Извилистая тропка, петляя, уводила меня все дальше и дальше от тяжелых мыслей, от проблем, от скуки и тягостного прозябания. Кажется, я шел по ней уже целую вечность, а ей конца и края не было. Неясные тени проносились мимо быстрее, чем я мог обернуться и увидеть их. Наконец, мои глаза смогли различить что-то, темнеющее вдали. Я прибавил шагу, обрадованный, что все вот-вот разрешится. Чем ближе я подходил, тем больше это напоминало гигантскую арку, образованную переплетенными ветвями двух деревьев по обе стороны от тропинки. Из чернеющего прохода веяло прохладным ветерком, и листья чуть шуршали в вышине. Я робко вошел под сень арки и медленно пошел вперед, понемногу ускоряя свой шаг, потому что, что бы там, в конце не находилось, мне не хотелось застать это в этом темном туннеле, но развернуться и убежать у меня желания не возникало, наоборот, что-то притягивало меня, заставляло желать, чтобы туннель кончился.
И это случилось намного раньше, чем я того ожидал, и, вдобавок, так неожиданно, что я прирос к месту с весьма глупым выражением лица. Вы, возможно, поймете мое состояние, если попробуете вообразить себе, что предстало пред моими глазами. Я стоял на краю самого удивительного сада, какой вообще могло бы себе вообразить человеческое существо. Впереди, как, впрочем, и справа и слева, насколько хватало глаз, простиралось поле вспаханной земли. По крайней мере, оно было темно-коричневое, какой бывает только что вспаханная, жирная, плодородная земля. На ярко-оранжевом небе сияло кроваво-красное солнце. Оно светило в полную силу, хотя было приклеено к небосводу не в самом зените. В любом случае, вряд ли там существовали стороны света. Все это пространство было бы голым, если бы не было таким заполненным, если вы понимаете, что я имею в виду. Посредине поля была разбита большая круглая клумба, всю примечательность которой составляли цветы, высаженные на ней. Сказать, что они были разноцветными и красивыми - значит, ничего не сказать. Это были прекраснейшие цветы на всем белом цвете, их нежные лепестки были окрашены во все возможные цвета (да, там были и черные, и зеленые цветки!), которые садовник умелой рукой перевил, смешал и выложил из них затейливые узоры. Как зачарованный я стоял и смотрел на эту красоту, наверное, я провел в оцепенении несколько часов, когда, наконец, смог оторвать взгляд от цветов и рассмотреть растущее неподалеку дерево. Его верхушка была подернута дымкой и терялась где-то в вышине, а ветви с нежно-лиловыми листьями мягко колыхались на ветру, как руки, манящие к себе. Его чуть изогнутый морщинистый ствол кое-где покрывал серебристый и светло-зеленый мох. Дерево трепетало и подрагивало, оно дышало и шептало, звало меня... Не помню точно, кажется, я присел у его корней и ненадолго задремал, а, может быть, я просто не мог пошевелиться от покоя и тишины, обрушившихся на меня.
Вдруг я смутно почувствовал, что все меняется, я очнулся до конца, только когда увидел эти перемены воочию. Ветерок подул чуть сильнее, и цветы на клумбе начали менять цвет. Из алых они становились пунцовыми, багровыми, потом черными, белыми. Из голубых - лимонно-желтыми и салатными, из фиолетовых - морковными и темно-синими. Теперь все это великолепие походило на неоновую вывеску, как будто выключался один цвет и включался другой. Затем к действу подключилось и Дерево (позвольте мне называть его Деревом с большой буквы), а также земля, небо и солнце. Это был невероятный концерт! Все менялось цветом друг с другом, но новый окрас быстро наскучивал, и все начиналось сначала. Темп понемногу нарастал, и не успел я оглянуться, как все вокруг завертелось в бешеном фейерверке красок, все летело и менялось, искрилось и сияло. Почва уходила у меня из-под ног, я забыл, где я, кто я, как я здесь оказался. Весь спектр цветов проносился мимо меня в безумном вальсе на празднике счастья и веселья. На меня нахлынули эмоции, я задыхался, я смеялся и плакал одновременно, я хотел умереть, да, именно так, я хотел запечатлеть в себе это зрелище и эти чувства навеки. Мне казалось бессмысленным продолжать жить, если я никогда не увижу больше ничего подобного.
Мои глаза затуманились от слез, но как я их не вытирал, дымка перед глазами не исчезала. Наоборот, она становилась плотнее, наползала отовсюду, как туман, поднимающийся с реки, окутывала все вокруг, словно кто-то сжалился и пощадил мое несовершенное зрение, которое неминуемо пострадало бы от буйства цветной карусели вокруг. Одновременно все становилось как будто полупрозрачным, призрачное Дерево и клумба просвечивали насквозь. Напрягая зрение, я смог разглядеть неясные фигуры, скорей всего человеческие. Они становились все четче, как если бы на них наводили резкость, и оказалось, что это рабочие в синих комбинезонах с моющими средствами и щетками-дворниками для мойки стекол в руках. Они ловко, без лишней суеты принялись протирать картинку с их, внешней стороны. Быстрыми движениями и с характерным скрипом резины о стекло, они стирали весь туман, а вместе с ним и карнавал вокруг меня. Еще несколько взмахов, и довольные собой и проделанной работой, они удалились, а я остался наедине с зеленой травой, голубым небом, желтым солнцем и разноцветными и красивыми цветами.
...Дерево лениво шевелило своей сочной изумрудной кроной, и солнце равнодушно светило мне в спину, пока я быстро шагал к сумрачной арке, крепко сжимая в руке невесть откуда взявшийся револьвер. Я ведь всего лишь человек.