Изнеможение. Вот чувство, которое владело мной полностью и безраздельно. Это был только первый эпизод загадочной истории, записанной ментокордом Тхонга. Я знала, что ещё одного не выдержу, но и остановиться не могла.

"Тюрьма" подождёт. Не обязательно по темечко погружаться в глубины чужого "я". Ментокорд должен давать и другие возможности расширить границы восприятия. Станция наверняка утыкана сенсорами. Могу я увидеть, скажем, что происходит за стенами квартиры?

Перед глазами возник лазуритовый коридор - вид сверху. Пусто и скучно. Обзор ограничен несколькими метрами... Уже нет! Я легко переходила от одного видеосенсора к другому, и обрывочные картины естественным образом складывались в целую.

В отдалении невнятно прошелестел женский голосок. Отозвался мужской, громче, отчётливей:

- Я вызову его на дуэль!

Ого! Я двинулась на голоса и увидела две кудрявые белокурые головки. На женщине был серый костюм портовых служащих, на мужчине - форма вооружённых сил Конкордата. Знаки отличия? Рядовой.

- ...жалуйста, не надо, Думбар-нато, он ничего мне не сделает, - тонко прочирикала девушка. - Вы же знаете карздов, им надо просто настоять на своём. Он уже забыл обо мне...

Но мужчина не слушал.

- Карзды не смеют безнаказанно бесчестить наших женщин! Я не позволю! Негодяй заплатит за то, что сделал!

- Вас убьют, Думбар-нато!

- Это мы ещё посмотрим!

- Вы всё равно погибнете. Подумайте о ваших родных... Он больше не тронет меня, поверьте, я ему совсем не нужна!

Солдат остановился, схватил спутницу за плечи, хорошенько встряхнул.

- Будешь не нужна, когда он получит, чего добивается! Ты этого хочешь - стать подстилкой для карзда?

Он оттолкнул её и зашагал по коридору с прежней решимостью.

Девушка - меленькая, худенькая, большеглазая - забежала вперёд и встала у него на пути, молитвенно сложив руки.

- Законы Конкордата одинаковы для всех! Если он попытается... я могу пожаловаться торну Дерету.

Солдат издевательски рассмеялся.

- Жаловаться одному вору на другого?

- Прошу вас, Думбар-нато, не губите себя, - быстро заговорила девушка со слезами в голосе. - Я не смогу с этим жить, я наложу на себя руки!

- Ступай на дежурство, - сказал военный, вдруг смягчившись. - А то опять опоздаешь.

- Обещайте, что не станете ничего предпринимать.

- Ступай! - низкорослый, тщедушный, как все аджерране, Думбар насупил реденькие белёсые брови.

Плечики девушки, которая даже рядом с ним казалась малышкой, вздрогнули, но она осталась на месте и упрямо помотала головой.

- Обещайте...

Думбар долго сверлил её взглядом - она не отводила глаз.

- Хорошо, - отрывисто сказал аджерранин. - Я подожду. Но если он ещё раз тронет тебя хоть пальцем...

- Спасибо, Думбар-нато! - всхлипнула девушка. - Я так вам признательна!

К моему ужасу, она порывисто схватила руку мужчины и припала губами к его ладони.

- Иди на дежурство, - ворчливо сказал Думбар.

Они обменялись церемонными поклонами и разошлись в разные стороны. Он, исполненный важности, шагал степенно и веско. Она спешила, часто перебирая ножками, и на её бледных пухленьких губках дрожала улыбка.

Я проследила за девушкой до поворота.

Аджерране! И не подумаешь, что они способны на такие африканские страсти.

Осторожно, потихоньку я сползла на край постели, приподнялась на ноги. Держат!

Карзды владели Аджерраном лет сто пятьдесят, но жители протектората оставались для них людьми второго сорта. Служба Конкордату давала таким, как Думбар и эта девушка, возможность обрести достойное положение, но и за пределами Аджеррана карзды портили им кровь.

Кто эта нервная крошка, которой домогается неизвестный карзд? Попробуем поискать. Где у них тут сведения о персонале? Подайте-ка мне на блюдечке всех аджерран женского пола. Нет, стойте. Положимся на интуицию. Какое имя назвала Вестигар?

Вахад...

Бинго!

Передо мной возникло худенькое личико в обрамлении белокурых кудряшек: огромные глаза удивительной синевы смотрели с лёгким испугом. Младший диспетчер-контролёр причальной станции. Боже мой! Да ей бы в куклы играть.

Так, кто ещё у нас есть?

Каприз подсознания - и я, горя как свечка, любуюсь смуглым мужественным лицом Джейда Бара. Владелец крупных плантаций ёкки на Гертине, второй из двух принадлежащих ярбианам планет, наследник Бара Орта Ривма Пэлки, одного из лидеров антикарздианского сопротивления, эдека городской общины Жульбурана. Член совета директоров шести, нет, семи компаний. Холост... Где он сейчас?

Цепочка вспышек в темноте. Круг розоватого света, в котором извивалась пара кошек - точнее женщин с хвостами, острыми ушками и зеркально сияющими глазами... Короткая полосатая шёрстка на гибких обнажённых телах не скрывала пикантных анатомических подробностей. Лилась тягучая, вязкая музыка. Над головами плясуний кружили цветы, бабочки и белые птицы, похожие на голубей. Я заметила, что полоски, казавшиеся частью кошачьего окраса, движутся и скользят. Да это же змеи! Одна из танцорок схватила со своего бедра тонкую извивающуюся ленту и вонзила в неё зубы. Вторая, грациозно подпрыгнув, поймала за крыло белую птицу и тут же откусила ей голову. По мохнатому подбородку зазмеились тёмные струйки.

Вокруг круглой сцены расположились зрители. Вспышки выхватывали из мрака низкие столики, огромные мохнатые пуфы и развалившихся на них посетителей. Я узнала Бара - шёлковая рубаха распахнута на груди, волосы влажно блестят. Левой рукой он обнимал за плечи тарзианку, едва прикрытую чем-то блестящим, правой держал у лица трубочку с утолщением на конце. Такая же трубка торчала изо рта его подруги. Над парой вились цветные дымы. Их лица блестели от пота, глаза были затуманены.

Я с отвращением отпрянула и сама не поняла, как очутилась в гостиничном номере люкс - необъятная кровать, укрытая искусственной шкурой белого тигра, ковры, зеркала, картины на стенах, сдержанные вкрапления золотого блеска. Посреди номера, заложив руки за спину, стоял Ту. Вокруг расхаживал невысокий грузный субъект, похожий на одряхлевшего Винни-Пуха. Одышливо пыхтя, он водил перед собой странного вида прибором.

Феццак, осознала я, не успев ещё сформулировать запрос. Офицер безопасности, прибывший сегодня утром проверить, сумеет ли "Четвёртое небо" защитить дипломатов, которым предстоит вести переговоры с Немодийским Орденом. Крупное землистое лицо брезгливо морщилось, слезящиеся глаза с подозрением смотрели из-под набрякших век. На Земле его сочли бы больным человеком, на Феццак - ещё весьма молодым, полным сил мужчиной атлетического сложения.

Дальше! Дальше! Просторный, хорошо освещённый зал, заставленный электронным оборудованием. Человек шесть сидели за пультами, перед ними плавали сложные голографические изображения. Женщина-карзд откинулась на спинку стула, сложив руки на груди. Бородатый землянин расхаживал туда-сюда и что-то говорил, а молодой даарн со скептической миной внимал ему, подперев рукой подбородок, по сторонам которого косичками свисали бакенбарды. Я заметила светловолосую головку Вахад, усердно склонённую над пультом. Контрольно-диспетчерский пункт.

Господи, зачем им голограммы, если у каждого должен быть ментокорд? Бред какой-то! Я тихо засмеялась. Аджерранка внезапно вскинулась - словно услышала. Но нет, она повернулась к дверям, в которых застыла сурового вида немолодая землянка. Губы вошедшей неслышно шевелились. Я с облегчением перевела дух и прибавила громкости.

- Где старший смены? - гаркнула землянка так, что у меня зазвенело в ушах.

- Он сказал, что скоро вернётся, - пролепетала Вахад, трепеща ресницами.

- Его тоже вызвали по неотложному делу? - уточнила землянка с бесстрастным сарказмом.

- Он... он сказал, что курица была слишком жирной, или синтезатор что-то напутал, и теперь труба зовёт, - спотыкаясь, объяснила девушка. - Он так сказал.

Её голос сорвался. Озёрно-голубые глаза выражали вину и мольбу о прощении.

- Когда появится, передайте, пусть зайдёт ко мне, - тон строгой дамы предвещал старшему смены хорошую выволочку. - Продолжайте работать.

Она покинула диспетчерскую, и бородатый землянин скорчил рожу ей в спину. Женщина-карзд ухмыльнулась. Веснушчатый фахтезианин зажал рот ладонью.

Но ведь она может видеть их через ментокорд! С другой стороны... нереально сдерживать себя всё время, даже зная, что каждый в любой момент волен подглядеть за кем угодно.

Меня прошиб холодный пот. И за мной - тоже?!

Я отыскала квартиру Ангарты Хайимо и попыталась сунуться внутрь. Усилие отозвалось ломотой в висках. "Доступ запрещён". Пробежалась до жилища Вестигар. "Доступ запрещён". Скатилась на несколько уровней ниже, где располагалась комнатка Вахад, которую она делила с другой аджерранкой. Та была внутри. Компьютер предложил установить с ней связь. Я отказалась.

Что ж, я выяснила, что у свободы подглядывать есть ограничения. Это хорошо. Но ловкий хакер вроде Беммелена наверняка найдёт способ обойти запрет.

Беммелен.

Какая же я дура! Вместо того, чтобы развлекаться, шпионя за жителями "Четвёртого неба", надо было изучить материалы расследования. Выяснить, к примеру, для чего заявился на станцию тарк, которого пыталась остановить бедняжка Вахад. Если только они вели запись. Если мне позволят это узнать...

Сценой для нового представления стал кабинет Дерета - такой же просторный, чёрный, мглистый, каким я его помнила. Полированный камень стен играл тусклыми бликами, хищно поблёскивал металлический декор.

Смотреть на эту мрачную роскошь было тягостно. Будто лунной ночью забрёл в богатый склеп, наполненный просочившимся с болот туманом. Я зябко повела плечами, вспоминая объятья промозглого воздуха в маленьком анклаве Карздона, который Дерет выторговал себе у Земана...

Премьер-администратор восседал за столом, вырезанным, казалось, из цельного куска обсидиана - владыка подземного мира, облечённый правом судить и карать. Свет падал так, чтобы очертить его силуэт, но лицо оставить в тени. За плечом карзда призраком маячил Ту, его глаза загадочно сияли. Неподвижными изваяниями застыли у дверей агенты службы безопасности - мужчина и женщина.

Тведаг стоял в пятне неприятного белёсого света. Он сделал шаг в сторону, и свет сместился за ним. Напрасно Вестигар думала, что Дерет станет заглаживать оплошность своих людей. Напротив, он сделал всё, чтобы ущемить гордость тарка.

Компьютер играл планами и ракурсами, главное внимание сосредоточив на Тведаге. Тарк стоял в позе древнеримского оратора, перекинув через плечо полу длинной накидки. Рот-хоботок вздувался и трепетал, лицевые пластины, похожие на луковичную шелуху, топорщились и ходили ходуном, того гляди отвалятся - сначала от важности, когда Тведаг перечислял титулы самодержца Дурлока, которого имел честь представлять, потом от гнева, когда он перешёл к главной части своего заявления:

- Наши предварительные контакты внушали надежду на взаимовыгодные отношения между могучей Таркианской Державой, Благословенной в Вечности, и Свободными Мирами Открытой Организации Денебского договора, и мы верим, что этот досадный инцидент не помешает зарождающейся дружбе между нашими народами.

Он говорил, как подобает дипломату, но с интонациями склочника, доведённого до белого каления. Возможно, так изъясняются все знатные тарки, или униженный Тведаг, передавая то, что ему поручено, пытался сердитым тоном выразить своё истинное отношение к собеседнику? Я слишком мало знала о тарках, чтобы гадать, но невольно напряглась, предчувствуя, что вот-вот разразится буря.

- Смерть авторитетного учёного мужа, каким был Симон Тхонг, нанесла удар по чести Светоносной Державы, ибо гостям, прибывающим в её пределы с чистыми намерениями, великий самодержец Дурлок дарует свои покровительство и защиту. Мы обещали разобраться в происшедшем и намерены довести дело до конца - ибо дорожим своим словом. Однако в ходе расследования вскрылись нелицеприятные факты, которые мы с прискорбием вынуждены довести до вашего сведения. Мои люди предоставили вам отчёты следственной группы, но есть вещь, которую я хотел бы вручить лично... и конфиденциально.

- У нас с вами нет общих тайн, Тведаг, - тон Дерета был благодушно-насмешлив. К имени посланца тарков наверняка прилагался громкий титул, который карзд небрежно опустил.

- Если вы располагаете уликой, относящейся к делу, передайте её в службу безопасности в соответствии с официально установленным порядком, - голос Ту шелестел, как сухая бумага.

- Это жест доброй воли со стороны Таркианской Державы, и, поверьте, принять его в ваших интересах.

Тведаг шагнул к столу, запустив руку в складки накидки. Охранники дружно вскинулись, из-под встопорщившихся вдруг рукавов выглянули рыльца самонаводящихся лазеров. Ту подался вперёд готовой к броску змеёй. Только Дерет остался неподвижен.

- Ваша враждебность ничем не обоснована, - надменно заявил Тведаг. - Я пришёл к вам безоружным, хотя это и противоречит кодексу чести таркианского офицера. Я поступил так, чтобы избежать неприятных последствий, к которым может привести огласка всех подробностей дела. А вы оскорбляете меня недоверием!

- Давайте посмотрим, - с иронией произнёс Дерет. - На вашей планете при странных обстоятельствах погиб учёный, который прибыл туда по вашему приглашению и получил ваши гарантии безопасности. Двое агентов, которые, опять же с вашего официального дозволения, отправились расследовать его смерть, были внезапно схвачены и под арестом вывезены с Тарка, их оборудование и собранные материалы конфискованы. Я не назвал бы это дружественными действиями.

- Дайте себе труд ознакомиться с уликой, и вы поймёте, что у нас не было другого выбора.

Он положил на стол Дерета устройство из тонких гибких дуг и проводков. Я вытянула шею, пытаясь рассмотреть странный предмет, и камера, повинуясь моему желанию, приблизила изображение.

- Учтите, - сказал Ту, - каждое ваше слово и действие фиксируется, запись ведётся в реальном времени. Если вы задумали провокацию, оставьте свои намерения. Ещё раз советую вам воспользоваться обычной процедурой передачи следственных материалов.

- Ты, невежественный варвар... - тарк зашипел от злости, но взял себя в руки. - Благородный премьер-администратор, я нахожусь на этой станции как гость и вправе рассчитывать на уважительное отношение обслуживающего персонала.

- Вам дали хороший совет, Тведаг, - отозвался Дерет. - Воспользуйтесь им. Кстати, в делах безопасности я полностью полагаюсь на Ту. Если ему придёт в голову, что ради общего спокойствия вас следует взять за шиворот и выкинуть в открытый космос, я вмешиваться не стану.

Тарк снова зашипел.

- Ваше неразумие можно оправдать только неосведомлённостью. Это, - он кивнул на устройство, - нейронный симулятор.

Точно, сообразила я.

- Наденьте его, благородный премьер-администратор.

Карзд усмехнулся:

- Вы проделали этот путь, чтобы подарить мне игрушку?

- Симулятор был обнаружен в вещах Симона Тхонга, в потайном отделении одной из его сумок.

- В самом деле? - быстро спросил Ту.

- Шеф, в протоколах осмотра, переданных нам тарками, есть упоминание об этой вещи? - обратился Дерет к идону.

- Нет.

- Мы переслали вам открытые протоколы. Нейронный симулятор фигурирует в закрытом.

- То есть ваш пакет документов - это фальшивка, и вы просто морочите нам голову?

- Мы всего лишь пытались избежать скандала. Именно по этой причине я ещё раз настоятельно прошу вас надеть симулятор и лично ознакомиться с содержимым его памяти.

- Предпочитаю доверять подобную работу специалистам.

- Что ж, - тарк вздохнул совсем по-человечески. - Я пытался уберечь эту информацию от лишних глаз и ушей, но вы вынуждаете меня...

Он поднял руку.

- Нет, - бросил Ту, останавливая охранников, изготовившихся к стрельбе.

Над симулятором обозначилось проекционное поле, яркую заставку сменило голографическое изображение обнажённой женщины с неправдоподобно роскошными формами. Зазвучала музыка, в которой характерный ритм перемежался томными охами-вздохами. Вслед за первой женщиной появилась другая, потом третья. Семь голых красоток высотой в полметра устроили откровенный танец на столе Дерета. Музыка сложилась в слова, выпеваемые хрипловатым, преувеличенно чувственным голосом:

Воспылав неуёмною страстью,

Ты к коленям моим припадёшь

И, окутанный мускусной властью,

Наслаждения пляску начнёшь...

Невидимая певица перешла к подробному описанию танцевальной техники, а красотки принялись выделывать такие коленца, что я от смущения чуть не выскочила из ментосферы.

Идон хмыкнул громко и презрительно. Дерет скомандовал:

- Ту, отключите эту мерзость!

При этом вид у него был скорее недоумённый, чем разгневанный.

- Постойте, сейчас! - вмешался тарк.

Девицы вдруг замерли как по команде, и мужской голос произнёс:

- Сегодня Лори.

В проекционном поле появился мужчина, тоже раздетый, но эта голограмма не могла похвастаться ни молодостью, ни статью.

Я ахнула: Тхонг!

Мужчина вошёл в круг женщин, небрежно касаясь руками их гипертрофированных прелестей. Его выбор - смуглая брюнетка с ярко-алыми губами - призывно изогнулась. Я не сомневалась в том, что должно случиться дальше. И прогадала. Тонконогий, с впалой грудью и обвисшей кожей, профессор Тхонг вплотную приблизился к Лори, и его словно бы всосало внутрь роскошного тела.

Жгучая красавица томно потянулась.

- Хорошо-то как, - заявила она голосом Тхонга.

Сладострастно ощупала собственные округлости и позвала:

- Демиан, любимый, я жду.

А вот и новый персонаж - дочерна загорелая гора мускулов. Из одежды на герое-любовнике были лишь макасины до колен, пояс и налокотники из бурой кожи. На грубовато красивом лице горели изумительной синевы глаза, но главной отличительной чертой виртуального суперсамца было совсем другое...

- Мать-Земля, - вырвалось у меня. - Такого не бывает.

Демиан приблизился к женщине, поигрывая треххвостой плёткой, а когда она раскрыв объятья бросилась ему навстречу, стегнул её поперёк груди и живота. На безупречном теле прочертились красные полосы.

- Да! - взвизгнула женщина-Тхонг.

Гигант схватил её за волосы и швырнул на огромное круглое ложе, появившееся невесть откуда. Остальные самочки разобрались по парам и занялись друг другом. Аккомпанементом действу служила бесконечная эротическая баллада, сопровождаемая вздохами и стонами.

- Да! - кричала Лори дребезжащим тенорком профессора. - Приди ко мне, любимый! Возьми меня!

Гигант вскочил на диван и рухнул на женщину, как коршун на раненого ягнёнка, из её горла вырвался экстатический полустон-полурёв.

- Да! Да! - надрывалась женщина-Тхонг. - Давай, Дэмиан! Разорви меня! Проткни насквозь!

- Довольно! - прорычал Дерет, грохнув по столу с такой силой, что у меня сердце ёкнуло.

Тведаг вновь поднял руку - возмутительное представление прекратилось.

- Я предупреждал, что лучше смотреть без свидетелей...

- Даю вам полминуты, чтобы объяснить эту гнусную выходку, затем вас вышвырнут со станции!

- Ваше неведение делает вам честь, - чопорно произнёс Тведаг. - Более испорченный человек без сомнения сразу опознал бы опасной нейронаркотик под названием дезир. На Тарке нейронаркотики запрещены. Их производство, распространение и применение караются смертью.

- Вы утверждаете, что профессор Тхонг был наркоманом? - в величайшем изумлении спросил Дерет.

- Сейчас наши следователи считают наиболее вероятной причиной смерти Симона Тхонга несчастный случай вследствие передозировки дезира. Конечно, мы не сбрасываем со счетов и другие возможности, но... Наше правосудие предполагает наказание преступника независимо от того, жив он или мёртв. В случае, если виновный недосягаем, ответственность за его проступок падает на родню, а за неимением таковой на соплеменников. Если бы мы предали наше открытие огласке, нам пришлось бы казнить ваших агентов, благородный премьер-администратор. Но во имя человеколюбия и ради сохранения добрососедских отношений со Свободными Мирами Открытой Организации Денебского договора... - Тарк запнулся, и я успела подумать: "Хоть бы кто-нибудь объяснил ему, что даже первый консул в официальных речах давно называет СМООДД Конкордатом. Язык сломаешь об эту громоздкую абракадабру..." - но тут Тведаг закончил фразу: - ...в своей величайшей милости самодержец Дурлок принял решение выдворить ваших агентов и потребовать выдачи преступника, чтобы подвергнуть его подобающей каре.

- Вы хотите забрать тело Тхонга? - поразился Ту.

На мгновение в кабинете повисла тишина.

Я ждала, что Дерет сейчас расхохочется, но его лицо было твёрдым как камень.

- Это шутка? - произнёс он наконец со зловещей вкрадчивостью. - Возможно, я ослышался? Вы допустили смерть человека, чья безопасность была доверена вашим заботам и смеете клеветать на его доброе имя? Более того, вы хотите надругаться над его телом? Я верно вас понял?

- Вы смеете обвинять нас в убийстве?

- В убийстве и в краже! У Симона Тхонга при себе был прибор, способный выполнять функции нейросимулятора. Ни в вещах профессора, ни на его теле этого прибора не оказалось.

Ту проговорил скороговоркой:

- Будь профессор и впрямь склонен к запретным утехам, он воспользовался бы собственным высокотехнологичным устройством, а не примитивной юрвелианской поделкой.

- Он желал скрыть свои предосудительные увлечения, поэтому избавился от штатного устройства и нелегально приобрёл нейросимулятор, - парировал Тведаг.

Дерет хлопнул ладонью по столу.

- Убирайтесь вон с моих глаз. Ту, проследите, чтобы этот недоносок покинул станцию и впредь не появлялся...

Окончание фразы потонуло в клёкоте, свисте, шипении негодующего Тведага.

- Как, вы хотите обрушить на свою презренную голову гнев и мощь Тарка?

Вот тут Дерет расхохотался, издевательски и жестоко. Тведаг на мгновение дрогнул. Но он был упрям.

- Вы пожалеете о том, что отвергли протянутую вам руку дружбы.

Он попытался взять со стола симулятор.

- Нет, - Ту, быстрым, текучим движением обогнув стол, схватил его за запястье. - Наши эксперты исследуют это вещественное доказательство.

- Вы убедитесь, что оно подлинно.

Тарк удалился с гордо поднятой головой. Охранники вышли следом.

- Жаль, паршивца нельзя допросить, как Коб Бака, - задумчиво произнёс Дерет, когда дверь закрылась. От его возмущения не осталось и следа.

- Не уверен, что это вообще возможно.

- Бросьте, Ту, вы что-нибудь придумаете. Подошлите к нему пару мурруанок, пусть подерутся. Когда мальчишка окажется в камере, руки у вас будут развязаны. А я скажу хоботоротым, что вы действовали без моего ведома, - карзд рассмеялся, на этот раз довольно.

Шеф службы безопасности смерил его хмурым взглядом.

- Вы не поняли, премьер-администратор. Тведаг в смятении, напуган и встревожен. Таким он вошёл и таким вышел. Наша перепалка мало отразилась на его эмоциональном фоне. Но не это главное. Его эмоции похожи на голоса, доносящиеся из-за толстого стекла. Не будь они так сильны, я бы вообще ничего не почувствовал.

- Экран?

- И крепкий.

- Любопытно. Наши друзья тарки затеяли игру... Не спускайте глаз с Тведага и его шайки.

- Разумеется.

- Что вы думаете об этой нелепой мистификации с дезиром?

- Нас хотят запутать. Возможно, отвлечь.

Дерет откинулся на спинку стула, заложил руки за голову.

- А не мог наш старик быть склонен к маленьким эротическим шалостям? В тихом омуте черти водятся.

- Если бы Симон Тхонг вздумал избавиться от имплантата, он не стал бы дырявить себе шею, - отчеканил Ту. - Что же до его развлечений во внеслужебное время, меня они не интересуют.

Дерет засмеялся.

- А как развлекаетесь вы, мой суровый друг? Разгадываете ребусы?

Повисла неприятная пауза.

- Я могу быть свободен? - спросил идон. Голос его был так сух, что у меня запершило в горле.

- Разумеется.

Шеф-претор развернулся и вышел деревянным шагом, как до него Тведаг.

- Остановить запись.

Дерету не было нужды говорить это вслух, но он сказал, и смотрел он точно в ту камеру, из которой я подглядывала за происходящим, словно знал, что я там.

Но видео было сделано двенадцать часов назад!

Успокойся, одёрнула я себя. Никакой мистики. Просто через ментокорд он был связан с системой наблюдения и, возможно, даже управлял ею. Он знал, какой сенсор в данный момент направлен ему в лицо.

А приём эффектный. Надо будет взять на вооружение.

С большой осторожностью я сунула нос в протокол допроса Коб Бака, боясь сходу провалиться в кошмар вывернутой наизнанку, страдающей психики. Я всё ещё не насытилась чужой жизнью, но влезть в личину ксена-женоненавистника, испытав вместе с ним унижения и муки ментоскопической пытки - это слишком изощрённая форма мазохизма. По счастью, вместе с ментограммой Ту поместил в папку собственный деловитый отчёт о том, что ему удалось вызнать при "оскоплении" таркианского капитана.

Коб Бак действительно находился в обители блаженства в компании Симона Тхонга и вбежал к профессору, когда тот был ещё жив. Он видел нечто - потемнение воздуха, мимолётную рябь, которая вселила в него такой ужас, что на несколько мгновений он прирос к месту, наблюдая за безнадёжной борьбой Тхонга с незримым противником.

Незримым? В уме всплыла покойница-призрак, вынудившая Беммелена к смертельному прыжку. Ту и Дерет говорили о галлюцинациях...

Отчаянно ища защиты, сознание торговца убедило себя, что увиденное было игрой теней среди ограждающих бассейн колонн. Страшный эпизод канул на дно памяти, и Ту пришлось постараться - сначала, чтобы вытащить его на поверхность, а потом чтобы запрятать обратно, когда паника, охватившая Коб Бака, едва не вызвала у бедняги инсульт.

Дальнейшие действия торговца были совершенно рациональны. Заметив, как шевелятся губы профессора, он немедленно подставил ухо, но то ли мозг, окутанный смертной пеленой, выбрал для выражения последней, гаснущей мысли не галакс, а другой язык, то ли речь землянина уже утратила внятность - Коб Бак не разобрал ни слова. Однако рассудил, что откровение, слетевшее с губ умирающего, придаст его рассказу вес, и сам почти уверился в правдивости собственного вымысла.

Когда Тхонг затих, капитан наскоро обыскал его карманы, позаимствовал большую часть плоктов из портмоне, оставив таркианские коны для стражей порядка, и заодно прихватил диктофон, ещё не зная, что это. Он рассчитывал извлечь выгоду из обладания предметом, изготовленным по технологии Конкордата, но в конце концов решил, что вернее будет возвратить его на станцию как "выкуп чести".

Он медлил с полётом на "Четвёртое небо", чтобы не привлекать к себе внимание имперских властей, у которых, он знал, в этом деле свой интерес. Когда Тхонг появился на Тарке, Коб Бак получил от своего благородного патрона задание "как следует занять чужака", что и делал со всем усердием. Простолюдин на Тарке не вправе браться за ремесло или торговлю, не заручившись покровительством знатной особы, которой обязан выплачивать долю от дохода. Любопытно, что патроном Коб Бака оказался не кто иной, как князь Мантегон, дядя офицера императорской гвардии по имени Тведаг. Узнав, что племянник направлен на станцию с официальным поручением, Коб Бак поспешил его опередить, тем более что в скором времени дела всё равно привели бы торговца на "Четвёртое небо".

Закончив с протоколом, я углубилась в полицейский архив, перебирая многочисленные документы в разных форматах - ещё протоколы, ещё отчёты, акты, донесения, рапорты, описи, реестры, личные дела, данные наблюдений, анализов, специальных исследований.

Обыск станции. Выявление связей Беммелена. Нудные допросы юлящих личностей, которые помогали профессорскому ассистенту сбывать незарегистрированные артефакты с Тшоты. Абсолютно нерезультативная слежка за Ревоном. Возможно, Ту и был гением сыска, но в этом деле он и его люди показали себя обычными трудягами, которые умеют рыть носом землю, но не в состоянии поднять голову, чтобы увидеть свет во тьме. Если там есть свет.

- Эй, свет, - вяло хмыкнув, окликнула я, - ты есть?

Я лежала на постели смятой куклой, обессиленная, выжатая, как лимон, но не переставала желать новых впечатлений, ощущения полноты жизни, которую вливал в меня ментокорд. Мой разум снова потянулся к архиву Тхонга. Профессор исследовал шар. Что он нашёл?

Солнце струилось меж высоких деревянных колонн крытой галереи. Дети сидели на дощатом полу, источающем запах ветхой древесины, родной для многих поколений обитателей поместья. Когда-то дворец сиял новеньким жёлтым лаком и в свете солнца казался вырезанным из янтаря. Играла музыка, на наборном паркете кружились пары, толкая друг друга - так много людей собиралось в этих просторных залах в дни расцвета. Гости прогуливались по дорожкам парка, любуясь зелёными скульптурами и ухоженными клумбами.

Ныне парк зарос, превратился в дикую рощу, деревья и кусты подступили к самому дому. Крыша над северном крылом просела, стены покосились, в проломе крыльца поднялось молодое деревце, на чердаке свили гнёзда птицы. В дождь кровля безбожно протекала, в стужу обитатели дома дрожали от холода, но для пятерых малышей, что собрались у ног длинноволосой женщины, укутанной, несмотря на тёплый день, в шерстяную накидку, это был единственный дом, который они знали, целый мир, прекрасный и полный загадок. Ночные скрипы и шорохи, шуршание грызунов, которые обустроили себе жилище под полом и с наступлением темноты отправлялись на охоту, хлопки полуоторванных ставень, комнаты, кладовые и чуланы, в которые десятилетиями никто не входил, дыры в полу, через которые можно было забираться в забитый старым хламом подвал - всё это будило смутные мечты о тайниках, кладах, рождало в воображении картины романтических и страшных историй.

Боже, ну и глубина. Он чувствует, как они, живёт их жизнью. Неужели дело в ментокорде? Или это всё-таки опыт, помноженный на выдающийся научный талант...

В доме обитали ныне осколки двух древний семей - предки одних когда-то были хозяевами, других - слугами, но время и бедность всё смешали и перепутали. Они клялись в вечной дружбе, враждовали до зубовного скрежета и кровопролития, обворовывали друг друга и делились последним в голодные годы. Женщина, сидевшая в плетёном кресле, подставив солнцу занавешенную седыми космами спину, помнила многое. Возможно, она была немного не в себе, подобно всем, кто прожил жизнь в умирающей усадьбе, видя, как детские грёзы и надежды юности зарастают бурьяном, покрываются плесенью, понимая, что всё прошло, но ничего не сбылось, не случилось... Женщина держала на коленях толстую книгу, и нечеловеческие мордашки детей, две розовые и три синие, смотрели на неё с одинаковым вниманием.

Я ждала волшебной сказки, но вот чтица заговорила чистым, лишённым признаков возраста голосом, и ожидания рассыпались в пепел, как рассыпалось всё в старом, умирающем доме.

"Я сел в предложенное кресло, принял предложенную сигару, не отрывая взгляда от его старческого лица. Он не спешил начать разговор, и я ждал, но терпение моё быстро иссякло.

- Мне сказали, что вы всё объясните.

Он хрипло рассмеялся.

- Всё - это большое преувеличение. Я сам дорого бы дал, чтобы кто-нибудь открыл мне все секреты головоломки, в которую заключил нас неведомый игрок, но, боюсь, желанию этому не скоро суждено сбыться. Хотя я не теряю надежды, - он помедлил несколько секунд. - Хорошо. Не буду вас томить. Мы не знаем, кем построена эта база. Первые из нас были заброшены сюда четверть века назад через своеобразную прореху в теле мироздания, причём дверь в эту прореху открывается, где и когда угодно её божественному создателю. Поэтому можете не сомневаться, вы оказались здесь не случайно.

- Сомнительное утешение, - пробормотал я себе под нос, но он услышал.

- Утешение? Нет, сударь, я не собираюсь вас утешать. Как, впрочем, и пугать. Мы до сих пор не вполне понимаем, по каким критериям этот неуловимый некто выбирает свои жертвы. Здесь собраны двадцать два представителя двенадцати разумных видов, происходящих с удалённых друг от друга планет, со сходными, впрочем, природно-климатическими условиями, что делает возможным совместное существование в едином биотопе".

Я следила за детьми. Все пятеро слушали, затаив дыхание. Как будто и правда понимали, о чём речь. Или как будто голос чтицы заворожил их. Розовощёкий малыш с приплюснутым носиком раскрыл рот, обнажив пару изогнутых клыков, по его подбородку текла ниточка слюны.

"Базой, - продолжала женщина, - управляет искусственный мозг, который в первый же день передал нам указание своих создателей - распределить обязанности в соответствии с составленным для нас табелем и готовиться к обороне Мира, лежащего под нами. Никто и не подумал подчиниться. Все были потрясены, растеряны, возмущены и рвались домой. Несколько человек захватили стоящие в ангарах катера, решив бежать куда глаза глядят, но у них загадочным образом отказали двигатели. Между нами ни в чём не было согласия, постоянно возникали ссоры, перебранки, потасовки. Дело едва не дошло до стрельбы".

Над книгой развернулась трехмерная проекция - существа диковинного обличья с перекошенными от злобы чертами толкаются, молотят кулаками, безмолвно разевают рты, рвут друг у друга из рук длинноствольные ружья, толстые посередине и узкие на концах. Полыхает, озаряя лица драчунов, малиновая вспышка, падает обугленное тело...

"Инструкции, зачитанные Мозгом, призывали к сотрудничеству, а настырность, с которой он пытался сломить наш бунтарский дух, вынудила осознать - у нас общий враг, и одолеть его мы сможем только совместными усилиями. Нам требовалось как-то организоваться. Вот тут-то и началось настоящее представление, - в голосе моего собеседника зазвучала брезгливость. - Думаю, наблюдая за нами, мерзкий божок получил истинное удовольствие. Яростная борьба за власть закончилась парой смертей и установлением так называемого коллективного правления. Каждое решение обсуждалось совместно и принималось общим голосованием".

Новая картинка показала овальный зал с двумя рядами кресел, все были заняты. Оратор, стоящий в центре, энергично жестикулировал. Один из слушателей неожиданно вскочил, что-то выкрикивая. Поднялись ещё двое, заспорили с первым, тому на подмогу кинулись соседи, кто-то схватил оппонента за грудки. Его оттащили. В один миг все оказались на ногах. Чинное собрание превратилось в галдящую толпу.

"Только дела шли всё хуже и хуже, - читала женщина. - Разведгруппа принесла с планеты опасный вирус, который поражал всех без разбора, и скоро половина счастливых соправителей лежала при смерти. Начали выходить из строя кухонные машины, что стало причиной нескольких отравлений и кратковременного голода, участились сбои в работе систем жизнеобеспечения. Это отвлекло врачей и инженеров от парламентских боёв, заставив вспомнить о насущном. И проблемы вдруг решились сами собой, словно только и ждали, когда за них возьмутся профессионалы.

Положение стало налаживаться, но тут на нас свалилась новая напасть. Однажды датчики дальнего действия зафиксировали приближение неизвестного корабля, потрёпанного и едва не рассыпавшегося на части. - Над страницами сгустилось чернильное облако. В облаке, покачиваясь, висела неуклюжая конструкция, похожая на кое-как собранную ветряную мельницу. - Его экипаж попросил разрешения на высадку, чтобы провести ремонт, запастись топливом и продовольствием. Неизвестные представились беглецами от некой тирании, господствующей в этом районе пространства. После долгих споров Общее Собрание постановило допустить их на базу. Одних подвигло на это сострадание, других прагматичное желание побольше узнать о расстановке сил в игре, в которую мы все невольно оказались вовлечены.

Он говорил, полуприкрыв тяжёлые морщинистые веки, но тут вскинул на меня глаза:

- Не желаете выпить? Отличный ликёр, прямо из монастырских погребов.

Из мрака позади кресла неслышно выступил слуга-монах, сам будто сгусток тьмы, расставил бокалы, наполнил их густой, с масляным отливом жидкостью и скрылся с глаз. Комендант поднял свой бокал.

- За сотрудничество. Надеюсь, оно будет долгим и плодотворным, - он с наслаждением сделал глоток, помолчал, зажмурившись".

Фоном для эпизода со слугой и ликёром стала та же глубокая чернота, из которой только что явился терпящий бедствие корабль. Свет настольной лампы был не в силах разогнать её - лишь позволял взгляду зрителя выхватить очертания скульптурно вылепленной руки, держащей бокал, остро вспыхивал на зеленоватом камне перстня, лунной дорожкой растекался по длинному носку начищенного ботинка, играл позолотой высокой спинки, над которой возвышалась узкая макушка, поросшая коротким ёжиком... Присутствие второго - слушателя, от лица которого велось повествование, - выдавало только шевеление теней в углу. На секунду я скорее угадала, чем увидела размытый человеческий силуэт, чуть темнее, чуть гуще окружающей мглы. Меня охватило нелепое чувство, что там, во втором кресле - я, внимаю странным россказням... кого? Самого Тхонга? Или одряхлевшего Дерета?

А потом слабый огонёк погас, и из беспросветной пучины, как из дыры в ад, дождём посыпались вопящие оборванцы, размахивая палашами, крючьями, старинными дуэльными пистолетами и кургузыми лучевыми карабинами.

"Их было почти две сотни, голодных полудиких головорезов, с жалким, примитивным оружием, которое, однако, разило насмерть. Первых из нас ждала неминуемая бесславная гибель, но к этому времени мы уже неплохо освоились на базе, изучив её устройство и систему безопасности, о которых нападающие не имели ни малейшего представления. Я возглавил оборону, нам удалось заманить бандитов в хитроумно расставленные ловушки и уничтожить всех до последнего. Это было поистине образцовое сражение, достойное войти в тактические пособия! - он хрипло, с горечью рассмеялся. - Я был молод, жаждал воинской славы, рассчитывал однажды вернуться на родину закалённым в боях триумфатором...

Простите, я отвлёкся.

Цена победы была высока. Нас уцелело всего четырнадцать человек. Но урок мы усвоили. Мы поняли, что станция, на которую нас забросила судьба, наш единственный оплот и достояние. Мы должны беречь и защищать её - хотя бы для того, чтобы просто остаться в живых. И делать это надо по всем правилам военного искусства. Так мы пришли, наконец, к искомому результату - ценой многих усилий и многих жизней, выброшенных на потеху гнусному божку! Нам крупно повезло, что первым на "Терит Кор" наткнулся этот нищий сброд, а не регулярные части какой-нибудь из местных милитаристских держав. Вы хотите что-то спросить?

- Вы твердите о каком-то боге...

- И это смущает ваш рациональный ум?

- Э-э... Да. В известной степени.

- Я хорошо вас понимаю. Однако факты заставляют прибегать к этой некорректной формулировке. Когда мы впервые спустились на поверхность, нас встретили монахи, встретили, как желанных и долгожданных гостей. Они называли нас Ошака Кори - слуги бога. Полагаю, потому, что мы явились с неба на машине, которую их примитивный ум посчитал божественным проявлением. Мы спросили, не заметили ли они на небе новой звезды. "Да, - сказали они. - Это Терит Кор - Огонь Бога". - "А давно ли появилась эта звезда, вы не знаете?" - "Как же. Пять вадов назад". То есть около трёх недель! "А вы не в курсе, откуда она взялась?" - "Её создал Бог, чтобы охранять Мир". -"От кого?" - "От Врага, который придёт". - "Откуда?" - "С других звёзд". Слишком практично для средневековых мистиков, решил я и спросил: "С каких звёзд?" - "Мы не знаем". Тупик. Но чутьё подсказывало, что за этим скрывается нечто большее, чем просто попытка объяснить непонятное явление сверхъестественным вмешательством. Мы найдём ответ, надо только задавать правильные вопросы. "А вы не видели тех, кто построил эту станцию? - настаивал я. - Они не приходили сюда?" - "Бог часто является нам", - сказали мне.

Услышав это, я почувствовал себя, как ищейка, взявшая свежий след, но учёные остудили мой пыл. В видениях, посещающих религиозных фанатиков, нет ничего удивительного - чистая психология. Однако я продолжал расспрашивать, полагаясь только на интуицию: "Что же сказал вам Бог?" - "Что час близится, но на этот раз Мир не будет беззащитен. Он зажёг для нас охранную звезду и призвал в неё своих слуг, которые отразят Врага. Они придут и будут задавать вопросы, испытывая нашу веру, потому мы должны отвечать им честно и правдиво и исполнять всякое их повеление".

А местный бог, Трул, он действительно существует, хотя мы до сих пор не имеем представления, кто или что он такое. Наши похитители прикрываются его именем. Время от времени они дают о себе знать, сканируя станцию направленным пучком энергии, состоящим из сложного переплетения интерферированных волн, рисунок которых постоянно меняется. Установить его источник невозможно. Поэтому мы просто перестали обращать на него внимание - эти инспекции не причиняют никому вреда и не создают помех в работе оборудования".

Синекожий подросток улёгся на живот, поставил локти на пол, подпёр кулаками подбородок и застыл с мечтательным выражением на худеньком лице. Женщина перевернула страницу:

"Всё объяснение, которое нам сочли нужным предоставить, умещается в трёх абзацах на экране персонального компьютера. Не забудьте перечитать его - может быть, вам удастся обнаружить некий тайный смысл, сокрытый между строк... Там сообщается, что мы мобилизованы организацией пангалактического уровня под названием "Серебряная звезда", цель которой поддержание стабильности в космосе, и призваны предотвратить ожидаемую в ближайшее время инопланетную агрессию на технологически примитивную, но стремящуюся к независимости планету".

Над книгой взмыли остроносые корабли с серебряными звёздами на крыльях и завязали бой с бурыми кургузыми судами без опознавательных знаков. Дети возбуждённо завозились. Но женщина взмахнула рукой - и образы сражения померкли.

Что-то в этом жесте заставило меня пристальнее всмотреться в её лицо, породистое, совсем ещё не старое, задумчиво строгое. Нет-нет... она не может быть восставшей из могилы покойницей, которая преследовала Беммелена! У той чёрные волосы, а у этой седые. То есть я знаю, что цвет волос не имеет значения. Важно, что Тхонг видел её, и Беммелен видел... Женщина продолжала чтение:

"В заключение сообщения сказано, что нам выделен специальный инструктор, который будет нас направлять, предупреждать ошибки и карать за провинности. Инструктор выбрал себе имя Трул, которым он и подписывает свои распоряжения, передаваемые через Мозг. Монахам Трул является в виде мужчины в чёрно-красных одеждах с алмазным венцом на голове и ожерельем на шее. Подтверждением его могущества стали наши верные помощники, с которыми вы, наверно, уже познакомились. Трул обучил сто специально отобранных монахов универсальному языку, после чего им всем вырвали языки, дабы они не оскверняли оными чистое звучание божественной речи. Каково, а?

На миг он обратил на меня взгляд своих выцветших, но всё ещё пронзительных глаз. Мороз пробежал по коже - вспомнились тощие немые фигуры в коридорах базы. Я считал их чем-то вроде андроидов. Да они и есть андроиды, с содроганием понял я, на местный, варварский лад...

- Откровенно говоря, - сказал я, - мне совсем не хочется быть майором и вашим заместителем. Мне вообще не хочется играть в эту игру, что бы она ни значила.

- У вас нет выбора.

- Выбор всегда есть, - не придумав ничего лучше, возра..."

Из полураскрытого окна с давно немытыми стёклами, раздался звон, какой бывает, если колотить поварёшкой по кастрюле, и сварливый голос позвал:

- Дети, обед! Обед, слышишь ты, мымра ряженая!

- ...возразил я с апломбом, - невозмутимо закончила длинноволосая женщина и захлопнула книгу. - Ступайте.

Дети, которые мгновение назад слушали не дыша, разом сорвались с мест и с воплями и визгом унеслись в дом. Оттуда немедленно раздались грохот, смех и сиплая брань кого-то из взрослых.

- И да поможет нам Трул, - громко сказала женщина. В её чёрных, бездонных, как космос, глазах посверкивали искорки, похожие на далёкие звёзды.

В лабораторию я не пошла ни в тот день, ни на следующий. Поиски артефакта, угрозы жестокосердного карзда, моё профессиональное будущее, - всё это казалось таким незначительным по сравнению с открывшимся мне дивным миром. Я путешествовала по отсекам станции, за мгновение перепрыгивая из доков, складов и эллингов в лаборатории, диспетчерские, рабочие кабинеты, камеры временного заключения, пассажирские терминалы, дорогие рестораны и развлекательные заведения для представителей нечеловеческих видов, я возносилась к высям Суприориума, заглядывала в утопающие в зелени коридоры и холлы, комнаты отдыха, спортивные залы, без зазрения совести подсматривала и подслушивала, становясь свидетелем задушевных разговоров, трудных объяснений, маленьких драм и комических сценок, рылась в компьютерных архивах, где хранились ментоотчёты о миссиях за пределами станции. Я потеряла счёт времени. Я перестала сознавать себя.

Ещё! Ещё! - просили чувства. Не могу, отвечало тело.

- Ещё, - в изнеможении шептала я, пока губы не отказались слушаться, а глаза не затянулись сонной пеленой.

* * *

В конюшне у Западных Ворот Тиаранн подобрали соловую кобылу по кличке Лука, спокойную и покладистую, и это было для степной царевны, с малых лет привыкшей к седлу, немалым оскорблением.

Но она стерпела. Тем более, что животное при её приближении забеспокоилось, словно почуяло волка, зато с охотой приняло ласку Никерона. Повелитель Теней потрепал лошадь по шее, погладил длинную морду, что-то шепнул. И Лука утихомирилась, подпустила Тиаранн, только фыркнула, прянув ушами, когда та вскочила в седло.

Едва ноги царевны вошли в стремена, тяжесть спала с её сердца и будто крылья выросли за спиной - так легко и свободно ей стало. Она еле удержалась, чтобы не закричать во всё горло и не пустить кобылку с места вскачь.

Когда выехали за ворота, Тиаранн заметила, что безобразная тень её не сливается с лошадиной, а парит поодаль. Но такая малость удивить дочь Теоритов уже не могла.

