Калинчук Елена Александровна : другие произведения.

Как Мракобес был консультантом (вся группа)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Вся группа


   Итак, покончив со льготниками, добрался Мракобес и до группы. Ну что ж, почитаем, почитаем...
  
  
   Миронов Арслан. Дух леса
  
   Дамы и господа, позвоните кто-нибудь в Комиссию по правам текста! Мракобес сам не может, он враг демократии. Но невозможно смотреть, как ни в чем не повинный текст корчится в муках! Никто? Ну ладно, придется Мракобесу самому наносить удар милосердия. Где он, пламенный меч?
   Уважаемый автор, дорогой! Две вещи. Во-первых знаки пунктуации в, русском, языке, ставятся, по-Правилам: - а не так Как, хочется. Чтобы исправить этот момент, достаточно показать произведение какому-нибудь грамотному знакомому, прежде чем выкладывать на всеобщее обозрение. Во-вторых. Мракобесу мог бы понравиться сюжет Вашего рассказа. И мог бы понравиться перевертыш. Если бы не реализация. Вот. Все. Это чтобы не говорили, что Мракобес несправедливый и беспринципный.
   Сие была надгробная речь. А теперь - да простятся тебе грехи твои, несчастный текст... (Все цитаты sic):
  
   "Коридор был абсолютно пуст" - через два абзаца окажется, что там была, кроме "роженицы", еще уборщица с тряпкой. Или уборщица не человек?
  
   "Роженица" - это слово обозначает беременную женщину, которая находится в родах (рожает). Эта же сидит на скамеечке и поплевывает в потолок. Почему не написать "беременная женщина?". Кстати, зачем она вообще нужна, у нее ни грамма сюжетной нагрузки?
  
   "- Так папаша не мешайте и кто вас, вообще, сюда пустил, я сейчас охрану позову, если не уйдёте. - Аргументировала сотрудница" - да, охрана - хороший "аргумент". К сведению автора, мужчин в родильное отделение не пускают (кроме суперсовременных частных клиник, но тут явно не такая. И отмазка типа "Но там моя жена рожает" никакую медсестру не растрогает. Ясно, что он не пылесосы продавать сюда явился.
  
   "Видите ли, роды очень сложные, плод запутался в пуповине. Наш местный фельдшер не справляется" - фельдшеры роды не принимают, принимают акушеры. "Запутываются" читатели в нечитабельных текстах. У плода же бывает обвитие пуповиной. Это грозит гипоксией плода, но для матери ничего не меняет. В смысле, ей одинаково больно рожать как с обвитием, так и без. И вот тут начинаются логические ляпы. За что она его прокляла, бедного? За то, что он чуть не задохнулся? Если же имеется в виду, что ребенок ослаб уже в утробе и прекратилась родовая деятельность, вызывая у матери "холостые" схватки, то тут надо делать кесарево сечение, врач ничем больше не поможет. А кесарево делается под наркозом. Так что не выходит по-вашему. Мракобес добавит также, что ни одна нормальная мать не проклянет своего младенца только за то, что он в муках родился. Не верите, спросите знакомых рожениц. Или лучше родильниц, то есть тех, которые уже.
  
   "роженица у окна наблюдала, как из-за угла выскочил человек в белом халате и, не замечая молодого человека, сразу прошмыгнул в палату." - а неродящая "роженица" так и сидит перед палатой, где идут трудные роды, и получает так необходимые ей положительные эмоции! Она сильно нервирует, баба эта...
  
   " нервно глядя на часы, тем самым только ускоряя шаг" - ???
  
   " вдруг из палаты донеслась отчётливая громкая речь, переходящая в рёв, заглушающая всё вокруг. Роженица подпрыгнула, сидя у окна... Мужчина остановился, вслушиваясь в слова, пытался понять их содержимое." - не содержимое, а содержание. Чего пытаться, когда речь - отчетливая? И псевдороженицы на девятом месяце не могут подпрыгивать. Они ходят-то с трудом. Если автору угодно попробовать, пусть привяжет к животу двенадцатикилограммовую гирю и подпрыгнет из положения сидя. Удачи!
  
   Вот очередной овраг, но "Козелок" знает своё дело - хто такой, и какое дело? По оврагам прыгать?
  
   Шофёру приходилось вкладывать все свои навыки вождения, в управление транспортным средством - хорошо, не воздушным судном...
  
   "заключительным этюдом было отхожее место, которое располагалось с другой стороны поляны" - это чей же был этюд? Никак, Микеланджело упражнялся?
  
   " - Итак, поскольку нас не представили друг другу, то начнём со знакомства" - по Титычу Букингемский дворец плачет. В машине молчал как пень, а как понял, что приехали в глушь и представлять его некому, так сразу сам представился. Причем первым делом попросил всех самого себя "любить и жаловать!"
  
   "Титыч, после непродолжительного знакомства" - а, через полторы минуты он с ними порвал отношения?
  
   Подошёл к двери и начал колотить кулаком по несчастной. - и впрямь...
  
      - Эй, дет, открывай, я волонтёров привёз. - "дет" это "дед" или "ребенок"?
  
   " - Хорошо давайте я вам ещё раз объясню наши цели и задачи." - а, так он уже объяснял? А как это он, не познакомимшись?
  
   "Сам я уже довольно продолжительное время работаю в международной организации Гринпис, геологом. Цели нашего сегодняшнего похода - это взять пробы почвы на объект заражения окружающей среды. А вы, то есть Волонтёры должны меня сопровождать, помогать и естественно набираться опыта" - Начал, оглядываясь по сторонам, свою познавательную речь геолог. - речь, действительно, познавательная. А чё он оглядывается? Страшно, что ее подслушают и без спроса перепечатают в Нэшенел Джеографик, огребя при этом бешеные деньги?
  
   "Вы, конечно, знаете, что радиация не заметна, но со мной вам нечего боятся. Я знаю эти места и держу ситуацию под контролем. Ну и у меня имеется при себе дозиметр." - Хитренький! С дозиметром-то, конечно, радиация не страшна.
  
   - Тимофей Титович, а когда нам такой же значок дадут, как у вас? - перебивая, спросила Даша. - Она за ЗНАЧОК в радиоактивную зону полезла? На фиг он ей? Есть гораздо менее опасный способ получить значок Гринписа - а именно - внести туда деньги.
  
      Геолог опять устремил свой взор к двери дома, затем быстро начал осматривать всё, что было вокруг неё: дверной косяк, крыльцо, доски. Каждый раз, ощупывая всё руками. Наконец он замер натолкнувшись рукой на предмет своего изыскания. Геолог осмотрел находку - это был ключ.
  
   Пока что такое ощущение, что и Титыч, и волонтеры совершили групповой побег из Кащенко.
  
      - Тимофей Титович, а зачем вам ружьё? - "Винни, Винни, куда мы идем?" - "Свинью резать"...
  
   ся компания присела за стол" -он ружье достал, чтобы пообедать? Боялся, что браконьеры нападут и отберут жрачку?
  
   " - Давайте перекусим и пойдём, а то мне тут ещё голодных обмороков не хватало" - да, и читателю тоже. Умоляю Вас.
  
   "Лес то редел, расступаясь и давая волю действиям, то сгущался, учиняя на дороге множество разных деревьев, с ещё большим количеством кустов" - уже не в первый раз в этом рассказе дороги, леса и поля "учиняют" что-то, и не просто что-то, а кусты...
  
   - Тимофей Титович. Мне нужно отойти... Ну в кустики... Вы понимаете?    Геолог не зная, что сказать в ответ, переводя взгляд то на девушку, то, уводя его в сторону, махнул рукой. - Мракобесу неясно, что так поразило геолога !
  
   Даша сняла с плеч рюкзак, поставила его на мох, растущий возле дерева, и достала мазь от комаров. Втирая в тело крем, и оглядываясь по сторонам, вдруг замерла. -Автор, как мы уже поняли из описания родов, - мужчина, и он не догадывется, что женщины не раздеваются полностью, чтобы справить малую нужду...
  
   "- Алексей и Александр, не скрывая улыбок, переглянулись между собой, подчёркивая чудаковатость Даши. " - психи - психи и есть. В зараженной зоне, вооруженные огнестрельным оружием. Куда смотрит полиция?
  
   Вскоре показался и источник издаваемого крика - это был человек, но он почему-то летел по воздуху, словно его кто-то швырнул с огромной мощью. Наконец, пролетев над головами всей компании, врезался в дерево, напоровшись на сук. Удар был с такой силой, что тело было проткнуто насквозь...
      - Это он... Это точно он... На этот раз не уйдёт. - оригинальный способ констатировать смерть.
  
   Они лишь переглянулись между собой и послушно побрели за лесником, возвращаясь обратно к сторожке. - и никто не проявил ни малейшего удивления/испуга/вообще эмоции по поводу того, что вот, прилетел мужик и насадился на сук - (извините, Мракобес уже сам начал выражаться, как герои рассказа).
  
