В её жизни было всё и буря безрассудной страсти, и предательство, и мировая слава. Это всё было и прошло, теперь остались приятные воспоминания о бурной полной жизни и спокойствие - размеренная поступь. Куда? Туда! Сегодня, шагая по восьмому десятку, она выглядит лучше многих дам в расцвете лет, порой играет ведущие роли в ставшем ей родным Киевском Академическом русском драматическом театре имени Леси Украинки и рисует, когда душа поёт.
"Лариса, ты ведь однолюбка - так говорил брат Ларисы Кадочниковой, - кинооператор Вадим Алисов. Он прав, подтверждала Лариса: я обожала Глазунова до безумия. Любила Ильенко, любила своего второго мужа Мишу Саранчука, у меня были романы, но такого - никогда: ради Глазунова я была готова умереть".
Родилась Лариса не задолго до начала Великой Отечественной войны, в артистической семье в Москве. Отец ученик Эйзенштейна, режиссёр-мультипликатор, мать актриса. Когда у них появилась дочь, о выборе имени долго думать не пришлось. За год до этого мать снялась у Протазанова в главной роли фильма "Бесприданница" по одноимённой пьесе А. Островского. Вот в честь Ларисы Огудаловой, принёсшей славу матери - Нине Алисовой, девочку и назвали Ларисой. Всё детство Лариса мечтала стать балериной, посещала студию, но судьба распорядилась иначе и после школы она стала студенткой ВГИКа. Её однокурсниками были такие легенды советского кино как Леонид Куравлёв, Софико Чиаурели. Во время учёбы состоялась её роковая встреча с Глазуновым.
Картинная галерея, излёт 50-х, персональная выставка набиравшего популярность молодого художника. На стенах полотна, рамы, краски, из зала в зал степенно ходит публика. У некоторых в руках бокалы с шампанским, вином, кто-то жуёт бутерброды. Кое-где, разбившись на кучки, стоят прифрантнённые мужчины и женщины и о чём-то живо беседуют. Среди гостей этого вернисажа и Лариса с матерью, которую лично пригласила жена художника, Ильи Глазунова, Нина - потомок легендарного рода Бенуа. Так что встреча была не случайна. Увидев мать с дочкой среди гостей, Нина сама подвела их к мужу и представила.
Знакомься, это Нина Алисова, наша знаменитая актриса, а это её дочь - Лариса.
Глазунов протянул руку и, сжав ладонь 18-летней худышке, чуть задержал её в своей. Он сам ещё не понял, но не торопился отпускать. Пристальный взгляд, въедающийся в нутро девочки, несколько неуместен для проформы знакомства. В его мозгу мелькнула мысль - "как у русалки".
"Илья, ты обязательно должен её нарисовать. Видишь, какие глаза..." - произнесла Нина, словно поймав мысль мужа.
Не прошло и несколько дней, как застенчивая девушка, не большого роста, стучит в дверь мастерской будущего мэтра советской, да и российской живописи. Ещё не успев переступить порог, девчушка замерла. Её встретил зычный голос немного мешковатого, тридцатилетнего мужчины, не давая ей опомниться, оглушил:
- Какое уродство! Тебе нельзя носить такие грубые и пошлые поделки, - восклицая это, он содрал с ушей напуганной красавицы клипсы. И тут же, не обращая внимания на ошеломлённую девушку, застывшую перед ним, отступая шаг за шагом назад и смотря на неё, чуть откинув голову, как это водится у художников, как бы мысля вслух добавил, - Странный овал, тревожные черные глаза, страдающие и заставляющие страдать. То, что я искал. Такие лица были у героинь Достоевского..."
Так, громыхнуло над головкой юной студентки ВГИКа гроза страстей, перевернувшая всё её существо. Неистовая, всё поглощающая буря длилась три года. Они упивались друг другом, каждый по своему, но безоглядно. Он приезжал и забрасывал цветами её в аудиториях, водил по выставкам, знакомил с творческой элитой, рассказывал о литературе, живописи, наряжал, преображал, делал из девушки женщину, любил и баловал, он хотел, чтобы его Лара была лучшей, а она готова была на всё ради него.
Был ли кто из них более счастлив или несчастлив, был ли это восторг или мученье, но однозначно, у обоих были сильные чувства. Они не скрывали свой роман, ни от коллег, ни от родителей, ни даже от жены Глазунова.
Спустя годы Кадочникова так озвучила формулу их отношений: "Уверенный в себе Глазунов разложил все по полочкам: я была его музой, Нина - женой и продюсером".
Столик в богемном ресторане. Они сидят друг напротив друга. Илья делится мнением об одно из "модных поэтов" современности. Подгадав удобный момент, в одну из пауз его монолога Лариса ввернула своё слово и замерла, ожидая ответа. Посмотрев на неё долгим взглядом он, пожав плечами произнёс:
- Ты можешь родить, но я не готов стать отцом, - и, не меняя интонации, продолжил не законченную мысль.