Западная дорога оказалась куда шире восточной и очень оживлённой. Двумя рядами тянулись повозки, проезжали верховые, шли пешие. Никерон держался рядом с Тиаранн, чуть впереди, перекрывая её тень своей, и никто не обращал на них внимания.

Переехали каменный мост, такой широкий, что даже очень большие телеги и фуры могли разминуться на нём без труда. По реке как раз проходило судно, гружёное домашней птицей в деревянных ящиках-клетках. Голый по пояс юноша, беловолосый и дочерна загорелый, кочетом взлетев на ящик повыше, помахал Тиаранн рукой, звонко крикнул, и она, опьянённая светом и лёгкостью в душе, махнула в ответ.

Мост остался позади, и вскоре всадники свернули с тракта на просёлок, ведущий на северо-запад вдоль берегов озера, поросших ясенем, ольхой и бересклетом. Здесь движение было поменьше, и они немного проскакали рысью. Ещё через некоторое время съехали на другую дорогу, даже не дорогу, а так себе - тропку, совсем малоезжую и тянущуюся прямиком на север. Никерон указал вперёд на отливающие голубизной горы.

- Вон Серая Башня, видишь?

И в самом деле зоркий взгляд Тиаранн различил на фоне диких скал то ли колонну, то ли утёс с ровными стенами и плоской вершиной.

- Выше этой башни нет во всём Эрминасе, - сказал Никерон. - Скакать нам ещё долго. Не устала в седле? Хочешь передохнуть?

Тиаранн засмеялась, пустив Луку галопом, легко обогнала Повелителя Теней и унеслась вперёд. Манил подёрнутый дымкой горизонт, травы стелились под копыта серебряным ковром, и все невзгоды и горести казались царевне пустяками. Освободив ноги из стремян, она поднялась на спине лошади в полный рост и раскинула руки в стороны:

- Э-ге-гей!

Она стала птицей, ветром, крылатой богиней, способной обогнать мысль...

По правде, долго так ей было не устоять. И Тиаранн показала ещё фокус, который всегда потрясал чужестранцев: начала потихоньку садиться, но вдруг скользнула вбок, исчезла из виду и, вынырнув из-под брюха кобылы, взобралась в седло.

- Всё-таки ты меня не знаешь! - весело крикнула царевна нагнавшему её Никерону.

В Тюэрлионе она слыла не особенно хорошей наездницей - Иорин вечно насмехался над её неловкостью, но этот трюк умел проделать и ребёнок.

- А нужно ли выставлять это напоказ? - лукаво улыбнулся Никерон. Она-то считала, что Повелителя Теней рассердит её ребяческая выходка.

- Ты сказал: нужно. Как тут поспоришь? И поддай шпор своему молодцу - доскачем быстрее ветра!

Неказистая на вид кобылка показала себя сильной и выносливой. Она мчалась вперёд спорым галопом, выбивая копытами ровную дробь. Никеронов Ворон не отставал и звонко ржал, радуясь задорной скачке. А Тиаранн смеялась под музыку свистящего в ушах ветра, и счастье, какого не помнила она уже многие годы, переполняло её.

Не раз и не два она пускала Луку в карьер, скакала с Никероном наперегонки, крича от восторга и без стеснения гарланя боевые песни грозных конников Тюэрлиона.

Но Серая Башня приближалась, вырастая на глазах, и весёлость царевны таяла. Ибо Башня и впрямь была огромна, словно настоящая гора - и в высоту, и вширь.

- Её вырубили внутри скального утёса в незапамятные времена с целью, неведомой ныне живущим. Неровности снаружи пообтесали, пробили окна и двери, обнесли стеной. Несчётные века стоит великая башня в месте, где не бывает теней, - рассказывал Никерон. - И вот уже тысячу лет служит пристанищем тем, в чьём сердце не осталось места добру и надежде.

У низкой каменной изгороди они спешились, поставили лошадей под деревянный навес, а сами подошли к воротам. Никерон трижды ударил в низко подвешенный медный гонг. Сторожа в серых плащах не медля впустили их. Один спросил:

- Что, ещё одну потерянную душу привёл ты к нам, Повелитель?

- Эта душа покуда не потеряна, - ответствовал Никерон. - Сестра тюэрлионского принца, что дерзнул заглянуть в Зеркало, пришла повидать его по дозволению нашего Властелина.

- Тогда идёмте, я провожу вас.

В молчании шла Тиаранн за Серым Стражем, радость покинула её, не оставив и следа, но бремя на сердце, к которому царевна успела притерпеться, всё не возвращалось. Было ей печально и покойно в холодном коридоре с гладкими стенами, закопчёнными огнём факелов, отгоревших столетия назад.

Из прорубленных по сторонам ходов и ниш, прикрытых холщёвыми пологами, то и дело долетали неясные звуки: шуршание, кряхтение, позвякивание, слабые стоны.

- Здесь у нас обитают те, кто по своей воле Башню не покинет. Они навещают друг друга как добрые соседи, гуляют по двору, но за ограду носа не кажут. Натерпелись, намучились, бедолаги, обратно в Эрминас их не тянет. Есть и другие. Этих приходится запирать на все замки и сторожить, не смыкая глаз. Кто слишком уж злобен и жаждет расквитаться со всем белым светом за то, что жизнь устроена не по его хотению, а кто просто не в себе, вроде твоего брата, царевна. То тих и смирен, а то вдруг начнёт бушевать, рваться, кричать, крушить всё подряд, да норовит придавить кого-нибудь. В такой момент ему хоть сноп соломы дай - всё одно. Что ему там видится, не знаю и знать не хочу. Сейчас пожалуйте вниз - опасные да буйные у нас в подземелье.

Они ступили на крутую винтовую лестницу, и Никерон сказал:

- Глубина подземелья Вечнотенной Башни почти в точности равна её высоте.

- Только, хвала Луне, не полна она и наполовину, - подхватил воин. Ни страха, ни отвращения к Тиаранн он не испытывал. - Из чужих земель к нам сейчас мало кто забредает, и в самом Эрминасе народу за последние века поубавилось. Так что идти недалеко.

И верно, вскоре он остановился, отпер дверь и, пригнувшись, нырнул в низкий проход. Внутри оказался вполне просторный коридор, светильники по стенам горели так же часто, как и наверху, в воздухе стоял слабый дух затхлости, куда меньший, чем в Галвиорских погребах. Где-то должны быть оттяжные отверстия, но Тиаранн не заметила ни одного.

Их встретили двое вооружённых стражей, несших караул в отделении для опасных узников. Подозрительно оглядев Тиаранн, они, по велению Никерона, проводили гостей к нужной двери. Старший отворил окошко, с опаской заглянул внутрь и отомкнул замок.

- Входите, только будьте осторожны, держитесь от него подальше. А то не ровён час... - он не договорил, да никто и не слушал.

Никерон вошёл первым, следом Тиаранн. Дверь за ними со скрежетом закрылась.

Тиаранн огляделась. Под потолком светили два холодных огня, подле топчана с соломенным тюфяком был расстелен истоптанный ковёр. Рядом стоял сундук. Посреди комнаты - стол с двумя грубыми деревянными креслами, на стене выцветший гобелен, под ним каменная скамья. Спальня Иорина в Дарсионе была немногим роскошней. Отсутствие окон угнетало, но в камере было сухо, просторно и тепло - совсем не так, как в придворцовой темнице в Тюэрлионе.

Иорин лежал на постели лицом к стене и, когда они вошли, даже не пошевелился. На нём были охотничьи кожаные штаны и куртка - любимая его одежда. Длинные растрёпанные пряди, когда-то каштановые, а теперь иссечённые грязной сединой, разметались по подушке.

Затаив дыхание, Тиаранн приблизилась и негромко окликнула:

- Иорин! Ты спишь, Иорин?

Он внезапно сел, повернувшись к ним лицом и шаря по комнате незрячим взглядом. Его щёки были впалыми, бледными и измятыми, подбородок порос жидкой бородой.

- Иорин! Это я, Тиаранн! - позвала она вновь с обмершим от ужаса и жалости сердцем.

Он встрепенулся, повернул голову на её голос и вдруг вскричал, пронзительно и громко:

- Тиаранн! Ты в опасности, сестра моя! Тебя прочат в жёны ужасному Властелину Теней. Он выпьет твою душу, вырвет сердце, ибо питается он сердцами девственниц! И тень покроет пригорные равнины, и земля родит чудовищ, что начнут пожирать младенцев!

Тиаранн с ужасом оглянулась на Никерона, ища у него поддержки и помощи. Повелитель Теней встретил её взгляд, но никак на него не отозвался. Тогда Тиаранн подошла к брату, схватила его простёртую в пустоту ладонь.

- Иорин! Иорин, послушай меня! Всё не так. Я не нужна Властелину Теней, и нет в нём ничего ужасного. Он не замышляет вреда Тюэрлиону и не хочет Пригорных Земель.

Брат оттолкнул её руку и горестно рассмеялся.

- Моя бедная доверчивая сестрёнка! Кому внемлил твой растлённый слух, чьими речами влита отрава в твоё глупое женское сердце? Посланником Теней, колдуном-упырём? Чем купил он твоё заблуждение - блестящими побрякушками, от которых женщины теряют рассудок и готовы продать не только себя самоё, но отца своего, и брата, и страну... - ему не хватило вздоха, голос его присёкся.

- Опомнись, Иорин! - Тиаранн заговорила резко и жёстко. - Опомнись и образумься! Я знаю, ты презираешь женщин, а меня пуще других, но это ты лишился рассудка, возмечтав о славе и могуществе всезнания, ты вверг себя в безумие, заглянув в Зеркало Несчастий, ты обрёк отца на горе и одинокую смерть, твоей милостью я явилась в чужую землю, где нет места ни мне, ни моей тени, ты лишил Тюэрлион престолонаследника! И пусть я не чиста и не безгрешна, не тебе укорять меня в вероломстве и скудоумии!

Иорин вскочил, схватил Тиаранн за плечи и тряхнул так, что голова её, мотнувшись, откинулась назад, а в глазах потемнело.

- Неужто я опоздал?! Неужто проклятый вурдалак опередил меня, отравив твою кровь трупным ядом? Ну, это легко узнать, ведь должна остаться отметина... След его укуса!

Иорин рванул ворот её рубашки, сдавив шею железными пальцами. Тиаранн попыталась сбросить хватку, но бороться с братом было всё равно что отбиваться от горного льва.

- Где же это... Где же... - бормотал он и вдруг испустил торжествующий вопль: - Вот она!! Дьявольская метка!

Пальцы его впились в горло царевне, разрывая нежную плоть длинными твёрдыми ногтями, удушье выталкивало ей глаза из глазниц, и свет застило кровавой тьмой...

Очнулась Тиаранн на руках у Никерона в хорошо освещённом коридоре и нашла силы, чтобы выпрямиться, освободившись от его поддержки. Горло жгло огнём, в голове шумело, напряжённые лица караульных, молча стоявших перед ней плечом к плечу, плавали в усыпанной блёстками пелене.

Судорожно вздохнув, царевна закашлялась, дрожащими пальцами ощупала намятую, раскровавлённую шею. Взгляд немного прояснился. Она повернулась к Никерону, хотела заговорить, но не смогла. Было тихо, как в могиле. Зачернённые стены обнимал ровный холодный свет, не трепеща и не рождая теней.

Никерон мягко взял девушку за руки. По её лицу текли слёзы, она не сдерживала их и не скрывала.

- Я хочу посмотреть на него, - выговорила Тиаранн хриплым чужим голосом, испугавшим её саму, и слова болью застряли в гортани. Никерон кивнул караульным. Старший с неохотой распахнул смотровое окно и отошёл, даже не глянув внутрь.

Иорин с безучастным видом сидел на постели и не повернул головы на лязг отворяемого оконца. Безжизнен и тускл был его взгляд, омрачённый страшными видениями, и душа его блуждала в беспросветном мраке по ею же проложенным кровавым тропам.

- Я хотела спасти его, - прошептала Тиаранн, отвернувшись. Говорить было больно, но она всё же закончила: - Я хотела доказать, что сильнее его.

Она с трудом одолела недолгий подъём. Никерон шёл рядом, готовый поддержать, но это лишь заставляло её стискивать зубы и ускорять шаг, потому что она не хотела ни его помощи, ни его жалости.

Наверху у большого полукруглого окна, выходящего на бурый луг, Тиаранн отдышалась и привела в порядок мысли.

- Я мог бы показать тебе его тень, - предложил Никерон, не оставивший её даже теперь.

- Зачем? Я и без тебя знаю, что она ужасна, - Тиаранн смотрела вдаль, на закатное солнце, набросившее заревую вуаль на белые макушки гор и холмы у их подножья.

- Она чудовищна.

- Так зачем ты хочешь показать её мне?

- Чтобы ты поняла, что для него нет пути назад.

- В Тюэрлион?

- И в Тюэрлион тоже. Но, когда я сказал "назад", я имел в виду: назад, к свету.

- Ты повелеваешь тенями, а говоришь о свете.

- Свет и тьма идут рука об руку, сменяя друг друга на небосклоне времени, и нет света без тьмы, а тьмы без света. Там, где встречаются их руки, возникает тень, умоляя всякую власть и всякую догму. Только тень достойна служения, потому что не лжёт.

На это Тиаранн ответа не нашла. Слова Никерона пришлись ей не по душе, но она слишком устала, чтобы спорить.

- Мы поужинаем и заночуем здесь, а завтра тронемся в обратный путь, - сказал Повелитель Теней.

- Зачем ждать? Поедем сейчас! До ночи ещё далеко, - Тиаранн возвысила голос и поперхнулась, схватившись за горло.

- Спешить некуда. А тебе не мешало бы отдохнуть и восстановить силы.

- Отдохну, когда выберусь отсюда.

- Нет. Как только покинешь Башню, не будет тебе уже ни отдыха, ни покоя. Боль не оставит тебя, пока не исцелишься или не погибнешь. Только здесь тень твоя не тяготит тебя, только здесь ты сможешь мирно уснуть.

- Но я не хочу оставаться в этой ужасной Башне, - слабо заупрямилась Тиаранн. - После того, что вы сделали с моим братом...

- Что он сделал с собой, - поправил её Никерон. - А ты сможешь возвращаться сюда, когда станет совсем невмоготу, но с каждым разом тебе будет всё труднее уехать. Лишь сейчас ты уйдёшь без сожаления. Так не отвергай драгоценный покой, покуда за него не нужно платить.

Ужин им накрыли в просторной трапезной, расположенной над жилищами караульных. Прежде это была общая камера для безродных и бездомных узников, до того учебная зала Повелителей Теней, а ещё раньше - никто и не упомнит, но в нынешние времена половина Башни пустовала и недостатка в помещениях не было.

Принесли какой-то бальзам, несмотря на протесты Тиаранн, смазали ей шею и заставили выпить смягчающий отвар из местных трав. Вскоре она и впрямь почувствовала себя лучше, но признаться в этом отказалась.

Окна трапезной выходили на угрюмые пустоши, за которыми зеленовато серебрилась череда холмов, исполосованных тенями, а ещё дальше вздымались горные кручи, ограждавшие Эрминас со всех сторон, как тюремная стена.

Солнце уже закатилось, когда вновь грянули колокола и отпели долгий печальный перезвон. Да так громко, словно колокольни стояли за углом. Тиаранн подняла голову и слушала, пока не отзвучала последняя нота - прощальная, скорбно-прекрасная, а когда наступила тишь, невольно вздохнула и сникла, будто рассталась с дорогим воспоминанием.

- Это колокола Силмернаса - Лунного Града, - сказал Никерон, - что стоял на северо-западной окраине долины много тысяч лет назад. Может, ты заметила тени на Серебряных Холмах и спросила себя, что же их отбрасывает. Ты увидишь, ждать уже недолго. Скоро наступит ночь и воздвигнется на развалинах небытия дивный город, чтобы с первым лучом рассвета вновь исчезнуть, оставив после себя лишь тени. Так возрождается он еженощно и будет возрождаться, пока восходит луна. День изо дня незримые колокола его возвещают восход и закат, и сердца наши внемлют их голосам, а тени обращаются на северо-запад.

- Солнце закатилось уже давно, - заметила Тиаранн. Ей совсем не хотелось говорить о чувствах, которые пробудили в ней призрачные звоны.

- Колокола Лунного Града отсчитывают дни давно минувшей эпохи, когда солнце вершило по небу иной круг, а в ночи сияли другие звёзды. Разве ты не знала этого, царевна?

Никерон посмотрел на неё так, словно ведал о ней некую тайну, ей самой недоступную. Прежде Тиаранн вспылила бы, но сейчас у неё только и хватило сил проворчать:

- Ты забыл, что я пришла из варварской страны. Тюэрлион не сравнится с Эрминасом ни в мудрости, ни в магическом искусстве.

- Многое же утратили потомки Лара и Теора, - задумчиво произнёс Никерон, вместе с пращуром царского рода помянув имя древнего тюэрлионского бога, ныне почитаемого куда меньше венценосных братьев Смеора и Свеода. - Знай же, царевна, что во времена, давно ушедшие, о которых молчат даже наши летописи, твои и мои предки вместе зажигали небесные глаза, повелевали стихиями и проникали мыслью в надзвёздные выси, словно были во всём равны богам. Но память о том хранят лишь смутные предания, которые уже никто не возьмётся толковать. Да и мне, видно, не стоило заводить о них речи, - Повелитель Теней умолк, и сумрачен стал его взор.

Трапезу завершили в молчании. Лишь поднявшись из-за стола, Никерон сказал:

- Когда взойдёт Луна, погляди в окно и увидишь город, каких больше нет на земле. Только не смотри слишком долго, не то видение зачарует тебя и завлечёт в танец теней, откуда и мне не просто будет тебя вызволить.

Глава 8. Кукла с серебряными глазами

- Тук-тук, есть кто дома?

Радужная тьма рассыпалась осколками битого стекла.

- Что... Кто это?.. - я ощупью подтянула одеяло к подбородку. Открыть глаза не было сил, но и с закрытыми я отчётливо различила огненную шевелюру, дерзкий зелёный взгляд и песочно-голубую униформу. Вот она, беда новых технологий - ни отвернуться, ни зажмуриться, ни выключить связь. Или я просто не знаю - как?

Знакомое видение, которому затуманенный сном ум отказывался дать имя, парило в воздухе, восседая по-турецки - где? о боже! - в кресле "машины времени".

- Привет, Сел. Работать сегодня думаешь?

- Я... не могу, - язык ворочался с трудом. - Мне нездоровится...

- Переборщила с ментокордом? - Вестигар понимающе усмехнулась. - Ладно, на сегодня я тебя отмажу. Но завтра будь как штык. Мне надо докладывать торну о твоих успехах, а он, сама знаешь, миндальничать не любит.

В голове вмиг прояснилась. Вот так подружка! Стучит на меня карзду и не стесняется признаваться. Но как только Вестигар исчезла, я повернулась на бок и скоро перестала понимать, была она на самом деле или только грезилась...

Симон Тхонг в одеянии тшотианского ямасира приближался, что-то говоря и наставительно тыча пальцем мне в лицо. Я затыкала уши, чтобы не слышать, крепко зажмуривала глаза, но нельзя спрятаться от того, что у тебя в голове. "Сны - это иносказания", - лекторским тоном провозглашал профессор. Вокруг роились другие - Ту с крыльями вместо рук, Дерет в форме спецвойск Карздона и сумрачный силуэт в чёрном плаще.

Я приподнялась на локтях, но мышцы были как кисель, и я снова рухнула в кровать, глаза сами собой начали закрываться. В сознании плыли обрывки разговоров, подслушанных и подсмотренных через ментокорд. Вахад спорила с Думбаром. Трясся от злости тарк. Вестигар, снисходительно ухмыляясь, качала ножкой, затянутой в голубое трико. А доктор Мартов склонялся к самому лицу, интимно шепча: "Человечество возвращается на однажды пройденный путь, только подходит к нему с другой стороны. Приятно управлять компьютером силой мысли, но если вспомнить, что мы сами биологические компьютеры, то стоит задать себе вопрос: куда это нас заведёт?"

- Он не говорил этого, - простонала я. Или говорил?

Лежать было неудобно. Сердце билось прерывистыми толчками, ноги подёргивались, ладони немели. Я металась на постели, пытаясь найти подходящее положение, пока наконец не съёжилась, обхватив руками голову - букашка, пойманная в страшном, колышущемся студне посреди вселенской пустоты, за сотни световых лет от тех, кому было до меня дело. Так смертельно, так отчаянно далеко, что я и Земля перестали друг для друга существовать. Там, на другом конце моста - никого. Потому что моста нет вовсе. Одна посреди бездны... Груз пространства давил, и я сжималась всё теснее, инстинктивно пытаясь стянуться внутрь себя, как чёрная дыра, как сингулярная точка.

"Ты убил моего человека, - говорил Дерет, сверля меня безжалостным ледяным взглядом, - и за это я сниму с тебя кожу. Медленно, полоска за полоской". Или это зинн Себейк из ментограммы Тхонга?

Профессора зарезал ящер - это было в моём видении. Нет, ящер стоял и смотрел. А убийца зашёл сзади...

"Не понимаю", - безнадёжно шептала я. Если тарки выманили Тхонга с "Четвёртого неба", чтобы Беммелен мог беспрепятственно выкрасть шар, зачем им его убивать? А если они рассчитывали, что он извлечёт для них карту, то в убийстве тем более не было смысла. Плохо: чем больше думаю, тем сильнее болит голова. А не думать не могу. Не хочу. Предположим, тарки вынули ментокорд, но тогда для чего им понадобилась афера с нейросимулятором? Чтобы убрать со своей планеты людей Ту, пока те ни до чего не докопались? Нелепо.

Тень Дерета придвинулась ближе: "Неужели вы хотите, чтобы преступник ушёл от возмездия?"

В ухе неприятно щёлкнуло. Возникло явственное чувство, что за мной наблюдают. Я вскинула голову, обежала взглядом спальню: Нэй Ктлин Он не сидела у моей постели, и в тенях никто не прятался.

Они могут следить за мной через ментокорд, как я следила за другими!

Но компьютер оберегает тайну частной жизни...

От кого? От Дерета?

Я судорожным движением завернулась в одеяло, укрылась с головой и замерла, давясь слезами унижения.

Из водяного столба с пузырями выплыла серебряная рыбина и зависла у кровати, качая хвостом-вуалью. "Тшота, - голосом Тхонга булькнула она. - Вот ключ ко всему".

Дерет сказал: защита в обмен на исследования. Защита от кого? Как там было - враг, который придёт? Любая более развитая цивилизация, пожелавшая утвердиться на Тшоте, будет врагом для её обитателей. Или это аллегория - что-то вроде врага рода человеческого?

Стоило сосредоточиться, как мозг взорвался болью. Я скорчилась, со стоном буравя головой подушку. Никогда больше не буду использовать эту мерзость! Надо от неё избавиться. Но как?

Перестань думать! Замри. Прикинься фикусом.

Я представила себе Вестигар и попыталась разглядеть у неё на поясе импульсный пистолет в узком плоском футляре. Смотрела, не топорщатся ли рукава, нет ли характерной скованности в движении запястий... Если бы я работала в службе безопасности, у меня был бы умный лазер. Но симбиотическое оружие не позволит носителю убить себя.

Мамочки, до чего тяжело... Не могу больше!..

Я лежала, скрючившись и тихо скуля, пока зов природы не заставил кое-как подняться на ноги.

Пусть смотрит, если хочет. Пусть смеётся. Если ему нравится видеть, как я справляю нужду, он ещё больший псих, чем я.

Свет резал глаза. И это - пусть. Мне нужна встряска. Я сунула голову под струю воды, а потом долго тёрла и трепала волосы полотенцем, пока не стало казаться, что череп раздулся, как воздушный шар, точнее как туго набитая подушка - ведь наполнен он был не воздухом, а ватой.

Я осторожно перебралась через край ванны, и вода приняла в объятья моё обессиленное тело. Мать-Земля, какое блаженство! Жемчужная раковина наполнилась пеной, воздух - благоуханием персика...

"Ты права. Мне лучше найти девчонку без тараканов в голове, - Матео резко поднялся, с грохотом отшвырнул стул. - И знаешь что? Катись к чёрту!"

Наконец-то воспоминание, не связанное с "Четвёртым небом". Но не из тех, к которым хочется возвращаться.

Это всё запах.

Мы сидели на открытой террасе с видом на залив. На столе стояла корзина с фруктами. Солнце плавилось в бирюзовых волнах, чайки крича падали к самой воде. Белели косые паруса спортивных яхт, горизонт растворялся в дымке. Почему я не осталась в этом раю? Потому что это был неофициальный курс реабилитации. Блаженное безделье и все радости жизни в придачу. Пока я не оправлюсь достаточно, чтобы попытаться снова. Или пока родителям не надоест оплачивать счета. Я вертела в руках персик и представляла, как впиваюсь зубами в сочную мякоть, и подбородок становится липким от сладкой влаги. Очень некрасиво во время трудного разговора.

"Я не понимаю, - говорил Матео. - Сначала ты бросаешь университет. Потому что переутомилась, и твои бесовские опыты с погружением в прошлое перестали удаваться. Тебе надо проветриться. О'кей, думаю я, что бы там ни стряслось, ты расскажешь, когда будешь готова. А пока мы сможем больше времени проводить вместе. И что получилось? Ты совсем отдалилась от меня. Теперь ты объявляешь, что летишь к чёрту на кулички почти на два года. А что прикажешь делать мне? Сидеть и ждать у моря погоды? Надеяться, что когда ты вернёшься, увенчанная научными ларвами, ты вспомнишь про меня?"

Матео старался быть правильным парнем, он корректно отзывался о моей учёбе, но когда бывал зол или раздражён, в язвительных замечаниях вроде "бесовские опыты" прорывалось его истинное отношение. Он не стал бы иметь дело с сумасшедшей. А я не смогла бы жить с мужчиной, который меня не понимает.

"Прости, у нас ничего не выйдет".

Было бы здорово улететь, оборвав отношения на полуслове, а дальше жизнь начнётся заново - и для меня и для него. Но Матео не из тех, от кого можно уйти без объяснений. И объяснения должны быть внятными, без обиняков. Я три недели повторяла перед зеркалом прощальные слова и уже перестала ощущать их остроту.

"Ты ещё встретишь девушку, которая полюбит тебя так, как ты этого заслуживаешь".

Ни боли, ни сожаления. Словно бездна высосала из меня все чувства к Матео, всю память о наших с ним полутора годах...

Его лицо окаменело, щёки налились тёмным румянцем. "Ты права, - голос вибрировал, как натянутая тетива. - Мне лучше найти..." Тяжёлый стул грохнулся об пол, выложенный цветочной плиткой, Матео быстро и размашисто зашагал прочь, а пожилая пара за дальним столиком, единственные, кроме нас, посетители кафе в этот утренний час, смотрели с изумлённым осуждением.

Почему я не могла просто любить его?

Сглотнув слёзы, я сползла пониже... ещё ниже... вода накрыла меня с головой. Раз, два, три... двадцать четыре, двадцать пять... сорок два, сорок три... Лёгкие, казалось, сейчас взорвутся...

Так быстро!

Жалкая, никчёмная дура. Даже минуту не продержалась.

Ну, сделай это - открой рот и вдохни. Будет больно, но потом всё кончится. Груз вселенной перестанет давить на тебя, и твои бестолковые, несуразные мысли прекратят засорять мировое пространство. Ты никому не нужна. Родители, конечно, поплачут, но потом им станет легче, ты освободишь их от бремени тревог... Давай!

Я рванулась из воды, глотая влажный пахучий воздух, как сладчайший нектар. Не могу! Даже умереть - не могу...

С Джиной получилось иначе. Школьная дружба, в которой хватало и ссор, и обид. А ещё было чудесное ощущение полного созвучия мыслей и чувств, и желание говорить без утайки о самом сокровенном. Затем мои тайны перестали быть тайнами. Джина дружила со многими, люди тянулись к ней... Даже сейчас, когда мы встречались, чтобы вспомнить старые добрые времена, я с трудом справлялась с искушением рассказать ей про свой провал на Марсе и про договорённость с Авророй... Оставалось только прятаться, не отвечать на звонки, придумывать отговорки.

Стало вдруг душно, персиковый аромат показался приторным. Я выбралась из ванны и, заворачиваясь в полотенце, машинально взглянула в запотевшее зеркало.

В плёнке крошечных капель проступил пустой овал в обрамлении длинных светлых локонов...

Мне потребовалось секунд десять, чтобы осознать странность отражения. По телу побежали мурашки. Впервые с момента пробуждения я обратилась к ментокорду, чтобы включить принудительную вентиляцию... Один страх поборол другой.

Но раньше, чем токи воздуха очистили стекло от влаги, отражение стало таким, каким ему и полагалось быть: короткие тёмные волосы, черты - мои, тысячу раз виденные, узнаваемые даже сквозь туман.

Безликая блондинка в зеркале была галлюцинацией. Секундным заблуждением помрачённого ума.

Я натянула на влажное тело банный халат и, выйдя в комнату, рухнула в кресло. Интересно, немного алкоголя сейчас поможет или навредит? Именно так лечат похмелье. А наркотическую ломку?

Иметь ментокорд и не пользоваться им - невозможно. Надо избавиться от этой дряни.

Я напряглась, пытаясь заставить чужеродный предмет покинуть тело. Ощупала рукой шею - ничего. Имплантат ловил малейшее моё желание - но только не это.

Собравшись с силами, я попробовала снова. Без толку.

Стоп... что это? В мои мысли незаметно вплыло знание о том, что у дверей квартиры стоит, ожидая разрешения войти, Тэни Руданитий Вайя. Сколько времени это знание стучалось в мой ум, а я не желала его замечать?

Надо переодеться!

Слишком долго.

Я оправила халат, пригладила волосы. Может, ну её?

Но Тэни не сделала мне зла. И она знает, что я дома.

"Впустить", - мысленно приказала я.

Фагги вошла улыбаясь и приостановилась у порога.

- Доброе утро, Селена Фенгари. Я не вовремя?

- Что вы, вовсе нет, - я провела её в гостиную, которую считала самым приемлемым из творений земановской команды.

Журчал фонтан. Грациозные мозаичные кошки улыбались со стен и постаментов. Цветные силуэты рыб безмолвно скользили в кристально прозрачной воде бассейна.

- Как мило! - воскликнула Тэни, хлопнув в ладоши. - Вы сами ухаживаете за рыбками?

- Они не настоящие. Трудно поверить, но если сунуть руку в воду и попробовать дотронуться... - я старательно давила из себя улыбку, но лицевые мышцы не слушались. Маленькая румяная фагги, воплощающая собой довольство и безмятежность, казалась пришелицей из другого мира, и я пыталась убедить себя, что этот мир существует.

- Пожалуйста, проходите. Располагайтесь.

Тэни семенящей походкой приблизилась к креслу и опустилась в него, чуть придержав длинный подол. Закрытое платье из мягкой бледно-розовой ткани облегало округлую, полноватую фигуру. Поверх платья надет салатный жилет крупной вязки, на груди ожерелье из обрезков цветной кожи - явно ручная работа.

Я топталась рядом, остро чувствуя, что на мне купальный халат, волосы в беспорядке, ноги босы, а в голове кавардак - и глупое желание оправдаться, объяснить, почему я живу в этом нелепом царстве излишеств, а не в квартирке при лаборатории... Я сделала неуверенный жест в сторону синтезатора:

- Не желаете чего-нибудь выпить?

- Кувшинчик фонгра. С кислинкой, если вам не трудно.

Об этом напитке я слышала впервые, но откуда-то знала, что фонгр бывает розовым, белым и янтарным. Я повернулась уточнить, какой предпочитает Тэни. Вопрос застыл у меня на языке. Фаги оглядывала комнату с таким живым, настойчивым любопытством, что мне сразу вспомнилась Джина.

- Какая необычная коллекция. Это ваши? - Тэни смотрела на стеллаж с куклами.

Я пожала плечами.

- Нет. Думаю, профессора Тхонга. Когда я вселилась, они уже были здесь.

- Интересное увлечение! Можно посмотреть поближе?

- Пожалуйста.

Тэни двинулась к стеллажу, как ребёнок к витрине с игрушками, но вдруг оглянулась:

- Я в самом деле не задерживаю вас, Селена?

- Нисколько.

Янтарный фонгр считается самым изысканным...

Внутри похолодело: это ментокорд нашёптывал мне неведомые прежде вещи, и мой разум усваивал их, не спрашивая почему и откуда. Я подала Тэни кувшинчик, будто слепленный из необожжённой глины, а себе заказала стакан земляничного морса. В горле пересохло. Хотелось припасть к бассейну и пить, не останавливаясь, пока губы не коснутся дна. Но приличия требовали сдержанности. Я села напротив Тэни, сделала глоток и отставила стакан.

- Я взяла на себя смелость проявить инициативу, - фагги тепло улыбнулась. - Вы ещё ни разу не заходили в мою оранжерею.

- Да всё как-то не получается, - я развела руками.

- У меня много земных растений. Сосна, дуб, берёза, черёмуха, шиповник, малина, георгины, ромашки, незабудки, вереск, папоротник, плющ, финиковая пальма, - все и не перечислить. Загляните как-нибудь на минутку - вам понравится, вот увидите. Здесь, на станции так не хватает ясного неба над головой, солнца, ветра, даже дождя... Я, наверно, не выдержала бы здесь, не будь со мной моих добрых друзей... у вас, на Земле, сказали бы - зелёных?

Я машинально кивнула. Журчание негромкого нежного голоска завораживало.

- Я люблю зелёный цвет, - продолжала Тэни. - Он успокаивает и в то же время вселяет бодрость. Как фонгр.

Она приподняла кринку объёмом не менее литра. Чёрные глаза над неровной кромкой лучились весельем.

- Ваше здоровье, Селена Фенгари. Это правильно?

Я отсалютовала ей стаканом:

- Эгвид тэго.

Тэни засмеялась удивлённо и, как показалось, польщённо.

- Произношение, конечно, ужасное, - сказала я.

- Ну что вы... ох, простите меня. Я смеялась не над вашим произношением. У вас получается очень мило и почти правильно. Только внутренний "в" вы чересчур смягчили. Внутри слова согласные всегда произносятся твёрдо.

- Да, конечно. У меня неповоротливый язык...

- Простите, что я смеялась. Даже не могу сказать почему. Было так неожиданно услышать от вас фаггийскую речь. Я только на "Четвёртом небе" по-настоящему освоила галакс. Так редко удаётся поболтать на родном языке... Мы с Хоном не особенно дружны. Он всё ещё не может простить, что я предпочла ему Трагоа. Но, видит благодарящая Ипи, я не давала ему ни малейшего повода надеяться... Ой, вот опять! Я не даю вам и слова вставить. Трагоа говорит, я забалтываю людей.

Тэни казалась искренне огорчённой. Ни намёка на тот сорт кокетства, когда человек нарочно подчёркивает свою незначительность, чтобы завоевать расположение собеседника или напроситься на комплимент.

Я не знала, кто такой Хон, и с трудом вызвала в памяти лошадиное лицо угрюмого длинноволосого даарна-этнографа. Неужели у них с Тэни роман? Мне вдруг захотелось довериться маленькой фагги, рассказать всё, попросить помощи... Так же действовала на меня Джина.

- Ну что вы, - поспешно возразила я, с трудом подыскивая нужные слова. - Вы просто общительный человек, и это здорово.

Мне бы капельку твоей непосредственности... А ещё лучше - умения её изображать.

- Честное слово, Тэни, я рада, что вы зашли. Ещё никто на станции не проявлял ко мне простого человеческого интереса. Разве что этот ваш мартовский кот Васька... - в последний момент я нашла в себе силы превратить всё в шутку.

- Простите, кто?

- Доктор Мартов.

- Мартов!.. Это только первая ласточка. Вам ещё предстоит испытать на себе внимание наших мужчин. Вы ведь новенькая. Даже удивляюсь, что они так долго медлят. Наверное, робеют перед вашей должностью... А что касается доктора Мартова, позвольте вас предостеречь: не верьте его пылким признаниям и клятвам - он от природы не способен на верность.

Я засмеялась.

- На этот счёт у меня нет сомнений.

- Значит, ему не удастся разбить ваше сердце. Бедняжке Лектио пришлось предоставить ему полную свободу. Думаю, только поэтому он всегда возвращается к ней. Ну, справедливости ради стоит сказать, что она и сама не прочь гульнуть на стороне, хотя Мартова ещё не превзошёл никто. Он с лёгкостью заводит романы даже с ксеноидами - ведь проверки на совместимость входят в его ведение. Его последняя пассия была хермелией. Вы знаете, хермелии сопровождают свои эмоции выделением сильных запахов. Некоторые просто чудовищны. Причём, скверные, на наш взгляд, запахи... или правильно будет - на наш нос?.. в общем, они не обязательно соответствуют отрицательным эмоциям. Если кто-то неосторожно рассмешит хермелия, мы сразу же объявляем газовую тревогу.

Мы дружно хохотнули. Не переставая болтать, Тэни наклонилась, чтобы поставить на журнальный столик пустой кувшин.

- Мы думали, они расстанутся гораздо раньше, но Мартов, наверное, был всерьёз увлечён. Даже с ним такое случается. А Лектио в это время назло ему взялась обхаживать советника Джейда Бара. Тарзиане легко смотрят на такие вещи, но Ангарта объявила Лектио настоящую войну - просто забавы ради. Премьер-администратору пришлось специально вызвать всех троих, чтобы вразумить. Только после этого обстановка немного разрядилась.

Не знаю, как обстоят дела у военных, но среди гражданских, тут, в Суприориуме, нет ни одной "правильной" парочки. Интегранты из аукториума пришли бы в восторг... Ах, нет! Есть одно исключение - Дакертис и Вестигар. Вы уже заметили?.. Но их союз тоже нельзя считать вполне нормальным... нас, фагги, немного смущают такие вещи. Трагоа тоже недоволен. Поначалу они очень не ладили с Дакертис - но потом сработались.

Ой, я вспомнила насчёт военных. Мой помощник Магдон, он аджерранин, дружит с юношей по имени Думбар. Он рассказывал... Магдон, я имею в виду... что гумирианка Делхен как-то чуть не застрелила Думбара только за то, что он попытался помочь ей выбраться из кабины пневмотранспортёна, словно она старуха или больная. Вы ведь знаете эти ужасные, жестокие традиции гумирианского прошлого. А Думбар так любит больших женщин...

Думбар? Тот недомерок, что грозился убить карзда, пристающего к маленькой голубоглазой девчонке, как её там...

- ...к Вахад он испытывает чисто братские чувства. Когда она появилась на станции, Мартов буквально не давал малышке прохода, а Думбар всё лез в драку, пытаясь отвадить непрошеного ухажёра. Аджерранские мужчины довольно консервативны, но иногда это на пользу. Не знаю, что там между ними вышло, но Мартов вдруг словно перестал замечать Вахад.

Я вздыхала, качала головой, изредка ахала, временами хмурилась, вставляла подходящие к случаю междометия, а сама с любопытством ждала, когда иссякнет льющийся из Тэни фонтан сплетен. Бессчётные имена, забавные происшествия, интимные подробности - голова шла кругом, и в то же время я слушала с жадностью. Тэни открывала мне новый пласт жизни "Четвёртого неба", проливая свет на некоторые загадки. Как запутаны, оказывается, отношения в этом пёстром зверинце.

Глаза маленькой фагги блестели, щёки разрумянились. Перемывать косточки ближним явно нравилось моей собеседнице не меньше, чем общаться с "зелёными друзьями". Но надо отдать ей должное - делала она это мягко, без злопыхательства.

- Ещё фонгра? - спросила я.

- Ах нет, спасибо. Мне пора идти. Трагоа скоро заканчивает работу. Я хочу приготовить ему что-нибудь вкусненькое. Вы ещё не были на нашей кухне? Трагоа любит, когда я готовлю. Он говорит, что против моей стряпни пища из синтезатора кажется ему опилками. Сам он тушит замечательные сииаллы. А какие делает сласти - пальчики оближешь! Но у него всегда не хватает времени. Сразу четырнадцать исследовательских программ - так трудно уследить за всем. Ах! - Тэни вдруг опечаленно вздохнула. Её маленькие пальцы с крошечными круглыми ноготками теребили плетёное ожерелье. - Он хочет, чтобы у нас были малыши. Мальчик с генетической доминантой даарнов и девочка с генетической доминантой фагги. Но пока мы связаны контрактом, об этом не может быть и речи. Да и "Четвёртое небо" не самое безопасное место во вселенной, - она часто заморгала и виновато улыбнулась. - Простите, я не хотела вас пугать. На самом деле здесь у нас ничего не происходит...

Тэни встала, оправляя платье и одёргивая жилет.

- Я отняла у вас столько времени.

- Мне было приятно познакомиться с вами поближе, - неловко уверила я.

- Заходите ко мне в оранжерею. Я почти всё время там. Пребывание среди растений нравится мне куда больше, чем сидение за лабораторным компьютером, - она снова обвела взглядом комнату. - Вы какие цветы любите?

Я растерялась.

- Всякие. Ну... не знаю. Анютины глазки, например.

- А какие именно? - Тэни оживилась. - Я выведу и выращу для вас любой сорт за неделю. Можно подобрать окраску в тон интерьеру.

- Э... простите, Тэни. Я знаю, это чертовски невежливо с моей стороны, но... дома я всегда забываю поливать цветы. Так что лучше не надо.

Фагги задумалась на секунду, сдвинув изогнутые крутой дугой брови, потом просияла:

- Может быть, вы захотите взять дихтина профессора Тхонга? Он такой милашка - похож на этих очаровательных кошечек. У нас, на Фагги, кошками зовут маленьких грызунов с пушистым белым мехом, потому что они умеют мурлыкать... Зайдите как-нибудь ко мне, я познакомлю вас с Дэни. Вдруг вы понравитесь друг другу?

- Кто это - Дэни?

- Дихтин профессора Тхонга.

- Постойте, - у меня перехватило дыхание. - Профессор держал на станции тшотианского дихтина? Это же священное животное. Я думала, их нельзя вывозить.

- Кикн Беммелен украл одного. Ох, и попало же ему от шефа! Когда профессор умер, я взяла Дэни к себе. Он такой милый, и ухаживать за ним нетрудно. Как-нибудь, если будет время, заходите к нам, и я... Нет, заходите обязательно! Обещайте, что зайдёте.

Я обещала. Было бы занятно взглянуть на священного дихтина во плоти, но брать на себя ответственность за живое существо, когда я о себе позаботиться не в состоянии...

Постой, я же хотела спросить... что-то связанное с Тшотой... Может быть, Тэни знает... Умственное усилие отозвалось коротким приступом головной боли. К счастью, не очень сильной.

- И всё же подумайте о цветах. Этой комнате не хватает зелени! Ох, я опять вмешиваюсь, - фагги тряхнула густыми чёрными локонами. - Трагоа всё время ругает меня за то, что я навязываю другим свои вкусы. Ну, мне пора бежать. Удачного вам дня, Селена.

- И вам тоже, - пожелала я. - Заходите ещё, если будет настроение.

Дверь за Тэни закрылась, и тут же, в прихожей я в изнеможении опустилась на мягкий пуф. Сейчас меня скрутит, сейчас... Ничего не происходило. Я чувствовала себя усталой, но успокоенной. Разум прояснился, словно я только что очнулась после затяжного кошмара.

Так ведь и было, верно? Это просто кошмар, навеянный неумеренно долгим просмотром ментограмм...

Я только-только успела позавтракать - или пообедать, чёрт его знает, когда компьютер принял внешний вызов. В проекционной сфере всплыло бледно-голубое лицо Мумиса - маска призрака из-за пределов реальности. Пару минут он посвятил светским любезностям, затем перешёл к делу.

- Я хотел бы передать вам одну вещь, - мягко, но настойчиво проговорил медиатор. - Я привёз её с Тшоты для Симона Тхонга, когда он был уже на Тарке. После я не знал, как с ней поступить. Но познакомившись с вами, подумал, что вы сможете оценить этот подарок по достоинству... Где и когда мы могли бы встретиться?

- Меня поселили в квартире профессора, - я сменила купальный халат на свободные брюки и вязаную льняную блузу и чувствовала себя вполне уверенно. - Вы ведь знаете дорогу?

Думать больно. Пользоваться ментокордом - опасно. Но ещё один визит я как-нибудь выдержу.

- Благодарю за приглашение, - тшотианин замялся. - Вы, вероятно, не в курсе всех здешних правил. Премьер-администратор считает меня полезным, и с его лёгкой руки я пользуюсь многими привилегиями, но остаюсь чужаком, и доступ в Суприориум для меня закрыт. Вы могли бы спуститься на Поднебесную Площадь?

Я вообразила себе долгий путь по коридорам, толкотню в беспокойной толпе, и мысленно застонала.

- Прямо сейчас?

- Можно выбрать другое время.

- Да нет... Я приду. Только не в швершианский ресторан.

Мумис засмеялся.

- Ни в коем случае! Помните будку айкроккийского мороженщика?

- Да, вроде бы...

Господи, когда это было, три дня назад? А кажется, сто лет прошло.

- Жду вас через полчаса. Договорились?

Я чувствовала себя слишком слабой, чтобы ответить "нет". Чудилось, что каждое прикосновение к ментосфере крадёт у меня остатки жизненной энергии. Теперь придётся тащиться через полстанции, чтобы забрать подарок, предназначенный мертвецу...

Если бы я знала, с каким трудом мне дастся этот первый после ментозапоя вход в свет, то плюнула бы на только что данное обещание и осталась дома.

Дорогу к лифту я не запомнила, а сам лифт обернулся жестяной ракетой и вознёс меня высоко-высоко - на верхний уровень, а может на седьмое небо, во тьму, перемешанную с безоблачной лазурью, под самый купол вселенной, туда, где нет ничего, где невозможна сама жизнь. Я шагнула за порог с закрытыми глазами, чтобы не видеть кружащихся в бездне звёзд, огненной метели, которая предшествует концу света.

- С вами всё в порядке?

Я открыла глаза. Сколько раз за последнее время мне задавали этот вопрос? Сверкающая вьюга стихла, не стало ни звёзд, ни бездны - только широкий коридор со стенами, исполненными под лазурит, и стрельчатыми арками. На меня участливо смотрел незнакомый фагги в униформе ремонтника.

- Да. Спасибо, не беспокойтесь, - я через силу улыбнулась и даже взмахнула рукой: мол, ерунда!

Лучше вернуться к себе, связаться с Мумисом и перенести встречу, но мне не хотелось, чтобы сердобольный фагги видел, как я поверну назад. Он пошёл своей дорогой, а я - своей, старательно изображая бодрый, упругий шаг, плохо представляя себе, на какой ярус меня занесло... Стоило подумать, и ответ пришёл сам собой - Спортивный.

Путь к лифту, ведущему на гостевые уровни, лежал через холл, превращённый в благоухающий сад. Тут, должно быть, потрудилась целая бригада цветоводов. Сколько сил им пришлось потратить, чтобы подобрать растения, которые гармонировали бы с дизайном помещений, сочетались друг с другом по биологическим свойствам, но при этом происходили из разных миров, чтобы каждому члену команды было, на чём остановить взгляд с любовью и теплотой.