   Ну что, умер он, текст? А то там еще две части такие же... Не, вроде, умер. Пульса нет, во всяком случае. И холодный. Ну что же, оставим усопшего в покое.
  
   Мир его праху. Как сказал сам автор:
  
   Все разошлись по своим местам, которые лесник, заранее указал волонтёрам. Убедившись, что все устроились на своих местах, последним ушёл Серафим Игнатьевич, гася за собой лампадку. (!!!!)
  
  
   Камаева Кристина Николаевна. Гений
  
   Рассказ Мракобесу в целом понравился. За неброский, приятный, стиль повествования, за чисто булгаковскую типизацию молодых авторов и их произведений. И еще за поставленную проблему. Ибо проблема есть, и никуда от нее не денешься. Проблема творчества и - кому все это нужно. Проблема таланта и человеческого счастья. Проблема искушения славой, тоже.
   Вот только не то из-за дремучести своей, не то из любви к великим жертвам на алтаре искусства, Мракобес не до конца понял главную мысль рассказа. Прочиталось так, что "Незачем творить, надо жить и наслаждаться жизнью и простым человеческим счастьем". Но Мракобес сомневается, что автор именно это хотел сказать. Потому что, во-первых, чего тогда автор делает на конкурсе? А во-вторых, как-то грустно это все... Констанца Вебер тоже наверняка хотела, чтобы муж дома бывал почаще, но не слыхать нам тогда "Волшебной флейты"... а про графомана и почтового чиновника Энтони Троллопа Мракобес вообще молчит. В общем, автор вряд ли берется утверждать примат быта над творчеством. Что же тогда?
   Вся суть, видимо, в том, о каком писателе речь. Тут.то Мракобес и отдает себе отчет, что образ главного героя как писателя несколько незавершен, недораскрыт.
   Тут ведь, в сущности, три варианта. Первый: герой - гений. Действительно гений. Это не случай Тимура (судя по описанию тех "бессмертных" шедевров, которые он собирался писать и судя по тому, что он все же бросил это дело. Гении свое дело не бросают, они травятся цианидом). Хотя описать такой случай было бы очень интересно. Только представьте себе эдакого "Пушкина", который отдает себе отчет в том, что за политико-творческими проблемами не увидел, как за его спиной пошлый французик покушается на "Наталью Николаевну". Интересно, бросил бы такой гений писать стихи, даже если бы наверняка знал, что это решит все его проблемы? Как вам такой сюжетец?
   Второй вариант: герой - то, что Кинг называет "хорошим писателем". То есть - в меру талантливым, способным на написание хороших книг при условии упорной работы над собой и над текстом. У Тимура есть черты такого писателя: фантазия и интерес к "писательству" с самого раннего детства, а также относительно быстрое и разумное "прозрение" в конце по поводу литературных качеств своего эпохального текста. То есть вкус-то у него есть, над ним только работать надо. Однако, если описан именно этот случай, то, во-первых, жалко, что вместо упорного труда Тимур отказался от творчества вообще, да еще и в пользу земных благ (это, извините, легкий выход), и во-вторых, не верится, что так просто взял - и отказался. Одна знакомая Мракобеса содержит семью из трех человек, включая больного любимого мужа и чудесного маленького ребенка. И, когда только выдастся время, пишет. И хотя у нее не возникает никаких сомнений насчет жизненных приоритетов, прекратить писать она не может, иначе рехнется умом, и та же семья пострадает. А если жизнь заставит-таки прекратить, то это будет больно. Даже если правильно, даже если во имя личного счастья. Ведь творчество, по определению, больше личного счастья... как там сказано у Гребенщикова? "Спой мне что-нибудь, что больше, чем слава, И что-нибудь, что больше, чем смерть"...
   Но о чем это мы? Ах да, о Тимуре. Так вот, остается последний вариант - что Тимур заурядный графоман. Что таким "писателям", как он, лучше и вправду найти себя в чем-то другом, чтобы раскрыться по-настоящему. Мракобесу кажется, что именно этот тип имел в виду автор. Если так, то образ Тимура подан недостоверно. Автор никак не доказывает, что Тимур - никакой не писатель. Что в его случае личное счастье будет превыше всего, что Тимур способен наваять на бумаге. Мракобес согласен - очень трудно показать присутствие в человеке таланта (или его отсутствие). Но автор же, в отличие от героя, писатель! Взялся за такую тему, так пусть отвечает теперь!
   Почему графомания Тимура вызывает сомнения, насмотря на описание его "опуса" и критику Дыркало? Потому что, во-первых, Тимур, как уже было сказано, очень легко и без особого усилия "прозрел" (у злостных графоманов так не бывает, хоть вы убейте Мракобеса, в большинстве своем они так и помирают с уверенностью, что они - непризннаные гении), а во-вторых - ничего криминального в наивности представлений Тимура о литературе нет, болеет он теми же болезнями, что и все молодые авторы... невозможно из этого заключить, насколько он талантлив.
   Проблему решить легко. Многовековой Мракобесов опыт учит, что главное отличие графомана от писателя - в отношении к творчесткой деятельности как таковой. Каком именно, Мракобес говорить не будет, автор и сам знает. Если показать позицию Тимура по этому вопросу, все проблемы отпадут, и персонаж будет закончен.
   А за навод на размышления спасибо. И хотя Мракобес по вышеуказанным причинам не поставит высшую оценку, высокую - поставит.
   Удачи!
  
   Picaro. Хромой дукат
  
   Есть у Мракобеса подозрение, что автор выложил этот текст на конкурс, чтобы "отработать" кусок крупного произведения или сделать анонс такого произведения. Если это так, то со стороны Мракобеса было бы глупо анализировать сюжет, композицию, развитие героев и прочие элементы литературного произведения. В укороченном варианте ничего этого нет и быть не может. Два параллельных сюжета (линия дуката и линия Лонгвия) остановлены на стадии начала развития действия, ни один персонаж не в процессе повествования внутренне не меняется. Да и связка между двумя сюжетами искусственная. Фраза, соединяющая эти две линии: "Ты, например, знаешь, что зараза из-за Далербергского палача началась?" вообще ложна. Ведь палач не по своей воле бросил труп в озеро, тем самым спровоцировав мор, а по приказу судьи Фляйфиша: "Согласно традиции, судья Фляйфиш пожелал выкупить у далербежца останки и одежду казненного. В обмен на тело и голову он дал Метерниху знакомый кошелек с талерами, но приказал упокоить мятежного герцога в озере". Так что, выходит, мор начался из-за Фляйфиша, а не из-за Меттерниха.
   Что касается общей экспозиции, она же введение в ситуацию произведения, она занимает треть (!) повествования. К сожалению, все это вместе может вызвать разочарование читателя. Он-то терпеливо читает три вордовских страницы про чужие, а поэтому малоинтересные политические интриги (лучше уж про родные глянуть по телеку) надеясь, что вся эта информация как-то ему пригодится...
   Так что как не подступись, не получается у Мракобеса отрецензировать произведение как единое целое. Придется идти с другой стороны. Если художественная задача автора - привлечь внимание к большому роману, то Мракобес может попытаться сказать, понравился бы ему этот роман или нет, и почему.
   На первый взгляд, мы имеем дело с фэнтези, но непонятно, с каким уклоном - альтернативно-историческим или мистическим. С одной стороны, политика и экономика проработаны и представлены как для (псевдо)исторического труда (тридцать процентов объема, шутка ли! Ведь по логике, в романе пропорции анонса будут соблюдены), а с другой - наличие дьявольского "хромого дуката" в сюжете и заглавии наводит на мысль, что именно он и управляющие им силы будут главной линией романа.
   Ежели дело в дукате, то неплохо бы нам увидеть его в действии, и не по мелочи (получили в трактире кружку пива на халяву), а как-то помасштабнее. Уж кому-кому, а Мракобесу не рассказывайте, что нечистый развлекается, подавая смертным на бедность неразменные монетки - не тот у лукавого масштаб, да и идеологически он, прямо скажем, по другую сторону баррикад. Раз уж анонсировали дукат как дьявольский, извольте обосновать. Какие проклятия преследуют дукат? Каковы последствия его существования в этом мире, как для непосредственного владельца, так и для человечества в целом? Вот это бы анонсировать, а не просто существование легенды наравне со многими другими легендами.
   Ну, а коли легенды врут, и фэнтези наше политическое, то хотелось бы сразу увидеть, почему именно такой мир описан автором. Почему выбраны именно эпоха и географический архетип? Что поменялось бы в романе, будь они другими? Этот момент, кстати, особенно непонятен, если принимать во внимание совершенно анахронический пассаж про судебную процедуру с отсрочками и адвокатами, который гораздо органичнее смотрелся бы в диккенсовской Англии или постреформаторской Женеве:
      Как бы там ни было на самом деле, надежды злодеев на затяжной процесс и обычную в таких случаях процедуру не оправдались. Обеспокоенный появлением разбойничьих шаек, ландграф Дитрих издал указ, предписывавший особые меры и упрощенное судопроизводство для борьбы с преступившими закон. Участие защитника в таких делах упразднялось, на вынесение приговора отводился один день. Согласно новому установлению, все схваченные воры и разбойники, опознанные свидетелями, независимо от тяжести преступления, приговаривались к смерти через повешение.
   Мракобес, конечно, много чего подзабыл за тыщу лет, но сутяга он тот еще, и вот такого, чтобы за разбой существовали варианты наказаний... да еще варианты БЕЗ конфискации награбленного (иначе как бы разбойники заплатили адвокатам)... Это какую же линию защиты должен был вести адвокат? Объявить подсудимых психически невменяемыми? А психиатрическую экспертизу кто будет проводить? Аптекарь?
   В общем, в качестве черновика романа рассказ может смотреться и как потрясающе интересная заявка, и как полная белиберда. Тридцать с лишним Кб текста не проясняют этот вопрос. Даже удивительно, как это у автора получилось. Мистика, автор!
   Мракобес не может с уверенностью прокомментировать даже стилистический аспект текста. Если не считать слишком резко меняющийся фокус (дальний план - крупный план), который является естественным огрехом рассказа-романа, вещь написана грамотным, нейтральным языком. К сожалению, любая стилистика может "подвести" при определенных условиях. Например, фраза: "Фляйфиш достал пергаментный лист, показал палачу" читается нормально в черновике, призванном быстренько погрузить читателя в атмосферу романа, но в самом романе может взбесить, в зависимости от точки зрения повествователя ("внутри" романа персонажи и так знают, что листы - пергаментные. А какие еще?). Понимаете, о чем речь?
   Одним словом, запутали вы Мракобеса, автор. Замистифицировали. Он понятия не имеет, по каким критериям и как оценить рассказ, причем не знает даже, будет ли оценка высокой, низкой или средней.
   Эффект "дьявольского дуката"? Мракобес поплевал через плечо и побёг жечь ладан, в надежде, что это прояснит ситуацию...
  
