Славик, не оборачиваясь, показал приятелю средний палец и, вернув руку на плечо своей новой знакомой, повлек ее к выходу из бара. Лиза была не то чтобы в его вкусе, и вообще со странностями, но не в правилах Славика было отказываться, когда девчонка сама тащит в койку.
К тому же барменша хоть и была куда симпатичнее, но воспринимала его подкаты не более, чем с холодной вежливостью. А потому, похабно перефразируя про себя пословицу о дареном коне, он решил закрыть глаза на недостатки подарка судьбы и последовал за Лизой. Барменша, кстати, похоже, пожалела о своей холодности: когда Славик и его дареная кобылка проходили мимо, она бросила на парня долгий странный взгляд. Поздно, красавица, поезд ушёл.
Лиза жила буквально в двух шагах от бара. Квартирка у нее оказалась ничего такая, просторная и оформленная со старомодной роскошью. Девушка сразу прошла в большую комнату с тяжёлой кроватью и молча начала раздеваться. Она и в баре все молчала, только улыбалась рассеянно да гладила под столом Славика по коленке, и по дороге сюда ни слова не сказала. Если подумать, то ничего кроме своего имени она за сегодняшний вечер и не произнесла. Ну да Славик и не возражал, он тоже не разговоры пришел разговаривать. Парень сбросил одежду - складной нож в кармане джинсов глухо стукнул о ковер - и присоединился к лежащей на кровати девушке.
"Какая она все же тощая!" - думал Славик, обнимая острые плечи, - "и скучная, никакой инициативы!". Лиза и впрямь вела себя бревно-бревном, проявляя ту же безучастность к действиям любовника, какой раньше встречала его слова. Отведя взгляд от ее лица, Славик наткнулся на веревочную петлю, привязанную к резной кроватной спинке. А вот и вторая: похоже, петли предназначены для рук.
Ему стало не по себе: "Такие у тебя, значит, пристрастия? Нет уж, спасибо. Пробовал, не прикольно. Надо, пожалуй, заканчивать дело и сваливать. Но Жеке он, конечно, о своей промашке не расскажет".
Славик принялся было придумывать басню о волшебной и страстной ночи, которую расскажет приятелю, но тут до его уха донесся какой-то звук. Обернувшись, он увидел, что дверь в комнату приоткрыта, и за ней кто-то стоит. В щели виднелся черный блестящий глаз. Вскрикнув, Славик пулей вылетел из кровати. Он подскочил к двери и распахнул ее, явив миру голую толстую старуху.
Какого черта? - грозно спросил герой-любовник. Он умел быть грозным, как-никак пятый год в охране. Но внутри Славик вовсе не чувствовал себя таковым.
"Валить, срочно валить из этого логова извращенцев!"
Возвращайся в постель, юноша, - повелительно сказала старуха, ничуть не смущенная ни тем, что ее раскрыли, ни собственной наготой.
Несмотря на разницу в телосложении, в ее лице и лице тощей девушки было много общего. А вот выражения этих лиц различались так же, как и фигуры матери и дочери. Лиза - как только Славик ее покинул, она тоже выбралась из кровати и, не предпринимая попыток одеться, села в кресло - наблюдала за происходящим по-прежнему рассеянно и безучастно, в лице же старухи было что-то хищное. Славику представилась ядовитая жаба, нацелившаяся на муху.
Вот ещё! Пошла ты... на три советских! Я ухожу.
Он подобрал джинсы и сев на кровать, приготовился засунуть ногу в штанину.
- Я сказала: возвращайся в постель.
Старуха забормотала что-то вполголоса, неразборчиво и распевно, сопровождая это действо трудноуловимыми пассами, и тело Славика вдруг обмякло, перестало слушаться. Как-то раз он во сне отлежал себе руку и, проснувшись, обнаружил ее безвольно болтающийся как вареная макаронина. Теперь эта судьба постигла все его конечности.