Три дня назад я безнадёжно заблудилась бы среди обильных посадок, но сейчас точно знала, куда идти. Будто электронный навигатор перекочевал из памяти компьютера ко мне в мозг.

Из-за круглого, как шар, серебристо-красного деревца показались землянка и тарзианин - весёлые, полуголые, с полотенцами через плечо. От них пахло влагой и свежестью. Длинные волосы женщины влажно блестели, крошечные капельки искрились меж волосков красивых ровных бровей. Тарзианин от удовольствия раздувал щёки, его кожа стала похожей на лягушачью, покрылась крупными пупырышками - где желтоватыми, где болотно-зелёными. Кожистый гребень на голове бодро топорщился.

- Здравствуйте, госпожа Фенгари!

- Добрый день!

Я видела этих двоих впервые, но меня, похоже, знали все.

Из лифта, держась за руки, выпорхнули Дакертис и Вестигар. Главный антрополог рассеянно кивнула фиктивному начальству, Вестигар одарила меня задорным взглядом, вскинула руку в военном приветствии фахтезиан и указала на освободившуюся кабинку.

Внутри был только один пассажир - рослый молодой карзд в серо-чёрном костюме, как две капли воды похожем на тот, в котором щеголял Дерет. Он надел гражданское, но я узнала рваный шрам на щеке.

- Добрый день, - вежливо сказала я.

Карзд ухмыльнулся и промолчал.

Ночь настала, баю-бай, спи, малютка, засыпай, шипящим эхом тянул хор незримых голосов, и им вторили звуки бубнов.

Под удавьим взглядом Гайрека дорога до Поднебесной Площади показалась бесконечной.

Выходить командор не собирался, и мне пришлось повернуться к нему спиной. Я была уверена, что он сделает какую-нибудь гадость - подставит ножку, толкнёт... Хищник находит жертву по запаху страха.

Я уже переносила ногу через порог и готова была вздохнуть с облегчением, когда позади раздалось негромкое "пуф-ф-ф". Я вздрогнула, споткнулась и, вылетев из лифта носом вперёд, вполне могла приземлиться на полу, если бы меня не подхватил какой-то чужак.

В этот панический момент инстинкты взяли верх над рассудком, и моё внимание невольно обратилось к кабине лифта - туда, откуда исходила угроза. Я заглянула внутрь через видеосенсоры, установленные по периметру стен, и успела увидеть, как карзд делает мне вслед непристойный жест.

- Осторожнее, пожалуйста! Так и разбиться недолго, - прошамкал мой спаситель -белокожий гуманоид, рыхлый, как подошедшее тесто.

- Спасибо, - пробормотала я, возвращая себе контроль над восприятием.

Голова шла кругом, в ушах стреляло, свет извивался раскалёнными змеями, норовя ужалить в зрачки. Ноги казались плохо сварганенными деревянными подпорками, и я чуяла: если не буду контролировать каждое движение, отвлекусь хоть на миг, непременно оступлюсь, упаду и переломаю себе кости.

Торговцы сувенирами, сладостями и удовольствиями окликали меня, но я не слушала. Пришлось обогнуть голограмму, которая устами самок гуманоидных и негуманоидных видов, на глазах перевоплощавшихся друг в друга, предлагала средство для увеличения потенции. Вот будет номер, если Мумису надоест ждать, и он уйдёт. Придётся ползти назад не солоно хлебавши...

В месте, где людской водоворот был особенно силён, кто-то дёрнул меня за рукав. Я скосила глаза: жабёныш!

- Госпожа Дих-бо хочет сделать вам предсказание, - пропело существо, искательно глядя на меня снизу вверх. - Совершенно бесплатно. Прошу вас, госпожа Фенгари, не отказывайтесь. Отказ равносилен гибели...

Мать-Земля, и этот меня знает! Я попыталась освободиться. Но пальцы-присоски, кажется, прилипли к рукаву.

- Мне не нужны предсказания, - выпалила я. - Оставьте меня в покое!

- Вы не верите? Я докажу...

Жабёныш приподнялся на задних лапах.

- Чёрт... Пусти, или я позову службу безопасности!

И тут я увидела - в синеве огромных глаз - свои отражения. В каждом - маленькая темноволосая головка с бледным лицом. Моим лицом, точь-в-точь из зеркала... Момент узнавания - и отражения начали меняться. У того, что в правом глазу, волосы удлинились и посветлели, у того, что в левом, потемнела кожа...

Я вывернулась из хватки маленького приставалы, толкнула какую-то женщину и ввинтилась в толпу.

- Вы едины во многих лицах, госпожа Фенгари! - верещал вслед жабёныш. - Вам от этого не уйти...

Я работала локтями, наступая на чьи-то ноги, получая в ответ тычки и брань, и перевела дух только тогда, когда впереди, в просветах между спинами, различила знакомую будку и медвежонка-мороженщика. Чуть в стороне маячила долговязая фигура в муругом балахоне. Приветливый вишнёвый взгляд поверх голов стал огнём маяка, который привёл меня на островок относительного спокойствия у колонны, увешанной цветочными горшками.

- Сегодня столько народу, - выдохнула я вместо приветствия.

- Канун юрвелианского праздника всех светил, - Мумис развёл руками, едва не выронив из-под мышки блестящий свёрток полуметровой длины. - Простите, что заставил вас пробираться через такое столпотворение. Здесь недалеко есть тихое местечко, где мы могли бы присесть...

А какие там цены, насторожилась я, но позволила увлечь себя в боковую ветку. Поворот, ещё поворот - первое время толпа оставалась такой же густой, как на Поднебесной Площади, но Мумис плавно лавировал между прохожими, и я двигалась за ним легко, будто потрёпанный штормом сухогруз в кильватере лоцманского судна. Дерет был прав: на станции медиатор чувствовал себя как рыба в воде.

Коридор, в который привёл меня Мумис, был почти безлюден. Неброская вывеска над дверью гласила: "Моушил. Для тех, кто понимает".

- В переводе с юрвелианского "моушил" означает "уединение", - сказал Мумис. - За мной зарезервирован отдельный кабинет.

Мы вошли, и шум Поднебесной, который в коридоре звучал отдалённым морским прибоем, как отрезало. Ноздрей коснулся тонкий запах весенней свежести. В приятном сумраке парили огоньки, подсвечивая головы и плечи посетителей, сидящих за невысокими перегородками. Медленно и грациозно проплывали в воздухе светящиеся цветы.

Один, похожий на лилию, мерцающий розовым и нежно-лиловым, спустился ниже и заскользил перед нами, указывая путь. Мумис шагнул внутрь очерченного огоньками проёма и жестом пригласил меня присесть на аккуратный диванчик с приколотой к спинке вязаной салфеткой. На столике в изящной вазе качали головками совершенно земные ландыши. Света было мало, но очертания предметов оставались чёткими. На цветках ландышей танцевали серебряные искры.

- Здесь полная звукоизоляция, - объяснил Мумис. Шуршащий свёрток он положил на сидение рядом с собой. - Кабину окружает прозрачный экран. Если хотите, его можно затемнить.

- Разве в нашей встрече есть что-то секретное?

Мумис засмеялся мягко и тепло - совсем непохоже на едкую издёвку Дерета. С ним было легко. Слишком легко. Нет ли у него способностей Нэй Ктлин Он? От предложения выпить и перекусить я отказалась. Мысли о еде вызывали дурноту. По-прежнему досаждала жажда, но я не знала, заплатит ли за меня тшотианин, и если заплатит, чего мне в конечном счёте будет стоить его щедрость, к чему обяжет. Свидание в тихом тёмном месте, загадочный подарок, - всё это выглядело подозрительно. Надо было отложить встречу. И взять с собой Вестигар. Или Тэни.

Мумиса мой отказ не смутил.

- Большинство посетителей приходят сюда не за едой. Это место само по себе обладает целительным действием.

Он был прав: впервые за долгое время я ощущала покой, мысли текли ясно и внятно, даже головокружение унялось.

- Кафе принадлежит одной милой ангианке. Человек с улицы сюда не войдёт, но завсегдатай может привести гостя. Вас запомнили и в следующий раз впустят беспрепятственно.

- Спасибо, - пробормотала я, совсем не уверенная, что воспользуюсь этой привилегией.

- Здесь, на "Четвёртом небе" много удивительных мест. Вы слышали о канжагианском театре? Их последнее представление ошеломляет.

- Увы, мне было не до театра.

- Я подозревал, что вы ещё не нашли времени познакомиться с культурной жизнью "Четвёртого неба". Поверьте опыту старожила, канжагианское искусство достойно внимания. Как продвигается ваше расследование?

- Ни шатко ни валко. - Так он за этим меня позвал, надеется что-то вызнать? - Я пыталась объяснить премьер-администратору, что не обучена криминальному зондированию, но он настаивает на продолжении опытов. Наверное, после работы с профессором Тхонгом ему кажется, что для оператора РИПЗ нет ничего невозможного.

- Думаю, он всё прекрасно понимает. Вы молоды и не обладаете опытом Симона. Но из того, что я слышал, у меня сложилось представление, что РИПЗ скорее искусство, чем наука. Талант и наитие в вашем деле значат больше, чем выучка и точно подобранная методика. До сих пор вы шли чужими путями. Попробуйте проложить свой.

Не спорь, приказала я себе. Сначала он предупреждает о ментокорде, теперь разглагольствует о РИПЗ, словно и правда знает, о чём говорит. Но откуда - если он не вхож в Суприориум!

Мумис положил на стол сцепленные замком шестипалые руки. У монахов из ментограммы Тхонга было по пять пальцев. Кто он такой, этот тшотианин?

"Мы мало знаем о Мумисе, а история, которую он рассказал, слишком похожа на сказку..." Информация вынырнула из недр компьютерной памяти на зов любопытства, усиленного раздражением, и осела в голове раньше, чем я попыталась остановить передачу.

Детство будущего медиатора прошло в маленькой стране Нун'Нак, основанной его далекими предками-завоевателями, слишком немногочисленными, чтобы её заселить, но достаточно сильными, чтобы повелевать. Минули столетия, и от грозного воинства остался единственный род, а потом всего одна семья. Мумис не знал, хорошо или дурно правили его родители, он был совсем мал. Но однажды во дворец ворвалась разъярённая толпа, громя и убивая.

Старая нянька спрятала осиротевшего принца в дымоходе. Ночью её родственник отвёз мальчика в лодке вниз по течению реки, высадил на пустой берег, сунул в руки узелок с парой клубней местного корнеплода и отчалил.

Лишения закалили изгнанника, скитания научили мудрости и терпению. Он жил в разных странах, среди народов, не схожих друг с другом, как день и ночь, но ни разу не встречал существа, подобного себе. Скорее всего, он был последним нуном на Тшоте и во всём Т-5.

Тхонг дал себе труд коротко осмотреть место, указанное Мумисом. Столица Нун'Нака лежала в руинах, её окружали примитивные земледельческие селения. По самым скромным оценкам, город был разрушен лет триста назад. "Должно быть, какая-то ошибка", - ответил Мумис, пожав плечами. Медицинское обследование показало, что он старше, чем выглядит, но геронтологический тест определил его возраст в семьдесят три стандартных года.

- Поверьте, - говорил Мумис, - я был бы глубоко потрясён и напуган, если бы обнаружил в вас второго Симона Тхонга. Вам кажется, что вы проигрываете в сравнении с ним, но спросите себя: а стоит ли давать повод для сравнения? Стоит ли вам самой постоянно сравнивать себя с ним?

В детстве я услышал притчу, в которой содержался первый усвоенный мною урок дипломатии. Думаю, он столь же полезен и для поиска ключа к тайне. Послушайте.

Собрались как-то рыба, птица и зверь и стали спорить, как добраться до великой горы, где растёт чудесный цветок жизни. Рыба сказала: "Поплывём по реке." Птица и зверь вошли в воду. Перья у птицы быстро намокли, и она чуть не утонула, а зверь попробовал было плыть, но быстро утомился. "Лучше полетим по воздуху,"- сказала птица. Стали зверь и рыба подпрыгивать, взмахивали лапами и плавниками, подражая птице, но ничего у них не вышло. "Пойдём сушей,"- решил тогда зверь, но птица на своих тоненьких ножках и шагу не могла ступить, а рыба только билась, хватая ртом воздух, и едва не умерла.

Поглядел человек на их мучения и сказал: "Ты, рыба, отправляйся по реке. Ты, птица, лети по воздуху. А ты, зверь, иди берегом." В скором времени все трое достигли великой горы, что держала небо, и увидели чудесный цветок.

Вот одна из притч, на которых я вырос. Всегда существуют минимум три пути к цели, но не по всякому из них можно пройти. Ищите путь не вовне, а внутри себя - он и будет истинным.

В устах другого эта история прозвучала бы скучным назиданием, но негромкий голос Мумиса был полон завораживающей силы, способной вдохнуть жизнь в самый избитый трюизм. Я ощутила себя ребёнком, готовым постигать вселенские истины под водительством мудрого наставника... Внутренний сторож отозвался упрёком: какой внушаемой ты стала! Это тип пудрит мозги всем на станции, и делает это так мило, что даже зная наверняка, на него невозможно злиться.

Мумис сам разрушил наваждение, издав добродушный смешок:

- Простите мне небольшое морализаторское отступление. Я просто старик, уступивший природному инстинкту поучать молодых.

Я вообразила себе придворного ментора в длинной мантии, ведущего душеполезную беседу с юным наследником, пока ещё безмятежно счастливым и верящим, что мир за стенами дворца так же добр и прекрасен, как внутри. Наверное, цитировать учителя было для Мумиса всё равно что грезить о потерянном рае.

Если только в его рассказе была хоть доля правды.

Мумис по-своему истолковал мои сомнения:

- Не прячьте в смущении глаза. Нет ничего постыдного в том, что ваш путь только начался, в то время как мой близок к завершению. Для нас, нунов, смерть это не конец, а перерождение, возможность жить и продолжаться в других. Я с удовольствием передам всё, что знаю и умею, в юные руки... когда-нибудь. - Он встряхнулся и покачал головой, пеняя самому себе: - Простите, я совсем заговорил вас. Я предпочёл бы проводить дни за философскими беседами, но меня призывают дела, а у вас усталый вид... Вам надо побыть наедине с собой. Если возникнут вопросы или потребуется совет, всегда буду рад помочь.

- Спасибо, - сказала я. Что всё это значит, чёрт побери?

В глазах Мумиса мелькнуло отражение какого-то душевного движения, губы-змеи шевельнулись, готовясь заговорить, и замерли в нерешительности. Возникло чувство, что медиатор посылает мне тайный знак и ждёт, замечу ли я его. Я постаралась придать лицу вопросительное выражение. Мумис развёл руками, смешно, по-птичьи дёрнул головой, улыбнулся и поднял с сидения загадочный свёрток.

- Это подарок, который я привёз Симону из провинции Дебуил. Вы, конечно, уже видели его коллекцию? Он давно мечтал о Сэнсинской Невесте.

Громко хрустя фольгой, Мумис бережно высвободил русоволосую куклу в пышном наряде. Вокруг точёной фигурки клубились розово-белые облака тончайшего кружева. Личико было выполнено с необычайной тщательностью - утончённо-скорбные черты, нежный рот, оттенок и бархатистая фактура материала, как у живой девичьей кожи. Только мерцающие серебром глаза неправдоподобно велики. Взгляд их, доверчивый, беззащитый, был устремлён прямо на меня. Вокруг зрачков разбегались тоненькие прожилки, окрашенные блестяще-серыми, голубоватыми и бледно-зелёными пигментами. Совсем настоящие глаза. Сколько в них смирения, света...

- С этими куклами связана печальная легенда. Сэнсинцы - народ, некогда обитавший на землях Дебуила, - верили, что их бог живёт под землёй, а входом в его чертоги служит пещера, названная, соответственно, Божьими Вратами. Когда страну одолевали несчастья, будь то погодные неурядицы, внутренние смуты или нашествия врагов, сэнсинцы полагали, что это тоскует и буйствует от одиночества под землёй их бог-покровитель. Тогда самая прекрасная девушка, одетая невестой, по доброй воле отправлялась через Божьи Врата, чтобы успокоить его и вернуть счастье своему народу. Иногда она возвращалась домой обезумевшей. Говорили, что бог отверг невесту и, разгневавшись, прогнал её. Если же красавица оставалась в подземном чертоге, значит, она пришлась богу по вкусу, и скоро надо ожидать прекращения несчастий, - Мумис замолчал и положил куклу поверх встопорщенной фольги.

- Действительно печальная история. Думаю, я понимаю, почему профессор Тхонг стремился заполучить эту куклу, - мне и правда казалось, что понимаю. - Вы хотите, чтобы я взяла её себе?

- Симон говорил, что Сэнсинская Невеста станет украшением его коллекции. Дебуильские мистики используют таких кукол для медитации. Принято считать, что их взгляд успокаивает мятежный дух и способствует трансцендентным озарениям.

Серебряные глаза куклы глядели кротко и участливо. Я обнаружила, что уже люблю её. И впервые почувствовала что-то вроде родства душ с человеком, которого никогда не знала.

- Хорошо. Я возьму её. Но не для профессора Тхонга, а для себя. Хотя, думаю, чем-то мы с ним всё-таки похожи.

- Да, наверное, - согласился Мумис. - Мне кажется, вы увидели в ней то же, что и Симон. Для меня слишком тяжело встречать этот страдальческий взгляд, зная, что я ничем не могу облегчить её муку. Это вызывает ощущение беспомощности. Вы заметили, её глаза устроены так, что всегда смотрят прямо на вас?

Я кивнула.

- Только мне её взгляд совсем не кажется страдальческим. Печальным - да, но спокойным. Если она в чём-то нуждается, так это в понимании. Она прекрасно знает, что совершает и почему.

Тоненькая, хрупкая, как балерина из сказки о стойком оловянном солдатике... Слова обращения сложились сами собой: милая Сэнси, помоги мне так же уверенно и смело идти навстречу неизбежному... Звёзды, что я делаю - молюсь кукле?!

- Вы облегчили мне душу, Селена. Мой последний прижизненный долг Симону...

Я попросила бумагу, чтобы завернуть броскую ношу. Фольга, в которой принёс куклу Мумис, была порвана, к тому же мне не хотелось шуршать на всю Поднебесную. Медиатор вызвал официанта - через минуту явилась бесшумная, как тень, женщина, укутанная в тёмные покровы с ног до головы, выслушала переданную шёпотом просьбу, ушла и почти тотчас возвратилась с коробкой подходящих размеров. Я осторожно уложила в неё драгоценную куклу. В последний момент мне пришло в голову, что Тхонг просил Сэнсинскую Невесту отнюдь не в подарок.

- Это, должно быть, ужасно дорогая вещь, - начала я неуклюже.

- Селена, прошу вас, - тихо проговорил Мумис, полуприкрыв глаза.

- Ладно... Не самая удачная попытка. Спасибо. Вы даже не представляете, как помогли мне.

Мы простились, и я покинула место уединения, зажав под мышкой тёмно-серую пластиковую коробку, в которой были заключены ответы на все вопросы мироздания.

Трансцендентные озарения, сказал он. Должно быть, именно такое озарение посетило меня в тот момент, когда я принимала куклу из рук Мумиса. Увы, оно улетучилось вместе с таинственной атмосферой "Моушила". Сидя в гостиной Тхонга на диване с обивкой из разноцветных, как мозаика бассейна, лоскутков и глядя в мерцающие серебром глаза Сэнсинской Невесты, я не могла вспомнить ни пригрезившихся мне ответов, ни вопросов, которые следовало задать. В воображении возникла лишь пустынная равнина и высохшие клубки колючек, гонимые ветром в бурой пыли.

Я не люблю вычурных и слащавых вещей, но кукла была изумительно хороша - воплощение ранимой, недолговечной красоты. Как только что сорванный цветок. Я долго торчала у стеллажа, тасуя коллекцию Тхонга, к которой до сих пор не решалась притронуться, в попытке найти достойное место для великолепной Невесты. Рядом с ней профессорские экспонаты казались грубыми и безвкусными. Может, убрать негритёнка в шафрановых штанишках и поселить куклу между деревянным болваном о семи конечностях и младенцем с плаксиво сморщенными личиком?

Опять не то. Сэнсинская Невеста заслуживает отдельного постамента.

Но куда девать коллекцию Тхонга? Я занимаю его квартиру, и всё же он остаётся здесь хозяином.

Пришлось усадить негритёнка обратно. Хорошо. Я редко бываю в этой жизнерадостной комнате. Мой приют - призрачный аквариум спальни. На туалетном столике хоть танцуй.

Любой коллекционер скажет, что место не подходящее. Ну и пусть. Это моя кукла, а не Тхонга.

Ему - шар, мне - Сэнсинская Невеста. Странные дары странной планеты, населённой монахами с сушёными мордочками.

Если подумать, странно уже то, что "Четвёртое небо" расположили на орбите Тшоты.

Как было у Тхонга - Око Бога? Я вслепую пошарила в ментосфере. Куда подевались подсказки, самопроизвольные выбросы информации - когда я действительно захотела что-то узнать. Я превратилась в спрута, распустившего ищущие щупальца во все стороны, и почти сразу наткнулась на стену, как во время психозондирования. Только на этой стене горела табличка: "Доступ воспрещён. Требуется допуск категории "зет". Я попробовала найти обходной путь, но всюду натыкалась на запертые двери, шлагбаумы и упреждающие надписи, вокруг сжималось кольцо заслонов, необъятное пространство сети стало тесным и душным. Ещё немного, и какая-нибудь защитная программа скрутит меня в бараний рог.

Я пошла на попятный и собралась уже покинуть ментосферу, когда кто-то поскрёбся в сознание, как кошка в дверь. Аноним, не пожелавший сразу проявить своё присутствие.

Хорошо, я отвечу. Но сегодня больше никаких гостей и уж точно никаких прогулок.

Собравшись с духом, я впустила непрошенного посетителя в личное пространство, готовая к встрече с кем угодно - с самим Деретом или с призраком Тхонга. Чего я не ожидала увидеть, так это сияющую, как новенький золотой слиток, улыбку Джейда Бара.

Богатенький Буратино явился во всём великолепии - чёрно-белая рубаха в крупный растительный рисунок, жёлтый шейный платок, заколотый булавкой с "солнечной искрой" внутри, бриллиантовая пыль в волосах, отливающих по пробору густым индиго, и властный, призывный взгляд уверенного в себе самца. Спальню наполнил запах дорогого одеколона. До сих пор никто из виртуальных собеседников не посылал мне запахи. Я разозлилась.

Два билета в канжагианский театр? Сегодня? Мне захотелось расхохотаться и посмотреть, как изменится выражение красивого, холеного лица. Это Мумис подучил вас, советник? Или все вы пляшете под дудку Дерета, которому не хватает развлечений в тесном мирке "Четвёртого неба"? С другой стороны, ни одна покорённая планета не сопротивлялась карздам так, как Ярбио...

Мне было стыдно своей первой реакции на Джейда Бара. И вовсе не улыбалось стать ещё одним охотничьим трофеем над постелью его сердечной подружки Ангарты Хайимо. Говорят, тарзианкам нравится, когда мужчина рассказывает о своих любовных победах. Это их заводит.

Я собиралась отказать Бару - сейчас и навсегда, со всей определённостью. Но если кто-то на станции и может выступить против Дерета, так это представитель консорциума. Был бы у него ещё собственный транспорт...

Погоди-ка, а ведь Джейд Бар вполне может обладать тем самым зет-допуском, который открывает дверцу в прошлое Тшоты.

Бодрой я себя не чувствовала, но утренний бред, похоже окончательно выветрился из головы. Почему бы не развеяться? В конце концов это не приглашение на интимный ужин в закрытом бассейне, а всего-навсего культпоход в театр.

Ну вот. Я говорю "да", потому что рассчитываю завести полезное знакомство или потому что Бар - красивый мужчина с порочными наклонностями?.. Господи, помоги мне.

Я нарядилась в чёрное облегающее трико и тёмно-красную накидку с металлическим отливом - мода Интеллектуальной революции конца прошлого века, вполне подходящая для посещения инопланетного спектакля, - и через полтора часа уже шагала по широким проспектам и прихотливо изогнутым улочкам яруса "Касталия", двумя этажами выше Поднебесной. Весь уровень был стилизован под античные руины - колонны, арки, портики, статуи с отбитыми руками и головами, заросли плюща, обвивающие остовы дворцов. В чередовании тёмных и светлых камней тротуара угадывались рисунки с греческих амфор.

Свернув в дорический портал, я оказалась во внутреннем дворике, вымощенном щербатой брусчаткой. Из глыбы песчаника поднималась каменная кладка, кое-где прикрытая облупившейся штукатуркой в темных разводах. Круглый пролом в стене, поросший по краям жиденьким бурьяном, служил входом в шоу-центр под названием "Мистериум".

Бар вогнал меня в краску, галантно припав к ручке, и под локоть ввёл в помещение, устроенное по принципу античного амфитеатра.

Правда, на принципе сходство и заканчивалось. Сцена помещалась на крутом склоне, задние ряды не поднимались, как в большинстве зрительных залов, а скатывались вниз, на самое дно глухой, тёмной ямы. Нам приготовили место в ложе люкс: вместительная гондола, смахивающая на колесницу Гектора, парила над огромной рваной воронкой, которую следовало считать партером.

По невидимому гравитационному потоку гондола скользнула на середину зала, и некоторое время я раздумывала, что будет, если это чудо техники сверзится вниз.

Таких гондол было с десяток - везде сидели зрители, гуманоиды, никого из них я не видела раньше. Некоторые улыбались и кивали, глядя не столько на Бара, сколько на меня, и от этого стало жутко - будто они специально пришли посмотреть на Селену Фенгари, представление уже началось, и мне в нём отведена роль, о которой я не имею ни малейшего понятия. Все знают, что будет дальше. Только не я...

Глава 9. Занавес приоткрывается

Свет погас. Сцену озарили мутные серые лучи. Артисты, тоже гуманоиды, двигались по наклонной поверхности под неестественными углами - опять игры с гравитацией. Все выглядели измождёнными. Безумные глаза, на худых лицах исступление.

- Они ещё не начали, - пояснил Бар, - только разогреваются.

В краткой справке по канжагианскому театру, которую выдал мне компьютер, говорилось, что актёры добиваются полного перевоплощения благодаря комплексу физических упражнений и глубокому самогипнозу. На "Четвёртом небе" работала труппа "Изгои". Каждую постановку они демонстрировали три раза, а затем навсегда исключали из репертуара, неважно, насколько велик интерес публики. Сегодня был последний показ спектакля "Сказание о возвышении Олойю в девяти разоблачениях".

Ленивый танец актёров сопровождался звуковой какофонией, словно где-то за кулисами музыканты огромного оркестра настраивали инструменты перед концертом. Канжагиане выкликали слова и фразы, на мой вкус, совершенно лишённые смысла:

"Мне холодно, Териш, звёзды падают с неба!"

"Олойю! Олойю! Олойю!"

"Вздёрните моё имя - вам нужно только оно, я вам не нужен!"

"Алые братья! Наследники падших!"

"Уходят... Все уходят!"

"Опустошение!"

"Ты - камень! Все вы - камни!"

Местная разновидность театра абсурда. Но эмоциональный накал невольно захватывал.

Бар чуть сжал моё запястье и проговорил вполголоса, щекоча щёку горячим дыханием:

- Смотрите. Сейчас начнётся самое интересное.

Сцена опустела, музыка оформилась в два потока - хрипло-тягучий и ритмично-дребезжащий, свет сплавился в одно слепящее пятно. Казалось, по залу расходятся незримые волны напряжения.

Среди двенадцати чудес света третьим зовут Афапты - древние храмы загадочной Икадзеи, что в системе Капеллы. Все они, как гласит легенда, были некогда прекраснейшими на свете женщинами, рождёнными от смертных родителей и обречёнными гибели. Но боги пленились их дивной красотой и, дабы сберечь её от тлена, обратили дев в нерушимый камень. Так выросли в девяти городах девять великих храмов - стройные, лёгкие, лучезарные, словно летящий мираж, сотканный из математической точности и безудержной изменчивости, из слияния Космоса и Хаоса. И по сей день паломники, стремящиеся к Афаптам со всех концов земли, находят в их стенах утоление жаждам души и плоти. Но предсказано, что придут другие времена и настанет день, когда Афапты пробудятся от долгого сна, чтобы обрести новую жизнь среди людей. Но не будет им счастья...

Меня несло ввысь на стремительных качелях, способных взлететь к верхним слоям стратосферы... Перестаньте! Я же только что выпуталась из паутины бреда. Мне это совсем не нужно...

Так, не обременённый ни определённой целью, ни строгим маршрутом, он скитался по вселенной, без сожаления оставляя за спиной прожитые годы. Он отверг и любовь, и дом, и истины отцов. Он не ведал поражений, и славен был его путь. Подобно древним героям, был он уязвим в своей силе, но не давал себе в этом отчёта, принимая благосклонную приязнь звёзд как должное, без сомнений и благодарности, пока, оскорблённые небрежением, они не вздумали испытать его верность. И он заплатил свободой за право быть порхающей пылинкой в лучах их негасимого света, натянув ярмо вседовлеющей власти Алой Унии, связавшей его волю канатами инструкций, предписаний, запретов и ограничений нерушимо высокого и инквизиторски непреклонного Духа Ордена. Так из великого героя превратился он в великого злодея.

Теперь качели неслись вниз, и вместе с ними падало сердце, и там на дне, во влажной чёрной бездне было сладко и жутко, и хотелось кричать. Нет, не надо, остановите! Мне нельзя сходить с ума!

В порядком наполненный уже лифт втиснулась немолодая ритовианка в тёмно-рыжей мантии торговой гильдии. Лицо её показалось мне смутно знакомым. И вот странность: на её плечах растянулся длинный зверёк с треугольной остроносой мордочкой, похожий на горностая в зимней шубке - даже кончик хвоста чёрный. Зверёк бойко стрелял по сторонам глазками-бусинами и подрагивал чутким носом, шум и сутолока не пугали его.

На индикационной панели высветилось: "Пятнадцатый уровень", ритовианка начала проталкиваться к выходу, и я двинулась следом, боясь потерять её из виду.

Качели вновь ринулись в вышину, сквозь лиловые облака птиц, хрустальную капель младенческих криков, гремучее марево вечной зари. Порывы ветра били в лицо, раздирая саму ткань мироздания... Я стиснула зубы и крепко зажмурилась, пытаясь удержать в сметающем всё вихре крошечное зёрнышко своего "я".

В груди пыхтел паровой котёл, и давление в нём возрастало, приближаясь к опасной точке. Женщина несла в себе угрозу - я чувствовала это, но не могла объяснить почему. Вот мы уже на транспортёре, ведущем во внутреннее кольцо. Голову мне стянул невидимый стальной обруч, глаза застила тьма...

И вдруг разом всё взорвалось - и обруч, и паровой котёл в груди. Из пламени взрыва выкристаллизовались слова: "Купите тиару... Прекрасная тиара, достойная таркианской императрицы..."

Не знаю, как я удержалась на ногах. Мы кружили по безлюдным коридорам среди грузовых складов, приближаясь к докам. А она всё шла и шла, ведя меня за собой, как на верёвочке.

Это было слишком реально, чтобы списать на гипнотические игры с подсознанием. Словно кто-то схватил меня за грудки, выдернул из потока времени и поставил лицом к лицу с будущим.

Впереди показался переходной шлюз.

- Арти, закрой...

Женщина стремительно развернулась, в руке - мощный лазер.

- Ни слова больше - или я стреляю!

Белоснежный зверёк, цепко державшийся когтями за оплечье мантии, встал на лапы, облизнулся и легко соскочил на пол. Ритовианка этого не заметила. В её глазах явственно читалась паника - она совсем не была хладнокровным убийцей, каким хотела казаться.

- Руки за голову! Кругом! Вперёд!

Сделав пару шагов, я уткнулась в непроницаемый барьер. По силовому полю пробежала волна мерцания. Женщина ахнула:

- Не может быть!

Я обернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как позади ритовианки материализуются Ту, Вестигар и четверо солдат. Они держали наизготовку импульсные пистолеты.

Торговка пыталась решить, что делать - глаза её лезли из орбит. А белый зверёк, пройдя сквозь силовое поле, будто его и не было, прошмыгнул между ног у Вестигар и скрылся за углом - ночь, пособница тёмных дел, прощально усмехнулась с кончика его хвоста.

Падению не было конца. Ни проблеска света, ни намёка на твёрдую опору. Только настойчивый голос шептал: "Оглянись, многоликая, оглянись. Я помогу".

Ту завернулся в плащ невидимости, бесшумно подкрался к ритовианке и застыл, вопросительно глядя на меня. Он понимал - одно слово или прикосновение, и напуганная женщина выстрелит.

- Прикажи отключить силовое поле, - велела ритовианка.

- Не могу, - ответила я. - Система блокировки автономна. Кроме того, за вашей спиной находятся офицеры безопасности "Терит Кор".

- Лжёшь!

- Нет, не лжёт, - тихо сказал Ту.

Ритовианка крепче стиснула оружие.

- Уберите силовые поля, или я убью её!

- Убей, - сказала я, глядя ей в глаза, - и переживёшь меня на долю секунды.

Губы у неё дрожали, дрожала рука с лазером. Мгновение мучительной внутренней борьбы, и дуло, направленное мне в грудь, начало опускаться. Молниеносным движением Ту выхватил оружие. Автоматические наручники захлопнулись на запястьях преступницы.

- Вестигар, препроводите нашу гостью в достойные её апартаменты.

Усмехнувшись тяжеловесной шутке шефа, фахтезианка взяла арестованную под руку и вместе с ней телепортировалась в следственный изолятор. Остальные предусмотрительно посторонились.

Мне конец, думала я. Голос звал всё настойчивее: "Ты ищешь ответы? Приди, и знание откроется. Оглянись, и падение прервётся".

Я опустился в высокое кресло, обтянутое имитацией телячьей кожи, - трон, подобающий моей высокой должности, - выдвинул ящик стола, достал импульсный пистолет и положил перед собой.

Свет скользнул по изящному стволу, заиграл на перламутровой инкрустации корпуса. Красивое декоративное оружие, совсем не страшное на вид, обещало бескровную и безболезненную смерть.

Я сжал рукоять, ощущая, как она пропитывается теплом моей ладони. Скоро мы будем одинаково холодными.

Безликое ничто смотрело из отверстия, похожего на замочную скважину. Чёрный туннель, который приведёт меня на другую сторону. Я медленно приближал дуло к лицу, стараясь не отрывать взгляда от узенького жерла, пока оно не потерялось в расплывшемся фокусе. Тогда я положил пистолет на стол и закрыл глаза. Я слишком много думаю о том, как это будет... и мысль, что я могу ничего не почувствовать, останавливает меня. Тропинка в иной мир. Но кто сказал, что там лучше?

Бездна летела навстречу, я слышала знакомые крики, видела колыхание алчущих теней, и ничего не могла предпринять, чтобы остановить падение. Нет, хуже - я не хотела его останавливать...

Дерет взял стул, развернул его спинкой к столу и сел, вытянув ноги.

- Всё, что с вами произошло на станции, с первого мгновения до сегодняшнего утра, было симуляцией.

- Всё? - спросила я.

- Вы не удивлены?

- Не очень.

- Когда вы догадались?

- Я не догадалась. Только предположила, что здесь что-то не так.

- Что именно?

- Я на станции пятый месяц, а если верить компьютеру, пятый день. Мои волосы короче, чем были вчера. Мой дихтин пропал. Мои вещи испарились, а те, что на месте, переставлены.

- И давно вы мучаетесь этой неразрешимой загадкой?

- С минуту.

Дерет рассмеялся коротко и глухо, прищурив тускло блестящие глаза.

Что-то в нём изменилось. Он стал зауряднее и не казался уже острым, как бритва, едким, как кислота, героем мрака, злым гением моей несчастной жизни.

- "Терит Кор" не может позволить себе тратить месяцы не обучение каждого рекрута, - заговорил он. - Неделя - уже много. Вы прошли полный курс, оставшись живой и в здравом уме, но я видел результаты и не считаю, что вы готовы. Может быть, вы никогда не будете готовы. Однако мы вынуждены использовать тот материал, который нам предоставляют.

Я не ответила, и Дерет кивнул сам себе. Глаза у него были холодные и прозрачные, как льдинки, светлее, чем в симуляции.

- Мозг обучаемого воспринимает мнимую смерть как реальную и посылает соответствующий сигнал организму. Очень немногие в состоянии пережить такое потрясение без немедленного врачебного вмешательства, но я запретил спасать неудачников.

Дно. Я видела дно. Это хорошо или плохо? Может быть, это значит, что теперь я готова совершить переход. Что ждёт меня за завесой теней, за барьером страха - разгадка всех тайн? западня новых иллюзий? или сама вечность?..

... и камни чудесных храмов вспыхивали как звёзды, когда могучий крейсер Алой Унии обрушил вниз, на непокорную планету, тучи фотонных торпед. Их частые разрывы украсили поверхность Икадзеи мириадами огненных соцветий. Позже Олойю не раз просматривал запись этого момента, наслаждаясь красотой открывшегося зрелища.

Посреди пустоты отверзся проём, меня объял свет. Я снова чувствовала своё тело, глядела своими глазами - на сцену, где представление подходило к кульминации. Канжагиане с раздирающими уши воплями бросались вниз с осыпающейся кручи. Подножие холма щетинилось деревянными кольями. Оцепенев от пережитых эмоций, уже не в силах испытывать ужас, я видела, как актёры, один за другим, нанизывают себя на грубо заточенные острия, и в корчах, харкая кровью, завывая от боли, в нарастающем крещендо восклицают: "Олойю! Олойю! Олойю!"

Внезапно на зрителей пал занавес кромешного мрака и оглушительной тишины, скрыв жуткую картину.

Когда снова зажёгся свет, холм в центре зала был пуст. Исчезли агонизирующие тела артистов, пропали запятнанные кровью колья.

- И заметь, никаких фантоматов и ментокордов, чистая психокинетика.

Бар всё так же сидел, склонившись к моему уху, но теперь его рука по-хозяйски обнимала меня за талию. Под накидкой. Горячее мускулистое бедро было плотно прижато к моему бедру. А моя собственная голова - что за чертовщина! - безвольно клонилась на широкую, усеянную чёрно-белыми цветами грудь. Лицо Бара было в паре сантиметров от моего лица, губы его приоткрылись... Я резким движением высвободилась из объятий.

- Это не театр, - прошипела я, пытаясь разогнать навеянной спектаклем морок. - И не психокинетика. Это психопатия какая-то...

Бар тихо рассмеялся.

- Я тоже в первый раз так отреагировал. Но густота переживаний меня заворожила. Я вычитал у одного критика это слово - густота. По-моему, очень подходит.

Гондола подплыла к причалу у стены, и Бар приобнял меня за плечи, помогая подняться. Я не стала противиться: не была уверена, что без посторонней помощи удержусь на ногах. Интересно, что советник испытал во время спектакля? Какие видения посещали его? Хотелось спросить, но тогда наверняка пришлось бы делиться собственными впечатлениями, а этого я не собиралась делать ни в коем случае.

- Нужно обладать очень здоровой психикой, чтобы смотреть такие вещи, - буркнула я, с опаской пробираясь по шатким мосткам, проложенным вдоль стены. Перед спектаклем они представлялись вполне устойчивыми. - Но человека со здоровой психикой подобные шоу не прельстят.

- Я рад, что тебе понравилось, - весело отозвался Бар. - Осторожнее! Держись за перила.

Ярбианин в остроносых туфлях скакал вниз как молодой мустанг, не боясь ни споткнуться, ни оступиться на крутой лестнице. И когда это мы успели перейти на ты?

- Прошу прощения. Я, конечно, благодарна за приглашение, - прозвучало по-идиотски, но я решила обходиться пока без местоимений второго лица. - Мне как раз сегодня упоминали о художественных достоинствах канжагианского театра. Но эти игры с подсознанием, и эта брутальная концовка... Трюк с кольями был чересчур натуралистичен.

- Это не трюк, - Бар подал мне руку, помогая сойти на неровный и рыхловатый, будто земляной, пол зала. - Они всё делают по-настоящему. При труппе состоит штат медиков, а канжагианские реанимационные машины слывут лучшими в мире. Они даже нас переплюнули. Так что не переживай, к утру артисты будут как новенькие.

- Если это шутка, то неудачная.

В дверном проломе мне удалось освободиться от поддержки Бара и первой шагнуть из темноты зала на дворик, озарённый золотисто-розовым закатным светом.

Советник рассмеялся. Так взрослый смеётся наивному возмущению ребёнка. Или столичный фат - испуганным охам неопытной провинциалки.

- Не веришь мне, спроси у Мартова. Он подписывал им разрешение.

- То есть это безобразие творится с ведома администрации "Четвёртого неба"?

- Карзду всё равно, на чём делать деньги. Он легализовал бы наёмных убийц, если бы это принесло доход и не отпугнуло туристов.

- И вы с ним согласны? - мне надоело подбирать слова. Пусть будет моё закомплексованное "вы" в ответ на его развязное "ты".

- Дразнишь меня? - Бар усмехнулся. - У нас с премьер-администратором вооружённый нейтралитет. Ярбио и Карздон равноправные члены Конкордата, а за мной стоят квадрильоны консорциума. Ему приходится с этим считаться. Заглянем?

Он указал на призывно раскрытые двери, за которыми брезжило тёплое жёлтое сияние. Над дверями горели округлые буквы: "Закулисье".

- Что это?

- Ресторан. По-моему, тебе надо прийти в себя.

- Опять что-нибудь экстравагантное? Я не вынесу.

- Что ты, это же закулисье - внешние эффекты для публики, для своих всё просто и демократично. Кстати, хозяин ресторана - землянин.

Бар не обманул. Дальняя стена была затянута чёрным полотном, имитирующим задник сцены, на нём болтались кое-как прибитые звёзды из фольги и две маски - трагедии и комедии, по бокам шла голая кирпичная кладка, на грубом дощатом полу стояла мебель, выструганная, казалось, только что, на скорую руку. Ароматы пищи смешивались с восхитительным запахом свежего дерева. Под потолком громоздились колосники и штанкеты с подвешенной к ним аппаратурой. Горели прожектора, свой - над каждым столиком.

- Ладно, прости, - сказал Бар, отодвигая мне стул. - Я должен был тебя предупредить. Но мне хотелось сделать сюрприз, встряхнуть тебя. Ты слишком много работаешь.

Я скривилась.

- Сегодня я вообще не работала. А вот завтра не отвертеться...

На столе валялась театральная программка. Оказалось, это меню. Под бумажной обложкой в стиле ретро - обычный электронный папирус с небольшим блоком памяти.

- Что будешь есть? - спросил Бар.

- Не знаю... Что-нибудь простое, вкусное и сытное, - надо же, я и правда голодна, страшно голодна.

- Через месяц канжагиане выпускают новый спектакль. Что бы ты сейчас не думала, поверь, ты не захочешь его пропустить. Это как наркотик - стоит один раз поймать кайф, и хочется ещё и ещё.

- Нет уж, - фыркнула я. - Хватит с меня наркотиков.

- О-о-о! - уважительно протянул Бар. - У тебя богатый опыт? Не ожидал. Расскажи, что ты пробовала.

Чёрт бы тебя побрал, золотой мальчик!

- Вообще-то я про ментокорд. Не думала, что в чём-то соглашусь с тарками, но они поступают правильно, запрещая нейрофантоматику.

- Знаю-знаю, вы, земляне, патологически боитесь нейротехнологий. Обожглись на молоке, теперь на воду дуете. Но разве твоё РИПЗ - не разновидность фантомного погружения? Все эти видения, отголоски чужих жизней. Профессор Тхонг утверждал, что их можно визуализировать, только пропустив через человеческий мозг.

- В общем, да, но на самом деле... - я прикусила язык.

- Ну, - подбодрил Бар. - Расскажи, как работает РИПЗ. Чем ты занимаешься в своей секретной лаборатории? Мне правда интересно.

- Сожалею. Я давала подписку.

- У меня допуск.

- Какой категории? - молниеносный выброс адреналина вогнал меня в жар. С этим канжагианским кошмаром я совсем забыла, зачем согласилась на встречу с Баром.

- Нулевой.

Ноль. Зеро. "Z".

- Хорошо... Это совсем неинтересно, но я попытаюсь объяснить. Только сначала обещай ответить на один вопрос, - остатки сомнений улетучились. В конце концов, если карзд, вчерашний лютый враг, в курсе, то почему бы не просветить ярбианина?

- Всё, что хочешь, - советник довольно рассмеялся. - Если оно есть в этом архиве, - он постучал себя пальцем по лбу.

Я помедлила. Бар слишком развеселился, и обещание дал легко, не думая. Не обманет ли?

- Ладно. Представь себе, что кто-то бросил камень в пруд. Мы не застали этот момент, но видим рябь на воде и понимаем, что случилось. Мы знаем: чем дальше разбежались волны, тем больше времени прошло с момента броска. Но волны быстро затухнут. Поверхность снова станет гладкой, и не останется никаких доказательств того, что камень вообще был.

С этого примера начиналась любая популярная статья по РИПЗ, но Бар слушал, как в первый раз. Похоже, ни ксеноистория, ни психозондирование до сих пор не попадали в сферу его интересов.

- А почему, собственно, камень? Почему не бутылка из-под пива или не старый башмак?

- В самом деле. - Я позволила себе кривую улыбку. Бар задал именно тот вопрос, которого ожидали от читателя популяризаторы РИПЗ. - У нас есть свидетель, который наверняка знает ответ. Это вода. Но как заставить её поделиться своим знанием? Можно, например, провести полный молекулярный анализ. Если окажется, что в пруду появились частицы солода, которых раньше не было, то да - скорее всего волну подняла именно пивная бутылка.

- Прости, но, по-моему, это полный бред.

- Не бред, а аналогия, - я пожала плечами. - Мы же историки, гуманитарии. Всё, что касается физики и биохимии, нам объясняли с помощью аналогий. Если тебе нужны формулы, спроси Сирин. Мне продолжать?

Бар энергично кивнул.

- Итак, мы полагаем, что солод означает пиво, а пиво означает бутылку. Но что, если солод налип на подошву ботинка, который носил рабочий с фабрики по производству дрожжей? Наверняка мы можем сказать, лишь что в воде появился солод, значит, в воду что-то бросили или плеснули. Зная, как быстро разлагаются молекулы солода... или что там с ними происходит... мы можем определить приблизительное время события. Вот по этому принципу действует технология регрессивного информационного зондирования, сокращённо РИЗ. Стукни пальцем по кусочку пластика, и пластик запомнит. Потом возьми специальную машину, объясни ей, что такое пластик и как на нём отражается постукивание, и оп-ля! - она скажет, что стучали вчера вечером, около одиннадцати. Но зачем стучали и, главное, кто? Машина краснеет и разводит руками: виновата, не знаю. А человек, включённый в процесс распознавания, даст ответ без труда. То есть не без труда, конечно, а после долгого обучения и далеко не с первой попытки...