   Юна Вруз. Мистика, или К вопросу об алхимии чувств
   Рассказ явно задумывался как юмористический. Причем именно юмор определяет художественную задачу автора. Отсюда в рассказе совершенно вторичный сюжет с ложным любовным треугольником (ложным, потому что сюжет не развивается по этой линии) и истинной темой "кто про что, а вшивому все баня". Человек, занимающийся исследованиями мистики чувств, "напарывается" на эту мистику сам.
   Мракобес повторяет, сюжет вторичен. Не надо искать в нем событий. Автор сам не раз намекает на это, говоря о том, насколько все неважно для его рассказа: "не так важно его имя, как тот факт, что было ему немногим за тридцать, был он женат, но бездетен по неважным для дальнейшего повествования причинам" и т.д.
   В отсутствие событий юмористическое произведение должно обладать чем-нибудь еще, кроме юмора. Юмор сам по себе не смешон, он смешон тогда, когда наложен на другой материал. Для иллюстрации возьмем произведения Аверченко, Бухова, Зощенко, Ильфа и Петрова, Вудхауза с его не то что вторичными, а и вовсе трете-четверичными сюжетами. В этих произведениях юмор сопровождает и оттеняет социальные, житейские и бытовые ситуации. Даже в случае с Вудхаузом, самым ярым защитником "развлекательной литературы" и юмора ради юмора, юмор оформляет человеческие типы, и пока они, типы, есть, смеятья "с них" не надоест.
   Насколько же автору удалось соединить юмористическое мыслеизвлечение с чем-то еще?
   Однозначно удался образ главного героя, мистика от науки. Типаж узнаваем и смешон. Смешно и использование его мистической концепции в финале. Улыбают "говорящие" имена героев, хотя Мракобесу кажется, что в юмористическом тексте можно пойти и дальше. Но об этом позже.
   То есть вот теперь.
   Главный недостаток текста, на Мракобесов взгляд, это, как ни странно, недостаток юмора. Чтобы быть истинно смешным, текст должен использовать все богатство языка, все классические приемы, всю интертекстуальность, на какую способен автор. Еще никому не удавалось написать юмористический текст кондовым, однообразным или нейтральным языком. Есть риск, что читатель не поймет, что это с ним так шутят, особенно конкурсный читатель, который уже столько всякого прочитал, веселого и не очень, что его голова - макет дома Облонских в натуральную величину.
   Люди сцены - певцы, актеры, чтецы - знают, что обычный макияж из зала не заметен, и, чтобы зритель видел ваше лицо, следует наложить нехилый слой грима, который вблизи будет выглядеть неестественно и смешно. Юмор - тот же случай. Тот, кто захочет, лицедействуя, сохранить свое "натуральное" лицо, в результате потеряет его. Юмор требует толстого слоя грима, гиперболы, гротеска. Недостаточно юмористическая фраза смотрится как перл. Вот и у нашего автора порою не хватает смелости шутить.
   Мракобес приведет примеры фраз, где, на его взгляд, "трусость" автора особенно видна или где она служит плохую службу тексту.
     
     Историю эту я услышал непосредственно из уст ее героя. Так что заслуга моя, если она и есть, состоит только в том, что взял на себя труд переложить ее на бумагу - стилизация под классические, эпические романы, которая юмористически приравнивает историю нашего "героя" к великим произведениям. МАЛО! Автор, откуда мы знаем, что Вы это не всерьез? А ведь это первая фраза. Стилизация здесь неуместна, пишите сразу пародию.
  
   ...А проще говоря - старался проникнуть в суть мистических явлений, время от времени проявлявшихся у жизни любого из нас. Как уже должно быть понятным, наш герой имел изрядный романтический потенциал. - вводные слова в юмористическом произведении (равно как и канцеляриты) возможны в трех случаях: 1) они характеризуют стиль/речь какого-нибудь персонажа/повествователя, 2) они незаметны вообще, 3) они сами несут в себе эмоциональную юмористическую нагрузку. Здесь же: не персонаж, никакой нагрузки, и мы замечаем оборот, потому что к нам спецом воззвали (мы должны чего-то понимать), а мы ни ухом ни рылом... Либо убрать, либо усилить нагрузку!  
  
   ... вытесняло из себя, то есть из сознания, как самого мужа с его научно-мистическими устремлениями, так и, кстати сказать, присущее ему мужское начало. - "мужское начало" - общие слова, способные обозначать что угодно в зависимости от контекста, от собственно фаллоса до рыцарского кодекса. Смотрится как перл, граничащий с пошлостью. Юморист может красиво "вуалировать мысль" только в том случае, если уверен, что присутствующие по умолчанию понимают его метафоры - как в "Декамероне". Мракобес же, как и следовало ожидать, ничего не соображает, а поэтому - КОНКРЕТНЕЕ!
  
     - Итак, уважаемые коллеги... - А вот интересная задача для юмориста: сделать характерной (или еще лучше, смешной) речь героя. В этом абзаце задача провалена. Речь может принадлежать кому угодно, да и забавного в ней ничего нет.
  
     Завершающие выступление слова потонули в громе аплодисментов. Аудитория, впрочем, как и всегда, радушно приняла выступление авторитетного докладчика... и далее - см. выше, про канцеляриты.
     
   Так назовем же героя-докладчика именем Роме, даму-автора вопроса - именем Ета, а незримую жену Роме наречем именем Гера. - имена "говорят". Да, забавно. Но на фоне мировой юмористической традиции - всех этих Собакевичей, Коровьевых, Паниковских и Вустеров, - "Роме" и "Ета" тянут на материал для стенгазеты, придуманный коллективом шестиклассников.
    
   Ну, и так далее...
   Мракобес считает, что стеб и юмор - самая высокая планка для прозаика. Ожидать высшего пилотажа в этом жанре трудно даже от маститых писателей. А вот шутовского безумия и использования всего спектра литературных приемов он автору от души желает. Рассказ сразу заиграет. Удачи!
  
