразу принялся снимать капот, Шурочка быстро куда-то упорхнула, а я остался - не пришлось мне в той жизни покопаться в этом агрегате. Заглядывая через плечо механика, я сообразил, в чем проблема и как её устранить, хотя система с вращающимися цилиндрами - вещь своеобразная. Но - странное дело - объёмное воображение, на которое я и раньше не жаловался, быстро вывернуло старую знакомую картинку.
- Вот тут, дяденька, - ткнул я пальцем в подозрительное место.
- Думаешь? - механик полез туда, куда я указал, тонким щупом. - Думаешь, - на этот раз слова его прозвучали утвердительно.
Без последствий произошедшее не осталось.
Начальник аэроклуба застал меня за подачей ключей механику, перебирающему снятый с "аппарата" движок.
- Что тут у тебя Феофилактыч?
- Что, что... опять масла накидало во все щели. Прикажите выдать новый двигун со склада! Этот уже не жилец - сработался к трём иерархам.
- Как ты смог это определить?
Феофилактыч зыркнул на меня, утер рукавом пот на лице и нехотя выдавил из себя:
- Не я это, вон малец подсказал.
- Он? - не поверил начальник.
- Он, он! - подтвердил механик - если бы не пацан, я бы до вечера ковырялся, и не факт что нашел бы, откуда пробивает.
- И откуда ты такой головастый взялся?
- Детдомовский я.
- Сбежал?
- Только посмотреть...
- Окончишь школу, получишь аттестат - тогда и приходи к нам, - сказал он дружелюбно. - Где летать-то выучился?
- Само получилось, - потупил я смущённый взор. - Почувствовал машину.
Наш разговор прервал недовольный жест механика, протянувшего руку, в которую я и вложил отвёртку.
- Так, Феофилактыч! Будет этот мотор работать?
- Я тебе не гадалка, чтобы давать точные ответы. Поэтому отвечаю ответственно - поймай себе рыбу и крути ей голову. А мне давай новый мотор.
- Этот последний был. Так что - списываем?
Мы с механиком синхронно кивнули.
Глава 2. И как мне с этим жить?
Возвращение в детский дом прошло штатно - я получил знатный нагоняй за позднюю явку. Выслушал упрёки и, посмотрев честным взором в глаза директора, ответственно заявил, что больше так не буду. То есть, что обязательно отпрошусь в следующий раз, когда соберусь на аэродром, и не заставлю его так волноваться. А потом поделился с ним заветной мечтой - стать лётчиком и построить самый замечательный самолёт на свете. Меня таким способом обычно "подкупал" младший внук - метод верный. Так что "настоящего" наказания не последовало. От директора. Покарал меня собственный желудок.
Кто рос не в семье, а в учреждении с режимом, знает, как хочется есть в те моменты, когда завтрак уже закончился, а обед даже не думает наступать, и нет никакой возможности "перехватить" на ходу из стоящего в кухне холодильника или из буфета, куда заботливая бабушка положила пирожки. А в этот день я пропустил и обед, и ужин, о чем и напоминали мне до самого завтрака истосковавшиеся по белкам, жирам и углеводам внутренности. Кишка кишке барабанит по башке - вот, как это называется.
***
- Ты, Шурка, чего это галстук не повязал? Арон же тебе все печёнки проест, - напомнил мне смутно знакомый паренёк. Увы, память не сохранила его имени, хоть и спал он от меня всего через одну койку.
- Это у него мозги заклинило после фитиля за вчерашнее опоздание, - гыгыкнул Вовка Батун.
- Спасибо, что подсказал, - ответил я, забираясь под кровать, где в фанерном чемоданчике хранились мои вещи. А, когда выбрался обратно с треугольным кусочком кумача, встретил устремлённые на меня взгляды.
- И чего это мы вдруг стали такими вежливыми? - ехидно спросил Злыдень - прыщавый длинный парень годом или двумя старше.
- Обещал директору, - пожал я плечами. - А то он так ругался...
По дороге в школу я с интересом слушал разговоры товарищей. В основном они крутились вокруг всё той же темы - еды. Вернее, способов разжиться чем-нибудь съестным сверх обычного рациона. Обсуждались возможности умыкнуть несколько картофелин с товарной станции или слямзить что-нибудь с прилавка на рынке. Меня эти темы не увлекли, так что отмалчивался или с согласным видом кивал, ни на что, впрочем, не подписываясь. Как выяснилось, проблемы сверстников мне стали неинтересны.
На уроках я старался себя не проявлять. Не всё из школьного материала помнилось одинаково хорошо, но, в основном, в "науках" я ориентировался нормально и никаких затруднений не испытывал. Да и наук-то тех было совсем немного - в начальных классах программа несложная, и настоящих предметов пока нет. Чтение, письмо, арифметика. А остальное - беллетристика.
На обратном пути меня мучила мысль о том, что просиживать штаны за партой ближайшие несколько лет будет необыкновенно скучно. Да и продолжать жить в детском доме - не самая лучшая перспектива. Хотя, податься-то больше некуда. Не примут меня на работу с серьёзным заработком, потому что возраст несолидный. Вот, если бы удалось избавиться хотя бы от школы...!
А что? Мне сейчас не так уж трудно ответить на большинство вопросов, которые способны задать преподаватели. Кое в чём и сам могу рассказать им что-то новое. Конечно, всех аспектов школьной программы я уже не помню, но учебники от меня никто не прячет. А хорошо организованная память взрослого человека, имеющего инженерный склад ума уж, надеюсь, меня не подведёт. Так что вопрос о завершении школьного образования экстерном представляется мне вполне решаемым - ну не просиживать же штаны за партой ещё семь лет, изнывая от скуки и выводя учителей из себя разными дурацкими выходками.
Опять же, драться с пацанами по поводам, которых сейчас совершенно не могу припомнить - глупо. Хотя, Ваську Клюкина вздуть просто необходимо за то, что сплюнул мне на бутс... нет, воздержусь, хотя точно знаю, что он специально. Васька, кстати, тоже воевал и вернулся с фронта без левой ступни - служил он в артиллерии. Не стану его лупить, потому что уважаю, пусть даже за то, чего он ещё не совершил. Займусь, лучше, настоящим делом.
С чего его начать? Конечно с разговоров с предметниками. Не за жизнь с ними балаболить, а про преподаваемые дисциплины. И к каждому такому "рауту" необходимо хорошенько полистать буквари за будущие классы, за те, сидеть в которых мне ни капельки не хочется.