Я прервалась, когда пухленькая официантка, одетая рабочим сцены, поставила на стол блюдо с изрядным куском тушёной форели и целой горой белой спаржи под соусом. Интересно, они это синтезировали или приготовили по старинке? Нет, не интересно. Потому что вкусно. Потерпи, Джейд, сейчас смешаю голодок... Я отложила вилку с ножом, промокнула рот салфеткой.

- Есть очень старая абстрактная гипотеза о том, что каждое событие, происходящее во вселенной, скажем наши с тобой ресторанные посиделки, излучает две волны. Одна направлена в прошлое, другая - в будущее. От причины к следствию, как обычно, и наоборот - от следствия к причине. Если вспомнить аналогию с камнем, то сначала мы замечаем слабую рябь, потом видим, как она становится сильнее, сгущается, и вот на наших глазах камень выпрыгивает из воды. Отсюда будущее может влиять на прошлое так же, как прошлое на будущее. К примеру, я родилась, живу на свете и неизбежно когда-нибудь умру... надеюсь, через много лет.

- Селена! - немедленно запротестовал Бар. - Тебе ли говорить о смерти! Да ещё в такой прекрасный вечер.

Я решила: если он скажет, что этот вечер прекрасен, как мои глаза, я брошу в него чашкой с приторной бурдой, которая в меню названа ангианским кофе. Но Бар избавил себя от этой участи:

- Неужели моё общество навевает тебе столь мрачные мысли?

- Что же тут мрачного? - я сделала вид, что удивлена. - Поменяй местами причину и следствие, и получится, что меня бы сейчас не было с тобой, если бы однажды в будущем я не перестала существовать. Сигнал о моей смерти... возникший где-то там, впереди... достиг определённого момента в прошлом, и вуаля - вот она я.

Бар приложил руку к сердцу.

- Ты сняла камень с моей души.

Я притворилась, что не замечаю ни его проникновенного взгляда, ни сквозящей в нём иронии.

- Некоторые считают, что именно так работает РИПЗ. Мы видим некие события, которые случились потому, что мы их увидели. Более того, эти события или факт нашего наблюдения за ними могли вызвать отдалённые последствия, которые обнаружат себя лет через пятьсот, о чём тут же уйдёт сигнал в прошлое. Волну, направленную в будущее из прошлого, от исходного происшествия, тоже никто не отменял, и если оказаться как раз в том месте, точнее в тот момент, когда эти волны встретятся, можно заглянуть за завесу времени. Что было, что будет, чем сердце успокоится... и так далее.

Бар нахмурился. Сросшиеся брови выгнулись птичкой-галочкой. Или скорее горным орлом, который неожиданно для себя потерял из вида верную добычу. Наконец-то мне удалось его смутить.

- А как тебе такой вариант? Если вселенная родилась одномоментно как единая структура, то всё вещество в ней, от субатомных частиц до звёзд, планет и биологических организмов, хранит в себе информацию об этом давнем единстве. Мириады невидимых нитей от края до края пронизывают мироздание, связывая меня, тебя, кусок мяса на твоей тарелке, пульсар в Крабовидной туманности, пиявок в болотах Инбакии и пылинки в облаках межзвёздного газа на краю Млечного Пути. Объект зондирования, чем бы он ни был, можно уподобить одному из узлов этой квантовой паутины. На узле, как паук, сидит, раскинув лапки, оператор РИПЗ и улавливает вибрации от всего живого и неживого, что хоть раз контактировало с нашим объектом.

Бар поморщился, но я не стала дожидаться, когда он скажет, что мне не следует сравнивать себя с пауком.

- Или возьмём аналогию с антикварным радиоприёмником. Эфир наполнен волнами разной длины и диапазона, некоторые сами собой распространяются на огромные расстояния, но большинству, чтобы добраться до потенциального слушателя, нужен ретранслятор, которым и становится объект зондирования. Оператор принимает исходящие от объекта сигналы, с помощью внутреннего тюнера выделяет из многих единственную волну и слушает, что на ней звучит.

- Словом, никто ничего не знает, - Бар, похоже, был разочарован.

Я усмехнулась.

- Если вспомнить байки, которые ходили у нас в университете об открытии эффекта РИПЗ... Принято считать, что на свете существует бессчётная уйма параллельных миров. Многие практически не отличаются от нашего, и очень может быть, что тысячи Селен и Джейдов сейчас так же сидят за столиком и обсуждают природу информационного психозондирования. Однажды молодой физик Роберт Белозариус вызвался быть подопытным в эксперименте, который связал бы его с двойником в параллельном мире. У Белозариуса был фамильный талисман - старинная ручка с золотым пером. В особо волнительные моменты жизни он имел привычку вертеть её в руках. И вот когда стало ясно, что опыт провалился, учёный машинально достал ручку из кармана и вдруг обнаружил, что пишет какие-то формулы в бумажной тетради. Потом он нашёл эту тетрадь в музее естественной истории. Она принадлежала профессору-физику Дель Канто...

- Тому самому, который открыл гиперпереход?

- Именно. В списке его студентов значился талантливый юноша по имени Тано Балозариус. Он был дедом Роберта и первым физиком в роду Белозариусов. По семейной легенде, Тано получил ручку от наставника, но сам никогда ею не писал, предпочитая пользоваться компьютером. Значит, Роберт Белозариус побывал в личине знаменитого Дель Канто в тот момент, когда гений записывал своё эпохальное открытие.

Другая версия гласит, что это был опыт по телепортации. Взяли два теннисных мяча, Белозариус своей рукой нарисовал на первом улыбающуюся рожицу, на втором - грустную. После чего грустный мячик погрузили в гравилёт и отвезли в Сибирский академцентр, а улыбающийся оставили в Бостоне. В случае успеха мячики должны были поменяться местами. Но и этот эксперимент потерпел неудачу. В крайне подавленном настроении Белозариус открыл телепортационную камеру, достал из неё жёлтый шарик... и с досадой положил обратно.

Не успел он притворить дверцу, как сияющий улыбкой мяч снова оказался у него в руках. Прокрутив в памяти странный эпизод, Белозариус сообразил, что у мячика, который он только что вернул в камеру телепортации, была грустная рожица, а на безымянном пальце его руки красовалось тоненькое колечко с голубым камушком. Белозариус догадался просмотреть видеозапись эксперимента, присланную из Томска, и заметил точно такое кольцо на пальце хорошенькой лаборантки Тани. Учёный немедленно позвонил ей и рассказал о случившимся. Таня решила, что молодой американец флиртует. Так Роберт Белозариус познакомился со своей будущей женой.

Ярбианин лениво рассмеялся. Ему явно наскучил студенческий фольклор, но останавливать меня он не спешил. Чего ты добиваешься, Джейд Бар? Тебе же нет никакого дела до РИПЗ. Думаешь обаять учёную девушку разговорами о науке? Смотри, не переборщи, не то мне взбредёт в голову, что советник консорциума приложил руку к исчезновению шара.

- Говорят, Белозариус сам распространял эти басни потехи ради. Я их в своё время коллекционировала. Насобирала двенадцать штук. А под тринадцатым номером записала вывод, полностью отвечающий духу РИПЗ: все случаи имели место на самом деле, но в иных измерениях и привиделись Белозариусу во сне, потому что сон открывает дверцы между мирами безо всяких приборов. - По глазам Бара я видела, что самой соли он не уловил. Ничего, сейчас уловит. - Что бы ни послужило толчком, в результате Белозариус занялся разработкой физико-математической основы РИПЗ, а на склоне жизни бросил точные науки и посвятил себя ксеноистории. Именно ему принадлежит фраза, вошедшая во все учебники: "Собственно, психозондирование построено на гипотезах. Единственным доказанным фактом можно было бы назвать то обстоятельство, что РИПЗ всё-таки работает, но даже этого нельзя утверждать наверняка".

- То есть как? - удивился Бар. - Это уже не наука, а гадание на кофейной гуще.

Нет, решила я, не уловит. Для этого он слишком бизнесмен. Хорошо, попробую на пальцах.

- Между прочим, изучением экстрасенсорного восприятия в конце позапрошлого века увлекались вполне серьёзные учёные, и вопреки распространённому мнению, нельзя сказать, что совершенно без толку. Я не имею в виду невербальную коммуникацию, язык тела и тому подобное. Это многие могут, этому учат. Мы знаем, на каких физиологических особенностях основаны способности пиериан. Как действуют идоны, я понятия не имею, но им тоже надо быть рядом с человеком, чтобы заглянуть ему в голову.

Я же говорю о телепатии в классическом смысле слова. О передаче мыслей на большие расстояния. Когда ты, допустим, здесь, а я на Тшоте. Перед тобой лежит помидор, и ты хочешь сделать так, чтобы я об этом узнала. Лучше всего такие опыты получаются, когда принимающий в трансе или спит. Ты внушаешь мне про помидор, а я вижу сон, что ем пасту с кетчупом. Ассоциативная связь налицо. Но это если знать, что вначале был помидор. А, может, ты загадал про колосок пшеницы или про Пизанскую башню.

- Почему про Пизанскую башню?

- Потому что это итальянская достопримечательность, а паста родом из итальянской кухни. Если увеличить число объектов, смешать их с абстрактными понятиями, да всё это на фоне улицы, по которой народ идёт косяком, и каждый второй заглядывает тебе через плечо и норовит вставить словечко, то шанс верно расшифровать послание падает почти до нуля.

Оператор РИПЗ сталкивается с той же проблемой. Во-первых, мешает фоновый шум. Его пытаются связать с реликтовым излучением, но это уже такие дебри... Смысл в том, что все предметы, все люди вокруг нас постоянно взаимодействуют между собой. Отзвуки событий налагаются друг на друга миллионы и миллиарды раз. Целый каскад реакций размером со вселенную. Поэтому надо как можно полнее изолировать объект исследований или точно знать, что является индексальным знаком, то есть какого рода эхо вызывается искомым воздействием.

Я вспомнила Вестигар в кресле "машины времени". Как же теперь будет "фонить" капсула!

- Допустим, полиции надо узнать, является ли изъятый при обыске нож орудием убийства. Лезвие тщательно очищено современными средствами, химический анализ ничего не даёт. Тогда улику несут в пункт РИЗ, данные зондирования сравнивают с инфослепками тысяч других ножей, использованных для убийства, и с контрольными записями лабораторных опытов. Есть совпадение - значит, следствие скорее всего на верном пути. Но чья рука нанесла удар, инфозонд подсказать бессилен, если только убийца не оставил свой личностный индекс на половине ножей из базы данных. В любом случае вероятность ошибки велика. В крупных криминалистических центрах, а таких обычно один или два на среднюю земную страну, есть отделы РИПЗ, где операторы, обученные по специальной методике, помогают в расследовании особо тяжких преступлений. У нас была ознакомительная лекция по криминальному зондированию. Я её прослушала, но даже записывать не стала. Была уверена, что уж что-что, а это мне в жизни не пригодится... Ни за что не взялась бы за полицейскую работу по своей воле.

- Почему?

Я разозлилась. Дурак ты, Джейд Бар или прикидываешься?

- Переживать то, что чувствует убийца? Или жертва? Или оба сразу - такие случаи известны...

Внутренности ожгло огнём. Смертельный прыжок... ужас... взрывная боль... Кажется, чувствительность, притуплённая вмешательством Нэй Ктлин Он, начала возвращаться. Я не знала, хорошо это или плохо.

- Простое инфозондирование эффективно, когда след свежий. Но только человек может заглянуть глубоко в прошлое и выудить оттуда что-то полезное. Каждый временной горизонт обладает своим характерным эхо. Вот сосуд, - я приподняла бокал с бледно-золотистым вином, которое заказал Бар. - Его брали в руки, наполняли жидкостями, он стоял на столе среди другой посуды. Потом он сотни лет лежал в земле, окружённый своего рода информационным вакуумом. Наконец его вытащили на свет божий, но уже не использовали по назначению, а исследовали, перевозили, фотографировали, перекладывали, облучали, стараясь не прикасаться голыми руками.

Индексы таких действий ощущаются совсем по-другому - как нечто поверхностное, механическое. А сознание оператора тянется к горизонту с участием живых, мыслящих существ. Наугад. Любые сведения драгоценны. Мы животные стадные, не забыл? Наш опыт априори включает в систему познания другого человека с его поступками, мотивами, эмоциями. Но если имеешь дело с расой, не похожей на людей, опыт может сослужить плохую службу. Подсознание оператора невольно перекодирует идущие от объёкта сигналы...

За спиной гнусаво взвизгнуло. Я оглянулась. На дощатом настиле под бутафорскими звёздами появилось джазовое трио. Контрабас ответил ворчливой тираде саксофона приглушённым "тум-дум-дум", зашуршал щёточками ударник.

- Здесь ещё и живая музыка?

- Традиционный земной стиль. Я подумал, после спектакля привычная обстановка пойдёт тебе на пользу.

Эта реплика заслуживала хорошего щелчка по самодовольному ярбианскому носу, но я предпочла ответить дипломатичным мычанием и поскорее вернулась к прерванной мысли:

- Так вот, наш мозг перекодирует сигналы...

- ...в привычные образы и представления, - подхватил Бар, усмешливо дёрнув ртом. - Знаю-знаю. В сарканском звездолёте средневековому монаху мерещился дракон, архангел с мечом или огненная колесница, человек ранней космической эры видел в плазмоиде НЛО... Жаль, сарканы к тому времени вымерли.

Мы обменялись улыбками.

Пока я чесала языком, стремясь потрясти красавчика ярбианина широтой познаний, в голове не было ничего, кроме цитат из учебников, а стоило умолкнуть на пару секунд, как за частоколом слов и чужих мыслей проблеснула свежая идейка - до того коротко и невнятно, что я не успела её осознать. Осталось ощущение связи между теоретическими постулатами РИПЗ, о которых я только что разглагольствовала, и моими нынешними бедами.

Я попыталась нащупать эту связь, выстроив логическую цепочку от... от чего, собственно говоря? Что считать исходным посылом?

Во время сеанса психозондирования оператор пребывает в особом состоянии, которое можно сравнить с гипнотическим трансом. И если аффектор или гипнотизёр загадает о помидоре...

Додумать я не успела. Бар легонько сжал мою руку, заглянул в глаза.

- Селена, что с тобой?

Цепочка распалась.

- Ничего. Просто немного отвлеклась... на музыкантов, - я вздохнула. - Есть разные методики дешифровки и анализа знаков, составляющих послание, есть программы референтного моделирования и контекстной реконструкции. К сожалению, они малоэффективны, потому что мы не знаем, как кодируется информация, поступающая от объекта зондирования, и как она передаётся. Словом, мы понятия не имеем, действительно ли получаем видения из прошлого, или наш мозг под влиянием излучения генерирует поток образов, более-менее коррелирующих с известными фактами.

Я говорила, а сама всё силилась поймать увёртливую догадку за хвост, выволочь из норы. Она маячила на границе сознания, дразнила, но не давалась в руки. Момент был упущен. Не беда, утешила я себя. Мозг получил задание на дом: в скором времени, если повезёт, смутный, полубессознательный проблеск вызреет в ясную мысль, и тайна разрешится сама собой.

- Существует целая историческая школа, отрицающая психозондирование на том основании, что события, эхо которых мы воспринимаем, якобы происходят не в нашей реальности, а в параллельной, поэтому в чём-то обязательно будут недостоверны. - Ну что, оценил анекдот про Белозариуса? - Если у меня хорошая интуиция, то несмотря на все помехи, я пойму, что ты загадал о помидоре. Однако я должна попасть в точку двадцать раз подряд, чтобы моим озарениям начали верить. Даже лучшие операторы время от времени ошибаются. Проколы случались и у Тхонга, и у Рагожински.

На основании записей психозонда защищено несколько диссертаций, изданы серьезные монографии. Но обычно сведения, добытые с помощью РИПЗ, не принимаются научным сообществом, если они не подтверждены археологическим материалом. Точно так же данные РИЗ не могут служить доказательством в суде. Профессор Рагожински в одной из статей назвал себя предсказателем прошлого - мы что-то видим, а сбудется оно или нет, точнее сбылось ли... Не узнаешь, пока не проверишь.

- Тогда какой вообще смысл в РИПЗ?

- Оно задают направление поиска.

Несколько секунд Бар переваривал это заявление, потом врезал, хлестко, наотмашь, прямо в лоб:

- Так что ты видишь, изучая футляр, в котором хранился артефакт?

Ударник на сцене выбил звонкую дробь, будто смеясь над моим замешательством.

- Ничего интересного, - выдавила я. Только спокойно, не суетись, не прячь глаза. - В глубину я не лезу, а на современном горизонте большой фоновый шум... Теперь твоя очередь. Я хотела спросить...

- Ты ушла от ответа.

- Просто мне неприятно говорить о своих неудачах.

Я резко положила вилку на край тарелки, рука от раздражения дрогнула, палец угодил в соус, я схватилась за салфетку. Бар смотрел на мои трепыхания с задумчивой улыбкой.

- Хорошо. Спрашивай. Но предупреждаю, я не знаю военных тайн.

У меня скулы свело от напряжения:

- Мы же договорились.

- Конечно-конечно. Но мне правда невдомёк, когда карзды планируют свергнуть правительство Земли, - он шутливо развёл руками.

Остряк-самоучка.

Голоса инструментов за спиной разошлись, заспорили друг с другом, затем слились в слаженный ансамбль, выписывая причудливый орнамент из звука и ритма.

- Я хочу знать, чем Тшота привлекла внимание Конкордата. Что на этой планете такого важного. Почему и от кого защищает её "Четвёртое небо", - виски кольнуло болью. - Тшотиане утверждают, что до нас эту обязанность выполнял кто-то другой. Что известно об этих других?

- Ты не знаешь? Карзд сказал, что даёт тебе допуск ко всей информации.

- Только не к этой.

- Что ж, - Бар пожал плечами. - Не представляю, почему это для тебя важно, но у меня такое чувство, что ты сейчас расплачешься. А я этого совсем не хочу. Расскажу, что знаю, только учти, мистики тут не меньше, чем в твоём психозондировании.

Он повертел в руке бокал, то ли собираясь с мыслями, то ли прикидывая, о чём лучше умолчать.

- По плану, очередную станцию серии "Далёкие небеса" собирались построить в шаровом скоплении М 54. Терзян-5 только начали всерьёз исследовать. И один из кораблей-разведчиков обнаружил невероятное явление - планету, которая то появлялась, то исчезала, а на её орбите - спутник искусственного происхождения, очевидно генератор маскирующего поля.

Именно этот момент музыканты выбрали, чтобы, взвинтив темп, разразиться бурной совместной импровизацией. Просить советника говорить погромче было неуместно. Всё-таки речь шла о секретах "Четвёртого неба". Пришлось отодвинуть тарелку, наклониться через стол и как следует напрячь слух.

- Военные занялись изучением находки, - продолжал Бар, - и то ли от большого рвения что-то повредили, то ли генератор окончательно вышел из строя - но в какой-то момент исчезновения прекратились. Планета и спутник оказались в нашем полном распоряжении. Аппарат был около трёхсот метров в диаметре - вполне поместится в брюхе военного транспортника. И погрузить его туда следовало как можно скорее, пока не объявились другие охотники за сокровищами, вроде икшас и тарков... Ты как насчёт десерта? Тут подают изумительный тирамису.

Мне не хотелось тирамису. Мне хотелось услышать конец истории. Бар понимающе улыбнулся.

- Тут-то и возникла проблема. Когда эту штуковину попытались сдвинуть с места, выяснилось, что её масса немногим уступает массе преонной звезды.

- Ого, - такового я не ожидала.

- Вот именно - ого, - Бар наклонил голову, будто артист, принимающий аплодисменты. - С отчаяния военные решили построить станцию прямо вокруг аппарата. Понятно, с каким риском это было связано. А через некоторое время с нашими людьми на планете вошли в контакт монахи из Охча и заявили, что спутник это страж, оставленный их богом для защиты от страшного врага. За долгие века страж состарился и занемог. Бог подарит его нам, если мы дадим обет занять, так сказать, вакантное место и стать верными охранителями Тшоты.

Храм и местность вокруг просканировали вдоль и поперёк, но не нашли ничего, что позволило бы парням в балахонах управлять космическими объектами. Тем не менее пройдоха Мумис уговорил наших чинуш принять их условия. Мол, если монахи не сдержат слова, то и вы им ничем не обязаны. Подписали официальный договор. Каково же было всеобщее изумление, когда приборы зафиксировали у спутника колоссальную потерю массы. Военные тут же запихнули его в трюм и вывезли в пространство Конкордата. И начали строить станцию. Во исполнение договора. Потому что с такой силой, даже гипотетической, стоит считаться.

- А также в надежде, что на планете отыщется ещё что-нибудь интересненькое.

- Разумеется.

- И отыскалось?

- Кое-что по мелочи. Команда Сирин загружена работой под завязку, но ни одна находка и близко не сравнится со спутником. Поэтому все страшно разволновались, когда Тхонг наткнулся на упоминание о карте. У профессора было особое отношение к Тшоте. Он полагал, что искать надо не технологии, а нечто... иное, - Бар сделал рукой неопределённый жест. - Честно говоря, я всегда считал его чудаковатым типом. Не спорю, он был мастером своего дела, и всё же эта его идея насчёт Ноева ковчега - каждой твари по паре...

Я хотела спросить, что Бар имеет в виду, но тут подошла официантка, чтобы убрать лишнюю посуду.

Музыка стихла. Как только девушка удалилась, советник, понизив голос, заговорил снова:

- При всей смелости воображения Тхонг долгое время принимал шар за обычную дикарскую безделушку. Зондировал его на предмет исторических видений. Жаловался, что дело движется туго. А тут вдруг - карта! Перед отлётом на Тарк он намекнул, что зашифрованная информация может привести к родному миру строителей спутника. Флотское командование сформировало эскадру, чтобы взять планету под контроль, но корабли не покинут пространство Конкордата, пока адмиралы не убедятся, что добыча того стоит. Если бы Тхонг не соблазнился таркианскими архивами, мы бы сейчас знали это наверняка. И если - да...

У "Четвёртого неба" хватит сил, чтобы сдерживать тарков, икшас и прочую мелкую рыбёшку из местных до прибытия эскадры. Однако в здешних водах есть и акула. Ты слышала о немодийцах? Они выдают себя за банду головорезов, продающих свои услуги за деньги. Но в штабе флота видят в них авангард мощного, потенциально враждебного межвидового объединения. Аналитики уверены, что в будущем военный конфликт Конкордата и Немодийского Ордена неизбежен. Дерет получил приказ: отыскать место, на которое указывает карта, вывезти, что возможно, и обеспечить охрану остального до подхода подкрепления. При возникновении угрозы захвата - уничтожить. Ставки чертовски высоки. Нельзя допустить, чтобы сверхтехнологии попали в руки немодийцев.

* * *

Корчмарь юркнул в тёмный проём, в котором виднелся край стола и табурет, запалил свечи, и только тогда Себейк вошёл, ведя за собой девушку. Ноздри щекотал тонкий аромат цветов, справа у стены раскинулась широкая кровать, застеленная грубым, но чистым бельём. На скамье у противоположной стены блестел глазурованным боком кувшин, рядом стояла деревянная бадья. Себейк благосклонно кивнул хозяину. Комната была лучше, чем он ожидал.

- Пришли два ведра воды и можешь быть свободен.

Подобострастно кланяясь, толстяк-бейри попятился. Когда за ним закрылась дверь, зинн бросил цепь на пол, приподнял с кровати подушку и понюхал - словно сунул нос в цветочную клумбу. "Какая изысканность!" - издевательски проворчал он. Швырнул куртку на кровать, шагнул к крохотному окошку. Дёрнул раму - заколочено. Вот черти. Он мог высадить окно кулаком, но решил быть варваром не больше, чем это необходимо.

Девушка-рабыня понуро стояла посреди комнаты. Внизу, в вонючей, зачумлённой норе он посчитал её досадной обузой, от которой надо поскорее отделаться, но теперь взглянул на щедрый дар Гиларэ другими глазами. Он сможет как следует потолковать с девчонкой - не спеша, напрямую, без осторожничания и хождения вокруг да около. Неважно, если она всё поймёт по его вопросам. Местный обычай даёт ему власть над её жизнью и смертью, это заставит строптивицу держать язык за зубами. А нет - тем хуже для неё.

- Как тебя зовут? - властно спросил Себейк.

Сквозь растрёпанные лохмы блеснули глаза, потом раздался угрюмый голос:

- Как хотите, так и зовите.

Себейк отметил, что у неё нет характерного местного акцента. Вряд ли она родилась на Тюрьме.

- Я спросил, как тебя зовут, - повторил он тоном, от которого, бывало, бледнели даже зинны. Она помедлила.

- Когда-то меня звали Даина Дахам, а потом по-всякому... - она дёрнула плечами. - Мне всё равно.

- И впрямь норовиста, - Себейк потянул висящий над кроватью шнур. - Ты бейри?

Кивок.

- За что ты здесь?

Молчание. Потом:

- На Табтале не принято задавать таких вопросов.

Себейк угрожающе обнажил клыки.

- Здесь и везде я задаю любые вопросы, которые считаю нужными. И ты будешь на них отвечать!

Она нервно сглотнула и уставилась в пол. Себейк ждал. Он знал силу своего голоса и зиннской самоуверенности, окружавшей его, словно аура.

Протяжно скрипнула дверь, в комнату заглянул корчмарь.

- Вы звали, господин?

- Где застряли твои вёдра с водой!

- Вода греется, господин, - жирный подбородок затрясся.

- К чёрту! Тащи холодную, да поживее!

Голова исчезла.

- Так за что ты здесь? - спросил Себейк Даину.

Она не ответила.

Зинн протянул руку и отвёл занавесившие лицо пряди. Обожжённая солнцем кожа, прямой нос, высокие скулы, губы плотно сжаты - никакого уродства, которое, как он предполагал, она скрывала. Всё это мелькнуло и опять исчезло под крылом волос, когда девушка тряхнула головой.

Себейк достал вибронож, щёлкнул кнопкой, - лезвие тихо завыло, - сгрёб в горсть чёрные лохмы и отполосовал почти до самых корней. Осталась лишь вставшая дыбом чёлка в ноготь длиной. И ужас в тёмных глазах на побелевшем миловидном лице.

Теперь он заметил это - тонкий шрам рассекал левую бровь. И всё же она была настоящей красавицей против мокрых куриц из корчмы. Завтра Гиларэ будет кусать локти.

- За что ты здесь? - в третий раз повторил Себейк, играя включённым виброножом перед лицом бейри.

Она провела кончиком языка по губам, не отрывая взгляда от поющего лезвия.

- Ни за что.

Себейк вздохнул.

- Этот нож, - сказал он флегматично, - режет не только волосы. Столь же легко он рассекает мышцы, сухожилия и кости. Если ты не перестанешь дерзить...

- Это не дерзость! Я не совершала никакого преступления.

Он влепил ей пощёчину. Голова девушки мотнулась к плечу, а потом Себейк увидел её глаза - лютые, горящие как угли - и оскаленный в хищной гримасе рот. Сейчас бросится, вцепится в горло...

Услышав за дверью шаги, Себейк опустил занесённую для удара руку и убрал вибронож. В комнату протиснулось длинное мохнатое тело. Подросток-буглианин. Его короткую шею охватывал толстый кожаный ошейник с бубенцами из сушёных плодов. В средних конечностях, которые гуманоиды называли руками, он держал два деревянных ведра.

- Поставь и уходи, - приказал Себейк.

Буглианин недовольно заворчал в ответ, резко опустил вёдра на пол, отчего вода расплескалась, подался назад и громко захлопнул дверь.

- Итак?.. - Себейк повернулся к притихшей рабыне. Приступ непокорства прошёл. Бейри стояла сжавшись, вобрав голову в плечи, глаза устремлены в пол.

- Я уже сказала, что ничего...

- Пожалуй, стоит отрезать тебе пару пальчиков, - он сделал вид, что лезет за виброножом.

Даина Дахам тряхнула смоляной гривой.

- Ну, давай, режь, если не веришь!

Впервые Себейк взглянул на неё с интересом.

- Так, значит, ни за что? С каких это пор бейри сбрасывают в ад невинных младенцев?

- Наш корабль наскочил на чемгийскую мину. Пространство коллапсировало, и ошмётки судна расшвыряло по всей галактике. Я успела закрыться в спасательной капсуле. Уцелела чудом, - девушка говорила отрывисто, со слезами в голосе. - Система ориентирования вышла из строя, автоматическое сигнальное устройство - тоже. Когда меня выбросило в обычный космос, капсула, как полагается, направилась к ближайшей планете Ю-типа, которой оказалась Тюрьма. Вот и всё.

- Давно ты здесь?

- Два года.

- И за это время не нашла для своей шеи лучшего применения? - Себейк толкнул носком сапога конец цепи.

Коряво выкованные звенья зазвенели по полу - Даина Дахам подтащила железный повод к себе, собрала в кольца, прижала к груди, словно драгоценность.

- Вы думаете, со мной можно не церемониться, да? Вы грубы и жестоки, Талем Себейк, как все на этой планете. Но жестокость свойственна зиннам от природы, а грубости легко научиться. Ваш трогательный трюк с кольцом мог одурачить только полного олуха вроде Гиларэ, но на Табтале довольно сообразительных мозгов, которым вы с вашим любительским коварством в подмётки не годитесь. У вас для каждого найдётся вибронож? Да при всей вашей суперэкипировке на вас натянут ошейник в два счёта. Разве что кто-нибудь вовремя растолкует вам правила игры.

Себейк хмыкнул. Бойкая крошка. Кто бы мог подумать.

- Не слишком ли у тебя острый слух для бейри?

Даина сверкнула глазами.

- Вы продолжаете звать нас бейри, хотя Содружество объединяет полсотни планет, заселённых столетия назад. Я лично с Правуса и ни разу не ступали на родину предков.

- Как и любезный некто, который из чистой филантропии собирается заняться моим образованием?

Бейри не приняла шутливого тона. С торжественностью актрисы из дешёвой драмы она произнесла:

- Мы можем быть полезны друг другу.

- Чего ты ждёшь от меня? - спросил Себейк, пряча улыбку.

- Для начала дайте чего-нибудь поесть. Я там, внизу, чуть не свихнулась от всех этих запахов.

- А что я получу взамен?

- Как вы мелочны! Ну, хорошо. Для подтверждения рыцарского звания мало одного железного ножа, нужна ещё особая татуировка на груди. Конечно, зинн с ножом смотрится очень убедительно, но поверьте, вам просто повезло. Можно я сяду?

- Скажи ещё что-нибудь.

- Нет, так не пойдёт! - вновь ощетинилась бейри. - Можешь изрубить меня на кусочки, но я всё равно ничего не скажу, а мои вопли поднимут на ноги всю корчму!

- Садись, - позволил Себейк и снова дёрнул звонок.

- Спасибо.

Даина сложила руки на коленях, спрятала босые ступни за низко прибитую перекладину между ножками табурета. Пай-девочка из безопасного мира доступных звёзд, сытого комфорта и чистых пяток, сбросившая на миг дублёную личину первобытной стервы. Молот Ндгара перековал её характер в уродливую, но стойкую форму, способную к борьбе за выживание. Или это ошибка утомлённого мозга, ненадолго вышедшего из роли?

Явилась одна из дочерей хозяина с заспанным и отёкшим лицом и попыталась изобразить кокетливую улыбку.

- Принеси что-нибудь поесть, - велел Себейк.

Девка тупо заморгала, глядя на рассыпанные по полу чёрные пряди.

- Так всё холодное...

- Я сказал, живо! - Себейк замахнулся, сделав свирепое лицо. Бейри заполошно рванулась прочь, как до смерти испуганная кошка.

- Браво, - сказала Даина, когда он прикрыл дверь.

- Следи за своим языком, - процедил Себек, усаживаясь на кровать и пробуя ладонями упругость тюфяка. - Мне ничего не стоит прикончить тебя.

- Знаю.

- На что же ты рассчитываешь?

- Может, сумею убедить вас, что живая я полезнее. И потом, зинны, по-моему, щепетильны в вопросах чести. Если вы дадите слово, я буду считать это гарантией моей безопасности.

- Если бы ты лучше знала историю, то не была бы так доверчива. Древний военный кодекс гласит: "Слово, данное врагу, ничего не стоит." Так что ты многим рискуешь.

- На самом деле ничем. Я сама до сих пор не могу понять, зачем держусь за жизнь. Где-то в глубине души я всегда верила, что однажды у меня появится шанс. И по этой причине я буду беречь вашу тайну, как свою собственную.

- Боюсь, ты можешь сильно обмануться на мой счёт.

- Поживём - увидим.

Дочь корчмаря принесла поднос с мясом и овощами, оставшимися от дневной трапезы, и Даина без промедления набросилась на еду. Пай-девочка впала в глубокую кому, за столом восседала дикарка, которая руками отрывала и заталкивала в рот жирные куски, лишь изредка утирая подбородок тыльной стороной ладони. Наконец она отодвинула от себя заметно опустевший поднос и не стесняясь, с наслаждением рыгнула.

- Остальное завтра. А то с непривычки...

Поймав брезгливый взгляд Себейка, Даина рассмеялась.

- Вам не нравятся мои манеры?

- Ты слишком много болтаешь.

- Прошу прощения, но вы первый за два года, кто меня слушает... Да, когда-то я была достаточно воспитанна, чтобы поддерживать культурную беседу. Но когда от тебя не требуют ничего, кроме... Ладно, это вам не интересно.

- Тогда перейдём к тому, что интересно. И обещаю, я буду слушать тебя очень внимательно.

- Сначала дайте слово.

Себейк усмехнулся:

- Я переоценил твоё здравомыслие.

Полуразвалясь на кровати, он смотрел, как дрожат над свечами желтовато-красные, с синим окаёмом, язычки пламени. Танец живого огня успокаивал. Но свечи горели подозрительно быстро, да ещё и подванивали. Из какого дерьма их делают?

- Ты не назвала своих условий, - заметил он, переводя взгляд на девушку. - Учти, я не могу вытащить тебя отсюда. У меня даже нет связи с внешним миром.

- Скажем так: если вдруг однажды тебе подвернётся возможность выбраться с Табталя, ты прихватишь меня с собой. Идёт?

- Хорошо, - обещал Себейк с лёгким сердцем. - Это всё?

- Нет, конечно. Думаешь, я буду стараться ради одной туманной перспективы? У меня есть более реалистичные желания. Но прежде я хочу вам кое-что объяснить. Так сказать, авансом. А потом сформулирую своё условие.

- Ты быстро вспоминаешь цивилизованную речь.

У гуманоидов слабые глаза. В полутьме бейри не могла разобрать, говорит он серьёзно или насмехается. Себейк приподнялся и задул одну свечу. Девушка беспокойно заёрзала. Теперь она видела Себейка совсем плохо, его бурое лицо потонуло во мраке, только змеиные глаза блестели золотистыми отсветами. Даина хмурилась и нервно кусала губы.

Вся её храбрость и задиристость от отчаяния. Но даже такая храбрость достойна уважения. Возможно, я даже сдержу слово, решил Себейк.

- Я слушаю.

Привстав, Даина Дахам передвинула табуретку ближе к кровати, цепь с лязгом и грохотом посыпалась на пол с её колен.

- Вы можете снять эту штуку?

Зинн не отозвался. Он молча ждал, пока бейри, обиженно пыхтя, чертыхаясь, подбирала свою ненавистную обузу и усаживалась поудобнее.

- Вам следует знать, что на Табтале, - заговорила она угрюмо, - существует четыре категории людей. Самая престижная - воины. Их девиз: иду, куда хочу, беру, что пожелаю. Привилегированные бойцы, которым разрешено носить железное оружие и набирать людей под свою команду, именуются железными воинами. Выше всех стоят рыцари и владетели земель. Мы зовём их стервятниками. Лет двадцать назад они прекратили распри, разделили сферы влияния, объединились в Рыцарский Совет и составили Единое Уложение, своего рода гангстерский свод законов, по которому и живёт сейчас Табталь.

Раньше, говорят, было хуже. Те, кто посильнее, убивали и грабили всех без разбора. Люди подыхали среди грязи и смрада, ели друг друга как звери. Потом разбойничьи заправилы стали прибирать к рукам земли вместе с жителями и кормиться за их счёт, обороняясь от конкурирующих шаек. Они позволили таким, как Хольм, открывать кабаки и бани, строить кузницы, лесопилки, гончарные мастерские, распахивать поля. Так появилось второе официальное сословие - свободные собственники. Они нужны рыцарям, поэтому у них есть кое-какие права.

Даина перевела дыхание и потянулась к кружке с пивом.

- Фу! Как только стервятники пьют эту гадость!

Она встала, придерживая цепь, и выплеснула остатки пойла в круглый глиняный сосуд, который, оказывается, предназначался служить ночным горшком. Потом зачерпнула из ведра чистой воды.

- Есть ещё свободные поселяне, которые трудятся по найму. Но их становится всё меньше, а вот рабов, наоборот, прибывает... - бейри грубо выругалась. - Лицемерно гуманные суды Альянса не выносят смертных приговоров, но ссылка на Табталь хуже простой казни. Это пытка, растянутая на годы... В последнее время тюремные корабли высаживают заключённых в одних и тех же местах, а с ними переправляют контейнеры с одеждой, продовольствием, лекарствами, простейшими инструментами, якобы для обустройства новоприбывших. Вооружённые отряды рыцарей хватают всех подряд, потом делят добычу по заранее установленным квотам. Так, не успев понять, что к чему, осуждённые на пожизненное изгнание попадают в пожизненную кабалу.

- А кто такие безголовые? - спросил Себейк. Он слышал это слово дважды за вечер, первый раз в разговоре троих драван, второй - от Гиларэ.

- Вольный народ. Живут грабежом, скрываются в лесах. Рыцари их нещадно преследуют и при поимке рубят головы всем, даже детям. Черепа отдают диггийским жрецам, а обезглавленные тела выставляют на кольях вдоль дорог как предупреждение непокорным. Отсюда и название.

Даина наклонилась вперёд, кучка железных колец у неё на коленях, брякнув, шевельнулась как живая.

- Слушайте, Себейк, - бейри с раздражением сгребла цепь в охапку. - Избавьте меня от этой дряни хотя бы на ночь! Я не сбегу. Мы же теперь союзники.

Зинн улыбнулся: вот нахалка.

- Гиларэ забыл дать мне ключ. Кстати, разве тебе не полагается говорить "господин"?

Даина фыркнула.

- Когда станешь титулованным рыцарем, сколько угодно! А сейчас ты вообще лицо без статуса, потенциальный кандидат на ошейник.

- И когда же я стану титулованным рыцарем?

- Об этом я и собиралась говорить, но ты меня перебил, так что теперь...

- Не зарывайся, - тихо предупредил Себейк. Девушка, испуганно моргнув, прервала себя на полуслове. Огрубевшие, чёрные от солнца руки стиснули конец цепи так, что головки пястных косточек обесцветились до бледной желтизны.

Он знал, что бейри не выдержит - ей хотелось слышать свой голос, льющийся свободно и уверенно, нравилось чувствовать себя источником ценных сведений, бывалым человеком, экспертом, а не бессловесной подстилкой для пьяных ублюдков вроде Гиларэ.

- Воины, - прошептала она, кусая губы. - Стервятникам всё время нужны воины. Они несут потери. Их убивают. В стычках. В поединках. Они нуждаются в притоке свежей крови... Для тех, кто хочет попытать счастья, в каждой земле устраивают отборочные турниры. Прежде чем притязать на титул, вам придётся сначала завоевать статус воина, потом железного воина. Если удостоитесь посвящения, получите татуировку в виде табталианского беркута, денежную премию, право носить железное оружие и совать нос во все дела, в какие ни захочется, - Даина снова отпила воды. - Решайтесь.

- Ты слышала о других рыцарях-зиннах? - спросил Себейк, как бы просто любопытствуя. Бейри покачала головой.

- Я не была за пределами Фебрайи, а здесь всего семнадцать рыцарей. Если тебя интересует, много ли на Табтале зиннов, могу сказать, что в прошлом месяце видела зинна-раба.

- Раба?!

- Знаю-знаю, вы, ребята, круты до невозможности, но и к вам жизнь не всегда поворачивается светлой стороной. Тот зинн был болен, истощён и без руки.

- Как его имя?

- Понятия не имею. Я с ним не разговаривала. Он принадлежал какому-то рыцарю-коблигсианину из Синелесья и был почти так же высок, как тот. Это единственное, на что я обратила внимание.

- Где находится Синелесье? Ты сможешь узнать коблигсианина, если увидишь его?

Бейри затрясла головой.

- Постойте! Зачем вам это? Он всё равно не жилец. И не смотрите на меня так. Даже если вы найдёте своего приятеля - предупреждаю, вам не понравится то, что вы увидите. Я щадила ваше зиннское самолюбие, но если вам так хочется... Коблигсианин заставлял его ходить на четвереньках и лаять по-собачьи, и он делал всё, что ему велели.

Себейк метнулся к девушке, мазнул головкой перстня по её обнажённому запястью и подхватил на руки враз обмякшее тело.

Глава 10. Я схожу с ума

Ментограмма Тхонга вползла в мозг сама собой - пока я спала. Моё подсознание жило собственной жизнью, принимало решения, делало выбор и потешалось надо мной, заходясь гомерическим хохотом.

Ирония в том, что физически я чувствовала себя лучше, чем прошлым утром. Организм начал приспосабливаться. А от привычки недалеко и до привыкания.

Может быть, тарки не соврали, и Тхонг, завороженный ментокордом, подсел на виртуальное порно? В его личных папках не было и намёка на похабщину, но если ты занимаешься тем, чего стыдишься, тем, что может тебя скомпрометировать, то постараешься спрятать это поглубже.

Перед глазами поплыли обнажённые тела, раскинулась необъятная постель, забранная алым шёлком...

Стоп. Откуда это?

Не из файлов Тхонга.

Личные записи Кикна Беммелена. Наш похититель жаловал клубничку. Ну да, он же плохой парень...

Итак, сегодня мне явился кошмар Тхонга, завтра привидятся потешки из коллекции его ассистента. Хорошо ещё, что трансляция отключилась с окончанием второго отрывка. А если бы за один раз мне пришлось посмотреть все? Их там много. После такого можно и не проснуться. Или проснуться овощем.

Разоблачение, позор, пчелиные ульи, психушка на Земле, - всё что угодно лучше такой участи. Я сдаюсь, я буду играть по правилам, ходить в лабораторию Тхонга и делать вид, что ищу шар... Только выньте из меня ментокорд!

Вестигар знает, как это сделать, но не поможет. Тэни? Ей бы на кухню к пищекомплексу, к пелёнкам-распашонкам да перемывать косточки соседям. Какую цену запросит Мартов, очевидно... Они не согласятся. Никто. Знают, что Дерет съест их живьём.

Бар... С Баром получилось скверно. Когда шли по Поднебесной, навстречу попался тарк, может быть Коб Бак или Тведаг - я не умела различать луковоголовых. Прошипев ругательство, он смачно плюнул мне под ноги. Я отшатнулась и налетела на ярбианина. Выглядело так, будто я ищу защиты. Бар полез в драку. Мне еле удалось его остановить. Но и простого намерения оказалось довольно - тарк убрался с дороги.

Герой был уверен, что заслужил награду. У дверей квартиры включил свой коронный магнитический взгляд, притянул меня к себе. И я, чёрт возьми, дрогнула. Но вспомнилась подсмотренная картинка - блестящее от пота лицо, закатившиеся глаза, тонкая ниточка слюны из-под сбившегося в угол рта мундштука - и нахлынуло отвращение.

Бар выпустил меня из объятий. Должно быть, не ожидал сопротивления. Не говоря ни слова, не давая ему опомниться, я юркнула к себе и захлопнула дверь перед его носом. Он не пытался связаться со мной через ментокорд. Вероятно, был зол.

Я слонялась по комнатам, ломая руки. Тошно. Тошно. Мерцающие стены, рыбы, морские растения, пиратские трофеи, нелепые куклы Тхонга давили, словно могильные камни. Здесь и будет похоронен мой разум. Здесь он выгорит дотла. Я долго стояла перед Сэнсинской Невестой, глядя в серебряные глаза-омуты... Скажи мне правду, Сэнси, - это ты живая, а я нет, так ведь?

Мерцающая глубина дрогнула, отозвалась путаными мыслями. Истина и благо, чертилось в воздухе, это маски, химеры, и любая точка зрения сама по себе есть способ воздействия на мир, обман и попытка оправдать свою слепоту... В полутьме спальни поплыли размытые серебристо-белые пятна... Самосознание всегда препятствует проникновению в суть вещей, нашёптывали они, потому что нельзя понять то, что внутри, находясь вовне, и нельзя понять суть одной вещи, не зная другой. А чтобы понять суть всего, надо быть всем, значит - ничем, всепроникающим небытиём, в котором нет ни крупицы смысла, ни проблеска сознания. Но проникновение без осознания есть только рефлексия. И тогда все пути, сколько бы их ни было, ведут в одном направлении - в пещеру, во тьму, в бездну, в бездну... Если только не связать воедино умение видеть, понимание, волю и смысл... Да-да, именно так! Позволь нам научить тебя...

Пятна вздулись пузырями и, жемчужно переливаясь, пошли хороводом, сужая круг... всё теснее...

Я рванула ворот рубашки, рухнула на кровать. Отдышавшись, бросила взгляд на куклу. Я же к тебе с открытым сердцем, зачем ты так?..

Слишком сильно? Прости...

Звёзды! Мне нельзя оставаться одной. Пусть будет Тэни, Бар, Мартов, кто угодно, даже какой-нибудь чёртов карзд, лишь бы отвлёк меня от самокопания, от разговоров с куклами и танцующими пузырями. Скорее вниз, на Поднебесную... Как называется этот юрвелианский праздник, от которого все без ума?

Огромный зал полнился гулом, разноязыкий говор сливался с журчанием фонтанных струй и диковинными мелодиями, которые наигрывали уличные музыканты не менее диковинной наружности. Колонны розового мрамора подпирали небесный свод, теряясь в пуховых облачках. Бесшумно струились ленты эскалаторов. Пестрели товаром витрины магазинов и лотки мелких торговцев.

Прямо передо мной из ниоткуда вывалился ящер, обвитый гирляндой разноцветных лампочек, мигнул вертикальными зрачками и обернулся мужчиной в бирюзовом халате медика.

- Вы уверены, что после еды на ваших жвалах не остаётся бактерий?

На секунду его сменило двухметровое насекомое в зеленоватом хитине, неуклюже дёрнулось, зарябило помехами, и снова стало человеком.

- ...простите, на ваших жевалах...

- На зубах, дурак! - сказала я и, осклабившись, с наслаждением, прошла голограмму насквозь.

Народа на площади сегодня меньше не стало, но толпа казалась какой-то упорядоченной, и я быстро поняла - почему. У дверей и колонн, между торговыми рядами, среди снующих туда-сюда людей и нелюдей прохаживались рослые мужчины и женщины в песочно-голубой униформе. Держались они расслабленно, но взгляды без остановки шарили по лицам прохожих. Меры предосторожности по случаю праздника?

Людской поток вынес на меня маленькую белокурую девушку в костюме цвета мышиной шкурки.

- Доброе утро, Вахад.