Славик мешком повалился на смятые простыни. Джинсы выскользнули из пальцев. Старуха приблизилась и начала кантовать Славика, закреплять безвольные ноги в веревочных петлях кровати. Теперь она была похожа не на жабу, а скорее на паучиху, которая поймала муху и пеленает ее в белый липкий кокон, в роли мухи же выступал сам Славик. Он попытался пошевелиться, оттолкнуть чудовищную старуху, но тело проигнорировало его приказ.
- Ах ты, щенок, - с противоестественной ласковостью проговорила меж тем ведьма, продевая в петлю также и его руку - Не тебе посылать меня куда бы то ни было. Я могла бы щёлкнуть пальцами и превратить тебя в безмозглую куклу, в робота.
Глаза Славика - единственное, что его ещё слушалось - метнулись к худой фигурке, калачиком свернувшейся в кресле. Старуха заметила его взгляд.
- Да, вроде нее. Поверь, юноша, приятного в этом для тебя было бы мало. На твое счастье, - она недобро усмехнулась, - мне нужно, чтобы мужчина был в сознании. Так что твое существование как разумного существа продлится немного дольше. Некоторое время оно будет даже приятным.
Говоря это, старуха одновременно неспешно затянула петлю на его запястье. Она любовалась собой, наслаждалась безмолвным ужасом Славика. А перед его внутренним взором вдруг и в самом деле возникла огромная паучиха, которая вращала в лапах тело маленького человечка, покрывая его все новыми слоями паутины. Кажется, был такой фильм, виденный им ещё в подростковом возрасте. Что-то про мечи и волшебные кольца...
В том фильме, кстати, Паучиху в итоге пырнули мечом. У Славика тоже есть немного острой стали для его Паучихи. Вон они джинсы, в кармане которых скрывается нож, совсем рядом. Эх, если бы слушалась рука!
И вдруг что-то пришло к Славику, какое-то смутное наитие. Он представил, что маленький человечек разрывает паутинный кокон, и - о, чудо! - почувствовал, как шевельнулся мизинец.
- Куда это ты собрался, юноша? Тебе не убежать...
Старуха потянулась к последней незакрепленной конечности своей жертвы, но парень ее не слушал. Он закрыл глаза и вообразил, как лопаются клейкие нити, как сквозь них прорывается жилистая рука, как она тянется к лежащему на земле мечу... Славик действительно ощущал это. Напряжение мышц, холод металла, касающийся пальцев... Он рванулся за этим ощущением и освободился. Не от веревок, но, по крайней мере, от той паутины, которой ведьма опутала его разум.
Тело снова принадлежало ему, и какой же это был кайф! Никакие опыты с веществами, ни одна ночь с самой горячей девчонкой не дарила Славику такого наслаждения, какое принесло возвращение контроля над вместилищем его разума.
Он дёрнул рукой и с лёгкостью вырвал запястье из сосискообразных пальцев. Ведьма снова начала шептать свои заклинания, но Славик не дал ей закончить. Освобождённой рукой он ударил старуху в лицо. Мышцы слушались ещё недостаточно хорошо, и у него вышел скорее тычок, чем полноценный удар. Тем не менее, этого хватило, чтобы сбить ведьму. Той пришлось отодвинуться подальше и плести паутину слов заново.
Славик потянулся за джинсами, но рука вновь начала становиться все более неуклюжей. А в его сознании огромная паучиха вскинула мощные лапы, покрытые отвратительным черным волосом, распахнула острые челюсти-хелицеры и набросилась на спеленутого человечка с мечом.
Но парень уже знал, что делать. Он снова закрыл глаза, стараясь не отвлекаться на старухино бормотание, и представил как клинок рассекает остатки паутинного кокона, и как маленький человечек с лицом самого Славика бросается на Паучиху в атаку, размахивая сверкающим стальным клинком. Давление на разум вновь ослабло, контроль над рукой не ускользнул. Он сунул руку в карман штанов.
Старуха, попыталась вырвать у него джинсы, но поздно: пальцы Славика уже надёжно сжимали нож. Зубами он открыл свое оружие и с хрустом и чмоканьем всадил лезвие в мягкое жирное тело. Ведьма не то завизжала, не то захрипела и повалилась на свою ускользающую жертву. Она что-то кричала, насылая на Славика то ослепительно-белые волны боли, то такую дурноту, что он лишь чудом не захлебнулся собственной рвотой. Кажется, она даже пыталась задушить его своими пальцами-сосиками.