Проще всего было с математиком. Он "спёкся" на пятом варианте доказательства теоремы Пифагора. Откуда я их столько знаю? Старший внук услышал где-то про то, что известно около двадцати пяти способов подтвердить равенство суммы квадратов катетов квадрату гипотенузы. Я показал ему второй - в его годы в школе преподавали не тот приём, которому учили меня. А потом мы с ним хорошо поковырялись в библиотеках и разыскали ещё несколько таких, что не требуют знания высшей математики.
Решение квадратичных и кубических уравнений этого старого сморчка почему-то ни в чём не убедило, а в зоне стереометрии он вообще ограничился выслушиванием нескольких определений, после чего заявил:
- Вам, юноша, я бы с удовольствием выдал аттестат, но посмотрим, что скажут другие учителя.
С физиком я почти поссорился из-за разногласий относительно взглядов на строение вещества. Нет, ничего принципиального, на мой вкус. Но, когда я уверенно рассказал ему устройство атомного ядра, он нахмурился и буркнул:
- Довольно фантазировать, - на минуту призадумался, потом добавил: - Впрочем, курс вы знаете на отлично. Что же касается смелости, с которой вы рассуждаете о радиоактивном распаде, то это, скорее говорит о том, что чтение последних научных публикаций не повергает в уныние столь юный разум.
С химичкой мы легко обо всём договорились потому, что сама она предмет знала слабовато и вообще не любила. Ей оказалось достаточно того, что отвечая на вопросы, я вещал долго и уверенно. С литераторшей мы просто обстоятельно поговорили. О Пушкине, конечно. О Лермонтове. Я откровенно сознался, что у Толстого мне нравятся только его короткие произведения. Ещё помянули Беляева. Добрая женщина, узнав, что третьеклассник дерзнул сдать экстерном все предметы за десятилетку, прониклась ко мне искренним сочувствием. Тем более что Маяковский ей тоже не очень нравился, а о Блоке и Есенине мы в два счёта сблизили позиции. Фет, Тютчев, Некрасов, Крылов... я многое читал, когда учились дети. Да и с внуком иногда спорил, отчего перечитывал вещи из школьной программы. Поэтому в отношении Чехова и Куприна согласились - эти писатели насочиняли кучу просто замечательных вещей. А "Куст сирени" она, оказывается, не прочитала. "Пять, Субботин", - приговорила она. И пригласила захаживать к ней поболтать об интересных книгах. Уловила книгочея со сложившимся вкусом, отчасти совпадающим с её, и только предупредила, что не обо всех интересных авторах следует упоминать в разговорах с другими людьми - Куприна и Есенина сейчас не все жалуют.
Так потихонечку я за конец апреля и май месяц "выхлопотал" себе совершенно честный аттестат зрелости. Не понял только, отчего преподаватели школы столь единодушно согласились со мной расстаться - я ведь немало досаждал им раньше. Или именно в силу этой самой причины? Чтобы избавиться поскорее от проказника и драчуна? Хотя, перерывая учебники за все годы и назад и вперёд, чтобы освежить в памяти давным-давно пройденное, я был тише воды, ниже травы.
Есть у меня и другая версия - как раз в этот период вышло постановление об упорядочении всеобщего образования, в котором не только разделили школу на начальную, среднюю и неполную среднюю, но и потребовали от директоров этих учебных заведений наличия профильного образования. Похоже, под кем-то зашаталось кресло. И в этот момент одиннадцатилетний мальчуган успешно сдаёт экстерном за десятилетку - отличный повод для составления победной реляции о том, как преподавательский коллектив под мудрым руководством партии добивается невиданных успехов на почве народного образования. Думаю, мне крепко подыграли.
***
Итак, от школы я избавился. Свобода! И чем заняться? Куда податься мальчишке, с которым никто не станет разговаривать всерьёз? А в детском доме есть крыша над головой, кормят, одевают. Я помаялся пару дней бездельем, а потом принялся ремонтировать мебель и разные другие вещи.
Дети всегда всё ломают. Поэтому дверные ручки, петли или ножки от табуреток отлетают часто. Случаются поломки и с водопроводными кранами, и стёкла из рам вылетают. Да всё, что угодно. Вот устранением такого рода неприятностей я и занялся. За долгую прошлую жизнь, с чем только дела не имел! А уж ремонтов дома сделал столько, что и не перечесть. Наш завхоз поделился со мной инструментом и стал покупать то гвозди, то шурупы, то даже расщедрился на хороший коловорот. Пол в коридоре перед кухней мы перестилали втроём - директор помогал потому, что остальной персонал - сплошные женщины.
Словом, отношения с самыми влиятельными сотрудниками у меня наладились доверительные, можно сказать - деловые. Я, если отправлялся в аэроклуб, просто ставил их в известность, а на кухне мне за это оставляли малую толику еды. Ключ от храма чревоугодия появился в моём кармане после ремонта кое-какой утвари, да и возможность получить из рук стряпухи внеочередную горбушку, когда засосёт под ложечкой, дорогого стоила.
Все эти "плюшки" были заработаны очень быстро, буквально за пару недель, но это не принесло мне особого удовлетворения - мелкие житейские удобства не могли в моих глазах устранить главную проблему - отношения со сверстниками стремительно охлаждались. Не то, чтобы из-за зависти к привилегированному положению, а исключительно в силу несовпадения интересов. Я выслушивал то, о чем разговаривали пацаны и, или кивал, или пожимал плечами. Разница в годах - я про возраст разума - давала о себе знать со страшной силой.
Была ещё одна возможность заработать не мелкие привилегии местного масштаба, а реальные деньги - вести авиамодельный кружок. Но это становилось актуальным только к началу осени, а в начале лета, когда ученики разбежались на каникулы и разъехались по лагерям, говорить на подобную тему было рановато. Да и само дело увлекало меня не особенно сильно. Опять же - а как я объясню кому-то, что хорошо разбираюсь в вопросе? Я ведь просто мальчишка, если говорить о впечатлении от моей внешности.
Мысль о том, как поступить, пришла ко мне постепенно. То есть, сначала зародилась где-то в глубине сознания, а потом быстро и уверенно окрепла. Взяв с собой документ о законченном среднем образовании, я приехал с ним на аэродром, и явился к начальнику аэроклуба.
- Хочешь работать у нас? Но ведь ты ещё ребёнок! Боюсь, если я тебя оформлю по всем правилам, меня неправильно поймут. Знаешь, как могут отнестись к эксплуатации детского труда? - вот, что я услышал в ответ на своё искренне предложение.