  
   Мальчик-Бабочка. Круги на воде
  
   Классика антиутопии - рассказ от лица сумасшедшего. Безумный персонаж, не стесненный рамками приличия и самосохранения, обычно выражает истины, которые не видят (или боятся выразить) "нормальные" персонажи. Это классика жанра.
   Чтобы читатель согласился допустить, что в речах безумца может быть зерно истины, автор обязан придать герою-психу некую легитимность. Это может быть либо железная логика, которая часто бывает у сумасшедших, либо гигантская харизма, либо сомнение в безумии героя... вариантов много. Что мы имеем здесь, чтобы нам захотелось слушать героя?
   Первым делом хромает оформление фраз. Многоточия через каждое слово - не лучший вариант оформления. В русском языке многоточие обозначает перерыв, иногда - длинную паузу как разновидность перерыва. А именно: при цитировании, для обозначения частично приведенных или незаконченных фраз, а также как выразительное средство, для "обозначения незаконченности высказывания, вызванной волнением говорящего, обрывом в логическом развитии мысли, внешней помехой, для обозначения заминок или перерывов в речи" (Википедия). Если прочесть текст вслух, делая длинные перерывы там, где стоят многоточия, создается впечатление, что герой периодически засыпает. Тех, кто еще не понял, что герой - сумасшедший, это нервирует, а тех, кто уже догадался, наводит на мысль, что парня накачали транквилизаторами. О какой легитимности высказываний речь, когда все сказанное может оказаться результатом психотропных средств? Третий вариант - автор, цитирующий письмо сумасшедшего, вырезает из него куски. За это автору большое мракобесное спасибо, потому что столько бреда не выдержит ни один нормальный мозг, но опять же - веса это письму не придает, скорее отнимает...
   Далее. Теория вопроса очень зыбкая. Мракобес не психиатр, но полагает, что психические расстройства протекают несколько иначе. Каковы симптомы болезни, кроме бессвязной речи? Каково ее течение? Знает ли автор диагноз героя? Ведь только крепкая матчасть может придать образу сумасшедшего убедительности. Мракобес заметит, что Гоголь и Чехов, прежде чем написать подобное, изучали источники, а также психику сумасшедших, чтобы придать образу достоверности. Автору рассказа следовало бы сделать то же самое. Иначе налицо не безумие, а собрание представлений автора о сумасшедших, почерпнутое из художественной литературы дофрейдовской эры.
   И последнее. Какие преимущества перед "официальной точкой зрения" имеет точка зрения слетевшего с катушек научного сотрудника? Большая тайна. Дело в том, что "нормальная" точка зрения читателю неясна. Сумасшедший протестует против чего-то, но мы не знаем, чего. Мы не знаем, что же кажется невыносимым его больному мозгу. Один абзац что-то проясняет:
  
   А технологический прогресс пошел дальше...и вот теперь, когда озоновый слой разрушен и мы живём под куполом, и нет более нужды в пище и воде, нет стран, где голодают люди... Отчего-то особенно остро ощущается холод...мне не хватает деревьев на улицах, бабочек и птиц...Помнишь, нам одно время казалось, что бабочки пахнут бананами...забавно...Теперь-то их можно встретить лишь в специально отведённых секциях-парках... вот он каков, мир наших грёз, мир будущего...то чем он стал...
   Но абзац этот - один большой логический ляп. По нему выходит, что озоновый слой был разрушен, а земля покрыта куполом, максимум за несколько десятков лет (и это еще - если предположить, что герой - глубокий старик). Автор, представьте себе, сколько лет нужно, чтобы построить такой купол. А сколько лет - чтобы его спроектировать. Поколение, которое сознательно помнит бабочек и круги на воде, к сожалению, либо уже не увидит купола, либо будет готово к жизни под ним, и понимать его необходимость... впрочем, Мракобес снова вернулся к проблеме достоверности.
   Не рассказ, а заколдованный круг какой-то. На воде вилами писаный.
  
  
   Гурьев Владимир. Глазливая
  
   Излюбленный Мракобесом жанр "рассказ о чем-то таком". Триллер, в котором смешиваются и красивая девушка, и непреднамеренное братоубийство, совершенное в детстве героем, и мертвецы...
   И, как часто бывает с рассказами "о чем-то таком" - крепкий середнячок.
   Стандартная линейная композиция, с параллельной экспозицией, сливающейся в финале с развязкой. "Кинговская" классика. Кстати, по нынешним временам, нормально выстроенная композиция - вещь редкая. Мракобес из сентиментальности даже всплакнул. Пусть ничего из ряда вон выходящего, но это все же очевидная попытка структуры.
   Бегите-ка сюда, о те, кто недооценивает структуру! Сморите и любуйтесь: за построенную композицию автор тут же получил награду: рассказ держится и стоИт. Держит его именно композиция, больше ничего. И несмотря на прочие огрехи, есть ощущение, что читаешь именно рассказ, и рассказ со смыслом. Если бы композиция была чуть хуже - улетело бы сие произведение по ветру, как соломенный дом Ниф-Нифа.
   Сюжет продуман до половины. До той самой, где герой покидает "глазливую". То, что происходит потом, отдано он откуп мистических "ощущал". Несколько обидно. Ведь если встреча с глазливой будит в герое истинную вину и переживания, если история с Павликом и есть главная, внутренняя история героя, то именно ее и надо разрабатывать, а не скучное знакомство со странной девушкой. Развязку надо было делать внятной. Проклятие, преследующее героя, убивает его или, наоборот, хранит? Кто ангел-хранитель Димы, спасающий его от падения? Или это триллер "Белые кроссовки против адских сил"? Обо всем этом можно, конечно, догадываться, но проблема мистики в том, что догадываться о непонятном очень тяжело. Если реалистический рассказ хотя бы задает читателю исходные условия задачи, "таинственный" их отнимает. Ведь может быть что угодно и как угодно. За свою долгую затворническую жизнь в обнимку с Аристотелем Мракобес переиспытал столько мистических ощущений, что считает себя вправе повторить: чем туманнее идея, тем четче должна быть реализация. О втором законе термодинамики писатель должен писать лирично, почти невесомо. О мистике же -предельно внятно. В соотношении тайны и реальности - баланс, гармония художественной истории.
   Образы главных героев тоже не до конца раскрыты. Как меняется Дима? Что именно было нужно Жанне? Как объяснить ее странное поведение? В отсутствие объяснений читатель может заподозрить, что это личный фантазм автора, что прямо скажем, не играет автору на руку.
   А вот если бы автор довел сюжет и героев до уровня своей композиции, то получился бы шикарный рассказ.
   Чего Мракобес ему и желает.
  
  
   Буденкова Татьяна Петровна. Ложка
  
   Переносимся в мир Булгакова и Сологуба, в тридцатые годы. Вот эпоха, которую конкурсанты пока не очень жаловали. Такая оригинальность - скорее, плюс рассказу, тем более что написано весьма достоверно.
   Рассказ - реалистическая новелла, но есть в нем и другая, мистическая линия. С одной стороны, георй рассказа всего лишь нашел ложку с вполне рациональным "сообщением" от владельца, и как выясняется в конце, от ложки той ничего герою не светит. С другой стороны, автор строит почти мистическую интригу, и читатель до самого конца не совсем уверен, что все кончится прозаически. В то же самое время обладание ложкой так меняет жизнь и мировоззрение героя, что к финалу рассказа он и вправду "приобретает" некое внутреннее сокровище, спокойствие и благополучие. Такая незаметная, но логичная эволюция героя - то, к чему стремится любой писатель в маленьком реалистическом рассказе. Мракобес приносит поздравление, эта задача автору удалась.
   Немного подкачала, на взгляд Мракобеса композиция. Нет, совершенно понятно, что ритм намеренно замедлен в начале для нагнетания интриги. Но все-таки слишком замедлен. Почти две трети рассказа уходят на одну завязку - это чересчур диспропорционально. И еще - после завязки слишком резко меняется фокус (сначала все было в деталях почти по минутам, потом полетели месяцы и недели). Как-то надо это уравновесить. Например, вернуться к детальному повествованию в финале, во время разговора с Тихона с библиотекаршей. Или урезать поиск мебели в начале (мальчиков, дворец...), постараться создать таинственную атмосферу не с помощью детализации, а другими выразительными средствами языка.
   Насчет языка - рассказу необходима небольшая чистка. Сейчас рассказ похож на черновик руки хорошего писателя перед редактурой: написано очень складно, но половина слов не совсем точно выражают то, что хотел сказать автор. Из-за высокого общего качества рассказа и ухоженной стилистики серебряного века, выбранной автором, неточности так и бросаются в глаза, пробуждая даже в ленивом Мракобесе желание посражаться под славными знаменами Димыча Чвакова. Примеры нескольких таких фраз:
  
   (продавец наклонился к самому уху Тихона и еле слышно прошептал очень громкую фамилию) - прошептал громкую фамилию - неудачный оксюморон, пусть даже слово "громкий" употреблено в переносном смысле.
  
   "увидел просвечивающий местами из-под толстого слоя грязи, узор паркета." - абсолютно понятно, что имеется в виду, но право же, может ли уважающий себя русский литератор позволить паркету, а тем более узору просвечивать?
  
   Окна находились высоко, были давно не мыты, так что и мраморную лестницу, и жалкие деревянные постройки покрывал таинственный полумрак. - то, что вы описали, это вряд ли "постройки", "постройка" - самостоятельная архитектурная единица. Необходимо другое слово. Сооружение, например, или что-то еще.
  
   "Мальчишки вжались в необструганные доски стены" вжались в стену, а не в доски. Опять: вполне приемлемо, но не очень литературно.
  
   При редактировании рассказа безотказно действует правило - чем лучше рассказ, тем лучше должна быть вычитка. Среднему рассказу пара блох не страшны, в хорошем они портят всю картину. Так что пожелания Мракобеса автору: всех стилистических куколок и личинок заменить на бабочек, ошибкам пунктуации - массовые расстрелы! И - удачи на конкурсе!
  