Взметнулись с испугом огромные голубые глаза:

- Здравствуйте. Простите меня, - и аджерранка шмыгнула прочь.

Ну да, она меня не знает и понятия не имеет, что я подглядывала за ней через видеосенсоры. Что со мной творится? Пристаю к незнакомым людям...

Я далеко обошла группу тарков и нарвалась на высокого ксеноида с индюшачьим носом и роговым наростом на лбу. Он хотел знать, как пройти в юрвелианский салон благовоний для релаксации. Я адресовала его к компьютерному путеводителю. Чужак недовольно зафыркал и ушёл, тряся головой. А ко мне подскочил длиннорукий большеголовый коротышка и принялся на сносном галаксе зазывать к себе в заведение, каковое, по его словам, включало ресторан с баром, казино и фантоматы с программами на любой вкус. Я сказала: "Спасибо, нет", - и прибавила шагу, но он не отставал, забегал вперёд, путался под ногами, плотоядно скалил редкие кривые зубы. Тогда, приняв глупый вид, я прибегла к последнему аргументу, обычно безотказному:

- Да отстаньте же! У меня денег нет!

Коротышка зашёлся скрипучим хохотом:

- Когда это старина Тхонг успел обеднеть? Ну, насмешили, красавица!... Давно я так...

Проклятье! Даже уличные приставалы в курсе моих дел. Я развернулась на сто восемьдесят градусов и включила форсаж. Как финансовое состояние Тхонга связано с моей платёжеспособностью, я не понимала и понимать не хотела. Но в мозг уже сыпалась информация о народе бельда, к которому принадлежал, оказывается, мой преследователь...

Ага, понятно. Есть у них обычай: человек, заступивший на должность взамен умершего, получает пятую долю наследства, оставленного предшественником. Всё в жизни бельда замешано на деньгах. Женщина в знак симпатии посылает избраннику дорогостоящие хайдэньские ичжагурисы - чем больше ичжагурисов, тем выше шансы на взаимный интерес. Кавалер отвечает даме более демократичными юрвелианскими плоктами, но их должно быть много, очень много... Под конец ментокорд изверг справку о личности досаждавшего мне субъекта. Имя: Карво, что означает "Изобильный". На станции зарегистрирован три года назад. Числится владельцем солидного развлекательного комплекса на минус первом ярусе. И лично гоняется по площади за клиентами?

Коротышка наконец отстал, видно, поняв, что с меня нечего взять, но его пронзительный, издевательский хохот, похожий на лай склочной шавки, преследовал меня добрых полминуты.

Не надо было приходить сюда. Прогулка под базарный галдёж среди ищущих поживы наглецов не лучшее лекарство для расстроенных нервов.

Прямо по курсу высилась увеличенная копия римского фонтана Тритона. Могучее рыбье божество, красуясь золочёными бицепсами, оседлало раковину, которую держали на хвостах четыре дельфина. Их жутковатые расплющенные морды упирались в мраморное дно округлой чаши, куда изливалась струя воды из другой раковины, поменьше, в руках Тритона.

Стоило мне сосредоточить внимание на фонтане, как ментокорд подбросил очередную порцию сведений: "Находится на площади Барберини, перед входом в одноимённый дворец. Сконструирован скульптором и архитектором Джованни Лоренцо Бернини в 1642 году по заказу папы Урбана восьмого..." Вид прямо, вид сбоку, увеличенное изображение постамента. Три-ви обзор. Пешеходная экскурсия по Риму ин-акте.

Фигурный бордюр вокруг чаши с водой, на картинках совсем узкий, дизайнеры Земана размахнули в поперечнике почти на метр. На бордюре друг против друга возлежали две полосатые мурруанки, одна рыжеватая, другая дымчатая. Их хвосты подрагивали, уши, словно локаторы, неторопливо вращались, ловя окружающие звуки.

В прозрачной воде, спрыснутой искрами льющегося с потолка света, резвились крупные, яркие рыбы. Конечно же, голограммы. Но одна из мурруанок лукаво сощурила ореховые глаза, опустила мохнатую ручку в фонтан и выпустила коготки, явно намереваясь подцепить проплывающую мимо красно-серебристую рыбёшку.

Меня потянуло к фонтану, словно магнитом.

- Вы уверены, что её мясо съедобно для вас? - я вздрогнула от собственной находчивости.

Мурруанка отдёрнула руку, словно её ударило током, прижала уши и, не поворачивая головы, ответила:

- У меня есть пищевой анализатор.

Она изъяснялась на галаксе протяжно и гнусаво, тихий голосок сливался с шумом фонтана и пчелиным гудением толпы. Если бы ментокорд не продублировал её ответ у меня в голове, я не разобрала бы ни слова. Самоназвание кошачьего народа представляло собой длинную серию урчащих звуков - человеку ни за что не повторить. Мурруанка хлестнула хвостом по мраморному бордюру. Её компаньонка повернула ко мне длинное усатое личико:

- Прошу прощения. Моя сестра воздержится от неразумных поступков. Но вы должны понять, у неё плохое настроение. Грубиян-тарк, - она громко и презрительно фыркнула, - наступил бедняжке на хвост.

- Он сделал это нарочно, - вставила любительница рыбы.

- Моя сестра, конечно, не могла этого стерпеть.

- Он заявил, что совсем оторвёт мне хвост, если окажется, что я занесла инфекцию в его кровь.

- Он назвал мою сестру бешеной кошкой за то, что она поцарапала его.

- Это он довёл меня до бешенства. А когда я в бешенстве, я всегда выпускаю когти!

- Вы не должны принимать это близко к сердцу, - сказала я. - Ведь он всего лишь мужчина.

- Жирный, тупой, самодовольный и драчливый самец! - фыркнула мурруанка, не переставая колотить хвостом. - Я выцарапала бы ему глаза!

- Но тут вмешался ваш шеф-претор, - вторая мурруанка брезгливо сморщилась.

- Он посмел поучать нас! Он заявил, что нам следует быть сдержаннее!

- Самец самца не выдаст.

- Им бы к стереовизору, на тёплый лежак, тазик рыбного паштета да дурманной травы под нос. Нет, туда же себе, по космосу шастать...

- И как вы можете иметь дела с этими тарками? - спросила рыжая мурруанка.

- Ума не приложу, - меня разбирал смех. - Но думаю, вы должны простить его... разве можно обижаться на мужчин? Они как дети. Конечно, он сделал это нарочно. Ему хотелось самоутвердиться, ведь в глубине души он прекрасно сознаёт, что вы во всём превосходите его.

Мурруанки обменялись довольными взглядами.

- Вы совершенно правы.

- Да, вы правы. Приятно побеседовать с умным человеком, не так ли, сестра?

Интересно, что Ту сказал тарку, чтобы удержать его от получения немедленной сатисфакции? Уж идон-то едва ли прибегнет к такой низкой уловке, как потворство шовинистическим инстинктам.

Улыбнувшись мурруанкам, я пошла дальше.

Великие звёзды! Меня бросает от отчаяния к восторгу. Кажется, это признак невроза. Или психоза?

- Добрый день, госпожа Селена Фенгари, - женщина в широком тёмно-рыжем одеянии склонилась в подобострастном поклоне.

Я даже не удивилась. Это и называется проснуться знаменитым, разве нет?

- Добрый день, мадам, - ответила я, не останавливаясь.

- Меня зовут Янгва-Агар-Ана. Лицензированная торговля. Драгоценности высочайшего качества. Вам пошла бы тиара из тёмных тезлов. Во всём секторе одна такая - древняя и прекрасная, как сами звёзды! В ней вы затмите таркианскую императрицу!

У меня подкосились ноги. Я знаю эту тётку. Знаю, что она ритовианка. Откуда? Даже в бреду, даже под гипнозом я не умею предвидеть будущее.

А канжагиане?

- Отстаньте!

Я протолкнулась через кружок юрвелиан, которые приплясывали на месте, подняв кверху блаженные лица и воздев над головами руки. С меня довольно. Прочь из этого сумасшедшего дома!

Каждый шаг отдавался толчком в висках.

Только спины кругом.

Не пройти.

Спины и смеющиеся рожи.

Надо смотреть правде в лицо - я переступила грань. Я теряю рассудок. Но это не повод грубить бедной женщине, которая пытается заработать на кусок хлеба... даже если она явилась мне в видении, навеянном безумным искусством безумного народа.

Где-то я её уже видела. Не в театре - наяву. Что-то тогда произошло...

- Это Сирин, - раздалось в голове. - Я наверху, справа от вас.

Ни тебе звоночка, ни сигнала вызова. Селена Фенгари слышит голоса. Всё. Приехали.

Я точно знала, куда надо смотреть. Вон она, за столиком на открытой площадке второго яруса, с Ту по правую руку. Спасибо, хоть он помалкивает.

- Если вы не торопитесь, мы могли бы вместе пообедать.

- С удовольствием.

Я свернула к эскалатору. Нельзя отказываться от приглашения начальства, пусть даже оно галлюцинация.

Стол был оборудован современной панелью меню - названия блюд переводятся на любой язык, к названиям прилагаются голографические иллюстрации.

- Что будете заказывать?

На Поднебесной, где крошка хлеба на вес золота? Я, конечно, свихнулась, но не забыла, как скуден мой счёт.

- Спасибо, ничего. Посижу просто так.

- Здесь вполне приемлемые на земной вкус блюда.

- Я только что поела.

Сирин вопросительно подняла бровь. Мне захотелось хихикнуть. Губы сами собой расползались в глупой улыбке.

- Простите. Я вижу чужие сны, прорицаю будущее, разговариваю с куклами и совершаю иррациональные поступки. Как будто меня подталкивает кто-то извне. Передайте премьер-администратору: если он подсунул мне ментакорд для того, чтобы свести с ума, то у него получилось.

- Думаю, он хотел облегчить вам работу по сбору информации для психозондирования, - сказала Сирин. - Но вряд ли учёл кумулятивный эффект погружения. Вам следует показаться Нэй Ктлин Он.

- Я ей не доверяю. Она коварная и подлая.

Боже, как я говорю с Сирин! Ту молчал, внимательно наблюдая за мной немигающими золотыми глазами. Может быть, дотронуться до него? Вдруг он голограмма.

- Мне сказали, что можно удалить ментокорд самостоятельно. Я пыталась, но не смогла. Пожалуйста, помогите мне. Никто не знает об этой штуке больше вас.

Вилетианка чуть заметно улыбнулась.

- Эта штука, как вы говорите, составляет основу существования моего народа. При правильном использовании ментакорд даёт полный доступ к ресурсам памяти. Я могу точно и последовательно восстановить события, которые происходили со мной в определённый день и час пять, десять или сто лет назад. И вы сможете, если дадите себе труд поработать над собой.

Точно: она не настоящая. Настоящая Сирин размазала бы меня по стенке.

- Не все воспоминания необходимы для полноценного функционирования личности. От большинства можно безболезненно отказаться. В не модифицированном мозге этой цели служит забывание. Но природный механизм несовершенен. Часто вы забываете то, что следовало бы помнить, и помните бесполезное или болезненное. Ментокорд позволяет оптимизировать структуру памяти. Я не призываю вас следовать нашему примеру. Хочу лишь показать, что ментокорд способен управлять не только внешними информационными потоками, но процессами вашей собственной психики. В этом состоит главное достоинство введённого вам устройства.

- Вряд ли она понимает вас, - подал голос Ту.

Пусть себе каркает. Я смотрела только на Сирин. Какие чёрные, какие бездонные у неё глаза. Эти глаза видели мир тысячу лет назад, когда мои предки верили, что Солнце вращается вокруг Земли. Если бы мне, как ей, пришлось выбирать, что из нынешней жизни взять в новую, справилась бы я или безнадёжно увязла в наплыве воспоминаний, не в силах отказаться ни от одной самой мелкой и бессмысленной подробности? Рискнула бы я исключить из своего будущего опыта хотя бы этот кошмарный день на "Четвёртом небе"?..

- Представьте себе человека, который впервые в жизни вошёл в инфосферу с помощью оптикосенсорного интерфейса, - говорила вилетианка. - Ему пришлось бы столкнуться с тем же переизбытком впечатлений, который сейчас переживаете вы, и он испытывал бы точно такое же замешательство. Но вряд ли вы посоветовали бы ему отказаться от интерактивного управления компьютером. Вы освоитесь. Дайте себе время.

- Ночью, во сне, в мой мозг проникла чужая ментограмма. Стоит мне чуть-чуть расслабиться, и подсознание берёт на себя управление доступом. Я перестаю различать, где реальность, а где иллюзия.

- Значит, учитесь не расслабляться, - впервые за весь разговор в голосе Сирин прозвучала знакомая жёсткость. - Это не так трудно, как вам кажется. Самоконтроль тоже можно превратить в привычку. Попытайтесь дозировать пребывание в инфосфере, ограничьте просмотр ментограмм и сдерживайте эмоции.

Легко советовать, когда ты почти машина, подумала я. И спохватилась: даже если Ту не читает мои мысли напрямую, он вполне может делать это через компьютер посредством своего ментокорда. И Сирин тоже. Значит, надо держать в узде не только эмоции, но и малейшее движение ума. Соединившийся с машиной сам станет машиной. Ну и что. Пусть знают, что я думаю. Не жалко. Я тоже шныряю подворотнями чужих синаптических путей, и моральные запреты меня не останавливают.

- Как продвигаются ваши опыты с РИПЗ? - спросила Сирин.

Моё настроение, метавшееся по безумной амплитуде от шального веселья до самоуничижения, сделало резкий скачок вниз.

- Никак... Я говорила, что не справлюсь. У меня нет необходимой квалификации.

- Вы меня удивляете. Вы же хотели остаться на "Четвёртом небе", хотя уже знали, что Симон Тхонг вам не поможет. Вы рвались работать самостоятельно. Вам дали такую возможность. Не ограничивайте себя поисками шара. Попробуйте сделать что-то помимо или сверх того, что от вас требуют. Изучите артефакты профессора Тхонга. В вашем распоряжении одна из самых мощных и высокочувствительных РИПЗ-установок в Конкордате. Используйте предоставленный шанс.

Я не знала, что сказать. Давешнее отвращение к себе поднялось мутной волной. Гадкое, слезливое... Пытаясь отвлечься, я обратилась к Ту:

- Сегодня на Поднебесной столько охраны. Ждёте беспорядков?

- Начинаются переговоры представителей Феццак и Немодийского Оредна. Обычные меры безопасности.

- Странная штука политика: мы даём возможность потенциальному противнику усилить влияние среди малых миров. Не лучше ли было препоручить феццак умеренным и благоразумным юрвелианам?

Идон переглянулся с мадам Си. Я с трудом удержалась от смеха: бедняжки сейчас в волнении спрашивают друг друга, откуда мне известно, что немодийцев официально причислили к врагам Конкордата. Потом мне на ум пришёл более животрепещущий вопрос:

- Доктор Сирин, я хотела поговорить с вами о снах профессора Тхонга. Знаю, я не должна была залезать в его архив, но премьер-администратор считает, там может быть информация о шаре... Эти сны такие реальные, реальнее, чем сама жизнь. Сюжет разбит на фрагменты, как три-ви-сериал на эпизоды. Таких снов не бывает. Может, это вообще не сон, а какой-то новый мультимедийный продукт? Приключения во сне - не переключайтесь, - я хихикнула, довольная пришедшим на ум каламбуром. - Простите, но у профессора не могло быть психического расстройства, скажем, на почве неумелого обращения с ментокордом? Вы ничего об этом не знаете?

Впервые на моей памяти Сирин медлила с ответом, и от её спокойного, ничего не выражающего взгляда, от бесстрастного лица, по которому нельзя было угадать причину этого промедления, по спине пробежал холодок: всё плохо, всё очень плохо, и будет ещё хуже.

Ту наклонился вперёд. Его глаза горели, как у голодного кота.

- Гипнокатенические сны ("сны-цепочки", "сны с продолжением", пояснил ментокорд) наблюдаются у всех, кто имел физический контакт с пропавшим артефактом. Содержание сновидений разнится. Общий симптом - последовательное продолжение одного сценария из ночи в ночь.

Наконец отверзла уста и Сирин. К её замороженным чертам снежной королевы, к прозрачной, с голубыми прожилками коже очень подходил этот высокопарный оборот: отверзла уста.

- Нам известно, что короб не обладает таким эффектом, - сказала она. - Если вы тоже начали видеть сны, это означает...

- Простите, но я спрашивала о снах Тхонга!

Мне было страшно и весело, хотелось перемахнуть через перила второго яруса и увидеть, как в панике шарахаются в стороны прохожие...

- Разумеется, - невозмутимо согласилась вилетианка. - Позвольте я продолжу. Это означает, что через короб вам удалось установить связь с тшотианским шаром. Таким образом, ваши усилия вовсе не являются бесплодными, как вы до сих пор считали.

- Сны не содержат указания, где искать шар? - спросил Ту.

- Нет...

Сирин вдруг поднялась.

- Мне пора. А чтобы впредь не соскальзывать в инфорсферу во сне, установите блокировку доступа. Подойдёт обычная словесная команда. Вы бы сами догадались, если бы не поддались панике.

Я пристыжено потупилась. Эйфория прошла. Я опять чувствовала себя неуклюжей, безмозглой практиканткой, которую всюду надо водить за ручку.

- Кстати, вам начислено жалование за первую декаду. Вы вполне можете позволить себе чашечку освежающего напитка.

Сирин ушла первой. Я встала вслед за Ту. Не хотелось оставаться в кафе одной. И, потом, мне надо было знать:

- У вас тоже бывают сны?

- Я не держал шар в руках, даже не видел его, ни воочию, ни в записи - до пропажи. Знаю, сны обременительны для человеческой психики, и я вам сочувствую. Но не могу не радоваться. Расследование сдвинулось с мёртвой точки. Если артефакт посылает вам сны, это убедительно доказывает то, на что до сих пор мы только надеялись. Шар всё ещё на станции. А если так, мы найдём его.

- Но...

Я оступилась, сходя с эскалатора. Координация движений совсем никуда...

- Это из-за ментокорда, - объяснила я Ту, хотя он ни о чём не спрашивал. - А что за свара вышла у мурруан с тарками?

Шеф-претор издал суховатый смешок:

- Некий Тведаг, дракот лейб-гвардии великого таркианского самодержца Дурлока Оранжевого, наступил на хвост мурруанке, она набросилась на него с выпущенными когтями. Потребовалось четверо констеблей, чтобы их растащить.

Я спросила о Коб Баке. Оказалось, торговец улетел сразу же, как только его отпустили. Не захотел попадаться на глаза племяннику патрона.

- И чем занят этот Тведаг?

Ту пожал плечами.

- Убивает время. Он и его люди занимают скромные апартаменты во внутреннем кольце. Болтаются по ресторанам, иногда играют на мелкие суммы. Похоже, у Тведага денежные затруднения.

- Странно, если он тут с официальной миссией.

Идон бросил на меня быстрый, прищуренный взгляд, но не стал спрашивать, откуда я это знаю.

- Тведаг уведомил регистрационные службы, что задержится у нас на неопределённое время.

Он вдруг тронул меня за плечо.

- Смотрите. Немодийцы.

Их было двое. Женщина-гуманоид с костистым лицом в броской кроваво-снежной униформе, плотно облегающей жилистое, как у волчицы, тело; с нею - мерзкое чудовище. Двухметровый слизень тёк за своей спутницей, дрожа мутно-жёлтой студенистой тушей. Казалось, что он окружён невидимым силовым полем, которое раздвигает людской поток. Толпа на ПП была такой же густой, как всегда, но женщина и монстр двигались в круге свободного пространства.

- Ашби Лугхе. Ашби это чин наподобие нашего суб-командора. С ней кег, аморфный сензитив, существо уникальных способностей. Может полностью подчинить себе человека одним прикосновением. Или убить. Тонко чувствует опасность и ложь. Немодийцы хотели, чтобы он присутствовал при переговорах, но феццак категорически воспротивились. Мы не знаем, обладают ли кеги разумом, или это своего рода живые радары. Местные расы боятся их и ненавидят. Долгое время кегов безжалостно истребляли. Немодийцы собрали всех, кого смогли найти, и научились использовать в своих целях. Говорят, кеги размножаются отростками, - Ту усмехнулся. - Немодийцы величают друг друга братьями и сёстрами. Интересно, как они зовут это существо?

Ашби Лугхе вдруг остановилась, уперев в бока руки в красных перчатках, и уставилась прямо на нас с Ту. Идон вежливо поклонился. Я тоже на всякий случай кивнула, и странная пара двинулась своей дорогой.

- Простите, заведующая Фенгари, я должен идти, - сказал шеф-претор.

Было забавно следить, как мелькает в толпе его блёклый затылок, то появляясь, то исчезая, словно идон не шёл, как все, а переносил себя через незримые провалы в иное измерение, где шаг равен двум-трём метрам.

Сирин дала мне хороший совет. Если я верно понимаю, довольно только помыслить... "Оревуар", - кодовое слово, закрывающее доступ в инфосферу. Произносится вслух или мысленно. Кодовое слово "бонжур" отменяет предыдущую команду.

Оревуар.

Мир умер и родился заново. Я стала маленькой, плоской и твёрдой, как пластиковый манекен, хотя только что была летучей, всеобъёмлющей, и флюиды моего естества проникали в самые отделённые уголки станции, и ещё дальше, за её пределы - куда доставали внешние сенсоры "Четвёртого неба"... Я с испугом поняла, что мне будет не хватать этой новой нечеловеческой полноты ощущений.

И в этот момент, когда из сознания ушло всё лишнее, память вынесла на поверхность недостающий кусочек мозаики... Ожерелье! Ритовианская торговка предлагала мне ожерелье.

У меня потемнело в глазах. И вовсе не из-за ментокорда. От случайного столкновения на ПП, случившегося, казалось, годы назад, в глубину моего "я" протянулась липкая нить. Выстрелил длинный язычок из лягушачьего рта, и затрепыхалась мошка на клейком кончике. Нужно всего мгновение, чтобы язык нырнул обратно в пасть, и агония жертвы сменилась небытиём, но мгновение всё длилось и длилось, как в замедленной съёмке, внушая обманное чувство, что у меня ещё есть время сорваться с крючка.

Сразу вспомнилась жаба-гипнотизёрша. И внезапный, как шквал урагана, сон наяву, разомкнувший мою связь с реальностью. Скорее всего, одно не имело отношения к другому, а первое и второе к третьему, то есть к ритовианской торговке. Но почему-то казалось, что видение Тиаранн из Тюэрлиона ослабило незримые путы, наброшенные этой, как её там... Янгвой. Почти что бабой-ягой. Надо сказать Ту, что она привлекает покупателей внушением.

Ментокордовый бред, сны с продолжением, кукла-метафизик, трюки шныряющих вокруг аффекторов... разве это так сильно отличается от виртуальных симуляций, в которых я проводила столько времени? Моя естественная среда обитания - мир фантазий, населённый героями прошлого, ксеноидами с далёких планет и персонажами вымышленных баталий. Я была своей среди них, я носила их личины и даже профессию выбрала так, чтобы питаться впечатлениями чужих жизней, как вампир питается кровью... Это всегда придавало мне сил, так почему же теперь ослабляет?

Потому что до сих пор я чётко различала грань между иллюзией и реальностью. И сама решала, где мне в данный момент стоит находится.

Так просто.

Вокруг клубилась толпа, меня задевали локтями, толкали, теснили в разные стороны, и я осознала, что торчу столбом посреди людского потока, а губы мои сами собой растягиваются в улыбку.

Сирин права. Я должна использовать эту возможность. Я должна сделать то, зачем прилетела - снова стать ксеноисториком.

Вернуть себе власть над грёзами.

* * *

Окна комнаты, которую отвели Тиаранн, смотрели на юг, и чтобы полюбоваться чудесным видением, обещанным Никероном, она с восходом луны вышла в коридор, где в толще стен были пробиты узкие бойницы. Для удобства стрелков нижнюю часть каждого проёма стесали так, что образовалась наклонная плоскость. Царевна легла грудью на голый камень и, выставив лицо наружу, с удовольствием вдохнула прохладный ночной воздух, щекотавший ноздри запахами диких трав.

Небо было тёмным, но даль заливал смутный серебряный свет, и чем дольше смотрела Тиаранн, тем яснее проступали перед её взором паутинные очертания дворцов и башен. Мосты раскинулись над пропастью ночи кружевными арками. На подвесных платформах цвели дивные сады. Точно лебеди, проплывали меж ними воздушные лодки. Всюду были огни, Лунный Град пылал и переливался самоцветным сиянием. Сами небеса над ним мерцали причудливыми узорами.

Невозможно было охватить всё это взглядом. Тиаранн торопливо рассматривала то одно, то другое, и образы менялись у неё на глазах, и удержать их в памяти не доставало мочи, и хотелось смотреть и смотреть.

- Силмернас прекрасен, но нельзя слишком долго глядеть на него, госпожа.

Голос из-за спины, похожий на шорох палой листвы под ногами, принадлежал сморщенному человечку в холщёвом рубище, перепоясанном верёвкой. Из-под дряблых век слёзисто блестели выцветшие глазки со вспученными кровяными узелками, на лысине, источенной старческими пятнами, серел клочкастый пух, дряблые синюшные губы блестели слюной, и хотя в Тюэрлионе испокон веков заведено было почитать старцев, Тиаранн с трудом скрыла отвращение.

- Не надо туда смотреть, - повторил он своим беззвучным голосом. - Иначе душа твоя не найдёт покоя ни в свете жизни, ни в смертной мгле, и будет вечно парить меж миром земным и закраинным, как отторгнутая Светилами тень.

- Кто ты? - недоумённо спросила Тиаранн.

- Кто? Он? Ах, понимаю... Он не помнит своего имени, госпожа, и не узнаёт, когда его называют, ибо давным-давно затерялось оно среди лунных теней, завлечённое в танец мёртвых. Знает он только, что - поверишь ли? - был когда-то Повелителем Теней, могущественным и мудрым, близким к Властелину, как никто другой, но возгордился, замыслив проникнуть в тайны минувшего, да так и остался в Силмернасе душой и тенью, и даже телесная оболочка его изменилась и усохла. Тогда удалился он в Серую Башню, под сень вечной тени, отвергнув свет, и славу, и суетность мира. Но каждый день поют для него колокола Силмернаса, а каждую ночь встают перед его окном лунные башни, и не нужно ему большей радости и награды в земном его бытии, которое, хвала Луне, не будет уж долгим.

- Так ты что же, был в Лунном Граде?

- Да, он, потерянный, был там, там и остался, ибо не имел силы уйти. Как дулжно Повелителю Теней, он наведывался в Силмернас и раньше, в пору ученичества, дабы познавать неведомое, совершенствовать мастерство и укреплять дух, но никогда не проводил там больше одной ночи. Однажды он ушёл и возвратился в подсолнечный мир только через неделю - по здешнему счёту. А на самом деле прожил в мёртвом городе целую жизнь. Были у него жена, и дети, и друзья, но сердце его полнилось тоской по стране, где родился он и возмужал, и он отправился назад, да так и не вернулся, ибо тому, кто однажды переступил порог, обратного пути нет.

Обратного пути нет, мысленно повторила Тиаранн. То же недавно сказал ей и Никерон. Это значит, что и для неё возврата не существует.

"Что ты наделал, Иорин? Будь же ты проклят!" - горестно воззвала царевна.

И хотя зов звучал лишь в её смятённой душе, слова безымянного старца стали ей ответом:

- Некого ему винить, ибо такова была его участь, и сердце его изначально жаждало возвеличиться над слабыми духом, теми, кто, слепо твердя древние остережения, не выходит из тени ни во свет, ни во тьму, и не смеет заглянуть за предел. Порча жила в самой его природе, но он почитал её божьим даром и благодарил Светила за то, что сотворили его непохожим на других, пока не узнал, что было то не благословение, а проклятие.

В оторопи внимала Тиаранн путаным речам старика, отталкивающим и притягательным одновременно. Была в них своя правильность и какой-то потаённый смысл, который она желала, но не решалась понять. Ей хотелось уйти, но больше хотелось слушать, а ещё больше - смотреть.

Рассудок противился, нашёптывая: потворство запретным желаниям уже привело её на край гибели, так не лучше ли бежать без оглядки, прочь от многоречивого старца, жалкого и величественного в своём безумии, прочь от зачарованного града, из жуткой Страны Теней... Дрожь охватила её.

- Оставь меня, уйди, не искушай! - вскрикнула она пронзительным голосом и метнулась мимо него, как дикая кобылица тюэрлионских степей, пронеслась по коридору, захлопнула за собой дверь и прижалась к ней спиной, тяжело дыша.

Но почти тотчас её объял жгучий стыд. Она искусала губы в кровь, изломала руки, мечась по комнате и не находя себе оправдания, а потом горько разрыдалась. И только далеко за полночь, лёжа в бессонной постели, поняла, что гнал её страх перед постижением истины, прожегшей тьму её души вещими словами безумца. Она бежала от проклятья, которым боги покарали её, заставив желать неизведанного и неисполнимого. В ту ночь познала она начертания судьбы, приведшей её в Магридиул путём, проложенным меж звёзд задолго до её рождения.

Ах, если бы Грай, владыка мёртвых, не призвал к себе царицу Имиль прежде срока, если бы хоть чья-то любовь удерживала её в Дарсионе... Но теперь поздно. Надежды нет, повторила себе Тиаранн и с этой мыслью уснула.

Утром она вышла в коридор с затаённым страхом, сторожко оглядываясь по сторонам, дабы не натолкнуться ненароком на вчерашнего безумца. И лишь когда ворота Серой Башни остались за спиной, решилась спросить о нём Никерона.

- Прежде звался он Киоларатом - ответил тот. - Мы с ним в один год окончили Школу Тенепревращений, и он был лучшим выпускником.

- Подожди, - прервала его Тиаранн. - Да ведь он дряхлый старик, а ты молод и полон сил.

- Не так уж я молод, - скупо улыбнувшись, отозвался Никерон. - А Киоларат не столь стар. Но верно, что по возвращении из Силмернаса он увял и обескровил в одночасье, уподобившись своей тени. Остатки врождённого дара Повелителя Теней позволяли ему некоторое время вводить в заблуждение всех нас. Но Властелин прозрел его блёклую, увечную тень, изъязвлённую пустотами, как старая шаль молью. Разоблачённый, Киоларат по своей воле поселился в Серой Башне и живёт здесь уже долгие годы, однако теперь время его истекает.

- Расскажи мне о Силмернасе, - попросила Тиаранн.

Никерон обратил на неё испытующий взгляд.

- Зачем тебе, царевна?

- Простой интерес. Или в ваших краях это знание открыто лишь избранным? Если так, прости за излишнее любопытство, но ты сам вчера завёл речь о Лунном Граде.

- И сказал обо всём, что тебе требовалось знать. Не ищи спасенья в Силмернасе, царевна. То лишь воскресшие тени былого, они несут гибель живым.

- А я думала, в вашей стране красивая тень суть порука добра.

- Да, это так. Но вновь говорю тебе: Силмернас - мёртвый город, и как бы прекрасен он ни был, в его тени подстерегает гибель. Строители его давно умерли, и умерла память о них, и имена их забылись. Но в начале времён их боги зажгли на небе луну, чтобы навеки запечатлеть в её лучах величие своих детей, погребённое под толщей столетий. Однажды и мы уйдём, и весь наш мир станет лишь промельком тени в чьих-то глазах, воздетых к новому солнцу. Ведь даже звёзды смертны. Так не вини огонь за то, что он выгорел до пепла, и не суди тех, в ком жар души с годами истёк в чёрный холод...

Тиаранн прекратила расспрашивать - выходило так, что получала она ответы не на те вопросы, которые задавала, а на другие, невысказанные, затаённые в самой глубине сердца, и это пугало её. Она погоняла Луку, с яростью всаживая шпоры в потные, тяжело вздымающиеся бока, так что Никерон укорил её за жестокость.

Царевна глубоко смутилась. Она успела полюбить свою неказистую лошадку, да и в Тюэрлионе всегда жалела животных и щадила их, страдавших под кнутом и ярмом. Тиаранн наскоро отёрла мыло с разгорячённой кожи и пустила кобылу шагом, а потом лёгкой рысцой, чтобы не остыла совсем и не простудилась.

Под бой силмернасских колоколов они въехали в город. У конюшен, прежде чем спешиться, Никерон предупредил:

- Будь осторожна - твоя ноша потяжелела.

Тиаранн ловко спрыгнула на мостовую и закачалась: словно каменная глыба обрушилась на неё, вдавливая в землю. Мышцы заломило от напряжения, а сердце заколотилось так часто, что почудилось - вот-вот разорвётся. Задыхаясь, она схватилась за седло, но лошадь громко заржала и шарахнулась прочь. Тиаранн упала бы, если б Никерон вовремя не подхватил её.

От досады царевна чуть не заплакала - в который уже раз рука высокомерного эрминассца поддерживала и ободряла её, а она принимала его помощь, позволяя безнаказанно касаться себя, как изнеженная и бесправная женщина лаклонов, бывших вот уже две сотни лет данниками Тюэрлиона.

Гнев и возмущение переполняли Тиаранн, и только собрав всю волю, она сумела удержать их и усмирить. Довольно промашек! Она будет осмотрительной, хитрой и изворотливой, как разведчик в стане врага.

Тень злобной карлицей корчилась у её ног, и конюхи, высыпавшие поглазеть на чужеземку, в страхе попятились.

- Идём, - мягко сказал Никерон. - Путь неблизкий. Двинемся потихоньку.

От этих слов коварство улетучилось из помыслов Тиаранн, а дух её исполнился горечью.

Они медленно пошли вверх по улице. Ноги царевны не хотели отрываться от земли и тяжело шаркали по брусчатке, голова свесилась на грудь, руки болтались вдоль тела, как ненужный груз. И смирение, с которым она приняла новую муку, дало ей силы превозмочь себя. Постепенно двигаться стало легче, Тиаранн выровняла шаг и распрямила спину.

Но что-то затеняло ей взор - словно грозовая завеса легла на яркие краски Эрминаса, и хотя в небесах не было ни облачка, день казался смурым. Кровь стыла от мысли, что так теперь будет всегда.

Проводив подопечную до её покоя, Повелитель Теней попрощался и сказал:

- Не отлучайся никуда. Возможно, Властелин пожелает видеть тебя.

- Да куда ж мне отлучаться, - глухо откликнулась она.

Никерон кивнул и ушёл, а царевна не посмела удержать его, хотя и страшилась одиночества.

Не снимая сапог, она повалилась на кровать, которая жалобно скрипнула под непомерной тяжестью её души.

Весь день пролежала Тиаранн без движения, глядя на потолочную роспись, а когда служанка принесла обед, лишь приподняла голову, но с места не тронулась. Дразнящие запахи были ей безразличны, голода она не ощущала. Только воду пила, не переставая, потому что мучительно страдала от жажды.

В тот день Властелин так и не позвал её.

Глава 11. Все краски ментосферы

В личном архиве Кикна Беммелена, кроме нескольких порносимуляций, нашлась всего одна ментокордовая запись, озаглавленная высокопарно - "Моё открытие". Я вошла в неё боязливо и медленно, как робкий купальщик входит в морские волны, которые кажутся ему слишком буйными и холодными. Но стоило погрузиться с головой, как страх растаял, сменившись уже знакомым восторгом сопереживания.

Дата: 05.11.02. Время: 22.48.31. К чёрту юрвелианские ндоны!

Челнокам запрещено садиться на территории Охча, но любой запрет можно обойти. Найми всё равно вёз оборудование для технарей - так почему бы по дороге не заскочить на полчаса в здешний Ватикан?

Меня не каждый день посещают озарения. Я знал, что прав, но кто мне поверит, если я не предъявлю доказательства?

В лицо ударил ветер, лёгкие опалило тропическим жаром. Я стоял посреди площади перед главной пирамидой - в каменном мешке, под небесами, окрашенными вечным закатом. В эпицентре взрыва, среди набросанных вокруг коленопреклонённых тел.

Радиус поражения был невелик. По здешнему табелю о рангах, мне полагалось всего полдюжины поклонников. В десяти метрах, за невидимой чертой храмовая жизнь текла обычным чередом. Деловито, как заводные куклы, сновали монахи - бурый поток нечистот с вкраплениями серого и оранжевого. Большинство и головы не повернули в сторону мелкого божка со звёзд. Не было ни труб, ни барабанов, ни приветственного воя. Не слышалось даже гомона, обычного для многолюдных мест. Служители Трула передвигались безмолвно, будто им языки повыдрали, шаги их шуршали глухо и невнятно. Только далёкие удары кузнечного молота разрывали тишину, висящую над площадью.

Я впервые был в Охче один, без профессора. Не ожидал, что это выбьет меня из колеи.

Подойдя к ближайшему серому кулю, - спина дугой, тощий зад кверху, весь до пят в мешковатой дерюге, - я остановился так, чтобы он мог видеть мои ноги.

- Встань, смотритель.

Тшотианин робко поднял голову. Священный трепет, написанный на юном лице, вызвал у меня приступ тошноты. Чёртово пресмыкающееся! Поддеть бы носком сапога под подбородок и посмотреть, как закатятся глазки...

- Я сказал, вста-ань!

Раб в рясе поспешно вскочил. На выпирающих скулах загорелись пятна нервного румянца.

- Помнишь ли ты, что Великий Трул отметил своим благословением дихтина по имени Хирмирил?

До идиота дошло не сразу. Пришлось повторить вопрос.

Серый судорожно кивнул, таращаясь на меня, как на икону.

- Отведи меня к нему. Сейчас же!

Монах снова кивнул, не в силах вымолвить ни слова.

- Ну! - я вскинул руку, намереваясь дать ему тычка.

Щенок отпрянул и вприпрыжку, то и дело оглядываясь, пустился к строениям в дальнем конце площади. Я едва поспевал за ним, задыхаясь в густом фильтрополе, но только крепче сжимал зубы, чтобы треклятые дикари не видели, как я совсем не божественно, с жадностью и надсадой, хватаю ртом воздух.

Пыльнозадый (исправлено - пыльнокожий; первоначальный вариант восстановлен программой реконструкции) учредит трибунал - специально для меня, когда узнает, какой переполох я произвел в Охче, и старому хрычу (исправлено - старику; первоначальный вариант восстановлен программой реконструкции) не останется ничего, кроме как его поддержать. Но если я сорву джекпот, им придётся меня наградить, а не наказать. Только бы успеть раньше, чем прискачут борзые ямасира в апельсиновых шкурках...

Я шагал, и прохожие монахи бухались лбами в землю, как подрубленные. Я нёс с собой смертоносный вихрь, сбивая с ног всех, кто попадался на пути.

Но эффектный марш-бросок лишил меня сил, высосал из жил кислород. Неутомимый молот громыхал теперь ближе, и в такт ему пульсировала в висках кровь, заливая весь белый свет. Весь красный свет...

В глазах уже начало посверкивать, когда мы достигли разукрашенного ангара с высокими массивными дверями. В левой створке была устроена низкая калитка. Монах вопросительно обернулся.

- Веди!.. - я надеялся, что фильтрополе превратит вздох изнеможения в загадочный глас высшего существа.

Внутри было темно. Только прорезанные под самым потолком оконца бросали на каменный пол квадраты выцветшего багрянца. Я едва не потерял из виду своего провожатого и в отчаянии отключил энергофильтр. В лёгкие ворвался тёплый, сухой и затхлый воздух, давление на глаза ослабело. Здесь было прохладнее, чем снаружи, но всё равно очень жарко.

В пятне тусклого света мелькнула тёмная спина, и я поспешил вдогонку. Из углов, ниш и закутков слышалось потрясённое бормотание, шорохи и попискивание дихтинов. Мои глаза привыкли к полумраку, и я разглядел, что идём мы через круговую анфиладу, из которой открываются проёмы в чрево здания. Редкие энергошары освещали лица смотрителей и гибкие тела их питомцев, которые возлежали на роскошных подушках, прогуливались или беспечно носились по полу. Мне фантастически повезло, что впотьмах я не отдавил чью-нибудь священную лапу или хвост. Я стал внимательнее глядеть под ноги, краем глаза замечая, как валятся наземь монахи. В горле пересохло, но по крайней мере можно было дышать полной грудью. Мы шли и шли через звериное королевство, где люди были только слугами. А вот, кажется, тронный зал - и помазанник собственной персоной.

В глубоком алькове на пышном ложе под балдахином развалился дихтин. Равнодушный к знакам поклонения и кастовым играм людей, он вылизывал свои прелести. На полу возле него, подогнув под себя ноги, сидел ещё один серый монашек.

Мой провожатый замер в почтительном поклоне. Смотритель дихтина глянул на меня, охнул и распластался на полу. Я сосчитал до пяти, чтобы не взорваться, и велел ему - или ей, чёрт их дери! - встать... Дихтин прервал своё занятие и с доверчивым любопытством уставился на меня. Я погладил его бурую, как у бобра, лоснящуюся шкурку.

- Хорошо ли ухаживают за тобой, избранник богов?

- О, да, Владыка, - тоненьким голоском залепетала смотрительница. - Хирмирил скоро ожидает малышей, - прибавила она с гордостью.

Вот чёрт! Теперь я заметил характерную округлость боков.

- Потомство, отмеченное благословением Великого Трула, божественный дар, - что ещё я мог сказать?

Словно услышав мои тайные молитвы, к нам приблизился ещё один зверёк и принялся обнюхивать мои ботинки.

- И тебя тоже отметил Великий, - объявил я, подхватив его на руки. - Тебе назначено стать священным дихтином небесного храма Трула.

- Владыка, - произнёс вкрадчивый голос за моей спиной.

Смотрители сложились пополам, будто получили удары под дых. Я обернулся.

Краснорясый. Рослый детина.

- Твой визит честь для нас, - монах поклонился. - Чем мы можем услужить Божественному Владыке?

На этот случай у меня была заготовлена речь:

- Я нахожусь здесь, чтобы исправить досадную оплошность, допущенную вами, верными слугами Великого Трула.

Краснорясый всплеснул руками в притворном - я был уверен - испуге.

- Чем недостойные рабы Всеблагого и Вездесущего прогневали властительных кедиинов?

Я не уследил, дал ли он знак, но оба смотрителя, как по команде, бухнулись на колени и простёрлись в позе покорности. Скоро мне начнёт казаться, что тшотиане передвигаются на четвереньках. Дихтин между тем взобрался мне на плечо и ткнулся в шею мокрым носом, урча совершенно по-кошачьи.

Трудно изображать барское негодование, когда тебе щекочут усами щёку и упираются в ухо тёплым мохнатым лбом. И голос не повысишь - удерёт ещё с испугу...

- Усердны ли вы в исполнении заветов Всеблагого? - вопросил я сурово. - Вы давали нам подношения, и мы принимали их. Реликвии из священных кладовых отрадны нашим взорам. Но от сердца ли ваша щедрость? На "Четвёртом небе" до сих пор нет священного дихтина. Мы ждали этого дара, главного знака благодарности и уважения, но так и не дождались, и теперь я пришёл спросить - почему?

В отношениях с туземцами старик всегда призывал к скромности. Навязанная роль божества тяготила его. Поклоны и восхваления он воспринимал как неприятную часть дипломатического протокола. Я не верю холуям... (подчищено; сам вынужден прогибаться под замшелого маразматика, знаю, чего это стоит - восстановлено программой реконструкции), но грех было не попытаться. Главное, не ослаблять натиска и действовать быстро...

Краснорясый помедлил, словно прикидывая, стоит ли и дальше ломать комедию, потом согнулся в поклоне - теперь уже выпяченно подобострастном. С губ посыпались витиеватые извинения вперемешку с уверениями в почтении и верности.

Секунды утекали, вместе с ними таяло моё преимущество.

Распрямляясь уже, монах как бы невзначай обронил:

- Мы прибывали в святой уверенности, что божественных кедиинов в их странствиях сопровождают божественные дихтины, которые превосходят земных так же, как кедиины превосходят нас, недостойных. Так учит Великий Трул...

Хитрый гад.

- А Великий Трул не учил вас великой эволюционной триаде небо-земля-небо? Как ваши предки сошли с небес, так и ваши потомки поднимутся на небеса, но вы, поколения грешников, обречены влачить земной удел. Священные дихтины разделили ваше изгнание, но разве не заслуживают они лучшей доли? Ныне настало время одному из них вновь обрести своё небесное величие. (Ну отдай его мне, что тебе стоит!) Разве не должен ты ликовать, благодаря Трула за великую благодать?

Я метнул вопрос, как копьё, не зная, долетит или нет. Что они сделают, если я попытаюсь умыкнуть зверя без разрешения?

- Не желаешь ли ты, о Владыка, донести эту добрую весть до ушей нашего ямасира и разделить с нами великую радость? - предложил Краснорясый. - Такое ответственное событие необходимо сопроводить достойным ритуалом...

- Да как ты смеешь, ничтожный! Разве я вестник? - пришлось всё-таки прикрикнуть. Мохнатое тельце на моём плече напряглось. Я придержал дихтина за холку. - Нет, честь оповестить ямасира о благе, ниспосланном Трулом, я дарую тебе, темдо. Восславь же величие и мудрость Трула! Унн-ках!

- Унн-ках! - троекратно возгласил Краснорясый, ибо не подхватить божественный клич было кощунством.

Я воспользовался моментом, чтобы запустить программу голографической маскировки.

- Трул призывает меня!

На глазах ошалевших дикарей я превратился в клубящееся чёрно-красное облако и медленно покатился прочь. Собственно, это был мой главный аргумент в нашем теологическом споре. Было бы славно раствориться в воздухе или вылететь в окно, но, как говорится, работаем с тем, что имеем.

Метокорд в Охче иногда барахлит, поэтому, топая к выходу, я без остановки вопил во всё горло и, слава богу, докричался вовремя. Найми подвёл челнок, болтавшийся над площадью под прикрытием маскирующих полей, к самому зверинцу и сбросил канат слип-эвакуатора с сидением-косынкой и страховочными ремнями из армированной ткани. Прижимая к груди вырывающегося дихтина, я кое-как влез в спасательную сбрую и скомандовал: "Поднимай!"

Едва за нами закрылся люк, челнок метнулся ввысь, как ошпаренный кот. Гасители инерции включились не сразу. Меня отбросило к стене. Дихтин с воплем вылетел из моих рук.

Найми вскочил с пилотского кресла.

- Во что ты меня втянул? Что это за тварь?!

- Возможно, моя докторская степень, - проворчал я.

Молотки в висках стучали всё сильнее. На груди горели уколы коготков. Надо поймать маленького паршивца, пока осёл Найми не наделал в штаны.

Я знал, что грубо нарушаю инструкцию, запрещающую вносить в Суприориум инопланетные формы жизни, не прошедшие медтеста и дезинфекции. Возбуждение схлынуло. Я слишком долго дышал ядовитым воздухом Тшоты и чувствовал себя слабым и разбитым, словно из меня выкачали кровь, а вместо неё влили вакуум. За пазухой беспокойно возился дихтин и тихо, жалобно плакал.

- О, господин ксеноисторик! Чудесно, что вы заглянули к нам на огонёк! Я как раз спрашивал себя... - Мартов осёкся, заметив дихтина. Забавно было видеть, как на его самодовольной роже проступает паника. - Во имя звёзд! Разве это мохнатое создание не должно находиться на полпути к родной Хайдэнь?