Она обречённо пошла на аборт. Как бы в искупления своей вины Глазунов увёз любимую в Крым. Окружил заботой и вниманием. А через несколько месяцев кошмар повторился,
Как-то за столом, за чаем, в доме Ларисиной мамы, та улучила минутку, когда дочь за чем-то вышла и, не теряя времени, спросила в лоб: "Вы должны что-то решить. Нельзя так издеваться над девочкой!"
И получила такой же прямой не оставляющий шансов ответ: "Да, я Ларису люблю. Но ни о каком замужестве не может быть и речи. Я никогда не разведусь с женой".
И Лариса сделала второй аборт. С этого момента, чем дольше длилась их связь, тем больше она из неё высасывала жизнь. Он забегал на 15-20 минут и, приласкав, кинув на прощанье: "...моя девочка с печальными глазами" - уносился прочь в свой, закрытый для неё мир. Но не только страдания, боль и поломанное здоровье дали Кадочниковой эти отношения. Спустя годы она вспоминала:
"Он сделал из меня актрису. Актрису хорошую: с определённым ощущением мира, с тонким вкусом, с умением разбираться в живописи, одежде, литературе. Он сформировал меня как личность. Как настоящий художник, он вылепил мой образ по сантиметру: яркий макияж глаз, бледное лицо, алые губы и прямые гладкие волосы".
Ещё, будучи студенткой, она получила свою первую роль в кино. Это была её мечта. Она играла ту, кем хотела быть в жизни. Она играла жену великого русского живописца Василия Сурикова. Верная подруга, помощница она жила интересами мужа. Премьера состоялась в ноябре 1959 г. в разгар романа Кадочникой с Глазуновым.
Как долго бы длилась их любовь и чем бы закончилась, никто не знает. Но в те советские времена жизнь всех людей страны Советов определяли не только их личные хотелки, воля, знание, умение и прочие человеческие качества, в то время жизнь каждого была под неусыпным надзором партии. И чем больше была личность, чем больше видов государство на неё располагало, тем меньше было у неё личной воли. Так произошло и у Ильи с Ларой. Глазунова вызвали "компетентные" органы и более настойчиво, чем мать влюблённой девчонки тоже попросили определиться. И он сделал выбор.
Злыдень февраль прощупывает до костей изящную фигурку, бесцеремонно засовывая свои холодными пальцы под тонкое девичье пальто, желчные фонари над сумрачной московской улицей покачиваются, жмурясь в ворохе снежинок.
- Мы больше не должны встречаться.
- Да.., а как же я...
- У нас нет будущего...
- Прощай...
Она прибежала домой и в горе рухнула на кровать, захлёбываясь рыданиями. Мать держала её, когда звонил телефон, не позволяя ей встать с кровати, и сама не брала трубку. Она знала: только скажи он слово - она сорвётся с постели, вытрет слезы, задвинет обиду и побежит, поползёт к нему, сделает все, что он скажет.
В тот год Лариса закончила ВГИК, и надо было не только учиться жить заново без Глазунова, но и устраивать карьеру. Ещё не придя в себя после пережитого, она пришла на Триумфальную площадь, где за спиной Маяковского, в то время отмечал новоселье самый прогрессивный театр Советского Союза - "Современник". Её образ печальной, грустной, нервной девочки, утончённой натуры, не скрывающей своё личное горе, пришёлся режиссёру и худруку по вкусу. И она встала на стезю. Роли в театре, пару тройка ролей в кино, так начинался творческий путь Ларисы Кадочниковой.
Они ещё раз виделись, спустя несколько десятилетий. Она неожиданно приехала в Москву, показать свои рисунки. Опять дверь мастерской, но теперь перед ней не робкая девчужка, а прославленная артистка, знающая себе цену женщина. Он открыл дверь.
- Ты чего в брюках?
- А я теперь всегда в брюках", - сдержанно ответила я. - "Той Кадочниковой, что ты знал, больше нет. Я привезла свои рисунки".
- Ну, покажи.
Взял папку, открыл, полистал и захлопнул.
- Что, не понравилось?
- Не моё, - отрезал Глазунов.
А тогда, в начале 1960-х, в кинематографических кругах Москвы зрела необходимость экранизации романа Льва Толстого "Война и мир". Это было делом чести не только советского кино, но и всей страны. После успеха у советского зрителя одноимённого фильма американского режиссёра Кинга Видора, где Наташу Ростову сыграла Одри Хепберн, начились работы над отечественной постановкой Толстого, которая обязана была превзойти Голливуд. Бондарчук, которому поручили эту работу, долгое время рассматривал на роль Наташи Кадочникову, даже репетировал с ней, но когда пришла пора съёмок всё заглохло. Ларису перестали приглашать на площадку, не звонили со студии. Она ждала, ждала и наконец, набравшись храбрости, предчувствуя непоправимое сама позвонила. Трубку взяла ассистент режиссёра:
"Лариса, вынуждены сказать, что на роль утвердили балерину Людмилу Савельеву". Бондарчуку приснилось, что Наташа Ростова должна уметь танцевать..."
И опять рыданье! Мысли о смерти. Как вспоминала после Кадочникова: "Это был второй раз, когда я могла покончить с собой".
Спасли подмостки, театр и влюблённые ухажёры, не дававшие юной красавице проходу. Одним из них был начинающий оператор, выпускник ВГИКа - Юрий Ильенко.