  
   Казовский А. Горькая ложь
  
   Мракобес прочел рассказ с небывалым интересом, потому что тема рассказа - одна из его любимейших тем, созвучная его собственным сентенциям. И сделать из нее автор попытался не что-нибудь, а фантасмагорию, в классическом понимании этого слова. С тайными и явными отсылками к Михаилу Афанасьевичу, а в его лице и к Николаю Васильевичу... Очень хорошая идея, очень интересная литературная задача. Насколько же автор довел ее до конца?
   В начале рассказа фантасмагория реализовывается в традициях постмодернизма. Не самый простой путь. Мракобес постмодерну враг, но литература дороже. Так что если качественный постмодерн - почему бы и нет.
   Хорошая находка в самом начале рассказа, со смертью автора почти а ля данте. Затем - довольно органичная в контексте встреча с тройкой судей. А вот культурные ассоциации, предложенные автором в идее тройки, на взгляд Мракобеса, слишком явны, и не совсем новы (Мракобесу-то по барабану, он за постмодерн мечом махать не станет. Но для чистоты жанра - желательно подавать такие вещи изящнее).
   Но после избавления от телевизора развитие покатилось, увы, по наклонной. Автор вдруг принялся сваливать постмодернистские ингредиенты в кучу, не заботясь о связках и переходах, а во-вторых, почему-то начал подавать мораль в лоб. В упор из арбалета.
   Посудите сами: автор встречает лохматого мужика, они начинают дословно цитировать друг другу Булгакова. Тоже мне постмодерн, "батенька". Тоже мне интертекстуальность... Обменявшись булгаковскими фразами по принципу пароль-отзыв, ребята садятся выпить. Ничто не убивает постмодерн надежнее, чем сценка выпивки двух дружбанов. (Внимательно перечитав: нет, они не выпивают. Они собирались, но по дороге раздумали и просто сели погутарить. Эффект тот же самый).
   А затем дружбан Вадим толкает замечательную речь, с которой Мракобес согласен до последнего слова, но... очень некрасивый прием получился. Во-первых, авторская позиция "в лоб" - прямо скажем, незрело. Все же в хорошем тексте такие вещи преподносятся без манифестов. Да и по жанру не годится... хотя постмодерн, похоже, временно накрылся медным тазом. Во-вторых, выразитель позиции - эпизодический персонаж, да еще и выражает он ее "вроде как невпопад". Нехорошо так с авторской позицией. Вадим для читателя - никто, даже не главный герой. С какого перепугу читатель ему поверит? Особенно если персонаж ляпает "невпопад"? Ну, и потом, разочаровывает построение сюжета: герой умер и воскрес, сути не увидел. Герой выпил рюмку - хоп! Прозрел...
   Подкрепив соображения эпизодического Вадима авторитетом Суворова, и послав героя поиграть в орлянку (постмодернизм уехал, фантасмагория осталась), автор возвращается к герою, чтобы тот сказал самое главное в рассказе. И что же говорит герой?
   Я распахнул окно, вдохнул ветра полной грудью, всмотрелся в окружающий мир и произнес:
     - Хочу, чтобы мы, люди, научились думать и узнали правду о себе. Желаю от всего сердца: пусть разум, наконец-то, проснётся в каждом из нас. "И пусть никто не уйдет обиженный!"
  
   Булгакова Мракобес читал, о Суворове слышали, да и Стругацких тоже знает. А автор-то где? Неужели ему нечего было от себя сказать? Зачем тогда писал рассказ?
   С этим текстом Мракобес определился совершенно точно. Идея - плюс. Фантасмагория - большой плюс. Постмодернизм - плюс, смотрится в начале очень неплохо. Вам бы не уходить от него, автор. Концентрическая структура - плюс. Подача мыслей через захожих Вадимов на четыре абзаца - минус. Если уж один круг вашей концентрической структуры несет идеологическую нагрузку, пусть он будет насыщенным, но маленьким. Прятание автора за спинами великих полководцев и великих же писателей - большой минус. Тут вам не литературоведческая статья (то есть непосредственно тут, у Мракобеса, конечно, литературоведческая статья, но не в вашем рассказе). Зачем Вам прятаться, автор? В отличие от некоторых Ваших собратьев, Вам есть что сказать без Стругацких !
   А что Вы не великий, так это дело наживное.
  
  
   Железнов Валерий. Возвращение в город богов
  
   И снова история о "чем-то таком". На этот раз якобы из жизни, и Мракобес приготовился трепетать в страхе перед неизведанным. Тем более, что начало впечатляет: " Сейчас у меня осталась лишь последняя надежда. И если ничего у меня не получится, то и жить мне далее ни к чему".
   Этот ход очень грамотный. Он привлекает внимание читателя к повествованию, причем к повествованию с длинной предысторией, которое иначе было бы скучновато читать. Жаль, что автор вскоре бросил этот прием и стал просто рассказывать историю. Было бы неплохо время от времени продолжать "подогревать" зловещую атмосферу, потому что лично Мракобес за описанием будней археологов успокоился, расслабился и совсем забыл о страшном проклятии, анонсированном в первом абзаце.
   С одной стороны, это хороший признак. Он говорит о том, что история "затягивает", читатель полностью погружается в нее. Эту ли художественную задачу преследовал автор, или для него все же важна мистическая составляющая? Необходимо определиться. Если есть желание сделать историю более приключенческой, динамичной, тогда надо что-то делать с подачей материала.
   Так, напирмер, абзац: "Мой папа отправлялся тогда в долгожданную археологическую экспедицию..." и три последующих можно свести к "Мой папа отправился в археологическую экспедицию, посвященную исследованию исчезнувших цивилизаций Американского континента, и взял меня с собой. Прибыв в Барра де Текульта, экспедиция перегрузилась на грузовики и вместе с мексиканскими учёными отправилась в Теотиуакан - город богов, как называл его папа." Правда ведь? Какое нам дело до административных проволочек? Зачем сообщать ненужные подробности? Тем более, что автор и сам признает их ненужность: "Первое путешествие на огромном судне по океану оставило в моей детской памяти неизгладимое впечатление, но не это предмет моего рассказа".
   Мракобес не находит этим подробностям оправдания и с художественной точки зрения. Оставшиеся за кадром впечатления от морского плавания как раз лучше раскрыли бы образ девочки-героини, чем подробности экспедиции. Ведь описывая свои впечатления, героиня говорила бы о себе, а не об окружающих. К сожалению, образ героини совершенно теряется среди прочих подробностей. Это было бы допустимо, если бы рассказ был о приключениях целой экспедиции, а не одной девочки, но в данном случае это играет против рассказа.
   Мракобес подозревает, что автор "записал" реальную историю, услышанную из уст героини с наибольшими подробностями, и воспроизвел их все, чтобы придать рассказу достоверности. Но во-первых, достоверность обычно достигается двумя-тремя штрихами, особенно, если история - действительно реальная, а во-вторых, в чем тогда заключается писательская заслуга самого автора? Любой художественный рассказ - это история (реальная или вымышленная), подвергнутая литературной обработке. И этой-то самой обработки в данной истории нет (за исключением первого абзаца, где автор пытался заинтриговать читателя).
   Возможно, именно из-за отсутствия обработки страдает и композиция. Две половины рассказа, которые, по идее, должны перекликаться одна с другой, плохо сбалансированы - первая занимает почти три четверти рассказа, вторая - жалкую четверть.
   Образ главной героини тоже продолжает оставаться тайной за семью печатями, хотя вторая часть рассказа посвящена перипетиям ее жизни. Отношение Вари к обрушивающимся на нее удачам и несчастьям дано очень отстраненно. Происходит закономерная вещь: герой, не проработанный в развязке, никогда не раскроется в кульминации и развязке. Непонятно отношение героини к самому божку, а то, что позволяет увидетьавтор, выглядит как-то слишком уж утилитарно: взяла-переложила-положила обратно. Статуэтка-то прОклятая! Неужели не было у Вари трепета, перед этим таинственным предметом? А если не было трепета у героини - значит, и у читателя его не возникнет. Увы.
   К рассказу, на взгляд Мракобеса, применима рекомендация кого-то из классиков: "Напиши историю, а потом вычеркни все, что НЕ история". Если сюжет художественно обработать, то все остальные недостатки самоликвидируются, и получится весьма неплохой рассказ. И поскольку речь идет не о скучной редактуре или трудоемком сборе материала, а непосредственно о писательском деле, то такая обработка должна доставить писателю немало удовольствия ! Так что самое интересное - у автора впереди.
  
