Случайные встречи, случайные связи Случайный стакан недопитой тоски Случайная жизнь, случайная радость Случайная пуля, случайный порыв. Все в мире случайно, расписание нету, Дорога, тревога, радость, печаль. Недокуренную сигарету Случайно берут впопыхах. Я люблю подмосковную осень. Особенно раннее октябрьское утро: легкая туманная дымка прозрачным шлейфом спускается откуда-то с неба и мягко стелется по зелено-коричневой траве лесных просек и полян, раскрашенный яркими красками осени пестрый ковер из листьев не так сильно слепит глаза кричащими красками, в рубиновых переливах лучей восходящего солнца серебрится легкая паутинка. В лесу стоит такая глубокая тишина, что стоит наступить ногой на сухую ветку, то хруст разнесется далеко-далеко. К станции я обычно ездил на маршрутке. Обленился. Понятное дело, что с восьми утра и нечего думать ехать своей машиной в Москву. Отстоишь в пробке больше часа, опять же на работу опоздаешь, а подниматься чуть свет для того чтобы проскочить все пробки, лениво. В электричке ехать тоже не сахар, но, все же, лучше плохо ехать, чем хорошо стоять. Ну, подумаешь потерпеть полчаса в вагонной давке, зато все новости услышишь. Грешным делом можно и с милой девушкой познакомиться. Когда живешь бобылем, то возвышенный момент знакомства с представительницами противоположного пола становится уже такой же обыденностью, как приготовление на завтрак овсяной каши. Покажите мне такого человека, который спросонья, почесывая шею, шлепает в трусах на кухню, чтобы засыпать три столовых ложки овсянки в кастрюлю с кипяченой водой, и при этом испытать возвышенные чувства. Овсяная каша и поэзия понятия диаметрально противоположные. В это утро я решил пройтись пешком к станции. Узкая тропинка весело петляла по лесу. Я шел и наслаждался осенью: вдыхал ее запах, как мальчишка, то радовался ее ярким краскам, то задумывался над каким-нибудь пустячным вопросом. Согласитесь, ведь по утрам в голову всегда лезет всякая бесхитростная глупость. Я тихо насвистывал под нос какую-то мелодию и, шаркая по влажной листве ногами, неторопливо шел к станции. Деревья уже сбросили с себя большую часть листвы и поэтому можно было неплохо рассмотреть платформу. Она уже кишела словно муравейник, торопящимися на работу людьми. Я с грустью подумал, что через несколько минут, и я вольюсь в эту пеструю, но безликую массу и стану как они, обычным пассажиром зеленой электрички. Он пришла точно по расписанию и выплюнула из вагонов часть людской массы, чтобы поглотить другую часть, потом ухнуть, протрещать динамиками и ехать дальше. В вагон меня буквально внесли. Сначала я старался трепыхаться, пытался быть вежливым, куда там. Инстинкт попадания в вагон уже захлестнул толпу, и она ничего и никого не замечала, а только двигалась вперед: задние напирали, первые ломали сопротивление тех пассажиров, что гуртились в вагоне. С горем пополам я сумел протиснуться к окошку и словно цапля стоял на одной ноге. Справа, слева и сзади меня крепко подпирали мои собратья-пассажиры. Не обращая внимания на короткие перебранки полусонных граждан, я уставился в окно. Перед моими глазами проплывали чудесные пейзажи осеннего леса. Как-то само собой вспомнился отрывок из стихотворения Пушкина: "Унылая пора, очей очарованья, приятна мне твоя прощальная краса, люблю я пышное природы увяданье, в багрец и золото, одетые леса". Кажется, я стал читать его негромко вслух, потому что стоявшая рядом со мною бабуля сделала мне замечание: - Что это вы мне на ухо бубните. Чай не в теятре, а в электричке едите, - раздраженно прошамкала она. Я не стал вступать в дискуссию. Так и проехал я свой получасовой маршрут, молча созерцая осенние красоты. После станции "Фили" в вагоне стало намного просторнее. Основная масса жаждущих попасть на свои рабочие места клокочущим потоком потекла по перрону, чтобы через несколько минут влиться в другой людской поток, бурлящий в метро. Я вздохнул, присел на первое освободившееся сидения и с наслаждением вытянул затекшие от неудобного стояния ноги. Едва я уселся, как сзади меня легонько хлопнули по плечу. Я обернулся. На соседнем сидении сидел сослуживец. Легкая улыбка скользила по его лицу. Мы поздоровались по-приятельски. Тоже удивительная странность: ездим на работу, и домой по одному и тому же маршруту, но встречаемся в электричке крайне редко. Хотя я не особо люблю общество сослуживцев после 18.00. Снова обыденные разговоры о службе, о несправедливом начальстве, о ничего не понимающих руководителях и т.д. Знаете, этого всего с лихвой хватает и на работе. Я состроил приветливое выражения лица. Поинтересовался, как у него дела что нового в его жизни. Наша беседа была очень скоротечна. Чтобы ответить на дежурные вопросы всегда хватает двух-трех минут. Естественно, после приветствия мы замолчали и ехали до нашей станции в молчании. Лишь когда вышли на перрон, он вдруг придержал меня за рукав кожаной куртки и спросил: - Послушай, ты ведь знал Петра Каравая? - Да, было дело. Снимали комнаты у одной женщины, когда я еще
веселая и голодная жизнь середины 90х годов рождала в наших тщедушных тельцах здоровый дух борьбы и укреплялось в сознание понятие, что без юмора и смеха в такой жизни можно сойти с ума.