Но несмотря на боль и тошноту, маленький человечек в воображении Славика все кромсал и рубил волосатые лапы, острые челюсти, и жирное чёрное брюхо, почему-то украшенное белым крестом, как у фашистских танков. А реальный Славик все всаживал и всаживал нож в навалившуюся на него тушу. Он тоже что-то кричал и не слышал собственного крика. Наконец, все было ее кончено: обе Паучихи, реальная и воображаемая, хрипели и дергались в последних конвульсиях.
Славик столкнул с себя тяжёлое тело, и вновь раздался звук удара о пол. На сей раз не ножа в его кармане, а ведьминой головы. Он перерезал верёвку, которая удерживала вторую руку, потом сел и освободил ноги. С трудом встал. Шатало и хотелось немедленно очистить желудок, но Славик себе не позволил: ни к чему оставлять лишние следы своего присутствия в этой проклятой квартире.
Тяжело дыша, он повернулся к Лизе. Та не покинула своего кресла и даже не изменила позы. Сначала Славику даже показалось, что девушка вовсе не заметила яростной схватки, бушевавшей в паре метров от нее. Но потом прислушался и понял, что девушка что-то тихонько бормочет.
"Мама, нет! Мама, нет!" - разобрал он.
Что ж, по крайней мере, ему девчонка не угрожает. Славик вытянул джинсы из-под мертвого тела ведьмы и начал одеваться. А в голове бушевал хоровод беспорядочных мыслей:
"Сдохли, твари. Обе сдохли. Вернее одна тварь, но сдохла дважды. Вернее... черт, неважно! Об этом потом. Сейчас главное - что делать? Никто ж не поверит, что это самооборона была! Посадят!". Он заставил себя успокоиться: "Тише, Славик, тише! Не посадят, если не найдут. Главное, все грамотно сделать..." Он снова сел на кровать, застегивая пуговицы, и принялся размышлять.
Тело старой суки рано или поздно обнаружат. Или девушка придет в себя и позовет на помощь, или соседи почувствуют запах. Мелькнула мысль, гадкая, подлая, похожая на чёрную скользкую пиявку, что девушку тоже лучше убить. Но Славик отогнал ее: может, у него и имеются за плечами кое-какие грешки, но он не мокрушник! К тому же девчонка с придурью, вряд ли полиция много от нее добьется. Надо только не оставлять следов.
Он тщательно осмотрел одежду: кровь на нее вроде не попала, но шмотки все равно надо будет сжечь. От коллег-чоповцев, среди которых немало было старых ментов, он кое-что знал о том, как работает следствие, и понимал, что криминалисты смогут обнаружить даже самые микроскопические, невидимые глазу капельки. Надо будет также прихватить с собой простыни, мало ли что он на них оставил: частички кожи, капли пота. Само собой, избавиться от ножа...
Вроде больше никаких следов, которые могли бы указать на то, что он здесь был. Конечно, в баре видели, как он уходил с этой чокнутой куклой, но заходят они с Жекой туда редко, по имени его никто не знает.
Правда, была ещё барменша, которая пялилась на него, уходящего в обнимку с Лизой. Выходит, этот ее взгляд выражал не ревность, а тревогу? И скольких, интересно, она так же проводила взглядом до Славика? И как старуха избавлялась от тел? Ладно, это все лирика. Об этом - тоже потом. Итак, барменша. Вот она вполне может запомнить увивавшегося вокруг нее парня. И если следаки зайдут задать пару вопросов, вполне может передать им видео с камер с его, Славика, физиономией. Он не особо в это верил, но на всякий случай решил завтра же зайти в парикмахерскую и сменить стрижку. Ладно хоть расплачивался наличкой, не оставил следов банковской карты. Оставалось ещё решить, что сказать Жеке, но это он обдумает на ходу, и так засиделся.