  
   Мудрая Татьяна Алексеевна. Эпифиты
  
   Булгаковско-готэмско-готическая Москва, вызывающая странное ощущение ни того, ни другого, ни третьего, а чего-то совершенно чуждого. В этом архетипично-безликом антураже поднимаются архетипичные же вопросы - ни много ни мало смерти и бессмертия. Так как проблематика, сами понимаете, импонирует воинствующему кликуше Мракобесу, рассказ он прчел с удовольствием.
   Автор в совершенстве владеет техникой символа. На вкус Мракобеса, симолов даже слишком много, или же они расставлены на слишком многих уровнях. В этой связи Мракобесу интересно было бы знать, почему автор причисляет свое творение к постомодернизму. То есть по каким именно признакам. От текста веет скорее поэтикой Возрождения.
   На фоне потрясающе построенной символической линии сюжет смотрится несколько упрощенно. И конец как-то выбивается из общей символической линии. Дендроты, дерево - образ, появившийся неожиданно. Было бы органичнее, если бы что-нибудь предвещало его появление. Скажем, коснуться бы этого образа в начале рассказа, где главгер идет парком. Возникает и вопрос, насколько верен образ противопоставления "эпифитов" (символического мха или лиан) деревьям. И насколько символическое перерождение в дерево способно восполнить духовную пустоту?
   То, что действительно сильно раскачивает авторскую конструкцию - это момент бессмертия. На Мракобесов суеверный взгляд, автору не следовало бы подводить под этот концепт "идеологическую" базу, ибо сколько бы в мире не было систем, все равно с философской точки зрения бессмертие никогда не будет толковаться однозначно. Тем более - такое, как описывает автор. Идеология так хромает, что у читателя появляется подозрение, а не впрыснули ли человечеству, помимо стациса, еще кое-какие запрещенные субтанции, приостанавливающие работу головного мозга. Посмешила Мракобеса и фраза "попытки суицида... караются пожизненным заключением в активную форму" - а как насчет удавшихся попыток? Самоубийство возможно, но уж изволь не промахнись? Ведь герой уточняет, что самоубиться становится практически невозможно только "в последнее время". В объяснениях повествователя чувствуется абсолютная беспомощность против смерти, сразу напрочь подрывающая авторитет системы, и это немного мешает воспринимать разочарование в ней главного героя. Напрашивается сравнение с замятинским "Мы", где герой показан не до и не после, а в процессе разочарование, и это придает ему бОльшую достоверность. Впрочем, придирки же.
   Раз уж Мракобес начал придираться, то отметит и самую большую, с его точки зрения, (идео)логическую придирку. В рассказе фигурирует священник, так вот Мракобесу интересно, с чего это христианская церковь вдруг примкнула к идеологии "бессмертия", учитывая что для христианства человеческая жизнь в этом мире как биологический процесс ни в коем случае не является благом, тем более высшим. Мракобес допускает, что в вИдении автора официальная церковь пала и начала сотрудничать с властями, но в таком случае об этом надо упомянуть. Речь идет о важнейшей догме. От подобного догматического перекоса должен был подняться такой раскол, что несколько сотен лет его бы не погасили. Мракобесу так и видятся религиозный войны, толпы мучеников-самоубийц, резервации "смертных" и так далее. Будут и другие несогласные, подобные описанным автором дендротам.
   Будем справедливы. Если уж рассуждать на тему, можно ли заставить человека жить, то хорошо бы показать и другую сторону баррикад. Действительно ли там окажутся одни "одиночки"?
   Неоднозначный рассказ с неоднозначной моралью.
  
  
   Лев Павел Дмитриевич. Улица Жизнь
  
   Грустная повесть одной безликой жизни. По форме - рассказ-монолог, действие которого разворачивается через растущую, взрослеющую, а затем и стареющую героиню.
   Реализовано очень неплохо, особенон композиционно. Повествование объединено образом улицы, стилистически однородно, финал перекликается с началом. Наблюдается соответствие всех частей рассказа, их гармония.
   У Мракобеса одно замечание по реализации: точка зрения персонажа. В начале рассказа чувствуется работа над точкой зрения, ее подача в соответствии с возрастом главной героини. Это очень правильно. К сожалению, аналогичная работа не проделана во "взрослой части" рассказа. Восприятие героини застывает где-то на подростковом возрасте, и в семьдесят лет мало чем отличается от двадцати. Если, например, разрезать рассказ на кусочки, перемешать и попытаться вновь сложить по порядку, это будет сложно, вов сяком случае, если основываться на развитии характера героини. А должно быть - в столь тщательно построенном тексте - легко. Не говоря уже о том, что в тексте о внутренней эволюции человека обязательно должна быть показана эта самая эволюция. В противном случае, недостаток взрослости восприятия наводит на мысль о том, что героиня умственно недалекая личность чемпион мира по наивности:
  
   "Я везу коляску, мы идем вдоль парка. В коляске спит наша Алёна. Я её очень люблю, она просто чудо. Дима то появляется рядом, то пропадает. У него очень много работы, у него большие планы на жизнь... Вова... очень рад меня видеть, кидается обниматься, но вот он видит мою дочь. Он останавливается, в его глазах видна печаль, он говорит 'Опоздал', и уходит. Я не зная почему, плачу."
  
   Тридцатилетняя молодая мать, которая идеалистически верит в "планы на жизнь" периодически пропадающего мужа - крайне запущенный случай. Равно как и тридцатилетняя женщина, не понимающая, куда "опоздал" любящий ее человек.
   "Детскость" стиля частично усугубляется лексическими повторами, особенно слова "очень", которое героиня употребляет по любому поводу. Человек, взрослея, учится определять свои переживания с бОльшими нюансами. Попробуйте поработать над этим аспектом, автор, если будет желание.
   Теперь о замысле.
   Замысел в рассказе, бесспорно, есть. Мракобес вот только не уверен, что автор реализовал тот замысел, который хотел. Рассказ читается как очень пессимистический. Причем уж на что Мракобес профессиональный пессимист и циник, но даже его проняло. Картина жизни, представленная автором, не то чтобы безрадостна (открытая безысходность вызывала бы, по крайней мере, обратную реакцию), а полностью бесцветна, и, Мракобес повторится - безлика. Героиня не обладает ни малейшей индивидуальностью. Все, что происходит с ней (вернее, то, о чем автор считает нужным нам поведать) могло бы произойти с любым другим человеком. Ничто не происходит потому, что героиня - именно Лена (а не Маша, Катя, Иван Петрович, Иоганн Себастьян, Тереза Авильская). Автор выделяет в жизни героини практически только те вехи, которые обозначают переход с этапа на этап (сад, школа, замужество, рождение ребенка) или же трагические события (смерть близких, и т.д.) Ни одной светлой вехи автор не отмечает (за исключением рождения детей и внуков, которые отметить обязан). И о светлом автор упоминает походя и как.то неохотно:
  
   "Это роддом, у меня большущий живот, скоро я буду мамой. Я счастлива. Дима не очень рад, он все время думает о деньгах. Как мы будим жить, на что мы будим растить нашу дочь. Мне грустно"
  
   Ни в коем случае не хочеи автор оставить героиню на слове "Я счастлива". Он спешит испортить ей радость поведением мужа. В таком ключе выдержан весь рассказ. Пессимизм нарастает еще и потому, что читатель в глубине души знает, что мозг склонен "забывать" грустное и помнить хорошее, а если уж не вспоминает, так, значит, и не было его, хорошего-то...
   И сама героиня в этом плане чуть ли не антипатична. Она пассивна, она не делает ни малейшего усилия, чтобы как-то повлиять на ход своей жизни, плывет себе по течению. В институт она поступает безо всякого интереса к будущей профессии ("Я учусь на экономиста. Интересно экономист это кто?). Работает бухгалтером тоже без интереса. А о своем реальном увлечении - живописи - говорить вообще стесняется: "Я опять начала рисовать. Это действительно то, что я люблю." - и больше никакого намека на то, что же посыпается в груди этой старой женщины, когда она рисует... С пьянством матери героиня бороться не в силах. Но не потому, что с этим в принципе невозможно бороться, а просто ей лень: "Но перечить ей я не могу, не хватает духу." То же самое с остальными событиями ее жизни... Бывают такие люди, Мракобес не спорит. Ему просто любопытно, в чем заключается интерес автора к такой героине? Ведь ей невозможно сопереживать. Была ли это попытка социальной критики? Или автор считает, что это - типичный случай? Мракобес был бы благодарен за разъяснения.
   В заключение Мракобес хотел бы добавить, чтобы автор не переживал, если впечатление Мракобеса не совпадает с тем, которое он хотел донести. Просто автор поставил очень высокую планку. Рассказать о том, как "жил человек, жил, и умер" - самая сложная задача в литературе; произведения, где она удается, все причисляются к классике. Лучший пример такого произведения - "Обломов" Гончарова. Тоже, кстати, с пассивным главным героем. После "Улицы Жизни" как-то особенно захотелось перечитать...
  