- Возьмите на неполную ставку, на сокращённый рабочий день. Оформите учеником, - мгновенно пошёл я на попятную, резко "урезав осетра". - А то, можете вообще денег не платить - вроде как я тут случайно зашёл и что-то сам по себе делаю.
- Нет! Так тоже не пойдёт - учреждение у нас серьёзное, и определённые органы обращают внимание на здешние дела. А их обманывать не стоит. Хотя, в мастерских ты народу понравился. Говорят, что толковый. А аттестат что? Честный? Не подделка?
- Честный. Без обмана. Можете сами меня проверить.
- Ну, тогда объясни мне, какая сила держит самолёт в воздухе? Выпускник средней школы должен в этом разбираться.
Я внутренне радостно потёр руки и подошел к висящей тут же в кабинете доске. Взял мелок и... остановил меня начальник только через час, когда выписываемые формулы стали чересчур громоздкими.
- Короче, Субботин, зайди ко мне через неделю. А пока загляни к мотористам - у них там какие-то неполадки с магнето, может, ты чего подскажешь.
С магнето я, конечно, разобрался. В нём, если ничего не случилось с бобиной, остаётся только наука о контактах. Мужики просто не сообразили, что провод оборвался внутри внешне целой изоляции.
Глава 3. Терзания продолжаются
Через неделю я получил должность ученика моториста и место в общежитии. Режим образовался довольно благоприятный - меня поставили на довольствие в аэроклубовской столовой, а общежитием назвали койку в казарме тут же. Хотя, напрасно я нарёк эту заставленную кроватями комнату казармой - особых строгостей здесь заведено не было. В просторной многоместной спальне ночевали и учлёты, и технический состав. Народ приезжал и уезжал в соответствии с графиками и планами нашего отделения Осоавиахима, на которые накладывались "перебои" с лётной погодой или с поставками горюче-смазочных материалов.
Так, чтобы взаправду летать - конечно, меня не допустили. Зато прокатиться с пилотом в пробном полёте после ремонта машины - это считалось в порядке вещей. Ну а уж "подержаться" за ручку ребята мне позволяли всегда. В общем, былое мастерство возвращалось, хотя, до фигур высшего пилотажа дело не доходило - я не был уверен в том, что моё юное тело способно с ними справиться. Его (тело) следовало, и подкормить, и натренировать. Турник, брусья, акробатика - я же помнил, какие моменты особенно важны, хоть для обеспечения высокой подвижности машины, хоть для уверенной ориентации.
Скажем, висение вниз головой на кольцах или турнике необходимо для тренировки сосудов головного мозга при работе в условиях самых неприятных перегрузок - отрицательных.
День мой был занят довольно плотно. Летняя пора, полёты идут интенсивно - работы много и всё время. Поскольку квалифицированных рабочих рук не хватает, то и рабочий день не имеет явно очерченных границ. От - когда понадобилось, до - пока всё не сделаешь. Трудился наравне с взрослыми, хотя и под присмотром. Первое время под присмотром, пока не заслужил доверия.
После лётных происшествий вообще всё сбивалось, а мы пахали, латая машины, которые в будущем станут ночным кошмаром фашистов. К У-2 у меня очень тёплое отношение - бывают такие удачные самолёты, которые на долгие годы способны пережить своего создателя и оставаться полезными после смены целых эпох в развитии авиации.
А тут ещё закопошилась под причёской одна мыслишка. Началось всё со списания вконец износившегося У-1, на мотор которого я положил глаз. А потом - и лапу. Начальник вообще-то приветствовал разного рода самодельное творчество, а желающих построить самолёт своими руками в это время хватало. Комсомол эту увлечённость поддерживал, даже некоторые средства где-то изыскивал для энтузиастов.
В общем, снял я со списанной машины старичка "Рона", сиденья, и много разных других полезных мелочей - не делать же своими руками в кустарных условиях ремонтной мастерской решительно всё! И призадумался - чего бы такого сотворить? Ведь моё увлечение авиацией до сих пор и не прошло... с одной стороны. И, с другой стороны, знаю я о ней столько, что и сам порой понять не могу, чего ещё хочу.
***
Так чего же я хочу? Поскольку детство моё не оставило в душе воспоминаний о событиях, которые хотелось бы снова пережить, то распрощался я с ним без особого сожаления. Все значительное, что запомнилось из прошлой жизни, происходило здесь, на лётном поле и ещё в небе, когда начал летать. Поэтому, задумавшись о собственных поступках, понял - я устремился туда, куда меня всегда тянуло. И теперь имею возможность точно так же, как и в тот раз, вырасти, закончить аэроклуб, на год или два раньше поступить в летное училище, выпуститься с отличием, лучше досрочно и даже попасть в кадровую часть. Возможно. Если меня примут в пятнадцать лет, то есть сущим цыплёнком. Военное училище - это, всё-таки, не аэроклуб. Там всё куда строже.
Однако, перспектива встретить начало войны на МиГе, а не вступить в неё в разгар отступления на "Чайке", стоит усилий, которые потребуются для её реализации. К тому же я знаю и технику противника, и его излюбленные тактические приёмы. Впрочем, могу и на "Ишачке" крепко насолить супостату, особенно, если мне достанется машина с пушечным вооружением. Были такие - помню. Они, правда, в пилотировании оказались довольно сложными. Даже сложнее, чем машины более ранних модификаций, но мне под силу.
Итак, насколько я сам себя понял, будущая Великая Отечественная для меня реальность. Реальность, которую хочется изменить. Сделать так, чтобы наши потери оказались меньше, а вред, нанесённый врагу - больше. Как это обеспечить в масштабе страны, я не знаю. Мой уровень компетенции никак не выше авиаполка. Стратегия - не мой удел. Да и не помню я в точности ни дат, ни количественного состава войск, участвовавших в тех или иных сражениях. Опять же пробиться на достаточно высокий руководящий пост в моём возрасте немыслимо. Да и организаторскими способностями не блещу - я себя неплохо знаю.
В тактике секу, в технике разбираюсь, могу обосновать необходимость принятия или не принятия некоторых известных из истории решений, при рассмотрении вопросов по которым никто не поинтересуется моим мнением. Конечно, есть вероятность что, доказав осведомлённость относительно будущих событий, я привлеку к себе внимание. Но, многое ли я помню в точности? Эпопея челюскинцев в этом году уже завершилась, а из событий ближайшего будущего я могу припомнить только что-то про появление сообщений о рекордсмене-шахтёре Алексее Стаханове. Но не помню ни дат, ни названия шахты.