Славик сгреб с кровати простыни, орудие убийства и направился к выходу из квартиры. Девушка в кресле не обратила на него никакого внимания. Он остановился на пороге и ещё раз оглядел комнату. Ничего не забыл? Вроде нет, вроде все в порядке.
Но все не было в порядке. Да, ему серьезная опасность, похоже, не угрожает. Но как быть с Лизой? Что если старуха и впрямь превратила ее в пустую оболочку, почти лишённую разума? Что если он бросит девушку тут, а она умрет от голода? Да если даже и не умрет, оставить бедную дурочку наедине с телом матери будет жестоко.
- Она пыталась заманить тебя на убой, - сказала пиявка в его голове.
Но Славик возразил:
- Она была просто куклой, орудием. Нельзя мстить ей за преступление ее матери.
Но что же делать? Славик мог бы позвонить в "дурку", особенно ничем не рискуя: для одного дельца у него как раз заготовлена симка, оформленная на чужое имя. Но тогда скорая обнаружит труп и сообщит в полицию. А ему лучше, чтобы поиски начались как можно позже. Пожалуй, придется отвезти Лизу к приемному покою и оставить где-нибудь поблизости. И уже потом позвонить, чтобы ее забрали, и надеяться, что девушке помогут. Пиявку такой вариант тоже устроил: менты вряд ли станут прочесывать психушки в поисках свидетелей.
Приняв решение, Славик, вернулся к девушке и коснулся ее плеча. Та подняла на него свое бессмысленное лицо. Какое-то время парень пытался прочесть, осознает ли кукла, кто он такой и что только что сделал, но так и не понял.
- Одевайся, - как можно мягче сказал он. - Нам надо в больницу.
- Я не хочу в больницу.
Что-то насторожило Славика в том, как прозвучали эти слова, он и сам не понял, что именно.
- А куда ты хочешь? - спросил парень.
В ответ девушка лишь пожала плечами.
- Эхх, ... - выматерился Славик. - Навязалась ты на мою голову! Пойдем, покушаем что ли. Кушать то хочешь?
- Кушать?.. Кушать хочу.
И снова почудилось в ее словах какая-то странность. С другой стороны, обстоятельства были такими, что и от более адекватного человека можно ждать странностей в общении. Кроме того, сейчас важнее любых странностей было поскорее увести девушку прочь из квартиры.
Автобусы уже не ходили, пришлось вызывать такси. Для конспирации он назвал адрес соседнего дома. Машину ждали на детской площадке. Деревья отбрасывали на нее резкие черные тени, и Славик надеялся, что даже если какая-нибудь любопытная бабулька и таращится в окно, она по крайней мере не увидит его лица. В ожидании такси парень дымил "LM'ом" - пальцы мелко подрагивали - , а Лиза раскачивались на качелях. Скрип ржавых петель действовал на нервы, но Славик не мешал: пусть отведет душу, в "дурке" качелей нет.
Наконец, такси приехало, и они сели на заднее сиденье автомобиля. Славик на всякий случай расположился у водилы за спиной. Так тому будет сложнее разглядеть пассажира, а если девчонка что-нибудь выкинет, самому Славику будет сподручнее схватить таксиста и приставить к горлу нож. Что в таком случае делать дальше он не знал. К счастью, все обошлось благополучно: мужик с разговорами не лез, Лиза тихонько подвывала играющей в салоне музыке, да и поездка по пустым дорогам не заняла много времени.
Славик побоялся заказывать такси до самой "дурки" и таксист высадил их у обшарпанной панельной девятиэтажки. Пока водила не отчалил, Славик делал вид, что не может найти ключи, а как только такси, мигнув на прощание красными глазами стоп-сигналов, скрылась за углом, взял Лизу за руку и повел прочь от девятины. До больницы было метров триста, и Славик не собирался проходить их все: хрен его знает, были ли камеры в баре или нет, но над входом в психушку они наверняка имеются. Когда красный кирпич "дурки" показался уже в прямой видимости, он потянул девушку к удачно встретившейся скамейке.