Я хотел посадить дихтина на диагностический стол, но перепуганный зверёк как будто прирос к моей куртке. Я чуть не выдрал бедняге коготки, пытаясь отцепить его лапы от прочной пара-арамидной ткани. Мартов с ухмылкой следил за моими потугами.

- Обследуйте его по полной программе, док, возьмите пробу ДНК и сопоставьте с анализами вальота.

- Я не ветеринар, господин ксеноисторик. И не устраиваю консультаций для домашних любимцев персонала.

Болван ни черта не понял.

- Юрвелианский вальот, - я широко улыбнулся. - Симпатяга, обожаемый повсюду от Икшаса до Свикла.

Безмозглый докторишка закатил глаза.

- Утром я провёл весьма непростую операцию по удалению невреномы у ктавианца. У меня куча канцелярской работы, две серьёзные исследовательские программы на контроле и четыре сложных медицинских случая, требующих моего личного участия. После обеда назначен консилиум по заболеванию костного мозга у пары ксенофагов с Ребинта. Но мою несчастную голову постоянно забивают какой-то ерундой, вроде выведения лишаёв у блохастой зверушки...

Я покосился на дихтина, соскочившего с диагностического стола и занявшегося обследованием окрестностей.

- Матерь божья! Эту тварь надо посадить в стерильный бокс.

Мартов, раскинув руки, бросился хватать беглеца. Тот юркнул под стойку компьютерного пульта. Чёрт возьми, и мы доверяем этому неуклюжему олуху своё здоровье!

- Нет, это негигиенично, - заключил чёртов эскулап, поднимаясь с карачек. - Запущу-ка я робота-ловца.

- Док, вы с ума сошли! Нельзя так обращаться со священным дихтином.

Ответом мне было недоумённое хлопанье ресницами. Теперь я понимаю, почему я простой лаборант, а он главный врач - для руководящей должности у меня слишком много мозгов. Этот дурень не видит дальше своих пробирок!

Я опустился на корточки. Голова кружилась. Во рту было сухо и стоял привкус железа. Действие тшотианской отравы. Ничего, ещё немного и можно будет чуток передохнуть...

- Ну, мохнолапый, иди ко мне. Не бойся. Хороший мальчик... Ты ведь мальчик, правда?

Я осторожно запустил руку под пульт, погладил зверька и, ухватив за лапу, вытащил наружу.

- Во имя всех богов, Беммелен! - ужаснулся Мартов. - Вам придётся пройти дезинфекцию.

Я осторожно посадил дихтина в стерилизационный бокс, похожий на большой круглый аквариум.

- Всё будет хорошо, малыш.

- Не буду отрицать, он очарователен, - главврач скорчил дурацкую рожу. - Вы купили его во внешнем кольце? На него есть хоть какие-то документы?

Тут я не выдержал:

- Боже мой, док, разуйте глаза! Это животное с Тшоты, из Охча. Я видел таких, как он, тысячу раз, а после последнего случая, когда вся станция искала сбежавшего вальота дочки хайдэньского премьера, до меня наконец дошло. Сходство по внешним признакам почти стопроцентное, как будто они принадлежат к одному виду! У вас есть образцы крови вальота. Я привёз дихтина, чтобы вы сделали сравнительный анализ ДНК. Простейшая операция, но если результаты совпадут, мы с вами, док, произведём переворот во взглядах на историю Тшоты. Мы докажем, что эта планета не всегда была отсталой дырой...

Он всё норовил возразить, но я не давал ему раскрыть рот. В горле першило, я боялся закашляться.

- Да, я знаю, что должен был обратиться к ксенозоологам. Но эти зануды поднимут переполох, заварят бюрократическую кашу, втянут моего профессора... Открытие уйдет у нас из рук. Понимаете, док? Наше с вами открытие. Всё, что от вас требуется, это произвести анализ. Ну же, док! Победителей не судят.

Он стоял посреди лаборатории, несчастный и потерянный. Его взгляд выражал укор и безмолвную мольбу: "Оставьте меня в покое. Я не хочу неприятностей".

Вот как он дослужился до главврача. Плывя по течению, скорее достигнешь цели, чем выгребая против. Наверное, я зря поставил на него. Надо было взять в оборот кого-нибудь из мелких сошек.

Но Мартов наконец допёр, что я не отстану. Вздохнул и сказал без своего обычного кривляния:

- Хорошо, я сделаю анализ. Но сначала обследую вас. Вы были на Тшоте и отключали энергофильтр, чтобы взять животное на руки. Вы не покинете медчасти, пока я не введу вам антитоксин и не удостоверюсь, что вы не принесли с собой никакой заразы.

Ментограмма закончилась. Но я ещё долго сидела, прислушиваясь к внутреннему эху лихорадочного возбуждения и гордости внезапным прозрением, о котором хотелось кричать в лицо миру. Маленькое погружение в "я" Кикна Беммелена сказало мне об этом человеке больше, чем все записи Вестигар. Он был скрытен - по понятным причинам. Старался казаться скромным, незаметным. Его мучили неутолённая жажда признания, болезненное самолюбие. И он, пожалуй, искренне любил животных.

Догадка с дихтином была его единственным озарением. Ради её доказательства он рискнул привлечь к себе внимание, открыто нарушил правила. Я не нашла записей о выговоре или взыскании. Возможно, Тхонг пожалел своего помощника, хотя его выходка могла запросто испортить отношения "Четвёртого неба" с тшотианами. Но, главное, Беммелен оказался прав: вальоты и дихтины - родня.

Артефакты, собранные профессором Симоном Тхонгом, хранились в образцовом порядке - каждый в отдельном контейнере, на своём, специально помеченном участке полки. Стройные ряды стеллажей тянулись от стены до стены. Бледный казённый свет чуть серебрил рёбра четырёхгранных стоек и членистые манипуляторы роботизированного подъёмника. Не все контейнеры удавалось открыть сходу - для некоторых требовался специальный код, но меня не интересовали археологические ценности.

Я держала в руках кьядьджианскую каменную статуэтку, вазу, привезённую с планеты Охи, изъеденные временем чётки с Юрвелии, похожие на те, что принадлежали тшотианскому ямасиру, швершианский пергаментный свиток, музыкальный инструмент с Гетриса, напоминающий земной рожок, но с двумя рядами дырочек.

Мне хотелось выбрать тшотианскую вещь.

Любопытная планета, сказала Дакертис. Она сама явилась ко мне с текущим отчётом о работе секции ксеноантропологии, всем видом показывая, что считает это простой формальностью и поставит сопливую землянку на место сию же секунду, как только та вздумает изображать начальницу. Я воспользовалась возможностью, чтобы расспросить её о Тшоте. Фахтезианка поморщилась:

- У нас до Тшоты руки не доходили. Только в ближайших секторах Т-5 больше десятка разумных видов, достигших цивилизационного индекса 1,1 F, ещё штук пять наступают им на пятки, а две дюжины путешествует к звёздам при посредничестве первых и вторых. Департамент считает политические интересы Конкордата приоритетными, консорциум интересует только то, на чём можно нажиться. Мы работали на Тшоте урывками, поэтому долго не замечали того, что у нас под носом. Никому не приходило в голову соотнести тшотианские данные с результатами экзогенетических исследований.

Дакертис говорила отстранённо, с оттенком раздражения, а я исподволь разглядывала её. Строгое лицо, медный каракуль коротко стриженных волос, узкие брюки, замшевые туфли на низком каблуке, отливающий голубизной палантин сколот на плече серебряной булавкой.

- Сегодня мы полагаем, что очень давно, ещё до расцвета Юрвелии, Тшота была колонизирована как минимум двенадцатью видами, ведущими своё происхождение с разных, весьма удалённых друг от друга планет Т-5. Трудно сказать, что заставило их поселиться вместе. Возможно, это был межвидовой проект наподобие "Четвёртого неба". Но поселенцев было достаточно для формирования устойчивых популяций, которые долгое время развивалась обособленно, не получая свежей крови извне. Это привело к поразительным результатам. Я бы назвала их антинаучными, если бы лично не перепроверила несколько раз.

Она позволила себе секундную паузу и продолжила, не меняя интонации:

- Мы наблюдаем не просто морфологическую и автогенетическую изменчивость, неизбежную для изолированных групп в условиях новой внешней среды. Идёт ускоренный до невероятных темпов мутационный процесс. Набор характерных отклонений у местных видов настолько велик, что их биологическая связь с родственными группами в других космографических ареалах, в том числе на планетах-прародинах, обнаруживается только в ходе тщательных специальных исследований. Хотя естественного или искусственного аналога нашего адаптивного механизма у тшотиан нет.

Дакертис поджала губы, давая понять, что как профессионал признаёт очевидное, но никакого удовольствия по этому поводу не испытывает. Странная пара для Вестигар. Противоположности, притянутые за уши.

- Для тарков или хайдэнь тшотианская пища ядовита, но местные ветви этих видов усваивают её без затруднений. Самые выносливые из нас, несмотря на иммунный щит, протянули бы в атмосфере Тшоты без фильтрополя не больше недели. А автохтоны... Мы решили, что именовать тшотиан аллохтонами на данном этапе уже неверно, поскольку все они, независимо от происхождения, прекрасно приспособлены к условиям планеты. Но самое интересное - это гибридные формы. Да-да, вы не ослышались. Они, судя по всему, могут смешиваться. Данных пока недостаточно, но мы обнаружили особей с признаками разных видов, которые вне Тшоты к скрещиванию не способны.

Она помешкала, решая, продолжать или нет, потом усмехнулась:

- В "Вестник ксенологической антропологии" я, конечно, об этом не напишу, но выглядит так, будто кто-то подталкивает эволюцию в направлении всетшотианского видового единства.

Она меня разыгрывает? Издевается над моей некомпетентностью?

Ни в глазах, ни в голосе Дакертис я не уловила сарказма, сколько ни старалась, а выводы в отчётах ксеногенетиков вроде бы подтверждали её слова.

В голове начали разворачиваться биологические выкладки, замелькали полинуклеотидные цепи, мутационные ряды.

Возможно, с помощью ментокорда, мучительно продираясь сквозь формулы, схемы, диаграммы и анимированные модели, я сумела бы кое-что в этом понять, но выявить ошибку, если таковая была, мне не по силам. Тут нужен профессионал высшей пробы. А учитывая, что подчинённые Дакертис тоже спецы не из последних... Оставалось просто поверить.

- Но это же, - произнесла я осторожно, - произведёт фурор.

- Вероятно, - тон фахтезианки был сух. Взгляд такой, словно перед ней пустое место.

"Ты здесь временно, - говорил этот взгляд. - Наши дела тебя не касаются". Или это нашёптывало мне уязвлённое самолюбие?

- Мы столкнулись с экстраординарным явлением, - сказала Дакертис. - Его следует изучать не спеша и вдумчиво. Ажиотаж только повредит. Надеюсь, вы согласны?

Сегодня я испробовала новый трюк. Войдя в верхнюю страту синхронно-эквивалентного горизонта, запустила отрывок ментограммы Беммелена. Кажется, что-то вроде этого в обзорной лекции по криминальному РИПЗ и называлось фокальным совмещением: не просто смотреть глазами преступника, чувствовать и думать, как он, но поставив себя на его место, став его вторым "я", решать произвольные задачи в интересах следствия. Может быть, Бемммелен, поселившийся во мне, вспомнит, куда подевал шар?

Увы. Вместо этого я обнаружила себя на минус тридцать первом уровне, где продавались дешёвые и сомнительные удовольствия.

Потный от волнения молодой пилот Найми, пряча лицо под дурацкой полумаской, жался в тени перегораживающей коридор арки. Я прошел/прошла мимо, лёгким кивком приглашая за собой. Это был риск - так раскрываться перед щенком, но держать в кулаке флотского, который регулярно шастает на Тшоту... такая возможность дорогого стоила.

В памяти всплыло: подёрнутый красноватым маревом горизонт, на востоке невысокая горная гряда - будто огромный дракон с перебитой, изломанной хребтиной. Десяток контейнеров, оставленных без присмотра посреди глинистой пустоши, тёмно-красной, как запёкшаяся кровь. Монтажная группа ещё не прибыла - пока идёт переброска оборудования, рабочим тут делать нечего.

Учёные, закончив работу в Ганском урочище, прохлаждались на станции. На прежней площадке хоть лесок был, озеро, местность живописная, а здесь ребята с тоски подохнут. Когда улетали, забыли взять бокс с рухлядью из древнего могильника - черепки, обрывки тряпья, фрагменты орудий, украшений, ритуальных предметов, ничего ценного. Потом бы разобрались, переправили задним числом, но старый пердун всполошился и погнал меня за пропажей. Поневоле пришлось составить компанию Найми.

Груда контейнеров внизу постепенно росла - Найми спускал их один за другим по транспортному лучу. Парню предстояло сделать ещё четыре ходки, а потом...

- Стой! Нет! - пилот заорал так, словно его убивали, потом принялся браниться - скучно, неуклюже, плаксивым голосом.

Прошло минут пять, прежде он смог говорить связно, но я и без него разобрался, что к чему - один контейнер валялся чуть в стороне от других, сикось-накось.

- Последний... не удержал, - скулил Найми. - Сам не понимаю... Я же сто раз это делал... Там барахла на миллионы. Мне век не расплатиться!

- Да, - говорю, - с пыльнозадого станется. Ещё по суду взыщет. У тебя на Земле имущество есть? Недвижимость, машина...

Ничего бы ему не было. То есть взгрели бы, конечно, по первое число. Лишили бы премии, сделали запись в личном деле... Мог бы сказать, что пассажир его отвлёк.

Не стоило ждать, пока эта мыслишка проберётся в куцые мозги Найми.

- Где они собираются копать? - спросил я. - Не психуй. Просто покажи.

Двести метров к западу. Далековато. Ну да сойдёт.

- Эта штука под землёй что-то излучает?

- А что?

- А то. Ты заметил, что шаттл тряхнуло, когда мы над ней пролетали? Как раз перед тем, как мигнул свет и забарахлили приборы?

Малый вытаращил глаза.

- Да ничего они не... Какого ты... А-а, понял. Не прокатит. - Он вздохнул и сник. - Полётный журнал и всё такое. Начнут проверять, сразу поймут, что никаких сбоев не было.

- Не поймут, - усмехнулся я. - Ты уж мне поверь. Они тебе ещё спасибо скажут. Обрадуются, что этот гнилой хлам подаёт признаки жизни.

Я знал, что он меня не сдаст. Был за парнем грешок. Пару раз в месяц он наведывался в Клоаку поглазеть на шоу с мальчиками-ксенами. Сам ещё молокосос, но ему нравились совсем малыши - худенькие, большеглазые, нежные как ягнята. Мой человечек в Клоаке проследил, как после шоу в отдельной кабине Найми лапал малолетнего шлюшонка, а потом бегал в сортир онанировать.

Заразы боялся, паскуда, несовместимости с инопланетной микрофлорой. Но сегодня он наконец сможет дать себе волю. Я достал для него нейтрализующие препараты.

Смелей, мудак, двигай...

Две ступени вниз. Мы входим в затемнённый предбанник. Я сыплю плокты в протянутую ладонь. Найми тревожно оглядывается, облизывает губы. Я киваю ободряюще: иди, не дрейфь, это такое место, где всё можно. Где моему человечку удобно вести запись, видео и звук, на случай, если ты однажды вздумаешь взбрыкнуть.

Найми показывает пальцем, и распорядитель выводит ему тоненького темнокожего пацанёнка. Кроха-потаскун застенчиво взмахивает ресницами и растягивает в улыбке пухлые губки. Найми опять потеет - от возбуждения.

Так! Дерет ещё и на детскую проституцию смотрит сквозь пальцы... Почему меня это не возмущает? Потому что я считаю его способным на любую гнусность - или потому что я сейчас Кикн Беммелен?

Дверь за ними закрывается, и распорядитель, наклонившись ко мне, доверительно предлагает:

- Мальчики, девочки на любой вкус. Взрослые женщины и мужчины. Роскошные гуманоидные самки. Есть эксклюзивные экземпляры. Только для вас.

- Нет, спасибо, - отвечаю я. - В другой раз.

Как всегда.

Секс в реале, неважно по согласию или за деньги, это зависимость. Крючок, которым тебя могут поддеть и вытянуть из-под самого надёжного панциря. Сколько раз видел, как это происходит, сам ловил дураков на слабость. Зачем подставляться, если девки в фантомате такие же спелые и горячие, как в жизни, и стонут и возятся под тобой, будто заведённые. И ни одна не скажет, что ты для неё недостаточно хорош.

По жилам прокатилась волна жара, набухла тяжестью в паху, и на зов плоти явилась длинноволосая блондинка, сияя белизной пышного тела... Я разорвала контакт.

Будто вынырнула из выгребной ямы. Но теперь я знала, почему пилот согласился нарушить инструкцию ради Беммелена. Знала, что не раз и не два он провозил в кабине маленькие посылочки, тайком переданные профессорским ассистентом с Тшоты.

Он увяз по уши. И, конечно, не миновал лап Ту. Если бы я внимательнее изучила дело, то нашла бы его показания. Впрочем, для следствия в них было мало проку.

Мне хотелось очиститься. Сделать что-то настоящее. Такое, для чего на самом деле предназначено РИПЗ.

Я подержала в руках деревянную колодку для обуви, бурую, рассохшуюся, и положила обратно в контейнер.

Вчера я раздумывала, не взять ли для исследования Сэнсинскую Невесту, глядела в серебряные глаза и не находила в них дна, словно парила в невесомости. Это было приятно, но потом вдруг накатила дурнота. Я почувствовала, что меня сейчас вырвет, попыталась отвести взгляд - и не смогла. Судорога сотрясла тело - будто что-то тёмное и тяжёлое, что отравляло мне кровь, вышло наружу и растворилось в небытии.

Слишком опасно. Эта кукла может утащить меня в такую бездну, из которой я никогда не выберусь.

Чем стала бы она для Тхонга? Раньше я считала профессора небожителем от науки, мудрым и прозорливым волшебником РИПЗ, но теперь, прикоснувшись к его внутреннему миру, я ощутила невидимую нить, протянувшуюся между нами. Разница в возрасте и опыте испарилась. Ментограмма открыла мне Тхонга с новой стороны, которую я совсем не ожидала в нём обнаружить. Уязвимость, мальчишеская наивность...

Мне вспомнился тшотианский подросток на узком мосту через огненную пропасть. Не зря профессору привиделся именно этот образ. Психологические уловки монахов Охча обнажили самую основу его существа, спрятанную под многочисленными регалиями, благородной сединой и старческими морщинами. Я чувствовала себя таким же испуганным ребёнком, стремящимся к неопределённо возвышенной цели через опасности и препятствия, которые ему (и мне?) не суждено преодолеть.

Если только не придёт помощь от сил непостижимых, а потому кажущихся неизмеримо могущественными, если не зажгутся путеводными звёздами серебряные глаза...

Я встряхнулась. Вот шикарное блюдо - по краю узор из драгоценных камней, в середине искусно выгравированный орнамент.

Оп-ля! А не прозондировать ли что-нибудь из оставшегося в моей квартире имущества Тхонга? Вряд ли это укажет мне путь к шару, ведь прятал-то его Беммелен, но зато я поближе узнаю профессора... Только "фонить" такая вещица станет будь здоров.

Конец очередного стеллажа. Что, если заглянуть вон в тот контейнер - на нижней полке, с краю?

В клубах микроволоконной пены обнаружился диск размером с пол ладони - чёрный, с разводами болотной зелени, гладко отполированный и холодный как камень. На оборотной стороне - застёжка, вполне подходящая для крепления к одежде.

Предмет личного пользования, который владелец носил на себе. Брошь? У Тхонга так и не дошли до неё руки. В каталожной записи пометка: "ПЗ не подвергалась".

- Вот с тебя-то я и начну.

Я легко достигла нужного горизонта. Казалось, видение ждало меня, готовое раскрыться навстречу тому, кто за ним придёт.

...а юные ветры бродячими разбойниками носятся над беспокойными водами, теребя их пенные кудри и пробуждая тёмную память о том, что предстоит; они поют и смеются и перекликаются чужими голосами, рассекая блаженной болью непорочную ткань морских глубин...

Лабиринт в песке - долгая спираль, закрученная от края к центру. Путь, который надо пройти, чтобы обрести истину.

Босые женские ноги ступают вдоль глубоко прочерченных линий, по коротенькой, редко проросшей травке.

Он сказал, это тебе на память. Он сказал, между нами всё равно ничего не могло быть.

Порыв ветра поднимает сухой песок, серая пыль лижет стопы женщины, заносит дорожки лабиринта, делая их почти неразличимыми.

...а земля шелестит шерстью лесов и трав, когда непрошеная рука ласкает их против ворса; она потеет и корёжится в судорожных спазмах, а вместе с ней дрожат в страхе звери, птицы, люди, и кто-то уходит с каждым дуновением ветра; земля же стонет и воет, как осиротевшая волчица, захлёбываясь слезами океанов и посыпая голову тёплой золою пустынь, когда змей времени задевает её хвостом...

Вместо углублённых ходов в песке - камни. Круглые голыши, обкатанные морем. Совсем крохотные, с ноготь большого пальца, и побольше, с футбольный мяч. Они лежат друг за другом, повторяя извивы спирали.

Женщина одолела лишь малую часть пути. Её ступни посинели от холода, кожа огрубела и растрескалась. Затвердевший песок схвачен тонким налётом инея.

Он сказал, я должен уйти, чтобы быть с моим народом в мире между тьмой и явью. Будет неправильно остаться, когда все уходят. Он сказал, не бойся, вы под надёжной защитой. Пьющие разум не найдут вас.

Женщина зябко поджимает пальцы ног, замедляет шаг, но не останавливается.

...а звёзды смеются с надменных высот и от скуки бросают друг в друга огненными жабами, чьё серное дыхание выжигает дотла всё, что ни встретится им на пути; они веруют в бессмертие пламени и дерзновенно целуют змея времени в его мертвящие уста, вкушая ядовитый нектар; и познав экстаз, тихо угасают, превращаясь в обугленных упырей, сосущих кровь вселенной, которая взрастила их и предала...

Крупные камни наполовину зарылись в песок, мелких не видно вовсе - то ли засыпало, то ли раскатало ветром.

Женщина продолжает свой бесконечный путь. Её стопы утратили девичье изящество, вены вздулись, ногти приобрели бурый оттенок.

Я спросила богов, почему он должен уйти, и они ответили: таков удел ему подобных, тех, кто получил знания, но не обрёл мудрости. Я сказала, возьми меня с собой. И он ответил: оттуда, куда я иду, нет возврата.

...а вселенная лениво зевает и жмурится, прикрывая звёздные глаза, и урчит сытой кошкой, смакуя вкус жизни, трепещущей в её необъятном чреве; и змей времени, что служит ей пищеводом, не устаёт собирать дань с засеянных некогда полей, плодоносящих непрерывно там, где нечто и ничто без устали перетекают одно в другое, ибо бесконечность состоит из монотонной смены концов и начал...

Камни блестят, омытые дождём. Водяные струи, будто пули, с силой ударяют в песок, взмётывая мутные фонтанчики.

Ступни женщины облеплены грязью, она бредёт, с трудом переставляя одряхлевшие ноги. Вот она спотыкается, ненадолго замирает на месте и возобновляет движение к центру спирали - до него уже рукой подать.

Ты сказал, мой голос не оставит тебя. Стоя на перепутье, ты говорил со мной, и это давало мне силы жить. Но вот твой подарок замолчал и молчит до сих пор. Тебя нет, а значит, и меня тоже.

Идущая неловко переступает ногами, словно потеряла равновесие и вот-вот упадёт.

Боже, она умирает, я не хочу это видеть!

...а юные ветры...

Прощальный гимн. Полное горечи и обиды послание брошенной женщины, выпущенное как стрела в лицо космосу в надежде, что тот, кто покинул её, услышит, поймёт и, раскаявшись, отзовётся хотя бы в самый последний миг. Аллегория бессмысленной жизни, прошедшей в ожидании любимого.

Не похоже, чтобы послание достигло цели... Кем была она? Кроме совершенно человеческих ног, мне так и не удалось ничего рассмотреть. Кем был он? Смутный образ - долговязая фигура, горестно опущенные плечи, поникшая голова. Силуэт в густом тумане. Может быть, к старости она забыла его лицо.

Знает ли Сирин, что это средство связи? В каталожной записи ничего не сказано.

Нирманрач, посланник Великой Феццакской Курии, провёл рукой по жидким волосам -клок пыльной паутины, упавшей на грязный чурбан - и прокашлялся:

- Достопочтенный медиатор. Хочу напомнить, что в наши намерения не входит размещение немодийской военной базы ни на Дик, ни, тем более, на планете-матери.

- Монтаж орбитальной станции обойдётся вам гораздо дороже, - подал голос магистр Хобни ко-Оклин, глава немодийской делегации. - Но если вы передадите нам Пентвац, мы переоборудуем его в главный оборонительный комплекс, что на четверть снизит ваши затраты.

- Пентвац - наша лучшая космическая платформа! - запротестовал Синурмит, военный консультант при посланнике, но сконфуженно умолк под взглядом Нирманрача.

Консультант по экономике Пантиклияр знаком показала, что хочет говорить. Посланник задумался на секунду, и ко-Оклин воспользовался заминкой:

- Нисколько не сомневаюсь, - он иронично улыбнулся. - Именно поэтому мы и предлагаем такую значительную скидку. На любой другой из ваших пяти баз нам пришлось бы начинать всё с нуля, а это, поверьте, окажется весьма разорительным для королевского бюджета. Наиболее экономичным решением - и замечу, оптимальным с военной точки зрения - стало бы развёртывание промежуточного опорного пункта на самой Дик.

Нирманрач терпеливо возразил:

- Уважаемый медиатор, ещё раз повторяю, что о наземной дислокации немодийских войск речь идти не может. Я не уполномочен даже обсуждать такую возможность.

- Кроме того, достопочтенный медиатор, - прибавила Пантиклияр, - по нашим подсчётам, экономия от использования базы Пентвац составит минимум пятнадцать миллионов ичжагурисов, что не согласится с утверждением уважаемого магистра.

Синурмит поджал губы, но промолчал.

Оформляя зал переговоров, дизайнеры Грегора Земана явно наступили на горло собственной песне. Получился интерьер в духе очень сдержанного ампира. Морская тема сквозила только в волнообразных завитках лепного бордюра, ракушечном орнаменте на полуколоннах, опоясывающих зал, да во вставках красного дерева, инкрустированных морскими черепахами из тарзианского перламутра.

- Если вы не уполномочены принимать решения, - высокомерно произнёс ко-Оклин, - возникает вопрос: что мы здесь делаем?

Феццак обратились в камень. Слышно было лишь их тяжёлое дыхание. Немодийцы тоже молчали. В это затишье перед бурей лёгким дуновением проскользнул вкрадчивый голос Мумиса:

- Учитывая принципиальное нежелание феццакской стороны допустить инопланетные войска на свою суверенную территорию, а также традиционное стремление Великой Курии избегать внешнего влияния, думаю, лучше остановиться на первом варианте - создании сугубо орбитальной оборонительной системы, имеющей минимальную связь с феццакскими военными объектами. Полагаю, немодийская сторона согласится с этим предложением, если достопочтенный посланник будет менее категоричен в отношении затребованной Орденом суммы.

Феццак завозились и начали недовольно перешёптываться. Ко-Оклин скупо улыбнулся:

- Такой подход приемлем. Однако мы настаиваем на предоставлении нам возможности регулярно отправлять группы Братьев на поверхность планеты для отдыха. Космическая служба связана с большим напряжением. Если вы действительно заботитесь о своей безопасности и не хотите швырять деньги на ветер, в ваших интересах не допустить переутомления и нервных срывов у бойцов, которые будут самоотверженно защищать достояние феццакского народа.

Голос Ко-Оклина звучал самоуверенно и самую малость небрежно, как будто он не придавал большого значения тому, что говорил. Его жилистые кирпично-красные руки с узловатыми пальцами неподвижно лежали на столе. Трудно было представить их обладателя на грани нервного срыва.

Нирманрач достал из нагрудного кармана большой овальный платок и промокнул себе лоб - температура в конференц-зале была высоковата для феццак, и тучный посланник постоянно потел.

Он хотел выиграть время, обдумывая ответ, и, возможно, скрыть выражение своего лица, но для немодийцев этот жест стал явным проявлением неуверенности.

Ко-Оклин пренебрежительно усмехнулся. Его люди обменялись многозначительными взглядами.

Гнев тенью лёг на обрюзгшее лицо Пантиклияр. Синурмит разглядывал спрятанные под столом кисти рук.

Просматривая записи переговоров (стоило терять время!), я не заметила, чтобы феццак хоть раз положили руки на стол или притронулись к стоящим перед ними пиалам хетки - феццакского прохладительного напитка, хотя явно страдали от жажды в тёпличном микроклимате конференц-зала. Время от времени то один, то другой приводил языком по губам. "Не говори с врагом и не смотри ему в лицо, - процитировал Мумис, когда я спросила его, почему феццак ведут себя так странно. - Не открывай перед врагом рук и не ешь с его стола. Со временем этот обычай стал составной частью дипломатического этикета, по которому, кстати, принимающая сторона обязана выставить угощение и отведать от него." Не удивительно, что имея такие традиции, феццак не могут преодолеть своей подозрительности.

Нирманрач спрятал платок в карман, огладил складки тёмно-фиолетовой мантии.

- Почтенный медиатор, - заговорил он, растягивая слова, как земляничное желе. - Мне поистине удивительно слушать такие речи. Немодийские солдаты прославлены своей стойкостью и выносливостью - собственно, это не последняя причина, по которой мы решили прибегнуть к защите Пурпурного Меча. Мы отнюдь не считаем, что Братья должны отказать себе в отдыхе и развлечениях, в которых, как известно, они не менее искушены, чем в военном деле. Но оглядываясь по сторонам...

Посланник обвёл взглядом конференц-зал, потом поднял глаза кверху, и видеосенсоры, откликаясь на моё безотчётное желание, показали высокий куполообразный потолок. Сквозь соты кессонов просвечивала бледная бирюза, а в центральной розетке, обрамлённой строгим лепным орнаментом, как в гигантском аквариуме, проплывали тени - похоже, декораторы Земана намекали, что переговорный зал покоится на дне морском, точнее под оным.

Нирманрач обозрел белые стены, гравюры в старинном земном стиле с символическими изображениями местных созвездий, кивками отметил композиции из живых растений. Наконец, вскинув едва заметные брови, он вскользь посмотрел на ко-Оклина, что по феццакским меркам было почти оскорблением.

- Оглядываясь по сторонам и видя, какой роскоши и комфорта можно достичь на орбитальной станции, боевая мощь которой ничуть не уступает её удобству и развлекательной ценности, я спрашиваю себя: неужели могущественное Немодийское Братство не способно обеспечить своим людям хотя бы десятую часть таких же удобств, чтобы они не чувствовали себя стеснёнными и могли расслабиться, не слишком удаляясь от боевых постов?

Адъютант ГежАнЦви, сидевший по левую руку ко-Оклина, нахмурился, вперив в Нирманрача грозный взгляд, но сам магистр и расположившаяся справа от него женщина-фрикс с лицом полярной лисицы остались невозмутимы. Ко-Оклин даже улыбнулся, как бы забавляясь:

- Мой дорогой посланник, ваша щедрость граничит с чудом, за что мы вам бесконечно признательны. Мы, конечно, можем построить себе орбитальный курорт. Это обойдётся вам в одну маленькую и никому не интересную луну, примечательную лишь тем, что на ней завалялась пара комочков жксерта.

Посланник вскинул голову и в упор уставился на немодийца, а у Синурмита дёрнулись плечи, словно он хотел выхватить несуществующее оружие.

- Но тогда, - довольный их реакцией, продолжал ко-Оклин, - всё предприятие теряет смысл. И потом, боюсь, вы не поняли меня, посланник. Речь идёт не о комфорте - его на наших кораблях всегда ровно столько, сколько нужно. Людям, месяцами пребывающим в космосе, необходимо сменить обстановку, ощутить близость к природе, к жизни. Ведь сколь бы комфортабелен ни был ваш дворец, вы окружили его роскошным парком, в котором так приятно гулять вечерком с домочадцами, и чтобы любимый вальот резвился у ног...

Посланник застыл с приоткрытым ртом, потом опомнился и спрятался за изрядно подмоченной маской холодной невозмутимости.

- От вас не потребуется никаких дополнительных затрат, - добавил ко-Оклин, - Это обязательное условие, которое мы ставим всем своим нанимателям: наши люди должны иметь право посещать планету, за которую сражаются.

- Однако в некоторых случаях вы делаете исключение! - не выдержав, Нирманрач отбросил церемонии и обратился к магистру напрямую. - У вас контракт с "Четвёртым небом", но я ещё ни разу не слышал, чтобы кто-то из ваших людей хоть одной ногой побывал на Тшоте.

Контракт с немодийцами?! Вот так новость!

- Отношения "Четвёртого неба" и Немодийского Братства не являются предметом данного обсуждения, - выпалила молодая землянка, сидевшая рядом с Мумисом.

Каролина Сивко - официальный наблюдатель департамента внешней коммуникации. До сих пор она не открывала рта и, казалось, ни разу не шелохнулась, вперив маленькие бесцветные глазки в одну точку.

- Кроме того, - мягко вмешался Мумис, - как вы справедливо заметили, посланник, Немодийское Братство заключило контракт с "Четвёртым небом", а не с Тшотой, и, в соответствии с договорённостью, Братья регулярно посещают станцию, не встречая никаких препятствий.

Ко-Оклин послал Мумису хищную улыбку и обратился к феццак:

- Некорректно, посланник, обвинять в нечестности наших гостеприимных хозяев. Вы ставите всех нас в крайне неловкое положение, - в его голосе слышался мягкий упрёк, который заставил Нирманрача задрожать от ярости.

После минутной борьбы с собой руководитель феццакской делегации траурно склонил голову в сторону представительницы "Четвёртого неба":

- Достопочтенный медиатор, прошу вас передать наблюдателю Сивко моё глубочайшее сожаление. Вы имеете право поставить вопрос о целесообразности продолжения переговоров.

Вид у него был до того убитый, что мне стало жаль беднягу.

- Полагаю, в этом нет необходимости, - поспешно вмешался Мумис, бросая Каролине предупреждающие взгляды. - Все мы понимаем, что произошло недоразумение. Заседание окончено, господа. Результаты, которых удалось достичь, зафиксированы и не могут быть оспорены. Пусть каждая делегация ещё раз обдумает свою позицию и возможности компромисса.

Феццак быстро собрались и первыми покинули зал. Каролина Сивко направилась к Мумису, но её остановил ко-Оклин:

- Сегодня вам, наблюдатель, по крайней мере, не пришлось скучать.

Камера дала крупный план его скуластого лица с низким покатым лбом. В глубоко посаженных тёмно-карих глазах с желтушными белками отразилась спина выходящего Нирманрача.

- Если бы он отказался извиняться, вы могли бы потерять контракт, - заметил Мумис.

- И королева четвертовала бы его по возвращении. - Ко-Оклин ухмыльнулся, показав тёмные ровные зубы. - Они нуждаются в нас и заплатят, сколько мы просим, если не хотят потерять всё. Они прекрасно понимают, что если не договорятся с нами, мы будем первыми, кто попытается отнять у них жксерт. Потому что мы узнали о нём первыми.

- Неправда, - высоким голосом возразила фрикс Кет Ток, до сих пор примерно молчавшая. Чёрные выпуклые глазки озорно сверкнули. - Первыми были наши друзья с "Четвёртого неба".

Белый пушок на её заострённом лице, более тёмный у носа и ушей, выглядел мягким и нежным, но во рту поблёскивали клыки хищника.

- Если точно, - подхватила Сивко, - то раньше всех о феццакском жксерте прослышал некий нун, которого нам посчастливилось видеть сегодня.

Кажется, она попыталась сострить. На секунду повисло неловкое молчание.

- Хорошо бы, больше никто не пронюхал, - мрачно бросил подошедший ГежАнЦви. - Эти феццак не имеют ни малейшего представления о секретности.

Кет Ток положила руку ему на плечо и потеребила по шее пушистым пальчиком.

- То, что знают двое, уже не секрет. Даже то, что знает один. Секрет - это то, чего не знает никто, но даже тогда нельзя быть уверенным, что он сохранён надёжно.

- А для членов Ордена это тоже справедливо? - поинтересовалась Сивко.

Кет Ток улыбнулась, став ещё больше похожей на лисицу:

- Всё зависит от точки зрения, коллега. От позиции, которую занимает наблюдатель, если вы понимаете, что я имею в виду.

Она снова загадочно улыбнулась, провела пальцем по шее ГежАнЦви, будто ласкала кота, и опустила изящную руку. На тонком белоснежном запястье блеснул тяжёлый браслет - знак принадлежности к Ордену. Она словно нарочно выставила его напоказ, хотя до того прикрывала обшлагом мундира.

- До завтра, наблюдатель, - прощебетала Кет Ток. - Доброго дня, медиатор.

- Надеюсь, наши феццакские друзья образумятся, - прибавил ко-Оклин. - Иначе у них выйдет весь жксерт прежде, чем мы успеем договориться.

Хорошая работа вознаграждается хорошим отдыхом. А я в последнее время знала только один способ от души расслабиться...

Жаль, первый шар сегодня пролетел мимо лузы. Дипломатическое шоу под названием "Делёж шкуры не убитого медведя" вышло монотонным и затянутым. Феццак сражались за каждый полуплокт, за каждый миллиграмм ещё не добытого жксерта, и кажется, хотели, чтобы немодийцы самоотверженно защищали их, но при этом находились как можно дальше. Счётчик тикал, феццак делались всё более нервными, но не хотели уступать. Я всегда считала, что дипломатия - это тонкое искусство намёков и иносказаний, поединок умов, а то, что происходило между немодийцами и феццак, больше смахивало на банальный рыночный торг.

Я перевернулась на спину, закинула руки за голову и зевнула во весь рот. Чем бы ещё потешиться? Может, заглянуть в местную афишу. Наверняка, на станции найдётся что-нибудь попристойнее канжагианского театра.

Я прикрыла глаза, готовясь соскользнуть в ментосферу. Но не успела.

Дерет вошёл в моё сознание без стука, без предупреждения, как к себе домой. Вошёл вместе с обсидианово-чёрным столом и кабинетом, тонущем в сизом мраке.

"Так гораздо удобнее, а, Фенгари? Никакой беготни. Раз - и мы с вами наедине".

Он рассмеялся, а я сжалась в комок, раздавленная, скованная не страхом уже - безысходным ужасом. Моё сознание - последний оплот вольнодумных мыслей, приют ярости, боли, сомнений и слабости, которые не нужно таить, - больше не принадлежало мне. Моим телом, разумом, чувствами и самой душой распоряжался отныне садист и клинический социопат. Я обречена. Спасения нет.

"Ну, Фенгари, что приуныли? Похвастайтесь своими успехами. Я посмотрел запись с ментоскопа. Вы влезли в шкуру предателя. Кикн Беммелен весь как на ладони. Поздравляю. А то я, признаться, начал уже в вас сомневаться..."

Интересно, если я потеряю сознание, он уйдёт? Или останется со мной в обморочном бреду?

"Ладно, Фенгари. Хочу вас спросить. Вы знаете, что после смерти Тхонга десять человек пробовали запустить установку РИПЗ?"

Так вот откуда в "машине времени" небывалый фоновый шум!

"Первыми, конечно, были Ту и Нэй Ктлин Он. Сирин в порядке эксперимента. Ни у кого не вышло. Хотя они проштудировали все доступные пособия. На первой ментограмме Нэй угадывается какое-то кружение теней во мгле. Она утверждала, будто чувствует присутствие сосущей пустоты, где-то очень далеко. Но во второй раз не было ничего".

"Ей повезло, - сказала я. - Нельзя погружаться в одиночку. Первое время - только с инструктором. Пока он не решит, что вы готовы".

"Да-да, я знаю, РИПЗ опасно, и вы тому живой пример. Но почему ни у кого не вышло? Нэй и Ту опытные телепаты, оба уверенно работают с ментоскопом".

"Для РИПЗ это не главное, - я не знала, как объяснить. - Надо просто чувствовать притяжение, идущее из глубины, и стремиться ему навстречу. Этого не поймёшь, пока не попробуешь. Это как..."

"Наркотик? - усмехнулся Дерет, перехватив мою подваленную мысль. - Так вы, Фенгари, благодарить меня должны за то, что я вас тут придержал. И в благодарность попробуйте-ка научить Нэй Ктлин Он ощущать это ваше притяжение".

"Нет! - выкрикнула я, чувствуя, как волна ужаса снова захлёстывает с головой. Он заставит меня, он сможет, он сделает меня убийцей... - Вы не понимаете! Она погибнет! Этому тоже надо учиться! Специально! Долго!"

Нет, ни за что, ни за что... Нет!

Что-то хлёстко и больно ударило меня в лицо.

"Прекрати истерику, - Дерет брезгливо скривил рот. - Хорошо. Оставим это. Не хочешь учить других, так старайся сама. Мне не нужно копание в безднах заблудшей души. Мне нужен шар, Фенгари. Работай".

Он сгинул - вместе со столом, кабинетом и отнимающей ум аурой власти. Я заползла под одеяло, обхватила руками колени и уткнулась в них лбом. Лицо всё ещё горело от оплеухи, нанесённой огромной невидимой ладонью. Оказывается, в ментосфере можно ударить. А убить?

* * *

Закончив допрос, Талем Себейк выдвинул из рукоятки виброножа самонастраивающуюся отмычку. Примитивный замок поддался, ржаво скрипнув, ошейник раскрылся двумя полукольцами. Себейк снял его и отложил в сторону. Потом сделал Даине инъекцию.

Он был даже разочарован. Сканер обнаружил нетронутый манипулятором нейротехника мозг, естественный, стихийный узор психической активности - без блоков и кодировок, без "двойного дна", без гипнокрючков. Допрос под воздействием Тер-Ко-9 подтвердил искренность бейри. Конечно, он мог бы выпотрошить её и действовать дальше без посторонней помощи, но это займёт чёртову уйму времени, и потом всегда можно что-то упустить, работая только с Тер-Ко-9, без имплантации зонда.

Себейк закатал левый рукав. На коричневатой коже с тёмно-зелёным отливом бледно светилось пятизначное число. Он приставил к предплечью крохотное устройство и сосредоточился. Цифры начали блёкнуть, вместо них проступили другие. Всё-таки девчонка оказалась полезной.

- Если у вас есть регистрационный номер, - говорила она заторможенно, не открывая глаз, - можете отсидеться в лесу и через год вернуться к людям. После этого вы будете в относительной безопасности в пределах одной территории. Но если быстро не найдёте работу, неизбежно нарвётесь на неприятности...

- Так, значит, требуется всего-навсего более ранний регистрационный номер? - перебил Себейк.

- Если человек встретит годовщину высадки без ошейника, он считается лично свободным. Правда, некоторые в объединённом совете хотят увеличить срок до трёх лет - почти невозможно продержатся на воле столько времени, если каждый норовит накинуть на тебя верёвку. Другие считают, что это только подогреет в рабах охоту к побегу. Ведь даже если раб удрал накануне годовщины и до следующего рассвета не был схвачен, он, согласно Уложению, всё равно обретает свободу.

- По-моему, владелец беглого раба легко может пренебречь этой милой условностью.

- Чаще всего так и случается, - безвольные пальцы Даины скрючились, пытаясь сжаться в кулаки. - Но можно попроситься под покровительство какого-нибудь владетеля, и если он не водит дружбы с твоим бывшим хозяином, то защитит тебя. Такое бывает.

- И ты не воспользовалась шансом?

- Я пыталась. Я дважды бежала. И каждый раз попадала в худшие руки, - в её сонном голосе послышался отголосок гнева. - А регистрационного номера у меня нет.

- А у тех, кто родился на Табтале?

- Здесь всё просто. Если твои отец и мать свободные люди, значит свободен и ты, ну а если нет...

Себейк опустил рукав и спрятал импульсный маркёр. Он уложил бейри прямо на пол, боясь занести в постель насекомых, которыми должны кишеть её волосы и одежда. Он был с головы до ног обработан специальным составом, отпугивающим кровососущих паразитов, однако преодолеть брезгливость не захотел.

Девушка пришла в себя, но лежала не шевелясь, с закрытыми глазами. Себейк улыбнулся её неумелому притворству. Теперь, убедившись, что она не представляет опасности, он испытывал к ней почти братское чувство спокойного превосходства... Только грязные ноги по-прежнему вызывали отвращение.

- Нам пора в путь, Даина Дахам, - сказал он.

Бейри разомкнула веки.

- Что... что ты со мной сделал?

- Ты будешь чувствовать себя немного разбитой, но это пройдёт.

Она медленно села, недоверчиво провела рукой по голой шее и уставилась на валяющуюся рядом цепь с открытым ошейником.

- У нас нет времени, - поторопил зинн. - Я хочу уйти до рассвета. Садись и ешь. Только сначала умойся. И ополосни ноги.

Диана уставилась на него с недоумением, потом неожиданно хмыкнула:

- И последний босяк на Зиннии не выйдет за ворота без сапог. Путеводитель по мирам Альянса, страница восемьсот шестая.

Два года назад эта бейрийская острота была ещё совсем свежей.

- Ты знаешь дорогу в Синелесье? - спросил он.

Весёлость вмиг пропала с её лица.

- Это самоубийство, Себейк! Идти придётся через Волчий Язык. Головорезы Ахвен-удда прикончат нас, если вы не предъявите татуировку и охранную грамоту. А ваше оружие только добавит им злости. Можно, конечно, двинуться через лес, но там не миновать безголовых... Поверьте мне на слово, Себейк, без рыцарской татуировки вам в Синелесье не пробиться, и вы не сможете выручить своего соплеменника, если будете скрываться, как затравленный зверь.

- Когда и где состоится следующий рыцарский турнир?

- Через шесть декад в Трёхречье будет турнир воинов.

- И всё?

В комнате по-прежнему было темно, а свеча как раз готовилась погаснуть. Себейк запалил от неё вторую. Двойное пламя на миг озарило его резкие черты. Огонёк первой свечи сошёл на нет, исторгнув прощальную струйку вонючего дымка.

Даина потупилась.

- Рыцарские турниры проводятся раз в три года.

- На всём Табтале?

- Вы... твёрдо намерены участвовать?

- Я задал тебе вопрос! - прогремел Себейк.

- А я собираюсь назвать моё условие.

Он усмехнулся. Молодец девка.

- Говори.

Бейри шумно вздохнула и стиснула руки в замок.

- Женись на мне.

- Что-о-о?

- Что слышал! По закону, официальная жена рыцаря не может быть обращена в рабство даже после его смерти. При отсутствии взрослых сыновей она наследует всему его имуществу, а если рыцарь безземелен, получает пенсию от территориального совета. - Даина ухмыльнулась: - Думаю, мы не будем заводить сыновей.