   Терехов Андрей Сергеевич. Силенция-56
  
   Переносимся в эпоху космических путешествий. Батюшки-светы, 3174 год. Мракобес, если честно, сильно сомневается, что человечество доживет. А если автор решил таким образом обезопасить себя на предмет достоверности, то и на риск он пошел нешуточный. По логике вещей, разница в технологиях между нашим временем и описываемым должно быть таким же, как между нами и эпохой царя Соломона. А то и больше, учитывая темпы развития науки. Так что если автор неспособен эту разницу показать, то недостоверность не пропадет, а возрастет. А что еще нужно для критики Мракобесу, боящемуся прогресса как огня?
   Композиция рассказа сделана, впрочем, на "отлично". Обнаружение трупа Рамиреса захватывает читателя с первых же строк. Кроме того, заявленная в начале интрига остается основной, а напряжение сохраняется до самого конца, как в хорошем детективном рассказе, классическом, с ограниченным количеством подозреваемых в замкнутом пространстве. И в то же время инопланетный элемент тоже играет свою роль, не оказывается чеховским нестреляющим ружьем.
   Касаемо сюжета у Мракобеса тоже возникают положительные эмоции. Особенно понравился контраст (или наоборот, сопоставление) нескольких убийств одним и тем же способом, одних - совершенных инопланетянами во имя безопасности планеты, других - совершенных героиней из личных побуждений. Причем второе смотрится куда более чудовищно, за что Мракобес и аплодирует автору.
   Понравилось Мракобесу и то, что, судя по обзорам коллег из первой группы, его интерпретация - не единственная, и вообще, интерпретаций у рассказа несколько. Это признак хорошей американской научной фантастики образца двадцатого века (в данном случае "американской" - это комплимент), если не считать надуманный и мешающий восприятию тридцать второй век. Технологическую разницу, кстати, показаь так и не удалось...
   Кстати, насчет тридцать второго века: Мракобес никак не уяснит, почему во многих фантастических рассказах исследователи, высаживаясь на чужую планету, не надевают ни шлемов, ни масок, то есть не защищают ни наружные дыхательные органы, ни глаза. Атмосфера, приближенная к земной и без примесей, - это очень хорошо, а как насчет состава воздуха в зависимости от местонахождения? Испарений от растений, радиации и так далее? Представьте себе инопланетянина, который, сочтя атмосферу земли пригодной для жизни, высадится в окрестностях Чернобыля или хотя бы в пробке на московской "окружной"...
   По поводу прочих недостатков: не очень ярко прописаны персонажи. Это запутывает читателя, который должен сразу сориентироваться, кто, когда и как погиб и кто с кем в каких отношениях. Неплохо бы поработать над образами, даже над именами, и не просто дать героям имена разного этнического звучания, но что-то, вызывающее более стойкие ассоциации (прозвища, фонетически запоминающиеся имена и т.д.) Или придать героям внешнюю индивидуальность. Более глубокая дифференциация вряд ли возможно в рамках короткого рассказа, но четкость придать можно. Если автор сомневается, как это сделать, Мракобес советует перечитать короткие рассказы Кристи, "обрисовывание" персонажей в трех словах - ее конек. Один из секретов - проносить один и тот же образ через весь рассказ, не отступать от него, не нюансировать. Например, в рассказе Марселина - то "женщина", то "девушка", а следовательно, читатель очень туманно представляет себе ее возраст и облик. Она запоминается только потому, что является единственной женщиной в экспедиции. А как быть с остальными? Различия "солдат", "ученый", "бортмеханик", в контексте рассказа - бесполезны. Все члены группы одинаково беспомощны в предлагаемых обстоятельствах, занимаются нпосредственно одним и тем же (решают загадку планеты), и их различия по роду занятий никак не откладываются в голове читателя.
   Паучки же получились невероятно харизматичные. Вылитый Мракобес в молодости.
  
  
   Ртищев Пётр Николаевич. Хобби
     
   Рассказ вызвал у Мракобеса противоречивые желания, и самое сильное из них - сразу же придраться к главному - к стилистике.
   Нет, она хороша, ничего не скажешь. Мы имеем стилизацию под "Петербургские повести" Гоголя (абсурд входит в набор), Хармса и еще кого-то, вероятно Салтыкова-Щедрина... но возможно, Мракобес кого-то и забыл (извините, автор, на двадцатом конкурсном рассказе он уже не отличает Лютера от Лойолы). Основная параллель все же - "Нос" и "Шинель", из которой вышли мы все; а следовательно, автор должен объяснить, почему вышли все, а стилизует именно он.
   На самом деле, элементы стилизации, которая не воспринимаются немедленно как единственный возможный вариант подачи истории, утомляют Мракобеса точно так же, как утомляли бы канцеляриты или избыток метафор.
   Если автор желает поставить рассказ в гоголевскую/хармсовскую/щедринскую традицию русской социальной сатиры в стиле абсурда, то было бы гораздо приятнее, если бы это делалось тоньше, с помощью разбросанных по тексту узнаваемых знаков, как это делает, например, Булгаков. Другого же объяснения стилизации Мракобес как не искал, не нашел. Если у автора оно имеется, пусть сделает милость и пояснит.
   Дело в том, что по стилизации очень трудно судить о писательском мастерстве автора. Такие этюды - стандартное задание для девятиклассников гуманитарных лицеев, и чтобы хорошо стилизовать, достаточно набить как следует руку. Поэтому, к сожалению, несмотря на "вкусный" стиль, Мракобеса обуревает искушение поставить более высокую оценку рассказам менее удачным, но в которых видна авторская работа с языком.
   А жаль, потому что социальная подоплека рассказа хороша. Замечательно прописаны главные герои. И безусловно, призрак "Мертвых душ" витает в воздухе и без стилизации, вполне самостоятельно. Мракобесу очень импонирует идея убийства как хобби, то есть средства для реализации творческого потенциала личности, того, что нынешняя демократия объявляет высшей человеческой ценностью.
   Хороши отдельные сравнения, например, "фальшивая" параллель между медициной, учительством и чиновничеством. Сама идея заполнения вакуума человеческой души, которую уже ничто не успокоит, кроме ощущения власти над жизнью и смертью, нищенская элитарность раскрашенных "под экзотику" притонов. Хороша фальшивая же антитеза следователь - преступник, пара, которая делит одну и ту же трапезу (и, возможно, разделит одну и ту же женщину). И опять же, как и в рассказе "Горькая ложь" Мракобес не может простить автору превращения социальной сатиры в литературную игру, эмпирическую дискуссию с классиками. Автору есть что сказать - и он отказывается от возможности создать свои языковые средства, выполняя свою писательскую работу ровно наполовину.
   Хотя Мракобеса и обвиняют в том, что он морально давит на авторов, "навязывая" им глобальные художественные задачи, которые они, авторы не поставили бы себе даже с похмелья, у Мракобеса такой цели нет. Однако мелкие ошибки хорошо видны, если показать их в большем масштабе. Так и насчет стилизации - представьте себе Гоголя, пишущего "Мертвые души" терцетами "Божественной комедии", представьте себе "Маленькие трагедии", написанные слогом Шекспира - и вы поймете, о чем Мракобес толкует.
   Насчет оценки, батенька, озадачили.
  
   Аарон Заземли. Фонари
  
   В этом рассказе автор, похоже, попытался смешать психологический триллер с абсурдом. Мракобес сомневается, что сие возможно. Восприятие абсурда базируется на "остранении" (по Шкловскому), тогда как художественная задача триллера и других остросюжетных жанров - напротив, вызвать у читателя выброс адреналина. Возможно, впрочем, что автор не хотел такой смеси, просто не определился, что именно будет писать, вот его и кидает из стороны в сторону. Что вследствие авторских метаний чудится читателю - это уже другой вопрос.
   По отдельности в рассказе присутствуют и идея с символическим сюжетом, и абсурдная стилистика. Вторая, кстати, удается автору весьма неплохо. Особенно первый абзац. Есть и мифологические параллели, за которыми интересно следить, и интертекстуальные ссылки. Если бы автор продолжил линию триллера, получилось бы нечто вроде Мальчишечьей Луны из Кинговсокй "Истории Лизи"... но абсурд здесь ни при чем, да-с. Абсурд - игра разума, тогда как подсознание от этого самого разума освобождено... впрочем, что Мракобес распыляется, автор и сам все знает, об этом ведь, собственно, и рассказ.
   Помимо конфликта художественных задач, целостности рассказа мешает непродуманный образ чудища. В зависимости от того, что хотел сделать автор, чудище можно было а) не описывать до самого финала, позволяя воображению читателя проделать необходимую работу, б) описывать с симпатией, как это делает автор, но при этом объяснить, на каком основании повествователь (и другие персонажи) его боятся, с) описывать как угодно, но сделать упор на амбивалентность образа...
   Вариантов масса, и только то, что, собственно, сделал автор, не входит в их число, а именно:
   Вначале читатель пугается, потому что "Однажды мальчику приснилось, что он стал оборотнем. Не волком, не собакой, а вообще не пойми каким чудищем". Потом догадывается, по положительным ощущениям героя, что это "второе я" и есть его настоящая натура "Во сне же он был довольно упитанным и жизнерадостным. Каждый раз скакал по лесу, упиваясь обретенной свободой". Далее до читателя доносится мысль о том, что чудовище - никакое не чудовище, а страшная милашка, и монстра в нем видят только непосвященные: "Большие сильные лапы, шерстяные уши, вечно довольная морда". Затем читателя вновь пугают с помощью реакции мамы: " Однажды мама заметила рисунки, и стала долго плакать на кухне [...] и строго-настрого наказала: "Никогда не подходи к людям во сне, не вздумай подходить к людям во сне, никогда, ни в коем случае, ни за что на свете вообще. И не смотрись в отражения." Если нужно было напугать, зачем заставлять симпатизировать двумя строчками выше? Потом опять страшно: "нечто огромное, как бесшумный медведь", потом совершенно неожиданное что-то промежуточное: "а некрупной серой собакой" (слава Сириуса Блэка не дает спокойно спать?), и наконец, истинный образ - маленькое "существо похожее на больную голодающую чихуахуа...  - Похоже на крысу. - сказал Джо". Если учесть, что чихуахуа весит от пятисот грамм до трех килограмм, а голодающая чихуахуа - видимо, грамм сто, то остается только догадываться, как выглядит, по мнению автора, "крупная собака"...
   Да, образ невероятно размыт. И если учесть, что чудище олицетворяет истинную сущность героя, то и она размыта тоже. Получается не некая личность, страшная и трогательная одновременно, что, как подозревает Мракобес, имелось изначально в виду, а игрушечное существо, периодически превращающееся из плюшевой игрушки в нестрашного компьютерного монстра.
   Перечитав рассказ несколько раз, Мракобес увидел и второе возможное толкование - чудовище на самом деле большое и "ужаслое", разболелось просто, а затем восстановилось от поцелуя прекрасной принцессы. Но в таком случае хотелось бы понять, отчего. Что символизирует эта болезнь. В "Аленьком цветочке" и прочих "Спящих красавицах" персонажи погружались, в заколдованный сон, похожий на смерть. Символ этого явления понятен без слов. Тогда как предложенная автором анорексия с сопровождающим ее авитаминозом требуют пояснений.
   И последнее. Автор, удовлетворите любопытство Мракобеса, поясните метафору "звезды, текущие с запада на восток".
  