- Посиди здесь, я схожу и куплю нам что-нибудь покушать.
Но то ли девчонка постепенно освобождалась от воздействия своей ведьмы-мамаши, то ли изначально понимала своими промытыми мозгами больше, чем казалось на первый взгляд... Она проследила за взглядом, который Славик бросил в сторону недалёкой вывески "Приемный покой".
- Я не хочу в больницу, - повторила Лиза сказанное в квартире.
- И не надо. Я просто схожу и куплю нам покушать. Подожди меня тут.
- Я не хочу в больницу - девушка повысила голос.
Припозднившаяся компания молодежи, как раз проходившая мимо, заоборачивалась в их сторону. Вот только внимания прохожих ему сейчас не хватало.
- Ладно-ладно! - торопливо сказал он вполголоса. - Не будет никакой больницы, пойдем отсюда.
Чертова кукла сразу же успокоилась, дала взять себя за руку и покорно последовала за ним прочь от приемного покоя. Славик вел ее сквозь душную июльскую ночь и лихорадочно размышлял. Что делать? Вырвать руку и просто убежать? И что станет с сумасшедшей на ночных улицах? И куда вызывать ей скорую? Зайти в кафе и улизнуть оттуда? Нет уж, и так уже полгорода видело его с этой девчонкой.
Решение пришло неожиданно. Они как раз шли мимо строительного забора, густо заклеенного афишами и объявлениями, и в глаза Славику бросились крупные черные буквы: "Квартиры посуточно". Ну конечно! Снять хату, дождаться, когда дурочка уснет, и наконец-то свалить. Он набрал указанный в объявлении номер и скоро такси, - к счастью, не то же самое, что в первый раз, - уже везло их на другой конец города.
Хозяин квартиры, крепкий парень на черном Лексусе, уже ждал их у подъезда. Пробежавшись оценивающим взглядом по Лизиной фигуре, он послал Славику лёгкую одобрительную улыбку.
"Тебя бы на мое место, урод", - подумал тот зло. - "Посмотрел бы я, как ты лыбиться будешь".
Но ничего такого он, конечно, не сказал. Выдавил в ответ кривую ухмылку, обменял свои последние деньги на ключи с весёленьким брелоком, и железная дверь подъезда наконец то отсекла их от хозяина и его, мать-перемать, одобрения.
- Ложись, поспи. - сказал он Лизе.
- И ты со мной.
- Я попозже лягу, мне ещё надо кое-куда позвонить.
- Нет, со мной! - теперь уже девушка тянула его за руку.
Тысячетонная бетонная плита усталости вдруг навалилась на плечи.
"Какого черта?" - подумал Славик. - "Прилягу с ней ненадолго, глядишь, быстрее уснет, имея мужика под боком. Самому, главное, не вырубиться..."
Они легли на неразобранную постель и тесно прижались друг к другу. Славик поглаживал шелковистые волосы и прислушивался к дыханию девушки, пытаясь понять, уснула или нет? Веки, тяжёлые, свинцовые, все норовили опуститься, и ему большого труда стоило не обогнать Лизу на пути в страну Морфея.
Знаешь, - вдруг сказала она в темноте. - Я... она никогда не была лучшей в мире матерью.
Это была самая долгая фраза, что он слышал от Лизы за все время их знакомства, и вместе с количеством слов в ее голосе прибавилось той непонятной, тревожащей его странности. А девушка продолжала:
- Да, совсем не лучшей. Но все же она заботилась о своей дочери... на свой лад. Пока могла.
- Ты все помнишь? - хотел спросить он. Но что-то помешало.
Что-то огромное и шершавое заполнило вдруг его рот, не давало сказать ни слова, не позволяло вдохнуть. Паучиха! Она каким-то образом вернулась к жизни, проникла внутрь Славика и теперь возится у него рту, елозит своим мохнатым брюшком с фашистскими крестами по небу и языку, вот-вот укусит, впрыскивая в кровь свой паучий яд. Этот яд разбежится по венам Славика, и тело его вновь станет мягким и безвольным как вареные макароны. Вслед за ядом паучиха выпустит в его кровь свой пищеварительный сок, и тот начнет размягчать Славика ещё больше, медленно переваривать его заживо, пока от парня не останется только пустая оболочка, наполненная питательным бульоном. Тогда Паучиха выпьет этот бульон, раздастся и вновь превратится в жирную старуху...