- У тебя есть чувство юмора. Это хорошо. Но мне в дороге клоуны не нужны.

- Вы не знаете, где проводятся турниры, - быстро, с паническими нотками в голосе проговорила бейри.

- Я могу спросить у Гиларэ. Скажу, что хочу подобрать себе крепких солдат, и уговорю ехать со мной.

- И при нём внесёте своё имя в список участников?

Зинн пожал плечами.

- Когда я получу рыцарскую татуировку, это не будет иметь значения.

- Хорошо! - взорвалась Даина. - Перережь мне горло и иди целуйся со своей диззавельской свиньёй, потому что если ты возьмёшь меня с собой, я тебя выдам!

Себейк сделал недоумённую мину.

- А я-то хотел отпустить тебя на все четыре стороны. Но если ты настаиваешь... Ладно. Положим, я соглашусь. Что тогда?

- Я помогу вам добраться до места, уберегу от просчётов и буду всячески поддерживать ваш рыцарский имидж. Вы совсем не знаете этой планеты, Себейк. Поверьте, я говорю так не для того, чтобы набить себе цену. Ну что вы теряете, женившись на мне? Если вам нужна свобода, чтобы путаться с другими женщинами...

Зинн расхохотался во всё горло.

- Я помогу найти вашего соплеменника, - торопливо прибавила девушка. - Если он ещё жив.

- Даже если мёртв.

- Хорошо, - удивлённо согласилась она. - Даже если мёртв. Так когда мы поженимся?

- Как только я выиграю Синелесский турнир.

Себейк улыбнулся ошеломлённой Даине:

- Всего через две декады, верно? И как раз в нужном месте.

С минуту она молчала, пристально глядя на него и потирая шею.

- Зачем ждать до турнира? Можно расписаться раньше. Если ты всё равно собираешься переправить регистрационный номер.

Сообразительна, чертовка!

- Хочешь, я и тебе сделаю?

Бейри заколебалась.

- Здесь это выгодно. Но там, - движение глазами вверх, - будет трудновато доказать, что я попала на Тюрьму не по заслугам.

- Любой чиновник Альянса быстро проведёт биоидентификацию и восстановит твоё доброе имя, вернее докажет, что оно принадлежит тебе. Кроме того, это не лазер-татуировка, а обыкновенная светочувствительная краска, нанесённая и облучённая особым способом. Её легко удалить.

- Почему вы рассказываете мне это?

Себейк посмотрел в её настороженные глаза.

- А почему бы нет?

Он бросил Даине полотенце, велев собрать остатки еды, и удивился, когда она принялась заталкивать в тощий узел ненавистную цепь.

- Думаешь, тебе будет её не хватать?

Бейри взглянула исподлобья.

- Это, - она приподняла цепь и покачала на ладонях, как бы взвешивая, - целое состояние. На Табтале металл очень ценится. Но если у вас есть другие источники существования, ничтожная рабыня смиренно умолкает.

- Ну-ну, не дуйся. Мы ведь почти женаты.

К вечеру они добрались до небольшой деревушки под названием Мора, где отдали железный ошейник коневоду-дравану за пару верховых буглиан.

- Здесь лучшие табуны на всём Табтале, - с отвращением произнесла Даина на бейрийском, когда они выехали за ворота усадьбы. - С буглианами обращаются как с безмозглым скотом. Им даже не разрешают разговаривать! Используют на тяжёлых работах как тягловых и ездовых животных. А ведь Табталь на их языке означает "место обетованное"!

Себейк кивнул. Он ожидал встретить на Тюрьме видовую дискриминацию. До буглиан ему дела не было.

Цепь он обмотал вокруг талии под курткой и расплачивался звеньями на постоялых дворах. Завидев железо, хозяева всех мастей и наречий делались одинаково любезными. Богатым клиентам всегда был готов сытный ужин и уютный ночлег. Себейк завёл себе крепкую дубину и кремниевый нож, которые носил на виду. Смирив гордость, научился кланяться рыцарям и железным воинам.

Одно звено цепи он потратил, чтобы купить Даине обувь - полусапожки, сшитые из кожи катруба его же жилами, - и накидку из тяжёлой шерсти. Днём ещё припекало солнце, но к ночи температура резко падала, а по утрам почву прихватывал заморозок. Себейк чувствовал себя превосходно, но теплолюбивая бейри дрожала в своём холщёвом рванье.

В первую же ночь в придорожном трактире Даина попыталась залезть к Себейку в постель. Он столкнул её на пол.

- Я обещал жениться на тебе, а не спать с тобой.

- И поэтому я должна провести ночь на голых досках?

Её глаза блестели - он не понял, от гнева или от слёз.

- Хочешь тепла? - Себейк зевнул и повернулся на бок. - В этом клоповнике найдётся немало желающих пустить тебя под одеяло, да ещё отвалить за услуги кусочек олова.

Кажется, дура вообразила, что перепихнувшись с ней, он не сможет её убить.

А насчёт паразитов Себейк беспокоился зря. Вшей у Даины не было. В каждом селении имелись общественные бани, повсюду были устроены специальные отхожие места и мусорные ямы, помои запрещалось выливать на улицу - рыцари боялись эпидемий, выкосивших в годы освоения пол планеты. Забавно, думал Себейк. Космические изгои привезли на Тюрьму не только свои преступные наклонности, но и кое-какие полезные достижения цивилизованного мировоззрения.

- Стервятники строго карают за нарушение правил, - рассказывала Даина. - И ещё строже - за уголовные преступления. Тюрьма отнюдь не рай для воров, как думают многие в Альянсе. К ворам здесь как раз очень суровы. На первый раз, если по мелочи, секут розгами, в случае рецидива отрубают руки, ну а кто и после этого не образумится, лишится головы. И, знаешь, действует. Преступников здесь не больше, чем на любой добропорядочной планете. Другое дело, что сами стервятники плюют на писаные ими же законы, а проступки рыцарей может судить только рыцарский совет.

- Ты считаешь, что однорукий зинн поплатился за воровство? - спросил Себейк.

- М-м... Не думаю. Ворам обычно рубят только кисть, а у него руки не было по локоть.

Этот разговор состоялся на третий день их совместного путешествия. Себейк принял к сведению всё, что услышал, а наблюдения убедили его, что Даина чистоплотна и опрятна, если у неё есть возможность следить за собой. По её совету, он купил ароматический порошок из коры местного дерева, которым табталиане чистят зубы. На следующую ночь он позволил ей лечь рядом с собой, но не тронул и пальцем.

Глава 12. Смерть на Тарке

Ментосфера "Четвёртого неба" подобна космосу - больше, разнообразнее, ярче обычной сети и куда как соблазнительнее. Каждый день, возвращаясь в необжитую квартиру Тхонга, полную таящихся по углам призраков, оставаясь наедине со своими страхами и разъедающей душу горечью, я не могла побороть искушение и снова ныряла в звёздные реки, галактические моря, разноцветные океаны газовых туманностей, сотканные из мириад бит информации. Я искала забвения, и мне было всё равно, что станет с моим разумом.

Ночью активность в инфосфере почти не снижалась, сотни искорок, обозначавших чьё-то присутствие, летели по далёким траекториям, некоторые приветливо мигали, приглашая к общению, но я чувствовала себя слишком разбитой и несчастной, чтобы заводить знакомства. "Привет". - "Привет. Я Икс". - "А я Селена". - "Ах, новый ксеноисторик! Ну, как дела на научной ниве?" - "Паршиво. И вообще я здесь вроде заключённой..." Сетевые обитатели не любят, когда им плачутся в жилетку, и я в очередной раз предалась любимой забаве - блужданию по сенсорной системе станции, без стыда и угрызений совести, как опытный соглядатай.

Ого, а это что за ответвление? Тут я ещё не была. Ну-ка, посмотрим.

В первое мгновение я решила, что попала на какое-то шоу: посреди затемненной комнаты клубился вихрь огня, голографические вспышки прыгали, кружились и, вытягиваясь лентами, свивались в огромную сферу. Внутри неё, под сияющей кисеёй, таяли, не успев родиться, невнятные видения... какие-то люди... много людей... то ли праздник, то ли массовая катастрофа... Я увлеклась танцем пламени и только через пару минут вдруг осознала, что у шоу есть зритель. На подвешенном в воздухе мате, подогнув под себя ноги, недвижимым изваянием сидел Ту. По его лицу метались блики, глаза, сосредоточенные на представлении, горели, как плазма звезды....

Я ничего не знала о религии идонов. Само собой считалось, что у рациональных созданий вроде них не возникает потребности искать моральной поддержки у мнимых потусторонних сил. Но здесь, на станции, Ту - единственный из своего народа и занимается не подобающим идону делом. Что, если ему так же одиноко и плохо, как мне?

Во мраке очертился прямоугольник света, возникла плечистая фигура, разноцветные отблески заплясали на чешуйчатом жителе.

- Вредно напиваться в одиночку.

Перед лицом первородных стихий, мрака и пламени, твёрдый сардонический голос Кимона Дерета прозвучал кощунственно.

- Я не пью, - отозвался Ту после долгой паузы.

Тихо клацая по полу коваными каблуками, Дерет обошёл пылающий шар.

- На днях годовщина.

Ту не повернул головы.

- Десять тысяч, - сказал он. - Три тысячи бойцов. Остальные - их жёны и дети. Гражданские беженцы. Раненые. Больные. Старики.

- Фанатики. - Мат, на котором сидел идон, парил в полуметре от пола, и Дерет глядел на шефа-претора сверху вниз. - Никто не мешал им подняться наверх.

- Вы бы их всё равно расстреляли.

- Только командиров. Наши люди вывели, кого смогли. Двести тридцать пять ярбиан. И одного идона. - Дерет помолчал. - Я говорил вам, что это было глупо?

- Много раз.

К моему удивлению, Ту бесшумно подвинулся, давая место Дерету. Мат был довольно широк. Карзд уселся, по-турецки скрестив ноги, развалив в стороны колени. Альфа-самец во всей красе.

- Вы сделали всё, чтобы спасти их.

- А вы, чтобы погубить.

- Я исполнял свой долг. Как и вы - свой. Жаль, ваши соплеменники этого не оценили.

Золотые глаза закрылись и открылись снова.

Больше не прозвучало ни слова. Карзд и идон молча смотрели в огонь, и я смотрела вместе с ними, а в огне вставали картины немой агонии тысяч людей. Что с ними сделали - отравили газом, погребли под обломками? Было жутко, но живое сияние завораживало.

Вдруг Дерет приподнял голову и уставился прямо мне в лицо. Я вздрогнула, но, преодолев испуг, осталась в сети. Знаем мы этот фокус...

Кто-то мягко поскрёбся в моё сознание, и я машинально, не желая отрываться от удивительного зрелища, не потрудившись опознать вызывающего, открыла канал связи.

И подпрыгнула как ошпаренная.

"Когда-нибудь, Фенгари, любопытство тебя погубит, - Дерет неподвижно сидел рядом с Ту, но его голос, цепкий, как клещ, намертво впился в мой разум. - Хочешь знать, на что я подловил этого парня? Я заставил его указать диверсанта, который взрывал наши корабли, пригрозив, что иначе казню заложников. Бедняга изо всех сил старался остаться хорошим идоном, но свои не приняли его. Когда я узнал, что он побирается на Химере, я взял его на "Четвёртое небо". Мне пришлось надавить на многие рычаги, чтобы добиться его назначения, но я ни разу об этом не пожалел".

Я взмокла, словно стояла у плавильной печи, но не могла разорвать связь и не смела отвести взгляд от лучистой круговерти.

"Это хайденьский валиол, - сказал Дерет. - Изысканное средство забвения для глубоких и утончённых умов... А что, Фенгари, может, присоединишься? Как там говорят на твоей исторической родине - сообразим на троих?"

С издевательским смехом он ушёл из моих мыслей и почти сразу вскочил с мата, задев Ту локтем.

- Там был изменник... - произнёс идон, не глядя на него. - Марионетка, для управления которой вы наняли телепата с Аровита.

- Потому что вы отказались.

- Тогда я не понимал, что вы затеяли. И всё время ломал голову, как человек, подобный Зебору, мог предать своих товарищей. Когда я столкнулся с ним лицом к лицу, то почувствовал: его ум был пуст, и где-то на другом конце этой пустоты ощущалась чужая воля... Его дочь говорила тогда, что он очень переменился. - Ту вскинул глаза на Дерета. - Я ещё раз просмотрел отчёты наших людей о миссии на Тарке, и вот что мне подумалось. Среди ритовиан встречаются люди с эмпатическими задатками. Что, если Салхарни кто-то контролировал, и на Тарк он вернулся по приказу, а когда сослужил свою службу, от него избавились? Те же самые люди, которые позже, в "Безмятежности", использовали для маскировки его голограмму...

- Полагаю, этого мы никогда не узнаем.

- Да, но я тревожусь, нет ли на "Четвёртом небе" таких, как он.

- Что вы предлагаете - проверить всех ритовиан? Или просто выставить их со станции?

- Это не обязательно ритовианин. А выявить хорошо настроенную марионетку без ментоскопирования почти нереально. Мы можем лишь попытаться сузить круг поиска.

- В таком случае, шеф-претор, у вас много работы. Не засиживайтесь.

Карзд подмигнул мне и вышел. Кажется, слегка покачиваясь. Ту повернулся и посмотрел в ту же самую камеру, что до него Дерет. Он ничего не сказал, ничего не сделал, но меня обдало жаром стыда.

В смятении я кружила по ментосети без смысла и цели, пока подсознание не отыскало дорогу туда, где мне давно уже следовало побывать.

Из ментодневника старшего агента Кантемира Саттона. Таркианская держава. Планета Тарквина. Первый город. Дата: 07.10.13 УГС. Время: 04.25.01 ЮВВ.

Императорский советник Мантегон прислал за нами самоходную карету из личного гаража своего сиятельства. Огромное медлительное чудовище, похожее на испанский галеон времён "Непобедимой армады", сверкнув на солнце красноватыми лаковыми боками, причалило прямо к крыльцу гостевого покоя. Заполнило матёрой тушей парковочную площадку, добрую часть улицы, а нос и корму выставило в переулки по обе стороны отеля, загородов дорогу не только проезжему транспорту, но и пешему люду.

Никто не роптал - гостевой покой вкупе с окрестными домами принадлежал Мантегону, весь квартал вместе с жильцами, дворами, улицами, лавками, кабаками и борделями находился под его покровительством. Мы видели, как несколько человек, отвесив карете поклоны, смиренно отправились искать обходной путь. Ещё с десяток остановились поглазеть. Не каждый день сиятельный хозяин удостаивает подданных счастья лицезреть дворец на колёсах, инкрустированный гербовыми орнаментами, украшенный флагами и вымпелами, ощеренный крохотными бойницами, из которых выглядывали хищные рыльца лучевиков. Боевой корабль во всей красе. Не удивлюсь, если в багажнике у них припрятаны абордажные крючья.

Лысый слуга в чёрной с серебром ливрее провёл нас в просторный салон в коврах и гобеленах, без окон, но с парой обзорных экранов, которые показывали, что происходит снаружи. На низкий квадратный столик выставили напитки, закуски и предложили окурить нас какой-то дрянью, вонючей, как скунс в брачный период. Даже Латриш, гордящийся своей гумирианской выносливостью, кашлял взахлёб, долго сморкался и вытирал слёзы.

Дорога казалась бесконечной. Это у нас важные персоны носятся с ветерком. На Тарке полагают, что благородной особе пристала степенность. Императорский советник, укрытый от глаз плебса толстыми бронированными стенками лимузина, мог и в дороге заниматься делами - я заметил убранные под потолок компьютерные консоли. А мог завалиться с парой-тройкой красоток на диваны, такие низкие и мягкие, что сидеть на них было неудобно, зато кувыркаться с заводной подружкой - в самый раз.

Мы с Латришем убили полтора часа, играя в "Галактический квест" и "Раздень туземку". Материалы дела мы и так знали наизусть - краткий сухой отчёт таркианских сыскарей, данные о вскрытии, пропажа артефакта, бегство и гибель подозреваемого. Не факт, что история с кражей вообще имеет отношение к нашему делу. Просто ушлый парень надеялся воспользовался отлучкой шефа, чтобы толкнуть перспективный, с его точки зрения, товар, но просчитался. С другой стороны, на "Четвёртом небе" больше зацепиться не за что. Убийцу профессора и похитителя корда следовало искать на Тарке.

И вот мы здесь, на этой провонявшей луком планете, и за три дня не продвинулись ни на шаг. У тарков нет общегосударственной полиции. Среди императорских служб уголовными преступлениям ведает так называемое Гражданское Бдение, но каждый вельможа, вроде Мантегона, держит своих ищеек - на совершенно законном основании. А поскольку профессор был личным гостем советника и напали на него в заведении, принадлежащем коммерсанту под протекцией Мантегона, то за расследование смерти Тхонга взялись его люди.

В императорском Бдении с нами даже разговаривать не стали, отфутболили к мантегоновым шавкам, а те оказались ребята занятые, у них, видите ли, нет времени возиться с чужаками. Зато они подсуетились приставить держиморд к гостевому покою. Всякий раз, как мы высовываем нос из отеля, нас тут же водворяют обратно. Само собой, для нашей же безопасности. Тхонгу, мол, позволили ходить, куда захочет - и чем это кончилось? Управляющий покоя уверял, что после аудиенции у советника всё изменится. Дай-то бог.

Резиденция Мантегона была, как и следовало ожидать, громадна и роскошна. Но от дворца, смахивающего на увеличенную в тысячу раз драгоценную шкатулку, веяло бесприютностью. Он высился в центре пустоши, гладкой и ровной, как военный плац - ни деревца, ни кустика, ни травинки, ни розочки. Тарки не сажают растений для красоты. Во всей их чёртовой столице мы не встретили ни захудалого скверика, ни паршивенькой клумбы. Даже знатный сановник вместо парка окружил себя мёртвой зоной. То ли из соображений безопасности, - не зря же карета у него с пулемётами, - то ли дабы явственнее ощущать себя пупом земли.

Я послал это предположение Латришу, и тот беззвучно расхохотался, сверкнув по-звериному острыми зубами: "Не, чирьем на заднице!"

Через пять минут у нас обоих пропала охота смеяться. Под охраной четверых амбалов, рядом с которыми гостиничные молодцы смотрелись изнеженными рохлями, нас спустили под землю, загнали в стерильный каземат, отобрали одежду, сбрили с тела всю растительность и голенькими, как из маминой утробы, отправили на сканирование. Обследовали каждый сантиметр кожи, заглянули в пах и в задний проход, просветили изнутри, заставив проглотить толстую кишку с камерой, продезинфицировали каким-то едким паром, вместо одежды выдали широченные белые балахоны до пят и объявили, что если мы согласны вести себя сообразно данным предписаниям, нам позволят предстать пред ясновельможны очи.

К этому времени я сжимал зубы так, что челюсти ломило, а Латриш, ставший из бронзово-смуглого багрово-коричневым, прямо-таки весь шкварчал, будто антрекот на сковородке. Пока шла экзекуция, он дважды поднимал бунт, и тогда дюжие здоровяки с флегматичными рожами лениво заламывали ему руки и держали согнутым в три погибели, а мы с герольдом советника уговаривали буяна смириться.

Нам выдали респираторы - чтобы выдыхаемый нами воздух, полный инопланетных бактерий, не причинил вреда советнику, а потом, босоногих, бритых, в покойницких саванах, в собачьих намордники, погрузили в лифт и отвезли наверх, в огромный зал с окнами во всю стену. Из окон открывался вид на далёкие холмы и речку, которая петляла между ними, поблёскивая под полуденным солнцем.

У входа в комнату аудиенций нас ждало ещё одно унижение. Перед самой дверью слуги разложили на полу квадратные матрасики, велели нам взойти на них, сесть на корточки, склонить головы и не шевелиться под страхом смерти. Укрыли наши голые ступни подолами саванов, сами впряглись в прикреплённые к матрасикам постромки, и едва двери с торжественным перезвоном растворились, потянули нас волоком по зеркально отполированному паркету внутрь помещения, которое у нас не было права рассматривать.

Латриш тут же нарушил запрет. Я хотел его одёрнуть, но плюнул и решил - будь, что будет. Покажем этим раболепным ублюдкам, что цивилизованные люди не склоняют головы перед спесивыми феодалами. Я только надеялся, что у гумира хватит благоразумия не вскочить на ноги - слуги, тянувшие подстилки, тоже семенили на карачках, и даже герольд поспешал к трону владыки на полусогнутых.

Что ж, императорский советник Мантегон явил себя во всём величии и самодурском блеске, дав понять инопланетным визитёрам, что их, то есть наша, доля - пресмыкаться в грязи.

Устланная золочёными покрывалами громоздкая тахта, на которой возлежало его хамское благородие, стояла посередине высокого подия. Над тахтой высился навес с хитро задрапированной маркизой. Стена позади неё сверкала, будто россыпь алмазов.

Хозяин всей этой роскоши, средних лет тарк с крепким бочкообразным телом, был так же гол, как мы внизу, во время обыска.

Шелковистой струёй стелились по полу длинные ухоженные волосы красивого платинового оттенка, наверняка крашеные, и это выглядело чертовски странно. В этнографической справке сказано, что низкорождённые тарки щеголяют лысыми, гильдейским торговцам дозволяются куцые хохолки на макушках, не владетельные и служилые аристократы носят короткие стрижки. Про высших сановников ни слова. Честно говоря, встречая тарков на "Четвёртом небе", я был уверен, что они безволосы от природы.

Но самым большим сюрпризом стали не длинные патлы Мантегона, а создания, которые, стоя на коленях, бережно водили по этим патлам блестящими гребнями, скоблили владыке пятки, полировали ногти, умащивали бурую складчатую кожу вонючими притираниями. Головы коленопреклонённых были густо укутаны яркой воздушной тканью, лица скрыты, только сквозь узкие щёлки мерцали тёмные, влажные, совсем не таркианские глаза - будто драгоценные камни, припрятанные в лепестках пионов. А вот стебли под ними...

Каких только слухов не ходит о таркианских женщинах. Будто это живые инкубаторы, безмозглые горы плоти, без конца производящие потомство, как пчелиные матки. Или что они сильнейшие аффекторы, которые с помощью секса и гипноза вертят мужчинами как хотят, а сами остаются в тени. В космопорту и на немногих улицах Тарка, которые мы успели увидеть, нам попадались только мужчины. Некоторые, держась жилистыми руками за тонкие чёрные оглобли, влекли за собой короба-двуколки чуть больше собачьей конуры. В задней стенке была прорезана дверца, в дверце оконце, забранное частой сеткой. Нам с Латришем пришло в голову, что таким манером тарки перевозят своих жён и дочерей, а значит, их женщины малы ростом и худосочны - другие в эти скворечники не поместятся.

Чёрт возьми, как же мы ошиблись!

Под пышными соцветьями тюрбанов, от шей-цветоножек до самого пола струился лёгкий газ, не скрывавший решительно ничего - ни одного изгиба, ни одной выпуклости восхитительно роскошных тел. Таким бюстам позавидовали бы лучшие танцовщицы из стрип-бара "Жаркие звёзды". Невозможно было вообразить это великолепие скрюченным в коробчонке на колёсах...

"Кент, ущипни меня! - донёсся по ментоканалу ошалелый голос Латриша. - Это что, бабы? Таркские бабы живьём?"

"Полагаю, самые отборные", - ответил я.

Тарк на тахте наблюдал за нами с любопытством.

- В былые дни за один взгляд на моих служанок вам выкололи бы глаза, - добродушно заметил он. - К счастью, мы живём в просвещённые времена.

Он слегка шевельнул кистью, женщины встали в полный рост и повернулись к нам лицом, демонстрируя все свои прелести без утайки.

"Я понял, почему он принимает нас лёжа, - обрадовался Латриш. - Они же на голову выше любого ихнего мужика! Ну, не считая тех козлов в подвале..."

- Кроме того, в былые дни мы не брали в прислуги иномирянок.

Красавицы дружно сдёрнули покровы с лиц. "Юрвелианки! - разочарованно ахнул гумир, но через мгновение поинтересовался с азартом: - Эй, Кент, ты когда-нибудь был с юрвелианкой?"

- Выбирайте, которая нравится, - предложил Ментагон. - Велю прислать вам в отель.

"Одну на двоих?" - мысленно Латриш аж повизгивал от восторга.

Родовой титул советника состоял из пяти длинных таркианских слов, а на галакс переводился одним словом - князь. Именно так нам велели к нему обращаться - после того, как он первым заговорит с нами.

- Мы потрясены вашей щедростью, князь, но вынуждены отказаться. Устав воспрещает нам плотские удовольствия на службе.

Не успел я договорить, как Латриш взвился:

"Хвар тебя разорви! - он добавил пару слов покрепче и заныл: - Кент, ты что! Надо соглашаться. Он же обидится. Княжеская гордость, это ж понимать надо... Он нам расположение выказал, подарок хочет сделать, а мы..."

"Взятку он нам даёт, - перебил я. - Потом пойди отвертись".

"Да какая к чёрту взятка! Надо оно ему... Кент, слушай, ну давай возьмём. Интересно же! Ребята от зависти лопнут".

Латриш токовый малый, но когда дело доходит до женщин, перестаёт думать головой.

"До или после того, как ты помрёшь от дурной болезни?" - спросил я.

"Дурная болезнь - у служанки князя? Не смеши! Да их небось каждый день проверяют похлеще нашего!"

Лёгкий трёп по ментоканалу не мешал мне следить за Мантегоном. Советник жестом велел женщинам вернуться к прежнему занятию и произнёс:

- Похвальная дисциплинированность. Уверен, вы проявите столь же похвальное рвение, разыскивая виновных в гибели высокоучёного СимонаТхонга.

Обиженным он не выглядел. В низком, грубом, как наждак, голосе звучала прежняя ленца и лёгкая насмешка.

- Мы бы с радостью, - ответил я. - Но ваша полиция не стремится к сотрудничеству.

Пока князь готовился подать следующую реплику - неторопливо, с раскачкой, я выкроил пару секунд для ответа Латришу:

"Проверять, может, и проверяют. Но в этих сладких конфетках может дремать вирус, к которому у тарков иммунитет, а чужаки вроде нас с тобой, только подцепят, вмиг коньки откинут. Помнишь историю с повторным открытием Вейки, когда фахтезиане обрели свою потерянную колонию, и их там приняли с такой любовью, что две трети экспедиции перемёрло за неделю? Я, может, и выкарабкаюсь с моим иммунным щитом, а ты..."

"Ядрёна вошь, а я не догнал!" - выдохнул Латриш так испуганно, что я не удержался от назидания:

"Вот поэтому я старший агент, а ты просто агент. И подумай ещё вот о чём: что эти психи сделают с девочкой, осквернённой чужаками..."

Мантегон между тем покровительственно изрёк:

- Мои люди приучены защищать интересы своего князя. Но с этой минуты вы можете рассчитывать на всемерное содействие розыскных служб.

Я поблагодарил, понимая, что он ждёт благодарности, и решил развить успех:

- Нас уверяли, что мы сможем сами проводить необходимые следственные мероприятия. Осмотр места преступления, опрос свидетелей...

Советник нетерпеливо поднял руку.

- Я распоряжусь. - Кажется, мы ему наскучили. - Что-нибудь ещё?

- Пара вопросов, если позволите.

Милостивый кивок.

"Слушай, может, пойдём отсюда, - проворчал Латриш. - Всё равно этот эксгибиционист ничего путного не скажет, а у меня ноги затекли".

"Мало каши ел", - бросил я в ответ и обратился к советнику:

- Успел ли профессор Тхонг начать работу в архивах?

В единственном коротком послании на станцию старик жаловался на бюрократические проволочки и косность таркианских чиновников.

Служанка с притираниями добралась до причинного места господина. Князь блаженно застонал и вытянулся на тахте, закрыв глаза. "Вот скотина!" - то ли возмутился, то ли восхитился Латриш.

- Не могу сказать, - рассеянно отозвался Мантегон, не поднимая век. - Процедура оформления допуска сложна и требует времени.

- А вы не пытались ускорить её для своего личного гостя?

Я догадывался, что мой вопрос граничит с дерзостью, и добился своего. Тарк изумлённо распахнул глаза, потом усмехнулся:

- Я всего лишь императорский советник, а архивы находятся под личной высочайшей опекой нашего самодержца. Как вы сами отметили пару шиндонов назад, есть правила, которые не следует нарушать.

- Понимаю. Вы много общались с профессором?

- Не слишком. В самом начале у нас была пара интереснейших бесед, но потом государственные дела вынудили меня покинуть столицу.

"Как удобно!" - фыркнул Латриш.

- А могу я узнать, что побудило вас, князь, к такому исключительному поступку - пригласить на Тарк инопланетного историка?

- Наш народ известен своим гостеприимством, - хоботок советника дрогнул. Возможно, это было знаком иронии. А возможно, угрозы, потому что в следующий момент он добавил: - Но разборчив в выборе друзей... Я давно следил за работой высокомудрого Тхонга. Его учёность и прозорливость мышления неизменно восхищали меня. Я сам немного интересуюсь историей. Один из моих людей побывал на конференции, которая проходила на "Четвёртом небе" полтора года назад, и привёз мне полный отчёт. Зная, сколь мало времени высокомудрый провёл в наших краях, я был поражён глубиной и широтой его познаний, однако заметил некоторые досадные пробелы, которые возникли, безусловно, из-за нехватки внушающих доверия источников информации. Мне подумалось, что сей учёный муж достоин права войти в самое обширное в ойкумене хранилище истинных фактов прошлого. Светоносная Держава унаследовала юрвелианские архивы третьей эры, бесценные кладези мудрости...

"Ха, - фыркнул Латриш, - унаследовала!"

При распаде юрвелианской империи хоботоротые успели отхватить жирный кусок - пару научно-промышленных центров, крупнейшую кораблестроительную базу и планету, на которой помещался знаменитый на весь сектор университет. Тарки разорили его и разграбили, уничтожив бесценные базы данных, тысячи музейных экспонатов и перспективных экспериментальных образцов. Потребовалось личное вмешательство тогдашнего императора, чтобы прекратить вандализм, собрать уцелевшие материалы, перевезти на Тарк и упрятать в засекреченные архивы, где они века лежат мёртвым грузом. Тхонг не был уверен, что тарки сами потрудились изучить сокровище, которым обладают.

- ...сознаюсь, я не сразу вспомнил о своём намерении, а когда узнал, что в архивном управлении лежат три запроса от благородного Тхонга, решил в меру своих скромных сил посодействовать ему в приезде на Тарквину. Скажете мне, мастер, э-э, Саттон, вашим учёным лекарям удалось установить причину смерти высокомудрого?

Причуды компьютерного перевода давно перестали меня удивлять, но на этот раз выбор слов зацепил и позабавил: этот надутый индюк величает меня мастером, как члена какого-нибудь средневекового цеха ремесленников, а свою космическую глухомань ойкуменой - словом, которое со времён греков стало синонимом освоенного землянами жизненного пространства.

Ничего, мстительно подумал я, скоро ваш медвежий угол и правда войдёт в пределы ойкумены. Нашего звёздного дома...

- Причина проста, - ответил я, наблюдая за реакцией Мантегона. - Внезапная остановка сердца на фоне обширного инфаркта миокарда. Полагаю, прежде чем отправить тело на "Четвёртое небо", ваши медики пришли к тому же выводу. Однако они не могли знать, что несмотря на преклонные лета, сердце у профессора было вполне здоровым. Перед отлётом он прошёл всестороннее обследование, которое не выявило никаких признаков патологических изменений. А это даёт основания предполагать насильственную смерть. Например, за счёт ввода быстро разлагающегося яда.

"Ты что, - засуетился Латриш, - намекаешь на дырку у него в шее? Так ведь Дорн с Мартовым говорят, это чтобы вытянуть корд..."

"Подожди, - велел я. - Посмотрим, что скажет этот тип".

Советник молчал, глубокомысленно покачивая головой.

Нас предупредили, что вести беседу должен старший, то есть я, но Латришу не терпелось поучаствовать. "Спроси его, - зудел гумир. - Скажи, у вас, мол, на Тарке пришлых не любят. Может, кого-то из местных просто одолел приступ ксенофобии, и он решил, так сказать, очистить пространство..."

Открытый намёк на связь тарков с "Чистыми звёздами". Прямое оскорбление.

"Иди к чёрту", - ответил я.

- Что ж, - Мантегон опустил на грудь тяжёлый подбородок, показывая, что удовлетворён. - Не стану вас задерживать. Работайте.

- Последний вопрос. Вы не знаете, кто-нибудь на Тарквине мог желать зла профессору Тхонгу?

Латриш тут же съехидничал: "Как обтекаемо... дипломат хренов".

Мантегон повернулся на бок так резво, что аппетитные служаночки прыснули в стороны. Значит, пуганые. Знают, что барин со злости и зашибить может. Советник вытянул хоботок и вульгарно зашипел, забулькал, как безродный бродяга в подворотне. Сейчас велит гнать нас взашей. Но обошлось.

- На Тарквине! - бушевал князь. - Моему личному гостю! Ни за что! Однако, - добавил он, как-то вмиг успокоившись, - мне вспомнилось... Кто-то из моих парней говорил, будто в обители блаженства перед самой гибелью высокомудрого видели некоего ритовианина. Позже его опознали как члена одной из банд Чужеземного квартала...

Светоносная Держава, - голос князя набрал ораторскую силу, - великодушно дарует приют бездомным, таким как ритовиане, утратившие планету-прародину. Большинство с благодарностью принимают кров и заботу, честно трудясь на общее благо плечом к плечу коренными тарками. Но в стаде не без паршивой овцы. Долгие скитания без надёжного пристанища породили среди ритовиан неуважение к закону. Кое-кто из них не гнушается ни воровством, ни убийством по найму. Некоторое время назад поползли слухи о межпланетном преступном клане, члены которого убивают ударом отравленной иглы в шею. Мы полагали, что Тарквина свободна от этой заразы. Но, как видно, ошиблись.

"Ага", - сказал Латриш. Я ответил таким же многозначительным междометьем. Князь знал о следе укола, но не знал о ментокорде, иначе не стал бы так откровенно врать. Или он хотел, чтобы у нас сложилось именно такое впечатление...

Когда слуги волокли нас обратно к дверям, я заметил, что у Латриша проказливо дрожит уголок рта. Мой напарник держался за край подстилки, то и дело трогая пол кончиком своего презренного инопланетного пальца.

Из ментодневника агента Эргелькевиталя Те-Латриша. Таркианская держава. Планета Тарквина. Первый город. Дата: 07.10.14 УГС. Время: 32.14.22 ЮВВ.

Таркское солнце вроде ламп дневного света на нижних уровнях "Четвёртого неба" - белое, холодное, резкое. А полицейское управление, или как там зовут его хоботоротые, точно такое, как в любом углу вселенной - галдёж, суета, нервотрёпка. Трезвонят сигналы видеосвязи, волокут матерящихся задержанных, детективы с засученными рукавами, устало переругиваясь, глотают какое-то пойло из пластиковых стаканчиков, даром что весь этот ералаш подчиняется феодальному владыке... Саттон сморщил нос, а я себя, честное слово, как дома почувствовал.

Приняли нас на этот раз не то чтобы с распростёртыми объятьями, но вполне приятельски, даже налили местной бурды и выделили стол, один на двоих. Такое, видно, оно, хвалёное таркское гостеприимство - девку вторую пожалели, с рабочим местом пожадничали. Ладно, без места обойдусь, но вот девку взял бы, а чтобы местные не обидели, с собой бы увёз. Да не судьба.

Шеф следственной группы, деловой парень, жаль носом всё время хлюпает, битый час талдычил Саттону о чужеземной банде, торгующей контрабандным товаром, и о том, как они разрабатывают ритовианский след. На меня ноль внимания. Начальник говорит только с начальником. А мне что, пойду осмотрюсь, с простыми копами словечком перекинусь.

Нам от князя-свет-голопузого шевроны выдали - медальки с бантиками, на плечо крепятся. Ходим, как ярмарочные шуты, курам на смех, зато местная шпана перестала под ноги плевать, только косятся да хоботами дёргают. Вот и сыскные вроде бы рады морду отворотить, а глянут на шеврон, вздохнут и подвинутся: садись, коллега!

Сел я, визор поправил - отвык уже таскать на носу эту штуку, но что поделаешь - маскировка! Говорю, работа собачья, шеф гоняет с утра до ночи как савраску - а чего, спрашивается, ради? Вы же во всех этих местах были, с кем надо потолковали, зачем лишний раз мельтешить? Вот мы вчера полдня гостиничную прислугу опрашивали, только зря вспотели. Горничные (мужики!) с коридорными глазами хлопают, врут, не краснеют - мне одно плетут, шефу другое, нам обоим третье. Как вы, парни, говорю, с ними ладите, ума не приложу. Это ж свидетельские показания, юридическую силу имеют, как, при таком отношении, на них полагаться...

Тут один пацан возьми и брякни: А мы и не полагаемся. У народа язык без костей, болтает абы что. В обители блаженства, где вашего деда кокнули, - так и сказал "кокнули", не постеснялся, - малахольный один нёс околесицу про какую-то инопланетную бабёнку. Каково! "Безмятежность" заведение солидное, туда баб два раза в год на праздники привозят, сам понимаешь для чего. А если мы видим, что человечек и правда что-то знает, но говорить не хочет, мы его под локоток берём... Тут хоботоротый из-за соседнего стола как двинет моего говоруна кулаком в плечо, у мальчишки аж зубы клацнули. Он рот захлопнул, сидит глазёнками лупает, прикидывает, какой ему нагоняй за трёп выйдет. Верно говорил командор Иван Бехметьев: "Болтун - находка для шпиона".

Я ноги в руки: спасибо, братцы, за компанию, побегу дальше землю рыть, пока шеф уши не надрал. Налетаю на Саттона. Он злой как чёрт, аж пар из ушей. "Я его спрашиваю, какое отношение ваши контрабандисты имеют к убийству Тхонга, а он мне заливает про статистику преступлений среди инопланетян!" Тут-то я и подкидываю наводочку: "Ищите женщину, господин очень важный старший агент. Поскакали, Кент в обитель блаженства, пока след не остыл". Он было загорелся, потом крякнул с досады: "Не выйдет. Нас Гетрог, управляющий архивами, ждёт. Пактан договорился. А управляющий у них птица важная, вроде Мантегона. Так что не отложишь и не перенесёшь". И выматерился по ментоканалу.

Этого Пактана нам выдали вместе со столом и прилагающимся к нему компьютерным терминалом. Чтобы держал в курсе полицейских дел и посредничал в контактах с местными. Саттон, простая душа, сперва обрадовался. Я-то сразу смекнул, что к чему, а когда Пактан взялся всюду за нами таскаться и заглядывать через плечо, даже Саттон признал, что от помощника-соглядатая больше вреда, чем пользы.

Ладно, в архив так в архив.

Саттон строго-настрого наказал не дёргаться, терпеть, когда снова обыскивать станут. И я терпел, ох как я терпел! Я же воин в десяти поколениях, меня учили сдохнуть, а честь соблюсти... Архивная стража поделикатнее княжьей оказалась. Но всё равно, когда один ко мне со спины зашёл и велел нагнуться, я ему в хоботоротую харю такого газу пустил, что впору в обморок хлопнуться. А он ничего, гнида, хрюкнул и говорит: "Ноги пошире".

Балахоны на этот раз нам выдали не белые, а бурые, к ним шерстяные онучи и потом уже, у самого кабинета, жуткую такую обувку с ремешками на деревянной подошве в локоть высотой. Чтобы наши поганые инопланетные ноги были подальше от пола, по которому изволит ступать благородный управляющий... Одно порадовало: помощничку нашему отворот поворот вышел. Управляющий, мол, дал согласие на беседу с парой чужаков, а тебя, приятель, тут не стояло.

Перед дверью сопровождающий повторил указание: повернуться спиной и двигать задним ходом, пока не будет команды "стой". Это у них древний ритуал для отвращения нечистых сущностей. Саттон говорит: без проблем, нам, нечистым, не привыкать. А вы попробуйте-ка топать тылом наперёд, не подглядывая, да ещё на ходулях. Я, честно говоря, чуть не сверзился. "Куклам с Юрвелии, значит, ножками можно, а из нас, мужиков, аистов делают", - посетовал я. "Это потому, - с мрачным смешком отозвался Саттон, - что женщины, по их понятиям, вроде движимого имущества. Мы же всё-таки люди, пусть и третьего сорта".

Идём мы - бряк-бряк деревяшками - и вдруг ставлю я в очередной раз ногу, чую, что колодка нашла опору, но характерного стука не слышу. Это мне и помогло. Когда я второй ходулей за край ковра зацепился, то сумел кое-как выправиться, не полетел вверх тормашками.

Ещё через пару шагов велели нам жать на тормоза. По инструкции, после этого надо было сразу сесть на корточки и так, не оборачиваясь, вести разговор. Эх, думаю, вызвать бы сюда пятую дивизию быстрого развёртывания, у меня там дядька служит, да шандарахнуть по этому дерьмовнику всем боекомплектом!.. Но тут раздаётся приятный такой баритон:

- Оставьте церемонии, господа. Слезайте со своих подпорок и прошу садиться.

Я ушам не поверил. Может, думаю, мы по ошибке в посольство Конкордата забрели? Оборачиваюсь - нет, тарк. Платиновые космы до плеч, одет прилично. Указывает нам на кресла. Кабинет обставлен по-учёному. Стол чуть не в полкомнаты, экраны, консоли, стеллажи на три стены - диски, кристаллы, ещё какие-то накопители, но больше всего старинных свитков и книг, некоторые до того здоровенные, что в одиночку не поднять. Заходит слуга, ставит поднос с чашечками и тарелочку с чем-то похожим на бисквиты.

Гетрог нам:

- Я удостоверился, эта пища не причинит вреда вашему организму и доставит наслаждение вашим вкусовым рецепторам.

И правда, чаёк оказался ничего, хотя на мой вкус, сладости маловато, а пирожные я почти все умял в одиночку, пока Саттон с управляющим лясы точил.

- Обычно, - это Гетрог, - я не встречаюсь с чужеземцами, но меня очень просили вас принять. Хотя, право, не представляю, чем могу быть полезен.

- Мы по делу о гибели профессора Симона Тхонга, - это уже Саттон. - Разве вас не предупредили?

- Предупредили. И настоятельно рекомендовали не отвечать на ваши вопросы, что в принципе нетрудно, ибо я не знаю ничего, что имело бы касательство к расследованию смерти профессора или самому профессору, которого я ни разу не видел. Императорские архивы познания прошлого закрыты для иномирян.

- Но князь Мантегон уверил, что добился для профессора Тхонга разрешения поработать у вас, а оформление допуска было только вопросом времени.

Бровей у тарков нет, но лоб Гетрога над правым глазом собрался в складки так, будто он поднял одну.

- Князь, конечно, фигура влиятельная и волен распоряжаться многими вопросами, но императорские архивы под его ведение не подпадают. Насколько мне известно, чужие были допущены в хранилище лишь дважды, по личному распоряжению самодержца. Последний раз это произошло полвека назад, за пару лет до того, как я вступил в должность. В отношении Симона Тхонга я от моего владыки никаких распоряжений не получал. И хотя я знаком с работами профессора и чту его высокую учёность, моя обязанность - беречь наши традиции...

- То есть вы ему отказали? - уточнил Саттон.

В ответ поднялась вторая "бровь".

- В последние месяцы я не получал прошений от инопланетян. Есть несколько старых запросов. Последний отклонён год назад.

- Вас лично информируют обо всех подобных случаях? Не может быть, что прошения лежат где-то в низовых службах?

- Я подумал об этом, - управляющий неспешно кивнул. - Проверил как раз перед вашим приходом. Ни от самого профессора, ни от советника Мантегона как его возможного патрона просьб о доступе в хранилище не поступало.

"А, может, врёт дедуля? - подбросил я Саттону идейку. - Или подчинённые морочат ему старую башку. Или у него вообще маразм".

- Если бы я знал, что профессор в столице, - продолжил Гетрог, помолчав, - я возможно, пригласил бы его на беседу. И если он не только учён, но и мудр, как о нём говорят, не исключаю, что я рискнул бы просить за него самодержца. Однако я услышал о пребывании Симона Тхонга на Тарке только после его прискорбной кончины. Мне жаль, господа, но я ничем не могу вам помочь.

- Вы уже помогли, - задумчиво ответил Саттон. - И, господин управляющий... вы не разрешите нам побеседовать с вашими подчинёнными?

Старик вздохнул:

- Я огорчён тем, что вам недостаточно моего слова. Впрочем, я понимаю: вы меня не знаете, и на вашей родине другие обычаи. Что ж, я распоряжусь. Но хочу заметить, что вы напрасно потеряете время. Причастных к гибели профессора вы здесь не найдёте.

Он оказался прав. По крайней мере насчёт времени. Что до остального... допрос шёл не так, как мы рассчитывали. Нас не пустили ходить по отделам, а посадили в маленькой каморке и по одному приводили клерков, которые имели хоть какое-то отношение к получению и обработке инопланетных запросов. Всё, что можно сказать наверняка: они и правда работники архива, знают, о чём говорят, и никого нам не удалось подловить на явном вранье.

Провозились до вечера, устали как собаки, выцарапывая ответы из мелких чинуш, куда более чванливых, чем их начальник, и не продвинулись ни на полшажка. Пактан, гадёныш, дожидался снаружи - вот терпение! - и пока провожал нас до гостиницы, чтобы сдать с лап на лапы тамошним гориллам, всё пытался выспросить, чем мы так долго занимались в архиве, неужели целый день беседовали с высокородным управляющим?

Уж на что Саттон парень правильный, а тут не утерпел. Господин Гетрог, говорит, устроил нам экскурсию по архиву. Было так интересно, что мы потеряли счёт времени.

Пактан-прилипала минут пять глазами хлопал и булькал сопаткой, как слон во время насморка. Потом понял и надулся - обиделся, видите ли. А, может, прикинулся. Думал, мы с Саттоном расслабился и, пока он рядышком молчит, станем встречу обсуждать и что-нибудь выболтаем. Мы и обсуждали, только по ментоканалу.

"Если старик и его люди говорят правду, - рассуждал Саттон, - то Мантегон заманил Тхонга на Тарк обманом. Это не значит, конечно, что он заказчик убийства. Просто самодур, которому пожелалось, чтобы инопланетный историк с именем развлекал его перед сном занимательными беседами. Он мог и не знать, что Тхонг просился в архивы. Выдумал приманку, перед которой учёный не устоит".

"Так ведь он сказал, что виделся с Тхонгом всего пару раз, а потом уехал".

"Мантегон что угодно скажет, лишь бы его не связали с убийством. От любого обвинения он отобьётся играючи, но репутацию запачкает. И так нехорошо вышло. У них хозяин честью отвечает за безопасность гостя, а умер Тхонг в его, считай, заведении. Теперь надо, как минимум, компенсацию платить. Хотя если они докажут, что смерть вызвана естественными причинами, то и лицо сохранят, и денежки сберегут".

"Это тебе Дерет задание дал отмазать Мантегона? - не выдержал я. - Чтобы отношения с тарками не портить?"