Хотя, это для меня сейчас единственное доказательство осведомлённости о событиях грядущего. Война в Испании, начавшаяся с мятежа состоится ещё через год. То есть - в тридцать шестом. Потом Халхин-Гол в тридцать девятом и Финская зимой с тридцать девятого на сороковой. Вот и весь мой актив. О событиях тридцать седьмого и тридцать восьмого годов я ничего не помню - в это время мои чувства были наполнены безответной любовью.
Маловато будет. Недостаточно, чтобы подобного рода "прорицаниями" убедить более-менее влиятельного человека, что я из будущего.
Вот если бы сыграть от обратного! То есть - сделать так, чтобы меня уличили в чём-то подобном! А потом допросили - я бы ничего скрывать не стал, тем более, что про авиацию и её проблемы этого периода могу рассказывать часами, прикидывая, а можно ли было найти лучший вариант? В старости я неплохо полазил по интернету, разбираясь в хитросплетениях самых разных мнений и прикидывая свои воспоминания и знания к рассуждениям разного рода умников. Некоторые мысли показались мне не лишёнными резона. И предложить подобного рода решения мне будет позволено только в случае, если я стану отвечать на вопросы человека облечённого немалой властью.
Нет, на встречу с товарищем Сталиным в моём положении рассчитывать глупо - мелковат я для этого. Самое большее - кто-нибудь из компетентных органов поинтересуется и передаст протокол допроса вверх по инстанциям. Так что нужно привлечь внимание к своей особе и хорошенько продумать свои высказывания.
Как привлечь внимание? У меня есть только один способ - построить самолёт с необычными для этого времени свойствами. Причем - из здешних материалов и с современным двигателем. То есть - не слишком мощным и излишне тяжеловатым на мой вкус.
Надо же! А ведь даже ещё ничего толком не обдумав, я уже начал к этому готовиться! Имею в виду разграбление списанного У-1.
***
Первой зарплаты ученика моториста мне хватило на несколько очень важных покупок. Во-первых, несколько тонких длинных брёвен и их доставка на ломовом извозчике. Во-вторых, большой рулон обёрточной бумаги. И, наконец, в-третьих, возок песка, который я хорошенько просеял, упаковал в мешки и сложил под крышу. Ну, да, пришлось потратиться на собственно мешки - в аэродромном хозяйстве лишних не нашлось. Так что не осталось даже на леденцы.
Брёвна я просто расколол вдоль и потом долго выглаживал рубанком - мне требовались длинные идеально прямослойные рейки. Так вот, как ни был я придирчив при выборе хлыстов, а идеальным оказался только один. Лишь из него удалось получить семиметровой длины планки без единого сучка, без малейшей свилеватости. Зато оказалось их достаточно - как раз на два лонжерона.
Самолёт начинается с крыла, что бы ни говорили по этому поводу знатоки, утверждающие, будто с достаточно сильным мотором полетит даже забор. Поэтому я намеревался сделать очень продвинутые для настоящего времени плоскости, не отнимающиеся от центроплана. Конечно, лучшим материалом был бы алюминиевый сплав, в моё время именовавшийся дюралем. Но его нынче чаще называют кольчугалюминием и производят не так уж много - почти весь он уходит на производство крупных самолётов. Поэтому в легкомоторной авиации господствуют деревянные конструкции и обтяжка крыльев и фюзеляжей тканью, которую пропитывают бакелитовым лаком. Ещё в обиходе моторамы и элементы каркаса, сваренные из специальной стали, обычно из труб.
Однако у меня нет возможности использовать подобные технологии - сварка-то в мастерских есть но, ни флюсов, ни нужных электродов, ни "человека, умелого". Сам я могу что-нибудь по-быстрому "прихватить" или грубо, с наплывами, заварить место излома, но для изготовления лёгкой несущей конструкции этого недостаточно. Да и самих труб нет, и где их взять не знаю и, самое главное, нет средств на приобретение.
С другой стороны, прочность на разрыв или сжатие у прямослойной сосновой древесины очень велика, а крылья я затеял не такие уж большие в размахе - в мою пользу сработает эффект масштабирования, из-за которого маленькие изделия всегда получаются прочнее, чем крупные. Плюс - тщательность изготовления, плюс несущие свойства обшивки.
Что за обшивка? Текстолит. Если несколько раз тщательно пропитать бакелитовым лаком ткань, как раз он и получается. Только его потом нужно хорошенько прогреть для полной полимеризации, но не чересчур - меньше, чем до ста градусов. Ну да собственно лака в мастерских вполне достаточно - он имеет ограниченный срок хранения - твердеет от времени даже в запечатанной банке, а уж во вскрытой - значительно быстрее. Поэтому часть его всё равно выбрасывают.
Двухмиллиметровый лист этого материала легче, чем миллиметровый дюраль, но заметно жёстче. Только вот его не согнёшь - детали нужно формовать по месту, там же пропитывать, а потом прогревать. То есть для самодельщика вариант приемлемый, а в серийном производстве неудобный. Наверно, поэтому он и не прижился на авиазаводах. А ещё этот бакелит - очень вредная зараза, потому что состоит из тех самых фенолов, которые ужасная отрава. Работать с ним мне пришлось в противогазе, но без фильтра на хоботе, а с длинным шлангом, свинченным из гофрированных трубок от других противогазов - мы ведь тут не кто-нибудь, а Осавиахим. То есть, разжиться этими предметами было нетрудно.
Воздух в трубу подкачивали обычным воздушным насосом - особенно часто мне с этим помогала Шурочка. Но и другие ребята выручали, кто был свободен. Тут же в аэроклубе трудилась команда энтузиастов, которые строили планер - так я им кое-какие расчёты делал, подсказывал по мелочам. Здесь, среди взрослых у меня не было никаких проблем с общением. Разве что люди часто веселились, слыша серьёзные речи из уст мальчугана, но это потихоньку проходило - привыкали.
Глава 4. Я вызвал некоторый интерес
- Ты, Шурик, на крыле такого малого удлинения не получишь хорошего аэродинамического качества планера, - начальник аэроклуба посмотрел на раскинувшийся по козлам каркас плоскостей моего будущего "шедевра". Как раз после установки первой нервюры их контур достаточно явственно "прорисовался".
- Так нет у меня намерения, добиться рекордных планирующих свойств аппарата, - кивнул я солидно. - Это будет самолёт.
- Что? Рона собираешься на него поставить?
- Поставлю, если не подвернётся ничего получше, - тут я сильно покривил душой, потому что знал точно, что обязательно подвернётся. Полезно иногда располагать некоторыми сведения о будущем.