Славик закричал, попытался вытолкнуть языком восьминогую тварь из своего рта... и проснулся. Но кошмар никуда не исчез. Его рот по-прежнему заполняла мягкая шершавая масса, и все попытки языка выдавить ее оказались тщетны. Он хотел помочь языку пальцами, но обнаружил себя привязанным к кровати.
- Не дергайся, юноша, это бесполезно. - сказала Лиза где-то за его затылком.
И тут Славик понял, что тревожило его все это время. Не только фразы девушки становились все длиннее и длиннее, но и ее голос, манера говорить все больше напоминали убитую им старуху. Он вывернул шею и краем глаза увидел, что девушка снимает с себя одежду. Одновременно он осознал, что и его прежде, чем привязать к кровати, раздели.
- Что ты делаешь? - хотел спросить Славик.
Сквозь кляп изо рта вырвалось глухое лишь неразборчивое мычание, но она его поняла.
- А на что это похоже, юноша? - спросила она. - Мне потребовалось больше времени, чем я думала, но ты все же вернулся в постель.
- Ты! - промычал Славик.
Обнаженная Лиза появилась в поле его зрения. Впрочем, в ее глазах, в выражении лица с каждой секундой было все меньше Лизы и все больше хищной старухи.
- Я - плотоядно улыбнулась Паучиха. - Это все время была я. Тебя, наверное, интересует, что я с тобой сделаю? По правде сказать, мне стоило бы отблагодарить тебя. Ты подтолкнул меня сделать то, что я собиралась сделать уже давно. Расстаться с мешком старой жирной плоти и занять это тело.
Она провела руками по груди и животу, когда-то принадлежавшим ее дочери. Славик рванулся, но путы - на них пошла простыня, захваченная им из квартиры Паучихи, - держали крепко. Ведьма поймала его полный ужаса взгляд.
- Что, я больше тебе не нравлюсь? А... ты имеешь в виду, что было жестоко поступить так со своей дочерью. Ну, как я уже сказала, я никогда не была лучшей в мире матерью. В свое оправдание скажу, что от Лизочки уже немного осталось, для нее это было концом мучений.
"Мама, нет!" - вспомнил Славик. Так вот чем это было! Не горем по убитой родительнице, а последними словами окончательно стираемого сознания...
- Да, мне следовало бы тебя отблагодарить. - тварь погладила его кончиками пальцев, и Славик против воли почувствовал, что тело отзывается на прикосновение. - Но переход в новое тело требует много энергии, которую мне может дать только мужчина. Так что в каком-то смысле ты сдержишь слово, данное Лизочке, и она, наконец, покушает.
Паучиха села на него верхом и стала ритмично двигаться. При этом она не переставала говорить.
- К тому же, мне надо думать о будущем. Этого тела хватит лет на тридцать, а может, и меньше. У нее было слабое здоровье. К тому времени мне нужно будет родить и вырастить себе новое. И ты - идеальный отец. То, как ты сопротивлялся...
Ее движения стали быстрее, а речь более прерывистой.
- В тебе тоже есть... этот дар... наша дочь... подарит мне тело... куда сильнее... Но... я не... смогу... тебя... отблагодарить...
Она протянула руку и взяла что-то с прикроватного столика. Его нож. Славик отчаянно замычал, забился в простынных веревках. Ведьма двигалась все быстрее, и в такт этому движению с ее губ все быстрее срывались слова древнего заговора, которые должны будут наполнить колдовской силой клетки двух людей, что вскоре соединятся в ее чреве, создать из них идеальный сосуд для разума Паучихи. И с последним содроганием переплетённых человеческих тел, с последним словом заклятья, с последним отчаянным воплем жертвы, прорвавшимся сквозь кляп, Паучиха опустила нож.