   Нечаев Павел. На краю
   Извечный вопрос - быть или не быть. Самоубийца, осознающий в последний момент ценность жизни - что может лучше проиллюстрировать такую идею?
   Мракобес должен автора огорчить. Чтобы раскрыть такую идею таким сюжетом, вам понадобится такой литературный прием, как пафос. И что такое этот самый пафос есть, давайте разберемся.
   Современный критики определяют пафос как недостаток стиля. На самом деле они имеют в виду неправильно используемый пафос, такой, как в нашем рассказе. Изначально, пафос - это риторическая категория (кому надо, пусть сгоняет в Википедию), которую большой приятель Мракобеса и знаток своего дела Аристотель трактует как приём, при котором эстетика повествования передаётся через трагедию героя, его страдание и ответные эмоции зрителей. Используя пафос, оратор должен вызвать у аудитории нужные чувства, при этом не открывая до конца собственные.
   Итак, чтобы пафос был органичен, в рассказе должны присутствовать все элементы, выделенные жирным шрифтом. Проще говоря, задачей автора должно быть сделать произведение эстетичным с помощью эмоций героя, причем указать на эти эмоции нужно не прямо, а заставляя читателя их пережить. Пафос здесь - то, что запускает реакцию. Пафос цепляет читателя, читатель переносит свои чувства на героя, чувства героя окрашивают произведение в нужный автору оттенок - имеем гениальную вещь.
   Мракобес должен справедливости ради заметить, что автор, судя по всему, не так уж незнаком с этим приемом, потому что прекрасно применяет его в первой части рассказа, ДО самоубийства героини. Залезание на кран, описание пугающего сырого мира наверху, "в облаке", чувства к героине, - это и создает пафос в классическом понимании этого слова. Но начиная с самоубийства автор использует пафос неправильно, передавая эмоции "в лоб" и не заботясь о восприятии читателя. Таким образом он теряет элемент переноса читательских эмоций на текст, и вместо пафоса получается перловка - обратная сторона этой замечательной риторической фигуры:
  
   " - Ой! - ее голос прервался, несколько мгновений в трубке был слышен только шум ветра.
      - Что случилось? - спросил он, стараясь, чтобы в голосе не прозвучала тревога.
      - Руки скользят, все вокруг мокрое, - ответила она. - Ты помнишь, как это бывает" .
  
   Девушка через пару минут прыгнет с крана, но пока что "ойкает", боясь, что ее рука соскользнет. "Бред какой-то", - говорит ленивый читатель. "Ага! - радостно восклицает не ленивый, - она, вероятно, хочет перед смертью сообщить герою что-то очень важное!"
      - Поздно. Прощай... - прошелестело в трубке.
  
   Охренев от такого издевательства над своей душой, читатель горько восклицает: "Пафос!" (по Аристотелю, имея в виду, что пафоса.то как раз не хватило). И двигается дальше, уже потеряв доверие к герою.
   Чтобы вновь задействовать читательское участие в создании пафосного восприятия, автору неплохо бы разъяснить, почему прыгнула с крана героиня, в чем именно вина героя, и почему они оба находились в такой депрессухе. Но никаких объяснений не следует, только описание: "Теперь поздно, теперь жизнь точно не изменится. Будет так, как он ей предсказывал: пятьдесят-шестьдесят лет тягомотины, и в могилу. Он знал, что не будет дня, чтобы он не вспомнил ее. Осуждающий взгляд ее мамы. То, что она сделала, то, что он ей говорил. Годы, точно могила, лежали перед ним". Похоже, герой продолжает находиться в депрессии, охарактеризованной в его случае равнодушием к жизни и потерей чувства опасности. Случай клинический, но отнюдь не литературный, ибо эмоционально неинтересный. О какой эстетике повествования может идти речь? Разве что об эстетике безобразного.
   Вместо участия читателя в логике происходящего автор избирает отсутствие логики: "Совсем некстати ему вспомнилась бабка. С маленьким ребенком - его отцом, на последнем поезде она эвакуировалась из города. Кругом были немецкие танки, поезд бомбили самолеты, бегущих по полю беженцев расстреливали летающие на бреющем "мессеры"" Ах, эта "некстати" вспоминающаяся деталь, наводящая героя ровно на те мысли, что нужны автору. Как жаль, что об этом приеме не знали классики. Как жаль, что слова "не убий" не вспомнились "некстати" Раскольникову, когда он занес топор над Лизаветой, и как жаль, что воспоминание о бабке, пережившей войну 1812 года, не промелькнуло у бросающейся в реку Катерины в "Грозе" Островского. Скольких трагедий можно было бы избежать, если бы люди мыслили "некстати".
   Так грустно и обидно за невинно убиенных героев стало Мракобесу, что он сложил свое ядовитое перо и пошел в гости к Аристотелю. Выпить за пафос.
   А не то и порешить себя недолго...
  
   Сергеев Артемий. Вопрос доверия
   Еще один "трейлер" в группе. Первый был "Три шага в пустоту". Мракобес повторится, для тех, кто не читал: авторы, которые делают свои рассказы кинематографичными, в короткой форме иногда создают не короткометражный фильм, а ролик к полнометражному. Ошибки у авторов одни и те же: битое на короткие главки повествование, чередование крупных планов и массовых сцен, обязательно начальный и финальный спецэффект, и - самое главное - эпизоды отражают не события, а то, что происходит вокруг них. Сами события - для тех, кто заплатит за билет и придет в кинотеатр.
     Если говорить о том основном "фильме", который стоит за роликом, то это социальный триллер о демагогии, о том, как понятия, обозначающие категории человеческой души и совести используются в политических и прочих нехороших целях, и что из этого получается. Мракобес подписывается обеими руками. Действительно, пока понятия "доверие", "добро", "совесть" и "Бог" воспринимаются как политико-социальные категории, человечество хорошо жить не будет. Причем умные люди будут сетовать, не понимая, в чем дело, а дураки - думать, что сами эти понятия и виноваты. Ух, грядет, грядет на нас милый Мракобесову сердцу Апокалипсис...
   Что же касается реализации этой замечательной идеи, то автор попадает в собственную ловушку, потому что строя сюжет сокращенно-кинематографично, отступает от личностной интерпретации и сам, выходит, показывает нам только массовое понимание "доверия", хоть и с разных сторон. И хотя во втором эпизоде была попытка "Ты мне доверяешь?" на личностном уровне, крупный план быстро сменился массовкой а ля "сцена с народом" из "Бориса Годунова", и парень, который мог бы быть главным героем, пропал до финала.
   Да, нету главного героя в рассказе. Нет, и все. Ну, в полной версии фильма, он, скорее всего, есть, но это для тех, кто билет купит... впрочем, Мракобес повторяется. Просто ему не нравится, когда о морально-нравственных категориях пишут без морально-нравственного конфликта. Негоже это.
  
  
   Уф... вот и закончилась группа. Перечитав обзор, Мракобес не без удовольствия заметил, что охаял всех без исключения. Однако, дорогие авторы, Мракобес вынужден вас обрадовать: критика отнюдь не значит, что у всех будут стоять тройбаны. Тем более, что долг велит Мракобесу соблюсти некий диапазон оценок. Так что не горюйте, пишите Мракобесу письма, и приятного всем продолжения конкурса.
   Засим Мракобес откланивается и переходит к обещанным пяти заявкам, из которых четыре уже нарисовались, а одна еще ждет, кто запрыгнет на ходу...
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"