- Слушай! А что, если я тебя зарегистрирую при аэроклубе, как будто ты при нас вроде кружка авиамодельного для пионеров?
- Нет. Не надо. Тогда вы станете нести за меня ответственность и наверняка запретите летать из-за малолетства. А я планирую сам подняться в воздух на своей машине.
- Хм!- Начальник, видимо, не рассмотрел эту сторону вопроса. Его больше интересовала возможность в случае удачи включить упоминание моего будущего шедевра в отчёт о работе с детьми и юношеством. - Тогда неладно получается, что ты строишь свою самоделку в аэроклубовском ангаре с использованием наших инструментов.
- Инструменты от этого не портятся. Скорее, даже наоборот - делаются лучше, потому что я их точу и правлю. Кроме того, по большей части - пользуюсь своими. А в этом углу я никому не мешаю. И не качаю права, когда приходится работать дольше, чем полагается в столь юном возрасте. Прошу простить мне эти невинные недостатки.
Начальник немного подумал, и тоже не стал "качать права" - работник я, всё-таки, справный. Да, квалифицированных кадров не хватает, отчего основную массу работы по обслуживанию машин выполняют сами учлёты. Мне, в основном, приходится командовать ими, наставлять и контролировать. В процессе частенько получаю по загривку - какой же взрослый парень не возмутится тому, что распоряжается им недоросль в пионерском галстуке! Конфликты эти приходится "заминать" инструкторам постарше, а мне - вырабатывать командный голос и совершенствовать речь.
Начальник аэроклуба, думаю, тоже вспомнил об этом и снова заговорил о моём творчестве:
- Что за странное обнижение в задней части крыла у самого центроплана?
- Тут будет посадочный щиток. Он же взлётный, - я показал на висящем рядом эскизе, как это выглядит. - Видите, ось вращения находится посередине, отчего передняя кромка при повороте идёт вверх, а задняя - вниз. Усилие для поворота требуется небольшое, потому что силы, создаваемые набегающим потоком, уравновешиваются, и всю нагрузку забирает на себя ось. Я ведь пока не вырос большим и сильным, поэтому должен заранее позаботиться о лёгкости управления.
- Тогда, почему ты не сделал то же самое на элеронах?
- Потому что мне нужно усилие, возвращающее их в исходное состояние. Если я не буду слышать сопротивления на ручке, могу ошибиться при пилотировании. К тому же, элероны нужно отклонять в обе стороны, поэтому вприкладку к плоскости их поставить невозможно.
- А что за странные узлы на задней кромке между посадочным щитком и элероном?
- Места крепления консолей, на которых будет хвостовое оперение.
- Эх, Шурик! Золотые у тебя руки - просто любо-дорого посмотреть на качество исполнения что лонжеронов, что нервюр. Но как представлю, какое недоразумение ты затеял - сердце кровью обливается.
Вот так и поговорили. Нет - начальник - мужик, что надо. Честно предупредил - затея моя представляется ему бредом сивой кобылы. Не буду же я ему признаваться, что в курсе многих будущих десятилетий развития авиации. Я же просто мальчишка.
***
- Шурик! Что это ты такое выпиливаешь? - Шурочка теперь официально оформлена инструктором и частенько днюет и ночует здесь, на аэродроме, выжидая просветов в непрерывной череде осенних дождей. Разумеется, она часто и подолгу скучает, глядя на сплошную свинцовую пелену, нависшую над лётной полосой - метеорологическая служба пока налажена... пропущу несколько рвущихся из души слов. Плохо налажена. Над недалёким Чёрным морем бушует шторм, после завершения которого нас ожидают несколько ясных дней.
Казармы заполнены ждущими лётной погоды учлётами, а мы, технари, зачехлили подготовленные машины и совершенно свободны.
- Ты ведь уже узнала, - отвечаю я на заданный вопрос констатацией очевидного факта.
- Через эту загогулину ты собираешься повернуть усилие от тяг, идущих вдоль, на тяги, направленные поперёк, - смешно морщит девушка свой восхитительный носик. - а чего ты не взял аналогичные детали с У-1?
- Не встают они в моё крыло - оно у меня слишком тонкое. Хотя, там, где места достаточно, я воспользовался.
- Так тут тебе ещё пилить и пилить! Дай-ка глянуть в эскиз. Да такую штуковину проще в кузнице выковать, а потом только останется просверлить и немного доработать напильником.
- Так нет у нас в мастерских кузницы, - посетовал я.
- Так в соседнем селе есть. Дядька Евдоким - мастер, каких мало. Сходи к нему - он обязательно поможет.
- А чем я его отблагодарю? Денежек-то у меня кот наплакал - я всё на шурупы истратил, да на коловорот, на свёрла.
- Он с удовольствием возьмёт в уплату разные железяки. Особенно - пружины или поршневые кольца. И цветного металла в вашем хламе набрать не так уж трудно. Посоображай, да и наведайся к нему. А то ты эти свои рычаги будешь до скончания века выпиливать.
Я смущённо киваю, потому что подобный вариант мне просто не приходил в голову. А разного изломанного железа у нас в мастерской накопилось немало.
Нагружаю сумку металлоломом, беру эскизы и топаю, куда послали. До села отсюда километра четыре - за два-три часа вполне могу обернуться. Рабочий день у меня официально закончен и, поскольку, из-за погоды полётов нет, вряд ли во мне возникнет внезапная надобность. Шурочка с удовольствием присоединяется - полётов всё равно нет, и время это ей решительно некуда девать.
- Откуда ты знакома со здешним кузнецом? - интересуюсь я, чтобы не молчать колодой. - Ты же в городе живёшь.
- Тётка моя тут замужем. Я девчонкой частенько бывала у неё в гостях.
Ну, надо же! Она ведь всерьёз считает себя взрослой, хотя лет ей всего шестнадцать и окончила она только семилетку. Ах, да - ещё аэроклуб. Это нынче где-то посерёдке между профтехучилищем и техникумом, если считать по нашим временам. А по нынешним - вполне солидное образование.
Ещё мне не очень нравится то внимание, которое она мне оказывает. В прошлой жизни только фыркала, а тут - обходится, как с человеком. Нет, я к ней со всей душой, но не в том смысле, в котором она может интересоваться. Ведь, если всерьёз, такая, как эта решительная и знающая, чего хочет, дама способна даже подождать, пока я вырасту. Ну... есть такие женщины, которым в мужчине нужна, прежде всего, надёжность. А я - очень надёжный. И она с присущей ей чуткостью это уже поняла. Но меня интересует другая девушка, которая сейчас подрастает где-то в этих краях. Вернее, я точно знаю, где, но сводить с ней знакомство мне пока рановато - нужно выждать, пока она выправится, а уж тогда... Моей Мусеньке сейчас всего десять лет.