- Он за меня боролся как рыцарь.
Чуть ли не каждый день встречал её с букетом мимоз у ворот театра. Настойчивость, красивые жесты ухажёра и чуткое внимание сделали своё дело и, хотя молодая и не была влюблена в своего избранника, но под венец пошла. А любовь приложилась, в силу натуры, выросла со временем. Наверное, и слава, пришедшая с подачи мужа, тоже сыграла своё дело.
"Это моя жена, Лариса Кадочникова, актриса театра "Современник", - представил меня Юра. "Нет, это Мариќиќичка!" - улыбаясь странной улыбкой, пропел кудрявый, маленький, крепкий, в свободном чёрном костюме и шляпе мужчина.
Это был Параджанов, - молодой режиссёр, зачинатель нового направления - "поэтического кино", так и не принятого советской властью. Не без его участия молодая семейка Ильенко и Кадочникова уехали на год в Карпаты, где муж снимал, а жена снималась в главной роли, прославившего их всех фильма - "Тени забытых предков". Эту шекспировскую историю дирижировал Параджанов в фокусе кинокамеры Ильенко. История двух гуцульских родов, где Джульета-Маричка (Кадочникова), а Ромео-Иван (Миколайчук) любили, да умерли, так и не вкусив счастья. Зато всем, кто принимал участие в создании фильма, принесла славу.
Но и за это пришлось расплачиваться. Крест на "Современнике", на Москве. Зато новая жизнь в Киеве с мужем и в лучшем театре города.
"Лариса, эта блестящая шуба создана для тебя!" - гамадрила заставил купить тоже Параджанов. Красавица-модница и успешный оператор, - "Самая красивая пара Киева", - говорили про них.
Это длилось почти два десятилетия, а потом... Очередные съёмки, только на этот раз в Польше, картина "Дом под дождём". Юра ежедневно звонит из Киева, рассказывает как любит, но какие-тот нюансы, задний фон по ту сторону трубки, всё настораживает и беспокоит, что-то не то. В душе зародилось подозрение - он спит с другой. Она чувствовала - интуиция. Домой вернулась без предупреждения. Она не стала открывать дверь своими ключами. Нажала звонок.
"Кто там?" - "Юра, это я, Лариса!" - "Убирайся отсюда. Иначе я вызову милицию!".
Он растерялся - я застала его врасплох. Спустилась вниз, села у подъезда. А через пару минут выбежала она...раскрасневшаяся... пальто на распашку... Всё понятно... А ещё через пару вышел он, начал ругаться: "Что ты все переводишь в трагедию, не преувеличивай!". Конец.
Он хотел её выгнать на улицу, отобрать квартиру, но испугался, когда понял, что она готова бороться и готова придать эту историю огласке. Потом каялся, но это уже не к чему.
А жизнь не замерла - работа в театре, кино, ещё и нервы всё это начало сказывваться на здоровье. Облегчение пришло нечаянно. Как-то внезапно проснулась тяга к живописи. Может быть гены? Отец же был первоклассным художником. Рисовать, рисовать, чтоб как-то выплеснуть боль, чувства, заполнить пустоту. С тех пор живопись стала вторым "Я". В отличие от артиста, зависимого от режиссёра, театра и много ещё чего, художник независим - выражается, как хочет. Так к слову многие артисты, которым рамки лицедейства становились узки, находили отдушину в рисовании - Богатырев, Мягков, Вицин, Панин и многие другие.
После съёмок прославившей Ларису ленты "Тени забытых предков" она осталась с мужем в Киеве. Начала работать в киевском театр, который стал ей домом.
"театр - это второй дом, а может быть, даже и первый: выходя на сцену, я понимаю, что происходит, что то такое необыкновенное, что даёт мне силы идти вперёд. В Русской драме я с 1965ґго. Роли - моё богатство: они помогают справляться со всем".
Тот же театр дал ей и новое счастье личной жизни. В неё влюбился тогдашний директор театра русской драмы - Михаил Саранчук. Он бросил семью, детей и не колеблясь ушёл к Кадочниковой. Но, как уже говорил, в те времена партия и другие властные органы чутко следили за внешним приличием лица страны. Так что и "аморального" директора вызвали на ковёр для душеспасительной беседы, поставив ультиматум - "или, или".
"Кадочникову ни на одно кресло не променяю", - отрезал Миша и уволился.
Они прожили вместе долгих двадцать пять лет и только смерть одного разлучила их. Сегодня вдова бережно хранит память о своём последнем муже, но не замыкается в себе, старается вести насыщенную событиями жизнь. Может быть ролей стало не так уж и много, но не количество наполняет, а качество. Да и холст, кисточки с красками всегда под рукой. Что же больше всего поражает современников, так это её внешний вид. Вокруг все задаются вопросом - в чём секрет её молодости. Она отвечает просто.
"Я люблю, чувствую, живу. Пластические операции, уколы ботокса - это не моё. Я такая, какая есть - ни морщинкой больше, ни морщинкой меньше. Природа? Не знаю... Моё лицо живое: я смеюсь, хохочу без зазрения совести".