"С другой стороны... будем считать, что я тебя не слышал. С другой стороны, Гетрог мог солгать. Или кто-то из его подручных, подкупленный, скажем, тем же Мантегоном, стёр файлик с запросом и регистрацию подчистил".

"Вот-вот, - подхватил я. - Иногда ты мыслишь, как гумир".

Саттон хмыкнул:

"Не уверен, что это комплимент".

"Ну скажи на милость, зачем Гетрогу врать? Ради чести мундира? Не вижу, какой тут для неё ущерб!"

"Гм... Он может защищать честь своего сюзерена - императора. Или просто не любит Мантегона и хочет ему напакостить. Или, скажем, пустили они Тхонга в архивы, а потом спохватились и решили устранить, пока он не разнёс их замшелые секреты по всей галактике".

Тут я разозлился не на шутку:

"Чушь ты порешь! Лично мне старик-архивариус в сто раз симпатичнее самодовольного подонка Мантегона. Считай это сыщицким чутьём. А я своему чутью доверяю!"

Из ментодневника старшего агента Кантемира Саттона. Таркианская держава. Планета Тарквина. Первый город. Дата: 07.10.16 УГС. Время: 05.19.23 ЮВВ.

Если бы я родился бездомным и нищим, если бы мне нечего было есть и негде приклонить голову, я всё равно ни за что не стал бы искать пристанища на Тарке. Мы, приехавшие на время и по делу, считали, что с нами обходятся дурно, но Чжеземный квартал Первого города преподал нам урок настоящего бесправия и унижения.

Люди Мантегона затеяли крупномасштабную облаву в надежде добраться до торговцев опасной контрабандой, о которых долдонил мне старший по сыску Дек Ронг. У меня было чувство, что нас пытаются направить по ложному пути, отвлечь от действительно перспективной линии расследования. И всё же я согласился участвовать в рейде, на случай если в сети полисменов попадёт загадочный ритовианин, который будто бы болтался в обители блаженства в день, когда погиб Тхонг. Ночной портье в гостевом покое утверждал, что ритовианин сомнительного вида, из местных, пару раз заглядывал к Тхонгу. Однако портье явился к нам сам, по доброй воле, и потому вдвойне не внушал доверия.

В обители блаженства мы побывали утром. С Пактаном на хвосте. Латриш, конечно, ерепенился: "На хрена он нам! Стряхнём по дороге и пойдём гулять вольными пташками". Был у меня соблазн его послушать, но дело могло кончиться домашним арестом или того хуже - высылкой. Пошли втроём.

Только одно сословие на Тарке относится к заезжим чужакам лояльно. Это коммерсанты. Аристократы холодно презирают, простолюдины горячо ненавидят. В "Безмятежности" нас приняли с распростёртыми объятьями. После всего, что нам пришлось вытерпеть в княжеском дворце и императорских архивах, предложение завернуться в простыни и прилечь на горячие камни у бассейна мы приняли с лёгкостью, слишком поздно сообразив, что преследовало оно единственную цель - залучить нас в клиенты.

Нам показали бани, купальни с целебной водой, массажный зал, комнату воскурений, где беднягу Латриша едва не стошнило от вони, и наконец привели в небольшой, украшенный мозаикой зал - именно там торговец Коб Бак, опекавший Тхонга по просьбе своего патрона, обнаружил умирающего. Вот с кем я хотел бы потолковать. Но Коб Бак был в отъезде. Мотался по космосу, улаживая неотложные деловые вопросы. Так объяснили нам и в гильдии, и у него дома. "Смылся, стервец, - прокомментировал Латриш. - Значит, рыло в пуху". - "Просто испугался", - возразил я порядка ради. Без главного свидетеля у нас почти не было зацепок. А единственная хлипкая ниточка, которую отыскал Латриш, ускользнула из рук раньше, чем мы успели за неё ухватиться.

- Нам намекнули, - обратился гумир к главному распорядителю, - что одному вашему пареньку примерещилась инопланетянка. Прямо тут, в залах. Нельзя ли с ним потолковать?

Пожилой тарк с выпуклым, как у беременной, животом, замахал руками. Я думал, он собирается всё отрицать. Но дело оказалось ещё хуже: был парень, признал управляющий, рассказывал о чужеземной женщине всем, кому не лень...

- Уж я как я просил его помалкивать, - сокрушался Толстопуз. - После несчастья с высокомудрым мы и так потеряли нескольких солидных клиентов. Но убогого разумом разве угомонишь?

- Так он сумасшедший?

- Что вы, что вы! Сумасшедшего я бы держать не стал. Так, чудаковат слегка. Всё что-то такое себе воображал. Но тихий был, работящий. Я его жалел. Это после случившегося он сделался не в себе...

- Вы сказали - был? - переспросил я с нехорошим предчувствием.

- Увы, высокородный господин! Бедняга чистил бассейн, поскользнулся и упал с бортика на дно. Это было ужасно. Голова раскололась как орех... - тарка передёрнуло. - Только умоляю, никому не говорите. Если узнают, что здесь произошла ещё одна смерть, мы разоримся!

Вот и всё. Я бы не удивился, окажись, что и мифического ритовианина, кроме юного простачка, так кстати разбившего себе череп, никто не видел. И вопрос задал уже безо всякой надежды. Но управляющий вдруг стрельнул по сторонам быстрым зрачком, подхватил меня под руку и, зачем-то протащив за собой пару шагов по краю бассейна, зачастил на ухо приглушённым голосом:

- Это очень странно, высокородный господин. Я понимаю - мальчишка Тик. Все знали, что он чуточку с приветом. Но вот банщик наш, почтенный Худуд. Или разносчик сладостей Бет - он малый простой, но лишнего не скажет. Или, допустим, смотритель Ремо... Да что греха таить, я и сам, почтеннейший господин, должен сознаться...

Он снова воровато оглянулся и перешёл совсем на шёпот:

- Многие из нас видели ритовианина. Высокий такой, лицо неподвижное, будто неживое. Но одет хорошо, ребята его за клиента приняли. Он и расплатился как клиент - плоктами, не мелочась. Мы с иномирян, кто без протекции, плату берём вперёд... Ремо плокты в кармашек ссыпал, голову поднимает, а чужака нет. В общем зале народу немного было, выйти он за пару секунд никуда не мог. Ремо решил было, пригрезилось, но плокты-то в кармашке остались. Мы потом проверили - не фальшивые. А расплачивался чужак, Ремо заметил, левой рукой, не по-доброму... Ни словечка не сказал, точно немой.

Или вот Бет напитки двоим господам подавал. Краем глаза заметил - ритовианин, видно, при деньгах. Надо, думает, подойти. Повернулся, а того как не бывало. Худуд и вовсе в упор на него смотрел, только мигнул, и словно туманом глаза застило. Пока проморгался - где ритовианин? Сгинул!

И со мной похоже было. Я бы, честное слово, ни за что не признался, если бы прежде не слышал от своих людей. Это же я высокороднейшего господина Тхонга в купальню провожал, а потом и почтеннейшего господина Коб Бака.

Когда я желал блаженного отдыха господину Тхонгу, мне послышалось, будто за спиной отворяется дверь. Я оглянулся, никого не увидел, но вдруг осознал, что в тот момент, когда взгляд мой обегал купальню, стремясь к двери и ни на чём прежде неё специально не задерживаясь, я вроде бы заметил человека в дальнем углу. За долю секунды рассмотреть его не успел, но силуэт и покрой одежды, которые отпечатались в моём сознании, определённо принадлежали не тарку. Я тотчас снова взглянул в этот угол и всего на долю мгновения мне почудилось там что-то мутное и бесформенное.

В купальне у нас тепло, но меня в тот момент точно в ледяную воду окунули.

Длилось наваждение меньше вздоха. Я смотрел и ничего странного больше не видел. Во всей купальне не было никого, кроме высокородного Тхонга. Я решил, обман зрения. Может, облачко пара от горячей воды...

Когда прибыл господин Коб Бак, я был занят с клиентом. Почтеннейший не стал ждать провожатого, один пошёл в купальню. Я передал клиента помощнику и поспешил следом, желая выразить уважение. Господин Коб Бак уже отдёргивал занавеску на входе, а я в этот миг повернул голову вправо - сам не знаю зачем, словно заставило что-то - и заметил быстро шагавшего вдоль галереи ритовианина.

Он явно собирался уходить, и я, к стыду своему, забыв о долге перед клиентом, бросился вдогонку. Очень мне хотелось доказать самому себе, что ритовианин этот не плод моего воображения, а живой человек, случайный посетитель... Шёл он вроде бы размеренным шагом, я, напротив, торопился изо всех сил, только бегом не пустился, но расстояние между нами не сокращалось, а как будто даже увеличивалось. Так бывает в кошмарном сне: пытаешься догнать кого-то, а он всё время ускользает.

Там, из галереи, есть отдельный выход на улицу, через маленькое фойе... для клиентов, которые не желают показываться в общем зале. Я выскочил туда и увидел, что входная дверь нараспашку и закрывается на моих глазах, но в двери и за ней - никого, только марево такое потустороннее, и что-то бесформенное, страшное за ним колыхнулось. Ужас меня такой взял, что казалось, стоит сделать шаг, и сердце разорвётся, но я себя пересилил, толкнул дверь, выбежал на улицу. Никого, конечно, не увидел. Вернулся в зал, а тут спешат навстречу господин Коб Бак и двое наших с горестным известием.... Я потом про ритовианина этого только дома вспомнил. Решил, дурное предзнаменование.

- Значит, лица его вы не видели? - спросил я.

- Сам я - нет, но мои люди...

Я велел Латришу составить фоторобот неуловимого ритовианина.

Портрет, который сложился на экранчике его планшета, и близко не напоминал изображение субъекта, якобы приходившего к Тхонгу в гостиницу, а именно это изображение, одно-единственное, было в полицейском деле. Оно и попало в ориентировку, выданную участникам рейда в Чужеземной квартал. Тарки искали крепко сбитого парня с широким скуластым лицом и чёрными кустистыми бровями, а о призраке из обители блаженства все говорили, что он высок, худ, длиннолиц, светлоглаз, и голова у него не обрита, как у первого, а покрыта русыми волосами - ещё один признак, по которому служители опознали в нём состоятельного приезжего бизнесмена.

Конечно, без ментоскопа достоверность фоторобота вызывала сомнения, но очень уж разными получались наши фигуранты. Я сказал об этом Дек Ронгу, тот отмахнулся: насочиняли с перепугу невесть чего. Если ритовианин и был, то скорее всего тот же самый. Портье дал исчерпывающее описание. По нему и будем искать.

Снаружи Чужеземный квартал напоминал тюрьму строгого режима - глухие десятиметровые стены, вышки с пулемётными гнёздами. Мощные ворота, как нам сказали, обычно стояли распахнутыми с утра до вечера, но сегодня, по случаю облавы, их держали на запоре весь день и не открыли даже для того, чтобы впустить рейдеров. Люди Мантегона и мы вместе с ними высадились с летающих штурмовых платформ прямо на улицы гетто - если в этом нагромождении полуразвалившихся бараков, кособоких хибар, мусорных куч, выгребных ям и немытых людских тел вообще была хоть одна улица.

Жители толпились на выщербленной, загаженной мостовой, на плоских крышах зданий, сидели на корточках угрюмыми кружками, готовили пищу, сушили бельё, спали, укрывшись листами мятого, замызганного упаковочного пластика. В ногах взрослых копошились полуголые чумазые малыши, которых печать нищеты сделала похожими друг на друга, хотя принадлежали они к разным видам, как и их родители, вынужденные жить, задыхаясь от смрада, толкаясь локтями и наступая соседям на пятки. Обитатели домов, которых княжеские псы спешно выталкивали наружу, выглядели чище и опрятнее, но и у них был тот же отупелый взгляд и та же вялость движений, какая встречается у зверей, уставших бояться...

Иномирян на Тарке использовали на самых грязных и низких работах. Немногие, кому удалось хоть сколько-то преуспеть, не имели права селиться за пределами квартала. Им приходилось каждый день возвращаться в переполненную клоаку, к неустроенному быту, грязи, паразитам, оглушающей вони и голодным озлобленным соседям, готовым убить, лишь бы урвать кусочек чужой удачи, конечно же, незаслуженной... Статистика связанных с насилием преступлений в Чужеземном квартале была очень приблизительной, безусловно заниженной, но и она ужасала. Люди гибли десятками, сотнями. Однако места больше не становилось.

Полицейские, сытые, накачанные, одетые в доспехи с электрошоковым покрытием, врывались в жилища, высаживая ударом сапога хлипкие двери, и волокли вон всех, кто попадался на пути, без разбора охаживая дубинками, подгоняя пинками, опрокидывая и ломая мебель в поисках спрятавшихся.

Дело своё они знали. В считанные минуты толпы инопланетян оказались на улицах. Небольшие спецотряды, загонщики, как назвал их Дек Ронг, посылая впереди себя шоковую волну, теснили людей в заранее намеченные пункты сбора. Мощные крюки на цепях, сброшенные со штурмовых платформ, врезались в крыши кое-как сварганенных халуп, обваливая их прямо на головы сгрудившихся под стенами жителей, которым просто некуда было деться. Над кварталом стояло облако пыли, в горле сразу запершило.

Это не было актом бессмысленного разрушения. Таркианские полисмены освобождали пространство для направляемых загонщиками толп. Такие операции явно были для них привычной работой. Вот почему квартал выглядел, как после артобстрела.

Уже через пять минут я пожалел, что согласился участвовать в рейде. Через десять меня мутило. Латриш сперва потемнел от негодования, потом сделался похож на старый пергамент - кровь отлила от смуглого лица, глаза стали убийственно холодными.

Из дверей полуразвалившегося сарая выскочила женщина. Дюжий погромщик сшиб её наземь. Несчастная сумела подняться, шатаясь, проковыляла несколько шагов и упала на колени перед Латришем, бессильно протягивая к нему руки. Скорее инстинктом, чем разумом, она признала в нас собратьев-иномирян, особенных иномирян, которые оставались неприкосновенными в общем хаосе, а значит, имели какое-то влияние на тарков, крушивших без разбору всё и всех.

Рейдер поднял дубинку, намереваясь преподать урок непокорной, вздумавшей искать заступничества. Чёрный, как жук, большой, тяжеловесный, он надвигался на жертву с неотвратимостью танка...

Я успел сказать: "Латриш, в сторону!" - заранее зная, что он не послушает.

Гумир с яростным рычанием повернулся к нападавшему и перехватил кольчатое запястье. Нам обоим выдали лёгкие панцири и каски для защиты от обломков рушащихся хибар или случайно брошенного камня. А главное, для того, чтобы отличать от обитателей гетто и не прибить под горячую руку. Перчатки из полимера с низкой проводимостью должны уберечь при случайном соприкосновении с заряженной бронёй рейдеров... Но если ты вцепился в неё мёртвой хваткой и не желаешь отпускать, удар током наверняка будет чувствительным.

На скулах Латриша выступили желваки, губы сжались в плотную линию. Тарку довольно было раз махнуть кулаком, и мой напарник валялся бы в мусорной куче со сломанной челюстью и вбитым вглубь черепа носом, но хоботоротый, похоже, растерялся. Не ожидал такой прыти от чужака-наблюдателя, которому пристало стоять в сторонке и радоваться, что его не гонят вместе со всеми.

Тарк не знал, на кого нарвался. Латриш происходил из гумирианской народности бунг, славной длинными именами, малым ростом и свирепым нравом. В компании могучих сопланетников он казался ребёнком, отчаянно из-за этого переживал и при каждом удобном случае рвался доказать, что он настоящий мужчина. Силёнка-то у него та ещё - гумирианская, на себе испытал. И выучка что надо. Два года подряд Латриш брал приз на станционных состязаниях по борьбе. У него был шанс выйти победителем даже из схватки с закованным в латы противником, но я не мог допустить, чтобы один из этих двоих убил другого.

- Отставить, боец!

Я встал рядом с напарником и, глядя в чёрный щиток на глазах тарка, холодно отчеканил:

- Мы забираем эту женщину для допроса. Санкция старшего Дек Ронга. Всё. Свободен.

И велел Латришу, молясь, чтобы на этот раз он подчинился: "Отпусти его. Слышишь, парень, отпусти!"

Пальцы на запястье рейдера дрогнули и разжались. Гумир сделал шаг назад, полицейский опустил дубину. Постоял пару секунд и потопал прочь, издавая бурчание и гневный клёкот.

Вдвоём мы подняли женщину, подвели к щербатой стене, мрачным надгробьем стоявшей среди окрестного разорения, и усадили на груду обломков.

"Она ритовианка".

"Ну и что?" - спросил Латриш с вызовом.

Мы рассчитывали показать обитателям Чужеземного квартала фоторобот из "Безмятежности", но среди тарарама, устроенного хоботоротыми, это было пустой затеей. Женщина, которую бережно придерживал за плечи Латриш, тоже вряд ли могла нам помочь. Казалось, она на грани обморока.

- Мы не можем остановить то, что они творят, - тихо сказал мой напарник. - Мы не можем вступиться за каждого. Всё, что мы можем...

Он взял ладонь женщины и насыпал в неё щедрую горсть ичжагурисов. Блестящие шарики поймали отблеск солнечного луча, и в потухших глазах ритовианки проступила тень удивления - словно она не понимала, что видит.

"Покажи ей фоторобот".

Латриш с укором покосился на меня, но полез за планшетом.

- Почтеннейшая... Мы с другом прилетели на Тарк по важному делу. Нам очень нужна помощь этого человека. Мы не сделаем ему ничего плохого, не передадим таркским властям. Только поговорим...

Безнадёжно. Латриш держал планшет перед глазами женщины, но её взгляд оставался пустым. Возможно, страх и безысходность давно свели её с ума. Возможно, описания служащих из обители блаженства были неточны, и человека с таким лицом не существовало в природе. Или они вообще придумали этого ритовианина, как портье гостевого покоя придумал своего, а ищейки Мантегона - целую банду, охотящуюся за честными гостями Тарка с отравленной иглой наперевес...

- Салхарни! - вдруг ахнула женщина и обеими руками схватилась за планшет.

Ичжагурисы посыпались наземь, исчезая среди обломков и мусора.

- Мой Салхарни...

Женщина разом вышла из прострации, живо завертела головой, по очереди обращаясь к нам с Латришем:

- Откуда это у вас? Скажите, умоляю...

По исхудалым, морщинистым щекам потекли слёзы. Ритовианка выглядела старухой, но вряд ли была ею на самом деле.

- Нам описали этого человека в одном месте... здесь, на Тарке, - осторожно объяснил я. - Нам необходимо с ним встретиться.

- Это невозможно.

- Прошу вас, - сказал Латриш. - Нам очень нужно. Обещаем, что...

- Вы не понимаете. Его нет! Моего Салхарни нет на свете уже четыре года.

Женщина расплакалась, уткнувшись лицом в ладони. Острые плечи под грубой, заношенной тканью судорожно тряслись.

Я посмотрел на Латриша, и он ответил мне беспомощным взглядом.

Знаю, это прозвучит жестоко, но к счастью для нас, женщина была так измучена, что на долгие рыдания у неё не хватило сил. Надрывные стоны перешли в приглушённый плач, который сменился всхлипами и вскоре совсем затих. Несчастная обмякла, привалилась спиной к стене и заговорила прерывистым голосом:

- Вирсин позвала его. Писала, что нашла хорошее место в торговом предприятии. Сказала, им нужны ещё люди... И чтобы он поторопился. Мы собрали все деньги, заняли у соседей... Салхарни взял расчёт у Сид Керга и полетел на Иктунгу. Два года я ждала его. Два года ни письма, ни звонка. Никакой весточки. Армили, сыночка нашего, одна схоронила... А потом он вернулся, и ему было всё равно. Ему не было дело ни до Армили, ни до меня. Он стал другим, совсем другим. Как будто внутри моего Салхарни сидел кто-то чужой... Он исчезал на несколько дней, порой недель. Возвращался скорее по привычке... Ни моя скудная пища, ни моя постель не были ему нужны. Он ел и спал где-то в другом месте. Деньги у него водились. Мне он не давал... Только если я просила. А сам - никогда. Потом опять уходил... Однажды его нашли на улице, тут, недалеко от Квартала. Сказали, что признаков насильственной смерти нет. Я видела: лицо у него было такое спокойное...

Ритовианка умолкла. Я был уверен, что говорит она, не помня о нас, не замечая ничего вокруг, но когда Латриш спросил: "Кто это - Вирсин?" - она отозвалась почти сразу:

- Его сестра. Гордая была. Смелая. Девочкой улетела с Тарка. Тайком пробралась на корабль торговцев...

- Ваш муж был левшой? - уточнил я.

Женщина посмотрела на нас с горькой усмешкой:

- Вы тоже считаете это знаком приверженности злу?

- Я считаю это особой приметой. Вы сказали, ваш муж умер четыре года назад, верно?

Она обратила ко мне лицо, и я поразился, какими ясными, осмысленными стали её глаза.

- Этого человека, - я ткнул пальцем в экранчик планшета, - видели две недели назад.

Я хотел сказать "живым", но слово явно было неподходящим.

- Вы уверены, что это действительно ваш муж, а не кто-то другой?

- Это - мой Салхарни, - женщина протянула руку к экрану, но дотронуться не решилась. - А кого там видели... Умерших иномирян они отправляют в переработку. У меня есть свидетельство.

Она запустила руку в ворот блузы и выволокла на свет футляр величиной с простой карандаш, а из футляра - скатанный в трубочку листок. Латриш занёс над ним сканер.

- Скажите, у Салхарни нет брата или другого близкого родственника, который очень на него похож?

- Нет, только сестра.

Ритовианка покачала головой, и взгляд её снова утратил сосредоточенность.

- Только сестра, - повторила она.

Из ментодневника агента Эргелькевиталя Те-Латриша. Таркианская держава. Планета Тарквина. Первый город. Дата: 07.10.16 УГС. Время: 08.19.23 ЮВВ.

Когда-то мой народ был бичом галактики, держал в страхе землян и едва не захватил Вилетию. Только объединённые войска Семи Систем сумели остановить наше триумфальное шествие. У нас часто посмеиваются, что без гумиров не было бы Конкордата, так что лавры отцов-основателей по праву наши. Даже в поражении мы были ещё сильны, и победители не рискнули распустить только что сложившийся союз из боязни гумирского реванша.

С тех пор мы стали мягче, терпимее, и никто уже не ждёт, что завтра мы достанем из пыльного чулана фамильные мечи и ринемся крушить звёзды. Но каждый гумир думает о старых временах с затаённой гордостью. Для нас это была эра героев, могучих и доблестных воинов, умевших вырвать победу у судьбы или принять смерть так, чтобы об этом сложили поэму. Та война была битвой Силы против Силы, и враг преуспел в ней лишь потому, что превзошёл нас числом.

Но однажды мне в руки попал фаггийский учебник истории. Помню, как резанул самолюбие пассаж, в котором наших славных предков именовали дикой ордой, кровожадными истребителями женщин и детей.

С тех пор прошло лет пять, я служу вместе с фагги, пью и ем с ними за одним столом, смеюсь их шуткам, но, бывало, что-нибудь всколыхнёт душу, и поднимется со дна мутный осадок... Только сейчас, глядя, как сильные, неуязвимые в своей броне тарки, точно скот на бойню, гонят перед собой толпу безоружных иноземцев, я вдруг понял, почему меня так проняли слова историка-фагги. Какой-то частью своего сердца я всегда чуял в них долю правды. Теперь я знал, какова эта правда. Как она выглядит, как звучит, как пахнет. И впервые в жизни порадовался, что родился слишком поздно.

По жизни я отвязный парень, но становлюсь чертовски серьёзным, если меня задевают за живое. В полицию я пошёл из чувства противоречия. Моя семейка - живой паноптикум. Гордость воинскими доблестями прадедов, награды, мечи, доспехи, благородное воспитание, традиции, уходящие в прошлое на тьму-тьмущую поколений, высшее общество, хрен его дери, и сызмальства предначертанная карьера. Всё это я демонстративно послал псу под хвост. Но, вдоволь нахлебавшись грязи, наглядевшись на выродков, подонков и на тех, кого они погубили, растоптали, искалечили, я понял, что у моей чёрной работы есть смысл - защищать таких, как эта вдова-ритовианка, от мрази, утверждающей себя за счёт слабых.

У нас не было власти вызволить бедную женщину из таркского ада, всё, что мы могли сделать, это проводить её к наскоро оборудованному пункту сбора, избавив от побоев и брани. Я хотел дать ей денег вместо просыпанных, но она не взяла, сказала, всё равно отнимут, да ещё воровкой заклеймят.

Хоботоротые выставили ультразвуковое ограждение: сунешься между колонками - вмиг разорвёт барабанные перепонки. Внутри периметра отгородили зону досмотра, спустили с платформы будку со сканером. Почти каждому выворачивали карманы, отбирали какие-то вещи и складывали в стоящие тут же контейнеры. Не интересный таркам хлам летел на землю. Люди кидались подбирать, но их пинками и дубинками гнали прочь, за предел внутреннего барьера. Полицейские действовали со сноровкой, отработанной долгой практикой, и всё же чувствовалось, что дело затянется.

"Слушай, Кент, это не обыск - это грабёж!"

Саттон мысленно застонал: "Прошу тебя, старик, ради бога, не вмешивайся!"

Тут у будки засуетились, загалдели, сухо треснул разрядник, и какой-то бедолага рухнул сквозь барьер, опрокинув одну из колонок. Мы подошли взглянуть.

Наповал. Темя снесено, будто пупочку у яйца аккуратно ножиком срезали.

Я видел искажённое лицо в потёках крови и мозгов, но не узнавал, пока Саттон не сказал вдруг: "Это же он - парень из гостиницы. Чернявый". И тарки подтвердили: он. Опасный злодей, член глубоко законспирированной банды убийц - с перочинным ножиком в руке. Ультразвук бы свалил беглеца в момент, так какого лешего этим обалдуям взбрело в башку палить? Главный тарк уже во всю глотку крыл матом стрелка... Неужто этот цирк только для нас? Чернявый скорее всего Тхонга видеть не видел, только теперь никому не расскажет.

Саттон промолчал, но его губы сжались в струну, а голубые глаза выцвели, как небо в плохой день.

Нам милостиво дозволили опросить прошедших досмотр. Ритовиан среди них - кот накакал, все подавлены расправой над Чернявым, слова не вытянешь. Мы им под нос планшет с фотороботом суём, а они глаза в землю и головами трясут.

Саттон загрустил: "Чёрта с два они теперь что-то скажут. Хоть плачь".

Плюнули на ритовиан, стали показывать физию Салхарни, или кто он там на самом деле, всем подряд.

Никто его не признал. Дебелый вип-фабианин, грязный и вонючий, будто только из выгребной ямы, заявил, что вроде бы работал с похожим типом на сортировке бытового мусора. Но было это чёрт знает сколько лет назад и, может, он ошибся. Одноглазый бельда со здоровенным фурункулом на щеке клялся, что знавал нашего призрака, как звать, позабыл, но обязательно вспомнит, всё вспомнит - для таких важный, таких щедрых высокородных господ. Даже Саттон сразу допёр, что это пустышка. Шустряк бельда ради пары плоктов признался бы, что у него мама тагобианская ящерица.

"Бесполезно, - сказал землянин с тоскливым отвращением. - Интересно, выпустят они нас, если попросить? Дышать нечем..."

Как раз в этот момент между нами вклинилась обезьянья мордочка, а следом и её обладатель, тощий увёртливый мужичонка. Только с ментоподсказки я распознал в нём представителя народа дроггам с планеты Гунь. Влез он и подхалимски так, вкрадчиво затарахтел:

- Я кое-что ему продал, знаете ли...

- Этому человеку? - Саттон махнул перед дроггамом планшетом.

- Нет, другому... Такому, как вы, - он заглянул Саттону в глаза. - Он потом умер. Так жаль.

- И что ты ему продал?

- Хорошую вещь... вещь не для всех... Трудно достать. Большой риск... Хотите такую же? Могу устроить. Завтра. В промзоне. На углу Тормага и Кени.

Он назвал время и ужом скользнул прочь.

По мне, так Саттон был очень не прав, позволив шельмецу затеряться в толпе. Взять бы его, положить носом в мусор да для пользы дела припугнуть хоботоротыми, пусть выложит всё, что знает - прямо сейчас. С другой стороны, просекут наш финт тарки и законопатят обезьянку в свои подвалы, а то и сходу мозги вышибут, как Чернявому.

Скользкий паршивец этот дроггам. И от приглашения его подвохом за версту разит. А не пойти нельзя. Вот и понесла нас нелёгкая...

Сколько раз я себе говорил: слушайся, балбес, своего предчувствия. Первая мысль, она всегда самая толковая.

Но тогда, по дороге в гостевой покой, я послал сомнения подальше и наслаждался недостойным облегчением от того, что лично для меня Чужеземный квартал, это вместилище скорби и отчаяния, навсегда остался в прошлом.

Саттон сидел, как на панихиде, и пытался взбодрить себя разговорами. Ему было подозрительно, что первая же встреченная ритовианка сказалась женой нашего призрака. Честно говоря, я бы лучше помолчал, но вижу, старший агент совсем скис... Говорю ему: "Это называется везение. В нашем деле, приятель, незаменимая вещь". Он в ответ: "Какое везение? Ритовианин мёртв. Если мёртв, конечно. Но концов всё равно не найти".

Когда после облавы вернулись в управление, Саттон добился, чтобы тарки пошерудили в старых сводках смертей. Нашли: Салхарни Ко-топ, разнорабочий, дата рождения, дата смерти, приводов не имел, женат, причина смерти - естественная, приказ на утилизацию номер такой-то.

Фотография в деле была паршивенькая, так что на глаз и не скажешь, наш это клиент или нет. Визор, рухлядь допотопная, попыхтел и выдал вердикт: совпадение семьдесят семь процентов. Корд повысил шансы до восьмидесяти двух.

"Итак, мы почти уверены, что это Салхарни, - угрюмо рассуждал Саттон. - И что нам теперь делать? Позвонить на тот свет в отдел по работе с духами и спросить, не отлучался ли их подопечный по земным делам?"

Ну, я и выдал:

"Думай, приятель, вращай шестерёнками! Кто может заставить людей видеть то, чего нет? Кому запростяк воскресить мёртвого, пусть всего на мгновение и только в глазах смотрящего? Чую запашок телепата!" Я надеялся удивить Саттона, но он только кивнул с умным видом, словно и сам уже всё скумекал. "Чтобы поймать телепата, нужен телепат, - угрюмо сказал землянин. - Если он или она ещё здесь, в чём лично я сомневаюсь. Учитывая, что телепатам на Тарк хода нет, он или она прибыли нелегально, под чужой личиной... Надо проверить всех ксенов, посещавших планету за последние два месяца. Послать запросы в родные миры визитёров... Чёртова уйма работы. А учитывая, что тарки валяют дурака вместо того, чтобы искать убийцу..." Он взъерошил себе волосы да так и замер, сложив руки замком на шее.

- Я могу вам чем-то помочь, высокородный господин? - встрепенулся бдительный Пактан-прилипала.

Саттон отозвался рассеянно:

- Нет, спасибо. Я думаю...

"Тарки, кончено, свиньи, - сказал я. - Но запретить въезд телепатам - это умно. На "Четвёртом небе" жилось бы куда тише без всяких там мозгокопателей. Помнишь лярву, которая завлекала мужчин силой внушения? Или каталу из казино, который заглядывал в карты соперников их же глазами. И это только мелкая рыбёшка! Вот дело о самоубийствах по приказу... Та парочка чуть шефа Ту не вынудила с галереи броситься. Гнать бы всех телепатов поганой метлой..."

"Ага, и шефа Ту в первую голову. Он ведь тоже телепат, - Саттон наконец развеселился. - И Нэй Ктлин Он заодно".

"Ну, шеф пусть остаётся. Я под начальство не копаю. И пиерианка... Смазливая козочка. Надеюсь, она не слышит моих мыслей на таком расстоянии..."

"А может, её смазливость - это обман, и на самом деле, она старая, беззубая страхолюдина".

"Да, видел я тут одну на Поднебесной. Здоровенная такая, морщинистая, будто коряга болотная с глазами. Гадалка, видишь ли. Я подошёл, проверил. Лицензия в порядке, все документы в наличии, регистрация есть, место откуплено по всем правилам..."

"Делать тебе нечего", - от души поразился Саттон.

"А то! И при ней, знаешь, такой голоногий кузнечик, то ли сын её, то ли ручной зверёныш. Госпожа, говорит, как её там, следует букве закона. Я спрашиваю, а что же госпожа сама за себя не скажет. Так она, говорит, изъясняется мысленно, а я, несмышлёный, служу ей устами, дабы нести мудрость госпожи тем, кому не дано высокое умение разговаривать без слов. Каково, а?"

Мы дружно рассмеялись, вогнав в ступор беднягу Пактана.

Утро следующего дня выдалось тёплым. Саттон вернулся в номер, чтобы переодеться во что-нибудь полегче, а я остался стоять на крыльце, закрыв глаза и запрокинув лицо кверху. Как, бывало, стоял на балконе дедова загородного дома, только проснувшись и выйдя навстречу солнцу в чём мама родила, впитывая каждой порой жар лета и ароматы разогретого сада. Улица перед гостевым покоем пахла только асфальтом, пылью, автомобильными выхлопами и мерзким прогорклым варевом с кухни, но, что ни говори, хорошо снова очутиться под живым небом, даже если это белёсое неприютное небо Тарка.

Для порядка мы заскочили в управление и обалдели: в результате вчерашнего рейда - надо же! - обезврежены две шайки налётчиков, конфискована партия нелегального товара, ликвидирован наркопритон и найден подпольный склад оружия, а также уничтожен опаснейший головорез галактического масштаба по кличке Зубило, которым, само собой, оказался застреленный Чернявый.

Послушали мы чуток, помозолили глаза княжеской своре и отчалили. С Прилипалой на хвосте. Что делать? Ясно, что тащить его на стрелку с "контрабандистом" нельзя. Ну, мы и устроили детский утренник с хороводом. Сказали, что хотим ещё разок наведаться в обитель блаженства, с полдороги отпустили машину, потому что нам, после вчерашнего, в кайф пройтись по чистым ухоженным улицам и подышать воздухом добрых таркских кварталов. Через пару минут Саттон принялся хлопать себя по карманам и сокрушаться, что забыл в старой куртке пакетик с носовыми платками. А у него, понимаете ли, насморк. Не возвращаться же в гостевой покой!

Пакташа на радостях, что наконец-то может услужить, кинулся в ближайшую лавку. До лавки бежать - квартал. Мы, понятно, дожидаться его не стали. Смеялись ещё, дурни, над хоботоротым недоумком. Карта города у нас была, и мы уже достаточно разбирались в местных порядках, чтобы без проблем добраться, куда надо.

Правда, промзона это вам не респектабельный центр с ровными проспектами, вылизанными тротуарами и указателями на каждом перекрёстке. На сотни метров тянутся мрачные приземистые корпуса, обшарпанные заборы. Надрывно ревя и плюясь хлопьями чада, продираются через полуметровые колеи тяжеленные грузовозы. Редкие прохожие, кряжистые тёмнорылые парни в линялых комбинезонах, со смаком плюют под ноги заплутавшим чужакам, и жетоны князя Мантегона им не указ. А надо всем этим висит пропитанный гарью смог.

Ясно, что спрашивать дорогу у местных нечего было и думать. Пришлось выпустить "жука". Хоботоротые дотошно проверили наше оборудование и отобрали всё, что хоть каплю походило на оружие и следящие устройства, но мы тоже не вчера родились, да и штучки наши сварганены так, что лучшим таркским мастакам за год не разобраться. Жук покружил над зоной, сверяя расположение строений с отметками на карте и нашим местоположением, и в километре к западу засёк на крыше одного из корпусов здоровенные буквы "Тормаг", а дальше на северо-запад - намалеванную на заборе надпись "Кени".

Улиц здесь не различали, названия Тормаг и Кени носили предприятия, чьи территории примыкали друг к другу, а заборы, в скабрёзных надписях, с прорехами перекошенных или сорванных с петель ворот, сходились почти вплотную. Между ними - длинная полоса ничейной земли. Где-то вдалеке ревело и громыхало, но в коридоре из грубых бетонных плит, заполненном вязкой грязью, царило мертвенное безлюдье. Местечко как нельзя лучше подходило для обтяпывания темных делишек.

- Чужие тут в особой чести, - вполголоса проворчал Саттон, подозрительно заглядывая в пролом у основания стены. В самый раз, чтобы встать на карачки и заползти внутрь. - Так зачем нашему приятелю искать неприятностей?

Мы одолели уже метров двести, пробираясь вдоль забора по кромке относительно сухой и твёрдой земли, поросшей бодрой травкой, а туннелю впереди всё не было конца.

- Может, нас надули, а Кент? Смотрит хитренький дроггам, иномиряне заодно с тарками, думает, грех не позабавиться.

- Ага, и про умершего землянина он забавы ради ляпнул.

- Вообще-то он не сказал: землянин. Он сказал: такой, как вы...

Сзади послышался шорох. Мы враз обернулись. Из заросшей бурьяном щели показался наш давешний знакомец. Один. Распрямился, отряхнул штаны, рот до ушей, и гаденьким своим голосом, тихо, словно всё ещё берегся чужих ушей, протявкал:

- А я уж думал, почтенные господа, вы не придёте...

- Ну, - строго сказал Саттон. - Что там у тебя?

- Погодите, не гоните, - зачастил дроггам. - Вещица дорогая. Денежек стоит.

- Показывай, - велел я. - А там решим.

Мы с Саттоном притёрли ловкача к стене.

- Давай-давай, а то сами карманы вывернем.

Он сник, обиженно запричитал, засуетился и выудил из недр широкой куртки тонкий изогнутый ободок с отростками электродов.

- Это что такое? - прикинулся Саттон.

Дроггам тут же распустил хвост, и с апломбом так:

- Это, господа мои, неземное блаженство. Все плотские и духовные удовольствия в одном наборе. Испытайте, - он протянул ободок Саттону. - Демонстрация бесплатно.

Землянин смотрел на нейроинтерфейс в руках дроггама, как на извивающуюся гадюку.

- А товар-то не палёный? - осведомился он хмурясь. - Наш приятель вон взял у тебя - и помер.

- Так ведь он, господа, в летах был. Увлёкся, видно, клубничкой...

Захотелось хрястнуть ему от души в осклабленную рожу.

- В летах, говоришь? - Саттон изобразил тугодума. - Расскажи толком, как он выглядел. Может, это и не наш приятель.

- Ваш, ваш, - наседал пройдоха. - Вы не сомневайтесь. Товар первый сорт. Попробуйте. Это такая вещь, что пробовать надо.

Он попытался нахлобучить нейроинтерфейс Саттону на голову, но тот уклонился.

- Сдаётся мне, Кент, - громко сказал я, - что это какая-то подстава.

А через ментоканал предложил: "Давай расколем его".

Саттон не возразил, и я левой рукой взял хитреца за горло, благо шея у него петушиная, а правой, большим и указательным пальцами, несильно так, ухватил между ноздрей.

- Ну, падла, кто тебя подослал?

Дроггам захныкал, но в следующий момент я почуял, как двинулась его рука. Саданул коленом в пах, дёрнул ноздри и ушёл в сторону. В то же самое время Саттон ударил гада по локтевому сгибу, и когда тот, схватившись за мошонку, сложился пополам, слегка наддал по шее. Дроггам шмякнулся в грязь. Рядом с выпавшим из руки нейроинтерфейсом.

"Он пытался запихнуть эту штуку тебе в карман".

"Да? А я думал, он тянется за оружием".

"Стоило бы поглядеть, что там, - Саттон поддел носком ботинка комок земли рядом с матово поблёскивающим ободком. - Но что-то мне подсказывает, этой дряни лучше не касаться".

Я взял скулящего дроггама за шиворот.

- Вытрясу из подонка душу.

Но было поздно. Нас накрыла упавшая с неба тень. А следом оттуда же посыпались вооружённые тарки. Я только успел понять, что это не копы, и доставила их не летающая платформа - её тарахтение мы бы услышали...

Когда пришел в себя, обнаружил, что вешу, вялый, как варёная макаронина, между двух ражих молодцев, а передо мной стоит, расставив ноги и уперев руки в боки, молодой тарк в военной форме. Надо же, я и не знал, что научился различать их возраст.

- Я мог бы обвинить вас в сговоре с продавцом запрещённого ментонаркотика, но не стану этого делать, потому что вы и так заслуживаете смерти за деяние, совершённое вашим соплеменником. Более того, я верну вас на станцию "Четвёртое небо", в этот рассадник порока... Но сначала вы расскажете мне обо всём, что вы, вонючие шпики, успели разнюхать на Тарквине. И если вы думаете, что сумеете утаить от меня хотя бы крупицу правды, я обещаю: вы жестоко пожалеете об этом заблуждении.

Руки, державшие меня, разжались. Я рухнул на пол, ощутил лицом холодную твердь и провалился в черноту.

* * *

Был ли это сон или бред наяву, или я в самом деле оказалась в некой точке вне пространства и времени, где сходятся все возможности, и души умерших вселяются в живых, чтобы сообщить некую истину или возложить на нас бремя невыполненных дел?

...Он смотрит на меня сверху вниз. Широкая пасть раскрывается, обнажая клыки, и узкий раздвоенный язык быстро, плотоядным движением обегает тонкие губы. Мощная когтистая лапа поигрывает тесаком.

- Что мне делать с тобой, старый дурень? - говорит он снисходительно, чуть ли не с жалостью. - Хочешь, я закончу твои мучения? Один удар - и всё.

Он подбрасывает длинный клинок в воздух, тот летит, кувыркаясь, под потолок, с которого с жадным вниманием смотрят чудовищные морские боги тарков. Они заодно с моим мучителем. А он уверенно ловит тесак за рукоять и смеётся, стоя надо мной.

На грудь будто положили каменный жёрнов. Трудно дышать. Сердце тяжко ворочается под непосильным гнётом. Но я всё же нахожу в себе силы ответить:

- Ты зло в моей душе, худшее из моих "я". Изыди, демон, я не твой!..

Он снова смеётся, весело, от души, словно лучшей в мире шутке.

- Не мой, говоришь? Так выбери себе замену! Её?

Женщина у его ног. Устремлённые вверх глаза горят сухим блеском ненависти. Он с наслаждением наматывает на руку тугой жгут чёрных волос, запрокидывает ей голову...

- Нет! - кричу я. - Она - это тоже я. Убьёшь её - убьёшь меня, а значит и себя... Слышишь?

Кровь хлещет из рассечённого горла, заливает мозаичный пол, алая лужа подплывает ко мне, а я не могу отодвинуться. Мои руки - в крови...

- Смотри, - говорит монстр, - я жив, а ты, трусливый слабак, умираешь.

Он заливается раскатистым нечеловеческим хохотом, к которому присоединяются десятки голосов, смеющихся, рыдающих, воющих, полных гнева и неизбывной печали. Ледяная смерть за спиной эхом вторит им, усиливая страшный хор до непереносимого фортиссимо, от которого рушатся стены мироздания, и разум тонет в хлынувшей сквозь пролом первозданной тьме...

...Спазм в груди. Я хватаю ртом воздух, я силюсь сделать вздох, но лёгкие отказываются слушаться. Он заносит клинок - в глазах стоят слёзы, горестно изогнутый рот дрожит в попытке сдержать всхлип - но его рука тверда.

Взмах, и время замирает.

По лезвию стекает лунный отсвет и повисает на острие серебристо-голубой искоркой. Я знаю: как только искорка сорвётся и погаснет, всё будет кончено.

Тесак с размаху вонзается в кость, одним мощным движением раскрывая грудную клетку. В глазах темнеет от боли, но через секунду приходит облегчение, я снова могу дышать, пусть мучительно, через силу...

Мы оба знаем, что это ненадолго. Его лицо больше не кажется мне рылом чудовища. Это лицо друга, искажённое трагическим пониманием своей ошибки - он пришёл слишком поздно, мне уже не помочь. Он пытается что-то сказать, его губы движутся, словно в немом кино - до меня не долетает ни звука. Но когда он разжимает пальцы, с отвращением отбрасывая прочь орудие смерти, я слышу, как закалённая сталь с оглушительным звоном разбивается о твердь вселенной, будто стекло.

На его раскрытой ладони трепещут язычки пламени, сливаясь в сплошное огненное поле, и я узнаю пропасть во дворце ямасира. Мы стоим над преисподней, уверенно, непринуждённо, словно под ногами крепкая опора, и спорим об устройстве мира. Мой оппонент пытается доказать, что законы, которые я полагал основой основ, на самом деле не что иное, как завеса теней, закрывающая от меня истинную картину. Надо отдёрнуть завесу - и мой взор проникнет за самые далёкие горизонты. Я возражаю, мои губы произносят слова, бессмысленные перед лицом вечности, но я не могу остановиться. Мой собеседник исчезнет, как только я замолчу, а вместе с ним не станет и меня.

У мира есть пол и потолок. И стены, которые вот-вот сойдутся. Тогда потолок рухнет, подняв облако трухи. Через мгновение. Ещё чуть-чуть...

Он держит меня в ладони - и говорит со мной, стоя в двух шагах, над очищающим огнём. А я тщетно пытаюсь понять, как можно быть в двух местах одновременно. Затем вновь перевожу взгляд на моего палача, моего друга, спасителя... И в первый миг осознаю только одно: он так огромен, что за цепью ослепительных вспышек, перечеркнувших шею, за бугром подбородка, за уступом носа общего вида лица не разглядеть. Из милосердия он позволяет увидеть себя со стороны, и, я муравей в деснице господней, смотрю на россыпь сияющих алмазов, яркий улыбчивый рот, серебряный венец на пышных смоляных кудрях. В смятении встречаю я лукавый и вместе с тем сострадательный взгляд больших карих глаз.

Ты пришёл за мной, бог моей Тшоты, которую я так и не постиг, потому что всё время был занят, откладывал на потом... Прости, я не могу последовать за тобой. Слишком далеко... Я - пустой сосуд. Слышишь, как воет ветер? Это ветер забвения. Он холоден, словно арктическая ночь. И пронзительно-жгуч, как раскалённая игла. Он уносит меня, затягивая внутрь чёрного смерча, пожирая самоё моё естество...

Я вижу, как кукольная фигурка срывается с ладони, подхваченная вихрящимся смурым воздухом, и вмиг искрашивается в пыль - пищу для смерча, который, разрастаясь, тянется за новой добычей. Вторая фигурка кренится к краю, неловко взмахивает руками, но остаётся на месте. Великан бережно прикрывает её другой ладонью, как курильщик прикрывает зажжённую спичку. Он кивает мне, делает шаг назад и проваливается в звёздную тьму, унося с собой моего... его двойника...

Они собираются вокруг - мои призраки, мой кошмар, единственные друзья, которые остались у меня в этом зловещем чужом месте, и их тоже развеивает дымный ветер. Чёрная воронка засасывает меня, стены мрака смыкаются, пятнышко света впереди всё уже, всё слабее...

А потом я слышу странный, с присвистом голос:

- Кончено. Зафиксируйте время смерти.