Так и шел я, хмурясь своим мыслям, пока не добрались мы до сельской кузницы.
Евдоким - дядька непонятного возраста - занимался серпами и косами. Середина лета - пора жатвы уже не за горами. Да и тут на северном берегу Чёрного моря многое созревает достаточно рано. Словом - страда кое-где уже началась. В селе, конечно, колхоз. Но особых страстей по поводу коллективизации мне приметить не удалось, как, впрочем, и больших групп трудящихся на окрестных полях. На огородах, что около домов, да, ковыряются. А в остальном - тихо и сонно. Это не город с его вечной суетой.
- Самолёт, говоришь, строишь, - хмыкнул кузнец, перебирая принесённые мною железки. - Отчего бы и не помочь доброму человеку. Сейчас и займёмся, - он подкинул в горн угля и велел мне качать меха. Шурочка, поняв, что дело пошло на лад, отправилась к родственникам, а я помогал мастеру в меру своих сил. О кузнечном деле мне известно немного, поэтому делал, что велят. Назагибать прутков буквой "Г" оказалось недолго, также быстро справились и с вытягиванием концов, и с формированием утолщений для будущих отверстий - нагретый металл охотно менял свою форму под точными ударами настоящего мастера.
- Ты, когда в другой раз чего понадобится - заходи, - сказал на прощание Евдоким. - Мне бы шестерни пригодились изношенные. Или от подшипников обломки.
Понятно, что принесённый металл пришёлся здесь ко двору. И заинтересованность в дальнейших контактах обозначилась. А мне, действительно, очень кстати подобная поддержка, а то на одни только слесарные работы я могу затратить месяцы, не разгибаясь у тисков с напильником в руках. Крыло-то у меня достаточно серьёзно механизировано, а ещё нужны оси поворота управляющих элементов и опоры для них. Да и с хвостовым оперением немало трудов предстоит. Это на заводах, где имеются станки и литейное производство, подобные задачи решаются запросто, а не в мастерских аэроклуба.
Глава 5. Меня прёт от гордости
Опишу, пожалуй, своё продвинутое крыло. Это важно, потому что человек знающий, ознакомившись с ним, должен "проникнуться" осознанием совершенства и заподозрить в авторе сего произведения недюжинный ум и богатый опыт.
Лонжероны, впрочем, внешне не отличались ничем особенным от обычных конструкций этой эпохи - две длинные рейки одна над другой, пространство между которыми "распёрто" многочисленными косо вставленными брусочками. Классическая ферма, какими радуют наш глаз многочисленные железнодорожные мосты. Основным отличием от привычной картины была малая толщина применённых брусков и, как следствие, малый вес всей сборочной единицы.
Нервюры я выклеил из шпона на всё тот же бакелитовый лак - в нём присутствует растворитель, благодаря которому тонкая древесина очень хорошо пропитывается. Конечно, приходилось сначала ждать просыхания, а уж потом прогревать детали в железном ящике с песком - ничего не получалось быстро - с каркасом крыльев я провозился до самого конца осени. И только потом приступил к изготовлению обшивки.
Каркас я обтянул обёрточной бумагой, и по ней обложил тканью, которую и пропитал во много слоёв всё тем же бакелитовым лаком. Эта работа отняла тоже много времени, потому что, во-первых, каждый кусок обшивки я делал по отдельности, а во-вторых, нижнюю и верхнюю стороны нужно было изготавливать саму по себе в свой черёд. И всё это с просушками, снятием пластины и прогревом её в песке. А железного ящика, на который эти крупные листы поместились бы, под руками не оказалось - засыпал листы песком прямо на полу и долго прогревал сверху паяльной лампой. И всё это приходилось закрывать всё той же обёрточной бумагой, которую потом удалять шпателем и наждачкой. Сверление отверстий с зенковкой и крепление шурупами впотай, причем под каждый шуруп прокалывал глубокое отверстие шилом, вставленным в коловорот.
Если нижние, плоские, участки обшивки получились относительно легко, то с верхними, выпуклыми, пришлось повозиться. А настоящие хлопоты были с покрытием передних кромок - они имели форму желобов переменного сечения, которые надевались, доходя кромками до переднего лонжерона, к которому и прикручивались. И вот эти-то длинномерные объёмные сооружения сложной конфигурации пришлось защищать бумагой от песка, пристраивать на прогрев и долго нудно отчищать от налипшей бумаги.
С элеронами и закрылками - посадочными щитками - я после этого справился играючи. Зато, когда монтаж обшивки был завершён, результат не мог не радовать - образовалась прочная коробка, взявшая на себя значительную часть нагрузки с каркаса.
Само крыло имело ширину у центроплана около двух метров, а к концу сильно сужалось за счёт заметной стреловидости передней кромки. Задняя же кромка была перпендикулярна оси будущего самолёта, что облегчило организацию управления и элеронами, и закрылками. Площадь получилась около десяти квадратных метров, если учитывать центроплан. На концы плоскостей я установил небольшие шайбы из фанеры, "свесив" их вниз, чтобы затруднить срыв воздушного потока с кромки. И всё это было изготовлено так, что оказалось удобно разбирать. То есть в расчёте на неоднократное вкручивание и выкручивание шурупов в одни и те же места.
***
Следующим этапом был двигатель. Старенький "Рон", снятый со списанного с У-1, меня категорически не устраивал, потому что он тяжёлый и громоздкий, а самолётик будет маленький. И вот тут-то я имел давно составленный план, к реализации которого было пора приступать - приближался февраль тридцать пятого года. Стояла гнилая погода, характерная для наших причерноморских мест - то дождь пойдет, то подморозит. Под ногами частенько хлюпала каша из растоптанного льда, которая немилосердно "съедает" обувь. Потом оттепель сменяется гололёдом, когда скользкие участки чередуются с намерзшими ямами и выпуклостями, оставленными прохожими накануне.
Во вполне определённый день, известный мне из прошлой жизни, я поехал в город, прихватив с собой все свои невеликие сбережения. Нанял ломового извозчика, с которым мы на одной из близлежащих дорог нашли брошенный мотоцикл - он лежал в канаве слегка прикрытый ветками и мусором. Погрузили его и без особых проблем доставили в аэроклуб.
Дело в том, что в прошлый раз этот мотоцикл нашли мы, детдомовские мальчишки. На руках откатили его в один из овражков подальше от дороги, где я сам его починил. Потом мы даже катались на этом аппарате некоторое время, пока Злыдень сдуру не попал в аварию. Было разбирательство, милиция и неудачные поиски пропавшего хозяина, которого, кажется, так и не отыскали. Вообще-то преступность в наших краях всегда имела место, а имена некоторых здешних криминальных авторитетов стали широко известными. Про них даже фильмы снимали уже в постсоветские времена. Так что, скорее всего, хозяина этого мотоцикла или прикопали, или утопили. А уж кому он перешёл дорогу - этого мне никто не докладывал.
Меня весь этот стальной конь не очень-то интересовал. Главное - двигатель. А он был просто замечательный. Двухцилиндровый и с выходом на карданный вал, ведущий к заднему колесу. Объём цилиндров по моим прикидкам около семи десятых литра, обеспечивал мощность лошадок в двадцать. Точнее сказать не могу, потому что никакой документации при моём приобретении не нашлось.
И начались хлопоты по прилаживанию мотора к будущему самолёту. Я его установил на площадку, подвешенную под крылом, и на вал вместо кардана насадил звёздочку. А вторую звёздочку, поменьше, на ось винта, направленного назад в сторону хвоста. Получилась цепная повышающая передача - детали для неё пришлось покупать на рынке - есть у нас в городе такой, где чего только не отыщешь. Тут встречается довольно много вещиц, привезённых моряками торгового флота из загранки, так что, найти кое-какие запчасти можно.
Переходные и сопрягающие детали на базе наших мастерских сделать было решительно невозможно. Вот тут-то и помог мне Саня Батаев. Он живёт в городе и работает в Январских железнодорожных мастерских, где имеется вполне приличный станочный парк. Сюда, в аэроклуб, приезжает утром обычно по выходным. Саня главный затейник в группе энтузиастов-планеристов, а я им часто помогал - в последнее время с наладкой управления. Ну, там рычаги, рули, элероны. Тут же и усилие нужно верно рассчитать, и тяги правильно проложить.
Вот и он мне помог. Как я понял - воздействовал на кого-то там по комсомольской линии. Ну, идёт у парня развитие в общественной сфере, хотя от настоящего дела он не отрывается. То есть планер у ребят начал вполне нормально летать - его поднимали в воздух, буксируя за У-2, а потом он уверенно парил и удачно приземлялся. Поэтому парни уже стали подумывать об установке на свой аппарат небольшого мотора. Словом, интерес у ребят к моему творчеству вполне объяснимый.
***
На подвешенной под крыльями площадке перед мотором я поместил пилотское сиденье и органы управления. Хвост вывесил на двух балках, идущих назад примерно от середины крыла. Еще две балки протянул ниже собственно к заднему окончанию площадки. Винт попал внутрь рамы, поэтому я сразу сделал его четырёхлопастным, чтобы уменьшить диаметр. Шел уже конец марта тридцать пятого года, и я с тревогой просматривал газеты, боясь увидеть сообщение о трудовом свершении Стаханова, которое мне так и не удастся предсказать, если не успею с первым полётом и не привлеку к себе внимания компетентных органов.
Из-за спешки я сделал самый простой деревянный винт - с ним тоже пришлось знатно повозиться, потому что требовался и расчёт, и выдержка угла атаки, и тщательность обработки. Да и бруски подходящие отыскались не вдруг. К тому же изготовление втулки тоже потребовало времени. А ещё балансировка. То есть, взлететь мне удалось только в апреле, причем далеко не в первых числах.
Мой, поставленный на мотоциклетные колёса, самолётик спереди напоминал машину французского лётчика, из кинофильма про соревнования по перелёту через Ла-Манш в начале века. А сзади, из-за толкающего винта и способа подвеса хвоста, был похож на Вуазен времён Первой Мировой, которую сейчас обычно называют Империалистической. Он уверенно побегал по полю, сделал несколько подлётов, а потом уверенно оторвался от земли и стал просто замечательно выполнять виражи, пологие пикирования и небольшие горки.
Пять дней ушло на устранение некоторых неудобств, проявившихся уже в воздухе - пришлось изменить регулировки в тягах управления.
Глава 6. Озадаченная
И вот лечу, это я себе, лечу, а на душе, вместо радости полёта, кошки скребут. Не сработала моя задумка. То есть - я просто в ужасе. Прикиньте! Одиннадцатилетний пацан сдал экстерном на аттестат зрелости аж за полную десятилетку, работает за взрослого в области, где требуются серьёзные знания, да ещё и построил прекрасно летающий самолёт. И ни один "товарищ" из компетентных органов не проявил к этому ни малейшего интереса! Куда, спрашивается, смотрит ОГПУ! Или оно уже НКВД? Или НКГБ? Только и горазды, что переименовываться и реорганизовываться, а мышей совсем не ловят. А ещё начальник аэроклуба опасался, будто недреманное чекистское око бдит за делами, творящимися в нашей организации!
Да никому мы не интересны, несмотря на то, что дальности полёта У-2 достаточно для того, чтобы перелететь в Румынию. Может и мне заняться своим делом? Наладить канал доставки контрабанды из-за Дуная, да и жить себе припеваючи? А что? Сотню килограммов моя "птичка" увезёт, садится она буквально на пятачке, а, если лететь ночью, то вообще никто ничего не засечёт. Я имею ввиду не использование аэроклубовских машин, а полёты на своей самоделке. Да тут же просто озолотиться можно! Хотя бы на кремнях для зажигалок. Или бельишко шёлковое поставлять - весит немного, зато в хорошей цене. И возить товар не в наш портовый город, а, например, в Запорожье. Или даже в Харьков. Ну, поставлю бензобак побольше... хотя, нет, вмонтирую его в крыло, чтобы был не на виду, а старый мотоциклетный оставлю, где стоит, чтобы казалось, будто дальность полёта у меня невелика.
***
Для размещения бензобака в крыле мне нужно несколько немудрёных железных загогулинок, за которыми я и намерен сходить в сельскую кузницу. А уж потом можно будет по месту спаять из жести нужной формы ёмкость, сразу с учетом получившихся креплений.
Месяц нынче вполне весенний - уже по-летнему тепло и погода на мой вкус прекрасная - низкая облачность, полётов нет - руководство легко одобрило мою отлучку. Тем более, когда бывает в том надобность, я не скулю, что рабочий день кончился, а продолжаю делать то, что нужно, и не напоминаю про сокращённое для несовершеннолетних "время на труд".
Я с ними по-людски, и они со мной по-человечески. Нормальный начальник нормальному работнику палок в колёса не вставляет. А мы с ним оба ничего так мужики. В общем - переодеваюсь из спецовки в штаны и рубашку, тщательнее, чем обычно, повязываю красный галстук, укладываю в сумку со знанием дела отобранный из кучи хлама металлолом - Евдокима интересует качественная сталь - и выхожу на дорогу к ближнему селу - тут километра четыре. В этот момент меня подлавливает Феофилактыч, сует денег и пустую торбочку:
- Купи, - говорит, - сальца, лучку там. Может огурчики солёные у кого остались, помидорки квашеные, капустка.
- Ага, - отвечаю. - Закусоиды, что из второго снизу ряда таблицы имени товарища Менделеева.
- Вот приятно говорить с образованным понимающим человеком, - кивает мой официальный наставник. - К вечеру, чай, обернёшься. Посидим по-человечески в тесном кругу товарищей по ударному труду.
- Мне, - отвечаю, - нельзя по малолетству хмельное вкушать, но для товарищей по ударному труду - всегда готов. Я же не просто так, погулять вышел, а пионер.
Хмыкнули мы, да и пошел я, солнцем палимый. Жаркая нынче весна задалась. Нет, про солнце - чисто для красного словца ввернул - низкая облачность никуда не девалась, но уже всерьёз тепло. Я босиком топаю - это пионерам не запрещено, а мне нравится, да и бутсы мои разлезлись, если по правде. Пора обзаводиться новой обувкой.
Дорога выписывает кривулину, обходя оконцовку балки, сливается еще с двумя, приходящими с других сторон, и тут вижу я девочку-подлеточку в светлой блузе и тёмной юбке, присевшую рядом с корзиной и очищающую крашеное яичко. Первая мысль - сегодня Пасха! Вторая - так ведь она же пионерка! Это потому, что аккуратно свёрнутый красный галстук торчит из корзинки. И, наконец, третья - пионерка тайком собралась съесть символ веры... не, ну я вообще безбожник, поэтому прошу пардону, если не так сказанул.
Но самая главная мысль всё-таки четвёртая:
- Здравствуй, Мусенька, - мгновенно проговариваюсь я. - Кушай на здоровье, я никому не скажу, - дело в том, что прямо передо мной - моя будущая жена. Мать троих детей и бабушка семерых внуков. А насчет правнуков - не уверен, что точно назову их число.
- Христос воскрес, - отвечает мне девочка и протягивает яичко.
- Воистину воскрес, - автоматически даю я правильный отзыв. А потом отработанным за полвека совместной жизни движением обнимаю светоч грёз моих и целую прямо в уста сахарные.
Потом мы сидим рядышком на не так давно проклюнувшейся свежей травке и вкушаем лакомство - яйца в эту эпоху, хоть и не редкость, но и не просто еда. Правда в селе с этим заметно проще, чем в городе, хотя многие деревенские жители их продают, поэтому особого яичного изобилия в этом мире пока не наблюдается. А ещё в корзинке несколько куличей. Самый маленький мы делим пополам и деловито уплетаем. Они - тоже лакомство. Изделия из сдобного теста пекут только по праздникам.
Во мне, наконец, просыпается разум и я способен вместо того, чтобы делать глупости, попытаться вести речи честные, случаю пристойные:
- Это ты в храм бегала, куличи святила?
- Батюшка их освятил, а я да, бегала, - и смотрит издевательски. - Знаю я, что вы лётчики, завсегда быстрые, но ты вообще как коршун. В другой день только попробуй так сделать - кубарем покатишься. А сегодня - ладно. В честь Пасхи можно.
Ха, это же она про объятия мои и поцелуй! Ну да, ей же нынче всего одиннадцать -- на год меня моложе - и видит она меня в первый раз в жизни. Поэтому решила, будто я подкатил к ней христосоваться... да, есть такой обычай, только я не по обычаю, и не для этого. Но почему тогда назвала лётчиком? И не удивилась, что знаю её по имени? Не иначе сиживала с краешку лётного поля, любуясь на взлетающие и садящиеся самолётики. Примечал я стайку деревенских ребятишек. И знал, что она может быть среди них, но нарочно не подходил, чтобы не вышло нам встретиться раньше времени потому, что в аэроклуб она поступила в сороковом году, если считать по версии моей предыдущей жизни. Тогда мы с ней и познакомились - вот не хотелось мне опережать старый график.
Да и встреча та, первая, никакой привязанностью не обернулась - мы уже после войны нашли друг друга. Два капитана. Она тоже летала, в основном к партизанам, да разведгруппы высаживала-забирала. В перерывах между вылетами на бомбометание, ночными, естественно. Но сейчас, когда ничего подобного ещё не было, она в полном неведении относительно моих мыслей и, чего уж греха таить, привычек. Оно бы и ничего, если бы я не повёл себя с ней так по-хозяйски.
- Целый год ждать, - непроизвольно вздыхаю я, - меня продолжает переть глупая уверенность старого супруга. Девочка, между тем, с одной стороны смущена, с другой - не робкого десятка. Кроме того в ней уже проснулось главное женское качество - любопытство.
- А чего такого ты никому не скажешь? - спросила она недоуменно и, не дожидаясь ответа, продолжила "наезд": - Вот если бы я пообещала, что не скажу отцу про твоё охальство, тогда бы и спросу не было, - снова уперла в меня тот самый взгляд, под которым я таю, и молчит, дожидаясь ответа.
- Буду счастлив, если ты представишь меня своим достойным родителям, - под воздействием её бездонных очей я мгновенно слетаю с катушек и несу полную чушь. - Ты не сомневайся, как только наступит срок, поженимся. Деток вырастим, внуков побалуем, на правнуков полюбуемся, - вижу, как Мусенька обворожительно краснеет, но держит себя в руках просто великолепно.
- Ну, уж нет, - заявляет она решительно. - Рано пока знакомить тебя с моими батьками. Сначала я для себя решу, люб ли ты мне, а уж потом, как разрешу, тогда подкатывай, - говорит, а сама галстук из корзинки достала и повязывает. Пионерка, понимаешь, возвращается из церкви.
Видимо, прочитав на свой лад выражение моего лица, она поясняет: - Неладно, как-то, в галстуке в храм входить. Батюшка пугается, с добром ли человек пришёл, не станет ли хулу нести?
- Допускает пионеров к молитве? - насмешливо тяну я.